Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » А н радищев путешествие. «Новый литературный жанр — «путешествие» Радищева

А н радищев путешествие. «Новый литературный жанр — «путешествие» Радищева

» является наиболее известным сочинением русского прозаика, поэта, философа Александра Николаевича Радищева (1749-1802).

Основная идея произведения заключается в обращении автора к судьбе русского крепостного крестьянства, осуждении самодержавия и помещиков как класса.

Книга написана в жанре сентиментального путешествия, который был широко распространен в литературе конца XVIII века в Европе.

История создания

Весной 1787 года началось путешествие Императрицы Екатерины II в Новороссию и Крым. Вместе с ней следовала большая свита и все путешествие совершалось с необыкновенным великолепием. Деревни по пути следования императорского кортежа были подготовлены фаворитом императрицы князем Потемкиным и должны были продемонстрировать прекрасную жизнь русского крестьянства.

Замысел Радищева о создании книги-путешествия возник, отчасти, в связи с этим, во много маскарадным, путешествием императорского двора. Маршрут, выбранный им для книги, Петербург - Москва был той дорогой, по которой ехала и Императрица и Радищев задался целью показать настоящую Россию.

Книга была создана в виде своеобразного путеводителя. В череде различных деревень и городков писатель давал свою оценку современности, резко критиковал самодержавие и крепостное право. При этом названия глав понятия об этом не давали - они представляли названия населенных пунктов. Благодаря этому книга Радищева прошла государственную цензуру и в 1790 году была издана в домашней типографии Радищевых без указания авторства.

Однако, авторство было установлено и Екатерина II, оскорбленная содержанием книги, издала указ, который приговорил писателя к смертной казни. Ее заменили ссылкой на срок 10 лет, которую Радищев провел в Илимском остроге недалеко от Иркутска.

Значительная часть первого издания романа была уничтожена, до наших дней дошло несколько сохранившихся экземпляров. Книга была представлена под запрет, который действовал до 1905 года. Но благодаря сохранившимся экземплярам книга распространялась в рукописных копиях и была широко известна в кругу передовой интеллигенции.

Анализ произведения

Как такового сюжета в «Путешествии из Петербурга в Москву» нет. Это путь странника через села, деревни и маленькие городки, в которых он встречает различных людей и делает свои наблюдения. Все увиденное становится источником для рассуждений. Здесь встречаются описания исконных русских проблем: плохие дороги в рытвинах, из-за которых не удается поспать в карете; необходимость давать взятки, чтобы воспользоваться чем-то, что должно быть предоставлено просто по требованию; недалекие люди.

Путешественник наблюдает за русскими крестьянами и их тяжелой подневольной жизнью. Один крестьянин вынужден работать в воскресенье, хотя это считается грехом. Но иначе он не может прокормить свою большую семью. Наблюдает сцену продажи крестьян разоренного помещика. В конце романа ему встречается печальный свадебный поезд, в котором следуют молодые крестьяне. Они не любят друг друга и женятся по велению своего хозяина.

Также в романе встречаются представители других сословий: мелкий делец, которому тяжело развивать свое дело из-за взяточничества; студент-семинарист с жалобой на образование; молодые люди, которые не могут пожениться, так как у них нет 100 рублей на это; человек, решивший открыть типографию без цензуры;

Интересно, что путешественник находит вину государства даже в ситуациях, которые далеки от этого. Так, он видит, как мужчина хоронит старшего сына и корит себя за то, что не дал ему от рождения хорошего здоровья. Герой переживает, не наделил ли собственных детей какими-то болезнями, ведь в юности был довольно распутен. В последнем он находит вину власти.

В книге есть несколько самостоятельных сочинений. Первое из них представлено в виде записок другого путешественника, найденных героем. В них описывается будущее, в котором крестьяне освобождаются из-под крепостничества, а все чины уничтожаются. Будущее по данной идее заключается в просвещении.

В роман включены ода «Вольность» и «Слово о Ломоносове».

Характеристика главного героя

(Картина Владимира Гаврилова «А. Н. Радищев» )

Главным героем романа выступает путешественник, от имени которого ведется все повествование. Герой достаточно чувствителен: он расстроен своим отъездом из Петербурга и расставанием с друзьями, он искренне сочувствует людям, которых встречает на своем пути и пытается им помочь.

Радищев не дает полной характеристики своего основного героя. Из некоторых фраз можно сделать вывод, что он дворянин среднего достатка, служит чиновником. Скорее всего, он вдовец, но у него есть взрослые дети. В юности путешественник был вздорен и беспечен, мог быть груб со слугами, сближался с публичными женщинами.

Героя Радищева можно охарактеризовать как первого в русской литературе героя-интеллигента, который достаточно образован, наблюдателен, склонен анализировать происходящие события. При этом он ироничен, общителен и обладает состраданием к простому народу.

Через своего героя Радищев выражает собственные мысли и стремления. Во многом это выражено в языке сочинения - достаточно сложном, замысловатом.

Анализ

«Путешествие из Петербурга в Москву» является революционным манифестом Радищева, завуалированным под жанр путевого романа. В виде встречающихся героев в различных населенных пунктах по пути в Москву Радищев обозначает основные проблемы Российской Империи, дает оценку самодержавию, намечает пути развития государства в освобождении от крепостного права, чиновничества и тотальном просвещении. Выход к лучшему будущему, по мнению Радищева, произойдет путем революции. Об этом говорит ода «К вольности», которая была признана Екатериной II «бунтовской».

Роман строится в виде отдельных заметок, скрепленных единой сюжетной линией путешествия.

«Путешествие из Петербурга в Москву» А.Н. Радищева является новаторским в русской литературе. Писатель открыл новые страницы не только в сфере русской литературы, но и общественной мысли. Размышления Радищева, представленные на страницах романа, нашли отклик у передовой интеллигенции его времени и более позднего периода.

Основные темы и идейное содержание.

Эпиграфом к своей книге Радищев взял стих и поэмы Тредиаковского «Тилемахида», несколько и идейное видоизменив его: «Чудище обло (т. с, круглое), содержание. озорно, огромно, стозевно и лаяй». (В этом месте поэмы Тредиаковского описываются мучения порочных людей, «а особливо злых царей», в загробном мире. Это описание заканчивается тем, что цари-деспоты, смотревшиеся в зеркало, которое показывало «мерзость их пороков», выглядели в нём страшнее разных адских чудовищ.

Одно из них (пёс) и есть - «чудище обло» и т. д. Таким чудищем и называет Радищев самодержавно - крепостнический строй России своего времени.)

Посвящая свою книгу другу своему Алексею Михайловичу Кутузову, Радищев в этом посвящении пишет: «Я взглянул окрест меня - душа моя страданиями человечества уязвлена стала. Обратил взоры мои во внутренность мою - и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает не прямо на окружающие его предметы».

Это слова пламенного патриота, который горячо любит свою родину и свой народ, страдает при виде бедствий народа и желает сказать правду о своей стране, оружием художественного слова бороться против царящего зла. Поставив себе такую задачу, Радищев рисует в своей книге широчайшую картину жизни России своего времени. Он показывает жизнь разных слоев общества (царского двора, поместного дворянства, чиновников, купцов, крестьян), говорит об административном произволе, о неправосудии, о всевозможных злоупотреблениях вельмож, чиновников и помещиков, высказывается по вопросам культуры, образования и воспитания, семейных отношений, войны и мира и т. д. И все эти вопросы он освещает с точки зрения революционера, непримиримого борца против угнетения человека человеком. Он обличает самый строй, самодержавно-крепостнический порядок, справедливо видя в нём источник зла. Но он не только обличает, он зовет к революции. Только революция, мыслит Радищев, может избавить народ от его тиранов - царей и помещиков Так центральными темами книги становятся две: крепостное право и самодержавие» а основной идеей - идея народной революции.

Тема крепостного права.

Тема крепостного права раскрыта в «Путешествии» широко, даны потрясающие картины жизни крепостного крестьянства, ею страдании. В главе «Пешки», описывая внутренность крестьянской избы, одежду, обувь крестьян, Радищев показывает всю ужасающую нищету народа. «Алчность дворянства, грабёж, мучительство - вот что довело крестьян до такого состояния», - говорит Радищев.

Писатель гневно восклицает: «Звери алчные, пиявицы ненасытные, что крестьянину мы оставляем? То, чего отнять не можем, воздух. Да, один воздух!».

О том, как крестьянин работает, каков его труд, Радищев рассказывает в главе «Любани». Шесть дней в неделю крестьянин работает на барина, а крестьянки ещё и по праздникам ходят в лес за грибами и ягодами для помещичьего стола. Для обработки своей пашни остаются крестьянину одни праздники да ночи. Разговор с крестьянином потрясает Радищева, и он не может не воскликнуть: «Страшись, помещик жестокосердный, на челе каждого из твоих крестьян вижу твоё осуждение».

Картину беспощадной эксплуатации крестьян помещиками рисует Радищев в главе «Вышний Волочок». Здесь рассказывается об одном помещике, который отнял у своих крестьян «малый удел пашни и сенных покосов, которые им на необходимое пропитание дают обыкновенно дворяне, яко в воздаяние, за все принуждённые работы, которые они от крестьян требуют. Словом, сей дворянин некто всех крестьян, жён их и детей заставил во все дни года работать на себя». Кормил же их пустыми щами, а в посты и в постные дни (среду и пятницу) - хлебом с квасом. «Обувь для зимы, т. е. лапти, делали они сами, ..а летом ходили босы». Ни скота, ни птиц у крестьян не было. Таким путём помещик умножил своё состояние. «Варвар! недостоин ты носить имя гражданина», - говорит, обращаясь к помещику, Радищев. И заканчивает главу революционным призывом: «Сокрушите орудия его земледелия; сожгите его риги, овины, житницы и развейте пепл по нивам, на них же совершалося его мучительство».

В главе «Медное» описывается продажа крестьян с публичного торга. «Каждую неделю два раза, - пишет Радищев, - в газетах публикуется о продаже крепостных разорившимися помещиками. Например: «Сего... дня, по полуночи в 10 часов, по определению уездного суда, или городового магистрата (управы), продаваться будет с публичного торга отставного капитана Г... недвижимое именье, дом, состоящий в... части, под №... и при нём шесть душ мужского и женского полу; продажа будет при оном доме. Желающие могут осмотреть заблаговременно». Кого же продают? - Старика 75 лет, который отца этого капитана, Г. вынес на плечах раненого с поля битвы, а потом был дядькою молодого барина, спас его, когда он тонул в реке, потом выкупил его из тюрьмы, куда барин попал за долги. Старуху, жену старика, которая была кормилицей матери барина, а потом его нянькою. Женщину 40 лет, кормилицу молодого барина. Её дочь - с младенцем и мужем, И всей этой семье грозит опасность быть распроданной в разные руки. Потрясённый и возмущённый этим зрелищем, Радищев заканчивает тяжёлое описание продажи поразительным по глубине понимания утверждением, что свободы нужно ждать не от помещиков, а «от самой тяжести порабощения», т. е. от революции, вызванной тяжестью рабства.

Радищев говорит о развращающем влиянии крепостного права на помещиков. Жестокость, хищничество, разврат, бескультурье характеризуют помещиков-крепостников. Даже отдельные хорошие люди, изредка встречающиеся среди помещиков, ничего не могут сделать, так как весь строй против них. Исправить положение в стране может только революция, и Радищев убеждён, что она будет.

Тема самодержавия.

Вторая основная тема «Путешествия» - самодержавие - другой, наряду с крепостным правом, источник зла. К этой теме Радищев подходит как революционер, республиканец.

В литературе XVIII века нередко изображались пари-тираны, но им всегда противопоставлялись добрые цари. Для Радищева нет добрых царей, так как само положение царя, неограниченная царская власть, неизбежно развращает ее носителей. С негодованием и возмущением говорит о царской власти Радищев. Екатерина II была права, когда, читая книгу Радищева, писала в своих заметках: «Сочинитель не любит царей и, где может к ним убавить любовь и почтение, тут жадно прицепляется с редкой смелостью». С особой полнотой и силой обличения Радищев говорит о самодержавии в главе «Спасская Полесть» и в оде «Вольность».

«Спасская Полесть» и ода «Вольность».

Центральное место в главе «Спасская Полесть» занимает сон путешественника. Начинается сон картиной великолепия царского трона, на котором восседает правитель страны. Окружающие престол царя сановники придворные раболепствуют, превозносят его мудрость, справедливость, могущество, милосердие, заботу о государстве и народе.

Принимая эту хвалу за чистую монету, царь мнил о себе как о премудрейшем существе. Он повелел первому военачальнику отправиться на завоевание новой земли, командующему флотом - «рассеять корабли по всем морям»; приказал выпустить узников из темниц на волю; повелел архитекторам соорудить великолепные здания. Слушая эти повеления, все стоявшие у трона воздавали хвалу царю. Но Истина-Прямовзора сняла бельма с глаз царя, и он увидел всё в истинном свете. «Одежды мои, столь блестящие, казались замараны кровью и омочены слезами. На перстах моих виделися мне остатки мозга человеческого; ноги мои стояли в тине». Но ещё «скареднее» показались ему придворные. «Вся внутренность их казалась чёрною и сгораемою тусклым огнём ненасытности. Они метали на меня и друг на друга искажённые взоры, в коих господствовали: хищность, зависть, коварство и ненависть».

Царь увидел, что отправленный им на войну военачальник «утопал в роскоши и веселии». Нужные для этого деньги забирались из сумм, отпущенных на нужды войска. Солдаты находились в бедственном состоянии, «почитались хуже скота», «жизнь их ни во что вменялася». Корабли не вышли в море, а их начальник приказал выполнить на чертежах те новые острова, которые он якобы открыл. Повеление царя о прощении преступников или совсем не было выполнено, или задерживалось исполнением, или коснулось только тех, кто мог дать взятку начальникам. И «вместо того, чтобы в народе моём прослыть милосердным, я прослыл обманщиком, ханжою и пагубным комедиантом».

В этом сне Радищев так правдиво и метко изобразил Екатерину, её двор и первого военачальника - Потёмкина, что и сама она, и Потёмкин заметили это. «Я прочитал присланную мне книгу, - писал Потёмкин Екатерине. - Не сержусь. Рушеньем Очаковских стен отвечаю сочинителю. Кажется, матушка, он и на вас возводит какой-то поклёп».

Написанную около 1781 -1783 годов оду «Вольность» Радищев вставил в главу «Тверь». Царь (в оде) изображён как тиран, рассказывается о суде над ним и его казни.

В оде описывается казнь Кромвелем английского короля Карла I. Но Екатерина поняла направленность мысли Радищева: «Ода совершенно явно и ясно бунтовская, где царям грозится плахою. Кромвелев пример приведён с похвалами».

Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку


Обновлено: 2011-03-03

Внимание!
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter .
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.

Спасибо за внимание.

.

В конце 18 века, а именно в 1780 году, Александр Николаевич Радищев приступает к работе над главным трудом всей своей жизни – произведением «Путешествие из Петербурга в Москву». Впоследствии книга была издана в количестве более 600 экземпляров, и вызвала, как и ожидалось, негативную реакцию со стороны двора. Екатерина Великая увидела в фигуре русского писателя и философа настоящего бунтовщика, хуже Емельяна Пугачева. Что же так испугало царицу? «Путешествие из Петербурга в Москву» читать на нашем сайте можно в режиме онлайн.

Изначально Радищев задумывал написать художественное произведение о проданных с торгов крепостных крестьянах. Единственное, что останавливало Александра Николаевича - это тиски царской цензуры и не увенчавшийся успехом поиск формы подачи поднакопившегося к тому времени материала. Решение пришло с неожиданной стороны. В руки ему попадается «Сентиментальное путешествие по Франции и Италии» - книга английского писателя Лоренса Стерна, которая помогла найти и яркую форму для оформления всех своих мыслей, и простой способ обойти возможную цензуру. Произведение «Путешествие из Петербурга в Москву» представляет собой набор отдельных фрагментов - глав, которые связаны между собой названиями провинциальных городов и селений, через которые проезжает главный герой. Есть между ними и иная связь. Все части повести посвящены рассуждениям и негодованию автора по поводу неприглядных сторон российской действительности. Он говорит о том, что видит по дороге из Санкт-Петербурга в столицу: о невежестве и злоупотреблении помещиков, о беглых рекрутах, о несправедливых и жестоких приказах Военной коллегии, о незавидной доле крепостных крестьян, которых не считали за людей, об общественном устройстве России и о многом другом. Благодаря тому, что Радищев «Путешествие из Петербурга в Москву» написал в виде путевых заметок, и название глав соответствовало названию населенных пунктов, книга смогла пройти цензуру. Однако впоследствии Екатерина II, только погасившая народное восстание под предводительством Пугачева, не смогла простить Радищеву дерзновенные выражения и вольность мыслей. Но не только императрица не одобрила книгу. Например, Александр Сергеевич Пушкин отмечал его посредственность и сетовал на варварский слог, а многочисленные описания несчастного состояния народа называл пошлыми и преувеличенными. Но сколько людей - столько и мнений.

Любезнейшему другу.

Что бы разум и сердце произвести ни захотели, тебе оно, о! сочувственник мой, посвящено да будет. Хотя мнения мои о многих вещах различествуют с твоими, но сердце твое бьет моему согласно – и ты мой друг.

Я взглянул окрест меня – душа моя страданиями человечества уязвленна стала. Обратил взоры мои во внутренность мою – и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает непрямо на окружающие его предметы. Ужели, вещал я сам себе, природа толико скупа была к своим чадам, что от блудящего невинно сокрыла истину навеки?

Ужели сия грозная мачеха произвела нас для того, чтоб чувствовали мы бедствия, а блаженство николи? Разум мой вострепетал от сея мысли, и сердце мое далеко ее от себя оттолкнуло. Я человеку нашел утешителя в нем самом.

«Отыми завесу с очей природного чувствования – и блажен буду». Сей глас природы раздавался громко в сложении моем. Воспрянул я от уныния моего, в которое повергли меня чувствительность и сострадание; я ощутил в себе довольно сил, чтобы противиться заблуждению; и – веселие неизреченное! – я почувствовал, что возможно всякому соучастником быть во благоденствии себе подобных. Се мысль, побудившая меня начертать, что читать будешь. Но если, говорил я сам себе, я найду кого-либо, кто намерение мое одобрит; кто ради благой цели не опорочит неудачное изображение мысли; кто состраждет со мною над бедствиями собратий своей; кто в шествии моем меня подкрепит, – не сугубый ли плод произойдет от подъятого мною труда?.. Почто, почто мне искать далеко кого-либо? Мой друг! Ты близ моего сердца живешь – и имя твое да озарит сие начало.

Отужинав с моими друзьями, я лег в кибитку. Ямщик, по обыкновению своему, поскакал во всю лошадиную мочь, и в несколько минут я был уже за городом. Расставаться трудно хотя на малое время с тем, кто нам нужен стал на всякую минуту бытия нашего. Расставаться трудно; но блажен тот, кто расстаться может не улыбаяся; любовь или дружба стрегут его, утешение. Ты плачешь, произнося прости; но воспомни о возвращении твоем, и да исчезнут слезы твои при сем воображении, яко роса пред лицом солнца. Блажен возрыдавший, надеяйся на утешителя; блажен живущий иногда в будущем; блажен живущий в мечтании. Существо его усугубляется, веселия множатся, и спокойствие упреждает нахмуренность грусти, распложая образы радости в зерцалах воображения.

Я лежу в кибитке. Звон почтового колокольчика, наскучив моим ушам, призвал наконец благодетельного Морфея. Горесть разлуки моея, преследуя за мною в смертоподобное мое состояние, представила меня воображению моему уединенна. Я зрел себя в пространной долине, потерявшей от солнечного зноя всю приятность и пестроту зелености; не было тут источника на прохлаждение, не было древесныя сени на умерение зноя. Един, оставлен среди природы пустынник! Вострепетал.

– Несчастный, – возопил я, – где ты? Где девалося все, что тебя прельщало? Где то, что жизнь твою делало тебе приятною? Неужели веселости, тобою вкушенные, были сон и мечта? – По счастию моему случившаяся на дороге рытвина, в которую кибитка моя толкнулась, меня разбудила. Кибитка моя остановилась. Приподнял я голову. Вижу: на пустом месте стоит дом в три жилья.

– Что такое? – ~ спрашивал я у повозчика моего.

– Почтовый двор.

– Да где мы?

– В Софии, – и между тем выпрягал лошадей.

Повсюду молчание. Погруженный в размышлениях, не приметил я, что кибитка моя давно уже без лошадей стояла. Привезший меня извозчик извлек меня из задумчивости:

– Барин-батюшка, на водку! – Сбор сей хотя не законный, но охотно всякий его платит, дабы не ехать по указу. Двадцать копеек послужили мне в пользу. Кто езжал на почте, тот знает, что подорожная есть сберегательное письмо, без которого всякому кошельку, генеральский, может быть, исключая, будет накладно. Вынув ее из кармана, я шел с нею, как ходят иногда для защиты своей со крестом.

Почтового комиссара нашел я храпящего; легонько взял его за плечо.

– Кого черт давит? Что за манер выезжать из города ночью. Лошадей нет; очень еще рано; взойди, пожалуй, в трактир, выпей чаю или усни. – Сказав сие, г. комиссар отворотился к стене и паки захрапел.

Что делать? Потряс я комиссара опять за плечо.

– Что за пропасть, я уже сказал, что нет лошадей, – и, обернув голову одеялом, г. комиссар от меня отворотился.

«Если лошади все в разгоне, – размышлял я, – то несправедливо, что я мешаю комиссару спать. А если лошади в конюшне…» Я вознамерился узнать, правду ли г. комиссар говорил. Вышел на двор, сыскал конюшню и нашел в оной лошадей до двадцати; хотя, правду сказать, кости у них были видны, но меня бы дотащили до следующего стана. Из конюшни я опять возвратился к комиссару; потряс его гораздо покрепче. Казалося мне, что я к тому имел право, нашед, что комиссар солгал. Он второпях вскочил и, не продрав еще глаз, спрашивал:

– Кто приехал? Не… – Но, опомнившись, увидя меня, сказал мне: – Видно, молодец, ты обык так обходиться с прежними ямщиками. Их бивали палками; но ныне не прежняя пора. – Со гневом г. комиссар лег спать в постелю. Мне его так же хотелось попотчевать, как прежних ямщиков, когда они в обмане приличались, но щедрость моя, давая на водку городскому повозчику, побудила софийских ямщиков запрячь мне поскорее лошадей, и в самое-то время, когда я намерялся сделать преступление на спине комиссарской, зазвенел на дворе колокольчик. Я пребыл добрый гражданин.

Итак, двадцать медных копеек избавили миролюбивого человека от следствия, детей моих от примера невоздержания во гневе, и я узнал, что рассудок есть раб нетерпеливости.

Лошади меня мчат; извозчик мой затянул песню, по обыкновению заунывную.

Кто знает голоса русских народных песен, тот признается, что есть в них нечто, скорбь душевную означающее. Все почти голоса таковых песен суть тону мягкого. На сем музыкальном расположении народного уха умей учреждать бразды правления. В них найдешь образование души нашего народа. Посмотри на русского человека; найдешь его задумчива. Если захочет разогнать скуку или, как то он сам называет, если захочет повеселиться, то идет в кабак. В веселии своем порывист, отважен, сварлив. Если что-либо случится не по нем, то скоро начинает спор или битву. Бурлак, идущий в кабак повеся голову и возвращающийся обагренный кровию от оплеух, многое может решить доселе гадательное в истории, российской.

Извозчик мой поет. Третий был час пополуночи. Как прежде колокольчик, так теперь его песня произвела опять во мне сон. О природа, объяв человека в пелены скорби при рождении его, влача его по строгим хребтам боязни, скуки и печали чрез весь его век, дала ты ему в отраду сон. Уснул, и все скончалось.

Несносно пробуждение несчастному. О, сколь смерть для него приятна. А есть ли она конец скорби? – Отче всеблагий, неужели отвратишь взоры свои от скончевающего бедственное житие свое мужественно? Тебе, источнику всех благ, приносится сия жертва. Ты един даешь крепость, когда естество трепещет, содрогается. Се глас отчий, взывающий к себе свое чадо. Ты жизнь мне дал, тебе ее и возвращаю; на земли она стала уже бесполезна.

Как можно в статье о русской словесности забыть Радищева? Кого же мы будем помнить?

А. Пушкин

1

Два столетия прошло со дня смерти Александра Николаевича Радищева (1749–1802), но его значение все еще недооценено нами. Золотые россыпи его благородных, возвышающих душу мыслей, лучезарная чистота его вещих чувств, его сердца, дышавшего добром, во многом остаются неосознанными. Не только потому, что мы «ленивы и нелюбопытны» (А.С. Пушкин). Искренняя, глубокая по содержанию, но уже устаревшая для нас по форме радищевская речь кажется иным затрудненною и искусственною. Из-за этой якобы искусственности (а на самом деле – более всего из-за нашего невежества в восприятии языка недавних наших предков) мы перестаем с должным вниманием вникать в глубину выстраданных писателем мыслей и затрудняемся осознавать величие его души. Какая слепота! Какая неблагодарность! Его знаменитое «Путешествие из Петербурга в Москву» – эта удивительная педагогическая поэма XVIII века – зачастую толкуется только лишь как революционный манифест и воззвание к бунту…

Но внимательный читатель, видящий в Радищеве мыслителя и художника, не может упустить из виду широту и разнообразие затронутых им тем и вопросов, наконец – художественные особенности произведения, обнаруживающего в самом построении своем широкий авторский замысел.

Между тем для нескольких поколений XX века Радищев – прежде всего «первый русский революционер», дворянский демократ, восславивший свободу и грозивший насильникам земным возмездием. Да, воистину незабываемы негодующие слова «Путешествия…», обличающие крепостное право: «Страшись, помещик жестокосердый. На челе каждого из твоих крестьян вижу я твое «осуждение!..» («Любани»).

«Звери алчные! Пиявицы ненасытные! Что крестьянину вы оставляете? То, чего отнять не можете, воздух. Да, один воздух. Отъемлете нередко у него не токмо дар земли, хлеб и воду, но и самый свет. Закон запрещает отъять у него жизнь – но разве мгновенно. Сколько способов отъять у него – постепенно!» («Пешки»).

Мы помним провидческие строки радищевской оды «Вольность» (1781–1783):


…Возникнет рать повсюду бранна,
Надежда всех вооружит;
В крови мучителя венчанна
Омыть свой стыд уж всяк спешит;
Меч остр, я зрю, везде сверкает,
В различных видах смерть летает,
Над гордою главой паря.
Ликуйте, сплоченны народы, -
Се право мщенное природы
На плаху возвело царя.

Наконец вспоминаются первоначальные слова варианта пушкинского стихотворения «Я памятник себе воздвиг…»: «…Вослед Радищеву восславил я свободу…»

Вольнолюбивая смелость Радищева бесспорна и заслуживает внимания, памяти и благодарного отношения потомков.

Однако этим не исчерпывается духовный облик писателя, смысл его творчества и значение его вдохновенной книги.

В основе его революционности и просветительства лежало особое, сердечное отношение к миру, глубоко личное переживание страданий его соотечественников, дерзкое желание устыдить власть имущих, призыв их к исполнению человеческого долга любви. В его книге был спрессован огромный запас жизненных наблюдений, размышлений, проникнутых горячим сочувствием автора…

Вглядываемся в черты лица Радищева, как оно изображено на широко распространенном портрете неизвестного художника XVIII века, хранящемся в Саратовском музее. Открытое, высокое чело (именно чело, а не лоб!), прямой взгляд прямо и мужественно глядящих на нас очей (именно очей, а не глаз) и полная чувства достоинства осанка Человека, сознающего себя личностью, существом, имеющим образ и подобие Божие, и достойно носящего звание сына Отечества.

Хочется почти кричать, наблюдая равнодушно озирающие этот портрет лица иных современников: да как же вы не видите, что перед вами чудо: человек, воистину с достоинством носящий свое звание!

Не потому ли таким обаянием искренности веет со страниц радищевского «Путешествия…», что его книга не только энциклопедия путевых наблюдений, в которых, как в капле воды, отразилась современная ему Россия, но и дерзкое откровение образованного ума и прозрения горячего сердца, исполненного любви к человечеству.

Что думал Радищев о Человеке? Как понимал его назначение?

«Известно, что человек – существо свободное, поелику одарено умом, разумом и свободною волею; что свобода его состоит в избрании лучшего, что сие лучшее познает он и избирает посредством разума, постигает пособием ума и стремится всегда к прекрасному, величественному, высокому…»1
Радищев А. Н. Беседа о том, что есть сын отечества (1789) // Поли. собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1938. Т.1. С. 215.

Люди, подобные Радищеву, не бросали слов на ветер; за то, что писали, они в любую минуту готовы были отвечать – хотя бы перед самим Господом Богом. Так что же именно следует из сказанного? Перечитаем еще раз. Вдумаемся. Поразмышляем…

Человек свободен. Он свободен потому, что одарен умом, разумом и свободною волей. Он по-человечески свободен, ибо человеческая свобода состоит в избрании лучшего. Что есть лучшее, он познаёт и избирает посредством разума. И это познание, и этот выбор заключаются в том, что человек (если он остается человеком!) стремится во всем «к прекрасному, величественному, высокому…». Значит – к духовному. Потому что здесь и речи не может быть о корысти и эгоистической выгоде.

Чтобы убедиться, что сказанное мы поняли верно, посмотрим, что говорится далее.

«…Но в ком заглушены сии способности, сии человеческие чувствования, может ли украшаться величественным именем сына отечества? Он не человек, но что? Он ниже скота; ибо скот следует своим законам, и не примечено еще в нем удаление от оных»2
Радищев А. Н. Указ. соч.

Итак, если ты считаешь себя Человеком, то по природе человеческой каждый сознательный поступок твой должен быть воплощением прекрасного, величественного, высокого, того, что не по принуждению, а по своей духовной природе должен претворять в жизнь всякий человек. Если же кто-то неспособен на такое бытие – «он ниже скота»; он недостоин называться человеком… Вот требование уважающей себя личности!

Откуда же черпал Радищев столь высокое духовное отношение к миру и человеку? Почему всю жизнь отличался, говоря словами Пушкина, «удивительным самопожертвованием и какою-то рыцарскою совестливостью»? Не последнюю роль играло здесь воспринятое с детства религиозное миропонимание, что было отражено писателем и в автобиографической «Повести о Филарете». Ее герой, в котором без труда можно признать автора, замечает: «Силу, вся содержащую, вся зиждущую (творящую), всему предел положившую, вся оживляющую, в коей теряется и самое разрушение, я чувствовал от млечных когтей»3
Радищев А. Н. Поли. собр. соч.: В 2 т. Спб., 1907. Т. 2. С. 285–286.

В основе почти каждой из его философских статей – мысли о достоинстве человека, и потому высокие к нему требования. Ибо одаренный свыше человек «паче всех есть существо соучаствующее», он «укрепляет свою чувственность, острит силы мысленные, укрепляет понятие, рассудок, ум, воображение и память. Он приобретает несчисленное количество понятий, и из сравнений его рождаются понятия о красоте, порядке, соразмерности, совершенстве»4
Радищев А. Н. О человеке, о его смертности и бессмертии //Поли. собр. соч.: В 2 т. М.; Л., 1952. Т. 2. С. 54, 133.

Человеком в высоком смысле слова, убежден Радищев, нельзя стать без того, «чтобы прежде приучил дух свой к трудолюбию, прилежанию, повиновению, скромности, умному состраданию, к охоте благотворить всем, к любви Отечества, к желанию подражать великим в том примерам, також к любви наукам и художествам, сколько позволяет отправляемое в общежитии звание; применился бы к упражнению в истории и философии или любомудрии, не школьном, для словопрения единственно обращенном, но в истинном, научающем человека истинным его обязанностям; а для очищения вкуса возлюбил бы рассматривание живописи великих художников, музыки, изваяния, архитектуры или зодчества»5
Радищев А. Н. Беседа о том, что есть сын отечества // Указ. соч. С. 222–223.

Воистину исчерпывающая программа воспитания гармонической личности!

Радищев верил в Бога и бессмертие души и, по словам его сына Павла Александровича, бывало, «долго и усердно молился со слезами». Религиозное начало придавало особый характер его отношению к просветителям XVIII века, к «властителям дум» европейского мира Вольтеру и Руссо. Он воспринимал этих мыслителей не как нигилистов и безбожников, но прежде всего как проповедников человеколюбия, равенства и доброделания. По словам того же П. А. Радищева, «он уважал Спинозу и Гельвеция как людей благодетельных и благонамеренных, глубоко мыслящих, но сам никогда не был атеистом. Сомнение не есть еще атеизм»6
Радищев А. Н. // Указ. соч. С. 428.

Так сливалось в его сознании вольномыслие и богопочитание, вера в высокое предназначение человека и непримиримое желание всегда и везде по-рыцарски отстаивать и защищать это высокое предназначение.

2

Знаменитая книга Радищева посвящена воспитанию человеческого достоинства. Об этом свидетельствует и ее композиция.

Так, в посвящении писатель обращается к размышлениям о человеке. Первые фразы «Путешествия…» – ключ ко всему радищевскому произведению; в них словно выражен пафос всей русской литературы XIX века, искавшей пути к достойному человеческому бытию: «Я взглянул окрест меня, и душа моя страданиями человечества уязвлена стала…»

Итак, человек, «страдания человечества» и одновременно – вера и убежденность в высоком достоинстве и Божественном начале Человека, наконец, рассуждение о том, в чем мирские причины жалкой униженности и бедствий человека: «…Обратил взоры мои на внутренность мою и узрел, что бедствия человека происходят от человека, и часто от того только, что он взирает не прямо на окружающие его предметы». «Взирать прямо» – значит видеть и не искажать виденного домыслами, следовать действительности, отраженной «зеркалом души» (Н.М. Карамзин) и освещенной разумом, наконец, образовывать себя в этом ви?дении…

В центре «Путешествия…», «на перекрестке» путевых впечатлений и размышлений автора, расположена глава с символическим названием «Крестьцы», в которой все вопросы, поднятые автором, скрещиваются на главном: на вопросе о воспитании человека. Здесь в речи крестецкого дворянина – чадолюбивого отца, истинного гражданина своего Отечества – по существу, развернут трактат о воспитании истинного человека, изложена история возмужания двух достойных сыновей, выросших под его «неусыпным оком», с сознанием высокой отеческой и гражданской ответственности.

Первый закон истинного воспитания – любовь к воспитуемым и уважение к их духовной свободе: «…Не чувствовали вы принуждения, хотя в деяниях ваших водимы были рукою моею…»

Но не менее важно в воспитании – развитие с детства здорового организма: «Я лучше желал, чтобы тело ваше оскорбилось на минуту преходящею болью, нежели чтобы вы были дебелы в совершенном возрасте. И для того часто ходили вы босы с непокровенной головой в пыли и грязи и отдыхали на скамье или на камне. Не меньше старался я удалить вас от убийственной пищи и пития. Труд был лучшею приправою в обеде нашем».

Безусловное значение для земного достойного существования имеет трудовое житие, жизнь в труде, которая обеспечивает право на человеческое достоинство и одновременно формирует телесные силы. «…Вспомните, – говорит отец сыновьям своим, – что вы бегаете быстро, плаваете не утомляясь, поднимаете тяжести без натуги, умеете водить соху, вскопать гряду, владеете косою и топором, стругом и долотом; умеете ездить верхом и стрелять». Вместе с тем воспитание человека, как становится ясно, состоит в воспитании отзывчивости миру искусства – живописи и особенно музыке, которая, «приводя душу в движение, делает в нас мягкосердечие привычкою».

Но как бы ни был добр и отзывчив человек в этом мире, он должен уметь владеть оружием. «Но сие искусство, – замечает наставник, обращаясь к своим сыновьям, – да пребудет в вас мёртво, доколе собственная сохранность того не востребует. Уповаю, что оно не сделает вас наглыми…»

Наконец, необходимым качеством воспитанного человека, идущим от внутреннего сознания и чувства, является приобщение к Высшему, к Богу. Именно так: приобщение от природного, внутреннего устремления, ибо, утверждает наставник, «всещедрому Отцу приятнее зрети две непорочные души», которые «сами возносятся к начальному огню на возгорание».

Не оставлена здесь и наука, обладание которой начинается с познания собственного, родного языка: «…да умеете на оном изъяснять ваши мысли словесно и письменно, чтобы изъяснение сие было в вас непринужденно и поту на лице не производило». Затем следуют иностранные языки и прочие знания. Так складывается радищевское представление о должном в образовании человеческой личности.

Не меньшее значение отводится и воспитанию характера, то есть умению владеть собою, умерять «гнев мгновенный», подвергать рассудку «гнев продолжительный» и подверженность «превратным потрясениям чувств», постоянно быть умеренным в желаниях, кормясь «делами рук своих», и вместе с тем быть опрятным, чистым в бытии. Но прежде всего – хранить чистоту души, скромность и, никогда не гнушаясь, прийти на помощь нуждающемуся: «Ходите в хижины унижения; утешайте томящегося нищетою… и сердце ваше усладится, подав отраду скорбящему…» Этим далеко не исчерпываются отраженные в «Путешествии…» представления о достойном человеческом житии, понимаемые как законы истинной человечности.

В изложенных далее правилах общежития, основанных на тех же христианских, свободолюбивых принципах, Радищев вновь обнаруживает благородную высоту своих убеждений. Здесь что ни мысль, то гимн достоинству человека, возвышающемуся от исполнения «обычаев и прав народных», закона и добродетели, которая «есть вершина деяний человеческих». Здесь та же страстная убежденность. «Но естьли бы… какая-либо власть на земле подвизала тебя на неправду и нарушение добродетели, пребудь в оной непоколебим. Не бойся ни осмеяния, ни мучения, ни болезни, ни заточения, ниже самой смерти. Пребудь незыблем в душе твоей, как камень среди бунтующих, но немощных валов. Ярость мучителей твоих раздробится о твердость твою; и естьли предадут тебя смерти, будут осмеяны; а ты будешь жить в душах благородных до скончания века». Вот сокровенные мысли радищевской книги!

Развивая их, автор дерзко и открыто бросает вызов обществу, в котором закон противен общественным нравам и затрудняет исполнение добродетелей, где «исполнение должностей человека и гражданина» находится «в совершенной противуположности». Тут проступает еще одна важнейшая идея: «Как добродетель есть вершина деяний человеческих, то исполнение ее ничем не должно быть препинаемо. Не бреги обычаев и нравов; не бреги законов гражданского и священного, буде исполнение оных отлучает тебя от добродетели. Не дерзай никогда нарушить ее и прикрывать робостью благоразумия». Добродетель – основа жизни человеческой: «В заблуждении вашем, в забвении самих себя возлюбите добро».

Решительно и заключение наставления, подтверждающее изначальное понятие о невозможности для человека недостойного существования: «…Естьли добродетели твоей не останется на земле убежища, естьли, доведенну до крайности, не будет тебе покрова от угнетения, – тогда вспомни, что ты человек, вспомни свое человечество, восхити венец блаженства, который отнять у тебя тщатся, – умри».

Между тем последние слова отца-наставника обращены к Господу, к его милосердной помощи, ибо, попрощавшись с сыновьями и дождавшись, когда «пригорок скрыл отъехавших юношей от взоров», «старец стал на колени и возвел руки и взоры на небо.

– Господи, – возопил он, – молю Тебя, да укрепишь их в стезях7
В стезях – в путях (церк. – слав .).

Добродетели, молю, блажени да будут. Веси8
Веси – ты знаешь (церк. – слав.).

Николи не утруждал Тебя, Отец Всещедрый, бесполезною молитвою… Отлучил я ныне от себя сынов моих… Господи, да будет на них воля Твоя».

Так нелицеприятно выражает писатель и свое мнение о воспитании, должный успех которого может быть достигнут лишь с Божьей помощью.

Наконец вспомним: «Путешествие…» завершает «Слово о Ломоносове», о достойнейшем человеке, рожденном «с нежными чувствами, одаренного сильным воображением, побуждаемым любочестием, исторгнутого из среды народной». Заметим: Радищев не смог в силу разных причин во всем по достоинству оценить научные достижения М. В. Ломоносова9
Это сделал столетие с лишком спустя В. И. Вернадский, представивший во всем блеске научный гений великого русского ученого в статьях: «О значении трудов М. В. Ломоносова в минералогии и геологии», «Несколько слов о работах М. В. Ломоносова по минералогии и геологии», «Памяти М. В. Ломоносова» и др.

Но он верно понял, осознал и передал величие его человеческого подвига, ибо «вся красота вселенной существовала в его мысли». Итак, книга Радищева композиционно завершилась гимном совершенному человеку, гимном русскому самородку, во всей полноте утвердившему свое человеческое достоинство…

Так в самой композиции книги раскрывается ее основополагающий пафос, идея воспитания человека и человечества, оставившая неизгладимый след в русской литературе последующего времени…

3

Автор «Путешествия…», известный нам прежде всего как проповедник революционных идей, при внимательном взгляде предстает перед нами как философ, мысли которого «обращены… в неизмеримость мира» («Любани»), как историк, сопоставляющий разные эпохи жизни России и рассуждающий о праве народном и соблюдении законов («Новгород», «Зайцово» и др.), то в роли педагога и духовного наставника или убежденного политика, дающего примеры истинного воспитания молодежи, гражданственного служения народу («Крестьцы»), наконец, в образе верующего христианина, призванного «представить вам зерцало истины», постоянно обращающего свои взоры к Богу и глубоко убежденного в Его великой любви («Чудово», «Бронницы», «Хопилов», «Торжок»).

Все измеряется и соизмеряется им с образом Человека, достойного своего великого назначения в мире, устремляющего силы «на пользу всех и каждого» («Выдропуск»). Вот почему столь пристально внимание путешественника к человеческим добродетелям, к мысли о достойных людях, воспринявших с детства основы доброго жития.

И всюду в книге Радищева за живым описанием следует пристальное наблюдение (повествование), затем – размышление и сочувствование. В каждой главе сначала непосредственно воссоздаются живые картины наблюдаемой действительности, затем идет сравнение, анализ изображенного – и новый эпизод, осмысление виденного и эмоциональный на все отклик.

Вспомним, например, главу «Пешки». Вначале здесь описание одного из эпизодов путешествия («…голод не свой брат, принудил зайти меня в избу…»), далее следует сопоставление в связи с тем, кто, чем и когда удовлетворяет голод, далее – новый эпизод: разговор с крестьянкой по поводу употребления сахара в условиях деревенской бедности, а вслед за тем – замечание-суждение крестьянки («…не слезы ли ты крестьян своих пьешь, когда они едят такой же хлеб, как и мы?») и, наконец, передается эмоционально-оценочное суждение автора-рассказчика («Сия укоризна… исполнила сердце мое грустью»).

Затем – снова наблюдение, насыщенное массой «сообщающих» деталей, которые обращены к житейской прозе: «Я обозрел в первый раз внимательно всю утварь крестьянской избы. В первый раз обратил сердце к тому, что доселе по нем скользило. Четыре стены, до половины покрытые, так, как и весь потолок, сажею; пол в щелях, на вершок по крайней мере поросший грязью; печь без трубы, но лучшая защита от холода, и дым, всякое утро, зимой и летом наполняющий избу; окончины, в коих натянутый пузырь едва пропускал свет; два или три горшка (щастлива изба, коли есть в ней всякой день пустые щи), деревянная чашка и кружки, тарелками называемые; стол, топором срубленный, который скоблят скребком по праздникам; корыто кормить свиней или телят, буде есть; спать с ними вместе, глотая воздух, в коем горящая свеча как будто в тумане или за завесою кажется; к щастию кадка с квасом, на уксус похожим, и на дворе баня, в коей коли не парятся, то спит скотина; посконная рубаха, обувь, данная природою; онучки с лаптями для выхода»10
Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. М., 1984. С. 311.

Затем вновь – осмысление виденного: «Вот в чем почитается по справедливости источник государственного избытка, силы, могущества; но тут же видны слабость, недостатки и злоупотребления законов и их, так сказать, шероховатая сторона. Тут видна алчность дворянства, грабеж, мучительство и беззащитное нищеты состояние»11
Радищев А. Н. Путешествие из Петербурга в Москву. С. 311–312.

И наконец следует этап «практический», этап познания-действия, выражение эмоционального призыва, возбуждение активного отрицания виденного: «Звери алчные! пиявицы ненасытные! что крестьянину вы оставляете?» – и т. д.

Радищев мыслил широко и откровенно; он видел существенную причину зла не только в дурных людях, но и в тех неблагоприятных обстоятельствах, в том строе человеческих отношений, который повсеместно закрывает пути добродетели. Поэтому и пришел к мысли о неизбежности революционного насилия над тиранами, которые суть узурпаторы человеческой свободы, человеческого достоинства и самого достойного человека существования. Вот корни его революционных идей, ярко отразившихся в оде «Вольность».

Вся жизнь крепостнической России, с глубокими изъянами крепостничества, унижающими достоинство личности, – вся эта жизнь предстает перед судом достойного Божественного предначертания.

В своем творчестве Радищев не только сумел прямо взглянуть на действительность и горячо откликнуться на человеческие страдания, но и проявил спасительную рассудительность в отношении к вечным вопросам бытия, не забыв о духовных началах Человека во имя утверждения его материальной обеспеченности. Что помогло ему? Благочестивое воспитание? Истинный энциклопедизм? Вера в великость человека? Убежденность в том, что не может быть счастья там, где дойдут «до края возможного», «несообразности разума человеческого», «необузданности и беспечалия»?

Так или иначе «Путешествие из Петербурга в Москву» (если не будем пристрастны и не станем с предубеждением заведомо считать его только революционным манифестом) – это прежде всего книга, написанная кровью сердца «сочувствователя», высоко ставящего Человека и верящего в его Божественное предназначение, а затем уже – книга негодования и протеста, возникшего потому, что «самодержавство (т. е. насилие над человеком. – В. Т.) есть наипротивнейшее человеческому естеству состояние».