И других. Ирландская культура - одна из древнейших в Европе, и после 700 лет господства Англии страна восстановила свою национальную идентичность гораздо быстрее, чем это происходит в России после 70 лет существования Советского Союза. В рамках литературного проекта «Скрытое золото ХХ века» в скором времени будут изданы две книги ирландских авторов, которые ранее целиком не выходили на русском. В чем уникальность ирландской истории и культуры и почему ирландцы так похожи на русских, рассказала переводчик .
Примерно со времен Шекспира Ирландия - с посторонней помощью - начала создавать образ, который сейчас называется «сценическим ирландцем». Впервые он появился в «Генрихе V». Эту инициативу подхватили другие драматурги. Потом то, что начиналось в театре, выплеснулось с подмостков в народ, и образом ирландца, который сейчас обитает у людей в головах, мы в значительной степени обязаны английским драматургам, сложным отношениям между Англией и Ирландией и 700-летнему господству первой над второй.
В определении того, кто такой «сценический ирландец», я придерживаюсь позиции выдающегося ирландского мыслителя ХХ века Деклана Киберда, который посвятил свою жизнь (дай ему бог здоровья - он еще жив) изучению того, как мировая культура и история создали Ирландию. Этот «сценический ирландец» был придуман англичанами для того, чтобы у Англии появился «другой»: собирательная фигура всего того, что Англия не. Особенно он оказался востребован в викторианскую эпоху.
Примерно с того времени, как в Англии началась промышленная революция, английскому культурному пространству и менталитету было приятно считать себя эффективными, то есть не расходующими себя на эмоции, фантазии и грезы. Вся сновидческая реальность и связанные с ней чувства признаются неэффективными, ненужными и отставляются далеко в сторону. Постулируется, что англичане - это сдержанность, холодность, закрытость - то, что до сих пор стереотипически связывается с Англией. А ирландцы - это все, что противоположно.
Фото: Clodagh Kilcoyne / Getty Images
В этом смысле взросление культуры не очень отличается от человеческого взросления. Особенно в подростковом возрасте. Только взрослый человек может определить себя как самость без отрицания. Я есть это и это, умею то и то, добился того и того. Когда мы маленькие, у нас пока нет достижений и провалов, нам приходится определять себя через «я - не...»: я не Вася, не Петя и не Катя. А кто ты? Я не знаю. В этом отношении Англии был нужен «другой», и до этого другого было рукой подать - соседний остров. И он был все, что Англия вроде как не: недисциплинированный, ленивый, вздорный, взбалмошный, эмоциональный, сентиментальный. Похоже на классический конфликт физиков и лириков. Этот набор качеств и закрепился за ирландцами на определенное время.
Где-то с середины XIX века и чуть далее, когда в индустриализованную Англию хлынул поток рабочих мигрантов из Ирландии, ирландцам даже выгоден был этот стереотип. Потому что когда человек приезжает из глухой деревни (а Ирландия - это в основном пространство не городское) в город, то он оказывается на другой планете, где нет ничего общего с той коммунальной жизнью, которую он вел в деревне. И тут ему предлагают готовую маску этакого деревенского дурачка - и он принимает ее на себя. Мы при этом понимаем, что даже деревенские ирландцы - сметливые, ушлые, наблюдательные, ехидные, демонстрирующие бытовую хватку и способность выживать в экстремальных обстоятельствах. Но этот образ был выгоден, и ирландцы, особенно перебравшиеся в Англию, его какое-то время поддерживали - сознательно или бессознательно.
Рисунок ирландского художника Джеймса Махони (1810–1879).
Великий голод середины XIX века - фантастическое по своей чудовищности событие в истории Ирландии, когда 20 процентов населения страны погибло или уехало. Понятно, что потом случилась Вторая мировая, и мир повидал еще не такое, но до изобретения оружия массового поражения и без всяких эпидемий потерять столько людей просто потому, что им кушать было нечего, - это было чудовищно. И надо сказать, что население Ирландии не восстановилось до прежних размеров до сих пор. Поэтому трагедия Великого голода актуальна для Ирландии и поныне влияет на представление ирландцев о самих себе, на их позицию относительно окружающего мира и тем более определяла накал страстей в период Ирландского возрождения рубежа XIX-XX веков, когда страна наконец обрела независимость от Англии.
Позже, уже в ХХ веке, на фоне того самого «сценического ирландца» - веселого остроязыкого раздолбая - возникает консьюмеристское общество со всем этим коммерческим хайпом вокруг лепреконов, радуг, горшков с золотом, танцев типа Lord of the Dance, которые имеют довольно косвенное отношение к народной традиции. Страна, которая долго была в нищете, наконец поняла, что богатство ее истории, темперамент (потому что без темперамента в их условиях не выживешь - и климат не фонтан, и история последних 700 лет не располагала к расслабленности) - это все можно коммерциализировать. Это нормальное занятие любой европейской культуры. Просто среди европейских стран Ирландия настолько богата гуманитарно, что богаче едва ли не любой культуры, не считая античной.
Так произошло, в частности, еще и потому, что Ирландия никогда не была под Римом. Городская культура пришла к ней не через те каналы, через которые ее получила континентальная Европа. И организация отношений между людьми была не такая, и иерархические взаимосвязи в обществе выстраивались не под давлением римского права и римского порядка.
Фото: Siegfried Kuttig / Globallookpress.com
Ирландия же вообще была очень дробная - такая Тверская область, разбитая на районы размером примерно с Чертаново. В каждом был свой король и свои взаимоотношения с соседями. При этом вплоть до прихода англо-норманнов в XII веке это все было единое культурное непрерывное пространство более или менее единого языка (диалектов было полно, но люди друг друга понимали), единого старого закона, едва ли не одного из самых старых из сохранившихся законодательных систем на земле. Основан он был на житейской логике, потому что в Ирландии не было ни карательной, ни законодательной власти в римском ее понимании.
Закон был традицией, а традиция - законом. Раз в какое-то время происходило собрание народа при верховном короле, вершился суд, вносились прецедентарные поправки. И эта древняя, непрерывная на протяжении тысячелетий традиция создала уникальную культуру, которую ирландцы - после того, как англичане оставили их в покое, - коммерциализировали, и мы сейчас имеем всех этих лепреконов, которые в массовом сознании связаны с Ирландией, как матрешка, балалайка, медведи и снег - с Россией. При этом мы понимаем, что «на здоровье» мы, выпивая, не говорим, матрешек друг другу дарим только очень по большому стебу, и нужно быть очень специфически имиджево ориентированным человеком, чтобы носить картуз с гвоздикой в повседневной жизни.
А теперь о том, почему мы взялись издавать на русском языке авторов, которые никому не известны. Во-первых, ирландские великие писатели уровня Уайльда, Шоу, Джойса, Беккета, О"Кейси, Йейтса, Хини - так или иначе, в большей или меньшей степени переведены на русский. Другое дело, что мало кто догадывается о том, что они ирландцы. А они ирландцы. При том что понятие ирландскости - оно очень, очень непростое.
Фото: Sasha / Hulton Archive / Getty Images
Почему? Потому что Ирландия - та же Америка, только в пределах Европы. Пока не началось завоевание того полушария, Ирландия была краем Европы. Дальше - большая вода. Волна за волной люди, которые шли на запад, в конечном счете упирались в предел - в Ирландию. И туда наприходила прорва народу, поэтому генетически ирландцы - это смесь иберийских кельтов, континентальных кельтов, англосаксов, скандинавов. Поэтому разумно считать ирландцами тех, кто сам считает себя ирландцем.
Внутри Ирландии с XII-XIV веков первая волна англо-норманнов очень быстро адаптировалась, ассимилировалась, и эти люди, которые были до Кромвеля, назывались «старыми англичанами» - Old English. Так вот они считаются абсолютными ирландцами, при том что в дремучем анамнезе у них не кельты, а англосаксы и норманны. Но они родили детей, эти дети уже говорили по-ирландски, носили ирландскую одежду, пели ирландские песни и были ирландцами, потому что их отцы женились на ирландских женщинах. А воспитывает ребенка мать, говорит с ним на своем языке, поэтому ребенок - ирландец, независимо от того, какие у него крови по папе. В этом смысле совершенно матриархальная история.
До той поры, пока Англия была католической, все, кто пришел в Ирландию, становились ирландцами. В эту старую, вязкую, завораживающую культуру люди падали с головой и растворялись в ней. Потому что англо-нормандской культуре к тому моменту было 100 лет. Эта смесь англосаксов и норманнов была таким вот чудищем Франкенштейна, которое еще не осознало себя как отдельную самость. А у Ирландии к тому времени уже семь веков была письменность, они были очагом европейской цивилизации, спасали от темного Средневековья всю католическую Европу, были центром просвещения. И в VI-VIII веках с севера Европы на юг пришла толпа католических просветителей.
Но в эпоху Тюдоров ситуация поменялась: Англия перестала быть католической, а ирландцы стали врагами, потому что остались католиками. И дальше это уже был конфликт национально-религиозный. На этой почве представления об ирландце изменились, и политика в XIX веке приравняла ирландскость к католицизму - то есть культурный аспект отпал, а религиозный остался, и англоязычным протестантам, считавшим себя ирландцами до мозга костей, пришлось нелегко - литераторам в особенности.
Теперь о литературе. У Ирландии четыре нобелевских лауреата по литературе - Йейтс, Шоу, Беккет, Хини. И это у нации, в которой всего пять миллионов человек. Это во-первых. Во-вторых, в их тени, особенно в тени Джойса, выросла огромная литература, часть которой, к счастью, существует и по-русски. И это нам хотелось бы тоже подчеркнуть.
Ну и в этом году мы решили издать двух авторов, имевших прямое или косвенное отношение к ирландскому Возрождению. Первый - Томас О"Крихинь с книгой «Островитянин». Он писал по-ирландски, и Юрий Андрейчук перевел его с ирландского, что особенно ценно, потому что есть тенденция переводить ирландских писателей с английских переводов. Средневековая ирландская литература переводится на русский давно, но современная ирландская литература, написанная на ирландском языке, в русскоязычном пространстве почти не фигурирует. И мы решили начать этот поход - не то чтобы наполеоновский, но некоторые планы на десяток книг, переводимых с ирландского, у нас есть.
Больше двух книг в год мы делать не будем, потому что Юра [Андрейчук] больше не осилит: с ирландского переводить - это не баран чихнул, а у Юры еще преподавательская нагрузка. Но очень хочется показать русскому читателю, что ирландский язык не умер - это не латынь, и насколько богата литература на ирландском языке. И модернизм, и постмодернизм в ней есть. Ирландская литература в силу исторических причин больше склонна к малому жанру, нежели к романной форме. И «Улисс», в общем, не очень-то замаскированный сборник рассказов, что никак не умаляет его достоинств, но важно понимать, что вся традиция ирландского творчества в языке организует это литературное пространство как пространство малой формы: поэзия, рассказы, драматургия. Хотя, глядишь, представим читателям и некоторый набор привычных нам романов.
Томас О"Крихинь написал эпохальный биографический роман. О’Крихинь родился в середине XIX века, то есть примерно в Великий голод, и прожил довольно длинную жизнь уже в ХХ веке. Жил он на острове Бласкет. Это такой абсолютный заповедник в смысле культуры, языка, взаимоотношений и прочего. Бласкетцы, понятно, ездили на Большую землю - на основной остров - по своим делам, но у них специфическое все: одежда, походка, язык, они выделяются в толпе. И когда их спрашивали - ты что за ирландец такой, они отвечали: мы бласкетцы. Ирландия, с их точки зрения, опопсела, модернизировалась и вульгаризировалась, а они остались ветхозаветными.
Жизнь на Бласкете была жестокой, мрачной, таким непрерывным преодолением, когда на улицу можно было неделю не выйти, потому что ветер валил с ног. Потому что почва там - это камень, поросший травой, и нет ничего, кроме водорослей, чтобы эту почву удобрить. И люди на этом острове выживали. Их оттуда в середине ХХ века эвакуировали под тем предлогом, что там непригодные для жизни условия, а на самом деле - чтобы народ от налогов не уклонялся и вообще был подконтрольным. И сейчас эти острова потихонечку превращают в музеи-заповедники. В частности - Бласкет.
И житель этого острова с подачи одного своего приятеля неспешно, целой чередой писем составил автобиографию. И породил целое течение автобиографических свидетельств, которые призваны были зафиксировать уходящую реальность этого заповедника: на Бласкете таких мемуаристов возникло еще двое помимо О’Крихиня. В «Островитянине» очень сложный ирландский язык, специфический диалект, Юра с ним бодался почти год. И справочный аппарат большой.
«Островитянин» Томаса О"Крихиня - настоящая мемуарная, не беллетризованная Ирландия, уникальный документ. Есть еще один бонус: роман «Поющие Лазаря» Флэнна ОʼБрайена - в значительной мере кивок в сторону «Островитянина» и вообще мемуарного феномена Бласкета. Но это пародия не на самих островитян, а скорее на сентиментализацию этого пласта литературных высказываний. В целом это был популярный жанр, потому что ирландцы понимали: натура уходит; ее фиксация была ценна не только националистам, но и вообще интеллигентным людям - как память о прошлом.
Вторая книжка - «Ирландские чудные сказания» Джеймза Стивенза, такой образчик гэльского Ренессанса, с которым мы знакомы преимущественно по работам Йейтса, леди Грегори и, до некоторой степени, Джорджа Расселла. Это люди, которые занимались возрождением культуры, собиранием фольклора, перерождением и трансляцией собранного через театр. Стивенз одного поколения с Джойсом, тогда пересказы мифологического материала были модной штукой, занялся этим еще О"Грэйди-старший, и дальше - Йейтс, Грегори и Стивенз.
Но чем примечателен Стивенз - так это фантастическим чувством юмора. Если леди Грегори работала с текстами очень педантично, скрупулезно, то он взял десять сказаний и их переработал, пересказал, переложил. Он вытащил из этих текстов смешное, ироничное, хулиганское, живое, сдул с них патину вечности. К любому эпосу читатель нередко склонен относиться с благоговением и скукой, потому что там действуют люди с непонятной мотивацией, у них свои, отличные от наших ценности. Книга Стивенза может дать русскоязычному читателю возможность увидеть в мифологическом материале неустаревающую настоящую жизнь, живой смех и поэзию. Стивенз в этом смысле переводчик между временами.
В сухом остатке, как нам кажется, эти две книги дадут читателю возможность соприкоснуться со временем гэльского Ренессанса - то есть тем временем, когда Ирландия радикально переосмысляла себя и пересоздавала себя такой, какой мы сейчас ее видим, за пределами лубочных стереотипов.
Ирландская литература , одна из древнейших в Европе, относится к группе кельтских литератур.
До появления письменности по стране ходили устные сказания, переносимые от одного населённого пункта к другому бардами и друидами . В V веке в Ирландии возникает письменность - это связано с постепенной христианизацией страны. В VI веке появляются первые памятники литературы на латинском языке; с начала VII века возникает литература на древнеирландском языке. Набеги норвежских и шведских викингов , жестоко разорявших страну в IX-X вв., нанесли значительный ущерб ирландской культуре. Викинги грабили монастыри, где накапливалось богатство, убивали аббатов и учёных. Монахи строили так называемые круглые башни, чтобы в случае набега отсидеться в них. В эти башни зачастую переносили рукописи. Многие из рукописных саг были в эти времена переработаны и приняли ту форму, в которой нам известны сейчас.
В монастырях создавалась в основном литература религиозная - гимны и жития святых. Первые ирландские тексты на латинском языке восходят к VI в. Возможно, ещё к V в. относятся некоторые латинские гимны - гимн святого Камелака и гимн святого Секундина в честь Святого Патрика ; в VI в. создан гимн Колума Килле (Колумбы) «Вышний сеятель» (Altus Prosator). Возможно, именно Ирландия является родиной такого своеобразного памятника, как Гесперийские речения .
В VII в. в Ирландии возникает житийная литература. Первыми памятниками такого рода стали не дошедшие до нас жития святой Бригиты и святого Патрика, написанные Ултаном из Ардбраккана. Древнейшие сохранившиеся латинские жития - это жития Патрика, созданные Мурьху мокку Махтени и Тиреханом и житие святой Бригиты Когитоза. На рубеже VII-VIII вв. Адомнан создаёт одно из наиболее выдающихся произведений средневековой ирландской литературы - «Житие святого Колумбы» (Колума Килле). Монастырь Колумбы на шотландском острове Айона становится крупным культурным центром. В VIII веке создаются и жития других святых, в частности, ряд житий, дошедших до нас в составе, так называемой, «Саламанкской рукописи».
Написанная в IX веке поэма «Видение Адамнана» предвосхитила «Божественную комедию» Данте . Постепенно формировалась и литература научная: исторические хроники, трактаты по медицине, карты Ирландии, обычно плохо отражавшие реальную топографию местности.
Возникновение первых текстов на древнеирландском языке относится к VII в., но рукописи этого времени не сохранились; древнейшие дошедшие до нас манускрипты датируются XI-XII вв. Это Lebor na hUidre («Книга Бурой Коровы» , ок. 1100 года) и Lebor Laigen («Лейнстерская книга» , ок. 1160 года).
В ирландском эпосе различают четыре основных цикла:
Барды, кормившиеся при дворах феодалов, развлекали их эпическими сказаниями, иногда перемежая текст последних стихами. Барды воспевали воинскую героику, путешествия, а порою и романтическую любовь, и даже красоты местности, обычно в сверхизящном, выспренном стиле.
Среди первых переводов с латинского на древне- и среднеирландский языки можно отметить перевод Ненния («Бриттская книга» - Lebor Breatnach ), в который ирландские авторы внесли интересные дополнения. Монастырские писатели переводили античные сказания и мифы, например, известную по гомеровской «Одиссее» эпопею о троянской войне, включая миф о странствиях Улисса , историю Энея - по «Энеиде» Вергилия и эпопею Лукана «Фарсалия».
Норманнские завоеватели совершенно не интересовались культурой кельтов и смешавшихся с ними потомков викингов. Они строили каменные замки, которые отгораживали их от коренных обитателей страны. Старые саги сохранились среди крестьянского населения. Барды ютились в замках уцелевших ирландских феодалов. Норманнскую знать развлекали заезжие барды-французы, певшие обыкновенно о подвигах Карла Великого или о святом Граале.
Ирландия в этот период находится частично под властью британской монархии. К концу XVII века эта власть законодательно закрепляется, и Ирландия полностью теряет свою независимость.
Однако уже в XVI веке начинает развиваться литература преимущественно ирландская, можно даже сказать, националистическая. В этот период, особенно в XVII веке, деятельно работают собиратели старых саг, преданий и летописей, они комплектуют новые сборники старых текстов, зачастую переписывая их на более современный лад. Саги иногда принимают форму народных баллад или даже сказок.
Барды по-прежнему верны идеалам «старой доброй Ирландии» и воспевают предков современных им ирландских феодалов за их героические деяния. Из тексты становятся более простыми - из нескольких сотен старых стихотворных размеров они теперь пользуются только примерно 24-мя. Меняется и вся система поэзии - от силлабической она переходит к тонической, наподобие занесенных из Англии и Франции стихотворных текстов. Среди текстов XVII века выделяется сборник «Распря поэтов» (ирл. Iomarbháigh na bhfileadh ) - своеобразный поэтический турнир, где поэты, показывая свою эрудицию и знание истории, восхваляют достоинства Севера и Юга Ирландии. «История» Джеффри Китинга является образцом прозаического произведения того времени.
В XVIII веке ирландская литература постепенно приходит в упадок. Эпоха феодализма приходит к концу, и уже некому заботиться об ирландских бардах . «Последний бард» - слепой арфист Торла О"Каролан - умер в 1738 году . Старые литературные формы также отжили своё, а для выработки новых пока нет подходящих условий. Экономика страны находится в полном упадке, английские землевладельцы разоряют страну. Ирландская проза также приходит в упадок, а поэзия перестает подпитываться новыми формами и идеями. Из поэзии того времени интересна поэма «Оссиан в стране юности» Майкла Комина (умер в 1760 году) - переложение мифа об Оссиане и творчество рано умершего Э. О’Салливана .
На протяжении следующего, XIX века Ирландия дала не так уж много выдающихся авторов из числа живших в пределах страны. Необходимо назвать поэта и барда Энтони Рафтери (1779-1835), рожденного в графстве Мейо и всю жизнь прожившего на западе Ирландии. Некоторые из его текстов, написанных на ирландском языке, дошли до нас. Во второй половине XIX века начинает действовать Gaelic League (Союз авторов, пишущих на ирландском языке), она проводит в стране литературные конкурсы.
В середине XIX века, в годы «великого голода», вызванного неурожаем картофеля, около трети населения страны вымирает, почти столько же эмигрирует в Англию и в США. Большая часть эмигрантов ассимилируется с местным населением.
В XVIII и XIX веках среди английских писателей некоторые были ирландского происхождения. Среди них были такие всемирно известные авторы как Джонатан Свифт , Оливер Голдсмит и Ричард Бринсли Шеридан . Реалистическую картину жизни ирландского общества в XVIII - начале XIX в. дают романы Марии Эджуорт . В то же время внутри страны национальная культура ирландцев планомерно подавляется и даже уничтожается англичанами.
Конечно, долго так продолжаться не могло. В конце XIX века наблюдался новый подъём национального самосознания ирландцев, связанный с борьбой за независимость страны. Ирландское литературное возрождение дало миру ряд замечательных писателей. Крупнейшими из них являлись драматурги Джон Синг и Шон О’Кейси , собирательница народных преданий леди Огаста Грэгори , а также поэт и критик Уильям Батлер Йейтс . Многие ирландские авторы достигли всемирной славы, живя в Англии; среди них Бернард Шоу и Оскар Уайлд .
В годы после того, как Ирландия добилась независимости, появилось много интересных авторов. Романист Джеймс Джойс , автор эпического романа «Улисс » и классического цикла новелл «Дублинцы », оказал заметное влияние на европейскую литературу середины и конца XX века. Другим известным мастером короткой новеллы был Фрэнк О’Коннор (1903-1966), чьи книги до сих пор издаются большими тиражами в англоязычных странах. Драматург-авангардист Сэмюэл Беккет и поэт Шеймас Хини стали лауреатами Нобелевской премии по литературе , соответственно в 1969 и в 1995 годах.
Широко известны также современные писатели: Мартин ОʼКайн (1906-1970), Элис Диллон (1920-1994), Эдна О’Брайен (род. 1930), Боб Шоу (1931-1996), лауреат Букеровской премии Джон Бэнвилл (род. 1945), Дермот Хили (1947-2014), Колм Тойбин (род. 1955), лауреат Букеровской премии Энн Энрайт (род. 1962), Оуэн Колфер (род. 1965), драматурги Брендан Биэн (1923-1964), Брайан Фрил (1929-2015), лауреат Букеровской премии Родди Дойл (род. 1958), поэты Патрик Кавана (1904-1967), Майкл Лонгли (род. 1939), Шеймас Дин (род. 1940), Кахал О’Шарки (род. 1956).
В Ирландии действует Союз Поэтов (Poetry Ireland), организующий поэтические чтения по всей стране. Во многих городах проходят литературные фестивали.
|
||||||||||||||||||||||||||
Так, с печальным грузом тяжелейших потерь, Магдалина и её маленькая дочурка Веста, охраняемые шестью Храмовиками, наконец-то решились пуститься в далёкое и нелёгкое путешествие – в дивную страну Окситанию, пока что знакомую только лишь одной Магдалине...
Дальше – был корабль... Была длинная, тяжкая дорога... Несмотря на своё глубокое горе, Магдалина, во время всего нескончаемо-длинного путешествия была с Рыцарями неизменно приветливой, собранной и спокойной. Храмовики тянулись к ней, видя её светлую, печальную улыбку, и обожали её за покой, который испытывали, находясь с рядом с ней... А она с радостью отдавала им своё сердце, зная, какая жестокая боль жгла их уставшие души, и как сильно казнила их происшедшая с Радомиром и Иоанном беда...
Когда они наконец-то достигли желанной Долины Магов, все без исключения мечтали только лишь об одном – отдохнуть от бед и боли, насколько для каждого это было возможно.
Слишком много было утрачено дорогого...
Слишком высокой была цена.
Сама же Магдалина, покинувшая Долину Магов, будучи малой десятилетней девочкой, теперь c трепетом заново «узнавала» свою гордую и любимую Окситанию, в которой всё – каждый цветок, каждый камень, каждое дерево, казались ей родными!.. Истосковавшись по прошлому, она жадно вдыхала бушующий «доброй магией» окситанский воздух и не могла поверить, что вот она наконец-то пришла Домой...
Это была её родная земля. Её будущий Светлый Мир, построить который она обещала Радомиру. И это к ней принесла она теперь своё горе и скорбь, будто потерянное дитя, ищущее у Матери защиты, сочувствия и покоя...
Магдалина знала – чтобы исполнить наказ Радомира, она должна была чувствовать себя уверенной, собранной и сильной. Но пока она лишь жила, замкнувшись в своей глубочайшей скорби, и была до сумасшествия одинокой...
Без Радомира её жизнь стала пустой, никчемной и горькой... Он обитал теперь где-то далеко, в незнакомом и дивном Мире, куда не могла дотянуться её душа... А ей так безумно по-человечески, по-женски его не хватало!.. И никто, к сожалению, не мог ей ничем в этом помочь.
Тут мы снова её увидели...
На высоком, сплошь заросшем полевыми цветами обрыве, прижав колени к груди, одиноко сидела Магдалина... Она, как уже стало привычным, провожала закат – ещё один очередной день, прожитый без Радомира... Она знала – таких дней будет ещё очень и очень много. И знала, ей придётся к этому привыкнуть. Несмотря на всю горечь и пустоту, Магдалина хорошо понимала – впереди её ждала долгая, непростая жизнь, и прожить её придётся ей одной... Без Радомира. Что представить пока что ей никак не удавалось, ибо он жил везде – в каждой её клеточке, в её снах и бодрствовании, в каждом предмете, которого он когда-то касался. Казалось, всё окружающее пространство было пропитано присутствием Радомира... И даже если бы она пожелала, от этого не было никакого спасения.
Вечер был тихим, спокойным и тёплым. Оживающая после дневной жары природа бушевала запахами разогретых цветущих лугов и хвои... Магдалина прислушивалась к монотонным звукам обычного лесного мира – он был на удивление таким простым, и таким спокойным!.. Разморенные летней жарой, в соседних кустах громко жужжали пчёлы. Даже они, трудолюбивые, предпочитали убраться подальше от жгучих дневных лучей, и теперь радостно впитывали живительную вечернюю прохладу. Чувствуя человеческое добро, крошечная цветная птичка безбоязненно села на тёплое плечо Магдалины и в благодарность залилась звонкими серебристыми трелями... Но Магдалина этого не замечала. Она вновь унеслась в привычный мир своих грёз, в котором всё ещё жил Радомир...
И она снова его вспоминала...
Его невероятную доброту... Его буйную жажду Жизни... Его светлую ласковую улыбку и пронзительный взгляд его синих глаз... И его твёрдую уверенность в правоте избранного им пути. Вспоминала чудесного, сильного человека, который, будучи совсем ещё ребёнком, уже подчинял себе целые толпы!..
Вспоминала его ласку... Тепло и верность его большого сердца... Всё это жило теперь только лишь в её памяти, не поддаваясь времени, не уходя в забвение. Всё оно жило и... болело. Иногда ей даже казалось – ещё чуть-чуть, и она перестанет дышать... Но дни бежали. И жизнь всё также продолжалась. Её обязывал оставленный Радомиром ДОЛГ. Поэтому, со своими чувствами и желаниями она, насколько могла, не считалась.
Сын, Светодар, по которому она безумно скучала, находился в далёкой Испании вместе с Раданом. Магдалина знала – ему тяжелей... Он был ещё слишком молод, чтобы смириться с такой потерей. Но ещё она также знала, что даже при самом глубоком горе, он никогда не покажет свою слабость чужим.
Он был сыном Радомира...
И это обязывало его быть сильным.
Снова прошло несколько месяцев.
И вот, понемногу, как это бывает даже с самой страшной потерей, Магдалина стала оживать. Видимо, приходило правильное время возвращаться к живущим...
Облюбовав крошечный Монтсегюр, который был самым магическим в Долине замком (так как стоял на «точке перехода» в другие миры), Магдалина с дочуркой вскоре начали потихоньку туда перебираться. Начали обживать их новый, незнакомый ещё, Дом...
И, наконец, помня настойчивое желание Радомира, Магдалина понемногу стала набирать себе первых учеников... Это была наверняка одна из самых лёгких задач, так как каждый человек на этом дивном клочке земли был более или менее одарённым. И почти каждый жаждал знания. Поэтому очень скоро у Магдалины уже было несколько сотен очень старательных учеников. Потом эта цифра переросла в тысячу... И уже очень скоро вся Долина Магов была охвачена её учением. А она брала как можно больше желающих, чтобы отвлечься от своих горьких дум, и была несказанно рада тому, как жадно тянулись к Знанию окситанцы! Она знала – Радомир бы от души этому порадовался... и набирала ещё больше желающих.
– Прости, Север, но как же Волхвы согласились с этим?!. Ведь они так тщательно охраняют от всех свои Знания? Как же Владыко допустил такое? Магдалина ведь учила всех, не выбирая лишь посвящённых?
– Владыко никогда не соглашался с этим, Изидора... Магдалина и Радомир шли против его воли, открывая эти знания людям. И я до сих пор не знаю, кто из них был по-настоящему прав...
– Но ты же видел, как жадно внимали этому Знанию окситанцы! Да и вся остальная Европа также! – удивлённо воскликнула я.
– Да... Но я видел и другое – как просто они были уничтожены... А это значит – они были к этому не готовы.
– Но когда же, по твоему, люди будут «готовы»?.. – возмутилась я. – Или это не случится никогда?!.
– Случится, мой друг... думаю. Но лишь тогда, когда, люди наконец-то поймут, что они в состоянии защитить это же самое Знание... – тут Север неожиданно по-детски улыбнулся. – Магдалина и Радомир жили Будущим, видишь ли... Они мечтали о чудесном Едином Мире... Мире, в котором была бы одна общая Вера, один правитель, единая речь... И несмотря ни на что, учили... Сопротивляясь Волхвам... Не подчиняясь Владыко... И при всём при том, хорошо понимая – даже их далёкие правнуки наверняка ещё не узрят этого чудесного «единого» мира. Они просто боролись... За свет. За знания. За Землю. Такой была их Жизнь... И они прожили её, не предавая.
Я снова окунулась в прошлое, в котором всё ещё жила эта удивительная и единственная история...
Было только одно грустное облачко, бросавшее тень на светлеющее настроение Магдалины – Веста глубоко страдала от потери Радомира, и никакими «радостями» не удавалось её от этого отвлечь. Узнав, наконец, о случившемся, она полностью захлопнула своё маленькое сердечко от окружающего мира и переживала свою потерю одна, не допуская к себе даже любимую маму, светлую Магдалину. Так она бродила целыми днями неприкаянной, не зная, что с этой страшной бедой поделать. Рядом не было также и брата, с которым Веста привыкла делиться радостью и печалями. Ну, а сама она была слишком ещё мала, чтобы суметь осилить столь тяжкое горе, непомерным грузом обрушившееся на её хрупкие детские плечи. Она дико скучала по своему любимому, самому лучшему на свете папе и никак не могла понять, откуда же взялись те жестокие люди, которые его ненавидели и которые его убили?.. Не слышно было больше его весёлого смеха, не было их чудесных прогулок... Не оставалось больше вообще ничего, что было связанно с их тёплым и всегда радостным общением. И Веста глубоко, по-взрослому страдала... У неё оставалась только память. А ей хотелось вернуть его живого!.. Она была ещё слишком малой, чтобы довольствоваться воспоминаниями!.. Да, она очень хорошо помнила, как, свернувшись калачиком на его сильных руках, затаив дыхание слушала удивительнейшие истории, ловя каждое слово, боясь пропустить самое важное... И теперь её раненое сердечко требовало всё это обратно! Папа был её сказочным кумиром... Её, закрытым от остальных, удивительным миром, в котором жили только они вдвоём... А теперь этого мира не стало. Злые люди забрали его, оставив лишь глубокую рану, которую ей самой никак не удавалось заживить.
Ирландец Беккет Сэмюэл представляет среди нобелевских лауреатов так называемую литературу абсурда. Знакомство с его творчеством, в котором он пользуется английским и французским языками, в русском переводе началось с пьесы "В ожидании Годо". Именно она принесла первый успех Беккету (в сезон 1952 — 1953 годов). В настоящее время достаточно известным драматургом является Сэмюэл Беккет. Пьесы разных лет, созданные им, ставятся во многих театрах мира.
Первый аналог, за который пытаешься ухватиться, читая Беккета, - это символический театр Метерлинка. Здесь, как и у Метерлинка, понимание смысла происходящего возможно лишь в случае, если не стараться исходить из категорий реальных жизненных ситуаций. Только с переводом действия на язык символов начинаешь улавливать в сценах из "Годо" мысль автора. Однако правила такого перевода сами по себе столь многообразны и затемнены, что простых ключей подобрать не удается. Сам Беккет демонстративно отказывался объяснять скрытый смысл трагикомедии.
В одном из интервью Сэмюэл, касаясь сути своего творчества, заявил, что материал, с которым он работает, - это незнание, бессилие. Он сообщил, что ведет разведку в зоне, которую художники предпочитают оставлять в стороне как что-то несовместимое с искусством. В другой раз Беккет сказал, что он не философ и никогда не читает труды философов, так как не понимает ничего из того, о чем они пишут. Он сообщил, что его интересуют не идеи, а лишь форма, в которой они выражены. Не интересуют Беккета и системы. Задача художника, по его мнению, — найти форму, адекватную той путанице и каше, которую мы называем бытием. Именно на проблемах формы акцентировано решение Шведской академии.
В чем же корни взглядов Беккета, что привело его на столь крайние позиции? Может ли внутренний мир писателя прояснить его краткая биография? Сэмюэл Беккет, надо сказать, был непростой личностью. Факты жизни Сэмюэла, как считают исследователи его творчества, проливают не слишком много света на истоки мировосприятия писателя.
Родился Сэмюэл Беккет (Samuel Beckett) в Дублине, в семье набожных и зажиточных протестантов. Предки писателя, французские гугеноты, еще в 17 веке перебрались в Ирландию, надеясь на безбедную жизнь и религиозную свободу. Однако Сэмюэл с самого начала не принял многовековую религиозную основу семейного мировоззрения. "Моим родителям,— вспоминал он,— ничего не дала их вера".
После учебы в элитарной школе, а затем в том самом иезуитском Тринити-колледже в Дублине, где когда-то учился Свифт, а потом Уайльд, Беккет два года занимался преподавательской работой в Белфасте, затем переехал в Париж и работал стажером-преподавателем английского языка в Высшей Нормальной школе, а потом в Сорбонне. Молодой человек много читал, любимыми его авторами явились Данте и Шекспир, Сократ и Декарт. Но знания не приносили успокоения в мятущуюся душу. О своих юношеских годах он вспоминал: "Я был несчастлив. Я ощущал это всем своим существом и смирился с этим". Беккет признавался, что все больше отдалялся от людей, ни в чем не принимал участия. А затем наступило время полного разлада Беккета как с самим собой, так и с другими.
В чем корни той непримиримой позиции, которую занимал Сэмюэл Беккет? Биография его не очень-то проясняет этот момент. Можно сослаться на ханжескую атмосферу в семье, иезуитский диктат в колледже: "Ирландия — страна теократов и цензоров, я не мог жить там". Однако и в Париже, бурлящем ниспровергателями и бунтарями в искусстве, Беккет не отделался от чувства непреодолимого одиночества. Он познакомился с Полем Валери, Эзрой Паундом и но ни один из этих талантов не сделался для него духовным авторитетом. Лишь став литературным секретарем Джеймса Джойса, Беккет нашел в шефе "нравственный идеал" и позднее говорил о Джойсе, что он помог ему понять, каково назначение художника. Однако их пути разошлись — и не только в силу житейских обстоятельств дочери Джойса к Беккету сделала невозможными более посещения дома Джойсов, и он уехал в Ирландию), но и в искусстве.
За этим последовали никчемные распри с матерью, попытки отрезать себя от внешнего мира (он сутками не выходил из дому, прятался от докучливых родственников и друзей в глухо задернутом шторами кабинете), бессмысленные поездки по городам Европы, лечение в клинике от депрессии…
Дебютировал Беккет поэмой "Блудоскоп" (1930), затем появились эссе о Прусте (1931) и Джойсе (1936), сборник рассказов и книга стихов. Однако успеха не имели эти сочинения, которые создал Сэмюэл Беккет. "Мерфи" (рецензия на этот роман также была нелестной) - произведение о юноше, приехавшем в Лондон из Ирландии. Роман был отклонен 42 издателями. Лишь в 1938 году, когда в отчаянии, страдая бесконечными физическими недугами, но еще больше сознанием своей никудышности и материальной зависимости от матери, Беккет Сэмюэл навсегда покинул Ирландию и вновь поселился в Париже, один из издателей принял "Мерфи". Однако и эту книгу встретили сдержанно. Успех пришел позже, не сразу стал известным Беккет Сэмюэл, книги которого знают и любят многие. До этого Сэмюэлу пришлось пережить военное время.
Война застала Беккета в Париже и вырвала его из добровольной изоляции. Жизнь приняла другие очертания. Аресты и убийства стали повседневностью. Самым ужасным для Беккета были сообщения, что многие бывшие знакомые начали работать на оккупантов. Для него вопрос о выборе не возникал. Беккет Сэмюэл стал активным участником Сопротивления и два года работал в подпольных группах "Звезда" и "Слава", где его знали под кличкой Ирландец. В его обязанности входили сбор информации, перевод ее на английский, микрофильмирование. Приходилось посещать порты, где сосредоточивались морские силы немцев. Когда гестапо обнаружило эти группы и начались аресты, Беккету пришлось скрываться в деревеньке на юге Франции. Затем он несколько месяцев работал переводчиком Красного Креста в военном госпитале. После войны его наградили В приказе генерала де Голля отмечалось: "Беккет, Сэм: человек величайшего мужества... он выполнял задания, даже находясь в смертельной опасности".
Боевые годы, однако, не изменили мрачного мироощущения Беккета, которое и определило ход его жизни и эволюцию творчества. Сам он как-то сказал, что на свете нет ничего стоящего, кроме творчества.
Успех к Беккету пришел к началу 1950-х годов. В лучших театрах Европы начали ставить его пьесу "В ожидании Годо". В период с 1951 по 1953 г. он опубликовал прозаическую трилогию. Первая ее часть - роман "Моллой", вторая - "Малон умирает" и третья - "Безымянный". Эта трилогия сделала ее автора одним из наиболее известных и влиятельных мастеров слова 20 столетия. Эти романы, при создании которых использовались новаторские подходы к прозе, мало напоминают привычные литературные формы. Они написаны на французском языке, а несколько позже Беккет перевел их на английский.
Сэмюэл, следуя успеху своей пьесы "В ожидании Годо", решил развиваться в качестве драматурга. Пьеса "Обо всех падающих" была создана в 1956 г. В конце 1950-х - начале 1960-х гг. появились следующие произведения: "Конец игры", "Последняя лента Крэппа" и "Счастливые дни". Они заложили фундамент театра абсурда.
В 1969 году Беккет был удостоен Нобелевской премии. Нужно сказать, что Сэмюэл плохо переносил повышенное внимание, которое всегда сопутствует славе. Он согласился принять Нобелевскую премию лишь при условии, что не он сам ее получит, а французский издатель Беккета и его давний друг Жером Линдон. Это условие было исполнено.
Беккет Сэмюэл — автор многих романов и пьес. Все они символизируют бессилие человека перед властью обстоятельств и привычек, перед всепоглощающей бессмысленностью жизни. Короче, абсурд! Ну что ж, пусть будет абсурд. Скорее всего, и такой взгляд на людские судьбы не является лишним.
Споры вокруг литературы абсурда разгорелись, прежде всего, о том, допустимо ли такое искусство и искусство ли это вообще? Но вспомним слова другого ирландца, Уильяма Йейтса, который говорил, что человечество следует понять в любых возможных обстоятельствах, что не существует слишком горького смеха, чересчур острой иронии, слишком ужасной страсти… Легко представить себе, что стало бы с обществом, в котором на методы и средства искусства наложены жесткие ограничения. Впрочем, излишне прибегать к воображению — история, особенно наша, знает такие примеры. Кончаются эти прокрустовы опыты печально: армия, в которой действия разведчиков строго ограничены рожденными в кабинетах нормативами, теряет глаза и уши, и каждая новая опасность застает ее врасплох. Так что не остается ничего другого, как принять правомочность методов литературы абсурда. Что до формального мастерства, то даже противники взглядов Беккета не отказывают ему в высоком профессионализме — конечно, в рамках принятого им метода. А вот Генрих Белль, например, в одной из бесед сказал: "Беккет, я считаю, увлекательнее любого остросюжетного боевика".
В 1989 году, в возрасте 83 лет, скончался Беккет Сэмюэл. Стихи и проза его, надо полагать, еще долгие годы будут актуальны.
Сегодня Ирландия и читающий мир отмечают Bloomsday (Блумсдэй) - день, названный так в честь героя джойсовского романа «Улисс» Леопольда Блума. 16 июня 1904 года - этот тот самый день, во время которого разворачивается действие этого огромного и сложного романа, ставшего визитной карточкой европейского литературного модернизма.
Особым этот день стал вскоре после публикации романа. Уже в 1924 году, спустя четыре года после выпуска первой версии «Улисса», Джойс в письме писал о существовании «группы людей, которые соблюдают то, что они называют «день Блума» - 16 июня». Поклонники творчества Джойса и посетившие Дублин туристы в этот день устраивают прогулки по местам из романа, а по всему миру устраивают чтения отрывков из «Улисса».
Сегодня же расскажем об интересных книгах нескольких современных ирландских авторов. Все они опубликованы на русском языке и, надеемся, заинтересуют вас.
Долгое время Дин был известен как литературовед и поэт, а «Чтение в темноте» - его первый роман. Книга вошла в список финалистов Букеровской премии.
Это во многом автобиографическая книга. Её рассказчик - юноша из семьи ирландских католиков, который становится свидетелем борьбы Ирландской республиканской армии (ИРА) за независимость от Англии и пытается разобраться в семейных тайнах.
В какой-то степени «Чтение в темноте» может напомнить менее известный, чем «Улисс», но не менее замечательный роман Джойса «Портрет художника в юности» . Здесь тоже предпринимается попытка сконструировать достоверный детский нарратив - наивный, путанный, противоречивый, поэтический и мифологизирующий реальное. Мир ирландского ребёнка полон тайн и секретов, зачастую по-настоящему опасных:
«Той зимой было две полицейских машины - черная и черная, двумя межпланетными кораблями они приземлились из первого брезга улицы. Я видел, как металлическое сияние мелькнуло в окнах соседнего дома, когда нас увозили. Но сперва - обыск. Один, яркий, в белом дождевике, шагнул в спальню, стал щелкать выключателем. Он орал, но я оглох от ужаса, и поэтому у него только закрывался и открывался рот. Закутанный в плотную тишину, я одевался. Я знал - они ищут пистолет, который я нашел накануне в нижнем ящике шкафа в соседней комнате, где спали сестры
Он был длинный, прохладный, тяжелый, этот черный пистолет с синим отливом, и я его вынес тайком и похвалился мальчишкам с Фейн-стрит у старой городской стены. Они пришли погонять в футбол, потом у нас завязалась политическая дискуссия. Мне было строго-настрого велено даже не поминать пистолет, который, мне рассказали, папе подарил один молодой немецкий моряк, чью подводную лодку привели в наш порт, когда кончилась война. Его и еще тридцать таких же разместили в бараках за доками, и папа его подкармливал каждый день бутербродами и молоком, потому что помогал у них налаживать электропроводку. И перед разлукой молодой моряк подарил папе на память этот пистолет. А поскольку наши родственники в тюрьме за связь с ИРА, за нашей семьей следят и надо держать ухо востро. Но что ты будешь делать с маленьким идиотом.
Толкаясь из-за пистолета, мы прикидывали его вес, определяли, прикладывая к руке, длину, целились. И вдруг я почувствовал - на меня смотрят. В проулке стоял Фоги Маккивер. Всем известный полицейский осведомитель. Молодой, лет двадцати, открытое лицо, ясная улыбка, круглые, удивленные глаза. Словом, душа нараспашку. Он проследил, как я внес пистолет обратно в дом».
За роман «И пусть вращается прекрасный мир» Маккэнн получил Дублинскую литературную премию (занятно, но он лишь второй ирландский писатель, награждённый этой премией - претендовать на победу может любой англоязычный автор).
Как и в «Улиссе», в центре повествования романа один конкретный день - 7 августа 1974 года. Но место действия - не Дублин, и вообще не Ирландия, а Нью-Йорк. Среди героев - страдальцы из разных слоёв, от проститутки до священника, от судьи до бухгалтерши. Они становятся свидетелями выступления французского канатоходца Филиппа Пети, который прошёл по канату, натянутому на высоте в 110 этажей между башнями-близнецами Всемирного торгового центра. Для героев это событие - не просто увлекательное шоу, а напоминание о том, что, как бы тяжело ни было, продолжать бороться за свою жизнь можно.
Так в романе описывается фотография, на которой запечатлено выступление Пети:
«Она увидела надорванную, слегка пожелтевшую карточку в Сан-Франциско, четыре года назад, на распродаже чьих-то пожитков. На самом дне коробки с фотографиями. Мир не устает преподносить свои маленькие сюрпризы. Она купила снимок, вставила в рамку и с тех пор брала с собой, перебираясь из одной гостиницы в другую.
Человек застыл посреди неба, в то время как самолет будто ныряет в угол небоскреба. Один мимолетный фрагмент истории, породнившийся с другим. Словно идущий по канату человек как-то предвидел грядущие события. Столкновение времени и истории. Кульминационный момент репортажей. Мы ждем взрыва, но его все нет. Самолет благополучно пролетает мимо, канатоходец добирается до конца проволоки. Мироздание не разваливается на части.
Ей кажется, что на снимке сохранен устойчивый, непреходящий момент: одинокий человек на шкале истории, еще способный творить мифы, несмотря на все прочие обстоятельства. Фотография стала одной из самых дорогих ее сердцу вещиц, без нее чемодан не казался собранным, не желал закрываться, в нем словно не хватало чего-то важного. Куда бы ни ехала, она непременно укладывала бережно завернутый в упаковочную бумагу снимок вместе с прочими памятными вещами - ниткой жемчуга, локоном волос сестры».
Барри начинал с поэзии, стал известен благодаря пьесам, но успеха добился своими романами. «Скрижали судьбы» был номинирован на Букеровскую премию и выиграл авторитетную литературную премию Коста.
Роман состоит из двух дневниковых текстов. Первый - дневник врача старой ирландской психиатрической клиники. Второй - дневник его столетней пациентки, юность которой пришлась на время гражданской войны. Несмотря на мрачный сеттинг, у книги обнаруживается вполне себе оптимистичным посыл.
Недавно роман был экранизирован, но лучше бы этого не делали. Однозначно читайте книгу:
«Дорогой читатель! Дорогой читатель, если ты хороший, добрый человек, как бы я хотела ухватиться за твою руку. Я хотела бы столько всего невозможного. Тебя у меня нет, но зато есть много чего другого. Бывают мгновения, когда всю меня пронзает невыразимой радостью, так, будто бы, не имея ничего, я в то же время владею целым миром. Будто бы, сидя в этой комнате, я на самом деле сижу в предбаннике рая, и вскоре передо мной откроются двери и я выйду к зеленым полям и обнесенным изгородями фермам, вознагражденная за все мои муки. Такой зеленью горит эта трава!
Утром заходил доктор Грен, и мне пришлось мигом припрятать эти записи. Не хочу, чтобы он их увидел и стал меня расспрашивать, потому что здесь уже появились секреты, а мои секреты - это и мое имущество, и мой разум. К счастью, я еще издали услышала, как он идет по коридору, потому что у него металлические набойки на ботинках. И, к счастью, я ни капли не страдаю от ревматизма или еще какой-нибудь немощи, положенной в моем возрасте, по крайней мере в ногах. Руки у меня, увы, уже не те, что были, но вот ноги еще держат. Мыши, которые бегают за стеной, быстрее меня, но они и всегда были быстрее. Мышь, когда ей нужно, может бегать что твой спортсмен, это уж точно. Но доктора Грена я смогла опередить».
Предупреждаем: это книга не для слабонервных. Сюжет «Комнаты» , попавшей в финал Букеровской премии, основан на деле Йозефа Фрицля - человека, на протяжении многих лет удерживавшего в подземном бункере свою дочь и зачатых с ней детей. Рассказчик «Комнаты» - ребёнок, прежде всю жизнь живший взаперти, а теперь выбравшийся на волю.
В романе рассказывается о трудностях адаптации в мире, в котором герой и его мать оказались после освобождения. Как у Джойса и Дина, в этом тексте автор пытается показать мир глазами ребёнка. Это получается, с одной стороны, менее искусно, но с другой - гораздо более натуралистично и драматично.
Роман недавно был экранизирован, актриса Бри Ларсон получила за участие в фильме премию «Оскар». Для чтения книги совершенно не важно, смотрели вы фильм или нет, поскольку всё самое ценное здесь - вовсе не в сюжете, а в том, как он рассказывается героем-ребёнком.
«Я замечаю, что люди в окружающем мире почти все время живут в напряжении и постоянно жалуются на нехватку времени. Даже бабушка часто жалуется на это, а ведь они с отчимом не работают, и я не могу понять, как другие люди ухитряются работать и заниматься всеми иными, необходимыми в жизни делами. Нам с Ма в нашей комнате хватало времени на все. Я думаю, что время тонюсеньким, словно масло, слоем равномерно распределено по всему миру, по его дорогам, домам, детским площадкам и магазинам. И в каждом месте находится очень маленький кусочек, поэтому все бегут, чтобы успеть его захватить.
И везде, где я вижу детей, мне приходит мысль, что взрослые их не любят, даже их собственные родители. На словах они называют детей лапочками и умницами, заставляют их по многу раз принимать одну и ту же позу, чтобы фотографии получились получше, но играть с ними не хотят. Им больше нравится пить кофе и болтать с другими взрослыми, чем заниматься со своими детьми. Иногда маленький ребенок плачет, а его мама даже не замечает этого».
Выбор для тех, кому предыдущие сюжеты и сеттинги показались слишком мрачными. Жизнерадостный роман Бинчи «Сердце и душа» хоть и рассказывает о буднях работников дублинской кардиологической клиники, категорически оптимистичен. Он про добрых и чувствительных людей, про человечность и про то, как общение с себе подобными может помочь преодолеть одиночество.
Лауреат национальной книжной премии, Бинчи скончалась в 2012 году. Местное телевидение объявило о её смерти как о кончине самого популярного современного ирландского автора.
«Первой к нему вошла женщина по имени Джуди Мерфи, которая сообщила ему, что ее совершенно ничего не беспокоит, у нее все отлично, абсолютно отлично, но ее убеждают лечь в больницу на обследование на три дня. Проблема в собаках. У нее два щенка джек-рассела, кто будет за ними присматривать? На дорогой питомник денег нет, да и грустно им там. Сосед готов их кормить два раза в день, но гулять с ними он не станет. А собак нужно выгуливать. Так что в больницу она не ляжет. Может, ей выпишут лекарство посильнее. У нее ведь нет ничего страшного, да? Она с тревогой на худом лице наблюдала, как он читает записи в ее карте. Хронические ангины, сильные перепады давления. Взгляд Деклана упал на ее адрес. Джуди Мерфи жила в паре кварталов от его дома.
- Я могу их выгуливать, - предложил он.
- Вы… что?
- Могу их выгуливать. Я все равно каждый вечер гуляю с Димплзом, моей собакой, буду брать всех вместе. - Он заметил, как лицо женщины засветилось надеждой.
- С Димплзом? - переспросила она.
- Огромный, страшно обаятельный, кастрированный полулабрадор. А по жизни - котенок-переросток, вашим ребяткам понравится.
- Доктор, неужели?.. Доктор?
- Деклан, - поправил ее он. - Начну прямо сегодня.
- Но ведь я не лягу в больницу сегодня?
- Нет, Джуди, в больницу завтра, а сегодня мы с Димплзом будем знакомиться с вашими собаками. Я зайду в восемь. Идите запишитесь у Клары, потом Аня свяжется со стационаром, и вскоре вы будете совершенно здоровы.
- Вы самый лучший доктор, доктор Деклан, - заявила Джуди».
Если вы знаете другие интересные книги современных ирландских авторов, обязательно расскажите о них в комментариях!
На протяжении следующего, XIX века Ирландия дала не так уж много выдающихся авторов из числа живших в пределах страны. Необходимо назвать поэта и барда Энтони Рафтери (1779-1835), рожденного в графстве Мейо и всю жизнь прожившего на западе Ирландии. Некоторые из его текстов, написанных на ирландском языке, дошли до нас. Во второй половине XIX века начинает действовать Gaelic League (Союз авторов, пишущих на ирландском языке), она проводит в стране литературные конкурсы.
В середине XIX века, в годы «великого голода», вызванного неурожаем картофеля, около трети населения страны вымирает, почти столько же эмигрирует в Англию и в США. Большая часть эмигрантов ассимилируется с местным населением.
В XVIII и XIX веках среди английских писателей некоторые были ирландского происхождения. Среди них были такие всемирно известные авторы как Джонатан Свифт, Оливер Голдсмит и Ричард Бринсли Шеридан . Реалистическую картину жизни ирландского общества в XVIII - начале XIX в. дают романы Марии Эджуорт . В то же время внутри страны национальная культура ирландцев планомерно подавляется и даже уничтожается англичанами.
Конечно, долго так продолжаться не могло. В конце XIX века наблюдался новый подъём национального самосознания ирландцев, связанный с борьбой за независимость страны. Ирландское литературное возрождение дало миру ряд замечательных писателей. Крупнейшими из них являлись драматурги Д. М. Синг и Шон О’Кейси , собирательница народных преданий леди Огаста Грэгори, а также поэт и критик Уильям Батлер Йейтс. Многие ирландские авторы достигли всемирной славы, живя в Англии; среди них Бернард Шоу и Оскар Уайлд.
В годы после того, как Ирландия добилась независимости, появилось много интересных авторов. Романист Джеймс Джойс , автор эпического романа «Улисс» и классического цикла новелл «Дублинцы », оказал заметное влияние на европейскую литературу середины и конца XX века. Другим известным мастером короткой новеллы был Фрэнк О"Коннор, чьи книги до сих пор издаются большими тиражами в англоязычных странах. Драматург-авангардист Сэмюэл Беккет и позже поэт Шеймас Хини стали лауреатами Нобелевской премии по литературе, соответственно в 1969 и в 1995 годах. Широко известны также современные писатели Уильям Тревор, Джон Банвилл, Джон Макгахерн, драматурги Брендан Биэн , П. Гэлвин, Брайан Фрил и поэты Патрик Кавана, Майкл Хартнет, Майкл Лонгли, Ивонн Боланд, Пола Миэн, Эйлин Ни Куллинан, Деннис О"Дрисколл. В Ирландии действует Союз Поэтов (Poetry Ireland), организующий поэтические чтения по всей стране. Во многих городах проходят литературные фестивали.
