Пильняк (псевдоним, настоящая фамилия - Вогау) Борис Андреевич - писатель. Родился в Можайске. Окончил Московский коммерческий институт.
Первое произведение - миниатюра «Весной». Начало постоянной литературной деятельности - 1915. Первый сборник рассказов Пильняка «С последним пароходом и др. рассказы» нес характерные стилевые и тематические черты прозы 10-х - заторможенный темп уездной жизни, тягостные отношения людей, смутные ожидания перемен. Во втором сборнике «Былье» появились рассказы, рисующие сдвинутую с привычных мест российскую действительность.
В романе Пильняк обратился к столкновению двух миров, изобразив беспощадное разрушение веками существовавшего, но уже заметно пошатнувшегося уклада; однако в этом изображении он передает лишь самые общие очертания событий русской смуты, прибегая обычно к объяснению через символы: параллели между смутой и любовью («буйной радостью», «полынной скорбью»), смутой и метелью («Метель»).
Творчество Пильняка очень «литературно», зависимо от разных писателей: , ; повесть «Третья столица» посвящена - «мастеру, у которого я был подмастерьем». Пильняк очень внимателен к той реформе прозы, которая происходила в начале века и особенно в 20-х.
В прозе Пильняка легко заметить интенсивное расширение материала литературы за счет малоизученного быта революционных лет, одним из первооткрывателей которого он был («Никола-на-Посадьях. Рассказы», «Иван-Москва» и др.), и за счет «запретных тем» - деталей интимной жизни, натуралистических сцен. Для Пильняка обычно конспективное описание человеческих судеб лишь в узловых моментах («Английские рассказы», «Поокский рассказ»). Наиболее интересная сторона его прозы - передача внешнего колорита эпохи: жизнь и облик города 20-х, особый вагонный быт голодного и исполненного смертельной опасности времени («Голый год»).
В 1926 Пильняк опубликовал в журнале «Новый мир» , помещение которой в журнале редколлегия признала «явной и грубой ошибкой». Повесть «Красное дерево», отклоненная по идейным соображениям журналом «Красная новь» и опубликованная Пильняком за рубежом, подверглась резкой критике в советской печати. В центре романа «Волга впадает в Каспийское море» - строительство нового водохранилища: Пильняк пытается показать рождение «новой русской культуры», новые психологические ситуации, приводящие порой к трагическим коллизиям.
Размышления о судьбах России, о ее историческом пути ( , «Третья столица») с годами все больше занимают писателя; в его романах и повестях много места отведено рассказам о раскопках, археологических исследованиях. В 30-е Пильняк все больше расширяет материал своих исторических параллелей, обращаясь к современной жизни и к истории разных стран («Корни японского солнца», «О`кэй», «Камни и корни»).
(1938-04-21 ) (43 года)Бори́с Андре́евич Пильня́к (настоящая фамилия Вога́у , нем. Wogau ; 29 сентября (11 октября) , Можайск - 21 апреля , Москва) - русский советский писатель, прозаик.
1 / 1
✪ Пильняк
Родился в Можайске, в семье ветеринарного врача Андрея Ивановича Вогау, происходившего из немцев-колонистов Поволжья и родившегося в Екатериненштадте . Мать - Ольга Ивановна Савинова, родилась в семье саратовского купца. Жена - Соколова Мария Алексеевна, врач коломенской больницы; развелись в 1924 году . Вторая жена - Щербиновская, Ольга Сергеевна, актриса Малого театра . Третья жена - княжна Кира Георгиевна Андроникашвили , актриса, режиссёр.
Детство и юность Пильняка прошли в окружении земской интеллигенции в провинциальных городах России - Можайске, Саратове , Богородске (современном Ногинске), Нижнем Новгороде , Коломне . В 1913 окончил реальное училище в Нижнем Новгороде. В 1920 окончил . С 1924 года жил в Москве.
Пробовать писать начал в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль », «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов - уже под псевдонимом Бор. Пильняк (от украинского «Пильнянка» - место лесных разработок; в харьковской деревне под таким названием, где он бывал у дяди Александра Ивановича Савинова, жители назывались «пильняками»).
В 1929 году отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей повести «Красное дерево». Однако повесть была легально передана берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС , а впоследствии включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930 г. «Не так давно Пильняк за границей издал контрреволюционное „Красное дерево“. „Красное дерево“ он сейчас переделал, отшлифовал и сделал роман „Волга впадает в Каспийское море“. Но даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина», - отмечал Л. Шемшелевич в Дискуссии о «Тихом Доне» в Ростовской ассоциации пролетарских писателей .
Несмотря на критику, вплоть до 1937 года Пильняк оставался одним из самых издаваемых писателей. 28 октября 1937 года был арестован. 21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении - шпионаже в пользу Японии (он был в Японии и написал об этом в своей книге «Корни японского солнца») - и приговорён к смертной казни. Расстрелян в тот же день в Москве.
Реабилитирован в 1956 году.
В Коломне сохранились два дома, имеющих непосредственное отношение к писателю. В доме № 14 на улице Полянской он жил с родителями. В дом № 7 по улице Арбатской переселился, когда женился, и жил здесь семь лет. После переезда в Москву в этом доме продолжала жить его первая жена с их детьми. 24 октября на фасаде дома открыта мемориальная доска.
Большую часть «стартового» в профессиональную литературу 1915 года он постоянно жил на даче в деревне Кривякино Коломенского уезда (где ветврачом работал его отец), ныне это улица КУйбышева подмосковного города Воскресенска.
В Москве жил на улице Воровского, 26 (ныне - Поварская), с конца 1927 - на 2-й ул. Ямского Поля, 1 (с 1934 называется улица Правды), с июня 1936 - в доме в Переделкине.
Дом Пильняка сохранился и на Рогожской улице в Ногинске , где в 1904-1912 годах будущий писатель жил вместе с родителями. Периодически наведываясь в город в последующие годы, Пильняк останавливался в этом месте на ночлег. Вместе с ним в доме бывали Андрей Белый , Андрей Соболь и Алексей Николаевич Толстой .
Сохранилось несколько домов и на родине писателя - в Можайске . Однако в каком именно доме жил писатель - неизвестно. Существует как минимум два возможных дома - первый это дом № 20 по ул. Московской, стоящий в центре города, и второй - старый дом на территории городской больницы (ныне дерматологическое отделение).
Борис Пильняк упоминается в известном открытом обвинительном письме И. В. Сталину Фёдора Раскольникова .
В СССР с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не издавались. В 1964 году журнал «Москва» опубликовал главы из романа «Соляной амбар».
Хаос революционных событий нашёл формальное отражение во фрагментарно-эпизодической, экспериментальной повествовательной технике Пильняка, которая (под влиянием А. Белого , а также А. Ремизова и Е. Замятина) уходила от традиционного реалистического повествования, определяющегося завершённым действием. Событийные элементы существуют изолированно друг от друга, обрываются, сдвигаются во времени и сводятся воедино благодаря образным символам и приёмам повтора. <…> Орнаментальный стиль Пильняка, оказавший существенное влияние на других русских писателей, проявляется также в микроструктурах его прозы, даже в синтаксисе.
По словам Глеба Струве, Пильняк «сделался главой целой школы или направления в советской литературе». Обычно это направление называют «орнаментальной прозой»
) - русский советский писатель, прозаик.
Родился в Можайске, в семье ветеринарного врача Андрея Ивановича Вогау, происходившего из немцев-колонистов Поволжья и родившегося в Екатериненштадте . Мать - Ольга Ивановна Савинова, родилась в семье саратовского купца. Жена - Соколова Мария Алексеевна, врач коломенской больницы; развелись в 1924 году . Вторая жена - Щербиновская, Ольга Сергеевна , актриса Малого театра . Третья жена - княжна Кира Георгиевна Андроникашвили , актриса, режиссёр.
Детство и юность Пильняка прошли в окружении земской интеллигенции в провинциальных городах России - Можайске, Саратове , Богородске (современном Ногинске), Нижнем Новгороде , Коломне . В 1913 окончил реальное училище в Нижнем Новгороде. В 1920 окончил . С 1924 года жил в Москве.
Пробовать писать начал в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль », «Жатва», «Сполохи », «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов - уже под псевдонимом Бор. Пильняк (от украинского «Пильнянка» - место лесных разработок; в харьковской деревне под таким названием, где он бывал у дяди Александра Ивановича Савинова, жители назывались «пильняками»).
В 1929 году отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей повести «Красное дерево». Однако повесть была легально передана берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС , а впоследствии включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930 г. «Не так давно Пильняк за границей издал контрреволюционное „Красное дерево“. „Красное дерево“ он сейчас переделал, отшлифовал и сделал роман „Волга впадает в Каспийское море“. Но даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина», - отмечал Л. Шемшелевич в Дискуссии о «Тихом Доне» в Ростовской ассоциации пролетарских писателей .
Несмотря на критику, вплоть до 1937 года Пильняк оставался одним из самых издаваемых писателей. 28 октября 1937 года был арестован. 21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении - шпионаже в пользу Японии (он был в Японии и написал об этом в своей книге «Корни японского солнца») - и приговорён к смертной казни. Расстрелян в тот же день в Москве.
Реабилитирован в 1956 году.
В Коломне сохранились два дома, имеющих непосредственное отношение к писателю. В доме № 14 на улице Полянской он жил с родителями. В дом № 7 по улице Арбатской переселился, когда женился, и жил здесь семь лет. После переезда в Москву в этом доме продолжала жить его первая жена с их детьми. 24 октября на фасаде дома открыта мемориальная доска.
Большую часть «стартового» в профессиональную литературу 1915 года он постоянно жил на даче в деревне Кривякино Коломенского уезда (где ветврачом работал его отец), ныне это улица КУйбышева подмосковного города Воскресенска.
В Москве жил на улице Воровского, 26 (ныне - Поварская), с конца 1927 - на 2-й ул. Ямского Поля, 1 (с 1934 называется улица Правды), с июня 1936 - в доме в Переделкине.
Дом Пильняка сохранился и на Рогожской улице в Ногинске , где в 1904-1912 годах будущий писатель жил вместе с родителями. Периодически наведываясь в город в последующие годы, Пильняк останавливался в этом месте на ночлег. Вместе с ним в доме бывали Андрей Белый , Андрей Соболь и Алексей Николаевич Толстой .
Сохранилось несколько домов и на родине писателя - в Можайске . Однако в каком именно доме жил писатель - неизвестно. Существует как минимум два возможных дома - первый это дом № 20 по ул. Московской, стоящий в центре города, и второй - старый дом на территории городской больницы (ныне дерматологическое отделение).
Борис Пильняк упоминается в известном открытом обвинительном письме И. В. Сталину Фёдора Раскольникова .
В СССР с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не издавались. В 1964 году журнал «Москва» опубликовал главы из романа «Соляной амбар».
Хаос революционных событий нашёл формальное отражение во фрагментарно-эпизодической, экспериментальной повествовательной технике Пильняка, которая (под влиянием А. Белого , а также А. Ремизова и Е. Замятина) уходила от традиционного реалистического повествования, определяющегося завершённым действием. Событийные элементы существуют изолированно друг от друга, обрываются, сдвигаются во времени и сводятся воедино благодаря образным символам и приёмам повтора. <…> Орнаментальный стиль Пильняка, оказавший существенное влияние на других русских писателей, проявляется также в микроструктурах его прозы, даже в синтаксисе.
По словам Глеба Струве, Пильняк «сделался главой целой школы или направления в советской литературе». Обычно это направление называют «орнаментальной прозой »
Прижизненные издания
Когда Пьер, обежав дворами и переулками, вышел назад с своей ношей к саду Грузинского, на углу Поварской, он в первую минуту не узнал того места, с которого он пошел за ребенком: так оно было загромождено народом и вытащенными из домов пожитками. Кроме русских семей с своим добром, спасавшихся здесь от пожара, тут же было и несколько французских солдат в различных одеяниях. Пьер не обратил на них внимания. Он спешил найти семейство чиновника, с тем чтобы отдать дочь матери и идти опять спасать еще кого то. Пьеру казалось, что ему что то еще многое и поскорее нужно сделать. Разгоревшись от жара и беготни, Пьер в эту минуту еще сильнее, чем прежде, испытывал то чувство молодости, оживления и решительности, которое охватило его в то время, как он побежал спасать ребенка. Девочка затихла теперь и, держась ручонками за кафтан Пьера, сидела на его руке и, как дикий зверек, оглядывалась вокруг себя. Пьер изредка поглядывал на нее и слегка улыбался. Ему казалось, что он видел что то трогательно невинное и ангельское в этом испуганном и болезненном личике.
На прежнем месте ни чиновника, ни его жены уже не было. Пьер быстрыми шагами ходил между народом, оглядывая разные лица, попадавшиеся ему. Невольно он заметил грузинское или армянское семейство, состоявшее из красивого, с восточным типом лица, очень старого человека, одетого в новый крытый тулуп и новые сапоги, старухи такого же типа и молодой женщины. Очень молодая женщина эта показалась Пьеру совершенством восточной красоты, с ее резкими, дугами очерченными черными бровями и длинным, необыкновенно нежно румяным и красивым лицом без всякого выражения. Среди раскиданных пожитков, в толпе на площади, она, в своем богатом атласном салопе и ярко лиловом платке, накрывавшем ее голову, напоминала нежное тепличное растение, выброшенное на снег. Она сидела на узлах несколько позади старухи и неподвижно большими черными продолговатыми, с длинными ресницами, глазами смотрела в землю. Видимо, она знала свою красоту и боялась за нее. Лицо это поразило Пьера, и он, в своей поспешности, проходя вдоль забора, несколько раз оглянулся на нее. Дойдя до забора и все таки не найдя тех, кого ему было нужно, Пьер остановился, оглядываясь.
Фигура Пьера с ребенком на руках теперь была еще более замечательна, чем прежде, и около него собралось несколько человек русских мужчин и женщин.
Бори́с Андре́евич Пильня́к (настоящая фамилия Вога́у , нем. Wogau ; 29 сентября (11 октября) 1894, Можайск — 21 апреля 1938, Москва) — русский писатель.
Родился в семье ветеринарного врача Андрея Ивановича Вогау, происходившего из немцев-колонистов Поволжья и родившегося в Екатериненштадте. Мать — Ольга Ивановна Савинова, родилась в семье саратовского купца. Жена — Соколова Мария Алексеевна, врач коломенской больницы; развелись в 1924 году. Вторая жена — Щербиновская, Ольга Сергеевна, актриса Малого театра. Третья жена — княжна Кира Георгиевна Андроникашвили, актриса, режиссёр.
Детство и юность Пильняка прошли в окружении земской интеллигенции в провинциальных городах России — Можайске, Саратове, Богородске, Нижнем Новгороде, Коломне. В 1920 окончил Московский коммерческий институт. С 1924 года жил в Москве.
Пробовать писать начал в 9 лет. В марте 1909 года было опубликовано его первое сочинение. Профессиональная карьера началась в 1915 году, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва», «Сполохи», «Млечный путь» напечатали ряд его рассказов — уже под псевдонимом Б. Пильняк (от украинского «Пильнянка» — место лесных разработок; в деревне под таким названием, где летом жил юный писатель и откуда посылал рассказы в редакции, жители назывались «пильняками»).
В 1918 году выходит первая книга Пильняка — «С последним пароходом».
Председатель Всероссийского союза писателей. Романы «Голый год» (1922), «Машины и волки» (1925), «Волга впадает в Каспийское море» (1930), «О’кей!Американский роман» (1931), «Соляной амбар» (1937) и другие.
Литературные и политические позиции Пильняка неоднократно приводили к организации широких критических кампаний в отношении него. Его постоянно критиковали за идеологические ошибки, формализм, эротику, мистику и пр. Тем не менее, вплоть до 1937 года Пильняк оставался одним из самых издаваемых писателей.
В 1926 году Пильняк пишет «Повесть непогашенной луны» — на основании распространенных слухов об обстоятельствах смерти М. Фрунзе с намеком на участие И. Сталина.
В 1929 году отстранён от руководства Всероссийским Союзом писателей за публикацию за границей повести «Красное дерево». Однако повесть была легально передана берлинскому русскому издательству по каналам ВОКС, а впоследствии включена в роман «Волга впадает в Каспийское море», опубликованный в СССР в 1930-м. «Не так давно Пильняк за границей издал контрреволюционное „Красное дерево“. „Красное дерево“ он сейчас переделал, отшлифовал и сделал роман „Волга впадает в Каспийское море“. Но даже при поверхностном чтении видно, что это поверхностная перелицовка, видно, что у Пильняка за красными словами скрывается белая сердцевина».
28 октября 1937 года был арестован. 21 апреля 1938 года осуждён Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении и приговорён к смертной казни. Приговор приведён в исполнение в тот же день в Москве.
Реабилитирован в 1956 году.
В Коломне сохранились два дома, имеющих непосредственное отношение к писателю. В доме № 14 на улице Полянской он жил с родителями. В дом № 7 по улице Арбатской переселился, когда женился, и жил здесь семь лет. После переезда в Москву в этом доме продолжала жить его первая жена с их детьми. 24 октября 1980 на фасаде дома открыта мраморная мемориальная доска.
В Москве жил на ул. Воровского, 26 (ныне — Поварская), с конца 1927 — на 2-ой ул. Ямского Поля, 1 (с 1934 называется улица Правды), с июня 1936 — в доме в Переделкине. Дом Пильняка сохранился и на Рогожской улице в Ногинске (Богородск), где он жил вместе с родителями 1907-1911 года.
Борис Пильняк упоминается в известном открытом обвинительном письме И. В. Сталину Фёдора Раскольникова, мичмана Октября.
В СССР с 1938 по 1975 книги Пильняка не издавались. В 1964 журнал «Москва» опубликовал главы из романа «Соляной амбар».
Сын писателя — Борис Андроникашвили, сценарист и историк, был первым мужем Людмилы Гурченко. У них родилась дочь Мария (1959), внуки Елена и Марк, скончавшийся в 1998 году от передозировки наркотиков.
Хаос революцион-ных событий нашёл формальное отражение во фрагментарно-эпизодической, экспери-ментальной повествовательной технике Пильняка, которая (под влиянием А. Белого, а также А. Ремизова и Е. Замятина) уходила от тра-диционного реалистического повествования, определяющегося завершённым действием. Событийные элементы существуют изолиро-ванно друг от друга, обрываются, сдвигаются во времени и сводятся воедино благодаря об-разным символам и приёмам повтора. <…> Орнаментальный стиль Пильняка, оказавший су-щественное влияние на других русских писателей, проявляется также в микроструктурах его прозы, даже в синтаксисе.
По словам Глеба Струве, Пильняк «сделался главой целой школы или направления в советской литературе». Обычно это направление называют «орнаментальной прозой», а пишущих в таком стиле в 20-е годы часто называли «подпильнячниками».
Сергей Есенин отзывался о Пильняке — «халтурщик, каких не видывал свет», указывал на его злобу и мизантропию, подчёркивал: «у него искусство и не ночевало! Он чистейшей воды спекулянт».
В «Красной нови» помещены «Материалы к роману» Бор. Пильняка. Интересное признание делает этот нашумевший писатель в предисловии к новой вещи. Критика не раз ставила ему на вид, что он вводит в свои произведения большие отрывки из ранее напечатанных, что он не выработал своего стиля, подражает то Белому, то Бунину, то Ремизову. Как бы отвечая ей, он пишет: «Мои вещи живут со мной так несуразно, что, когда я начинаю писать новую вещь, старые я беру материалом, гублю их, чтоб сделать новое лучшее — отчасти это и потому, что мне гораздо дороже моих вещей то, что я хочу сейчас сказать, и я жертвую старым трудом, если он идет мне в помощь; это и оттого, что у меня мало фантазии… Я вышел из Белого и Бунина, многие многое делают лучше меня, и я считаю себя вправе брать это лучшее или такое, что я могу сделать лучше». [править] Библиография Прижизненные издания Былье, М.1919, 2-е изд. — Ревель, 1922 Голый год, 1922 Повесть петербургская, Berlin, 1922 Иван-да-Марья, Берлин, 1922 Метелинка, Берлин, 1922 Санкт-Питер-Бурх., Берлин, 1922 Смертельное манит. М., 1922 Простые рассказы. Пг.: «Время», 1923 Третья столица, 1923 (1924 под названием «Мать-мачеха») Английские рассказы, 1924 Машины и волки. Ленинград, 1925. Повесть непогашенной луны // «Новый мир», 1926, № 5 (Повесть экранизирована в 1990 году, режиссёр — Евгений Цымбал) Иван Москва (повесть), 1927 Заволочье. Л., 1927 Оче-редные повести, 1927 Китайский дневник, 1927 Расплеснутое время. Рассказы. М.-Л., 1927 Корни японского солнца. Прибой. — Л., 1927 Красное дерево, Berlin, 1929 Волга впадает в Кас-пийское море, 1930 О’кей, 1933 Камни и корни, 1933 («Новый мир»), 1934 Созревание плодов, 1936 Мясо (совместно с С. Беляевым) // «Новый мир», 1936 Пильняк Б. А. Собрание сочинений: в 8 тт. — М.-Л., 1929—1930. Зарубежные издания на русском языке Убийство командарма, 1965 («Повесть непогашенной луны») Голый год, 1966 Камни и корни, 1966 Расплёснутое время, 1966 Красное дерево, 1966 Быльё, 1970 Машины и волки, 1971 О’кей, 1972 Двойники, 1983 (роман реконструирован М. Геллером) Издания в СССР после 1975 года Пильняк Б. А. Избранные произведения, 1976 Пильняк Б. А. Целая жизнь: Избранная проза. — Мн.: Маст., 1988. Пильняк Б. А. Расплёснутое время: Романы, повести, рассказы. — М.: Советский писатель, 1990. Пильняк Б. А. Романы. — М.: Современник, 1990. — 607 с. Пильняк Б. А. Человеческий ветер: Романы, повести, рассказы. Тбилиси, 1990. Пильняк Б. А. Отрывки из дневника //Перспективы. − 1991. № 3. — С. 84-88. Пильняк Б. А. Письма к М. Горькому // Русская литература. − 1991. № 1. — с. … Пильняк Б. А. Письма к Миролюбову и Лутохину //Русская литература. — 1989. № 2. — с. … Пильняк Б. А. Повести и рассказы 1915—1929. — М.: Современник, 1991. Пильняк Б. А. Третья столица: Повести и рассказы. — М.: Русская книга, 1992. Пильняк Б. А. Сочинения: в 3 тт. — М., 1994. Борис Пильняк: Опыт сегодняшнего прочтения: сборник статей. — М., 1995. Пильняк Б. А. Собрание сочинений в шести томах. — М.: Терра, 2003—2004. Борис Пильняк. Заволочье. — М.: Европейские издания, 2007. Пильняк Б. А. Письма. Т. 1: 1906—1922. Т. 2: 1923—1937. Составление, подготовка текста, предисловие и примечания К. Б. Андроникашвили-Пильняк и Д. Кассек. М.: ИМЛИ РАН, 2010 [править] Литература Борис Пильняк (сборник статей), 1928 Савелли Д. Борис Пильняк в Японии: 1926. М., 2004 Б.А.Пильняк: Исследования и материалы: Сборник научных трудов. Вып. VI / Отв. ред. А.Ауэр. Коломна: МГОСГИ, 2011. 167 с., 500 экз., ISBN 978-5-98492-095-7 [править] Примечания [править] Ссылки Борис Андреевич Пильняк. Годы, проведенные писателем в Коломне: 1918—1924
Интерес к творчеству Бориса Пильняка сегодня нарастает, а в 20-е годы ХХ века его имя гремело. Его ценили, критиковали, но и публиковали. Те, кто учился на филфаке, знакомились с романом Пильняка «Повесть непогашенной луны. Запомнилось: жизнь писателя была трагически прервана в 1938-м: ему было всего 42 года (1894–1938). После трагической гибели писателя с 1938 по 1975 годы книги Пильняка не издавались. В 1964 году журнал «Москва» опубликовал главы из романа «Соляной амбар». Ныне, в немалой степени благодаря интернету, можно подробнее познакомиться с творчеством Пильняка, понять и осознать, в чем его тайна, в чем его необычность в русской литературе и почему так рано и трагически оборвалась его жизнь, ощутить стиль писателя.
Из биографии Бориса Пильняка
Настоящая фамилия Пильняка - Вогау. Отец писателя Андрей Вогау происходил из немцев-колонистов Поволжья, переселившихся в Россию в шестидесятых годах 18 века при Екатерине II, после разрушительной Семилетней войны. Мать – русская, из купеческого рода. Родился будущий писатель в Можайске Московской области в 1894 году. Детство и юность Пильняка прошли в провинциальных городах России – Саратове, Богородске (Ногинск), Нижнем Новгороде, Коломне. «На домах, в которых жил писатель в Ногинске и Коломне, теперь мемориальные доски,»- Борис Андроникашвили, сын Пильняка.
Впечатления детских лет, проведенных в русской глубинке, отразились в будущем во многих произведениях Пильняка. В 1913 году окончил реальное училище в Нижнем Новгороде. В 1920 – экономическое отделение Московского коммерческого института. В революции участия не принимал, пережил ее в Коломне, был близорук, носил очки.
Писать начал рано, в 9 лет. Профессиональная литературная деятельность писателя началась в 1915, когда в журналах и альманахах «Русская мысль», «Жатва» и других были напечатаны ряд его рассказов под псевдонимом Б.Пильняк (от украинского «Пильнянка» – место лесных разработок; в деревне под таким названием, где летом жил юный писатель и откуда посылал рассказы в редакции, жители назывались «пильняками»).
Резонанс творчество Пильняка получило после выхода его второй книги «Быльё» (1920). « У Пильняка свои слова, свой ритм, свои темы. У него какой-то особенно четкий рисунок и тонкая мысль подлинного модерниста» (Вестник литературы. 1920). Это была одна из первых попыток отразить быт революционной эпохи: смятение, разброд, неустойчивость и одновременно иллюзии и надежды. Одни приветствовали Пильняка как «бытописателя революции» и отмечали его стремление обнажить национальные корни революции; другие склонны были отождествлять его творчество с «литературой упадка.
Настоящую известность принес Пильняку роман «Голый год» (1921), первый роман о революции.
В центре романа – жизнь в страшном и голодном 1919 году условного провинциального города Ордынина, который символически расширяется до общерусских масштабов. Писатель отказывается от традиционной сюжетной линии, замещая ее мозаикой эпизодов, пишет по принципу смещения точек зрения (названия подглав в «Голом годе»: «Глазами Андрея», «Глазами Натальи», «Глазами Ирины»), предоставляя слово каждой позиции и внешне устраняясь от прямых авторских оценок. В романе нет главных героев. Перед читателем проходит целая галерея «равноправных» персонажей, отражающих разные культурные «лики» города и его окрестностей: обычные служащие, большевики «в кожаных куртках», духовенство, члены коммуны анархистов, сектанты, знахари и т.д.Погружаясь в стихию революции (героями всех произведений Пильняка были «Россия. Писатель делал вывод: «Нет единой, абсолютной правды на этом свете!»
«Голый год» обеспечил Пильняку место классика отечественной литературы 20 века. Роман был переведен на английский, французский, немецкий, норвежский, испанский, японский, грузинский, еврейский языки. В истории русской прозы пореволюционной поры этот роман сыграл ту же роль, что и поэма «Двенадцать» Блока в истории поэзии. Пильняк старается активизировать на только сознание читателя, но и его слух, и даже зрение. Автор, подобно поэтам-футуристам, создает синтетическое произведение, где художественный смысл содержит не только звукопись, но и типографский набор текста, его размещение на странице: игра разными шрифтами, курсивом, формой полей и т.д. «Голый год» можно с полным правом назвать первым в советской литературе авангардистским произведением крупной эпической формы. Принято считать, что «Голый год» сформировал целую «школу Пильняка» в молодой советской литературе, способствовал рождению такого яркого явления 1920-х, как «орнаментальная проза».
Творчество Пильняка с начала 1920-х вызывало в критике жаркие споры. «Вряд ли другой советский писатель вызывал одновременно столь противоречивые оценки, как Пильняк, – писал литератор-соврменник Вяч. Полонский.
Одни считают его революционным писателем. другие, напротив, убеждены, что именно реакция водит его рукой.» Его называли «попутчиком», и «внутренним эмигрантом», и «врагом»...Причина крылась в своеобразии его творческой и гражданской позиции. С одной стороны, он стал одним из основателей большой советской прозы, всегда подчеркивал свою лояльность революции и новой власти, хотя и никогда не состоял в компартии, с другой – внутреннее чувство вело его к художественной объективности, он ставил правду искусства выше любых идеологических предписаний. В таланте Пильняка мало кто сомневался. Но его революционность возбуждала большие сомнения. Критики почувствовали отсутствие «коммунистического стержня» в восприятии революции.
Пильняк одним из первых представителей официальной советской литературы посетил Германию в 1922 году. Он говорил по-немецки. На него была возложена миссия представлять на Западе писателей, «родившихся в революции». «Голый год» произвел настолько благоприятное впечатление на эмигрантов самых разных политических воззрений, что Пильняка равно благосклонно приняла вся «русская Германия». Тогда же у Пильняка вышли в Берлине три книги («Голый год», «Иван-да-Марья», «Повесть Петербургская, или Святой камень-город»). Поездка в Берлин утвердила Пильняка в верности своего призвания, дала ощущение творческой свободы и широты взгляда, способствовала окончательному самоопределению как художника, осмысляющего сегодняшний день.
В 1923 Пильняк побывал в Великобритании, встречался с крупнейшими английскими писателями, в том числе Г.Уэллсом и Б.Шоу. Британия глубоко его впечатлила уровнем промышленного прогресса и развития современной цивилизации. После поездки в Англию Пильняк приветствовал революцию на следующем витке ее развития - уже как «городскую, машинную».
В Отрывках из дневника (1924) он признавался: «Я не… коммунист, и потому не признаю, что я должен быть коммунистом и писать по-коммунистически, – и признаю, что коммунистическая власть в России определена – не волей коммунистов, а историческими судьбами России.» И в 1930-е Пильняк продолжал отрицать обязательность принципа партийного руководства литературой и отстаивал право писателя на независимость и объективность. "«..коммунистическую литературу искусственно не создашь...", "Беру газеты, книги, и первое, что поражает, - ложь всюду: в труде, общественной жизни, в семейных отношениях". Пресса начала атаку на Пильняка, называя его мелкобуржуазным писателем, предателем. Пильняк постоянно подчеркивал, что человек не сводим ни к какой социологической схеме, он всегда оказывается «поверх барьеров».
В 1926 году Пильняк пишет «Повесть непогашенной луны». Прототипы главных героев не названы по именам, однако современники легко разглядели знакомые черты. Здесь Пильняк впервые в литературе попытался изобразить механизм уничтожения, который зиждился на главном постулате - дисциплине, верности приказам партии. „Во имя партийной дисциплины совершаются неправедные дела, клевещут на невинных и оговаривают сами себя. Механизм, который порожден слепым следованием догме, почва, которая порождает диктатора, тирана, этот механизм - пусть в еще неразвитой форме, но со всеми сложившимися чертами,- этот механизм описан в литературе впервые. «Понимая, что его хотят убить, главный герой отправляется на ненужную для него операцию только ради того, чтобы выполнить поступивший приказ. Бывший нарком по военным делам, без тени сомнения обрекавший на гибель тысячи людей, смиренно склоняется перед высшей волей руководителя, сознательно жертвует собственной жизнью. Пильняк пытается вскрыть глубинные, бытийные смыслы изображаемого.
Гаврилов (М.Фрунзе) – персонаж во многом символический. В центре внимания автора – постижение внутренней трагедии одиночества и обреченности «патриарха» революционной тирании, одного из «творцов истории,» - B.Aндроникашвили. Подобный сюжет перерастает рамки национальной литературы и затрагивает реалии не только Советской России: проблема произвола тоталитарной власти в период становления государства нового типа.
Весь тираж номера «Нового мира» с публикацией «Повести непогашенной луны» Пильняка был конфискован на второй же день.Скандал, вызванный этим произведением, заставил Пильняка выступить в «Новом мире» (1927, № 1) с «покаянным» письмом, в котором он, однако, признавал себя виновным лишь в «бестактности», обвинения же в «оскорбительности повести для памяти Фрунзе» отвергал. Пильняк в этом так называемом покаянном письме признает себя виновным только в бестактности. Но ни клеветы, ни «оскорбительности повести для памяти Фрунзе» он не признает и, более того, утверждает, что «чувствовал и чувствует себя честным человеком и гражданином моей республики», т. е. ни в чем не виноват. Борис Андреевич указывает, что благодаря неуемной критике в свой адрес, пока он делал важное дело в Японии и Китае, он оказался в неловком положении. «Мое положение осложняется еще следующим. Мне больше, чем кому-либо, видна значимость советской литературы для всего мира: наши книги переводятся по всему земному шару, как новаторские в литературе, мой „Голый год", в частности, во Франции первым изданием разошелся в две недели, как ни одна книга даже у меня на родине. Сейчас я вернулся из-за границы, из путешествия по Японии и Китаю. То, что я говорю, я уверен, подтвердят наши полпреды тт.Карахан и Копп. Я выступал там, как представитель советской общественносги, в Японии в честь меня был издан специальный номер Ничирогейзуцу, я работал там над организацией японо-русского журнала, который не стоил бы нам ни копейки; в Китае я организовывал Китае-Русское общество культурной связи, шанхайский толстый журнал „Южная Страна" предоставлял мне свои страницы для этого Общества. Тот успех работы, который выпал мне, я ни в какой мере не приписываю себе, считая его успехом нашей общественности, представителем которой я был. Я приехал на родину,- и я оказываюсь в положении Хлестакова по отношению к Японии и Китаю, в положении Хлестакова ставя нашу литературу и общественность. Я не имею права не уважать своего труда - и я не имею права хлестаковствовать с нашей общественностью. В Японии я писал о России и русской, советской литературе в „Осака-Асахи-Шимбун", в крупнейшей газете с полуторамиллионным тиражом, и в социалистическом журнале Кайзо: ко мне приходят корреспонденты японских газет, получившие наказ от своих издательств телеграфно передать содержание моих японских статей,- корреспонденты спрашивают, когда появятся мои статьи в одной из центральных газет, где они ждут их по естественному ходу вещей,- что отвечать мне им?!.Я прошу Вас рассмотреть мою работу в Японии и помочь мне с достоинством перед японцами и китайцами выйти из того положения, в котором я оказался.
Началась организованная травля Пильняка. Эта кампания стала первой политической акцией такого рода в истории советской литературы. Газеты пестрели однотипными заголовками: «Советская общественность против пильняковщины», «Вылазки классового врага в литературе», «Об антисоветском поступке Б.Пильняка», «Уроки пильняковщины», «Против пильняковщины и примиренчества с ней» и т.п. Впервые была апробирована снискавшая впоследствии печальную известность формула «сам я не читал, но искренне возмущен…». Характерно, что в абсолютном большинстве статей сочинение Пильняка объемом едва ли в сорок стандартных страниц неизменно называлось романом… Кампания травли длилась с сентября 1929 по апрель 1931. К этому моменту Пильняк возглавлял Всероссийский союз писателей. Протестуя против развернувшейся травли, Пильняк и Пастернак подали заявления о выходе из писательской организации. Тогда же, солидаризуясь с гонимыми Пильняком и Е.Замятиным, из писательской организации вышла А.Ахматова. Одним из немногих, кто в это трудное время вступился за честь Пильняка, был и А.М.Горький, который, кстати сказать, самой повести Красное дерево ничуть не сочувствовал.
В 1929 вышло собрание сочинений в 6 томах, в 1929–1930 был издан восьмитомник.
В этом же году в Германии, в издательстве «Петрополис», где печатались советские писатели, появляются повести Пильняка «Штосс в жизнь» и «Красное дерево» (о послеоктябрьской жизни провинциального городка). Ни одно из произведений Бориса Пильняка - а они всегда были нечто вроде красной тряпки для части критиков (пишет его сын) - не вызывало такого скандала. Он разразился повсеместно и шел по нарастающей. Но в этой кампании была специфическая особенность, еще невиданная: пытаясь перещеголять друг друга, улюлюкая, изощряясь, критики разносили в пух и прах повесть, которую не читали. Вот одни только заголовки статей: «Недопустимое явление», «„Красное дерево" с белой сердцевиной», «Против переклички с белой эмиграцией», «Советские писатели должны определить свое отношение к антиобщественному поступку Б. Пильняка», «Недопустимая перекличка», «Борис Пильняк - собственный корреспондент белогвардейщины. Председатель Всероссийского союза писателей», «Проверить Союз писателей», «Против переклички с эмигрантщиной» и т. д. Л. Колодный, анализируя тот период, правильно замечает: «Борис Пильняк, Евгений Замятин в числе первых подверглись яростной травле по команде вождя. Его жертвой стали Андрей Платонов, Михаил Булгаков... В те годы Генеральный секретарь ЦК ВКП(б) не высказывал публично свои оценки, за него это делали другие. Кампания против Бориса Андреевича была первой организованной политической акцией такого рода. Кампания против Бориса Андреевича была первой организованной политической акцией такого рода. «Яростно громили Пильняка, Замятина, Платонова, попытавшихся первыми проанализировать выросшую у них на глазах командно-административную систему, прикрывавшуюся социалистическими лозунгами». (Моск. правда. 1988, 31 июля.). Началась настоящая кампания травли писателя. Пильняка упрекали в том, что он много ездит за границу, а также много пишет. Раздражали его независимость, смелость. Но были и такие, которые искренне считали его повесть клеветнической. Отвечая им всем, Борис Пильняк как будто бы каялся, но покаяние это носит странный характер: он не снимает главного в повести. Пильняк ушел с должности председателя Всероссийского союза писателей.
В 1934-м Пильняк был избран делегатом I съезда советских писателей. Однако атмосфера политического недоверия и творческого неприятия вокруг Пильняка сгущалась. 1936-37 годы прошли под знаком «борьбы с троцкизмом», и ни одно «проработочное» мероприятие не обходилось без обвинений Пильняка. Атмосфера вокруг Пильняка становилась все более душной. Официальные власти многого не могли простить писателю, и 28 октября 1937 он был арестован. 12 октября 1937 Пильняк был арестован (в день рождения сына, которому исполнилось три года, на даче в Переделкино).
21 апреля 1938 был осужден Военной коллегией Верховного Суда СССР по сфабрикованному обвинению в государственном преступлении -организации террористического заговора писателей с целью совершения актов против членов правительства. Вменялся и шпионаж в пользу Японии (он был в Японии и написал об этом в своей книге «Корни японского солнца») - и приговорён к смертной казни, и был расстрелян в тот же день в Москве. Реабилитирован посмертно в 1956 году.
Странствующий писатель
Нужно сказать, что Пильняк был писателем, который много путешествовал. В 1922 – 23 годах побывал за границей - в Германии (говорил по-немецки) и Англии. Во второй половине 1920-х Пильняк продолжает активно работать и публиковаться. Немало написано им по впечатлениям от поездок по СССР и зарубежным странам: Пильняк посещает Грецию, Турцию, Палестину, Монголию, Китай, Японию, США, Грецию, Турцию, Палестину, на Памир, на Афганистан. Побывал на острове Шпицбергене (это была первая советская экспедиция на остров), в Монголии, в Китае, в Японии (побывал на японском курорте Икахо Онсен (в 2 часах езды от Токио). Многое видел, наблюдал, сравнивал, имел свое видение мира. За свою недолгую жизнь он был участником северных морских экспедиций (смотри его книгу «Заволоко»)и авиационных перелетов и даже спускался на дно Черного моря в водолазном скафандре. Пильняк дважды побывал в Японии: в марте-мае 1926 и в мае 1932 года. И особо важным было его путешествие в Японию в 1926 году. Японское правительство установило дипломатические отношения СССР в январе 1925. И первый приезд писателя в Японию стал для страны значимым культурным событием. Визит Пильняка был освещен в японских газетах того времени, эти фотографии были воспроизведены в его книге «Корни японского солнца».
Упоминание о Пильняке как своеобразном исследователе Японии в советской востоковедческой литературе можно встретить лишь у писателя-журналиста, востоковеда Всеволода Овчинникова.
Японии посвящены три значительные произведения Пильняка: художественный очерк «Корни японского солнца» , рассказы: «Рассказ о том, как создаются рассказы» (1926), «Олений город Нара» (1926). Писатель показал традиционный восточный уклад жизни, рассказал о литературной Японии начала ХХ века. Французская исследовательница Дани Савелли написала очерк о пребывании Бориса Пильняка в Японии, ею опубликованы материалы прессы, закрытых ранее полицейских архивов, найденные ее усилиями. Из ее очерка можно понять, какие непростые отношения сложились Евгением Спальвиным, с которым Борис Пильняк не раз встречался во время своего первого пребыванием в Японии - с середины марта до конца мая 1926 г. Возможно, и ставшие роковыми для писателя.
На что я обратила внимание, читая «Корни японского солнца»? Писатель отмечает особенности обращения, общения, японцы говорят без «нет», «этого не допускают их традиции,- и когда надо сказать нет, они не понимают и не слышат меня», «мне не говорят нет, но понятно, что дольше оставаться здесь уже нельзя», «когда с тобой говорят бет нет, то и да кажется неубедительным», «выросла стена, в которой нет подразумевается, я ничего не понял. Ужасно, когда ты не понимаешь, что с тобою творится и что с тобою будет и когда твоя воля обессилена», не стыдятся естественных отправлений человеческого организма, абсолютная чистота, как дома, так и на улице.
Слог Пильняка хорош, лаконичен, просится в миниатюру:
«Отец Тития-сан был убит русскими, в Мукдене, в русско-японскую войну. Тогда, мальчиком, Тития поклялся отомстить за отца первому русскому, которого он встретит, убить первого русского, которого он встретит. И первым русским, которого встретил Тития, был – я. Он должен был убить меня. Но он – Тития – писатель, и я – писатель. Он, Тития, знает, что братство искусства – над кровью. И он предлагает мне выпить с ним братски сакэ, по японскому обычаю поменявшись чашечками, – в память того, что он – Тития – нарушил клятву.»«Нехорошо прийти в дом, в тот дом, где твои соотечественники убили человека… Я проснулся на рассвете под пение петухов, в доме Тития. Вчера я написал ему – кисточкой, тушью – какэмоно о наднациональных культурах и о братстве. А сейчас, в этот соловьиный рассвет, я думал о том, почему соловьиный этот рассвет похож на наш русский, но говорим мы по-разному, когда птицы говорят одинаково. «Я поднялся, раздвинул сёдзи. Над землей происходил фарфоровый японский рассвет. Роса тяжелыми гроздями умыла цветущее дерево магнолии.»
Или этот отрывочек, на мой взгляд, свидетельство поэтического языка Пильняка: «Каменная тропинка вела на кладбище. За мною никто не следил, единственный раз в Японии. Вдалеке дымился вулкан. Направо и налево уходили горы. Рядом со мною были рисовые поля. Глубочайшая была тишина. Кладбище заросло печалью бамбуков.»
И далее глубокие размышления: «Всем сердцем я хотел проникнуть в душу Японии, в ее быт и время. Я видел фантастику быта, будней, людей – и понимал, что вся эта страна, недоступная мне, меня засасывает, как болото, – тем ли, что у нее на самом деле есть большие тайны, – или тем, что я ломлюсь в открытые ворота, которые охраняются полицией именно потому, что они пусты. Та тема, которую ставили себе все писатели, побывавшие в Японии, тема о неслиянности душ Востока и Запада, о том, как человек Запада засасывается Востоком, деформируется, заболевает болезнью, имя которой «фэбрис ориентис», что ли, и все же выкидывается впоследствии Востоком, – эта тема была очередною у меня».
Вот феодал читает только что написанную танку… Маршрут написан японскими писателями, маршрут неизвестен полиции, она следует на расстоянии версты, поэтому везде встречают сердечно, для каждого дома есть сопроводительное письмо, японский зеленый чай без сахара,- и много других интересных подробностей.
«Рассказе о том, как создаются рассказы» (был написан в ноябре 1926 г. и впервые опубликован в 1927 г.) В 1920 г. во Владивосток в составе японского экспедиционного корпуса прибывает молодой блестящий офицер.
Владивосток экзотичен не только для будущего писателя Тагаки, но и для автора этого произведения: «Во Владивостоке я был однажды, в последних числах августа, - и навсегда я запомню Владивосток городом в золотых днях, в просторном воздухе, в крепком ветре с моря, в море, в небе, в далях, - в черствой той пустынности, которая напомнила мне Норвегию, ибо и там и тут земли обрываются в океан лысыми глыбами камней, одиночествующих одинокими соснами».
И пока солдаты усмиряют бунтующих красных бойцов, он мирно читает произведения великой русской литературы. Волею судеб он стоит на квартире, где живет совсем юная гимназистка. Потом он в белых перчатках делает предложение. Барышня удивляется, но предложение принимает. Муж увозит ее в Японию. Непривычно было русской девушке в Японии, но спасала ее большая любовь. Супруг ее все время что-то писал, а потом выяснилось, что написал бестселлер. Приезжают газетчики. С одним, который знал русский, она поговорила и узнала, что ее муж написал роман о своей любимой жене-иностранке и о ее привычках и особенностях. И женщина, почувствовав себя в роли объекта для наблюдения, уезжает обратно, в Советский Союз, пишет покаянное письмо российскому консулу. В Японии на многое смотрят иначе…
Сын писателя Борис Андроникашвили
Сын писателя - Борис Андроникашвили, актер, сценарист, историк. Родился 28 октября 1934 года в Москве. Mать - Кира Георгиевна Андроникашвили (1908-1960), актриса и режиссёр, княжна из рода Андроникашвили. В 1937 году отца арестовали по обвинению в государственных преступлениях. Мать, опасаясь за судьбу сына, отправила его в Тбилиси к бабушке. Та впоследствии усыновила внука и дала ему свою фамилию - Андроникашвили. Через месяц после ареста мужа была арестована прямо на студии и Кира Георгиевна. Она кончала ВГИК в режиссерской мастерской С. М Эйзенштейна, успела сняться в нескольких фильмах, в том числе в главных ролях в «Элисо» Н. М. Шенгелая и «Земля жаждет» Ю. Я. Райзмана. Кира Георгиевна была в женском лагере под Акмолинском, вместе с сестрой М. Тухачевского.
В юности Борис Андроникашвили отправился в Батуми. Поступил в Батумское мореходное училище. В начале 1950-х уехал в Москву, где поступил на сценарно-киноведческий факультет ВГИКа, который окончил в 1959 году. Снимался в фильмах «Отарова вдова» (1957), Гобой (1977), Житие Дон Кихота и Санчо (1988) и др. Сценарист фильма «Капитаны» (1974). Будучи студентом, познакомился со своей будущей женой Людмилой Гурченко. В 1959 году у них родилась дочь Маша, а спустя три года их брак распался. Второй женой Бориса Андроникашвили стала художница Русудан Хантадзе, с которой он прожил до конца своих дней. В браке у них родились дочь и сын. Писал повести и рассказы. «Август месяц» Повести и рассказы… Избранное. Том 1. Чудеса (2007), Избранное. Том 1. Чудеса (2007). Опубликовал свои воспоминания об отце: «О моём отце». Дружба народов, 1989, № 1.
