Чем ближе к финалу романа, тем отчетливее в отношениях Обломова с поколением «Штольцев» вторгается мотив непонимания. Этот мотив герои считают фатальным. В итоге к финалу сюжет романа приобретает черты своеобразной «трагедии рока»: «Кто проклял тебя, Илья? Что ты сделал? Ты добр, умен, нежен, благороден... и... гибнешь!»
В этих прощальных словах Ольги «трагическая вина» Обломова прочувствована вполне. Однако у Ольги, как и у Штольца, есть и своя «трагическая вина». Увлекшись экспериментом по перевоспитанию Обломова, она и не заметила, как любовь к нему переросла в диктат над душой человека другой, но по-своему поэтичной натуры. Требуя от Обломова, причем нередко в ультимативной форме, стать, «как они», Ольга и Штольц по инерции вместе с «обломовщиной» отвергли в Обломове и лучшую часть его души. Пренебрежительно брошенные на прощание слова Ольги - «А нежность... Где ее нет!» - незаслуженно и больно ранят сердце Обломова.
Итак, каждая из сторон конфликта не желает признать за другой права на самоценность ее духовного мира, со всем плохим и хорошим, что в нем есть; каждый, особенно Ольга, непременно желает переделать личность другого по своему образу и подобию. Вместо того чтобы перебросить мостик из поэзии «века минувшего» в поэзию «века нынешнего», обе стороны сами воздвигают непроходимую преграду между двумя эпохами. Диалога культур и времен не получается. Не на этот ли глубинный пласт содержания романа намекает и символика его заглавия? Ведь в ней отчетливо угадывается, пусть и этимологически, значение корня «облом», то есть разрыв, насильственный перерыв в эволюции. Во всяком случае, Гончаров отлично понимал, что нигилистическое восприятие культурных ценностей патриархальной России прежде всего обеднит культурное самосознание представителей «России новой».
И за непонимание этого закона и Штольц, и Ольга расплачиваются в совместной судьбе то приступами «периодического оцепенения, сна души», то вдруг подкравшейся из мрака «голубой ночи» обломовской «грезой счастья». Безотчетный страх тогда овладевает Ольгой. Этот страх не может ей растолковать «умный» Штольц. Зато автору и нам, читателям, вполне понятна природа этого страха. Это обломовская «идиллия» властно стучится в сердца поклонников «поэзии дела» и требует признания своего законного места в ряду духовных ценностей «новых людей»... «Дети» обязаны помнить своих «отцов».
Как преодолеть этот «обрыв», эту пропасть в историко-культурной цепи поколений - этой проблемой уже непосредственно будут мучиться герои следующего романа Гончарова. Он так и называется - «Обрыв». И словно к Штольцу и Ольге, позволившим себе испугаться и устыдиться странной симпатии к обломовской «грезе счастья», будет обращен этот внутренний голос спокойного раздумья одного из центральных героев «Обрыва» - Бориса Райского, сливающийся на сей раз с голосом самого автора; «А пока люди стыдятся этой силы, дорожа «змеиной мудростью» и краснея «голубиной простоты», отсылая последнюю к наивным натурам, пока умственную высоту будут предпочитать нравственной, до тех пор и достижение этой высоты немыслимо, следовательно, немыслим и истинный, прочный, человеческий прогресс».
1 Реминисценции - скрытые цитаты.
Урок-процесс по теме: « Историческая широта и масштабность шолоховской прозы. Сборник М. Шолохова «Донские рассказы» проводится на основе самостоятельной работы. Задания для каждой группы разработаны так, чтобы учащиеся провели самостоятельное исследование развития трагедии России в творчестве Шолохова, обусловленное историческими событиями периода гражданской войны на Дону
Пояснительная записка
Изучение русской литературы начала XX века позволяет выполнить сравнительный анализ развития традиционной темы в литературе – темы России – в творчестве А. Блока и С. Есенина, М. Цветаевой и А. Ахматовой, М. Шолохова и А. Фадеева.
Урок-процесс по теме: «Историческая широта и масштабность шолоховской прозы. Сборник М. Шолохова «Донские рассказы» проводится на основе самостоятельной работы. Задания для каждой группы разработаны так, чтобы учащиеся провели самостоятельное исследование развития темы трагедии России в творчестве Шолохова, обусловленное историческими событиями периода гражданской войны на Дону.
Этапы работы над материалом урока помогают развивать навыки самостоятельной работы, интерес и творческое воображение, познавательную активность учащихся:
ТЕМА: Историческая широта и масштабность шолоховской прозы. Сборник «Донские рассказы».
ЦЕЛЬ: показать на примере художественного произведения антигуманистический смысл войны, рассмотреть нравственные аспекты и гуманистическую ценность жизни;
Совершенствовать работу над историзмом в художественном произведении;
Формировать у обучающихся чувство сопричастности и неравнодушия в отношении друг к другу.
ТИП УРОКА: изучение нового материала на основе самостоятельной работы; урок – процесс.
МЕТОДЫ ПРОВЕДЕНИЯ: беседа, работа над текстом повести; диалогический, исследовательский.
НАГЛЯДНОСТЬ, ТСО : портрет М.А. Шолохова , сборник «Донских рассказов» , выставка книг писателя, грамзапись, карточки-информаторы, газета «М.А. Шолохов – Нобелевский лауреат», высказывания об авторе и его книге.
ЭПИГРАФ: Когда погребают эпоху,
Надгробный псалом не звучит,
Крапиве, чертополоху
Украсить ее предстоит.
И только могильщики лихо
Работают. Дело не ждет!
И тихо, так Господи, тихо,
Что слышно, как время идет. А.А. Ахматова (1940)
ЗАПИСИ НА ДОСКЕ: «…гражданская война есть ни с чем не сравнимая народная трагедия, в которой никогда не было победителей…
…братья, столь щедро и долго проливавшие кровь друг друга, сражались за Россию. За ее завтрашний день, который каждая из сторон видела и понимала по-своему… Пусть над красным и белым обелисками вознесет мать Россия венок скорби и уважения. Тогда придет покаяние. И только тогда закончится гражданская война». Б. Васильев
СЛОВАРНАЯ РАБОТА: оксюморон, метафора.
1. Проверка присутствующих и готовности учащихся к началу урока.
2. Сообщение темы и цели урока.
А. 1. Вступительное слово преподавателя.
Преподаватель читает строки А. Ахматовой, взятые в качестве эпиграфа к уроку: «Когда погребают эпоху». О какой эпохе идет речь? Строки, написанные в 1940 году, можно отнести к событиям прошлого в истории нашего народа: к 30-м годам – периоду сталинских репрессий, к периоду Великой Отечественной войны и даже более ранним трагическим страницам XX века.
Первые два десятилетия XX века стали самыми жестокими в отношении ценности человеческой жизни. Завершилась эта эпоха самым кровавым конфликтом в стране – гражданской войной. Возникает вполне закономерный вопрос:
Во имя каких идеалов было принесено столько человеческих жертв, разорение в стране, насаждение вражды между гражданами одного государства?
2. По словам писателя К. Федина, «громадна заслуга Михаила Шолохова в той смелости, которая присуща его произведениям. Он никогда не избегал свойственных жизни противоречий, будь то любая эпоха, им изображаемая. Его книги показывают борьбу во всей полноте прошлого и настоящего».
«Сила правды его произведений такова, что горечь жизни, как бы даже она ужасна ни была, перевешивается, преодолевается волею к счастью, желанием достичь и радостью достижения».
Б. Рассмотрение главной темы сборника «Донские рассказы».
В. План рассмотрения главной темы
сборника М. Шолохова «Донские рассказы»
№ п/п | ||
Рассказ «Лазоревая степь» - произведение, в котором Шолохов предельно ясно и четко расставил все ключевые цитаты. Главный герой дед Захар, сын крепостного, рассказал об ужасных «забавах» хозяина-пана и его сына, который «в папашу выродился» и в детстве развлекался тем, что «щенят, бывалоча, живьем свежует – обдерет и пустит». | ||
Кульминация рассказа – сцена казни сыновей Захара, Семена и Аникея, выступивших на стороне красноармейцев и взятых в плен после схватки с казаками под командованием панского сына. «Поди к своему пану и скажи ему: мол, дед Захар на коленях всю жизнь полозил, и сын его полозил, а внуки уже не хочут». | На глазах отца казаки расстреливают Семена вместе с привязанной к нему недоуздком женой, а раненого Аникушку, прошитого тремя пулями, паныч приказывает выбросить на дорогу, по которой «ехала сотня казаков, при них две пушки». «Лошади, они имеют Божью искру, ни одна на Аникушку не ступнула, сигают через…» |
|
«Думал, помрет Аникей от смертной боли, а он хоть бы крикнул, хоть бы стон уронил… лежит, голову плотно прижал, землю с дороги пригоршнями в рот пихает… Землю жует и смотрит на пана, глазом не сморгнет, а глаза ясные, светлые, как небушко…» | Цена, которую платит Аникей, этот истинный мученик, за свою мечту и веру в лучшее будущее, - собственная жизнь. |
|
Облик пана Томилина под пером Шолохова утрачивает человеческое. Даже животные ведут себя несравненно более милосердно. Зато человек к человеку беспощаден: «Колеса пушки попали на ноги Аникею… Захрустели они, как ржаной сухарь на губах, измялись в тоненькие трощинки…» | ||
1.1. | 1) Как изображает Шолохов противостояние двух враждебных сил? 2) Во имя какой идеи погибают сыновья деда Захара? А жена Семена? 3)Какие описания природы свидетельствуют об усилении конфликта между белыми и красными? Подтвердите свой ответ цитатами из текста. | |
1.2. | Историческая справка:
Выхода не было – голод гнал в дорогу, а различия в ценах сулили барыш. Продовольствие в Петрограде стоило в 15 раз дороже, чем в Симбирске, в 24 раза дороже, чем в Саратове. | |
1.3. | Главная идея рассказа раскрывает неравенство людей, основанное на социальной принадлежности, а отсюда строительство новой жизни осуществлялось на насилии, кровопролитии, жестокости. | |
1.4. | Вывод: по мнению писателя, война – трагедия народа, она приносит невосполнимые потери, калечит души, губительна для обеих сторон. | |
1.5. | Описания природы в рассказе усиливают противостояние между белыми и красными. |
2. Рассказ «Алешкино сердце»
№ п/п | 1-я точка зрения – кровавый конфликт | 2-я точка зрения – отражает реальность трагедии |
Старый мир – воплощение безнравственности, любое его проявление – это почти всегда зверское преступление. (1-й абзац). | Трагедия Алешки, начавшаяся с детских лет, продолжалась и в момент сиротства: работал на Ивана Алексеева, батрачил, пуп надрывал, и пошел в отряд красноармейцев вместе с «очкастым» банду уничтожать. |
|
1.1. | 1) В чем проявилась жестокость старого мира в период голода? 2) Почему Алешка – красноармеец, с детства переживший нищету и социальный гнет, в решительный момент, когда увидел выходящую из осажденной хаты женщину с ребенком, не смог, хотя и обязан был, убивать? 3) Прочитайте начало рассказа, объясните, как описания природы связаны с основным сюжетом? | |
1.2. | Главный смысл рассказа заключен в торжестве гуманистической ценности человеческой жизни. | |
1.3. | Вывод: Гражданская война – трагедия народа, заключающаяся в самой постановке борющимися сторонами бескомпромиссного вопроса: жизнь или смерть. Подвергалась сомнению сама идея о физическом существовании человека, которая приводила к истреблению друг друга. Трагическими последствиями этой войны стали раскол общества на «своих» и «чужих», обесценивание человеческой жизни, развал народного хозяйства. | |
1.4. | Окружающая природа сиротливо застыла в ожидании неизбежности голода, а значит – смертельного разрушения всего живого. |
3. Рассказ «Смертный враг»
№ п/п | 1-я точка зрения – кровавый конфликт | 2-я точка зрения – отражает реальность трагедии |
Брезгливо убив двух взятых их логова «шершавеньких и беспомощных» волчат, Игнат подбрасывает их во двор Ефима. Пришедшая туда по следам волчица режет овец и корову (с. 148). | Ефим отправляется на двор к Игнату. Разговор вначале идет о собаке, за которую тот «заплатил корову с телком». «Ефим протянул руку к топору, и, почесывая кобеля за ушами, переспросил: «Корову, говоришь?» Коротко взмахнув топором, Ефим развалил череп собаки надвое. На Игната брызнула кровь и комья горячего мозга» (с. 150-151). |
|
«С весны прошлого года, когда Ефим подал в станичный комитет заявление на кулаков, укрывавших посев от налогообложения, Игнат – прежний заправила всего хутора – затаил на Ефима злобу». | Эта смерть бессмысленна: Ефим убивает животное предательски подло. Мотивировка героя такова: «У тебя восемь коров. Одну потерять – убыток малый. А у меня волчица последнюю зарезала, дите без молока осталось!» |
|
1.1. | 1) Почему непримиримость противоборствующих сторон основана на нечеловеческой жестокости «бывших» и оправдана классовой ненавистью «своих»? 2) К какому выводу приходит М. Шолохов, показывая враждебную непримиримость Игната Борщева и Ефима Озерова? | |
1.2. | Финал рассказа свидетельствует о свирепом нечеловеческом безумии, которое принесло бесчисленные неоправданные жертвы (зачитать последнюю сцену – с. 155-156 «Кол, пущенный сильной рукой, опять свалил Ефима с ног…» - до конца главы). | |
1.3. | Вывод: Оба героя существуют в трагической ситуации распада исконных крестьянских моральных ценностей, ситуации, обусловленной социально исторически. Писатель высказал свое отношение: недопустимо аморально, когда люди, разумные существа, приходят к самоистреблению и варварству. | |
1.4. | Природа застыла в оцепенении перед человеческим безумием, затаилась перед очередным столкновением враждующих сторон |
4. Рассказ «Родинка»
№ п/п | 1-я точка зрения – кровавый конфликт | 2-я точка зрения – отражает реальность трагедии |
Гражданская война ставит лицом к лицу 18-летнего Николая Кошевого, который «сумел почти без урона ликвидировать две банды и полгода водить эскадрон в бои и схватки не хуже любого старого командира», и его отца, «пропавшего в германскую войну», впоследствии атамана одной из банд. | а) «От отца Николка унаследовал любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и роднку» (с. 4 – гл. 1) б) «Семь лет не видал атаман родных куреней. Плен германский, потом Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские, султанские и - банда» (с. 7-8 – гл. 3) |
|
Было в отце, когда он водил банду, ходил по бездорожью что-то волчье: «На стременах привстает, степь глазами излапывает, версты считает до голубенькой каемки лесов, протянутой по ту сторону Дона» (гл. 3, с. 6). | В стычке с красноармейцами атаман шашкой зарубил собственного сына. Трагедия разрушения человека свидетельствует о полной деградации «господ стариков». |
|
1.1. | 1) В чем состоит смысл противоборства отца и сына? 2) Какой смысл вкладывает писатель в трагедию разрушения человека? 3) Какую роль в художественном содержании рассказа играют воспоминания атамана и связанные с ними описания природы родного края? | |
1.2. | Главный герой рассказа – обнаженная правда войны, когда ценность человеческой жизни становится минимальной. Автор описывает не только трагедию Николки – сына, не узнанного собственным отцом и убитого им, но и размышляет над трагедией атамана. | |
1.3. | Вывод: О «неизмеримо большом и высоком» пришлось задуматься даже озверевшему атаману. Ненависть, слепая, холодная, нерассуждающая, приводит к необратимым последствиям (зачитать финальную сцену - с. 12-13, гл. 6). Война поставила людей, родных по крови, по разные стороны баррикад. Драматизм повествования в рассказе доведен до крайности. Насилие оставляет кровавые следы, противостояние приводит к тому, что отцы убивают сыновей, те расправляются с отцами, брат идет на брата, сосед против соседа. Льется кровь. Инстинкт самоистребления становится неуправляемым. | |
1.4. | Описания родных мест не дают покоя атаману. |
5. Рассказы «Шибалково семя» и «Продкомиссар»
№ п/п | 1-я точка зрения – кровавый конфликт | 2-я точка зрения – отражает реальность трагедии |
Рассказ «Шибалково семя» Драматичная история рождения новой жизни – смерть Дарьи и рождение сына, отец которого обрек его на сиротство. «Тебя, Дарья, я должен убить, потому что ты есть контра нашей Советской власти». Смерть Дарьи становится неизбежной: герой рассказа оказывается в ситуации выбора между «чувством» и «долгом» - т.е. между личным и индивидуальным, и социально-классовым. Он выбирает «долг», как его понимает: «Отступил я два шага назад, винтовку снял, а она мне ноги обхватила и целует». | Участь «шибалкова семени» незавидна так же, как и судьба его матери. «За ноги его, да об колесо! Что ты с ним страдаешь, Шибалок?» Отношение героя к своему сыну совсем иное, но оно опять-таки обусловлено тем, «во имя чего» уничтожена его мать. Свое новое пристанище «шибалково семя» находит в детском доме, куда приносит его отец. Последняя сцена имеет символический смысл – она свидетельствует об окончательном прощании и расставании. |
|
1.1. | 1) Как изображает писатель процесс защиты Советской власти? Как понимает свой долг главный герой Шибалок? 2) Можно ли, по вашему мнению, отказаться от убийства? Зачем убивать мать? 3) Определите нравственную суть в поведении Шибалка в отношении сына. Почему чувство сострадания не проявил он в отношении его матери? | |
Рассказ «Продкомиссар» Конфликт отца с сыном из семейного перерастает в социальный, а затем и политический. Встреча с отцом усиливает остроту конфликта между красными и белыми: отец уверен, что нажил добро своим горбом, а сын обязан исполнить долг коммуниста, руководствуясь только приказом свыше: «Злостно укрывающих – расстреливать!» | Жесткость и жестокость идут рука об руку в сцене расстрела старика-отца. Злобное «Ты мне не сын!» звучит как выстрел, как удар колокола. Идейные расхождения, а потом и требование времени поставили родных людей по крови по разные стороны противоборства. |
|
2.1. |
3) Перечитайте последнюю сцену рассказа. В чем состоит главный смысл спасения жизни замерзающего ребенка? |
1. Рассмотрение вопроса «Природа и ее роль в раскрытии художественного содержания рассказов».
2. Работа над карточками-информаторами по отдельным рассказам.
3. Заслушивание сообщений по теме урока (индивидуальные работы учащихся).
Смысл «Донских рассказов» заключен в первоначальном названии «Россия, кровью умытая».
4. Оптимизм «Донских рассказов» обусловлен внутренним убеждением Шолохова в торжество человеческой жизни над распрями, разорением и войнами, глубокая вера в непреложную ее ценность.
5. Устало думает восемнадцатилетний Николка Кошевой, командир эскадрона: «Учиться бы поехать куда-нибудь, а тут банда, не успел приходскую школу окончить… Опять кровь, а я уже сморился так жить… Опостылело все…» (Рассказ «Родинка»).
6.Уроки и последствия гражданской войны.
Письменно выполнить анализ одного рассказа М. Шолохова.
Карточка-информатор №1
Воспоминания М. Шолохова о встрече с бандой Нестора Махно
1) «Он рассчитывал, что вчерашние мятежники снова поднимутся против Советов. Махно просчитался. Казаки не пошли за ним. Озверевшие бандиты захватили ряд хуторов, намеревались взять Вешенскую. Бандиты грабили хутора, вырезали скот, растащили тысячи пудов хлеба со складов Каргинского ссыпного пункта. Безжалостно расправились с попавшими в плен красноармейцами, коммунистами, учителями».
2) Шолохов спасся чудом, видимо, по малолетству пожалел его свирепый атаман. Трудно сказать, что смягчило тогда гуляйпольского батька: то ли совсем мальчишеский вид пленника укоротил его гнев, то ли хозяйка хаты, где шел допрос, разжалобила бандита материнским чувством – он отпустил «вражененка», крепко пригрозив повесить в другой раз.
3) Только горячая вера в Советскую власть, несокрушимая твердость, огромное мужество станичных большевиков помогли выдюжить в столь суровое время. Весь год станичные и хуторские ревкомы были под ружьем. Десятки крупных и мелких банд рыскали по округу, оставляя кровавые следы, разрушенные жилища. Вырезали скот, жгли семенное зерно. Частенько ночи напролет активисты Советской власти, окруженные в Каргинской церкви, отстреливались от озверевших пьяных бандитов. Хоронили в братской могиле погибших товарищей и еще крепче сжимали винтовки. Об одном из зверских убийств писала «Верхне-Донская правда» 20 октября 1921 года:
«17 августа при налете банды Курочкина на ст. Шумилинскую бандитами зарублена воспитательница детского приюта, девушка 16 лет, Колычева Екатерина. На требование бандитов показать, где живут коммунисты, на все угрозы оружием храбрая девушка, несмотря на то, что была беспартийная, отказалась выдать советских работников и за это была зверски убита. Бандиты отрубили ей голову и руки».
Карточка-информатор №2
1. Рассказ «Алешкино сердце»
1. «Два лета подряд засуха дочерна вылизывала мужицкие поля. Два лета подряд жестокий восточный ветер дул с киргизских степей, трепал порыжелые космы хлебов и сушил устремленные на высохшую степь глаза мужиков и скупые, колючие мужицкие слезы. Следом шагал голод…»
2. «Неделя прошла. У Алешки гноились десны. По утрам, когда от тошного голода грыз он смолистую кору караича, зубы во рту у него качались, плясали, а горло тискали судороги».
3. «За прогоном, за зеленой стеной шуршащих будыльев кукурузы отцвело жито. Каждый день мимо хлебов гонял Алешка в степь пасти заготконторских лошадей. Не треножа, пускал их по полынистым отножинам, по ковылю, седому и вихрастому, а сам заходил в хлеб. Алешка ложился осторожненько, стараясь не толочь хлеб. Лежа на спине, растирал в ладонях колос и ел до тошноты зерно, мягкое и пахучее, налитое незатвердевшим белым молоком».
2. Рассказ «Смертный враг»
1. «Через хутор словно кто борозду пропахал и разделил людей на две враждебных стороны. С одной – Ефим и хуторская беднота; с другой – Игнат с зятем-председателем, Влас, хозяин мельницы-водянки, человек пять богатеев и часть середняков».
2. «А ночью к хутору с горы спустилась волчица и долго черной недвижной тенью стояла возле ветряка. Ветер дул с юга, нес к ветряку враждебные запахи, чуждые звуки…»
3. «Ефим не слышал скрипа, но, бесцельно взглянув на окно, похолодел от ужаса: в узенький просвет сквозь ветристую изморозь на него, прижмурясь, тяжко глядели чьи-то знакомые серые глаза… Приподнявшись, заглянул он в разбитое окно; увидел, как по улице рысью убегал кто-то, закутанный снежной пылью».
4. «Срывалась метель, снег падал на лицо Ефима и уже не таял на холодных щеках, где замерзли две слезинки непереносимой боли и ужаса».
Карточка-информатор №3
1. Рассказ «Родинка»
1.«От отца Николка унаследовал любовь к лошадям, неизмеримую отвагу и родинку, такую же, как у отца, величиной с голубиное яйцо, на левой ноге, выше щиколотки».
2. «С седла перевесившись, шашкой махнул, на миг ощутил, как обмякло под ударом тело и послушно сползло наземь. Соскочил атаман, бинокль с убитого сдернул, глянул на ноги. Дернул, злобно выругавшись, с чулком сорвал сапог и на ноге, повыше щиколотки, родинку увидел с голубиное яйцо. Медленно, словно боясь разбудить, вверх лицом повернул холодеющую голову, руки измазал в крови, всмотрелся и только тогда плечи угловатые обнял неловко и сказал глухо: - Сынок!.. Николушка!.. Родной!.. Кровинушка моя!..»
1.«Семь лет не видал атаман родных куреней. Плен германский, потом Врангель, в солнце расплавленный Константинополь, лагерь в колючей проволоке, турецкая фелюга со смолистым соленым крылом, камыши кубанские, султанские и - банда».
2. «Отъявленный народ в банде, служивский, бывалый, а все же крепко призадумывается атаман: на стременах привстает, степь глазами излапывает, версты считает до голубенькой каемки лесов, протянутой по ту сторону Дона».
3. «Вот она, атаманова жизнь, коли назад через плечо оглянуться. Зачерствела душа у него, как летом в жарынь черствеют следы раздвоенных бычачьих копыт возле музги степной. Боль, чудная и непонятная, точит изнутри, тошнотой наливает мускулы, и чувствует атаман: не забыть ее и не залить лихоманку никаким самогоном».
4. «А вечером, когда за перелеском замаячили конные, ветер донес голоса, лошадиное фырканье и звон стремян, - с лохматой головы атамана нехотя сорвался коршун-стервятник. Сорвался и растаял в сереньком по-осеннему бесцветном небе».
Основные выводы урока
ГЛАВНАЯ ИДЕЯ РАССКАЗА «ЛАЗОРЕВАЯ СТЕПЬ» РАСКРЫВАЕТ НЕРАВЕНСТВО ЛЮДЕЙ, ОСНОВАННОГО НА СОЦИАЛЬНОЙ ПРИНАДЛЕЖНОСТИ, СТРОИТЕЛЬСТВО НОВОЙ ЖИЗНИ ОСУЩЕСТВЛЯЛОСЬ НА НАСИЛИИ, ЖЕСТОКОСТИ, КРОВОПРОЛИТИИ
ГЛАВНЫЙ СМЫСЛ РАССКАЗА «АЛЕШКИНО СЕРДЦЕ» ЗАКЛЮЧЕН В ТОРЖЕСТВЕ ГУМАНИСТИЧЕСКОЙ ЦЕННОСТИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ
ФИНАЛ РАССКАЗА «СМЕРТНЫЙ ВРАГ» СВИДЕТЕЛЬСТВУЕТ О СВИРЕПОМ НЕЧЕЛОВЕЧЕСКОМ БЕЗУМИИ, КОТОРОЕ ПРИНЕСЛО БЕСЧИСЛЕННЫЕ НЕОПРАВДАННЫЕ ЖЕРТВЫ
ВОЙНА ПОСТАВИЛА ЛЮДЕЙ ПО РАЗНЫЕ СТОРОНЫ БАРРИКАД И РАЗРУШИЛА ОБЩЕЧЕЛОВЕЧЕСКИЕ ПОСТУЛАТЫ: ОТЦЫ УБИВАЮТ СЫНОВЕЙ, ТЕ РАСПРАВЛЯЮТСЯ С ОТЦАМИ, ИНСТИНКТ СТАНОВИТСЯ НЕУПРАВЛЯЕМЫМ (РАССКАЗЫ «РОДИНКА» И «ПРОДКОМИССАР»)
ОПТИМИЗМ «ДОНСКИХ РАССКАЗОВ» ОБУСЛОВЛЕН ВНУТРЕННИМ УБЕЖДЕНИЕМ ШОЛОХОВА В ТОРЖЕСТВЕ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ЖИЗНИ НАД РАСПРЯМИ, РАЗОРЕНИЕМ И ВОЙНАМИ, ГЛУБОКОЙ ВЕРОЙ В НЕПРЕЛОЖНУЮ ЕЕ ЦЕННОСТЬ
М. Шолохов в романе "Тихий Дон" продолжил лучшие традиции русской классики (Толстого, Гоголя, Чехова) и в то же время выступил новатором.
Значительное влияние на Шолохова оказал Л. Толстой. Критика отмечает в шолоховском творчестве и традиции классиков мировой литературы: Гомера, Сервантеса, Шекспира. Несмотря на отдаленность во времени друг от друга, Шолохова роднит с ними, прежде всего, широкий взгляд на мир и возвышенное спокойствие духа при трагическом состоянии мира. Близок Шолохов к великим предшественникам, как замечает Федь, и своими героями, исполненными бунтарского духа, активного действия и безусловной объективности. Они гибнут (имеется в виду не только физическая гибель), непобежденные, веря в правду, в жизнь ради жизни. У Шолохова, как и у Шекспира, нет в мире виноватых, что свидетельствует о глубоком осознании социальной несправедливости, а равно и ответственности общества за страдания безвинных людей.
Говоря о силе реализма Шолохова, критик чаще всего проводит параллели Шолохова и Толстого. Шолохова в Толстом привлекало мастерство изображения сложностей жизни, ее противоречий, показ людей, человеческой души, мира природы.
Шолохова роднит с Толстым подход к индивидуальности, к изображению судьбы, напряженных внешних и внутренних коллизий, многогранности характера. Его, как и Толстого, влекут характеры сильные, ищущие, размышляющие. Стремление к постижению истины, какой бы горькой она ни была, максимализм убеждений, неприемлемость нравственных компромиссов - все это составные духовного облика героев Шолохова, которые изображены многомерно. это касается не только героев первого плана (Григория, Аксиньи, Натальи, Ильиничны), но и второго(Дарьи, Степана, Петра и др.). Критика отмечает "свирепость реализма" Шолохова. Как замечает Палиевский, атмосфера жизни, в которой действуют шолоховские герои, намного суровее, чем обычно у всех классиков мировой литературы, например, сцена изнасилования Аксиньи отцом» 1 .
Духовная сила героев раскрывается в трагических обстоятельствах жизни. И чем трагичнее обстоятельства, тем ярче выявляется в характерах героев их сила, стойкость (Григорий, Аксинья, Наталья, Ильинична). Духовная сила выявлена автором и в отношении героев к смерти. Толстовский принцип изображения «диалектики души» героя, тончайшие нюансы, переливы настроений, переданные через систему стилистических приемов- исповедь героя, внутренний монолог, несобственно-прямая речь- унаследованы и продолжены в «Тихом Доне».
Стилевое своеобразие толстовского психологизма исследователи связывают с внутренним монологом, внутренней речью героя. У Толстого внутренняя речь всегда «чистая», прямая, и не всегда собственная прямая речь героя. Она смешана часто с обычной речью, в нее привносится авторская интонация, и, наоборот, интонация героя вплетается в авторскую характеристику. Этим переплетением достигается двойной подход к внутреннему миру персонажа: как бы сторонний, авторский, с его объективностью, и внутреннее самораскрытие персонажа с его субъективностью. Эти два начала (авторский анализ и самоанализ героя) у Толстого взаимопроникают. Внутренняя жизнь при такой форме анализа обнажается непосредственно, минуя внешнее физическое ее проявление. В шолоховском психологическом анализе такие «толстовские» характеристики занимают значительное место, - замечает критик А.Ф. Бритиков 1 .
Следуя толстовской традиции в обрисовке характера героя, -считает критик, -Шолохов прокладывает путь к тайникам человеческой души по-своему: у него непосредственных характеристик немногим меньше, чем у Толстого, но зато намного реже по-толстовски развернутые, подробные. Особенно лаконична прямая внутренняя речь шолоховских героев. В самохарактеристиках Григория самоанализ редко перерастает во внутренний монолог. Это обусловлено, как замечает Бритиков, особенностями круга людей, о которых пишет Шолохов.
Он не только «приспосабливает» толстовские формы, но на их основе вырабатывает близкие к психологическому складу своих героев формы. У него больший удельный вес, чем у Толстого, имеет опосредованный анализ душевного состояния- через внешние проявления. Здесь Шолохов-психолог более всего самобытен. Толстовский метод непосредственного анализа он обогатил опосредованным изображением диалектики души. Новаторство Шолохова – в переходе от деталей внешнего выражения внутренней жизни – к непрерывной обрисовке всей диалектики ее внешних проявлений. В физическом облике героев писателем выявлена эмоциональная, нежели интеллектуальная жизнь героев. Внешний рисунок дает полноту и завершенность внутренней жизни. Толстой передает внутреннее через внешнее чаще всего у натур импульсивных и непосредственных.
У Шолохова, как и у Толстого, несобственно-прямая речь- -одна из форм психологического анализа, как ни у кого из предшественников. Психологический анализ у Шолохова иной: полудиалогический, полумонологический и всегда в виде несобственно-прямой речи, представляющей собой слияние монолога с диалогом, с авторским отношением, монолог в форме диалога и хора. Монологическая форма психологического анализа по своей природе аналитична. Шолоховская же форма психологического анализа – хоровая - синтезирует, сливает отдельные настроения героя в единое целое состояние. «Хоровое» начало у Шолохова – это новая, более укрупненная и расширенная форма психологического анализа, в котором соединены разные голоса и мнения. Традиционные для прозы виды психологического анализа, как отмечено критикой, приобретают у писателя своеобразную, синтетически-аналитическую форму. Перед нами нечто близкое по своему внутреннему существу «хору» в древнегреческой трагедии: суждение о человеке, его мыслях, чувствах и деяниях- от народа, жизни, судьбы.
«Хоровое» начало образует центр почти каждой главы последней книги «Тихого Дона». «И Григорий, мертвея от ужаса, понял, что все кончено, что самое страшное, что только могло случиться в его жизни, уже случилось…ладонями старательно примял на могильном холмике влажную желтую глину и долго стоял на коленях возле могилы, склонив голову, тихо покачиваясь. Теперь ему незачем было торопиться. Все было кончено..» (т.5, С.482).
Как видим из текста, переживания героя выходят за рамки психологического анализа в его классических формах.
«Что же, все произошло так, как и должно было произойти. И почему его, Григория, должны были встречать по-иному? Почему, собственно, он думал, что кратковременная честная служба в Красной Армии покроет все его прошлые грехи? И, может быть, Михаил прав, когда говорит, что не все прощается и что надо платить за старые долги сполна?»(т.4, С.7)
«Хоровой» стилевой принцип «Тихого Дона» интересно преломляется в раскрытии характеров и взаимоотношений героев, в анализе их психологии, и прежде всего, Аксиньи и Григория. Их отношения во многом отличаются от отношений героев русской классической литературы, которые искали друг в друге восполнения. Чувство Анны к Вронскому, например, во многом вызвано неудовлетворенностью героини в браке с Карениным. На месте Вронского мог быть кто-либо другой, похожий или непохожий на него, связь все равно состоялась бы. Чувство Андрея к Наташе необходимо прежде всего Андрею для собственного воскрешения. В отношениях же Аксиньи и Григория ничего подобного нет. Они равны как характеры и не ищут друг в друге восполнения. Друг без друга они не теряют в своем характере чего-то существенного. Чувство это, свободное от всяких побочных мотивов, сильное чувство, на которое не влияют ни измены, ни разлука.
Шолоховское мастерство психолога сказалось и в портретных характеристиках героев: у него запоминающиеся зрительные образы. В портрете героя Шолохова занимают не только выразительность, характерность внешнего облика, но и темперамент человека, настроение данной минуты.
Пантелей Прокофьевич запоминается не только внешней выразительностью: был он сух в кости, хром, носил в левом ухе серебряную полумесяцем серьгу». Мы узнаем то существенное, что определяло его поведение в самых различных жизненных обстоятельствах: «В гневе доходил до беспамятства, и, как видно, этим раньше времени состарил свою когда-то красивую, а теперь сплошь опутанную паутиной морщин, дородную жену». В подходе к описанию человека Шолохов сближается с Толстым: портрет пронизан всегда определенным настроением, чувством. Пример. Аксинья увидела, как подвода въехала на мелеховский двор. В ней лежал Григорий. «Ни кровинки не было в ее лице, -замечает писатель. Она стояла, прислонившись к плетню, безжизненно опустив руки. В затуманенных ее глазах не блестели слезы, но столько в них было страдания и немой мольбы, что Дуняшка сказала: «Живой, живой»(т.3., с.34).
Шолохов всегда сочетает в портрете описание самого чувства, настроения с его внешним выражением . Этот психологизм шолоховского портрета связан с развитием толстовской традиции.
Одним из важнейших принципов портретной живописи Шолохова становится выделение во внешности того устойчивого, характерного, что находит свое соответствие в духовном складе, нравственном облике героя.
«Черные глаза Аксиньи - постоянная, внешне запоминающаяся примета ее облика. Но глаза ее никогда не изображаются только в «цвете». Они то «горят исступленным огнем страсти и любви к Григорию», то «присыпаны пеплом страха».
Цвет глаз героя сопровождается всегда психологической характеристикой, которая вводит читателя во внутреннюю суть персонажа. У Митьки «желто маслятся круглые с наглинкой глаза», «красивые дуги бровей» Дарьи, ее виляющая походка дают представление о ее нравственных качествах. У Мелеховых фамильные черты выявлены в портретных деталях. У Григория - вислый коршунячий нос, в чуть косых прорезях подсиненные миндалины горячих глаз. Портрет дан всегда в динамике.
Природа. Поэтика и смысловая роль пейзажа. Традиции классики.
Критика с самого начала обратила внимание на взаимодействие между природой и человеком в эпосе Шолохова. В постоянном соотнесении, сопоставлении жизни людей и природы находит свое выражение одна из самых важных и существенных особенностей художественного мышления Шолохова. Мир людей и мир природы даны как единый поток вечно творящей жизни.
В шолоховский пейзаж органически вписываются не только люди, но и исторические события. Шолохову свойственно пантеистическое представление о природе, как о великой животворящей силе. Природа у Шолохова – независимая от человека и его желаний, его психологического состояния, сила.
Шолоховские самодовлеющие пейзажи критика связывала с традициями классики. Они, по мнению А. Бритикова, противопоставлены людям с их постоянной борьбой.
В композиции «Тихого Дона» пейзаж играет существенную роль. Пейзажные картины способствуют эпизации событий, помогают проследить последовательность событий. Изображение трудовых процессов (в I-й книге) дано на фоне периоды. Эпическая картина складывается из пейзажных картин, чередующихся с картинами быта и труда казаков.
В развитии сюжета романа многие пейзажные картины выполняют функцию художественного предварения. Прием этот гармонирует с эпико-трагедийным содержанием романа, выступает как смысловая и лирическая прелюдия к драматическим событиям. В них звучит намек на грядущие страдания, кровь, жертвы. Перед описанием начала первой мировой войны писатель дает развернутую картину природы, в которой, по народным приметам, много недоброго, предвещающего смерти, тяжелые утраты.
«Стояло необычайно сухое лето. Мелел Дон…Ночами густели за Доном тучи, лопались сухо и раскатисто громовые удары, но не падал на землю, пышащую горячечным жаром, дождь, вхолостую палила молния. По ночам на колокольне ревел сыч…Худому быть, пророчили старики, заслышав с кладбища сычиные выголоски…» (т.2, С.242-243).
В описании гражданской войны прием предварения событий имеет важное значение: пейзажи предваряют собой вереницу кровавых человеческих дел. Гибель отряда Подтелкова предваряет пейзажная зарисовка, которая содержит предчувствие беды: «На западе густели тучи. Темнело…блекло светилось зарево, принакрытое черной пленой тучи…Даже травы, еще не давшие цветы, излучали непередаваемый запах тлена» (т. 3, с. 367).
В композиции романа пейзажи способствуют эпизации событий. Они часто выполняют роль эпического параллелизма, который включается в те моменты развития действия, когда повествование достигает своей кульминации. В эпических параллелизмах образ природы развертывается очень широко, чем и достигается писателем самоценность и художественная значимость образа природы.. Образы природы в эпических параллелизмах самостоятельны. В такой полноте, как у Шолохова, эпические параллелизмы не встречаются ни у одного из писателей ХХ века. В них прослежена неотделимость судеб людей, хода исторических событий от вечного движения природы.
В 3-й книге образ бурного течения Дона, вливающегося из широкого русла в узкое горло, дан как параллель нарастающему возмущению хуторов и станиц при известии о расстреле арестованных казаков.
«Из глубины затихших омутов сваливается Дон на россыпь. Кучеряво вьется там течение. Дон идет вразвалку, мирным тихим разливом. Но там, где узко русло, взятый в неволю, Дон прогрызает в теклине глубокую прорезь, с придушенным ревом стремительно гонит одетую пеной белогривую волну…в котлованах течение образует коловерть. Завораживающим страшным кругом ходит там вода. Второй член параллелизма: « С россыпи спокойных дней свалилась жизнь в прорезь. Закипел Верхнее-Донской округ. Толканулись два течения, пошли вразброд казаки, и понесла завертела коловерть…» (т.3, С. 147).
В эпических параллелизмах образ природы развертывается очень широко, как бы безотносительно ко второму члену. Это делает образ природы как бы самоценным и художественно значимым, безотносительно к его сюжетно-смысловой функции.
Как отмечает А. Бритиков, «эпический параллелизм означает как бы сплошной поток образов природы, сливающихся в цельный пейзажный фон, со своим самостоятельным сюжетом, и этот природный сюжет движется параллельно эпическому действию. Это, с одной стороны, подчеркивает самоценность природы, а с другой – делает пейзаж своеобразным зеркалом всего сложного сюжетно- композиционного движения романа» 1 .
В композиционно-сюжетной структуре "Тихого Дона" велика роль философских пейзажей, которые адекватны трагическому состоянию мира. В сцене гибели и захоронения Валета природа выступает как активное действующее лицо.
"Через полмесяца зарос махонький холмик подорожником и молодой полынью, заколосился на нем овсюг, пышным цветом выжелтилась сбоку сурепка<...>запахло чобором, молочаем. Вскоре приехал с ближнего хутора какой-то старик, вырыл в головах могилы яму, поставил на свежевыструганном дубовом устое часовню. Старик уехал, а в степи осталась часовня, горюнить глаза прохожих унылым видом, будить в сердцах непонятную тоску" (т. 3, С. 392).
В этом пейзаже содержится мотив братоубийственной войны, которая разгорится в последующих книгах, как и мысль о неумираемости жизни, торжествующей наперекор, казалось бы, смерти: "И еще, в мае бились стрепета за самку, за право на жизнь, на любовь, на размножение<...>" (3, 397).
Шолохов- пейзажист постоянно соотносит мир человеческих чувств с жизнью природы. К аналогиям с жизнью природы писатель прибегает особенно часто в периоды духовного кризиса героев. Взаимоотношения человека и природы даны в эволюции. Они ярче всего прослеживаются на образах женщин (Аксиньи, Натальи, Дарьи, Ильиничны), а также - Григория.
В поэтике образа Аксиньи преобладает мотив цветения, мотив весны; в образе Натальи - мотив холода, льда, снега. Детали природного мира, окружающего Наталью, грустные: это тоскливо, мертвенно пахнущие травы.
Масштабам чувства Аксиньи и Григория соответствуют такие образы природы, как ветер, лес, степь, Дон, ароматы цветов.
Картины природы, связанные в конце с Григорием, его судьбой, обретают трагический смысл: выжженная палами степь, черное солнце, символизирующее всю глубину горя Григория.
Шолоховские пейзажи открывали эстетическое и эмоциональное богатство донской природы. В описании природы уделено внимание цвету, звукам, температурным ощущениям, что помогает писателю создать пластически осязательные образы. Критика насчитывает в "Тихом Доне" около 250 описаний природы.
В поэтике пейзажей широко использована фольклорная символика. Для поэтики пейзажей, связанных с судьбой главных героев, характерен темный, черный цвет, свидетельствующий о печали, утратах. Это образы черной тучи, черной тишины, черной полыни, темного леса, черной, выжженной палами степи, черного неба и черного диска солнца.
Черный цвет от обозначения определенного конкретного явления и предмета вырастает до философского обобщения, символа.
Многозначен образ Тихого Дона - и как реки (воды) и как донской земли, казачьего края. Один из сложнейших образов природы в "Тихом Доне" – это образ Солнца, который обладает и философско-историческим и психологическим содержанием.
Художественным открытием Шолохова явилось описание донской степи, которая дана во все времена года. Один из неповторимых образов донской степи- это степные травы, которые входят в жизнь героев на правах естественного компонента.
сутствии выбора Гегель – С.С.], но безусловно с самого начала они таковы, каковы они есть в своих желаниях и действиях. Они таковы, какие они есть, и навеки они таковы, и в этом их величие» . Такому герою совершенно чужды соображения «шкурные». Он не может и не хочет «прятаться» от жизни. Вспомните, как Прохор Зыков говорил Григорию после возвращения в хутор из Красной Армии: «Зря ты домой шел… Прислонился бы в городе, переждал, как утрясется эта живуха, а тогда и шел бы». Григорий в ответ только рукой махнул: «Это не по мне. Ждать да догонять – самое постылое дело». Перед явкой (по требованию Кошевого) в Вешенскую ЧК Григорий встретил Фомина, и тот ему посоветовал: «Лучше бы тебе, парень, смыться отсюда, да поживее». Но именно этот совет подтолкнул Григория совсем к другому решению, прямо противоположному: кончились его колебания: идти или не идти в ЧК, и, «поднимаясь по каменным ступенькам двухэтажного здания, он думал: «Кончать, так поскорее, чего тянуть! Умел, Григорий, шкодить, умей и ответ держать!».
И еще раз, уже в самом конце в ответ на «разумный» совет подождать пару месяцев с явкой домой до объявления амнистии, он решает поступить наперекор «здравому смыслу», но в полном соответствии с логикой своего характера: «Григорий… собрался в дорогу.
– Домой? – спросил у него один из дезертиров…
– Домой.
– Подождал бы до весны. К первому маю амнистию нам дадут, тогда и разойдемся.
– «Нет, не могу ждать»,– сказал Григорий и распрощался". ТРЕТЬЕ. Трагический и эпический герой, по словам Гегеля, «не
делит вины» : «Быть виновными составляет честь великих характеров» . То есть он самостоятелен и целиком отвечает за себя, за все последствия своих действий, не может уклониться от ответственности за свою вину, тем более не перекладывает свою долю вины на плечи других. Здесь есть коренное отличие от характера человека, сформированного миром «прозаически упорядоченной действительности», в котором "всякое действие совершается в условиях запутанных и разветвленных отношений" и где "каждый ссылается на других и, насколько это возможно, отстраняет от себя вину" . Такой человек настолько не свободен, связан и регламентирован обществом в своем поведении, на него с такой силой давят внешние обстоятельства, что он постепенно приходит к выводу о своем праве отрицать вину за собой и склонен перекладывать ее на других, на обстоятельства, на общество, на несправедливый мир. Так рождается знаменитая формула, с которой в русской литературе страстно спорил, даже воевал Достоевский: «Среда заела ». Где уж Акакию Акакиевичу, Макару Девушкину, Обломову, Ионычу тягаться с эпохой и даже со средой! Зато те герои русской литературы, которые осмеливались бросить вызов среде и миру, взбунтовавшиеся против них, неизменно обнаружи-
вали в себе те или иные качества трагических героев: Чацкий, Печорин, Раскольников, Иван Карамазов. Так что человек эпического или трагического склада, то есть, как писал Гегель, «самостоятельный, крепкий и цельный героический характер, не может делить вины и ничего не знает об этом противопоставлении субъективных намерений объективному деянию… Героический характер не проводит этого различия, а отвечает за все свое деяние всей своей индивидуальностью» . В минуты строгого суда над собой Григорий признает и значительность своей вины: «Может быть, Михаил прав, когда говорит, что не все прощается и что надо платить за старые долги сполна». И платит по самой высокой ставке: жизнью своей, жизнью близких.
Можно вспомнить для сравнения трагическую гибель Ивана Алексеевича Котлярова. Он сильный человек, но перед смертью дрогнул, не смог принять на себя вину за то, что произошло с его согласия и с его участием, и, вольно или невольно, при всем сочувствии к этому человеку, читатель не может не отметить это как слабость. Дарья обращается к избитому, еле держащемуся на ногах Ивану Алексеевичу:
«– Расскажи-ка, родненький куманек, как ты кума своего… как ты мужа моего, Петра Пантелеевича, убивал-казнил?
– Нет, кума, не казнил я его!
– Как же не казнил?.. Ить вы же с Мишкой Кошевым казаков убивали? Вы?
– Нет, кума… Мы его… я не убивал его.
– А кто же со света его перевел? Ну кто? Скажи!
– Заамурский полк тогда…
– Ты! Ты убил!.. Говорили казаки, что тебя видали на бугре! Ты был на белом коне! Откажешься, проклятый?
– Был и я в том бою…– В голосе его явственная оказалась неуверенность, когда он проговорил: – Был и я в тогдашнем бою, но убил твоего мужа не я, а Михаил Кошевой. Он стрелял его. Я за кума Петра не ответчик».
Да, стрелял в сердце Петра Михаил Кошевой, но ведь не Кошевого,
а Ивана Алексеевича просил в тот момент Петр Мелехов пощадить его: "Кум Иван, ты моего дитя крестил… Кум, не казните меня!"
Иван Алексеевич не берет на себя ответственности. В подобных ситуациях Григорий Мелехов или Подтелков ведут себя иначе: они не отрекаются от своей вины и в том, что происходило при их участии, хотя бы непосредственной вины на них и не было.
И, наконец, ЧЕТВЕРТОЕ. Герой эпопеи и трагедии с достоинст-
вом принимает свою участь, всю горечь расплаты. Он не жалуется
– это было бы недостойно его, как проявление слабости,– но грустит, потому что, полный сил и воли к жизни, он погибает слишком рано. Так грустит полный жизни Ахилл в «Илиаде» Гомера, чувствуя приближающуюся смерть. Так и Григорий Мелехов с грустью и досадой
подводит итоги своей жизни: «Летит жизня, как резвый конь. И я уж сединой побитый, все от меня отходит… Верно говорил дед Гришака: «Мельканула жизня, как летний всполох». Тут и так коротко отмеряно человеку в жизни пройтить, а тут надо и этого срока лишаться… Тудыть твою мать с такой забавой! Убьют, так пущай уж скорее».
Таковы родовые черты характера, объединяющие трагического и эпического героя.
Но этот вывод можно принять только в самом общем плане, потому что бывает разный эпос и разные трагедии. И здесь нужно различать, герои каких из них действительно похожи, близки друг другу, а каких нет. Не ставя и не рассматривая специально этот вопрос, Гегель в своей «Эстетике» все же констатирует родственность некоторых типов эпоса и некоторых форм трагедии в отношении способов трактовки характера.
Так, Гегель устанавливает в этом плане родственность героев романтической (по его терминологии это означает –современной , т.е. эпохи Шиллера и Гете) трагедии, с одной стороны, иромана , но не эпопеи, – с другой. Гегель считает, что в трагедиях Шиллера и Гете герои – люди сильные, мужественные, активные, целеустремленные, но тем не менее в их действиях нет героического пафоса борьбы за общие, общенациональные интересы или трагического пафоса жертвенности во имя сверхличного, общего. Их цели, движущие ими мотивы – любовь, власть, честолюбие – Гегель называет «субъективными» . "В целом в современной трагедии, – пишет он, – индивиды действуют отнюдь не ради субстанциальности своих целей, и не субстанциальность оказывается пружиной их страсти, но в них требует удовлетворения субъективность сердца и души или особенность их характера" .
Это означает особый принцип подхода к раскрытию характера. А именно: в трагедии данного типа, так же как и в романе как виде эпоса, художник раскрывает, показывает героя прежде всего со стороны индивидуальных и даже индивидуалистических личных склонностей и стремлений. Следовательно, в отношении способов трактовки характера героя родственны между собой «романтическая », индивидуалистическаятрагедия ироман как вид эпоса. Опираясь на эту параллель, можно анализировать трагедийный элемент вромане (например, в романе-трагедии Достоевского).
Но можно ли видеть такого рода синтез эпического и трагического в «Тихом Доне»?
Да, если мы, к примеру, встанем на точку зрения концепции «отщепенства» и будем отстаивать идею о личной, субъективной обусловленности трагедии Григория Мелехова, видеть в ней нетипичную случайность, в которой нет никакого общего, тем более «субстанционального», всемирно-исторического содержания. Однако в таком случае возникает неизбежноепротиворечие , даженесовместимость ме-
жду эпическим и трагическим началами в художественном мире «Тихого Дона». Ведь его эпическое содержание, как мы уже говорили, имеет совершенно очевидно не субъективный, не частный, не индиви- дуалистически-личностный, а героический и всеобщий (по терминологии Гегеля – «субстанциональный») характер. И если герой в таком мире будет преследовать исключительно личную, субъективную, индивидуалистическую цель, – он не выдержит нагрузки. Такой герой в этом мире был бы ничтожен и мал, и форма эпопеи была бы взорвана изнутри. Попробуйте мысленно поместить в мир «Тихого Дона», скажем, Раскольникова с его идеей – он был бы в этом мире жалок и смешон. В мире коллизий «Преступления и наказания» он значителен и очень серьезен, а в центре или даже на периферии коллизий «Тихого Дона» такой герой представлял бы собой весьма ничтожную фигуру.
Следовательно, мы можем сделать вывод о том, что героическая по своему содержанию эпопея не совмещается ссубъективноиндивидуалистической (по терминологии Гегеля – «романтической») трагедией. И очевидно, чтоне такого рода синтез эпического и трагического осуществляется в шолоховском эпосе.
Но есть другой тип соотнесенности трагического и эпического. Его также устанавливает Гегель в «Эстетике», фиксируя родствен-
ность в отношении способа трактовки характера героической эпопеи как вида эпоса, с одной стороны, игероической же трагедии (типа древнегреческой) – с другой.
В героической трагедии резко осуждается своеволие героев, нарушивших общественные нормы во имя личных интересов. В ней нет оправдания субъективным, индивидуалистическим устремлениям героев. Но то же самое характерно и длягероической эпопеи . Ее герои действуют во имя общих интересов – интересов рода, коллектива, народа, человечества. Такой пафос, такую устремленность героев трагедии или эпопеи Гегель обозначает термином «субстанциональность»,
в отличие от «субъективности», то есть обращает внимание на всеобщность, сверхличность их цели.
Можно ли усматривать соединение именно такого типа эпического и трагического начал в мире «Тихого Дона»? Эпическое содержание, безусловно, таково. Таково же итрагическое начало, если рассматривать пафос, цель, устремленность Григория Мелехова не как субъективный, индивидуалистический, личный интерес, а как нечто, имеющее общее, «субстанциональное» значение, – в том смысле, как, например, рассматривает цель и идею правдоискательства Григория Мелехова философско-эстетическая концепция. В этом случае трагическое и эпическое могут соединиться и в изображаемом «событии», и
в том, что образует его сердцевину, эпицентр – в характере героя. Конечно, напряженность, противостояние между трагическим и эпическим началами и в этом случае сохраняются. Ибо они порой как бы разнонаправлены, действуют в противоположных направлениях.
«Синтетическая», эпико-трагедийная жанровая форма «Тихого Дона» строится на диалектике соединения героического начала с трагическим, – именно диалектике как единстве и борьбе противоположностей.
Трагическое и эпическое сочетаются и противоборствуют друг с другом как равнозначные по силе, и трагедийный элемент от этого только усиливается. Такой герой имеет право бросить вызов миру, времени, истории. Это не "тварь дрожащая", а личность, обладающая "величием характера и могуществом субъективности", т.е. характер сильный и героический.
4. Трагедийные элементы жанровой структуры «Тихого Дона»
Способ трактовки характера – это вопрос не только содержания, но
и формы. Но когда речь идет о жанре, на первый план неизбежно выдвигаются вопросы о материале и способах построения художественного мира произведения, в особенности вопросы композиции и сюжета.
К чему ведет синтез эпопейного и трагедийного начал в этой сфере? A priori можно предположить, что это должно отразиться и в системе композиционных соотношений и связей; и в способах организации сюжета, и в системе связей между характером и обстоятельствами. Но это a priori, до опыта, а сколько-нибудь значительного опыта исследований такого рода пока еще нет. Очень немногое можно найти по этому вопросу в работах шолоховедов. Ведь эпопея и трагедия в отношении сюжетно-композиционных закономерностей и структур не столько родственны, сколько резко различны, даже противоположны. Синтез – если он есть – должен привести к чему-то совершенно особому, необыкновенному. Мы – читатели – интуитивно это необыкновенное чувствуем. Например, не только сходство, но и резкое отличие «Тихого Дона» от «Войны и мира». Или жанровое своеобразие гетевского «Фауста», который исследователи определяют то как эпико-драматическую трагедию, то как трагическую драматическую эпопею. Но серьезного, основательного и глубокого специального исследования структуры «Тихого Дона» с этой точки зрения пока еще, по существу, нет. Поэтому можно только сослаться на то немногое, что можно найти в работах отдельных исследователей Шолохова
и высказать на этот счет несколько соображений. Необходимо прежде всего напомнить вывод И.И.Ермакова о внутренней художественной установке «Тихого Дона», которого мы касались – в другой связи – раньше, когда речь шла о своеобразии трагического в эпопее Шолохова. В ней нет установки на психологическое исследование характера в смысле прослеживания этапов его развития, движения, эволюции. Установка другая: не эволюция характера, апротивостояние героя и мира. То есть в эстетическом центре произведения – не история ха-
рактера, а судьба, участьгероя. А это принцип трагедии, но не ро-
мана, не эпопеи . Речь идет не об отрицании одного из названных начал и не о механическом их противопоставлении, а о преобладании и доминантной роли одного из них в художественной структуре произведения. В нем, конечно же, есть рассказ и об истории характера, о его эволюции, но это не самоцель, не главный предмет внимания автора, – все подчинено другому началу, действительно главному, – раскрытию трагической судьбы. «Не проблема характера человека, а проблема его судьбы составляет сердцевину философско-исторического содержания «Тихого Дона»1 .
В романе множество героев. Если сказать точнее, их 870, в том числе не менее 250 реальных исторических лиц, участников событий2 . И тем не менее можно говорить омоногеройности как композиционном принципе эпопеи Шолохова, потому что в центре «Тихого Дона»
– один герой, Григорий Мелехов, а все остальные линии и судьбы соотнесены с ним, и всё в каждой из них и в романе в целом сфокусировано на его судьбе. И это сближает «Тихий Дон» именно с трагедией, потому что для собственно эпопеи моногеройность не свойственна. Для нее свойственно другое: переплетения, перебивы разных сюжетных линий, связанных с прослеживанием историй разных героев. Так это происходит в «Войне и мире» и в «Хождении по мукам». Кажущееся исключение – «Жизнь Клима Самгина». Но это не эпопея, а роман особого типа, «моногеройность» которого определяется совсем иной причиной: принципом изображения жизни через восприятие центрального персонажа, выдержанным в композиции и повествовательной структуре романа очень жестко3 .
В «Войне и мире», «Хождении по мукам», «Последнем из удэге» и др. романах-эпопеях исключительно важное значение приобретаетрефлексия – прослеживание психологических процессов, внутренних извивов души. В «Тихом Доне» все это не исключается, но на первый план выходитдействие , а вместе с ним драматический (трагедийный) элемент. Причем этоособое действие, очень емкое: оно является и своеобразной реакцией героя на обстоятельства, и основным «кирпичиком», структурным элементом построения композиции и сюжета. Здесь опять-таки не нужно видеть механического противопоставления двух этих начал: рефлексии и действия. Цель нашего сопоставления другая: показать разную роль, разный удельный вес этих элементов в художественной системе Шолохова. А удельный вес действия как элемента структуры здесь значительно выше, чем, скажем, у Л.Толстого, где столь же важным, если даже не более важным элемен-
1 Ермаков И.И. Григорий Мелехов как трагический характер // Уч. зап. Горьковского гос. пед. института. Серия филол. наук, вып. 69. – Горький, 1967. С. 3
2 См. об этом: Кузнецов Ф. Творческая история "Тихого Дона" // Литературная газета. 2003. № 4.
3 О жанровой природе и принципах организации художественного мира "Жизни Клима Самгина" см. в кн.: Сухих С.И. Заблуждение и прозрение Максима Горького. – Нижний Новгород, 1992
том структуры является рефлексия. И это отличие тоже продиктовано трагедийностью основной художественной установки «Тихого Дона».
В связи с вышеизложенным в огромной степени возрастает в художественной структуре романа, в организации его сюжета роль поступка . Если, скажем, Л.Толстой исследует человека прежде всего в егорефлексии , в диалектике его мысли и чувства, то в эпосе Шолохова человек исследуется преимущественно в егодеянии . Поэтомупоступок становится содержательной и структурной основой «Тихого Дона», основным его «строительным материалом» – клеточкой, кирпичиком, блоком, из которых строится здание романа как целого.
Причем в «Тихом Доне» совершенно особое соотношение поступка с событием, с обстоятельствами1 , характерное скорее для трагедии, чем для эпоса. Обстоятельства, события, конечно, побуждают человека к поступку, но главный импульс к его совершению исходит от него самого, и потому поступок становится одной из первопричин событий, фактором формирования самих обстоятельств жизни.
Под поступком имеется в виду не просто реакция на обстоятельства. Она свойственна обыкновенным, не трагическим героям романа. У таких героев, как Коршунов, Листницкий, Калмыков, (и Штокман, и Кошевой), поступок – это однозначная реакция на событие. Реакция, с железной логикой детерминированная их идеологической позицией и предыдущей историей каждого героя. Поступки таких героев вполне можно «вычислить» заранее, то есть предугадать. Их так же легко можно и объяснить.
А вот поступок трагического героя – Григория Мелехова – совсем иное дело. Он всегда проблематичен , или, как характеризует его М.С.Кургинян, «полемичен »2 . В его мотивировке преобладает внутренний, волевой импульс, т.е. драматический, трагедийный (а не эпический, для которого свойственен параллелизм мотивировки) элемент. Егонельзя предугадать . Он всегда либо опровергает, либо существенно уточняет те ожидания и прогнозы, которые вытекают, казалось бы, из логики предыдущего развития действия. Наконец, поступок Григория Мелехова всегдатрудно объяснить – так много в нем сплетается всего и всякого – и оченьтрудно определить его возможные последствия , прежде всего для самого героя.
Потому что поступок Григория Мелехова – это поступок трагического героя, поступок, представляющий собой действие, в известной мересвободное от власти обстоятельств.
Рядом с его поступком – другие категории трагедийного ряда: это прежде всего выбор , который всегда предшествует поступку Григория, а, с другой стороны,вина иответственность , которые неизбежно возникают как следствие, результатпоступка . Об этом уже
1 Этот вопрос исследован в работе М.Кургинян «Трагический конфликт в романе ХХ в». // Советская литература и мировой литературный процесс. Изображение человека. – М., 1972. С. 58 – 105.
2 Кургинян М. Указ соч. С.87
достаточно было сказано ранее, а сейчас нужно обратить внимание на обусловленность этих категорий в художественной структуре «Тихого Дона» её трагедийным элементом.
Соединение трагического и эпического в жанровой структуре "Тихого Дона" резко усиливает мотив неразрешимости конфликтов и проблем, возникших в мире и отраженных в шолоховской эпопее. Оно обостряет тем самым трагедийное начало в содержании эпопеи в целом и в каждом её структурном элементе, особенно в узловых сюжетных ситуациях, таких, как разговор в ревкоме, убийство матросов и последовавший за ним припадок, столкновение с генералом Фицхалауровым, допрос красного командира, встречи с родными после смерти Натальи, последний разговор с Кошевым, гибель Аксиньи и др.
5. Тип взаимосвязи характера и обстоятельств
В связи с жанровой спецификой «Тихого Дона», связанной с соединением эпического и трагического, в эпосе Шолохова возникает особый тип взаимосвязи между характером и обстоятельствами.
Литература реализма показала огромную власть обстоятельств,
которые, по словам Энгельса, « окружают героев и заставляют их действовать». Недаром возникла в русской литературе ХIХ века знаменитая формула « среда заела», недаром так горька и печальна в этой литературе судьба бунтарей: будь то «горе уму» Чацкого, печоринское ощущение себя нищим, которому кладут камень в протянутую руку, и раскаяние Раскольникова, и петля Ставрогина, и безумие Ивана Карамазова, и участь «народных заступников», которых неизменно ждала «чахотка и Сибирь». Обыкновенный же человек, сформированный «средой» и не пытающийся против нее бунтовать, склонен снимать с себя ответственность и перекладывать ее на «жизнь».
Такой тип взаимосвязи характера и обстоятельств осуществляется и в мире «Тихого Дона» – по отношению к героям, плотно включенным в свою социальную среду и обладающим мировосприятием, определенным соответствующей идеологией. Таковы, к примеру, отец
и сын Коршуновы, Мохов, Калмыков, Листницкий, с одной стороны, а с другой – Штокман, Кошевой, Котляров, а также такие попавшие в водоворот событий люди, как Петр Мелехов, Степан Астахов, Христоня, Прохор Зыков и многие другие. Их действия и жизненное поведение полностью детерминированы «обстоятельствами» и «средой». Тот же Листницкий все свои грехи, все неправедные и порой тревожащие совесть поступки (как связь с Аксиньей или невестой своего друга Ольгой Горчаковой, например) списывает на войну: раз могут убить в любой момент, то ему "всё можно".
Но по отношению к главному герою романа и другим персона-
жам, обладающим « величием характера и могуществом субъектив-
ности », или хотя бы некоторыми признаками, свойственными трагическому герою (таковы, например, Подтелков, Бунчук, Аксинья и некоторые другие), дело обстоит иначе.
Правда, даже и по отношению к таким героям в «Тихом Доне» ссылки на обстоятельства и на жизнь встречаются нередко. В начале войны Григорий рассказывает брату об убитом австрийце и говорит: «Я будто под мельничными жерновами побывал, перемяли меня и выплюнули… людей стравили… хуже бирюков стал народ. Злоба кругом... Меня совесть убивает. Зачем я энтого срубил? Хвораю через него… душой… Аль я виноват?
Вопрос вроде бы подразумевает ответ: нет, не виноват; война, жизнь виновата. «Свои, неписаные законы диктует людям жизнь», – говорит автор, рассказывая о связи Аксиньи с Листницким. «Жизнь силком толкнет тебя на какую-нибудь сторону»,– говорит Изварин Григорию. И не раз как будто бы толкала: вспомните реакцию Григория на самосуд над пленными офицерами или сцену на майдане, когда «стена лиц» повернулась к Григорию, требуя от него присоединиться к большинству настроенного против революции казачества.
Когда началось Вешенское восстание, Григорий, примыкая к восставшим, тоже вспоминает «жизнь»: «Жизнь оказалась усмешливой, мудро-простой. За кусок хлеба, за делянку земли всегда боролись люди и будут бороться, пока светит им солнце, пока теплая сочится по жилам кровь». Но вот трагическая кульминация: бой, в котором Григорий в припадке неистовой ярости зарубил четырех матросов. После этого боя Григорий приезжает домой. Между ним и Натальей, которую мучают подозрения об измене мужа, происходит такой разговор:
"- Опять за старое берешься?
- Оставь, Наталья…
- За что же ты опять меня мучаешь? -… Ну, трошки виноват перед тобой.
Она, жизня , Наташка,виноватит … Какая уж там совесть, ко-
гда вся жизня похитнулась.. Ты погоди! Дай мне сказать: у меня вот тут сосет и сосет… всё время… неправильный у жизни ход, и мо-
жет, я в этом виноватый".
Как видим, в этом трагическом размышлении о самом главном, с одной стороны, – ссылка на обстоятельства, на «ход жизни», которые резко ломают человеческие судьбы. Ведь идет война – какое может быть еще более сильное воздействие обстоятельств жизни на отдельную судьбу? Но здесь же – с другой стороны – признание своей собственной, личной , непосредственной ответственности за происходящее и принятие вины не за конкретный свой поступок только, а за весь"ход жизни" на себя . «Жизнь виноватит », – но жизнь делается в том числе и своими собственными руками, стало быть, –« я виноватый !» . И этот вывод Григорий делает часто, и чем дальше, тем больше звучит в сопоставлении "вины жизни" и "собственной вины"
упор на свою ответственность за "диковинно и нехорошо сложившуюся жизнь".
Эта концепция человека, характера и обстоятельств, с одной стороны, выдвигает на первый план в художественной, жанровой системе «Тихого Дона» такие – трагедийные – элементы, как действие,
поступок, выбор, вина, ответственность, в содержании и построе-
нии конфликта и сюжета , а с другой стороны, именно в этих элементах и связанных с ними других приемах (например, в способахпсихологического анализа – о чем речь ещё впереди) эта концепция человека, характера и обстоятельств, человека и мира и находит художественное осуществление в «Тихом Доне».
6. Жанровая форма «Тихого Дона» как эстетический эквивалент эпохи революции
С точки зрения эстетической, с точки зрения жанровой формы, «Тихий Дон» – поистине «роман века», роман ХХ века, так как в нем находит наиболее адекватное художественное выражение одно из главных событий русской и мировой истории этого столетия – русская революция.
Есть немало произведений, в которых отразилось в основном героическое содержание революции и гражданской войны (например, «Железный поток» А.Серафимовича, или «Падение Даира» А.Малышкина, или "Как закалялась сталь" Н.Островского). Это вкрасном лагере. А с другой стороны, немало писателей, в том числе эмигрантов, прославили героев "ледового" и других походовбелой армии, героев "лебединого стана" (Цветаева, Р.Гуль, П.Краснов). Герои булгаковской "Белой гвардии", а еще более – "Дней Турбиных" – концентрируют в себе идеальное, героическое начало этого другого лагеря, другого "стана".
Есть немало и таких произведений, которые глубоко выразили ее трагическое содержание (например, «Солнце мертвых» И.Шмелева или, с другой стороны, «Разгром» А.Фадеева).
Но произведение, которое в самой своей форме, в художественной, жанровой структуре, в слиянии, соединении, синтезе эпического и трагедийного начал выразило как героическое, так и трагическое содержание эпохи, в мировой литературе ХХ века только одно – шолоховский «Тихий Дон». В нем в самой художественной системе, в структуре, в жанровойформе имплицитно выражена суть «состояния мира», порожденного революцией, – мира одновременно и эпического, героического, и глубоко трагического.
«Тихий Дон» – это не «как «Илиада» и не «как «Война и мир». Это совсем другая «Илиада», совсем другая «Война» и другой «Мир».
Это «Илиада» ХХ века.
