Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » Полина Виардо и Иван Тургенев: четыре десятилетия любви на расстоянии. История любви полины виардо и и.с.тургенева.(фото)

Полина Виардо и Иван Тургенев: четыре десятилетия любви на расстоянии. История любви полины виардо и и.с.тургенева.(фото)

Их отношения длились 40 лет - с 1843 по 1883 годы. Вероятно, это самая продолжительная история любви.

В 1878 г. Русский писатель И.C.Тургенев написал стихотворение в прозе: «Когда меня не будет, когда все, что было мною, рассыплется прахом, - о ты, мой единственный друг, о ты, которую я любил так глубоко и так нежно, ты, которая наверно переживешь меня, - не ходи на мою могилу… Тебе там делать нечего». Это произведение посвящено Полине Виардо, женщине романтическую любовь к которой, Тургенев пронес через многие годы своей жизни, до самого последнего вздоха.

При жизни ее называли роковой женщиной. Но какая она была? Всегда ли это холодная, расчётливая красавица, играющая чувствами влюблённых в неё мужчин?

Для писателя Ивана Тургенева такой женщиной стала певица Полина Виардо - «сажа да кости», как её за глаза называли в светском обществе. Именно она стала прототипом Консуэло в одноимённом романе Жорж Санд. За Полиной Тургенев следовал всю свою жизнь. Ради неё он оставил Родину, родных, друзей. Лев Толстой писал об этой в чём-то даже болезненной любви: «Он жалок ужасно. Страдает морально так, как может страдать только человек с его воображением», «Никогда не думал, что он способен так сильно любить...»

Тем временем в России, в родительском имении, у Тургенева росла дочь Пелагея, рождённая от случайной связи барина с крепостной. Полина, узнав об этом, то ли в знак расположения, то ли из жалости предложила взять девочку на воспитание. С тех пор Тургенев уверился в том, что его возлюбленная - святая женщина. Он изменил имя ребёнка на Полинет и привёз её в дом Виардо. Но, как говорят, дочь Тургенева так и не смогла полюбить чужую женщину, которую отец навязал ей в матери.

Это странное семейство - супруги Виардо, их дети, Иван Тургенев, его дочь, обитавшие практически под одной крышей, - вызывало множество пересудов у добропорядочных европейцев. Но Тургенев не обращал на это внимания. Ведь для него самым главным в жизни была его Полина.

Хотя Виардо совершенно не походила на тургеневских девушек, которых воспевал в своих книгах её поклонник. Тургенев практически всегда советовался с музой - Полиной по поводу своего творчества. Да и сама Виардо, не стесняясь, утверждала: «Ни одно произведение Тургенева не попадало в печать, прежде чем он не показал его мне».

3 сентября 1883 г. Тургенев умер от рака на руках своей уже престарелой возлюбленной.
Полина пережила его на 27 лет. После её смерти была найдена рукопись писателя под названием «Тургенев. Жизнь для искусства». Говорят, что из этих строк можно было многое узнать об этом странном романе между двумя совершенно разными людьми. Но рукопись пропала.

Тургенев познакомился с певицей Виардо в 1843 году, когда Виардо находилась на гастролях в Петербурге. Ее полное имя - Мишель Фердинанда Полина Гарсиа (в замужестве Виардо). Родилась Полина Гарсиа в Париже в знаменитой испанской артистической семье Гарсиа. Ее мать, Хоакина Сичес, одно время блистала на сценах Мадрида. Отец - Мануэль Гарсиа - тенор парижского итальянского театра, как композитор сочинял оперы. Старшая сестра Полины - Мария Фелисита Милибран успешно выступала в оперных партиях на сценах Европы и Америки. Полина росла музыкально одаренным ребенком. Обладая необыкновенным лингвистическими способностями, она в 4 года свободно говорила на четырех языках: французском, испанском, итальянском и английском. Позднее выучила русский и немецкий языки, занималась греческим и латынью. У нее был прекрасный голос - меццо-сопрано.

Первое публичное выступление Полины состоялось в театре «Ренессанс» в Париже в 1836 году. Она исполняла арии из опер и музыкальные пьесы. Публика встретила ее тепло. Затем последовали гастроли в Лондоне. Ее талант получает признание. Известный писатель и критик Т. Готье пишет похвальную рецензию. Композитор Г. Берлиоз восхищается ее вокальным мастерством. В 1840 году Полина знакомится с известной французской писательницей Жордж Санд, у которой был в это время бурный роман с композитором Ф. Шопеном. Знакомство переросло в глубокую дружбу. Ж. Санд изобразила Полину Гарсиа в главном образе романа «Консуэла». И, когда Полине делает предложение писатель и поэт Альфред де Мюссе, то по совету Ж. Санд Полина отказывает ему. Вскоре, опять по совету Ж. Санд Полина принимает предложение Луи Виардо, литератора и журналиста, человека старше ее на 20 лет. В начале брачного союза Полина была сильно увлечена мужем, но по прошествии некоторого времени, призналась Ж. Санд, что ее сердце устало от изъявлений любви мужа. Человек весьма достойный во всех отношениях, Луи был полной противоположностью талантливой и темпераментной Полине. И даже, расположенная к нему Ж. Санд находила его унылым, как ночной колпак.

Любовь проклятой цыганки

Медовый месяц супруги Виардо провели в Италии, где на вечере в их честь пению П. Виардо аккомпанировал молодой Ш. Гуно. Гастроли по Европе приносили успех, но французская пресса неоднозначно оценивала талант Виардо. Некоторые восторгались ее пением, а некоторые подвергали ее дарование уничтожающей критике, ставя ей в вину: голос, некрасивую внешность. Настоящее признание своего таланта Виардо получила в Петербурге, куда она прибыла в 1843 году. До ее появления в Петербурге в России о ней почти ничего не было известно. Дебют Виардо в опере Севильский цирюльник имел обещанный успех. На одном из представлений оперы певицу впервые увидел и услышал молодой поэт И.С. Тургенев, служивший в должности коллежского асессора в Министерстве иностранных дел. Популярность Полины Виардо дала ей возможность познакомиться со многими представителями высшего света и творческой интеллигенции России. Меломаны, музыканты писатели собирались в семье Виардо. Горячие поклонники музыки братья Михаил и Матвей Виельгорские приглашают Виардо на свои музыкальные вечера. Она участвует в музыкальных вечерах в Зимнем дворце. Тургенев - постоянный участник подобных вечеров и встреч. Он влюблен в Полину Виардо, влюблен с первого взгляда. Они впервые встретились в доме поэта и преподавателя литературы майора А. Комарова. Сама же Виардо никак не выделила Тургенева из многих других. Позднее она писала: «Мне его представили со словами: «Это молодой русский помещик, славный охотник и плохой поэт». В это время Тургеневу исполнилось 25 лет. Виардо - 22 года. С этого момента Полина - владычица его сердца. Возникает союз двух ярких талантливых личностей. По мере их сближения Виардо становится невольным исповедником Ивана Сергеевича. Он откровенен с ней. Доверяет ей все свои тайны. Она - первая читает его произведения в рукописи. Она вдохновляет его творчество. Нельзя говорить о Тургеневе, не упоминая Виардо. Нельзя говорить о Виардо вне связи с Тургеневым. С мужем Полины - Луи - Тургенев сильно сдружился. Оба были страстные охотники.

В 1844 году Виардо едет в Вену, в 1845 году она - снова в России, стране, давшей ей настоящую славу, стране, которую она называла своей Родиной. Весной Виардо, Полина и Луи, приезжают в Москву. Их встречает Тургенев. Он сопровождает супругов при осмотре Кремля. Мать Ивана Сергеевича В.П.Тургенева, преодолев ревность и неприязнь к Полине, поехала слушать ее пение и находить в себе мужество сказать: «Хорошо поет, проклятая цыганка!»

В мае 1845 года супруги Виардо едут в Париж, куда вскоре приезжает Тургенев. Лето они живут в Куртавнеле, своем имении под Парижем. Тургенев для свидания с Виардо также приезжает туда. В 1846 году Виардо приезжает в Россию. Супруги привезли с собой маленькую дочь - Луизетту. Случилось так, что дочь заболела коклюшем. Ухаживая за ней, сильно заболела сама Полина. Злокачественная форма коклюша могла привести к потере голоса. Все концерты отменились и супруги уезжают на Родину, где лечение гомеопатией и более мягкий климат помогли справиться с болезнью.

Динамику развития отношений между отношениями Виардо и Тургеневым можно наблюдать лишь по письмам Ивана Сергеевича. Письма Виардо к Тургеневу - не сохранились. Виардо изъяла их из архива писателя после его смерти. Но даже читая письма только одной стороны, письма Тургенева, можно почувствовать силу и глубину его любви к этой женщине. Первое письмо Тургенев пишет сразу же после отъезда Виардо из России в 1844 году. Переписка налаживалась не сразу. Видимо, Виардо отвечала не аккуратно и не давала свободы выражения Тургеневу. Но она не оттолкнула его, она приняла любовь писателя и позволила ему любить себя, не скрывая и своего чувства. Письма наполнены обожанием Виардо. Тургенев начинает жить ее жизнью, ее талантом. Он разбирает недостатки в ее творчестве. Советует изучать ей классические литературные сюжеты, дает советы и по совершенствованию немецкого языка.

В течении трех лет (1847-1850) Тургенев жил во Франции, находясь в тесном общении с семейством Виардо и лично с Полиной. В имении Куртавнеле в это время поселился композитор Ш. Гуно, с которым Тургенев подружился. В Куртавнеле были задуманы и написаны основные рассказы «Записок охотника».

Некоторые называли Куртавнеле «колыбелью" литературной известности Ивана Сергеевича. Природа этого местечка была необыкновенна. Перед главным входом в замок - зеленая лужайка с цветами. На ней же располагались роскошные тополя и каштаны, прогуливались под яблонями. Впоследствии Тургенев вспоминал платье Виардо с коричневыми разводами, ее серую шляпку и ее гитару. На зиму семья Виардо выезжала в Париж. Туда же ехал Тургенев, снимая квартиру. Виардо также часто выезжала на гастроли. Все современники отмечают, что будучи внешне некрасивой, а, может быть, даже безобразной, на сцене она преображалась. После начала пения по залу будто пробегала электрическая искра, зрителями овладевал восторг и никто не помнил о ее внешности - она всем казалась прекрасной. Великие композиторы - Берлиоз, Вагнер, Глинка, Рубиншнейтн, Чайковские и многие другие восхищались ее умом и талантом.

В середине 1850 года Тургенев вынужден был уехать в Россию. Мать писателя сильно ревновала сына к «проклятой цыганке» (по некоторым сведениям отец Виардо происходил из цыганской семьи), требовала разрыва с Виардо и возвращения сына домой. Позднее Тургенев использует материнские черты для изображения жесткой помещицы-крепостницы в рассказе «Муму». Сама В.П.Тургенева ни в грош ни ставила литературные занятия сына. Кончилось тем, что она перестала высылать сыну деньги, необходимые для жизни за границей. В имении Спасское Тургенев имел очень тяжелое объяснение с матерью. В результате ему удалось забрать у нее свою внебрачную дочь Полину, родившуюся от связи писателя с крепостной белошвейкой А.И.Ивановой и отправить 8-летнюю девочку на воспитание в семью Вирадо. В ноябре 1950 года мать Тургенева умирает. Иван Сергеевич тяжело переживает эту смерть. Ознакомившись с дневником матери, Тургенев в письме к Виардо восхищается матерью и одновременно пишет: «…мать моя в последние минуты не думала ни о чем, как (стыдно сказать) о разорении меня и брата».

Каблуком на шею и носом в грязь

Письма Тургенева к Виардо были переведены с французского языка и опубликованы еще при жизни Виардо. Выборку писем для публикации сделала сама Полина. Купюры также сделаны ею. В результате из писем почти исчезла любовь, письма сохранили лишь настроение теплых дружеских отношений двух, хорошо знающий друг друга людей. Полностью и без купюр письма публикуются сразу же после смерти Виардо. Во многих из них имеются вставки на немецком языке. Есть основания предполагать, что Луи - муж Полины, читал письма Тургенева к жене и Тургенев знал об этом, но в то же время Луи совсем не знал немецкого языка. Тургенев пишет: «прошу, позвольте мне, в знак прощения, пламенно поцеловать эти дорогие ноги, которым принадлежит вся моя душа… У ваших милых ног хочу я вечно жить и умереть. Целую вас целыми часами и остаюсь навек вашим другом».

Пока Тургенев жил в Спасском, улаживая свои дела и гуляя по тенистому парку имения, в 1851 году у него завязывается реальный земной роман с крепостной девушкой Феоктистой. В письмах этого времени к Виардо, Тургенев много пишет о делах, о смерти Гоголя, об изучении русского народа, но нет ни слова о связи с крепостной девушкой. Можно ли это рассматривать как лицемерие и неискренность писателя по отношению к любимой женщине? Скорее всего нельзя. Просто в душе Тургенева существовали противоречия, происходило столкновение высших и низших стихий. А связь с Феоктистой была не любовью, а всего лишь барской податливостью чувственному влечению к крепостной девушке, полностью зависящей от своего барина. Эти отношения никак не могли повлиять на романтическую любовь к Виардо. Видимо, сам писатель не придавал этой связи никакого значения и поэтому эпизод не нашел места в переписке.

В 1852-1853 годах Виардо приезжает петь в Россию. Она выступает успешно на сцене Петербурга. Тургенев трепещет от надежды на встречу, очень беспокоится об ее здоровье. Сам же он не может приехать в Петербург, т.к. правительство подвергло его ссылке в родовое имение за резкую статью по поводу смерти Н.В.Гоголя в «Русских ведомостях». Тургенев приглашает Виардо в Спасское, но, видимо, музыкальные обязательства не дают ей такой возможности. Весной 1853 года Виардо выступает в Москве. Тургенев по чужому паспорту выезжает в Москву, где проводит 10 дней, встречаясь с Виардо.

1854-1855 годы странный перерыв в письмах Тургенева к Виардо. Скорее всего причина в том, что Иван Сергеевич пытается устроить свою личную жизнь. Тургенев увлекается своей дальней родственницей Ольгой Александровной Тургеневой. Тургенев часто бывал в доме ее отца. Это была кроткая и привлекательная девушка, крестница В. Жуковского, музыкантша. В 1854 году ей исполнилось 18 лет. Они очень сблизились. и Иван Сергеевич думал о том, чтобы сделать Тургеневой предложение. Но, как вспоминал друг Тургенева П.В.Анненков, эта связь длилась недолго и мирно затухла. Но для Ольги Александровны разрыв оказался тяжелым ударом - она заболела и долго не могла оправиться от потрясения. Затем она вышла замуж за С.Н.Сомова и умерла, оставив несколько детей. Тургенев очень горевал об ее кончине.

В 1856 году Тургенев снова едет за границу. Шла Крымская война и было непросто получить заграничный паспорт. Проезд во Францию, с которой Россия воевала, был для русского закрыт… Тургенев едет в Париж через Германию. Он снова встречается с Виардо и проводит конец лета и часть осени в Куртавнеле - союз дружбы и любви восстановлен. Вероятно, этот период был тяжелым испытанием для любви Тургенева и Виардо. В Куртавнеле Тургенева посещает поет А. Фет, которому Тургенев дает откровенно признание, вырвавшееся у него в момент отчаяния: «Я подчинен воле этой женщины. Нет! Она заслонила от меня все остальное, так мне и надо. Я только тогда блаженствую, когда женщина каблуком наступит мне на шею и вдавит мне лицо носом в грязь». Друживший с Тургеневым поэт Я.П. Полонский вспоминал, что Тургенев по своему характеру не смог бы любить долго простую невинную женщину, хотя бы и с достоинствами. Что ему нужна была такая женщина, которая заставила бы его сомневаться, колебаться, ревновать, унывать - одним словом мучиться. Тургенев любил Виардо бескорыстно, всеми силами души, кладя к ее ногам всю свою жизнь. Полина, женщина властного темперамента и непомерной гордости, обладающая трезвым практическим умом, хотя и отвечала на чувства писателя, но практически держала его на расстоянии, часто доставляя Тургеневу непомерные страдания. Это была, несомненно, любовь высшего типа, когда сущность не в обладании телом, а в объединении жизней, в объединении душ. Эти два противоположных характера то сходились, то отталкивались друг от друга, но многие годы оставались вместе.

Приехав в Париж , Тургенев вновь зажил в тени любиВ­мой женщины и ее семьи. Он был счастлив, но это счастье вносило в душу полное смятение, страдания от того, что «сидит на краешке чужого гнезда». «Своего нет - ну и не надо никакого», - в отчаянии говорил писатель. Многие друзья, посещавшие Тургенева во Франции, считали его положение очень прискорбным. А Фету Иван Сергеевич признался: «Я заслужил то, что со мной происходит. СчаВ­стливым я способен быть только тогда, когда женщина поставит свой каблук мне на шею, вдавливая меня носом в грязь». Толстой, встретившись с ним в Париже, писал своВ­ей тете: «Никогда не думал, что он способен так сильно любить!»

Полина Виардо по-матерински ровно держалась как с мужем, так и с Тургеневым. Но верность пылкая итальянВ­ка не хранила никому. Она поддерживала отношения с другими мужчинами, одним из которых стал известный немецкий режиссер Юлиус Риц. В 1856 году она родила сына, вопрос об отцовстве которого так и остался открыВ­тым. Мужу и вечному возлюбленному Полина предложила только дружбу, «свободную от эгоизма, прочную и неутоВ­мимую».

Но Тургеневу недостаточно было лишь дружбы. Он стал хворать, ездил от одного врача к другому. В свои 40 он считал, что жизнь прожита. Осенью 1860 года произошло очень серьезное объяснение между Тургеневым и Луи ВиарВ­до: «На днях мое сердце умерло... Прошедшее отделилось от меня окончательно, но, расставшись с ним, я увидел, что у меня ничего не осталось, что вся моя жизнь отделиВ­лась вместе с ним...»

В 60-е годы Иван Сергеевич живет в постоянных разъезВ­дах между Россией и Францией. После публикации ромаВ­на «Отцы и дети» в 1862 году писатель ощутил, что теряет связь с молодежью. К тому же у Тургенева не складываВ­лись отношения с давними друзьями и единомышленниВ­ками: Достоевским, Герценом, Толстым. Оставшись соВ­вершенно один, Иван Сергеевич писал Полине: «Чувства, которые я к Вам испытываю, нечто совершенно небываВ­лое, нечто такое, чего мир не знал, что никогда не сущеВ­ствовало и вовеки не повторится!»

В 1864 году Полина Виардо начала терять голос. Она решила уйти со сцены и вместе с мужем и детьми пересеВ­лилась в Баден-Баден. Перед Тургеневым стал выбор: он мог остаться жить с дочерью во Франции или поехать вслед за возлюбленной. Иван Сергеевич выбрал Полину, объясВ­нив, что между ним и дочерью нет ничего общего. В своем письме к графине Ламберт он так объясняет свой выбор: «Она не любит ни музыки, ни поэзии, ни природы, ни собак - а я только это и люблю».

Полина Виардо была для Тургенева не просто боготвоВ­римой женщиной, идеалом, но и музой, проявлявшей жиВ­вой, неподдельный интерес ко всем произведениям писаВ­теля. Сохранилось письмо, в котором. Иван Сергеевич благодарил Полину как внимательного слушателя. Сама Виардо однажды в шутку заметила: «Ни одна строка ТурВ­генева не попадала в печать прежде, чем он не познакомил меня с нею. Вы, русские, не знаете, насколько вы обязаны мне, что Тургенев продолжает писать и работать!»

В 1863 году известная певица открыла школу вокальноВ­го искусства, а затем - театр, задумав самостоятельно пиВ­сать музыку к его спектаклям. Тогда в Европе только вхоВ­дил в моду жанр оперетты. Иван Сергеевич охотно помог любимой в ее композиторском дебюте, создав либретто к нескольким комическим операм. В письмах Тургенева, написанных осенью 1867 года, ощущается атмосфера праздВ­ника, царившая в домашнем театре Виардо: «С утра до вечера - дым коромыслом. Ставятся балетные сцены, примеВ­ряются костюмы». Сам писатель с огромным удовольствием участвовал в репетициях, играл главные роли. В то время Тургенев близко знакомится с Флобером, Золя, Мериме, Мопассаном, Доде, Готье, Жорж Санд, братьями Гонкур. Одна из знакомых писателя, Нелидова, писала: «Простое письмо с известием о состоянии желудка маленького реВ­бенка Клоди (дочери Полины Виардо) для него несравВ­ненно любопытнее самой сенсационной газетной или журВ­нальной статьи».

В последние годы во Франции Тургенев вел огромную и разнообразную общественную деятельность, став активным пропагандистом русской литературе на Западе. В 1875 году в Париже была открыта русская библиотека-читальня. ПиВ­сатель не раз жертвовал в ее фонд книги, оказывал по-, мощь деньгами.

В конце 1879 года Тургенев вынужден был приехать в Россию: умер его брат. На родине писателя встретили с восторгом. Однако своим друзьям он объявил: «Если госВ­пожа Виардо сейчас позовет меня, я должен буду ехать». Иван Сергеевич активно участвует в чтениях пьес, соВ­провождаемый молодой талантливой актрисой Марией Савиной. Она позволяла Тургеневу любить себя, дарить подарки, заботиться. Писатель же закрывал глаза на ее романы с Всеволжским и легендарным генералом СкобеВ­левым. Влюбившись в Савину, Тургенев привез ее в свою квартиру во Франции, где уже поселилась семья Виардо. Мария не смогла смириться с рабским поклонением великого писателя какой-то мадам Виардо и скоро верВ­нулась в Россию.

В эти годы Иван Сергеевич тяжело заболел. Как-то раз он полушутя, полусерьезно спросил Полину Виардо: «УгаВ­дайте, чего я всего более желал бы?» Мадам Виардо начала строить догадки, но все оказывалось не то. Тогда он пеВ­чально произнес: «Пять минут постоять и не ощущать боли». Болезнь стремительно прогрессировала. ПресловуВ­тая грудная жаба на самом деле оказалась раком позвоВ­ночника. Когда боль становилась совершенно невыносиВ­мой, Иван Сергеевич умолял Полину Виардо, заботливо ухаживающую за ним, выбросить его в окно. На что та неизменно отвечала: «Вы слишком большой и тяжелый, и потом, это может вам повредить». В такие минуты писатель не мог сдержать улыбки.

За несколько месяцев до кончины Тургенева умер Луи Виардо. «Как бы я хотел соединиться уже со своим друВ­гом», - сказал писатель, узнав о его смерти. В последние месяцы жизни он очень хотел вернуться в Россию... 22 августа 1883 года Иван Сергеевич Тургенев умер.

Существует легенда, что на столике возле кровати ПоВ­лины Виардо лежал написанный ею роман о Тургеневе сак последняя дань человеку, который сам себя не пониВ­мал, а порой ненавидел, возвращаясь к единственной на Вемле женщине, перевернувшей всю его жизнь. Ему не издалось «свить гнездо», но судьба подарила Полине Виардо и Ивану Сергеевичу Тургеневу идеальную, роковую, страстВ­ную и необъяснимую разумом любовь, о которой можно лишь мечтать...




С французского:

Добрый день, дорогая и добрая госпожа Виардо!

Воскресенье.

Никак не удавалось мне все эти дни продолжить это письмо. Продолжить - не то слово, но без преувеличения могу сказать, что ни на единый миг я не переставал думать о нас, добрый, нежный И великодушный друг мой, и о маленькой Полине. Повторяю - сознание, что она находится на вашем попечении, делают со дорогой для меня; она с полным основанием называет вас маменькой - ведь это вы сделаете из нее по-настоящему мою дочь. Жду с нетерпением следующего письма {в Москву спи приходят с большим опозданием), чтобы узнать, сохранилось "и то благоприятное впечатление, которое она на вас, кажется, произвела. Лишь бы только скорее взрослело ее сердце... Я люблю представлять себе его на вашей ладони. Sie wissen, warum. Mein Leben und mein Herz sind auch da wie fruher. Sie haben es nicht fallen lassen, nicht wahr? {Вы знаете, почему. Моя жизнь и мое сердце тоже там, как и прежде. Вы ведь не потеряли их, не правда ли? (нем.).} Бог да благословит тысячу раз вашу дорогую голову. А как ваши глаза?

В этом году в Москве все по отношению ко мне очень любезны, и если бы я хотел, то мог бы бывать повсюду; но у меня нет никакой к тому охоты. Вижусь с немногими: прежде всего - с графиней Салиас, с Щепкиным и его сыном. Эта графиня - русская, замужем за французом, который после одной дуэли вынужден был вернуться к себе на родину. Она остроумна, добра, искренна; в ее манерах есть что-то напоминающее вас. Мы с ней большие друзья. Она вращалась в светском обществе, но потом отдалилась от него. Она немолода, нехороша собой, но располагает к себе, так как с ниш сразу чувствуешь] себя непринужденно. Это, как вы знаете, очень хороший признак; а к тому же у нее и вправду настоящий талант.

У нас еще не сняты печати, но это произойдет в скором времени. Рассчитываю вернуться в Петербург через три недели.

Чувствую настоящую музыкальную жажду, а утолить ее здесь невозможно. Чего бы я но отдал за вечер, проведенный с Гуно! Пожмите ему от меня руку и скажите, что я люблю его как брата. Сделает ли он то, о чем я его просил1? Кланяйтесь от меня его милой матери; передайте всем моим парижским друзьям, что я храню воспоминание о них в своем сердце; я уверен, что м-ль Берта очень добра к девочке, и я ей за это весьма благодарен. Но необходимо, чтобы Полина вас обожала; ее спасение - только в этом чувстве; оно ее возродит, и если только у нее - хорошие задатки, она не сможет не обожать вас. Прошу вас: когда вы получите это письмо, позовите ее к себе и дайте ей поцеловать обе ваши руки, слышите ли, обе ваши руки - и думайте, пожалуйста, обо мне, пока она будет наслаждаться этим счастьем. Затем напишите мне, что вы это сделали. Скажите мне, делает ли она успехи в французском языке? Надо, не теряя времени, начать учить ее игре на рояле. Господи, зачем я говорю всё это? Я знаю, что некий ангел сделает для ней всё; я говорю это только для того, чтобы иметь лишний повод упасть еще раз к вашим ногам...

Дорогой, дорогой, добрый друг мой, пусть всё, что есть хорошего на свете, будет вашим уделом! Не забывайте самого верного и преданного из ваших друзей.

Только что получил ваше дорогое письмо, theuerste, liebste, angebetete Freundinn {дорогой, милый, обожаемый друг (нем.).}, письмо, в котором вы мне сообщаете столько подробностей о Полине. Боже, как вы добры, какой вы ангел! Это письмо взволновало меня до кабины души. Ну, что ж, тем лучше, если наша дочь - славная и любящая девочка, тем лучше. Видите, я ведь вам говорил,-- она вас обожает. Да, она вас обожает - чувствую это всем сердцем. Иначе не могло и быть - думается мне теперь: sie ist ja meiue Tochier {ведь она моя дочь (нем.).}. Спешу ответить на ваша вопросы. Да, ей привита оспа, но у нее не было ни одной детской болезни. Метрическую выписку о крещении вышлю вам, как только получу ее. Вы понимаете, конечно, что она не может быть воспитана ни в какой другой религии, кроме нашей. Пожалуйста, пришлите мне ее портрет, сделанный вами, и пусть она внизу напишет: "Pauline. Мама рисовала". Поцелуйте ее от меня. Я чувствую, чувствую, что начинаю ее в самом деле любить. Тысячу добрых пожеланий милейшему Гуно за несколько его слов в вашем письме2. Он вполне прав, говоря о "влиянии ангельских рук, которым вверена девочка". О да, ангельских, и прелестных, и творящих добро, и любимых... Позвольте мне прильнуть к ним губами. Спасибо также за то, что вы мне говорите о "Гугенотах" и о "Софо". А когда поставят "Сафо"? Вы ничего не пишете мне о фамилии, какую вы дали девочке; если это еще не сделано, дайте ей фамилию Мишель; у меня пристрастие к этому имени,-- я говорил вам об этом, и вы знаете, о чем идет речь - Da Miguela3. Пришлите мне ее каракули. Я так доволен, я бы охотно расцеловал всех друзей с улицы Дуэ, начиная с маленького Лу4, причем его - в обе щечки, надеюсь, полненькие и пухленькие.

Вы говорите, что Полина начала рыдать, увидев, что вы плачете после операции... Ей воздастся за эти слезы.

Добрый день, дорогой, добрый и благородный друг!

Сегодня ровно шесть месяцев, как я видел вас в последний раз - полгода. Это было - помните ли вы? - 17 июня... Сколько еще пройдет времени, прежде чем я буду иметь счастье увидеть вас снова? Бог знает... Может быть, еще год, и должен сказать, что, как ни бесконечен будет этот год, это было бы так прекрасно, что я едва смею верить. Впрочем, увидим, увидим... Я перечел первое письмо, которое вы написали мне после моего отъезда...

Кстати, мои письма я опять забываю нумеровать. Ну, начну снова. Это будет No 1. Я помню наизусть ваше последнее письмо; не знаю, сколько раз я перечитал его! Наконец сняты печати. Мы нашли только маловажные бумаги, да и то в небольшом количестве, ни одного ценного документа - ничего, нет даже письма к нам - она всё сожгла перед смертью. Но всё же мы нашли дневник, писанный карандашом в последние месяцы ее жизни5. Я просмотрел его сегодня ночью. Все интриги не привели ни к чему. Но сколько их было! Досада, желание свалить вину на других мало-помалу развязали всем языки. Какой хор обвинений, какие обнаруживаются низости! Надо поскорее положить этому конец, щедро расплатившись со всеми этими жадными существами, и освободить от них дом. Благодаря всем этим неприятностям я сделал одно приобретение: нечто вроде Тартюфа в женском обличье, смесь почти детского добродушия и дьявольской хитрости, тип весьма своеобразный и весьма отталкивающий. Если мы с вами увидимся,-- нет, я хочу сказать, когда мы с вами увидимся,-- я многое смогу вам поведать. Кстати, должен сообщить вам, о своем огорчении: вообразите себе. Маленькая Асенька - этот странный и прелестный ребенок, о котором я вам рассказывал,-- вдруг сразу выросла, подурнела и поглупела. Природа вступила и свои права; если бы эта перемена не произошла, то она, вероятно, умерла бы, как все рано развившиеся дети; но все-таки жалко. Теперь она более здорова, более естественна, но гораздо менее интересна. Тем не менее жена моего брата будет воспитывать ее как дочь6. Моя невестка очень славная, хорошая женщина, и я ее очень люблю.

Половина первого ночи.

Только что вернулся от графини С<алиас> и не хочу лечь спать, не пожелав вам спокойной ночи. Сегодня перед обедом я читал свою маленькую комедию, недавно написанную в Петербурге, у другой графини (чёрт возьми!) - у жены брата графа Соллогуба, того самого, с которым вы познакомились в Вене7. Вообразите, он сошел с ума, стал почти идиотом. Моя маленькая комедия имела большой успех, я уже читал ее графине Салиас и Щепкину. Да, кстати, я снова встретил Солового и его жену, которая приходится сестрой этой самой графине Салиас. Он стал расспрашивать меня о вас. Но он произвел на меня впечатление зайца, впавшего в меланхолию. Писал ли я вам, что за два дня до своего отъезда из Петербурга я у графа Виельгорского встретил Гуловича? Он горячо расцеловал меня и засыпал вопросами о вас; право, он славный малый и искренно вас любит. Зайду к нему, как только вернусь в С.-Петербург. Завтра я должен быть в театре. Дают мою пьесу в трех актах: "Холостяк", со Щепкиным. Я сяду в закрытой ложе: мне кажется, что я буду бояться. Второй акт холоден, как лед. Пьеса эта давалась уже неоднократно8.

Доброй ночи - надо ложиться. Прежде чем заснуть, буду читать дневник моей матери, который только случайно избежал огня. Если б я мог увидеть вас во сне... Это случилось со мною четыре или пять дней тому назад. Мне казалось, будто я возвращаюсь в Куртавнель во время наводнения: во дворе, поверх травы, залитой водою, плавали огромные рыбы. Вхожу в переднюю, вижу вас, протягиваю вам руку; вы начинаете смеяться. От этого смеха мне стало больно... не знаю, зачем я вам рассказываю этот сон.

Доброй ночи. Да хранит вас бог... Кстати, по поводу смеха, всё тот же ли он у вас очаровательно искренний и милый - и лукавый? Как бы я хотел хоть на мгновение услышать его вновь, этот прелестный раскат, который обычно наступает в конце... Спокойной ночи, спокойной ночи.

С прошлого вторника у меня было много разных впечатлений. Самое сильное из них было вызвано чтением дневника моей матери... Какая женщина, друг мой, какая женщина! Всю ночь я но мог сомкнуть глаз. Да простит ей бог все... но какая жизнь...

Право, я всё еще не могу прийти в себя. Да, да, мы должны бить правдивы и добры, хотя бы для того, чтобы не умереть так, как она... Когда-нибудь я вам покажу этот дневник; меня тяготит самая мысль скрыть от вас пусть тягостную, но важную для меня вещь. Вам известно всё, что было до сих пор; вы будете знать всё до конца, если только сами не предложите мне замолчать. Дорогой и добрый друг, одна мысль о вас в эту минуту действует на меня, как прозрачный луч мягкого света; простираю к вам руки и благословляю вас от всего сердца.

Третьего дни вечером я пережил ощущение совсем иного порядка. Я присутствовал в закрытой ложе на представлении моей комедии. Публика приняла ее очень горячо. Особенно большой успех имел третий акт. Сознаюсь, это приятно. Щепкин был восхитительно правдив, трогателен, воодушевлен; его вызвали 1 раз после 2-го акта, 2 раза в течение 3-го к два раза после него. Одна старая актриса была превосходна в ролы кумушки; другой актер, некто Живокини, был очень хорош в роли доброго провинциала. Героиня была посредственна, немного неловка, но естественна; прочие актеры - плохи9. Но как поучительно для автора присутствовать да представлении своей пьесы! Хочешь не хочешь, но становишься, чувствуешь себя публикой, и малейшая длиннота, малейший ложный эффект поражают сразу, подобно электрической искре. 2-й акт решительно но удался, и я нашел, что публика была слишком снисходительна. Тем не менее, в общем - я очень доволен. Опыт этот показал мне, что у меня есть призвание к театру и что со временем я смогу писать хорошие вещи.-- Послушайте, мы можем дойти и до 1200 франков в год для Полины. Перед отъездом из Москвы вышлю вам 800. Напишите мне, какого цвета ее самое красивое платье. Я ощущаю нежность к этому ребенку, который вас любит. Но вы не забудете дать ей целовать ваши руки, не правда ли? В течение целой минуты. Если она еще не понимает по-французски, скажите ей по-русски: "Еще". О, как она счастлива, эта маленькая соплячка! Как счастлива!

Пришлите мне прядь ее волос, у меня их нет. Да, ведь вы получите это письмо уже в 1851 году... Удастся ли нам вновь увидеться в этом году? Aber wenn ich es auch konnte, ich komme nur, wenn Sie mich rufen {Но если бы я и мог это сделать, я бы явился лишь по вашему зову (нем.).}.

Писал ли я вам, что Полина родилась 13 мая 1842 года? Я всё возвращаюсь к этому ребенку. Но вы знаете, почему.

Пятница, вечером.

Этот дневник не выходит у меня из головы... Ну, да не стоит больше думать о нем. Я один в моей комнатке; уже очень поздно; чудесно светит луна; блеск снега смягчен, почти ласкает глаз. Диана со мною; она сильно растолстела, и, даст бог, меньше чем через месяц произведет на свет детенышей, похожих на нее, потому что я нашел ей здесь кавалера, в точности ее напоминающего и известного своими талантами. Я хочу положить основание новой породе великолепных собак; я хочу, чтобы со временем говорили: "Видите эту собаку? Это внук знаменитой Дианы". Я только что спросил у Дианы, помнит ли еще она Султана. Она слегка насторожилась и весьма многозначительно подмигнула.

Суббота, час дня.

Папаша Щепкин пришел ко мне с утра; мы много болтали; его приход доставил мне удовольствие, но он украл у меня одну страницу письма к вам: если я хочу, чтобы письмо ушло сегодня, его следует отправить сейчас же. У меня есть только время припасть к вашим ногам и пожелать вам всевозможного счастья. Тысяча поцелуев Луи, Гуно, всем. Будьте все счастливы и благословенны. Люблю, нежно люблю вас всех.

Целую ваши дорогие, добро творящие руки. До скорого свидания.


Могла ли предположить популярная оперная певица Полина Виардо, что триумфальные гастроли в Санкт-Петербурге принесут ей не только любовь русской публики, но и удивительный роман длиною в сорок лет. Не каждый брак, даже заключенный по большой любви, способен продержаться так долго. А ведь это были особые взаимоотношения замужней женщины с русским дворянином.

Петербургская осень 1843 года


Осенний театральный сезон в Санкт-Петербурге открылся гастролями итальянской оперы и ее примы Полины Виардо, по прозвищу «Музыкальный муравей». Необычайно одаренная певица решила покорить публику пением в опере «Севильский цирюльник», добавив к ариям Розалины вставки из романса Алябьева «Соловей». Зрители были в необычайном восторге.

Среди поклонников оказались поэт Алексей Плещеев и писатель Иван Тургенев. Плещеев посвятил Полине Виардо стихотворение, а Иван Тургенев – свое сердце и жизнь. «Музыкальный муравей» отнюдь не блистала красотой, современники откровенно называли ее безобразной, но она влюбляла в себя своим пением и харизмой. Ее голос сразил Тургенева наповал и сделал самым верным поклонником. Получился странный «дуэт»: привлекательный коллежский асессор Тургенев и некрасивая певица Виардо. Тургенев влюблен как мальчишка! Он встречается с возлюбленной на музыкальных вечерах, балах и раутах, по пятам ходит за певицей.


Супруги Виардо жили в доме на Невском, неподалеку от театра, писатель сперва стал вхож в дом, а потом превратился в лучшего друга семьи. Муж отнюдь не ревновал свою благоверную к писателю, он просто привык к обилию поклонников. Тем более, что из сердечного увлечения Тургенева можно было извлечь пользу. Он ввел Полину и Луи Виардо в круг творческой богемы и написал цикл стихов, превращенных Полиной в изумительные песни. Более того, писатель стал лучшим другом для самого Луи и разделил с ним страсть к охоте. Позже Тургенев писал возлюбленной письма и обязательно просил передать ее мужу какая была охота и сколько перепелов насчитал в лесу. Для Тургенева роман был действительно головокружительным. Полина Виардо стала любовью его жизни, душой и настоящей музой.


Благодаря этой любви (одни исследователи утверждают, что она была платоническая, другие отрицают сей факт) на свет появились настоящие шедевры в области литературы. Иван Сергеевич был на взлете писательской карьеры, а Полина первой читала все его произведения и знала все его тайны и желания. По окончанию гастролей семья Виардо уехала в Вену, но через год вернулась в Москву.

Тургенев спешит встретиться с любимой, они проводят время гуляя по городу, посещая друзей. В этот приезд Полины Виардо в Россию писатель знакомит ее со своей матерью. Властная госпожа Тургенева сильно ревновала сына к заезжей певице и всячески пыталась отвлечь его от неподобающего романа с замужней иностранкой. Женщина открыто говорила, что ненавидит заезжую цыганку, но после посещения оперы вынуждена была признать невероятный талант пассии Ивана Сергеевича.

Трио во французском стиле


Властная госпожа Тургенева сильно ревновала сына к заезжей певице и всячески пыталась отвлечь его от неподобающего романа с замужней иностранкой. Женщина открыто говорила, что ненавидит заезжую цыганку, но после посещения оперы вынуждена была признать невероятный талант пассии Ивана Сергеевича. Постоянно гастролирующая Виардо уезжает в Париж, не выдержав разлуки Тургенев следует за оперой и снимает жилье поближе к театру.

Через год семья Виардо, вместе с дочерью, еще раз посещают Россию. Поездка оборачивается для ребенка и для самой Полины серьезной болезнью, и семейство принимает решение вернуться домой во Францию. В имении Куртанвель начинается новый виток романа между Виардо и Тургеневым. Писатель три года жил одной семьей с Полиной и Луи Виардо.


Близость к любимой женщине самым положительным образом сказалась на его творчестве. Под крылышком певицы он написал свои лучшие произведения. Сама Полина периодически уезжала вместе с труппой оперы, а Иван Сергеевич оставался в Куртанвеле с законным мужем любимой и ее детьми. Из всей компании он больше всех ждал ее возвращения с гастролей, проводя вечера с «приемной» семьей.

В 1850 году Тургеневой удалось ненадолго разлучить сына с ненавистной цыганкой. Иван Сергеевич приехал домой, после чего состоялся серьезный разговор с родительницей. Семейная ссора закончилась разрывом с матерью. Тургенев вернулся во Францию и забрал к новой семье свою внебрачную дочь. Однако девочка так и не приняла новых родственников.


Сам Тургенев наладил отношения со своей матерью и даже получил от нее деньги. Последующие годы Тургенев жил на две страны. Какое-то время был не выездным и роман развивался только в письмах. В 1856 Иван Сергеевич несколько недель провел в Куртанвеле, а через девять месяцев Полина Виардо родила сына Поля. Возможно это совпадение, но считается, что это ребенок Тургенева, уж больно мальчик был похож на русского писателя. Годы показали, что разрушить роман писателя с певицей могла только смерть. Виардо приезжала в Россию, а Тургенев находился в ссылке, но нашел возможность по чужим документам приехать на встречу к любимой. Свиданиям не смогла помешать даже война, закрывшая русским въезд во Францию.

Роман в эпистолярном жанре


Она жила во Франции, много гастролировала, он был вынужден возвращаться в Россию. Во время разлуки роман Тургенева и Виардо переходил в эпистолярный жанр. Из России шел неиссякаемый поток писем, которыми писатель выражал свою любовь к певице. Судя по содержанию писем Виардо чувства писателя были искренними, он горестно переживал разлуку с любимой. А сама Полина больше позволяла любить себя. Известно, что после смерти Тургенева у Виардо осталось пятьсот писем, триста из них она опубликовала, тщательно перебрав переписку и спрятав подальше все личные тайны.


Читателям доступны лишь письма с намеком на чувства, обсуждение произведений и прочие житейские перипетии. Из писем, написанных рукой Виардо, опубликовано не более двух десятков, остальные певица изъяла из наследия Тургенева. Так было суждено этой любви быть спрятанной от посторонних глаз хотя сами влюбленные все время были на виду. Иван Тургенев всего не несколько месяцев пережил Луи Виардо, так и не успев назвать женой любимую Полину. От сорокалетнего романа остались только литературные и музыкальные произведения и многочисленная переписка.

И сегодня для многих остаётся загадкой, как сумела покорить множество мужских сердец.

Иван Сергеевич Тургенев (1818 - 1883), с 1847 года жил большею частью за границей, в Париже, где весьма сдружился с артистическою четою Виардо. С госпожой Полиною Виардо, знаменитою певицею, к которой Иван Сергеевич относился с чрезвычайной идеальной нежностью, он постоянно переписывался во время его или ее отлучек из Парижа.

Париж, воскресенье вечером, июнь 1849.

Добрый вечер. Как вы поживаете в Куртавенел? Держу тысячу против одного, что вы не угадаете того, что... Но хорош же я, держа тысячу против одного - потому что вы уже угадали при вид этого лоскутка нотной бумаги. Да, сударыня, это я сочинил то, что вы видите - музыку и слова, даю вам слово! Сколько это мне стоило труда, пота лица, умственного терзания, - не поддается описанию. Мотив я нашел довольно скоро - вы понимаете: вдохновение! Но затем подобрать его на фортепиано, а затем записать... Я разорвал четыре или пять черновых: и все-таки даже теперь не уверен в том, что не написал чего-нибудь чудовищно-невозможного. В каком это может быть тоне? Мне пришлось с величайшим трудом собрать все, что всплыло в моей памяти музыкальных крох; у меня голова от этого болит: что за труд! Как бы то ни было, может быть, это заставить вас минуты две посмеяться.

Впрочем, я чувствую себя несравненно лучше нежели я пою, - завтра я в первый раз выйду. Пожалуйста, устройте к этому бас, как для тех нот, которые я писал наудачу. Если бы ваш брать Мануэль увидел меня за работой, - это заставило бы его вспомнить о стихах, которые он сочинял на Куртавенельском мосту, описывая конвульсивные круги ногой и делая грациозные округленные движения руками. Черт возьми! Неужели так трудно сочинять музыку? Мейербер - великий человек!!!

Куртавенель, среда.

Вот, сударыня, вам второй бюллетень.

Все вполне здоровы: воздух Бри положительно очень здоров. Теперь половина двенадцатого утра, мы с нетерпением ожидаем почтальона, который, надеюсь, доставит нам хорошие вести.

Вчерашний день был мене однообразен, чем позавчера. Мы сделали большую прогулку, а затем вечером, во время нашей игры в вист, произошло великое событие. Вот что случилось: большая крыса забралась в кухню, а Вероника, у которой она накануне съела чулок (какое прожорливое животное! куда бы ни шло, если б еще это был чулок Мюллера), имела ловкость заткнуть тряпкой и двумя большими камнями дыру, которая служила отступлением крысе. Она прибегает и сообщает нам эту великую весть. Мы все поднимаемся, все вооружаемся палками и входим в кухню. Несчастная крыса укрылась под угольный шкаф; ее оттуда выгоняют, - она выходит, Вероника пускает в нее чем-то, но промахивается; крыса возвращается под шкаф и исчезает.

Ищут, ищут во всех углах, - крысы нет. Напрасны все старания; наконец, Вероника догадывается выдвинуть совсем маленький ящичек... в воздух быстро мелькает длинный серый хвост, - хитрая плутовка забилась туда! Она соскакивает с быстротой молнии, - ей хотят нанести удар, - она снова исчезает. На этот раз поиски продолжаются полчаса, - ничего! И заметьте, что в кухне очень мало мебели. Утомившись войной, мы удаляемся, мы снова садимся за вист. Но вот входить Вероника, неся щипцами труп своего врага. Вообразите себе, куда спряталась крыса! В кухне на столе стоял стул, а на этом стуле лежало платье Вероники, - крыса забралась в один из его рукавов. Заметьте, что я трогал это платье четыре или пять раз во время наших поисков. Не восхищаетесь ли вы присутствием духа, быстротой глаза, энергией характера этого маленького животного? Человек, при такой опасности, сто раз потерял бы голову; Вероника хотела уже уйти и отказаться от поисков, когда, к несчастью, один из рукавов ее платья чуть приметно шевельнулся... бедная крыса заслуживала, чтоб спасти свою шкуру...

Это последнее выражение напомнило мне, что в National я прочел прискорбное известие: по-видимому, арестовали несколько немецких демократов. Нет ли в числе их Мюллера? Боюсь также за Герцена. Дайте мне о нем известие, прошу вас. Реакция совсем опьянена своею победой и теперь выскажется по всем своем цинизме.

Погода сегодня очень приятная, но в мне хотелось бы чего-нибудь другого, вместо молочного неба и легкого ветерка, который наводит на мысль, не слишком ли он свеж. Вы привезете нам хорошую погоду. Мы не ждем вас раньше субботы.

Мы покорились этому... Маленькая заметка от дирекции в газете не оставляет нам насчет этого никаких иллюзий. Терпение! Но как мы будем счастливы снова увидеть вас!

Оставляю немножко места для Луизы и для других, (Следуют письма Луизы и Берты).

P.S. Мы, наконец, получили письмо (половина четвертого). Слава Богу, все шло хорошо во вторник. Ради Бога, берегите себя. Тысячу дружеских приветствий вам и прочим.

Ihr Ив. Тургенев.

Нет более тростника! Ваши канавы вычищены, и человечество свободно вздохнуло. Но это не обошлось без труда. Мы работали, как негры, в продолжение двух дней, и я имею право сказать мы, так как и я принимал некоторое участие. Если бы вы меня видели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего! Тростник был очень длинен, и его очень трудно было вырывать, тем труднее, чем он был хрупче. В конце концов, дело сделано!

Уже три дня, что я один в Куртавенеле; и что же! Клянусь вам, что я не скучаю. Утром я много работаю, прошу вас верить этому, и я вам представлю доказательство…………….

Кстати, между нами будь сказано, ваш новый садовник немного ленив; он едва не дал погибнуть олеандрам, так как не поливал их, и грядки вокруг цветника находились в плохом состоянии; я ему ничего не говорил, но принялся сам поливать цветы и полоть сорную траву. Этот немой, но красноречивый намек был понят, и вот уж несколько дней, как все пришло в порядок. Он слишком болтлив и улыбается больше, чем следует; но жена его хорошая, прилежная бабенка.

Не находите ли вы эту последнюю фразу неслыханною дерзостью в устах такого величайшего лентяя, как я?

Вы не забыли маленького белого петуха? Так этот петух - настоящей демон. Он дерется со всеми, со мною в особенности; я ему подставляю перчатку, он бросается, вцепляется в нее и дает нести себя, как бульдог. Но я заметил, что каждый раз, после битвы, он подходит к дверям столовой и кричит, как бешеный, пока ему не дадут есть. То, что я принимаю в нем за храбрость, может быть только наглость шута, который хорошо знает, что с ним шутят и заставляет платить себе за свой труд! О, иллюзия! вот как тебя теряют... г. Ламартин, воспойте мне это.

Эти подробности с птичьего двора и из деревни заставят вас, вероятно, улыбаться, вас, которая го-товится петь Пророка в Лондоне... Это должно вам показаться очень идиллическим... А между тем я воображаю себе, что чтение этих подробностей доставить вам некоторое удовольствие.

Заметьте - какой апломб!

Итак, вы решительно поете Пророка, и все это делаете вы, всем управляете... Не утомляйтесь чрезмерно. Заклинаю вас небом, чтобы я знал наперед день первого представления... В этот вечер в Куртавенеле лягут спать не раньше полуночи. Сознаюсь вам, я ожидаю очень, очень большого успеха. Да хранить вас Бог, да благословит Он вас и сохранить вам прекрасное здоровье. Вот все, что я у Него прощу; остальное - зависит от вас……………

Так как, впрочем, в Куртавенеле в моем распоряжении находится много свободного времени, то я Пользуюсь им, чтобы делать совершенно нелепые глупости. Уверяю вас, что время от времени это для меня необходимо; без этого предохранительного клапана я рискую в один прекрасный день сделаться в самом деле очень глупым.

Например, я сочинил вчера вечером музыку на следующие слова:

Un jour une chaste bergere

Vit dans un fertile verger

Assis sur la verte fougere,

Un jeune et pudique etranger.

Timide, ainsi q"une gazelle

Elle allalt fuir quand, tout a coup,

Aux yeux eflrayes de la belle

S"offre un epouvantable loup:

Al"aspect de sa dent qui grince

La bergere se trouva mal.

A lors pour la sauver, le prince

Se fit manger par l"animal.

Кстати, я у вас прошу извинения, что пишу вам подобный глупости.

Пятница 20-го, 10 час. вечера.

Здравствуйте, что вы делаете сейчас? Я сижу перед круглым столом в большой гостиной... Глубочайшее молчание царствует в доме, слышится только шепот лампы.

Я, право, очень хорошо работал сегодня; я был застигнуть грозой и дождем во время моей прогулки.

Скажите, Виардо, что в этом году очень много перепелов.

Сегодня я имел разговор с Jean относительно Пророка. Он мне говорил очень основательные вещи, между прочим, что «теория есть лучшая практика». Если б это сказать Мюллеру, то он, наверно, откинул бы голову в сторону и назад, открывая рот и поднимая брови. В день моего отъезда из Парижа, у этого бедняка было только два с половиной франка; к несчастью, я ничего не мог ему дать.

Послушайте, хотя я и не имею den politischen Pathos, но меня возмущает одна вещь: это возложенное на генерала Ламорисьера поручение для главной квартиры императора Николая. Это слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгерцы! Честный человек, в конце концов, не будет знать, где ему жить: молодые наши еще варвары, как мои дорогие соотечественники, или же, если они встают на ноги и хотят идти, их раздавливают, как венгерцев; а старые наши умирают и заражают, так как они уже сгнили и сами заражены. В этом случаев можно петь с Роджером: «И Бог не гремит над этими нечестивыми головами?» Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку суждено быть свободным? История нам доказывает противное. Гёте, конечно, не из желания быть придворным льстецом написал свой знаменитый стих:

Der Mensch ist nicht geboren frei zu sein.

Это просто факт, истина, которую он высказывал в качестве точного наблюдателя природы, каким он был.

До завтра.

Это не мешает вам быть чем-то чрезвычайно прекрасным... Видите ли, если бы там и сям на земле не было бы таких созданий, как вы, то на самого себя было бы тошно глядеть... До завтра.

Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahri-ger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag! Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе следующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.

Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с вами. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, - помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относятся к вам... Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чувство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, - то, что я вам говорю, правда, насколько может быть правдиво человеческое слово... Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк... а теперь позвольте мне упасть к вашим ногам.

Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, lieb-ste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? нет дня, когда дорогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь вашей симпатией, и грустен оттого, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!

Работа моя для «Современника» окончена и удалась лучше, чем я ожидал. Это, в добавление к «Запискам охотника», еще рассказ, где я в немного прикрашенном виде изобразил состязание двух народных певцов, на котором я присутствовал два месяца назад. Детство всех народов сходно, и мои певцы напомнили мне Гомера. Потом я перестал думать об этом, так как иначе перо выпало бы у меня из рук. Состязание происходило в кабачке, и там было много оригинальных личностей, который я пытался зарисовать a la Teniers... Черт побери! какие громкие имена я цитирую при каждом удобном случае! Видите ли, нам, маленьким литераторам, ценою в два су, нужны крепкие костыли для того, чтобы двигаться.

Одним словом, мой рассказ понравился - и слава Богу!

ТУРГЕНЕВ, Иван Сергеевич (1818 — 1883), с 1847 года жил большею частью за границей, в Париже, где весьма сдружился с артистическою четою Виардо. С г-жой Полиною Виардо, знаменитою певицею, к ко-торой И. С. относился с чрезвычайною идеальною нежностью, он постоянно пере-писывался во время его или ее отлучек из Парижа.

Париж, воскресенье вечером, июнь 1849.


Добрый вечер. Как вы поживаете в Куртавенел? Держу тысячу против одного, что вы не угадаете то-го, что… Но хорош же я, держа тысячу против одно-го — потому что вы уже угадали при вид этого лоскут-ка нотной бумаги. Да, сударыня, это я сочинил то, что вы видите — музыку и слова, даю вам слово! Сколь-ко это мне стоило труда, пота лица, умственного терзания, — не поддается описанию. Мотив я нашел до-вольно скоро — вы понимаете: вдохновение! Но затем подобрать его на фортепиано, а затем записать… Я разорвал четыре или пять черновых: и все-таки да-же теперь не уверен в том, что не написал чего-нибудь чудовищно-невозможного. В каком это может быть тоне? Мне пришлось с величайшим трудом собрать все, что всплыло в моей памяти музыкальных крох; у меня голова от этого болит: что за труд! Как бы то ни было, может быть, это заста-вить вас минуты две посмяться.


Впрочем, я чувствую себя несравненно лучше не-жели я пою, — завтра я в первый раз выйду. Пожа-луйста, устройте к этому бас, как для тех нот, которые я писал наудачу. Если бы ваш брать Ма-нуэль увидел меня за работой, — это заставило бы его вспомнить о стихах, которые он сочинял на Куртавенельском мосту, описывая конвульсивные круги но-гой и делая грациозные округленные движения рука-ми. Черт возьми! Неужели так трудно сочинять му-зыку? Мейербер — великий человек!!!



Куртавенель, среда.


Вот, сударыня, вам второй бюллетень.


Все вполне здоровы: воздух Бри положительно очень здоров. Теперь половина двенадцатого утра, мы с нетерпением ожидаем почтальона, который, надеюсь, доставит нам хорошие вести.


Вчерашний день был мене однообразен, чем по-завчера. Мы сделали большую прогулку, а затем вечером, во время нашей игры в вист, произошло ве-ликое событие. Вот что случилось: большая крыса за-бралась в кухню, а Вероника, у которой она накануне съела чулок (какое прожорливое животное! куда бы ни шло, если б еще это был чулок Мюллера), имела ловкость заткнуть тряпкой и двумя большими кам-нями дыру, которая служила отступлением крысе. Она прибегает и сообщает нам эту великую весть. Мы все поднимаемся, все вооружаемся палками и входим в кухню. Несчастная крыса укрылась под угольный шкаф; ее оттуда выгоняют, — она выходит, Верони-ка пускает в нее ч-м-то, но промахивается; крыса возвращается под шкаф и исчезает. Ищут, ищут во всех углах, — крысы нет. Напрасны все старания; наконец, Вероника догадывается выдвинуть совсем маленький ящичек… в воздух быстро мелькает длинный серый хвост, — хитрая плутовка забилась ту-да! Она соскакивает с быстротой молнии, — ей хотят нанести удар, — она снова исчезает. На этот раз поиски продолжаются полчаса, — ничего! И заметьте, что в кухне очень мало мебели. Утомившись войной, мы удаляемся, мы снова садимся за вист. Но вот входить Вероника, неся щипцами труп своего врага. Вообразите себе, куда спряталась крыса! В кухне на столе стоял стул, а на этом стуле лежало платье Вероники, — крыса забралась в один из его рукавов. Заметьте, что я трогал это платье четыре или пять раз во время наших поисков. Не восхищае-тесь ли вы присутствием духа, быстротой глаза, энер-гией характера этого маленького животного? Человек, при такой опасности, сто раз потерял бы голову; Ве-роника хотела уже уйти и отказаться от поисков, ко-гда, к несчастью, один из рукавов ее платья чуть приметно шевельнулся… бедная крыса заслуживала, чтоб спасти свою шкуру…


Это последнее выражение напомнило мне, что в National я прочел прискорбное известие: по-видимому, арестовали несколько немецких демократов. Нет ли в числе их Мюллера? Боюсь также за Гер-цена. Дайте мне о нем известие, прошу вас. Реакция совсем опьянена своею победой и теперь выскажется по всем своем цинизме.


Погода сегодня очень приятная, но в мне хотелось бы чего-нибудь другого, вместо молочного неба и легкого ветерка, который наводит на мысль, не слишком ли он свеж. Вы привезете нам хорошую погоду. Мы не ждем вас раньше субботы.


Мы покорились этому… Маленькая заметка от дирекции в газете не оставляет нам насчет этого никаких иллюзий. Терпение! Но как мы будем сча-стливы снова увидеть вас!


Оставляю немножко места для Луизы и для других, (Следуют письма Луизы и Берты).


P. S. Мы, наконец, получили письмо (половина четвертого). Слава Богу, все шло хорошо во вторник. Ради Бога, берегите себя. Тысячу дружеских приветствий вам и прочим.


Tausend Grusse.


Ihr Ив . Тургенев .




Нет более тростника! Ваши канавы вычищены, и человечество свободно вздохнуло. Но это не обошлось без труда. Мы работали, как негры, в продолжение двух дней, и я имею право сказать мы , так как и я принимал некоторое участие. Если бы вы меня ви-дели, особенно вчера, выпачканного, вымокшего, но сияющего! Тростник был очень длинен, и его очень трудно было вырывать, тем труднее, чем он был хрупче. В конце-концов, дело сделано!


Уже три дня, что я один в Куртавенеле; и что же! Клянусь вам, что я не скучаю. Утром я много рабо-таю, прошу вас верить этому, и я вам представлю доказательство…………….


………………………………………………………..


Кстати, между нами будь сказано, ваш новый садовник немного л-нив; он едва не дал погибнуть олеандрам, так как не поливал их, и грядки вокруг цветника находились в плохом состоянии; я ему ничего не говорил, но принялся сам поливать цветы и полоть сорную траву. Этот немой, но красно-речивый намек был понят, и вот уж несколько дней, как все пришло в порядок. Он слишком болтлив и улыбается больше, чем следует; но жена его хорошая, прилежная бабенка. Не находите ли вы эту последнюю фразу неслыханною дерзостью в устах такого величайшего лентяя, как я?


Вы не забыли маленького белого петуха? Так этот петух — настоящей демон. Он дерется со всеми, со мною в особенности; я ему подставляю перчатку, он бросается, вцепляется в нее и дает нести себя, как бульдог. Но я заметил, что каждый раз, после бит-вы, он подходит к дверям столовой и кричит, как бешеный, пока ему не дадут есть. То, что я при-нимаю в нем за храбрость, может быть только наглость шута, который хорошо знает, что с ним шутят и заставляет платить себе за свой труд! О, иллюзия! вот как тебя теряют… г. Ламартин, вос-пойте мне это.


Эти подробности с птичьего двора и из деревни заставят вас, вероятно, улыбаться, вас, которая го-товится петь Пророка в Лондоне… Это должно вам показаться очень идиллическим… А между тем я во-ображаю себе, что чтение этих подробностей доста-вить вам некоторое удовольствие.


Заметьте — какой апломб!


Итак, вы решительно поете Пророка, и все это де-лаете вы, всем управляете… Не утомляйтесь чрезмер-но. Заклинаю вас небом, чтобы я знал наперед день первого представления… В этот вечер в Куртавенеле лягут спать не раньше полуночи. Сознаюсь
вам, я ожидаю очень, очень большого успеха. Да хра-нить вас Бог, да благословит Он вас и сохранить вам прекрасное здоровье. Вот все, что я у Него про-щу; остальное — зависит от вас………………………………………………….


Так как, впрочем, в Куртавенеле в моем распоряжении находится много свободного времени, то я Пользуюсь им, чтобы делать совершенно нелепые глупости. Уверяю вас, что время от времени это для меня необходимо; без этого предохранительного клапана я рискую в один прекрасный день сделаться в самом деле очень глупым.


Например, я сочинил вчера вечером музыку на следующие слова:


Un jour une chaste bergere
Vit dans un fertile verger
Assis sur la verte fougere,
Un jeune et pudique etranger.
Timide, ainsi q’une gazelle
Elle allalt fuir quand, tout a coup,
Aux yeux eflrayes de la belle
S’offre un epouvantable loup:
Al»aspect de sa dent qui grince
La bergere se trouva mal.
A lors pour la sauver, le prince
Se fit manger par l»animal.


Кстати, я у вас прошу извинения, что пишу вам по-добный глупости.



Пятница 20-го, 10 час. вечера.


Здравствуйте, что вы делаете сейчас? Я сижу перед круглым столом в большой гостиной… Глубо-чайшее молчание царствует в доме, слышится толь-ко шепот лампы.


Я, право, очень хорошо работал сегодня; я был застигнуть грозой и дождем во время моей прогулки.


Скажите, Виардо, что в этом году очень много перепелов.


Сегодня я имел разговор с Jean относительно Пророка. Он мне говорил очень основательные вещи, между прочим, что «теория есть лучшая практика». Если б это сказать Мюллеру, то он, наверно, откинул бы голову в сторону и назад, открывая рот и поднимая брови. В день моего отъезда из Парижа, у этого бедняка было только два с половиной фран-ка; к несчастью, я ничего не мог ему дать.


Послушайте, хотя я и не имею den politischen Pa-thos, но меня возмущает одна вещь: это возложенное на генерала Ламорисьера поручение для главной квар-тиры императора Николая. Это слишком, это слишком, уверяю вас. Бедные венгерцы! Честный человек, в конце-концов, не будет знать, где ему жить: молодые наши еще варвары, как мои дорогие сооте-чественники, или же, если они встают на ноги и хотят идти, их раздавливают, как венгерцев; а старые наши умирают и заражают, так как они уже сгнили и сами заражены. В этом случав можно петь с Рожером: «И Бог не гремит над этими нече-стивыми головами?» Но довольно! А потом, кто сказал, что человеку суждено быть свободным? История нам доказывает противное. Гёте, конечно, не из желания быть придворным льстецом написал свой знаменитый стих:


Der Mensch ist nicht geboren frei zu sein.


Это просто факт, истина, которую он высказывал в качестве точного наблюдателя природы, каким он был.


До завтра.


Это не мешает вам быть чем-то чрезвычайно прекрасным… Видите ли, если бы там и сям на земле не было бы таких созданий, как вы, то на самого себя было бы тошно глядеть… До завтра.




Willkommen, theuerste, liebste Frau, nach siebenjahri-ger Freundschaft, willkommen an diesem mir heiligen Tag! Дал бы Бог, чтобы мы могли провести вместе сле-дующую годовщину этого дня и чтобы и через семь лет наша дружба оставалась прежней.


Я ходил сегодня взглянуть на дом, где я впервые семь лет тому назад имел счастье говорить с ва-ми. Дом этот находится на Невском, напротив Александринского театра; ваша квартира была на самом углу, — помните ли вы? Во всей моей жизни нет воспоминаний более дорогих, чем те, которые относят-ся к вам… Мне приятно ощущать в себе после семи лет все то же глубокое, истинное, неизменное чув-ство, посвященное вам; сознание это действует на меня благодетельно и проникновенно, как яркий луч солнца; видно, мне суждено счастье, если я заслужил, чтобы отблеск вашей жизни смешивался с моей! Пока живу, буду стараться быть достойным такого счастья; я стал уважать себя с тех пор, как ношу в себе это сокровище. Вы знаете, — то, что я вам го-ворю, правда, насколько может быть правдиво чело-веческое слово… Надеюсь, что вам доставит некоторое удовольствие чтение этих строк… а теперь по-звольте мне упасть к вашим ногам.




Дорогая моя, хорошая m-me Виардо, theuerste, lieb-ste, beste Frau, как вы поживаете? Дебютировали ли вы уже? Часто ли думаете обо мне? нет дня, когда до-рогое мне воспоминание о вас не приходило бы на ум сотни раз; нет ночи, когда бы я не видел вас во сне. Теперь, в разлуке, я чувствую больше, чем когда-либо, силу уз, скрепляющих меня с вами и с вашей семьей; я счастлив тем, что пользуюсь ва-шей симпатией, и грустен оттого, что так далек от вас! Прошу небо послать мне терпения и не слишком отдалять того, тысячу раз благословляемого заранее момента, когда я вас снова увижу!