– Почему опоздали? – строго спросил профессор.
– Знаете… извините, пожалуйста… прямо с работы… срочный заказ был… – Студент – рослый парняга с простым хорошим лицом – стоял в дверях аудитории, не решаясь пройти дальше. Глаза у парня правдивые и неглупые.
– Берите билет. Номер?
– Семнадцать.
– Правильно! Князь Игорь попал в плен. Ах, черт возьми! – Профессор скрестил на груди руки и изобразил на лице великую досаду и оттого, что князь Игорь попал в плен, и оттого главным образом, что разговор об этом получился очень уж глупым. Издевательского тона у него не получилось – он действительно злился и досадовал, что вовлек себя и парня в эту школьную игру. Странное дело, но он сочувствовал парню и потому злился на него еще больше.
– Ах, досада какая! Как же это он попал в плен?!
– Ставьте мне, что положено, и не мучайтесь, – студент сказал это резким, решительным тоном. И встал.
На профессора тон этот подействовал успокаивающе. Он сел. Парень ему нравился.
– Давайте говорить о князе Игоре. Как он там себя чувствовал? Сядьте, во-первых.
Студент остался стоять.
– Ставьте мне двойку.
– Как чувствовал себя в плену князь Игорь?! – почти закричал профессор, опять испытывая прилив злости. – Как чувствует себя человек в плену? Неужели даже этого не понимаете?!
Студент, стоя некоторое время, непонятно смотрел на старика ясными серыми глазами.
– Понимаю, – сказал он.
– Так. Что понимаете?
– Я сам в плену был.
– Так… То есть как в плену были? Где?
– У немцев.
– Вы воевали?
Профессор внимательно посмотрел на студента, и опять ему почему-то подумалось, что автор «Слова» был юноша с голубыми глазами. Злой и твердый.
– Три месяца.
– Ну и что?
Студент смотрел на профессора, профессор – на студента. Оба были сердиты.
– Садитесь, чего вы стоите, – сказал профессор. – Бежали из плена?
– Да. – Студент сел. Опять взял билет и стал смотреть в него. Ему хотелось скорей уйти.
– Как бежали? Расскажите.
– Ночью. С этапа.
– Подробней, – приказал профессор. – Учитесь говорить, молодой человек! Ведь это тоже надо. Как бежали? Собственно, мне не техника этого дела интересна, а… психологический момент, что ли. Как чувствовали себя? Это ведь горько – попасть в плен? – Профессор даже поморщился… – Вы как попали-то? Ранены были?
Помолчали. Немножко дольше, чем требуется для беседы на такую тему.
– А как же?
– Попали в окружение. Это долго рассказывать, профессор.
– Скажите, пожалуйста, какой он занятой!
– Да не занятой, а…
– Страшно было?
– Страшно.
– Да, да. – Профессору почему-то этот ответ очень понравился. Он закурил. – Закуривайте тоже. В аудитории, правда, не разрешается, но… ничего…
– Я не хочу. – Студент улыбнулся, но тут же посерьезнел.
– Деревня своя вспоминалась, конечно, мать?.. Вам сколько лет было?
– Восемнадцать.
– Вспоминалась деревня?
– Я из города.
– Ну? Я почему-то подумал – из деревни. Да…
Замолчали. Студент все глядел в злополучный билет; профессор поигрывал янтарным мундштуком, рассматривал студента.
– О чем вы там говорили между собой?
– Где? – Студент поднял голову. Ему этот разговор явно становился в тягость.
– В плену
– Ни о чем. О чем говорить?
– Черт возьми! Это верно! – профессор заволновался. Встал. Переложил мундштук из одной руки в другую. Прошелся около кафедры. – Это верно. Как вас зовут?
– Николай.
– Это верно, понимаете?
– Что верно? – студент вежливо улыбнулся. Положил билет. Разговор принимал совсем странный характер – он не знал, как держать себя.
– Верно, что молчали. О чем же говорить! У врага молчат. Это самое мудрое. Вам в Киеве приходилось бывать?
– Там есть район – Подол называется, – можно стоять и смотреть с большой высоты. Удивительная даль открывается. Всякий раз, когда я стою и смотрю, мне кажется, что я уже бывал там когда-то. Не в своей жизни даже, а давным-давно. Понимаете? – у профессора на лице отразилось сложное чувство – он как будто нечаянно проговорился о чем-то весьма сокровенном и теперь, во-первых, опасался, что его не поймут, во-вторых, был недоволен, что проговорился. Он смотрел на студента с тревогой, требовательно и заискивающе.
Студент пожал плечами, признался:
– Как-то сложно, знаете.
– Ну, как же! Что тут сложного? – Профессор опять стал быстро ходить по аудитории. Он сердился на себя, но замолчать уже не мог. Заговорил отчетливо и громко: – Мне кажется, что я там ходил когда-то. Давно. Во времена Игоря. Если бы мне это казалось только теперь, в последние годы, я бы подумал, что это старческое. Но я и молодым так же чувствовал. Ну?
Повисла неловкая пауза. Два человека смотрели друг на друга и не понимали, что им, собственно, требуется сейчас выяснить.
– Я немного не понимаю, – осторожно заговорил студент, – при чем тут Подол?
– При том, что мне показалось очень точным ваше замечание насчет того, что – молчали. Я в плену не был, даже не воевал никогда, но там, над Подолом, я каким-то образом постигал все, что относится к войне. Я додумался, что в плену – молчат. Не на допросах – я мог об этом много читать, – а между собой. Я многое там узнал и понял. Я, например, много думал над вопросом: как бесшумно снимать часовых? Мне думается, их надо пугать.
Студент удивленно посмотрел на профессора.
– Да. Подползти незаметно и что-нибудь очень тихо спросить. Например: «Сколько сейчас времени, скажите, пожалуйста?» Он в первую секунду ошалеет, и тут бросайся на него.
Студент засмеялся, опустив голову.
– Глупости говорю? – Профессор заглянул ему в глаза.
Студент поторопился сказать:
– Нет, почему… Мне кажется, я понимаю вас.
«Врет. Не хочет обидеть», – понял профессор. И скис. Но счел необходимым добавить еще:
– Это вот почему: наша страна много воюет. Трудно воюет. Это почти всегда народная война и народное горе. И даже тот, кто не принимает непосредственного участия в войне, все равно живет теми же чувствами и заботами, какими живет народ. Я это не из книжек вычитал, сами понимаете. Я это чувствую и верю этому.
Долго после этого молчали – отходили. Надо было вернуться к исходному положению: к «Слову о полку Игореве», к тому, что это великое произведение постыдно не прочитано студентом. Однако профессор не удержался и задал еще два последних вопроса:
– Один бежал?
– Нет, нас семь человек было.
– Наверно, думаете: вот привязался старый чудак! Так?
– Да что вы! Я совсем так не думаю, – студент покраснел так, как если бы он именно так и подумал. – Правда, профессор. Мне очень интересно.
Сердце старого профессора дрогнуло.
– Это хорошо, солдат. Это хорошо, что вы меня понимаете. «Слово» надо, конечно, прочитать. И не раз. Я вам подарю книжку… у меня как раз есть с собой… – Профессор достал из портфеля экземпляр «Слова о полку Игореве», подумал. Посмотрел на студента, улыбнулся. Что-то быстро написал на обложке книги, подал студенту. – Не читайте сейчас. Дома прочитаете. Вы заметили: я суетился сейчас, как неловкий жених. – Голос у профессора и выражение лица были грустными. – После этого бывает тяжело.
Студент не нашелся, что на это сказать. Неопределенно пожал плечами.
– Вы все семеро дошли живыми?
– Пишете сейчас друг другу?
– Нет, как-то, знаете…
– Ну, конечно, знаю. Конечно. Это все, дорогой мой, очень русские штучки. А вы еще «Слово» не хотите читать. Да ведь это самая русская, самая изумительная русская песня. «Комони ржуть за Сулою; звонить слава въ Кыеве; трубы трубять въ Новеграде; стоять стязи въ Путивле!» А? – Профессор поднял кверху палец, как бы вслушиваясь в последний растаявший звук чудной песни. – Давайте зачетку. – Он проставил оценку, закрыл зачетку, вернул ее студенту. Сухо сказал: – До свидания.
Студент вышел из аудитории. Вытер вспотевший лоб. Некоторое время стоял, глядя в пустой коридор. Зачетку держал в руке – боялся посмотреть в нее, боялся, что там стоит «хорошо» или, что еще тяжелее – «отлично». Ему было стыдно.
«Хоть бы «удовлетворительно», и то хватит», – думал он.
Оглянулся на дверь аудитории, быстро раскрыл зачетку… некоторое время тупо смотрел в нее. Потом еще раз оглянулся на дверь аудитории, тихо засмеялся и пошел.
В зачетке стояло: «плохо».
На улице он вспомнил про книгу. Раскрыл, прочитал:
«Учись, солдат. Это тоже нелегкое дело. Проф. Григорьев».
Студент оглянулся на окна института, и ему показалось, что в одном он увидел профессора.
…Профессор действительно стоял у окна. Смотрел на улицу и щелкал ногтями по стеклу. Думал.
У нас не врут! Если написано "Сделано в СССР", значит там и сделано. Если написан год выпуска, значит, дата соответствует. Предлагаю понимать буквально!
Да? И часто случаются пулевые прострелы?
Ну, бывает... - прячет глаза, - Вы это, не беспокойтесь, у нас всё надежно!
Я, между прочим, воевать не нанимался!
А мы пока ни с кем и не воюем... Пока... В этом пространстве-времени... Ну, вы меня понимаете?
Вдох, выдох, ещё глубокий вдох. Мафия шутить изволит? Глупости! Не те манеры, не та речь... Тогда кто они? Медленно-медленно начинаю осматривать всю кабину изнутри... Как бы в первый раз. Твою мать! Лобовое и боковые стекла темные от солнца. Фотохромы... Толстые, как пуленепробиваемые триплексы... Установка для фильтрации воздуха, почти как в БТР-80, но веселенького желтого цвета... Аптечка? Фиг там аптечка - склад медикаментов, целый шкаф и складные медицинские носилки сбоку. Зажимы для автоматов или карабинов. Откидная турель рядом с люком... Набитая батарея ячеек для пищевых концентратов, бак с водой, да на пару сотен литров. Душ?!! За креслами лежак и откидной умывальник, и унитаз с герметичной крышкой. Они тут жить собрались? Рукоятка телескопической антенны... Надписи из лексикона радистов... Радар, то ли локатор... Машина для Джеймса Бонда. Это самосвал же... Ха! Для кинобоевика про "крутых парней", отправляющихся на спецзадание. И надписи... "Сделано в СССР"... "Сделано в СССР"... Везде.
Тьфу, пропасть... И это всё теперь реально моё? В смысле, на меня записано? А ведь не продать при случае... Кхе... В горле пересохло. Кхе-кхе... С кем я связался? Парень смотрит участливо, вроде оценил мои эмоции. Старику, похоже, всё до лампочки. Закрыл глаза и откинулся в кресле, руки сложены на груди. Снова обегаю глазами салон. Всплывают и режут взгляд всё новые и новые детали... Да что там, всё разом, даже ручка переключения скоростей. Я пока её не глядя щупал, радовался, а сейчас призадумался. Рычаг из блестящего металла, вроде нержавейки... Набалдашник деревянный, темно-красный, приятный на ощупь, как отполированный прикосновениями тысяч рук ворот деревенского колодца. Руль с накладками из того же материала. Не пластик, дерево! Коврики под ногами не резиновые, а плетеные, из незнакомого упругого материала, не то тонкие стебли, не то прутья. Прелесть, дико хочется снять обувь, постоять на них босиком. Кресла из натуральной плетеной кожи. На педалях деревяшки. Только деньги на ветер... Зачем? Кстати, насчет обуви... на антресоли в задней части кабины торчат, тоже плотно затянутые в пластик, шлепанцы и меховые унты. А рядом туго свернутые меховые же плащи с капюшонами или длинные меховые куртки. Лето же кругом, август месяц! А снаряжение, как на Северный Полюс собрались... или в "автономку"...
Не жалко было столько добра на голые понты тратить? Обивка сидений прямо, как у миллионеров.
Плетеная кожа дышит, не плавится и не горит. На ней можно часами сидеть голяком. Когда жара. И на деревяшки, прикрывающие педали, в жару тоже удобно давить, когда ноги босиком.
Это мне тоже понадобится? - оказывается, правильно угадал. - У меня же загранпаспорта нет...
Наверняка! Где тропики, влажность и до плюс пятидесяти в тени. Мороз тоже бывает. А ездить надо. Планета, она большая. Порталов много. Главное, босиком наружу не выскакивать, мало ли что...
Кх-х-х... Бли-и-и-н!!! У меня со слухом непорядок или уже с головой? Ты о чем? Какие порталы?
Вы что, не в курсе? Тогда лучше сразу спрашивайте, если что-то непонятно. Я же чувствую... знаю...
Значит, тот бред про особую зону на десятом километре, что неделю назад в новостях передавали, правда? Про полигон, про экспериментальную связь с другими мирами, про опыты со временем... Я вот не поверил. Даже и не подумал верить... Место там уж больно дурацкое - болото же пополам с могильниками химических отходов. Всё колючей проволокой обнесенное... с брежневских ещё времен. А до того полигон. Пустой бетонный плац посреди пустоши с одной-единственной дорогой. Получается, нам правду сказали?
Самый минимум, и один раз. Хорошо, что вы это сообщение сами слышали. Повторять ещё раз ваши градоначальники отказались... Чтобы не нагнетать обстановку. Выходит, если кто и слышал, не поверил?
Хи-хи! После "Покупайте акции АО МММ!"? Народ телевизору верить разучился. Кто в своем уме, конечно. Жалко, таких все меньше. Шиза косит наши ряды! Если ты прав... Хочешь сказать, что техника с "той стороны"? И полигон работает? Тогда почему СССР? Говорили, что барьер времени - несколько сотен лет, и установлена связь со Средневековьем. Потому и запрет на контакты. Типа болезни, эпидемию можно к нам занести или от нас притащить. Правильно, в принципе... В прошлом году передавали, курган в Нижнем Поволжье вскрыли и нашли... вместо золота, древнюю чуму. Едва дезинфекции хватило залить раскоп.
Короче, вы мне верите? - парень откровенно переводит дух, словно напряжение спало. - Полностью?
В голове не укладывается... Но о таких вещах надо кричать по всем каналам, созывать Генеральную Ассамблею ООН, ставить на уши Академию наук, или что у нас там. Эпохальное открытие! Триумф! А тихо.
Тихо потому, что это не ваш триумф. Это не вы нас открыли, а мы к вам пробились сквозь время... И с вашей точки зрения, - опять с нажимом на слове "вашей", - лучше бы "пробоя" не случилось вовсе... ООН в курсе... все, кто надо, в курсе. И везде примерно то же самое. Сообщили один-два раза... и молчок.
Хочешь сказать, что ты сам оттуда? С этой, как его, Земли-2?
Ну естественно!
А говоришь чисто, как наш местный! Не свисти, не верю я в эту подставу, слишком накручено... Средневековье, СССР, дата на покрышках эта дурацкая... Ни фига себе, древние отсталые предки!
Древнерусская литература
«Слово о полку Игореве»
Из литературы XVIII в.
Д.И. Фонвизин комедия «Недоросль»
Г.Р. Державин Стихотворение «Памятник»
Литература первой половины XIX века
А.С. Грибоедов комедия «Горе от ума»
В.А. Жуковский стихотворение «Море», баллада «Светлана»
А.С. Пушкин романы: «Капитанская дочка», «Евгений Онегин», поэма «Медный всадник», стихотворения: «Деревня», «Узник», «Во глубине сибирских руд...», «Поэт», «К Чаадаеву», «Песнь о вещем Олеге», «К морю», «Няне», «К***» («Я помню чудное мгновенье...»), «19 октября» («Роняет лес багряный свой убор...»), «Пророк», «Зимняя дорога», «Анчар», «На холмах Грузии лежит ночная мгла...», «Я вас любил: любовь еще, быть может...», «Зимнее утро», «Бесы», «Hазговор книгопродавца с поэтом», «Туча», «Я памятник себе воздвиг нерукотворный...», «Погасло дневное светило...», «Свободы сеятель пустынный...», «Подражания Корану» (IX. «И путник усталый на Бога роптал...»), «Элегия», («Безумных лет угасшее веселье...»), «...Вновь я посетил...»
М.Ю. Лермонтов поэма «Мцыри», роман «Герой нашего времени», «Песня про... купца Калашникова», стихотворения: «Нет, я не Байрон, я другой...», «Тучи», «Нищий», «Из-под таинственной, холодной полумаски...», «Парус», «Смерть поэта», «Бородино», «Когда волнуется желтеющая нива...», «Дума», «Поэт» («Отделкой золотой блистает мой кинжал...»), «Три пальмы», «Молитва» («В минуту жизни трудную...»), «И скучно и грустно», «Нет, не тебя так пылко я люблю...», «Родина», «Сон» («В полдневный жар в долине Дагестана...»), «Пророк», «Как часто, пёстрою толпою окружен...», «Валерик», «Выхожу один я на дорогу...»
Н.В. Гоголь пьеса «Ревизор», поэма «Мертвые души», повесть «Шинель».
Литература второй половины XIX века
А.А. Фет стихотворения: «Заря прощается с землею...», «Одним толчком согнать ладью живую…», «Вечер», «Учись у них – у дуба, у березы…»,«Это утро, радость эта…», «Шепот, робкое дыханье…», «Сияла ночь. Луной был полон сад. Лежали…», «Еще майская ночь»
Н.А. Некрасов поэма «Кому на Руси жить хорошо», стихотворения: «Тройка», «Я не люблю иронии твоей...»,«Железная дорога», «В дороге», «Вчерашний день, часу в шестом…», «Мы с тобой бестолковые люди...», «Поэт и Гражданин», «Элегия» («Пускай нам говорит изменчивая мода...»), «О Муза! я у двери гроба…»
И.С. Тургенев роман «Отцы и дети»
М.Е. Салтыков-Щедрин сатирические сказки: («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Премудрый пескарь», «Дикий помещик», роман «История одного города» (обзорное изучение)
Л.Н. Толстой роман-эпопея «Война и мир»
Ф.М. Достоевский роман «Преступление и наказание»
И.А. Гончаров роман «Обломов»
Н.С. Лесков одно произведение (по выбору экзаменуемого).
А.Н. Островский драма «Гроза»
Ф.И. Тютчев стихотворения: «Полдень», «Певучесть есть в морских волнах…», «С поляны коршун поднялся…», «Есть в осени первоначальной…», «Silentium!», «Не то, что мните вы, природа...»,«Умом Россию не понять…», «О, как убийственно мы любим...», «Нам не дано предугадать…», «К. Б.» («Я встретил вас – и все былое...»),«Природа – сфинкс. И тем она верней...»
Литература конца XIX - начала XX века
А.П. Чехов комедия «Вишневый сад», рассказы: «Студент», «Ионыч», «Человек в футляре», «Дама с собачкой», «Смерть чиновника», «Хамелеон»
Из литературы первой половины XX века
И.А. Бунин рассказы: «Господин из Сан-Франциско», «Чистый понедельник»
А.А. Ахматова поэма «Реквием», стихотворения: «Песня последней встречи», «Сжала руки под темной вуалью…», «Мне ни к чему одические рати…», «Мне голос был. Он звал утешно…», «Родная земля», «Заплаканная осень, как вдова...», «Приморский сонет», «Перед весной бывают дни такие...», «Нес теми я, кто бросил землю...», «Стихи о Петербурге», «Мужество»
М. Цветаева стихотворения: «Моим стихам, написанным так рано…», «Стихи к Блоку» («Имя твое – птица в руке…»), «Кто создан из камня, кто создан из глины…», «Тоска по родине! Давно…», «Книги в красном переплете», «Бабушке», «Семь холмов – как семь колоколов!..» (из цикла «Стихи о Москве»)
М. Горький драма «На дне», рассказ «Старуха Изергиль»
С.А. Есенин стихотворения: «Гой ты, Русь, моя родная!..», «Не бродить, не мять в кустах багряных…», «Мы теперь уходим понемногу…»,«Письмо матери», «Спит ковыль. Равнина дорогая…», «Шаганэ ты моя, Шаганэ…», «Не жалею, не зову, не плачу…», «Русь Советская», «О красном вечере задумалась дорога…», «Запели тесаные дроги…», «Русь», «Пушкину», «Я иду долиной. На затылке кепи...», «Низкий дом с голубыми ставнями...»
Б.Л. Пастернак роман «Доктор Живаго» (обзорное изучение с анализом фрагментов), стихотворения: «Февраль. Достать чернил и плакать!..», «Определение поэзии», «Во всем мне хочется дойти…», «Гамлет», «Зимняя ночь», «Никого не будет в доме...», «Снег идет», «Про эти стихи», «Любить иных – тяжелый крест...», «Сосны», «Иней», «Июль»
О.Э. Мандельштам «Notre Dame», «Бессонница. Гомер. Тугие паруса…», «За гремучую доблесть грядущих веков…», «Я вернулся в мой город, знакомый до слез…»
В.В. Маяковский поэма «Облако в штанах», стихотворения: «А вы могли бы?», «Послушайте!», «Скрипка и немножко нервно», «Лиличка!», «Юбилейное», «Прозаседавшиеся», «Нате!», «Хорошее отношение к лошадям», «Необычайное приключение, бывшее с Владимиром Маяковским летом на даче», «Дешевая распродажа», «Письмо Татьяне Яковлевой»
А.А. Блок поэма «Двенадцать», стихотворения: «Незнакомка», «Россия», «Ночь, улица,фонарь, аптека…», «В ресторане», «Река раскинулась. Течет, грустит лениво…» (из цикла «На поле Куликовом»), «На железной дороге»,«Вхожу я в темные храмы...», «Фабрика», «Русь», «О доблестях, о подвигах, о славе...», «О, я хочу безумно жить…»
М.А. Шолохов роман-эпопея «Тихий дон», рассказ «Судьба человека»
М.А. Булгаков романы: «Мастер и Маргарита», «Белая гвардия» (допускается выбор)
А.Т. Твардовский поэма «Василий Теркин» (главы «Переправа», «Два солдата», «Поединок», «Смерть и воин»)
А.И. Солженицын рассказ «Матрёнин двор», повесть «Один день Ивана Денисовича»
А.П. Платонов одно произведение (по выбору экзаменуемого)
Из литературы второй половины XX века
Проза второй половины XX века : Ф.А. Абрамов, Ч.Т. Айтматов, В.П. Астафьев, В.И. Белов, А.Г. Битов, В.В. Быков, В.С. Гроссман, С.Д. Довлатов, В.Л. Кондратьев, В.П. Некрасов, Е.И. Носов, В.Г. Распутин, В.Ф. Тендряков, Ю.В. Трифонов, В.М. Шукшин (произведения не менее трех авторов по выбору)
Поэзия второй половины XX века : Б.А. Ахмадулина, И.А. Бродский, А.А. Вознесенский, В.С. Высоцкий, Е.А. Евтушенко, Н.А. Заболоцкий, Ю.П. Кузнецов, Л.Н. Мартынов, Б.Ш. Окуджава, Н.М. Рубцов, Д.С. Самойлов, Б.А. Слуцкий, В.Н. Соколов, В.А. Солоухин, А.А. Тарковский (стихотворения не менее трех авторов по выбору)
Драматургия второй половины ХХ века : А.Н. Арбузов, А.В. Вампилов, А.М. Володин, В.С. Розов, М.М. Рощин (произведение одного автора по выбору)
Проза второй половины XX века:
Ф.А. Абрамов ("Деревянные кони"), Ч.Т. Айтматов ("Плаха"), В.П. Астафьев ("Царь-рыба"), В.В. Быков ("Сотников", "Обелиск"), В.С. Гроссман ("Жизнь и судьба"), С.Д. Довлатов ("Заповедник", "Компромисс"), В.Л. Кондратьев ("Сашка"), В.П. Некрасов ("В окопах Сталинграда"), Е.И. Носов (Рассказы, 1959), В.Г. Распутин ("Прощание с Матерой"), В.Ф. Тендряков ("Расплата"), Ю.В. Трифонов ("Дом на набережной"), В.М. Шукшин (Рассказы) (произведения не менее трех авторов по выбору)
Поэзия второй половины XX века:
Б.А. Ахмадулина ("Осень", "Ночь", "Мы расстаемся"),
И.А. Бродский ("Не выходи из комнаты", "Элегия", "Стансы"),
А.А. Вознесенский ("Сага", "Заповедь", "Песня Офелии"),
В.С. Высоцкий ("Песня о друге", "Я не люблю", "Грусть моя, тоска моя"),
Е.А. Евтушенко ("Мой пёс", "Женщинам", "Цензура равнодушием"),
Н.А. Заболоцкий ("Не позволяй душе лениться", "В новогоднюю ночь", "Старая актриса"),
Ю.П. Кузнецов ("Цветы", "Стихия", "Русский лубок"),
Б.Ш. Окуджава ("Грузинская песня", "У поэта соперников нету"),
Н.М. Рубцов ("Поэт", "Березы", "В горнице"),
В.А. Солоухин ("Не прячьтесь от дождя"),
А.А. Тарковский ("Малиновка", "Стань самим собой"). (стихотворения не менее трех авторов по выбору)
Драматургия второй половины ХХ века: А.Н. Арбузов ("Таня"), А.В. Вампилов ("Утиная охота"), А.М. Володин ("С любимыми не расставайтесь"), В.С. Розов ("В добрый час"), М.М. Рощин ("Анна Каренина") (произведение одного автора по выбору).
Н. А. Тэффи
Тэффи Н. А. Собрание сочинений. Том 1: "И стало так..." М., "Лаком", 1997. На подготовку к экзамену по географии дали три дня. Два из них Маничка потратила на примерку нового корсета с настоящей планшеткой. На третий день вечером села заниматься. Открыла книгу, развернула карту и -- сразу поняла, что не знает ровно ничего. Ни рек, ни гор, ни городов, ни морей, ни заливов, ни бухт, ни губ, ни перешейков -- ровно ничего. А их было много, и каждая штука чем-нибудь славилась. Индийское море славилось тайфуном, Вязьма -- пряниками, Пампасы -- лесами, Льяносы -- степями, Венеция -- каналами, Китай -- уважением к предкам. Все славилось! Хорошая славушка дома сидит, а худая по свету бежит -- и даже Пинские болота славились лихорадками. Подзубрить названия Маничка еще, может быть, и успела бы, но уж со славой ни за что не справиться. -- Господи, дай выдержать экзамен по географии рабе твоей Марии! И написала на полях карты: "Господи, дай! Господи, дай! Господи, дай!" Три раза. Потом загадала: напишу двенадцать раз "Господи, дай", тогда выдержу экзамен. Написала двенадцать раз, но, уже дописывая последнее слово, сама себя уличила: -- Ага! рада, что до конца написала. Нет, матушка! Хочешь выдержать экзамен, так напиши еще двенадцать раз, а лучше и все двадцать. Достала тетрадку, так как на полях карты было места мало, и села писать. Писала и приговаривала: -- Воображаешь, что двадцать раз напишешь, так и экзамен выдержишь? Нет, милая моя, напиши-ка пятьдесят раз! Может быть, тогда что-нибудь и выйдет. Пятьдесят? Обрадовалась, что скоро отделаешься! А? Сто раз, и ни слова меньше... Перо трещит и кляксит. Маничка отказывается от ужина и чая. Ей некогда. Щеки у нее горят, ее всю трясет от спешной, лихорадочной работы. В три часа ночи, исписав две тетради и кляпспапир, она уснула над столом. Тупая и сонная, она вошла в класс. Все уже были в сборе и делились друг с другом своим волнением. -- У меня каждую минуту сердце останавливается на полчаса! -- говорила первая ученица, закатывая глаза. На столе уже лежали билеты. Самый неопытный глаз мог мгновенно разделить их на четыре сорта: билеты, согнутые трубочкой, лодочкой, уголками кверху и уголками вниз. Но темные личности с последних скамеек, состряпавшие эту хитрую штуку, находили, что все еще мало, и вертелись около стола, поправляя билеты, чтобы было повиднее. -- Маня Куксина! -- закричали они. -- Ты какие билеты вызубрила? -- А? Вот замечай как следует: лодочкой -- это пять первых номеров, а трубочкой пять следующих, а с уголками... Но Маничка не дослушала. С тоской подумала она, что вся эта ученая техника создана не для нее, не вызубрившей ни одного билета -- и сказала гордо: -- Стыдно так мошенничать! Нужно учиться для себя, а не для отметок. Вошел учитель, сел, равнодушно собрал все билеты и, аккуратно расправив, перетасовал их. Тихий стон прошел по классу. Заволновались и заколыхались, как рожь под ветром. -- Госпожа Куксина! Пожалуйте сюда. Маничка взяла билет и прючла. "Климат Германии. Природа Америки. Города Северной Америки"... -- Пожалуйста, госпожа Куксина. Что вы знаете о климате Германии? Маничка посмотрела на него таким взглядом, точно хотела сказать: "За что мучаешь животных?" -- и, задыхаясь, пролепетала: -- Климат Германии славится тем, что в нем нет большой разницы между климатом севера и климатом юга, потому что Германия, чем южнее, тем севернее... Учитель приподнял бровь и внимательно посмотрел на Маничкин рот. -- Так-с! Подумал и прибавил: -- Вы ничего не знаете о климате Германии, госпожа Куксина. Расскажите, что вы знаете о природе Америки? Маничка, точно подавленная несправедливым отношением учителя к ее познаниям, опустила голову и кротко ответила: -- Америка славится Пампасами. Учитель молчал, и Маничка, выждав минуту, прибавила чуть слышно: -- А Пампасы Льяносами. Учитель вздохнул шумно, точно проснулся, и сказал с чувством: -- Садитесь, госпожа Куксина. Следующий экзамен был по истории. Классная дама предупредила строго: -- Смотрите, Куксина! Двух переэкзаменовок вам не дадут. Готовьтесь как следует по истории, а то останетесь на второй год! Срам какой! Весь следующий день Маничка была подавлена. Хотела развлечься и купила у мороженщика десять порций фисташкового, а вечером уже не по своей воле приняла касторку. Зато на другой день -- последний перед экзаменами -- пролежала на диване, читая "Вторую жену" Марлитта, чтобы дать отдохнуть голове, переутомленной географией. Вечером села за Иловайского и робко написала десять раз подряд: "Господи, дай..." Усмехнулась горько и сказала: -- Десять раз! Очень Богу нужно десять раз! Вот написать бы раз полтораста, другое дело было бы! В шесть часов утра тетка из соседней комнаты услышала, как Маничка говорила сама с собой на два тона. Один тон стонал: -- Не могу больше! Ух, не могу! Другой ехидничал: -- Ага! Не можешь! Тысячу шестьсот раз не можешь написать "Господи, дай", а экзамен выдерживать, так это ты хочешь! Так это тебе подавай! За это пиши двести тысяч раз! Нечего! Нечего! Испуганная тетка прогнала Маничку спать. -- Нельзя так. Зубрить тоже в меру нужно. Переутомишься -- ничего завтра ответить не сообразишь. В классе старая картина. Испуганный шепот и волнение, и сердце первой ученицы, останавливающееся каждую минуту на три часа, и билеты, гуляющие по столу на четырех ножках, и равнодушно перетасовывающий их учитель. Маничка сидит и, ожидая своей участи, пишет на обложке старой тетради: "Господи, дай". Успеть бы только исписать ровно шестьсот раз, и она блестяще выдержит! -- Госпожа Куксина Мария! Нет, не успела! -- Учитель злится, ехидничает, спрашивает всех не по билетам, а вразбивку. -- Что вы знаете о войнах Анны Иоанновны, госпожа Куксина, и об их последствиях? Что-то забрезжило в усталой Маничкой голове: -- Жизнь Анны Иоанновны была чревата... Анна Иоанновны чревата... Войны Анны Иоанновны были чреваты... Она приостановилась, задохнувшись, и сказала еще, точно вспомнив наконец то, что нужно: -- Последствия у Анны Иоанновны были чреватые... И замолчала. Учитель забрал бороду в ладонь и прижал к носу. Маничка всей душой следила за этой операцией, и глаза ее говорила: "За что мучаешь животных?" -- Не расскажите ли теперь, госпожа Куксина, -- вкрадчиво спросил учитель, -- почему Орлеанская дева была прозвана Орлеанской? Маничка чувствовала, что это последний вопрос, влекущий огромные, самые "чреватые последствия". Правильный ответ нес с собой: велосипед обещанный теткой за переход в следующий класс, и вечную дружбу с Лизой Бекиной, с которой, провалившись, придется разлучиться. Лиза уже выдержала и перейдет благополучно. -- Ну-с? -- торопил учитель, сгоравший, по-видимому, от любопытства услышать Маничкин ответ. -- Почему же ее прозвали Орлеанской? Маничка мысленно дала обет никогда не есть сладкого и не грубиянить. Посмотрела на икону, откашлялась и ответила твердо, глядя учителю прямо в глаза: -- Потому что была девица.
Лёшкина переэкзаменовка
В тот вечер, когда началась эта история, мы трое Владик, его сестра Вера и я - сидели на новом, очень широком диване у Владика дома. Кроме нас троих, в квартире никого не было. Часы пробили восемь, когда Владик встал и решительно сказал:
Так что же мы будем делать, ребята?
Этого мы не знали. Мы давно не виделись, потому что только на днях вернулись из пионерских лагерей, где отдыхали весь июль. Все мы были в разных лагерях и поэтому часа два рассказывали друг другу про то, как провели месяц. А Вера, которая радовалась, что Владик её не гонит (обычно, как только я переступал порог, Владик говорил ей: «Мала ещё», и она сразу уходила), старалась рассказать что-нибудь интересное.
А одна девочка из нашего класса знаете кого видела?
Ну? - спросил Владик лениво.
Анну Аркадьевну, учительницу вашу, вот кого!
А-а… - сказал Владик равнодушно.
Она сейчас знаете где? В Кисловодске, на Кавказе, вот! - И рыжая толстая Вера залилась краской от огорчения, что на неё не обращают внимания.
Так что же мы будем делать? - повторил Владик, - Мне ещё надо к Лёшке…
В это мгновение на столе зазвонил телефон.
Включили! - закричали Владик с Верой, одновременно схватившись за трубку.
И правда, это звонили с телефонной станции, чтобы сказать, что аппарат, который вчера установили, включён в сеть.
Что бы теперь такое… а, ребята? - начал Владик.
Придумала! Ну и будет сейчас!.. - От нетерпения Вера даже не договорила и принялась набирать номер телефона.
Что ты придумала? - спросил я.
То, что ты сейчас разыграешь Лёшку!
Я не успел даже возразить, как Вера, изменив голос на писклявый, выпалила в трубку:
Лёшу Лодкина!.. Вы Лодкин? Кисловодск вас вызывает. Абонент, не отходите от аппарата! Соединяю! - И Вера притиснула трубку к моему уху.
Я понял, что задумала Вера. Она хотела, чтобы я поговорил с Лодкиным голосом Анны Аркадьевны, нашей преподавательницы русского языка и классной руководительницы. Но я не подготовился к розыгрышу и не знал, что скажу Лодкину.
Я помнил только, что ему предстоит переэкзаменовка по русскому, значит, надо Лёшу спросить, как у него дела с грамматикой. О чём бы ещё могла спросить его Анна Аркадьевна, я не представлял.
Здравствуй, Лодкин, - сказал я неторопливым, слегка певучим голосом Анны Аркадьевны.
Здравствуйте, Анна Аркадьевна! - закричал Лодкин не то обрадованно, не то испуганно. - Мне вас очень хорошо слышно!
Ну, как у тебя дела с грамматикой? - спросил я.
И это у меня получилось так похоже на Анну Аркадьевну, что Вера в восторге запрыгала по комнате, а Владик выскочил хохотать в коридор.
Лодкин ответил, что вчера был в школе и писал тренировочный диктант.
А как ты думаешь, ты сделал в нём ошибки? - спросил я.
Такой вопрос вполне могла задать Анна Аркадьевна.
Наверное, сделал, - ответил Лодкин печально, - Боюсь, что сделал, Анна Аркадьевна.
А скажи мне, Лодкин, как ты думаешь: каких ошибок в диктанте ты совершил больше - грубых или негрубых?
Должно быть, моя дурацкая фраза озадачила Лёшку, потому что он некоторое время тяжело дышал в трубку. Наконец он ответил:
По-моему, у меня больше негрубых ошибок… Мне кажется…
Мне стало жаль Лёшку, захотелось подбодрить его, и я сказал:
Я уверена, что ты выдержишь переэкзаменовку как следует. Совершенно не сомневаюсь. Уделяй только побольше внимания правилам. Заглядывай почаще в орфографический словарь. И всё будет хорошо, вот увидишь. Ты вполне можешь написать на четвёрку, Лодкин. Я желаю тебе успеха, и я в тебе уверена!
Не знаю, была ли в эту минуту уверена в Лёшке Анна Аркадьевна там, в Кисловодске, но, по-моему, и она, если бы услышала, до чего Лёшка печальный, решила бы его подбодрить.
Спасибо, Анна Аркадьевна, - сказал Лёшка. (Я никогда еще не замечал, чтобы у него был такой взволнованный голос.) - Теперь я… Мне ребята тоже говорили, что я могу выдержать, только я… А раз вы говорите, то, значит… я, может, правда выдержу! Большое вам спасибо, Анна Аркадьевна! Вообще…
За что же, Лёша? - спросил я, едва не забыв, что изображаю Анну Аркадьевну.
За то, Анна Аркадьевна, что позвонили… Время не пожалели. Я очень… Анна Аркадьевна! Вот что я спросить хочу, - вдруг вспомнил он, - вводные слова в предложении всегда запятыми выделяются? Я в диктанте выделил.
Этот совсем неожиданный вопрос меня затруднил. Дело в том, что за лето я позабыл некоторые синтаксические правила. Я никак не думал, что сейчас, в каникулы, они мне зачем-нибудь понадобятся.
Видишь ли, Лодкин, - промямлил я с таким сомнением, какого у педагога быть не должно, - всё зависит от случая, понимаешь ли… Правила без исключений бывают редко, так что…
Тут, к счастью, Вера заметила, какой у меня стал нерешительный тон, и затараторила в трубку:
Ваше время истекло! Заканчивайте разговор! Истекло ваше время! Разъединяю вас!
Когда я положил руку на рычаг телефона, Вера и Владик захлопали в ладоши.
Но я был не особенно доволен собой. Мне и раньше приходилось подражать голосам других людей: например, в школе во время перемены я «показывал» иногда ребятам нашего учителя физкультуры или чертёжника. Но тогда это была просто шутка, и мне нравилось видеть, как все ребята смеются. А сейчас получилась путаница.
Надо объяснить Лёшке, что я его разыграл, - сказал я, - а то он… - И я потянулся к телефону.
Но Вера отвела мою руку:
Хорошо, скажешь ему, скажешь, но только не сейчас. Завтра скажешь, ладно? Или, ещё лучше, мы с Владиком ему скажем. Вот он удивится, представляешь?
Владик тоже стал меня уговаривать подождать до завтра. Он сказал, что завтра всё равно зайдёт к Лодкину, потому что следит за его занятиями, и заодно уж ему всё объяснит. В конце концов я согласился.
