Сказка о Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване Горохе
Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.
Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема на ходила, вольным воздухом царевна не дышала.
Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжалисьсобирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть.
Государь-батюшка! - она говорила. - Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться. Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова...
Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо - куда.
Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.
Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:
Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?
Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!
Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных.
Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?
И от встречных в ответ им:
Мы ее не знали, где она - не слыхали. Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?
Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную. Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!
Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
Кто тут живой человек?
Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.
А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?
Еще не пора, - молвил Змей, - на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки."
Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько: горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
Батюшка, матушка, - просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.
Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее - стань к лесу задом, ко мне передом!
И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
Кого Бог несет?
Иван поклонился, спросить торопился:
Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?
Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
Как бы дойти к нему? - спросил Иван.
Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
Авось не проглотит!
Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь! - промолвила она, через силу шевеля губами.
Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.
Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
Спасибо, бабушка!
Не на чем, батюшка!
Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства.
Перед городским и воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
Есть, да не ведено сказывать, - отвечал ему нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!
Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?
Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
Что же ты пьешь, братец?
По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое.
Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.
Ну, видно, я потяжеле, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит.
Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.
Вдруг, послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
Змей призадумался, присвистнул, загаркал; коньвихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.
Увидим, как тут, - молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
Расходись, Горох, не катайся!
Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.
Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.
Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.
Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал.
Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея. Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой!
Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державной, и в роды родов славилось имя царя Гороха.
Русская народная сказка
Сказка о веселой пчеле
Жила-была пчела по имени Жужа. Весёлая и добрая пчела. Как все пчёлы, Жужа собирала цветочный сок - нектар, цветочную пыльцу и готовила из них мёд. Жужа очень любила это занятие: разве не весело перелетать от одного цветка к другому, болтать с ними о всякой всячине, а потом готовить сладкий ароматный мёд. Мёд у Жужи получался замечательный. Наверное, самый вкусный и полезный мёд в мире. Однажды в гости к пчеле Жуже прилетела знакомая оса. Жужа очень обрадовалась гостье. Она любила гостей: ведь гости-это весело. А Жужа, как я уже сказала, была очень весёлой пчелой. Жужа, конечно же, хотела угостить подругу своим мёдом. Но к её огорчению, все горшочки оказались пусты.
Ах, как обидно! Ах, как жаль! Как же так вышло?- смутилась Жужа. И сейчас же вспомнила, что как раз вчера отдала последний мёд знакомой бабочке. Бабочка немного простудилась, а при простуде мёд, как известно, очень полезен.
Ничего,-грустно сказала оса, которой, честно говоря, очень хотелось отведать замечательного мёда Жужи.- Я же понимаю, простуженной бабочке мёд нужнее.
Но Жужа не могла допустить, чтобы её гостья осталась без мёда!
Сейчас,- сказала Жужа. - Подожди немного. Я очень быстро приготовлю особенный свежий вкусный мёд.
Она взяла с посудной полки свой волшебный кувшинчик, в который собирала цветочную пыльцу и нектар. Кувшинчик был совсем крошечный, почти невидимый, зато волшебный. Только у пчёл бывают такие. Взяла Жужа кувшинчик и полетела к цветам.
С весёлым жужжанием покружилась она над густой зелёной травой и опустилась на стебелёк пушистого розового клевера.
Добрый день, клевер! Не дашь ли ты мне немного нектара для мёда?
Конечно! -отозвался розовый клевер.
Но в это время Жужа увидела рядом на травинке маленького красного в чёрную крапинку жучка. У него странное имя- божья коровка.
Жужа,-тихо сказал жучок в крапинку, -мне грустно. Может быть, ты поиграешь со мной?
Грустно?!-удивилась Жужа. Весёлая пчела не понимала, как может быть грустно в такой хороший день. -Конечно, я поиграю с тобой. Правда, я спешу. Но раз тебе грустно-поиграть просто необходимо. А во что?
Лучше всего-в считалочки.
А как это?
Очень просто, -ответил жучок. -Ты, Жужа, полосатая: полосочка жёлтая, полосочка чёрная; а я-красный в чёрную крапинку. Так?
Выиграл жучок по имени божья коровка: ведь полосочек у Жужи совсем немного и сосчитать их нетрудно.
Ну, что?-спросила Жужа, которая, кстати, совсем не расстроилась из-за того, что проиграла: с каждым бывает.-Стало тебе хоть чуть-чуть веселее?
Конечно!
Вот и прекрасно!-сказала Жужа и вдруг увидела, что с пушистой шапочки клевера слетает другая пчела.
Другая пчела вежливо поздоровалась с Жужей и жучком и улетела с полным кувшинчиком нектара. А клевер, немного растерявшись, сказал:
Жужа, ты была занята игрой, и я не знал, нужен ли тебе нектар.
Ничего,-сказала Жужа, глядя в свой пустой кувшинчик.- Я сейчас быстро слетаю к колокольчику.
Лиловый лесной колокольчик был очень рад встретиться с Жужей.
У меня сегодня прекрасные пыльца и нектар,-сказал он.
Тут Жужа услышала знакомое стрекотание. Оказывается, под колокольчиком сидел её приятель кузнечик.
Привет!-сказал он.-Какой хороший день сегодня!
Замечательный!- согласилась Жужа.
В такой день хорошо бы поиграть во что-нибудь. Давай?- предложил кузнечик.
Ой! Что ты!- сказала Жужа.- Меня, понимаешь, ждут. Я спешу.
Мы немножко поиграем,- уговаривал кузнечик,- только в одну игру. Она называется "хлопушки".
Жужа очень любила играть, а потому просто не могла ^ отказаться.
Ладно,- сказала она,- давай. Только быстро! Как играть в эту игру?
Очень просто,- стал объяснять кузнечик.- У тебя есть крылышки. Это ясно всем. У меня тоже есть крылышки. Это ясно не всем, потому что я их прячу. Так вот, мы с тобой должны одновременно хлопнуть крылышками. Кто хлопнет громче - тот выиграл. Понятно?
Конечно!
Раз-два-три! Приготовились. Хлопнули! - Крылышки кузнечика жёстче пчелиных, а потому и хлопнул он громче.
Давай ещё раз,- сказала Жужа. Но и на этот раз она проиграла.
Ладно,- сказала Жужа,- ничего страшного. Зато я научилась новой игре. Ну, всё-таки мне пора. До свидания, кузнечик!
А в это время из колокольчика вылетела совершенно незнакомая пчела.
Па-а-асторонись!- пропела пчела и улетела, унося в лапках до краёв полный кувшинчик.
А колокольчик печально покачал головкой:
Ты сама виновата, Жужа. Играешь и ни о чём не думаешь.
Точно,-согласилась Жужа.-И что же я такая лег- комысленная?-Она зачем-то дунула в свой пустой кувшинчик.-Ну ничего,-добавила она уже весело,-я исправлюсь.
И Жужа полетела к полевому цветку маку.
Мак, милый, пожалуйста, поскорее дай мне пыльцы и нектара для мёда. Меня подружка заждалась.
Пош-ш-шалуйста,-тихо прошелестели шелковистые лепестки мака.
Но неожиданно послышалось громкое весёлое жужжание, и прилетел большущий золотистый жук.
Жужа, Жужа,-жужжал золотистый жук.-С днём рождения, Жужа!
Что?-удивилась Жужа.-Мой день рождения совсем не сегодня.
Это ничего,-ещё веселее жужжал жук.-Когда-нибудь будет твой день рождения! А сегодня-мой! Я тебя поздравляю с моим днём рождения!
А-а-а! Понятно! Спасибо!-ответила Жужа.-Я тебя тоже поздравляю. Только я очень спешу.
Нет, ты не спеши, пожалуйста! Я очень хочу поиграть с тобой в мою любимую игру. "Жужжалки" она называется.
Что ты?! Что ты?!-Жужа чуть не уронила свой кувшинчик.-Я никак не могу! Меня ждут.
Как же так?-возмутился золотистый жук.-Во-первых, я тоже тебя жду. Во-вторых, все знают, что ты больше всего на свете любишь играть. В-третьих, у меня сегодня день рождения и мне ни в чём нельзя отказывать.
Золотистый жук был прав, и, конечно же, Жужа согласилась поиграть. Только чуть-чуть! Играть в жужжалки оказалось очень просто: жужжать, и всё. Кто жужжит громче и веселее-тот и выигрывает.
Золотистый жук был больше Жужи, поэтому жужжал громче. Зато Жужа, наверное, самая весёлая пчела в мире, жужжала гораздо веселее. Вот и получилась у них ничья.
Прекрасно,-сказала Жужа,-хоть на этот раз я не проиграла. Ну, всё, дорогой жук! Ещё раз поздравляю. Пока!
Но тут к маку подлетела старенькая бабушка пчела. Все её очень уважали.
Деточка,-обратилась она к Жуже,-ты не уступишь мне этот прекрасный мак?
Конечно, бабушка,-тихо ответила Жужа. Она была вежлива.
"Это уже третий цветок, который я потеряла из-за игры,-грустно подумала Жужа.-А ведь меня заждалась оса. Ждёт, ждёт... А нет ни меня, ни мёда... Задерживаться больше нельзя".
Виноватая и расстроенная прилетела Жужа домой. Всё честно рассказала подружке осе. Сначала оса тоже огорчилась, а потом вдруг спросила:
Как называется первая игра?
Считалочки,- ответила Жужа.
А вторая?
Хлопушки,-ответила Жужа.
А третья?
Жужжалки,-ответила Жужа.
Послушай, Жужа, ты принесла мне замечательный подарок,-сказала оса.
Ты смеёшься надо мной,- чуть не плача, Жужа поставила на полку свой пустой кувшинчик.
Совсем не смеюсь,-ответила оса,-нисколечко.- И добавила:-Каждому, по-моему, ясно, что три хорошие игры-это замечательный подарок!
Жужа подумала и сказала:
Мёд я приготовлю для тебя завтра же. Ты права: весёлые игры-это так же хорошо, как вкусный мёд. Поиграем?-весело предложила пчела.
Наталья Абрамцева
Сказка о вечере
Тебе бывает грустно? Бывает иногда? Чаще вечером. Днем все нормально, столько дел разных, интересных, но вот приходит вечер, и тут все может быть по-разному. Хорошо-хорошо или грустно. Может быть, это происходит оттого, что лучи вечернего солнца порозовеют, и белые-белые розы в саду станут чуть розовыми, а желтые лесные кувшинки будто изнутри засветятся тихим розовым светом. В такой розовый вечер просто невозможно грустить. В розовый вечер хочется рассказывать или слушать добрые сказки и дарить друг другу подарки.
Но не все вечера розовые. Бывают лиловые. В лиловый вечер лучи заходящего солнца гаснут быстро, белые розы окутывает лиловая дымка, желтые лесные кувшинки перестают светиться и тускнеют. Лиловый вечер становится грустным. Что же делать в такой вечер, как не грустить?
Отчего бывает вечер лиловый, печальный? Отчего розовый, веселый? Я думаю, дело вот в чем: наденет старый колдун Вечер розовый плащ, и розовеет все кругом, и появляются розовые облака, а веселые и добрые сказки затевают суматошную игру чехарду. Наденет старик Вечер лиловый плащ, и опускается лиловый туман, и веселые сказки, будто испугавшись чего-то, прячутся в кармашки самых послушных девочек.
Ты, может быть, думаешь, что колдун Вечер злой и ему нравится навевать печаль своим лиловым плащом? Ошибаешься. Я расскажу тебе о Вечере, и ты поймешь, что не злой он.
Вечер - старый колдун с седой бородой - жил в лесу в бревенчатом доме, а вокруг дома был маленький сад. Совсем крошечный. В нем росли только те цветы, что распускаются вечером: белый душистый табак, ночная фиалка и летунья. Нежная летунья была двух цветов - розовая и лиловая, как плащи у Вечера.
Днем старый колдун Вечер любил работать в своем маленьком саду. У него была помощница - кошка Бланка. Белая-пребелая. Потому ее и звали Бланка, ведь на языке волшебников «бланка» означает «белая».
Бланка была кошкой старого колдуна, и неудивительно, что она научилась у него некоторым колдовским вещам. Например, варить замечательное клубничное варенье из обыкновенных камушков. Дело в том, что и кошка Бланка, и колдун Вечер очень любили клубничное варенье.
Но не в этом дело, о другом поговорим. Много лет жили старый колдун Вечер и его белая кошка в своем лесном доме. Бланка не только варила варенье. Старый колдун Вечер поручал ей, когда приходило его время, доставать из сундука и приносить один из его вечерних плащей - розовый или лиловый.
Бланка - добрая кошка, и потому она каждый раз старалась принести розовый добрый плащ. Не хотелось ей, чтобы Вечер наряжался в печальный лиловый. Старый колдун заметил это.
Милая Бланка, - сказал он не сердито, - ты очень рассеянна. Ты, видно, забыла, что у меня есть еще и лиловый плащ. Раз он есть - нужно его надевать. Хотя бы иногда, просто порядка ради. Будь добра, принеси, пожалуйста, лиловый плащ.
Ах, повелитель, - отвечала хитрая и добрая Бланка, - дело в том, что ваш лиловый плащ, он, видите ли, не совсем в порядке... У него бахрома запуталась.
Надеюсь, завтра он будет готов? - спрашивал Вечер.
Конечно, - отвечала Бланка и смотрела в сторону. На некоторое время старый колдун Вечер забывал о лиловом плаще. Ведь ему, в сущности, все равно. Но вскоре цвет лиловой летуньи напоминал о себе. И тогда Вечер снова говорил, не сердито говорил, потому что никогда не сердился:
Милая Бланка, что-то я все в розовом и в розовом, если тебе не трудно, приготовь сегодня лиловый плащ.
О повелитель, - отвечала добрая и хитрая Бланка, - мне совсем не трудно, но вам так идет розовый цвет.
Ну что ж, - соглашался Вечер. - Тогда лиловый приготовь завтра. Ведь мне, в общем-то, все равно.
Бланка грустно повиновалась. Грустно, потому что ей не все равно. Не любит она, когда грустят люди в лиловые вечера.
Теперь ты знаешь, отчего бывают вечера розовые и вечера лиловые. Если вечером у тебя хорошее настроение, а вода в озере розовая, и розы в саду розовее, чем днем, значит, позаботилась об этом обыкновенная белая кошка Бланка. Но не совсем обыкновенная, а та, что умеет варить замечательное клубничное варенье из обыкновенных камушков.
Сказка о времени
Жил в одной деревне мальчик по имени Зоркий Глаз. У него была большая семья. Отец мальчика был знатным охотником, ведь лес вокруг деревни приносил много дичи. Мать вкусно готовила, так как хорошо владела знаниями о травах, и добавляла нужные в пищу. Старший брат уже прошел обряд инициации, и теперь готовился к свадьбе с одной девушкой, дочерью лучшего друга их отца. Младшие сестренки-близняшки были еще очень маленькими, но очень подвижными, поэтому часто играли с братом в салки, охотников.
Мальчик был тоже подвижным, веселым, но иногда на него снисходило что-то. И он уходил к лесу, бродил в предлесии и думал, наблюдал. Он смотрел на то, как ростки пробиваются сквозь палую листву, а из них вырастают крепкие травы. Или наблюдал за парящим полетом соколов. Или за тем, как ветер трепет его волосы и макушки деревьев. Отец часто рассказывал, откуда берется ветер, почему летают птицы, почему из семени вырастает цветок. Отец всегда говорил, что человек – это часть природы. Но мальчику было не понятно, почему каждый год в природе все начинается сначала, а человек просто рождается, взрослеет и умирает, и снова не рождается, как природа?! Весной природа расцветает: тают снега, почки распускаются в нежные молодые листики, солнце греет сильнее, а воздух насыщен ароматными запахами. Летом жизнь природы полна ярких моментов: появляются молодые животные, птицы поют на все лады, весело звенят ручьи, листва покрывает все деревья, травы и цветы покрывают землю пушистым ковром. Осенью природа сверкает яркими красками: оранжевый, желтый, красный – листва, плоды. Зимой вся природа засыпает под пушистым, снежным ковром, чтобы весной проснуться снова.
И вот однажды, когда он гулял по берегу реки, думал, то встретил старейшину. Он сидел на краю обрыва, смотрел вдаль и тоже о чем-то думал. Зоркий Глаз встал поодаль и стал наблюдать за старейшиной. Но тот так и продолжал сидеть. Тогда мальчик подошел поближе, он хотел понаблюдать за старейшиной, но не решался отвлекать. Отец говорил, что иногда, когда видишь, что человек задумался, то это человек общается с духами внутри себя. Поэтому мальчик не знал, просто ли наблюдает старейшина или общается с духами.
Когда мальчик подошел ближе, старейшина, выждав несколько минут, не оборачиваясь, сказал:
Я часто вижу тебя блуждающим около леса. Что тревожит тебя Зоркий Глаз?
Старейшина указал на место рядом с собой. Мальчик подошел к нему и сел рядом. Зоркий Глаз посмотрел вдаль, пытаясь понять, куда именно смотрит старейшина, но так и не смог отыскать ту точку, поэтому просто ответил:
Я смотрю за тем, как природа расцветает весной, живет и рождает летом, отдает свои плоды осенью, и засыпает зимой. Но я не понимаю одного: отец говорит, что человек – это часть природы, почему же тогда человек рождается, взрослеет, умирает, и больше не возрождается?
Старейшина оторвал свой взор от чего-то вдали, внимательно посмотрел на мальчика, вытащил трубку с табаком, закурил. Он привык к тому, что самые взрослые вопросы задают именно такие мальчики. Они ближе всех бывают к истине, но почему-то почти никогда ее не видят.
Когда-то очень давно, когда старейшиной был еще Мудрый Медведь, он ушел на неделю в лес. Мудрый Медведь не ел, пил ночью, спал только днем, ему нужно было увидеть своего зверя-покровителя. Как в дни своей инициации. А сделал он это, потому что чувствовал, что что-то меняется в этом мире: люди все чаще уходили в свои внутренние миры, а другими владели пороки – лень, жадность, злость. На четвертый день к нему пришел его покровитель. Мудрый Медведь спросил у него, что происходит в этом мире, как уберечь племя? Покровитель ответил ему. Время для людей поменялось. Раньше оно было, как кольцо. Что начиналось в одной точке, в ней же и заканчивалось, и в ней же начиналось снова. Так живет природа. Так жили люди раньше: в семье рождался ребенок – это была весна, он рос и проходил инициацию, становился взрослым мужчиной или готовой к рождению девушкой, и потом создавалась новая семья – это лето, у мужчины и женщины рождался ребенок, о котором они заботились, взращивали свой плод – это осень, потом старели и умирали – это зима, но в их семье уже было продолжение, новая весна, а может и не одна. Природа – это семья, а не просто человек. Но потом, сказал Покровитель Мудрого Медведя, время для людей стало меняться, оно стало спиральным. И спираль стала индивидуальна для каждого человека. Человек рождается, взрослеет, его жизнь развивается по спирали, и в какой-то точке заканчивается. И вот с тех пор, немногие сохранили истинное понимание времени. Мудрый Медведь донес до сердца и памяти нашего племени эту истину. Но иногда, когда человек проводит много времени в одиночестве, он может подумать, что человек - не часть природы, потому что он один, совсем забывая про семью.
С этими слова старейшина встал и ушел.
Мальчик еще долго сидел на обрыве, и просто смотрел вдаль.
Прошло несколько лет мальчик стал взрослым юношей. К нему быстро пришёл Дух-покровитель, он за один день прошел инициацию. Стал настоящим мужчиной. Выбрал себе в жены замечательную девушку. У них родилось четверо детей: дочь и трое сыновей. Сыновей он научил охотиться, а дочке на ее свадьбу подарил редкое перо Серебряной Совы. Когда он состарился, вокруг него бегало уже около десятка внуков. Он – седой, статный индеец, сидел у костра и курил трубку старейшины, глядел на внуков и видел СВОЮ ТРЕТЬЮ ВЕСНУ.
Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.
Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема на ходила, вольным воздухом царевна не дышала.
Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжались-собирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть.
Государь-батюшка! - она говорила. - Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться. Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова…
Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо - куда.
Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
Сказки по возрастам
Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.
Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:
Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?
Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!
Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных.
Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?
И от встречных в ответ им:
Мы ее не знали, где она - не слыхали. Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?
Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную. Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!
Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
Кто тут живой человек?
Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.
А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?
Еще не пора, - молвил Змей, - на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.
Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько: горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
Батюшка, матушка, - просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.
Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее - стань к лесу задом, ко мне передом!
И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
Кого Бог несет?
Иван поклонился, спросить торопился:
Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?
Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
Как бы дойти к нему? - спросил Иван.
Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
Авось не проглотит!
Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь! - промолвила она, через силу шевеля губами.
Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.
Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
Спасибо, бабушка!
Не на чем, батюшка!
Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства.
Перед городским и воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
Есть, да не ведено сказывать, - отвечал ему нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!
Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?
Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
Что же ты пьешь, братец?
По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое.
Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.
Ну, видно, я потяжеле, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит.
Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.
Вдруг, послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь вихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.
Увидим, как тут, - молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
Расходись, Горох, не катайся!
Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.
Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.
Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.
Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал.
Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея. Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.
Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема на ходила, вольным воздухом царевна не дышала.
Много было у ней и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжалисьсобирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка косящатого, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад - с девицами поиграть.
Государь-батюшка! - она говорила. - Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться. Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек - в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова...
Вдруг поднялся сильный вихорь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь - подхватил вихорь царевну, понеслась она по воздуху! Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихорь! И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого. Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихорь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо - куда.
Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль, думу царскую, спросили его: что случилося?
Грех надо мною! - сказал им царь. - Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю - куда.
Рассказал все, как было. Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали-перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается? Бросились в терем царевны - нигде не нашли ее. Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
Два царевича молодые, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:
Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
Сыновья мои милые, дети родимые, - сказал царь невесело, - куда ж вы поедете?
Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!
Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных.
Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?
И от встречных в ответ им:
Мы ее не знали, где она - не слыхали. Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик - и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыни. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?
Эх, дружки! - отвечал старик. - Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихорь царевну прекрасную. Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся-сходятся.
На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула - братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!
Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
Кто тут живой человек?
Мы, Змей Лютый! - не робея, отвечали царевичи. - Из родной земли за сестрой пришли.
А, это вы, молодцы! - вскрикнул Змей, крыльями хлопая. - Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и три проходит - ей не умирать стать, умереть не решилася - жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала. А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
Змей Лютый! - сказала она. - Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?
Еще не пора, - молвил Змей, - на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки."
Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела. В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько: горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени - родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький! Глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихорь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
Батюшка, матушка, - просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
Авось не пропаду! - сказал Иван Горох. - А братьев и сестры доискаться хочу.
Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
Избушка, избушка, - молвил Иван, подув на нее - стань к лесу задом, ко мне передом!
И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
Кого Бог несет?
Иван поклонился, спросить торопился:
Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?
Ох-ох, молодец! - отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. - Меня тоже напугал этот вихорь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихорь, а Змей Лютый!
Как бы дойти к нему? - спросил Иван.
Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
Авось не проглотит!
Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься - помолодеешь! - промолвила она, через силу шевеля губами.
Добуду - принесу, бабушка! Слово даю.
Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в змеиное царство.
Спасибо, бабушка!
Не на чем, батюшка!
Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до змеиного царства.
Перед городским и воротами увидел он нищего - хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
Есть, да не ведено сказывать, - отвечал ему нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать об нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
Беги поскорее, - закричала, - беги, братец! Скоро Змей будет, увидит - погубит!
Сестрица любезная! - ответил ей Иван. - Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
Да разве ты - Горох, - спросила Василиса, коса золотая, - чтоб сладить с ним мог?
Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
Что же ты пьешь, братец?
По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое.
Царевна приказать торопилась, а сама смотрела-дивилась.
Ну, братец, - сказала, - тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги. Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
Ах, братец, - вскричала царевна, - это стул Змея Лютого.
Ну, видно, я потяжеле, - сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись-принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой - бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся. Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет - море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит.
Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.
Вдруг, послышался страшный свист - мчится Змей Лютый; конь его, вихорь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей - богатырь, а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит - дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
Змей призадумался, присвистнул, загаркал; коньвихорь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
Ого! - заревел Змей Лютый. - Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою - костей не найдут.
Увидим, как тут, - молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
Расходись, Горох, не катайся!
Лютый Змей, разъезжайся! - Иван отвечал, посох поднял.
Змей разлетелся ударить Ивана, взоткнуть на копье - промахнулся; Горох отскочил - не шатнулся.
Теперь я тебя! - зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.
Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал.
Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея. Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, - сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела-заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала. Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
Четыре венца заказали, две свадьбы пировали, на веселье на радостях пир горой, мед рекой!
Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державной, и в роды родов славилось имя царя Гороха.
Рождается немало богатырей на земле русской. Да таких удалых, смелых, что любое препятствие им нипочем. Делают богатыри много дел добрых, нужных. Из беды и своих родных выручают и чужим людям свободу даруют. Мать с отцом довольны, что богатырей таких воспитывают. А нам сказки про богатырей любо-дорого читать, уму-разуму учиться. Да не только про богатырей, но и про дела их добрые, поступки их хорошие.
«Сказка о Василисе, золотой косе, непокрытой красе, и об Иване Горохе»
Жил-был царь Светозар. У него, у царя, было два сына и красавица дочь.
Двадцать лет жила она в светлом тереме; любовались на нее царь с царицею, еще мамушки и сенные девушки, но никто из князей и богатырей не видал ее лица, а царевна-краса называлась Василиса, золотая коса; никуда она из терема не ходила, вольным воздухом царевна не дышала.
Много было у нее и нарядов цветных, и каменьев дорогих, но царевна скучала: душно ей в тереме, в тягость покрывало! Волосы ее густые, златошелковые, не покрытые ничем, в косу связанные, упадали до пят; и царевну Василису стали люди величать: Золотая коса, непокрытая краса.
Но земля слухом полнится: многие цари узнавали и послов присылали царю Светозару челом бить, царевну в замужество просить.
Царь не спешил; только время пришло, и отправил он гонцов во все земли с вестью, что будет царевна жениха выбирать: чтоб цари и царевичи съезжались, собирались к нему пировать, а сам пошел в терем высокий сказать Василисе Прекрасной. Царевне на сердце весело; глядя из окошка, из-за решетки золотой, на сад зеленый, лужок цветной, захотела она погулять; попросила ее отпустить в сад — с девицами поиграть.
— Государь-батюшка! — она говорила. — Я еще свету Божия не видала, по траве, по цветам не ходила, на твой царский дворец не смотрела; дозволь мне с мамушками, с сенными девушками в саду проходиться.
Царь дозволил, и сошла Василиса Прекрасная с высокого терема на широкий двор. Отворились ворота тесовые, очутилась она на зеленом лугу пред крутою горой; по горе той росли деревья кудрявые, на лугу красовались цветы разновидные. Царевна рвала цветочки лазоревые; отошла она немного от мамушек — в молодом уме осторожности не было; лицо ее было открыто, красота без покрова…
Вдруг поднялся сильный вихрь, какого не видано, не слыхано, людьми старыми не запомнено; закрутило, завертело, глядь — подхватил вихрь царевну, понеслась она по воздуху. Мамки вскрикнули, ахнули, бегут, оступаются, во все стороны мечутся, но только и увидели, как помчал ее вихрь. И унесло Василису, золотую косу, через многие земли великие, реки глубокие, через три царства в четвертое, в область Змея Лютого.
Мамки бегут в палаты, слезами обливаются, царю в ноги бросаются:
— Государь! Неповинны в беде, а повинны тебе; не прикажи нас казнить, прикажи слово молвить: вихрь унес наше солнышко, Василису-красу, золотую косу, и неведомо куда.
Все рассказали, как было. Опечалился царь, разгневался, а и в гневе бедных помиловал.
Вот наутро князья и королевичи в царские палаты наехали и, видя печаль-думу царскую, спросили его: что случилося?
— Грех надо мною! — сказал им царь. — Вихрем унесло мою дочь, дорогую Василису, косу золотую, и не знаю — куда. Рассказал все, как было.
Пошел говор меж приезжими, и князья и королевичи подумали, перемолвились, не от них ли царь отрекается, выдать дочь не решается; бросились в терем царевны — нигде не нашли ее.
Царь их одарил, каждого из казны наделил; сели они на коней, он их с честью проводил; светлые гости откланялись, по своим землям разъехались.
Два царевича молодых, братья удалые Василисы, золотой косы, видя слезы отца-матери, стали просить родителей:
— Отпусти ты нас, государь-отец, благослови, государыня-матушка, вашу дочь, а нашу сестру отыскивать!
— Сыновья мои милые, дети родимые, — сказал царь невесело, — куда ж вы поедете?
— Поедем мы, батюшка, везде, куда путь лежит, куда птица летит, куда глаза глядят; авось мы и сыщем ее!
Царь их благословил, царица в путь снарядила; поплакали, расстались.
Едут два царевича; близко ли путь, далеко ли, долго ли в езде, коротко ли, оба не знают. Едут год они, едут два, проехали три царства, и синеются-виднеются горы высокие, между гор степи песчаные: то земля Змея Лютого. И спрашивают царевичи встречных:
— Не слыхали ли, не видали ли, где царевна Василиса, золотая коса?
И от встречных в ответ им:
— Мы ее не знали, где она — не слыхали.
Дав ответ, идут в сторону. Подъезжают царевичи к великому городу; стоит на дороге предряхлый старик — и кривой и хромой, и с клюкой и с сумой, просит милостыню. Приостановились царевичи, бросили ему деньгу серебряную и спросили его: не видал ли он где, не слыхал ли чего о царевне Василисе, золотой косе, непокрытой красе?
— Эх, дружки! — отвечал старик. — Знать, что вы из чужой земли! Наш правитель Лютый Змей запретил крепко-накрепко толковать с чужеземцами. Нам под страхом заказано говорить-пересказывать, как пронес мимо города вихрь царевну прекрасную.
Тут догадались царевичи, что близко сестра их родимая; рьяных коней понукают, к дворцу подъезжают. А дворец тот золотой и стоит на одном столбе на серебряном, а навес над дворцом самоцветных каменьев, лестницы перламутровые, как крылья, в обе стороны расходятся, сходятся.
На ту пору Василиса Прекрасная смотрит в грусти в окошечко, сквозь решетку золотую, и от радости вскрикнула — братьев своих вдалеке распознала, словно сердце сказало, и царевна тихонько послала их встретить, во дворец проводить. А Змей Лютый в отлучке был. Василиса Прекрасная береглася-боялася, чтобы он не увидел их.
Лишь только вошли они, застонал столб серебряный, расходилися лестницы, засверкали все кровельки, весь дворец стал повертываться, по местам передвигаться. Царевна испугалась и братьям говорит:
— Змей летит! Змей летит! Оттого и дворец кругом перевертывается. Скройтесь, братья!
Лишь сказала, как Змей Лютый влетел, и он крикнул громким голосом, свистнул молодецким посвистом:
— Кто тут живой человек?
— Мы, Змей Лютый! — не робея, отвечали царевичи. — Из родной земли за сестрой пришли.
— А, это вы, молодцы! — вскрикнул Змей, крыльями хлопая. — Незачем бы вам от меня пропадать, здесь сестры искать; вы братья ей родные, богатыри, да небольшие!
И Змей подхватил на крыло одного, ударил им в другого и свистнул, и гаркнул. К нему прибежала дворцовая стража, подхватила мертвых царевичей, бросила обоих в глубокий ров.
Залилась царевна слезами, Василиса, коса золотая, ни пищи, ни питья не принимала, на свет бы глядеть не хотела; дня два и третий проходят, ей не умирать стать, умереть не решилася: жаль красоты своей, голода послушала, на третий покушала.
А сама думу думает, как бы от Змея избавиться, и стала выведывать ласкою.
— Змей Лютый! — сказала она. — Велика твоя сила, могуч твой полет, неужели тебе супротивника нет?
— Еще не пора, — молвил Змей, — на роду моем написано, что будет мне супротивник Иван Горох, и родится он от горошинки.
Змей в шутку сказал, супротивника не ждал. Надеется сильный на силу, а и шутка находит на правду. Тосковала мать прекрасной Василисы, что нет весточки о детях; за царевною царевичи пропали. Вот пошла она однажды разгуляться в сад с боярынями. День был знойный, пить царица захотела.
В том саду из пригорка выбегала струею ключевая вода, а над ней был колодезь беломраморный. Зачерпнув золотым ковшом воды чистой, как слезинка, царица пить поспешила и вдруг проглотила с водою горошинку. Разбухла горошинка, и царице тяжелешенько; горошинка растет да растет, а царицу все тягчит да гнетет. Прошло несколько времени — родила она сына; дали ему имя Иван Горох, и растет он не по годам, а по часам, гладенький, кругленький; глядит, усмехается, прыгает, выскочит, да в песке он катается, и все прибывает в нем силы, так что лет в десять стал могуч богатырь. Начал он спрашивать царя и царицу, много ли было у него братьев и сестер, и узнал, как случилось, что сестру вихрь унес неведомо куда. Два брата отпросились отыскивать сестру и без вести пропали.
— Батюшка, матушка, — просился Иван Горох, и меня отпустите; братьев и сестру отыскать благословите.
— Что ты, дитя мое! — в один голос сказали царь и царица. — Ты еще зеленехонек-молодехонек; братья твои пошли да пропали, и ты, как пойдешь, пропадешь.
— Авось не пропаду! — сказал Иван Горох. — А братьев и сестры доискаться хочу.
Уговаривали и упрашивали сына милого царь с царицею, но он просится, всплачет, взмолится; в путь-дорогу снарядили, со слезами отпустили.
Вот Иван Горох на воле, выкатился в чистое поле; едет он день, едет другой, к ночи в лес темный съезжает. В лесу том избушка на курьих ножках от ветра шатается, сама перевертывается. По старому присловью, по мамкину сказанью.
— Избушка, избушка, — молвил Иван, подув на нее — стань к лесу задом, ко мне передом!
И вот повернулась к Ивану избушка, глядит из окошка седая старушка и молвит:
— Кого Бог несет?
Иван поклонился, спросить торопился:
— Не видала ли, бабушка, вихря залетного? В какую он сторону уносит красных девиц?
— Ох-ох, молодец! — отвечала старуха, покашливая, на Ивана посматривая. — Меня тоже напугал этот вихрь, так что сто двадцать лет я в избушке сижу, никуда не выхожу: неравно налетит да умчит; ведь это не вихрь, а Змей Лютый!
— Как бы дойти к нему? — спросил Иван.
— Что ты мой свет. Змей проглотит тебя!
— Авось не проглотит!
— Смотри, богатырь, головы не спасти; а если вернешься, дай слово из змеиных палат воды принести, которою всплеснешься – помолодеешь, — промолвила она, через силу шевеля губами.
— Добуду — принесу, бабушка! Слово даю.
— Верю на совесть твою. Иди же ты прямо, куда солнце катится; через год дойдешь до Лисьей горы, там спроси, где дорога в Змеиное царство.
— Спасибо, бабушка!
— Не на чем, батюшка!
Вот Иван Горох пошел в сторону, куда солнце катится. Скоро сказка сказывается, не скоро дело делается. Прошел он три государства, дошел и до Змеиного царства.
Перед городским и воротами увидел он нищего — хромого, слепого старика с клюкой и, подав милостыню, спросил его, нет ли в том городе царевны, Василисы молодой, косы золотой.
— Есть, да не велено сказывать, — отвечал ему нищий.
Иван догадался, что сестра его там. Добрый молодец смел, прибодрился и к палатам пошел. На ту пору Василиса-краса, золотая коса, смотрит в окошко, не летит ли Змей Лютый, и приметила издалека богатыря молодого, знать о нем пожелала, тихонько разведать послала: из какой он земли, из какого он рода, не от батюшки ли прислан, не от матушки ль родимой?
Услышав, что пришел Иван, брат меньшой (а царевна его и в лицо не знавала), Василиса к нему подбежала, встретила брата со слезами.
— Беги поскорее, — закричала, — беги, братец! Скоро Змей будет, увидит — погубит!
— Сестрица любезная! — ответил ей Иван. — Не ты бы говорила, не я бы слушал. Не боюсь я Змея и всей силы его.
— Да разве ты Горох, — спросила Василиса, коса золотая, — чтоб сладить с ним мог?
— Погоди, друг-сестрица, прежде напои меня; шел я под зноем, приустал я с дороги, так хочется пить!
— Что же ты пьешь, братец?
— По ведру меду сладкого, сестрица любезная!
Василиса, коса золотая, велела принести ведро меду сладкого, и Горох выпил ведро за один раз, одним духом; попросил налить другое!
Царевна приказать торопилась, а сама смотрела, дивилась.
— Ну, братец, — сказала, — тебя я не знала, я теперь поверю, что ты Иван Горох.
— Дай же присесть, немного отдохнуть с дороги.
Василиса велела стул крепкий придвинуть, но стул под Иваном ломается, в куски разлетается; принесли другой стул, весь железом окованный, и тот затрещал и погнулся.
— Ах, братец, — вскричала царевна, — это стул Змея Лютого.
— Ну, видно, я потяжеле, — сказал Горох, усмехнувшись, встал и пошел на улицу, из палат в кузницу. И там заказал он старому мудрецу, придворному кузнецу, сковать посох железный в пятьсот пуд. Кузнецы за работу взялись, принялись, куют железо, день и ночь молотами гремят, только искры летят; через сорок часов был посох готов. Пятьдесят человек несут, едва тащат, а Иван Горох взял одной рукой — бросил посох вверх. Посох полетел, как гроза, загремел, выше облака взвился, из вида скрылся.
Весь народ прочь бежит, от страха дрожит, думая: когда посох на город упадет, стены прошибет, людей передавит, а в море упадет — море расхлестнет, город затопит. Но Иван Горох спокойно в палаты пошел, да только сказать велел, когда посох назад полетит. Побежал с площади народ, смотрят из-под ворот, смотрят из окон: не летит ли посох? Ждут час, ждут другой, на третий задрожали, сказать прибежали, что посох летит!
Тогда Горох выскочил на площадь, руку подставил, на лету подхватил, сам не нагнулся, а посох на ладони согнулся. Иван посох взял, на коленке поправил, разогнул и пошел во дворец.
Вдруг послышался страшный свист — мчится Змей Лютый; конь его, вихрь, стрелою летит, пламенем пышет; с виду Змей богатырь, — а голова змеиная. Когда он летит, еще за десять верст весь дворец начнет повертываться, с места на место передвигаться, а тут Змей видит — дворец с места не трогается. Видно, седок есть!
Змей призадумался, присвистнул, загаркал; конь-вихрь тряхнул черною гривою, размахнул широкие крылья, взвился, зашумел; Змей подлетает ко дворцу, а дворец с места не трогается.
— Ого! — заревел Змей Лютый. — Видно, есть супротивник. Не Горох ли в гостях у меня? Скоро пришел богатырь. Я посажу тебя на ладонь одною рукою, прихлопну другою, костей не найдут.
— Увидим, как тут, — молвил Иван Горох. А Змей с вихря кричит:
— Расходись, Горох, не катайся!
— Лютый Змей, разъезжайся! — Иван отвечал, посох поднял.
Змей разлетелся ударить Ивана, поднять на копье, промахнулся; Горох отскочил, не шатнулся.
— Теперь я тебя! — зашумел Горох, пустил в Змея посох и так огорошил, что Змея в куски разорвал, разметал, а посох землю пробил, ушел через два в третье царство.
Народ шапки вверх побросал, Ивана царем величал. Но Иван тут, приметя кузнеца-мудреца, в награду, что посох скоро сработал, старика подозвал и народу сказал:
— Вот вам голова! Слушайте его, на добро радея, как прежде на зло слушали вы Лютого Змея.
Иван добыл и живо-мертвой воды, спрыснул братьев; поднялись молодцы, протирая глаза, сами думают:
— Долго спали мы; Бог весть, что сделалось!
— Без меня и век бы вы спали, братья милые, други родимые, — сказал им Иван Горох, прижимая к ретивому сердцу.
Не забыл он взять и змеиной водицы; корабль снарядил и по реке Лебединой с Василисой-красой, золотою косой, поплыл в земли свои через три царства в четвертое; не забыл и старушки в избушке, дал ей умыться змеиной водицей: обернулась она молодицей, запела, заплясала, за Горохом бежала, в пути провожала.
Отец и мать Ивана встречали с радостью, с честью; гонцов разослал и во все земли с вестью, что возвратилась дочь их родная, Василиса, коса золотая. В городе звон, по ушам трезвон, трубы гудят, бубны стучат, самопалы гремят. Василиса жениха дождалась, а царевичу невеста нашлась.
Четыре венца заказали, две свадьбы пировали. На веселье, на радостях пир горой, мед рекой. Деды дедов там были, мед пили, и до нас дошло, по усам текло, в рот не попало; только ведомо стало, что Иван по смерти отца принял царский венец, правил со славой державой, и в роды родов славилось имя царя Гороха!
