Писателя Александра Солженицына с самого момента его появления в литературе оглашали "новым Толстым", и по сей день приноравливают его к "новому Толстому" или пеняют на "нового Толстого", кем он будто бы так и не стал. Но те, кто ждали этого второго пришествия - да так и не дождались, усматривая эгоизм самоназначенного мессии уже только в затворничестве Солженицына - и тогда видимое выдавали за невидимое. В основе своей Толстой и Солженицын как личности не имеют ничего общего, кроме заурядного совпаденья человеческих черт. Будь то самоограничение или волевое осознание своих целей у Толстого и у Солженицына - это не натруженные мессианским призванием мускулы, а черты характера; человеческие черты, врожденные или воспитанные, то есть явившиеся еще, быть может, и до того момента, как стали они собственно писателями.
Но соизмерять личности Толстого и Солженицына - это как землю мерить с воздухом или воду с огнем. Это не просто и н ы е - это взаимоотталкивающиеся творческие стихии. Солженицын - борец. Толстой - созерцатель. Один взывал жить не по лжи, что подразумевало борьбу, возмущение. Другой исповедовал под конец жизни непротивление злу, смирение. Сердцевина личности Толстого - в мучительном отношении ко всем институтам современного ему русского общества, будь то собственность или брак, в котором он мечтал отыскать прежде всего нравственную гармонию, тогда как сердцевина личности Солженицына - изгойство. Толстой верил в мировую волю, эту веру воплотил в "Войну и мир"; Солженицын - волю мировую в "Красном колесе" разъял на осколки и судьбы, растворил в почти почасовой хронике исторических событий. Толстой полагал, что приносит своему народу какое-то страдание. Солженицын - что избавляет от страданий свой народ. Иначе сказать, один ощущал себя чужим и одиноким в своих убеждениях, тогда как другой писал от имени миллионов.
Но нет сомений, что Толстой жил в сознании Солженицына уже как художник. Иван Денисович - из того же вещества, что и Платон Каратаев. В первый и единственный раз, в написанной дебютом вещи, в Солженицыне отразился Толстой в том виде, в каком только и мог он отразиться - образом героя и духом повествования; а "Один день Ивана Денисовича" посчитали духовным и художественным продолжением толстовской прозы - началом "нового Толстого". Но как это уже было в русской литературе схватили с восторгом не того и понесли не туда. Солженицын заявил свой взгляд на этот образ: он Толстого не продолжал, а с Толстым спорил.
"Один день Ивана Денисовича" - это вещь прямого столкновения. Бывают взрывы, их называют "направленными", таким вот "направленным взрывом", в смысле выхода энергии, был этот рассказ, заряженный от русской жизни, будто от гигантской живой турбины, которую во вращение приводили и реки, и ветры, и вся людская, меряная на лошадиную, сила. Этой машиной, махиной, молохом - был упоболенный миру лагерный барак. Отечественная война или, сказать иначе, передел мира образца 1812 года давал энергию такого же свойства, на которой написал Толстой уже не рассказ, а эпопею, но важно понять, что и рассказ, и эпопея здесь были только сферой этой самой энергии - энергии распада мира.
Писатель как личность, преломляя в себе эту энергию, должен не разрушиться - должен выдержать силу ее напряжения в себе. Распад мира - это еще не распад человека, человеческой личности, но если мир распадается, то распадается он на атомы и эти атомы - люди. Или эти атомы все разрушают, жизнь лишается смысла - и "все завалилось в кучу бессмысленного сора", когда " будто вдруг выдернута была та пружина, на которой все держалось и представлялось живым" (Толстой, "Война и мир"); или же все-таки что-то дает жизни смысл, ту самую пружину. Писатель как проводник, воплощается в одном из атомов человеческого вещества - в том, где он чувствует, что энергия распада претворяется этим атомом, этой человеческой личностью в энергию жизни. Потому для русской литературы есть неизбежный герой.
Этот герой был неизбежным для Толстого и для Солженицына в том смысле, как неизбежно русский писатель становится проводником национальной метафизической энергии катастрофы, распада, сопротивляясь которой духовно, он добудет неизбежно этот атом восстановления мира. Cолженицын также неизбежно написал Ивана Денисовча, как и Толстой своего неизбежного героя. Иначе сказать, он мог ничего не знать про Платона Каратаева, но Иван Денисович Шухов явился бы ко времени, хоть и был бы не таков. Таков же он вышел потому, что был направлен не иначе, как от зеркала каратаевщины; но направлен - не значит, что "отражен". Он вышел прямо из этого зеркала, шагнул из него, как из другой реальности, вылупляясь на свет из зазеркалья каратаевщины, будто птенец из скорлупы.
Платон Каратаев, "каратаевщина" - это то, куда был направлен Толстой, но при том отыскал он в этом мужике не основу русского мироздания, а породил гигантский фантом. Взрыв произошел, но это был тот взрыв, с таким направлением, который спрессовал из почти космических песчинок и пыли вселенную человека и народа, что родились не из жизни, а из вакуума, из толстовской "энергии заблуждения". Этот новорожденный из хаоса человек, Толстого, самого своего творца, вовсе не умилял: Толстой изобразил его в том духе, в каком и подал его животную тень - длинную, на коротких ножках, "лиловую cобачонку". Подобно тому как собачонка эта "очень скоро и очень ловко бежала на трех лапах", так и Платоша - весело и ловко бежит, только "о двух" лапах, меж абсурда кровавого войны и лубочно-солнечных миражей мира. В описании собачонки дан Толстым уже иронический взгляд на олицетворение "всего русского, доброго и круглого", вырастающий, впрочем, под конец и до трагического: воя собачонки над местом, где французский конвой пристрелил доходягу-солдата, откуда отшатнуло Пьера Безухова дальше по дороге, будто от царства мертвых. Платошу своего Толстой оставил в том царстве мертвых, а вот лиловая собачка - она на другой день конвой догоняет, объявляется живой.
Но Толстой глядел на Каратаева и вполне серьезно. Мгновениями ясно чувствуешь этот его серьезный, страждущий взгляд, который он только прячет в иронической усмешке. Говорить аристократу о любви к мужику в середине девятнадцатого века надо осторожно, с усмешкой - Пьер различает Каратаева в полутьме барака по запаху, и так вот, по запаху, и различали тогда мужицкую Россию: Толстой усмехается, обманывает для приличия "собачонкой", чтобы не шибало в нос и не отвращать от чтения, а сам до неприличия любуется этим русским мужиком - язычеством его, как молится Фролу и Лавру на "лошадиный праздник"; мудреным словесам; безвинными его страданиями... Он любуется праведником, какие есть в народе и на которых, должно быть, стоит Россия, но нет их в его дворянском непростодушном сословии.
Вcе сословия в России кормятся от плоти этого праведника: эту пасху мужичью и празднуем мы с Толстым. На жертвенной крови русского мужика - и покоится основание нашего мирозданья. Волей-неволей, но Толстой возводит в Каратаеве этот храм - храм мужика-на-крови, в котором скоро не усмотрит он места и для Бога. А по Евангелию от Толстого - верует русская интеллигенция. Верует то особенное сословие людей, которое взяло на себя добровольно миссию служения о б щ е м у, то есть в конечном счете самому безлично-общему, что только есть в России - не принадлежащему самому себе н а р о д у.
Многое в "Одном дне Ивана Денисовча" совпадает деталями, обрисовкой, обстоятельствами с толстовской легендой о Платоне Каратаеве, так что порой кажется, что совпаденья направленны, сознательны. Однако здесь и важно отделить сознательные совпадения в Шухове и Каратаеве от бессознательных - того, что есть в таком герое уже даже не типического, а архетипического (ведь это, повторимся, а т о м человека, то есть не тип, из жизни взятый, в жизни подсмотренный да обобщенный - это архетип, обобщенное природой, историей).
Архетипическое, бессознательное совпадение - в обстоятельствах. Это главное обстоятельство - б а р а к. И с Иваном Денисовичем Шуховым, и с Платоном Каратаевым знакомимся мы в бараке. Этот человек, на которого каждый из своего века глядели Толстой и Солженицын - был не подневольный, не просто угнетенный, а заключенный, лишенный свободы даже в передвижении. Заключение, барак, такая вот несвобода, превращающая людей в одну сплошную безликую массу сдавленных друг с другом тел - это среда, где и высекется из массы атом человека, который, по Толстому, не мыслит себя отдельно, а имеет смысл только как частица целого, так что "каждое слово его и каждое действие было проявлением неизвестной ему деятельности, которая была его жизнью"; а по Солженицыну - не верит ни в рай, ни в ад, считая их обманом и, не желая жизни вечной, бессмертия души, не понимает своего интереса в жизни, кроме исполнения самых простых нужд, так что "он не знал, хотел он воли или нет". Этот человек в заточении обретал самого себя и неожиданно раскрывался в природных своих чертах - в сырости бараков прорастало семя, что должно было прорасти, будь ему земная-то жизнь волей. Этот человек абсурдным образом омужичивается именно в бараке, в неволе. А прорастало в нем семя христианское-крестьянское, но по-рабски уродливое. Рабство дало ему лживую свободу, безысходную свободу, свободу тайного действия. У Достоевского в "Записках из мертвого дома", где в подземелье каторги обнаруживает он галерею лиц и душ из народа, встречается тоже точно такой вот атом - Чекунов; человек с такой душой и лицом, даже повадками, как у Шухова и Каратаева. Это тот добровольный раб, который старался прислуживать герою "Записок" в остроге - как бы душевный раб, потому что услужить старался именно по доброй воле. Образы душевных рабов потом двоятся и троятся у Достоевского - это и Акулькин муж, и Смердяков, и мужик Марей... Но, повторюсь, этот атом человека не подглядывали и не писали его как с натуры; именно он, уже как не тип, а как архетип русского человека, рождал сложное и чем-то кровно тяжеловатое, тягостное к себе отношение - тот самый с е р ь е з н ы й взгляд. Серьезность отношения порождала в свой черед тот эффект, как если бы кусочек глины лип к рукам и из этого кусочка уж начинали лепить, ваять на свой взгляд фигурку - эффект переноса на фигурку собственного скрытого внутреннего смысла, так что фигурка стала магической, мистической, имела уж особой сокровенный смысл. Такой сокровенный смысл стала иметь в русской литературе фигурка ДУШЕВНОГО РАБА; в общеупотребительном стыдливом понимании - фигурка МАЛЕНЬКОГО ЧЕЛОВЕКА.
Метафорическое "маленький человек" сначала для обозначения только фигурки Каратаева употребрялет настойчиво и Толстой, зная, что каратаевы в России - это вовсе не люди в правах своих, а крепостные рабы. Также бессознательно направлен был Солженицын отыскать в лагерном бараке, уподобленном миру, магическую фигурку маленького человека, тоже, однако, зная, что шуховы в России советской - рабы; но именно человеческое, а не рабское желает видеть и Солженицын в судорогах выживания да повадках уже советского лагерного раба.
Сознательные совпадения у Каратаева с Шуховым - это
детали. Именно детали возможно без труда изменить, подменить на другие, но Солженицын деталями будто б сознательно и сталкивает Шухова с Каратаевым, а уже только своей обрисовкой продолжает он линии скрытые или недописанные Толстым, давая свою дальнейшую версию каратаевщины, но вольно или невольно уже только разоблачая, что было скрыто за фантомом, за недосказанностью.
Уже начало "Одного дня Ивана Денисовича" - это раскрытие всех деталей, зароненных Толстым в полуслове. Сказано у него, что Каратаев ходил за чужими посылками, без разъяснения, отчего ж это было нужно ему, а Шухов как нарочно с этой мысли начинает день и с первой страницы нам Солженицын разъясняет: за посылкой мужичок этот сбегает, чтобы услужить, это одна из "лагерных подработок", но вот только подработать может лишь тот, "кто знает лагерную жизнь". Подработать: "... шить кому-нибудь из старой подкладки чехол на руковички; богатому бригаднику подать сухие валенки прямо на койку, чтоб ему босиком не топтаться вокруг кучи, не выбирать, или пробежать по каптеркам, где кому надо услужить, подмести или поднести что-нибудь; идти в столовую собирать миски со столов и сносить их горками в посудомойку - тоже накормят..." Ремеслом этим владеет Каратаев - из д е т а л е й этого ремесла выживания, что даны Толстым, разворачивает уже к а р т и н у жизни лагерной, самого выживания Солженицын.
Не скоро, но совпадает еще одна важная деталь: мы узнаем, что Шухов не какой-нибудь заключеный, а солдат, и что его барак теперь - это по сути продолжение плена. Так и Каратаев - солдат; и он в балаган засажен как пленный, а это состояние и подразумевает - безвинный. Не за грехи, а по велению рока засаженны в барак два русских солдата - осколочки двух величайших для своих веков войн. Этот рок войны лишил личной судьбы, и солдат весь во власти его. Судьбы нет. Жизнь, где корни были этой судьбы, прекращена - вот то, что и сделали этот атом человека поневоле-то "частью целого". Еще деталь, в обрисовке - Шухов и Каратаев женоподобны, слащаво мягонько говорят; "с нежно-певучей лаской, с которой говорят старые русские бабы." Если мужчине не служит женщина, жена, а по солдатской службе забыли они своих жен, то женское является в его характере. Все служки так или иначе женоподобны, зато их избалованные холеные господа напитываются неожиданно мужественной грубой силой. Барство внеше воинственно, по-мужски крепко, потому ему прислуживают. А у Солженицына читается и другая неожиданная мысль: его Иван Денисович никогда не мог быть хозяином, не мог быть господином в своей семье, потому что столько денег, чтоб ее содержать, никак нельзя было ему честно заработать. И снова, если не хозяин, не господин, хоть уже и в семье, то мужская сила убывает. Мягкость, кротость в Иване Денисовиче и Каратаеве является будто б не от душевной силы, а от слабости душевной. "Младшего нарядчего разве Шухов боится"; а вот пугается в балагане по-бабьи Каратаев, когда Пьер громко возмущается о расстрелянных: " - Тц, тц... - сказал маленький человек. - Греха-то, греха-то - быстро прибавил он..." Какого греха-то? Кого он боится? Кругом ведь свои, да и то храпят вповалку, а французы из конвоя русской речи-то не поймут. Значит, боится сам себя, страхом уже бессознательным, страхом слабости своей, добровольно себя страхом угнетая, когда даже нет для него причины.
Жизнью барачной, рабской в России разрушено прежде всего мироздание семьи. Бабы стали за мужиков - там, в них, есть та сила, что убыла по-рабски в их мужьях; что это за сила - расследовать будет Солженицын в "Матренином дворе", а Толстой - во всех своих женских образах, которые тем его и притягивали, что в русской женщине чувствовал он неосознанно сокрытую другую волю к жизни, сохранившийся заповедник души, где все еще можно было спастись от затхлости балагана, барака.
Внутри повествования как у Толстого, так и у Солженицына введены также легенды человеческих судеб, но где есть обобщения, схожие с библейскими притчами, - рок уже как Божья воля, причинность временная раскрыта уже как причинность вечная. Легенда о безвинном купце - катарсис по Толстому, катарсис, которым разрешается бытие для Платона Каратаева. И тоже о безвинно виноватом - это сказ бригадира Тюрина, легенда о комвзвода, и это катарсис, но детально другой. Купец, оклеветанный в убийстве, мучаясь за чужой грех, понимает так, что мучается за свои грехи и по воле Божьей, потому что "мы все, говорит, Богу грешные"; с ним встречается на каторге настоящий убийца, раскаивается, но как приходил указ выпустить невинного купца на волю, стали искать, а он помер - "его уж Бог простил". Тюрин же, уличенный как сын кулака, после своих и не мучений, а мытарств, продолжая жить, вспоминает, что позднее узнал о судьбе своих командиров-судей: "... расстреляны в тридцать седьмом. Там уж были они пролетарии или кулаки. Имели совесть или не имели... Перекрестился я и говорю: "Все же ты есть, Создатель, на небе. Долго терпишь, да больно бьешь".
Солженицын однажды высказал прямо свою личную версию Каратаева. Насколько была она для него определяющей в его собственной работе, то есть имела ли на нее такое же прямое влияние - об этом утверждений его нет. Не соглашался же он с Толстым так, будто б Каратаев принадлежал не толстовской эпопее, а самой жизни: он, Каратаев - вовсе не всепрощенец и не такой уж простодушно "круглый", так вот утверждал Солженицын, он хитрит, ловчит, понимая по-своему, что в этом мире да по чем... Что же затаилось в Каратаеве, какая такая душа? Все душевные качества каратаевщины проявляются ясно, резко в Шухове, принимая вовсе другой смысл.
Является не праведный человек, а "правильный зек". Праведности нет, а есть правила, неписанные лагерные рабские законы: "Вкалывай на совесть - одно спасение". Но в том, что делал Каратаев ради спасения, исполняя правила жизни в бараке, Толстой увидел глазами уже другого своего героя, Безухова - осмысленность и праведность муравья, что тащит и тащит свою соломинку в общую кучу, созидая мир и жизнь. Безухов различил мужика в бараке по запаху, но ведь и мужик без ошибки различил в полутьме, в потерявшем свои сословные одежды человеке, барина - не иначе ведь тоже по запаху: " - А много вы нужды увидали, барин? А? - cказал вдруг маленький человек". После делится с ним он "важнющей" из супа картошечкой, а откуда она у него? почему вдруг-то б а р и н а подкормил?
Вся суть в том, что вот перед нами два природно русских человека, барин да мужик; тот, кто ничего не умеет сам себе добыть, и который - всегда себе заработает, кому "деньги приходили только от честной работы". Служить - это и есть честная работа душевного раба, а чтобы работать да выживать нужен ему так вот душевно барин, хозяин.
Тут уже не один атом, а два, в своем соединении: Каратаев - Безухов, Шухов - Цезарь. Мужики - и через сто лет солдаты, а господа сменяли профессию; Цезарь не граф и не дворянского соловия, а, видимо, из творческой интеллигенции, но этот cоветский интеллигент - барин. Что удивительно, барством не веет от конвоя, от начальства, но шибает от Цезаря, хоть он в бараке такой же арестант, как и Иван Денисович. Шухов же притягивается именно к Цезарю как магнитом; как магнитом притягивает во тьме кромешной барака мужика к барину. Между двумя этими людьми, этими атомами есть такая вот притягательная сила даже в бараке, потому что Цезарю "разрешили" носить чистую городскую шапку, а Безухову "разрешили" выбирать в каком балаганчике, с офицерами или с солдатами сидеть. Француз-конвоир тоже никогда б не поделился табачком с Каратаевым, а с Безуховым ему есть о чем говорить, Безухова он угощает как равного. И потому барин так важен становится мужику, что только через барина может просыпаться и ему крошка табачку: манит запрещенное, манит та действительная явная свобода, воля, которая в самом есть только как тайное действие.
Мужик будто б воспроизводит в служении рабском барину свою мечту о свободе.
Но Цезарь делает то, на что Иван Денисович, работяга, неспособен уже нравственно: Цезарь устроил себе и в бараке полубарскую жизнь тем, что "смог подмазать начальству", а еще потому, что вовсе-то не постыдился взять в услужение себе подобных, поставить себя во всех смыслах выше таких же как самсобригадников - выше шуховых. А на каком основании? А на том, даже внешнем, что ему "не о чем было с ними говорить", что он с ними общих не имел мыслей и прочее, скажем, об искусстве. Из всех Цезарь близок только с кавторангом, остальные - не ровня, и если даст он Ивану Денисовичу окурочек, то за службу, а не по душе.
Шухов, раб лагерный, способен без всякой выгоды вдруг пожалеть Цезаря. Такой ж жалостью к Безухову способен проникнуться и Платоша Каратаев. Но вот и Безухову было не о чем говорить с Каратаевым - он только его с л у ш а л. Окажись Безухов на сталинской каторге - быть ему, как и Цезарю, придурком, сиживал бы тоже в натопленной конторке. Даже когда должны Каратаева пристрелить как собаку - нечего Пьеру сказать и жалости существенной к издыхающему солдату нет; потому нет жалости, потому не жалеет, что слабее ведь он этого мужика - даже умирая доходягой тот оказывается духом своим сильней барина. Оказывается, барин в России, дувшено слабее своего раба! Но не иначе и Каратаев ждал, как ждал Иван Денисович, стоя столбиком при Цезаре, что заметит его Безухов да "угостит покурить", но и о нем - н е п о м н и л и.
Загадка другая - почему барак для мужика становится как дом родной? Для него работа - свобода. Что считает Шухов в лагере с в о и м - все, до чего коснулся своим-то трудом. Он кладет и стену лагерную, как свою. Ему жалко обломка пилки и он рискует с ней жизнью, потому что жалко уже-то как своего. Что воля, что неволя, будто ничего у него не отнимают. Но единоличие, с другой стороны, тому же Шухову в мыслях его о колхозных мужиках, что не ходят на о б щ и е р а б о т ы, ради своего огорода и прочее, отчего-то претит. Он о б щ е е воспринимает как свое - вот разгадка. Он делает для людей, то есть во имя о б щ е г о, как для себя. Для барина ж свое - это то, что он отделил себе от общего. Только конторка для Цезаря - своя, и он не ходит на лагерные о б щ и е р а б о т ы, потому что именно работать может только единолично, только для себя.
Но в то же время в барстве есть неожиданное моральное превосходство над мужиком: чего нельзя честно заработать, то Иван Денисович или Каратаев умыкнет, сворует - лишнюю порцайку или обрезков на обмоточки. Вот и скармливает Платоша "важнющую картошку" Безухову, и тот съедает с восторгом жизни, не согрешив, а ведь могла это быть та картошина, которую б Каратаев умыкнул, своровал из котла, как делает это без зазрения совести Иван Денисович - с него-то, с мужика русского, станется, "что он миску стережа, из нее картошку выловил". Так подкармливает русский мужик безгрешного русского барина ворованной картошкой, продлевая-то барский век!
Но ловчить на лету - для мужика "правильно", потому что нет в его голове мыслей о праведности, а есть та простая вот уж именно простодушная мысль, что мир никому не принадлежит, а если и принадлежит, то всем - и это правильное, справедливое положение мира. Каратаев в солдаты попадает, как в наказание, потому что поймали на порубке в чужом лесу, понимай так, что в барском. Так вот, для барина грех - это когда мужик дровишек в его лесу нарубил. А мужик и не подумает, что грешит, для него всегда подспудно этот барский лес был ничьим, общим, всечеловеческим. И за такие грехи - не заставишь мужика мучиться. Потому есть ложь в том, что Каратаев умиляется, когда Бог ему смерть дал, будто грехи простил, но нет лжи в том, что Иван Денисович крестится, когда надо пронестись над гибелью, а "с благодарностью" за спасение уже не крестится.
Толстой хотел видеть религиозный тип в Каратаеве; Cолженицын в Шухове - увидел без прикрас честную земную мужицкую веру, проговорив, что страдает Иван Денисович не за Бога и главный его вопрос: за что?! Так и Безухов не понимает: за что?! за что страдают люди безвинные? И это вопрос, который чуть не отменяет в России Бога. В царство Божье возвращает "счастливый билет" Иван Денисович, но это же и карамазовский вопрос, вопрос уже для человека по-господски просвещенного, образованного. В России будто б никто - ни мужики, ни баре - не в силах верить в такого Бога, каков он есть, но как духовные рабы уж в высшем порядке жаждут душевно Господина, Хозяина над собой: жаждут д р у г о г о Бога с такой силой, что уже ему и служат и верят, как если б не пусто это место - как бы где-то там он уже есть, тот создатель, что долго терпит да больно бьет! Вопрос - за что?! - решается почти ветхозаветной местью жизни; таким сиротством, таким раскольничеством, что вся-то жизнь уходит в барак, где грехи всех сваливаются в один грех, в одно греховное месиво; "Я же не против Бога, понимаешь. В Бога я охотно верю. Только вот не верю я в рай и в ад. Зачем вы нас за дурачков считаете, рай и ад нам сулите?"
Солженицын миловал Ивана Денисовича - не казнил. Он сродняется с ним душой, оставляет кое-где недосказанности, чтобы было ему куда расти, но честно сам же описывает, что расти ему только и можно - от сих до сих. Шухов почти освободился, почти отбыл свой срок, но на свободу уйдет - делать, как на лагерной фабричке, все равно что зек, "дешевые крашеные коврики"... "Один день Ивана Денисовича" - это не лагерь, увиденный глазами мужика; это лагерь, увиденный глазами Писателя. Солженицын заблуждался, когда утверждал, что Толстой писал с в о б о д н о - в силу своих обстоятельств эти два писателя свои взгляды самые сокровенные все же глубоко запрятывали, отбрасывали от сокровенного обманную тень. Хоть был сокровенен Толстому этот мужик, а вот оглупил он его, принизил лиловой кривоногой собачкой.
Солженицыну ж, кажется, в рассказе его был сокровенным не только Иван Денисович, но и мелькнувший под самый конец рассказа человек - и мелькнувший-то не иначе как тенью Ивана Денисовича: "Теперь рассмотрел его Шухов вблизи. Изо всех пригорбленных лагерных спин его спина отменна была прямизною, и за столом казалось, будто он еще сверх скамейки что-то под себя подложил. На голове его голой стричь давно было нечего - волоса его вылезли от хорошей жизни. Глаза старика не юлили всед всему, что делалось в столовой, а поверх Шухова невидяще уперлись а свое. Он мерно ел пустую баланду ложкой деревянной, надщербленной, но не уходил головой в миску, как все, а высоко носил ложку ко рту. Зубов у него не было ни сверху, ни снизу ни одного: окостеневшие десна жевали хлеб за зубы. Лицо его все вымотано было, но не до слабости фитиля-инвалида, а до камня тесанного, темного. И по рукам, большим, в трещинах и черноте видно было, что не много выпадало ему за все годы отсиживаться придурком. А засело-таки в нем, не примирится: трехсотграммовку свою не ложит, как все, на нечистый стол в росплесках, а - на тряпочу стиранную."
Только в полуслове даны детали, только взгляд молчаливый указывает - вот он! Тот, который знает за что терпит. Но и терпение его - это не всепрощение, а это терпение в непокорности, в сопротивлении окружающим нечистотам и злу. Это тот человек, в ком сохранилось достоинство человеческое. Не раб и не барин - человек. Тот, что не покорился общему во зле и жить не стал по тем правилам, что и все. Но ни Толстой, ни Солженицын так и не сознались до конца и не произнесли с в о б о д н о, что Каратаев и Шухов были лишены всех человеческих прав, были примерными рабами.
Сострадая рабам, желая видеть в рабских, рожденных в неволе чертах русского человека не темноту и порчу, а свет страдальческий, добровольно обманывалось и все сословие русских писателей. Все это сословие - свободное - вместо того, чтоб проклясть рабское и в человеке и в жизни, раскаивалось безуховыми да цезарями в своем барстве, а каратаевыми да шуховыми избывало виноватость за свободу своего-то положения перед порабощенным русским мужиком. Раба в России это сословие не осуждало и проклинало, а жалело да любило, делая само рабство уже религиозным, надмирным каким-то состоянием, видя в рабах святость да праведность. Иван Денисович по Солженицыну оказывается в конце концов тоже праведником, за праведность все он и прощает ему, однако из-за плеча этого праведника указал нам уже не раба, а на ч е л о в е к а - на того, кто "трехсотграммовку свою не ложит, как все, на нечистый стол". Этот стоик, узник своей совести - такой же русское явление, что и раб душевный. Солженицын написал этот образ в помощь Ивану Денисовичу, желая видеть уже двух этих русских людей - праведника и стоика - основой, твердью. Но что скрепляет своим душевным рабством Иван Денисович? Кажется, только рабство он и делает в своей душе сильней.
Так по пути ли им?
Солженицын, наделяя Шухова частичкой своей души и прошлого, сам не обратился в это ж обаятельное рабство своей судьбой: любя шуховых, сострадая шуховым, и он-то в своей жизни "трехсотграммовку свою не ложит, как все, на нечистый стол". Но, с другой стороны, Солженицын писал уже в ту эпоху, когда как сахар в кипятке, для большинства русских людей растворилось понятие Родины, понятие их русскости и общности как народа. У одних не было ничего за душой кроме советского их настоящего. У тех, кто призывал восстать из скотского состояния - у стоиков - было сильным убеждение, что все они жили в советское время не на своей родной земле, а в "системе", в "коммунистичекой империи", будто с рожденья надо знать, что та земля, где ты родился по воле Божьей - это не родина, а чужое тебе "системное" образование, где уже затаился в твоем же народе внутренний враг, душитель твоей свободы.
Это отражение зеркальное советского иезуитского духа, воспитывало уже в людях свободомыслящих ту же чужесть, как у бездомных, - что у них ничего родного и святого, кроме пресловутой этой "свободы". Солженицыну в Иване Денисовиче было сокровенным, что этот человек хранил в себе чувство родины... Все кругом родное, хоть и скотское. Страшно восстать - страшно рушить родное. Страшно бежать, потому что некуда бежать со своей родины. "Но люди и здесь живут". Этот камушек и пронес за пазухой Солженицын в литературу, загримированный для тех и других с "Одним днем Ивана Денисовича" под мужика. Катастрофу Солженицын почувствовал в том, что некому Россию полюбить, будто б нету ее у русского человека, родины-то. Катастрофа - это лагерный русский народ без своей земли и чувства родины, да лагерная русская земелюшка - без своего народа, что давно уж никому не родина. А с этой своей простодушной любовью к родине, ко всему родному и делается Иван Денисович неожиданно стоиком и главным для Солженицына человеком, его-то а т о м о м в о с с т а н о в л е н и я.
Где находит успокоение, согласие духовное с миром главный русский человек, где ж его "счастливый день" - это стало развязкой обоих творений, что власть имеет только в их хрупких, сотворенных пределах. А что, если попадется в декабристы Безухов? А что, если на другой раз не обманет Иван Денисович вертухая, пронося что-то запретное на зону? Круги расходятся и расходятся - не даром замысливал Достоевский "Житие великого грешника", потому что никогда в судьбе русского человека первым кругом ничего не кончалось, а скорее даже, что наоборот - первый круг только давал разгона рокового судьбе. "Красное колесо" должно было провести нас всеми этими кругами, но круги ж расплылись дальше и дальше; cтоило одолеть один круг истории, как трещали узлы и возникал на горизонте тот, что и не предполагался - колесо не катилось, а охватывало обручем своего рокового бесконечного кольца.
Но Солженицын в "Одном дне Ивана Денисовича" показал то, что кроется внутри этих кругов. Он же осмелился показать всю несостоятельнсть власти духовной, как двулично интеллигентство, что налагает моральные запреты на естество, чтобы себя же в моральном и социальном положении возвысить над естеством простонародья. Солженицын не создал духовного учения, потому что его ЭНЕРГИЯ СОПРОТИВЛЕНИЯ и его одиночество человека непримирившегося никак не могли обрасти толпой, пускай даже ревнителей да сподвижников. Литература - это главное дело его жизни, сфера его долга и ответственности как художника, но не вершина для влияния... Человек верующий, обретший веру, он не проповедовал власть духовную Церкви. Не преломилась в личности его и сама Власть. Он остался от нее в отдалении, не сближаясь с ней, даже для борьбы. "Письмо к вождям", "Как нам обустроить Россию", его политическая проза - это не заявка на Власть, а гражданское к ней послание человека, далекого от в силу своей любви к России от всякой политики.
Солженицын и есть - русский человек в ХХ веке, и не один он был таков; тот русский человек, что отыскал в этом веке и правду, и свободу, и веру. Отыскала, будто лучик света, свой ясный да прямой путь.
Статья Олега Олеговича Павлова
Главным действующим лицом в романе «Война и мир» оказываются люди. Через героев автор транслирует собственные мысли и идеалы, стремясь донести до читателя вечные истины, на которых построена его философия. Образ Платона Каратаева возник в произведении неслучайно. В высказываниях героя заключаются невероятная мудрость и принципы, провозглашаемые автором.
Платон Каратаев – русский солдат из Апшеронского полка, с которым провел месяц в плену. Герой остался в памяти дворянина сильным впечатлением от этого периода жизни. Платон – собирательный образ русского мужика, отражающий философию народа. Толстой вводит персонажа в непривычные для него условия, в которых ярко видна духовность человека. Имя героя означает «мощный, сильный», и таким видит писатель русский народ.
Солдат преисполнен любви к окружающим вне зависимости от тягот войны. В отличие от , он не вымещает злость на ближних и жалеет людей. Платон не обходит вниманием даже бездомную собаку. Словами он облегчает людям души. Его сочувствие и доброжелательность становятся лекарством. Платон оказался средоточием гармонии и подчинения божественной воле. Он верен христианским идеалам и не разделяет пессимизма Безухова.
Роль героя в произведении велика. Хотя Платон и стал персонажем короткого действия, он поселяет в душе Пьера осознание смысла жизни и веру в Бога.
Персонаж фигурирует в нескольких главах романа, но оставляет неизгладимое впечатление у главного героя произведения. Благодаря ему судьба Безухова меняется. Читатель встречается с Каратаевым, когда герой находится в сложных жизненных условиях. Крестьянину 50 лет. Он выходец из простых неграмотных крестьян, поэтому свой точный возраст мужчина не знает. Мудрость персонажа, его теории о счастье, мировоззрение и жизненная позиция основываются исключительно на опыте прожитых лет. Несмотря на это, он демонстрирует ум, превосходящий ум любого мещанина.
Постоянно сталкивавшийся с трудностями и проблемами, Платон Каратаев имеет больший опыт, чем Пьер, и этим покоряет того. Он живет в мире утопии, распространяя доброту и душевность на всякого рядом с собой. Его внешность располагает, а оптимизм вызывает улыбку. Невысокий мужчина с яркой улыбкой, гибкий и аккуратный, едва ли напоминает крестьянина.
Характеристика героя дополнена его историей. О юных годах почти ничего неизвестно, так как становление героя мало интересует автора. Каратаев представлен цельной личностью. Мужчина был женат, имел дочь, но девочка умерла, когда он ушел на службу. Других фактов о его семье не дается, хотя ясно, что она не бедствовала. Случайно пойманный на вырубке чужого леса, Платон попал в солдатские ряды и переживает о том, что находится вдалеке от дома.
Благодаря хорошему отношению к окружающим, крестьянин находит со всеми общий язык. Неизвестно, всегда ли он был таким или жизненные трудности повлияли на его духовный склад. Возможно, смерть дочери или заточение в плену стали переломными моментами, открывшими ему взгляд на истину.
Встреча Платона Каратаева и Пьера Безухова происходит в бараке для пленных. Будучи в шоковом состоянии от расстрела людей, Безухов теряет веру в человечество. В бараке Платон и Пьер сидят рядом. Простой крестьянин и аристократ оказались в одинаковых условиях Платон заметил подавленное состояние Пьера и поддерживал аристократа. Он делился печеной картошкой и давал советы, которые Безухов часто вспоминал впоследствии.
Каратаев убеждал графа, что главной целью остается стремление выжить и выстоять. Этому мужик научил Безухова, способствуя внутреннему перерождению героя. Солдат ежедневно влиял на личностную трансформацию Пьера каждым поступком, добрым словом или даже мимолетной лаской, подаренной бездомной собаке.
В ужасных условиях плена здоровье Каратаева пошатнулось. Проведя долгое время в больнице с сильной простудой, мужчина не успел от нее оправиться. В плену организм ослаб и недуг вернулся. Незаинтересованные в лечении пленных французы не обратили внимания на состояние Платона. Мужчину лихорадило. Французы застрелили его перед уходом из лагеря.
Смерть героя была предсказуема и оправданна: оказав влияние на сознание главного героя, персонаж выполнил свое предназначение и покинул сюжетную канву романа.
Роман "Война и мир" В уста Платона Каратаева Толстой вложил присказки и поговорки. Речь мужчины транслирует народную мудрость простыми словами.
«Страдаешь час, а живешь всю жизнь. Все когда-то заканчивается»
Такое напутствие давал русский солдат, ожидая лучшей судьбы и надеясь на божественное проведение. Он искренне верил, что испытываемые им тяготы даются свыше, что Бог не пошлет больше, чем Платон сможет вынести.
«Не нашим умом, а Божьим судом»
Поговаривал он, не сетуя на горести и неурядицы. Всепоглощающее упование на Бога освобождало мужчину от злобы и негатива.
Каратаев понимал, что от нытья и пессимизма не будет прока. Они ведут лишь к деградации. Не намереваясь жалеть себя, он поддерживал окружающих:
«На болезнь плакаться - Бог смерти не даст».
Веря в непредсказуемость судьбы, герой давал завет:
«От сумы и от тюрьмы никогда не отказывайся».
Сложная и полная лишений крестьянская жизнь по душе Каратаеву. Он тосковал по деревне, где спорилось любое дело, и по семье. Счастье состояло для него из простых мелочей, а большие надежды он не воспринимал всерьез:
«Счастье, как вода в бредне: тянешь – надулось, а вытянешь – ничего нету»
Рассмотрим образ Платона Каратаева из произведения "Война и мир". Этот роман можно назвать широким историческим полотном. Главным героем его является народ. Довольно сложна композиция романа. В нем присутствует множество различных сюжетных линий, которые часто сплетаются, пересекаются. Фото автора произведения, Толстого Льва Николаевича, представлено ниже.
Толстой прослеживает судьбы семейств и отдельных героев. Персонажей произведения связывают любовные, дружеские, родственные отношения. Их разделяет нередко вражда, взаимная неприязнь. Лев Николаевич создал исторически правдивый образ народа - героя войны. В сценах с участием солдат, в действиях простых людей, в репликах некоторых персонажей видно, прежде всего, проявление "теплоты патриотизма", воодушевляющей всех бойцов: солдат, генералов, лучших офицеров, партизан.
Платон Каратаев показан в произведении русским солдатом. Его встретил в балагане для пленных Пьер Безухов и прожил рядом с ним 4 недели. По словам писателя, Каратаев в душе Пьера навсегда остался самым дорогим и сильным воспоминанием, олицетворением всего доброго, русского.
В романе образ Платона Каратаева является одним из ключевых, отразивших народа. оторванный войной от привычного уклада жизни и помещенный в новые, непривычные для него условия (французский плен, армия), в которых его духовность проявилась особенно ярко.
Таков образ Платона Каратаева, кратко описанный. Рассмотрим его подробнее. Образ Платона Каратаева в романе во многом раскрывается благодаря знакомству этого персонажа с Пьером Безуховым и влиянию, которое он оказал на этого героя. В чем же оно состояло? Давайте разберемся.
После того, как Пьер становится свидетелем ужасного события - расстрела пленных, он теряет веру в человека, в то, что его поступки разумны. Безухов находится после этого в подавленном состоянии. Его возвращает к жизни именно встреча с Платоном в бараке. Толстой, описывая ее, отмечает, что Каратаев, человек, сидел, согнувшись, рядом с Пьером. Безухов его присутствие сначала заметил по крепкому отделявшемуся от него при любом его движении. Мужик и граф оказались в одинаковых условиях: они пленные. В подобной ситуации необходимо, прежде всего, остаться человеком, выжить и выстоять. Пьер учился такому выживанию у Каратаева. Смысл образа Платона Каратаева заключается, кроме прочего, во внутреннем перерождении Пьера Безухова. Этот герой, как известно, переживает глубокую внутреннюю трансформацию, как и некоторые другие персонажи произведения.
Платона Каратаева можно назвать собирательным образом, как и Представляясь Безухову, он не случайно себя называет во Он говорит: "Солдаты Однако Платон - полная противоположность Щербатому. Если последний к врагу беспощаден, то Каратаев всех людей любит, не исключая и французов. Если Тихона можно назвать грубоватым, а юмор его нередко сочетается с жестокостью, то Платон хочет во всем видеть "торжественное благообразие". Не отдельной личностью ощущает себя Каратаев, а частью народа, частью целого: крестьянства, простых солдат. Мудрость этого персонажа состоит в емких и метких поговорках и пословицах, за которыми скрыты эпизоды из его жизни. Образ Платона Каратаева, краткое описание которого мы составляем, отмечен одной немаловажной деталью. Платон пострадал из-за несправедливого в его отношении суда, и ему пришлось служить в армии. Но Каратаев воспринимает как должное любые повороты своей судьбы. Ради благополучия собственной семьи он готов принести в жертву себя.
Любовь ко всем - важная черта, характеризующая образ Платона Каратаева в романе "Война и мир". Этот герой любит всех, каждое живое существо, человека, весь мир. Он не случайно ласков с бездомной собакой. Согласно философии этого персонажа, необходимо жалеть не только людей, но и животных. Каратаев действует по христианской заповеди, которая гласит: "возлюби ближнего своего". Платон жил со всеми любовно, с товарищами, французами, Пьером. Окружающих согревало такое отношение. Каратаев "лечил" словом, утешал людей. Он доброжелательно, сочувственно к ним относился, в голосе этого героя ощущалась простота, ласка. Первые слова, которые он сказал Пьеру, были словами поддержки: "Час терпеть, а век жить!"
Мы видим в Платоне Каратаеве гармонию внутренней жизни, завоеванную безграничной верой в то, что на все происходящее на Земле - воля Бога, что рано или поздно справедливость и добро победят, поэтому не нужно оказывать сопротивление злу насилием. Необходимо принимать все, что происходит. Каратаев, таким образом, проповедовал философию покорности судьбе, терпения, слагавшуюся веками. Его готовность пострадать за людей - отголосок философии, которой он придерживался. Каратаев был воспитан на христианских идеалах, а религия, прежде всего, призывает нас к послушанию и терпению. Поэтому Каратаев не испытывал никогда обиды и зла на других.
Платон не разделяет пессимистического взгляда Безухова, который был измучен физическими страданиями. Он проповедует веру в лучшее, в бесконечное царство Божие. Пьер начинает после знакомства с этим персонажем по-иному относиться к жизни, к произошедшим в ней событиям. Для него Каратаев - пример для подражания. Платон помог Безухову восстановить в его душе ощущение устойчивости миропорядка, основу которого составляет взаимопонимание и любовь, помог ему избавиться от страшного вопроса, мучившего Пьера: "Зачем?" Безухов ощутил после общения с ним радость освобождения от бесконечных поисков смысла и цели жизни, так как лишь они мешали ему почувствовать, что в самой жизни и состоит ее смысл. Он находится везде и во всем. Бог есть рядом с людьми, и он любит каждого. Без его воли с головы человека не упадет ни один волос. Именно в плену, из-за встречи с Каратаевым и пережитых лишений и испытаний, Пьер обретает вновь веру в Бога, учится ценить жизнь. Философия Каратаева - христианская. Любому человеку, в каких бы трудных условиях он не очутился, религия помогает жить.
Дополняя образ Платона Каратаева, отметим, что, возможно, Платон слаб как солдат. Ведь настоящий боец должен, подобно Тихону Щербатому, ненавидеть своего врага. Но Платон, безусловно, патриот. Он очень мужественный и сильный как личность. Поистине велико значение образа Платона Каратаева в произведении, как и в действительности того времени таких как он. Если бы в русской армии не было подобных людей, готовых не только бить врага, но и относиться философски к различным трудностям в жизни, находить в себе силы преодолевать их, возможно, Кутузов не смог бы победить Наполеона.
Таков образ Платона Каратаева в романе "Война и мир", одного из самых ярких героев произведения. Лев Николаевич писал свой роман с 1863 по 1869 год.
Среди представителей дворянства образ Платона Каратаева в «Войне и мире» Толстого выделяется особенно ярко и выпукло. Создавая своё произведение, писатель стремился наиболее полно отобразить картину современной ему эпохи. В романе перед нами проходят многочисленные лица, разнообразные характеры. Мы знакомимся с императорами, фельдмаршалом, генералами. Изучаем жизнь светского общества, быт поместного дворянства. Не менее важную роль для понимания идейного содержания произведения играют герои из простого народа. Лев Николаевич Толстой, хорошо знавший условия жизни людей низшего сословия, талантливо отображает её в своём романе. Запоминающиеся образы Платона Каратаева, Тихона Щербатого, Анисьи, охотника Данилы созданы писателем с особенно тёплым чувством. Благодаря этому перед нами возникает реалистичная и объективная картина жизни людей первой половины девятнадцатого века.
Самым значительным персонажем из простонародья, безусловно, является Платон Каратаев. Именно в его уста вложена авторская концепция общей жизни и смысла существования человека на земле. Читатель видит Платона глазами Пьера Безухова, попавшего в плен к французам. Именно там происходит их знакомство. Под влиянием этого простого человека образованный Пьер меняет своё мировоззрение и находит верную дорогу в жизни. С помощью описания внешности и речевой характеристики автору удаётся создать неповторимый образ. Круглый и мягкий облик героя, неторопливые, но ловкие движения, ласковое и приветливое выражение лица излучают мудрость и добро. Платон с одинаковым участием и любовью относится к товарищам по несчастью, к своим врагам и к бродячей собаке. Он олицетворение лучших качеств русского народа: мира, добра, душевности. Речь героя, насыщенная поговорками, присказками, афоризмами, льётся размеренно и плавно. Он неспешно повествует о своей нехитрой судьбе, рассказывает сказки, напевает песни. Мудрые выражения легко, как птицы, слетают с его языка: «Час терпеть, а век жить», «Где суд, там и неправда», «Не нашим умом, а Божьим судом». Постоянно занятый полезным трудом, Платон не скучает, не рассуждает о жизни, не строит планов. Он живёт сегодняшним днём, во всём полагаясь на волю Бога. Познакомившись с этим человеком, Пьер понял простую и мудрую истину: «Жизнь его, как он сам смотрел на неё, не имела смысла как отдельная жизнь. Она имела смысл как частица целого, которое он постоянно чувствовал».
Мировоззрение и образ жизни Платона Каратаева наиболее близки и дороги писателю, но чтобы быть объективным и честным в изображении действительности, он использует сравнение Платона Каратаева и Тихона Щербатого в романе.
С Тихоном Щербатым мы встречаемся в партизанском отряде Василия Денисов. Этот человек из народа противопоставлен по своим качествам Платону Каратаеву. В отличие от миролюбивого и всепрощающего Платона герой полон ненависти к врагу. Мужчина не уповает на Бога и судьбу, а предпочитать действовать. Активный, смекалистый партизан является всеобщим любимцем в отряде. В случае необходимости он жесток и беспощаден и редко оставляет врага живым. Идея «непротивления злу насилием» чужда и непонятна Щербатому. Он «самый полезный и храбрый человек в отряде».
Давая характеристику Платону Каратаеву и Тихону Щербатому, Толстой сравнивает их внешние черты, качества характера и жизненную позицию. Тихон по-крестьянски трудолюбив и жизнерадостен. Он никогда не падает духом. Его грубоватая речь наполнена шутками и прибаутками. Сила, ловкость, уверенность в себе отличает его от мягкого и неторопливого Платона. Оба героя хорошо запоминаются, благодаря подробному описанию. Платон Каратаев – свежий опрятный, не имеющий седых волос. Тихона Щербатого выделяет недостаток зуба, отчего и пошло его прозвище.
Тихон Щербатый – персонаж, в котором олицетворяется образ русского народа – богатыря, ставшего на защиту своей Отчизны. Бесстрашие, сила и жестокость таких партизан вселяли ужас в сердца противника. Благодаря подобным героям, русский народ сумел одержать победу. Лев Николаевич Толстой понимает необходимость подобного поведения своего героя и частично оправдывает его в наших глазах.
Платон Каратаев – представитель другой половины русского народа, верящего в бога, умеющего терпеть, любить и прощать. Они, как половинки одного целого, необходимы для полного представления о характере русского мужика.
Симпатии Льва Николаевича Толстого, безусловно, на стороне Платона Каратаева. Писатель – гуманист всю свою сознательную жизнь выступает против войны, самого бесчеловечного и жестокого, по его мнению, события в жизни общества. Своим творчеством он проповедует идеи нравственности, мира, любви, милосердия, а война несёт людям смерть и несчастья. Страшные картины Бородинского сражения, гибели юного Пети, мучительная смерть Андрея Болконского заставляют читателя содрогнуться от ужаса и боли, которые влечёт за собой любая война. Поэтому значение образа Платона в романе «Война и мир» трудно переоценить. Этот человек – воплощение главной идеи автора о гармоничной жизни в согласии с самим собой. Писатель сочувствует именно таким, как Платон Каратаев. Автор, например, одобряет поступок Пети, жалеющего французского пленного мальчика, понимает чувства Василия Денисова, не желающего расстреливать пленных французов. Толстой не приемлет бессердечность Долохова и излишнюю жестокость Тихона Щербатого, считая, что зло порождает зло. Понимая, что война невозможна без крови и насилия, писатель верит в победу разума и человечности.
Сочинение «Образ Платона Каратаева в романе «Война и мир» лишь частично может вместить в себя идеи гуманизма и человеколюбия, которые хотел донести до читателя мудрый Лев Николаевич Толстой.
Тест по произведению
Тихон Щербатый и Платон Каратаев в романе Л.Н.Толстого «Война и мир».
Роман «Война и мир» был задуман как роман о декабристе, возвращающемся после амнистии в 1856 году. Но чем больше
толстой работал с архивными материалами, тем больше он понимал, что, не рассказав о самом восстании и глубже - о войне
1812 года, нельзя удачно написать этот роман.
Так замысел романа постепенно изменялся, и Толстой создал грандиозную эпопею. Этот рассказ о подвиге народа, о победе
его духа в войне 1812 года.
Толстой попытался отразить всю общность, повседневность, будничность войны. На полу все равны, но каждый по- своему
пытается побороть неприятеля, защищая себя, свою Родину!
На примере Платона Каратаева и Тихона Щербатого автор показывает образы крестьян, которые, несмотря на свое положение,
старается внести свой вклад в победу над Наполеоном! Л.Н. Толстому необходимы эти герои, чтобы показать, какие разные
бывают русские люди.
Особое место в романе занимает Платон Каратаев, солдат Апшеронского полка, с которым Пьер Безухов столкнулся в плену.
Явившись как бы определенным этапом жизни Пьера, он стал конечной точкой его исканий. Наконец – то Пьер нашел истинно
русского человека. Это показано в том, как Пьер описывает внешность, речь и характер этого человека.
Миленький, с певучей речью, общительный, этот человек для всех старается найти утешительное слово, помочь переносить
все тяготы будней в плену. Из речей Платона Каратаева становится понятно, что он любит жизнь во всех её проявлениях,
умеет приспособиться даже к суровым условиям. Ко всем он обращается ласково: «Э, Соколик!» При первой встрече с Пьером
Платон утешает его: «Не тужи, дружок, час терпеть, а век жить!»
Его отношение к незнакомцам поражает своей чистосердечностью, любвеобильностью и чуткостью. Удивляет нас и ощущение
его, как чего – то круглого и спокойного. Он привлекает всех к себе добротой, уверенностью, улыбчивостью своего
круглого лица.
Платон Каратаев не просто смирился с участью военнопленного, он приспособился к жизни в новых условиях. Не стараясь что
– то исправить, не высказывая никакого протеста, он спокойно все, что уготовлено ему судьбой. Каратаев, пытаясь убедить
Пьера в том, что будущее не надо знать, говорил:
От сумы да от тюрьмы не отказывайся; рок головы ищет, наше счастье, дружок, как
вода в бредне: тянешь – надулась, а вытащишь – ничего нету. Так – то!
Платон был человеком, который больше бы пригодился дома, чем в бою с французами. Он – народный умелец. Все мог делать
«не очень хорошо, но и не дурно». Пел песни, шил, пек, варил, занимался всем понемножку. Он мог поддержать любой
разговор, хотя не любил вспоминать службу в армии, но с удовольствием рассказывал о своей деревенской жизни.
Каратаев свято верил в торжество добра и справедливости. Он был простым крестьянином, не умеющим постоять за себя,
мирившимся со всем.
Но этот беззащитный, круглый, спокойный человек потряс Пьера. Каким он увидел его, таким и останется он в его
воспоминаниях.
Плато был особенным ещё и потому, что говорил он, используя огромное количество поговорок, которые поражали Пьера. Это
были те народные изречения, которые необходимо было услышать Пьеру, чтобы понять: не всё так отчаянно и безнадежно на
этой войне.
Хотя Платон Каратаев был для всех пленных просто Плотоша, Пьер сумел разглядеть в нем изюминку.
Личность Платона подтолкнула автора на создание абсолютно противоположного русского человека с другим характером. Это,
можно сказать, «богатырь» - Тихон Щербатый из отряда Денисова.
Вечный двигатель, все время занят каким – то делом. В отряде – самый важный и необходимый человек. Никто лучше него не
может выполнить самую трудную, и парой грязную работу. Партия нуждалась в таких людях.
Почему – то Пьеру встретился именно Платон – человек искренний, а не Тихон - человек, готовый на все постоянно убивать
французов и делать все ради государства и царя.
Тихон очень отважный, надеется быть популярный и достичь высот. Был всегда серьезен и немногословен. Умеет хранить
тайну, всегда держит свое слово. Ему поручали особенную работу. Он, как крестьянин, боец, не привык отступать, никогда
не отказывался и принимался за все, что ему приказывали. Иногда задания были просто ужасны, но Тихон не останавливался
перед трудностями. Без всяких проблем мог «вытащить лошадь за хвост из канавы; залезть в самую середину французов;
выворотить повозку из грязи…»
Это был человек слова и дела, всегда строго одет и готов к выполнению любых просьб и заданий. Что нельзя было сказать
о Платоне Каратаеве. Они очень разные.
Таким образом, Л.Н. Толстой показал нам два исконно русских характера людей, знающих свое предназначение. Несмотря на
их колоссальные различия, мы можем сказать, что они, каждый по – своему, были необходимы Отечеству в то нелегкое время.
