Сюжетом для этой комедии стал случай мошенничества в мире купцов. У своих знакомых купцов Самсон Силыч Большов занимает очень большую сумму, чтобы увеличить свое состояние. Когда приходит время вернуть долги, делать этого он не хочет.
На тот период в Москве было распространено банкротство. И он решает провернуть такую аферу с помощью своей дочери Липочки, объявив себя банкротом - несостоявшимся должником. Все, что у него было, он переписал на своего приказчика Лазаря. А для того, чтобы тот его не предал, отдал свою единственную дочь за него замуж.
Вскоре его отправили в долговую тюрьму. Лазарь с дочерью должны были внести залог за его освобождение. Большов был твердо уверен, что скоро его единственная семья высвободит его. Но не тут-то было. Молодожены решают, что тратить деньги на освобождение отца бессмысленно и тратят все имущество на свое усмотрение. Именно здесь проявляется двуличие его дочери.
Вначале романа она кажется добродушной и милой девушкой, но вскоре видно, что она достойна своего алчного отца, который даже представить не мог, что с ним так поступят. Девушка упрекает отца в том, что всю жизнь она слушалась его, и даже током мира не видела. Теперь, имея средства, она хочет пожить для себя. А то, что её собственный отец будет сидеть в тюрьме, её не волнует. Такие понятие как "честь и семейное родство" для Липочки пустой звук. Она росла видя только вранье. Ведь главным законом её отца было: «Не обманешь – не продашь». Поэтому девушка выросла грубой, эгоистичной особой, которая хотела жить, как говорит автор, «по-образованному». Девушка только и думала о том, как удачно выйти замуж за богатого барина и жить горя не видав.
Что касается Подхалюзина, то для него нет ничего святого и разрушить семейные узы ему проще простого. Раньше он то и делал, что подчинялся и поддакивал, а теперь у него есть свое состояние. Всю жизнь он только и ждал этого момента, когда наконец-то сможет занять место хозяина. Большов никем ему не приходится, поэтому Лазарь без малейших раздумий оставляет того в яме, даже не попытавшись ему помочь.
Как говориться в пословице, - "Что посеешь, то и пожнешь". Дочь лишь переняла наследие отца, который жил обманом. Дети, смотря на родителей, следуют тем же законам. И они абсолютно равнодушны ко всему, даже к родителям, которые произвели их на этот свет.
Основной сюжет в самодурстве героев. Большов признает моральные законы, но только не для себя. Все эти нормы действуют только в одну строну. Во всем он ищет только выгоду. Также несомненно уверен, что вся родня безусловно подчиняется ему. Мир он делит на чужих, которых нужно обманывать, и на своих – послушных и служащих ему. Из-за этого ошибочного предубеждения, Большов оказывается обманутым. Его подводит глупая уверенность в собственном авторитете.
Читая эту пьесу, понимаешь, что никогда не нужно пытаться вынести для себя выгоду путем обмана. Имея детей, стоит подавать им хороший пример, а не учить плохому. Ведь в противном случае, когда они вырастут, и их позовет родитель, они даже не оглянуться.
За основу комедии легла довольно распространённая ситуация – мошенничество купцов. Самсон Силыч Большов одолжил просто огромную сумму денег, для того, чтобы увеличить свое богатство. Время подошло, чтобы вернуть деньги, однако, он не собирается этого делать.
В это время в Москве было распространенно банкротство. Он захотел провернуть махинацию, где главная роль достается дочке Липочки. Он объявляется себя банкротом и должником. Все, что было у Самсона, он переписал на приказчика Лазаря. Чтобы приказчик не предал Большова, он выдает свою дочь за него замуж.
Самсона отправляют в тюрьму. Лазарь и его дочь должны были заплатить за свободу отца. Мужчина был уверен, что его семья спасет его. Однако, молодые люди решили не тратить деньги на отца, а потратить на себя. В этом эпизоде и проявилось двуличие дочери Самсона.
В начале рассказа девушка с виду очень милая. Однако, становиться ясно, что яблоко от яблони недалеко упало. Девушка винит отца за то, что он держал ее в клетке. Мол, за всю жизнь она даже мира не видела. Она теперь хочет жить в свое удовольствие и девушку не заботит, что родной отец сидит в тюрьме. Она росла в семье, где вранье было привычным делом. Поэтому, Липочка выросла эгоистичной и самовлюбленной.
Подхалозин запросто мог разрушить семейные узы. Раньше он кому-то подчинялся, а сейчас имеет собственное состояние. Всю свою жизнь пень ждал, когда займет место Самсона. Поэтому нет ничего удивительного, что Лазарь не захотел помогать бывшему начальнику.
Дочь ухватила состояние отца и была счастлива. Это не странно и даже не дико, ведь дети, глядя на родителей, становятся такими же. Они становятся безразличны ко всему.
Главный сюжет заключается в эгоистичности и самодурстве героев. Многие из них понимаю, что такое мораль, но не хотят по ней жить. К сожалению, все ищут выгоду только для себя. Общество того времени погрязло во лжи, алчности, цинизме, безразличии ко всему, даже к своим ближним. Конечно же, это категорически неправильно, однако, тогда были другие ценности.
Пьеса Островского « Свои люди» очень полезна и поучительная. Читая ее, мысленно выносишь для себя что-то полезное. В данном случае это то, что никогда не нужно обманывать, чтобы нажиться. Особенно, когда есть дети. Ведь их нужно учить лучшему, чтобы они не повторяли ошибки родителей. Ведь потом сами же родители будут страдать от того, что не доглядели.
Осень всем известна как очень дождливая пора. Не всем приятно после не длительной прогулки приходить домой в промокшей насквозь одежде
«Свои люди - сочтемся» - комедия А.Н. Островского. Свое первое крупное произведение Островский создавал около четырех лет. Отрывок будущей комедии «Несостоятельный должник», обработанный совместно с провинциальным актером Д.А. Горевым-Тарасенковым, был опубликован 9 января 1847 г. в «Московском городском листке» — за подписью «А.О. и Д.Г.». Полуслучайный соавтор драматурга в дальнейшей работе над пьесой участия не принимал, Островский продолжал трудиться над нею один и по новому плану. К середине 1849 г. комедия была окончена и под названием «Банкрут, или Свои люди — сочтемся!» отправлена на цензуру. Цензура запретила комедию для сцены под предлогом того, что все действующие лица — «отъявленные мерзавцы», а их «разговоры грязны».
Цензурный запрет не помешал устройству авторских чтений пьесы в различных литературных кружках и салонах (зачастую — совместно с близким другом и единомышленником драматурга, артистом Малого театра П.М. Садовским). На одном из таких чтений (3 декабря 1849 г., в доме М.П. Погодина) присутствовал Н.В. Гоголь, благосклонно отозвавшийся о пьесе. В 1850 г. Островский создал вторую редакцию пьесы, соответствующую цензурным требованиям: острые места были убраны или смягчены, в заключительную сцену введен квартальный, уводивший Подхалюзина «к следственному приставу по делу о сокрытии имущества несостоятельного купца Большова». Первая публикация: журнал «Москвитянин», 1850, №6, март. В этой редакции пьеса была опубликована в первом собрании сочинений Островского и дозволена к представлению.
Комедия «Свои люди - сочтемся» Островского вызвала единодушное одобрение русского общества, в авторе увидели продолжателя традиций национальной комедиографии. В.Ф. Одоевский выразил общее мнение, написав: «Я считаю на Руси три трагедии: «Недоросль», «Горе от ума», «Ревизор». На «Банкруте» я поставил нумер четвертый». Зачисление лучших оригинальных русских комедий в разряд «трагедий» нельзя счесть случайной оговоркой. Речь шла о глубоко национальной форме комического, не признающей стихии «чистого комизма» и тяготеющей к сложному сплаву комического с драматическим, трогательным или патетическим освещением событий. И.А. Гончаров указал на знание Островским «сердца русского человека и на искусное введение в комедию драматического элемента». Л.Н. Толстой писал о «мрачной глубине», которая слышится в «Банкруте» и «Доходном месте». А.А. Григорьев подчеркивал, что на дне комедий Островского скрывается «горькое и трагическое» содержание русской жизни. В русле этой традиции критика рассматривала главного героя комедии как «замоскворецкого короля Лира».
Шекспировскую тему отца, все отдавшего детям и прогнанного ими без малейшего сострадания, Островский разрешил в пределах национального, конкретно-исторического, характерного типа. Искания европейского духа драматург перевел в плоскость душевной жизни героя русской современности. Образ купца Большова он раскрыл как человека, в котором сквозь коросту социального «амплуа» прозвучал голос живой души.
Источником драматизма комедии «Свои люди - сочтемся» стала самобытная, самодостаточная, самовластная, самодержавная «самость» Большова, проявляющаяся в самодурстве, не знающем ни границ, ни пределов, ни меры. «Зерно» личности Большова — в словах приказчика Подхалюзина: «Коли им что попало в голову, уж ничем не выбьешь оттедова». В картинах семейной жизни раскрываются последствия его самодурного влияния на характеры и поведение домочадцев. В нежелании платить кредиторам — та же широта натуры героя: «Да я лучше все огнем сожгу, а уж им ни копейки не дам».
Задумав ложное банкротство, Большов измаялся в поисках оправдания своему мошенничеству: «Положим, что мы не немцы, а христиане православные, да тоже пироги-то с начинкой едим. Так ли, а?». Появление стряпчего Рисположенского, готового за гроши любую «механику подсмолить», чтение «Ведомостей» с сообщениями о расплодившихся банкротах, мягкое подталкивание Подхалюзина, — так развивается в пьесе мотив соблазна, «дьявольского наущения», помрачившего совесть Большова. Найдя «своего» человека в приказчике Подхалюзине, Большов решается на обман: «Там после суди, Владыко, на втором пришествии».
Подхалюзин потому легко завоевал доверие Большова, что в разговоре использовал понятные тому категории («душа», «совесть», «чувство», «сердце») и смог заверить, что всего этого у него в избытке. Любопытно, что Подхалюзину, собравшемуся в деле ложного банкротства «попользоваться чем-нибудь лишним», тоже пришлось себя уговаривать. И только уговорив себя, что в этом «греха нет никакого», он смог заполучить все, что хотел: и дом, и лавки, и хозяйскую дочь Липочку.
«Сговорчивость» персонажей с собственной совестью — следствие усвоенной с детства «торговой науки». В семейной жизни, в делах сватовства, в любовных устремлениях Липочки и Подхалюзина — тот же въевшийся отпечаток торгового дела, дающий комическую подсветку действию пьесы. Обрядовое родительское благословение молодых, искаженное «экономической подкладкой», оборачивается фарсом. Серьезность родительского проклятия (в последнем действии) сходит на нет в смехотворной семейной сваре: драматическое напряжение разряжается в «ничто». И только для Большова, обманутого Подхалюзиным, прошедшего через «страм» и унижение долговой ямы, потрясенного бесчувственностью дочери, кончилось время «торгов». Пробуждение личности в образе связано с пробуждением совести — сознания и чувства греха. Выпрямление искаженной торгашеством человеческой личности — в осознании того, что «Иуда — ведь он тоже Христа за деньги продал, как мы совесть за деньги продаем...».
Менее всего в этот момент купец Большов напоминает гневного Лира, бросающего вызов миропорядку. В отличие от своего шекспировского «прототипа», Большов не возвышается до осознания законов бытия, а смиряется со своей участью. Даже Подхалюзина «пробило» смирение неукротимого Большова: «Жаль тятеньку, ей-Богу, жаль-с!». Надев «старый сюртук, которого хуже нет», он едет «поторговаться с кредиторами». Жизнь купеческого сословия предстает в комедии как «торжище», искажающее естественную человечность героев. Позднее Островский писал, что взгляд на жизнь кажется ему в этой комедии «молодым и слишком жестоким». В этой «жесткости» взгляда нет приговора человеку, но есть строгая справедливость его моральной оценки.
Расцвечивая своих персонажей пестрым узором «характера» и «характерности» (принадлежности к сословию, времени, роду занятий), драматург показывает купца и приказчика, мальчика на побегушках и спившегося подьячего, купеческую дочку на выданье и хлопотливую маменьку, замоскворецкую сваху и нелепую ключницу — в их типичности. Но вместе с тем за грубой оболочкой социальности он выявляет, делает зримой — индивидуальную душевную жизнь своих персонажей. Найденный склад и тон «цветной» старомосковской речи, полнота и богатство речевых характеристик персонажей — рекомендуют Островского как «драматурга слова», воссоздающего объемный и красочный замоскворецкий быт. «Пословичное» название и «говорящие» фамилии войдут в арсенал излюбленных приемов Островского. Постоянным приемом Островского станет показ определенного художественного типа в перспективе роста, в динамике его становления: мальчик Тишка — приказчик Подхалюзин — купец Большов (ср.: Бородкин — Русаков в «Не в свои сани не садись», Белогубов — Юсов в «Доходном месте», Вожеватов — Кнуров в «Бесприданнице» и пр.). Способом разрешения конфликта навсегда останется торжество художественной правды над «голой обыденной действительностью». В первой комедии Островского «Свои люди - сочтемся» заявлены многие темы, идеи и образы, развитые в его дальнейшем творчестве: «самодурство» и «закон домостроя», «торги» и «торговая психология», «свое» и «чужое», «закон совести», «душа» и «характер» в человеке.
В связи с цензурным запретом на сценическое исполнение «Своих людей...», первые постановки комедии были осуществлены любительскими силами. В некоторых из них участвовал автор, исполняя роль Подхалюзина (в домашнем спектакле в доме С.А. Пановой, в театре у Красных ворот). Первый публичный спектакль состоялся в Иркутске в ноябре 1857 г., но, попав под запрещение, был снят со сцены. В Александрийском театре (Петербург) премьера состоялась 16 января 1861 г., в Малом театре (Москва) — 31 января 1861 г. (пьеса шла во второй редакции). В спектакле Малого театра П.М. Садовский создал образ Подхалюзина, ставший классическим. Без цензурных искажений пьеса впервые была сыграна 30 апреля 1881 г. в театре А.А. Бренко «Близ памятника Пушкину» (Москва). Наиболее значительной постановкой в сценической истории комедии явился спектакль А.А. Гончарова в театре имени Маяковского (1974 г., Москва).
ГЛАВА 2 Начало. «СВОИ ЛЮДИ - СОЧТЁМСЯ!»
Островский вошёл в литературу сразу как сложившийся писатель: всероссийскую славу принесла ему комедия «Свои люди - сочтёмся!», первоначально названная «Банкрот» и опубликованная в 1850 г. в журнале «Москвитянин».
Жадность и прямо-таки восторг, с которыми русское читающее общество встретило комедию начинающего автора, заставляют задуматься над причинами такой необычной реакции. Видимо, появление комедии ответило какой-то насущной потребности литературного развития. «Наконец-то!» - вот, пожалуй, слово, которое явно или подспудно звучало во всех отзывах. Демократическая критика вскоре решительно причислит Островского к писателям гоголевского направления. Но столь же восторженно приняли комедию и литераторы пушкинского круга. Известны хвалебные отзывы Е.П. Ростопчиной, В.Ф. Одоевского. Опубликовавший комедию М.П. Погодин записывает в дневнике: «В городе - fureur от Банкрута». Авдотья Панаева вспоминает: «О появлении комедии Островского было много разговоров в кружке. Некрасов чрезвычайно заинтересовался автором и хлопотал познакомиться с Островским и пригласить в сотрудники “Современника”». По словам Садовского, генерал Ермолов воскликнул: «Она не написана, она сама родилась!» Поэтесса Ростопчина восторгалась: «Что за прелесть “Банкрот”! Это наш русский Тартюф, и он не уступит своему старшему брату в достоинстве правды, силы и энергии. Ура! У нас рождается своя театральная литература!»
А.Ф. Писемский сообщает Островскому: «Впечатление, произведённое вашим банкротом на меня, столь сильно, что я тот час же решил писать к вам и высказать нелицеприятно всё то, что чувствовал и думал при чтении вашей комедии... кладя на сердце руку, говорю я: “ваш “Банкрут” - купеческое “Горе от ума” или, точнее, купеческие “Мёртвые души”».
В. Одоевский в письме спрашивает: «Читал ли ты комедию или, лучше, трагедию Островского “Свои люди - сочтёмся!” и которой настоящее название “Банкрут”? Пора бы вывести на свежую воду самый развращённый духом класс людей. Если это не минутная вспышка, не гриб, выдавившийся сам собою из земли, просечённый всякой гнилью, то этот человек есть талант огромный. Я считаю на Руси три трагедии: “Недоросль”, “Горе от ума”, “Ревизор”. На “Банкруте” я поставил нумер четвертый».
А.В. Дружинин свидетельствовал: «Успех “Своих людей” был огромный, небывалый. Самые робкие и холодные из ценителей открыто сознавались, что молодой московский писатель с первого шага обогнал всех в то время трудившихся русских литераторов, за исключением Гоголя. Но и само исключение это ещё ничего не доказывало. Между “Ревизором” Гоголя и комедией новой не было той непроходимой бездны, которая, например, отделяла “Мёртвые души” от лучшего из литературных произведений, написанных на Руси после поэмы Гоголя. Ни один из русских писателей, самых знаменитейших, не начинал своего поприща так, как Островский его начал».
Думается, что это единодушие, с которым русская интеллигентная публика приняла очень острую, одну из самых «обличительных» комедий Островского, объясняется именно её театральными достоинствами. Для русской читающей публики Островский начинался «Банкротом». Он удивлял отсутствием периода ученичества. На самом деле всё было, конечно, гораздо сложнее. Первые из дошедших до нас произведений Островского - юмористические очерки в духе натуральной школы «Сказание о том, как квартальный надзиратель пускался в пляс, или От великого до смешного один шаг», «Записки замоскворецкого жителя» и, наконец, первая пьеса «Семейная картина», которая, в сущности, была почти тем же физиологическим очерком с изъятыми из него описаниями.
В 1847 г. первая пьеса была с успехом прочитана на вечере у Шевырёва, а затем опубликована. День её публичного чтения Островский считал началом своей литературной карьеры и вспоминал его с волнением: «Самый памятный для меня день моей жизни 14 февраля 1847 года. С этого дня я стал считать себя русским писателем и уже без сомнений и колебаний поверил в своё призвание».
И ранняя проза, и первая комедия, скромный успех которой в кругу профессорской Москвы был так дорог Островскому, - всё это оказалось своеобразными этюдами к комедии «Свои люди - сочтёмся!». Именно с неё начинается то, что мы теперь называем «театр Островского». Конечно, «Свои люди - сочтёмся!» широко использует достижения поэтики и самые принципы изображения жизни, выработанные натуральной школой, развивая их дальше. Комедия Островского дает тщательнейший анализ одной из сторон общественного быта, она подробно рисует картину экономических, социальных, семейных отношений, а также показывает мораль изображаемой среды. Объект такого скрупулезного анализа - ещё мало освоенная нашим искусством социальная среда: купеческая. Материальные отношения лежат в основе изображённого конфликта. Они же определяют все особенности быта, морали, поведения описанных Островским героев. Однако изображение жизни в этой комедии сложнее, и, как всегда это будет у Островского, в самой интриге пьесы все житейские материальные проблемы выведены в область нравственных.
В центре «материальной», денежной интриги - Большов и Подхалюзин, а также их орудие - спившийся стряпчий Рисположенский.
О Самсоне Силыче Большове в перечне действующих лиц сказано кратко: «купец»; все другие персонажи, связанные с домом Большова, характеризуются уже по отношению к нему (жена, дочь, приказчик, мальчик). Таким образом, уже афиша определяет принцип построения системы действующих лиц: Большов охарактеризован прежде всего социально-профессионально, затем косвенно определено его место в семейном мире. Не менее значимо и его полное имя: Большов - глава и хозяин («сам», «большой» - так в народной речи обозначали главу и хозяина в доме), библейское же имя Самсон, не будучи в данном тексте значимым по-классицистски, буквально (что и вообще не часто у Островского), усиленное отчеством, все же дополнительно подчёркивает некую крупность: Самсон Силыч - силач Самсон - и как бы предрекает поражение от коварства близких. Положение Большова в системе персонажей, заявленное изначально, не остаётся, однако, неизменным. Он представляет мир патриархального Замоскворечья в его наиболее простой, грубой форме, не идеалы патриархального купечества, а его повседневную обыденную практику.
Большов наивен, но грубо прямодушен в понимании заповедей своего круга: моя дочь - значит, «хочу с кашей ем, хочу - масло пахтаю»; нет «документа» - значит, можно не выполнять обещанного. Бесчестны те мошенники, кто нанёс вред ему, Большову, но та же проделка по отношению к другим - деловая ловкость и т.п.
Л.М. Лотман справедливо отмечает, что в «Своих людях...» в драматической форме использован широко распространённый в натуральной школе очерк-биография. «Герой таких очерков - типичный представитель какого-нибудь сословия. Через его судьбу и жизнь, стремления и потребности, этические и эстетические представления характеризовалась среда, к которой он принадлежит, материальная основа её существования, её быта, её воззрения». Мы видим в пьесе, как сколачиваются купеческие капиталы, причём этот процесс нам показан как бы в разных стадиях. Тишка подбирает забытые целковые, копит чаевые от выполнения разных полусекретных поручений, выигрывает в стуколку свои гроши. А что это уже начало купеческого капитальца - мы знаем из реплик о прошлом Большова, торговавшего с лотка, такого же Тишки в детстве.
Следующая стадия - Подхалюзин, поворовывающий у хозяина, а потом в качестве задатка за помощь в рискованной афере получающий руку хозяйской дочки. Это, так сказать, нормальный, «честный» путь обогащения. Но вот уже и афера -
задуманное злостное банкротство Большова и жульничество Подхалюзина по отношению к своему хозяину и тестю. Большов, решившийся на мошенничество, провоцирует предательское жульничество Подхалюзина и сам становится его жертвой. Но и в поступке Большова нет ничего необычного, в чём Островский убеждает нас, заставляя Большова читать в газете объявления о банкротствах и соответствующим образом комментировать их. Это три стадии, три ступени купеческой биографии.
Большов до начала действия прошёл уже обычный путь обогащения, отнюдь не соответствующий моральным заповедям, но и не выходящий за рамки обыденной бытовой нечистоплотности. Задуманное им мошенничество - злостное банкротство - уже примета современной «коммерции», о чём свидетельствует сцена чтения газеты. Переписывание имущества на приказчика, к тому же новоиспечённого зятя, меняет положение Большова в системе персонажей в корне: отныне он из хозяина положения становится лицом, зависимым от детей. Меняется и характер действия, и именно этому новому положению соответствует изменившееся и ставшее окончательным название пьесы. Первоначальное название «Банкрот» относилось только к Большову и как бы предполагало стабильность ситуации, и моноцентризм пьесы, определяющую роль Большова в интриге. Новое (хоть и данное из цензурных соображений) удачно обозначило главные повороты интриги: в жульническую проделку втянуты все - Подхалюзин, сваха, Рисположенский и даже Тишка. Сложившаяся ситуация меняет в процессе развития действия не только физическое положение Большова в фабуле, но и отношение зрителя к старику, ставшему жертвой вероломства дочери и зятя, вызывая к нему если не сочувствие, то жалость. Современный критик Н.П. Некрасов назвал Большова «купеческим Лиром», что безуспешно пытался оспорить Добролюбов: сравнение закрепилось в критике и культурной памяти.
В отличие от патриархального Большова, Подхалюзин представляет уже новые времена и чувствует себя в них как рыба в воде. Имя этого героя - образец сложной игры Островского смысловой и звуковой ассоциативностью. Бытовые ассоциации здесь важней библейских: «петь Лазаря» - прибедняться, прикидываться несчастным. Этому, безусловно, соответствует манера Подхалюзина держаться с хозяином (см. сцену его сватовства к Липочке, когда он осторожно наводит Большова на мысль самому предложить «верному» приказчику жениться на хозяйской дочери, а затем делает вид, что ему с «суконным рылом» нечего и мечтать о таком счастье). Ещё сложней «построена» фамилия. Курское диалектное слово халюзной значит «опрятный» (Даль). Значение пригашено, приглушено приставкой «под-», хотя всё же некоторой видимостью «опрятности» своих поступков, в отличие от Липочки, Лазарь озабочен и ищет себе оправданий, задумывая предать хозяина: «Против хорошего человека у всякого есть совесть; а коли он сам других обманывает, так какая ж тут совесть!» Да и в последнем действии именно он желает соблюсти некоторое приличие и перед людьми, собираясь всё же ехать поторговаться - пусть и заведомо впустую, накинув пятачок вместо пятиалтынного, - с кредиторами, и перед собой, приговаривая «неловко-с», «жалко тятеньку», тогда как Липочку, по всей видимости, вообще ничуть не заботит мысль о страданиях отца в долговой яме. Но наиболее прямо фамилия Подхалюзин, конечно, ассоциируется по звучанию со словом «подхалим».
Фоника же полного именования - Лазарь Елизарыч Подхалюзин - вызывает ассоциации с выражениями «змея подколодная», «гад ползучий», «пригреть змею на своей груди», что и подтверждается затем прямо развитием действия.
В системе персонажей и самом развитии действия пьесы место Подхалюзина не остаётся неизменным: если начальный толчок интриге даёт Большов, то затем инициатива переходит к Лазарю, который разрабатывает план и параллельный большовскому, и одновременно направленный против него в свою пользу. «Порча нравов», обозначить которую в пьесе призвано поведение «детей», выражается и в том, что если Большов, задумывая фальшивое банкротство, во всем полагается на незыблемость своего патриархального дома и верность чад и домочадцев, то Подхалюзин всех подкупает: сваху, стряпчего и даже мальчика Тишку.
Однако в целом для Островского в этой пьесе очень важно, что порча не привнесена извне, её провоцирует нарушение нравственных законов самим главой патриархального дома, «отцом», а уже грехи детей - печальное следствие, результат действий старших.
Существенную роль в денежной интриге играет и Сысой Псоич Рисположенский, стряпчий, оформляющий фальшивое банкротство Большова и одновременно помогающий Подхалюзину обманывать хозяина, тип бесчестного поверенного и сутяги, услугами которого пользуются у Островского купцы как для оформления всякого рода незаконных сделок, так и для выполнения своих прихотей. Характерная семинарская фамилия героя говорит о происхождении из духовного звания, однако она искажена: пишется не по смыслу, а по произношению; прямая связь утрачена. Вместе с тем фамилия намекает на известную идиому - упиться «до положения риз», - которую персонаж вполне оправдывает: его неодолимая тяга к бутылке многократно обыграна в пьесе, а постоянно повторяемая фраза: «Я, Самсон Силыч, водочки выпью!» - лейтмотив его речей. Причудливое отчество, которое в купеческих домах охотно переиначивают на «Псович», подчеркивает мотив прислужничества и ничтожности.
Зависимость от расположения грубых и любящих показать свою власть клиентов-купцов выработала характерный тип поведения - одновременно приниженно-почтительного и несколько шутовского. Постоянные напоминания о нуждах бедствующего семейства и голодных детях приобрели характер почти ритуальных фраз, которые никто и не принимает за истину, но именно ритуальность которых словно бы оформляет постоянную готовность продаться тому, кто больше заплатит.
Это жалкое существо, исполнитель большовской аферы, в интриге пьесы оказывается как бы комическим двойником Большова: в итоге оба становятся «обманутыми обманщиками» и оба - жертвы Подхалюзина.
Материальные отношения, денежная интрига и все определяемые ею повороты судьбы и все поступки персонажей - основное в комедии.
Каждый из героев показан «за делом». Но есть и другая сфера, и она тоже нужна Островскому для того, чтобы представить полный и достоверный отчёт об открытой им стране Замоскворечье: это вся та «надстройка», которая существует над этой материальной почвой и выводит события в сферу нравственных проблем. О любви и семейных отношениях нам многое поведала та же денежная интрига. А какова культура купечества, его «цивилизация»? И сюда проникают веяния времени, и здесь заговорили об образованности, воспитании, красоте.
Если Большов и Подхалюзин - главные фигуры, характеризующие «деловой» мир Замоскворечья, то Липочка и Подхалюзин - важнейшие персонажи для «любовной» и «культурной» проблематики пьесы. Не случайно открывает действие большой монолог Липочки о прелести танцев, о достоинствах благородных военных кавалеров, сопровождаемый ремаркой «дурно вальсирует». Сразу за этим следует сцена с матерью, во время которой любящая мать ворчит и ахает, а дочь злобно бранится, попрекая мать «необразованностью» и требуя немедленно выдать её за военного. Появляющаяся сваха стремится не обмануть ожиданий заказчиц, так формулируя представление замоскворецкой барышни об идеальном женихе: «И крестьяне есть, и орген на шее, а умён как, просто тебе истукан золотой!»
Все разговоры в первом действии - обычные «романтические» мечты купеческой барышни на выданье, но Липочка по-своему искренне начинает любить отвергнутого ею только что с бранью и позором «противного» жениха Подхалюзина, когда же выясняется, что у него есть реальная возможность дать ей то, что она считает счастьем: «А если за меня-то <...> выйдете-с, так первое слово: вы и дома-то будете в шелковых платьях ходить-с <...> в рассуждении шляпок или салопов не будем смотреть на разные дворянские приличия, а наденем какую чудней! Лошадей заведём орловских <...> мы также фрак наденем да бороду сбреем...»
Жизнь замоскворецкого купеческого дома по-своему отражает общерусские процессы и перемены: здесь тоже налицо антагонизм старших и младших, но конфликт «отцов и детей» развёрнут не в сфере борьбы за равноправие или свободу личного чувства, он выражается в стремлении «зажить по своей воле». И эта реализовавшаяся мечта Липочки, показанная в четвёртом действии, есть жизнь уже вполне «своевольная», не скованная никакими моральными запретами или хотя бы внешними правилами; крайняя чёрствость Липочки, её скупость, наглая уверенность в своём праве всем пренебречь ради своего удобства и спокойствия - словом, неописуемая грубость чувств такова, что даже в Подхалюзине проглядывает по сравнению с ней нечто человеческое, хотя бы внешне более приличное.
И при всей яркости, художественной убедительности образа Липочки нельзя не заметить, что подобная безоговорочная беспощадность к своим персонажам Островскому, вообще говоря, не свойственна. И с Липочкой в этом отношении сравнить можно, пожалуй, только Гурмыжскую из «Леса».
По сравнению с Липочкой, место которой в нравственной проблематике пьесы, безусловно, центральное, Подхалюзин несколько отодвинут на второй план. Но вместе с тем он очень интересен и важен своей ролью в любовной интриге. Гоголь, характеризуя современное ему состояние общества, заметил, что теперь сильней любовной интриги завязывает пьесу стремление достать выгодное место, и тем самым как бы противопоставил материальный меркантильный интерес и сферу человеческих чувств.
В пьесе Островского это противопоставление снято: любовь тут есть, но она неразделима с материальными интересами. Подхалюзин вовсе не прикидывается, что любит Липочку. Он её, и правда, любит - во всяком случае как средство достичь богатства и одновременно как символ своего жизненного успеха, идеальную вывеску своего надёжного (как он надеется) купеческого дела. В четвёртом действии зритель видит счастливую супружескую пару, где деловая хватка мужа сочетается с его искренним восхищением «культурой» жены (олицетворение которой - вызывающий восторг Подхалюзина «французский язык» Липочки). Дружный союз, возникающий на развалинах патриархального большовского дома, закреплён финальной репликой: «А вот мы магазинчик открываем: милости просим! Малого ребёнка пришлёте - в луковице не обочтём».
При всей бесспорной близости к натуральной школе первая большая пьеса Островского обладала несомненной художественной новизной. Здесь была достигнута очень высокая степень обобщения. Драматург создал типы, отразившие облик целого явления русской жизни, вошедшие в культурную память нации как «типы Островского».
В комедии «Свои люди - сочтёмся!» есть вполне чётко выраженный конфликт, интрига. Но в пьесе есть персонажи, имеющие к ней косвенное отношение и даже не имеющие его вовсе. Однако невозможно назвать их эпизодическими - так сочно, подробно они выписаны, так живо участвуют они в происходящем. Это прежде всего, конечно, сваха и Тишка.
В сущности, весь первый акт пьесы не связан с интригой, но он необходим, потому что именно здесь больше, чем где-нибудь, обрисован быт среды, - в разговорах о женихах, о тряпках, в блестящих, совершенно алогичных и вместе с тем творческих речах свахи, которая «как вылепит слово, так и живет оно», в воркотне няньки, в перебранках матери и дочери.
Все подобные куски пьесы не подвигают общую интригу. Но в них есть своё микродействие, по-своему они связаны между собой очень крепко и потому сценичны и интересны. Это действие можно назвать речевым движением. Язык, способ думать, который в этих речах выражается, сам по себе так важен Островскому, что он и зрителя заставляет с интересом следить за всеми поворотами и неожиданными ходами этой болтовни. И тут его, с иной точки зрения, косноязычные купчихи, не говоря уже о свахах, оказываются и живыми, и сообразительными, и неожиданными. Чего стоит только реплика Липочки: «Вам угодно спровадить меня на тот свет прежде времени, извести своими капризами? (плачет). Что ж, пожалуй, я уж и так, как муха какая, кашляю!» А замечательные причитания матери после того, как Липочка просватана, недаром всегда приводят как пример органического вплетения фольклорных элементов в художественную ткань литературного произведения.
В пьесе есть ряд чисто повествовательных мотивов, нужных для полной характеристики среды. И Островский их тоже умело увязывает между собой, не давая рассыпаться. Употребляя современные понятия, можно сказать, что он пользуется элементами монтажа. Например, первое действие заканчивается словами Подхалюзина: «Как, жимши у вас с малолетства и видемши все ваши благодеяния, можно сказать, мальчишкой взят-с, лавки подметать, следовательно, должен я чувствовать». Второе действие открывается ремаркой: «Т и ш к а (со щёткой на авансцене): Эх, житьё, житьё! Вот чем свет тут полы мети!», и дальше идут его монолог о жизни в мальчишках, сцена с зеркалом, разговор с Подхалюзиным.
Само понятие действия в мире Островского изменяется: оно оказывается шире непосредственного развития фабулы, включая в себя то, что нужно для характеристики не только героев, но и среды, и течения жизни в целом. Как известно, Гоголь полагал, что завязка разом должна охватывать всех персонажей пьесы, вводя их в действие. Именно поэтому он отметил неопытность Островского, указав на слишком пространную экспозицию «Банкрота». Между действием как интригой и действием как изображением «куска жизни» героев в пьесах Островского по большей части в самом деле существует некий зазор, потому они нередко и населены лицами, непосредственно к интриге отношения не имеющими.
Читая «Свои люди - сочтёмся!» сегодня, уже зная всё, что за ними последовало, мы не всегда, может быть, способны представить новаторство этой пьесы Островского, легче угадывая то, что связывало её с предшествующей литературой, с гоголевским направлением. Наиболее чуткие современники почувствовали новизну, потому что в пьесе уже вполне обрисовалась целостная литературно-театральная система великого драматурга, которую в дальнейшем он только расширял и дополнял. Одоевский в уже цитированном отзыве о «Банкроте» вспоминает три классические комедии. Он называет их трагедиями потому, что каждая из них раскрывала поистине трагическую для национальной истории сторону русской жизни: произвол и невежество владельцев крепостнической усадьбы, глубокое одиночество героя-правдолюбца, беззащитность населения перед племенем лихоимцев-чиновников, реально воплощавших государственную бюрократическую систему. И в этот ряд Одоевский смело ставит комедию пока ещё никому не известного автора. Как благодарный материал для создания комических зарисовок купцы мелькали в русской литературе и до Островского. Но Одоевский совершенно верно почувствовал масштаб обобщения в комедии молодого драматурга, тот же, что и в пьесах его великих предшественников, - всероссийский, исторический.
«Известно, что рождающийся реализм неизбежно должен был научиться находить, с одной стороны, идеал, прекрасное прежде всего в обычном, повседневном (главная мысль «пушкинского цикла» Белинского); с другой - отрицательное, «порочное» также улавливать в его рядовом житейском выражении» , - пишет исследовательница реализма 40-х годов. Этa сосредоточенность на обыденном, повседневном, воспринимаемая как признак современной, серьёзной, «жизненной» литературы в противовес условности и «литературности» романтического искусства, становится знаменем эпохи.
Казалось бы, Островский, вошедший в большую литературу как открыватель «страны Замоскворечье» с её во многом экзотическим уже для читателей и зрителей того времени бытом, не слишком укладывался в формулу «реалистическое - это обыденное». Это кажется тем более очевидным, что яркие бытовые картины в его ранних пьесах далеки от этнографической очерковости (что было бы как раз вполне в духе натуральной школы), они художественно активны, идейно-функциональны. Но парадокс тут чисто внешний: глубинный смысл открытий Островского совпадает с аналитическим пафосом реалистической литературы.
Мир «допетровского» русского человека, существовавший рядом с современностью XIX в., как раз до Островского оставался в литературе странностью и экзотикой, предметом изумлённого и насмешливого разглядывания. Для предшественников драматурга в разработке купеческой темы это был мир курьёзов и нелепостей, смешного косноязычия, диковинных одежд и странных обычаев, необъяснимых страхов и удивляющих проявлений веселья. «Рационалистический» взгляд на замоскворецкие порядки был Островскому знаком и понятен. Прекрасно изображён он в монологе Досужева («Тяжёлые дни»): «Вот видишь ты, я теперь изучаю нравы одного очень дикого племени и по мере возможности стараюсь быть ему полезным... А живу в той стороне, где дни разделяются на легкие и тяжёлые; где люди твёрдо уверены, что земля стоит на трёх рыбах и что, по последним известиям, кажется, одна начинает шевелиться: значит, плохо дело; где заболевают от дурного глаза, а лечатся симпатиями; где есть свои астрономы, которые наблюдают за кометами и рассматривают двух человек на луне; где своя политика и тоже получаются депеши, но только все больше из Белой Арапии и стран, к ней прилежащих. Одним словом, я живу в пучине».
Островский, безусловно, готов присоединиться к этому описанию Замоскворечья, да примерно так он и сам рассказывал о нём в ранних очерках. Но дело в том, что только Островский показал эту «страну» именно как мир, как дошедший до современности остров прапрадедовской жизни, которая, однако, вовсе не заповедник прошлого, нет, она существует и странно искажается под влиянием «железного века». Отсюда - причудливые формы «тёмного царства», а суть его бед общероссийская и вполне современная.
Соль художественного открытия Островского в том, что сквозь внешне необычайное, диковинное писатель сумел увидеть как раз обыденное, показав в то же время это обыденное через обобщавшие изображаемое полуфольклорные формы. Именно в повседневной жизни среднего класса он увидел и показал порок в его «рядовом житейском выражении» («Свои люди - сочтёмся!»). Встала перед Островским и другая задача - показать прекрасное тоже «в рядовом житейском выражении». И в ближайшие годы драматург открыл это прекрасное в бытовых проявлениях идеалов народной нравственности: доброты, верности, бескорыстия, порывов великодушия - в пьесах москвитянинского периода и особенно лучшей из них - комедии «Бедность не порок». А потом он увидел прекрасное и опоэтизировал его в героическом народном характере Катерины.
С какой стороны ни станем мы глядеть на деятельность г. Островского, мы должны будем признать ее самою блистательною, самою завидною деятельностью в современной нам русской литературе. Г. Островский, один из всех ныне живущих литераторов, подарил России два произведения, которые, если их поставить рядом с сокровищами, оставшимися от предшествовавшего нам литературного поколения, не померкнут и не уступят первенства ни знаменитой комедии Грибоедова, ни драматическим трудам самого Гоголя. Имя Островского знакомо и дорого тысячам простых людей, не читавших русских поэтов и никогда не раскрывавших ни одного русского журнала. <...>
Первое произведение г. Островского, комедия "Свои люди - сочтемся" , появилась в 1849 году, в журнале "Москвитянин" 1 . Успех ее был огромный, небывалый. Самые робкие и холодные из ценителей открыто сознавались, что молодой московский писатель, до той поры ничего не печатавший, с первого шага обогнал всех в то время трудившихся русских литераторов, за исключением Гоголя. Но и самое исключение это еще ничего не доказывало. Между "Ревизором" Гоголя и новой комедиею не было той непроходимой бездны, которая, например, отделяла "Мертвые души" от лучшего из литературных произведений, написанных на Руси после поэмы Гоголя. Ни один из русских писателей, самых знаменитейших, не начинал своего поприща так, как Островский его начал. <...> С какой стороны ни станем смотреть мы на комедию "Свои люди - сочтемся", она оказывается капитальным, образцовым произведением, лучшим вкладом нашего литературного поколения в сокровищницу отечественного искусства.
Комедия "Свои люди - сочтемся" удовлетворяет самым строжайшим требованиям во всех трех отношениях, но главная и несравненная ее красота заключается в ее постройке. С этой точки зрения ей уступают и "Ревизор", которого интрига не нова и отчасти грешит противу правдоподобия, и "Горе от ума", где она раздроблена и не довольно энергична. Интрига комедии г. Островского - совершенство по замыслу и по блеску исполнения. Она истинна, проста, всеми сторонами соприкасается действительной жизни, без усилия принимает в себя несколько комических и характерных эпизодов, обнимает собою значительнейшие моменты в быте русского торгового класса, ни на один миг не замедляется в своем течении, вполне захватывает собой внимание читателя и, наконец, на последних страницах произведения, как громовым ударом, разражается катастрофой, в которой не знаешь, чему более удивляться - потрясающему ли драматизму положений, или простоте средств, каким этот драматизм достигнут. Оттого вся драма, взятая в целости, производит впечатление, какое только могут производить первоклассные творения. Читатель, окончив чтение, почти говорит себе: "Это так просто, что, кажется, я сам мог бы написать такую комедию!" Всякий год на Руси да и за границей происходят сотни историй в роде истории Большова с Подхалюзиным, всякий купец, банкир и негоциант знает и может рассказать тысячу подобных случаев. Отчего же ни в России, ни за границею до сей поры не было драмы, основанной на одном из таких случаев? <...>
Неразрывно с совершенством постройки идет совершенство в создании действующих лиц, и связь эта совершенно понятна: ошибись автор хотя в одном из персонажей, увлекись он преувеличением комизма или ослабей он при создании подробностей, частная ошибка отразилась бы на целом и, как темное пятно, легла бы на всю интригу. Лица комедии живы, объективно художественны, верны действительности в сфере, в которой они действуют. В отношении типическом, отчасти от некоторой исключительности самой сферы, но еще более от склада авторского таланта, они стоят ниже лиц грибоедовских и гоголевских. Как ни новы и ни правдивы Подхалюзин, Большов и Ризположенский, их нельзя равнять с Хлестаковым, Скалозубом, Молчалиным, Подколесиным. Диапазон наших умерших драматургов чище, их лица более общие и, следовательно, более типичны. <...>
Переходя... к языку комедии, мы, при всей нашей неохоте к восторженным отзывам, не можем начать дело спокойною речью. Язык, которым говорят действующие лица комедии г. Островского, не уступает языку Гоголя и Грибоедова. С языком наших новых писателей (кроме двух или трех) мы и равнять его не смеем. <...> Мы очень знаем, что у писателя, подобного г. Островскому, мужик не заговорит речью купца, купец - речью чиновника, а чиновник - речью дьячка, недавно покинувшего семинарию. <...> Не за такие будничные заслуги мы отдаем дань похвалы нашему автору, а под словом язык Островского не понимаем мы простую гладкость или верность диалогов. Язык, на каком говорят действующие лица комедии "Свои люди - сочтемся" (и всех других произведений г. Островского), есть сила и несомненная принадлежность первоклассного писателя, вековой штемпель, который он кладет на свои произведения, квинтэссенция его могущественного таланта. О таком языке стоит говорить и думать не одним защитникам чистоты русского слога . Это колорит живописца. <...> Этот язык не тем удивителен, что исполнен метких выходок и выражений, успевших сделаться поговорками, он удивителен тем, что в нем каждое слово стоит на своем месте и ни под каким видом, ни в каком случае не может быть заменено другим словом . <...> Язык господина Островского не только меток, верен, энергичен, поражает комическими особенностями - всех этих достоинств недостаточно, чтоб поставить его наряду с языком Гоголя и Грибоедова. Автору комедии "Свои люди - сочтемся" с первого разу далась высшая наука. Его действующие лица говорят так, что каждою своей фразою высказывают себя самих, весь свой характер, все свое воспитание, все свое прошлое и настоящее. Язык, доведенный до такой художественной степени, есть сильнейшее орудие в руках писателя, он дается только писателям образцовым, первоклассным. <...>
Благодаря художественному языку художественного произведения оно никогда не стареется и не пресыщает читателя: чем здесь внимательнее изучение, тем обширнее горизонты, при нем открывающиеся. Когда вещь сильно задумана и сильно высказана - в ее языке является своего рода магия, не подлежащая холодному анализу. Лучшим доказательством того, что "Свои люди - сочтемся" богаты такою магиею, служит то, что не один из внимательных людей, читавших комедии Островского, наверное, читал ее не один раз, а два, три раза, десять раз и так далее. Что до нас, то мы счет потеряли тому, сколько раз она нами читана. Вернее этого мерила трудно сыскать что-либо. Роман, поэма, драма и стихотворения, которые не выдерживают второго или третьего чтения, могут быть произведениями очень почтенными, важными в ряду других таких же произведений, но драгоценным камнем в венке родной славы их никто не признает. <...>
/Александр Васильевич Дружинин (1824-1864).
Сочинения А. Островского. Два тома (СПб., 1859)/
В пьесе идёт речь о купеческой семье, глава которой так жаден, что хочет скрыть свои богатства. Его капризная дочка выходит за того, на кого он переписывает их имущество. Молодые живут в роскоши, наплевав на родителей. Отца даже должны посадить в долговую яму. Однако обидней ему жестокость «своих» детей.
Пьеса о жадности и эгоизме. Она учит тому, что воспитывая детей своим плохим примером, то же родители и получают.
Начинается пьеса со скандала между матерью и дочкой. Девушка Липа требует, чтоб ей нашли жениха, ведь ей скучно. Зовут сваху, вот только задание у неё очень сложное: дочке подай жениха благородного, отцу – богатого, маме – обходительного. Стараясь всем угодить, она находит почти идеал, но вот только другой жених «своего» не уступит.
У семьи приказчиком Лазарь Подхалюзин. Он и сам обманывает покупателей, и работников учит. Ему нравится Липа, а ещё больше – красивая жизнь. И приказчик подкупает сваху, чтоб она отменила знакомство с кандидатом в мужья.
Лазарь сам становится женихом, хотя сначала Липа против – слишком уж он прост. Но, пользуясь доверием к нему её отца, играя на его жадности, Подхалюзин убеждает переписать на себя всё их имущество – скрыть богатство. Теперь уж Олимпиада соглашается, боясь нищеты, на «богатого» жениха.
На свадьбе родители просят не обижать их, ведь всё богатство теперь на зяте. Тот бросает фразу, давшую название пьесе. Однако через некоторое время Липа и Лазарь, наслаждаясь роскошью, отказывают родителям в копейке, отец даже в долговую яму должен попасть. Олимпиада смеётся над ними, не боится проклятий, считая, что ей недостаточно досталось от них богатства в юности. Лазарь всё же пробует кредиторов обмануть, надев худший сюртук.
Все герои оказываются жадными обманщиками, но только старшее поколение уже получило «награду» от подобных им детей, а детям, видимо, это только предстоит.
Олимпиада Большова, или как ее ласково называют Липочка, достигла возраста, когда самое время подошло выходить замуж. Эта девушка целыми днями просиживает с книгой, глядя в окно, но мысли ее вовсе не о прочитанном, а о танцах.
Олимпиада предается воспоминаниям о бале, который проходил около полутора лет назад. Сейчас ее печалит тот факт, что она растеряла навыки прекрасного танца. И если бы ей пришлось танцевать сегодня, то вышло бы скверно. Она пытается выполнять разные танцевальные па, но ей это занятие не приносит удовольствия.
В следующем эпизоде Александр Островский показывает читателю еще одну героиню – матушку Липы, которую зовут Аграфена Кондратьевна. Матушка журит Липочку за ранние танцы и за то, что она маковой росинки с утра во рту не держала. В итоге этот разговор перерастает в ссору. Главный укор со стороны доченьки Липочки в том, что маманя до сих пор не подобрала ей подходящую партию.
Далее описана истерика Липочки, а главное, Олимпиада не успокоится до той поры, пока не сосватают ее за доброго молодца. Матушка не может смотреть на слезы дочери и приглашает сваху. Сваху зовут Устинья Наумовна. Она приходит шустро и выпивает с матерью Липы, попутно обсуждая разные события.
Устинья Наумовна сетует, что не представляется возможным подобрать Олимпиаде жениха из-за того, что все они не знают, чего хотят. И, самое главное, мать и отец Липы тоже не могут определиться, какого же молодца надо в мужья их единственной любимой доченьке.
Пока идут толки про жениха, приходит Сысой Псоич Рисположенский. Это мелкий служащий, которого некогда выгнали из суда за злоупотребление алкогольсодержащими напитками. В это же время приходит Большов и вместе с Сысоем Псоичем они обсуждают, как батюшке Липочки улучшить свое финансовое положение.
В итоге Большов принимает решение объявить себя банкротом. Но прежде, все свое имущество он думает оформить на своего приказчика Лазаря Подхалюзина.
Островский Александр Николаевич знакомит читателя с Подхалюзиным, который на этот момент всеми мыслями только об Олимпиаде Большовой. Он ее давно и безнадежно любит. Умом Подхалюзин понимает, что Липа имеет образование и требуется ей хороший женишок, «ровня». У Подхалюзина на этот момент времени есть некоторые сбережения. В итоге Подхалюзин принимает решение идти к Большову и свататься к его дочке.
Подхалюзин находится в хорошем расположении духа и даже отправляет своего слугу за настоечкой на рябине. Примерно в это же время Подхалюзина посещает Рисположенский, который рассказывает о Большове и его щедрой плате за услуги. Подхалюзин понимает, что наступил удобный случай и предлагает вдвое больше, со своей стороны.
После этого разговора появляется сваха Липочки – Устинья, которая ведет разговоры, что трудно найти сейчас невесте благородного жениха. Подхалюзин начинает сваху расспрашивать о том о сём, и в итоге она ему говорит, что выгодную партию для Липочки нашла-таки. Подхалюзин обещает свахе Устиньюшке определенную сумму денег, если она распространит сплетни о том, что купец нищий.
Затем Островский Александр Николаевич описывает эпизод в конторе. Подхалюзин исподволь намекает на женитьбу с Липочкой. Большов не допускает этой мысли. А Липа и Подхалюзин говорят о предстоящей помолвке и говорят о взаимной любви.
Снова Александр Островский переносит действие в дом Липы. Она в этот момент очень нарядна, весела и ждет суженого. Матушка умиляется дочерью. Отец же, наоборот, сдержан и мало эмоционален, как и положено истинному мужчине.
Появляется Устинья – сваха, и говорит о том, что жених медлит, никак сватать идти Липочку не решится. Женщины бурно эмоционируют. Большов принимает решение найти выгодную партию для дочки самостоятельно. Липочка уже собирается уходить к себе в девичью светелку, но отец говорит, что именно в этот момент и появится жених. В этот момент в дом входит Лазарь. Батюшка объявляет женихом Олимпиады Подхалюзина.
Все присутствующие в шоке. Липочка недовольна выбором отца. Она мечтала об образованном женихе. Подхалюзин же для нее – это неподходящая партия. Лазарь же видит, что произошло не совсем то, чего он хотел. Сам Большов непреклонен. Говорит, что своего мужского решения менять не станет. Он велит молодым сесть рядом и перемолвиться словом, а остальных приглашает к столу.
Жена и сваха высказывают Большову недовольство по поводу выбора жениха для Липочки. Он непреклонен в своем решении и менять ничего не будет.
Оставшись наедине с Липой, Лазарь решает выяснить, почему же он попал в ее немилость. Она же ссылается на его необразованность. Он, в свою очередь, признает свою бедность, но при этом подчеркивает, что богатому женишку понадобится богатое приданое невесты и батюшка ее через это может обанкротиться.
После этого разговора Лазарь демонстрирует Олимпиаде официальные бумаги, согласно которым он является хозяином всего «большовского добра». Липа начинает задумываться… Она в итоге решает, что выбор отца даже и «будто ничего».
Далее Липа наблюдает за его речью, понимает, что он не владеет французским. Этот факт ее по какой-то причине угнетает. Лазарь же, стоя на коленях умоляет осчастливить его. Ведь Липочка для него – это вся его жизнь, его счастие… Тогда Олимпиада просит Лазаря увезти ее куда-нибудь подальше из «этого ада».
В итоге молодые играют свадебку. Всем весело и хорошо…. Никто не задумывается о том, а что там, в недалеком будущем?
Островский Александр Николаевич переносит читателя в дом молодых Подхалюзиных. В этом доме все устроено по новому порядку. Лазарь восхищается ужасным произношением на французском свой возлюбленной. Она для него – идеал.
Появляется Устинья. Она приходит к Лазарю Подхалюзину за вознаграждением, но вместо обещанных денег и дорогой шубы, она получает копейки и рванье. Выходя из их дома, сваха кричит, что ославит молодых на всю деревню.
Вдруг Олимпиада в окошко видит отца. Он с маменькой входит в дом молодых и объясняет, что банкрот. Ни дочь, ни зять не хотят помочь родителям.... Из уважаемого человека Большов превратился в посмешище. Его на улицах сопровождают, он не свободен.
Большов взбешен поступком зятя и сожалеет о содеянном. Его тревожит мысль, что он собственными руками, как говорится, выкопал себе яму. Но, как известно, сделанного не вернешь.
Большов снова вынужден просить денег у дочери, а то его в острог посадят и в Сибирь сошлют. Она ему ничего не дает и тогда отец и мать желают молодым и впредь тешить дьявола. В конце своего посещения они проклинают дочку.
Лазарь Подхалюзин растерян после визита тестя и тещи. Он даже хочет ехать хлопотать за долги Большова. Но, в этот момент появляется Рисположенский за долгом. Ему отказано в деньгах, тогда этот человек хочет рассказать всем о документальных и денежных махинациях Лазаря. Лазарь же уверяет почтеннейшую публику, что ему можно верить.
Пьеса Островского Александра описывает обычную купеческую семью. Отец семейства, Большов, неимоверно скуп и жаден, поэтому хочет скрыть свое хорошее материальное состояние. Он имеет капризную и избалованную дочь по имени Олимпиада. ГОлава семейства настаивает на ее замужестве с Лазарем Подхалюзиным, потому что он стал владельцем его состояния. Молодая семья купается в роскоши, а отец в это время банкрот. Ему очень горько осознать, что собственная единственная дочь жестока и эгоистична.
Островский Александр Николаевич в пьесе «Свои люди - сочтемся» обличает эгоизм и жадность. Классик второй половины 19 века стремится показать читателю, что дети – это зеркало родителей. Поэтому важно обращать внимание, в первую очередь, на себя, когда мы имеем собственных детей. Приходит на ум известная поговорка: «Нечего на зеркало пенять, коли рожа кривая».
В своём произведении Ещё мама Андрей Платонов написал о маленьком мальчике - семилетним Артёме, который первый раз пошел в школу. Рассказ начинается с диалогом между маленьким Артёмом и его матерью - Евдокией Алексеевной.
Откровенный разговор между внучкой и ее бабушкой занимает значительную часть произведения. Главная героиня – непутевая девчонка 16 лет отроду была отправлена к бабушке в глухую деревню, где даже электричество включали по выходным да по праздникам
Произведение Котлован было начато Андреем Платоновым в 1929 году, после выхода в свет статьи Сталина, которая называлась Год великого перелома. За тему произведения можно взять рождение социализма в городах и деревнях
Героем рассказа Андрея Платонова является молодой и талантливый водитель пассажирского паровоза Мальцев. Этот молодой и амбициозный юноша, которому около тридцати лет, уже занимает должность машиниста высшего класса
Пашка Колокольников, - водитель грузового транспорта, водит машины по Чуйскому тракту. Он открыт миру, приветлив, любит пошутить и всегда помогает людям по мере своих возможностей. Однажды он ехал на фуре со своим напарником Кондратом Степановичем
