Ива́н Дми́триевич Шадр (настоящая фамилия - Иванов ; 30 января (11 февраля ) , Такташинское , ныне Курганская область - 3 апреля , Москва) - русский советский художник , скульптор -монументалист, представитель направления «академический модерн ».
Иван Дмитриевич Иванов родился 30 января (11 февраля ) года в селе Такташинском Челябинского уезда Оренбургской губернии (ныне деревня Такташи Городского поселения рабочий посёлок Мишкино Мишкинского района Курганской области). Отец - Дмитрий Евграфович Иванов (май 1860 или 17 июня 1862 - 8 апреля 1926), Мать - Мария Егоровна (в девичестве Овчинникова, дочь крестьянина села Ряполово Ковровского уезда Владимирской губернии (ок. 1863 – 23 ноября 1935) . Село Такташинское – место сезонной работы плотника Дмитрия Евграфовича Иванова, а постоянное место жительства – город Шадринск Шадринского уезда Пермской губернии (ныне в Курганской области). Прадед Ивана расписывал стены в Спасо-Преображенском соборе, отец и дяди тоже были строителями и богомазами (церковными живописцами). Но по основному роду занятий Дмитрий Евграфовича был плотник. Иван Дмитриевич был третьим сыном в семье, насчитывавшей двенадцать детей (трое младенцев умерли).
Предположительно Ивана крестили в Свято-Троицкой церкви с Островного Маслейской волости Челябинского уезда (ныне в Мишкинском районе Курганской области) .
Иван Шадр создавал революционно-романтические, обобщённо-символические образы, например, горельеф «Борьба с землей» (), скульптуру «Булыжник - оружие пролетариата » (). Последняя, помимо Москвы, была установлена в Челябинске , Львове , Шадринске , Монголии и Румынии .
В 1926 году Шадр едет за границу: он посещает Францию и Италию. В Париже он лепит бюст Л.Б. Красина, бывшего тогда полпредом СССР, и повторяет затем портрет в мраморе.
В 1931 году была создана Шадром надгробная плита В. М. Фриче.
В конце 1930-х годов Шадр работал над проектом памятника А. С. Пушкину . В 1939 году создал скульптуру А. М. Горького в образе Буревестника (бронза , Третьяковская галерея). В том же году он подготовил более классическую модель памятника Горькому. Однако этот памятник был сооружён у Белорусского вокзала в Москве уже после смерти Ивана Дмитриевича скульптором В. И. Мухиной при помощи Н. Г. Зеленской и З. Г. Ивановой.
Большинство работ И. Д. Шадра (в частности, «Штурм земли», «Булыжник - оружие пролетариата» и другие) находятся в Музее современной истории России в Москве .
Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну я и взял себе псевдоним «Шадр» - от названия родного города, чтобы прославить его.
В эти дни в цехи завода часто заходит ваятель И. Д. Шадр. Сейчас закончена отливка в бронзе его скульптуры, названной «Булыжник - оружие пролетариата».
Произведения и эскизные работы Шадра хранятся в Государственной Третьяковской галерее , Государственном центральном музее современной истории России , Екатеринбургскрм музее изобразительных искусств , др. музеях.
Был осенний, теплый, дождливый день. Небо и горизонт были одного и того же цвета мутной воды. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь.
На породистой, худой, с подтянутыми боками лошади, в бурке и папахе, с которых струилась вода, ехал Денисов. Он, так же как и его лошадь, косившая голову и поджимавшая уши, морщился от косого дождя и озабоченно присматривался вперед. Исхудавшее и обросшее густой, короткой, черной бородой лицо его казалось сердито.
Рядом с Денисовым, также в бурке и папахе, на сытом, крупном донце ехал казачий эсаул – сотрудник Денисова.
Эсаул Ловайский – третий, также в бурке и папахе, был длинный, плоский, как доска, белолицый, белокурый человек, с узкими светлыми глазками и спокойно самодовольным выражением и в лице и в посадке. Хотя и нельзя было сказать, в чем состояла особенность лошади и седока, но при первом взгляде на эсаула и Денисова видно было, что Денисову и мокро и неловко, – что Денисов человек, который сел на лошадь; тогда как, глядя на эсаула, видно было, что ему так же удобно и покойно, как и всегда, и что он не человек, который сел на лошадь, а человек вместе с лошадью одно, увеличенное двойною силою, существо.
Немного впереди их шел насквозь промокший мужичок проводник, в сером кафтане и белом колпаке.
Немного сзади, на худой, тонкой киргизской лошаденке с огромным хвостом и гривой и с продранными в кровь губами, ехал молодой офицер в синей французской шинели.
Рядом с ним ехал гусар, везя за собой на крупе лошади мальчика в французском оборванном мундире и синем колпаке. Мальчик держался красными от холода руками за гусара, пошевеливал, стараясь согреть их, свои босые ноги, и, подняв брови, удивленно оглядывался вокруг себя. Это был взятый утром французский барабанщик.
Сзади, по три, по четыре, по узкой, раскиснувшей и изъезженной лесной дороге, тянулись гусары, потом казаки, кто в бурке, кто во французской шинели, кто в попоне, накинутой на голову. Лошади, и рыжие и гнедые, все казались вороными от струившегося с них дождя. Шеи лошадей казались странно тонкими от смокшихся грив. От лошадей поднимался пар. И одежды, и седла, и поводья – все было мокро, склизко и раскисло, так же как и земля, и опавшие листья, которыми была уложена дорога. Люди сидели нахохлившись, стараясь не шевелиться, чтобы отогревать ту воду, которая пролилась до тела, и не пропускать новую холодную, подтекавшую под сиденья, колени и за шеи. В середине вытянувшихся казаков две фуры на французских и подпряженных в седлах казачьих лошадях громыхали по пням и сучьям и бурчали по наполненным водою колеям дороги.
Лошадь Денисова, обходя лужу, которая была на дороге, потянулась в сторону и толканула его коленкой о дерево.
– Э, чег"т! – злобно вскрикнул Денисов и, оскаливая зубы, плетью раза три ударил лошадь, забрызгав себя и товарищей грязью. Денисов был не в духе: и от дождя и от голода (с утра никто ничего не ел), и главное оттого, что от Долохова до сих пор не было известий и посланный взять языка не возвращался.
«Едва ли выйдет другой такой случай, как нынче, напасть на транспорт. Одному нападать слишком рискованно, а отложить до другого дня – из под носа захватит добычу кто нибудь из больших партизанов», – думал Денисов, беспрестанно взглядывая вперед, думая увидать ожидаемого посланного от Долохова.
Выехав на просеку, по которой видно было далеко направо, Денисов остановился.
– Едет кто то, – сказал он.
Эсаул посмотрел по направлению, указываемому Денисовым.
– Едут двое – офицер и казак. Только не предположительно, чтобы был сам подполковник, – сказал эсаул, любивший употреблять неизвестные казакам слова.
Ехавшие, спустившись под гору, скрылись из вида и через несколько минут опять показались. Впереди усталым галопом, погоняя нагайкой, ехал офицер – растрепанный, насквозь промокший и с взбившимися выше колен панталонами. За ним, стоя на стременах, рысил казак. Офицер этот, очень молоденький мальчик, с широким румяным лицом и быстрыми, веселыми глазами, подскакал к Денисову и подал ему промокший конверт.
– От генерала, – сказал офицер, – извините, что не совсем сухо…
Денисов, нахмурившись, взял конверт и стал распечатывать.
– Вот говорили всё, что опасно, опасно, – сказал офицер, обращаясь к эсаулу, в то время как Денисов читал поданный ему конверт. – Впрочем, мы с Комаровым, – он указал на казака, – приготовились. У нас по два писто… А это что ж? – спросил он, увидав французского барабанщика, – пленный? Вы уже в сраженье были? Можно с ним поговорить?
– Ростов! Петя! – крикнул в это время Денисов, пробежав поданный ему конверт. – Да как же ты не сказал, кто ты? – И Денисов с улыбкой, обернувшись, протянул руку офицеру.
Офицер этот был Петя Ростов.
Во всю дорогу Петя приготавливался к тому, как он, как следует большому и офицеру, не намекая на прежнее знакомство, будет держать себя с Денисовым. Но как только Денисов улыбнулся ему, Петя тотчас же просиял, покраснел от радости и, забыв приготовленную официальность, начал рассказывать о том, как он проехал мимо французов, и как он рад, что ему дано такое поручение, и что он был уже в сражении под Вязьмой, и что там отличился один гусар.
– Ну, я г"ад тебя видеть, – перебил его Денисов, и лицо его приняло опять озабоченное выражение.
– Михаил Феоклитыч, – обратился он к эсаулу, – ведь это опять от немца. Он пг"и нем состоит. – И Денисов рассказал эсаулу, что содержание бумаги, привезенной сейчас, состояло в повторенном требовании от генерала немца присоединиться для нападения на транспорт. – Ежели мы его завтг"а не возьмем, они у нас из под носа выг"вут, – заключил он.
В то время как Денисов говорил с эсаулом, Петя, сконфуженный холодным тоном Денисова и предполагая, что причиной этого тона было положение его панталон, так, чтобы никто этого не заметил, под шинелью поправлял взбившиеся панталоны, стараясь иметь вид как можно воинственнее.
– Будет какое нибудь приказание от вашего высокоблагородия? – сказал он Денисову, приставляя руку к козырьку и опять возвращаясь к игре в адъютанта и генерала, к которой он приготовился, – или должен я оставаться при вашем высокоблагородии?
– Приказания?.. – задумчиво сказал Денисов. – Да ты можешь ли остаться до завтрашнего дня?
– Ах, пожалуйста… Можно мне при вас остаться? – вскрикнул Петя.
– Да как тебе именно велено от генег"ала – сейчас вег"нуться? – спросил Денисов. Петя покраснел.
– Да он ничего не велел. Я думаю, можно? – сказал он вопросительно.
– Ну, ладно, – сказал Денисов. И, обратившись к своим подчиненным, он сделал распоряжения о том, чтоб партия шла к назначенному у караулки в лесу месту отдыха и чтобы офицер на киргизской лошади (офицер этот исполнял должность адъютанта) ехал отыскивать Долохова, узнать, где он и придет ли он вечером. Сам же Денисов с эсаулом и Петей намеревался подъехать к опушке леса, выходившей к Шамшеву, с тем, чтобы взглянуть на то место расположения французов, на которое должно было быть направлено завтрашнее нападение.
– Ну, бог"ода, – обратился он к мужику проводнику, – веди к Шамшеву.
Денисов, Петя и эсаул, сопутствуемые несколькими казаками и гусаром, который вез пленного, поехали влево через овраг, к опушке леса.
Дождик прошел, только падал туман и капли воды с веток деревьев. Денисов, эсаул и Петя молча ехали за мужиком в колпаке, который, легко и беззвучно ступая своими вывернутыми в лаптях ногами по кореньям и мокрым листьям, вел их к опушке леса.
Выйдя на изволок, мужик приостановился, огляделся и направился к редевшей стене деревьев. У большого дуба, еще не скинувшего листа, он остановился и таинственно поманил к себе рукою.
Денисов и Петя подъехали к нему. С того места, на котором остановился мужик, были видны французы. Сейчас за лесом шло вниз полубугром яровое поле. Вправо, через крутой овраг, виднелась небольшая деревушка и барский домик с разваленными крышами. В этой деревушке и в барском доме, и по всему бугру, в саду, у колодцев и пруда, и по всей дороге в гору от моста к деревне, не более как в двухстах саженях расстояния, виднелись в колеблющемся тумане толпы народа. Слышны были явственно их нерусские крики на выдиравшихся в гору лошадей в повозках и призывы друг другу.
– Пленного дайте сюда, – негромко сказал Денисоп, не спуская глаз с французов.
Казак слез с лошади, снял мальчика и вместе с ним подошел к Денисову. Денисов, указывая на французов, спрашивал, какие и какие это были войска. Мальчик, засунув свои озябшие руки в карманы и подняв брови, испуганно смотрел на Денисова и, несмотря на видимое желание сказать все, что он знал, путался в своих ответах и только подтверждал то, что спрашивал Денисов. Денисов, нахмурившись, отвернулся от него и обратился к эсаулу, сообщая ему свои соображения.
Петя, быстрыми движениями поворачивая голову, оглядывался то на барабанщика, то на Денисова, то на эсаула, то на французов в деревне и на дороге, стараясь не пропустить чего нибудь важного.
– Пг"идет, не пг"идет Долохов, надо бг"ать!.. А? – сказал Денисов, весело блеснув глазами.
– Место удобное, – сказал эсаул.
– Пехоту низом пошлем – болотами, – продолжал Денисов, – они подлезут к саду; вы заедете с казаками оттуда, – Денисов указал на лес за деревней, – а я отсюда, с своими гусаг"ами. И по выстг"елу…
– Лощиной нельзя будет – трясина, – сказал эсаул. – Коней увязишь, надо объезжать полевее…
В то время как они вполголоса говорили таким образом, внизу, в лощине от пруда, щелкнул один выстрел, забелелся дымок, другой и послышался дружный, как будто веселый крик сотен голосов французов, бывших на полугоре. В первую минуту и Денисов и эсаул подались назад. Они были так близко, что им показалось, что они были причиной этих выстрелов и криков. Но выстрелы и крики не относились к ним. Низом, по болотам, бежал человек в чем то красном. Очевидно, по нем стреляли и на него кричали французы.
– Ведь это Тихон наш, – сказал эсаул.
– Он! он и есть!
– Эка шельма, – сказал Денисов.
– Уйдет! – щуря глаза, сказал эсаул.
Человек, которого они называли Тихоном, подбежав к речке, бултыхнулся в нее так, что брызги полетели, и, скрывшись на мгновенье, весь черный от воды, выбрался на четвереньках и побежал дальше. Французы, бежавшие за ним, остановились.
– Ну ловок, – сказал эсаул.
– Экая бестия! – с тем же выражением досады проговорил Денисов. – И что он делал до сих пор?
– Это кто? – спросил Петя.
– Это наш пластун. Я его посылал языка взять.
– Ах, да, – сказал Петя с первого слова Денисова, кивая головой, как будто он все понял, хотя он решительно не понял ни одного слова.
Тихон Щербатый был один из самых нужных людей в партии. Он был мужик из Покровского под Гжатью. Когда, при начале своих действий, Денисов пришел в Покровское и, как всегда, призвав старосту, спросил о том, что им известно про французов, староста отвечал, как отвечали и все старосты, как бы защищаясь, что они ничего знать не знают, ведать не ведают. Но когда Денисов объяснил им, что его цель бить французов, и когда он спросил, не забредали ли к ним французы, то староста сказал, что мародеры бывали точно, но что у них в деревне только один Тишка Щербатый занимался этими делами. Денисов велел позвать к себе Тихона и, похвалив его за его деятельность, сказал при старосте несколько слов о той верности царю и отечеству и ненависти к французам, которую должны блюсти сыны отечества.
– Мы французам худого не делаем, – сказал Тихон, видимо оробев при этих словах Денисова. – Мы только так, значит, по охоте баловались с ребятами. Миродеров точно десятка два побили, а то мы худого не делали… – На другой день, когда Денисов, совершенно забыв про этого мужика, вышел из Покровского, ему доложили, что Тихон пристал к партии и просился, чтобы его при ней оставили. Денисов велел оставить его.
Тихон, сначала исправлявший черную работу раскладки костров, доставления воды, обдирания лошадей и т. п., скоро оказал большую охоту и способность к партизанской войне. Он по ночам уходил на добычу и всякий раз приносил с собой платье и оружие французское, а когда ему приказывали, то приводил и пленных. Денисов отставил Тихона от работ, стал брать его с собою в разъезды и зачислил в казаки.
Тихон не любил ездить верхом и всегда ходил пешком, никогда не отставая от кавалерии. Оружие его составляли мушкетон, который он носил больше для смеха, пика и топор, которым он владел, как волк владеет зубами, одинаково легко выбирая ими блох из шерсти и перекусывая толстые кости. Тихон одинаково верно, со всего размаха, раскалывал топором бревна и, взяв топор за обух, выстрагивал им тонкие колышки и вырезывал ложки. В партии Денисова Тихон занимал свое особенное, исключительное место. Когда надо было сделать что нибудь особенно трудное и гадкое – выворотить плечом в грязи повозку, за хвост вытащить из болота лошадь, ободрать ее, залезть в самую середину французов, пройти в день по пятьдесят верст, – все указывали, посмеиваясь, на Тихона.
– Что ему, черту, делается, меренина здоровенный, – говорили про него.
Один раз француз, которого брал Тихон, выстрелил в него из пистолета и попал ему в мякоть спины. Рана эта, от которой Тихон лечился только водкой, внутренне и наружно, была предметом самых веселых шуток во всем отряде и шуток, которым охотно поддавался Тихон.
– Что, брат, не будешь? Али скрючило? – смеялись ему казаки, и Тихон, нарочно скорчившись и делая рожи, притворяясь, что он сердится, самыми смешными ругательствами бранил французов. Случай этот имел на Тихона только то влияние, что после своей раны он редко приводил пленных.
Тихон был самый полезный и храбрый человек в партии. Никто больше его не открыл случаев нападения, никто больше его не побрал и не побил французов; и вследствие этого он был шут всех казаков, гусаров и сам охотно поддавался этому чину. Теперь Тихон был послан Денисовым, в ночь еще, в Шамшево для того, чтобы взять языка. Но, или потому, что он не удовлетворился одним французом, или потому, что он проспал ночь, он днем залез в кусты, в самую середину французов и, как видел с горы Денисов, был открыт ими.
«Булыжник - оружие пролетариата», «Рабочий и колхозница» — созданные много лет назад советскими мастерами-скульпторами И. Шадром и В. Мухиной. Эти скульптуры времен СССР выдержали испытание временем и прочно вошли в нашу жизнь, а их авторы заняли достойное место в истории советского и мирового изобразительного искусства.
К 10-летию Октября И. Шадр
завершил скульптурную композицию «Булыжник - оружие пролетариата». Полуобнаженная фигура рабочего, наклонившегося к земле, полная динамики. Волевая собранность жеста. Упрямо стиснут рот. Напряжен каждый мускул.
Известный русский живописец М. В. Несторов писал о скульптуре:
«Молодой рабочий в порыве захватившей его борьбы за дорогое ему дело, дело революции, подбирает с мостовой камни, чтобы ими проломить череп ненавистному врагу. Стою зачарованный, обхожу кругом - великолепно!»
И. Шадр идеально справился с художнической задачей. Изваяние пластично, хорошо смотрится со всех сторон. Недавно исполком Моссовета принял решение об установлении на Красной Пресне увеличенной копии скульптуры. Это будет памятник героям баррикадных боев революции 1905 года.
Рабочие, крестьяне, солдаты - излюбленная тема творений И. Шадра. И это не случайно. Иван Дмитриевич Иванов (1889 - 1941) родился в бедной рабочей семье в селе Такташинском близ города Шадринска (отсюда его псевдоним - Шадр).
Нелегкая жизнь выработала в будущем скульпторе настойчивость и стремление к знаниям. Долгая и упорная учеба началась с 1902 года в Екатеринбургской художественно — промышленной школе. Потом - Петербург, куда Шадр пришел пешком. На талантливого юношу обратили внимание артист В. Н. Давыдов и художник И. Е. Репин. Они помогли ему продолжить образование за границей.
Возвратившись на Родину, скульптор работает над проектом «Памятника мировому страданию» , а в 1922 году создает бюсты и полуфигуры, получившие названия «Сеятель», «Крестьянин», «Рабочий», «Красноармеец» . Эти скульптуры много раз воспроизводились на облигациях, денежных знаках молодой Советской республики. Они известны также по почтовым маркам.
Теме трудового народа И. Шадр остался верен до последних дней своей жизни.
Искусство скульптора глубоко самобытно, подлинно народно, проникнуто пафосом жизнеутверждения. Творения его всеми своими корнями уходят в историю нашей страны.
В Москве перед Северным входом на ВДНХ возвышается 24-метровая скульптурная группа из нержавеющей стали. «Рабочий и колхозница» - олицетворение нерасторжимого союза рабочего класса и колхозного крестьянства СССР. Рука об руку, в стремительном движении две фигуры, высоко поднявшие советскую эмблему, как бы символизируют молодость Родины.
Скульптор В. Мухина: «Рабочий и колхозница» (1937 г.)
В этом гигантском стальном изваянии запечатлены образы нового человека, полного силы и одухотворенной красоты. Скульптор СССР В. Мухина сумела добиться яркой выразительности оригинальностью композиции: группа устремлена вперед и вверх. Фигуры образуют вертикаль, которая подкрепляется поднятыми руками с серпом и молотом, горизонтальные детали - широкий размах шага, откинутые назад руки и развевающийся шарф - усиливают стремительность движения.
Динамичность композиции, пластика, гибкость заключены были и в материале, который В. Мухина впервые применила в скульптуре. Внутренность изваяния состояла из стальных форм, этот металлический каркас облицовывался листами хромоникелевой стали, некоторые детали фигур крепились электросваркой.
Скульптурная группа «Рабочий и колхозница» была создана для советского павильона на Всемирной выставке в Париже в 1937 году. Ромен Роллан, посетив выставку, писал в книге отзывов: «На Международной выставке на берегах Сены два молодых советских гиганта в неукротимом порыве возносят серп и молот, и мы слышим, как из груди льется героический гимн, который зовет народы к свободе, к единству и приводит их к победе».
Свой путь художника Вера Игнатьевна Мухина (1889 - 1953) начала с занятий в московских студиях у К. Ф. Юона, И. О. Дудина, И. И. Машкова. Потом в Париже брала консультации у французского скульптора-монументалиста Бурделя. Париж оставил в ранних работах Веры Игнатьевны следы формализма, особенно это было заметно в монументальной композиции «Пьета» (мать, оплакивающая погибшего сына), которая украшала арку старого помещения Камерного театра в Москве.
Скульптура «Крестьянка» (1927) принесла Мухиной успех. Здесь уже были заложены новые черты ее позднейших творений. В начале 30-х годов она работала над рядом портретных скульптур, обобщающих образ человека советской эпохи. После «Рабочего и колхозницы» были созданы проект памятника М. Горькому для города Горького и группа «Хлеб» (1939) , которая входила в скульптурный цикл «Богатства Родины», запроектированный для нового Москворецкого моста.
Портретные работы военных и послевоенных лет отразили новый мухинский стиль. Она стремилась выделить «особые приметы» человеческой души, поэтому скульптура приобрела точность, лаконизм.
С мастерами З. Ивановой и Н. Зеленской в 1951 году Мухина завершила памятник А. М. Горькому в Москве (на площади Белорусского вокзала), модель которого была выполнена И. Шадром в последние годы его жизни.
В Мухиной сочетались два мастера - портретист и монументалист. Ее привлекали и ей присущи большая тема, большой образ, большой размах. В каждом произведении чувствуется сила, энергия, художественная выразительность, дух смелого новаторского искания.
Говоря ее же словами, она сумела в своих скульптурах «передать весь романтизм и творческое горение наших дней».
Иван Дмитриевич родился 30 января (11 февраля) 1887 года в городе Шадринске (ныне Курганской области) в многодетной (14 детей) семье столяра. В 1898 году Ваню отвезли в Екатеринбург на фабрику купцов Панфиловых, где он был сначала мальчиком на побегушках, потом сторожем и грузчиком. В 1901 году Иван сбежал с фабрики. Без всякой подготовки он успешно сдал экзамен по рисунку в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу, где учился до 1906 года у Т. Э. Залькальна.
Летом 1907 года Иван Шадр вместе с сокурсником Петром Дробышевым отправился странствовать по России, по тем местам, где побывал в своё время Максим Горький. Они побывали на Каме, Волге, Дону, путешествовали по Кавказу, Украине, заехали в Москву, Иван пешком дошёл до Санкт-Петербурга. В столице, после неудачной попытки поступить в Академию художеств, Иван подрабатывал, в частности, уличным пением. Однажды его голос услышал режиссёр Александрийского театра М. Е. Дарский, который принял живое участие в судьбе юноши. Он помог Ивану поступить на Высшие драматические курсы Санкт-Петербургского театрального училища, учиться на певца. В училище И. Шадр продолжал рисовать и занимался скульптурой. Его рисунки попали к И. Е. Репину, который дал им высокую оценку. По ходатайству петербургских ценителей таланта Ивана Дмитриевича Шадринская городская управа назначила ему стипендию. В Санкт-Петербурге Шадрин посещал также рисовальную школу Общества поощрения художеств Н. К. Рериха и Музыкально-драматическую школу. В столице Иван прожил до 1908 года, затем год служил в Русской армии.
В 1910 году Иван уехал за границу. Сначала в Париж, где был студентом высших муниципальных курсов скульптуры и рисования в Academie de La Grande Chaumiere под руководством Ф. О. Родена и Э. А. Бурделя. Затем, парижские учителя отправили И. Шадра на стажировку в Рим в Институт изящных искусств. В 1912 году Иван Дмитриевич возвращается в Россию. В Москве он обучается в Московском археологическом институте). В 1918 году Шадр уезжает в Омск забрать семью в Москву, однако остался в этом городе до 1921 года. Там он выступал с лекциями по искусству. В 1921 году, как только было восстановлено железнодорожное сообщение, Шадр уехал в Москву.
В 1926 году И. Шадр стал членом Общества русских скульпторов, в дальнейшем Союза советских скульпторов.
Творческая деятельность
В своем творчестве Иван Шадр искал пути создания монументальной реалистической скульптуры. Многочисленные мемориальные сооружения, созданные им в 1910—1930-х годах, были посвящены, преимущественно, жертвам Первой мировой войны. Они связаны с традициями модерна и национально-романтических течений, отличаются тягучими, тяжеловесными ритмами, пристрастием к метафорическому осмыслению мотива человеческого тела, застывающего в мёртвой материи камня или высвобождающегося из него, иногда — использованием элементов народной архитектуры. Среди его ранних работ выделяется проект «Памятника мировому страданию» (1915). Позднее эта работа преобразовалась в ещё более грандиозный проект «Памятника человечеству».
В 1919 году Сибирский кадетский корпус за 18 тысяч рублей заказал Ивану Шадру памятник своему воспитаннику генералу Корнилову. В том же году скульптор готовит проект коронования адмирала Колчака, а также проект памятника в честь освобождения Сибири. Однако эти проекты так и остались нереализованными, так как в ноябре 1919 года Омское правительство бежало из Омска и город был занят частями Красной Армии.
В апреле 1920 года И. Шадр берётся увековечить память жертв белого террора, погребённых в городском саду Омска. В мае того же года он получил заказ от Сибревкома на памятник Карлу Марксу. Летом статуя уже была готова и установлена. В Омске Иван Дмитриевич работал также над рельефами с изображением Карла Маркса, Карла и Вильгельма Либкнехтов и Розы Люксембург.
И. Шадр является автором скульптур так называемых «денежных мужиков» — фигур рабочего, крестьянина, красноармейца и сеятеля (гипс, 1922, Русский музей; бронзовые отливки — в Третьяковской галерее), созданных по заказу Гознака для воспроизведения на банкнотах. Первые три скульптуры стали основой для выпуска четвёртого стандартного выпуска почтовых марок РСФСР (ЦФА (ИТЦ «Марка») #73-85), первого стандартного выпуска СССР (ЦФА (ИТЦ «Марка») #99-194) и частично — для двух последующих (ЦФА (ИТЦ «Марка») #281-287, 291-295). Первые в СССР художественная маркированная почтовая карточка и маркированный конверт вышли с «шадровскими» марками. Скульптуры Ивана Дмитриевича были также воспроизведены на облигациях займов и государственных ценных бумагах СССР. Прототипы своих героев скульптор нашёл в деревне Прыговой Шадринского района.
В 1923 году Шадр принимал участие в оформлении Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Москве. Там же демонстрировались его скульптуры, которые имели законный успех.
В 1924 году Иван Шадр создаёт натурную скульптуру «Ленин в гробу», сделавшую его главным мастером довоенной скульптурной ленинианы. За 13 лет И. Шадр создал 16 скульптурных изображений В. И. Ленина, в том числе, для Центрального Музея В. И. Ленина в 1934 году. Одна из самых значительных его работ — монумент с одиннацатиметровой бронзовой фигурой, установленной в 1927 году на территории Земо-Авчальской ГЭС имени В. И. Ленина (ЗАГЭС) в Грузии. Это один из первых памятников В. И. Ленину, он был демонтирован в 1991 году.
Иван Шадр создавал революционно-романтические, обобщённо-символические образы, например, горельеф «Борьба с землей» (1922), скульптуру «Булыжник — оружие пролетариата» (1927). Последняя, помимо Москвы, была установлена в Челябинске, Львове, Монголии и Румынии.
В 1934 году Иван Шадр начал работу над скульптурой «Девушка с веслом» для ЦПКиО имени Горького в Москве. Основной моделью скульптора стала Вера Волошина, студентка Московского Института физкультуры. Скульптура была установлена в центре фонтана на главной магистрали Парка имени Горького в 1935 году. Однако она подверглась критике и в том же году её переместили в парк культуры и отдыха Луганска. Её уменьшенная копия хранится в Третьяковской галерее. В конце 1950-х годов по настоянию жены скульптора гипсовую работу И. Шадра перевели в бронзу.
К лету 1936 года И. Д. Шадр создал новую увеличенную восьмиметровую скульптуру из тонированного бетона. Моделью для неё стала гимнастка Зоя Бедринская (Белоручева). Новую «Девушку с веслом» установили в центре фонтана на прежнем месте. Скульптура была разрушена в 1941 году при бомбёжке.
Ошибочно считается, что скульптуры Ивана Шадра послужили прототипами для создания дешёвых гипсовых копий, которые были массово установлены в парках практически по всему СССР. На самом деле в их основу была положена работа скульптора Р. Р. Иодко с тем же названием, выполненная им для парка водного стадиона «Динамо» в 1936 году.
В конце 1930-х годов Шадр работал над проектом памятника А. С. Пушкину. В 1939 году создал скульптуру А. М. Горького в образе Буревестника (бронза, Третьяковская галерея). В том же году он подготовил более классическую модель памятника Горькому. Однако этот памятник был сооружён у Белорусского вокзала в Москве уже после смерти ивана Дмитриевича скульптором В. И. Мухиной при помощи Н. Г. Зеленской и З. Г. Ивановой. За этот памятник Иван Дмитриевич посмертно удостоен Сталинской премии.
Большинство работ И. Д. Шадра, в частности, «Штурм земли», «Булыжник — оружие пролетариата» и другие, находятся в Музее современной истории России в Москве.
И. Шадр автор надгробий Н. С. Аллилуевой (1933; архитектор — И. В. Жолтовский) и Е. Н. Немировича-Данченко (1939) на Новодевичьем кладбище в Москве. Оба надгробия выполнены из мрамора и гранита. Надгробие для Надежды Аллилуевой было выполнено скульптором по заказу ЦК ВКП(б).
Псевдоним «Шадр» Иван Дмитриевич начал использовать с 1908 года. Его основой послужило имя родного города Шадринска. Иван Дмитриевич писал:
« Нас, Ивановых-то, слишком уж много. Надо же как-то отличить себя от других Ивановых, ну я и взял себе псевдоним «Шадр» — от названия родного города, чтобы прославить его. »
* В 1987 году Свердловское (ныне Екатеринбургское) художественное училище получило имя И. Д. Шадра.
Русский советский художник, скульптор-монументалист, лауреат Сталинской премии.
Иван Дмитриевич Шадр (настоящая фамилия Иванов) родился 30 января 1887 года в городе Шадринске (ныне Курганской области) в многодетной семье столяра. В 1898 году Ивана отвезли в Екатеринбург на фабрику купцов Панфиловых, где он был сначала мальчиком на побегушках, потом сторожем и грузчиком.
В 1901 году Иван сбежал с фабрики. Без всякой подготовки успешно сдал экзамен по рисунку в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу, где учился до 1906 года.
С 1907 года обучался на Высших драматических курсах Санкт-Петербургского театрального училища, в рисовальной школе Общества поощрения художеств Н. К. Рериха и Музыкально-драматической школе. С 1908 года Иван Дмитриевич начал использовать псевдоним «Шадр».
В 1910 году Иван Дмитриевич уехал за границу. Обучался в Париже у О. Родена и Э. А. Бурделя, в Риме - в Институте изящных искусств.
В 1912 году Шадр возвратился в Россию, учился в Московском археологическом институте. В 1918 году уехал в Омск забрать семью, однако остался в этом городе до 1921 года. Там он выступал с лекциями по искусству. В 1921 году, как только было восстановлено железнодорожное сообщение, Иван Дмитриевич вернулся в Москву.
С 1922 года Шадр работал по заказу Гознака над созданием скульптур «Красноармеец», «Рабочий», «Крестьянин», «Сеятель», изображение которых печаталось на банкнотах, облигациях займов и государственных ценных бумагах СССР. Первые в СССР художественная маркированная почтовая карточка и маркированный конверт вышли с «шадровскими» марками. Прототипы своих героев скульптор нашёл в деревне Прыговой Шадринского района.
В 1923 году Шадр принимал участие в оформлении Всероссийской сельскохозяйственной и кустарно-промышленной выставки в Москве. Там же демонстрировались его скульптуры, которые имели успех.
В 1924 году Иван Шадр создал натурную скульптуру «Ленин в гробу», сделавшую его главным мастером довоенной скульптурной ленинианы. За 13 лет Шадр создал 16 скульптурных изображений Ленина, в том числе для Центрального Музея В. И. Ленина.
Иван Шадр создавал революционно-романтические, обобщённо-символические образы, например, горельеф «Борьба с землей», скульптуру «Булыжник - оружие пролетариата». Последняя была установлена в Москве, Челябинске, Львове, Шадринске, Монголии и Румынии.
Умер Иван Дмитриевич Шадр 3 апреля 1941 года в Москве. Он удостоен посмертно Сталинской премии за памятник Горькому, сооружённый у Белорусского вокзала в Москве уже после смерти Ивана Дмитриевича скульптором В. И. Мухиной при помощи Н. Г. Зеленской и З. Г. Ивановой. Имя Шадра носит Екатеринбургское художественное училище.
Многолетняя творческая деятельность Ивана Дмитриевича Шадра (Иванова) поставила его в ряд наиболее выдающихся советских скульпторов. Его работы "Булыжник - оружие пролетариата", "Сеятель", памятники В. И. Ленину и А. М. Горькому являются образцами реалистического метода в пластике, а присущий им героический пафос отражает лучшие, главные, черты своего времени. Шадра не раз сравнивали с Горьким. Как и Горький, будущий художник вышел из бедной среды: его отец был плотником, в семье росло четырнадцать детей. Одиннадцати лет он был отдан "в люди" - на фабрику в Екатеринбурге и познал все лишения и невзгоды. Только инстинктивная любовь к искусству, смутное ощущение иного, прекрасного мира помогли ему изменить предопределенную внешними обстоятельствами судьбу. В 1902 году Шадру удалось поступить в Екатеринбургскую художественно-промышленную школу; здесь его учителем по скульптуре оказался известный художник Т. Э. Залькалн - он-то и посоветовал начинающему скульптору продолжить обучение в Петербургской Академии художеств.
Попытка Шадра поступить в Академию (а он для этого пришел в Петербург пешком) не увенчалась успехом - и здесь его биография сделала очередной, вполне беллетристический, поворот. Оставшись в столице без средств и существованию, ночуя на полуразвалившейся барже, Шадр нанялся в подручные к шарманщику - петь по дворам. В одном из выступлений его голос привлек внимание режиссера императорских театров М. Е. Дарского. Дарский принял участие в судьбе талантливого юноши, определив его без экзаменов в театральное училище, в класс артиста В. Н. Давыдова. Перед Шадром открылась карьера профессионального певца.
Однако навыки в скульптуре, полученные в Екатеринбургской школе, дали свои плоды - изобразительное искусство влекло Шадра более, чем вокал, хотя здесь дебют был удачен. В 1910 году, благодаря финансовой помощи И. Е. Репина, В. Н. Давыдова и других (а в становлении Шадра сыграли роль многие деятели русской культуры), он смог поехать в Италию и в Париж - для непосредственного знакомства с европейским искусством. Академического образовании художник так и не получил, и работа в Лувре и Ватиканском музее, копирование фресок Рафаэля, по существу сделались его единственной школой (если не считать уроков Залькална а Екатеринбурге). И в 1915 году, возвратившись в Москву, Шадр начинает самостоятельную профессиональную деятельность.
Одной из первых его работ стал проект "Памятника мировому страданию" (1915), принятый Думой и заслуживший одобрение Горького. Проект возник из конкурсной задачи - создать памятник тем, кто погиб на потопленном немцами госпитальном судне "Португаль", однако Шадр вышел за пределы задании. Впоследствии на основе этого замысла родился проект еще более грандиозного "Памятника человечеству". Эти ранние и неосуществленные работы уже дают представление о творческом лице скульптора - о его склонности к литературной символике и аллегоричности (образы и пластические группы "Памятника мировому страданию" имеют многозначительные названия - "Ворота вечности", "Озеро слез", "Человек перед лицом вечной тайны"), о масштабности и темпераментном размахе идей, о тяготении к монументальному и романтически-возвышенному.
Но окончательно творческая индивидуальность художника сложилась после революции. Ленинский план монументальной пропаганды открыл перед русскими скульпторами обширную перспективу деятельности, приложения творческих сил. На Урале Шадр создает памятник Карлу Марксу, рельефы с изображением Маркса, Карла Либкнехта и Розы Люксембург, а по возвращении в Москву (1921) исполняет большой заказ на серию круглых скульптур для Гознака - "Рабочий", "Красноармеец", "Сеятель", с них должны были делаться изображении на денежных знаках, марках, облигациях и т. д. Реалистическая достоверность и обобщенно-плакатная выразительность этих фигур отвечали складывающимся принципам новой советской эстетики.
Вслед за тем наступает длительный период работы над ленинской темой. Первым прикосновением к ней была скульптура "Ленин в гробу" (1924): в течение 46 часов в Колонном зале, пока шла церемонии прощания, Шадр лепил с натуры. От этой скромной, лишь на мемориальное значение рассчитанной работы - путь к обобщенным решениям образа в многочисленных памятниках Ленину - на ЗАГЭСе (1925 - 1926), в Днепропетровске (1930-1931, он остался в проектах), на Ижорском заводе (1932), в Горках (1934). Наиболее значителен "Ленин на ЗАГЭСе". Удачное сочетание скульптурной фигуры с ландшафтом сделалось образцом для советских скульпторов более чем на десятилетие.
1930-е годы - расцвет творчества Шадра. Он работает в разнообразных жанрах: исполняет психологически острые портреты ("Портрет художника Н. А. Касаткина", 1930), пробует свои силы в мемориальной скульптуре (надгробия Е. Н. Немирович Данченко, 1939; В. Л. Дурова, 1940), в создании садово-парковых ("Девушка с веслом", 1936) и городских скульптур (проекты памятников А. С. Пушкину и А. М. Горькому). Лучшие его работы рубежа 1920-1930-х годов - "Булыжник - оружие пролетариата" (1927). "Сезонник" (1929), экспрессивный эскиз группы "Рабочий и колхозница" (как известно, на конкурсе победил проект В. И. Мухиной и её скульптура была воздвигнута над советским павильоном на Парижской выставке 1937 года) - дают представление не только об индивидуальной манере художника, но и отчетливо представляют характерные тенденции пластики этих лет. По ним видно, в силу каких особенностей таланта Шадр смог стать одним из выдающихся скульпторов своего времени.
Стремление художника к типическому и обобщенному было созвучно устремлением эпохи. Темперамент Шадра, свойственная его образам романтическая приподнятость, истинно монументальный размах отвечали времени, требующему прежде всего масштабности и обобщенной героики. Однако Шадру парадоксально присуща и некоторая пластическая повествовательность: подробность лепки, однообразие фактур.
В его пластике есть привкус художественной неоднозначности. Но органически присущая ему широта дыхания (быть может, составляющая суть индивидуальности) уберегла скульптора от ординарности, а его произведения - от потери специфики пластической изобразительности.
Творчество Шадра не только принадлежит своему времени - как всякое крупное явление, оно это время одновременно выражает и определяет.
Г. Ельшевская
Сто памятных дат. Художественный календарь на 1987 год. М.: Советский художник, 1986.
