Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » Николай островский определение что такое жизнь. В это время в их небольшой комнате собралось три родственные семьи: Н

Николай островский определение что такое жизнь. В это время в их небольшой комнате собралось три родственные семьи: Н

Жизнь и - это героические страницы в биографии человека, на долю которого выпали тяжелые испытания.

Семья

Писатель Николай Алексеевич Островский (1904 - 1936) родился в украинском селе Вилия в семье потомственных военных. Дед, Иван Васильевич Островский, был унтер-офицером, героем сражения 1855 года на Малаховом кургане при обороне Севастополя. Годы жизни Островского Ивана Васильевича неразрывно связаны с героическим прошлым России XIX века.

Отец, Алексей Иванович Островский, - также унтер-офицер царской армии в отставке. Был награжден за отвагу при взятии Шипки и Плевны. Годы жизни Ивановича являлись предметом гордости его сына.

Мать Николая, чешка по национальности, была веселой и остроумной женщиной, душой компании. Семья жила в достатке, держала прислугу, дом всегда был полон гостей.

Детские годы

Маленький Коля удивлял окружающих своими способностями. В возрасте 9-ти лет он окончил церковно-приходскую школу и собирался учиться дальше, но судьба распорядилась иначе. В 1914 году отец остался без работы, и жизнь рухнула в одночасье. Дом пришлось продать, семья разъехалась. Алексей Иванович вместе с Колей уехал к родственникам в Тернополь, где подрядился работать лесником.

Сам Николай и творчество которого поражают своим разнообразием, устроился помощником буфетчика на железнодорожной станции в городе Шепетовка, а спустя год стал работать электромонтером. В сентябре 1918-го юноша поступил в Шепетовское начальное училище, которое успешно закончил в 1920 году.

Юность

Целый ряд крупных мировых потрясений пришлись на долю юного Николая Островского: Первая мировая война, затем февральская революция 1917 года, следом Октябрьская революция и гражданская война, которая окончилась на Украине только в 1920 году. В Шепетовке постоянно менялась власть, немцы уступали белополякам, тех в свою очередь вытесняла Красная армия, затем приходили белогвардейцы, после них петлюровцы. Мирным жителям Шепетовки не давали покоя многочисленные банды, которые грабили и убивали.

В училище Николай Островский был лидером, он был делегирован учащимися в В 1921-м активист сдал экзамены и получил аттестат зрелости. В том же году Островский вступил в комсомол, а осенью стал студентом вечернего отделения Киевского техникума электромеханики. Работать Николай пошел по своей специальности, электриком. Жизнь и творчество Островского в период его студенчества служили образцом для окружающих.

Голод и холод

Если описывать жизнь и творчество Островского кратко, то все равно это будет интересная, содержательная история про волевого, целеустремленного человека. Шли тяжелые послевоенные годы, в стране царила разруха, не хватало продуктов, угля, медикаментов. Учащиеся техникума и Николай Островский в их числе занялись заготовкой дров, чтобы хоть как-то обеспечить замерзающий Киев теплом. Помимо этого, студенты строили железнодорожную ветку, по которой можно было возить заготовленные дрова в город. Вскоре Островский простудился и слег. В тяжелом состоянии его отправили домой, где он пролежал несколько месяцев. Жизнь и творчество Островского кратко описать сложно, это руководство по жизни для целых поколений о том, как нужно преодолевать трудности.

В конце концов болезнь отступила, и Николай вернулся к учебе и работе. В то время техникум был преобразован в институт, но стать учащимся вуза Островский не успел, так как вновь его подкосила болезнь. С тех пор будущий писатель стал постоянным пациентом больниц, санаториев, клиник и диспансеров. Учебу пришлось оставить, восемнадцатилетнему юноше грозила больничная койка на неопределенный срок.

В 1922 году оправдались самые худшие опасения врачей и самого Николая Островского, ему был поставлен страшный диагноз - болезнь Бехтерева. Это означало полную неподвижность, боль и страдания, которые спустя несколько лет с пронизывающей психологической глубиной писатель сумеет передать через образ героя романа "Как закалялась сталь" Павки Корчагина. В произведении отражены факты из жизни Островского, прослеживается биография самого писателя. Стойкость характера Павла Корчагина - это прямая аналогия с автором романа.

Комсомольская работа

Краткий очерк жизни и творчества Островского позволяет раскрыть характер этого мужественного человека. Постепенно у Николая отказывают ноги, он передвигается с трудом, опираясь на трость. К тому же левая нога перестала сгибаться. В 1923 году Островский переезжает к сестре в город Берездов и там становится секретарем районной комсомольской организации. Его ждало широкое поле активной деятельности на поприще пропаганды коммунистических идеалов. Островский посвятил все свое время встречам с молодежью в отдаленных районах, он сумел увлечь юношей и девушек рассказами о светлом будущем. Усилия активиста были вознаграждены, в самых дальних селах возникали комсомольские ячейки, молодежь увлеченно помогала своему вожаку воплощать в жизнь коммунистическую идеологию. Жизнь и творчество Островского на посту комсомольского лидера стали примером для подражания для многих его молодых последователей.

Год 1924-й был для Островского переломным, он вступил в ряды Коммунистической партии. Тогда же он стал участником противодействия бандитизму, его членство в ЧОН (части особого назначения) стало еще одной сферой деятельности неутомимого борца за идеалы всеобщего равенства. Жизнь и творчество Островского в тревожные для страны годы являли собой пример самоотверженности. Относился к себе Николай Островский безжалостно, он не щадил себя. Регулярно выезжал на операции по уничтожению врагов, не спал ночами. Далее наступила расплата, здоровье резко ухудшилось. Работу пришлось оставить, начался длительный период восстановления.

Больницы, санаторное лечение

Обзор жизни и творчества Островского продолжается периодом, в котором он будет интенсивно лечиться. В течение двух лет, с 1924 по 1926 год, Николай Островский находился в Харьковском медико-механическом институте, где проходил курс лечения с последующей реабилитацией. Несмотря на усилия врачей, улучшения не было. Однако в то время у Николая появилось много новых друзей, первым из которых стал Петр Новиков, верный единомышленник, который будет рядом с Островским до конца.

В 1926 году Николай переезжает в Евпаторию, город в западной части Крымского полуострова. Там ему предстоит пройти курс лечения в санатории "Майнаки". В Крыму Островский знакомится с Иннокентием Павловичем Феденевым и Александрой Алексеевной Жигаревой, людьми высоких идеалов, которых называли "большевиками старой закалки". Новые знакомые сыграют огромную роль в жизни писателя, станут его вторыми родителями. Иннокентий Феденев будет самым близким другом писателя, его соратником в делах идеологии коммунизма. Александра Жигарева станет "второй мамой". Жизнь и творчество Николая Островского с тех пор неразрывно связаны с этими людьми. Верные друзья никогда его не оставят.

Жизнь в Новороссийске

Дальнейшаяхронология жизни и творчества Островского - это его пребывание в Краснодарском крае, на берегу Черного моря. Следуя рекомендациям врачей, Николай остается жить на юге. Он переезжает к родственникам по материнской линии, семье Мацюк, в Новороссийск. У них он проживет два года, с 1926-го по 1928-й. Здоровье продолжает ухудшаться, ходить Островский уже не может, передвигается на костылях. Все время он посвящает чтению книг, которые становятся главной частью его жизни. Любимым автором Николая является Максим Горький, затем следуют классики русской литературы: Гоголь, Пушкин, Лев Толстой.

Особое внимание Островского привлекает тематика Гражданской войны, он старается разобраться в первопричинах событий того времени, когда брат убивал брата, а отец сына. На одном дыхании читались произведения "Чапаев" Фурманова, "Города и годы" Федина, "Железный поток" Серафимовича, "Комиссары" Либединского.

В 1927 году от которой страдал Николай Островский, достигает своей кульминации, наступает полный паралич ног. Ходить он уже не может, даже на костылях. Изматывающие боли не прекращаются ни на минуту. С этого времени Николай прикован к постели. Чтение книг немного отвлекает от физических страданий, литературу каждый день приносят библиотекари, которые также становятся близкими друзьями Островского. Отдушиной для больного становится радиоприемник, который хоть как-то, но связывает его с внешним миром.

В самом конце 1927 года Николай Островский поступает на заочное отделение Коммунистического университета имени Якова Свердлова, и это событие стало для него настоящим счастьем. Друзья получают радостное сообщение: "Учусь! Заочно! Лежа!" Жизнь для безнадежно больного Островского обретает смысл.

И тут случается новое несчастье - болезнь глаз. Пока это только воспаление, но вскоре наступит потеря зрения. Врачи категорически запретили читать, чтобы не утомлять глаза. Что делать, как теперь жить!?

Квартира в Сочи

У тяжело больного Николая Островского появилась жена, Раиса Порфирьевна, с которой он познакомился в Новороссийске. Друзья всячески стараются помочь молодой семье, благодаря хлопотам Александры Жигаревой Островским предоставляют квартиру в Сочи. Удается собрать некоторую сумму денег, жизнь понемногу стала налаживаться. Однако здоровье Николая продолжало ухудшаться, опорно-двигательные функции почти полностью утеряны, процесс принял необратимый характер. Зрение также слабело, с каждым днем все труднее было читать даже крупные буквы. Многочасовой отдых ненадолго возвращал зрение, однако малейшее напряжение глаз вновь вызывало затемнение. Общее состояние здоровья Островского было катастрофическим, надежды на выздоровление не было. Друзья постоянно находились рядом, и только это придавало силы больному.

Московский период

Биография Островского, жизнь и творчество вышли на новый этап в октябре 1929 года, когда Николай вместе с женой приехал в Москву на глазную операцию. Несмотря на то что его поместили в лучшую клинику к профессору М. Авербаху, общие воспалительные процессы по всему организму вызвали негативную реакцию. Операцию провести не удалось.

Жизнь в московской коммунальной квартире еще более усугубила тяжелое заболевание Островского. Жена уходила на работу, и он оставался в полном одиночестве. Тогда-то им и было принято решение о написании книги. Тело было неподвижным, а душа рвалась к самовыражению. К счастью, руки сохранили подвижность, однако Николай уже не видел. Тогда он придумал специальное приспособление, так называемый "транспарант", благодаря которому можно было писать вслепую. Строчки выстраивались ровными рядами, страница писалась легко, нужно было только вовремя менять листы, исписанные на чистые.

Начало творчества

Этапы жизни и творчества Островского характеризуют его как упорного человека, которого не сломили никакие испытания. Болезни только укрепили в нем несгибаемость воли. Николай Островский стал писать свое первое произведение будучи тяжелом больным, обездвиженным и незрячим человеком. И тем не менее ему удалось создать бессмертное произведение, которое вошло в Золотой фонд русской литературы. Это роман "Как закалялась сталь".

Хорошо писалось ночами, хотя было трудно. Утром родные собирали разбросанные по полу скомканные листы, расправляли их и старались разобрать написанное. Процесс был мучительным, пока Островский не начал диктовать своим близким текст, а они его записывать. Дело сразу пошло на лад, желающих поработать вместе с писателем было хоть отбавляй. В небольшой комнате московской коммунальной квартиры собиралось сразу три родственные семьи, более десяти человек.

Однако не всегда получалось продиктовать и сразу записать новый текст, поскольку все родственники были заняты на работе. Тогда Николай Островский попросил свою соседку по квартире Галю Алексееву записывать за ним тексты под диктовку. И умная, образованная девушка оказалась незаменимым помощником.

Роман "Как закалялась сталь"

Написанные Островским главы перепечатывались и передавались Александре Жигаревой, которая находилась в Ленинграде и пыталась сдать рукопись в печать. Однако все ее попытки были безуспешными, произведение читали, хвалили и возвращали. Для Островского роман "Как закалялась сталь" был смыслом всей его жизни, он переживал, что рукопись не напечатают.

В Москве публикацию романа пытался осуществить Иннокентий Павлович Феденев, он сдал рукопись в издательство "Молодая гвардия" и ждал ответа редактора. Через некоторое время последовала рецензия, которая по сути была отрицательной. Феденев настоял на повторном рассмотрении. И тут "лед тронулся", рукопись попала в руки писателю Марку Колосову, который внимательно ознакомился с содержанием и рекомендовал роман к изданию.

Издание романа

Писатель Колосов вместе с главным редактором журнала "Молодая гвардия" Анной Караваевой отредактировали рукопись, и произведение начали печатать на страницах ежемесячника. Это была победа Николая Островского и его романа "Как закалялась сталь". С писателем заключили договор, он получил гонорар, жизнь вновь обрела смысл.

Произведение было напечатано в журнале "Молодая гвардия" в пяти номерах, с апреля по сентябрь 1932 года. На фоне всеобщего ликования семьи и близких писателя его огорчало, что роман сократили, упразднив несколько глав. Формально издатели объяснили это нехваткой бумаги, но автор считал, что "книгу покалечили". Однако, в конце концов, Николай Островский смирился.

Позже роман "Как закалялась сталь" многократно перепечатывался за рубежом, произведение считается классическим примером несгибаемого русского характера. Писателем был написан еще один роман под названием "Рожденные бурей", однако, по выражению самого автора, "произведение оказалось недостаточным", тем более, что окончить его Островскому не пришлось, он скончался в возрасте 36 лет и был похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.

Память

Периоды творчества Островского - это яркие страницы жизненного пути героического человека, над которым были не властны ни болезни, ни глубокие разочарования. Писатель создал всего одно произведение, но это было настолько грандиозное откровение в прозе, какого у иных авторов не случаетсяза всю их долгую жизнь. Николай Островский и его роман "Как закалялась сталь" навечно вписаны в историю русской литературы.

Друзья Островского уверены: “Николай вовремя покинул этот мир”

Он дважды мог умереть от тяжелых ранений в Гражданскую войну. Он мог уйти из жизни в тифозном бараке, сгинуть в ледяной воде, спасая лес. Пустить пулю в лоб, когда в 18 лет узнал, что его ждет полная неподвижность и слепота. Прикованный к постели, скрюченными пальцами он писал книгу-исповедь. Автобиографическую повесть “Как закалялась сталь” “подправили”, а из автора - Николая Островского - сделали идола, “идеал человека и революционера”. Миллионы школьников заучивали наизусть строки: “Самое дорогое у человека - это жизнь. Она дается ему один раз…”

В советские годы не вспоминали, что, отказываясь расстреливать белых, “пламенный революционер” даже попал под суд. Он не мог принять нэп. А в последние годы перед смертью часто повторял: “Совсем не то построено, за что мы боролись”.

Мало известно о том, что семейная жизнь Островского протекала не совсем “по роману”. “Верный товарищ” - жена Рая - спустя несколько лет после свадьбы покинула писателя. Его сиделкой стала сестра Катя.

Николай умер в 1936-м. Друзья были уверены: вовремя. Большинство соратников Островского погибли в годы репрессий. “Пламенный борец за справедливость” молчать бы не стал... И никто уже не допишет к книге послесловие: вдова Островского вышла замуж за его родного брата Дмитрия (по книге - Артема).

Всю правду о своем именитом дяде решилась рассказать корреспонденту “МК” его племянница - Галина Васильевна Островская.


- Из книги следует, что Николай Островский - он же Павка Корчагин - родился в беднейшей рабочей семье.

Глава семьи Островских - Алексей Иванович - из потомственных военных! Был участником Балканской войны, за особую храбрость был награжден двумя Георгиевскими крестами. Мама - Ольга Осиповна - из семьи чешского лесничего, умнейшая, тонкая женщина, между прочим, стихи писала… Как видите, о пролетарском происхождении говорить не приходится.

В семье было шестеро детей, причем все появились на свет с разницей в два года: в 1896-м - Надежда, в 1898-м - моя мама, Екатерина, в 1900-м - Дмитрий (ставший прототипом Артема), в 1904-м - Николай. Одна из девочек - Неонила - умерла еще ребенком. Не удержалась на этом свете и самая младшая из дочерей Островских - Нина. Ольга Осиповна месяц не отходила от малышки, неистово молилась - просила здоровья для крохи. А когда ее не стало, она перестала верить в Бога.

Бабушка была незаурядной женщиной. Прожив долгие годы на Западной Украине, она говорила на шести языках. Помню, когда во время войны в соседние дома расселили раненых, она с каждым из них с легкостью нашла общий язык, общаясь на польском, чешском, немецком, еврейском, украинском. Николай многое взял у матери: у него единственного из всей семьи были черные глаза, такие же, как у Ольги Осиповны.

- Почему в повести Островский ничего не рассказывает об отце?

Алексей Иванович в воспитании детей участия практически не принимал. Он был старше бабушки на 22 года. Статный, красивый, чрезвычайно любимый женщинами. Был за ним грех - Алексей Иванович был азартным карточным игроком. В 1912 году семье пришлось покинуть дом, который они купили в долг. Бабушка была женщина гордая, решительная. Когда дед в очередной раз проиграл крупную сумму денег, она взяла детей и уехала к своей родне. Долгие годы они жили порознь.

В те тяжелые годы Ольге Осиповне пришлось работать поварихой, швеей и даже осваивать профессию акушерки.

- Николай на самом деле пошел работать в 12 лет?

Это все верно. Тянул лямку за 8 рублей в станционном буфете, через год устроился помощником электромонтера. В 15 лет втайне от родных ушел добровольцем на Гражданскую войну. Воюя с белополяками в бригаде имени Котовского, Николай был дважды тяжело ранен. Осколком снаряда был задет мозг, в результате дядя перестал видеть правым глазом, при этом шутил: “Целиться можно и левым”. По состоянию здоровья ему пришлось уйти из армии. Николаю было в то время… 16 лет.

- Как сложилась судьба его сестер?

Старшая - Надежда Алексеевна - умерла молодой женщиной. У нее осталось двое детей. Моя мама - Екатерина Алексеевна - в 16 лет вышла замуж за священника, преподававшего ей в школе Закон Божий. В 22 года у нее было уже четверо детей. Однажды по доброте душевной она приютила у себя в доме больного польского революционера с женой. Вскоре гость умер от туберкулеза, его жене некуда было идти, и мама оставила ее в доме помогать по хозяйству. А вскоре произошла трагедия, которая перевернула всю мамину жизнь. Однажды, придя домой, она застала мужа целующимся с гостьей. В чем была она выскочила из дома, в отчаянии пробежала больше двадцати километров до родительского дома недалеко от Шепетовки и слегла на руки матери. Шел 1921 год, и за те недели, что мама лежала в горячке, был заключен мир между Страной Советов и панской Польшей и установлена новая граница. Дом остался на польской стороне.

Оправившись от болезни, мать стала рваться к детям, но родные (и прежде всего - Николай, знавший обстановку лучше других) убеждали, что ее либо убьют при переходе границы, либо арестуют и расстреляют. Все сношения, в том числе и письменные, с польской стороной были запрещены, и мама почти 20 лет ничего не знала о старших своих детях. В 1939 году Западную Украину присоединили к СССР. Город, в котором находился дом ее бывшего мужа, вновь стал советской территорией. И выяснилось, что две младшие девочки вскоре после случившегося скончались от дифтерии, а старшие дочь и сын, уже взрослые, были уверены, что их мать давно умерла…

- Дмитрий был похож на книжного Артема?

Николай брата приукрасил. Но о неудачной его женитьбе на деревенской девке Стеше рассказал довольно откровенно. Несмотря на то что у них в браке родились сын и дочь, супруги расстались.

Конечно, старший брат в детстве был для Николая большим авторитетом. Но вскоре они поменялись ролями. В зрелые годы волевой, прямолинейный Николай стал выступать в роли старшего брата. Дядя Митя был человеком мягким, не любил скандалов. От конфликтных людей старался держаться в стороне.

- Как в судьбе Николая появилась Рая (по книге Тая)?

Никакой романтической истории знакомства не было. Николай приехал в Новороссийск лечиться. К тому времени он уже ходил с палочкой. Бабушка попросила его навестить дальних родственников - семейство Альбины Кюцам. В гостях Николай познакомился с двумя ее дочками - Лелей и Раей, причем предпочтение сразу отдал первой из них. Как около него впоследствии оказалась девятнадцатилетняя Тая - остается загадкой. Известно лишь то, что у девушки были напряженные отношения с родителями и ей очень хотелось вырваться из-под их опеки. В книге Николай отметит: “Тая не была красавицей, но большие карие глаза, тонкие, монгольского рисунка брови, красивая линия носа и свежие упрямые губы делали ее привлекательной; молодой упругой груди тесно было под полосатой рабочей блузкой”.

То, что его молодая жена много училась, работала, продвигалась по партийной линии, при этом преданно ухаживая за мужем, - правда, но не вся. Они были вместе только три года. Но можно понять и Раису. Молодая женщина, кровь с молоком, а рядом муж-калека. Николай был абсолютно обездвиженный и слепой.

- В октябре 1935 года, когда Островскому вручали орден Ленина, Раиса и Николай сфотографированы бок о бок.

Надо было поддерживать имидж идеальной “ячейки общества”. Но в семье у нас знали одно: когда дядя Николай переехал в специально построенный для него домик в Сочи, он очень не любил, когда Раиса приезжала его навещать. Свои отношения с женой он честно отразил в первоначальной публикации романа в журнале “Молодая гвардия”, но партийная цензура, с которой он был вынужден считаться, заставила все это вычистить. У “идеального героя” и жена должна быть “безупречно верным товарищем”.

- Ваша мама стала сиделкой брата?

Дядя стеснялся посторонних. У бабушки было больное сердце, он ее берег. А мама была родная кровь, он доверял ей безоговорочно. Она кормила его с ложечки, купала и перестилала белье.

- Екатерине Алексеевне довелось первой прочитать главы романа?

В конце жизни дяде повиновалась только кисть правой руки. Единственным смыслом его жизни стал писательский труд. Работал он по ночам, с помощью трафарета, а днем мама с бабушкой сообща расшифровывали написанное. В Сочи Николай закончил работу над романом “Как закалялась сталь”. Ему присвоили высокое воинское звание бригадного комиссара. Но мама рассказывала, что друзьям он нередко признавался: “Совсем не то построено, за что мы боролись…”

Летом 36-го дядя написал первую часть книги “Рожденные бурей”, а в декабре его не стало.

- Николаю было только 32 года…

Да, но это были годы, полные страданий, нечеловеческих болей. Дядю мучил полиартрит. Перед смертью у него отказали почки.

Позже мне удалось поговорить с его другом Анатолием Солдатовым, который признался: “Если бы Коля не умер в 36-м, чуть позже ему бы “помогли” уйти из жизни”. С Анатолием дядя был очень откровенен. Они вели бурные споры. У Николая были неприятности из-за того, что он не смог принять нэп. Друзья знали характер дяди: он никогда бы не смирился с репрессиями. А забирали по ночам лучших из дядиных знакомых, проверенных в боях коммунистов. Сам Солдатов в предвоенные годы был начальником строительного участка канала Москва-Волга. До конца своих дней он не мог забыть те бессонные ночи, когда под кроватью стоял собранный на случай ареста чемоданчик.

- А отца Николаю удалось увидеть перед смертью?

Несмотря ни на что, дядя очень хорошо относился к Алексею Ивановичу. У нас в семье сохранились очень теплые письма Николая к отцу. Дедушка приехал к дяде в Сочи. Там и провел остаток своих дней. С дядей они умерли в один год.

- Вы родились в знаменитом сочинском доме-музее?

После смерти брата мама вышла замуж за его друга, Василия Романовича Бондарева, моего отца. Он работал в исполкоме и во многом помогал дяде. В одной части нашего большого дома в Сочи еще в 1937 году был организован музей, а в другой по-прежнему жила семья. В момент моего появления на свет на музейной половине шла экскурсия, и маме нельзя было кричать… Я родилась в 38-м, спустя два года после смерти дяди. А вскоре грянула война. Мама работала начальником участка противовоздушной обороны. Ее слушались все, кроме бабушки. Когда звучал сигнал тревоги, Ольга Осиповна отказывалась бежать в укрытие, говорила: “В окопе по колено воды. Умирать, так сухой!” У нее был необыкновенный природный юмор. Она не могла сидеть без дела. Когда в дом-музей приезжали правительственные делегации, мама умоляла ее уйти с огорода. Видя, как бабушка копает грядки, работники горкомов возмущались: “Что же местные власти не могут мать героя оградить от полевых работ?” Бабушка только посмеивалась, но лопату не бросала. У нее был очень сильный характер.

- Удалось позже разыскать людей-прототипов героев романа “Как закалялась сталь”?

Нас как-то навестила Любовь Борисевич (первая любовь Павки Корчагина - Тоня Туманова). Очень приятная, скромная женщина. Личная жизнь у нее не сложилась. Мужа репрессировали. Она учительствовала, замуж больше не вышла. А вот отыскать реально существовавшую Риту Устинович нам не удалось. По одной из версий, она погибла в годы войны.

- Вдова Николая - Раиса - возглавила московский Музей Николая Островского?

Вскоре после войны Раиса вышла замуж за брата Николая - Дмитрия (Артема по книге). У них родилась дочь. Вместе со своей девочкой они воспитывали и внучку Дмитрия. Его дочь от первого брака погибла на фронте. Надо отдать должное Раисе - она долгие годы работала в Музее Островского, положила много сил на увековечение памяти Николая.

Кстати, только недавно были найдены в архивах документы, из которых следует, что Николай Островский был под судом. В годы Гражданской войны он отказывался участвовать в расстрелах белых.

* * *

Вместе с Советским Союзом канули в Лету и его герои-революционеры. О трагической судьбе Николая Островского - Павки Корчагина - вспоминают ныне только в военных госпиталях. Молодые ребята-калеки зачитывают роман до дыр.

Эпоха другая, трагические судьбы - те же…

Причина болезни Бехтерева - воспалительное заболевание соединительной ткани, из которой состоят связки и суставы. В первую очередь страдает позвоночник, затем процесс захватывает суставы и внутренние органы - сердце, аорту, почки. 90% заболевших - мужчины в возрасте 20-40 лет.

Медики сегодня не могут точно сказать, почему этот патологический процесс начинается в достаточно молодом организме. Предполагают, что дело в генетических особенностях иммунной системы, которые дают возможность развиться заболеванию.

Начинается воспаление с крестца, затем медленно распространяется на отделы позвоночника над ним. Воспалительные изменения вызывают рефлекторный спазм мышц, окружающих и поддерживающих позвоночник, что в свою очередь усиливает боли, вызывает расстройство координации. Межпозвонковые суставы постепенно становятся негибкими, связки замещаются костной тканью, позвонки подвергаются разрушению.

Настораживающий симтом

В начале болезни, если она началась в среднем возрасте, человек может принять ее за радикулит, ревматизм или остехондроз, но есть некоторые признаки, которые указывают, что это именно болезнь Бехтерева: исчезает прогиб в пояснице, больной начинает горбиться, как будто его сгибает некая сила.

Мышцы спины у таких больных исходно слабые, так что искривление позвоночника постепенно прогрессирует. Боли типа ишиаса отдают в тазобедренные суставы и в паховую область, а при нагрузке усиливаются в пояснице и крестце. При длительном пребывании в одном положении или в покое боли могут возникать в области пяточных костей и в различных суставах - плечевых, тазобедренных, коленных.

При развитии заболевания позвоночник как бы окостеневает и боли уменьшаются, однако становятся постоянными, особенно при движениях и физической нагрузке. Из-за того что грудная клетка постоянно сжата, она с трудом расширяется, ухудшается работа легких, появляется одышка. Изменяется походка - больной передвигается, широко расставляя ноги, совершая качательные движения головой.

При обращении к врачу-ревматологу тот сразу же определит это заболевание по повышению в крови СОЭ и концентрации С‑реактивного белка, сочетающимся с некоторыми специфическими неврологическими симптомами. Диагноз однозначно подтверждается на рентгеновских снимках, где видны разрушительные процессы в позвонках.

Когда сомнений нет

Врачи пытаются остановить воспалительный процесс с помощью современных нестероидных воспалительных средств, препаратов антимикробного действия, которые предупреждают развитие осложнений, различных ферментов, способных замедлить патологические процессы.

Полностью избавиться от болезни Бехтерева невозможно, но при своевременном обращении к ревматологу у 70% пациентов удается задержать прогрессирование болезни. После 20 лет болезни 27% больных становятся инвалидами, а у 73% – наступает частичная утрата трудоспособности из-за ограничения подвижности позвоночника.

Укрепить ослабленную мускулатуру помогают упражнения с дозированным мышечным напряжением. Степень напряжения мышц регулируется за счет длины рычага и быстроты движения перемещаемой части тела, облегчения напряжения одних мышц путем передачи нагрузки на другие. Полезны при болезни Бехтерева различные виды массажа, которые должны выполнять специалисты высокого класса.

Хороший, хотя и временный эффект дают физиотерапевтические методы в сочетании с препаратами: ультразвук с гидрокортизоном, индуктотерапия, электрофорез лития, лидазы, новокаина. Очень эффективны для пациентов с болезнью Бехтерева занятия в лечебном бассейне.

Улучшить состояние больного на более длительный срок может санаторно-курортное лечение в уникальных природных условиях: радоновые и сероводородные ванны, грязевые аппликации в Пятигорске, Цхалтубо, Евпатории, Сочи.

Хирургические методы лечения болезни Бехтерева используют только при очень тяжелых поражениях тазобедренного сустава. В этом случае хирурги проводят артропластику - протезирование одного или обоих суставов, возможна также замена пораженных позвонков.

Николай Алексеевич Островский — советский писатель, убежденный коммунист, классик социалистического реализма, человек, относящийся к разряду людей, которых сегодня называют «революционными фанатиками». Ему принадлежат известные строки: «Самое дорогое у человека — это жизнь. Она дается ему один раз, и прожить ее надо так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы, чтобы не жег позор за подленькое и мелочное прошлое, чтобы, умирая, смог сказать: вся жизнь и все силы были отданы самому прекрасному в мире — борьбе за освобождение человечества. И надо спешить жить. Ведь нелепая болезнь или какая-либо трагическая случайность могут прервать ее».

Существует устойчивый миф о том, что Николай Островский страдал рассеянным склерозом. Между тем, если проанализировать его историю болезни, становится ясно, что заболевание, с которым он мужественно боролся все последние годы жизни, с рассеянным склерозом ничего общего не имеет, кроме молодого возраста дебюта и неуклонно нарастающей инвалидизации. Такая путаница с диагнозом, как в прочем и с другими биографическими данными писателями связана с тем, что многие документы были утеряны случайно или сознательно. В то непростое время о человеке судили часто, исходя из его происхождения. Поэтому, например, вступая в комсомол или партию, многие желавшие быть принятыми, не упоминали о реальном прошлом своих родителей. Вот и у Николая Алексеевича Островского осталось несколько автобиографий, отличающихся друг от друга, в некоторых из которых он писал, что отец его был рабочим солодового отдела на винокуренном заводе. Меняются времена, меняются ценности, белое становится черным, а черное – белым, и особенно это касается людей, которые играли заметную роль в значимых для истории событиях, и память о которых меняется вместе с этой историей…

Итак, начнем по порядку…

Николай Алексеевич Островский родился 29 (16 по старому) сентября 1904 года в Украине: с. Вилия, Волынской губернии, на западной границе Российской империи. Население с. Вилия было многонациональным: здесь в то время мирно жили украинцы, русские, белорусы, поляки, евреи, чехи, эстонцы, латыши. Сейчас в доме, в котором жила семья Островских, находится музей Островского.

Николай был младшим ребенком в семье, кроме него было две сестры – Надежда и Екатерина, а также брат — Дмитрий. В детстве Николай Островский гордился своими дедом и отцом, потомственными военными.

Дед Николая Островского – Иван Васильевич Островский – был унтер-офицером, участвовал в нескольких войнах, героически сражался на Малаховом кургане при обороне Севастополя (1855 год). Домой он вернулся героем, с наградами, но весь израненный. Он прожил после возвращения всего полгода и был похоронен с большими почестями.
Отец Николая Островского, Алексей Иванович Островский , также унтер-офицер царской армии, к моменту создания семьи и рождению детей уже вышел в отставку. За плечами у него была насыщенная жизнь: он участвовал в Русско-турецкой (Балканской) войне 1877-1878 г. г., в тяжелых боях за Шипку и Плевну. За проявленную храбрость был награжден двумя Георгиевскими крестами. После отставки еще несколько лет прожил в Петербурге, где работал государственным служащим. Среди односельчан он пользовался большим авторитетом, крестьяне его уважали.

Дети очень любили отца. Екатерина Алексеевна Островская, сестра писателя, говорила о своём отце: «Он был очень добрым, хорошим человеком, никогда нас не обижал».

Мать Николая Островского – Ольга Осиповна , была второй женой Алексея Ивановича и в два раза его моложе. Она происходила из семьи чешских переселенцев. В отличие от мужа была малограмотна, но отличалась ярким самобытным характером, образной речью, насыщенной чешскими, русскими и украинскими поговорками, блистала остроумием и тонким юмором, обладала поэтическим складом души, впоследствии в память о сыне сочиняла стихи.

В Вилии семья жила в достатке, у них был большой дом, земля, сад, по дому Ольге Иосифовне помогала прислуга. Среди ближайших родственников и друзей семьи были учителя, священники, военные, служащие двух Вилийских заводов. По воспоминаниям детство осталось самым счастливым периодом в короткой и такой трагической жизни Николая Островского.
Николай Островский с раннего детства выделялся своими способностями. В Вилии в 1913 г. в возрасте всего девяти лет он с отличием закончил церковно-приходскую школу, а в 1914 году счастливая размеренная жизнь рухнула. Отец остался без работы. Семье пришлось продать дом, землю, раздать долги, и Алексей Иванович с Колей уехали из Вилии к родственникам в Турью Каменецкого уезда (ныне Тернопольская обл., Украина), где Алексей Иванович стал работать лесником.

Семья собралась вместе только в 1915-1916 г.г. в Шепетовке, большой железнодорожной станции, которая находилась в 85 км от села Вилия (сейчас это Украина, Хмельницкая область, г. Шепетовка), и там Николай Островский проживал до осени 1921 года.

Работать юный Николай Островский начал с 12 лет. Вначале в 1916 году, он работал в буфете при железнодорожной станции Шепетовка, а через год в 1917 году – помощником электромонтера. Там же, в Шепетовке в 1918 году он закончил Городское двухклассное училище (учеба прерывалась на один год из-за войны, когда школа была закрыта под госпиталь).

Отрочество и юность Н. Островского пришлись на годы крупных мировых потрясений, свидетелем и участником которых он стал: Первая мировая война, Октябрьская революция, Гражданская война, закончившаяся на Украине только в 1920 году. После начала германской оккупации 14-летний Николай сблизился с шепетовскими большевиками и по официальной биографии «выполнял поручения большевистского подполья» (сначала расклеивал листовки, затем был связным ревкома). 20 июля 1919 года Островский вступил в комсомол, а 9 августа ушел на фронт добровольцем. В те годы стать комсомольцем означало реально участвовать в насильственном установлении советской власти и организованном ею терроре. «Вместе с комсомольским билетом мы получали ружье и двести патронов», — вспоминал Островский. Он добровольно вступил в батальон особого назначения ИЧК (Изяславской Чрезвычайной комиссии). Это значит, что подросток сознательно примкнул к людям, уже запятнавшим себя кровью (чем занималась ЧК, хорошо известно). В составе этого отряда Островский участвовал в Гражданской войне. Впоследствии он с гордостью писал своему врачу, что вдохновлялся идеей «уничтожить классового врага… Мы ураганом неслись на вражьи ряды, и горе было всем тем, кто попадал под наши удары». Островский воевал в частях кавалерийской бригады Г.Котовского и Первой Конной армии, а в июне 1920 г., вернувшись в родной городок Шепетовку (Украина), стал работать в местном ревкоме. Он участвовал в ночных обысках и прямом грабеже, организованном властью — ходил по квартирам и отбирал продовольствие, книги и прочее имущество у людей, объявленных «буржуями».

В августе 1920 г. Островский вновь ушел на фронт, но 19 августа 1920 года был тяжело ранен шрапнелью в голову и живот. «Перед глазами…вспыхнуло магнием зеленое пламя, громом ударило в уши, прижгло каленым железом голову. Страшно, непонятно закружилась земля, перекидываясь на бок… И сразу наступила ночь» ,- напишет он позднее. Ранение в голову, над правой надбровной дугой, не было проникающим в полость черепа, но сопровождалось тяжелой контузией мозга. Три дня спустя Островский поступил в хирургическое отделение госпиталя Юго-Западного фронта, где находился в течение двух месяцев в тяжелом состоянии. Последствием контузии было снижение зрения в правом глазу до 0,4 D.

В октябре 1920 года Островского демобилизовали из армии по состоянию здоровья. В это же время у него появился первый признак начинавшейся трагедии – боль в правом коленном суставе. Через некоторое время заболел и левый… Полтора года держались эти боли (при крайне беспомощном лечении), затем исчезли – записано в истории болезни Н.Островского, заведенной в клинике факультетской терапии I-го МГУ.

После демобилизации Островский находился на трудовом фронте, заканчивал учебу в высшем начальном училище, которое в 1920 году было реорганизовано в Единую трудовую школу. В Шепетовке постоянно менялась власть: город занимали то немцы, то белополяки, то части Красной и Белой армий, то петлюровцы, то разные банды, которых немало было в те годы на Украине. Остается только удивляться, что в таких условиях занятия в Высшем начальном училище не прекращались. Когда у училища отбирали помещение, занятия проходили на квартирах. Заслуга в этом принадлежала организатору и первому директору Высшего начального училища Василию Константиновичу Рожановскому. Его воспоминания о Николае Островском, ставшие доступными лишь в 1990-е годы, вместе с воспоминаниями соучеников Н. Островского донесли до нас образ многосторонне одаренной, неординарной личности.

В училище — школе Н. Островский был признанным лидером, все годы учащиеся избирали его своим представителем в Педагогический совет школы (в первые годы после революции в школах существовало такое демократическое правило). Подпись Островского, наряду с фамилиями директора и преподавателей, стояла на аттестатах первых выпускников Единой трудовой школы (1921). В 1921 году он сам получил аттестат Единой трудовой школы, тогда же вступил в комсомол, работал секретарем комсомольской организации.

Осенью 1921 года Николай Островский приехал в Киев, где поступил в Киевский электромеханический техникум. Днем он учился, а вечерами работал. То были страшные послевоенные годы, когда в стране царила разруха во всех сферах жизни. Холод и голод стали главными испытаниями для всей страны. Вот как этот период отражен в истории болезни Островского: «В 1922 году работал в холодном помещении, спал на холодном полу. Однажды утром не смог подняться из-за резких болей в коленных суставах. Тогда же появилась небольшая припухлость . Вскоре заболел сыпным тифом, затем возвратным (7 приступов) и брюшным. В постели провел 11 месяцев. Вслед за тифами появилась боль в коленных суставах и небольшая припухлость. Постепенно припухлость увеличилась..». Ординатор клиники перепутал даты — ухудшение началось в 1921 году, в то время учащихся техникума посылали на заготовку дров и строительство железнодорожной ветки до ст. Боярка, которая должна была обеспечить замерзающий Киев дровами. Зимой жили в холодном, неотапливаемом помещении: постоянное воздействие влажного холода и сон на цементном полу барака с выбитыми стеклами сделали свое дело. В тот раз с болезнью удалось справиться, и Николай возобновил учебу и работу в Киеве. Но на втором курсе техникума в марте 1922 года возникло второе обострение после того, как во время разлива Днепра Островский работал по колено в ледяной воде, спасая дрова… Двухнедельное лечение в железнодорожной больнице Киева было совершенно неэффективным и он поехал домой, в Шепетовку и лечился там растираниями и припарками.

С этого момента больницы, клиники, санатории и другие медицинские учреждения стали занимать большую часть времени в его жизни. Боль и отек коленных суставов упорно сохранялись, и уже во второй половине 1922 года врачебная комиссия признала восемнадцатилетнего Николая Островского инвалидом второй группы, а в августе его направили на санаторное лечение в Бердянск. Полтора месяца он лечился там, пока не наступила кратковременная ремиссия.

Он снова вернулся в строй и стал секретарем районного комитета РКСМ (У) Берездовского уезда, а 27 октября 1923 года его приняли кандидатом в члены РКП (б). Однако в марте следующего года у него произошло новое обострение «хронической водянки коленных суставов», как следует из медицинских документов.

Несмотря на то, что Н. Островский уже с трудом ходил с палочкой (одна нога у него не сгибалась), он принялся за работу. В 1923 году приехал к сестре Екатерине, в Берездов — город на Волыни, а уже через год стал секретарем комсомольской организации Изяславского района. Главное, на что он направил свои силы – это создание комсомольских ячеек в самых отсталых приграничных селах, деревнях, где до этого не было ни одного комсомольца. Со свойственной ему самоотдачей он разъезжал по всем этим районам в составе частей особого назначения (ЧОН). Эти части были призваны бороться с вооруженными бандами, прорывающимися через границу молодого советского государства. По сути же эти особые отряды проводили «зачистки местности» — карательные экспедиции против населения, заподозренного в контрреволюции. В 1924 г. таким «чоновцем» был и Островский, который значился «коммунаром Отдельного Шепетовского батальона Особого назначения». В том же году он вступил в РКП(б).

Тем временем здоровье его резко ухудшилось и работу пришлось прервать. Николая Островского направили в Харьков, тогда столицу Украины, в Медико-механический институт. В институте с некоторыми перерывами он провёл около двух лет, но улучшения не наступило. «Проклятый институт, — напишет он через некоторое время — …так он мне опостылел. Угробил я два года своей жизни ни за грош».

В августе 1924 года он поехал на консультацию в Житомир (ближе компетентных врачей не было). К боли и отечности тем временем прибавилась тугоподвижность суставов, сначала только утренняя. После долгих ходатайств (дело дошло до ЦК партии Украины!) Наркомздрав УССР направил его в клинику Харьковского научно-исследовательского медико-механического института. В направлении Наркомздрава было указано, что Островский: «представляет чрезвычайный интерес…с точки зрения патологии болезни, а также и лечения этого заболевания…». К моменту поступления в клинику (сентябрь 1924 года) Островский передвигался с трудом, но без костылей. При поступлении непонятного больного осмотрел директор основанного в 1907 году института, профессор-ортопед Карл Федорович Вегнер (1864-1940). Это был крупный ортопед-травматолог, пионер функционального лечения переломов в России. Лечащим врачом Островского был назначен Василий Дмитриевич Чаклин (1892-1975), будущий профессор, академик, директор института и лауреат, главный специалист СССР по сколиозу, а тогда двадцатишестилетний начинающий ортопед. Осмотрели его также будущий профессор, академик, директор Харьковского института, известный советский ортопед Николай Петрович Новаченко (1898-1966), а тогда скромный ординатор института, и заведующая отделением Фаина Евсеевна Эльяшберг, в будущем – очень известный специалист.

«В харьковской клинике Островского вернули к жизни»,- свидетельствует профессор Д.Еременко и дальше продолжает, мягко говоря, сообщать неправду: о поврежденном в Киеве позвоночнике Островского, о том, что при поступлении в Харьковский институт Островский уже начал слепнуть и т.д. На деле все происходило несколько иначе: восемь раз эти известные специалисты пунктировали суставы Островского и кроме лейкоцитоза ничего не обнаруживали. В направлении из Житомира был указан предварительный диагноз: «Хронический выпот в обоих коленных суставах. Туберкулез ?», и харьковские врачи повели диагностический поиск по этому пути, совершив роковую ошибку: они накладывали гипсовые лонгеты, сменяемые каждые две недели, на коленные суставы больного комсомольца… «Вошел туда на своих ногах, а ушел – на костылях» ,- напишет Островский позднее. Пока К.Ф.Вегнер был в командировке в Германии, врачи поговаривали о возможной резекции коленных суставов, что приводило Островского в ужас. После возвращения директора вопрос об этом отпал, но мученика подвергли новой экзекуции — не отказавшись от мысли о туберкулезе, врачи начали лечить Островского по методу Р.Р.Вредена: вводили в суставы 10% раствор иодоформа в миндальном масле. Инъекции сопровождались жестокой болью и лихорадкой, экссудат накапливался в суставах еще быстрее. Неясного больного много раз осматривал вновь назначенный, вместо уехавшего в Москву К.Ф. Вегнера, директор института – Михаил Иванович Ситенко (1885-1940), крупный специалист, академик Украинской АН, но и он не внес никакой ясности в диагноз.

Мучительные и абсолютно бесполезные процедуры продолжались до апреля 1925 года, после чего курортно-отборочная комиссия Наркомздрава УССР направила Н.Островского на лечение в Евпаторию, в санаторий «Коммунар». Там его осматривали местные светила: профессора С.Л.Трегубов (1872-1944), автор учебника «Основы ортопедии», первым предложивший в 1908 году внутрисуставное введение кислорода, А.К.Шенк (1873-1943), заслуженный деятель науки РСФСР, бывший в течение 15 лет (1923-1937) научным руководителем курорта Евпатория и создавший в санатории имени Н. А. Семашко первый в городе научно-методический центр. Под руководством ученого выходил сборник «Acta Eupatorica», где обобщались результаты лечения костно-суставного туберкулеза. Но беда в том, что эти врачи были специалистами по костно-суставному туберкулезу и лечили, в основном, детей. Диагноз Островского и им был неясен. Два месяца его лечили грязевыми аппликациями и ваннами, после чего он вернулся в Харьков, а потом, вместе с М.И.Ситенко, поехал в Славянск, где ему снова назначали грязевые процедуры, которые он переносил очень тяжело. В добавок ко всем его страданиям, санитары уронили его с носилок, и Островский вывихнул плечевой сустав. Из Славянска уже на костылях он вернулся в Харьков, где 15 октября 1925 года под хлороформным наркозом ему произвели синовиэктомию правого коленного сустава. Гипс, ЛФК, вибрационный массаж, внутримышечное введение стерильного молока, с апреля 1926 года – солярий. Через месяц-полтора после операции у Островского появились боли в голеностопных суставах и в грудном отделе позвоночника, тугоподвижность в правом плечевом суставе, потом заболел оперированный коленный сустав, пропал аппетит, появилась бессонница. Николай стал редко подниматься с постели. «Живу — с кровати не схожу», — с горечью пишет он. В декабре 1925 года ему назначили пенсию по инвалидности (32 рубля 50 копеек).

Во всех этих мытарствах Николая Островского постоянно поддерживали друзья. С ними будущему писателю действительно везло. В Харькове первым другом для него стал Пётр Новиков, всегда готовый прийти на помощь и в течение всей жизни Николая Островского выполнявший его просьбы. В 1926 году во время лечения в санатории «Майнаки» в Евпатории Н. Островский познакомился с Иннокентием Павловичем Феденевым. А через два года, в другом санатории, — с Александрой Алексеевной Жигиревой. И.П. Феденев и А.А. Жигирева принадлежали к той категории революционеров, которых называли «старыми большевиками». Это были люди высоких идеалов: они вступили в партию ещё до революции, прошли тюрьмы, ссылки, каторги, жертвовали своим здоровьем ради осуществления своей мечты: создания на земле общества социальной справедливости. И.П. Феденёв и А.А. Жигирева стали для Николая вторыми родителями, недаром они с женой называли А.А. Жигиреву «второй мамой», а ласково «Шурочкой». Их отношения к Н. Островскому не сводилось только к сочувствию: это была деятельная дружба, постоянная, непрерывающаяся, они помогали ему и материально, и в решении бытовых проблем, и в издательских делах.

В мае 1926 года Островский снова поехал в Евпаторию, в санаторий «Майнаки», но на процедуры его возили уже в кресле-каталке.

Образовавшееся свободное время он решил использовать для самообразования, читая «пуды книг». Читателем Н. Островский был очень разборчивым. В сфере его интересов — классика: А. Пушкин, Н. Гоголь, Л. Толстой. Он очень любил и выделял среди современных писателей М. Горького. Также его очень привлекала литература о Гражданской войне, он хотел разобраться в событиях того времени, очевидцем которого был в отроческие годы: «Железный поток» A. Серафимовича, «Мятеж» и «Чапаев» Д. Фурманова, повести B. Иванова и Б. Лавренева, «Города и годы» К. Федина, «Комиссары» Ю. Либединского.

20 августа 1926 года Островский съездил на консультацию в Москву, где врачи голову над диагнозом не ломали и посоветовали ему…жить на юге! С диагнозом «туберкулезный спондилит» и рекомендацией носить корсет, он приехал в Новороссийск, к дальним родственникам — семье Мацюк, где познакомился со своей будущей женой — Раисой Порфирьевной. В Новороссийске он прожил два года (1926-1928), но передвигался теперь только на костылях. Боль появилась уже в тазобедренных суставах и в пояснице. А зимой 1927 года Островский уже не смог самостоятельно причесаться… Очередные консультации врачей и новые варианты лечения вновь не принесли успеха. Весной 1927 года семья Островских повезла его на «дикий» курорт «Горячий ключ» в Краснодарском крае. Во время шестичасовой езды по ужасным дорогам Островский девять раз терял сознание от боли. «Не могу описать тебе всего кошмара, связанного с поездкой на курорт», — писал он жене. Несмотря на три месяца непрерывного водолечения (Островского опускали в источник на простынях), оперированное колено по-прежнему не сгибалось, и в остальных суставах движения совершались с жестокой болью. «Серные ванны жесточайшим образом обманули наши ожидания» ,- писала жена Островского.

Несмотря на лечение в санаториях, проживанию на юге, здоровье Н. Островского только ухудшалось, ходить ему становилось всё труднее.
Постепенное окостенение суставов привело к первой трагедии — в 1927 году у Николая Островского отказали ноги, он уже не мог ходить, кроме этого болезнь сопровождали постоянные, изматывающие боли. Теперь всё время он проводил в постели, за чтением. Пока он ещё мог сидеть и видеть. Книги ему теперь приносили домой библиотекари, которые пополнили список друзей.
В те годы в быт начинало входить радио. Н. Островский приобрел радиоприемник, и, несмотря на его бесконечные поломки (детали постоянно присылал из Харькова П. Новиков), он был счастлив: ведь это связывало его с миром.

В конце 1927 года Н. Островский поступил в Коммунистический университет имени Я.М. Свердлова, и этой новостью радостно делится с друзьями: «Учусь заочно, лёжа».

Казалось бы, довольно несчастья на одного человека. Но в конце 1927 года болезнь преподнесла Островскому еще один «сюрприз» — появилась боль в правом, поврежденном в 1920 году глазу. Боль, светобоязнь, слезотечение продолжались больше двух месяцев… «Получаю удар за ударом», — пишет он друзьям. Едва примирившись с одним, как другой удар, «немилосерднее первого, обрушивается» на него. Врачи запретили ему читать, чтобы не переутомлять глаза. Это ещё больше усугубило трагедию. Чем жить? Поначалу удалось остановить воспаление глаз, но, как потом оказалось, только на время.

Ходить он тоже уже не мог, даже на костылях.

В июне 1928 года Островского повезли в санаторий №5 в Старой Мацесте, где понемногу он стал двигаться, боль и отечность суставов уменьшились, но вновь появилась резкая боль в глазах по ночам и светобоязнь. Островскому назначили капли и синие очки. После трехмесячного страдания зрение в левом глазу упало до 0,05 D, правым глазом он различал только свет…Читать он мог только с помощью лупы. 19 ноября 1928 года он написал: «С глазами происходит спайка зрачка и заволакивание пленкой. Операция имеет быть следующая: прорежется в роговой оболочке отверстие – это и будет дополнительный зрачок».

Однако и в этой ситуации он не унывал «Меня считают больным. Какая ересь! Я совершенно здоровый парень. А то, что я ни черта не вижу и двигаться не могу, — это недоразумение. Мне хотя бы одну ногу, хотя бы один глаз, и я был бы вместе с вами на всех участках борьбы за лучшую жизнь». Эти слова он написал, уже будучи глубоким инвалидом.

В июле 1928 года Н. Островский поехал лечиться в Сочи, в санаторий «Старая Мацеста». Здесь, к радости своей, он вновь встретился с И.П. Феденевым, который заметил, что Николай «значительно вырос за это время в культурном отношении» — результат самообразования. А Николай с сожалением заметил, что теперь не может, как два года назад, «сразиться» с Иннокентием Павловичем в шахматы — из-за глаз. Болезнь лишила его и любимых занятий.

В этом же санатории Н. Островский впервые встретился с Александрой Алексеевной Жигиревой. Она сразу обратила внимание на самого молодого, но самого тяжело больного среди лечащихся в санатории и с этого времени начала оказывать ему помощь в сложных житейских ситуациях.
Потрясенная судьбой Н. Островского, А.А. Жигирева для него с женой сняла квартиру на свои деньги, чтобы, по совету врачей, они могли поселиться в Сочи. Уехав в Ленинград, где она жила, А.А. Жигирева начала хлопотать, чтобы Островским предоставили в Сочи своё жильё. Она использовала для этого свои дружеские связи с влиятельными «старыми большевиками», с которыми вместе была на каторге.

Очевидцы, описывающие этот период жизни Островского, свидетельствовали, что ни нарастающая неподвижность, ни слепота, ни многолетние физические страдания не смягчили ту исступленную «классовую ненависть», которая всю жизнь руководила поступками будущего писателя. После неудачного лечения в санатории, когда Островский решил поселиться в Сочи и получил комнату в коммунальной квартире, он устроил в доме настоящий красный террор. В письме А.А. Жигаревой в ноябре 1928 г. он описал свою «политическую организационную линию»: «Я с головой ушел в классовую борьбу здесь. Кругом нас здесь остатки белых и буржуазии. Наше домоуправление было в руках врага — сына попа…». Несмотря на протесты большинства жильцов, Островский через местных коммунистов добился того, чтобы «сына попа» убрали. «В доме остался только один враг, буржуйский недогрызок, мой сосед… Потом пошла борьба за следующий дом… Он после «боя» тоже нами завоеван… Тут борьба классовая — за вышибание чуждых и врагов из особняков…». Прикованный к постели, почти уже ослепший инвалид забрасывал разные инстанции письмами, «разоблачающими» его соседей по дому — «недорезанных буржуев». После этих настоятельных писем в дом явилась комиссия из ГПУ. Вскоре Островский с торжеством доложил своей корреспондентке, что только один из его доносов не подтвердился, «а все остальное раскрыто и ликвидируется». О судьбе «ликвидированных» по его наводке людей «писатель-гуманист» не вспоминал.

Живя в сочинском полуподвале, он постоянно мучился от адской боли в правой половине головы, в области шрама от ранения, и эти вполне объективные причины могли объяснить его яростное упорство в борьбе с теми, кого он искренне считал врагами.

Вскоре Островские, благодаря хлопотам А.А. Жигаревой, получили квартиру. Александра Алексеевна и в дальнейшем оказывала молодой семье всяческую помощь: присылала деньги, когда из-за бюрократических проволочек Н. Островскому несколько месяцев не высылали пенсию. Материально Островские жили трудно, Николай Алексеевич говорил, что «бывали дни, когда в доме не было корки черного хлеба». Е.Ярославский, главный советский безбожник на просьбу о помощи Островскому хладнокровно отвечал: «…партия не в силах всех искалеченных товарищей лечить».

Двадцать девятый год, год «великого перелома» был для Островского особенно «урожайным» на болезни. Сочинские врачи находили у него то митральный порок, то катар верхушек легких, то гастрит, никак не связывая это в одно целое. Они не скрывали от больного, что он кажется им безнадежным… После осмотра бывшим главным врачом санатория №5 в Старой Мацесте, Флоринским, Николай Островский снова попал в знакомую здравницу… Это была последняя его поездка, когда он смог что-либо видеть…В июле это же года он мог различать только силуэты. «Глаза его открыты, но воспалены», — пишет современник. Примечательно, что врачи в это время говорили о каком-то «токсическом полиартрите, влияющем на глаза». Хлопоты знакомых помогли — Островского повезли в Москву, где 6 октября 1929 года его осмотрел заведующий кафедрой глазных болезней II МГУ, консультант Лечсанупра Кремля, лечащий врач Ленина, основатель Института им. Гельмгольца и кафедры глазных болезней ЦИУ, заслуженный деятель науки и академик в будущем, профессор Михаил Иосифович Авербах (1872-1944). Авторитетный офтальмолог, специалист с тридцатилетним стажем, Авербах поставил Н.Островскому диагноз пластического иридоциклита в активной фазе. «Операцию делать нельзя, идет активное воспаление, но мы восстановим Вам зрение, правый глаз будет видеть хуже, а левый настолько, что можно будет читать и писать» ,- сказал он Островскому. Можно только представить, как воспрянул духом Островский! Однако воспалительный процесс так и не удалось купировать, операцию пришлось отложить. М.И. Авербах назначил больному капли атропина с кокаином и направил его в клинику факультетской терапии I МГУ на Большой Пироговской, которой руководил видный советский терапевт, профессор Максим Петрович Кончаловский (1875-1942). В то время он был Председателем Ревматологического комитета СССР и считался самым большим авторитетом в ревматологии. Кончаловский пришел к выводу, что Н.А.Островский страдает «хроническим ревматическим полиартритом и спондилоартритом». Лечили больного аспирином с бромом, пирамидоном, фенацетином, согревающими компрессами. В «клинике» Островский простудился, заболел гриппом, осложнившимся двухсторонним плевритом. Его пытались перевести в Кремлевскую больницу, где «врачи знают все новейшие методы лечения» , но он был слишком мелкой сошкой, по советским меркам, и не имел права лечиться там. Кончаловский предложил истерзанному Островскому сделать «операцию Оппеля»… Известный профессор Военно-медицинской Академии, музыкант и большой оригинал, Владимир Андреевич Оппель (1872-1932) предложил метод лечения анкилозирующего спондилоартрита. В лаборатории при его кафедре доктор В.А. Белгородский обнаружил, что в крови больных при болезни Пьера Мари-Штрюмпеля-Бехтерева повышен уровень кальция. Увлекающийся Оппель решил, что односторонняя паратиреоидэктомия нормализует уровень кальция у этих больных и улучшит их состояние. Известно, что в 1925 году венский профессор F.Mandl произвел подобную операцию при болезни Реклингаузена с хорошим эффектом. 26 мая 1926 года Оппель выполнил в своей клинике первую подобную операцию. Любопытно, что никакими сведениями о нормальной и патологической физиологии Оппель не располагал, но был верен принципу: «Научная мысль не может работать без фантазии»! Поскольку хирурги вместо паращитовидной железы нередко удаляли фрагменты жира, Оппель предложил производить внекапсульное удаление щитовидной железы вместе с клетчаткой. При этом гарантированно удалялись обе паращитовидные железы соответствующей стороны. Примечательно, что перед операцией кальций крови у Островского был в пределах 10 мг%, а электровозбудимость — 5 мА, т.е в пределах нормы! Тем не менее, не обращая внимание на результаты анализов, 22 марта 1930 года Николай Нилович Бурденко (1876-1946), заведующий кафедрой факультетской хирургии I МГУ под местной анестезией в течение двух часов произвел операцию Николаю Островскому. Операцию больной перенес очень тяжело, к тому же известно, что в ране забыли тампон … Ни объективного, ни субъективного улучшения операция не дала, кальций крови даже увеличился до 15 мг%. Островский назвал шесть месяцев, проведенные в клинике, «кошмарными»…Он вспоминает один из эпизодов своего пребывания в «лучшей клинике страны» – Островского несут в ванну и сердобольная старушка ласково говорит ему: «И чего тебе, бедняге, тут делать? Умирал бы себе дома». 12 апреля 1930 года его выписали, и он поселился в Москве по очень символичному адресу: Мертвый переулок,12…

Условия жизни в большой многонаселенной коммунальной квартире были тяжелыми. Чтобы больного не беспокоили соседи, Раиса Порфирьевна запирала его на ключ, уходя на работу. И Н. Островский, неподвижный, слепой, беспомощный, по 12-16 часов оставался в полном одиночестве.
В начале мая 1930 года Н. Островский, в сопровождении друзей, уехал в Сочи, к матери, где вновь прошёл курс лечения в санатории «Старая Мацеста». Здесь он снова встретился здесь с А.А. Жигиревой и рассказал ей о своих планах написать книгу. Ее главный герой Корчагин наделен фанатичной преданностью коммунистической партии и неизменной ненавистью ко всему, что не соответствует идеологии большевиков. Этими же чертами гордился и сам автор. В письмах друзьям Островский с удовлетворением относил себя к «людям из железобетона», неоднократно писал о своем «большевистском сердечке»: «Без партбилета железной большевистской партии Ленина… жизнь тускла. Как можно жить вне партии в такой великий, невиданный период? (…) В чем же радость жизни без ВКП(б)?». По его словам, без коммунистической партии даже семья и любовь не имеют значения: «Семья — это несколько человек, любовь — это один человек, а партия — 1 600 000. Двигай… держи штурвал в ВКП(б)». Работа в партии, к тому времени уже уничтожившей сотни тысяч лучших людей России — это для Островского единственный смысл жизни, которая «дается человеку только раз».

Вернувшись в Москву, он приступил к реализации своего замысла. Его руки ещё сохраняли небольшую подвижность, но он уже ничего не видел.
Чтобы писать, он сам придумал приспособление, получившее название «транспарант»: в верхней крышке картонной канцелярской папки были сделаны параллельные прорези, которые направляли его руку, не давая строчкам набегать одна на другую. Н. Островский гордился, что он «сам записывает книгу».

Утром родные собирали исписанные за ночь и разбросанные по полу листы. Правда, написанное приходилось буквально расшифровывать: буквы «набегали» одна на другую и разобрать текст было трудно. Его переписывали и посылали харьковским друзьям, чтобы отпечатать на машинке. Если родным не удавалось разобрать написаное, им на помощь приходил сам автор: он помнил текст наизусть. Процесс был трудным и долгим.
«Я взялся за непомерно тяжелый труд. Всё против меня, но за меня моя ослиная упрямость», — признается он другу. Вскоре Н. Островский начал диктовать текст родным, тем, кто был свободен.

В это время в их небольшой комнате собралось три родственные семьи: Н. Островский с женой, их матери, брат Раисы Порфирьевны с женой, её сестра с маленьким сыном, сестра Н. Островского с дочкой — всего девять человек.

Диктовать родным удавалось не часто. Тогда Н. Островский просил соседку по коммунальной квартире Галю Алексееву записывать за ним текст под диктовку. Умная, образованная, тактичная девушка оказалась бесценным помощником для слепого писателя.

Они прекрасно понимали друг друга, и большинство оставшихся глав первой части книги были записаны рукой Гали Алексеевой под диктовку автора за довольно короткий срок. При этом — абсолютно бескорыстно.

Уже потом, когда Н. Островский работал в Сочи над второй частью романа, ему очень не хватало своего первого «добровольного секретаря», её умения и трудолюбия. Они работали с большим напряжением, прерываясь только тогда, когда Н. Островскому становилось совсем плохо: его мучили острые, мучительные головные боли, которые не давали сосредоточиться.

В октябре 1931 года все девять глав были закончены и отпечатаны. После нескольких дней «генеральной чистки» рукописи — Н. Островскому читали текст вслух — было отпечатано три экземпляра текста, на первой странице которого написали: «Как закалялась сталь». Теперь вставала не менее сложная задача: как напечатать книгу? Н. Островскому вновь помогли друзья: один экземпляр рукописи отослали в Ленинград А.А. Жигиревой; второй — в Харьков П.Н. Новикову. В Москве эта роль была возложена на И.П. Феденёва.

В Ленинграде А.А. Жигирева делала всё для издания книги. «Я читала рукопись и плакала», — писала она Н. Островскому о своём впечатлении от книги. Однако куда бы она ни обращалась, книгу не печатали: рукопись брали, читали, везде хвалили, но не печатали, поскольку автор был никому неизвестен. Не было удачи и в Харькове. А Н. Островский ждал с напряжением решения участи его труда. В этом теперь был сосредоточен весь смысл его существования. В Москве Иннокентий Павлович Феденёв, передав рукопись в издательство «Молодая гвардия», никак не мог получить ответ.
Наконец, он добился рецензии, но она была отрицательной. Но Феденёв не успокоился. Он пришел в журнал «Молодая гвардия» — орган ЦК ВЛКСМ (Центральный комитет комсомола) и попросил о повторном рецензировании. На этот раз ему повезло. Рукопись попала в руки человека, который внимательно выслушал рассказ об авторе и его нерукотворной книге и обещал её внимательно прочитать.

Это был писатель Марк Колосов, один из руководителей журнала. Он положительно оценил рукопись Н. Островского. М. Колосов и А. Караваева — главный редактор журнала — стали первыми редакторами романа «Как закалялась сталь».

И.П. Феденёву и М.Б. Колосову принадлежала заслуга в том, что роман «Как закалялась сталь» Николая Островского увидел свет. С автором заключили договор, выплатили ему гонорар, который равнялся сумме его полугодовой пенсии. Он вновь почувствовал себя «в строю», как он любил говорить. Н. Островскому, правда, ещё немало пришлось поволноваться за своё детище, отстаивая свои позиции.

Журнал «Молодая гвардия» стал печатать роман «Как закалялась сталь» в четвертом апрельском — номере, а закончил в сентябре, в девятом номере 1932 года. Роман сильно сократили, выбросили отдельные главы, объяснив это нехваткой бумаги. Это огорчало Н. Островского. Он писал тогда А.А. Жигиревой: «Конец книги срезали очень… — нет бумаги, повырезали кое-где для сокращения, немного покалечили книгу, но что поделаешь — первый шаг».

В тексте встречались и грубые опечатки, ошибки. Но, несмотря на все недостатки, главное — это была победа, победа над судьбой, над болезнью. Автор радовался: для него «открылась дверь в литературу». Николай Алексеевич Островский благодарил своих друзей за помощь в подготовке книги. Он писал им, что его победа — это их победа.

В конце 1932 года Островский получил авторские экземпляры романа «Как закалялась сталь», вышедшего отдельной книгой. Этот день стал для него настоящим праздником. Он тут же составил список родных и друзей, которым хотел подарить книгу. Первой в этом списке была его мать — Ольга Осиповна, которую он в дарственной надписи назвал своим «верным часовым».

В Сочи Николай Алексеевич начал работу над второй частью романа «Как закалялась сталь». Помимо работы над книгой ему требовалось отвечать на письма, теперь не только родным и друзьям, а и читателям. Эти письма ему пересылали из журнала «Молодая гвардия». Редакция не переставала удивляться их количеству: за все время существования журнала ни одно напечатанное в нем произведение не имело такого читательского отклика.
Письма читателей, высокая оценка ими романа «Как закалялась сталь» и, наконец, тот факт, что на него обратил внимание сам Сталин, окрылило писателя. Он приступил к работе над новым романом – «Рожденные бурей».

На фото: с женой Раисой на балконе дома в Сочи

Итак, к Островскому пришло официальное признание, слава и достаток. Ему, наконец, предоставили квартиру в Москве, дали машину, в Сочи началось строительство дома для него (писатель успел отдохнуть в нем одно лето 1936 года). Теперь он не только содержал семью, но щедро посылал деньги и подарки друзьям, которые в свое время спасали его от полуголодного существования.

На фото: студенты пединститута у Н. Островского

1 октября 1935 года Николай Алексеевич Островский был награжден высшей наградой страны — орденом Ленина. 2 октября 1935 года после награждения его орденом Ленина Островский направил ответ: «Дорогой любимый товарищ Сталин! Я хочу сказать вам, вождю и учителю, самому дорогому для меня человеку, эти несколько пламенных, от всего сердца слов… Я буду наносить удары врагу другим оружием, которым вооружила меня партия Ленина — Сталина, вырастившая из малограмотного рабочего парня советского писателя». Орден ему вручали в Сочи 24 ноября 1935 года. «Нет сил описать, что мы в эти дни пережили, — писала Ольга Осиповна А.А. Жигиревой. — Просто не верится, что так далеко и так обширно о Коле известно».

Этот 1935 год Николай Алексеевич считал самым счастливым в своей жизни. «Кто бы мог подумать, что у меня будет такой счастливый конец жизни, — писал он своему другу, — ведь, если, скажем, я нечаянно погибну, чего я не хочу, то это будет гибель на боевом посту, а не на инвалидных задворках».

Все почести пришли к Н.А. Островскому, когда ему оставалось жить чуть больше года. Он настаивал на поездке в Москву, чтобы продолжить работу над романом «Рожденные бурей», ведь ему требовалось наводить справки в московских архивах, встречаться с участниками описываемых событий. Но консилиум врачей пришел к суровому заключению: Н.А. Островскому осталось жить совсем немного, возможно, один месяц. Врачи запретили писателю переезд в Москву, но Николай Алексеевич настоял, и ему, вопреки предсказанию врачей, удалось вырвать у судьбы еще год жизни. В начале декабря 1935 года Н.А. Островский в сопровождении сестры Екатерины Алексеевны, врача М.К. Павловского и друга Л.Н. Берсенева уехал в специальном вагоне в Москву. Группа его друзей вместе с Раисой Порфирьевной встречали писателя: одни — в Серпухове, другие — на станции Подольск.
Новая квартира Н.А. Островского оказалась в самом центре Москвы, на улице Горького, 40 (ныне Тверская, 14, где сейчас находится музей писателя). В его двухкомнатной квартире были созданы все условия для работы. Николай Алексеевич попросил родных рассказать ему подробно о расположении комнат и их меблировке. Особенно интересовал его рабочий кабинет. Здесь было все необходимое: кровать, письменный стол для работы секретарей, радиоприемник, книжный шкаф, диван, два кресла для гостей, телефон. Чуть позже было куплено пианино. В комнате было две электропечи, которые поддерживали специальную температуру в +25° С — + 26° С, необходимую больному. Чтобы яркий свет не действовал раздражающе на незрячие, но не перестававшие болеть глаза Николая Алексеевича, абажур закрывали красной тканью. По этой же причине окно комнаты было зашторено тяжелыми, темными занавесками: они не пропускали яркий свет и заглушали звуки с улицы.

Благодаря колоссальной памяти, которая в значительной степени была плодом его работы над собой, — вспоминала его секретарь А. Лазарева, — он мог детально руководить всеми сторонами своей жизни и жизни своих близких.
День Н.А. Островского был четко расписан: когда диктует роман «Рожденные бурей», когда отвечает на письма, какие часы отводятся для приема гостей: ведь теперь круг желающих побывать у Н.А. Островского обширен. Но в первую очередь — это его старые друзья.

О необычной судьбе Н.А. Островского узнали не только в нашей стране, но и за рубежом, проявляя большой интерес к его личности. Английские журналисты сначала не поверили в реальное существование такого автора. Они заявили, что книгу писала бригада опытных писателей в пропагандистских целях. Мысль эта была развеяна, когда они побывали дома у писателя. «Бедный Островский обладал чем-то большим, чем просто умением. Он был в известном смысле гением», — заявили они.

Мировая известность Н.А. Островского росла. Еще при его жизни роман «Как закалялась сталь» издали в Японии, Чехословакии, печатали в еженедельной газете в Нью-Йорке, готовили к изданию во Франции, Англии, США, Голландии.

Слава, признание, материальная обеспеченность, не принесли здоровья писателю, легче ему не становилось, болезнь неуклонно прогрессировала: с 1929 году — анкилоз позвоночника, потом — боль и тугоподвижность в височно-нижнечелюстных суставах. Спина «как доска», в положении экстензии, грубая деформация и анкилоз корневых и периферических суставов, фиброз верхушек легких, митральная недостаточность, полная слепота… Были и механическая желтуха, и почечная колика, впервые возникшая в декабре 1935 года при возвращении в Москву и многократно повторявшаяся потом. Это обозначило терминальную фазу болезни. В апреле 1936 года у него усилилась боль в правом, давно не видящем глазу. После осмотра М.И.Авербах стал настойчиво предлагать энуклеацию глаза…

Лето 1936 года Островский провел в Сочи. Он жил теперь в новом доме, построенном для него правительством. Здесь его посетил известный французский писатель, лауреат Нобелевской премии Андре Жид. О своей поездке в СССР он написал книгу «Возвращение из СССР», которая содержала резкую критику советского строя. Но Николаю Островскому в книге отведена была отдельная глава, проникнутая искренней любовью и преклонением перед его мужеством. «Если бы мы были не в СССР, я бы сказал: «Это святой». Вот наглядное доказательство того, что святых рождает не только религия», — написал французский писатель о Н.А. Островском.

На лето 1936 года приходится завершение первого тома романа «Рожденные бурей». По просьбе Н.А. Островского новую книгу обсуждали на выездном заседании президиума Союза советских писателей в Москве. Заседание проходило 15 ноября 1936 года на его московской квартире. Первое слово предоставили Николаю Алексеевичу. Он призвал критиковать его без скидок «на особенности его положения». Общее мнение участвовавших в обсуждении свелось к тому, что писатель одержал новую победу. Но ему указали и на ряд недостатков, и Н.А. Островский дал слово в течение месяца доработать роман с учетом высказанных замечаний.

По возвращении из Сочи почечные колики следовали одна за другой…Морфий, кислород, сода, сердечные средства — у писателя развилась почечная недостаточность.

22 декабря 1936 года, в 19 часов 50 минут сердце Николая Алексеевича Островского остановилось. Он был похоронен в Москве, на Новодевичьем кладбище.
Среди тех, кто откликнулся на смерть Н.А. Островского, был французский писатель, лауреат Нобелевской премии Ромен Роллан. Еще летом 1936 года он прислал Н.А. Островскому письмо, где благодарил его за поздравление с юбилеем. В письме этом он писал: «Я восхищаюсь Вами с любовью и восторгом. Если в Вашей жизни и были мрачные дни, сама она явится источником света для многих тысяч людей… Вы останетесь для мира благотворным, возвышающим примером победы духа над предательством индивидуальной судьбы».

Слова эти оказались пророческими. На протяжении более чем 70 лет в нашей стране книга «Как закалялась сталь» была больше, чем просто литературное произведение. Она стала символом той эпохи, которая до сих пор жутким эхом отзывается во многих сердцах.

Литература была для Островского оружием в борьбе с «классовым врагом»; он взялся за это оружие потому, что все иные средства служения коммунистической партии из-за болезни оказались для него недоступными. А никакого другого содержания жизни, кроме этого служения, он признавать не хотел.

Посмертный эпикриз (выдержка из статьи Н.Ларинского, 2001-2011 гг):

Не боясь ошибиться, предположу, что Н.А.Островский страдал ризомелической формой анкилозирующего спондилоартрита, описанной Пьером Мари (1853-1940), который писал: «…позвоночник выглядит прямым, как палка, отмечается анкилоз плечевых и тазобедренных, т.н. корневых, суставов». «Rhiso» – «корень», отсюда и название болезни. Болезнь Островского имела существенные отличия – началась с коленных суставов, причем их поражение протекало по типу хронического гидроартроза, как говорили тогда (с выпотом слабовопалительного характера). Потом он сменился капсулосиновиальной оссификацией. Немудрено, что харьковские врачи, никогда подобного не видевшие, терялись в догадках. Тогда считали, да и оно так и есть, что всякий острый инфекционный процесс, где бы он ни протекал, может отразиться на суставах, а Островский перенес три тифа и дизентерию! Вторая, вытекающая из первой, ошибка врачей – лечение. В.А.Оппель писал, что с ортопедического лечения ни в коем случае нельзя начинать у таких больных. «Из рук ортопеда такой больной выходит совершенно анкилозированным» ,- писал он. Так оно и вышло: гипсовые повязки, лежачее положение, бессмысленная операция, снова гипс, пытка йодоформом – все было некстати. Спустя десять лет Островский превратился, говоря словами В.А.Оппеля, в « такого застывшего человека, у которого застыли крупные суставы, такого больного вы можете держать на ладони, если вы выдержите его тяжесть, он будет лежать у вас на ладони, весь застывший, как изваяние… конечности будут находиться в разных положениях, в зависимости от того, в каком положении они были залиты лавой болезни…» . Симптоматичным было и поражение органа зрения у Островского в виде рецидивирующего иридоциклита, поразившего сначала слабое место – правый глаз, а затем и левый, и неоднократно обострявшегося. Поздние боли в глазах были вызваны вторичной глаукомой. Поражение сердца, верхушечный фиброз легких, почечнокаменная болезнь, а у таких больных развивается и амилоидоз с исходом в почечную недостаточность, частые пневмонии при сниженном объеме экскурсий грудной клетки вполне укладываются в клинику страдания. Кстати говоря, именно почечной недостаточностью можно объяснить загадочную для врачей анемию (Hb — 30 ед. Сали), развившуюся у Островского в 1935 году.

Можно считать большевистской пропагандой биографию Островского, но сейчас, при наличии иммунодепрессантов, кортикостероидов и НПВС как поведет себя подобный больной: запьет, повесится, уйдет в монастырь, будет всем плакаться? Островский не сделал ничего из этого, он страдальчески, но мужественно жил, тем более в нашей, вечно юной, но прекрасной стране, которая никогда не была раем для людей с физическими дефектами. Это уже само по себе заслуживает величайшего уважения.

Николай Алексеевич Островский (1904-1936) - прозаик и драматург украинского происхождения, автор романа «Как закалялась сталь». С 1924 года он был членом КПСС. Во время войны писатель получил травму, он почти ослеп. Несмотря на трудную судьбу, он продолжал творить и помогать людям. Николай боролся с многочисленными болезнями, постоянно совершенствовал свое мастерство и терпел боль ежедневно. Этот человек умер слишком рано, но его творческое наследие продолжает жить. Его сильный характер является примером для многих современников.

Детство и образование

Будущий писатель появился на свет 29 сентября 1904 года в селе Вилия, расположенном в Волынской губернии. Его отец, Алексей Иванович, участвовал в войне с турками, отличился в бою под Шипкой. За это унтер-офицера наградили двумя Георгиевскими крестами. В мирное время он трудился на винокуренном заводе солодовщиком. Мать Николая, Ольга Осиповна, всю жизнь проработала в должности кухарки.

В семье было еще две дочери, Надежда и Екатерина. Они стали работать в сельской школе учительницами. Денег у родителей было немного, но они жили дружно, прививали детям любовь к труду и тягу к знаниям. Благодаря незаурядным способностям Коля досрочно смог поступить в церковно-приходскую школу. Уже в девять лет он получил аттестат и похвальный лист.

Когда мальчик окончил школу, его семья переехала в Шепетовку. Там Островский поступил в двухклассное училище. В 1915 г. учеба была завершена, и ему пришлось пойти работать. В семье постоянно не хватало денег, поэтому Коля трудился кубовщиком, кочегаром и помощником на кухне вокзального ресторана.

В 1918 г. юноша поступил в Высшее начальное училище, которое позднее превратилось в Единую трудовую школу. Во время учебы он сблизился с большевиками, участвовал в борьбе за власть Советов. В период немецкой оккупации прозаик занимался подпольной деятельностью, был связным ревкома с 1918 по 1919 год. Также он представлял учеников в педагогическом совете.

Участие в войне

Прозаика всегда восхищали революционные идеалы. В июле 1919 г. он вступил в комсомол, получив билет и ружье с патронами. Уже в следующем месяце он стал добровольцем на фронте. Юноша служил в кавалерийской бригаде Котовского и конной армии Буденного.

В августе 1920 г. во время сражения под Львовом Николай был тяжело ранен шрапнелью. Сначала он упал с лошади на всем скаку, затем получил несколько выстрелов в голову и живот. Несмотря на тяжелое состояние здоровья, революционер хотел вернуться на войну. Однако его демобилизовали, отправили обратно в деревню.

Островский отказывался сидеть без дела даже после травмы. Он работал на восстановлении народного хозяйства, служил в органах ВЧК, борясь с местными бандитами. Позднее юноша перебрался в Киев, там он стал помощником электромонтера, подрабатывал на стройке. Параллельно с этим в 1921 году Николай учился в электротехникуме.

В 1922 г. прозаик принимал участие в строительстве железнодорожной ветки для подвоза дров. Однажды он пробыл несколько часов в холодной воде, спасая лесосплав. После этого Островский сильно заболел. Сначала у него развился ревматизм, позднее Николай подхватил еще и тиф.

В 1923-1924 гг. писатель становится военным комиссаром Всеобуча. Позднее его пригласили на должность секретаря комсомольского комитета в Берездове, а потом и в Изъяславле. В 1924 г. Островского официально приняли в коммунистическую партию, тогда же его болезнь начала перерастать в паралич.

Творческая деятельность

Еще в юности Николай пристрастился к чтению. Ему нравились романы Куперы и Скотта, Войнича и Джованьоли. Николай уважал героев этих книг, которые всегда боролись за свои права и свободы против тирании правительства. Также в числе его любимых авторов был Брюсов, Роттердамский, Дюма и Жюль Верн.

Параллельно с чтением Островский и сам начал писать. Но вплотную занялся этим он только в середине 20-х годов, пытаясь скоротать время в больнице. Прозаика во всем поддерживала его старая подруга Раиса Порфирьевна Мацюк. Они очень сблизились, вскоре начали встречаться и поженились.

С 1927 г. Николай был прикован к постели. На тот момент у него уже диагностировали прогрессирующее заболевание Бехтерева. Чуть позже врачи обнаружили также анкилозирующий полиартрит, постепенное окостенение суставов. Писатель проводил большую часть времени в больницах, ему сделали несколько операций, но он все еще отказывался спокойно ждать смерти. Вместо этого Островский начал еще больше читать, окончил заочное отделение Свердловского коммунистического университета.

Последние годы жизни

Осенью 1927 г. прозаик отправил рукопись автобиографии «Повесть о котовцах» своим товарищам в Одессу. Но книга потерялась на обратном пути, ее дальнейшую судьбу отследить не удалось. Николай стоически принял эту новость, он продолжил писать. В 1929 г. Островский полностью потерял зрение. После неудачного лечения в санатории он решил перебраться в Сочи, а затем в Москву.

Слепота заставила писателя впервые в жизни задуматься о самоубийстве. Но он не хотел прекращать борьбу, поэтому изобрел специальный трафарет. С его помощью он написал новую книгу «Как закалялась сталь». Зачастую трафарета было недостаточно, поэтому прозаик диктовал тексты своим родственникам, друзьям, соседям и даже девятилетней племяннице.

Редакторы из журнала «Молодая гвардия» раскритиковали новое произведение Островского. Но он добился повторной рецензии, и не зря. Когда роман опубликовали в журнале, он пользовался невероятным успехом среди читателей. В библиотеках были огромные очереди, книгу просто невозможно было достать. В 1933 г. вышла полная первая часть романа, через несколько месяцев было выпущено продолжение.

В 1935 г. писателю вручили орден имени Ленина. Также он получил квартиру в Москве, а на берегу Черного моря начали строить дом для Островского. Тогда же его наградили воинским званием бригадного комиссара. Прозаик очень гордился этим, он работал большую часть времени, пытаясь оправдать доверие читателей. Но 22 декабря 1936 г. сердце Николая Алексеевича остановилось.

В 1936 году было выпущено последнее сочинение Островского, роман «Рожденные бурей». Прозаик так и не успел окончить это произведение, повествовавшее о Гражданской войне в Западной Украине. Ему не нравилась «искусственность» получившейся книги, поэтому Николай неоднократно переписывал сцены из нее.