Их было трое: Володя по прозвищу Стрелок, Валерий по прозвищу Стакан и Сашка – прозванный Коновалом. Все друзья-товарищи. А прозвища они дали друг другу давно и справедливо, с учетом характера друг друга. И без всяких обид.В первых числах сентября друзья отправились на охоту в Вологодскую область. И не просто на охоту, а на самого медведя... И лицензия была – за 75 рублей.
К вечеру приехали. Красота! Листья осин желтели и бледнели, а тихие воды речки Боковой были загадочны и полны рыбы: щуки, окуни и язи доели последних комаров и с нетерпением ждали заезжих рыбаков.
Свои-то рыбаки повывелись кто спился, кто помер, кто уехал в Москву в поисках счастья. Щуки тосковали о жирных живцах - пескарях, а окуни и язи о навозных червях. В старицах деловито трудились ондатры - готовили свои домики к зиме. Они никого не ждали...
В деревне Горелово, почти покинутой жителями, друзья нашли старый ржавый вагончик, но с крышей и дверью. Можно было укрыться от дождя и ветра. Расположились почти с удобствами.
Вблизи вагончика лежала старая поверженная молнией береза - Коновал быстро нарубил дров. Стакан притащил соломы, она пахла мышами, но это было даже романтично. База готова: дрова есть, постель есть, что еще надо неприхотливым охотникам?
Стол! Брошенная кем-то табуретка, правда, без одной ножки, пригодилась. Стрелок притащил несколько кирпичей - стол готов.
А в это время тихим шагом проходил возле вагончика дед Егор. «Охотнички-рыбачки, небось, к нам пожаловали? Не с Москвы ли? Однако дверь открыта и чем-то хорошо пахнет... Колбасой... мать честная!» - думал дед и несмело стал топтаться возле двери.
Стакан выглянул из вагончика и заметил деда: «Здравствуй, дед». - «Здравствуйте, люди добрые», - дед снял шапку. Познакомились быстро. Дед Егор был разговорчив.
После второй рюмки дед Егор таинственно сообщил, что ближе к деревне Нееловка есть нескошенное овсяное поле, и туда каждую ночь ходят медведи. «Страсть, как они овес любят...», - закончил дед. Он вышел из вагончика и, пошатываясь, побрел в свой домишко.
Охотникам надо было решить несколько организационных вопросов. Посовещались, и Стрелок подвел итог:
Мы должны сделать все, чтобы охота была успешной. Завтра изучим медвежьи тропы, потом ставим капканы на ондатру, а вечером стреляем медведя на овсах. Все понятно?
А может быть, надо закончить ужин? А то с дедом перекусили наспех, - сказал Стакан.
Ну, блин, обязательно, - твердо сказал Коновал.
Стрелок сноровисто открыл бутылку «Завалинки». Дружно выпили за успех. Слово взял Стрелок:
Вы вообще-то на медведя охотились? Нет? Ну так вот, знайте: стрелять его надо с 20 метров пулей или крупной картечью, а с 10 метров - первым номером дроби в лоб и... готов! Прошивает черепульку насквозь. Главное - точно в лоб!
А если промажу? - спросил Стакан.
Если промажешь, то он сдерет шкуру с твоего лба.
Очень просто. У него есть дурная привычка сдирать кожу со лба до затылка, а иногда и вместе с ушами.
А если я его ружьем по башке?
А у него есть еще одна дурная привычка - ломать ружье пополам и выбрасывать куда попало.
Стакан и Коновал многозначительно переглянулись.
Заканчивалась третья бутылка «Завалинки», и Стрелок сказал: «Будя!»
Еще бы по маленькой, - прошепелявил Стакан.
На посошок, - промямлил Коновал.
Ну, дай бог, не последнюю...
С утра начались приятные хлопоты: поискали медвежью тропу, поставили капканы на ондатр, посидели с удочками на берегу Илюшихиной заводи. Стакан поймал трех окуней, крупных, горбатых. Коновал - трех сорожек, а у Стрелка что-то никак не клевало. На уху хватило.
Стрелок как давно признанный полевой повар все приготовил и торжественно пригласил всех к столу. Эх уха, уха! И что в ней находят эти охотники да рыбаки! Плавают три блестки жира, лаврушка да перец, лучок да петрушка... Ну и рыбка, конечно...
Но не это главное! Дух! Аромат! Предчувствие! - вот что кружит голову, настраивает на подвиг, зовет вдаль, делает нас добрыми и общительными. Да что говорить... Не понять простому городскому обывателю эту истину - не рыбаки, не охотники!
С чувством выполненного долга, уставшие, но довольные улеглись на соломе охотники и дружно захрапели.
Утро было туманное и седое. Пахло прелой соломой и лугами. Стрелок спал глубоким сном, а Стакану и Коновалу не спалось. Всю ночь им снились медведи.
Рано утром они одновременно проснулись, быстро собрались, взяли ружья и решили проверить капканы на ондатру. В этот момент проснулся Стрелок и назидательно сказал:
Возьмите, на всяк случай, патроны с пулями Рубейкина... вдруг медведь... И снова уснул.
Че, ондатру что ли стрелять пулей, - недоумевал Стакан.
На фига пулей! Обойдемся и пятым номером, - пробурчал Коновал.
Перед выходом на улицу друзья почувствовали какое-то неопределенное томление и дружно поняли, что надо опохмелиться. Буль-буль, чокнулись... и стало лучше.
Таинственна и великолепна утренняя природа. На востоке первый просвет солнца. Почти тишина. Синички уже начали свои хлопоты по поиску завтрака и дружно подают друг другу голоса. Роса. С ивовых кустов слетают холодные прозрачные капли воды. Божья благодать! Идти бы идти и думать о вечном, великом.
А Стакан и Коновал тараторили наперебой. Конечно же, об охоте. А вот однажды был случай...
Дошли до поворота реки, миновали полянку с Калинкиным дубом и вышли к старице, где были поставлены капканы на ондатр. И остановились как вкопанные... Кто-то большой, темный и лохматый деловито возился на островке ондатровых хаток.
И вдруг этот большой поднялся на задние лапы и ужасно рявкнул! Коленки у Стакана подкосились, а Коновал почувствовал, как волосы поднялись дыбом вместе с шапочкой фирмы «Адидас». Медведь! Медведь!
А медведь считал ондатру своей законной добычей и рявкнул еще более ужасным басом. Стакан круто развернулся, бросил ружье и крупным галопом помчался в сторону спасительной деревни.
Страх на некоторое время сковал ноги Коновала, но он взял себя в руки и, ничуть не уступая в физической подготовке Стакану, пустился вслед за ним крупной рысью.
Медведь, долго не думая, сделал то же самое - стремительно скрылся в ближайшем лесу. Он был в большой обиде на этих жадных двуногих.
Запыхавшийся, потный, весь в грязи, Стакан набросился на спящего Стрелка:
Дрыхнешь! Нас чуть медведь не задрал, а тебе начхать? Да? В чем дело?
В чем, в чем! Медведь, говорю, напал...
Застрелили?
Застрелишь его. Пятым номером...
Да я же вам говорил - черепулька у медведя слабая, можно дробью прошибить насквозь, ежели...
Ежели, ежели...Тебя бы туда!
Прибежал и упал на солому Коновал. Он шептал только одно слово: «Медведь, медведь...»
Да, - сказал авторитетно Стрелок, - жаль, что не было меня с вами. А то бы я вам показал, как охотиться на медведя. Вот однажды я завалил медведя четвертым номером дроби. Стрелял в башку. Точно в лоб. Прошило насквозь. Шкуру видели у меня на стене? Кстати, где ваши ружья?
Издеваешься? Лучше бы налил стаканчик, а то душа в пятках и никак не хочет возвращаться куда ей положено.
Наливай, а то кондрашка хватит, - сказал Коновал.
Стрелок наливал. Друзья закусили «Докторской» и помирились. От «Докторской» пахло Москвой, а там, на старице, вологодским медведем.
После третьей рюмки охотники пришли к выводу, что на медведя больше не пойдут. Лучше ловить рыбу.
А в это время подошел к вагончику дед Егор и снял шапку. Друзья единогласно подарили деду лицензию на медведя. Он был счастлив, хотя отродясь стрелял медведей без всяких лицензий.
Евринцы встречались с пришлыми за-ради дела - обмена, купли и продажи, но в жизнь свою не пускали. Однако, когда пчела берет взяток, перелетая с цветка на цветок, разве она не оставляет на красном цветке золотистую пыльцу с синего или желтого? И пришлые оставляли что-то после себя, хотя это не явное еще, не всегда уловимое, - то дыхание Большой Человеческой Реки, а каждый ребенок знает, что тихий ветер раздувает уголек и переносит на себе лесной пожар.
Но тогда как жить? - размышлял Максим Каргин. - Островом? Никто не придет на помощь, когда на остров нападут черный мор, голод и смерть. И в Большой Реке - смерть роду… Но только ли сохранять древние законы, чтобы закон сохранял род? Большая Река разрушит и унесет плотины законов, смоет обычаи. И кем мы тогда станем? И разве остановишь волны той Реки?..
Вот и сына его, Мирона, позвала Большая Человеческая Река, он хочет понять ее, и сперва понять соседний остров, что зовется землей людей Тахы - сосьвинских манси.
Не стал отговаривать сына Максим, сказал только:
Не тропа ведет человека - сам он бьет тропу. Нет человека без своей тропы. Трусы и слабые, женщины и дети ходят по чужим, легким тропам. Знаю: дальние, неведомые урманы охотнику ума и жизни прибавляют. Иди! Протяни свой след вдогонку за собою!
И Мирон Картин, тая в себе радость и гордость узнавания, ушел с собаками лесовать в дальние земли сосьвинских манси. Не оттого, что кондинские урманы оскудели, - Мирона затягивала в себя даль. С порога юрты даль всегда чудится непостижимо дальней. Но это лишь до первого, самого тяжелого, самого неприподъемного шага. Сделан первый шаг, второй… и пятый… и сотый шаг - и потянулась тропа, как слабая нитка за пронзительно дерзкой иглой.
Долго не видели евринцы Мирона.
Вернулся он на закате зимы, в последнюю волчью пургу. И не один. С тяжело нагруженных нарт легко спрыгнула и вслед за Мироном вошла в избу женщина в сахи, в беличьей шубке - «лыенъях». Крупная, широкоплечая, ростом с Мирона была та женщина. Яркий шелковый платок с длинными кистями одним концом закинут за спину, а другим свободно опускается на грудь, прикрывая лицо.
Здорово, живи долго, отец Максим! - поздоровался Мирон.
Пасе олын сим ком! Здорово живи, милый мужчина! Кто? Откуда взял? - кивнул в сторону женщины старый Картин. - Какой земли, какого рода эта женщина?
То жена моя, тетюм! Апрасинья зовут ее. Она из людей рода Чайки. Журавлиный Крик ее имя.
Ап-ра-синья, - протянул Картин. - Из людей рода Чайки… Давно ты поспел, налился силой, чтобы семя бросить и плод взрастить. На глазах у бога эта женщина должна принести сынов нашему роду. Пасе олын сим нэ! - повернулся старик к Апрасинье. - Здорово живи, милая женщина!
Покажись! - приказал старик.
«Наверное, пытает», - подумал Мирон. В груди стало тесно: откроет сейчас лицо Апрасинья - и гнев охватит отца. Изобьет - ладно, можно потерпеть маленько, а вот если проклянет и выгонит из дома, как глупого пса?
А старик ждал. Хотел он узнать, какие законы в землях Тахыт-Махум, какие законы наложили там мужчины на женщину, на такое непокойное, тревожное и зыбкое существо? Максим Картин свято чтил законы, хотя не мог себе объяснить странный обычай «избегания». Женщина открывает лицо перед родственниками, перед мужем, перед его младшими братьями, хоть те и женаты. Но перед старшими братьями, перед свекром невестка не могла открыть лица…
Покажись! - уже тише повторил старик.
Ай-е, Сайрын Коталум - Белый Светлый День! - О, Пупий Самт - на глазах у Шайтана! Боги не позволяют открыть мне лицо, отец!
Может, сын мой привел в дом лесную корягу? Или Вор-Люльнэ - Лешачиху? - усмехнулся старый Картин. - У такого фартового охотника должна быть красивая, как важенка, жена. Не бойся! Я позволяю тебе, Журавлиный Крик!
Светлое, мерцающее, как звездное небо, чуть скуластое лицо Апрасиньи с раскосыми, приподнятыми к вискам глазами притягивало не столько красотой и здоровьем, сколько сдержанной властностью. Бездонные глаза-омуты затягивали в себя, набрасывали невидимые путы, и не было сил оторваться от них, как от неба, зачаровывала упругая, грозная воля и языческая сила, что таилась в глубинах тех глаз.
Ап-ра-синья! - прошептал старик. - Закрой лицо… Оно светится. Грозит оно, как лицо Сурненнэ - Золотой Бабы! Какой же ты заплатил калым, Мирон?
Сын промолчал, Апрасинья успела сбросить с себя беличью шубу. Семь младших братьев и сестры, подоспевшие родственники и сжигаемые любопытством соседи увидели крепкую, широкоплечую девушку в легкой мансийской парке из золотистого неплюя. Подол парки украшен широкой полосой белого оленьего меха, а по белому полю затейливо разбежались тонкие, четкие узоры. В узоре заячьи уши и голова соболя, утиное крыло, весло и гибкая ветка березы…
Ай-е, красивая девка! - горностаем прошмыгнул шепоток.
Закрыв платком лицо, Апрасинья открыла дверь и выскользнула в морозную ночь. Тонко провизжал снег под легкими ее кисами. Она ловко развязала ременные узлы, разгрузила нарты и отвела оленей под навес к стене избы. Не торопясь, осторожно вынула сосульки из широких ноздрей вожака, обтерла куском шкуры запавшие бока важенок. Молча, осторожно открывая дверь, она перенесла груз в избу. Из поленницы набрала березовых чурок, нащепала ножом лучину и развела огонь в чувале. Сестры и младшие братья Мирона обступили ее, загремели котлами, забегали, закружились вокруг нее, как лопоухие щенки, повизгивая от восторга, оттого что Апрасинья такая красивая, сильная, такая спокойная и уверенная в себе.
Мирон развязывал мешки и бросал под ноги отца струящиеся меха соболей, куниц, черных лисиц, прошитых сединой, колонков, связки голубовато-дымчатых шкурок белок и горностаев.
Богатая, фартовая добыча! - довольно улыбался старый Картин. - Отменный ты охотник, Мирон! Дети мои, твои братья и сестры, будут сыты и в тепле.
Мирон пытался поведать отцу о своем долгом пути, но тот перебил его:
Ты, сын, скажи, какой калым заплатил за Апрасинью? - Искоса поглядывал отец на девушку, что нагружала колташиху лосятиной и бросала в кипящий бульон сухие корешки и травы, доставая их из расшитого замшевого мешочка. Юрту наполняли запахи борабеломошника, просыпающегося в зоревых росах.
Не давал я калыма, тетюм… - неожиданно для Максима ответил сын.
Украл?! - вздыбился старик. - Украл? - поземкой дохнул его голос.
Не да-вал калы-ма?! Ой-ей! Да чтоб сожгло меня! Не давал калыма?! - потянул сквозняком шепоток.
Нет, тетюм! Не украл! - улыбнулся Мирон. - Апрасинью нельзя украсть. Она - ветер, не дается она в руки. Как от солнца луч нельзя украсть, как звезду со дна ручья, - с тихой потаенной радостью ответил сын.
Как? Как без калыма? Без выкупа - как?! Порченая?! Или дикая она? Кого ты привел мне в дом, Мирон?! - не понимает Картин, как мог сын его нарушить древний закон. - Ты вызовешь месть ее рода! Нас, Картиных, осталось совсем мало, чтобы оберечь свой род от бесчестья!
Я, наверное, уходил в Подземный мир. Я уже, наверное, подходил к своим предкам, - тихо проговорил Мирон. - Я видел уже твоего отца, тетюм! Апрасинья вернула меня к солнцу…
Тогда ты должник ее вдвойне! - отрезал старик. - Она вернула тебя земле, а ты выкрал ее?! Ее род не простит нашему роду. Молодая кровь хлынула тебе в голову. Ты вызываешь ссору с людьми Тахы.
Когда был еще молод дед Максима, дотлевала, вспыхивая, вековая вражда между людьми Тахы, Конды и Ас - Великой Оби. Нападали люди сосьвинских земель на стойбища кондинцев, уводили женщин, воровали, умыкали их без выкупа, даже убивали. На Брусничной реке выкрали люди Тахы деда Максима Картина и обменяли у ненцев на оленью упряжку. Лишь на третий год юный охотник нашел дорогу домой… На тайных тропах подкарауливали кондинцы людей Сосьвы, что возвращались с богатой добычей, избивали, отнимали добычу, пушнину. И долго это шло, и долго старейшины родов Конды и Тахы гасили вражду - та уносила юношей, зрелых охотников, плодила сирот и вдов.
Мужик поехал в лес репу сеять. Пашет там да работает. Пришел к нему медведь:
Мужик, я тебя сломаю.
- Не ломай меня, медведюшка, лучше давай вместе репу сеять. Я себе возьму хоть корешки, а тебе отдам вершки.
- Быть так, - сказал медведь.
- А коли обманешь, так в лес ко мне хоть не езди.
Сказал и ушел в дуброву.
Репа выросла крупная. Мужик приехал осенью копать репу. А медведь из дубровы вылезает:
Мужик, давай репу делить, мою долю подавай.
- Ладно, медведюшка, давай делить: тебе вершки, мне корешки. Отдал мужик медведю всю ботву. А репу наклал на воз и повез в город продавать.
Навстречу ему медведь:
Мужик, куда ты едешь?
- Еду, медведюшка, в город корешки продавать.
- Дай-ка попробовать - каков корешок? Мужик дал ему репу. Медведь, как съел:
- А-а! - заревел.
- Мужик, обманул ты меня! Твои корешки сладеньки. Теперь не езжай ко мне в лес по дрова, а то заломаю.
На другой год мужик посеял на том месте рожь. Приехал жать, а уж медведь его дожидается:
Теперь меня, мужик, не обманешь, давай мою долю. Мужик говорит:
- Быть так. Бери, медведюшка, корешки, а я себе возьму хоть вершки.
Собрали они рожь. Отдал мужик медведю корешки, а рожь наклал на воз и увез домой.
Медведь бился, бился, ничего с корешками сделать не мог.
Хрестоматия является составной частью комплекса учебных пособий для общеобразовательных школ Ямала и других регионов Крайнего Севера.
Хрестоматия способствует расширению круга знаний учащихся по национально-региональному компоненту. Тексты, собранные в ней, дают представление о мифологии, фольклоре и литературе народов Ямала. Некоторые тексты никогда ранее не публиковались.
Хрестоматия тесно увязана с учебником «Мифология, фольклор и литература Ямала» для 5–7 классов общеобразовательных школ.
Рекомендуется использовать хрестоматию в сочетании с учебником, однако она представляет интерес и как самостоятельное собрание образцов фольклорно-литературного творчества народов Ямала.
Адресована учащимся школ, учителям и всем интересующимся культурой народов, населяющих Ямал и другие регионы Крайнего Севера.
ПОЯС НУМИ-ТОРУМА.
(мансийская сказка)
Верхний дух, Нуми-Торум создавал Землю. Послал он на Землю свою старшую сестру Иоли-Торум-Шань:
- Посмотри, хорошо ли будет на Земле Человеку, и Зверю, и Птице всякой.
Иоли-Торум-Шань спустилась на Землю и увидела, что ненадежно стоит Земля,
шатается. Как же Человек устоит на ней? Как Птица гнездо совьет? Поднялась она в небо к брату своему, сказала:
- О, брат мой, Нуми-Торум! Как ни велика стала Земля, а все еще движется, не стоит на месте. Плохо будет на ней и Человеку, и Птице, и Зверю всякому. О, Верхний Дух, брат мой, Землю нашу укрепи!..
Верхний Дух думать стал. Пока сидел думал, не один котел рыбы сварить можно было. Потом он снял свой драгоценный пояс с тяжелыми пуговицами и опоясал им Землю. Чтобы крепко стояла.
Там, где пояс пролег по Земле, вырос Уральский хребет. Земли середина. Где были пуговицы, там заплескались озера.
Живи да радуйся, Человек, и Зверь, и Птица всякая!
СОДЕРЖАНИЕ
Обращение к читателю
Традиционный фольклор
В народе говорят... (Пословицы, поговорки, приметы)
Загадки северных народов
Песнь старца из Теги. Хантыйское сказание (отрывки)
Сказки
Пояс Нуми-Торума (мансийская сказка)
Храбрый Яндо и его сестра Тэюне (ненецкая сказка)
Три сына (ненецкая сказка)
Сильнейший из сильнейших (ненецкая сказка)
Почему собаки только лают (селькупская сказка)
Берестяная малица Ичи (селькупская сказка)
Хозяйка огня (селькупская сказка)
Идэ (сказка народа ханты)
Деревянный идол (сказка народа ханты)
Племянник по имени Место, Где Были Рожки (сказка народа ханты)
Луна и Солнце (татарская сказка)
Три дочери (татарская сказка)
Горе (татарская сказка)
Мифы и легенды
Ненецкие мифы о сотворении мира
Миф о происхождении самоедов, остяков, зырян, русских и сотворении собаки (ненецкий)
Миф о создании богом людей (мансийский)
Миф о всемирном потопе (ненецкий)
Ядне Н. Легенда о фамилиях
Легенда о роде Няруй
Священный сказ о сотворении земли (мансийский миф)
Остяцкая легенда о сотворении мира
Мифы, притчи, сказки, обработанные современными писателями Ямала
Айпин Е. Вверх Ушедший Человек (из романа «Ханты, или Звезда Утренней Зари»)
Айпин Е. Луна-Человек (отрывок из повести «Я слушаю землю»)
Айпин Е. Собака Старика Месяца (из книги «Я слушаю землю»)
Неркаги А. О чем плачет гагара (из повести «Белый ягель»). Легенда
Дудников Н. Сопка пяти пальцев. Легенда
Габдель Махмут. Начало пути (татарская притча)
Афанасьев Ю. Летучий Зверь-Налим
Лазарев Г. Сказка про Глухаря
Дудников Н. Спорила ворона с солнцем (сказка)
Сазонов Г., Конькова А. Как поссорился человек с медведем (отрывок из романа-сказания)
Мария Вагатова. Пять слов, пять рассказов
Ругин Р. Залив Священной Собаки
Слинкина Г. Старик-Луна
Стихи о Ямале
Лапцуй Л. Полярная ночь (перевод В. Афанасьева)
Лапцуй Л. Рождение Ямала. Глава из поэмы (перевод Н. Грудининой)
Лапцуй Л. Алеет заря (перевод Г. Гампер)
Ругин Р. Живун (перевод И. Фонякова)
Стихотворения о лучшем друге человека
Ругин Р. Щенок (перевод И. Голотиной)
Ругин Р. Собачий лай (перевод И. Фонякова)
Ругин Р. Бродячие собаки (перевод И. Голотиной)
Лапцуй Л. Лайка (перевод В. Афанасьева)
Лапцуй Л. Мальчик из стойбища. Поэма (перевод И. Грудининой)
Художественная проза
Таинственная игра неведомых огней
Афанасьев Ю. Рассказ девочки про собаку
Ругин Р. Ланги (повесть)
Габдель Махмут. Татарчонок
Истомин И. Встань-трава (глава из романа «Живун»)
Краткие сведения об авторах.
Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
Скачать книгу Мифология, фольклор и литература Ямала, Хрестоматия, 5-7 класс, Попов Ю.И., Цымбалистенко Н.В., 2002 - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.
Столько ходило разноречивых толков и россказней о моей случайной встрече с аднрондакским медведем прошлым летом, что из чувства справедливости по отношению к публике, ко мне самому и к медведю, я считаю долгом разъяснить, как было дело. Кроме того, мне так редко случается убивать медведей, что всякому покажется извинительным мое невинное желание немного похвастаться своим подвигом.
Встреча была непредвиденная с обеих сторон. Я не охотился на медведя и не имею причины предполагать, чтобы медведь отыскивал именно мою персону. Дело в том, что мы оба собирали черную смородину и встретились невзначай. Среди путешественников, посещающих Аднрондак, частенько идут толки про медведей, причем почти все выражают желание когда-нибудь повидать живого медведя в лесу и рассуждают о том, как кто поступит в таком критическом случае. Но медведи редки, застенчивы и показываются только немногим избранным лицам.
Был теплый августовский день, именно такой день, когда подобное приключение казалось бы просто невозможным. Как раз нашим экономкам – их было целых четыре в коттедже – вздумалось послать меня за черной смородиной на полянку, лежащую на склоне горы, позади дома. Вернее сказать, там было несколько полянок на опушке леса, густо поросших кустарником, терновником и не лишенных поэтической прелести. Там обыкновенно паслись коровы, лениво бродя с одной полянки на другую и пощипывая сочную зелень. Хозяйки милостиво снабдили меня жестяным ведерком и приказали не очень долго мешкать.
Не в силу какого-нибудь предчувствия, а просто для форсу, я захватил с собою винтовку. Надо сознаться, что человек с жестяным ведерком имеет гораздо более мужественный вид, если он несет вместе с тем и ружье. Кто знает – может быть, мне попадется куропатка, думал я, хотя не мог себе представить, как это я попаду в нее, если она взлетит, вместо того, чтобы сидеть смирно на месте. Многие употребляют простое охотничье ружье с дробью на куропаток, но я предпочитаю винтовку: по крайней мере, она уж действует начистоту, а не шпигует птицу свинцовыми шариками. Винтовка была шарповская, с крупными пулями (по десяти штук на фунт) – прекрасное оружие, принадлежавшее одному моему приятелю, который много лет тому назад охотился с ним на красную дичь. Нечего и говорить, что я не был завзятым охотником. Как-то давно случилось мне убить реполова, да и то при самых унизительных для меня условиях. Птица спокойно сидела на низенькой вишне. Я набил дробью почти полное ружье, установил его половчее на заборе, так что дуло приходилось в десяти футах от цели, зажмурил оба глаза и спустил курок. Когда я побежал посмотреть, что из этого вышло, несчастный реполов лежал под деревом, расстрелянный на тысячу мелких клочков, так что ни один натуралист не взялся бы определить, к какому он принадлежит роду и виду. После этого мне опротивел спорт. Упоминаю об этом происшествии для того, чтобы показать, что хотя я и отправился собирать смородину вооруженный, но между мной и медведем существовало большое неравенство сил.
На этих полянках и прежде видывали медведей.
Не далее, как прошлым летом наша кухарка, негритянка, в сопровождении маленькой девочки собирала чернику, как вдруг из чащи показался медведь и пошел прямо на них. Девчонка пустилась стремглав бежать и спаслась. А тетка Хлоя словно окаменела от страха. Вместо того, чтобы удирать, она села наземь и принялась вопить да причитывать, считая себя погибшей. Медведь был изумлен таким поведением: он подошел и уставился на нее, потом обошел кругом, дивясь, что бы это значило. Должно быть, ему раньше не случалось видеть черных людей и он не знал, наверное, понравится ли она ему на вкус: как бы то ни было, но, поглядев на негритянку несколько минут, он повернул назад и скрылся в лесу. Вот вам убедительный пример деликатности чувств в медведе: по-моему, он гораздо замечательнее, нежели великодушие пресловутого льва, по отношению к африканскому невольнику, – не забудьте, у медведя не было занозы в лапе.
Взобравшись на холм, я прислонил ружье к дереву и принялся собирать смородину, переходя от куста к кусту; все дальше и дальше заманивали меня блестящие черные ягоды (издали их всегда кажется больше, чем оказывается на самом деле) и я незаметно забирался в чащу по коровьим тропинкам, испещренным тенью густой листвы, вперемежку с светлыми бликами солнца. Со всех сторон доносилось позвякивание колокольчиков, треск сучьев и топотанье скота, ютившегося в чаще, спасаясь от мух. По временам, я встречался лицом к лицу с добродушной коровой, которая смотрела на меня сонными глазами и тотчас же уходила в гущу леса. Мало-помалу, я привык к этому бессловесному обществу и продолжал себе молчаливо собирать ягоды, приписывая все лесные звуки стаду и нимало не помышляя о настоящем, заправском медведе. Признаться, я-таки все время мечтал о медведе, но об особенном, милом, поэтическом звере, и даже сочинил себе целую историю о великодушной медведице, которая потеряла своего детеныша и, встретив вот в этом самом лесу маленькую девочку, нежно унесла ее к себе в берлогу и вскормила молоком и медом. Когда девочка подросла, то, повинуясь природным инстинктам, она убежала в ту долину, где был дом её отца (эту часть истории придется хорошенько разработать, так, чтобы ребенок мог узнать отца по известным приметам и объясняться с ним на каком-нибудь языке). И вот девочка рассказала отцу, где живет медведица. Отец взял ружье и, руководимый бессердечной дочерью, отправился в лес, где и застрелил медведицу; та даже не защищалась, но, умирая, устремила глаза, полные упрека, на свою убийцу. Мораль этой истории та, что надо быть милосердным к животным.
Я уже почти довел до конца эту фантастическую сказку, как вдруг оглянулся на опушку полянки и что же я вижу – медведь! Он стоял на задних лапах и занимался как раз тем же, чем и я – собирал черную смородину. Одной лапой он пригибал куст, а другой загребал ягоды горстями в пасть, без разбора, с незрелыми и с мусором. Сказать, что я был поражен – было бы слишком мало для выражения моих истинных чувств! Я вдруг убедился, что, в сущности, вовсе не нуждаюсь в встрече с медведем. В этот самый момент медведь заметил меня, перестал есть ягоды и уставился мне в лицо с радостным изумлением. Хорошо вам соображать на досуге, как бы вы поступили в таком случае, но каково мне-то было! Медведь опустился на все четыре лапы и медленно шел на меня. Влезть на дерево было бы бесполезно, медведь мастер лазить по деревьям. Пустись я бежать, он непременно бросился бы за мной вдогонку; и хотя медведь не может так быстро спускаться с горы, как взбираться вверх, все же я сознавал, что ему легче будет, чем мне, пробираться по заросшей терновником неровной почве.
Медведь приближался… Вдруг меня осенила мысль – как-нибудь отвлечь его внимание, пока мне удастся найти средство защиты. Мое ведерко было почти полно чудесных, отборных ягод – гораздо лучше тех, которые медведь мог набрать сам. Я поставил ведро наземь и тихонько попятился назад, не спуская глаз с медведя, как это делают укротители зверей. Хитрость моя удалась.
Медведь подошел к ягодам и остановился. Не привыкши есть из ведра, он опрокинул его и принялся уплетать черную смородину, как попало, с листьями, ветками и сором. Медведь, известное дело, не опрятнее свиньи. Весною, когда ему случается напасть на улей, он опрокидывает его и не столько ест мед, сколько топчется без толку в липкой, сладкой жидкости. Словом, медвежьи манеры крайне неизящны.
Как только мой враг опустил голову, я бросился бежать. Запыхавшись и дрожа всем телом, я достиг того места, где стояло мое верное ружье. И как раз во-время. Я услышал треск сучьев – медведь пробирался прямехонько ко мне. Разъяренный моим лукавством, он спешил на добычу с налитыми кровью глазами. Ну, подумал я, дело совсем плохо… Известно, с какой быстротой работает мысль в минуты опасности. Я передумал целые томы, иллюстрировал их, издал свои сочинения, продал их в количестве пятидесяти тысяч экземпляров и успел отправиться в Европу на вырученные барыши – и все это, покуда медведь пробирался по прогалине. Прицеливаясь из ружья, я успел сделать торопливый и далеко не утешительный обзор всей моей жизни. Я заметил, что даже при таком беглом обзоре почти невозможно вспомнить ни одного доброго поступка, сделанного вами. Зато грехи все выступают необыкновенно ярко. Между прочим, я вспомнил об одной газетной подписке, которую я не выплачивал много, много лет, а тем временем скончались и издатель, и сама газета, так мой долг и канул в вечность.
А медведь все приближался…
Я пробовал припомнить все, что читал о встречах людей с медведями. Я не мог вспомнить ни одного случая, чтобы человек бежал от медведя в лесу и чтобы ему удавалось спастись; с другой стороны, я припомнил пропасть случаев, когда медведь убегал от человека и спасался. Я пробовал сообразить, какой лучший способ убить медведя из ружья, когда вы не настолько близки от него, чтобы ударить его прикладом. Первая моя мысль была – выстрелить ему в голову, всадить ему пулю между глаз: но ведь это опасный эксперимент. Медвежий мозг очень мал, и если только вы не попадете прямо в этот орган, то медведю нипочем пуля в голове, по крайней мере, в данную минуту. Вспомнилось мне, что пуля, всаженная медведю как раз между передними лапами, в сердце, причинит ему мгновенную смерть. В эту цель также трудненько попасть, – разве только медведь станет на задние лапы, обернувшись к вам лицом, и будет стоять смирно, как мишень на стрельбище. В конце концов я решил стрелять по нем куда попало.
Медведь подходил все ближе и ближе.
Дело казалось мне совершенно не таким, каким оно изображалось в книгах и журналах. Я тщательно следил за охотничьими отчетами, – но тут не легко было применить на практике вычитанные мною методы; я колебался, как лучше стрелять, – лежа на животе, или же на спине, оперев ружье на оконечности ног. Ни в том, ни в другом случае, думалось мне, я не могу видеть медведя, покуда он не подступит ко мне почти вплотную. А медведь не станет дожидаться, покуда я посмотрю на термометр, или буду наблюдать направление ветра. Следовательно, Бог с ними, с методами!
А медведь уже близко…
Я старался сосредоточить последние мысли на своей семье. А так как семья моя невелика, то это оказалось не трудным. Боязнь не угодить жене или оскорбить её чувства поглощала все мои помыслы. Как она будет тревожиться! Часы летят один за другим, а я все не возвращаюсь! Что подумают остальные домашние – почти весь день прошел, а ягод нет, как нет! Каково будет смущение моей супруги, когда получится известие, что её благоверный заеден медведем! Не могу себе представить ничего обиднее, как иметь мужа, заеденного медведем. Но этим еще не кончались мои заботы. Когда человеком овладел страх, ему приходят в голову самые нелепые мысли. Я представил себе наших друзей, оплакивающих мою кончину, и подумал, какого рода надгробную надпись изобразят на моей могиле. Что-нибудь в роде этого:
Весьма не героическая и даже пренеприятная надпись! Эти слова «заеденный медведем» просто нестерпимы! Заеден, да еще медведем, животным, пользующимся такой незавидной репутацией со времен пророка Елисея!
Медведь быстро настигал меня… даже совсем настиг! Мне кажется, он мог разглядеть малейшие прыщики на моем лице. Все последующие мои размышления перепутались окончательно. Я поднял ружье, наметил грудь зверя и спустил курок. Затем повернул налево кругом и понесся с быстротой лани. Медведь что-то не преследовал меня, по крайней мере, я не слыхал его топота. Осторожно оглянулся я назад… Медведь остановился. Он лежал на земле. Тогда я вспомнил, что самое лучшее, что можно сделать, выстрелив из ружья – это зарядить его снова. Я поспешил это исполнить, не спуская глаз с медведя. Он не шевелился. Я подозрительно отступил назад.
Задние его лапы слегка подергивались, но скоро и это судорожное вздрагивание прекратилось. А что, если он притворяется – медведи на это мастера!.. Для пущей верности я подошел ближе и всадил ему пулю в голову. Теперь ему было все равно. Смерть прихлопнула его с удивительной неожиданностью. Он лежал совершенно спокойно. Чтобы ему не вздумалось встать, я развеял по ветру его мозги и отправился домой. Я убил медведя.
Несмотря на возбужденное состояние, я явился домой, как ни в чем не бывало. Меня встретили целым градом упреков и расспросов:
– Ну, где же черная смородина?
– Чего ты так долго пропадал?
– Куда ты девал ведро?
– Я его там оставил.
– Оставил ведро?! Это зачем же?
– Оно понадобилось медведю.
– Ах, вздор какой!
– Право же, в последний раз, как я видал ведро, из него кушал медведь.
– Полно городить пустяки! Уж будто ты и в самом деле видел настоящего, живого медведя?
– Ей-Богу, видел!
– Что же, он бежал за тобой?
– Не верю ни одному словечку. А ты что же сделал?
– Да ничего особенного: просто взял да и застрелил медведя.
Тут раздались восклицания: «Чистые выдумки!» «Все-то он врет!» «Ну, где же медведь твой?»
– Если хотите видеть медведя, ступайте в лес. Не мог же я один притащить его сюда.
Убедив мою домашнюю челядь, что действительно случилось нечто необыкновенное и возбудив несколько запоздалую тревогу на счет моей собственной безопасности, я отправился в долину за подмогой. Самый завзятый наш охотник, содержатель постоялого двора, выслушал мой рассказ с некоторой недоверчивостью; то же самое обнаружили и остальные обитатели дома, когда история распространилась. Тем не менее, так как я был трезв, серьезно стоял на своем и даже предлагал им сейчас же свести их к медведю, то собралась толпа человек в сорок и отправилась со мной за убитым медведем. В сущности, никто не верил, что тут замешан медведь, однако же, все взяли с собой ружья. И вот, мы пошли в лес, вооруженные кто ружьем, кто пистолетом, кто вилами и дубинами на всякий случай; по пути, надо мною порядочно подтрунивали.
Но когда я привел всю компанию на роковое место и показал им на медведя, мирно покоящегося непробудным сном, тогда нечто вроде ужаса овладело всеми присутствующими. Медведь, настоящий медведь, клянусь Джорджем! а герой подвига… впрочем, из скромности, не буду на этом останавливаться. И какая это была замечательная процессия, когда медведя торжественно волокли домой! Какая толпа собралась в долине поглазеть на страшного зверя! Нашему лучшему пастору никогда не удавалось привлечь такое стечение народа.
Я должен сказать, что мои ближайшие друзья, отличные охотники, поступили в этом случае очень благородно. Они не отрицали, что это был настоящий медведь, хотя некоторые и замечали, что он немного маловат. М-р Дин, большой спортсмен, сознался даже, что это был очень ловкий выстрел (он в то же время лучший рыболов в Соединенных Штатах). Мне кажется, нет в целом мире человека, который бы так страстно мечтал убить американского оленя, как м-р Дин! Одно мне было несколько обидно; осмотрев рану у медведя, он заметил, что видывал такие раны, нанесенные не чем иным, как коровьим рогом.
Впрочем, эти намеки нимало не смущали меня. Засыпая в эту ночь, я с наслаждением и гордостью думал про себя: «я убил медведя!»
Здесь представлен ознакомительный фрагмент книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста (ограничение правообладателя).
Если книга вам понравилась, полный текст можно получить на сайте нашего партнера.
