Одним из ранних произведений А. Т. Твардовского, которым он заявил о себе в литературе, была поэма «Страна Муравия» (1934-1936), посвященная коллективизации.
Работу над произведением поэт рассматривал как социальный заказ. В год крутого перелома хозяйственных отношений в деревне от крестьянина требовалось окончательно и бесповоротно отказаться от старого единоличного хозяйства и перейти в колхоз. Твардовский понимал необратимость исторического процесса и необходимость коллективизации в сложившихся условиях, поэтому в его произведении звучат мотивы «за» коллективное хозяйство на селе.
Однако попутно как литератор Твардовский исследует деревню, ее жителей. Автору важно показать людям, почему иные сопротивляются коллективизации, какой в этом смысл. Среди галереи характеров, представленных в поэме «Страна Муравия», есть и кулаки, и бандиты, и ярые приверженцы старины, и те, кто боится грядущих изменений, и те, кто просто желает счастья – в своем понимании.
К числу последних относится главный герой «Муравии» – Никита Моргунок. Он не против колхоза, но боится, что будет жить в колхозе бедно. Накрепко сидит в этом немолодом уже мужчине убеждение, что крепким хозяином надо успеть стать до сорока лет. Если не успеешь, то и прозябать тебе в нищете. А представление у Моргунка о крепком хозяйстве свое: такое хозяйство видится ему прежде всего как единоличное. Хотя бы год так пожить, а потом можно смело и в колхоз.
Середняк, он желает выбиться в сельские богатеи. Такое возможно, по слухам, в стране Муравии. И Никита пускается на поиски загадочной Муравской страны, где все живут каждый «по себе» и все – богато. Изображая перипетии нелегкого пути Моргунка, автор показывает нелепость таких поисков, а также и то, что подобные Никите люди не понимают происходящих вокруг изменений.
Понимание приходит к Моргунку лишь тогда, когда он удаляется от кулацкой среды, которой некогда завидовал, и приближается к крестьянам-колхозникам. Знакомясь ближе с их бытом и трудом, Моргунок начинает полнее осознавать преимущества новой жизни. Он понимает, что единоличный хозяин теперь не у дел, подлинным хозяином на селе становится колхозник – тот, кто идет в ногу со временем, как бы ни был труден этот путь. И Никита Моргунок делает свой выбор как человек, который любит и уважает труд.
(Пока оценок нет)
Александр Трифонович Твардовский, несомненно, считал поэму «Страна Муравия» важной вехой в своей жизни. Так, в «Автобиографии» (1947-1965 гг.) он писал: «Зимой тридцатого года я вернулся в Смоленск и прожил там лет шесть-семь, до появления в печати поэмы "Страна Муравия". Период этот - может быть, самый решающий и значительный в моей литературной судьбе. Это были годы великого переустройства деревни на основе коллективизации, и это время явилось для меня тем же, чем для более старшего поколения - Октябрьская революция и гражданская война. Все то, что происходило тогда в деревне, касалось меня самым ближайшим образом в житейском, общественном, морально-этическом смысле. Именно этим годам я обязан своим поэтическим рождением» ([Твардовский 1971: 625]). И далее: «Со "Страны Муравии", встретившей одобрительный прием у читателей и критики, я начинаю счет своим писаниям, которые могут характеризовать меня как литератора» ([Твардовский 1971: 627]). В. Баев-ский приводит следующий фрагмент из письма А.В. Македонова, друга А.Т. Твардовского: «В моем деле (Македонов был арестован в августе 1937 г. - А.Р.) при допросе главным пунктом была защита кулацкого поэта Твардовского и его якобы кулацких строчек в "Стране Мура-вии", не пропущенных тогда цензурой: "Ох, не били, не вязали,/Не пытали, не пытали,/Ох, везли, везли возами,/С детьми и печниками" и т. д.» ([Баевский 2001]). По мнению Македонова, сам Твардовский избежал ареста во многом благодаря тому, что Сталину поэма понравилась (там же).
В рабочих тетрадях от 23.VI.65 сразу после разбора поэмы Твардовский записал: «я фальшивил от чистого юношеского сердца, в самоотверженном стремлении обрести "благообразие" в том страшном неблагообразии и распаде деревни». И добавляет: «Сколько я потратил сил на "подворачивание" себя, своей биографии, своей сущности к требованиям и понятиям тогдашних лет. Но без этого "подворачивания", пожалуй, не было бы меня, а был бы... певец родных перелесков и всяческого "разнотравья"» ([Твардовский 2002]).
В годы, предшествующие написанию поэмы, Твардовский активно ищет свой стиль, свой язык, собственный способ отражения современной действительности. «Около этого времени я совсем разучился писать стихи, как писал их прежде, пережил крайнее отвращение к "стихотворству" - составлению строк определенного размера с обязательным набором эпитетов, подыскиванием редких рифм и ассонансов, стремлением попасть в известный, принятый в тогдашнем поэтическом обиходе тон. Новые возможности погрезились мне в организации стиха из его элементов, входящих в живую речь, - из оборотов и ритмов пословицы, поговорки, присказки» (Автобиография, [Твардовский 1971: 625 - 626]). Этому удачно найденному методу поэт остаётся верен и в других своих произведениях. Так, по его словам, «"Василий Теркин" вышел из той полуфольклорной современной "стихии", которую составляют газетный и стенгазетный фельетон, репертуар эстрады, частушка, шуточная песня, раек и т.п.» (Как был написан «Василий Теркин» (ответ читателям), [Твардовский 1971: 663]).
Несомненные фольклорные корни творчества Твардовского не остались незамеченными современниками. В 11 т. литературной энциклопедии (1939 г.) Твардовскому посвящена отдельная статья, большую часть которой занимает разбор поэмы «Страна Муравия». «Это поэма с полусказочным, условным сюжетом. Действие ее относится примерно к 1930-1931. Герой поэмы "последний единоличник" - Никита Моргунок, мечтающий о сказочной стране Муравии. В своей поэме, чуждой псевдонародного украшательства и стилизации, Твардовский широко использует фольклорные жанры, разнообразные народные ритмы, реалистически воспроизводит лексику новой, советской деревни» ([ЛЭ 1939: стб. 208 - 209]). Как сказочная или полусказочная описывается поэма и в более поздних литературных энциклопедиях. Сам Твардовский пишет, что «для "Страны Муравии" был взят этот сюжетный мотив (мужик, отправляющийся на своем коне в поиски страны, где нет колхозов). Кроме того, взято название "Страна Му-равия" - так у Панферова в романе «Бруски» названа страна, которую искал Никита Гурьянов» (О "Стране Муравии", [Твардовский 1971: 669]). Далее он замечает: «слово Муравия, вообще говоря, не выдумано. Оно взято из крестьянской мифологии и означает скорее всего некую конкретизацию вековечной мужицкой мечты, мечтаний и легендарных слухов о "вольных землях", о благодатных далеких краях, где текут молочные реки в кисельных берегах и т.п.» (О "Стране Мура-вии", [Твардовский 1971: 669 - 670]).
Итак, современники и последующие читатели видят в поэме сказочную или полусказочную основу, а саму страну мужицких мечтаний Твардовский описывает как край, «где текут молочные реки в кисельных берегах». Думается, здесь поэт несколько лукавит (ни о каких молочных реках его герой не упоминает), однако попробуем рассмотреть возможные сказочные источники поэмы.
Вообще в сказках мотив страны, в которой текут молочные реки в кисельных берегах встречается, хотя не очень часто, и ещё реже этот мотив описывает действительную цель поисков героя. В Сравнительном указателе сюжетов (СУС) можно найти несколько сказочных типов, в которых мотив чудесной страны играет существенную роль, прежде всего СУС 1932 Страна обетованная (Человек рассказывает, что побывал там, где протекает речка молочная, берега кисельные, стоит церковь из блинов сложена, калачиком подперта и т.п.). Эти сказки относятся к небылицам и не слишком распространены. Приведем начало одной такой сказки из сборника А.Н. Афанасьева.
«Уродился я ни мал, ни велик - всего-то с игольное ушко, не то с приворотную надолбу. Пошел я в лес, самое дремучее дерево рубить -крапиву. Раз тяпнул - дерево качается, в другой раз тяпнул - ничего не слышно, в третий тяпнул - выскочил кусок мне, добру молодцу, в лобок. Тут я, добрый молодец, трои сутки пролежал; никто меня не знал, не видал, только знала-видала меня рогатая скотина - таракан да жужелица. Встал я, добрый молодец, отряхнулся, на все четыре стороны оглянулся, побрел по берегу, по берегу все не по нашему. Стоит река -вся из молока, берега из киселя. Вот я, добрый молодец, киселя наелся, молока нахлебался. Пошел я по берегу, по берегу все не нашему; стоит церковь - из пирогов складена, оладьями повершена, блином накрыта» ([Афанасьев 1985: 153]).
По мнению К.В. Чистова, к чьему исследованию русских народных утопических легенд мы обратимся ещё не раз, сказки вообще «более соприкасаются с легендами о "далеких землях", чем с ними перекликаются или испытывают их влияние. В такой же мере нет основания говорить и о влиянии сказок на этот вид легенд. Видимо, пародии на легенды развивались параллельно с самими легендами и специфическим образом дополняли их» ([Чистов 2003: 364]). Очевидно, что приведённая выше сказка и подобные ей даже самого «тёмного мужичонку» не заставила бы отправиться на поиски чудесной страны. «Моргунок понимался как темный, смешной в своей психологии "последнего единоличника" мужичонка, - таким и я старался его представить ("и шишки все еловые")» [Твардовский 2002]. В то же время известно, что легенды о "далёких землях" были распространены в течение долгого времени и действительно служили руководством к действию: иногда переселенцы отправлялись в дорогу целыми деревнями, на телегах, с детьми, чаще крестьяне выдвигали "ходоков", которые должны были разведать путь.
Итак, не сказки, а утопические легенды о "далёких землях" и их поисках служат основой сюжета поэмы. Различных таких легенд с XVII по начало XX в. зафиксировано не менее десятка. «Легенды о " далеких землях" возникают на различной почве. В основе их может лежать идеализация реально существовавших вольных (Дауры) или колонизируемых (Анапа) районов или отражение общего направления переселенческих потоков ("Самарская губерния", "река Дарья") при вымышленности самой идеальной страны (Беловодье, "город Игната"). Известны даже случаи казалось бы совершенно фантастические - слухи об особых условиях, которые якобы возникли на землях, разоренных войсками Наполеона.
Толчком для создания легенды могли быть слухи об экспедиции Н.Н. Миклухо-Маклая в Новую Гвинею ("новые острова") или дошедшие по неведомым каналам толки о хлебном дереве, растущем в определенном районе земного шара (Филиппины, Малайский архипелаг, Океания), плоды которого действительно перерабатываются в хлебную муку ("расколешь орех, а в нем мука", как об этом говорится в легенде об "Ореховой земле"). Таким образом, народное воображение либо использует реальные исторические обстоятельства, идеализируя их, либо (если их нет) пользуется малейшим поводом, чтобы их домыслить, сформировать из них представление об идеальной "далекой земле". Историчным при этом остается само стремление найти "далекую землю" и направление этих поисков, которое всегда отражает основные направления миграций» ([Чистов 2003: 359]).
Одной из наиболее распространённых и долго бытовавших легенд о «далёких землях» является, без сомнения, легенда о Беловодье. Эта легенда известна не только по материалам судебных дел и отзывам современников, но и по распространявшимся (особенно в среде старо-обрядцев-"бегунов") "Путешественникам", т.е. спискам с подробными указаниями, как достичь этой страны, и её описанием. Приведём выдержки из списка «Путешественника Марка Топозерского» начала XX в.
«Тамо жители пребывание имеют в пределах Окиана моря, называемые беловонцы. Тоже имеют митрополита и епископа асирийскаго поставления. И от гонения антихриста, много народу отправили кораблями Ледовитым морем и сухопутным путем. Тамо жители на островах на 400 верст разпространяются, а малых островов исчислить невозможно. Между оными островами есть великия горы. В тамошних местах пребывание онаго народа. Войны ни с кем ни емеют. В тамошних местах воровства, татьбы и протчих дел не обретается, противных закону не бывает. И светского суда ни емеют. Управляют духовным судом тамо. Древа разныя, с высочайшими горами. Во время свое бывают мразы необыкновенныя, с разселинами земными. Гром и молнием бывают с страшными ударами. И бывают землетрясении. Всякия земныя плоды изобильны, и родится тамо сорочинское пшено. А в Щацком путешественнике написано, что у их злата и серебра и драгоценных камней и бисера несть числа. И они в свою землю никого странна ни пущают» (Институт русской литературы (Пушкинский Дом). РАН. Древлехранилище. Отдельные поступления, оп. 24, № 133. Сборник нач. XX в., 80, л. 7 - 11. Цит. по [Чистов 2003: 434 - 435]).
Практически во всех описаниях Беловодья важную роль играет религиозный аспект: в Беловодье сохранились церкви «древнего благочестия», и его жители, не имея светского суда, управляются судом церковным. Можно было бы предположить, что причиной этого является распространение легенды преимущественно (хотя и не только) в среде старообрядцев, однако, по мнению Чистова, «ядро большинства социально-утопических легенд о "далеких землях" образуется из трех основных элементов: социального, экономического и религиозного. Сочетание же этих трех элементов может быть самым различным в зависимости от настроенности той среды, в которой в данный момент бытовала легенда» (Чистов ).
В поэме «Страна Муравия» и экономический, и социальный элементы легенд о "далеких землях" представлены в явном виде: Моргу-нок мечтает о своей земле («Земля в длину и в ширину -/Кругом своя») и независимости от властей («И никого не спрашивай,/Себя лишь уважай./Косить пошел - покашивай,/Поехал - поезжай» [Твардовский 1971: 244]). А что же религия? Казалось бы, в чистовом варианте поэмы Моргунок представлен как персонаж, к религии полностью равнодушный, и в разговоры о существовании или несуществовании Бога он не вступает ни с кем: ни с «попом-отходником», ни с трактористом, беспрестанно повторяющим своё «бога нет». Второй странствующий персонаж поэмы, дед-паломник, напротив, равнодушен к мирским целям: он отправляется посетить святые места и тем доказать верность Богу. Таким образом, единый персонаж («бегун»), странствующий в поисках вольной, справедливой и святой земли, Беловодья, распадается в поэме на двух персонажей, причём Моргунок признаёт за дедом-паломником право старшинства. Напомним этот отрывок из последней главы:
Тпру, конь!.. Да как случилось, дед, Что ты бредешь назад?
И вот в пути, в дороге дед
Был помыслом смущен:
Что ж бог! Его не то чтоб нет, Да не у власти он.
А не слыхал ли, старина, Скажи ты к слову мне, Скажи, Муравская страна В которой стороне?..
И отвечает богомол:
Ишь, ты шутить мастак. Страны Муравской нету, мол.
Как так?
А просто так.
Была Муравская страна, И нету таковой. Пропала, заросла она Травою-муравой. В один конец, В другой конец Открытый путь пролег.
Так, говоришь, в колхоз, отец? -Вдруг молвил Моргунок. ([Твардовский 1971: 307 - 308]).
Это не единственный случай удвоение эпизода, мотива или персонажей в поэме. Ср. «кулацкая свадьба», на которой отсутствуют жених и невеста, оплакивается уходящая жизнь, - свадьба в колхозе, на которой невеста отказывается от традиционных плачей; единоличник Мор-гунок и единоличники в деревне Острова, мечтающие: «посеешь бу-бочку одну/И та - твоя»; эпизоды колхозного труда, к которым отказывается/соглашается присоединиться Моргунок и т.п.
Приведенный выше диалог задаёт множество загадок: как могло случиться, что Бог не у власти и кто тогда у власти? Почему дед-паломник приходит к выводу, что в колхоз «верней»? И как, наконец, вопрос о Боге связан с Муравией?
Думается, на последний вопрос, разбирая легенду о Беловодье, мы уже ответили. Тогда становится понятным и то, почему именно решение деда-паломника наконец убеждает Моргунка. Несмотря на то, что Моргунок и до того сомневается в цели своих поисков, рассуждать о том, возьмут ли его теперь в колхоз и сколько трудодней он проездил, наш герой начинает только после приведённого разговора.
Но как и почему меняются взгляды самого паломника?
Представление о мире, отпавшем от Бога и, следовательно, отданном Антихристу во власть, наиболее полно реализуется в эсхатологических легендах, присутствуя и в других фольклорных жанрах, скажем, в духовных стихах. Так, важной частью легенд о «далёких землях» является то, что эти земли для Антихриста недоступны (см., к примеру, [Левинтон; Чистов 2003], а также отчасти цитированные выше фрагменты «Путешественника»). Подобным же свойством обладают, по мнению людей из прицерковной среды, и прихрамовые, «святые» земли ([Тарабукина 2003]). А.А. Панченко отмечает, что «эсхатологические нарративы особенно интенсивно распространялись в деревенской среде во время войн,. революций и радикальных социальных реформ (в частности, коллективизации)» ([Панченко 2006: 235]), так что нет ничего удивительного в том, что подобным настроениям поддался и дед-паломник из поэмы. Однако близость «последних времён» должна бы, напротив, усилить решимость паломника, а не привести к тому, что тот без видимых причин «не дошёл». Могло ли так случиться, или этот эпизод поэмы полностью навеян идеологическими причинами? Представляется, что тут возможны следующие соображения. По наблюдению Ю.М. Лотмана, разделение стран (или мест) на «еретические, поганые или святые» приводило не только к тому, что стремление к святости требовало «отказаться от оседлой жизни и отправиться в путь», но и к тому, что «исход путешествия (пункт прибытия) определяется не географическими (в нашем смысле) обстоятельствами и не намерениями путешествующего, а его нравственным достоинством» ([Лотман 1992: 408 - 410]). В частности, препятствием могло послужить описанное в поэме «смущение» деда-паломника. Возможно, однако, что дед отказывается от своего намерения, поскольку то, что он видит по пути, не соответствует ожидаемым сценам «последних времён», которые, конечно, должны наступить, если Бог оказывается «не у власти».
С легендами о «далёких землях» прямо связан ещё один распространённый тип легенд, легенды о царе-избавителе. «Крестьяне мечтали о том, чтобы жить без всякого вмешательства с чьей бы ни было стороны. Но это не снимает все вопросы - не все могут отправиться в Беловодье и не всех там примут. Поэтому если не Беловодье, если не скитничество (индивидуальное или семейное - так называемое обще-жительство), то остается только мечтать о "праведном" царе. Заметим, что деревня Острова, куда попадает Моргунок в своих странствиях, может представлять собой лишённый религиозной составляющей вариант такого общежительства, пришедшего в упадок. Устройство государства по республиканскому типу было неизвестно носителям легенды и теоретически не могло конструироваться» ([Чистов 2003: 464]). К.В. Чистов выделил следующие мотивы, которые могут входить в легенды о царях-избавителях: A. "Избавитель" намерен осуществить социальные преобразования; B. Отстранение "избавителя" (в том числе свержение, покушение, подмена и т.п.); C. Чудесное спасение "избавителя"; D. "Избавитель" сткрывается, странствует или оказывается в заточении; E. Встречи с "избавителем" или вести от него; F. Правящий царь пытается помешать "избавителю" осуществить его намерения; G. Возвращение "избавителя"; H. Узнавание "избавителя"; I. Воцарение "избавителя" (в Москве, в Петербурге); K. Осуществление "избавителем" социальных преобразований; L. Пожалование ближайших сторонников и M. Наказание изменников, незаконного царя, придворных, дворян и т.д., минимальный набор мотивов представлен следующей последовательностью: избавитель спасен (C), он скрывается (D) и должен явиться (G) для того, чтобы освободить крестьян (K) ([Чистов 2003: 55-57].
Для крестьянской среды было совершенно естественным восприятие Ленина, а позднее Сталина именно как царей. Заметим, однако, что и официальные биографии вождей революции активно используют схему легенды о царях-избавителях, заменяя только мотивы, связанные с царским происхождением и «царскими знаками» (подчёркивается связь вождя с народом, его простота, аскетизм и т.п.). В таком случае, если учесть связь легенд о царях-избавителях с легендами о «далёких землях», поведение Никиты Моргунка укладывается в крестьянскую логику: хорошо бы достичь страны Муравии, где нет властей и земля принадлежит тому, кто её обрабатывает; если это невозможно, то можно спросить правителя, ожидать ли улучшения в жизни крестьян («Товарищ Сталин!/Дай ответ,/Чтоб люди зря не спорили:/конец предвидится ай нет/Всей этой суетории?..» [Твардовский 1971:253]); если же правитель не собирается менять положение крестьян в целом, то можно хотя бы обратиться к нему с просьбой об исключении, «чтоб и меня, и хуторок/Покамест что... оставить» ([Твардовский 1971: 255]). В последнем случае Сталин занимает позицию уже не царя-избавителя, а «доброго царя», который может, конечно, пожаловать отдельного «чудака», но не может или не хочет изменить положение крестьян в целом. Мечты о подобном разговоре вполне в духе «последнего единоличника», отважившегося на поиски далёкой страны Муравии. Трудно сказать, осознавал ли сам А.Т. Твардовский эту связь, однако в 1965 г. он записывает для себя: «попросту изумительна глава о Сталине», несмотря на то, что «казалось бы, глава архикультовая» ([Твардовский 2002]).
До сих пор мы говорили о связи поэмы и утопических легенд, отражающих прежде всего средневековое мировоззрение. Однако в поэме, кроме Никиты Моргунка и деда-паломника, есть ещё один мечтатель, председатель Фролов, о котором Твардовский писал в 1965 г. в рабочих тетрадях: «...а главное- натянут и фальшив Фролов, за которого меня больше всего хвалили, но которого сам я в душе отнюдь не считал лучшей главой, а только "необходимой"» ([Твардовский 2002]).О чем же он мечтает? Об успехе переустройства деревни? О процветании своего колхоза? Нет. В этом он уверен («-Навечно, значит? / - Навсегда!..» [Твардовский 1971: 292]). Фролов мечтает отправиться в собственное странствие.
Да отпусти меня райком -
Я б целый свет прошел пешком,
По всей Европе прямиком,
Прополз бы я, проник тайком,
Без тропок и дорог.
И шел бы я, и делал я
Великие дела.
И эта проповедь моя
Людей бы в бой вела.
И если будет суждено
На баррикадах пасть,
В какой земле - мне все равно, -
За нашу б только власть.
[Твардовский 1971: 292 - 293] «Мышление глобальными категориями, пафос всеобщего переустройства мира, идея "мирового пожара" коренятся в самой природе революции, поэтому литература первой половины 1920-х гг. движется вслед за идеологемами революционного времени», пишет М.А. Черняк, рассматривая авантюрные романы этого времени ([Черняк 2007: 107]). Однако не только в произведениях массовой литературы герои мечтают совершить или совершают революцию в других странах -достаточно напомнить такие произведения, как «Гренада» М.А. Светлова (1926) («Он пел, озирая / Родные края/Тренада, Гренада, / Гренада моя!" Я хату покинул / Пошёл воевать, / Чтоб землю в Гренаде / Крестьянам отдать» [Светлов 1990: 34 - 35]) или «Аэлита» А.Н. Толстого (первая публикация в журнале «Красная новь», 1922, № 6, 1923, №№ 1, 2). Однако в 30 гг. XX в. тема мировой революции уже была признана несвоевременной и ненужной для дела социалистического строительства. Иными словами, анахронизмом являются устремления всех трёх представленных в поэме мечтателей, и их мечтам сбыться не суждено.
Отметим в заключение, что и сама поэма «Страна Муравия» (а ещё более её представление в советском литературоведении) послужила толчком для создания если не новых легенд, то новых легендарных представлений. Мы даже не имеем в виду колхоз под названием «Страна Муравия», о котором пишет А.Т. Твардовский [Твардовский 1971:670] или современное СХП «Муравия». В периодических изданиях наших дней и в Интернете страна Муравия (наряду с Беловодьем и другими легендарными странами, но много чаще) упоминается в том случае, когда надо описать чудесную, возможно, утопическую страну, где все счастливы и где, возможно, труд совсем не обязателен (например, Взрослые люди НЕ должны сочинять розовые сказки про то, что Белоруссия - это некая "чудесная страна Муравия "; Сельская идиллия, "страна Муравия", есенинская Русь; ...сидим на грешной земле и не знаем где такая страна Муравия; Желанная страна Муравия, где не нужно прясть, ткать и работать, и др.) - примеры приводятся по материалам форумов и периодических изданий в Интернете. Орфография и пункутация оригиналов сохранены.
Такой взгляд сходен с описанием Муравии во многих критических отзывах на поэму, включая статьи в литературных энциклопедиях. Мы же постарались показать, что отношения поэмы и крестьянских утопий намного сложнее, и А.Т. Твардовский в своей поэме «Страна Мура-вия» отразил - вольно или невольно - переплетение и борьбу утопических представлений уходящего и наступающего времени.
Литература
1. Афанасьев 1985 - Народные русские сказки А.Н. Афанасьева / Подг. Л.Г. Бараг, Н.В. Новиков. Т. III. М.:Наука, 1985.
2. Баевский 2001 - Баевский В. Кулацкий подголосок и враг народа: двойной портрет // Вопросы литературы, 2001, №5. -http://magazines.russ.ru/voplit/2001/5/bab.html. Доступ свободный.
3. Левинтон - Левинтон Г.А. Легенды и мифы // На сайте
«Фольклор и постфольклор»
http://www.ruthenia.ru/folklore/levinton3.htm. - Доступ свободный.
4. Лотман 1992 - Лотман Ю.М. О понятии географического пространства в русских средневековых текстах // Лотман Ю.М. Избранные статьи. Т. 1. Статьи по семиотике и типологии культуры. Таллинн: Александра, 1992. С. 407 - 412.
5. ЛЭ 1939 -Литературная энциклопедия: Т. 11. - М.: Худож. лит., 1939. Цит. по электронной версии на сайте Фундаментальной электронной библиотеки http://feb-web.ru/feb/litenc/encyclop/leb/leb-2083.htm?cmd=0&istext=1. Доступ свободный.
6. Панченко 2006 - Панченко А.А. Эсхатологические рассказы // Традиционный фольлор Новгородской области. Пословицы и поговорки. Загадки. Приметы и поверья. Детский фольклор. Эсхатология. По записям 1963 - 2002 гг. / Сост. М.Н. Власова, В.И. Жекулина. - СПб.: Тропа Троянова, 2006. - С. 232 - 246.
7. Светлов 1990 - Светлов М.А. Избранное / Сост. Р. Амирэджи-би; Послесл. М. Соболя. М.: Правда, 1990. - 480 с.
8. СУС - Сравнительный указатель сюжетов: Восточнославянская сказка / АН СССР. Отд-ние лит. и яз. Науч. совет по фольклору; Ин-т этнографии им. Н. Н. Миклухо-Маклая; Сост. Л. Г. Бараг, И. П. Березовский, К. П. Кабашников, Н. В. Новиков. - Л.: Наука. Ленингр. отд-ние, 1979. - 437 с.
9. Тарабукина 2003 - Тарабукина А.В. Фольклор и мифология прихрамовой среды // Современный городской фольклор. М.: Рос-сийск. гос. гуманит. ун-т, 2003. С. 301 - 314.
10. Твардовский 1971 - Твардовский А.Т. Стихотворения. Поэмы. - М.:Художественная литература, 1971. - 688 с. - (Библиотека всемирной литературы. Серия третья: Литература XX века. Т. 185).
11. Твардовский 2002 - Твардовский А. Рабочие тетради 60-х годов / публ. В.А. и О.А. Твардовских // Знамя 2002, № 2. -http://magazines.russ.ru/znamia/2002/2/tvard.html. Доступ свободный.
12. Толстой 1923 - Толстой А.Н. Аэлита (Закат Марса). М. -
Петрог.: ГИЗ, 1923.
13. Черняк 2007 - Черняк М.А. Массовая литература XX века: учеб. пособие. М.: Флинта: Наука, 2007. - 432 с.
14. Чистов 2003 - Чистов К.В. Русская народная утопия (генезис и функции социально-утопических легенд). СПб: Дмитрий Буланин, 2003. - 540 с.
А.В. Рафаева (Москва)
А.Т. Твардовский «Страна Муравия» () ГБОУ 1591, презентация подготовлена ученицами 11 «А» класса Черепенниковой Наталией и Полянской Кристиной
Цель выступления: Познакомить читателей с поэмой «Страна Муравия», являющейся одной из значимых произведений русской литературы, автором которой является Александр Трифонович Твардовский. Задачи выступления: Развить познавательный интерес как к самому произведению, так и творчеству поэта в целом. Познакомить читателя с историей создания поэмы «Страна Муравия». Донести до читателя содержание поэмы, ее особенности и смысл.
«Несколько слов о поэте…» Союз Советских Социалистических Республик (СССР, Советский Союз), государство, существовавшее на территории восточных (русских) славян в годах… Почти четыре десятилетия в нем ключевой поэтической фигурой являлся Александр Твардовский, живой свидетель коллективизации, Великой Отечественной войны, взлета могущества возглавлявшейся Коммунистической партией державы, бюрократического омертвления «лучшего и передового» ее жизненного процесса, нарастания в обществе «немой боли» от трагической противоречивости советского бытия. Эти этапы явились основными темами эпических произведений великого поэта «Страна Муравия» (1936; Гос. пр. СССР, 1941), «Василий Теркин» (; Гос. пр. СССР, 1946), «Дом у дороги» (1946, Гос. пр. СССР, 1947), «За далью – даль» (; Лен. пр., 1961), «Теркин на том свете» (1963), «По праву памяти» (опубл. в 1987) и др. А.Т. Твардовский родился в 1910 году в Смоленской губернии в деревне Загорье в семье деревенского кузнеца.
Из истории создания поэмы «Страна Муравия» «Страну Муравию» я написал в году, и ее первое отдельное издание вышло в 1936 году в смоленском издательстве. Жил я тогда в Смоленске, областном центре моего родного края, учился в педагогическом институте и одновременно сотрудничал в местных газетах: «Рабочем пути» и «Смоленской деревне». Эта поэма была пятой моей книгой. Я до нее издал уже поэмы «Путь к социализму» и «Вступление», книжку прозы «Дневник председателя колхоза» и «Сборник стихов». Все это было посвящено исключительно занимавшей меня тогда тематике колхозного строительства. Я много ездил в качестве газетного работника, писал корреспонденции, очерки, статьи, стихи и рассказы. Во всех тогдашних делах деревни я разбирался порядочно, не только потому, что сам происходил из деревни, но особенно потому, что все происходившее там в годы «великого перелома» составляло для меня самый острый интерес и задачу жизни. Эта революция в сельском хозяйстве, во всем жизненном укладе миллионов явилась для меня в юности примерно тем, чем для старшего поколения наших людей были Великая Октябрьская социалистическая революция и гражданская война. Все написанное и напечатанное в эти годы, а также мои рабочие записи и незаписанные впечатления поездок, встреч и т. п. все это было как бы подготовкой к «Стране Муравии» А.Т. Твардовский
В творчестве А.Т.Твардовского имена собственные представлены чрезвычайно разнообразно. Рассматривая ядерно- периферийные отношения ономастического пространства лирики Твардовского, необходимо прежде всего остановить внимание на составляющих его ядро антропонимах. Возьмем в пример главного героя поэмы Твардовского, Никиту Моргунка. Имя Никита в 30-е гг. было даже в крестьянской среде не слишком частотным. Однако оно благозвучно, легко запоминается и имеет достаточно прозрачную семантику (ср. греческое nikaoпобеждать). Именно по этим причинам имя весьма уместно в поэме. Имя Никита Моргунок вполне соответствовало действительности, поскольку мы знаем, что прозвищные именования, которые традиционно давались в тесном домашнем кругу, в кругу односельчан, прочно закреплялись за его носителем, часто вытесняя официальное имя. Подобная модель от фамильных прозвищ высоко активна в разговорной речи и не раз использована автором: Степка Грач (Грачев) Илья Бугор (Бугров). Никита Моргунок, или второй вариант – Моргунок – наиболее распространенные именования персонажа. Только единожды встречается в поэме другая официальная форма наречения главного героя - по имени- отчеству.
События поэмы, которые связаны с именами простых крестьян, нашедших свое счастье, свой смысл жизни, должны, по замыслу автора, иллюстрировать многообразие и полноту человеческих отношений. Ведь именно под влиянием встречи с председателем колхоза Андреем Фроловыми, общением с его односельчанами принял Моргунок свое окончательное решение прекратить странствия в поисках счастья и вернуться в родную деревню. Поэтому мы можем сказать, что даже имена персонажей, упоминаемых в поэме всего раз, являются значимыми в раскрытии основной идеи произведения. Таким образом, имена собственные в качестве элемента художественного произведения являются одним из важных средств создания зрительного образа, индивидуализации главных действующих лиц. Одновременно с этим они играют значительную роль в формировании идеи произведения в целом и воссоздании индивидуально-авторской картины мира.
История написания этой поэмы рассказана Твардовским и авторами комментария к последнему переизданию поэмы. Дополнительные сведения дают некоторые варианты и наброски из рабочей тетради Твардовского годов. Одной из заготовок к «Стране Муравии» можно считать стихотворение «Печник». В этом стихотворении (написано другим размером, но, по-видимому, было одним из набросков гл. XIV) есть реминисценция одной из тем «Братьев»: «А обапол садятся сыны // Сын с одной стороны, // Сын с другой стороны». Но сообщается об этом от имени отца-печника о незадачливых, неудавшихся детях. Из этих публикаций видно, что вна чале поэт хотел больше показать, так сказать, предысторию путешествия Моргунка. Два стихотворения, возможно, не были набросками поэмы, но косвенно связаны.
Многое с тех пор изменилось. Но когда Твардовский уже летом 1970 года вновь перечел поэму, готовя издание стихов и поэм для «Библиотеки всемирной литературы», он сказал В. Лакшину: «Знаете, как опасно перечитывать старые свои сочинения: все не так, все не нравится. Но вот «Муравия», такая молодая ведь, на многое я смотрю сейчас иначе, а почему-то ничего не стыдно. Ничего не стыдно», повторил он, чуть помолчав, крепко и твердо, и стал цитировать 7-ю главу поэмы: Нет, никогда, как в этот год, В тревоге и борьбе, Не ждал, не думал так народ, О жизни, о себе... Этой цитатой Твардовский указал, в сущности, на то, что он в 1970 году считал главным в поэме: тревогу, борьбу, ожидания, размышления народа в тот крутой, переломный период, «год» его истории. И в 1980 году, перечитывая поэму, можно с этим согласиться...
«Происхождение названия «Муравия» от слова мурава (трава) подтверждается и заметками в Большой советской энциклопедии и у «Брокгауза и Ефрона», на которые мне указал мой земляк старый литератор Н. С. Каржанский. Там, между прочим, сказано: «Муравский шлях один из главных путей, которым пользовались крымские татары в XVI XVII вв., совершая набеги на Русское государство. Муравский шлях шел от Перекопа к Туле по безлюдной, поросшей травой (муравой) степи, минуя переправы через большие реки...» (БСЭ); «На месте его и теперь существует большая проезжая дорога, называемая дв сих пор у г. Ливен Муравкою» («Брокгауз и Ефрон»). Любопытно ответить, что в китайском переводе эта моя поэма названа «Страною зеленой свежести». А.Т.Твардовский
«Сознанию Моргунка, как и сознанию Панферовского героя в указанном эпизоде его книги, Муравия представляется страной мужицкого, хуторского собственнического счастья в противоположность колхозу, как такому устройству жизни, где человек будто бы лишен «независимости», «самостоятельности», где «всех стригут под один гребешок», как это внушали среднему крестьянину в первые годы коллективизации враждебные ей люди кулаки и подкулачники. Возвращение Моргунка, убедившегося на фактах новой действительности, что нет и не может быть хорошей жизни вне колхоза, придавало наименованию «Страна Муравия» уже новый смысл Муравия как та «страна», та колхозная счастливая жизнь, которую герой обретает в результате своих поисков.»
Впечатление от прочитанного Недавно прочитанная поэма «Страна Муравия», автором которой является один из самых знаменитых русских поэтов 20 века А.Т. Твардовский, оставила массу положительных впечатлений. Как нам кажется, именно такие произведения, как нельзя лучше отражают ту ситуацию, ту жизнь, которая была в нашей стране в первые десятилетия 20 века. Целостный сюжет, который перетекает из одной главы в другую, позволяет составить яркое представление о том, что происходит в жизни людей и в жизни страны в целом. Таким образом, на примере главного героя, мы имеем представление о человеке, который в поисках своей «идеальной» страны, в поисках чего-то лучшего, настоящего мужицкого счастья, все равно осознает, что колхозы,то, к чему относится огромное количество людей, это и есть именно то, что нужно человеку. Человеку сильному, трудящемуся, именно такому, каким является Никита Моргунок.
Поэма Твардовского «Страна Муравия» начинается описанием переправы на пароме, где куда-то направляется народ. Здесь же мы знакомимся с главным героем Никитой Моргунком, который ведет свою лошадь, прощаясь с родным домом, с «отцовскими местами». Так начинается произведение Твардовского «Страна муравя» и ее краткое содержание, благодаря которому можно будет ближе познакомиться с работой Твардовского «Страна Муравия» и сделать анализ.
Никита странствует и оказывается в одной деревне, где как раз устроен пир, как ему сказали, по случаю свадьбы. Никиту приглашают к столу, но нет здесь молодых, а в ответ узнает, что здесь и поминки по тем, кого отправили в Соловки, и свадьба одновременно. Никита оказался за столом среди гостей, где все праздновали и пели песни. В опьяненном состоянии Никита покидает гулянье и, сев на лошадь, отправляется в путь дальше.
Проехав деревню, Никита едет дорогой, где его застает дождь, не прекращая своего путешествия, он едет в раздумьях о том, насколько верен ему его конь, без которого никак не обойтись, поэтому его бережет как зеницу ока. По дороге он решил заехать к своему свояку, с которым уже двадцать лет общается. За столом они разговаривают о былом, поют песни, свояк уговаривает не уезжать. Здесь мы узнаем, что Никита женился в 17, жил на хуторе, в колхоз идти не хотел, вот и отправился странствовать.
В четвертой части мы уже конкретно понимаем, куда именно направился главный герой. Ищет он страну Муравию, о которой сказывал дед. Это та страна, где все свое. Все то, что построишь, то, что посадишь, все что достигнешь – все твое. Нет колхозов, нет «коммунии». Дед говорил ему, что у всего есть свое время и если к сорока не заживешь, то не заживешь и позже. Вот Никита и отправился в страну Муравию, чтобы не остаться нищим.
По пути он встречает странника, облаченного в рясу. Это был духовный служитель, которого до ручки раскулачили. При встрече поп поведал о нелегкой судьбе, о своих знакомых служителях, которые занимаются, кто чем придется, он же ходит по селам, ведь кому-то обвенчаться нужно, а кто-то хочет окрестить ребенка. Предлагает с Никитой вместе ходить, так как ему без коня сложно, но у Никиты своя дорога.
Дальше по дороге повстречались старик со старухой, которые жили себе поживали, в отличие от других, не вступая в колхозы, пока не произошел один случай. Прибыла вода и унесла их дом. Течение прибило дом к усадьбе в колхозе, где старики и решили жить по-новому.
Моргунок Никита едет дальше и слышит среди народа появилась молва, будто Сталин ездит по деревнях, записывая все себе в блокнот. Никита мысленно думает о том, что бы он спросил у Сталина. И прежде, поинтересовался бы у него, когда закончится «суетория». Разговаривая мысленно со Сталиным, Моргунок просит оставить его в покое, дать пожить в своем хуторе самостоятельно, чтобы его не трогали, а дальше он присоединится к колхозам, но пока, ему бы пожить просто для себя.
Ну а путь продолжается. Никита едет и слышит, как его позвали. Оглянувшись, Моргунок увидел бывшего соседа с мальчиком, которые бродяжничают сейчас. Подобрал Никита их, угостил, а далее они разместились на ночлег. В этот вечер Никита спал спокойно, ведь сосед был рядом, но, когда проснулся, не нашел коня. Сосед оставил мальчика, а коня украл. Никите ничего не оставалось, как взять мальчика с собой в Муравию. Моргунок впрягся и они пошли.
Зашли они в одно поселение, где на них все глазели, ведь такого не видывал никто, чтобы мужик в телегу впрягся. Стыдно было Никите, но куда денешься, нужно идти, по сторонам всматриваясь и выискивая своего коня. Здесь их остановили, привели в сельсовет, проверяли документы, интересовались, чего странствует, но отпустили. Пошел Никита дальше своей дорогой.
Пошел Никита к цыганам в табор, чтобы те вернули лошадь. Выводили они Никите скакунов, но его Серого среди них не было. На ночлеге Никите подумалось о воровстве. Он думал о том, что цыгане в свое время воровали же лошадей, почему бы теперь Никите не украсть у них коня. Он уже и к сараям пришел, но устыдился своего намерения, а тут еще и сторож. Словом, впрягся Никита вновь в телегу и пошел дальше.
По дороге Никита подшучивает, говорит, что уже привык к своей новой должности коня и тут они видят попа на коне, на том самом Никитином коне. Как ни пытался догнать Никита коня, но поп дал галопа и ускакал.
Дальше Никита попадает на базар, где пытается найти своего коня. Но его нигде нет, зато он здесь находит того самого соседа, что украл коня. Завязалась драка. Никита схватил бывшего сосед и хотел его отвести в сторону, но и в этот раз его обманул сосед. Он убежал и Никита вновь без коня, и без вора.
Дальше Никита встречает парня, который ехал на тракторе. Он и взял на буксир телегу, что уже несколько дней едет без коня и тянет ее за собой Никита. По дороге Никита узнает ч то в колхозе и за деньги не найти коня, хотя, парень советует Никите идти на Острова, где имеются клячи. Там и можно будет взять лошадь.
Когда Никита попал в селение Острова, то увидел жизнь безколхозную. Здесь каждый жил для себя. И везде была разруха, люди ходили без дела. Никита хотел купить лошадь, но здесь либо не соглашались продавать, либо предлагали очень старую и слепую лошадь. Никита разговаривает с дедом, которому рассказывает о своей лошади. В конце Никита говорит, что так жить нельзя и такой жизни ему совершенно не хочется.
Далее в произведении Твардовского «Страна Муравия» и кратком содержании по главам Никита попадает в колхоз, где совсем другая жизнь. Он идет на ток, где с удовольствием приступил к работе. К нему присоединяется мужчина, который оказался председателем. Он и показал Никите хозяйство.
Затем председатель начал рассказывать о своей жизни, о том, как получил ранения, как делил земли, как ему угрожали, как был избит местными богачами, но веры своей не утратил и эту веру передал и своему сыну, завещав ему верой и правдой служить советской стране.
Одним из ранних произведений А. Т. Твардовского, которым он заявил о себе в литературе, была поэма "Страна Муравия" (1934-1936), посвященная коллективизации.
Работу над произведением поэт рассматривал как социальный заказ. В год крутого перелома хозяйственных отношений в деревне от крестьянина требовалось окончательно и бесповоротно отказаться от старого единоличного хозяйства и перейти в колхоз. Твардовский понимал необратимость исторического процесса и необходимость коллективизации в сложившихся условиях, поэтому в его произведении звучат мотивы "за" коллективное хозяйство на селе.
Однако попутно как литератор Твардовский исследует деревню, ее жителей. Автору важно показать людям, почему иные сопротивляются коллективизации, какой в этом смысл. Среди галереи характеров, представленных в поэме "Страна Муравия", есть и кулаки, и бандиты, и ярые приверженцы старины, и те, кто боится грядущих изменений, и те, кто просто желает счастья - в своем понимании. К числу последних относится главный герой "Муравии" - Никита Моргунок. Он не против колхоза, но боится, что будет жить в колхозе бедно. Накрепко сидит в этом немолодом уже мужчине убеждение, что крепким хозяином надо успеть стать до сорока лет. Если не успеешь, то и прозябать тебе в нищете. А представление у Моргунка о крепком хозяйстве свое: такое хозяйство видится ему прежде всего как единоличное. Хотя бы год так пожить, а потом можно смело и в колхоз.
Середняк, он желает выбиться в сельские богатеи. Такое возможно, по слухам, в стране Муравии. И Никита пускается на поиски загадочной Муравской страны, где все живут каждый "по себе" и все - богато. Изображая перипетии нелегкого пути Моргунка, автор показывает нелепость таких поисков, а также и то, что подобные Никите люди не понимают происходящих вокруг изменений.
Понимание приходит к Моргунку лишь тогда, когда он удаляется от кулацкой среды, которой некогда завидовал, и приближается к крестьянам-колхозникам. Знакомясь ближе с их бытом и трудом, Моргунок начинает полнее осознавать преимущества новой жизни. Он понимает, что единоличный хозяин теперь не у дел, подлинным хозяином на селе становится колхозник - тот, кто идет в ногу со временем, как бы ни был труден этот путь. И Никита Моргунок делает свой выбор как человек, который любит и уважает труд.
Как скачать бесплатное сочинение? . И ссылка на это сочинение; Анализ поэмы А. Т. Твардовского «Страна Муравия», план (Второй вариант) уже в твоих закладках.Дополнительные сочинения по данной теме
8 Клас Тема 1. 1. Які мегоди дослідження використовуються в учбових закладах? а) довідниковий; б) експедиційний; вдрадиційний; г) аеро та
Професійна підготовка майбутніх учителів історії перебуває у стані концептуального переосмислення. Місце соціально-гуманітарних дисциплін (у тому числі - історії) у системі
На сцену під музичний супровід виходять учасники агітбригади. Учень 1. Хоч іноді, хоч раз в житті На самоті з природою
