знают все. Но не все знают, насколько удивительной и интересной была биография Леси Украинки.
Мало кто задумывается о трагизме ее судьбы. О том, что практически всю жизнь Леся Украинка провела с осознанием того, что она неизлечимо и смертельно больна. Что она хромала из-за туберкулеза костей. Ее возлюбленный умер от той же болезни, которой страдала она сама. Что мать поэтессы Олена Пчилка правила тексты дочери и не одобряла ни одного из претендентов на ее руку. Поверьте, судьба Леси Украинки не менее трагична и удивительна, чем жизнь Фриды Кало, фильм о которой так потряс многих.
Я хочу рассказать о Лесе Украинке, не как об общественном деятеле и даже не о ее писательском таланте, а о ее женской судьбе - не простой, наполненной болью, но и любовью, страданиями, творческими исканиями, которые и отразились в ее невероятно талантливых произведениях.
Иллюстрация Л.М. Медвидь - "Леся Украинка"
Изучая биографию Леси Украинки, неосознанно понимаешь - она была создана для творчества. Ведь у нее перед глазами творила ее мать, известная поэтесса и переводчица Ольга Косач, творившая под псевдонимом Олена Пчилка. Поговаривают, что этим псевдонимом ее нарек Панас Мирный, оценивший невероятное трудолюбие: "трудолюбива, как пчела, и плодородна, как земля".
Ольга Косач писала стихи, занималась публицистикой, писала фельетоны и прочие произведения, будучи матерью шести детей. И при этом знала, как говорят исследователи, не менее пяти иностранных языков, благодаря чему переводила на украинский язык произведения: Юрия Лермонтова, Оскара Уайльда, Адама Мицкевича, Чарльза Диккенса, Шарля Перро, Виктора Гюго, Александра Пушкина, Овидия, Гете и многих других писателей и поэтов.
Леся Украинка - вторая слева, справа от нее - Олена Пчилка. 1906 год
К тому же, родным дядей Леси Украинки был Михаил Петрович Драгоманов - брат ее матери. Это не только известный украинский историк и фольклорист, но и заметный общественный деятель, являющийся отцом украинского социализма. Как видим, Леся родилась в семье не просто творческих, но и активных в общественной деятельности людей, что в итоге отразилось и на ее судьбе.
Знаете ли вы, что… как утверждают литературоведы, Леся Украинка любила «куховарить». Например, в летнее время часто варили вишневое, клубничное варенье. А однажды из очередной своей поездки привезла два куста кизила, которые и поныне, по словам очевидцев, растут и плодоносят. Из кизила тоже получалось отменное варенье - только теперь его варят уже сотрудники музея в Колодяжном.
Но особого внимания заслуживают лимонные мазурки, которые Леся пекла собственноручно.
Во имя духа человеческого Смотря на судьбу Леси Украинки даже сложно поверить, что женщина способна вынести столько тягот и лишений, но при этом оставаться несломленной духом и находить вдохновение для написания великолепных произведений, многие из которых и сегодня остаются актуальными, учат добру, несут веру в справедливость.
Уже в десятилетнем возрасте талантливую девочку поразила опасная болезнь. Хотя врачи и не смогли сразу поставить правильный диагноз - сильные, нестерпимые боли в правой ноге они оценили как приступ острого ревматизма. Лечение было соответствующим - простые мази, ванны, однако время шло, а болезнь не отпускала и грустной тенью следовала с Лесей по жизни. Позже было установлено, что истинная причина болей - это опасный и неизлечимый недуг под названием туберкулез костей. Позже сама поэтесса грустно пошутит и назовет свою борьбу с болезнью «тридцатилетней войной».
На фото - Леся Украинка в детстве. Слева - со своим братом Михаилом.
Когда был установлен точный диагноз, Леся Украинка вынуждена перенести первую операцию, но удачной назвать ее нельзя - болезнь так и не отступила, но эскулапы покалечили руку девочки, в результате чего та вынуждена была отказаться от занятий музыкой, в которой находила отраду.
Отец и мать делали все возможное, чтобы их дочь выздоровела: приглашали лучших врачей; изучали опыт народных врачевателей; организовывали поездки на море. Но недуг лишь на некоторое время отпускал девушку из своих цепких объятий и снова возвращался, уже с новой силой терзая юное тело и чувственную душу.
Бывали периоды длинной в несколько месяцев, когда девушка даже не могла встать с кровати, но она не теряла бодрости духа, погружаясь в творчество, развивая свой талант. И уже в 1885 году ее стихотворение было принято к публикации в журнале «Зоря». Что примечательно, опубликовали произведение Леси Украинки рядом со стихами ее матери.
Кстати… литературоведы утверждают, что мать довольно часто «вмешивалась» в тексты Леси, даже когда та уже выросла и стала известной поэтессой. Дочь иногда обижалась на такие поступки матери, хотя их отношения от этого не страдали, оставаясь все такими же теплыми и нежными.
После этого, казалось,уже ничто не могло помешать развитию творческих способностей Леси, ведь она могла писать, даже превозмогая боль. Встречи и любовь, разлука и печаль….
Отношения с мужчинами заслуживают не то, что отдельной главы, а целой книги. Ведь все отношения Леси были яркими, искренними и невероятно красивыми. Но истории любви оказались быстро сгорающими, как и комета в ночном августовском небе…. Как и сама жизнь Леси….
Максим Славинский
Первая настоящая любовь настигла Лесю еще в 15-ти летнем возрасте, когда она еще и поэтессой не была - возлюбленным стал 18-ти летний Максим Славинский. Эта любовь даже отражена в ее творчестве, но, как и все юношеские увлечения, отношения были недолгими. Да и другие мужчины оставили более заметный след в судьбе Леси и ее биографии, в том числе творческой.
Нестор Гамбарашвили
Нестор Гамбарашвили появился в жизни Леси случайно, в 1895 году. Он искал, где можно снять комнату, и такую предоставила семья молодой, уже известной поэтессы. Леся учила грузина французскому языку, тот взамен обучал ее грузинскому. Она полюбила его, но Нестор 1897 году женится на другой женщине. Поэтесса впадает в отчаяние, шлет Нестору неисчислимое количество писем, безответных.
И лишь 1958 году, спустя 45 лет после смерти поэтессы, Гамбарашвили приезжает на ее могилу, оплакивая любовь своей молодости, неся покаяние в сердце, но изменить судьбу и жизнь уже невозможно….
Сергей Мержинский
Казалось, страданиям и мукам Леси не будет конца - постоянные боли, неурядицы в личной жизни. Сколько еще неприятностей, душевных терзаний ей уготовано? Но после разрыва с Нестором судьба смилостивилась над молодой женщиной. Во время своей очередной поездки на Черное море, в Ялту, где она чувствовала себя гораздо лучше, Леся знакомится с Сергеем Мержинским.
Он - молодой, красивый, революционер по характеру и роду деятельности, однако сраженный туберкулезом. Море ему посоветовали врачи - как и многим больным туберкулезом. Хотя первоначально отношения у них не задались. Революционер жаловался поэтессе на скуку курортного города и множество комаров, но что эти мелкие неприятности по сравнению с физическими муками, выносимыми Лесей - иногда от боли она вынуждена была просто падать на ялтинские скамейки и сидеть неподвижно….
Она даже поверить не могла, что у кого-то могут быть такие мелочные проблемы - скука, комары….
Но немного позже им все-таки удается найти общий язык. Тем более что у них было много общего: молодые, красивые, борющиеся с тяжелыми болезнями.
Чуть позже Мержинский уезжает в родной Минск, но их общение не прекращается - теперь уже по переписке. Но все равно Леся не могла ответить ему полной взаимностью - учитывая свое состояние здоровья, она искренне была уверена, что не имеет морального права выйти замуж, ведь скорее всего из-за болезни она не сможет родить детей. Да и болезнь ее будет в тягость избраннику.
Тем более что после возвращения из Ялты поэтесса отправилась в Берлин, где ей сделали еще одна операцию, Лесе Украинке удалили часть тазобедренного сустава.
Сергей уже смирился с тем, что останется для Леси другом и не более, но все же в 1900 году решается на ее предложение посетить Ялту. К сожалению, в этот раз морской воздух не помог Мержинскому и тот вынужден вернуться в Минск, где за них ухаживает родная тетя. Видя, как буквально с каждым днем Сергею становится все хуже, Леся Украинка не смогла бороться с чувствами к любимому мужчине.
.jpg)
.jpg)
Несмотря на свою болезнь, она настойчиво пытается найти деньги на его лечение и спасение.
Ее состояние тоже ухудшилось, но Леся все равно отправляется в Минск, где не только была рядом с Сергеем, но и много работала - все произведения того времени посвящены исключительно Мержинскому. Но пробыли вместе они не долго - уже в марте 1901 года судьба наносит новый удар. Сергей умирает фактически на руках у Леси, а она, так и став его женой, навсегда сохраняет любовь к нему.
Климент Квитка
Лишь 1907 году Леся Украинка выходит замуж - ее избранником стал Климент Квитка, известный в то время музыковед и фольклорист. Познакомились они на литературных чтениях, после которых Леся предложила Клименту помочь записать народные песни, которых знала немало.
Хотя в ее сердце все также жил Сергей Мержинский. Леся прожила с Климентом шесть лет, а их брак закончился смертью поэтессы.
Мать Леси Украинки была категорически против этого брака, она называла Климента "какой-то нищий". Хотя, нужно признать, что к Сергею Мержинскому она относилась не лучше.
Климент Квитка был человеком застенчивым и малоразговорчивым. В детстве он пережил глубокую травму, которая не давала ему покоя и во взрослом возрасте. Дело в том, что воспитывался он в приемной семье, куда постоянно приходила его родная мать, угрожая забрать сына.
Не удивительно, что в жены он выбрал Лесю, чувствительную девушку с неизлечимой болезнью, от которой вряд ли можно было ожидать подлости и предательства.
Семейная пара жила в Киеве, потом в Крыму, где морской воздух облегчал страдания Леси.
Климент попытался спасти свою возлюбленную, обращался к лучшим врачам Европы, но все было тщетно. Даже многочисленные поездки к немецким, египетским, греческим докторам не могли остановить течение обострившейся болезни, к которой добавились проблемы с почками. 1 августа 1913 года Леся Украинка умирает….
Говорят, что Климент Квитка настолько сильно любил Лесю, что после ее смерти так и не смог простить столь ранний уход жены, нося в себе не только любовь, но и обиду еще сорок лет - ровно столько ему пришлось прожить без своей любимой.
Талантливая, яркая, незабываемая биография Леси Украинки - это череда страданий, борьбы с болезнью, душевных разочарований и любовных потерь, но, вместе с тем, и творческих свершений, достижений. Поэтесса прочно заняла свое место в когорте лучших поэтов и писателей в истории Украины, но запомнится не только своими произведениями, но и своей несгибаемой волей, стремлением жить и любить.
Леся Украинка – литературный псевдоним Ларисы Петровны Косач (Квитки) (13 (25).02.1871 – 19.07 (1.08).1913), великой украинской поэтессы и драматурга.
Леся родилась в семье украинских интеллигентов Петра Антоновича Косача и Ольги Петровны Косач (из рода Драгомановых). Петр Антонович – юрист по специальности, выпускник Киевского университета, большую часть жизни служил в Волынской губернии в учреждениях по делам крестьян. Он был членом киевской «Старой громады», где познакомился с Михаилом Петровичем Драгомановым и его младшей сестрой Ольгой.
Родилась Леся в городе Звягеле (Новограде-Волынском); в 1879 году семья переезжает в Луцк, а в 1882 году – в собственное имение в селе Колодяжном возле Ковеля. Именно Колодяжное, где она формировалась как личность, Леся считала своей малой родиной.
Уже в раннем детстве в жизни Леси проявились две главные особенности – ее болезни и ее необычайные способности.
Болезни . Леся родилась очень слабой и потом все выглядела хрупкой. В семье ее любовно звали Зеичкой (тоненькой былинкой). В 1880 году у нее появились признаки хронической болезни, которую долго не могли определить. Оказалось, что это очень неприятная форма туберкулеза костей (коксит). 11.10.1883 г. Леси была сделана операция на пораженных костях левой руки, но очень скоро выяснилось, что поражены также кости правой ноги.
Боли в ноге, то затихая, то усиливаясь до невыносимых, преследовали Лесю вплоть до 1899 года, когда в Берлине ей сделали удачную операцию. Выздоровев после нее, Леся смогла наконец ходить относительно свободно.
Начиная с конца 1907 года у Леси появились признаки туберкулеза почек. Единственным способом на эту болезнь было климатическое лечение в Египте, где Леся провела зимние сезоны 1909 – 1910, 1911, 1912 – 1913 годов. Это были паллиативные меры, которые замедляли развитие болезни, но не могли ее остановить. В состоянии крайнего истощения от плохой работы почек Леся угасла на 43-м году жизни в городке Сурами в Грузии.
Способности . Уже в раннем детстве Леся обнаружила свои чрезвычайные способности (ее смело можно назвать Wunderkind). Она очень рано научилась читать и уже в возрасте пяти лет написала свои первые письма в Женеву, к семье дяди Михаила Драгоманова. В возрасте девяти лет она написала свое первое стихотворение « », в 13 лет она уже имела напечатанными 2 поэзии. Эти произведения появились под псевдонимом «Леся Украинка», который предложила ее мать. В 14 лет Леся – автор двух опубликованных переводов повестей Гоголя и первой своей поэмы « ».
Леся очень любила музыку и имела большие способности к игре на фортепиано. Она не могла их развить из-за болезни руки.
Из-за этой же болезни Леся никогда не могла посещать школу и набиралась знаний от матери, частных учителей и постоянного чтения книг.
Леся имела прекрасные способности к языкам и сама о себе говорила, что видимо нет такого звука, которого она не могла бы выговорить. Она свободно разговаривала на украинском, русском, польском, болгарском, немецком, французском и итальянском языках, писала свои произведения на украинском, русском, французском и немецком языках, переводила с древнегреческого, немецкого, английского, французского, итальянского и польского языков. Она хорошо знала латинский язык, а во время пребывания в Египте начала изучать испанский язык.
Блестящее знание языков открывало перед ней все богатства европейской литературы, новинки которой она могла читать в подлинниках.
Творчество . Основная тема творчества Леси Украинки – это национально-освободительная борьба украинского народа, уверенность в неизбежной победе в этой борьбе. Начиная от таких ранних произведений, как поэма « » (1888) и поэтический цикл « » (1891), из-за высокой патетику « » (1895 – 96) – до « » и « » (1913), завершенных в последний год ее жизни – Леся Украинка давала все новые и новые образы бескомпромиссных борцов за свободу против тирании всякого рода.
Эта политическая поэзия никогда не была агитацией, приспособленной исключительно к потребностям текущей минуты. Не давая никаких советов относительно программы и тактики революционной борьбы, о конкретных путях воплощения идеалов свободы, и даже не называя слова «Украина», Леся показывала романтические картины этой борьбы.
Из какой бы области она не брала свои сюжеты – из древнего Египта (« », 1906), или по истории древних евреев (« », 1903, « », 1904), или из эпохи раннего христианства (« », 1908, « », 1911), или из европейского средневековья (« », « », 1893) – везде мы видим четко очерченных положительных героев, олицетворение мужества, честности, преданности идеалам. И видим лагерь обнаглевших от безнаказанности деспотов, олицетворение насилия, распущенности и деморализации. Столкновение этих сил, в соответствии с правилами романтизма, чаще всего заканчивается трагически, но всегда гибель героев у Леси Украинки оказывается необходимым шагом к победе.
Основными источниками творчества Леси Украинки были ее внутренние переживания и литературные впечатления (на которых основаны упомянутые выше произведения). Ее переживания отразились в целом ряде блестящих лирических стихов, начиная от раннего цикла « » (1891) – до циклов « » (1910) и « » (1911), написанных в полном расцвете ее таланта. Из этого же источника вытекают и некоторые другие ее произведения, например, рассказ « » (1897).
Зато наблюдения над современной жизнью, которые обычно являются источником творчества писателя, не имели для Леси Украинки существенного значения, хотя такие ее произведения как повесть « » (1894) или рассказ « » (1898) вытекают именно из этого третьего источника.
Стилевые поиски Леси Украинки не ограничивались романтизмом: имеем ее произведения в духе декадентизма (« », 1896), реализма (уже упомянутые «Единственный сын», «Над морем», « », 1905) и даже чистого эстетизма без внятной идейной направленности (« », 1911). Однако романтический стиль всегда оставался господствующим в ее творчестве.
Переводы . В 1889 году к брату Михаилу Леся Украинка изложила большую программу переводов произведений мировой литературы на украинский язык. В рамках этой программы она переводила произведения Г. Гейне – « » (1890), поэму « » (1893) и другие стихотворения. Среди ее переводов – гимны из «Риг-веды» (1890), поэзия Древнего Египта (1910), попытки переводов произведений Гомера, Данте, Шекспира, Байрона.
Об идейной направленность переводов Леси Украинки лучше всего свидетельствует ее работа над драмой Г. Гауптмана « » (1900), темой которой является восстание рабочих в Силезии в 1844 г.
Фольклор . Леся Украинка на протяжении всей жизни интересовалась украинским фольклором. Она знала очень много народных песен (около 500) и сама была выдающимся носителем фольклора. Первая ее работа по фольклористике – « » – опубликована в 1891 г., а последний большой цикл песен с ее голоса записал ее муж К. В. Квитка в 1913 г.
Леся Украинка и Климент Квитка были первыми украинскими фольклористами, которые начали записывать исполнение народных песнопений на фонограф. В 1908 г. Леся выделила из своих небольших средств 300 рублей для Филарета Колессы, благодаря чему он смог записать много дум для своего фундаментального издания.
Общественная активность . Поскольку в Российской империи любая общественная активность была запрещена, каждая попытка в этом направлении становилась нелегальной и революционной. В 1897 – 1900 годах Леся Украинка переводила на украинский язык произведения европейской социал-демократической литературы, чтобы дать материал для самообразования украинским социал-демократическим кружкам.
Период наиболее активного участия в революционном движении приходится на 1902 – 1903 годы, когда, находясь в Сан-Ремо (Италия), Леся Украинка ведет переписку с Феликсом Волховским в Лондоне и Михаилом Кривинюком в Праге. Темой переписки было издание нелегальной литературы, из которой до нас дошел перевод « ». В то время Леся Украинка готовила произведение под названием «Наша жизнь под царями московскими», которое на сегодня не найдено.
После революции 1905 года появились некоторые возможности легальной общественной работы. В июне 1906 г. Леся Украинка была избрана в правление киевской «Просвиты», где она занималась библиотекой. Эта ее деятельность уже в ноябре 1906 г. обратила на себя внимание царских жандармов: в открытии публичной библиотеки было отказано, а участие Леси Украинки в «Просвите» расценивалась как компрометирующий факт и для Леси лично, и для всей организации.
Логическим следствием этих жандармских студий стал арест Леси Украинки (17 – 18 января 1907), а в дальнейшем – и закрытие самой «Просвиты».
После 1907 г. Леся Украинка из-за семейных обстоятельств и прогрессирующей болезни была вынуждена жить преимущественно за пределами Украины и не имела возможности принимать участие в общественных делах. В это время она сосредотачивается на главном деле своей жизни – поэтическом творчестве.
Наследие . При жизни Лесе Украинке удалось напечатать отдельным изданиями три сборника своих стихов: « » (Львов: 1893 г.), « » (Львов: 1899 г.), « » (Черновцы: 1902 г.). В Киеве в 1904 г. была напечатана книга избранных стихов под названием «На крыльях песен», которая сильно пострадала от русской цензуры; в 1911 г. киевское издательство «Колокол» выпустило первый том произведений, который оказался и последним.
Следующий этап изучения наследия Леси Украинки приходится на 1920 – 1930 годы. В это время были напечатаны собрание сочинений в 7 томах (1923 – 1924 гг. под ред. К. В. Квитки) и в 12 томах (1927 – 1930, под ред. , не закончено). Эти издания осуществлялись украинскими патриотами и они до сих пор составляют большую ценность.
Этот этап был грубо переврано управляемыми из Москвы политическими репрессиями. Все участники студий были уничтожены или лишены возможности работать по специальности.
Поэтому следующий, советский этап (1950 – 1991 гг.) начался как будто с чистого листа. Его вели совершенно новые люди, которые не получили никакого наследия от предыдущего этапа, и даже упоминания о предыдущих исследователей тщательно вычеркивались. В это время было напечатано произведения Леси Украинки в 5-ти (К., 1951 – 1956), 10-ти (К., 1963 – 1965) и 12-ти томах (К., 1975 – 1979). Несмотря враждебное отношение к украинству и политическую цензуру, эти издания все же содержали нечто новое, ранее неизвестное из наследия поэтессы.
Четвертый этап освоения наследия Леси Украинки начался во времена независимости (с 1991 г.) и продолжается до сих пор. На этом этапе основное внимание уделялось разговорам о необходимости напечатать новое издание произведений в 16 томах (но по состоянию на 2014 г. ни буква из этого издания еще не была напечатана).
В этот же период было создано наше электронное издание произведений Леси Украинки, которое на сегодня является самым полным и лучше проработанным корпусом ее произведений. Это издание содержит много технических и содержательных новинок и может служить образцом для современных изданий других авторов, таких как, и.
Леся Украинка — известная поэтесса, которая входит в большую тройку укранских писателей, вместе с Иваном Франко и Тарасом Шевченко. Её вклад в развитие украиноязычной литературы сложно оценить. Ведь именно с её лёгкой руки в украинской поэзии появились образы из древней мифологии — символ высокоинтеллектуальной литературы.
Леся Украинка родилась в богатой и образованной семье. Мать - детская писательница Ольга Драгоманова-Косач писала под псевдонимом Елена Пчилка, была известной активисткой женского движения. Отец - помещик Пётр Косач был высокообразованным человеком, влюблённым в искусство. Дядя будущей писательницы Михаил Драгоманов в своё время работал с Иваном Франко, был ярым социалистом, кроме того увлекался фольклором. Именно он и привил племяннице идею служения родной стране и вдохновил писать. Он же был доверенным критиком её первых сочинений.
Несмотря на данноё при крещении имя «Лариса», дома её так никто не называл, для всех она была «Лесей».
Образование вместе с братом Михаилом они получали дома - к ним специально приходили учителя.
Свой первый стих «Надежда» Леся написала в девять лет. Он посвящён её любимой тётке Елене Косач, которую сослали в Сибирь, обвинив в покушении на шефа жандармов.
На мировоззрение будущей писательницы очень сильно повлияли не только родители, но и остальные родственники. Ещё одна тётка Александра Косач-Шиманская несколько лет жила вместе с семьёй Леси. Она переехала к ним в Луцк из-за ареста и ссылки в Сибирь её мужа. «Тётя Саша», как её называла Леся, рассказывала ей много интересных историй, а также учила её музыки.
В десять лет Леся сильно простыла во время Крещенских праздников. Эта болезнь станет роковой для неё, не отпустив до конца жизни. Вскоре у неё проявится ревматизм, он распространится на ноги, а после и на руки. Страшные боли будут всё время мешать ей жить.
В 1881 году семья Косач переезжает в Киев. Там дети снова учатся у частных преподавателей по программе мужской гимназии, изучают латынь и грецкий язык.
Ещё через год родители опять переезжают. На этот раз в село Колодяжное, а детей оставляют в Киеве - учиться.
В 1883 году врачи находят у юной Леси тяжёлую болезнь - туберкулёз костей. Чтобы предупредить развитие недуга, ей делают сложную операцию - удаляют из левой руки поражённые болезнью кости. Самочувствие Леси на какое-то время улучшается. Но жить в Киеве ей пока нельзя, поэтому она едет к родителям в Колодяжное - на свежий воздух. Там вместе с матерью Леся продолжает учиться - самостоятельно штудирует французский и немецкий языки.
Начиная с 1884 года Леся начинает активно писать стихи. И не только писать, но и публиковать. В том же году в журнале «Заря» вышли её первые стихи «Сафо», «Лето красное прошло» и «Ландыши». Автор стихов подписан как «Леся Украинка».
Некоторое время Леся опять живёт в Киеве - там она посещает школу искусств Александра Мурашка. В память о тех временах остались несколько картин, написанных маслом. Но потом она опять возвращается в Колодяжное, где продолжает учиться под руководством матери.
Уже к 20 годам Леся знала множество языков: кроме родного украинского она владела русским, польским, болгарским, французским, немецким, древнегреческим и латынью. Эти знания помогли ей переводить работы Гомера, Адама Мицкевича, Виктора Гюго и Николая Гоголя. Об уровне её знаний можно судить по тому факту, что в 19 лет она самостоятельно написала учебник для младших сестёр — «Древнюю историю восточных народов», который потом издали в Екатеринославе.
Елена Пчилка воспитывала Лесю нетрадиционно для тех времён. Именно мать научила её быть независимой и не слишком показывать на публику свои чувства.
В 1891 году Леся Украинка впервые побывала на Галичине, а потом и на Буковине. Эта поездка полностью изменила и манеру её написание, и мировоззрение. Там она познакомилась с Иваном Франко, Ольгой Кобылянской, Осипом Маковеем и Василием Стефаником,
Леся Украинка, которая выросла в кругу интеллектуалов и богачей, увидела, что есть люди, живущие совершенно по-другому, и этот факт навсегда изменил её саму.
В 1894-1895 годах она жила в Софии в гостях у своего дяди Михаила Драгоманова. Там она окончательно сформировала свой взгляд на мир.
После смерти Драгоманова, Леся Украинка становится одной из соучредителей первой в Надднепрянщине украинской социалистической организации.
Но тут снова дала знать о себе тяжёлая болезнь. Леся Украинка вынуждена лечиться - поэтому годами она в санаториях Германии, Австро-Венгрии, Египта и Италии. Лечится она также на Полтавщине и в Крыму.
Несмотря на плохое самочувствие, эти поездки очень много дали для творчества писательницы.
Многие биографы утверждают, что первой любовью Украинки был Максим Славинский, старше её на три года. Когда они познакомились, Славинский был студентом, и их роднила любовь к поэзии - вместе они сидели над переводами Гейне. Со временем Славинского ждёт место среди руководства Центральной Рады, позже он станет послом УНР в Вене. После ареста чекистами, умрёт в тюрьме.
Летом 1897 года, пребывая в Крыму на лечении, Леся Украинка познакомилась с Сергеем Мержинским. Он был общественным деятелем и переводчиком с английского языка. У них было много общего: любовь к искусству и природе, взгляды на события в стране. Общим был и диагноз - оба страдали на туберкулёз.
В 1901 году Леся Украинка уехала на несколько месяцев в Минск, зная, что Мержинский умирает. Её не остановило ни то, что врачи не разрешали ей жить в холодном климате, ни то, что болезнь Мержинского может усугубить и её состояние. Но именно так и случилось.
Любовь к Мержинскому Украинка сохранила до конца жизни - после его смерти она никогда не снимала траурные чёрные наряды. Даже когда вышла замуж.
В начале марта 1907 года Леся Украинка опять приезжает в Киев, выходит замуж за Климента Квитку - фольклориста и музыковеда. Вскоре они переезжают в Крым, где мужу Украинки дали пост в суде. На переезде настаивала именно Украинка. Ведь мужу нужен был тёплый климат - он также болел на туберкулёз. Он, в свою очередь, делал всё возможное, чтобы достать деньги на её лечение.
Биографы сходятся на мысли, что замужество Украинки и Квитки - это не та страсть, мотивировавшая её писать поэмы, но это верная дружба и поддержка, в которой она так нуждалась, и которую хотела дарить сама.
Последние свои годы Украинка провела на курортах - лечила туберкулёз, который, как уже сама знала, её не отпустит. Она была в Египте и на Кавказе вместе с мужем, они занимались сбором украинского фольклора, а Леся дописывала свои незавершённые драмы. Последнюю диктовала матери, Елене Пчилке, уже умирая.
Не стало великой поэтессы в городе Сурами, в Грузии. Похоронена она на Байковом кладбище. За завещанием, хоронили её без участия духовенства.
Леся Украинка (25.02. 1871 г. - 1.08. 1913 г.)
Поэтесса, переводчица, драматург, писавшая на двух языках — русском и украинском. Автор драмы «Каменный хозяин», пьесы «Голубая роза», многочисленных стихотворений и поэм. Переводила на украинский язык произведения Гёте, Шиллера, Гейне. Основатель украинского обществамолодых поэтов «Плеяда».
…Во многих её стихах часто повторяются два слова: «крылья» и «песня». Может быть, оттого, что самой сильной мечтой её всегда было взлететь, преодолевая оковы слабого тела, а строки её стихов, наполнены мягкими и печальными напевами родной земли, где бы она не находилась: под жарким солнцем Египта, серым и дождливым небом Германии или у берегов Средиземного моря в Греции…
Леся Украинка родилась 25 февраля 1871 года в г. Новоград-Волынском, в той части Украины, которая входила в состав Российской империи, в семье не чуждой высоких духовных интересов: мать — писательница, творившая под псевдонимом Олена Пчилка (её поэзию и рассказы на родном языке для детей, хорошо знали на Украине), отец — высокообразованный помещик, очень любивший литературу и живопись. В доме Косачей часто собирались писатели, художники и музыканты, устраивались вечера и домашние концерты. Дядя Леси — так её звали в семье и это домашнее имя стало её литературным псевдонимом — Михаил Драгоманов, впоследствии дружески опекавший племянницу и всяческий помогавший ей, — был известным учёным, общественным деятелем, подолгу жил за границей во Франции и Болгарии. Он водил знакомство с Иваном Сергеевичем Тургеневым, Виктором Гюго, был в курсе всех новейших литературных и политических событий и часто пополнял библиотеку племянницы посылками из-за границы.
Любимая всеми Леся поначалу росла здоровой и весёлой. Она не получила систематического образования. Её единственным и довольно строгим домашним учителем была мать, Ольга Петровна. Она разработала собственную программу обучения, отличавшуюся широтой и основательностью, но в ней не было системы, и об этом недостатке сама поэтесса впоследствии очень сожалела. Отец пытался настаивать на том, чтобы пригласить к Лесе преподавателей из гимназии, но разве можно было переспорить властную, самолюбивую Ольгу Петровну, привыкшую к тому, что в жизни Леси должны быть главными только её решения?!!
Необычайно талантливая, восприимчивая, ранимая, с глубоким, истинным, музыкальным дарованием (она начала играть и сочинять маленькие музыкальные пьесы с пяти лет!) в возрасте восьми лет написавшая первое стихотворение, Леся в 1881 году неожиданно тяжело заболела. Её мучила нестерпимая боль в правой ноге. Сперва решили, что у неё острый ревматизм, лечили ваннами, мазями, травами, но всё было бесполезно. Боль перешла в руки.
Врачи, наконец, определили — туберкулез кости. На музыкальной карьере Леси был поставлен крест. После первой, сложной, но крайне неудачной, операции рука осталось искалеченной! Тогда-то в глазах хрупкой девочки впервые появилась печаль. Она и в дальнейшем, словно легкое покрывало, будет окутывать всё её творчество. Отныне много месяцев в году девочка должна лежать в постели, не делать резких движений, всё время испытывать мучительную боль…
Родители не сдавались. Они возили девочку к морю, на грязевые ванны и купания, обращались к лучшим врачам, народной медицине, заграничным профессорам в Германии, но всё было тщетно. Болезнь если и отступала, то не надолго. Лесе теперь приходилось только вспоминать её таинственные ночные прогулки по усадебному парку в Колодяжном (имении Косачей на Волыни), когда она слушала, и ей казалось, что слышала, сонное дыхание листвы и трав, видела купающуюся в пруду русалку Мавку, вплетающую в волосы жёлто-белую кувшинку, ловила руками лунные лучи….
Позднее, когда мать говорила Лесе, что на создание её прекрасной драмы — феерии «Лесная песня» (1911 год) повлияли только образы классической литературы, поэтесса смело отрицала это: «Я не поминаю лихом волынские леса. Вспомнив о них, написала «драму-феерию» в их честь и она принесла мне много радостей!» (Л. Украинка — А.Е. Крымскому* 14 октября 1911 года) (*А.Е. Крымский — учёный, филолог и историк — востоковед, большой друг Л. Косач, помогавший ей в обработке и записи народных преданий и песен — автор.)
Она всегда и во всём пыталась отыскать радость. В ней жил неукротимый дух. Самозабвенно, ночами, изучала языки: болгарский, испанский, латинский, древнегреческий, итальянский, польский, немецкий, не говоря об английском и французском, географию, историю Востока и восточных культур, историю искусства и религий, а для своих младших сестёр в 19-тилетнем возрасте (!) написала учебник: «Древняя история восточных народов». Михайло Павлык — украинский писатель и общественный деятель — вспоминал об одной из встреч с поэтессой во Львове в 1891 году: «Леся просто ошеломила меня своим образованием и тонким умом. Я думал, что она живёт только поэзией, но это далеко не так. Для своего возраста это — гениальная женщина. Мы говорили с ней очень долго, и в каждом её слове я видел ум и глубокое понимание поэзии, науки и жизни!»
В 1893 году, во Львове (Западная Украина), вышла тоненькая книжечка её стихов «На крыльях песни», тепло встреченная критикой и публикой. Иван Франко писал с восхищением о «чуде жизнеутверждения» — стихах молодой поэтессы, которые словно выросли из украинских песен и сказок.
«Читая мягкие и расслабленные или холодно резонерские сочинения украинцев-мужчин и сравнивая их с этими бодрыми, сильными и смелыми, и вместе с тем, такими искренними словами Леси Украинки, невольно думаешь, что эта больная, слабая девушка — едва ли не единственный мужчина во всей Украине!» — заключал он с горьким юмором.
Уже в ранней лирике читателей восхищало прекрасное владение словом, живая образность языка, богатство рифм и сравнений и, что немаловажно, скрытая сила и глубокая одухотворенность. За печалью и легкой грустью скрывалась порой такая мудрость и жажда жизни, что те немногие, кто знал о личной драме поэтессы, лишь в восхищении качали головой. Надо сказать, что многие из стихотворений тоненького сборника почти сразу стали народными песнями.
В творчестве Леси Украинки слишком заметна тема родины — свободной Украины — чтобы её можно было обойти стороной. Её дядя, сторонник национальной независимости Украины от Российской империи, был вынужден эмигрировать за границу, тетка по отцу, Елена Антоновна Косач за участие в революционном движении не раз подвергалась арестам и ссылкам. Даже возлюбленный поэтессы, Сергей Мержинский (они познакомились в Крыму, в 1897 году), будучи смертельно больным, сам участвовал в революционном движении, распространял прокламации и листовки. И кто знает, может быть, именно потому любящая, но властная, Ольга Петровна Косач так противилась сближению, а потом и роману своей дочери с Сергеем Мержинским, что слишком пугала её эта опасная деятельность, слишком хорошо она знала, к чему может привести увлеченность жажды подвига и жертвы, как может она разбить и изранить сердце и душу!
Примешивалась к этому ещё и обычная эгоистическая материнская ревность, боязнь потерять контроль и власть над хрупким беспомощным существом, каким ей всегда казалась дочь.
Но когда в 1901 году Сергей Константинович Мержинский будет умирать от туберкулеза легких, Ольга Петровна беспрекословно подчинится волевому решению дочери быть возле любимого и отпустит её в Минск, к нему. Мержинский так и умрёт на руках у Леси — Ларочки, как он звал её — а она, чтобы выйти из «апогея скорби», — за одну ночь напишет лирическую драму «Одержимая», используя древний библейский сюжет. Позже она скажет об этой своей работе: «Признаюсь, что я писала в такую ночь, после которой, верно, долго буду жить, если уж тогда жива осталась».
Цикл её лучших лирических стихов 1898-1900 гг. посвящен Сергею Мержинскому. Он был опубликован только после смерти поэтессы и до сей поры потрясает глубиной и искренностью боли и высоты прекрасного любовного чувства:
«Уста твердят: Ушёл он без возврата,
Нет, не покинул, — верит сердце свято.
Ты слышишь, как струна звенит и плачет?
Она звенит, дрожит слезой горячей.
Здесь в глубине трепещет в лад со мною:
И в песнях ли хочу избыть я муку,
Иль кто-нибудь сожмёт мне нежно руку,
Иль задушевный разговор ведётся,
Иль губ моих губами кто коснётся —
Струна звенит, как эхо надо мною:
«Я здесь, я здесь всегда, всегда с тобою!»
(«Уста твердят». Перевод А. Островского.)
Леся Украинка, по натуре очень скромная, свои лирические стихи для публикаций отбирала крайне тщательно. Многое из написанного при жизни так и не увидело свет, а академические издания 60-х годов двадцатого столетия давно позабыты. Лишь в её великолепных драмах и поэмах мы видим ярчайшие отблески — отзвуки страстной, поэтичной натуры, способной на глубокое, самоотверженное чувство:
Когда умру, на свете запылают
Слова, согретые моим огнём.
И пламень, в них сокрытый, засияет
Зажженный в ночь, гореть он будет днём…
(» Когда умру». Перевод Н. Брауна.)
Внутренним пламенем чувства объято и одно из самых лучших её творений — драма феерия «Лесная песня». Образ русалки — Мавки, влюбленной в простого деревенского парня, ради которого она покинула озерный, лесной мир и пришла жить к людям, навеян сказками, легендами и поверьями, услышанными в детстве на Волынщине. Поэтесса написала её за десять дней, почти сразу набело, словно выплескивала накопившийся поток слов и образов. Явственна здесь и перекличка с волшебным миром Андерсена, с его «Русалочкой». И с теми воспоминаниями, в которые погружалась Леся, записывая очередные строчки драмы, которую она определила немецким словом marchendrama — сказочная. «Знаете ли Вы, что я люблю сказки и могу их выдумывать миллионы, хотя не написала до сих пор ни одной?» — признавалась она в письме А.Е. Крымскому от 14 октября 1911 года.
«Лесная песня» — рассказ о трагической любви русалочки, погибшей в жестоком и циничном мире людей, с восторгом был принят читателями, но сценическая постановка драмы была осуществлена Киевским театром драмы имени Леси Украинки лишь в середине двадцатого века, в советское время. С тех пор она не сходит с театральных афиш, так же как и другая прославленная пьеса поэтессы — «Каменный хозяин», созданная по мотивам легенды о знаменитом Дон-Жуане, воспетом многими классиками мировой литературы задолго до слабой женщины, писавшей на украинском языке.
Вот что сама Лариса Петровна говорила о создании и замысле драмы «Каменный Хозяин, или Дон-Жуан» в письме А. Е. Крымскому от 24 мая 1912 года: «Я написала Дон-Жуана! Вот того самого, «всемирного и мирового», не дав ему даже никакого псевдонима. Правда, драма (опять драма!) называется «Каменный хозяин», так как идея её — победа каменного, консервативного начала, воплощенного в Командоре, над раздвоенной душой гордой и эгоистичной женщины (донна Анна), а через неё и над Дон-Жуаном, «рыцарем свободы». Не знаю, конечно, что у меня получилось, хорошо или плохо, но скажу Вам, что в этой теме что-то дьявольское, таинственное, недаром она уже скоро триста лет мучит людей. Говорю «мучит», ибо написано на неё много, а хорошего написано мало, на то её и выдумал » враг рода человеческого», чтобы разбивались о неё подлинное вдохновение и самые глубокие мысли. Так или иначе, но вот уже и в нашей литературе есть Дон-Жуан, собственный, оригинальный тем, что написала его женщина, чего не было до сих пор, кажется…»
Новаторство писательницы было не только в том, что она оказалась первой (и единственной!) женщиной, написавшей один «из шедевров о шедевре», но и в том, что впервые Дон-Жуан был показан как тщеславный и эгоистичный человек, ради своих минутных прихотей и желаний готовый пойти на любое преступление. Он под стать гордой, язвительно-насмешливой донне Анне, признающей власть над людьми — даром для избранных, что ценится превыше богатства и любви! Но, презревшие любовь, и Дон-Жуан, и донна Анна замирают в каменном оцепенении Смерти. Финал драмы был ярок и необычен настолько, что многие из зрителей вскрикивали от ужаса, увидев в зеркале на сцене образ Каменного Хозяина — Командора, в которого превратился Дон-Жуан, облачившись в его плащ!
Драма впервые была поставлена в 1914 году М.К. Садовским на сцене Киевского театра драмы и прошла с аншлагом.
А между тем для поэтессы жизнь разыгрывала последние акты её собственной драмы.
Тридцати шести лет от роду, она вновь полюбила. Человека, который на её чувства ответил не менее искренней и глубокой привязанностью — Климента Квитка, учёного, музыковеда-фольклориста, собирателя народных преданий и песен. Мать Леси снова была яростно против всяческих отношений дочери «с каким-то нищим», как она презрительно называла Климента — человека мягкого, замкнутого, стеснительного, пережившего в детстве глубокую личную драму — он рос у приёмных родителей. Но Квитка так страстно привязался к тоненькой, больной женщине с большими печальными глазами, понимающей его с полуслова, что наотрез отказался её покинуть! И, несмотря на весь гнев, Ольга Петровна была вынуждена согласиться на брак дочери, однако, продолжала отравлять её жизнь письмами, в которых всячески порочила Климента, называя его «бесчестным человеком, женившимся на деньгах Косачей-Драгомановых». Здесь её уже трудно было оправдать и понять. Материнская ревность, как и любовь, — глубокий омут!
Молодые отказались от помощи родителей. Все деньги, необходимые на лечение тяжелобольной жены Климент зарабатывал сам. Продавали всё, что можно было продать: вещи, нехитрый скарб, кухонную утварь. Дорожили только библиотекой.
Леся лечилась в Египте и Греции, в Германии и Австрии. Всё было бесполезно. К обострившемуся процессу костного туберкулеза прибавилась неизлечимая болезнь почек.
Она скончалась в г. Сурами (Грузия) первого августа 1913 года. Улетела «на крыльях песни». Осуществилась её давняя мечта: она всегда хотела потрогать руками облака…
Песня на стихи Леси Украинки (Музыка П. Вайсбург Исполняет Ада Роговцева)
НАДЕЖДА
Ни доли, ни воли мне жизнь не дала,
Одна лишь, одна мне надежда мила:
Увидеть опять Украину мою
И всё, что мне любо в родимом краю,
На Днепр голубой поглядеть ещё раз,
А там все равно — пусть умру хоть сейчас,
Взглянуть ещё раз на курганы в степях,
Вздохнуть напоследок о пылких мечтах.
Ни доли, ни воли судьбой не дано,
Одной лишь надеждой мне жить суждено.
Перевод В. Звягинцевой
Шлю зелёный листок тебе ныне,
Этим издали напоминая
Рощи нашего тихого края,
Уголок нашей милой Волыни.
Отзовись же, мой друг, поскорее, —
Слов твоих не слыхала я с лета,
А душа моя жаждет привета,
Как дождя деревцо, зеленея…
И ещё окажи мне услугу,
Просьбу шлю твоей музе такую:
Пусть, кукушкой лесною кукуя,
Оживит она грустного друга!
Да, я нынче печальна, родная,
На суровую сетую долю,
Что мечты заточила в неволю,
Все надежды мои убивая.
Вянут лучшие думы и грёзы,
Как цветы, что порою осенней
Расцветают всего на мгновенье,
Чтоб на солнце взглянуть до мороза.
Но затихнет и зимняя вьюга!
Просьбу шлю твоей музе такую:
Пусть кукушкой лесною кукуя,
Оживит она грустного друга!
Перевод В.Звягинцевой
БАХЧИСАРАЙ
Как зачарованный стоит Бахчисарай.
Сияет месяц золотистым светом,
Белеют стены в дивном блеске этом.
Уснул весь город, как волшебный край.
Серебряным деревьям, миноретам,
Как часовым, доверен сонный рай;
Среди кустов таинственным приветом
Плеснёт фонтан во мраке невзначай.
Природа дышит сладостным покоем.
Над сонной тишью легкокрылым роем
Витают древние мечты и сны.
И тополя, вершинами кивая,
Неторопливо шепчут, вспоминая
Седые были давней старины…
Перевод П.Карабана
ИЗ ЦИКЛА «МЕЛОДИИ»
Ночь была и тиха и темна.
Я стояла, о друг мой, с тобою,
На тебя я глядела с тоскою.
Ночь была и тиха и темна…
Ветер замер печально в саду.
Пел ты песню, я молча сидела,
Песня в сердце тихонько звенела.
Ветер замер печально в саду…
Вдалеке полыхнула зарница.
Что-то дрогнуло в сердце моём!
Словно острым пронзило ножом.
Вдалеке полыхнула зарница…
Перевод В.Звягинцевой
ИЗ ЦИКЛА «МГНОВЕНИЯ»
Талого снега платочки раскиданы…
Реденький дождик да неба свинец,
В робкой траве первоцветы чуть видные —
Это весна, это счастья венец!
Небо глубокое, солнце лучистое,
Пурпур и золото вялых ветвей.
Поздние розы, все в росах, душистые —
Осени вестники… Может, моей?
Что ж, не страшусь я прихода осеннего,
Радует душного лета конец —
Лишь не напомнили б часа весеннего
Реденький дождик да неба свинец.
Перевод В.Звягинцевой
ДЫХАНИЕ ПУСТЫНИ
Пустыня дышит. Ровное дыханье.
Песок лежит — спокойный, золотой.
Но каждая гряда и холм любой —
Всё о хамсине здесь воспоминанье.
Феллах трудолюбивый строит зданье, —
Здесь мимолётных иностранцев рой
Найдёт гостиницу и сад густой.
Феллах могуч: всё — рук его созданье.
Одна беда — оазисы в пустыне
Не для него… Вот он узоры пишет
Под самой крышей… Ткань на нём колышет,
Скользит горячий ветер по холстине,
Летит… опять, опять… Пустыня дышит.
Перевод Н. Ушакова
CONTRA SPEM SPERO!*
Прочь, осенние думы седые!
Нынче время весны золотой,
Неужели года молодые
Беспросветной пройдут чередой?
Нет, я петь и в слезах не устану,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться стану,
Жить хочу! Прочь, печальные, прочь!
Я цветы на морозе посею,
В грустном поле, в убогом краю
Те цветы я горючей своею
И горячей слезой окроплю.
И холодного снега не станет,
Ледяная растает броня,
И цветы зацветут, и настанет
День весны и для — скорбной — меня.
Подымаясь с каменьями в гору,
Буду страшные муки терпеть,
Но и в эту тяжёлую пору
Буду песню весёлую петь.
Всю туманную ночку промаюсь,
Буду в темень глядеть пред собой,
Королевы ночей дожидаясь —
Путеводной звезды голубой.
Да! И в горе я петь не забуду,
Улыбнусь и в ненастную ночь.
Без надежды надеяться буду,
Буду жить! Прочь, печальные, прочь!
Перевод Н. Ушакова
Переводчица, деятель культуры.
Писала в самых разнообразных жанрах: поэзии, лирике, эпосе, драме, прозе, публицистике. Также работала в области фольклористики (220 народных мелодий записано с её голоса) и активно участвовала в украинском национальном движении.
Известная благодаря своим сборникам стихов «На крыльях песен» (1893), «Думы и мечты» (1899), «Отзывы» (1902), поэм «Старая сказка» (1893), «Одно слово» (1903), драм «Боярыня» (1913), «Кассандра» (1903-07), «В катакомбах» (1905), «Лесная песня » (1911) и другие.
По результатам опросов, современные украинцы называют её одним из самых выдающихся соотечественников, наряду с Тарасом Шевченко и Богданом Хмельницким .
Лариса Петровна Косач (Леся Украинка) родилась 13(25) февраля 1871 года в городе Новоград-Волынский в дворянской семье потомков украинской казацкой старши́ны , православного вероисповедания.
Родители Леси Украинки - уроженцы Левобережной Украины . На Волыни поселились летом 1868 года, переехав из Киева на новое место службы главы семейства.
В марте 1879 арестовывают Елену Антоновну Косач, тётю Леси, за участие в покушении на шефа жандармов Дрентельна , позже её вышлют в Олонецкую губернию , а 1881 сошлют в Сибирь на 5 лет (г. Ялуторовск Тюменской обл., а затем в г. Тюмень). Узнав об этом, Леся в конце 1879 или в начале 1880 года написала своё первое стихотворение «Надежда».
Летом 1880 Александра Антоновна Косач-Шимановская, тётя Леси, с двумя сыновьями переезжает в Луцк, живёт в семье Косач. Причиной переезда стал арест и ссылка в Сибирь её мужа Бориса Шимановского. «Тётя Саша» - первая Лесина учительница музыки. К ней Леся сохраняла всю жизнь чувство глубокой благодарности.
6 (18) января 1881 года Леся очень сильно простудилась, что послужило началом тяжёлой болезни. Начались нестерпимые боли в правой ноге. Сперва решили, что это острый ревматизм. Затем боли появились в руках.
В этом же году О. П. Косач повезла детей в Киев для обучения у частных преподавателей. Там Михаил и Леся начали учиться по программе мужской гимназии; Леся берёт уроки игры на фортепиано у жены Николая Лысенко - Ольги Александровны О’Коннор.
В начале мая 1882 года Косачи переезжают в село Колодяжное , что отныне и по 1897 год стало их постоянным местом жительства. Здесь в Колодяжном 29 мая (10 июня) 1882 года родилась сестра Леси Оксана, 22 августа (3 сентября) 1884 года - брат Николай (укр.) русск. , 10(22) марта 1888 года - сестра Изидора (укр.) русск. ; сестра Ольга родилась в Новоград-Волынском 14(26) мая 1877 года.
А тем временем Леся с братом Михаилом живут в Киеве, учатся у частных учителей, изучают греческий и латинский языки. Летом 1883 года у Леси диагностировали туберкулёз костей, в октябре этого же года профессор А. Ринек оперировал левую руку, удалил кости, поражённые туберкулёзом. Рука осталась искалеченной. О музыкальной карьере Леси не могло быть и речи.
В декабре Леся возвращается из Киева в Колодяжное, состояние здоровья улучшается, с помощью матери Леся изучает французский и немецкий языки.
Начиная с 1884 года Леся активно пишет стихи на украинском языке («Ландыш», «Сафо», «Лето красное прошло» и др.) и публикует их во Львове в журнале «Зоря» (укр.) русск. . Именно в этом году появился псевдоним «Леся Украинка». Сердечная дружба объединяет Ларису с её старшим братом Михаилом.
Некоторое время Леся училась в художественной школе Николая Мурашко в Киеве. От этого периода осталась одна картина, нарисованная масляными красками.
Позже ей пришлось получать образование самостоятельно, в чём помогала мать. Ольга Петровна знала много европейских языков, включая и славянские языки (русский, польский, болгарский и др.), а также древнегреческий, латинский, что свидетельствовало о её высоком интеллектуальном уровне. Об уровне домашнего образования Леси может свидетельствовать тот факт, что в 19-летнем возрасте она, по трудам Менара, Масперо и других учёных, составила для своих сестёр учебник «Древняя история восточных народов» на украинском языке (напечатан в Екатеринославе в 1918 году), много переводила на украинский язык (произведения Н. Гоголя, А. Мицкевича, Г. Гейне, В. Гюго, Гомера и др.). Ольга Петровна воспитывала Лесю как сильного человека, не имеющего права на чрезмерное выражение своих чувств.
Побывав в 1891 году в Галиции , а позже и на Буковине , Лариса Косач познакомилась со многими выдающимися деятелями культуры Западной Украины: И. Франко, М. Павликом, О. Кобылянской, В. Стефаником, А. Маковеем, Н. Кобринской. Основной вектор социально-политического мировоззрения Ларисы Косач сформировался после круглогодичного (1894-95) её пребывания у дяди Михаила Драгоманова в Софии и трагического события, каким для неё стала смерть дяди.
Тяжёлая болезнь вынуждала с юных лет часто выезжать на курортное лечение. Лечение в Германии, Австро-Венгрии, Италии, Египте, неоднократное пребывание на Кавказе, в Одессе, в Крыму обогатило её впечатления и способствовало расширению кругозора писательницы.
В начале марта 1907 года Леся Украинка переезжает из Колодяжного в Киев, а в конце марта вместе с Климентом Квиткой совершает поездку в Крым, где, в частности, посещает Севастополь, Алупку, Ялту.
7 августа 1907 года Леся Украинка и Климент Квитка официально оформили брак в церкви и поселились в Киеве по адресу: Большая Подвальная улица (теперь улица Ярославов Вал), д. 32, кв. 11. 21 августа они вместе отправляются в Крым, где Квитка получил должность в суде.
В это время она много работает на литературном поприще. 5 мая 1907 года была завершена драматическая поэма «Айша и Мохаммед», 18 мая окончательно завершила поэму «Кассандра», работу над которой начала ещё в 1903 году. 12 мая направила в альманах «Из неволи» (Вологда) драматическую поэму «На руинах». Издание печаталось для помощи политическим ссыльным. В сентябре было написано стихотворение «За горой зарницы», продолжена работа над произведениями «В пуще», «Руфин и Присцилла».
Последние годы жизни Ларисы Косач-Квитки (Леси Украинки) прошли на курортах Египта и Грузии. Болезнь неумолимо прогрессировала. К обострившемуся процессу костного туберкулёза прибавилась неизлечимая болезнь почек. Превозмогая боль, тяжёлые страдания, Леся Украинка находила силы для творчества. Вместе с мужем, Климентом Квиткой, она работала над собранием фольклора, интенсивно обрабатывала собственные драмы. На Кавказе, вспоминая детство, Волынь , красоту природы Полесья , за несколько дней написала драму-феерию «Лесная песня» (укр. Лiсова пiсня ). На последнем году жизни создала драматическую поэму «Оргия» и посвящённый Ивану Франко лирико-эпический триптих «Что даст нам силу?»-"Орфеево чудо"-"Про великана" (укр. «Що дасть нам силу?»-«Орфеєве чудо»-«Про велета» ). Узнав о тяжёлом состоянии Леси, в Грузию приехала её мать. Ей писательница диктовала проекты своей последней, так и не написанной, драмы «На берегах Александрии».
Умерла Леся Украинка 19 июля (1 августа) 1913 года в Сурами (недалеко от Боржоми , Грузия) в возрасте 42 лет. Похоронена на Байковом кладбище в Киеве (надгробный памятник - бронза, гранит; скульптор Г. Л. Петрашевич; установлен в 1939 году).
В 1898 году в Ялте Лариса Петровна познакомилась с Сергеем Константиновичем Мержинским, общественным деятелем, выпускником Киевского университета святого Владимира . Мержинский жил некоторое время в Ялте, проходя лечение от туберкулёза. Четыре года спустя (в 1901 году) Леся едет в зимний Минск к смертельно больному возлюбленному. В тяжёлые зимние месяцы рождается одна из сильнейших её драм - «Одержимая», Сергей Мержинский умирает, и Лариса Петровна навсегда надевает чёрные траурные одежды.
В 1907 году поэтесса снова вернулась в Крым с Климентом Васильевичем Квиткой , впоследствии ставшим её мужем. Поспешный переезд спас жизнь Клименту Квитке, туберкулёз постепенно отступил. В течение супружеской жизни Климент Квитка записал песни, которые Леся помнила ещё с детства. А уже после смерти жены, в 1917 году , издал фотоскопическим способом двухтомник «Мелодии с голоса Леси Украинки». Климент Васильевич дожил до 1953 года , пережив жену на 40 лет.
В честь писательницы именем Леси Украинки названы:
| Леся Украинка в Викицитатнике | |
| в Викитеке |
Княжна Марья, сидя в гостиной и слушая эти толки и пересуды стариков, ничего не понимала из того, что она слышала; она думала только о том, не замечают ли все гости враждебных отношений ее отца к ней. Она даже не заметила особенного внимания и любезностей, которые ей во всё время этого обеда оказывал Друбецкой, уже третий раз бывший в их доме.
Княжна Марья с рассеянным, вопросительным взглядом обратилась к Пьеру, который последний из гостей, с шляпой в руке и с улыбкой на лице, подошел к ней после того, как князь вышел, и они одни оставались в гостиной.
– Можно еще посидеть? – сказал он, своим толстым телом валясь в кресло подле княжны Марьи.
– Ах да, – сказала она. «Вы ничего не заметили?» сказал ее взгляд.
Пьер находился в приятном, после обеденном состоянии духа. Он глядел перед собою и тихо улыбался.
– Давно вы знаете этого молодого человека, княжна? – сказал он.
– Какого?
– Друбецкого?
– Нет, недавно…
– Что он вам нравится?
– Да, он приятный молодой человек… Отчего вы меня это спрашиваете? – сказала княжна Марья, продолжая думать о своем утреннем разговоре с отцом.
– Оттого, что я сделал наблюдение, – молодой человек обыкновенно из Петербурга приезжает в Москву в отпуск только с целью жениться на богатой невесте.
– Вы сделали это наблюденье! – сказала княжна Марья.
– Да, – продолжал Пьер с улыбкой, – и этот молодой человек теперь себя так держит, что, где есть богатые невесты, – там и он. Я как по книге читаю в нем. Он теперь в нерешительности, кого ему атаковать: вас или mademoiselle Жюли Карагин. Il est tres assidu aupres d"elle. [Он очень к ней внимателен.]
– Он ездит к ним?
– Да, очень часто. И знаете вы новую манеру ухаживать? – с веселой улыбкой сказал Пьер, видимо находясь в том веселом духе добродушной насмешки, за который он так часто в дневнике упрекал себя.
– Нет, – сказала княжна Марья.
– Теперь чтобы понравиться московским девицам – il faut etre melancolique. Et il est tres melancolique aupres de m lle Карагин, [надо быть меланхоличным. И он очень меланхоличен с m elle Карагин,] – сказал Пьер.
– Vraiment? [Право?] – сказала княжна Марья, глядя в доброе лицо Пьера и не переставая думать о своем горе. – «Мне бы легче было, думала она, ежели бы я решилась поверить кому нибудь всё, что я чувствую. И я бы желала именно Пьеру сказать всё. Он так добр и благороден. Мне бы легче стало. Он мне подал бы совет!»
– Пошли бы вы за него замуж? – спросил Пьер.
– Ах, Боже мой, граф, есть такие минуты, что я пошла бы за всякого, – вдруг неожиданно для самой себя, со слезами в голосе, сказала княжна Марья. – Ах, как тяжело бывает любить человека близкого и чувствовать, что… ничего (продолжала она дрожащим голосом), не можешь для него сделать кроме горя, когда знаешь, что не можешь этого переменить. Тогда одно – уйти, а куда мне уйти?…
– Что вы, что с вами, княжна?
Но княжна, не договорив, заплакала.
– Я не знаю, что со мной нынче. Не слушайте меня, забудьте, что я вам сказала.
Вся веселость Пьера исчезла. Он озабоченно расспрашивал княжну, просил ее высказать всё, поверить ему свое горе; но она только повторила, что просит его забыть то, что она сказала, что она не помнит, что она сказала, и что у нее нет горя, кроме того, которое он знает – горя о том, что женитьба князя Андрея угрожает поссорить отца с сыном.
– Слышали ли вы про Ростовых? – спросила она, чтобы переменить разговор. – Мне говорили, что они скоро будут. Andre я тоже жду каждый день. Я бы желала, чтоб они увиделись здесь.
– А как он смотрит теперь на это дело? – спросил Пьер, под он разумея старого князя. Княжна Марья покачала головой.
– Но что же делать? До года остается только несколько месяцев. И это не может быть. Я бы только желала избавить брата от первых минут. Я желала бы, чтобы они скорее приехали. Я надеюсь сойтись с нею. Вы их давно знаете, – сказала княжна Марья, – скажите мне, положа руку на сердце, всю истинную правду, что это за девушка и как вы находите ее? Но всю правду; потому что, вы понимаете, Андрей так много рискует, делая это против воли отца, что я бы желала знать…
Неясный инстинкт сказал Пьеру, что в этих оговорках и повторяемых просьбах сказать всю правду, выражалось недоброжелательство княжны Марьи к своей будущей невестке, что ей хотелось, чтобы Пьер не одобрил выбора князя Андрея; но Пьер сказал то, что он скорее чувствовал, чем думал.
– Я не знаю, как отвечать на ваш вопрос, – сказал он, покраснев, сам не зная от чего. – Я решительно не знаю, что это за девушка; я никак не могу анализировать ее. Она обворожительна. А отчего, я не знаю: вот всё, что можно про нее сказать. – Княжна Марья вздохнула и выражение ее лица сказало: «Да, я этого ожидала и боялась».
– Умна она? – спросила княжна Марья. Пьер задумался.
– Я думаю нет, – сказал он, – а впрочем да. Она не удостоивает быть умной… Да нет, она обворожительна, и больше ничего. – Княжна Марья опять неодобрительно покачала головой.
– Ах, я так желаю любить ее! Вы ей это скажите, ежели увидите ее прежде меня.
– Я слышал, что они на днях будут, – сказал Пьер.
Княжна Марья сообщила Пьеру свой план о том, как она, только что приедут Ростовы, сблизится с будущей невесткой и постарается приучить к ней старого князя.
Женитьба на богатой невесте в Петербурге не удалась Борису и он с этой же целью приехал в Москву. В Москве Борис находился в нерешительности между двумя самыми богатыми невестами – Жюли и княжной Марьей. Хотя княжна Марья, несмотря на свою некрасивость, и казалась ему привлекательнее Жюли, ему почему то неловко было ухаживать за Болконской. В последнее свое свиданье с ней, в именины старого князя, на все его попытки заговорить с ней о чувствах, она отвечала ему невпопад и очевидно не слушала его.
Жюли, напротив, хотя и особенным, одной ей свойственным способом, но охотно принимала его ухаживанье.
Жюли было 27 лет. После смерти своих братьев, она стала очень богата. Она была теперь совершенно некрасива; но думала, что она не только так же хороша, но еще гораздо больше привлекательна, чем была прежде. В этом заблуждении поддерживало ее то, что во первых она стала очень богатой невестой, а во вторых то, что чем старее она становилась, тем она была безопаснее для мужчин, тем свободнее было мужчинам обращаться с нею и, не принимая на себя никаких обязательств, пользоваться ее ужинами, вечерами и оживленным обществом, собиравшимся у нее. Мужчина, который десять лет назад побоялся бы ездить каждый день в дом, где была 17 ти летняя барышня, чтобы не компрометировать ее и не связать себя, теперь ездил к ней смело каждый день и обращался с ней не как с барышней невестой, а как с знакомой, не имеющей пола.
Дом Карагиных был в эту зиму в Москве самым приятным и гостеприимным домом. Кроме званых вечеров и обедов, каждый день у Карагиных собиралось большое общество, в особенности мужчин, ужинающих в 12 м часу ночи и засиживающихся до 3 го часу. Не было бала, гулянья, театра, который бы пропускала Жюли. Туалеты ее были всегда самые модные. Но, несмотря на это, Жюли казалась разочарована во всем, говорила всякому, что она не верит ни в дружбу, ни в любовь, ни в какие радости жизни, и ожидает успокоения только там. Она усвоила себе тон девушки, понесшей великое разочарованье, девушки, как будто потерявшей любимого человека или жестоко обманутой им. Хотя ничего подобного с ней не случилось, на нее смотрели, как на такую, и сама она даже верила, что она много пострадала в жизни. Эта меланхолия, не мешавшая ей веселиться, не мешала бывавшим у нее молодым людям приятно проводить время. Каждый гость, приезжая к ним, отдавал свой долг меланхолическому настроению хозяйки и потом занимался и светскими разговорами, и танцами, и умственными играми, и турнирами буриме, которые были в моде у Карагиных. Только некоторые молодые люди, в числе которых был и Борис, более углублялись в меланхолическое настроение Жюли, и с этими молодыми людьми она имела более продолжительные и уединенные разговоры о тщете всего мирского, и им открывала свои альбомы, исписанные грустными изображениями, изречениями и стихами.
Жюли была особенно ласкова к Борису: жалела о его раннем разочаровании в жизни, предлагала ему те утешения дружбы, которые она могла предложить, сама так много пострадав в жизни, и открыла ему свой альбом. Борис нарисовал ей в альбом два дерева и написал: Arbres rustiques, vos sombres rameaux secouent sur moi les tenebres et la melancolie. [Сельские деревья, ваши темные сучья стряхивают на меня мрак и меланхолию.]
В другом месте он нарисовал гробницу и написал:
«La mort est secourable et la mort est tranquille
«Ah! contre les douleurs il n"y a pas d"autre asile».
[Смерть спасительна и смерть спокойна;
О! против страданий нет другого убежища.]
Жюли сказала, что это прелестно.
– II y a quelque chose de si ravissant dans le sourire de la melancolie, [Есть что то бесконечно обворожительное в улыбке меланхолии,] – сказала она Борису слово в слово выписанное это место из книги.
– C"est un rayon de lumiere dans l"ombre, une nuance entre la douleur et le desespoir, qui montre la consolation possible. [Это луч света в тени, оттенок между печалью и отчаянием, который указывает на возможность утешения.] – На это Борис написал ей стихи:
«Aliment de poison d"une ame trop sensible,
«Toi, sans qui le bonheur me serait impossible,
«Tendre melancolie, ah, viens me consoler,
«Viens calmer les tourments de ma sombre retraite
«Et mele une douceur secrete
«A ces pleurs, que je sens couler».
[Ядовитая пища слишком чувствительной души,
Ты, без которой счастье было бы для меня невозможно,
Нежная меланхолия, о, приди, меня утешить,
Приди, утиши муки моего мрачного уединения
И присоедини тайную сладость
К этим слезам, которых я чувствую течение.]
Жюли играла Борису нa арфе самые печальные ноктюрны. Борис читал ей вслух Бедную Лизу и не раз прерывал чтение от волнения, захватывающего его дыханье. Встречаясь в большом обществе, Жюли и Борис смотрели друг на друга как на единственных людей в мире равнодушных, понимавших один другого.
Анна Михайловна, часто ездившая к Карагиным, составляя партию матери, между тем наводила верные справки о том, что отдавалось за Жюли (отдавались оба пензенские именья и нижегородские леса). Анна Михайловна, с преданностью воле провидения и умилением, смотрела на утонченную печаль, которая связывала ее сына с богатой Жюли.
– Toujours charmante et melancolique, cette chere Julieie, [Она все так же прелестна и меланхолична, эта милая Жюли.] – говорила она дочери. – Борис говорит, что он отдыхает душой в вашем доме. Он так много понес разочарований и так чувствителен, – говорила она матери.
– Ах, мой друг, как я привязалась к Жюли последнее время, – говорила она сыну, – не могу тебе описать! Да и кто может не любить ее? Это такое неземное существо! Ах, Борис, Борис! – Она замолкала на минуту. – И как мне жалко ее maman, – продолжала она, – нынче она показывала мне отчеты и письма из Пензы (у них огромное имение) и она бедная всё сама одна: ее так обманывают!
Борис чуть заметно улыбался, слушая мать. Он кротко смеялся над ее простодушной хитростью, но выслушивал и иногда выспрашивал ее внимательно о пензенских и нижегородских имениях.
Жюли уже давно ожидала предложенья от своего меланхолического обожателя и готова была принять его; но какое то тайное чувство отвращения к ней, к ее страстному желанию выйти замуж, к ее ненатуральности, и чувство ужаса перед отречением от возможности настоящей любви еще останавливало Бориса. Срок его отпуска уже кончался. Целые дни и каждый божий день он проводил у Карагиных, и каждый день, рассуждая сам с собою, Борис говорил себе, что он завтра сделает предложение. Но в присутствии Жюли, глядя на ее красное лицо и подбородок, почти всегда осыпанный пудрой, на ее влажные глаза и на выражение лица, изъявлявшего всегдашнюю готовность из меланхолии тотчас же перейти к неестественному восторгу супружеского счастия, Борис не мог произнести решительного слова: несмотря на то, что он уже давно в воображении своем считал себя обладателем пензенских и нижегородских имений и распределял употребление с них доходов. Жюли видела нерешительность Бориса и иногда ей приходила мысль, что она противна ему; но тотчас же женское самообольщение представляло ей утешение, и она говорила себе, что он застенчив только от любви. Меланхолия ее однако начинала переходить в раздражительность, и не задолго перед отъездом Бориса, она предприняла решительный план. В то самое время как кончался срок отпуска Бориса, в Москве и, само собой разумеется, в гостиной Карагиных, появился Анатоль Курагин, и Жюли, неожиданно оставив меланхолию, стала очень весела и внимательна к Курагину.
– Mon cher, – сказала Анна Михайловна сыну, – je sais de bonne source que le Prince Basile envoie son fils a Moscou pour lui faire epouser Julieie. [Мой милый, я знаю из верных источников, что князь Василий присылает своего сына в Москву, для того чтобы женить его на Жюли.] Я так люблю Жюли, что мне жалко бы было ее. Как ты думаешь, мой друг? – сказала Анна Михайловна.
Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого – в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение. Жюли встретила его с веселым и беззаботным видом, небрежно рассказывала о том, как ей весело было на вчерашнем бале, и спрашивала, когда он едет. Несмотря на то, что Борис приехал с намерением говорить о своей любви и потому намеревался быть нежным, он раздражительно начал говорить о женском непостоянстве: о том, как женщины легко могут переходить от грусти к радости и что у них расположение духа зависит только от того, кто за ними ухаживает. Жюли оскорбилась и сказала, что это правда, что для женщины нужно разнообразие, что всё одно и то же надоест каждому.
– Для этого я бы советовал вам… – начал было Борис, желая сказать ей колкость; но в ту же минуту ему пришла оскорбительная мысль, что он может уехать из Москвы, не достигнув своей цели и даром потеряв свои труды (чего с ним никогда ни в чем не бывало). Он остановился в середине речи, опустил глаза, чтоб не видать ее неприятно раздраженного и нерешительного лица и сказал: – Я совсем не с тем, чтобы ссориться с вами приехал сюда. Напротив… – Он взглянул на нее, чтобы увериться, можно ли продолжать. Всё раздражение ее вдруг исчезло, и беспокойные, просящие глаза были с жадным ожиданием устремлены на него. «Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее», подумал Борис. «А дело начато и должно быть сделано!» Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: – «Вы знаете мои чувства к вам!» Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого и она получила то, что требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы.
Граф Илья Андреич в конце января с Наташей и Соней приехал в Москву. Графиня всё была нездорова, и не могла ехать, – а нельзя было ждать ее выздоровления: князя Андрея ждали в Москву каждый день; кроме того нужно было закупать приданое, нужно было продавать подмосковную и нужно было воспользоваться присутствием старого князя в Москве, чтобы представить ему его будущую невестку. Дом Ростовых в Москве был не топлен; кроме того они приехали на короткое время, графини не было с ними, а потому Илья Андреич решился остановиться в Москве у Марьи Дмитриевны Ахросимовой, давно предлагавшей графу свое гостеприимство.
Поздно вечером четыре возка Ростовых въехали во двор Марьи Дмитриевны в старой Конюшенной. Марья Дмитриевна жила одна. Дочь свою она уже выдала замуж. Сыновья ее все были на службе.
Она держалась всё так же прямо, говорила также прямо, громко и решительно всем свое мнение, и всем своим существом как будто упрекала других людей за всякие слабости, страсти и увлечения, которых возможности она не признавала. С раннего утра в куцавейке, она занималась домашним хозяйством, потом ездила: по праздникам к обедни и от обедни в остроги и тюрьмы, где у нее бывали дела, о которых она никому не говорила, а по будням, одевшись, дома принимала просителей разных сословий, которые каждый день приходили к ней, и потом обедала; за обедом сытным и вкусным всегда бывало человека три четыре гостей, после обеда делала партию в бостон; на ночь заставляла себе читать газеты и новые книги, а сама вязала. Редко она делала исключения для выездов, и ежели выезжала, то ездила только к самым важным лицам в городе.
