Рождественские рассказы - это особый жанр, который каждый писатель понимает по-своему. Одни считают, что в конце должно обязательно случаться доброе волшебство, другие - что рассказ должен напоминать о тех, кому в Рождество не так уж весело. «Мел» собрал шесть разных рассказов - радостных, печальных, поучительных, - которые можно читать и обсуждать с детьми предрождественскими вечерами.
Для тех, кто готовится к главному школьному экзамену
«Если будешь плохо себя вести, твои игрушки уйдут к другому мальчику», - возможно, эта угроза в детстве заставляла кого-то вовремя ложиться спать и убираться в комнате. Но если бы игрушки на самом деле могли выбирать хозяев: вряд ли главным критерием было бы послушание.
Жёлтый Медвежонок, великий вождь Серебряное перо, тряпичный пёс Кнопка и три Марионетки целый год гадают, к кому же они попадут под ёлку, наблюдая за детьми, проходящими у витрины магазина игрушек. В оригинале сказки итальянского детского писателя Джанни Родари они ждут Рождества, а в русском переводе - Нового года.
Хозяйничает в магазине Фея - правда, не воздушное создание с крылышками, как можно подумать, а «благовоспитанная старая синьора». Добродушная, но скуповатая. Это означает, что маленькому Франческо Монти совершенно точно не полагается никакого подарка на Новый год, ведь его фамилия записана в долговой книге. За два прошлых года мама Франческо уже задолжала Фее за игрушечный волчок и лошадку.
Но игрушки не видели долговой книги, а видели только печальные глаза мальчика, который каждый день приходил к витрине посмотреть на чудесный электрический поезд с двумя шлагбаумами и вокзалом, названный Феей «Голубой стрелой». Узнав, что Фея собирается оставить его без подарка, игрушки решают сами устроить ему настоящее чудо и подарить ему самих себя.
» - Но это бунт! - воскликнул Генерал. - Я никак не могу позволить подобную вещь. Предлагаю повиноваться моим приказам!
И отправляться туда, куда нас отнесёт Фея? Тогда Франческо и в этом году ничего не получит, ведь его фамилия записана в долговой книге…
Тысяча китов!..»
Пусть история про «Христову ёлку» и выдуманная, но мальчик в ней самый настоящий - маленький попрошайка лет семи, которого писатель несколько раз встречал на одном и том же углу. Это рассказ о нём и о других мальчиках и девочках, которым очень хочется кружиться вокруг ёлки, смеяться и разворачивать свёртки с подарками. Но они только смотрят на других мальчиков и девочек в нарядных платьях, сплющив нос об стекло, и стоят у витрин, пока руки без варежек не заболят от холода. А дома их ждут только побои и ругань. И однажды они тоже попадают на ёлку, где всё хорошо, и всё блестит и сияет, и их матери смотрят на них и радостно смеются.
» - Пойдём ко мне на ёлку, мальчик, - прошептал над ним вдруг тихий голос.
…У Христа всегда в этот день ёлка для маленьких деточек, у которых там нет своей ёлки… - И узнал он, что мальчики эти и девочки все были всё такие же, как он, дети, но одни замёрзли ещё в своих корзинах, в которых их подкинули на лестницы к дверям петербургских чиновников, другие задохлись у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей, во время самарского голода, четвёртые задохлись в вагонах третьего класса от смраду, и все-то они теперь здесь».
Знаменитый скряга Скрудж, чьё имя стало нарицательным для жадных дельцов, впервые появился в рождественском рассказе Диккенса. И появился он не просто так. В 40-х годах ХХ века на английских фабриках были очень тяжёлые условия труда, в том числе и детского, и писателя попросили выступить за закон об ограничении рабочего дня. Так появился цикл рождественских повестей, первой из которых стала история про старого скупердяя Скруджа.
Для Скруджа Рождество - пустая суета, ведь этот день не приносит никакой выгоды, одни расходы. В сочельник он неохотно отпускает своего работника из конторы к семье, а сам отправляется домой в одиночестве. Дома его навещает дух его покойного компаньона, при жизни бывшего таким же чёрствым, как Скрудж. Дух предупреждает Скруджа, что после смерти его ждут ужасные мучения, если он не перестанет быть равнодушным к чужим несчастьям. В следующие три ночи Скрудж вместе с духами путешествует по прошлому, настоящему и будущему и узнаёт мир, которого он не видел за облигациями и ценными бумагами.
А чего бы ты хотел? - спросил его Дух.
Да ничего, - отвечал Скрудж. - Ничего. Вчера вечером какой-то мальчуган запел святочную песню у моих дверей. Мне бы хотелось дать ему что-нибудь, вот и всё».
Девочка Маша живёт в неродной семье в Собачьем переулке, и под Рождество с ней случается та же история, что изменила жизнь Козетты из романа Гюго. Хозяйка отправляет её в мороз купить свечей, и, споткнувшись, девочка теряет монетку. Теперь и свечку не купить, и домой возвращаться страшно –побьют. Замёрзшую Козетту находит беглый каторжник Жан Вальжан, а Машу, которая шарит руками в снегу, - простой рабочий Иван. Рабочий скучает по умершему три года назад младшему брату. Он забирает девочку к себе, называет её сестрой, и наряжает для неё первую в жизни рождественскую ёлку.
«На этой ёлке горела дюжина разноцветных восковых свечей да висели грецкие орехи, пряники и леденцы; были, впрочем, между ними и две или три конфеты с раскрашенными картинками. Эта скромная ёлочка показалась Маше восхитительной. Такой радости на святках у неё ещё никогда отроду не бывало, по крайней мере, она не помнит. Маша забыла и хозяйку, и жестокого хозяйкиного брата, и метель, и вьюгу, бушевавших за окном, забыла своё горе и слезы и бегала вокруг ёлки, хлопая в ладоши и наклоняя к себе то одну, то другую зелёную веточку».
Каким будет Рождество, если взглянуть на него глазами рождественской ёлки? Ведь до того, как её выбрали, принесли домой и украсили мишурой, у неё была своя, лесная жизнь. Она росла, тянулась к солнцу и гадала, куда попадают деревья после того, как люди срубают их топором.
Ёлка в рассказе Андерсена - особа тщеславная. Она не радуется своей молодости и свежести, а только ждёт, когда наконец вырастет такой большой и красивой, что люди заметят её. По рассказам воробьёв она знает, что будет стоять в тёплой комнате и сиять светом тысячи свечей. Наконец, ёлку срубают, но её счастье оказывается недолгим. Из тёплой и светлой гостиной её вскоре убирают в чулан, а потом и вовсе выбрасывают. Но ёлке всё время кажется, что впереди её ждёт нечто особенное.
«„Уж теперь-то я заживу“, - радовалась ёлка, расправляя ветви. А ветви-то были все высохшие да пожелтевшие, и лежала она в углу двора в крапиве и сорняках. Но на верхушке у неё всё ещё сидела звезда из золочёной бумаги и сверкала на солнце».
На самом деле Даня не принц, а самый обычный мальчик. И совсем не бедный - во всяком случае, растёт в благополучной семье, и на Рождество его ждёт наряженная ёлка и весёлый праздник с другими нарядными детьми. Но устраивают этот праздник взрослые, которые совсем ничего не понимают в веселье, - наверняка заставят водить хороводы и организованно хлопать в ладоши.
«Да и что весёлого, по правде сказать, в этой ёлке? Ну, придут знакомые мальчики и девочки и будут притворяться, в угоду большим, умными и воспитанными детьми… За каждым гувернантка или какая-нибудь старенькая тётя… Заставят говорить все время по-английски… Затеют какую-нибудь прескучную игру, в которой непременно нужно называть имена зверей, растений или городов, а взрослые будут вмешиваться и поправлять маленьких».
Дане скучно ходить вокруг ёлки, ведь он уже совсем большой и мечтает стать авиатором или полярником. Больше всего Дане хочется присоединиться к уличным мальчишкам из соседнего дома - детям сапожников, дворников и прачек. Он слышал от няньки, что под Рождество они все вместе отправляются колядовать с самодельной разноцветной звездой и вертепом со свечкой внутри. Дане запрещено общаться с «дурными детьми», и глядя на них из окна он кажется сам себе заколдованным принцем, который вынужден жить в скучном, хоть и богатом царстве.
«Безумно смелая мысль мелькает в голове Дани, - настолько смелая, что он на минуту даже прикусывает нижнюю губу, делает большие, испуганные глаза и съёживается. Но разве в самом деле он не авиатор и не полярный путешественник? Ведь рано или поздно придётся же откровенно сказать отцу: „Ты, папа, не волнуйся, пожалуйста, а я сегодня отправляюсь на своём аэроплане через океан“. Сравнительно с такими страшными словами, одеться потихоньку и выбежать на улицу - сущие пустяки».
Детскому и взрослому сердцу приятна сверкающая мишура, извлекаемая из старого чемодана, целый год таившегося где-нибудь на антресолях. Нам не запрещено доставать и открывать чемодан в другой сезон, но обычно мы так не делаем. Что же, раз у нас есть ёлочные игрушки, карнавальные маски, рождественские пироги - следует быть и рождественским книгам.
Их родоначальником считается Чарльз Диккенс. В середине XIX века он сочинил несколько рождественских повестей и стал публиковать их в декабрьских номерах своих журналов «Домашнее чтение» и «Круглый год». Диккенс объединил повести заглавием «Рождественские книги». «Рождественский гимн в прозе: Святочный рассказ с привидениями», «Колокола: Рассказ о Духах церковных часов», «Сверчок за очагом: Сказка о семейном счастье», «Битва жизни: Повесть о любви», «Одержимый, или Сделка с призраком» - все эти произведения густо населены сверхъестественными созданиями: и ангелами, и разной нечистью.
Издавна время самых коротких дней и самых долгих ночей осознавалось как противостояние света и мрака. Если бы Диккенс и его последователи не верили, что исход борьбы Добра и Зла зависит от воли людей, рождественских историй просто не было бы.
«Рождество, - пишет Диккенс, - это пора, когда громче, нежели в любое иное время года, говорит в нас память обо всех горестях, обидах и страданиях в окружающем нас мире <…> и, так же, как и всё, что мы сами испытали на своем веку, побуждает нас делать добро».
«Кабы не Рождество, я бы никогда не решилась на такое, но уж коли Господь наш решился оставить среди нас, грешных, не просто малого ребёнка, а своего сына, то уж, верно, и я могу позволить, чтобы мои дети попытались спасти одного человека», - это рассуждение уже Сельма Лагерлёф вкладывает в уста хозяйки дома из новеллы «Рождественский гость».
Чудесное спасение, перерождение злого в доброе, примирение врагов, забвение обид - популярные мотивы рождественских и святочных рассказов. Традиция хорошо прижилась в русской литературе. До 1917 года к праздникам выпускались альманахи, специальные номера иллюстрированных журналов, ежегодные газеты - по словам А.П.Чехова, со «всякой святочной всячиной». Впрочем, ещё до названных повестей Диккенса появилась всем теперь известная «Ночь перед Рождеством» Гоголя и почти забытая «Ночь на Рождество Христово» К.Баранова. В самом деле, рождественские книги были вездесущими и далеко не однообразными. В них изумительно соединялись наследие стародавних быличек и христианская мораль.
«Говорят, что был когда-то болван Коляда, которого принимали за Бога, и что будто оттого пошли и колядки. Кто его знает? Не нам, простым людям, об этом толковать. Прошлый год отец Осип запретил было колядовать по хуторам, говоря, что будто сим народ угождает сатане. Однако ж если сказать правду, то в колядках и слова нет про Коляду. Поют часто про Рождество Христа; а при конце желают здоровья хозяину, хозяйке, детям и всему дому».
Пасичник Рудый Панько
(Н.В.Гоголь. Ночь перед Рождеством)
Образцовые рождественские рассказы создали , А.П.Чехов, А.И.Куприн, Д.Н.Мамин-Сибиряк. Литературоведы Елена Душечкина и Хенрик Баран находят оригинальное продолжение традиции в таких вещах как «Ёлка в Сокольниках» В.Д.Бонч-Бруевича и «Чук и Гек» А.Гайдара. Традиция жива и сегодня. Но это тема для отдельного разговора. А пока обратимся к рождественским историям в их классическом виде.
Сказка Э.Т.А.Гофмана «Щелкунчик и Мышиный Король», пожалуй, самая праздничная из рождественских сказок. Сказка о подарке. Сказка-подарок. (У Гофмана есть ещё рождественская сказка «Повелитель блох», но эта фантасмагория - не для чтения в нежном возрасте.) 
События «Щелкунчика» начинаются в Сочельник (24 декабря), в тот самый торжественный момент, когда христиане ожидают появления на вечернем небе первой звезды. («Уже совсем стемнело, и им [Фрицу и Мари] было очень страшно, потому что в комнату не внесли лампы, как это и полагалось в Сочельник».)
Вполне вероятно, вам в руки попадёт книга, в которой вы прочтёте всего лишь:«Итак, дети отлично знали, что родители накупили им всяких чудесных подарков и сейчас расставляют их на столе».
В действительности, фраза должна быть продолжена: «…Но в то же время они не сомневались, что добрый младенец Христос осиял всё своими ласковыми и кроткими глазами и что рождественские подарки, словно тронутые его благостной рукой, доставляют больше радости, чем все другие. Про это напомнила детям, которые без конца шушукались об ожидаемых подарках, старшая сестра Луиза, прибавив, что младенец Христос всегда направляет руку родителей, и детям дарят то, что доставляет им истинную радость и удовольствие; а об этом он знает гораздо лучше самих детей, которые поэтому не должны ни о чём ни думать, ни гадать, а спокойно и послушно ждать, что им подарят. Сестрица Мари призадумалась, а Фриц пробормотал себе под нос: “А всё-таки мне бы хотелось гнедого коня и гусаров”»
(Перевод И.Татариновой).
Понятно, почему тридцать лет назад сказку редактировали определённым образом, но почему её и сейчас издают в таком сокращении? Причём в сокращённых изданиях иллюстрации, как правило, симпатичнее… В общем, выбирайте «Щелкунчика», какого хотите, имея в виду, что когда-то Гофман сочинил самую что ни на есть рождественскую сказку.
То же произошло и с Г.Х.Андерсеном. Помните, как маленькой Герде удалось победить войска Снежной королевы?
«Герда начала читать «Отче наш»; было так холодно, что дыхание девочки сейчас же превращалось в густой туман. Туман этот всё сгущался и сгущался, но вот из него начали выделяться маленькие, светлые ангелочки, которые, ступив на землю, вырастали в больших грозных ангелов со шлемами на головах и копьями и щитами в руках. Число их всё прибывало, и когда Герда окончила молитву, вокруг неё образовался уже целый легион. Ангелы приняли снежных страшилищ на копья, и те рассыпались на тысячи снежинок»
(Перевод А.Ганзен).
Бывало, в отредактированных изданиях грозные ангелы превращались в «маленьких человечков»… А помните, как бабушка читала Евангелие? Как дети пели рождественский гимн: «Розы цветут… Красота, красота! Скоро узрим мы младенца Христа» ? Или вы читали другую «Снежную королеву»?
Любопытно и тревожно открывать заново книги, любимые в детстве. Удивительно впервые открывать книги, написанные для тех детей, которые были ровесниками наших прабабушек. Недавно на русский язык переведена сказка Лаймена Фрэнка Баума «Жизнь и приключения Санта-Клауса». Баум написал её в 1902 году, сразу после «Волшебника Страны Оз». Придуманная сказочником биография Санта-Клауса имеет мало общего с жизнеописанием Николая Чудотворца. Баум по-своему объясняет детишкам, откуда берутся подарки на Рождество. Когда мир был ещё молод, одна лесная нимфа усыновила брошенного младенца - Клауса. Он вырос и, обитая в Смеющейся долине, стал мастерить игрушки, чтобы дарить их детям. В конце концов, люди признали его святым, а бессмертные подарили ему свою мантию. У сказочника всё продумано. Со временем,«старый Клаус не только развозил подарки, но и посылал игрушки в магазины, чтобы родители, если захотят подарить детям побольше игрушек, без труда нашли бы их там. И если по какой-либо причине Клаус не сможет принести подарок какому-нибудь ребенку, тот сможет сам сходить в магазин и получить там столько игрушек, сколько захочет. Ибо друг малышей решил, что ни один ребенок не должен остаться без подарка, о котором мечтает».
Вот это - пусть так и будет. Счастливого Рождества!
Книги
«Снежную королеву» Г.Х.Андерсена без изменений и сокращений можно найти, например, в изданиях:
Андерсен Г.Х. Сказки. - М.: Планета детства, 1999. - 560 с.: ил. - (Всемирная детская б-ка).
Андерсен Г.Х. Снежная королева: Сказка в 7 рассказах / Пер. с дат. А.Ганзен: Рис. О.Давыдовой. - СПб.: МИМ, 1993. - 110 с.: ил.
Сокращенные и отредактированные варианты «Снежной королевы» смотрите в изданиях:
Андерсен Г.Х. Сказки / Пер. с дат. А.Ганзен. - М.: РОСМЭН, 2000. - 151 с.: ил. - (Лучшие сказки мира).
Андерсен Х.К. «Снежная королева» и другие сказки / Пер. с дат. А.Ганзен; Ил. Бенвенути. - М.: Дом, 1993. - 166 с.: ил.
Баум Л.Ф. Жизнь и приключения Санта-Клауса / Пер. с англ. С.Завражновой; Ил. В.Иванюка. - М.: Время, 2001. - 222 с.: ил.
Гоголь Н.В. Ночь перед Рождеством / Худож. В.Чапля. - М.: Белый город, 2000. - 47 с.: ил. - (Классики - детям).
Гоголь Н.В. Ночь перед Рождеством / Рис. Г.А.В.Траугот. - Л.: Дет. лит., 1986. - 142 с.: ил.
Полный текст «Щелкунчика» - в книгах:
Гофман Э.Т.А. Щелкунчик и мышиный король: Рождественская сказка / Пер. с нем. И.Татариновой; Ил. М.Андрухиной. - [Калининград]: Благовест, 1992. - 111 с.: ил.
Гофман Э.Т.А. Сказки / Ил. Н.Гольц. - М.: Худож. лит., 1991. - 336 с.: ил. - (Для семейного чтения).
Сокращённые варианты:
Гофман Э.Т.А. Щелкунчик и мышиный король / Пер. с нем. И.Татариновой; Худож. Д.Гордеев. - М.: РОСМЭН, 2000. - 111 с.: ил. - (Лучшие сказки мира).
Гофман Э.Т.А. Щелкунчик / Худож. Г.Спирин; Пересказал на рус. язык Л.Яхнин. - М.: Зебра; Калининград: Янтарный сказ, 1997. - .
Диккенс Ч. Рождественские повести: Пер. с англ. - М.: Худож. лит., 1990. - 364 с.: ил. - (Классики и современники).
Диккенс Ч. Рождественские повести; Рассказы: Пер. с англ. - М.: Правда, 1988. - 512 с.: ил.
Сборники рождественских и святочных рассказов
Издания для детей:
Большая книга Рождества / Сост. Н.Будур и И.Панкеев; Худож. О.Ионайтис, Т.Хрычёва, А.Акишин. - М.: ОЛМА-Пресс, 2000. - 863 с.: ил.
Книга и правда большая: кроме рассказов разных авторов - от Диккенса и Лескова до К.Грэма и О.Пройслера, - здесь есть стихи (религиозные и светские), песни, игры, а также очерки о праздновании Рождества в разных странах.
Рождественская звезда / Сост. Н.Орлова; Рис. Н.Остольской. - М.: Круглый год, 1995. - 111 с.: ил.
Рождественский подарок: Сказки, легенды, истории: В 2 кн. / Сост. Е.Стрельцова; Худож. Г.Лавренко. - Калининград: Янтарный сказ, 1995.
Издания для взрослых:
Русская календарная проза: Антология святочного рассказа / Автор предисл. и сост. Е.В.Душечкина. - Таллин, 1988.
Святочные истории: Рассказы и стихотворения рус. писателей / Сост. С.Ф.Дмитренко. - М.: Рус. кн., 1992. - 320 с.: ил.
Чудо рождественской ночи: Святочные рассказы / Сост., вступ. ст. и примеч. Е.Душечкиной и Х.Барана. - СПб.: Худож. лит., 1993. - 704 с.: ил.
Это трогательный рассказ о ценности подарка, независимо от его цены; эта история о важности самопожертвования во имя любви.
Молодая семейная пара выживает на восемь долларов в неделю, а на носу Рождество. Делл плачет от отчаяния, потому что не может купить любимому мужу подарок. За много месяцев она смогла сэкономить всего доллар восемьдесят восемь центов. Но тут она вспоминает, что у нее просто шикарные волосы, и решается их продать, чтобы подарить мужу цепочку для его фамильных часов.
Муж, который вечером увидел свою жену, кажется, очень расстроился. Но он опечалился не потому, что его жена стала похожа на десятилетнего мальчика, а от того, что продал свои золотые часы, чтобы подарить красивейшие гребни, на которые она заглядывалась несколько месяцев.
Кажется, Рождество не удалось. Но эти двое плакали не от печали, а от любви друг к другу.
Гномы прекрасно уживаются с людьми, помогают им вести хозяйство, заботятся о животных. А от людей многого и не требуют - на Рождество поднести им особенную рождественскую кашу. Но вот незадача, люди совершенно забыли о гномах. А папа-гном страшно рассердится, если узнает, что угощения в этом году не будет. Как же полакомиться кашей и не попасться на глаза владельцам дома?
Это замечательное произведение о дружбе и поддержке в трудную минуту. Петсон и его котенок Финдус живут дружно и уже начинаются готовиться к Рождеству. Но вот случилась незадача - Петсон случайно повредил ногу и уже не сможет закончить все дела. А в доме, как на зло, кончилась еда и дрова для печки, да еще и елку не успели поставить. Кто же поможет друзьям не остаться голодными и одинокими на Рождество?
Маленькому Маркусу исполнилось девять лет. Он мечтал получить от деда в подарок настоящий космический корабль, но дедушка почему-то подарил ему игрушечную лошадку. Ну что он малыш, чтобы играть с такими игрушками? Но любопытство взяло свое, и вечером Маркус сел на лошадку, которая оказалась… космическим кораблем.
Маркус попал на далекую планету, где повсюду росли новогодние елки, жители жили по особенному новогоднему календарю, сами двигались тротуары, в кафе подавали вкуснейшие кирпичи и проволоку, а для детей придумали специальный дворец «Бей-ломай», где разрешали все крушить.
Все бы хорошо, но вот только как вернуться домой?..
К сожалению, не все сказки кончаются счастливо. И эту невозможно читать без слез. Разве может так быть, чтобы ребенок в канун Нового года слонялся по улицам в надежде продать хоть одну спичку. Она грела маленькие пальчики, а тени от крохотного огонька вырисовывали сцены счастливой жизни, которую она могла видеть через окна других людей.
Мы даже не знаем имени малышки - для нас она всегда будет девочкой со спичками, которая из-за жадности и безразличия взрослых, улетела на небо.
Это произведение стало любимым не для одного поколения. Мы знаем его экранизацию «Рождественская история».
Это история жадины Эбенизера Скруджа, для которого нет ничего важнее денег. Ему чуждо сострадание, милосердие, радость, любовь. Но все должно измениться в канун Рождества…
В каждом из нас живет маленький Скрудж, и так важно не упустить момент, открыть двери для любви и милосердия, чтобы этот скряга полностью не овладел нами.
Маленькая мышка Ангелина с нетерпением ждет Рождества. Она уже запланировала, чем будет заниматься дома, только вот заметила в окне одинокого грустного мистера Белла, которому не с кем встречать праздник. Милая Ангелина решает помочь мистеру Беллу, но она и не подозревает, что благодаря своему доброму сердцу найдет настоящего Санта Клауса!
Мистер Туми зарабатывает тем, что занимается резьбой по дереву. Когда-то он улыбался и был счастлив. Но после потери жены и сына стал мрачным и получил прозвище от соседских детей мистер Угрюми. Однажды в канун Рождества к нему постучала вдова с маленьким сыном и попросила сделать им рождественские фигурки, поскольку свои они потеряли после переезда. Казалось бы, что такого в обычном заказе, но постепенно эта работа меняет мистера Туми…
Давно полюбившиеся произведение и взрослым, и детям. Удивительная история о вечерах на хуторе близ Диканьки, которая легла в основу фильмов, мюзиклов и мультиков. Но если ваш ребенок еще не знает историю Вакулы, Оксаны, Солохи, Чуба и других героев, а также не слышал о том, что черт может украсть луну, и какие еще чудеса творятся в ночь перед Рождеством, стоит посвятить несколько вечеров для этой увлекательной истории.
Это непростое произведение, без пафоса и украшений автор правдиво рисует бедняцкую жизнь. Родители должны будут многое объяснять, ведь, слава Богу, наши дети не знают таких лишений, как главный герой.
Маленький мальчик замерз от холода и изнемогает от голода. Его мать умерла в каком-то темном подвале, а он ищет кусочек хлеба в канун Рождества. Мальчик, наверное, впервые в жизни видит другую, счастливую жизнь. Только она там, за окнами у обеспеченных людей. Мальчик смог попасть на елку к Христу, но после того, как замерз на улице…
Это короткое повествование не оставит равнодушными ни взрослых, ни детей. На одной страничке поместилась целая жизнь бедной семьи. Мама Маруси тяжело заболела. Чтобы не дать матушке умереть, маленькая девочка идет в город за лекарствами. Но рождественский мороз не жалеет ребенка, а в дырявые сапоги словно назло сыпет снег.
Маруся выбилась из сил и тихо умирает на снегу. Единственная ее надежда на последнюю детскую слезу, которая чудом упала на щеку рождественского ангела…
Глубокое, драматическое, проницательное произведение. Оно не оставит равнодушным ни одного читателя, а интрига не даст расслабится до самого конца.
Когда-то маленькому Васыльку отец подарил елку, она росла в саду и радовала мальчика. А сегодня, на сочельник, отец продал елку, потому что семье очень-очень нужны были деньги. Когда срубили елку, Васыльку казалось, что она вот-вот заплачет, а сам мальчик будто бы потерял дорогого человека.
Но Васыльку пришлось еще и отвезти елку в город. Дорога шла через лес, рождественский мороз трещал, снег засыпал все следы, и, как на зло, еще и сани поломались. Неудивительно, что Васылько заблудился в лесу. Сможет ли мальчик найти дорогу домой, и будет ли Рождество радостным праздником для его семьи?
Рождественский ангел заглянул в одну из комнат и увидел маленького мальчика, который бился в горячке и хрипло дышал, а над ним, согнувшись, сидела девочка чуть постарше. Ангел понял, что дети - сироты. Им очень сложно и страшно жить без мамы. Но на то он и рождественский ангел, чтобы помогать и защищать хороших детей…
У маленькой Ани долго болеет мама, а доктор только отводит глаза и грустно качает головой. А завтра Рождество. В прошлом году они так весело гуляли всей семьей, а сейчас мама даже не может подняться с кровати. Маленькая девочка вспоминает, что на Рождество сбываются желания, и просит у звездочки с неба здоровья для мамы. Только услышит ли детскую молитву далекая звезда?
Рождество - это период, когда магия вступает в свои права. Учите своих детей верить в чудо, в силу любви и веры, и самим делать добро. А эти замечательные истории вам в этом помогут.
Текущая страница: 1 (всего у книги 21 страниц)
Составитель Татьяна Стрыгина
Рождественские рассказы русских писателей
Дорогой читатель!
Выражаем Вам глубокую благодарность за то, что Вы приобрели легальную копию электронной книги издательства «Никея».
Если же по каким-либо причинам у Вас оказалась пиратская копия книги, то убедительно просим Вас приобрести легальную. Как это сделать – узнайте на нашем сайте www.nikeabooks.ru
Если в электронной книге Вы заметили ка-кие-либо неточности, нечитаемые шрифты и иные серьезные ошибки – пожалуйста, напишите нам на [email protected]
Серия «Рождественский подарок»
Допущено к распространению Издательским советом Русской Православной Церкви ИС 13-315-2235
Федор Достоевский (1821–1881)
Мальчик у Христа на елке
Мальчик с ручкой
Дети странный народ, они снятся и мерещатся. Перед елкой и в самую елку перед Рождеством я все встречал на улице, на известном углу, одного мальчишку, никак не более как лет семи. В страшный мороз он был одет почти по-летнему, но шея у него была обвязана каким-то старьем, – значит, его все же кто-то снаряжал, посылая. Он ходил «с ручкой»; это технический термин, значит – просить милостыню. Термин выдумали сами эти мальчики. Таких, как он, множество, они вертятся на вашей дороге и завывают что-то заученное; но этот не завывал и говорил как-то невинно и непривычно и доверчиво смотрел мне в глаза, – стало быть, лишь начинал профессию. На расспросы мои он сообщил, что у него сестра, сидит без работы, больная; может, и правда, но только я узнал потом, что этих мальчишек тьма-тьмущая: их высылают «с ручкой» хотя бы в самый страшный мороз, и если ничего не наберут, то наверно их ждут побои. Набрав копеек, мальчик возвращается с красными, окоченевшими руками в какой-нибудь подвал, где пьянствует какая-нибудь шайка халатников, из тех самых, которые, «забастовав на фабрике под воскресенье в субботу, возвращаются вновь на работу не ранее как в среду вечером». Там, в подвалах, пьянствуют с ними их голодные и битые жены, тут же пищат голодные грудные их дети. Водка, и грязь, и разврат, а главное, водка. С набранными копейками мальчишку тотчас же посылают в кабак, и он приносит еще вина. В забаву и ему иногда нальют в рот косушку и хохочут, когда он, с пресекшимся дыханием, упадет чуть не без памяти на пол,
…и в рот мне водку скверную
Безжалостно вливал…
Когда он подрастет, его поскорее сбывают куда-нибудь на фабрику, но все, что он заработает, он опять обязан приносить к халатникам, а те опять пропивают. Но уж и до фабрики эти дети становятся совершенными преступниками. Они бродяжат по городу и знают такие места в разных подвалах, в которые можно пролезть и где можно переночевать незаметно. Один из них ночевал несколько ночей сряду у одного дворника в какой-то корзине, и тот его так и не замечал. Само собою, становятся воришками. Воровство обращается в страсть даже у восьмилетних детей, иногда даже без всякого сознания о преступности действия. Под конец переносят все – голод, холод, побои, – только за одно, за свободу, и убегают от своих халатников бродяжить уже от себя. Это дикое существо не понимает иногда ничего, ни где он живет, ни какой он нации, есть ли Бог, есть ли государь; даже такие передают об них вещи, что невероятно слышать, и, однако же, всё факты.
Мальчик у Христа на елке
Но я романист, и, кажется, одну «историю» сам сочинил. Почему я пишу: «кажется», ведь я сам знаю наверно, что сочинил, но мне все мерещится, что это где-то и когда-то случилось, именно это случилось как раз накануне Рождества, в каком-то огромном городе и в ужасный мороз.
Мерещится мне, был в подвале мальчик, но еще очень маленький, лет шести или даже менее. Этот мальчик проснулся утром в сыром и холодном подвале. Одет он был в какой-то халатик и дрожал. Дыхание его вылетало белым паром, и он, сидя в углу на сундуке, от скуки нарочно пускал этот пар изо рта и забавлялся, смотря, как он вылетает. Но ему очень хотелось кушать. Он несколько раз с утра подходил к нарам, где на тонкой, как блин, подстилке и на каком-то узле под головой вместо подушки лежала больная мать его. Как она здесь очутилась? Должно быть, приехала с своим мальчиком из чужого города и вдруг захворала. Хозяйку углов захватили еще два дня тому в полицию; жильцы разбрелись, дело праздничное, а оставшийся один халатник уже целые сутки лежал мертво пьяный, не дождавшись и праздника. В другом углу комнаты стонала от ревматизма какая-то восьмидесятилетняя старушонка, жившая когда-то и где-то в няньках, а теперь помиравшая одиноко, охая, брюзжа и ворча на мальчика, так что он уже стал бояться подходить к ее углу близко. Напиться-то он где-то достал в сенях, но корочки нигде не нашел и раз в десятый уже подходил разбудить свою маму. Жутко стало ему, наконец, в темноте: давно уже начался вечер, а огня не зажигали. Ощупав лицо мамы, он подивился, что она совсем не двигается и стала такая же холодная, как стена. «Очень уж здесь холодно», – подумал он, постоял немного, бессознательно забыв свою руку на плече покойницы, потом дохнул на свои пальчики, чтоб отогреть их, и вдруг, нашарив на нарах свой картузишко, потихоньку, ощупью, пошел из подвала. Он еще бы и раньше пошел, да все боялся вверху, на лестнице, большой собаки, которая выла весь день у соседских дверей. Но собаки уже не было, и он вдруг вышел на улицу.
Господи, какой город! Никогда еще он не видал ничего такого. Там, откудова он приехал, по ночам такой черный мрак, один фонарь на всю улицу. Деревянные низенькие домишки запираются ставнями; на улице, чуть смеркнется – никого, все затворяются по домам, и только завывают целые стаи собак, сотни и тысячи их, воют и лают всю ночь. Но там было зато так тепло и ему давали кушать, а здесь – Господи, кабы покушать! и какой здесь стук и гром, какой свет и люди, лошади и кареты, и мороз, мороз! Мерзлый пар валит от загнанных лошадей, из жарко дышащих морд их; сквозь рыхлый снег звенят об камни подковы, и все так толкаются, и, Господи, так хочется поесть, хоть бы кусочек какой-нибудь, и так больно стало вдруг пальчикам. Мимо прошел блюститель порядка и отвернулся, чтоб не заметить мальчика.
Вот и опять улица, – ох какая широкая! Вот здесь так раздавят наверно; как они все кричат, бегут и едут, а свету-то, свету-то! а это что? Ух, какое большое стекло, а за стеклом комната, а в комнате дерево до потолка; это елка, а на елке сколько огней, сколько золотых бумажек и яблоков, а кругом тут же куколки, маленькие лошадки; а по комнате бегают дети, нарядные, чистенькие, смеются и играют, и едят, и пьют что-то. Вот эта девочка начала с мальчиком танцевать, какая хорошенькая девочка! Вот и музыка, сквозь стекло слышно. Глядит мальчик, дивится, уж и смеется, а у него болят уже пальчики и на ножках, а на руках стали совсем красные, уж не сгибаются и больно пошевелить. И вдруг вспомнил мальчик про то, что у него так болят пальчики, заплакал и побежал дальше, и вот опять видит он сквозь другое стекло комнату, опять там деревья, но на столах пироги, всякие – миндальные, красные, желтые, и сидят там четыре богатые барыни, а кто придет, они тому дают пироги, а отворяется дверь поминутно, входит к ним с улицы много господ. Подкрался мальчик, отворил вдруг дверь и вошел. Ух, как на него закричали и замахали! Одна барыня подошла поскорее и сунула ему в руку копеечку, а сама отворила ему дверь на улицу. Как он испугался! а копеечка тут же выкатилась и зазвенела по ступенькам: не мог он согнуть свои красные пальчики и придержать ее. Выбежал мальчик и пошел поскорей-поскорей, а куда, сам не знает. Хочется ему опять заплакать, да уж боится, и бежит, бежит и на ручки дует. И тоска берет его, потому что стало ему вдруг так одиноко и жутко, и вдруг, Господи! Да что ж это опять такое? Стоят люди толпой и дивятся: на окне за стеклом три куклы, маленькие, разодетые в красные и зеленые платьица и совсем-совсем как живые! Какой-то старичок сидит и будто бы играет на большой скрипке, два других стоят тут же и играют на маленьких скрипочках, и в такт качают головками, и друг на друга смотрят, и губы у них шевелятся, говорят, совсем говорят, – только вот из-за стекла не слышно. И подумал сперва мальчик, что они живые, а как догадался совсем, что это куколки, – вдруг рассмеялся. Никогда он не видал таких куколок и не знал, что такие есть! и плакать-то ему хочется, но так смешно-смешно на куколок. Вдруг ему почудилось, что сзади его кто-то схватил за халатик: большой злой мальчик стоял подле и вдруг треснул его по голове, сорвал картуз, а сам снизу поддал ему ножкой. Покатился мальчик наземь, тут закричали, обомлел он, вскочил и бежать-бежать, и вдруг забежал сам не знает куда, в подворотню, на чужой двор, – и присел за дровами: «Тут не сыщут, да и темно».
Присел он и скорчился, а сам отдышаться не может от страху, и вдруг, совсем вдруг, стало так ему хорошо: ручки и ножки вдруг перестали болеть и стало так тепло, так тепло, как на печке; вот он весь вздрогнул: ах, да ведь он было заснул! Как хорошо тут заснуть: «Посижу здесь и пойду опять посмотреть на куколок, – подумал мальчик и усмехнулся, вспомнив про них, – совсем как живые!..» и вдруг ему послышалось, что над ним запела его мама песенку. «Мама, я сплю, ах, как тут спать хорошо!»
– Пойдем ко мне на елку, мальчик, – прошептал над ним вдруг тихий голос.
Он подумал было, что это все его мама, но нет, не она; кто же это его позвал, он не видит, но кто-то нагнулся над ним и обнял его в темноте, а он протянул ему руку и… И вдруг, – о, какой свет! О, какая елка! Да и не елка это, он и не видал еще таких деревьев! Где это он теперь: все блестит, все сияет и кругом всё куколки, – но нет, это всё мальчики и девочки, только такие светлые, все они кружатся около него, летают, все они целуют его, берут его, несут с собою, да и сам он летит, и видит он: смотрит его мама и смеется на него радостно.
– Мама! Мама! Ах, как хорошо тут, мама! – кричит ей мальчик, и опять целуется с детьми, и хочется ему рассказать им поскорее про тех куколок за стеклом. – Кто вы, мальчики? Кто вы, девочки? – спрашивает он, смеясь и любя их.
– Это «Христова елка», – отвечают они ему. – У Христа всегда в этот день елка для маленьких деточек, у которых там нет своей елки… – И узнал он, что мальчики эти и девочки все были всё такие же, как он, дети, но одни замерзли еще в своих корзинах, в которых их подкинули на лестницы к дверям петербургских чиновников, другие задохлись у чухонок, от воспитательного дома на прокормлении, третьи умерли у иссохшей груди своих матерей, во время самарского голода, четвертые задохлись в вагонах третьего класса от смраду, и все-то они теперь здесь, все они теперь как ангелы, все у Христа, и Он Сам посреди их, и простирает к ним руки, и благословляет их и их грешных матерей… А матери этих детей все стоят тут же, в сторонке, и плачут; каждая узнает своего мальчика или девочку, а они подлетают к ним и целуют их, утирают им слезы своими ручками и упрашивают их не плакать, потому что им здесь так хорошо…
А внизу наутро дворники нашли маленький трупик забежавшего и замерзшего за дровами мальчика; разыскали и его маму… Та умерла еще прежде его; оба свиделись у Господа Бога в небе.
И зачем же я сочинил такую историю, так не идущую в обыкновенный разумный дневник, да еще писателя? а еще обещал рассказы преимущественно о событиях действительных! Но вот в том-то и дело, мне все кажется и мерещится, что все это могло случиться действительно, – то есть то, что происходило в подвале и за дровами, а там об елке у Христа – уж и не знаю, как вам сказать, могло ли оно случиться или нет? на то я и романист, чтоб выдумывать.
Антон Чехов (1860–1904)
Высокая, вечнозеленая елка судьбы увешана благами жизни… От низу до верху висят карьеры, счастливые случаи, подходящие партии, выигрыши, кукиши с маслом, щелчки по носу и проч. Вокруг елки толпятся взрослые дети. Судьба раздает им подарки…
– Дети, кто из вас желает богатую купчиху? – спрашивает она, снимая с ветки краснощекую купчиху, от головы до пяток усыпанную жемчугом и бриллиантами… – Два дома на Плющихе, три железные лавки, одна портерная и двести тысяч деньгами! Кто хочет?
– Мне! Мне! – протягиваются за купчихой сотни рук. – Мне купчиху!
– Не толпитесь, дети, и не волнуйтесь… Все будете удовлетворены… Купчиху пусть возьмет себе молодой эскулап. Человек, посвятивший себя науке и записавшийся в благодетели человечества, не может обойтись без пары лошадей, хорошей мебели и проч. Бери, милый доктор! не за что… Ну-с, теперь следующий сюрприз! Место на Чухломо-Пошехонской железной дороге! Десять тысяч жалованья, столько же наградных, работы три часа в месяц, квартира в тринадцать комнат и проч… Кто хочет? Ты, Коля? Бери, милый! Далее… Место экономки у одинокого барона Шмаус! Ах, не рвите так, mesdames! Имейте терпение!.. Следующий! Молодая, хорошенькая девушка, дочь бедных, но благородных родителей! Приданого ни гроша, но зато натура честная, чувствующая, поэтическая! Кто хочет? (Пауза.) Никто?
– Я бы взял, да кормить нечем! – слышится из угла голос поэта.
– Так никто не хочет?
– Пожалуй, давайте я возьму… Так и быть уж… – говорит маленький, подагрический старикашка, служащий в духовной консистории. – Пожалуй…
– Носовой платок Зориной! Кто хочет?
– Ах!.. Мне! Мне!.. Ах! Ногу отдавили! Мне!
– Следующий сюрприз! Роскошная библиотека, содержащая в себе все сочинения Канта, Шопенгауэра, Гёте, всех русских и иностранных авторов, массу старинных фолиантов и проч… Кто хочет?
– Я-с! – говорит букинист Свинопасов. – Пажалте-с!
Свинопасов берет библиотеку, отбирает себе «Оракул», «Сонник», «Письмовник», «Настольную книгу для холостяков»… остальное же бросает на пол…
– Следующий! Портрет Окрейца!
Слышен громкий смех…
– Давайте мне… – говорит содержатель музея Винклер. – Пригодится…
Сапоги достаются художнику… в конце концов елка обирается и публика расходится… Около елки остается один только сотрудник юмористических журналов…
– Мне же что? – спрашивает он судьбу. – Все получили по подарку, а мне хоть бы что. Это свинство с твоей стороны!
– Все разобрали, ничего не осталось… Остался, впрочем, один кукиш с маслом… Хочешь?
– Не нужно… Мне и так уж надоели эти кукиши с маслом… Кассы некоторых московских редакций полнехоньки этого добра. Нет ли чего посущественнее?
– Возьми эти рамки…
– У меня они уже есть…
– Вот уздечка, вожжи… Вот красный крест, если хочешь… Зубная боль… Ежовые рукавицы… Месяц тюрьмы за диффамации…
– Все это у меня уже есть…
– Оловянный солдатик, ежели хочешь… Карта Севера…
Юморист машет рукой и уходит восвояси с надеждой на елку будущего года…
1884
Святочный рассказ
Бывают погоды, когда зима, словно озлившись на человеческую немощь, призывает к себе на помощь суровую осень и работает с нею сообща. В беспросветном, туманном воздухе кружатся снег и дождь. Ветер, сырой, холодный, пронизывающий, с неистовой злобой стучит в окна и в кровли. Он воет в трубах и плачет в вентиляциях. В темном, как сажа, воздухе висит тоска… Природу мутит… Сыро, холодно и жутко…
Точно такая погода была в ночь под Рождество тысяча восемьсот восемьдесят второго года, когда я еще не был в арестантских ротах, а служил оценщиком в ссудной кассе отставного штабс-капитана Тупаева.
Было двенадцать часов. Кладовая, в которой я по воле хозяина имел свое ночное местопребывание и изображал из себя сторожевую собаку, слабо освещалась синим лампадным огоньком. Это была большая квадратная комната, заваленная узлами, сундуками, этажерками… на серых деревянных стенах, из щелей которых глядела растрепанная пакля, висели заячьи шубки, поддевки, ружья, картины, бра, гитара… я, обязанный по ночам сторожить это добро, лежал на большом красном сундуке за витриной с драгоценными вещами и задумчиво глядел на лампадный огонек…
Почему-то я чувствовал страх. Вещи, хранящиеся в кладовых ссудных касс, страшны… в ночную пору при тусклом свете лампадки они кажутся живыми… Теперь же, когда за окном роптал дождь, а в печи и над потолком жалобно выл ветер, мне казалось, что они издавали воющие звуки. Все они, прежде чем попасть сюда, должны были пройти через руки оценщика, то есть через мои, а потому я знал о каждой из них всё… Знал, например, что за деньги, вырученные за эту гитару, куплены порошки от чахоточного кашля… Знал, что этим револьвером застрелился один пьяница; жена скрыла револьвер от полиции, заложила его у нас и купила гроб.
Браслет, глядящий на меня из витрины, заложен человеком, укравшим его… Две кружевные сорочки, помеченные 178 №, заложены девушкой, которой нужен был рубль для входа в Salon, где она собиралась заработать… Короче говоря, на каждой вещи читал я безвыходное горе, болезнь, преступление, продажный разврат…
В ночь под Рождество эти вещи были как-то особенно красноречивы.
– Пусти нас домой!.. – плакали они, казалось мне, вместе с ветром. – Пусти!
Но не одни вещи возбуждали во мне чувство страха. Когда я высовывал голову из-за витрины и бросал робкий взгляд на темное, вспотевшее окно, мне казалось, что в кладовую с улицы глядели человеческие лица.
«Что за чушь! – бодрил я себя. – Какие глупые нежности!»
Дело в том, что человека, наделенного от природы нервами оценщика, в ночь под Рождество мучила совесть – событие невероятное и даже фантастическое. Совесть в ссудных кассах имеется только под закладом. Здесь она понимается как предмет продажи и купли, других же функций за ней не признается… Удивительно, откуда она могла у меня взяться? я ворочался с боку на бок на своем жестком сундуке и, щуря глаза от мелькавшей лампадки, всеми силами старался заглушить в себе новое, непрошеное чувство. Но старания мои оставались тщетны…
Конечно, тут отчасти было виновато физическое и нравственное утомление после тяжкого, целодневного труда. В канун Рождества бедняки ломились в ссудную кассу толпами. В большой праздник и вдобавок еще в злую погоду бедность не порок, но страшное несчастье! в это время утопающий бедняк ищет в ссудной кассе соломинку и получает вместо нее камень… за весь сочельник у нас перебывало столько народу, что три четверти закладов, за неимением места в кладовой, мы принуждены были снести в сарай. От раннего утра до позднего вечера, не переставая ни на минуту, я торговался с оборвышами, выжимал из них гроши и копейки, глядел слезы, выслушивал напрасные мольбы… к концу дня я еле стоял на ногах: изнемогли душа и тело. Немудрено, что я теперь не спал, ворочался с боку на бок и чувствовал себя жутко…
Кто-то осторожно постучался в мою дверь… Вслед за стуком я услышал голос хозяина:
– Вы спите, Петр Демьяныч?
– Нет еще, а что?
– Я, знаете ли, думаю, не отворить ли нам завтра рано утречком дверь? Праздник большой, а погода злющая. Беднота нахлынет, как муха на мед. Так вы уж завтра не идите к обедне, а посидите в кассе… Спокойной ночи!
«Мне оттого так жутко, – решил я по уходе хозяина, – что лампадка мелькает… Надо ее потушить…»
Я встал с постели и пошел к углу, где висела лампадка. Синий огонек, слабо вспыхивая и мелькая, видимо боролся со смертью. Каждое мельканье на мгновение освещало образ, стены, узлы, темное окно… а в окне две бледные физиономии, припав к стеклам, глядели в кладовую.
«Никого там нет… – рассудил я. – Это мне представляется».
И когда я, потушив лампадку, пробирался ощупью к своей постели, произошел маленький казус, имевший немалое влияние на мое дальнейшее настроение… Над моей головой вдруг, неожиданно раздался громкий, неистово визжащий треск, продолжавшийся не долее секунды. Что-то треснуло и, словно почувствовав страшную боль, громко взвизгнуло.
То лопнула на гитаре квинта, я же, охваченный паническим страхом, заткнул уши и, как сумасшедший, спотыкаясь о сундуки и узлы, побежал к постели… я уткнул голову под подушку и, еле дыша, замирая от страха, стал прислушиваться.
– Отпусти нас! – выл ветер вместе с вещами. – Ради праздника отпусти! Ведь ты сам бедняк, понимаешь! Сам испытал голод и холод! Отпусти!
Да, я сам был бедняк и знал, что значит голод и холод. Бедность толкнула меня на это проклятое место оценщика, бедность заставила меня ради куска хлеба презирать горе и слезы. Если бы не бедность, разве у меня хватило бы храбрости оценивать в гроши то, что стоит здоровья, тепла, праздничных радостей? за что же винит меня ветер, за что терзает меня моя совесть?
Но как ни билось мое сердце, как ни терзали меня страх и угрызения совести, утомление взяло свое. Я уснул. Сон был чуткий… я слышал, как ко мне еще раз стучался хозяин, как ударили к заутрене… я слышал, как выл ветер и стучал по кровле дождь. Глаза мои были закрыты, но я видел вещи, витрину, темное окно, образ. Вещи толпились вокруг меня и, мигая, просили отпустить их домой. На гитаре с визгом одна за другой лопались струны, лопались без конца… в окно глядели нищие, старухи, проститутки, ожидая, пока я отопру ссуду и возвращу им их вещи.
Слышал я сквозь сон, как что-то заскребло, как мышь. Скребло долго, монотонно. Я заворочался и съежился, потому что на меня сильно подуло холодом и сыростью. Натягивая на себя одеяло, я слышал шорох и человеческий шепот.
«Какой нехороший сон! – думал я. – Как жутко! Проснуться бы».
Что-то стеклянное упало и разбилось. За витриной мелькнул огонек, и на потолке заиграл свет.
– Не стучи! – послышался шепот. – Разбудишь того Ирода… Сними сапоги!
Кто-то подошел к витрине, взглянул на меня и потрогал висячий замочек. Это был бородатый старик с бледной, испитой физиономией, в порванном солдатском сюртучишке и в опорках. К нему подошел высокий худой парень с ужасно длинными руками, в рубахе навыпуск и в короткой, рваной жакетке. Оба они что-то пошептали и завозились около витрины.
«Грабят!» – мелькнуло у меня в голове.
Хотя я спал, но помнил, что под моей подушкой всегда лежал револьвер. Я тихо нащупал его и сжал в руке. В витрине звякнуло стекло.
– Тише, разбудишь. Тогда уколошматить придется.
Далее мне снилось, что я вскрикнул грудным, диким голосом и, испугавшись своего голоса, вскочил. Старик и молодой парень, растопырив руки, набросились на меня, но, увидев револьвер, попятились назад. Помнится, что через минуту они стояли передо мной бледные и, слезливо мигая глазами, умоляли меня отпустить их. В поломанное окно с силою ломил ветер и играл пламенем свечки, которую зажгли воры.
– Ваше благородие! – заговорил кто-то под окном плачущим голосом. – Благодетели вы наши! Милостивцы!
Я взглянул на окно и увидел старушечью физиономию, бледную, исхудалую, вымокшую на дожде.
– Не трожь их! Отпусти! – плакала она, глядя на меня умоляющими глазами. – Бедность ведь!
– Бедность! – подтвердил старик.
– Бедность! – пропел ветер.
У меня сжалось от боли сердце, и я, чтобы проснуться, защипал себя… Но вместо того, чтобы проснуться, я стоял у витрины, вынимал из нее вещи и судорожно пихал их в карманы старика и парня.
– Берите, скорей! – задыхался я. – Завтра праздник, а вы нищие! Берите!
Набив нищенские карманы, я завязал остальные драгоценности в узел и швырнул их старухе. Подал я в окно старухе шубу, узел с черной парой, кружевные сорочки и кстати уж и гитару. Бывают же такие странные сны! Засим, помню, затрещала дверь. Точно из земли выросши, предстали предо мной хозяин, околоточный, городовые. Хозяин стоит около меня, а я словно не вижу и продолжаю вязать узлы.
– Что ты, негодяй, делаешь?
– Завтра праздник, – отвечаю я. – Надо им есть.
Тут занавес опускается, вновь поднимается, и я вижу новые декорации. Я уже не в кладовой, а где-то в другом месте. Около меня ходит городовой, ставит мне на ночь кружку воды и бормочет: «Ишь ты! Ишь ты! Что под праздник задумал!» Когда я проснулся, было уже светло. Дождь уже не стучал в окно, ветер не выл. На стене весело играло праздничное солнышко. Первый, кто поздравил меня с праздником, был старший городовой.
Через месяц меня судили. За что? я уверял судей, что то был сон, что несправедливо судить человека за кошмар. Судите сами, мог ли я отдать ни с того ни с сего чужие вещи ворам и негодяям? Да и где это видано, чтоб отдавать вещи, не получив выкупа? Но суд принял сон за действительность и осудил меня. В арестантских ротах, как видите. Не можете ли вы, ваше благородие, замолвить за меня где-нибудь словечко? Ей-богу, не виноват.
«Есть праздники, которые имеют свой запах. На Пасху, Троицу и на Рождество в воздухе пахнет чем-то особенным. Даже неверующие любят эти праздники. Мой брат, например, толкует, что Бога нет, а на Пасху первый бежит к заутрене» (А. П. Чехов, рассказ «На пути»).
Православное Рождество уже на пороге! С празднованием этого светлого дня (и даже нескольких - Святок) связано множество интересных традиций. На Руси было принято посвящать этот период служению ближнему, делам милосердия. Всем известна традиция колядования - исполнения песнопений в честь родившегося Христа. Зимние праздничные дни вдохновляли многих писателей на создание волшебных рождественских произведений.
Существует даже особый жанр святочного рассказа. Сюжеты в нем очень близки друг другу: часто герои рождественских произведений оказываются в состоянии духовного или материального кризиса, для разрешения которого требуется чудо. Святочные рассказы проникнуты светом, надеждой, и лишь немногие из них имеют грустный финал. Особенно часто рождественские рассказы посвящены торжеству милосердия, сострадания и любви.
Специально для вас, дорогие читательницы, мы подготовили подборку самых лучших рождественских рассказов как русских, так и зарубежных писателей. Читайте и наслаждайтесь, пусть праздничное настроение продлится дольше!
Известный многим рассказ о жертвенной любви, которая для счастья ближнего отдаст последнее. Рассказ о трепетных чувствах, который не может не удивлять и не восхищать. В финале автор иронически замечает: «А я тут рассказал вам ничем не примечательную историю про двух глупых детей из восьмидолларовой квартирки, которые самым немудрым образом пожертвовали друг для друга своими величайшими сокровищами». Но автор не оправдывается, он лишь подтверждает, что дары его героев были важнее даров волхвов: «Но да будет сказано в назидание мудрецам наших дней, что из всех дарителей эти двое были мудрейшими. Из всех, кто подносит и принимает дары, истинно мудры лишь подобные им. Везде и всюду. Они и есть волхвы». Как говорил Иосиф Бродский, «в Рождество все немного волхвы».
Сюжет этого святочного рассказа очень прост. Мачеха под Рождество очень подло поступила со своим пасынком, он должен был погибнуть. На рождественской службе женщина испытывает запоздалое раскаяние. Но в светлую праздничную ночь совершается чудо…
Кстати, у Евгения Поселянина дивные воспоминания о детском переживании Рождества - «Святочные дни». Читаешь - и погружаешься в дореволюционную атмосферу дворянских усадеб, детства и радости.
Произведение Диккенса - история настоящего духовного перерождения человека. Главный герой, Скрудж, был скрягой, стал милосердным благотворителем, из волка-одиночки превратился в общительного и дружелюбного человека. А помогли такой перемене духи, прилетевшие к нему и показавшие его возможное будущее. Наблюдая разные ситуации из своего прошлого и будущего, герой ощутил раскаяние за свою неправильно прожитую жизнь.
Трогательный рассказ с грустным (и радостным одновременно) финалом. Я сомневаюсь, стоит ли его читать детям, особенно чувствительным. Но взрослым - пожалуй, стоит. Зачем? Я бы ответила словами Чехова: «Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда - болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других».
Достоевский внес его в «Дневник писателя» и сам удивлялся, как эта история вышла из-под его пера. И подсказывает автору его писательская интуиция, что такое очень даже могло случиться на самом деле. Подобный трагический рассказ есть и у главного грустного сказочника всех времен Г. Х. Андерсена - «Девочка со спичками».
История одной молодой семьи, переживающей нелегкие времена во взаимоотношениях, трудности с няней, отчуждение от дочери. Последняя - тонко чувствующая одинокая девочка Софи (или Фоси). Именно через нее вернулись в дом радость и свет. В рассказе подчеркивается: главные дары Христа - это не подарки под елкой, а любовь, мир и взаимопонимание.
Я бы назвала это коротенькое произведение, составленное из двух писем матери и сына, настоящим гимном любви. Именно она, безусловная любовь, проходит красной нитью через все произведение и является его основной темой. Именно это состояние противостоит одиночеству и побеждает его.
«Кто любит, у того сердце цветет и благоухает; и он дарит свою любовь совсем так, как цветок свой запах. Но тогда он и не одинок, потому что сердце его у того, кого он любит: он думает о нем, заботится о нем, радуется его радостью и страдает его страданиями. У него и времени нет, чтобы почувствовать себя одиноким или размышлять о том, одинок он или нет. В любви человек забывает себя; он живет с другими, он живет в других. А это и есть счастье».
Рождество - это ведь праздник преодоления одиночества и отчуждения, это день явления Любви…
Мы привыкли воспринимать Честертона в первую очередь как автора детективов об отце Брауне. Но он писал в разных жанрах: его перу принадлежат несколько сотен стихотворений, 200 рассказов, 4000 эссе, ряд пьес, романы «Человек, который был Четвергом», «Шар и Крест», «Перелетный кабак» и многое другое. Также Честертон был прекрасным публицистом и глубоким мыслителем. В частности, его эссе «Бог в пещере» - попытка осмысления событий двухтысячелетней давности. Рекомендую людям с философским складом ума.
Никифоров-Волгин в своем творчестве удивительно тонко показывает мир детской веры. Его рассказы насквозь пронизаны праздничной атмосферой. Так, в рассказе «Серебряная метель» он с трепетом и любовью показывает мальчика с его рвением к благочестию, с одной стороны, и с озорством и шалостями - с другой. Чего стоит одна меткая фраза рассказа: «В эти дни ничего не хочется земного, а в особенности школы»!
Рассказ Сельмы Лагерлёф продолжает тему детства.
Бабушка рассказывает внучке интересную легенду о Рождестве. Она не является в строгом смысле канонической, но зато отражает непосредственность народной веры. Это удивительная история о милосердии и о том, как «чистое сердце открывает очи, которыми может человек наслаждаться лицезрением красоты небесной».
Эти три рассказа поразили меня до глубины души, поэтому трудно было выбрать из них самый лучший. Я открыла для себя Лескова с какой-то неожиданной стороны. У этих произведений автора есть общие черты. Это и увлекательный сюжет, и общие идеи милосердия, прощения и совершения добрых дел. Примеры героев из этих произведений удивляют, вызывают восхищение и желание подражать.
«Читатель! будь ласков: вмешайся и ты в нашу историю, вспомяни, чему тебя учил сегодняшний Новорожденный: наказать или помиловать?.. Но ты разберись, пожалуйста, сегодня с этим хорошенечко: обдумай - с кем ты выбираешь быть: с законниками ли разноглагольного закона или с Тем, Который дал тебе «глаголы вечной жизни»… Подумай! Это очень стоит твоего раздумья, и выбор тебе не труден… Не бойся показаться смешным и глупым, если ты поступишь по правилу Того, Который сказал тебе: «Прости обидчику и приобрети себе в нем брата своего» (Н. С. Лесков, «Под Рождество обидели»).
Во многих романах есть главы, посвященные Рождеству, например, в «Неугасимой лампаде» Б. Ширяева, «Кондуите и Швамбрании» Л. Кассиля, «В круге первом» А. Солженицына, «Лете Господнем» И. С. Шмелева.
Святочный рассказ при всей своей кажущейся наивности, сказочности и необычайности во все времена был любим взрослыми. Может, потому что рождественские рассказы - в первую очередь о добре, о вере в чудо и в возможность духовного перерождения человека?
Рождество - действительно праздник детской веры в чудо… Множество святочных рассказов посвящено описанию этой чистой радости детства. Приведу чудесные слова из одного из них: «Великий праздник Рождества, окруженный духовной поэзией, особенно понятен и близок ребенку… Родился Божественный Младенец, и Ему хвала, слава и почести мира. Все ликовало и радовалось. И в память Святого Младенца в эти дни светлых воспоминаний все дети должны веселиться и радоваться. Это их день, праздник невинного, чистого детства…» (Клавдия Лукашевич, «Рождественский праздник»).
P.S. При подготовке этой подборки я прочитала очень много святочных рассказов, но, конечно, не все, которые есть на свете. Выбирала я по своему вкусу те, которые показались наиболее увлекательными, художественно выразительными. Предпочтение отдавалось малоизвестным произведениям, поэтому, например, в списке нет «Ночи перед Рождеством» Н. Гоголя или гофмановского «Щелкунчика».
А какие у вас любимые рождественские произведения, дорогие матроны?
При републикации материалов сайта «Матроны.ру» прямая активная ссылка на исходный текст материала обязательна.
… у нас есть небольшая просьба. Портал «Матроны» активно развивается, наша аудитория растет, но нам не хватает средств для работы редакции. Многие темы, которые нам хотелось бы поднять и которые интересны вам, нашим читателям, остаются неосвещенными из-за финансовых ограничений. В отличие от многих СМИ, мы сознательно не делаем платную подписку, потому что хотим, чтобы наши материалы были доступны всем желающим.
Но. Матроны - это ежедневные статьи, колонки и интервью, переводы лучших англоязычных статей о семье и воспитании, это редакторы, хостинг и серверы. Так что вы можете понять, почему мы просим вашей помощи.
Например, 50 рублей в месяц - это много или мало? Чашка кофе? Для семейного бюджета - немного. Для Матрон - много.
Если каждый, кто читает Матроны, поддержит нас 50 рублями в месяц, то сделает огромный вклад в возможность развития издания и появления новых актуальных и интересных материалов о жизни женщины в современном мире, семье, воспитании детей, творческой самореализации и духовных смыслах.
9 Comment threads
4 Thread replies
0 Followers
Most reacted comment
Hottest comment thread
новые старые популярные
0 Вы должны войти, чтобы проголосовать
Вы должны войти, чтобы проголосовать 0 Вы должны войти, чтобы проголосовать
Вы должны войти, чтобы проголосовать 0 Вы должны войти, чтобы проголосовать
Вы должны войти, чтобы проголосовать 0 Вы должны войти, чтобы проголосовать
