Сочинение по тексту:
Михаил Осипович Гершензон (1869 – 1925) – русский литературовед, философ, публицист и переводчик. В своей статье описывает проблему искусства.
Актуальность данной проблемы очевидна, особенно в наши дни, так как многие люди стали уделять особое внимание искусству. Для некоторых оно стало частью жизни, а для других увлекательным хобби.
Михаил Осипович пишет: «Всякое искусство открывает тайны» Своими словами автор говорит о таинственности.
Литературовед повествует, «внешняя пленительность искусства важна». Автор говорит о том, что искусство играет большую роль на земле, сравнивая его с растительным миром.
Переводчик говорит. «Искусство дается каждому вкушать его по силам». Философ говорит о том, что не каждому дано постигнуть полную глубину искусства. Оно не откроется каждому!
Автор считает, что искусство дано для саморазвития человека. И каждый выбирает для себя то, что считает нужным.
Я согласна с автором. Действительно, искусство захватывает человека с головой в свою нежную и теплую среду.
Во-первых, давайте вспомним необычайную картину И. И. Шишкина «Утро в сосновом лесу». Эта прекрасная картина вдохновляет многих художников на создание чего-то необыкновенного и прекрасного.
Во-вторых, давайте вспомним прекрасного и великого художника России – Никаса Сафронова, вдохновляемый природой родной страны, пишет великолепные картины.
Таким образом, я хочу сделать вывод. Искусство является важной частью человечества, без которой нам было бы трудно представить нашу жизнь!
Текст Михаила Осиповича Гершензона:
(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника - выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства - та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.
(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом - мудрая хитрость природы. (9)Красота - приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому - часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону*)
*Михаил Осипович Гершензон (1869-1925 гг.) - российский литературовед, философ, публицист и переводчик.
Сочинение написано учеником общеобразовательной школы. Могут быть ошибки.
Сочинение по тексту:
Михаил Осипович Гершензон (1869 - 1925) - русский литературовед, философ, публицист и переводчик. В своей статье описывает проблему искусства.
Актуальность данной проблемы очевидна, особенно в наши дни, так как многие люди стали уделять особое внимание искусству. Для некоторых оно стало частью жизни, а для других увлекательным хобби. Михаил Осипович пишет: «Всякое искусство открывает тайны».Своими словами автор говорит о безграничных возможностях человека при постижении искусства. Философ повествует, «Искусство дается каждому вкушать его по силам». Автор пытается донести до читателя мысли о том, что искусстворасценивается каждым человеком индивидуально,
Во-первых, давайте вспомним необычайную картину И. И. Шишкина «Утро в сосновом лесу». Эта прекрасная картина вдохновляет многих художников на создание чего-то необыкновенного и прекрасного.
Во-вторых, хочу обратить ваше внимание на прекрасного и великого художника России - Никаса Сафронова, вдохновляемый природой родной страны, пишет великолепные картины. Тем самым дарит людям незабываемые эмоции.
Таким образом, я хочу сделать вывод. Искусство является важной частью человечества, без которой внутренний мир человека был бы очень скудным и однообразным. Искусство дает новые эмоции и незабываемые ощущения.
Текст Михаила Осиповича Гершензона:
(1)Всякое искусство открывает тайны, и всякое в своём совершенстве непременно пленительно. (2)Дело художника - выразить своё видение мира, и другой цели оно не имеет. (3)Но таков таинственный закон искусства, что видение во вне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. (4)Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. (5)Пленительность искусства — та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава души художника, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью.(6)Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. (7)Певучесть формы привлекает внимание людей, ещё не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. (8)Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает её недоступной; в этом — мудрая хитрость природы. (9)Красота — приманка, но красота и преграда. (10)Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном. (11)Поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осуждён тешиться ею одной. (12)Лишь взор напряжённый и острый проникает в неё и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. (13)Искусство дает каждому вкушать по силам его: одному всю свою истину, потому что он созрел, другому — часть, а третьему показывает лишь блеск её, прелесть формы, для того чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла её смертельно и не разрушила её молодых тканей.
(14)Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь её гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, чёткостью и красочностью образов. (15)Только теперь мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
(16)В науке разум познаёт лишь отдельные ряды явлений, но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. (17)И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное. (18)Это целостное видение мира несознаваемо реально в каждой душе и властно определяет её бытие в желаниях и оценках. (19)Оно также плод опыта. (20)Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, неповторимого видения Вселенной, как бы тайнописи вещей. (21)И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках. (22) Лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нём потаённо, и снова пропадёт в глубине. (23)Только избранникам дано длительно созерцать своё видение, хотя бы частично, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нём всему свету. (24)Оно не изображается в понятиях; о нём можно рассказать только бессвязно, образами. (25)И Пушкин в образах передал нам своё знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид. (26)Я же вынимаю его из образов и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть и невероятным.
(По М. Гершензону*)
*Михаил Осипович Гершензон (1869-1925 гг.) - российский литературовед, философ, публицист и переводчик.
Искусство превращает нашу жизнь в нечто прекрасное, обладающее способностью к раскрытию внутренней сути человека, и обучению его способам постижения истины. Что же в произведении искусства считается наиболее важным – форма или содержание? Проблема соотношения двух этих составляющих затронута автором в своих рассуждениях.
С целью обоснования собственной мысли, выдающемуся российскому филологу и переводчику М. Гершензону пришлось прибегнуть к использованию эффектного образа.
Им описывается форма в качестве сверкающей ледяной корки, которая становится результатом преображения “огненной лавы души художника”. Ее блеск скрывает глубокое содержание, открывающееся не всякому, а исключительно человеку, обладающему внимательным и пытливым умом. Кому-то дано больше понять в произведении, а кому-то меньше, при этом существуют и те, кто сумел увидеть внешнюю красоту, не постигнув глубины данного творения.
содержания считается внешняя его гармония. Примером, подтверждающим данную истину, выступает, по мнению М. О. Гершензона, поэзия Пушкина, в которой каждому удается отыскать столько, сколько вмещается в его собственную душу. Согласно утверждению автора, в искусстве действует закон, подразумевающий единство формы и содержания, но зачастую нам не под силу прийти к осознанию скрытой в глубине мысли художника.
Действительно, во время прочтения стихов или прослушивания музыки, часто мы переживаем эмоции восхищения мастерством композитора, ставшего создателем произведения, поразившего нас. Но глубину мысли художника мы не всегда можем постичь сразу. Нам кажется произведение достаточно простым, так как в нем невесомо все, и легко, аналогично полету бабочки. Но спустя годы, к нам приходит осознание мудрой истины, которой автор шедевра поделился с нами. Форме характерно прояснять содержание, хотя, любуясь ею, важно проявлять стремление к осознанию того, что скрывается между строк.
(Пока оценок нет)
Было бы праздным делом разбирать и оспаривать доводы, на которые опирается эта оценка. Ежели мы, нынешнее поколение, видим другое в поэзии Пушкина, не лучше ли прямо высказать наше новое понимание? Та оценка была, без сомнения, вполне добросовестна; но наше право и наша обязанность – прочитать Пушкина собственными глазами и в свете нашего опыта определить смысл и ценность его поэзии.
Наши символисты не правы, когда утверждают, что искусство бывает двух родов: символическое, то есть открывающее тайны, – и только пленительное . Нет: всякое искусство открывает тайны, и всякое в своем совершенстве непременно пленительно.
Дело художника – выразить свое видение мира, и другой цели искусство не имеет; но таков таинственный закон искусства, что видение вовне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. Пленительность искусства – та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава художнической души, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью. Или иначе: певучесть формы есть плотское проявление того самого гармонического ритма, который в духе образует видение. Но как бы ни описывать это явление, оно навсегда останется непостижимым. Ясно только одно: чем сильнее кипение, тем блестящее и радужнее форма.
Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. Певучесть формы привлекает инстинктивное внимание людей; еще не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает ее недоступной; в этом – мудрая хитрость природы. Красота – приманка, но красота – и преграда. Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном, чтобы весь народ сбегался глядеть; и поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осужден тешиться ею одной, – и разве это малая награда? Лишь взор напряженный и острый проникает в нее и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. Природа оберегает малых детей своих, как щенят, благодетельной слепотою. Искусство дает каждому вкушать по силам его, – одному всю свою истину, потому что он созрел, другому часть, а третьему показывает лишь блеск ее, прелесть формы, для того, чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла ее смертельно и не разрушила ее молодых тканей.
Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь ее гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, четкостью и красочностью образов. Только теперь, чрез столько лет, мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
В науке разум познает лишь отдельные ряды явлений, как раздельны наши внешние органы чувств; но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное; это целостное видение мира несознаваемо-реально в каждой душе и властно определяет ее бытие в желаниях и оценках. Оно также – плоть опыта, и обладает всей уверенностью опытного знания. Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, беспримерного, неповторимого видения вселенной, как бы тайнописи вещей, которая, констатируя сущее, из него же узаконяет долженствование. И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках; лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нем потаенно, и снова пропадет в глубине. Только избранникам дано длительно созерцать свое видение, хотя бы не полностью, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нем всему свету. Оно не изобразимо в понятиях; о нем можно рассказать только бессвязно, уподоблениями, образами. И Пушкин в образах передал нам свое знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид; я же вынимаю его из образов, и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть, и невероятным.
Пушкин был европеец по воспитанию и привычкам, образованный и светский человек XIX века. И всюду, где он высказывал свои сознательные мнения, мы узнаем в них просвещенный, рационально-мыслящий ум. В идеях Пушкин – наш ровесник, плоть от плоти современной культуры. Но странно: творя, он точно преображается; в его знакомом, европейском лице проступают пыльные морщины Агасфера , из глаз смотрит тяжелая мудрость тысячелетий, словно он пережил все века и вынес из них уверенное знание о тайнах. В своей поэзии он мертв для современности. Что ему дневные страсти и страдания людей, волнения народов? Все, что случается, случалось всегда и будет повторяться вечно; меняются радужные формы, но сущность остается та же; от века неизменны мир и человек. В несметно-разнообразных явлениях жизни все вновь и вновь осуществляются немногие закономерности, с виду такие простые, – повторяются извечные были; и человек знает это, давно разгадал однообразие и безысходность своих судеб, и с незапамятных времен как бы сам себе неустанно твердит правду роковых определений. Эту древнюю правду носит в себе Пушкин; эти немногие повторные были он видит в событиях дня. Он беспримерно индивидуален в своем созерцании, и однако чрез его мышление течет поток ветхозаветного опыта.
Наши символисты не правы, когда утверждают, что искусство бывает двух родов: символическое, то есть открывающее тайны, – и только пленительное{6}. Нет: всякое искусство открывает тайны, и всякое в своем совершенстве непременно пленительно.
Дело художника – выразить свое видение мира, и другой цели искусство не имеет; но таков таинственный закон искусства, что видение вовне выражается тем гармоничнее, чем оно само в себе своеобразнее и глубже. Здесь, в отличие от мира вещественного, внешняя прелесть есть безошибочный признак внутренней правды и силы. Пленительность искусства – та гладкая, блестящая, переливающая радугой ледяная кора, которою как бы остывает огненная лава художнической души, соприкасаясь с наружным воздухом, с явью. Или иначе: певучесть формы есть плотское проявление того самого гармонического ритма, который в духе образует видение. Но как бы ни описывать это явление, оно навсегда останется непостижимым. Ясно только одно: чем сильнее кипение, тем блестящее и радужнее форма.
Эта внешняя пленительность искусства необыкновенно важна: она играет в духовном мире ту же роль, какую в растительном царстве играет яркая окраска цветка, манящая насекомых, которым предназначено разносить цветочную пыль. Певучесть формы привлекает инстинктивное внимание людей; еще не зная, какая ценность скрыта в художественном создании, люди безотчетно влекутся к нему и воспринимают его ради его внешних чар. Но вместе с тем блестящая ледяная кора скрывает от них глубину, делает ее недоступной; в этом – мудрая хитрость природы. Красота – приманка, но красота – и преграда. Прекрасная форма искусства всех манит явным соблазном, чтобы весь народ сбегался глядеть; и поистине красота никого не обманет; но слабое внимание она поглощает целиком, для слабого взора она непрозрачна: он осужден тешиться ею одной, – и разве это малая награда? Лишь взор напряженный и острый проникает в нее и видит глубины, тем глубже, чем сам он острей. Природа оберегает малых детей своих, как щенят, благодетельной слепотою. Искусство дает каждому вкушать по силам его, – одному всю свою истину, потому что он созрел, другому часть, а третьему показывает лишь блеск ее, прелесть формы, для того, чтобы огнепалящая истина, войдя в неокрепшую душу, не обожгла ее смертельно и не разрушила ее молодых тканей.
Так и поэзия Пушкина таит в себе глубокие откровения, но толпа легко скользит по ней, радуясь ее гладкости и блеску, упиваясь без мысли музыкой стихов, четкостью и красочностью образов. Только теперь, чрез столько лет, мы начинаем видеть эти глубины подо льдом и учимся познавать мудрость Пушкина сквозь ослепительное сверкание его красоты.
В науке разум познает лишь отдельные ряды явлений, как раздельны наши внешние органы чувств; но есть у человека и другое знание, целостное, потому что целостна самая личность его. И это высшее знание присуще всем без изъятия, во всех полное и в каждом иное; это целостное видение мира несознаваемо-реально в каждой душе и властно определяет ее бытие в желаниях и оценках. Оно также – плоть опыта, и обладает всей уверенностью опытного знания. Между людьми нет ни одного, кто не носил бы в себе своего, беспримерного, неповторимого видения вселенной, как бы тайнописи вещей, которая, констатируя сущее, из него же узаконяет долженствование. И не знаем, что оно есть в нас, не умеем видеть, как оно чудным узором выступает в наших разрозненных суждениях и поступках; лишь изредка и на мгновение озарит человека его личная истина, горящая в нем потаенно, и снова пропадет в глубине. Только избранникам дано длительно созерцать свое видение, хотя бы не полностью, в обрывках целого; и это зрелище опьяняет их такой радостью, что они как бы в бреду спешат поведать о нем всему свету. Оно не изобразимо в понятиях; о нем можно рассказать только бессвязно, уподоблениями, образами. И Пушкин в образах передал нам свое знание; в образах оно тепло укрыто и приятно на вид; я же вынимаю его из образов, и знаю, что, вынесенное на дневной свет, оно покажется странным, а может быть, и невероятным.
