« – Скажите, а что это за история с мнением экспертов Российского научно-исследовательского института, которые, изучив постановки пушкинских произведений, обвинили Римаса Владимировича Туминаса в нелюбви к России?
– Человек, который начал войну с нашим театром, – небезызвестный автор Юрий Поляков. В его собственных пьесах немало пикантных ситуаций, более чем смелых реплик, сюжетные повороты, обстоятельства на грани приличия. Мне лично кажется, он сам является аморальным типом, но пытается нас учить морали. Как-то мне позвонил один влиятельный человек и спросил, почему Театр Вахтангова не хочет забрать в свой репертуар «Козлёнка в молоке» по пьесе Полякова, а спектакль шёл в Театре Рубена Симонова. Комиссией из трёх человек мы отсмотрели все спектакли этого театра. «Козлёнок» хорошо воспринимался 25 лет назад, так как являл собой политическую сатиру на перестройку. С позиции сегодняшнего дня это скорее пошлый архаизм. Поэтому мы от него отказались. После этого Юрий Поляков в одном ток-шоу на федеральном канале заявил, что в постановке Туминаса «Евгений Онегин» Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место. Так что всё очень банально до крайности – раз мы не взяли спектакль по его пьесе, то нас надо попытаться уличить в занятиях похабщиной. Первопричину стоит искать в финансовой плоскости – не позвали на постановку, закрыли спектакль, отказались взять пьесу. В театральном мире много людей, ревностно относящихся к чужим успехам. Увы, мы не привыкли радоваться за коллег… Легче поливать их грязью и рассказывать небылицы».
Приходится, отложив в сторону новую пьесу, отвечать театральному густомыслу, чтобы другим неповадно было. Итак. Просто удивительно, сколько вранья можно засунуть в небольшой кусок текста. Боюсь показаться «крокобором», но придётся утомить читателей сеансом разоблачения, превышающим по объёму саму напраслину. Как видно из вопроса журналиста, его интересует одно, но рассказывает г-н Крок совсем о другом – ну просто в тренде одесского привоза: «Человек, который начал войну с нашим театром, – небезызвестный автор Юрий Поляков», хотя никого отношения к экспертам указанного НИИ я не имею, а воевать со знаменитым Театром имени Вахтангова мне и в голову не приходило. Если мне смешон президент Олланд, это не значит, что мне ненавистна Франция.
Впрочем, с тем, что я драматург небезызвестный, спорить не берусь, это утверждение соответствует действительности: мои пьесы широко идут в Москве, в России и за рубежом, некоторые держатся подолгу, взять тот же «Хомо эректус» в театре Сатиры или «Контрольный выстрел» (в соавторстве с С. Говорухиным) во МХАТе имени Горького. А вот дальше Кирилл Игоревич начинает жадно экономить правду, рассказывать небылицы и даже поливать грязью. Так, полемизируя с позицией неведомых экспертов, он почему-то объявляет, что мои пьесы «на грани приличия», а меня самого, выстоявшего в законном браке сорок один год, именует аморальным типом. Ну, моральный я тип или аморальный, будет решать суд, а деловую репутацию я оцениваю очень дорого. Г-ну Кроку, окончившему два курса юридического факультета, надо бы знать, что слова следует выбирать, даже дискутируя в трамвае, а тем более собачась в информационном пространстве.
А как же быть с режиссёрами, которые берут в работу пьесы «аморального» автора? Видимо, они тоже безнравственные типы? Однако четыре мои вещи поставлены во МХАТе им. Горького, которым руководит Т.В. Доронина, известная своей непримиримостью к любым неприличиям в храме Мельпомены. Но, возможно, мнение Дорониной чуждо европейцу Кроку? Зайдём с тыла. Театр «Модерн», где он прослужил 10 лет, сначала заведуя постановочной частью, а потом в качестве помощника худрука, выпускает сейчас спектакль по моей пьесе «Женщины без границ». Неужели питомец «Модерна» так плохо думает о С.А. Враговой? Я позвонил Светлане Александровне и поинтересовался, как ей работалось с г-ном Кроком, случались ли компромиссы. Она ответила: с обязанностями завпоста он вполне справлялся, декорации монтировал вовремя, но когда стал её помощником, случилась обидная история, ну, знаете, когда увлекаются «финансовой плоскостью». Пришлось помощника учить азам административной чистоплотности.
Но главная небылица г-на Крока заключена в другом. Он перевернул причинно-следственные связи. Мол, обидели драматурга, он и наехал на театр. На самом же деле все было с точностью до наоборот, и получается: «гражданин Крок соврамши»… Зачем? А чтобы не оправдываться, точнее, не отвечать на вполне определённую критику. Как-то на страницах «ЛГ» я высказался о странном равнодушии Вахтанговского театра к нашей нынешней жизни: в репертуаре нет ни одной современной русской пьесы. Кстати, подобный упрёк «Литературная газета» адресовала и другим сценическим коллективам, но они если не прислушались, то хотя бы отмолчались. Года два назад я написал примерно следующее: может ли современная Россия не интересовать выдающегося литовского режиссёра Римаса Туминаса, гражданина страны, пребывающей с нашим отечеством в непростых геополитических отношениях? Вполне. Он имеет на это право. Имеем ли мы, граждане РФ, право удивляться тому, что наша жизнь по барабану худруку русского государственного академического театра Римасу Туминасу? Тоже имеем право. Более того, мы имеем право такое отношение к нам расценить как профессиональную непригодность. Разумеется, с нашей, российской точки зрения. Кстати, русского режиссёра, который, чудом возглавив в Вильнюсе театр, игнорировал бы чаянья современной Литвы, просто выслали бы на родину бандеролью. Понятно, мэтр Туминас обиделся, но негоже небожителю и гражданину Евросоюза полемизировать с каким-то там смертным русским писателем. Тогда за дело взялся протагонист Крок.
Теперь о звонке «одного влиятельного человека». Господин директор утаил, кто позвонил. Зачем эта тайнопись? А чтобы безнаказанно переврать ситуацию. Но говорить правду легко и приятно. Вот как было дело. На каком-то мероприятии в декабре прошлого года я пригласил министра культуры Владимира Мединского на последнего «Козлёнка в молоке» в Театре имени Рубена Симонова. Спектакль шёл 16 лет и был сыгран 560 раз. Министр ответил, что спектакль видел, и удивился: «А разве они не забирают «Козлёнка» себе?» Дело вот в чём: «вахтанговцы», поглощая «симоновцев» с помещением, сценой, вешалками и буфетом, но без актёров, обязались взять в свой репертуар лучшие спектакли упраздняемого театра. Я сразу ответил министру, что «Литературная газета» не раз критиковала Туминаса, поэтому такое вряд ли возможно. В. Мединский тут же набрал номер г-на Крока и поинтересовался судьбой «Козлёнка», минут десять выслушивал ответ, а затем сказал ему: «Ну, если вы считаете, что спектакль устарел, тогда вопросов нет». И всё. Но вопрос есть у меня. Во-первых, если, как сказано в эпохальном интервью, «театр существует для публики», то почему судьбу самого популярного спектакля «симоновцев» решает хозяйственный руководитель зрелищного учреждения? Во-вторых, зачем г-ну Кроку понадобилось утаивать имя звонившего? Сам же и отвечу. Любому человеку, знающему театральную механику, понятно, что директору такого театра по такому вопросу звонит обычно сам министр. Вот вам мой уровень, сообщает общественности Крок, – отказал самому министру, который, оказывается, ещё беспардонно пытался давить на творческий организм! Сколько же небылиц и лукавства можно вывалить в информационное пространство с помощью фигуры умолчания – «один влиятельный человек»!
А устарел ли «Козлёнок», можно узнать у зрителей Хабаровского краевого театра драмы, где Эдуард Ливнев поставил эту инсценировку весной. Думаю, директору Вахтанговского театра не надо объяснять, что такое реальные переаншлаги… Вот вам и «пошлый архаизм»! Кстати, сам г-н Крок, по утверждению «симоновцев», посмотрел на поглощаемой сцене от силы два-три спектакля из почти двадцати и не порадовался ни одному чужому успеху. Исидор Михайлович Тартаковский так бы никогда не поступил. Впрочем, стоит ли ждать понимания от человека без театрального образования, если сам г-н Туминас даже не удосужился перейти улицу Арбат, чтобы увидеть хоть одну постановку! Это же вам не День независимости Литовской Республики в Театре имени Вахтангова с ярмаркой товаров миниатюрной прибалтийской державы. Интересно, если худруком назначат индейца, в фойе появятся вигвамы, а зрителям дадут курнуть трубку мира? Может, всё-таки театральной России лучше прирастать Нечерноземьем и Сибирью?
А дальше начинается самое интересное. О «Евгении Онегине» в версии Туминаса я высказался задолго до того, как приняли решение упразднить Театр имени Симонова. Особенно меня задела сцена, где, произнося авторский текст: «Татьяна (русская душою…)», – актёр указует перстом на свой детородный орган. Смело? Не знаю… Тянет на «занятия похабщиной»? Возможно. Но я воспринял это как откровенную русофобию и написал: г-н Туминас, видимо, полагает, что русская душа помещается не в том месте, где литовская. Возражая мне, спустя два года протагонист Крок заявляет: «Татьяна, читая знаменитый пушкинский монолог про русскую душу, показывает пальцем на причинное место». Какой пушкинский монолог? Какая Татьяна, если текст произносит актёр? Видимо, бывший завпост не только о Пушкине, но и о сценических открытиях своего заместителя по художественной части имеет представление такое же, как Стёпа Лиходеев о мрачном шоу маэстро Воланда.
Но что вы хотите от человека, который лежал себе «в финансовой плоскости», и вдруг его понесло…
– Кирилл Игоревич, после нескольких лет спада интереса к Театру Вахтангова он вновь приобрел популярность, что связано с приходом нового художественного руководителя Римаса Туминаса. Можно сказать, что театру повезло, потому что в нем одновременно появились две яркие фигуры – худрук и директор.
– Большое спасибо, но я вас, если позволите, поправлю. Зритель ходит в театр на спектакль, а не на директора, который, собственно говоря, публике не интересен. Главное в театре то, что происходит на сцене, все остальное – прилагающиеся к этому обстоятельства. Преобразить театр можно, только когда в нем идут успешные спектакли. А если идут успешные спектакли и на них продаются билеты, значит в театре появляются доходы, повышенная зарплата, и работа становится престижной, что очень важно.
Любой человек может зайти на сайт zakupki.gov.ru и http://bus.gov.ru, посмотреть всю финансовую отчетность и план финансово-хозяйственной деятельности нашего театра. И я могу сказать, что на этот год бюджет Театра Вахтангова на выполнение государственного задания определен около 200 миллионов рублей, а мы планируем, что доходы театра от гастролей и продажи билетов будут равны 500 миллионам.
То есть на каждый рубль государства мы зарабатываем 2,5 рубля.
– Искусство зарабатывать?
– Искусство делает не бюджет, а тот, кто ставит спектакли, кто сидит за режиссерским столиком. Все остальные – и актеры, и директор, и монтировщики, и работники других цехов – ему только помогают. Поэтому самое главное то, что в Театр Вахтангова был приглашен Римас Туминас. Придя в театр, он не стал заявлять: мол, все спектакли, поставленные раньше, – нафталин, и их надо снять. Он все делает художественным убеждением. И в этом его большая заслуга.
«Дядя Ваня», один из первых его спектаклей на нашей сцене, стал прорывом, и с этого началось возрождение Театра Вахтангова. Туминас – настоящий творческий лидер. А закон жизни любого театра таков: если в нем нет лидера, нет творческой энергии, значит театр не может нормально существовать. Поэтому, с моей точки зрения, театр – это, безусловно, художественный лидер, который определяет некую концепцию развития.
– Ваш театр сейчас активно развивается. Нет ли риска, что в какой-то момент этот рост скажется на качестве постановок?
– Безусловно, риск есть всегда. В истории любого театра бывают разные периоды развития. Вот сейчас у нас наступила «белая полоса». И не воспользоваться этим, чтобы создать «Вахтанговскую империю», будет глупо. Потом история нам этого не простит. Будущие поколения не простят. Укрепить театр, дать ему мощный толчок для развития можно только сейчас, пока ты находишься на гребне волны. И мы эту империю уже создаем.
В нынешнем году открыли Новую сцену, тремя годами раньше – студию. Тогда же появилось общежитие для актеров – 17 полноценных комнат со всеми бытовыми удобствами. Начинаем приводить в порядок музей-квартиру Вахтангова в Денежном переулке – это тоже маленькая частица «Вахтанговской империи». До Нового года надеемся перевести в собственность помещение бывшего Театра Рубена Симонова и открыть там филиал. В новом здании театра собираемся открыть «Арт-кафе», где каждые выходные будут идти тематические программы. И еще одно не менее важное дело – это выкупить во Владикавказе и привести в порядок дом, в котором родился Евгений Багратионович.
Кирилл Крок и Римас Туминас
– Планов у вас громадье, но все империи, как известно, плохо кончали...
– Это империи, которые строились на несправедливости, на унижении или диктате. А мы строим империю искусства, империю добра. Мы не строим государство в государстве. И я с вами абсолютно соглашусь в том плане, что, наверное, стоит ожидать после такого стремительного подъема и нахождения на волне успеха некую стагнацию. Потому что историческую цикличность и цикличность в искусстве никому еще не удавалось преодолеть. Но театру и коллективу будет легче в будущем. Возможно, это будет не такой яркий и суперуспешный период. Его надо будет пережить, имея под собой империю, которую, я надеюсь, не разбазарят после нас. И через какое-то время затишья театр вновь заявит о себе. Я в этом уверен.
– Не предостерегаете ли вы Туминаса от каких-то постановок или отдельных сцен, после которых на порог Театра Вахтангова могут принести свиную голову или на сцену во время спектакля прорвутся не вполне адекватные люди?
– У нас в обществе хватает сумасшедших. И мы совершенно не застрахованы от того, что во время спектакля «Евгений Онегин» кому-то что-то может не понравиться, кто-то выскочит на сцену и будет размахивать платком или делать другие гадости.
Мы с Римасом, конечно, оговариваем какие-то вещи. Но не в плане «ой, как бы нас кто-то в чем-то не обвинил». Волков бояться – в лес не ходить. Как можно спектаклю, который еще не родился, предрекать криминальную судьбу или успех? Мы, безусловно, обсуждаем материал, кто будет играть, кто будет ставить. Но от чего-то предостерегать – этого нет.
– Сказался ли нынешний финансовый кризис на посещаемости театра?
– В связи с кризисом мы были вынуждены самые дорогие билеты в VIP-партер сделать дешевле, чтобы театр был более доступен для людей. Сейчас на наш самый популярный спектакль «Евгений Онегин» можно попасть и за 150 рублей. Другое дело, что сидеть вы будете на балконе, а не в VIP-партере, куда билет стоит 8500. Одновременно с удешевлением билетов мы ввели новую услугу, и она пользуется огромной популярностью – на любой спектакль Театра Вахтангова продаем порядка 50 входных билетов по 100 рублей на балкон, что, с моей точки зрения, сегодня вообще не деньги. Но я считаю, что лучше опустить цену, но быть уверенным, что зал всегда будет заполнен на 100 процентов.
Когда мне жалуются руководители других театров на то, что к ним перестал ходить зритель, я всегда говорю одну вещь: «Вы поставьте у себя в театре один успешный спектакль. Только чтобы он был успешен не в вашей голове, а был признан театральным сообществом, зрителем. И к вам придут и театральные премии, и гастроли по стране, и зарубежные поездки, и внимание прессы, и все остальное». Все в театре начинается со спектакля, а не с бюджета. Делайте продукцию, делайте спектакли, и тогда к вам придет успех.
– Кирилл Игоревич, перед началом нашей встречи мы предложили читателям адресовать вам свои вопросы. Мы выбрали наиболее интересные. Один из них: «Каким должен быть профессиональный директор театра?»
– Думаю, в первую очередь директор должен очень любить свой театр. Сильнее, чем он любит, условно говоря, свой дом. Он должен понимать, что его жизнь не принадлежит ему. Например, я как директор театра не могу в 6 часов вечера уйти домой. Я должен все время быть в этом процессе и не могу выключить мобильный телефон. Я не могу уехать в отпуск больше чем на 10 дней в году. Директор театра – это не работа чиновника. Где-то очень важно быть психологом, дипломатом, иногда наступить на собственное «я». И еще очень важно понимать, что человек, который хочет быть директором театра, относится к категории обслуживающего персонала, и он должен обслуживать всех, кто работает в театре, и любить их. Потому что все они его дети. Какими бы трудными они ни были.
– Сохранится ли спектакль «Бесы» в репертуаре театра в память о Юрии Петровиче Любимове?
– Да, спектакль стабильно идет в театре раз в месяц. Был период, когда он не шел в Москве полгода. Но это было связано с гастролями спектакля в Китае, потому что трафик доставки декораций из Москвы в Пекин и обратно составляет полгода.
– Когда состоится премьера спектакля «Трамвай «Желание»?
– Приказ на этот спектакль подписан, уже состоялось распределение ролей, и в декабре начнутся репетиции. На роль Бланш Дюбуа назначена Аня Дубровская. Ставить спектакль будет Вадим Дубовицкий. Планируем выпустить спектакль в марте. Правда, иногда не все зависит от театра, и спектакли не рождаются, но будем надеяться, что этого не случится.
А Римас Туминас готовит на Исторической сцене Большого театра оперу «Катерина Измайлова», премьера которой назначена на 17 февраля.
Вот такие планы театра.
Сегодня 14 сентября Вахтанговский театр спектаклем «Пристань» открывает новый 95-й сезон. Предваряем это событие интервью Марины Дмитревской с директором театра Кириллом Кроком, раньше опубликованным в возрожденной рубрике «Директора театров или театр директоров» ПТЖ № 79.
Сетевой поисковик одновременно выдаст вам нескольких Кроков: героя русско-турецкой войны Карла Крока; владельца МD, Макдональдса, Рэя Крока; художника Шарля-Александра Крока… Мне кажется, что в директоре Вахтанговского театра Кирилле Игоревиче Кроке довольно прихотливо соединились и стратегические умения в отвоевывании территорий, и — ясное дело — коммерческие таланты, и истовое служение именно художественной идее. По крайней мере об этом свидетельствовал наш разговор — вдали от Вахтанговской империи, в подвале «ПТЖ», во время гастролей спектакля «Онегин». Мы виделись впервые и разговаривали тоже впервые.
Марина Дмитревская Кирилл Игоревич, мы начинали рубрику «Директора театров, или Театр директоров» на рубеже 1990-х и «нулевых», когда директорский театр только рождался и директора театров в разных регионах пробовали вырабатывать каждый свою стратегию, протаптывать в новых экономических условиях свои индивидуальные дорожки. Потом рубрика закономерно иссякла, у всех все шло примерно одинаково. Сейчас, кажется, снова время возрождать тему, и в этом номере нашими собеседниками становитесь вы, Ильфир Якупов (театр Камала) и Светлана Учайкина (Екатеринбургский ТЮЗ)…
Кирилл Крок У них там грандиозная реконструкция, как говорят…
Дмитревская Говорят разное, но сама не видела — судить не могу.
Крок Будем там на гастролях в марте, все посмотрим в работе…
Дмитревская А первый мой вопрос — что такое, с вашей точки зрения, хороший директор театра? Хороший — в той жизни, которая у нас сейчас на дворе…
Крок Я не понимаю директорского театра, а понимаю театр, во главе которого художественный лидер, формирующий художественную политику. А я — обслуживающий персонал. Делаю все возможное, чтобы создать условия для работы человеку, который сидит за режиссерским столиком с микрофоном. Театр делает он. И когда слышу: «А зачем мне художественный руководитель, я все могу сам» (а такое я слыхал недавно, например, от одного директора, с которым мы в неплохих отношениях), — мне это кажется такой глупостью!.. Театр возникает и развивается только тогда, когда во главе его появляется мощная художественная личность. Только. Хороший директор — это всегда отношения с художественным руководителем. Партнерские и доверительные.
В фойе театра на дне рождения Ю. Яковлева с Р. Туминасом.
Фото — архив К. Крока.
Дмитревская Но чтобы помогать, нужно понимать, чему ты помогаешь.
Крок И кому помогаешь. Когда я вижу перед собой Римаса Владимировича Туминаса и его блестящие спектакли, я готов служить и ему, и его искусству. А когда я вижу что-то другое — желание пропадает. В таком театре я однажды уже служил, и, поверьте, мне было очень тяжело.
Дмитревская Вахтанговский театр всегда стоял крепко. Но любой театр все равно нужно финансово обеспечивать. У вас, как я читала, 70 % собственных заработков. Это правда?
Крок Да. На один государственный рубль мы зарабатываем 2,5 рубля. Как вы знаете, сейчас есть сайт, на котором все театры обязаны размещать информацию о своей финасово-хозяйственной деятельности (наберите gov. ru — любое государственное учреждение, получающее хоть копейку из бюджета, обязано разместить на нем бухгалтерский баланс, выложить свое госзадание). Практически все театры всё внесли, но, как всегда бывает в России, у некоторых есть секреты (а секреты появляются, когда есть что скрывать), и какую-то графу или страничку они не заполняют… Вы все можете посмотреть.
Дмитревская То есть вы считаете, что если театр хорошо работает и в него ходит зритель — это экономически все решает?
Крок Решает при том, что у тебя есть свой театр, свой дом и ты его продолжаешь строить. Я не согласен со многими нашими деятелями, молодыми продвинутыми режиссерами, которые совсем недавно получили театры и в открытую заявляют: сперва надо все в бывшем театре разрушить, а потом на разрушенном построить свою территорию искусства. Мне кажется, только время решит, что это — территория искусства или что-то другое, только по прошествии пяти-шести лет можно что-то определить. Считаю — нельзя, придя в театр, заявлять: мы начинаем жить в искусстве. Театр нельзя ломать, можно только продолжать строить.
Дмитревская Как же я вами согласна… Мне тоже не близка концепция «весь мир разрушим до основанья»… Потому что «затем» — часто не получается, да и основания оказываются снесенными. Долго не буду, но вот один пример. Структуру (несомненно, обветшалую) прежнего БДТ поменяли на как бы новаторскую и декларативно демократическую. Растиражировали слоган «Театр, открытый городу». Теперь, чтобы попасть на спектакль, критик должен предоставить письмо с печатью и обоснованием, зачем ему надо посмотреть спектакль, а его фамилия должна пройти согласования с директором и худруком… Вот такая «открытость»… А вас Туминас сам позвал?
Крок Да, у Римаса была конфликтная ситуация с прошлой администрацией, он говорит: «Если бы Министерство культуры меня не поддержало, я готов был взять чемоданы и уехать в Вильнюс». И всегда повторяет: я приехал делать театр, а не заниматься чем-то другим…
Дмитревская Вы были знакомы с ним прежде?
Крок Мы познакомились на спектакле «Дядя Ваня», шел первый премьерный показ. Я тогда работал директором Учебного театра Школы-студии МХАТ и директором-распорядителем в театре «Модернъ». Потом один знакомый передал, что у Римаса есть ко мне вопрос. Он позвонил, стал спрашивать о расходовании президентского гранта — можно ли так, можно ли эдак… Знакомство завязалось, он снова мне перезвонил, но звонок был связан не с конкретным предложением, а опять — с конкретными вопросами.
Дмитревская Туминас берет хозяйственные проблемы в голову?
Крок Нет, не берет. И я стараюсь его в это не погружать. Но когда он пришел в театр Вахтангова и разобрался, ему от каких-то вещей стало очень страшно. И он пытался договориться с прежней администрацией, отменить многое: не хотел видеть такую унизительную зарплату актеров (даже не занятых в репертуаре, но отдавших театру жизнь), например 8 000 рублей у народного артиста, гордости театра, но мало занятого по возрасту и болезням. А на этом фоне — огромная зарплата у бухгалтера. «Так она-то работает каждый день!» — ответили ему. Он был в ужасе и понял, что с прежней администрацией перемен не достичь.
С гостями театра. 2013 г.
Фото — архив К. Крока.
Дмитревская В момент вашего прихода театр уже процветал?
Крок Это было начало творческого взлета Вахтанговского театра, и после «Дяди Вани» для меня стало очевидно: произошло что-то необычное, невиданное. Этот спектакль меня перевернул. Я тогда работал параллельно Школе-студии в театре «Модернъ» и думал: да если бы в мой театр такой спектакль хоть на день! Да это такой локомотив для репертуара!.. Я по-хорошему завидовал прежнему директору Вахтанговского, даже ничего не предполагая…
Дмитревская А возможен вариант: спектакль хороший, а зритель не идет?
Крок Да, и такое было со спектаклем Римаса Туминаса «Троил и Крессида». Мы играли его два года, но вынуждены были снять. И я еще раз убедился, что работаю с большим художником. Я объяснил ему, что «Троил и Крессида» тянет вниз всю статистику театра и мы никогда не перешагнем барьер 83 % заполняемости (это цифры, при которых я пришел в театр), а надо перешагнуть и опередить самые успешные московские театры. И что бы я услышал от любого другого режиссера? Что это не его дело. Что его дело ставить, а мое — продавать. Что спектакль имеет массу достоинств… А Римас сказал: «Да, понимаю, что-то в этом спектакле не произошло… Ну, давайте до конца сезона — и красиво простимся». А сейчас иногда сидим, и он говорит: «Так бывает — спектакль опережает время. Вот появись „Крессида“ после „Онегина“, он был бы всеми принят… Но что же делать, будем работать дальше…»
Дмитревская Вы затеяли еще и экспериментальный подвал для молодых?
Крок Это место для проб и экспериментов. Римас два года назад решил открыть студию, чтобы молодые возникали не по одному и не растворялись, а приходили группой человек в пятнадцать. Ведь театр Вахтангова — большой слоеный пирог. Много интересов, много групп, много поколений. Это единственный в Москве театр, где мы можем насчитать минимум четыре здравствующих актерских поколения. Поколение Этуша, поколение Борисовой—Ланового—Шалевича, поколение Маковецкого, Симонова, поколение Ароновой—Вележевой—Рутберг, следующее — Женя Крегжде, Леонид Бичевин, Ольга Лерман… И как соблюсти интересы всех?
…А позади театра стоял двухэтажный особнячок. Предыдущая администрация сдавала его в аренду, но когда я влез в бумаги — понял, что они никому ничего не платят. Встретился с арендаторами: почему не платите? «А вы продлите нам договор на пять лет, тогда заплатим». Но они не платили уже полгода, и особнячок был превращен в гостиницу на час — в коммуналку советских времен с туалетом в коридоре (когда-то это и было общежитие для бездомных вахтанговских артистов). Бегали люди по Арбату, зазывали листовками постояльцев. Я был против аренды за копейки, они писали на меня заявления в отделение милиции, поставили человека с автоматом у входа (я как собственник не мог попасть в здание)… Но я выиграл три суда и предложил Туминасу: давайте углубимся на два метра в землю, оборудуем свет-звук-вытяжку и сделаем комфортную студию на 50 мест. И мы это сделали. Молодые живут в своем пространстве, делают спектакли, но многие участвуют и в работе большой сцены (вы видите их в «Онегине»). Каждый год проходит небольшая ротация студии.
Дмитревская Труппа огромная?
Крок Огромная, 77 артистов, плюс 31 студиец и примерно 10 приглашенных. Под приглашенными я имею в виду тех, кто работал когда-то в театре Вахтангова (как Александр Олешко, который ушел на телевидение, на эстраду, но продолжает играть). Мы все время говорим с Римасом, что получили театр Вахтангова как драгоценную шкатулку, открыли ее и ахнули. И договорились: сколько будет дано, мы будем сдувать с этой шкатулки пыль и очищать ее от ракушек времени. Этот театр Михаил Александрович Ульянов сохранил для нас как русский репертуарный, с большой постоянной труппой. И мы боремся практически с каждым режиссером, который пытается пригласить актеров со стороны. Стоим насмерть. Ну, уж если уж совсем никак — пусть приходит тот, кто будет бесспорным артистом высшей категории. Так к нам в труппу пришел Алексей Гуськов (он был приглашен только на один спектакль, потом вышел еще один, потом мы пригласили его в труппу…). Так же, попав в работу «Медея» с Юлией Рутберг, в труппу вошел Гриша Антипенко. То же самое сейчас происходит с Андреем Ильиным. Это тот принцип, который мы исповедуем: не нами построено — не нам ломать. Есть театры, которые живут по-другому: актеры труппы не вписываются в задумку режиссера — приводи, кого считаешь нужным. Мы — нет.
Дмитревская Зрительский успех категория не абсолютная. Скажем, «№ 13» зрительски успешен и кормит всю Россию, но мы понимаем его качество. И многие мои коллеги считают, например, что важен факт сценического искусства, а ходит зритель или нет — неважно. Ну, скажем, профессиональный круг ценит спектакли Дмитрия Волкострелова, адрес которых — критика и несколько друзей театра… Правда, собственно зрительскому успеху я не доверяю. А вы ориентируетесь именно на него.
Крок Я исповедую принцип «театра для людей». С античных времен театр мог состояться только при двух условиях: на сцене артисты, в зале зрители. А те режиссеры, которые сегодня заявляют в некоторых СМИ: мне наплевать, сколько десятков человек ушло с моего спектакля, — это скрытый цинизм. Даже если так считаешь — помолчи. Иначе для кого ты все это делаешь? Или тогда я буду согласен с г-ном Мединским: делайте за свои деньги. Если ты ставишь то, что неинтересно людям, — не занимайся русским репертуарным театром и вообще театрально-зрелищным предприятием. Можешь заниматься лабораториями, фестивальной работой. А репертуарный театр — это некоторые условия: надо, чтобы ходили зрители, выпускались спектакли, зарабатывались деньги, которые тратились бы на новые спектакли и актеров театра… Для меня иное — дикость. А если ты хочешь сказать что-то самому себе, высказаться исключительно экспериментально — в этом случае Минкульт должен поддерживать творческие лаборатории, фестивали, мастер-классы, открытые площадки с минимальными затратами. Прошел спектакль пять раз, вы, критики, написали, мы похлопали — и забыли. Не нужно содержать для такой деятельности огромный штат с билетерами, уборщицами и цехами, это растрата государственных денег. То, что делает Дима Волкострелов, — совсем не то, ради чего нужно давать государственный театр.
Строительство Малой сцены.
Фото — архив К. Крока.
Дмитревская Ну, вот ровно сейчас и создают «Открытую сцену», некое страннейшее объединение нескольких театров (НДТ Эренбурга уже отказался, «Наш театр» не хочет, «Суббота» сопротивляется), но создается этот колхоз, конечно, ради театра post.
Крок У нас в Москве тоже происходит абсурдная «оптимизация», слияние коллективов. Недавно на канале «Культура» я уже говорил, что это великая глупость. Неблагополучные театры Москвы сливают с Москонцертом и надеются — будет новый толчок (так заявляет московсковский Департамент культуры). Толчок может дать только спектакль. Зачем держать неблагополучные театры, получающие бюджет, который вашим питерским театрам не снился (вы, наверное, слышали, что сейчас театру Вахтангова передают театр им. Рубена Симонова, так вот, бюджет этого маленького театра — 55 млн рублей, при этом нет ни явных художественных достижений, ни зрителя)? Если вы хотите дать шанс таким театрам, не надо их сливать в одно, соединять с фольклором и эстрадниками. Сделайте проще: назначьте нового художественного лидера на три года. И посмотрите на результаты. Но беда нашего театрального сообщества в том, что оно само не выработало внятных многовекторных критериев оценки деятельности театра, когда бы его оценивали по абсолютно прозрачным категориям. Если мы не договоримся — дождемся, что чиновники это сделают за нас и сверху нам спустят. Критерии — это не только проданные билеты, поголовье зрителей и заработанные деньги, но и количество народных-заслуженных артистов за последние годы, участие в гастролях по России, российских и международных фестивалях, номинации на национальные премии — «Золотую маску» и Премию Станиславского (это уже художественный уровень), количество статей — и так далее.
Дмитревская Но есть же Гильдия директоров. В чем проблема?
Крок Все разобщены, никак не можем собраться и обсудить эти критерии на съезде, на Пленуме СТД, сделать их понятными для всех и отдать в минкульт — пусть законодательно утверждают. Чтобы там тоже не было «любит — не любит», если в театре посещаемость за 80 % — будьте добры принять это во внимание, а если меньше 30 %, но он все время номинант «Золотой маски» — тут есть о чем задуматься. Эти критерии позволили бы грамотнее строить отношения с учредителем. То, что Мединский хочет сделать градацию для федеральных театров (кто больше работает — у того больше бюджет), — это правильно.
Дмитревская У нас в Питере есть пример театра «Мастерская», который за четыре года существования, находясь в далеком районе за мостом Володарского, собрал своим искусством, сам залы за 90 % посещаемости и на каждый рубль зарабатывал в 2014 году 90 копеек.
Крок Это блестящий результат. Знаете, у меня большой театральный опыт, и я могу говорить не только с позиций успешного театра Вахтангова. Я десять лет пробыл в театре «Модернъ»: пришел при посещаемости 30 %, уходил — при 97 %, хотя это были старенькие спектакли, а у театра жуткая география — на Третьем транспортном кольце (без навигатора не найдешь). Но если ты работаешь каждый день и ставишь перед собой какие-то цели — можно потихоньку налаживать это дело. В богатом снобистском городе Москве.
Дмитревская И зачем вам эта отстающая бригада — театр Рубена Симонова?
Крок Ситуация проста. Через дорогу от нас — театр, носящий имя одного из апостолов театра Вахтангова. Да, Евгения Рубеновича когда-то труппа отвергла, худруком стал Ульянов, а Евгений Рубенович Симонов на базе своих курсов Щукинского училища создал этот театр, но быстро ушел из жизни — и эти ребята не успели развиться. Никто театр не подхватил, лидер не вырос, менялись руководители, директора — и дело пришло к тому печальному состоянию, в котором оно сейчас. Это — предложили работать по табаковской модели: Туминас и там и там, я и там и там… Мы от этопуть в никуда. И департамент культуры сказал: или вы берете этот театр под себя, или мы будем с кем-то его сливать, делать там Открытую сцену. Сначала нам го отказались. Потому что федеральный театр и муниципальный — это разные принципы подчинения и отчетности. Через какое-то время С. А. Капков предложил, чтобы Москва и Минкульт поменялись театрами — взаимозачетом и театр Симонова передали на федеральный уровень. Мы с Римасом Владимировичем подумали, что бросить этот театр (да еще через дорогу) как-то подло, потому что имя Симонова исчезнет тогда с театральной карты. И решили, что это будет филиал Театра Вахтангова им. Рубена Симонова. В октябре появилось постановление Правительства, скоро начнется довольно жесткая реорганизация. Труппе в тридцать человек было откровенно сказано — вы все косвенно виноваты. Вы что, не понимали, какие у вас спектакли? Почему сидели сложа руки? Зал наполняют льготники, вы никуда не ездите, вам было удобно три летних месяца отдыхать, сентябрь не играть, в майские праздники ссылаться на отсутствие в Москве зрителя… А зарплата шла — и всех это устраивало. В итоге 5-8 лучших артистов войдут в нашу труппу на срочный трудовой договор. А приживутся ли — это уже сложный вопрос. Конечно, все не так просто: тридцать человек написали в Правительство письмо, что уничтожается их, естественно, «лучший репертуарный театр», но сегодня из них осталось девять, остальные подписи свои отозвали как ошибочные. Мы отсмотрели 80 % репертуара, ни один спектакль, по нашему мнению, художественной ценности не представляет…
Дмитревская А остальная вахтанговская труппа на срочных договорах?
Крок Нет, корифеи на бессрочных, а порядка тридцати пяти человек на срочных, каждый год продлеваем. И часто это ведущие молодые актеры. Все должно двигаться, нет ничего постоянного. Мы с Римасом считаем: ни он, ни я не вечны. А театр будет жить дальше. Сегодня у театра подъем, экономический успех. Но будет и спад. И пока мы на подъеме, мы должны создать Вахтанговскую империю, которую нельзя бы было растрясти, разрушить. Чтобы у театра было много возможностей играть в разных пространствах. Вот открываем и малую сцену на 250 мест, прямо за фонтаном Турандот будет вход для зрителей. Дело начал еще Ульянов тринадцать лет назад, а сейчас театр получит 6 500 кв. м полностью оборудованных площадей производственных цехов и Новую сцену. На это строительство министерство культуры не дало ни копейки, это инвест-контракт.
Дмитревская А что получает инвестор?
Крок Торговую зону и апартаменты над нами. Но у нас будет отдельный вход и все автономные инженерные системы.
Дмитревская То есть когда они будут жарить картошку — запах проникать не будет?
Крок Надеюсь… А вообще — всегда понятно, как сделать хороший ремонт. Но чем потом наполнить отремонтированное здание — вот вопрос.
Дмитревская А какой был первый в вашей жизни спектакль, который в вас как зрителя «попал» (так теперь принято выражаться)?
Крок Юношей я посмотрел спектакль «Отверженные» в ЦДТ у Бородина. И спектакль тогда молодого режиссера Яшина по «Алым парусам» с песнями Новеллы Матвеевой «Предсказание Эгля». И испытал шоковое состояние, был поражен… А вообще мама с детства меня водила в театр, я занимался в детском театре на Ленинских горах, так что прививка театром произошла рано. Но родители уговорили меня — и я поступил на юридический факультет и с грехом пополам его закончил. Но мечта отца («Нотариус — самая востребованная профессия! Зачем тебе театр!») не сбылась.
Дмитревская Кирилл Игоревич, «Онегин» триумфально ездит по миру. Есть разница в восприятии в разных регионах и странах?
Крок Я был поражен приемом в Бурятии, в Улан-Удэ. Мы были на гастролях по федеральной программе, за неделю сыграли на двух сценах 13 спектаклей. Такого восторженного зрителя я не видел нигде и никогда, был поражен до слез: после аплодисментов начинались крики: «Спасибо!» По моей спине бежал холодный пот, эти зрители не были подготовлены, они ничего такого не видели — и это был для них эстетический и культурный шок.
Дмитревская Это еще и доказательство: не надо говорить, что зритель чего-то не поймет и кормить его «№ 13»…
Крок Да! Я думал, что те овации, которые устроили зрители в Париже, Нью-Йорке, Лондоне, Бостоне и в Торонто…
Дмитревская Русские?
Крок Процентов на шестьдесят русские… И я думал: это предел! Но зрители Улан-Удэ перебили это впечатление.
Дмитревская Вы директор успешнейшего театра. И все же — какова пропорция радости от того, что вы делаете, и проблем, которые надо решать?
Крок Когда есть проблемы — тогда есть жизнь. Нет проблем — жизнь закончилась. Иногда где-то только в восемь вечера я могу спуститься поесть в служебный буфет, все время люди — и я этим очень горд, этим живу. Театр для меня на первом месте. Если что-то случится дома, я скажу жене: «Нина, поезжай, реши сама», — и останусь решать проблемы театра. И так я работал всегда: может быть, не так истово служа, но честно. Сейчас золотой период истории театра Вахтангова, о котором будет написано множество монографий. Кстати, одна уже вышла, книга Дмитрия Трубочкина «Римас Туминас. Московский период».
Дмитревская Вы пришли в театр и поменяли команду?
Крок Я никого не уволил. Прежняя дирекция сама захотела устроить все так, чтобы в один день уволилась почти вся бухгалтерия, весь отдел по госзакупкам, зав. билетным столом. Хотели оставить после себя выжженное поле. Я пришел на голое место, сначала пытался кого-то задержать, но потом решил — уговаривать не буду. В момент моего прихода соотношение бюджетного и внебюджетного финансирования было 1 рубль на 1 рубль, а сейчас стало — 1 на 2,5 рубля. Когда я принял театр, он играл 244 спектаклей в год при посещаемости 83 %, а за 2014 год мы сыграли 502 спектакля с посещаемостью 97,8. Средняя зарплата всего лишь четыре с половиной года назад была 25 000, а по итогам 2014-го она — 95 300 рублей. И это предмет моей гордости, как и то, что средняя зарплата актера труппы — 120 000. И это получают в том числе молодые, у которых огромная занятость, по двадцать спектаклей в месяц. У нас грант, система баллов, премии. По итогам 2014 года самая высокая премия составила 172 000, чуть ниже — 115 000, 103 000, 90 000 и 80 000. Такая градация. А еще за четыре года мне удалось отремонтировать весь театр, осталось только пять помещений, к которым пока не притронулась рука строителей.
Дмитревская Недавно я спросила у Славы Полунина, с какой главной проблемой он столкнулся, приняв наш цирк и вступив на путь реорганизации и реконструкции. Он сказал: «Нехватка людей». А у вас существует эта проблема?
Крок Нет. Скажем, Антона Порохова, который был в театре администратором, я сделал своим замом — и он блестяще с этим справляется, как и Алена Чумак, бывший администратор, тоже прекрасно работает моим замом. Главный инженер Александр Борисович Гудков теперь мой зам по строительству. Я старался действовать изнутри театра, а не приводить свою команду. Конечно, есть проблемы: хочется, чтобы кто-то работал лучше, охватывал больше. Но я всегда говорю словами Экзюпери из «Маленького принца»: человеку надо поручать то, что он может сделать, нельзя требовать того, чего человек не может. Я же не могу сыграть Онегина. Я не могу поверить в то, что в Питере нет кадров, всех можно научить. Когда я пришел в театр «Модернъ», там вообще не было постановочной части. Я привел одного человека — и он стал прекрасным монтировщиком, другого — и он через десять лет стал отличным художником по свету, хотя до этого не имел к свету никакого отношения. Я его вырастил. Хотя и у самого человека должна быть жажда роста.
Дмитревская Картина знакомая. Нашими администраторами работают студенты. В основном воспринимают эту работу как бремя. Но те, кто хотел чему-то научиться, — сегодня директора театров, а наш собственный исполнительный директор Анна Каргапольцева пришла в редакцию на первом курсе. И росла, росла… Только вот к начальникам все равно должна ходить я…
Крок Это участь руководителя — а как иначе? Знаете, когда ты идешь к начальству, а за тобой суперуспешный театр — это одно, а вот когда неуспешный — тяжело…
Дмитревская А когда за тобой журнал, про который начальники вообще не понимают, зачем он нужен…
Крок Надо воспитывать, объяснять им побольше, в театр водить… Вот у меня знаете какая есть гордость? В Питере мы играли на одной из лучших сцен — александринской, которая прошла реконструкцию. А в театре Вахтангова, где мы каждый год ремонтируем, но реконструкции у нас не было, — ничуть не хуже.
Дмитревская Хорошая акустика?
Крок Очень!
Дмитревская Нет, я про Александринку! Ведь когда-то Росси сделал специальную акустическую трубу, перекрытия из особой мореной древесины, там шепот был слышен до третьего яруса, звук летел…
Крок Мы все-таки пользовались подзвучкой, напольными акустическими «лягушками» с широким спектром действия. А у себя мы полностью сменили систему звука и света — и не взяли у государства ни копейки, все на заработанные театром. Даже сумели сделать вентиляцию и кондиционирование зрительской части, что казалось неразрешимой задачей, в зале было непереносимо, особенно в мае-июне. Как-то пришел Анатолий Миронович Смелянский: «Кирилл, дышать невозможно!» А я знаю, что он плохо переносит отсутствие воздуха. И это его «невозможно, невозможно» стало для меня последним аргументом, я подумал: во что бы то ни стало сделаю. И сделали проект, прошли аукцион, который выиграла, слава богу, приличная компания (хотя приличных в стране уже и не осталось, есть только рвачи, жулики, бандиты — и несколько вменяемых, нам достались они), — и за свои деньги, сами в 45 дней лета мы сделали систему кондиционирования.
Дмитревская Спонсоры есть?
Крок Да, ВТБ-24 и Фонд Прохорова. Но в сумме доходов театра спонсорские деньги не составляют даже 10 %. Хотя они дают миллионы.
Дмитревская А власть?
Крок А что власть? Я живу в этой стране и работаю с этой властью. Тот самый пресловутый «эффективный контракт», который всех раздражает, нацелен как раз на государственную поддержку: лучше работаешь — больше получаешь господдержки. Перевыполняешь задание по всем показателям — тебе добавляют финансирование, нет — остаешься на прежних позициях. И это правильная точка зрения. А я азартный человек, мне интересно.
Дмитревская Это вы все-таки живете в системе какой-то цивилизации. Чиновники ж в регионах — дикие люди. К примеру, алтайские власти (вот у меня хранится письмо начальницы, Е. Безруковой, Володинскому фестивалю) запрещали театру ездить — даже за свои деньги. Зачем ездить? Сидите, обслуживайте на месте. Или вот на III Санкт-Петербургском международном культурном форуме выступал, кажется, зам. губернатора из Пензы Евгений Шилов и говорил: «Пусть немецкую драматургию играют немцы, они это сделают лучше, а мы будем русскую», — а ему вторил вологодский зам. губернатора по культуре, Олег Васильев: мы заказываем театрам продукцию — и пусть выполняют наш заказ…
Крок Слышал про это. Но еще раз подчеркну: если мы сами, театральное сообщество, не выработаем разумных, честных, прозрачных критериев оценки — мы не будем защищены. Не хочется, чтобы рушилось. Хочется, чтобы наше дело развивалось и государство поддерживало тех, кто на подъеме. А тех, кто в силу объективных и субъективных причин находится в упадке, — финансировало только для поддержания жизни. Сделайте рывок, покажите, что вы можете, — получите больше. Для меня востребованность театра — это все-таки билеты в кассе. Вот мы приехали в Питер, иду по Невскому. Меня так радует, что у вас в центре стоят кассы — целые театральное салоны (в Москве же все уничтожено, МД ТЗК распродали, акционировали, салонов не осталось! Старейшую кассу у театра Сатиры с миллионными оборотами передвинули за метро, на Арбате вообще уничтожили — вид портит, в отличие от Хот-дога… Выставляют их на аукционы — соревноваться с сигаретными ларьками… А у вас стоят!). Захожу: «Есть билеты на завтра-послезавтра в Александринку?» — «Там что, москвичи приехали? Вахтанговский театр? Что вы, давным-давно продано…» Это и есть главный показать эффективной работы — все билеты давным-давно проданы…
В начале 2018 года труппа Театра имени Вахтангова пополнилась 24 артистами. Все они - выпускникипервой Студии Вахтанговского театра, созданной в 2012 году. Успешную реализацию образовательного проекта и, как следствие, расширение штата можно отнести к числу менеджерских заслуг директора театра Кирилла Крока, недавно отметившего 50-летие и объявленного лауреатом премии Станиславского (вручение пройдет уже в этом году). О том, как управлять коллективом в 400 человек, Кирилл Игоревич рассказал «Известиям».
Знаете, а ведь ваша газета мне в некотором смысле родная, - начал беседу Кирилл Крок. - У меня дедушка еще в старых «Известиях» работал долгое время, а тетя - Роза Ножина - была почетным гостем на празднике 100-летия издания, потому что отдала ему полвека. У нее в трудовой книжке всего одна запись: газета «Известия».
Тогда давайте, Кирилл Игоревич, родному изданию - всё как на духу. Недавно вы отметили юбилей. С каким настроением встретили круглую дату?
Театр и в 50 лет не отпускает на свободу (улыбается) . Ощущаю полную зависимость от него каждый день и час. Не могу даже взять отпуск более чем на неделю. Когда летом актеры отдыхают, происходит множество важных событий, которые потом, как мне кажется, задают правильную интонацию новому сезону. Мы постоянно что-то улучшаем, ремонтируем, пристраиваем. Затеяли ремонт фасада исторического здания на Арбате, сделали архитектурную подсветку. Летом вообще не выбрался из Москвы: занимался реконструкцией Симоновской сцены (Калошин пер., 10, стр. 2. - «Известия»).
- Подозреваю, что лучший подарок к дню рождения вы сделали себе сами, открыв наконец эту сцену.
Я не связывал эти два события в один узелочек. Мы же несколько раз переносили дату. В итоге только в ноябре всё было готово к открытию после двухгодичной реконструкции. Пришел сдавать вещи в химчистку, а приемщица говорит: «Давайте оформлю вас побыстрее, у вас же в театре сегодня такое важное событие». Даже немного растерялся: не привык к такому вниманию.
- Лукавите? Среди директоров театров Кирилл Крок, пожалуй, одна из самых медийных персон.
Я трижды отказывался идти на популярные телепередачи. Не хочу что-то кричать и доказывать. В то же время понимаю, что разговор с серьезными изданиями - это часть пиар-кампании, некое позиционирование Театра Вахтангова в информационном поле. Как директор одного из самых успешных театров я не могу полностью закрыться от журналистов. Условно, если завтра не будет должности директора, то Крок никому не будет интересен. Пока же это касается не только лично меня, но и всего коллектива. Думаю, было бы неправильным не популяризировать театр и не высказываться по каким-то очень острым моментам.
- Тем более их хватает. В последнее время театральное сообщество сотрясают скандалы.
- Мне чрезвычайно неприятно, что сегодня многие СМИ пытаются представить людей театра как казнокрадов. Мол, сами себе платят, сами устанавливают размер гонораров... Я всегда за грамотный разбор подобных вопросов. Если мы освещаем проблему финансово-экономической деятельности российского театра, то давайте отражать ее полно и доступно. Когда же появляется безграмотное «расследование» некой компании о том, что в театрах есть конфликт интересов, подпадающий под нормы закона «О противодействии коррупции», то меня берет оторопь.
Раскройте уж тему полностью: напишите, что театры сегодня действуют по правилам, установленным государством. Да, законы эти несовершенны, но не надо подавать материал так, будто директора и худруки стремятся обогатиться за счет театра. Если мы говорим о сделке с заинтересованностью, то она касается не только театров, а всей сферы экономики России, где есть бюджетное финансирование. Если кто-то против того, чтобы художественные руководители театров страны ставили спектакли, давайте вообще запретим работу по совместительству. Подобные «расследования» отдают легким маразмом и некомпетентностью.
- Откуда у вас вообще любовь к театру? У меня такое ощущение, что в юности вы мечтали стать актером.
Я с детства ходил в театральную студию. Когда понял, что актер из меня никудышный, а бацилла театра уже засела глубоко, то стал заниматься техническим обеспечением спектаклей. Родители настаивали на поступлении в институт, а я устроился в театр монтировщиком. Мне так понравилось его таинство, запах кулис, открывающийся каждый вечер занавес… И до сих пор магия театра меня не отпускает. Уже работая монтировщиком и осветителем, поступил на юридический факультет. Мать с отцом мечтали, чтобы я стал нотариусом. Сейчас я признателен родителям за то, что получил юридическое образование. Но в нотариусы, слава богу, не пошел.
- Для театральной институции вообще важно, чтобы руководитель был заражен правильной бациллой?
В театр ходят смотреть не на директора. Он - обслуживающий персонал. Но тот, кто не заражен театральной бациллой, с моей точки зрения, должен либо подцепить ее, либо уж лучше уйти в бизнес. Те, кому нет дела до того, чем занимаются актеры на сцене, никогда не достигнут больших финансовых результатов. В театре нельзя ничего приказать, только - убедить, это сфера человеческих отношений.
- Помогает ли в работе тот факт, что вы прошли все ступени и так или иначе понимаете каждого сотрудника?
Безусловно (задумывается) . Если вы спрашиваете, хороший ли я для всех, скажу честно: быть хорошим в театре, где работают 400 человек, нельзя. Я стараюсь быть ко всем одинаково уважительным. Однако наша русская ментальность устроена таким образом, что если не будешь пользоваться кнутом и пряником, то работать ничего не будет. При этом нужно понимать, что в театре важен каждый сотрудник.
Если, к примеру, уборщица плохо помоет сцену, то артист может запачкаться. Если монтировщик, не дай бог, неправильно соберет декорацию, это может обернуться трагедией. В театре нет людей, от которых ничего не зависит. Мотивировать сотрудников, убеждать их и уважительно к ним относиться - часть работы директора. Но при этом и требовать.
Не могу сказать, что я мягкий руководитель. Отходчивый - да. Терпеливый до поры до времени. При этом я требую от людей исполнения их прямых обязанностей. Сегодня средняя зарплата в Театре Вахтангова одна из самых высоких в отрасли культуры. Так что, думаю, имею право.
- Помните, как встретила театральная общественность ваше назначение?
В штыки, конечно! (Смеется.) Пророчили, что Крок развалит легендарный театр, приведет его в полный упадок. В принципе нормальный процесс. Такое отношение даже подстегивало. Знаете, это же часть театрального действа: тебя испытывают на прочность. Выясняют, женат или нет, где работал, с кем дружишь, можно ли с тобой выпить или ты язвенник.
Помню, для всех было откровением, когда узнали, что я езжу на метро. Ко мне подошла костюмер, спросила: мол, вы всегда так или машина сломалась?! А у меня вообще ее нет, потому что я ценю свое время. С появлением нового руководителя в коллективе всегда начинается некое брожение. И тут очень важно чувство поддержки. Мне в свое время дал уверенность, подставил плечо Римас Туминас (худрук Театра имени Вахтангова. - «Известия»).
- А помните, о чем думали, когда впервые вошли в директорский кабинет?
В кабинете висят портреты руководителей Театра Вахтангова разных лет, и все они смотрели на меня. Евгений Вахтангов - с удивлением, Рубен Симонов - свысока, Евгений Симонов - с иронией, мол, куда ты, парень, попал, а Михаил Ульянов - оценивающе, будто спрашивая: и что ты будешь делать? Я подумал: боже мой, правда, а что теперь-то? Но есть хорошая русская пословица: глаза боятся, а руки делают.
- У вас есть любимое место в театре?
В партере, в конце зала, куда я прихожу в финале каждого спектакля. В этот момент я горжусь актерами, на которых обрушивается шквал аплодисментов, зрителями, которые стоя устраивают овацию. И понимаю, что сегодня как директор я всё сделал правильно. Это тот самый театр, что зародился в Древней Греции. Публика неистовствует в зале, а на сцене счастливые актеры.
Справка «Известий»
Кирилл Крок начал свою профессиональную деятельность в должности монтировщика и осветителя сцены.
С 2000 года - заместитель худрука театра «Модерн» и замректора Школы-студии МХАТ. В 2010-м приглашен на должность директора Театра имени Вахтангова.
| Кирилл Крок | |
| Имя при рождении: |
Кирилл Игоревич Крок |
|---|---|
| Дата рождения: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Место рождения: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Дата смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Место смерти: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Профессия: | |
| Гражданство: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Годы активности: | |
| Псевдонимы: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Амплуа: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Театр: | |
| Роли: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Спектакли: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Награды: |
Нагрудный знак Министерства культуры РФ |
| IMDb : |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Сайт: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| Подпись: |
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |
| [[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). |Произведения]] в Викитеке | |
| Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value). | |
Кирилл Игоревич Крок (род. 15 ноября , Москва) - театральный общественный деятель, директор Государственного академического театра им. Евг. Вахтангова с 2010 г.
Окончил московскую школу №166. Бросив юридический институт, работал бутафором, осветителем, монтировщиком сцены в московском ТЮМе , в Детском центр-театре "На Полянке", в театре иллюзий. С 2000 г. работал на должности директора-распорядителя московского театра "Модернъ" , заместителем художественного руководителя. . В то же время был заместителем ректора Школы-студии МХАТ и директором её Учебного театра.
В 2010 г. был приглашен в приглашен в Государственный академический театр имени Е. Вахтангова. При нем удалось из финансируемой организации превратить театр в высокоприбыльный, где "практически никогда не бывает свободных мест". За заслуги в управлении театром был награждён высшей ведомственной наградой Министерства культуры РФ.
