4.3.1920. – Умер писатель Фёдор Дмитриевич Крюков, предполагаемый автор романа "Тихий Дон".
(2.2.1870–4.3.1920) – русский писатель, казак, участник Белого движения. Родился в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа области Войска Донского в семье атамана. Мать донская дворянка. Всего в семье было трое детей.
Фёдор окончил с серебряной медалью Усть-Медведицкую гимназию, где учился вместе с Ф. Мироновым (будущим командармом 2-й Конной армии), А. Поповым (будущим писателем А.С. Серафимовичем) и Петром Громославским (тестем М.А. Шолохова).
В 1888 г. поступил в Императорский Санкт-Петербургский историко-философский институт на казенное содержание, получил очень хорошее образование. Будучи потомственным донским казаком, Крюков великолепно знал и жизнь родного Дона, и его историю, что проявил уже в первых своих произведениях.
Еще будучи студентом, он начал литературную деятельность статьей "Казаки на академической выставке", опубликованной в журнале "Донская речь" (18.03.1890). После окончания (в июне 1892 г.) института по разряду истории и географии до 1894 г. сотрудничал в "Петербургской газете", печатая короткие рассказы. История Дона вдохновила писателя на большие исторические эссе из Петровской эпохи "Гулебщики" (1892) и "Шульгинская расправа" (1894), опубликованные в журнале "Исторический вестник".
В сентябре 1893 г. устроился воспитателем пансиона Орловской мужской гимназии, где в августе 1900 г. стал сверхштатным учителем истории и географии, одновременно исполняя прежние обязанности вплоть до 1904 г. Дополнительно преподавал историю в Николаевской женской гимназии (1894–1898) и русский язык в Орловско-Бахтина кадетском корпусе (1898–1905) и состоял членом губернской ученой архивной комиссии. К этому периоду времени относятся первые значительные художественные произведения из жизни современного Донского казачества, такие как "Казачка" (1896), "Клад" (1897), "В родных местах" (1903). К этому же времени относится длительное сотрудничество Федора Дмитриевича с писателем В.Г. Короленко – главным редактором журнала "Русское богатство" (с 1914 – "Русский вестник"), где с 1896 по 1917 г. Ф.Д. Крюков опубликовал 101 произведение различного жанра.
В этот период он был подвержен общему либерально-революционному и социал-демократическому поветрию. В апреле 1906 г. он избирается депутатом от Дона, входил в состав Трудовой группы. После роспуска Думы в июле 1906 г. подписал "Выборгское воззвание", за что отбыл трехмесячное тюремное заключение. В 1906–1907 гг. участвовал в Партии народных социалистов.
Период до 1914 г. – наиболее заметный в творчестве Ф.Д. Крюкова, когда он приобрел литературную известность. Он написал десятки повестей и рассказов, в основном о народной жизни на Дону. С 1911 г. приступил к работе над "большой вещью" – романом о жизни донского казачества. Общий объем произведений Ф.Д. Крюкова составляет не менее 10 томов, но при жизни писателя был издан лишь один том – в 1914 г.
С начала Ф.Д. Крюков – на фронте. Был военным корреспондентом и заведующим отрядом Красного Креста Государственной думы на Кавказе (1914 – начало 1915 г.). В ноябре 1915 – феврале 1916 г. находился на Галицийском фронте. Многочисленные впечатления опубликовал во фронтовых очерках из быта военных санитаров и военного госпиталя, которые перекликаются с военными темами романа "Тихий Дон".
Катастрофу Крюков описал в очерках "Обвал", "Новое", "Новым строем", показав реальную картину распространившейся мерзости и разложения. В январе 1918 г. вернулся на Дон, где принял активное участие в , в июне 1918 г. был контужен в бою. В то же время написал стихотворение в прозе "Родимый край", которое распространялось в виде листовок на фронте. В августе был избран в члены Войскового Круга, работал его секретарем. С осени 1918 г. был директором Усть-Медведицкой мужской гимназии и, очевидно, именно в этот период написал основные части своего романа, посвященные гражданской войне. Здесь же в ноябре 1918 г. широко было отмечено 25-летие его литературной деятельности. В 1918 – 1919 гг. печатался в журнале "Донская волна", в газетах "Север Дона", "Приазовский край".
В начале 1920 г. Ф.Д. Крюков на Кавказ и 4 марта умер от сыпного тифа на хуторе Незаймановский близ станицы Новокорсунской.
Рукопись крюковского большого романа осталась нам неизвестна.
Однако существует обоснованная версия, что именно она была использована М.А. Шолоховым для романа "Тихий Дон", который был им завершен в возрасте 22 лет (опубликован в 1927 г.) и за который ему была присуждена Нобелевская премия в 1965 г. «за художественную силу и цельность эпоса о донском казачестве в переломное для России время» . Споры вокруг авторства начались сразу после выхода в свет первых глав эпопеи в 1928 г. и обострились после публикации в Париже в 1974 г. исследования И.Н. Медведевой-Томашевской (анонимно) под названием "Стремя Тихого Дона (Загадки романа)".
Солженицын впервые назвал Шолохова вором еще в 1960-е гг., то есть при активной "творческой" жизни последнего, а не после его смерти, и в книге "Бодался теленок с дубом" аргументировано очертил проблему авторства великого романа, назвав ее главным вопросом русской литературы ХХ века. В последующие годы к данной проблеме обращались многие отечественные и зарубежные ученые-филологи и историки: Р.А. Медведев, М.Т. Мезенцев, А.В. Венков, Зеев Бар-Селла. Наиболее фундаментальное исследование – книга А.Г. Макарова и С.Э. Макаровой "Цветок-татарник" (2001), где вскрыт сложный состав романа и аргументировано доказан историко-литературный подлог, осуществленный группой лиц, в том числе и Шолоховым. В результате исследований сделан вывод, что первые две книги "Тихого Дона" (части 1–4) написаны Ф.Д. Крюковым. Третья книга (части 5–6) имеет сложную структуру: в ней присутствуют вставки из мемуаров активных участников белой борьбы – , ; и красных – Н.Е. Какурина, А.А. Френкеля, а также добавления, в основном, идеологического содержания на уровне официозных штампов 1920-х гг. Четвертая книга (части 7–8) составлена из текстов, также написанных разными людьми, в том числе и Крюковым.
Безпомощные возражения на это советских "шолоховедов" также подробно разобраны вышеперечисленными исследователями. Наиболее весомым аргументом в пользу авторства Шолохова стала торжественно обнаруженная в 1999 г. рукопись "Тихого Дона", написанная его почерком, как будто он не мог переписать чужую рукопись... Софья Андреевна Толстая переписывала "Войну и мир" несколько раз, но в соавторы ко Льву Николаевичу не приписывалась.
В чем доказательства невозможности написания Шолоховым (1904–1984) основной части текста великой эпопеи "Тихий Дон"?
Имеется свидетельство профессора Александра Лонгиновича Ильского, работавшего в 1927 г. 17-летним юношей в редакции "Роман–газеты" и бывшего свидетелем "становления" Шолохова как писателя: «Не только я, но и все в нашей редакции знали, что первые 4 части романа "Тихий Дон" Шолохов никогда не писал. Дело было так: в конце 1927 г. в редакцию М.А. Шолохов притащил один экземпляр рукописи объемом 500 страниц машинописного текста». Однако уже после публикации первых 4 частей романа поползли слухи о плагиате.Ильский описывает атмосферу, царившую в обществе в те годы. В условиях почти полного истребления дореволюционной интеллигенции был необходим талантливый "пролетарский автор" с хорошей анкетой. Главный реактор "Роман-газеты" А. Грудская через свою подругу, работавшую в секретариате Сталина, подсунула вождю публикуемый роман. Роман понравился, и в показательного идейного "автора" назначили Шолохова. После выхода известного письма правления РАПП за подписями Серафимовича, Авербаха, Киршона, Фадеева и Ставского, за малейшее сомнение в авторстве Шолохова грозил расстрел. Позже были репрессированы практически все свидетели во главе с троцкисткой Грудской, а Ильский поступил в технический ВУЗ, ушел работать в область техники и больше не прикасался к данной теме.Что же реально произошло? Почему до сих пор не разрешен "главный вопрос русской литературы ХХ века"? Собрав воедино весь доступный материал, можно предположить следующий ход развития событий, связанных с написанием и выходом в свет отдельных частей великой эпопеи, объединенной общим названием "Тихий Дон".
Выдающийся русский писатель, донской казак Федор Дмитриевич Крюков в 1911 г., 41 года от роду, решил написать "большую вещь" – роман о Доне и донских казаках, используя свой богатый литературный и жизненный опыт. Он наблюдал за жизнью как Дона, так и всей России. Будучи человеком общительным и обаятельным, он снискал любовь простых людей и признание в кругах представителей русской литературы тогдашнего времени. Начавшаяся Великая война 1914 г. и последовавшие за ней события революции и гражданской войны обострили его талант, возвысив до уровня гениальности. Сюжеты, виденные им на фронте, в Петрограде и на Дону, нашли отражение в очерках, рассказах и плавно перетекали в несколько измененном виде на страницы романа-эпопеи "Тихий Дон", первые четыре части которой были полностью завершены к 1917 г. Главное место действия – хутор Татарский Усть-Медведицкого округа.
Главные герои служат в 3-м и 17-м Донских казачьих полках и воюют в Первую мiровую в Восточной Пруссии – отсюда в романе и восточно-прусская ветвь. Бурно развивающиеся события на Дону постоянно вносят коррективы в текст романа. Грянувшее в 1919 г. Верхнедонское восстание настолько поразило Федора Дмитриевича, который будучи секретарем Войскового Круга, имел возможность получать самую достоверную информацию о кипевших по обе стороны фронта событиях, что он решил изменить сюжетную линию и переместить в романе хутор Татарский в Верхне-Донской округ в станицу Вешенскую. Отсюда и перемещение места службы главных героев в годы Первой мiровой в полки, комплектовавшиеся в Верхне-Донском округе. Однако не все писатель успел доработать и довести до конца. Отступление белых с Дона в начале 1920 г. привело его на Кубань, где Федор Дмитриевич умер от тифа.
Весь его богатый литературный архив попал в руки бывшего станичного атамана Петра Яковлевича Громославского, люто ненавидевшего Крюкова за то, что писатель в 1913 г. разоблачил его финансовые махинации и тем самым лишил атаманской булавы. Вернувшись на Дон, опасаясь репрессий со стороны новой власти, Громославский выдает дочь Марию замуж за молодого Шолохова, который, кроме "чистой" анкеты, за душой ничего не имел. Дабы обезпечить свое будущее, Громославский вступает в контакт с А.С. Серафимовичем – талантливым донским писателем, пошедшим на службу к большевикам и лично знавшим Ф.Д. Крюкова как одностаничника и писателя. Громославский преследовал корыстные цели, какие цели преследовал Серафимович – трудно сказать. Может быть, хотел таким образом хоть как-то спасти роман от уничтожения и забвения, но сути дела это не меняет. На базе богатейшего архива Крюкова в течение трех лет с 1926 по 1929 гг. были завершены первые шесть частей романа "Тихий Дон", опубликованные затем под именем Шолохова.
Сам Шолохов выполнял, скорее всего, лишь техническую работу по переписыванию текстов. Только на это, учитывая глобальность повествования и его идеологическую корректировку, должно было уйти несколько лет. Четвертая книга романа составлялась, скорее всего, самим Серафимовичем на базе крюковских архивов, так как и в ней, несмотря на негативное мнение многих современных исследователей, все-таки есть блестящие места, которые Шолохов по определению самостоятельно написать не мог. В дальнейшем другие материалы архива Крюкова легли в основу написания наиболее сильных мест в остальных произведениях Шолохова, с которыми и сравнивали "Тихий Дон" многие, в том числе и норвежские, исследователи. Естественно, что результаты сопоставления подтверждали, что это написано одним автором.
Интересы большевицкой власти во главе со Сталиным совпали с интересами литературной группы Серафимовича–Громославского, чем и объясняется стремительный выход в свет романа и "зеленая улица", данная ему. Всю оставшуюся жизнь Шолохов пытался вносить мелкие корректировки в текст, пытаясь подогнать его под существующий политический момент и как-то сгладить бросающиеся в глаза ошибки, но у него ничего не выходило. Сделать из белогвардейского романа коммунистический не получилось, как и заменить идеологическими штампами великую правду жизни. Подобно фальшивым нотам в величайшем музыкальном произведении, они на короткое время резали слух непосвященному в исторические тонкости читателю, не меняя ни великой сути романа, ни отношения к главным героям.
Умерли по естественным причинам основные вдохновители и организаторы величайшего в мiровой литературе исторического подлога. Старел и сам Шолохов, так и оставаясь "классиком советской литературы". Можно обмануть людей, но Бога – нет. Можно украсть роман, но талант – нельзя. Ничего не умеющий несмышленыш 1920-х гг. таким и остался до старости, ничего сравнимого не написав. Организованный преступной властью "гений" окружил себя целым сонмом "исследователей своего творчества", получавших деньги, ученые степени, строивших на этом материальное благополучие, подобно Громославскому. Именно этим и только этим объясняется их апология авторства Шолохова как раньше, так и сейчас.
Но власть во все времена знала, что делала. Нет никакого сомнения, что в архивах ФСБ есть засекреченное дело Шолохова и компании. Именно поэтому нет академического издания его произведений. Именно поэтому, когда он умер, не было особой шумихи, положенной ему по рангу. И именно поэтому за все время, с 1917 по 1991 г. не было издано ни одного произведения Федора Дмитриевича Крюкова. Лишь в 1993 г. выпущен в свет один том его сочинений – и все. А ведь в библиотеках есть все дореволюционные журналы, в которых он печатался, и можно собрать воедино 10 томов его произведений. И это еще одно косвенное доказательство вины как Шолохова, так и власть имущих.
Действительно, после смерти Сталина в СССР широко были изданы произведения , и многих других эмигрировавших после гражданской войны писателей. Дореволюционные произведения – практически все, и некоторые, написанные в изгнании, но не содержащие критики коммунистической власти. Собрания сочинений этих писателей можно было взять почитать в каждой сельской библиотеке. Иван Бунин, например, прожив более 30 лет за границей, написал много нелицеприятных вещей о большевиках. Их в советские времена просто не издавали.
Крюков мог писать подобные антисоветские произведения лишь три года – с 1917-го по 1920-й. Казалось бы, почему не выпустить в свет дореволюционные произведения писателя, в свое время либерально настроенного и пострадавшего от царского режима вместе с членами I Государственной думы, дружившего до революции с Короленко, Ф.К. Мироновым и А.С. Серафимовичем, поддержавшими большевиков, не репрессированного советской властью, а умершего от тифа в годы гражданской войны? Хотя бы опубликовать с теми же оговорками, как в случае с Буниным и Куприным, что "он, якобы, не понял великого смысла революции, пошел против нее и вот – результат – преждевременная смерть в расцвете творческих сил"? Почему не издают произведения Крюкова сейчас, когда уже давно имеются в продаже 25 томов , где великий философ камня на камне не оставляет от преступной власти, рухнувшей 14 лет назад? Кажется, что в таком замалчивании Крюкова нет логики?
А, тем не менее она, есть, и заключается в том, что, по-прежнему, на всех ключевых постах и в государственных структурах, и в некоммерческих издательствах и в литературных журналах сидят люди, в той или иной степени причастные к советской власти и к ее "шолоховедению", поэтому издание полного собрания сочинений Крюкова – смертный приговор их ученым степеням и должностям. После беглого сравнения любой дилетант поймет, кто автор "Тихого Дона". Ведь Федор Дмитриевич Крюков и без "Тихого Дона" остается выдающимся русским писателем, а Шолохов без великого романа превращается в абсолютный ноль.
Но пока это все – гипотезы. Любые, как прошлые, так и будущие самые глубокие литературоведческие исследования будут лишь косвенными доказательствами совершенного преступления. Необходимы же прямые доказательства. Известно, что "архив Шолохова", где почти со стопроцентной гарантией хранились и черновики Ф.Д. Крюкова, "исчез" при эвакуации из Вешенской в 1942 г. Как будто бы речь шла о колхозной бухгалтерии, а не об отъезде сталинского любимца в тыл. Почему рукопись так долго "искали" в советское время, да и 15 лет после него? А что, самому Шолохову все послевоенное время была безразлична судьба собственных рукописей? Да по одному его слову вся мощь партийного аппарата и КГБ была бы брошена на поиски "великого достояния советской литературы"...
Куда исчез архив – понятно. Сталин любил всех держать "на крючке", лучшим из которых в случае с Шолоховым были именно рукописи со следами преступления. Не пора ли его раскрыть? Для этого правительство РФ должно создать целевую комиссию и программу по расследованию еще одного злодеяния большевицкой власти. И пусть это никого не смущает. По сравнению с тем, что уже вскрыто, это, воистину, мелочь. Как кража одного великого романа может затмить гибель миллионов ни в чем не повинных людей? Но "мелочь" эта – характерная! Она лишний раз подчеркнет лживость и преступность большевизма и вернет в мiровую литературу имя гениального русского писателя и великого патриота – Крюкова, написавшего в последнем своем произведении "Цветок-татарник", объясняющем название родного хутора главных героев "Тихого Дона", воистину пророческие слова, созвучные и нашему нынешнему времени:
«Необоримым цветком-татарником мыслю я и родное свое казачество, не приникшее к пыли и праху придорожному, в безжизненном просторе распятой Родины… Я лишь один денек успел провести в ней, поглядел на руины сожженного и опустошенного родного гнезда, родные могилы. В душе – печаль. И вместе – ровное чувство спокойной убежденности, что этапов, определенных судьбой, ни пеш не обойдешь, ни конем не объедешь. Я гляжу на разрушенный снарядом старенький куренек, на обугленные развалины – обидно, горько. Но нет отчаяния! Пройдем через горнило жестокой науки, будем умней, союзней, и, может быть, лучше устроим жизнь».
Для того, чтобы жизнь стала, действительно, лучше, надо, в том числе, вернуть в русскую литературу и на обложку академического издания романа имя его великого и истинного автора – Ф.Д. Крюкова. Надо предпринять попытку воссоздания первоначального текста "Тихого Дона", снабдив его подробнейшими комментариями и, как знать, быть может, добавить недостающие места, если они чудом сохранились в архиве. А почему бы и нет? Ведь, как известно, "рукописи не горят". Имя же Шолохова, а также имена всех ему "помогавших" и оправдывающих его действия лиц должны занять подобающие им в истории места, рядом с Геростратом.
Эта статья была написана в 2005 г. к "столетию" Шолохова. Тогда, действительно, не было ничего издано из произведений Крюкова, кроме одной упомянутой книги (1993). К сегодняшнему дню издательство "АИРО ХХI век" (Ассоциация исследователей российского общества), возглавляемое Андреем Глебовичем Макаровым – автором исследования "Цветок-татарник", издало семь книг Крюкова, объединенных по темам. Их все можно посмотреть на сайте издательства. Кроме того, у них же в 2010 г. вышла книга «Загадки и тайны "Тихого Дона": двенадцать лет поисков и находок». В частности, современные исследователи установили около 1000 неправильных прочтений буквы "ять" в "рукописи", то есть переписчик порою даже менял смысл слов. Но официально до сих пор в этом вопросе ничего не изменилось. Наоборот.
В ноябре 2006 г. по первому каналу центрального телевидения демонстрировался многосерийный фильм С.Ф. Бондарчука "Тихий Дон", в котором как исторические события, так уже и сам советский "канонический" текст романа были страшно искажены. Вообще в последнее время стал модным откат к "опыту" советского периода во многих областях жизни, начиная от киноискусства и кончая государственным управлением. Постоянно по телевидению выступают дети и внуки Шолохова, Молотова, Хрущева и других деятелей советской эпохи, являющихся по всем понятиям русской законности и международного права преступниками против человечности, так как на их совести кровь миллионов людей. Именно они подписывали расстрельные списки, призывая «усилить борьбу с врагами народа», тем самым, становясь соучастниками сталинских преступлений, а "рупор партии" М. Шолохов оправдывал их по радио и на партийных съездах.
Как только кто-то осмеливается затронуть эти "щекотливые" для родственников советских вождей и их апологетов вопросы, сразу же раздаются крики: «Не трогайте мертвых! Зачем ворошить прошлое! Наши отцы и деды совершили много полезных дел!». Что на это можно ответить? Только следующее: даже жизнь одного из самых одиозных уголовных преступников ХХ века – Чикатило не является сплошной вереницей злодейств. Он был членом КПСС, считался хорошим семьянином, приносил пользу обществу, работая в системе профессионального технического образования. Но по более, чем пятидесяти эпизодам, предъявленным ему следствием, он был признан чудовищем. Вот так же обстоят дела с перечисленными выше деятелями советской эпохи. Они – преступники и нет им ни оправдания, несмотря на ряд полезных дел, которые они совершили. Эпизодов для предъявления им обвинения в преступлениях наберется не 50, а раз в десять больше. Их детям и внукам нужно сидеть тихо и пытаться замаливать их грехи, подобно родственникам нацистских преступников, проживающих ныне в Германии.
Почему же говорить об этом прямо нельзя, а обливать грязью на экране донских генералов, высокообразованных и культурных людей, жизней своих не щадивших в борьбе с теми самыми шолоховыми, молотовыми, сталиными, троцкими и им подобными бандитами, предавшими Родину и принявшими участие в ее погибели и разграблении, можно? Как будто у героев России и Дона нет родственников, да и просто людей, уважающих их жизнь и подвиг?
Один из защитников Шолохова пишет: «Когда перемывают косточки покойникам, – это не по-христиански... Да и какая разница, кто написал великое произведение русской литературы?». Но, во-первых, история как наука только тем и занимается, что изучает прошлое, а безоценочной история быть не может. Мы рассматриваем Шолохова и его "творчество" с точки зрения исторической возможности написания им великого романа, и приходим к выводу, что вероятность такого написания близка к нулю, а у Крюкова она более, чем возможна.
Если бы мы обсуждали, с кем Шолохов пьянствовал и проигрывал ли он в карты казённые средства или нет, то это было бы «перемывание косточек», в данном же случае это – восстановление исторической правды и справедливости. У его же подобных защитников получается, что украсть роман можно, сотворить лживый миф – можно, а разоблачать вора и миф – не моги: покушение на "святыни", чуть ли не осквернение религиозных чувств верующих! Во-вторых, применение христианской морали к большевикам, в рядах которых активно действовал Шолохов, истреблявших верующих миллионами, взрывавших церкви, уничтоживших более 90 % дореволюционного священничества и 70 % казачества не просто неуместно, но и кощунственно по отношению к их жертвам. И это кощунство, к сожалению продолжается, умножая зло на нашей земле...
Дмитрий Михайлович Калихман, доктор технических наук, Саратов.
Памятник Шолохову на Гоголевском бульваре, установленный 24 мая 2007 г. напротив Российского фонда культуры. Автор – скульптор Александр Рукавишников.
Обсуждение: 19 комментариев
Когда же клеветники-антисоветчики успокоятся???
В шолоховских рукописях, в целом написанных по современным правилам, остались следы старой орфографии: «следъ», «дедъ», «вахмистръ», «армія». Критики объясняют это тем, что по старой орфографии была выполнена оригинальная рукопись подлинного автора, которую Шолохов использовал. Есть случаи ошибочного прочтения слов, записанных по старой орфографии, например, слово «сѣрая» («серая», 2-я буква — «ѣ», «ять») превратилось в «сырая» («ѣ» принята за «ы»).
Когда же фальсификаторы-советчики успокоятся и покаются в своем кощунстве?
ну это было в большевицких обычаях...в Казахстане есть подобная история.Стихи талантливого, но реперессированного поэта, "врага народа" Магжана Жумабаева публиковались под именем... Джамбула.И до сих пор переходят из хрестоматии в хрестоматию.В союзе писателей знали, и те, кто руководил союзом.
знали, но...
Автор статьи Калихман (фамилия напрягает) Хотя статья неплохая, довольно убедительно Но такие выражения как "сталинские преступления" и пр. говорят о том, что это слова или недалекого человека, или он просто обычный Калихман. Тогда неудивительно. А "Калихманам" я не верю ни в чем и никогда. И других к этому призываю. Сталин для них - это лакмусовая бумажка.
С моей точки зрения, отношение к Сталину - это именно лакмусовая бумажка для определения нравственности и духовного здоровья человека с одной стороны, - и сатанизма и мазохизма с другой. Для отделения верности исторической России - от тоски по советскому богоборческому раю с колбасой за 2,20 на фундаменте из человечьих костей.
Что касается фамилии автора, то такие его соплеменники (по национальности его предков), как генералы Ренненкампф, Врангель, Келлер, Каппель, Дитерихс и многие другие - проявили в русской истории именно русскую православную нравственность в ее защите от легиона ворошиловых, дыбенок и буденых, руководимых троцкими и шиффами. Кто этого уяснить не способен - русским себя называть не имеет права.
Полностью согласен с МВН, что " отношение к Сталину - это именно лакмусовая бумажка для определения нравственности и духовного здоровья человека"...Но давайте попробуем разобраться кто сегодня ненавидит Сталина? Думаю МВН и Феликс согласятся, что это - жиды, воры, жулики, проститутки, различные половые извращенцы (их много, потому перечислять не буду), зомбированные телеящиком и другими СМИ слабые на голову особи и другие человеки для которых евангельские ценности неприемлемы - "слепят глаз или стоят поперек горла". Еще это трусоватые публикаторы, которые не смеют называть вещи своими именами. Ругать коммунистов и Сталина это безопасно, а обозначать истинных виновников - это чревато. Вопрос к МВН - к какому из перечисленных "видов-человеков" Вы отнесете себя??? Или кто еще, кроме перечисленных, ненавидит Сталина и Советскую власть???
Милостивый государь. Я Вас сюда не звал. Раз уж зашли ко мне в гости со своими требованиями - сначала сами определитесь в причинах своей любви к богоборцу-садисту и ненависти к исторической России, разрушенной вашими жидобольшевиками: Вы сатанист или мазохист? А уж почему я вместе с милионами жертв антирусского строя и борцами против него ненавижу и сатанизм и мазохизм - Вам не понять по определению за отсутствием нужного для этого свойства души. Благодарю за использование лакмусовой бумажки.
Господа хорошие. не поднимайте провокационный вопрос об авторстве "Тихого Дона" Ничто не может умалить славу журналиста и публициста Крюкова. А тот спор - известная провокация и распря.
Прав Владимир: то ли Крюков что-то украл, то ли у него кто-то что-то украл, - какая разница, если фамилия автора "напрягает", а Сталин свято соблюдал "евангельские заповеди" и его ненавидели проститутки. Плодотворное получилось обсуждение "главного вопроса русской литературы ХХ века", по Солженицыну. Впрочем это еще тот провокационный антисоветчик и пособник ЦРУ, он-то все и раздул вместо того, чтобы написать "Поднятую целину" об успехах социализма. Кстати, об этом шедевре почему-то все забыли...
Господин хороший МВН, Вы совершенно безосновательно приписали мне качества и наклонности, которыми я не обладаю, поэтому позвольте пояснить в чем я не согласен с Вами. Прежде всего сообщаю, что я давно определился в причинах своей любви, уважения и восхищения И.В. Сталина. Основанием для этого служат величайшие достижения, свершения и дела. Перечислять не буду, их знают адекватные люди и не только в нашей стране. Сталин величайший государственный деятель и политик. В ХХ веке рядом с ним некого поставить и это признают величайшие умы человечества. Богоборцем-садистом Сталин никогда не был, напротив, мы ему обязаны сохранением Православия, при нем Кирилл Гундяев не поехал бы целоваться с папой Римским. Ненависти к исторической России у меня не было и нет. Я люблю и горжусь своими предками, которые воевали и погибали за историческую Россию много веков. Моими жидобольшевики никогда не были и не будут. Я не сатанист и не мазохист. Я русский православный человек. Таким был и остаюсь. Мне действительно не понятно, какое свойство души у меня отсутствует? Но хоть душа то у меня есть? Буду признателен за более подробное разъяснение. Спасибо.
Прежде всего у Вас отсутствует чувство греха (связанное с наличием совести). В частности греха убийства. Убийства миллионов русских людей, чем Вы пытаетесь оправдать некие "величайшие достижения, свершения и дела" Сталина, как будто без уничтожения 66 миллионов людей (неопровержимая статистика:) достижения были бы невозможны. Если Вы и сами желали бы послужить человеческим удобрением для этих свершений - Вы мазохист.
Далее. У Вас отсутствует национальное самосознание и Вы предатель своих предков, "которые воевали и погибали за историческую Россию много веков", но которую на службе сатане разрушили жидобольшевики и Сталин в их руководстве. Разрушили православную государственность Третьего Рима, удерживавшую мiровое зло. Если вы оправдываете эту сатанинскую революцию - Вы сатанист.
Вы никоим образом не "русский православный человек", потому что считаете, что мы не Новомученикам (жертвам Ленина-Сталина) и не Богу, а богоотступнику и богоборцу "Сталину обязаны сохранением Православия". То есть - посредством безбожной пятилетки, декрет о которой он лично подписал:
Прошу Вас больше не продолжать тут дискуссию. Согласимся на том, что у нас прямо противоположные представления о России и Православии, то есть прямо противоположные ВЕРЫ. И останемся каждый при своей и каждый получит от Господа по вере своей.
Несмотря на абсурдность Ваших аргументов и женской логике, я принимаю Ваше предложение не продолжать дискуссию. Давайте не будем "метать бисер перед свиньями". Останемся каждый при своем мнении.
Роман хороший, несколько утомительный в конце. Стилистически он близок к "Поднятой целине", но художественно - гораздо сильнее. "Рукопись, которой нет..." очень романтично, прямо "книга велеса"! Возможно, некие поклонники "Тихого Дона" настолько влюбились в эту книгу, что даже решили подобрать ей достойного автора взамен партийного Шолохова?
Вся подлость и негодяйство, а по-сути сатанизм жидо-большевизма заключается в том, что они пытались свою поганую и подлую сатанинскую власть показать как высшим этапом тысячелетней истории православной России и её великой культуры. И именно в этом негодяйство и подлость Шолохова, который украв великое произведение подлинного казака и белого воина Крюкова, использовал его для оправдание большевизма.
Я далека от знаний истории.но я глубоко убеждена.что Шолохов не является автором "Тихого Дона"
Позвольте усомниться в дате смерти Федора Дмитриевича. Эвакуация из Новороссийска описанная в "Тихом Доне" написана Крюковым, а она была в середине марта 1920 года.
"- Ну и резко же гавкают английские пушки! А зря они стервенят красных. Пользы от ихней стрельбы никакой, одного шума много…
- Нехай стервенят! Нам зараз все равно. - Улыбаясь, Григорий тронул коня, поехал по улице.
Навстречу ему из-за угла, пластаясь в бешеном намете, вылетели шесть конных с обнаженными клинками. У переднего всадника на груди кровенел, как рана, кумачный бант."
Вот, пожалуй, последний авторский фрагмент. Воистину Крюковский, с библейскими параллелями: всадники апокалипсиса и исход.
Крюков Федор Дмитриевич, депутат I Государственной Думы от Области войска Донского. Федор Дмитриевич Крюков по окончании высшего образования посвятил себя педагогической деятельности. Федор Дмитриевич сотрудничает в журнале «Русское богатство» . По своим взглядам Федор Дмитриевич примыкает к крайним левым партиям. Подписал "Выборгское воззвание " 10 июля 1906 года в г. Выборге и осужден по ст.129, ч.1, п.п.51 и 3 Уголовного Уложения.
Использованы материалы сайта http://www.kodeks.ru/
Крюков Федор Дмитриевич (2.02.1870-4.03.1920), писатель, общественный деятель. Родился в станице Глазуновская, ныне Волгоградской обл. в семье станичного атамана. В 1892 окончил петербургский Историко-филологический институт. В 1893-1905 был учителем. В 1906 избран депутатом I Государственной думы от Области Войска Донского. В 1906-1907 выступал в Думе и в печати против использования донских полков для подавления революционных выступлений. Начал печататься в 1892 («Гулебщики. Очерк из быта стародавнего казачества»). В рассказах («Пособие»», «В родных местах», «Клад», «Казачка» и др.) рисовал колоритный быт донского казачества, изображал также жизнь русского учительства, духовенства, чиновников, военных.
Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru
Крюков, Федор Дмитриевич – русский писатель, общественный деятель. Родился в семье станичного атамана. В 1892 году окончил петербургский Историко-филологический институт. В 1893-1905 годах был учителем. В 1906 году избран депутатом 1-й Государственной думы от Области Войска Донского. Был одним из учредителей партии «народных социалистов». В 1906-1907 годах выступал в Думе и в печати против использования донских полков для подавления революционных выступлений. Начал печататься в 1892 году («Гулебщики. Очерк из быта стародавнего казачества»). В рассказах («Пособие», «В родных местах», «Клад», «Казачка» и др.) рисовал колоритный быт донского казачества. В дальнейшем под влиянием В.Г.Короленко , П.Ф. Якубовича , А.С.Серафимовича , с которыми К. был в дружеских отношениях, в его произведениях усиливаются социальные мотивы; он описывает тяжесть царской службы казаков, положение бедноты, бесправие женщины, революционное брожение среди казаков в период 1905-1907 годов. Крюков изображал также жизнь русского учительства, духовенства, чиновников, военных. Писал художественно-публицистические очерки. В.И.Ленин использовал очерк Крюкова «Без огня» в статье «Что делается в народничестве и что делается в деревне?» (Соч. т. 18, с. 520, 522-523). К. печатался в журнале «Русское богатство» ; с 1912 года стал одним из его редакторов. Короленко писал: «Крюков писатель настоящий, без вывертов, без громкого поведения, но со своей собственной нотой, и первый дал нам настоящий колорит Дона» . Годы гражданской войны Крюков провел на Дону, был секретарем Войскового Круга, редактором газеты «Донские ведомости».
Краткая литературная энциклопедия в 9-ти томах. Государственное научное издательство «Советская энциклопедия», т.3, М., 1966.
Федор Крюков! Никто не знал, что был такой писатель, пока не затеялась катавасия с авторством "Тихого Дона". А. Солженицын стал утверждать, что автором "Тихого Дона" является глазуновский казак и депутат Госдумы Федор Дмитриевич Крюков. Те, кто не имеет литературного слуха, тоже могут так подумать. Но, прочитав Крюкова, решишь: "Все, как у Шолохова, язык, местность, казачьи манеры, "жалмерки" и т.п. И все же не хватает "куражу", "грамматической ошибки". Слишком отточено и выверено, слишком литературно.
Со своей сестрой Лидой и зятем Володей мы ездили в ст. Глазуновскую Волгоградской области. Встретили старую учительницу - теперь верующую в Господа нашего. Учительница утверждала, что тайно своим воспитанникам она читала "Офицершу" Крюкова. Он был в те, уже хрущевско-брежневские годы, под запретом.
Дом отца Ф.Д.Крюкова до войны еще переоборудовали под маслозавод. Он сгорел. От Крюковых остался старый одичавший сад. Его здесь так и называют "Крюков сад". Осталась и пристройка к дому для наемных рабочих.
Мы с поэтом Владимиром Нестеренко разыскали могилу деникинца Ф.Крюкова, умершего под ст. Новокорсунской от сыпного тифа. Но никто с места не двигается, чтобы хоть как-то обозначить место захоронения друга В.Г.Короленко , добротного русского писателя. Опасаются: вдруг опять начнут кивать на Федора Дмитриевича, как на автора эпопеи "Тихий Дон". Горька посмертная судьба Крюкова - человек уж, больно подозрителен. Что там в сундучке возил? А ничего - газетные заметки.
Николай ИВЕНШЕВ - Прописи ("Русская жизнь", 2002 г.)
Казацкие мотивы, Очерки и рассказы, СПб, 1907;
Рассказы, т. 1, М., 1914.
Горький М., О писателях-самоучках, Собр. соч., т. 24, М., 1953;
Короленко В.Г., Избранные письма, т. 3, М., 1936, с. 226;
Горнфельд А., Рассказы Крюкова, в его кн.: Книги и люди, СПб, 1908;
его же, Памяти Ф.Д.Крюкова, «Вестник литературы», 1920, № 6;
Боцяновский В., Из воспоминаний о Ф.Д.Крюкове, там же, 1920, № 9.
«Русское богатство» , литературный, научный и политический журнал, 1876-1918 гг.
Депутаты Государственной Думы в 1905-1917 гг. (биографический указатель)
С егодняшние читатели едва ли знают писателя Федора Крюкова. Ни в Советском энциклопедическом словаре, ни в Энциклопедическом литературном словаре мы не найдем даже упоминания о нем. Правда, сейчас это незаслуженно забытое имя начали вспоминать, но в основном в связи с так называемой проблемой авторства «Тихого Дона». Как известно, некоторыми исследователями была выдвинута версия о том, что роман о переломных событиях в судьбе донского казачества был написан или, во всяком случае, начат именно Ф. Д. Крюковым. При этом М. А. Шолохову отводится в лучшем случае роль соавтора выдающегося произведения XX века. Не будем сейчас касаться данной версии, которая имеет и своих сторонников, и своих оппонентов. Однако полемика вокруг авторства «Тихого Дона» выявила тот несомненный факт, что биография Шолохова недостаточно изучена и что еще беднее сведения о жизни и творчестве Ф. Д. Крюкова. Только недавно в нашей печати появились работы зарубежных авторов, из которых можно узнать некоторые подробности его биографии. (Ермолаев Г. (США). О книге Р. А. Медведева «Кто написал «Тихий Дон»?» «Вопросы литературы», 1989, № 8. Хьетсо Г., Густавссон С., Бекман Б., Гил С. «Кто написал «Тихий Дон»?» М., «Книга», 1989.)
Федор Крюков родился в 1870 году в семье атамана станицы Глазуновская Усть-Медведицкого округа и вырос в типично казацкой атмосфере. Получил историко-филологическое образование, много путешествовал по Донской области, изучал ее историю и экономику; в 1906 году был избран в I Государственную думу, где защищал интересы казачества. С начала 900-х годов Федор Крюков постоянно печатается в журнале «Русское богатство» (с 1914 года «Русские записки»), одним из официальных издателей которого был В. Г. Короленко. Здесь публиковались произведения Г. И. Успенского, И. А. Бунина, А. И. Куприна, В. В. Вересаева, Д. Н. Мамина-Сибиряка, К. М. Станюковича и других писателей, известных своими демократическими взглядами.
Рассказы, повести, очерки Федора Крюкова «В камере 380», «Полчаса», «На речке Лазоревой», «Офицерша», «В глубоком тылу» и другие открыли широкому читателю малознакомую жизнь казачьего сословия: его историю, традиции, быт. В 1907 году Крюков отдельно издал «Казацкие мотивы. Очерки и рассказы», в 1910-м «Рассказы». Произведения его далеко выходили за рамки историко-этнографического исследования, в них чувствовался писатель, болеющий за судьбы своего народа.
Поздней осенью 1914 года уже шла первая мировая война Крюков покинул Донскую область, чтобы отправиться на турецкий фронт (хотя в молодости был освобожден от воинской службы по близорукости). После долгого путешествия он присоединился к 3-му госпиталю Государственной думы в районе Карса, зимой 1916 года с тем же госпиталем находился в Галиции. Впечатления об этом периоде своей жизни Крюков отразил во фронтовых заметках «Группа Б» («Силуэты»).
Потом писатель жил в Петрограде, был свидетелем февральской революции.
В 19181919 годах Крюков секретарь Войскового круга (парламента донских казаков) и одновременно редактор новочеркасской газеты «Донские ведомости». В эти годы он активно выступал против большевиков. Когда весной 1919 года станица Вешенская стала центром Верхне-Донского восстания, Крюков был среди тех, кто призывал повстанцев держаться до конца. А в сентябре 1919 года, когда фронт приблизился к станице Глазуновской, он вступил в ряды Усть-Медведицкой белоказачьей части; примерно через месяц, вернувшись с фронта в Новочеркасск, принял участие в заседаниях Войскового круга. До захвата Новочеркасска большевиками Крюков ушел с отступающими белоказачьими частями. 20 февраля (4 марта по новому стилю) 1920 года Федор Дмитриевич умер от тифа или плеврита в станице Новокорсуньской (или вблизи нее) на Кубани.
Даже из этих пунктирно изложенных биографических сведений становится понятной причина замалчивания творчества писателя официальным советским литературоведением.
Но вернемся немного назад к сотрудничеству Федора Крюкова в журнале «Русское богатство». В нескольких номерах за 1913 год в нем были напечатаны главы «Потеха» и «Служба», входящие в большой очерк Ф. Д. Крюкова «В глубине» (писатель публиковал его под псевдонимом И. Гордеев). Кроме этих глав, которые мы предлагаем вниманию читателей, в очерк входят еще четыре: «Обманутые чаяния», «Бунт», «Новое», «Интеллигенция». В целом это произведение рисует широкую панораму жизни донского казачества; писатель остронаблюдательный, Крюков подмечает специфические черты казачьего нрава, детали быта, особенности красочного говора своих героев, отношение к воинской службе, курьёзные и грустные явления их жизни.
Сегодня творчество Федора Дмитриевича Крюкова привлекает все большее внимание. И прежде всего им интересуются потомки его героев. Недавно созданное в Москве Казачье землячество планирует провести Крюковские чтения, ускорить издание всех его произведений, в том числе и неопубликованных, чтобы вернуть имя самобытного донского писателя Федора Крюкова русской литературе.
Пользуясь возможностью, хочу поблагодарить сотрудников отдела рукописей Государственной библиотеки СССР имени В. И. Ленина за помощь, оказанную мне и редакции журнала «Вокруг света» в подготовке данной публикации.
Петр Лихолитов, студент факультета журналистики МГУ, член Казачьего землячества
Оказывается, 14 февраля 2010 года исполнилось 140 лет Федору Дмитриевичу Крюкову - тому самому писателю, которого называли настоящим автором "Тихого Дона"....
В прошлом веке говорили: «Советская власть 70 лет не может простить Гумилеву того, что она его расстреляла».
Но Гумилева читали и до советской власти, и при, и после.
А этот сам виноват. Пусть его прозой зачитывались Горький, Короленко и Серафимович, пусть современники называли «Гомером казачества»… Публиковался он чаще всего под псевдонимами (Гордеев, Березин и др.) в народническом журнале «Русское Богатство». Там и служил соредактором Короленко по отделу прозы. А темы все время брал какие-то узкие, региональные… Ни славы, ни прибытку. И кому после 1905 года хотелось читать про быт донских казаков, если по всей России само слово «казак» ассоциировалось только со свистом нагайки?
Ложь советского мифа: Крюков - третьестепенный писатель.
Да откройте его первый рассказ «Гулебщики» (автору 22 года)…
Никогда донская речь не звучала столь завораживающе.
…Только и слышу: «Крюков… Это который казачий офицер? Да оставьте!..».
Поскольку речь о малоизвестном литераторе, коснемся его биографии.
Федор Дмитриевич Крюков родился 2 (14) февраля 1870 года в станице Глазуновской Усть-Медведицкого округа Области Войска Донского. Он сын казака-хлебороба. Мать - донская дворянка. В семье трое детей. (В 1918 младшего брата, служившего лесником, за интеллигентный вид снимут с поезда и растерзают красногвардейцы.)
С серебряной медалью он вышел из стен Усть-Медведицкой гимназии.
В 1892 окончил Петербургский историко-филологический институт (заведение с такими требованиями к студентам, что даже Александру Блоку, сыну профессора права и внуку ректора Петербургского университета, тут пришлось туго). И тринадцать лет преподавал в Орле и Нижнем Новгороде.
В 1906 - депутат от Войска Донского в Первой Государственной Думе.
Там 13 июня он выступает с речью против использования казаков в карательных акциях правительства. С тех пор некто Ульянов (который Ленин) очень внимательно следит за опасным народником, своим ровесником.
К восьмидесятилетнему юбилею Толстого в № 35 большевистской газеты «Пролетарий» (сентябрь 1908) появилась статья Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции»:
«Большая часть крестьянства плакала и молилась, резонерствовала и мечтала, писала прошения и посылала «ходателей», - совсем в духе Льва Николаича Толстого! И, как всегда бывает в таких случаях, толстовское воздержание от политики, толстовское отречение от политики, отсутствие интереса к ней и понимания ее, делали то, что за сознательным и революционным пролетариатом шло меньшинство, большинство же было добычей тех беспринципных, холуйских, буржуазных интеллигентов, которые под названием кадетов бегали с собрания трудовиков в переднюю Столыпина, клянчили, торговались, примиряли, обещали примирить, - пока их не выгнали пинком солдатского сапога».
Всё это - прежде всего о Крюкове, который первым поднял голос в защиту казачества.
Но еще в 1906 в статье «Обывательщина в революционной среде» Крюков выставлен политиком-пустышкой, чьи усилия по освобождению трудящихся смехотворны. А 1913 в другой статье («Что делается в народничестве и что делается в деревне?») будущий вождь щедро цитирует крюковский очерк «Без огня». По сути, Ленин рассматривает его автора как новое «зеркало русской революции», хотя от употребления этого ярлыка воздержался, очевидно, не желая ставить донского автора в один ряд с классиком и тем добавлять очков «неавторитетному политику».
В том же 1913 Крюков и полемизирует с Лениным в «Тихом Доне». Он молчаливо соглашается с отведенной ему ролью нового «зеркала», но показывает, что движитель революции - сами властьимущие, их эгоизм, тупость и бездарность. А еще - ленинские сторонники, зомбированные радикалы типа Штокмана, не знающие и не понимающие ни казачьего, ни крестьянского русского уклада, но ставящие целью разрушить всю народную жизнь вместе с плохим и хорошим, разрушить всё - до основанья.
Крюков отвечает ему в романе о казаках, над которым работает с начала 1910-х.
Эту крюковскую полемику с Лениным не увидели, ведь роман не был закончен. Меж тем она уже 80 лет на виду, в «Тихом Доне».
Во второй части романа купец Мохов читает июньский томик «Русского Богатства». К нему приходит его сын. И доносит на работника Давыдку.
«Уволенный с мельницы вальцовщик целыми ночами просиживал у Валета в саманной завозчицкой, и тот, посверкивая злыми глазами, говорил:
Не-е-ет, ша-ли-ишь! Им скоро жилы перережут! На них одной революции мало...» (ТД: 2, III, 135).
Это концовка главы. А в первых строках следующей появляется «чужой человек» Штокман. Тот, который положит «личинку недовольства», и из нее «через четыре года выпростается из одряхлевших стенок личинки этой крепкий и живущо’й зародыш».
25 октября 1917 минус четыре года и дают конец октября 1913. (Штокман приедет в Татарский 27 октября).
Купец Мохов читает в шестой книжке «Русского Богатства» за 1913 год окончание донских очерков Крюкова, опубликованных под общим названием «В глубине. (Очерки из жизни глухого уголка)». Читает про другого купца, живущего на Дону в нескольких верстах от Мохова и тоже, как и Мохов, ведущего страну прямиком в революцию.
При этом мысли Мохова заняты тем, что же будет с Россией и собственным его делом (в феврале 1917-го искать ответы на эти вопросы он поедет к генералу Листницкому).
Мохов читает про себя, но система зеркал не срабатывает.
За невинную шутку прогоняя Давыдку, он сам и выращивает «живущо’го зародыша».
Такой вот вечный спор на родную тему «кто виноват?» Только Крюкову надо, чтоб было, как людям лучше, Ульянову - как хуже. (И что делать - он уже знает.)
На Первую мировую Крюков уходит санитаром.
Его оппонент пока скучает в Швейцарии.
На Таганке в «Библиотеке-Фонде Русского зарубежья» просматриваю архив Федора Крюкова и среди черновиков фронтового очерка «Группа Б.» (1916 год) натыкаюсь на странную запись. Сделана она на правой странице извлеченного из «памятной книжки» (по-нашему - записной) двойного листка.
Сама книжка, видимо, утрачена.
При первом взгляде на этот листок может показаться, что запечатленный на нем текст достоин монументальной, хотя и очень скучной маргиналии «нрзб.»: ширина строчных букв едва ли не микроскопическая - около 1 мм, добрая половина букв неотличимы друг от друга. Расшифровать удастся с помощью Наталии Введенской (а в двух случаях помогли тележурналист Виктор Правдюк и филолог из Нальчика Людмила Ворокова):
10 июня. Гуляли в пятом часу. В садике были длинные тени, солнце не пекло, от Невы наносило дымом и желанною свежестью. Уголовный с короткой бородкой, с серым лицом ворошил скошенную траву, - пахло ею, подсыхающей. Одну маленькую копешку склал. А где ворохнет, подымается светящийся пух бузлучков, или одуванчиков, - как сквозистые, мелкие мушки, - кружится, вьется, лезет в лицо. Маленькая бабочка трепещет крылышками и вся сквозит; и всё пахнет сеном и влажностью дождя, - луг, песок. Мечтает солдат-часовой, опершись на дуло, мечтают надзиратели, глядя невидящим взглядом перед собой, мечтают уголовные и политические. Опустив головы, заложив руки назад или в карманы, каждый думает о чем-то о своем… О чем? И странно, что мы вот кружим так по этим отшлифованным арестантскими ногами скользким камням, а не сойдемся в круг, не запоем общую песню; и слушали бы ее вечерняя свежесть и чуткость, и были трогательны наши - пусть арестантские - песни, и многое сразу стяжало бы сердце, и чувствовал бы в легких восхожение к сердцу людей, - и общность, и надежда, и единение… Какая-то трогательность у наших тенет и арестантской поэзии… Теперь понимаю «Славное озеро светлый Байкал…» и готов заплакать об этой горней тоске о воле, о потерянном мiре…
Последнее слово написано через «i» - это, как у Толстого, о том мире, который не отсутствие войны, а людское сообщество.
Перед нами страница из тюремного дневника. Крюков в 1909-м сидел в «Крестах» за подпись под «Выборгским воззванием» - призывом к гражданскому неповиновению (это когда царь распустил Первую Думу).
Писатель возвращается домой, но решением донского атамана его отправили в небывалую на Руси ссылку. Из Области Войска Донского сослали в Петербург. В Питере, впрочем, судили. И потому через три года - одиночка в «Крестах». На три месяца.
А потом он, статский советник, несколько лет работает на Васильевском острове в Горном институте. Помощником библиотекаря.
Мечты о «восхожении к сердцу людей» рухнут весной 1918.
Очерк «В углу», рассказывающий о тех днях, он закончит так:
«…Обыскивали буржуев - и мелких, и покрупнее - конфисковали по вдохновению все, что попадалось под руку, иногда вплоть до детских игрушек, прятали по карманам что было поценнее. <…>
Алексей Данилыч, вы не возьметесь ли дрова попилить? - спрашиваю одного приятеля из чернорабочих.
Некогда. В комиссию назначен.
В какую же?
В кулитурную… По кулитурной части.
А-а… дело хорошее.
Ничего: семь рублей суточных… имеет свою приятность…»
И это до большевиков. Их вторжение на Дон еще впереди.
В отличие от Гумилева, расстрелянного по сфабрикованному делу, Крюков действительно был виновен. Он, пожалуй, единственный изо всех известных русских интеллигентов той поры, действительно пытался остановить «большевистское нашествие». На Дону он вновь избран - теперь уже секретарем Донского парламента. При этом еще и редактирует правительственную газету.
Близорукий, книжный, в 1918-м он взял в руки казачью шашку. В первом же бою конь под ним убит, а его контузило. Сам шутил: «Под старость довелось изображать генерала на белом коне…».
Может быть, самая загадочная изо всех смертей русских писателей.
Он не «ходил в народ», как старшее поколение народников-интеллигентов. Он сам был народом. Говорил и думал на народном языке, много и охотно пел с казаками, собирал их песни. Все шесть строк эпиграфа к «Тихому Дону» Не сохами-то славная землюшка наша распахана... - полностью процитированы Крюковым даже трижды.
Его младший современник вспоминал:
«Когда Крюков был в расцвете своей литературной славы, нас, учащихся, в станице насчитывалось уже с десяток, и все мы с нетерпением и радостью ожидали его приезда на летние каникулы. Знали, что наши барышни будут смеяться над его длинными, до колен, синими и черными сатиновыми рубахами и залатанными штанами. В особенности донимала его моя сестра:
И что вы, Ф.Д., все в рваных штанах ходите, хоть бы по праздникам надевали добрые!
Чаво же, А. И., по садам за бабами гоняться - все равно порвешь, так уж Маша (сестра) и не дает мне новых штан».
Только вот коллеги по литературному цеху запомнили его вечно печальные глаза.
Несложно объяснить, почему именно этот интеллигентный, мягкий человек левых убеждений, с такими грустными глазами и таким чувством юмора (в диапазоне от чего-то очень набоковского до простецкого дедо-щукарского), не просто «не принял советскую власть», а стал с ней деятельно бороться. Для этого надо просто прочитать его публицистику 1917-1919 годов. Сборник «Обвал. Смута 1917 года глазами русского писателя», целиком из статей Крюкова, вышел в московском издательстве АИРО-ХХI в прошлом году. (Мой друг и коллега Михаил Михеев разыскал в архиве полуистлевшие подшивки донских газет, оттиснутых на оберточной бумаге, и вместе с ним и филологом из Нальчика Людмилой Вороковой мы ту книгу готовили.)
Когда в 1928 в журнале «Октябрь» появились первые главы «Тихого Дона», еще остававшиеся в живых поклонники Крюкова в голос возопили: «Да это ж Федор Дмитриевич писал!» В марте 1929 рты им заткнула газета «Правда» «…врагами пролетарской диктатуры распространяется злобная клевета о том, что роман Шолохова является якобы плагиатом с чужой рукописи». (Забавная проговорка: клевета о том, что якобы… плагиат!)
Лет за десять этих, уже не кричавших, а шептавших, успокоят по-сталински.
В 1974, в Париже, с предисловием Солженицына была издана книга Ирины Медведевой-Томашевской «Стремя Тихого Дона». Книга о том, что самый знаменитый советский роман написан лютым врагом советской власти.
С конца 1980-х Крюкова стали понемногу издавать, но, как подсчитал библиограф А.А. Заяц, десять томов его сочинений разбросаны по периодике конца позапрошлого и начала прошлого века.
Ряд параллелей прозы Крюкова и «Тихого Дона» выявил ростовский исследователь Марат Мезенцев. Не все они убедительны. Но тогда еще не было электронных поисковых систем.
Орловский журналист Владимир Самарин вспоминал, как поразило его когда-то интонационное родство повести Крюкова «Зыбь» (1909) с пейзажными описаниями «Тихого Дона»:
«Пахло отпотевшей землей и влажным кизечным дымом. Сизыми струйками выползал он из труб и долго стоял в раздумье над соломенными крышами, потом нехотя спускался вниз, тихо стлался по улице и закутывал бирюзовой вуалью вербы в конце станицы. Вверху, между растрепанными косицами румяных облаков, нежно голубело небо: всходило солнце».
Возразит: интонация может совпасть и случайно.
Но не могут просто так «совпасть» десятки стилистических конструкций, поворотов сюжета, редчайших эпитетов и нигде не зафиксированных поговорок, авторских метафор и таких диалектных словечек, которых до Крюкова и после него не использовал ни один из русских писателей. (Разумеется, кроме автора «Тихого Дона»).
Красть роман у Крюкова было безумием: в его текстах много самоцитат. (Каждый раз писатель пытался улучшить себя прежнего.) Но кто знал в 1920-х, что появится интернет? И в нем - Национальный корпус русского языка.
В этой копилке объем текстов русских писателей уже превысил 150 миллионов слов.
Когда в конце 1990-х всплыли шолоховские рукописи, по ксерокопиям нескольких страниц исследователь Зеев Бар-Селла предположил, что это не оригинал, а безграмотная копия с грамотного оригинала, выполненного к тому же по дореволюционной орфографии.
А в 2006 Институт мировой литературы издал шолоховские «черновики» и «беловики» романа. И тем убил им же и выпестованный миф. Потому что перед нами не черновики, а типичная туфта.
Шолоховеды утверждают: эти рукописи классик предоставлял в 1929-м «комиссии по плагиату».
Переписчик сработал, как двоечник на переменке: сдул, не понимая смысла того, что копирует. И вот церковное «аки лев» превратилось в «как илев», «колёсистый месяц» (луна) в «колосистый месяц» . Шолоховский «пушистый козел» , который топчется в навозе, - на самом деле тушистый (тучный). «У дома» - «у Дона». «Скипетр красок» - «спектр красок» и т. д.
Зачем нужна копия, по которой текст невозможно опубликовать?
Затем, что, подлинник нельзя было показывать. Он был с ятями, ерами, «i»… Это видно из десятков неправильных прочтений.
Представляю, как матерились Фадеев с Серафимовичем…
«Черновики» полностью подтвердили мнение академика М. П. Алексеева (1896-1981), который общался с Шолоховым на президиумах АН СССР: «Ничего Шолохов не мог написать, ничего!» (знаю от академика РАН Александра Лаврова, ученика Алексеева).
Впрочем, это было ясно и 80 лет назад. Физик Никита Алексеевич Толстой вспоминал, что его отец А.Н. Толстой сбежал из Москвы, когда ему предложили возглавить ту самую комиссию по плагиату. А дома на вопрос «Кто все же написал «Тихий Дон?», отвечал одно: «Ну уж, конечно, не Мишка!»
Теперь, когда под руками электронный «Национальный корпус русского языка», мы можем ответить наверняка: все-таки Крюков.
И шолоховедам Шолохова уже не спасти, и другого автора «Тихому Дону» уже не навязать.
Мыслимо ли, чтобы два разных писателя придумали набор одинаковых эпитетов к слову «голос»: вязкий; октавистый, отсыревший; перхающий; понукающий и т. д., если известно, что первый автор и ввел эти конструкции в литературу, а второй (по его собственным словам) первого никогда не читал. И в промежутке между первым и вторым никто из русских литераторов применительно к «голосу» этих эпитетов не использовал.
Сотни диалектизмов (не только донских, но и орловских», к примеру, «красоваться» в значении ‘любоваться’) впервые явлены в «Тихом Доне».
Но, оказалось, что много раньше они были у Крюкова.
При этом повторяются даже ошибки крюковского написания: улеш (земляной пай) - он вообще-то улеж . (Просто в бытовой речи встречается преимущественно в именительном падеже, а потому на конце звучит неизменное «ш».)
Повторяются и способы передачи междометий:
«- И-и, милый …» («Казачка») - «- И-и-и, моя милушка …» (ТД: 1, XVIII, 92); «- Тю-у !.. Ска-зал!..» («К источнику исцелений») - «- Тю-у !.. Ска-зал!.. (ТД: 2, V, 144); «-…Не боюся... ну-к што жа ...» («Офицерша») - «- Ну-к что ж , большевики - большевиками…» (ТД: 5, XXVIII, 374).
Совпадает и графика, предающая экспрессию:
«- Эт-то что за оратор тут?» («Тишь») - «- Эт-то можно» (ТД: 6, II, 24).; «- …ей-богу, женьитесь (так! - А.Ч. ). Советую. Оч-чень хорошо!» («Новые дни») - «- Поднялся на ноги? Оч-чень хорошо ! Анну мы забираем». - И догадливо-намекающе сощурился: - Ты не возражаешь? Не возражаешь? Да-да... Да-да, оч-чень хорошо !» (ТД: 5, XXVII, 299-300).
Прибавим сюда и несколько десятков «совпадений» пословиц, поговорок и цитат: истухающая заря; «казак работает на быка, бык на казака»; «Быкам хвосты крутим»; «гремит слава трубой»; «- Наше дело телячье - поел да в закут»; «как горох из мешка»; «как дождь осенью»; «какъ ржа (ржавь) железо…»; «куга зеленая»; «не шурши!»; «огурцом телушку резали» и «шацкие - ребята хватские»; «ноги с пару сошлись»; «пьяней грязи»; «старый прижим» (впервые у Крюкова); «рог с рогом»; «ряд рядом»; «Слово - олово!»; татарник (репей как символ несгибаемости); «Это - не сало, обомнется».
Совпадают десятки микросюжетов и житейских ситуаций. (Но это слишком большая тема, и здесь мы не будем ее трогать).
Даже дразнилки те же: дегтярь, мазница (о донских хохлах). И тот же возглас восхищения «Сукин кот!» , и те же ругательства: «- …Погоди, попадешься и ты когда-нибудь! Воряга!» («На Тихом Дону». 1898); «- А ты - чужбинник! Чужого понахватал, награбил …» («В углу». 1918) - «- Чужбинник! Б... старый! Воряга! Борону чужую украл !..» (ТД: 3, XIII, 273) и т. д..
Скажут: ну, действительно, совпало. И что?.. Шолохов ведь тоже жил на Дону.
Но «Тихий Дон» наполнен авторскими метафорами Крюкова. А это уже совпадением быть не может: между ребер арбы; срезанный (в ТД - обрезанный) месяц; ущербленный месяц (из-за которого рыба не клюет); задумавшаяся курица; цепкая повитель с розовыми цветами; бондарский конь (т. е. бочка); проседь полыни (до Крюкова проседь - это только про волосы или бороду!); головной убор как белый лопух; калмыцкий узел; острый (в ТД - хищный) скопчиный нос (скопчик - вид ястреба); чешуя реки (в ТД - волн); чибис в куге и песня неподалеку; широкоспинный (о человеке); плавать по-топоровому; тело, как всхожее (и невсхожее) тесто; прыгнул через дышло арбы (В ТД - тачанки); канунница, запах меда и лежалое платье; пули как горох; пули и снаряд как бурав; изрытое оспой лицо земли; острая спина (это виден позвоночник); порыжевшие (в ТД - порыжелые) сапоги; лицо человека, как старая голенища (так! - А.Ч.) сапога (последний пример - находка московского исследователя Савелия Рожкова) и т. д.
До Крюкова никто не писал и так:
«Густой медовый запах шел от крупных золотых цветов тыквы с соседнего огорода» (Крюков. Повесть «Зыбь». 1909 ) - «…с огородов пахнуло медвяным запахом цветущей тыквы» (ТД: часть 6, LXI, 400 ).
А вот редчайший глагол - запеснячить (запеть): «- А гораздо слышно? - с удивлением воскликнула она. - Ах ты. Господи!.. Я-то, я-то на старости лет в Спасовку запеснячивать вздумала!.. Это все она меня, будь она неладна... «Давай да давай сыграем, скуку разгоним, никто не услышит”. Вот старая дура!.. - А хорошо пели! - с искренним восхищением отозвался Ермаков» (Крюков. «Казачка». 1896) - «- Это - не проводы. Еланские так играют. Это они так запеснячивают . А здорово, черти, тянут! - одобрительно отозвался Прохор…» (ТД: 7, XIX, 187)
И еще из уникального:
«развязал хитрые - калмыцкие - узлы тонких веревочных вожжей» («Весна-красна». 1913 ) - «С этого дня в калмыцкий узелок завязалась между Мелеховыми и Степаном Астаховым злоба». (ТД: 1, XIV, 70 ).
«…увязая ногами в тяжелой, кочковатой пашне » («Зыбь» ) - «…вихляя ногами по кочковатой пахоте» (ТД: 3, VII, 296).
Или вот железнодорожная сценка:
«Опять прожурчала свистулька, и затем лязгнули какие-то железные сковороды, вагон вздрогнул , недовольно, как казалось Егорушке, по-стариковски, скрипнул, но сейчас же спохватился и, скрывая недовольство, засмеялся дребезжащим смехом: прр... фрр... прр... фрр... Маленькая станция с ее огоньками тихо поплыла назад в теплый сумрак летней ночи. Отец Егорушки, снявши картуз, стал часто креститься, а за компанию с ним осенил себя крестом два раза и батюшка - неторопливо и истово. Между тем в это время мимо вагона быстро пробежала водокачка , а за нею какие-то маленькие домики с светящимися окошками . Потом за окнами стало темно , и лишь мигали звезды над краем земли. А вагон теперь уже сам бежал с дребезжащим стуком и приговаривал: ох-хо-хо... ох-хо-хо... так-так... так-так...» («К источнику исцелений» ).
Что такое эти железные сковороды? Подсказка в «Тихом Доне»:
«Спустя несколько минут паровоз рванул вагоны, лязгнули буфера , зацокотали копыта лошадей, потерявших от толчка равновесие. Состав поплыл мимо водокачки , мимо редких квадратиков освещенных окон и темных , за полотном, березовых куп» (ТД: 4, XV, 142).
И десятки, сотни диалектизмов, которых русская литература не знала до Крюкова. Более половины из них мы находим и в «Тихом Доне». Но в «Большом донском словаре» 18 тысяч диалектизмов. Как же могли два писателя, взяв по тысяче, почти на две трети так угадать?
И такой вот набор народных словечек:
антилерица - антилерия; аполеты - еполеты; архирей; бонба; воряга; встрел (т. е. встретил); всурьез; дохтур - дохтор; ероплан; етап - етапный; либизация - нибилизованный; мовтобиль и нефтонобиль - антомабиль; обнаковенно; обчество; ослобонить; патрет; пинжак; помочь (помощь); примать (принимать); скрозной - скрозь; страма; собчать - сообчать; струмент; фатера; фершал; фулиган - фулиганить; чижолый; шешнадцать.
Еще один миф: в прозе Крюкова мало диалектизмов, особенно в авторской речи.
Американский профессор Герман Ермолаев утверждал, что Федор Крюков не мог написать «Тихого Дона», ведь в первых изданиях «можно встретить «случаи неправильного употребления одних и тех же слов. Так, «мигать» употребляется в смысле «мелькать»: «И пошел... мигая рубахой », «Дарья, мигнув подолом ...».
Но это тоже Крюков. «…тень от его лохматой папахи размашисто мигала от двери к потолку» («Мечты» ), «Кирик мигнул смоляно-черной, широкой бородой…» («Ратник» ).
Вот и Ф.Ф. Кузнецов, найдя в рукописях романа «хищный вислый по-скопчиному нос» (а еще «вислый коршунячий нос»), пишет:
«…Шолохов и здесь вел мучительный поиск более точных слов и более выразительных деталей. <…> Конечно же, «вислый коршунячий нос» - куда точнее, чем «вислый по-скопчиному нос», - тем более что современному читателю трудно понять, что значит это слово. Оно происходит от диалектного: «скопа» - разновидность ястреба (по другим данным - из семейства соколиных), то есть действительно указывает на “коршунячий” нос».
Увы, в самом раннем рассказе Крюкова есть такой портрет казака: «Нос у него был острый, «скопчиный» , брови густые и седые, а глаза маленькие, желтые» («Гулебщики»). Замена «скопца» на коршуна была сделана, чтобы развести омонимы и избежать комической двусмыслицы.
Прав Феликс Кузнецов, ссылающийся на Серафимовича, «который справедливо утверждал, что “Тихий Дон» мог написать только человек, который родился и вырос именно в Донском краю».
В десятую годовщину «Великого Октября» на банкете гостинице «Националь» Серафимович представил иностранным гостям скромного юношу:
Друзья мои! Вот новый роман! Запомните название - «Тихий Дон» и имя - Михаил Шолохов. Перед вами великий писатель земли русской, которого еще мало кто знает. Но запомните мое слово. Вскоре его имя услышит вся Россия, а через два-три года и весь мир!
Как попал к Шолохову роман Крюкова? Об этом много написано, но всё - только версии. Нет лишь сомнений в том, что дело устроил земляк и поклонник Крюкова Александр Серафимович. По одной из донских версий, рукопись была передана сестрой Крюкова именно Серафимовичу. Следы его знакомства с неопубликованным романом попали и в «Железный поток» (1924). Да и в журнал «Октябрь» он идет работать главным редактором для того, чтобы напечатать роман Шолохова. (Напечатав, - увольняется.)
В 1912 он писал Крюкову, мол, изображаемое им «трепещет живое, как выдернутая из воды рыба, трепещет красками, звуками, движением».
И почти теми же словами Серафимович напутствовал «Донские рассказы» юного гения: «Как степной цветок, живым пятном встают рассказы т. Шолохова. Просто, ярко, и рассказываемое чувствуешь - перед глазами стоит. Образный язык, тот цветной язык, которым говорит казачество. Сжато, и эта сжатость полна жизни, напряжения и правды».
А еще есть записки писателя-фронтовика Иосифа Герасимова (К. Кожевникова «Дождички по четвергам», «Вестник», № 19 (330), 2003). Перед войной, он, студент-первокурсник, пришел со своим приятелем в номер к выступавшему в Свердловске Серафимовичу.
Тот во время беседы пил молоко.
Приятель, тоже студент, среди прочих вопросов ляпнут:
А верно, что Шолохов не сам «Тихий Дон» написал?.. Что он нашел чужую рукопись?»
Мэтр сделал вид, что не услышал - потянулся за вторым стаканом молока… А когда прощались, бросил загадочную фразу: «Ради честной литературы можно и в грех войти».
«Только позже, - писал Герасимов - меня осенила запоздалая догадка: он все знал об авторе “Тихого Дона”, но он лгал, считая, что это - во благо».
Но он и впрямь преклонялся перед Крюковым. И убедил себя, что это единственный способ спасти роман.
В своей книге о Шолохове Ф.Ф. Кузнецов раскрыл тайну цифири на одном из «черновиков» шолоховской рукописи. Речь о начальной странице второй части романа:
«…Но начала первой главы второй части на этой странице так и не последовало. Вместо него написан столбец цифр -
| х | 50 35 |
| 1750 | |
| х | 80 |
| 140000 | |
Это хорошо знакомый каждому пишущему подсчет: число строк на странице - 50 множится на число печатных знаков в строке - 35, что дает 1750, далее число знаков на странице - 1750 умножается на количество страниц первой части рукописи - 80, что дает 140 тысяч печатных знаков.
Поздравим шолоховеда со славной находкой: перед нами действительно расчет «листажа» первой части романа. Однако в рукописи она занимает не 80, а 85 (плюс 2 страницы вставки). На странице и впрямь в среднем 50 строк, но не по 35, а по 45-50 знаков в строке (разумеется, считая и пробелы между словами, как это принято в книгоиздательском деле).
Шолохов механически скопировал крюковскую прикидку.
Это в строке черновых рукописей Крюкова («Булавинский бунт», «Группа Б.») действительно по 35-40 знаков). Почерк у Крюкова был мельче шолоховского, школьного. Крюков оставлял поля в полстраницы. Здесь он делал правку, здесь же, параллельно первому наброску, создавал иной вариант текста.
Шолохова не смутило, что не совпадает число страниц (87 против 80), а количество знаков в строке его фальшивки куда больше, чем в крюковских рукописях.
Он просто ничего не понял. И, скопировав чужой черновик, сам же поймал себя за руку.
Впрочем, с товарищами по партии он умел быть откровенным.
В марте 1939 г. на XVIII съезде ВКП(б) будущий Нобелевский лауреат рассказал о своем творческом методе:
«В частях Красной Армии, под ее овеянными славой красными знаменами, будем бить врага так, как никто никогда его не бивал, и смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем - нам этот японский обычай, ну... не к лицу. Чужие сумки соберем... потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится . Разгромив врагов, мы еще напишем книги о том, как мы этих врагов били. Книги эти послужат нашему народу…».
О том, что это была сумка с романом Федора Дмитриевича Крюкова, Шолохов умолчал.
На сегодняшний день уже выявлено более тысячи параллелей прозы Крюкова с «Тихим Доном». Будет - в разы больше.
Повторим за Гамлетом:
…Ведь злодеянья в сущности бессмертны.
Укрой землею - все равно восстанут,
Хоть поздно, а предстанут пред людьми.
Но предстали не только злодеяния Ульянова и штокманов. Предстала русская речь, практически уничтоженного сословия. Спасибо Крюкову с его музыкальным и душевным даром слушать других людей, он сохранил ее, как сохранили древний новгородский язык берестяные грамоты.
Конечно, предстанет и его пророческая проза. Перечислю только самое свое любимое: «Гулебщики», «К источнику исцелений», «Товарищи», «Шквал», «Мать», «Спутники», «Счастье», «На речке лазоревой», «Сеть мирская», «Неопалимая купина», «Ратник», «Душа одна», «Ползком».
Первый рассказ датирован 1892-м, последний - 1916.
А после 16-го года он рассказов не писал. Только очерки.
Да «Тихий Дон».
По официальной, но ничем не подтвержденной версии (свидетельство - неизвестно откуда посланная анонимная телеграмма), весной 1920 Крюков умер от тифа в одной из кубанских станиц во время отступления белых к Новороссийску, по другой, также неподтвержденной, но все же имеющей имя и сообщающей некоторые подробности, схвачен и расстрелян красными.
С возвращением, Федор Дмитриевич!
P. S. Словарь параллелей прозы Крюкова и «Тихого Дона» в день рождения писателя выложен на его сайте. Здесь же и его «Неполное собрание сочинений»:
Фёдор Крюков – незаслуженно забытый в советское время казачий писатель, оставивший после себя 4 тома рассказов, посвящённых истории и жизни донского казачества. Ряд современных исследователей считают, что «Тихий Дон» написал именно Фёдор Дмитриевич, а Шолохов или украл его рукописи, или был назначен автором «сверху». И версия эта небезосновательна.
В дореволюционной России Фёдор Дмитриевич был достаточно известным человеком, а после прихода к власти большевиков его личность и творчество стали забываться. Родился Крюков в Усть-Медведицком округе в крупной станице Глазуновской. Отцом будущего писателя был атаман, а матерью родовитая казачья дворянка.
Входил в партию народников социалистов, работал завотделом литературы и искусства в популярном научном журнале «Русское богатство». Преподавал историю и русскую словесность в гимназии. За политическую деятельность три месяца сидел в тюрьме. Во время борьбы с коммунизмом – видный деятель Войскового круга, идеолог сопротивления большевикам на Дону. При отступлении белых сил в марте 1920 года умер от тифа, по другой версии – казнён.
Фёдор Дмитриевич написал множество рассказов и очерков, посвященных истории и жизни донских казаков. По сведениям друзей, последние годы писал роман, рукописи которого пропали после его смерти. Именно Крюкову приписывают авторство если не всего, то первых 4 томов романа-эпопеи «Тихий Дон». Впервые версию высказал Солженицын и советский литературовед Медведева-Томашевская.
В донских рассказах Крюкова и в «Тихом Доне» есть общие сравнения: «арбуз как остриженная голова», «диковинные облака» рядом с «задумавшейся курицей», «белый лопух головного убора», «зубчатая спина облаков», «лицо как голенище сапога». Сомнительно, что такие совпадения случайны, особенно «медовый запах цветов тыквы с огорода».
На XVIII съезде ВКП(б) в 1939 году уже известный писатель, но ещё не нобелевский лауреат Михаил Шолохов, выступая перед делегатами, сказал странные слова: «В частях Красной армии… будем бить врага… И смею вас уверить, товарищи делегаты съезда, что полевых сумок бросать не будем… Чужие сумки соберём… Потому что в нашем литературном хозяйстве содержимое этих сумок впоследствии пригодится. Разгромив врагов, мы ещё напишем книги о том, как мы этих врагов били».
Исследователи считают, что своё произведение Крюков хранил в полевой сумке. После смерти писателя они оказались у Петра Громославского, который в будущем стал тестем Михаила Шолохова. Впоследствии Шолоховы заявляли, что с Крюковым они были незнакомы, однако это не правда.
Фёдор Дмитриевич учился в гимназии, где его сокурсником, что является важной деталью, был Пётр Громославский. Там же получал образование будущий известный советский писатель Серафимович, который, возможно, помогал Шолохову переделывать текст и наполнять его элементами казачьего говора.
Также в английских архивах сохранилось фото, сделанное в 1919 году в Усть-Медведицкой станице. Снимок «всплыл» в 2016 году: на нём изображены британские офицеры и руководители казачьего восстания против большевиков. Рядом с сидящим Крюковым стоит его друг Александр Голубинцев и не кто иной, как Пётр Громославский. Удивительно, но на фото Крюков держит в руках кожаную походную сумку.
Исследователи, обвиняющие Шолохова в плагиате, приводят множество доводов. Нестыковки в датировке, исторические ошибки, ранний возраст автора, нехватка образования и многое другое. Однако их главным аргументом являются рабочие черновики писателя. При детальном рассмотрении листиков с текстом оказалось, что это не черновик, а скорее перепись.
В 1929 году для комиссии по плагиату Шолохову потребовалось срочно подготовить рукопись. Он её предъявил, но написанную тремя разными почерками (сам писатель, его супруга Мария и её сестра). Свой роман Крюков писал по старой орфографии, и в шолоховском черновике наблюдаются следы работы над удалением буквенных рудиментов.
Много в тексте и оборотов, которые могли возникнуть только при переписывании текста с непонятным почерком. Комиссия не нашла плагиата и признала Шолохова автором. В «Правде» было напечатано, что сомневавшиеся в подлинности романа – клеветники и враги большевизма.
Подозревать Шолохова в плагиате стали ещё в советские времена. В его авторство не верил профессор Дмитрий Лихачёв, писатели Иосиф Герасимов, Алексей Толстой и многие другие. Своё в отношении к проблеме авторства великого романа высказал и профессор Александр Логвинович Ильский, работающий в «Роман-газете», которая первой напечатала «Тихий Дон».
Он оставил следующее воспоминание: «Не только я, но и все в нашей редакции знали, что первые четыре части романа «Тихий Дон» Шолохов никогда не писал». По воспоминания Ильского, когда в литературной среде пошли разговоры о плагиате, то весь коллектив собрал главный редактор Анна Грудская и сказала, что вопрос с «Тихим Доном» решили «на верху» и вопрос задавать не стоит.
Партии и новой советской власти нужен был роман не хуже «Войны и мира» и таланта уровня Льва Толстого. Однако этот человек должен происходить из народа. Так и появился молодой писатель Шолохов, написавший великую эпопею, и для этого ему не понадобилось дворянское происхождение, образование и жизненный опыт.
