Определяя природу своего времени, Гоголь вывел формулу: «Мир в дороге». Сказано как будто о дне сегодняшнем, когда слышны речи даже о новом великом переселении народов. Мир засуетился в предощущении перемен, а значит — новых преобразований и, как подсказывает вековой опыт, неизбежных потрясений, ибо миру нужно твердое основание. Этим ощущением неустойчивости, неуравновешенности мира Гоголь и созвучен нашему времени.
Однако мировые проблемы все же пребывают в некоем отдалении. А вот в сфере русско-украинского диалога творчество Гоголя периодически оказывается в самом центре дискуссии. Так было в годы, предшествовавшие его юбилею, но особенно остро — в сам юбилейный год, а потом время от времени... Кто бы мог подумать, что переводы произведений Гоголя на украинский язык вызовут столько споров и создадут такой градус полемики. Едва ли не главный вопрос, который занимал многих в Украине: так чей же Гоголь, русский или украинский писатель? Правда, жаждущие сенсаций и пикантных моментов журналисты и телеведущие охотнее обсуждали отношение Гоголя к женщинам и подробности перезахоронения его праха в мае 1931 г., акцентируя внимание на мистических аспектах этого события.
Что же касается серьезного осмысления места и роли писателя в истории украинской и русской культуры, то эти проблемы остались в тени. Попытаюсь обратить внимание читателя именно на них, высказав несколько предварительных соображений.
Если посмотреть на роль Гоголя и его творчества в исторических судьбах России и Украины, то она выглядит весьма неоднозначной, здесь есть свои pro еt contra. Гоголь был не только великим зодчим, но и великим разрушителем. Такова природа гения. Гений всегда предлагает новые пути, разрушая, как правило, то, что, по его мнению, мешает движению. Сразу замечу, что Гоголь канонизирован не только русской, но и украинской литературой. Иное дело, что функционирование гоголевского эстетического и философского наследия в канонической системе этих литератур имеет свои принципиальные отличия.
Если говорить о России, можно смело констатировать, что Гоголь оставил глубокий след в ее историческом бытии. Он был едва ли не последним из великих украинских миссионеров, поход которых на Москву начался еще в середине ХVІІ в. с целью интеллектуально укрепить православную империю, представлявшуюся из Киева твердыней православного христианского мира. С Запада наступал католицизм, и киевские интеллектуалы стремились идеологически вооружить православие в этом противостоянии.
С другой стороны, спрос на это был и в Москве. Русская элита, пережив унижения из-за соперничества с Польшей в начале ХVII в., начинает ощущать недостаток собственного образования и обращается к Европе, а Киев видится проводником европейской учености. Когда интересы обеих сторон совпали, начался процесс, который Н. Трубецкой назвал «украинизацией» Москвы. Киевские ученые принесли в Москву свой извод русского языка, который был принят в качестве книжного, а московский извод остался в среде староверов. Гоголь был одним из тех последних украинцев, кто возлагал большие надежды на Россию и видел в ней спасительницу христианства. Книгой «Выбранные места из переписки с друзьями» он предложил (как сказали бы сейчас) новый проект развития русского государства на основаниях обновленного христианства. Апостолом этого нового христианства Гоголь видел себя. Но гоголевский «проект», как известно, был осмеян и подвергнут жесточайшей критике.
Между тем Гоголь усилил мессианские устремления россиян в Новое время. Он видел Россию средоточием христианского мира, нуждавшегося в обновлении веры. Самочинное апостольство (а я полагаю, что есть основания именно так оценивать и квалифицировать стержневой вектор жизни писателя и христианского мыслителя Гоголя) писатель решил реализовать именно здесь, и Россия по своим масштабам отвечала грандиозности его замысла. Это была попытка воплощения православной редакции «нового христианства» — своего рода контрреформация, имевшая целью преображение православного мира.
Начало же мессианским устремлениям было положено еще до рождения Николая Васильевича, а если быть точным, то даже до свадьбы его родителей — Василия Афанасьевича Гоголя-Яновского и Марии Ивановны Косяровской. О таком семейном сюжете она рассказала в свое время в письме к С. Аксакову.
Напомню основные вехи этого «сюжета». Речь идет о мистическом предвидении, о сне, который увидел Василий Афанасьевич в отрочестве. Ему приснилось, что он «стоял в храме по левой стороне; внезапно царские врата открылись, и вышла царица в порфире и короне и начала говорить к нему словами: „Ты познаешь много болезней... но все минет — ты исцелишься, женишься, и вот твоя жена“. И он увидел подле ее ног дитя, сидевшее на полу, и черты его запечатлелись в памяти». Василий Афанасьевич призабыл этот сон, но как-то в местечке Яреськи, куда семейство ездило на молебен в церковь, он увидел в доме тетки будущей жены на руках у кормилицы семимесячного младенца и ясно рассмотрел лицо, на которое во сне указывала Богородица. Он никому не рассказал об этом, но начал часто бывать в доме и охотно играл с ребенком, удивляя взрослых своим энтузиазмом. Когда будущей жене должно было исполниться четырнадцать лет, Василий Афанасьевич увидел «тот самый сон в том самом храме, но не царские врата открылись, а боковые алтарные, и вышла дева в белом платье с сияющей короной на голове, красы неописуемой, и, указав в левую сторону, сказала: „Вот твоя невеста“. Он оглянулся и увидел девочку в белом платье, сидевшую за работой перед маленьким столиком и имевшую те же самые черты лица». После этого Василий Афанасьевич попросил руки Марии Ивановны. Об этом «сюжете» часто говорили в семье, о нем не раз упоминал Гоголь. Именно в нем, по моему мнению, истоки идеи избранности Гоголя, которая была во многом «сокрытым двигателем» его творческой судьбы.
На этом события, направлявшие затем помыслы Гоголя к идее своей избранности, не завершились... Два первых ребенка молодой четы родились мертвыми. Тогда Мария Ивановна дала обет перед чудотворным образом Николы Диканьского: если родится сын, назвать его Николаем — в честь святого. По словам сестры Гоголя Ольги, он «любил вспоминать о том, почему его назвали Николаем». Он стал вымоленным у Господа дитятей.
В возрасте девяти лет умер брат Иван. И в религиозном сознании глубоко верующего Гоголя возникла (не могла не возникнуть) сакральная мысль: «Господь отчего-то благоволит к тебе, не случайно Он оберегает тебя. Ты избранник Божий». Вот где, на мой взгляд, корни гоголевского апостольства. Он на протяжении всей жизни ощущал свое особое призвание. Не этим ли объясняется его замкнутость, таинственность, определенная отстраненность (с точки зрения посторонних), иногда высокомерие? Об этом вспоминают многие мемуаристы. Отсюда, к слову, и Рим, «столица апостолов», избранный Гоголем для жизни. Именно из Рима распространялось христианство по Римской империи и за ее пределы. Отсюда, от ощущения своего призвания и главный диалог жизни Гоголя — диалог с Господом, причастность Которого ко всем своим делам он никогда не ставил под сомнение.
Признание же писательского таланта лишь укрепляло его в вере, ибо «слово было у Бога, и слово было Бог». Писатель, владеющий словом, творит свой мир. Он в этом уподобляется Создателю, он призван Богом. Пророческим жаром дышит русское слово в первую половину ХIХ в. Напомню гоголевские слова из «Авторской исповеди», где он, объясняя провал «Выбранных мест», замечает: «Если бы не завещание, которое я поместил довольно неосторожно, в котором намекал о поученьи, которое обязан дать всяк автор поэтическими созданьями своими, никто бы и не вздумал мне приписывать этого апостольства, несмотря даже на решительный слог и некоторую лирическую торжественность речи» (VIII, 463). То есть Гоголь указывает на причину, по его мнению, провала «Выбранных мест», подтверждая, что она обнажила апостольские устремления.
Настоящий Гоголь начинается с констатации мысли о невозможности дальнейшей полноценной жизни в условиях омертвения человеческой души. Начиная с «Ревизора», писатель закладывает в глубины русского сознания идею перемен, которая с годами только разрасталась и актуализировалась в историческом бытии народа, завершившись катастрофой 1917 г. Хоть сам Гоголь видел и проповедовал иную, нереволюционную форму обновления мира — через личностное самосовершенствование и спасение верой. Идея эта оказалась раздражающей для русского общества и, в конечном итоге, не была принята, — не в последнюю очередь потому, что поставила перед каждым непосильное задание, особенно перед теми нетерпеливыми, чья эгоцентрическая уверенность в своей праведности была непоколебимой. С этим мы «благополучно» дожили до сего дня. И этим, к слову, Гоголь актуален не только для россиян, потому что в мире по-прежнему злободневна проблема духовного самостояния человека. Это универсальная проблема. Развитие общества и его совершенствование возможно лишь при условии, когда каждый его член проникнется этим. Уповать на все новую и новую власть, которая, наконец, сможет изменить этот мир, — занятие бессмысленное.
Важно и то, что Гоголь привил русскому обществу острое и животворное переживание христианского чувства. Причем о своих идеях, изложенных в «Выбранных местах», Гоголь вынудил говорить все российское общество. Книга никого не оставила равнодушным. В свое время М. Гершензон отметил, что полемика вокруг «Выбранных мест» была первой в истории России общенациональной дискуссией. И хотя отношение к книге было негативным, оно не было всеобщим. И последующие поколения стали проявлять живой интерес к этому трагическому произведению, которое сегодня, на очередной волне «нового средневековья», переживает второе рождение. Гоголь оптимизировал русское державное сознание, придал ему веру в великое будущее народа (и до сегодня русские пьют из этой чаши), а его птица-тройка стала своеобразным символом этих устремлений.
Вместе с тем Гоголь был и великим разрушителем. Давайте зададим себе вопрос: какой предстала Россия в его произведениях? Возьмите «Мертвые души», комедию «Ревизор»... Разве такой была Россия, великая империя, которая после антинаполеоновской кампании нависла над Европой, заставив считаться с собой? Посмотрите на архитектуру Петербурга, на его литературу (поэзию Державина, поэму Пушкина «Медный всадник»). Высокая торжественность столицы отвечала сакральному духу империи, ее Царь — помазанник Божий... И в этих пафосных и высоких сферах как диковинная комета засветился смех Гоголя, от которого великая империя на глазах начала терять свое величие, ибо он поместил империю в «зону смеха» (Бахтин).
Следует при этом иметь в виду, что смех в русской культуре начала ХІХ в. — явление маргинальное. Русская культура до Гоголя по самой своей природе серьезна и несколько угрюма. Такова ее География, вынуждавшая русских людей веками бороться за жизнь. Не до жиру... Как писал Пушкин: «От ямщика до первого поэта, / Мы все поем уныло. Грустный вой / Песнь русская» («Домик в Коломне»). Искристый смех Гоголя, который от шуток первых повестей перешел в «Ревизоре» к высмеиванию имперских институтов, соблазнил и покорил Россию. После этого стало модно смеяться надо всем. После премьеры «Ревизора» Николай I скажет, что досталось всем, а ему больше всех... Так были поколеблены самые основы империи.
Это было не только великим освобождением из темноты угрюмости. Вместе с Гоголем в русскую литературу проникает полуденная волна света и смеха. Он научил Россию смеяться. Как говорил И. Аксаков, Гоголь «заставил всю Россию смеяться по своему произволу».
Вероятно, лишь Василий Розанов, гениально чувствовавший собственно русскую материю жизни, с самого начала своего творчества объявил Гоголю настоящую войну, не соблазнившись прелестями его стиля. Он всю жизнь боролся против Гоголя, с первых своих статей. Я напомню некоторые его высказывания: «Появление Гоголя было большим несчастьем для Руси, чем все монгольское иго»; «Гоголь отвинтил какой-то винт внутри русского корабля, после чего корабль стал разваливаться, он „открыл кингстоны“, после чего началось неудержимое, медленное, год от года потопление России»; «Нигилизм не мыслим без Гоголя и до Гоголя». Думаю, более чем достаточно. Розанов тонко подметил опасность гоголевского смеха, который подтачивал Россию изнутри. Любопытно, что одну из причин этого Розанов (и не только он) видел в этническом происхождении Гоголя. В письме к П. Б. Струве в феврале 1918 г. он писал: «Я всю жизнь боролся и ненавидел Гоголя: и в 62 года думаю: ты победил, ужасный хохол». Замечу, что Гоголь в какой-то момент и сам испугался, осознал деструктивный пафос своего творчества, и тогда началось покаяние, длившееся до самой смерти. Но «написанное пером» жило своей жизнью.
Не думаю, что у Гоголя было какое-то сознательное намерение подорвать Россию изнутри (такую мысль можно встретить в некоторых научных статьях), хотя понятно, что освоение чужого мира всегда порождает противоречия и конфликты. Россию Гоголь называет «духовной отчизной», но при этом в «Выбранных местах» говорит: «...я близкий родственник вам всем». Он признает общность «породы», однако не отождествляет себя с читателем. Его позиция — над.
В отношении Украины все тоже не так просто, как может показаться и как иногда утверждают, видя в Гоголе сознательного автономиста. При этом ссылаются на «Размышления Мазепы», где герой говорит: «Но чего можно было ожидать народу, так отличному от русских, дышавшему вольностью и лихим козачеством, хотевшему пожить своею жизнью? Ему угрожала утрата национальности, большее или меньшее уравнение прав с собственным народом русского самодержца» (IX, 83-84). Это лишь слова персонажа несостоявшегося произведения. Но слова знаменательные, все о том же: о правах, о желании «пожить своей жизнью». Мазепа хоть так присутствует, а вот Богдану Хмельницкому не повезло... Гоголь лишь однажды упоминает «великомудрого» (Т. Шевченко) гетмана в «Страшной мести», когда бандурист в городе Глухове «сперва повел... про прежнюю гетьманщину, за Сагайдачного и Богдана Хмельницкого. Тогда иное было время: козачество было в славе; топтало конями неприятелей, и никто не смел посмеяться над ним» (I, 279). Время упомянуто и лишь косвенно сам гетман, правда, рядом с Сагайдачным. И нет его больше у Гоголя. Как нет и Переяславской рады. Загадка? Еще какая! Два символа в большом дискурсе о русско-украинском «единении», две фигуры, две личности, причастные к его творению. Но один не признает другого. По мнению Ю. Барабаша, Гоголь как бы «игнорирует» Богдана Хмельницкого.
Но и с историческим вектором украинского национального бытия у Гоголя был свой конфликт. И тоже, что называется, сущностный. С одной стороны, писатель первым создал образ Украины. И пластический, и духовно-психологический. Он, по мнению М. Грушевского, стал «энтузиастическим певцом украинской жизни» и «осыпал роскошными цветами творчества Украину, которая представлялась ему дорогой, прекрасной (но отметьте! — П. М.) покойницей». Мысль Грушевского, вероятно, идет от статьи Гоголя «О малороссийских песнях», где написано, что народные песни — «надгробный памятник былого, более, нежели надгробный памятник: камень с красноречивым рельефом, с исторической надписью...» (VIII, 90-91).
То есть для Гоголя это все было в прошлом. Для него прекрасная Украина была «покойницей». Это важно понять. Его исторические сочинения — это попытка запечатлеть и спасти то, что утрачено, казалось ему, навсегда. «Тарас Бульба» был гениальной поэмой-тризной по великому прошлому его народа. Он обратился к сюжету из истории казацкой Украины, ощущая зов предков, а среди них в роду Гоголей — гетманы Дорошенко и Скоропадский, а еще — Лизогубы, Забилы и другие украинские шляхетные роды. Даже (не поверите!) Иван Мазепа. «Тарас Бульба» — это повесть-прощание. Сам же писатель, возможно, и не предвидел эффекта, который будет иметь его «отпевание» Украины. Свернутая и сконденсированная в миф великая история была оживлена его гением и в новую эпоху вселилась (чего Гоголь, боюсь, и не предвидел) в украинское национальное сознание, которое уже начало активно формироваться. Ведь Тарас Шевченко был современником Гоголя, хотя они и были в каком-то смысле людьми разных эпох. И в этом нет противоречия. Гоголь, в отличие от Шевченко, не принял романтическую идею нации, дробившую мир. Здесь важно понять, что у оснований украинской идентичности — казацкий миф. А миф нельзя уничтожить. Гоголь вселил в него новую жизнь, сделал это гениально и на века. Уже после смерти писателя в самые темные периоды национального бытия «Тарас Бульба» будил украинское сознание, напоминая о подлинно великом прошлом. Украинец получал в этом эпосе могучую опору, получал то, чем мог гордиться. Его национальную самобытность защищали и гоголевские «лыцари». Такие заслуги Гоголя — основание для того, чтобы его творчество стало национальным достоянием. И вторая редакция повести «Тарас Бульба» читается в Украине совсем иначе, чем в России, так что недавняя киноэпопея Бортко в Украине воспринималась несколько пародийно, а в наиболее трагических сценах не без улыбки. Миф разрушить никому не под силу, и напрасны эти усилия. Как нельзя и приватизировать миф. Соперником среди тех, кто разбудил украинское национальное самосознание, у Гоголя мог быть только Шевченко.
Я бы мог привести десятки свидетельств видных деятелей украинской культуры, которые вдохновлялись повестью «Тарас Бульба». Не случайно именно вокруг ее перевода и разгорелись нешуточные страсти, ибо перевод — форма «присвоения» содержания. Напомню, что «Тараса Бульбу» начали переводить на украинский еще при жизни писателя и всего существует около двадцати переводов. То есть это началось не вчера и не в независимой Украине. Кроме того, вечная дилемма переводчика: какой должна быть мера освоения переводимого текста? Вот В. Жуковский перевел Бауэра, а вышли из-под пера совершенно русские тексты, с которых начался русский романтизм.
Но российские СМИ и русские издания в Украине подняли несколько волн критики, доходившей до личных оскорблений переводчиков и издателей (посмотрите на статьи А. Воронцова на страницах «Литературной газеты»). А И. Золотусский на одном из круглых столов требовал правительственного вмешательства. Такое впечатление, что произошло что-то из ряда вон выходящее, затрагивающее основания государства российского. Уверен, что это лишь повод, а дело в совершенно другом...
Художественный мир Гоголя вырастает из украинской эстетической традиции, и она вторгается в интерпретацию гоголевских текстов. Известно много фактов удивления русских читателей и критиков гоголевской экзотикой и новизной. Я напомню, что в рецензии на «Петербургский сборник» сказал В. Белинский: «У Гоголя не было предшественников в русской литературе, не было (и не могло быть) образцов в иностранных литературах». А в начале ХХ века В. Перетц скажет, что Гоголь явился завершением предшествующего развития украинской литературы, тем самым дав ей новую жизнь. Гоголевское барокко именно оттуда ведет свое начало. Именно оно и определяет своеобразие его гения. Ничем иным нельзя объяснить и огромное влияние Гоголя на украинскую литературу. Напомню, что автор первого системного труда, посвященного языку Гоголя, проф. И. Мандельштам в работе «О характере гоголевского стиля» (1902) пишет, что Гоголь просто переводил с украинского.
В чем суть проблемы гоголевского языка? Украинские ментальные представления воплощены Гоголем в когнитивных моделях русского языка. Другими словами, украинская картина мира воплощена в системе другого языка, живой извод которого Гоголь до Петербурга не слышал. Возникает эффект своеобразного сдвига всей языковой системы. Русское слово под пером Гоголя приобретает несколько смещенную коннотацию. Гоголевский язык — это своеобразный идиолект русского языка, поэтому он, по словам А. С. Орлова, «почти недоступен великорусскому подражанию». И причина, по мнению академика Л. Булаховского, который приводит цитату Орлова, в том, что «сама сатирическая манера Гоголя, характер его юмора, его художественные приемы вообще и языковые в частности — своими корнями глубоко уходят в другую национальную почву». Перед филологами — уникальный опыт, который должен быть исследован и путем перевода, и, как говорят, путем обратного перевода. И потому здесь оснований для дипломатических демаршей и правительственных нот, кажется, быть не должно.
Гоголевский язык властно требует новых подходов, поиска адекватного филологического инструментария и серьезного научного анализа.
Каждый раз, когда история дарила Украине шанс национального пробуждения, осознания самобытности (в ХХ веке — 20-е, 60-е и 90-е годы), общество с удивительным постоянством вновь обращалось к творчеству Гоголя. Многие явления украинской литературы появлялись на свет «с его именем» на устах (химерный роман, например, или бубабисты — группа молодых литераторов из Западной Украины). То есть без учета гоголевского влияния нельзя понять многие явления украинской словесности.
С другой стороны, жизненный путь Гоголя и его наследие объективно сыграли далеко не консолидирующую роль в развитии украинского национального сознания. Скорее наоборот, ослабляли национальную энергию. Гоголь, как утверждал один из проницательных его критиков Евген Маланюк, стал «зачинателем мифа „Руси-России“ и представителем „политического малороссийства“». С точки зрения россиянина, Гоголь — образцовый малоросс, который не стал особенно переживать по поводу того, какая у него душа... Да и масштабы империи пленили. К слову, и не одного его. В этом отношении Путь Гоголя неприемлем, конечно, для украинца, стремившегося выразить себя. А таков вектор национальной жизни любого народа — выразить себя. И именно как Путь он чаще всего пропагандируется и в России, и нашими доморощенными малороссами. Он соблазнил и соблазняет многих поисками славы и признания на просторах России. Ценой отказа от самих себя. Классик украинской литературы И. Нечуй-Левицкий как-то сказал: «В каждом украинце спрятан маленький Гоголь, который, при благоприятных условиях, выходит наружу». Звучит как диагноз.
Идея Преображения и Воскресения православного мира требовала огромных масштабов. Потому Гоголь и оказался в Риме, о котором сказал: «...родину души своей я увидел, где душа моя жила еще прежде меня, прежде, чем я родился на свет». Его трудно представить в роли тихого обывателя не только в Киеве, но и в Петербурге. И даже в Москве. Апостольство требовало Рима... А Россия была полем апостольских деяний Гоголя. Преображение ее было смыслом всей жизни писателя и мыслителя.
Таковы узловые, по моему мнению, вопросы изучения бытования наследия Гоголя в культуре двух народов. Его произведения, находясь на культурном пограничье, продолжают жить в обоих культурных канонах. Гоголь осуществил своеобразный культурный сдвиг в системе этих канонов, и такое «остранение» создавало, создает и будет создавать постоянное креативное напряжение вокруг фигуры и наследия писателя, генерируя новые эстетические идеи в системе двух культур.
На востоке Украины идёт война, и, пожалуй, самый печальный парадокс этого противостояния в том, что команды орудийным расчётам, обстреливающим Славянск, отдаются по-русски так же, как за право разговаривать и учить своих детей на нём сражаются ополченцы Донбасса. Русский мир Украины — понятие даже географически гораздо более широкое, чем юго-восток Украины или Новороссия. Как бы ни хотели нас заставить забыть об этом, русское и русскоязычное население во множестве живёт всюду на Украине. Немало в стране регионов смешанных, где хватает и тех, кто идентифицирует себя как украинцы, и тех, кто считает себя русскими. Один из них — Полтавская область, остающаяся в стороне от открытого противостояния. Один из центров украинского национализма и в то же время родина Гоголя, место, где всегда помнили о Полтавской битве. Где преимущественно русскоязычные города окружены говорящими на мове деревнями. О том, что происходит в области на фоне гражданской войны и как живётся тем, кто продолжает считать себя частью Русского мира, в интервью «Русскому миру» рассказал Виктор Шестаков, глава Русской общины Полтавской области.
— Полтава — это «сердце Украины», «душа Украины», поэтому миропонимание коренных жителей здесь строится больше на ощущении своей украинской идентичности, — рассказывает Виктор Шестаков. — Всё, что сейчас происходит в российско-украинских отношениях, они воспринимают достаточно агрессивно. Область однозначно важна и для нынешней власти, поэтому ей уделяется очень большое внимание. Большая часть глав районов и сам губернатор являются представителями партии «Свобода», здесь также достаточно серьёзно представлены и «Удар», и «Батькивщина». Соответственно, вся внутренняя политика сейчас будет строиться на усилении украинизации, усилении, как они это называют, культурно-просветительской, патриотической работы. Я не назову это русофобией, потому что каких-то ярких примеров агрессивной риторики по сравнению с минувшим (как это было например, во время празднования 300-летия Полтавской битвы), мне привести сложно. Тем не менее 305-я годовщина сражения, можно уже говорить однозначно, отмечаться не будет, также как и 205-я годовщина рождения Гоголя на его родине не праздновалась никем вообще. То есть это уже тенденция.
— А в каком состоянии пребывает русскоязычное образование в области?
— Тут точка фактически уже поставлена, потому что в области осталось две русских школы и четыре смешанных. В самой Полтаве русских школ уже нет — лишь в двух школах есть несколько русских классов. Динамика роста украинских классов превалирует, соответственно, русские классы просто исчезают. Любопытно, что русскоязычные классы во многом держатся благодаря представителям народов Кавказа, Средней Азии и смешанным семьям с арабами — они выбирают русский язык для обучения. Получается, что русское население области — это порядка 120 тысяч человек по последней переписи — они не выбирают русский язык в школах для своих детей. Я считаю, что главная проблема русских в этом регионе — в уровне национальной самоидентификации. При этом два крупнейших города области — Полтава и Кременчуг — это русскоязычные города. Кременчуг — однозначно русскоязычный город, а Полтава традиционно была двуязычной, но в последнее время в связи с притоком сельского населения русский язык вымывается. И всё же говорить о том, что Полтава полностью перешла на мову, совсем неверно.
— Вы возглавляете Русскую общину Полтавской области. Как у Вас строятся взаимоотношения с властями, особенно в последнее время?
— Не строятся никак. До того отношения — назвать их конструктивными очень сложно — всё же были: по крайней мере нас приглашали на какие-то круглые столы, события, которые были связаны с представителями национальных меньшинств или с мероприятиями на уровне общественных советов — и областных, и городских. С нынешними властями за последние четыре месяца у нас было мало контактов. Прежде всего, это участие в праздновании 9 Мая.
В Полтаве 9 Мая был и праздник, и траур — были и те, кто носил георгиевские ленточки, и те, кто пытался их сорвать. Было и агрессивное поведение, хотя это скорее единичные факты. Но в целом, можно сказать, город отказался от ленточек. Если раньше мы привозили и раздавали их тысячами — за час на оживлённых перекрёстках ребята раздавали по три-четыре тысячи ленточек, много было ленточек на машинах, то теперь этого нет.
— В чём причина?
— Я думаю, в большей степени это боязнь. Потому что другие элементы традиционного праздника, вызывавшие меньшее раздражение и меньшее опасение, присутствовали — люди приходили и приносили цветы, кашу варили...
— День Победы у Вас воспринимается сейчас как однозначно пророссийский праздник?
— Я думаю, нет. И всё же общество ещё не отошло от событий Майдана и всего, что произошло после. Плюс состояние фактически гражданской войны накладывает отпечаток на воспринимаемые события.
— Люди поддерживают Майдан?
— В большинстве своём, безусловно, поддерживают. В Полтавской области традиционно не сильны пророссийские настроения. Даже несмотря на два таких сильных бренда — Полтавскую битву и Гоголя. Кстати говоря, руководство области, скажем так, неумно ими не пользуется. Ведь за исключением, пожалуй, Севастополя, Киева и Львова ни одна другая область не обладает таким плацдармом для развития туризма. С учётом того, что область в основном аграрная, а производства, на 90 % ориентированные на Россию, останавливаются, если области и грозит какой-то взрыв, то он будет, скорее всего, социальным — не политическим.
— В связи с избранием президентом Порошенко Вы ожидаете каких-то изменений для Вашей организации?
— Нет-нет. Совершенно очевидно, что любая власть, которая хочет остановить деятельность какой-то общественной организации, может это сделать совершенно спокойно. Однако наша организация работает в правовом поле, мы занимаемся в большей степени популяризацией исторических событий. Единственное, что может произойти неприятного, — это если мы столкнёмся с непониманием нашей работы со стороны областного руководства. С другой стороны, мы всё равно будем заниматься тем, чем и занимались.
Беседовал Борис Серов
Книга « » - это фундаментальное исследование о том, как формировалась Украина. Историк и литературовед Сергей Беляков сравнивает русский и украинский взгляд на историю, чтобы понять, в чем они сходятся, а где противоречат друг другу. В рамках совместного проекта с премией «Просветитель» T&P публикуют отрывок из книги о русском взгляде на украинцев и об украинском взгляде на русских во времена Гоголя, то есть о том, почему малороссийские крестьянки пугали непослушных детей «москалем», а русские крестьяне всегда старались «обдурить хохла».
Русский взгляд на украинца
В ХIХ веке украинцу еще никто не разъяснил, что он украинец, а русский мужик, если верить современной науке, знать не знал, что он русский. Оба просто не подходили под современные определения нации.
Скучная модернизация едва-едва начиналась в императорской России. Русские и украинские крестьяне после века Просвещения в большинстве своем не умели ни читать, ни писать. Да им и некогда было отвлекаться от важных дел ради этих досужих, барских, панских занятий. А сами баре и паны внешне больше походили на французов, реже - на немцев или англичан, чем на своих крепостных и даже на собственных предков - русских бояр и князей, козацких гетманов и полковников. Господа между собой даже разговаривали на языке, непонятном их собственной прислуге.
Каждая большая деревня жила собственным миром, имела свои обычаи, свои порядки. Мелкие черточки отличали людей из разных деревень, уроженцы разных губерний различались еще больше: одеждой, говором и опять-таки обычаями и традициями. Но и в те времена нация не распадалась на бесчисленное множество общин, деревень, мирков. Разнообразие только укрепляло единство. Границы наций, которые никак не может заметить современный ученый, вооруженный «теорией модернизации» и монографией Бенедикта Андерсона, прекрасно видели современники Гоголя и Шевченко.
Украинские крестьяне не ждали от русских панов ничего доброго, глядели на ученых с подозрением, на вопросы отвечали уклончиво, прикидывались дурачками
Жители Малороссии даже внешне мало походили на великороссов. Они почти не носили бород, но отпускали усы и часто брили головы на козацкий манер. Постоянный труд под южным солнцем преображал внешность. И бледнолицые русские баре с интересом смотрели на украинского крестьянина, бронзового от загара: «Лучи солнца его смуглят до того, что он светится, как лаком покрыт, и весь череп его из желта позеленеет…»
В XIX веке стремительно развивались новые науки - этнография и фольклористика. Интеллигентные господа из Петербурга, Москвы, Варшавы приезжали в деревню или небольшой город, заходили в крестьянские избы и хаты, расспрашивали мужиков о жизни, пытались узнать о традициях и обрядах, записать песни, сказки, думы, рассказы о старине. Ездили этнографы и по украинским селам. Украинские крестьяне не ждали от русских или польских панов ничего доброго, а потому глядели на ученых с подозрением. Когда же этнограф раскрывал рот и начинал задавать вопросы, которые мужики менее всего ожидали от него услышать, подозрения только усиливались: «О, да се добра казючка!», - решали они и «хитрости» барина противопоставляли свою собственную хитрость. На вопросы отвечали уклончиво, прикидывались дурачками, тупицами, не понимающими, о чем их вообще спрашивают. Но все-таки находились этнографы, сумевшие завоевать сердца недоверчивых малороссиян. […]
*Руководство к изучению русской земли и ее народонаселения. По лекциям М.Владимирского-Буданова составил и издал преподаватель географии во Владимирской Киевской военной гимназии А.Редров. Европейская Россия. - Киев, 1867. С. 261;
Лескинен М.В. Понятие «нрав народа» в российской этнографии второй половины XIX века. Описание малоросса в научно-популярной литературе и проблема стереотипа // Украина и украинцы: образы, представления, стереотипы. Русские и украинцы во взаимном общении и восприятии. - М.: Ин-т славяноведения РАН, 2008. С. 81.
На взгляд русского образованного человека, типичный украинец (малороссиянин, южноросс, хохол) «угрюм, неразговорчив, самоуверен»*, скрытен и упрям. Вообще редкий русский наблюдатель не писал о «хохлацком упрямстве». Алексей Левшин, расположенный к малороссиянам, описывал их почти так же: «…умные лица и усы, при крепком сложении, обритой бороде и высоком росте, придают им величественный вид. Жаль, что они неповоротливы».
Эту серьезность, меланхоличность отмечали и русские, и сами украинцы. Пантелеймон Кулиш сочтет «глубокое спокойствие» малороссиян национальной чертой, а Тарас Шевченко - следствием тяжкой доли: «…бедный неулыбающийся мужик поет свою унылую задушевную песню в надежде на лучшее существование».
Свадьба - одно из самых радостных событий в жизни человека. На украинском языке она даже и называется «весiлля». Но вот И.М. Долгорукий и на свадьбе заметил мало радости. Князь нашел, что в родной Великороссии много лучше, веселее и женихи, и невесты, и свадебные обряды: «Взгляните вы на Хохла, даже самого обрадованного […] который только что женился и с молодой выспался: он тупит глаза, стоит недвижим и ворочается по-медвежьи. Подруга его была бы наказание всякого человека, у коего сердце бьется и ищет сладости жизни, тогда как на Севере, в нашей, можно сказать, железной стороне, где все уже теперь скутано от мороза, простая девка крестьянская в сарафане так привлекательна, парень молодой в сапогах, заломя шапку, после венца, так затейлив и занимателен. Они могут быть и не Адонис с Венерою, но веселы, резвы, забавны. Свобода и довольство: вот корни, от которых произрастает наше счастье и отрада! А у Хохла, кажется, нет ни того, ни другого…».
Русские крестьяне не были ни культурнее, ни цивилизованнее своих соседей, однако их взгляды на украинцев напоминали барские
Зато русские единодушно писали о честности украинцев. «Воровство и теперь здесь в омерзении», - замечал в начале XIX века Алексей Левшин. Полвека спустя эта оценка слово в слово повторяется преподавателем географии во Владимирской киевской гимназии А.Редровым: «Воровство между малороссами считается самым постыдным, самым ненавистным пороком», а еще двадцать лет спустя и Дмитрием Семеновым: «Честность малоросса […] также известна всем. Случаи воровства очень редки».
Впрочем, сами украинцы относились к себе строже. Этнографом записан анекдот о христианском благочестии. Евреи схватили Христа и водили его по христианским землям: польским, немецким, украинским. Поляки решили: давайте нашего Спасителя отобьем! И Христос полякам за их «щирость» (искренность, великодушие) даровал военную доблесть. И теперь что ни поляк, то вояка. Немцы решили: давайте нашего Спасителя выкупим! Христос и немцам за их «щирость» даровал успех в торговых делах. Что ни немец, то купец. И повели, наконец, евреи Христа туда, где «наши мужики-сиряки у корчмы стояли, мед-горилку попивали». И один из мужиков предложил: давайте нашего Спасителя выкрадем! И Спаситель не оставил их без награды. И с тех пор повелось: что ни мужик, то вор.
Русские замечали в малороссиянах не только честность, но и скрытность, и плутовство. А честность, на взгляд русских, парадоксально сочеталась с хитростью и скрытностью. Даже Николай Васильевич Гоголь при первом знакомстве в 1832 году не понравился Сергею Тимофеевичу Аксакову: «Наружный вид Гоголя был тогда совершенно другой и невыгодный для него: хохол на голове, гладко подстриженные височки, выбритые усы и подбородок […] нам показалось, что в нем было что-то хохлацкое и плутоватое». А ведь Сергей Тимофеевич был, пожалуй, одним из самых толерантных к малороссиянам людей, хорошим знакомым не только Гоголя, но и Шевченко, и Кулиша.
◀ 1 / 4 *Полевой никогда не бывал на правобережной Украине, где поляки приучили украинских крестьян не только кланяться, но и целовать им руки.
Впрочем, гораздо чаще писали не о плутовстве, но о сердечности малороссов, их склонности к «задумчивой созерцательности» и «задушевному лиризму», об их любви к природе и «аристократическом презрении» к торгашеству. Разумеется, «меланхоличные» и «задумчивые» казались совершенно неспособными к торговле и предпринимательству. Здесь они безнадежно проигрывали не только евреям, но и русским. Малоросс «не кулак, не барышник», - пишет прозаик Д.Л. Мордовцев (сам украинец), во многом повторяя украинского этнографа П. Чубинского. Украинский крестьянин, таким образом, начисто лишен «бойкости, подвижности, быстрой сметки, умения пользоваться обстоятельствами», ему чужды цинизм и практицизм. «Малороссиянин молчалив, не словоохотлив, не кланяется*, подобно русскому крестьянину, не обещает многого; но он хитр, умен. Дорожит словом и держит его», - писал Николай Полевой.
Мария Лескинен, современный ученый славист из академического Института славяноведения, замечает, что сами различия между великороссом и малороссом слишком напоминают противопоставление человека, испорченного цивилизацией, городской культурой, человеку традиционной культуры, не тронутому пороками цивилизации. Взгляд русского на малоросса - это взгляд «свысока», взгляд человека цивилизованного на человека «природного». Все это так, но вот русские крестьяне не были ни культурнее, ни цивилизованнее своих соседей украинцев, они ничего не слышали про образ «естественного человека», однако их взгляды на украинцев напоминали барские. Правда, было важное различие: этнограф, писатель, вообще барин или интеллигент, вольно или невольно смягчали свои оценки, находили случай подчеркнуть достоинства малороссов. Исключением была грубость не любившего «хохлов» князя Долгорукого. Простые же русские люди были куда менее деликатны, они прямо называли украинцев «хохлами», считали их людьми «упрямыми» и «недалекими». Многие всячески старались «обдурить хохла», насмехаясь над «хохлацкой харей». […]
Знаменитый артист Михаил Семенович Щепкин, сам природный малороссиянин, рассказывал анекдот о малороссийском характере. Однажды какой-то «ямщик-хохол» вез господина. Тот, по русскому обыкновению, подгонял ямщика ударами, но ямщик не только не погонял лошадей, но даже не огладывался, и только за полторы версты перед станцией «пустил коней во весь опор». На станции господин устыдился своей жестокости, но спросил ямщика, почему же тот не ехал скорее? «Да ни хотилось», - отвечал тот. […]
В XVII веке предки украинцев называли себя «русскими» или «руськими», говорили «руськой мовой», но собственно русских из царства Московского своими не считали. Их называли «московитами», «московцами», «москвой», «москалями». Положение не изменится и в первой половине XVIII века. Пилип (Филипп) Орлик в письме к запорожцам Олешковской Сечи ставит «москалей» в один ряд с другими чужеземными народами: «Москали, сербы, волохи и иные чужеземцы». Для нерусифицированного украинского крестьянина москаль останется чужаком и в XIX веке. […]
Иногда словосочетание «Московское государство» использовали и в Москве, причем даже в официальной титулатуре русских государей. В семидесятые годы XVI века это понятие использовал Иван Грозный, а в 1605–1606 годах - Лжедмитрий I. Хотя традиционным именованием государство были «Росия», «Росийское царство», «Росийское государство». См.: Хорошкевич А.Л. В лабиринте этно-политико-географических наименований Восточной Европы середины XVII века.С.17,18,20.
В гоголевские времена русский читатель, прежде не бывавший в Малороссии, мог разве что из художественной литературы узнать, что он, оказывается, москаль или кацап. Хотя бы из «Вечеров на хуторе близ Диканьки». Там можно найти просто оскорбительные эпизоды, но в глаза читателю «Вечеров» они никогда не бросались. Их немного, разбросаны они редко, а в роскошном, богатом яркими метафорами тексте Гоголя все эти кацапы-москали едва заметны. Но если их собрать вместе, как это сделал украинский литературовед Олег Кудрин, то выяснится, что Гоголь, в общем, следовал распространенным в его времена украинским стереотипам о русских. Образ москаля в народном фольклоре и в гоголевских «Вечерах» практически один и тот же.
Москаля нередко изображали вором и лгуном. В.И. Даль в своем словаре великорусского языка зафиксировал малороссийский глагол «москалить - мошенничать, обманывать в торговле». Хивря в «Сорочинской ярмарке» говорит: «…дурень мой отправился на всю ночь с кумом под возы, чтоб москали на случай не подцепили чего». «Дурень» - это Солопий Черевик, ее муж, «москали» - может быть, солдаты, а может быть, вездесущие тогда русские торговцы, коробейники-москали, которых полно бывало и на малороссийских ярмарках. Не забывает москалей и сам Черевик: «Да мне так теперь сделалось весело, как будто мою старуху москали увезли».
В предании о поездке Антона Головатого к царице Екатерине, записанной этнографами у Анания Ивановича Коломийца, русская императрица обещает запорожцам земли, леса, угодья. Но сопровождавший Головатого писарь Оноприй Шпак будто бы сказал своему товарищу: «…да не верь ты […] москалю. Кто москалю поверит, тот сам - неверный!»
Солдаты, квартировавшие в малороссийских городах и селах, внесли свой вклад в образ москаля
У слова «москаль» есть и еще одно значение - солдат, военный. Подразумевалось, что солдат русский, ведь других солдат после поражения Карла XII под Полтавой и сдачи в плен почти всей шведской армии под Переволочной, земли Гетманщины, Слобожанщины и Запорожья не знали. А русские солдаты-москали проходили украинские земли, когда отправлялись воевать с поляками, турками, венграми или становились на постой в мирное время.
Казарм на русскую армию не хватало. Со времен Петра Великого солдатам и офицерам нередко приходилось размещаться «по обывательским квартирам». Солдаты, квартировавшие в малороссийских городах и селах, внесли свой вклад в образ москаля. Даже в те, славные для русского оружия времена непобедимый русский солдат не был избалован заботой интендантов. Рассчитывать приходилось на себя, а победители Наполеона, покорители Кавказа и усмирители Польши нуждались не только в хорошем питании: «Я слуга царский! Я служу Богу и государю за весь мир христианский! Куры и гуси, молодицы и девки, нам принадлежат по праву воина и по приказу его благородия!». Так изображает русских солдат автор «Истории русов». Образованный малороссийский дворянин, он пишет о русских со сдержанной неприязнью.
Вероятно, у него были некоторые основания. Осенью 1855 года, когда англо-французская армия воевала в Крыму, а флот союзников атаковал черноморские порты, на украинскую землю вступили ратники московского ополчения. Многие из них носили бороды, как Иван Аксаков, который служил в одной из дружин. Ополченцев встречали хорошо, «даже лучше, чем в России», замечает Аксаков, явно разделяя эти две страны. Однако постепенно чувства охладевали, и заботливые хозяева уже не могли дождаться, «когда оставит их рать бородатых москалей». Многие русские ратники вели себя в малороссийских селах грубо и развязно, «грубостью и цинизмом шуток» оскорбляли малороссиянок, смеялись «над хохлами, как жадные волки на овец», бросались на горилку. Причину этого Аксаков определил, по всей видимости, верно: русский «здесь как бы в стороне чужой, не в России и смотрит на жителей как на людей, совершенно ему чуждых».
Солдат для мирного жителя всегда человек неприятный. Сверх того, русский солдат для малороссиян не был своим. Он оставался иноплеменником, если не прямо враждебным, то просто чужим, незваным гостем из далекой, холодной страны - Московщины, москалем, с которым лучше не иметь дела. […]
Черт и москаль для украинца первой половины XIX столетия бывают не только подобны друг другу, но и взаимозаменяемы
Москаль в представлении украинских крестьян - человек хитрый и вообще неглупый. Этнограф Георгий Булашев собрал целую коллекцию национальных стереотипов, какие были распространены у малороссийских крестьян конца XIX - начала XX веков. Однако многие из них, очевидно, сформировались гораздо раньше. Если верить этим материалам, то украинцы будто бы вообще боялись иметь дело с москалями, например нанимать их на работу: непременно обманут. Зато их считали хорошими знахарями, что тоже примечательно: знахарь - человек умный и хитрый, ему открыты знания, недоступные другим. Москали даже ходят «не так, как мы ходим, гуртом, а один за одним, чтоб легче было», - рассказывали украинские крестьяне. […]
Как известно, Николай Васильевич Гоголь собирал малороссийские песни, были, рассказы, анекдоты. Между последними был и такой, известный «всякому малороссиянину». Москаля-солдата за грехи забрали в ад, но тот сделал жизнь чертей совершенно невыносимой - рисовал на стенах (видимо, в пекле есть и стены) кресты да монастыри. И черти были рады, когда нашли способ выгнать москаля из ада. […]
Москали совершенно неодолимы. Известное дело, «от черта открестишься, от москаля дубиной не отмашешься», - говорит украинская пословица. […] В малороссийских пословицах, собранных В.И. Далем для словарной статьи, москаль оказывается человеком совершенно невыносимым: «От москаля, хоть полы отрежь, да уйди!», «С москалем дружись, а камень за пазухой держи», «– Кто идет? - Черт! - Ладно, абы не москаль».
Черт и москаль для украинца первой половины XIX столетия бывают не только подобны друг другу, но и взаимозаменяемы. […] Малороссийские крестьянки у Гоголя пугают детей чертом. В реальности, случалось, пугали и москалем: «Они переливают чувство сие (ненависть к москалям. - С.Б.) в самих малюток и пугают их москалями . При сем имени малое дитя перестает кричать», - писал Левшин. Дело было в 1815 году. […]
О москалях сочиняли анекдоты, москали отвечали той же монетой. Среди историй, записанных этнографами, были настоящие мифы о генезисе наций. Например, о том, как апостолы Петр и Павел (Петро и Павло) делали хохлов и москалей: Петр «робил» хохлов, а Павел - москалей. […]
Как известно, Бог изгнал Адама и Еву на грешную землю в качестве наказания. Так что мир сей полон несовершенства. Это особенно заметно, когда смотришь телевизор, считает Артем Кречетников. Если вы хотите вступить с Артемом Кречетниковым в дискуссию, используйте для своих комментариев форму справа. Я вчера смотрел телевизор. Россия и Украина готовятся отмечать 200-летие Николая Васильевича Гоголя. Если Пушкин - создатель русского литературного языка и "солнце русской поэзии", то Гоголь - основоположник русского критического реализма и сатиры. А русского ли? В канун юбилея этот вопрос вдруг оказался едва ли не главным. Судя по публикациям в интернете, волнует он больше украинскую публику. В современной Украине отношение к Гоголю довольно сложное. С одной стороны, великим соотечественником гордятся. С другой - считают либо ренегатом, либо жертвой имперской культурной политики. Естественно, на щит поднимается прежде всего самое "украинское" из произведений Гоголя - "Вечера на хуторе близ Диканьки". Образ писателя ассоциируется в основном с Солохой, чертом и варениками. Гоголя представляют в первую очередь как юмориста, хотя писатель и человек он был, в общем, невеселый. Для россиян все проще. Они твердо помнят, что "проходили" Гоголя в школе по курсу русской литературы, поэтому уверены, что писатель он русский, переживания украинцев по данному поводу смехотворны, и дискутировать тут не о чем. Но ведь по крови и месту рождения Гоголь - украинец! Тут, как говорится, ни убавить, ни прибавить. Николай Бердяев совершенно справедливо, на мой взгляд, высказался в том духе, что национальная идентичность - это не кровь, а состояние души. Кем человек себя считает, тем он и является. Разумеется, полученное с детства воспитание ограничивает самоидентификацию жесткими рамками. На каком языке тебе пели колыбельные, тот и останется родным навсегда, как ни учи другие. Если ты родился и вырос в России, то, сколько ни англофильствуй, англичанином не сделаешься. Можно стать британцем по паспорту, но это иное. А вот когда человек родился в смешанном браке, или (как Гоголь) воспитывался на стыке культур, возможны варианты. Писатель - человек Слова. Язык - его среда обитания и орудие производства. Поэтому он принадлежит той национальной литературе, на чьем языке творил. Вот почему украинец Гоголь писал по-русски - вопрос другой. Думаю, потому, что хотел издаваться, иметь как можно больше читателей, да и, наконец, жить в русскоговорящем Петербурге, который во время Гоголя был единственным средоточием духовной жизни в империи. В Киеве или Полтаве ему толком и поговорить было бы не с кем. Талант должен реализоваться. Россия дала Гоголю такое поле для самореализации, какого Украина по тем временам дать не могла. Был другой путь - самому творить это поле, посвятить себя созданию украинского литературного языка и формированию самосознания. В этом случае Гоголь стал бы национальным героем Украины. Но за ее пределами его, вероятно, сегодня бы мало кто и помнил. Интересно, что думал по этому поводу сам Николай Васильевич. Известны его слова: "Пускай и чех, и словак говорят на языке Пушкина". Судя по всему, он был не очень озабочен национальным вопросом, и ощущал себя не украинцем, а именно что малороссом. Представителем особой ветви, но русского, а не какого иного народа. Вот есть казаки, сибиряки, поморы со своим специфическим говором, традициями и любовью к малой родине, а есть малороссы. В то же время, сдается мне, в какой-то части своей души Гоголь всегда оставался украинцем. Не зря же в русской литературе он стал первым мастером не чего-нибудь, а именно сатиры. Ох, не нравились ему порядки петербургской империи! И великорусские типы - своих маниловых, ноздревых, городничих - он вывел с едким сарказмом. И державная "слава, купленная кровью", его, в отличие от Пушкина с "Полтавой" и Лермонтова с "Бородиным", не вдохновляла, а свое единственное историко-героическое произведение, "Тараса Бульбу", он написал на чисто украинском материале. Во всех описаниях русской деревни у Пушкина, Некрасова, Тургенева, непременно присутствуют баре. А вот в Диканьке, судя по всему, помещика не было. Помню, я обратил на это внимание еще в школе, и очень удивился. На уроках истории нас учили, что украинских крестьян закрепостили польские паны, а после объединения с Россией крепостное право сохранилось в смягченном виде. А это что же получается: в сравнительно близкую екатерининскую эпоху на Полтавщине жили вольные хлебопашцы? Для современников Гоголя намек был очевиден. Это как - фига в кармане в форме безобидной рождественской сказки? Гоголь - классик русской литературы. Гоголь - щедрый дар украинской земли и духа русской культуре. Великий русский писатель, и великий сын Украины. Обоим народам есть что праздновать, и чем гордиться. Письма читателей и ответы Артема Думаю, потому, что хотел издаваться, иметь как можно больше читателей, да и, наконец, жить в русскоговорящем Петербурге. Вот это очень смешная фраза, это настолько глупо, что позволить ее может только иностранец, ведь автор - иностранец по духу уж точно. Основная тема статьи - противопоставить народы, а во времена Гоголя народ был един, не надо было решать вопрос на каком языке печатать на шотландском или английском, чтобы больше читали. В признании того факта, что русские и украинцы - два разных народа?- народы разные, но имеющие одни корни, одно прошлое и одно будущее, словянская цивилизация может выстоять, выжить только в обьединении. Напрасно Запад из глупой корысти хочет нас уничтожить. В славянах, много хорошего, креативного. Без нас вам будет скучно, поверьте.Украина
Артем Кречетников: Конечно, трудно говорить за всю страну, но из опыта моих поездок на Украину и общения с людьми могу сказать, что "малороссов" в гоголевском смысле этого слова там, пожалуй, не осталось. Люди делятся на тех, кто считает себя украинцами, и тех, кто считает себя русскими без всяких оговорок. Малороссийская идентичность - это факт прошлого.Андрей Марчуков, к.и.н., Институт Российской истории РАН, специально для РИА Новости.
В эти дни в России отмечается двухсотлетие со дня рождения одного из величайших классиков русской литературы Николая Васильевича Гоголя. Юбилей - прекрасный повод вспомнить писателя и все то, что он хотел донести до современников и потомков. Отмечается он и на Украине. И это правильно, ведь и сам Гоголь, и его творчество - наше общее достояние. Но, к сожалению, на Украине юбилей стал очередным поводом для политических спекуляций вокруг личности и творчества писателя. Налицо идеологическая кампания, имя которой «борьба за Гоголя». Ведется она теми же силами, что и кампания «голодомора-геноцида».
Ее задача - «доказать», что Гоголь принадлежит только Украине, что Россию он не любил и презирал и был чуть ли не украинским националистом. А цель - изменить сознание народа Украины (и России), разорвать наше духовное единство.
В отношении Гоголя на Украине прослеживаются две тенденции.
Первая - его неприятие как писателя русского - пока преобладает. Характерно, что в большинстве украинских учебников Гоголь не включается в «родную литературу», а вместе с прочими русскими писателями помещен в раздел литературы «иностранной». Казалось бы: есть гений, малоросс родом, перу которого принадлежат одни из самых поэтических описаний Украины - зачем же отказываться от него? Дело в том, что любовь к Украине у Гоголя и у националистов - разная. Как и отношение к России и русскости.
Вторая тенденция - это стремление сделать из Гоголя борца за украинскую нацию и ненавистника России. Именно она стала сердцевиной всей кампании.
Суть идеологии украинского национализма состоит в утверждении, что украинцы и русские - совершенно чуждые друг другу народы, с разным происхождением и исторической судьбой. В полном соответствии с этой установкой создается и образ Гоголя - вопреки тому, что думал и писал он сам.
Гоголь осуждается за то, что «предал» свою национальность и «продал» России душу. Его творчество делится на две части. Первая - «украинская» («Вечера на хуторе близ Диканьки» и «Миргород») - хорошая. Вторая - «российская» («Ревизор» , «Мертвые души» , петербургский цикл и, конечно, «Выбранные места из переписки с друзьями») - плохая. Гоголь полюбить Россию не сумел, зато показал безотрадность российской жизни.
Россию «борцы за украинского Гоголя» обвиняют в том, что она присвоила себе его творчество -чтобы подняться «из азиатской забитости» и не чувствовать «интеллектуальную и культурную ущербность» перед европейскими народами.
Произведения Гоголя подвергаются «исправлению», особенно при переводе на украинский. Из них изымается все, где говорится о русскости. Например, в одном из современных изданий для школьников и студентов «Тараса Бульбы» все слова «русский» оказались «переведены» как «украинский» или «казачий». Так, «русская сила» превратилась в «украинскую», «русская душа» - в «козацьку». Восклицание «Пусть же славится до конца века Русская земля!» теперь звучит «Хай же славна буде довiку Козацька земля!», а фраза «как умеют биться на Русской земле!» - «як умiють битися в землi українськiй!».
Во времена Гоголя слово «украинский» имело другой, территориальный, смысл, а слово «украинец» почти не встречалось. Потом их стали использовать творцы украинской идеи, превратив в синоним слова «нерусский». В ходу же были названия «малоросс», Малороссия, которые и использовал Гоголь. Со временем термины «малоросс» и «украинец» стали означать совершенно разный национальный выбор.
Так как Гоголь смотрел на национальный вопрос? Его национальное мироощущение, взгляды на Россию и Малороссию развивались вместе с его ростом как личности и писателя, а их формировали совсем другие идеи и устремления. Уже в юности у него возникло осознание своего предназначения, желание принести людям пользу, причем полем деятельности он видел всю страну. Гоголь хотел быть русским писателем, сказать свое слово всей России и всему человечеству.
Да, взгляды молодого Гоголя на историю испытывали воздействие тех автономистско-казачьих представлений, которые имели хождение в малороссийском дворянстве. Случалось, в исторических набросках или общении, особенно под влиянием личных переживаний, он воспроизводил их расхожие штампы. Но даже тогда ему (как и подавляющему большинству его земляков) и в голову не приходило ставить под сомнение правильность пребывания Малороссии в составе России. А позже он и вовсе отошел от них.
Подвергался Гоголь и пропаганде со стороны неприятелей России. Польские националисты пытались обратить его в католичество, старались внушить антироссийские мифы (о дикости и неславянском происхождении русских, их чуждости украинцам, примитивности русского языка). Но попытки эти оказались безуспешными.
Первоначальную известность Гоголь получил благодаря малороссийской тематике. В дальнейшем Гоголя стали занимать гораздо более глобальные вопросы, хотя любовь к своей малой родине он пронес через всю жизнь. Но любовь к Малороссии и ненависть к России - вещи не только не связанные, но даже противоположные. К тому же, его повести способствовали закреплению в русском сознании образа Малороссии и малороссов как «своих». А в малороссийском обществе - укреплению общерусского сознания.
Необоснованны утверждения о Гоголе и как о человеке, бичующем Россию (кстати, «Ревизор» и «Мертвые души» были хорошо встречены публикой, а Николай I благоволил писателю). Невозможно отразить реальную жизнь, не обратившись к общественным язвам - духовным и социальным (как их порождению). Устранить дурные качества в человеке (и в себе самом), а не осмеять Россию - такой он видел свою задачу.
Гоголь - глубоко христианский писатель и вне христианства понять его невозможно. «Все, где только выражалось познание людей и души человека… меня занимало, и на этой дороге… я пришел ко Христу, увидевши в нем ключ к душе человека», писал он. Нет никакого «светлого» и «темного» Гоголя. Был человек, постигающий мир, ищущий ответы на его главные вопросы. И это было именно взросление, постепенное развитие его личности, а не превращение из «украинского Павла» в «русского Савла», как твердят националисты.
Духовная эволюция как верующего человека, изучение истории и привели его к постижению России. Причем в ее коренном, религиозном смысле, который утратило вестернизированное высшее общество, но который сохранился в Церкви и православном народе. Не просто как страну и государство, но как ее идеал - Святую Русь, как отблеск Царства Божия на земле. «Мне не хочется и на три месяца оставлять Россию, пишет он респонденту. - Ни за что бы я не выехал из Москвы, которую так люблю. Да и вообще Россия все мне становится ближе и ближе; кроме свойства родины есть в ней что-то еще выше родины, точно это как бы та земля, откуда ближе к родине небесной».
Православное миропонимание заставило Гоголя по-новому задуматься и о судьбе Малороссии, а также о национальном самоощущении. «…сам не знаю, какая у меня душа, хохлацкая или русская, - писал он А. Смирновой. - Знаю только, что никак бы не дал преимущества ни малороссиянину перед русским, ни русскому перед малороссиянином. Обе природы слишком щедро одарены богом и как нарочно каждая из них порознь заключает в себе то, чего нет в другой - явный знак, что они должны пополнить одна другую. Для этого самые истории их прошедшего быта даны им непохожие одна на другую, дабы порознь воспитались различные силы их характеров, чтобы потом, слившись воедино, составить собой нечто совершеннейшее в человечестве».
Показательно и отношение Гоголя к русскому языку. Он для него - не просто родной, глубокий и красивый. Это язык веры и познания Бога. Какое «наслажденье… изловить чудные законы его, в которых… отразился предвечный отец и на котором должна загреметь вселенная хвалой ему», писал он К. Аксакову. «Нам, малороссам и русским, нужна одна поэзия, спокойная и сильная, - убеждал Гоголь земляков, - нетленная поэзия правды, добра и красоты… Всякий пишущий теперь должен думать не о розни, он должен прежде всего поставить себя перед лицом того, кто дал нам вечное человеческое слово».
Можно ли отказываться от такого языка, да еще ради изобретения некоего «национального украинского», чем стали заниматься украинофилы?
Итак, обе части Руси самим ходом истории и Божьей волей должны идти по пути не только политического, но и культурного и национального единства. Почему?
Общерусский путь, по убеждению Гоголя, наиболее полно отвечал предназначению и Великой, и Малой Руси, вместе составляющих Россию. Лишь слившись в неразрывном единстве, составив «нечто совершеннейшее в человечестве» - русского человека - могли они подняться до того духовного состояния, которое позволило бы им воплотить возложенную на них задачу - донести человечеству свидетельство Божие на земле.
Тем самым, Гоголь отрицательно отнесся к появившейся украинской идее, сутью которой было как раз их максимальное культурное, национальное и политическое разделение. Вот за этот выбор и не любят Гоголя украинские националисты.
А свое кредо сам он выразил так: «мысли мои, мое имя, мои труды будут принадлежать России», неразрывной частью которой он видел и свою родную Малороссию.