Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Валерий Кипелов о «Мании величия» и комплексе неполноценности

Фото: Виктор Погонцев / Russian Look

Группа «Ария» отмечает свое 30-летие двумя большими концертами в Stadium Live 28 и 29 ноября. В них участвует и Валерий Кипелов - вокалист классического состава «Арии», более десяти лет возглавляющий собственный проект. «Лента.ру» поговорила с Кипеловым об истории первой российской профессиональной хэви-метал-команды, в которой были многотысячные стадионы и работа ночными сторожами, насмешки музыкантов андеграунда и жалобы от передовиков производства.

«Лента.ру»: «Ария» возникла на основе вокально-инструментального ансамбля «Поющие сердца». Как получилось, что советский ВИА взял и превратился в группу, играющую хэви-метал в духе сверхпопулярных в то время Iron Maiden?

Я пришел в «Поющие сердца» из ансамбля «Лейся, песня», в котором проработал пять лет вместе с Николаем Расторгуевым. Но в 1985 году появилась специальная комиссия, которая проверяла ансамбли, репертуар и идеологию, и многие ВИА эту комиссию не прошли. Их отправили на репетиционный период - то есть нужно было пересдавать, готовить новый репертуар.

Тогда в обязательном порядке надо было исполнять 80% песен членов Союза композиторов и 20% молодых авторов, как их называли. Мы сделали «День без выстрела» Тухманова, «Гимн демократической молодежи», «Если бы парни всей земли», но «Лейся, песня» комиссию не прошла, на нас «напряглись». По разным причинам, и по идеологическим тоже. Наступил достаточно сложный период, никто не верил, что вокально-инструментальным ансамблям вообще позволят как-то работать.

И тут мне позвонил Виктор Векштейн (продюсер и руководитель «Поющих сердец», трагически погибший в 1990 году - прим. «Ленты.ру»). Они уже прошли просмотр, и Векштейн решил на базе «Поющих сердец» сделать отдельный проект. Он пригласил Николая Носкова, был там еще басист Алик Грановский тогда. Но Носков ушел, и пришел я, а вскоре и гитарист . Играли мы поначалу то, что осталось от Носкова, я какие-то песни «Лейся, песня» приволок. Каким-то образом родилась песня «Тореро». Пытались искать поэтов, многие отказывались. Для нас согласились писать Александр Елин, Рита Пушкина.

Фото: Александр Поляков / РИА Новости. Олимпийская деревня. В клубе-кафе «У фонтана». Дискотека. Выступает рок-группа «Ария». 1988 год

И вы решили играть именно тяжелую музыку?

Я всегда любил , Led Zeppelin, был в курсе всех этих событий. Мы с Николаем Расторгуевым даже в «Лейся, песня» какие-то элементы рок-н-ролла пытались привносить. Так что любовь к рок-музыке всегда была, а тут тем более такие условия - просмотр мы прошли, тормозов не было. И мы уговорили Векштейна, не знаю уж, какими путями, попробовать записать альбом.

Формально мы были в составе «Поющих сердец». Ездили на гастроли, играли не пойми что. Первое отделение какой-то непонятный репертуар играли, а во втором отделении аккомпанировали Антонине Жмаковой, певице и жене Векштейна. Все лето 1985 года мы посвятили тому, что записывали свой первый альбом, который назывался «Мания величия». Векштейн послушал, песни ему понравились. Он сказал, что да, это сложно будет пробивать, поскольку это был еще непростой период, но Горбачев уже был у власти, и стало попроще с идеологией. Векштейн был человек опытный, знал, на какие струны нажать, в какие кабинеты заходить, и где-то в октябре, по-моему, вышел альбом.

Векштейн очень хотел назвать группу «Вулкан» и даже сочинил песню с таким названием. По его настоянию мы ее записали. Это был такой компромисс. Потом эту песню тактично отрезали и отдали пленку в распространение без нее. А альбом пошел под названием «Ария».

А кто предложил название?

Скорее всего, это была идея Холстинина. Очень хотелось какое-то короткое музыкальное название, может быть, напоминающее чем-то Iron Maiden. Красивое, музыкальное, емкое, удобно скандировать. Тем более, у Холстинина была гитара Aria Pro-II. Альбом облетел всю страну буквально за мгновение, и тут Векштейн узнал, что группа называется не «Вулкан», как он мечтал, а «Ария». Было выяснение отношений, и как-то мы его убедили, что «Вулкан» напоминает марку пылесоса. К тому же, был фильм про пограничного пса по кличке Вулкан.

Правильно ли называть «Арию» первой советской хэви-металлической группой?

Хотя все мы в душе любили рок-музыку, но до этого не удавалось исполнять ее на профессиональной сцене. Некоторые группы, может быть, начали играть хэви-метал в СССР раньше нас, но мы были первыми, кто стал делать это на профессиональной сцене.

Мы работали от Москонцерта. Это вызывало насмешки у музыкантов из андеграунда. Они же все считали себя настоящими, они же все из подполья, в рок-лабораториях, а мы официально, значит, работаем в Москонцерте. Но я считаю, что это была наша заслуга - мы застолбили это дело на официальном уровне.

По поводу взаимоотношений с андеграундом: Кинчев как-то в интервью сказал, что «Алиса» очень даже дружила с «Арией».

Вражды между музыкантами никакой не было. В основном это делало окружение, журналисты, в частности, Артемий Троицкий. Уж больно, я помню, он нас не любил. Считал, что хэви-метал - это музыка людей, страдающих комплексом неполноценности, поэтому они сбиваются в большие кучи, чтобы орать, скандировать. Потом Троицкий заявил, что Киркоров, наверное, более достойный человек в роке, чем я. Троицкий считал, что прогрессивные - это с «Наутилусом Помпилиусом». Они, значит, были борцы с системой, а мы как бы нет. Но мы никогда не претендовали на эти лавры, мы никогда не были борцами с коммунистами, большевиками, никогда. Мы занимались своим делом, музыкой, а бороться было не нашей прерогативой.

Фото: Алексей Куденко / «Коммерсантъ» / «Ария» выступает на рок-фестивале «Нашествие», 2001 год

А как на хэви-метал реагировали первые слушатели? Я помню, например, что в 1987 году на метал-концертах в Москве зрителям запрещалось вставать со своих мест, а тех, кто вставал и, допустим, размахивал руками, милиция выводила из зала.

Сначала бывали разные ситуации, потому что половину концерта мы играли как «Поющие сердца», а половину - как «Ария». Название «Ария» официально утвердили только в 1986 году, поэтому бывало, что люди приходили на ВИА «Поющие сердца», а получали нечто другое и возмущались. Были передовики производства, которые писали гневные письма. Жмакова им нравилась, потому что это все-таки была советская эстрада, а вот у нас были всякие нарекания, вплоть до того, что нам грозили разгоном. В конце концов в 1986 году, уже где-то осенью, было официально утверждено название, долго собирался худсовет. Саша Градский нам очень помог в этом плане, убеждал, что эта музыка тоже имеет право на существование. Нам возражали, говорили, что песни слишком агрессивные. Векштейн утверждал, что это «наш ответ Чемберлену», наш ответ на западное влияние. К тому времени у нас появились песни «Воля и разум», «Встань, страх преодолей».

К концу 1986 года мы записали уже два альбома (второй альбом назывался «С кем ты?»), и по разным причинам внутри группы возникли противоречия - и с Векштейном, и между музыкантами. К сожалению, этот состав приказал долго жить. Из первого состава остались мы с Володей Холстининым, и в 1987 году это уже была другая «Ария». Жмакова стала как бы совсем отдельно - для нее Векштейн набрал музыкантов и она тоже решила играть тяжелую музыку под названием «Спрут».

В истории «Арии» была такая синусоида: большая популярность в перестроечные годы, потом еще один взлет в начале 2000-х, а между этими пиками было время, когда про группу почти не было слышно.

Да, так. Первый всплеск был после выхода второго альбома. Тогда хэви-метал вошел в моду, и только ленивый не играл такую музыку. Даже Пугачева, по-моему, надела железные браслеты. Ротару стала тоже использовать элементы хард-рока. Это было очень модно, а потом мода начала потихонечку проходить. В 1987 году мы записали очень удачный альбом, один из самых лучших - «Герой асфальта». А наверное, уже в 1989 году популярность тяжелой музыки начала падать, появились другие приоритеты: ласковые, маленькие, большие - все, что связано с поп-музыкой. Там были фанерщики в основном, им не надо было париться со звуком, у них все было просто.

Ушлые люди вложили в них деньги, тяжело с ними было конкурировать, но мы пытались. И вот самая низкая точка синусоиды - это были 1992-1994 годы примерно, это было дно. Мы почти не работали, поскольку нам предлагали работать на «дровах» (я имею в виду аппаратуру, зал), но какие-то концерты мы пытались сделать. Мы в этот период с Дубининым работали сторожами на той же базе, на которой репетировали.

Было очень тяжело, потому что почти у всех семьи, дети, у меня двое детей было. Многие музыканты ломались и кто-то уезжал в Бельгии, Германии, Америки, думали найти себя там. Мы таких иллюзий не испытывали, поскольку трезво оценивали свои возможности, и знали, что таких музыкантов, таких групп на Западе - как собак нерезаных. Мы гнули свою линию, пытались держаться, выживать.

Наверное, с 1995 года начался подъем. Мы записали удачный альбом «Ночь короче дня», и подъем длился до 2002 года. Мы разошлись с «Арией» на самом пике популярности. У нас было все в полном порядке: гастроли, финансы, все было отлично, ничего не скажешь. Обычно это происходит, когда плохо, а мы разошлись, когда было хорошо. Наверное, это и отличает нас от других команд. Реально получился подъем, но вот не выдержали испытания медными трубами.

Фото: «Огонек» / «Коммерсантъ» / «Ария», 1990-е годы

На что была похожа ваша первая группа «Крестьянские дети»?

Ребята играли на танцах и там был очень странный репертуар. Ну то, что на танцах играют. На самом деле там очень талантливые музыканты были, был замечательный гитарист и автор песен Дмитрий Корзюк, ныне покойный. Это больше походило на советскую эстраду, хотя мы исполняли кавер-версии , на танцах, на свадьбах. То есть и советская эстрада и плюс еще кавер-версии, скажем так. , Love Hurts частенько пел.

Что вы думаете о новой волне тяжелой музыки, которая появилась в 2000-х?

Мне сложно об этом судить, я не очень в этом деле разбираюсь. Больше вопрос, наверное, к музыкантам группы «Кипелов». Они помоложе, они слушают эти команды. В свое время мне не очень нравилась группа Metallica, я больше любил Judas Priest, Iron Maiden, Оззи Озборна - вот это были мои основные три группы классического хэви-метала. До этого я очень любил Deep Purple, Led Zeppelin, Pink Floyd, в свое время обожал просто группу Creedence Clearwater Revival. Это то, на чем я воспитывался.

Из всех команд, появившихся после классического хэви-метала, мне больше всего нравится Muse. У меня вся семья повернута на этой группе, на концерты ходим. Отдельные песни System of а Down нравятся, а так я все-таки предпочитаю классический хэви-метал. Хотя по жизни я вообще почти эту музыку не слушаю. Я слушаю казачьи песни, мою любимую певицу Евгению Смольянинову, народные песни, хорошую советскую эстраду. В детстве я слушал очень много оперных певцов, Лемешева, Козловского, любил народную певицу Лидию Русланову и до сих пор ее слушаю. Поэтому у моих пристрастий очень странный замес.

Он вполне логичный, потому что это тоже все мелодично и красиво.

Да, и классику обожаю на самом деле. Хожу частенько на концерты. Вот «Геликон-опера», теперь у них новый театр, буду ходить. У меня там мой зять работает и бывший вокалист группы «Мастер» Миша Серышев тоже. С удовольствием смотрел постановку «Бориса Годунова» в их камерном зале.

Многим поклонникам Кипелова, «Арии», близка фэнтези-эстетика. Сейчас в этой эстетике делается много фильмов, сериалов. Смотрите такое?

«Игрой престолов» я не проникся. Что меня зацепило сразу, так это «Властелин колец», один из любимых фильмов. Я смотрю его со своими внучками, у меня их две. Старшей 14 лет, младшей шесть. С детьми тоже, они у меня уже взрослые: дочери 35, сыну 26, консерваторию заканчивает по классу виолончели.

Мне кажется, что «Властелин колец» самый удачный фильм в этом жанре. Все остальные - «Хроники Нарнии», «Гарри Поттеры» - как-то меня не очень впечатлили, а вот это понравилось. Может, музыка, может, актеры, может, сюжет. В текстах группы «Кипелов» героика все-таки более личностная, более земная, что ли. Мне как-то не очень интересно петь исландские саги или что-то в этом духе. Хотя я там нахожу то, что можно взять и адаптировать к современности, этим я с удовольствием занимаюсь.

Беседовал Александр Зайцев

ВАЛЕРИЙ КИПЕЛОВ

ИНТЕРВЬЮ С ПРИСТРАСТИЕМ

Валерий Кипелов, конечно, певец от Бога. Это одна из самых мощных глоток, которые когда-либо звучали в русском роке. Я бы написал просто - в роке, но такого пафоса кое-кто мне никогда не простит. Голову даю на отсечение, львиная доля успеха «Арии» - именно на его совести. Так уж сложилось, что музыку в России могут играть практически любую, однако действительно стоящих вокалистов можно пересчитать по пальцам, однако имя Кипелова даже среди этих «избранных» стоит особняком.

Валерий - человек общительный, дружелюбный и патологически вежливый. Больше всего он боится, что на очередном журналистском допросе на свет выплывет темная история о том, как его родители, дабы заставить чадо пойти в музыкальную школу, пошли ему навстречу и купили собаку. Кипелов - человек домашний и с некоторых пор совершенно непьющий. Единственное, что он себе еще может позволить, - это выкурить сигаретку. Сигареты он предпочитает, насколько я заметил, легкие и длинные. «Подъезжай ко мне домой!» - сразу предложил Кипелов, сходу отвергнув мои провокационные предложения посидеть где-нибудь в центре за кружечкой пива. «Не забыл еще, где я живу?» - «Нет, не забыл, только код напомни!» - «534, ну а если что ~ покричишь: код, увы, не работает…»

Последние слова Валерия Александровича в телефонной трубке я толком не расслышал. Однако, оказавшись у подъезда ки-пеловского дома, исписанного соответствующими надписями и знаками, я понял, что ничего другого, как кричать, - мне и не остается: как назло, весь подъезд будто вымер - никто не входит и не выходит! Представьте себе недоумение подростков в майках «Ария», тусующихся на соседней скамейке, когда у них на глазах с виду приличный молодой человек вдруг начинает вопить: «Кипелов!!! Открой дверь!». Тинэйджеры очень довольны и, заглушая мои призывы, обращенные к Кипелову, принимаются скандировать: «А-ри-я»! «Арию» давай!». Наконец, дверь в подъезде щелкает, приглашая меня проникнуть вовнутрь.

Кипелов частенько любит повторять, что у него образ «лирического героя». Раньше в опереттах это называли более конкретно - «герой-любовник». В жизни Валерий решительно не соответствует своему «героическому имиджу». Никакой патетики! Он располагает к себе именно своей доброжелательностью.

Кипелыч, честное слово, я ничего не буду спрашивать про собаку.

Лучше не Кипелыч, а Кипелович. Хорошо! И на том спасибо.

Давай разберемся с твоим детством, а потом перейдем к более высоким материям.

А что детство? Детство у меня проистекало нормально. Я все больше старался заниматься спортом. Папаша хотел сделать из меня футболиста или хоккеиста - он сам когда-то в футбол играл. Я же родился в Капотне - а там нефтеперерабатывающий завод, и при нем таких команд, наверное, штук девять было. Поэтому все в моем районе были помешаны или на хоккее, или на футболе.

На концертах ты всегда делаешь какие-то странные движения, напоминающие поведение боксера на ринге. Кто-то, Куприянов кажется, даже прозвал тебя «физкультурником». Ты боксом, случайно, не занимался?

Я сам удивляюсь, откуда это у меня. Нет, вынужден тебя огорчить, боксом я никогда не занимался, а на сцене все выходит само собой.

А правда, что Игорь Куприянов - твой двоюродный брат?

Насчет Куприянова - да. Ну, так вот, по поводу моих спортивных увлечений. С хоккеем у меня получалось не очень, а вот футбол… Я конкретно собирался посвятить себя спортивной карьере, пойти в спортивную школу. Но что-то дальше это занятие не пошло. Не знаю, может, из-за плоскостопия, которое у меня обнаружили врачи… Я ограничился тем, что играл за завод. Папаша ездил со мной постоянно во всякие спортивные лагеря, на сборы и практически никогда меня не оставлял. Учил меня, можно сказать, всему, за что я до сих пор очень ему благодарен.

Что-то ты пропустил такой факт своей биографии, как учеба в музыкальной школе.

Правда? Не может такого быть! Да, я действительно пять лет играл на замечательном народном инструменте - баяне. Сначала мне баян не очень нравился, а потом я втянулся и играл уже с большим удовольствием, подбирал на нем разные рок-н-ролльные хиты - «Creedence», «Deep Purple», например… Очень забавно получалось.

Я с нетерпением жду классических признаний в том, какая группа «перевернула» твое мировоззрение. Что это было: «Beatles», «Rolling Stones», «Who»?

He угадал! Да, у меня действительно был такой переломный момент - я услышал «Creedence». До этого все мои невзыскательные музыкальные запросы ограничивались советской эстрадой. Мне нравилась группа «Веселые Ребята» - они иногда хоть «фирму» пели, потом «Песняры»… Но когда я услышал «Creedence», - обрати внимание, именно «Creedence», а не «Beatles» или «Rolling Stones», - я как очумел! На мой взгляд, у «Creedence» была музыка более простая, более доходчивая, шлягерная и… голос! О, я просто очумел!

Слушал, поди, на катушечнике?

Нет, сначала была болгарская пластинка. Первая песня - «Have You Ever Seen The Rain», а дальше «Хамелеон», «Малина» и «Hey, Tonight» - такая вот была пластиночка. Я ее просто заездил! Мне жутко хотелось попробовать себя в этом плане. У нас в Капотне было много дворовых команд, периодически я с ними пытался играть, но кончалось все, как правило, портвейном. А это мне очень не нравилось.

Так как же все-таки началась твоя музыкальная деятельность?

Это вышло довольно забавно. В 1972 году отец попросил меня спеть у сестры на свадьбе. В то время самым модным у нас в Капотне коллективом была группа «Крестьянские Дети», и именно они были ангажированы на свадьбу. Эта группа была довольно прилично укомплектована: барабаны «Premier», усилители «Родина» - восторг! На свадьбе я спел какую-то песню «Песняров» и что-то из «Creedence». Музыкантам мое исполнение очень понравилось, и, несмотря на то, что все они были лет на пять меня старше, они пригласили меня к себе. Мы играли на танцах, и по тем временам это был какой-никакой заработок. Получали по пятнадцать-двадцать рублей за танцы, плюс все свадьбы, проходившие в округе. Музыканты группы «Крестьянские Дети» не были профессионалами в полном смысле этого слова - в основном, они учились или работали на заводе. Я же вообще тогда был школьником, заканчивал восьмой класс. Мать сначала относилась к моему новому занятию с большим подозрением: сам понимаешь - музыка, девочки, кир… Но, к счастью, я попал в нормальный коллектив, там с этим было строго - уж если играть, то играть. И на трезвую голову.

А после школы, закончив десять классов, я поступил в техникум. Кажется, он назывался Московский техникум автоматики и телемеханики. Была еще мысль пойти в музыкальное училище, но я тогда что-то не захотел этого делать. Поступив в техникум, я не прекращал играть с «Крестьянскими Детьми», и так все продолжалось до 1978 года, пока в мае меня не забрали в армию. После того как я покинул группу по не зависящим от меня причинам, «Крестьянские Дети» потихоньку сошли на нет. Кстати, в этом ансамбле играли многие именитые музыканты: к примеру, гитаристы из «Аракса» - Юрий Шахназаров и Тимур Марделейшвили (русский Блэкмор, как его тогда называли).

В каких местах тебе пришлось служить?

В армии меня, конечно, побросало по разным местам: сначала учебка в Переславле-Залесском, потом, получив сержанта, я был переведен в Нижний Тагил. Я считался ракетчиком-связистом, но я - хоть убей - не помню, какие ракеты там стояли, однако, похоже, серьезные такие - стратегического назначения. В 1979 году, прослужив ровно год, я начал просто там очумевать: комарье, маневры все эти, выезды - сдохнуть можно! Тут к нам в часть пожаловал в гости ансамбль песни и пляски войск стратегического назначения. Там оказалась масса знакомых музыкантов, преимущественно все москвичи. Кто-то в «Синей Птице» играл до призыва, кто-то в «Добрых Молодцах»… Естественно, у нас сразу же нарисовались общие друзья. Послушали меня, узнали, что я тоже москвич, и спрашивают, а чего, мол, ты здесь делаешь? Давай мы тебя к себе перетащим! Все они служили в Одинцово, - сачки, одним словом, - и у них не хватало москвичей, а с иногородними выходила одна головная боль: их трудно было пристроить куда-нибудь на субботу-воскресенье. Я говорю: «Почему бы нет? Я с удовольствием!». И спустя месяца три меня перетащили в Москву. Так в июне 1979 года я вновь оказался в столице. С этим ансамблем «песни и тряски» у меня начались гастроли по всей стране - играли, в основном, на ракетных точках, ну и, чтобы задор не пропал, на базе этого ансамбля делались маленькие такие ансамблики для выступлений на свадьбах и прочих торжествах у прапорщиков и офицеров. Почетная обязанность завершилась в 1980 году, и у меня сразу возникла дилемма, чем заниматься - или музыка, или на завод возвращаться (после окончания техникума я некоторое время работал на закрытом «ящике» - делали какие-то блоки для подводных лодок). И тут мои армейские приятели говорят: «Зачем на завод? Давай пристроим тебя в какой-нибудь ансамбль, конечно не шибко крутой, поскольку сам ты человек не очень известный; но это все лучше, чем на заводе дурака валять! Попробуй свои силы!». Я говорю: «Да ради бога!». Так, вместе с моим другом Олегом Колесниченко (как раз он до армии пел в «Синей Птице»), я оказался в вокально-инструментальном ансамбле «Шестеро Молодых». «Шестеро Молодых» работали в парке Горького. На самом деле их было не шестеро, а гораздо больше - человек двадцать, наверное. Шестеро - это только свободные вокалисты. Там уже работал Николай Расторгуев (который сейчас в «Лю-бэ»), Кальяша, то есть Александр Кальянов, был звукооператором… Я сначала стремался, потому что не имел никакого опыта общения с профессиональными музыкантами. Пришел я туда, засандалил в две октавы какую-то песню, по тем временам популярную (уж не помню, что точно я тогда спел), они послушали, и их шеф Вилен Дорчиев говорит: «Ну что, мы берем тебя, мальчик. Давай срочно оформляй документы». Я заполнил все эти бумажки, и с 1 июля 1980 года мог с полным правом считать себя профессиональным музыкантом. Мои первые гастроли в качестве профессионального артиста прошли в Ленинграде.

Ну и как ты чувствовал себя в новом статусе?

Знаешь, для меня камнем преткновения было не собственно пение, а то, что приходилось скакать по сцене. Для меня все эти подтанцовочки, «добрынинские» танцы - ну полная труба! Я смотрел на все это и думал: «Ну ладно, петь - еще куда ни шло!». Но учился! Пытался танцевать, даже уроки брал у девочки, которая там тоже пела. Но все же в ансамбле «Шестеро Молодых» я задержался недолго - отработал с июля по сентябрь. В это время развалился вокально-инструментальный ансамбль «Лейся, Песня», и мы практически всем составом - Кальянов, Расторгуев и другие - перешли в этот коллектив. Таким вот макаром я работал до 1985 года. А в 1985 нам не удалось пройти прослушивания, и новый шеф, сменивший Дорчи-ева, сказал: «Мне это все надоело, я устал воевать с Системой, кому-то чего-то доказывать! Все, я ухожу в коммерцию!». И он, плюнув на группу, ушел. (Закончилось все это тем, что он попал в тюрьму, и его, по последним данным, убили.) Расторгуев остался, в надежде возродить ансамбль «Лейся, Песня», а я оказался у Векштейна. (Кстати, я и Расторгуева тоже приводил к Виктору Яковлевичу, но Векштейн не согласился его взять, сказав, что ему нужен именно сольный вокалист.) Вот так я вплотную подошел к тому, что потом стало называться группой «Ария».

А когда ты впервые увидел Холстинина?

Когда я пришел к Векштейну, там уже были Алик Грановский, клавишник Кирилл Покровский и гитарист Сергей Потемкин. Николай Носков уже ушел, а Холст еще не появился. Это потом Потемкин отказался работать в «Поющих Сердцах», и Алик на его место привел Холстинина. Помню, мне позвонил Векштейн и сказал: «Приезжай, должен гитарист подойти». Так вот я и познакомился с Владимиром Холстининым. Но впервые Холста я увидел еще раньше, в ансамбле «Лейся, Песня», когда на нашу базу приходили Сарычев вместе с Холстининым, Грановским и Молчановым и показывали свои песни. У нашего шефа тогда был бзик: расформировать «Лейся, Песня» и взять на ее место модный коллектив с новым названием. Видать, на это место претендовала «Альфа». Но йотом, видимо, наш шеф побоялся столь крутых перемен и поостыл. А Холстинина и Грановского я еще тогда довольно хорошо запомнил.

Какую программу вы начали делать у Векштейна?

Сперва работы как таковой долго не было. Потом мы сотворили очень странную программу: половина песен, которые до этого пел Носков, песни Давида Тухманова, что-то более или менее хитовое я приволок из «Лейся, Песня», Кирилл Покровский что-то сочинял… И вот с таким набором мы катались вместе с Антониной Жмаковой. Катались, может, месяц-полтора. К апрелю 1985 года у Холста и Грановского начали появляться новые идеи по поводу написания своих песен. Я не знаю, что они там вынашивали: Холстинин говорил, что они хотели просто записать альбом, а потом «свалить» от Векштейна. Как правило, Алик, и Холст общались между собой, они уже были друзья, а я - так, посередине находился. Первая песня, которую приволок Холст, оказалась «Волонтеру, а у Грановского - по-моему, «Тореро». Они начали меня пытать на предмет того, сочиняю ли я песни, я отвечал, что никогда в жизни песен не сочинял. Они: «Ну, может, хоть мысли какие-то есть?». Я стал выуживать, вспоминать старые материалы. Из тех же самых «Крестьянских Детей» и получилась моя первая песня - «Мечты». Грановский и Холстинин, конечно, помогли мне с аранжировкой. Я Холсту тоже помогал - с мелодиями. Например с «Волонтером» - у него ведь был голый инструментал без вокальной мелодии. У Грановского, как правило, были всегда готовые мелодии, я их только подрабатывал чуть-чуть. И в этом деле мне очень Кирилл Покровский помогал.

Несколько вопросов по поводу твоего вокала. Какой у тебя голос, по «оперной» классификации?

Ой, даже не знаю, что тебе сказать. Не знаю, правда.

О, ну тогда я могу открыть тебе великий секрет. Твой тип голоса, если я не ошибаюсь, называется «альтино». Это достаточно редкий тембр - выше стандартного мелодического тенора.

Ну, значит ты прав, так оно и есть. У меня никогда не было проблем с высокими нотами, а вот на низах мне приходится трудновато.

Ты разве не занимался оперным вокалом?

Специально - нет. У меня был преподаватель Виталий Александрович Усов, который помогал мне распеваться перед каждым концертом, показывал специальные упражнения. А лет семь-восемь назад концертов знаешь было сколько? Едва успевали дух перевести.

А как тогда насчет забавной теории вашего экс директора Сергея Задоры о «типично волжской манере пения Кипело-ва», из которой, в частности, следует, что очень многое ты позаимствовал у Сергея Сарычева?

Да ты что, смеешься? Я и «Альфу»-то никогда толком не слышал. Знаю, наверное, песни две-три. Но мне это никогда не нравилось.

Допустим. Но до того как ты появился в «Арии», в числе твоих кумиров значились «Creedence», «Slade» и Ozzy Osbourne…

Ну еще, быть может, «Led Zeppelin».

Хорошо, но все равно, согласись, странная ситуация, когда вокалист поет в стиле, совершенно отличном от его кумиров. Мне всегда казалось, что ты должен быть более предрасположен к Dio, нежели к «Iron Maiden».

Сказать честно, как раз Dio абсолютно никакого влияния на меня не оказал, мне только нравились его песни в «Rainbow». Но я никогда на него не ориентировался, быть может это получалось спонтанно, потому что и у Dio, и у меня похожая тесситура.

Вопрос-то у меня на самом деле не праздный. Ведь общеизвестно, что ты - один из немногих вокалистов, научившихся классно петь рок-н-ролл по-русски. Теперь бы вот установить, из каких компонентов это складывалось…

Сам понимаешь, что-то свое придумать крайне сложно. Ты обязательно на кого-нибудь ориентируешься - слушаешь и «снимаешь», кого-то разумеется больше других. Так вот, в самом начале нашей работы в «Арии» мне хотелось более походить на «Judas Priest», им (Алику и Холсту) - естественно, на «Iron Maiden». В принципе, по тем временам, мне хотелось иметь более хрипатый голос, как у Джона Фогерти из «Creedence», но почему-то на творчестве «Арии» это никак не отразилось.

Вы начали делать первый альбом, «Манию Величия». На какие группы упирали твои коллеги, когда объясняли, каким голосом ты должен все это петь?

Мне, в основном, ставили «Iron Maiden» и «Judas Priest».

А кто тебя особенно усердно, допекал в этом вопросе?

Наверное, все-таки Холстинин.

Но по-настоящему твой голос раскрылся на «Герое Асфальта». В концовке «Баллады о Древнерусском Воине» ты выдал такую пронзительную ноту, что она, наверное, заставила рассыпаться в пух и прах всех неприятелей. Слушай, эта песня, кажется, в «си-миноре»?

Да, в «си».

Стало быть, ты берешь там «фа-диез»… Знаешь, Хол-стинин рассказывал, что, когда ты только пришел в группу, тебе приходилось тяжеловато даже на «Волонтере», который все время на «си» - таратам, таратам. И когда в студии делали этот кусок «Баллады», все думали, что ты споешь фалъцетиком. Но ты этот самый «фа-диез» засадил так, что превзошел самого себя!

Что ж, приятно слышать, тем более от Холстинина.

Вообще, заканчивая череду комплиментов, могу тебе сказать, что твой голос будто самой природой создан для стадионных концертов. У тебя очень интересный набор несущих частот - в студии это запечатлеть на пленке довольно сложно, но на концертах… Петь с тобой дуэтом равнозначно самоубийству - «вживую» ты «уберешь» кого угодно. И твой голос будет одинаково хорошо слышен и на фирменном крутом аппарате, и через совковые колонки с усилителем «Родина».

Говоришь, мало кто рискнет петь со мной дуэтом?

Я уверен в этом. Но возвратимся к нашим «баранам». Скажи, не было ли на «Мании Величия» каких-нибудь песен, которые вначале планировались к записи, но в итоге в альбом не вошли?

Нет. Все, что было задумано, то и вылилось в «Манию Величия». «Ария» - в этом плане не «Beatles», вряд ли в наших запасниках можно отыскать «забытые» песни. Так вот, когда был готов музыкальный материал, начались проблемы с текстами. Пушкина тогда еще с нами активно не сотрудничала, хотя и написала одну песню - «Тореро». А работать с нами начал поэт Саша Елин. Я не помню точно, кто его привел, по-моему Кирилл Покровский. Елин очень быстро и оперативно писал, мог переделывать вещи мгновенно, совершенно на этом не зацикливаясь, никогда не цеплялся за свою идею, типа «я так вижу», а мог моментально все переделывать. Параллельно мы постоянно просматривали видео у Векштейна - как правило, «Iron Maiden» и «Judas Priest». Не скрою, я обалдел, когда увидел все это воочию! Мне ведь тогда ни разу не доводилось смотреть хэви-метал.

Не сможешь припомнить, когда ты впервые увидел Андрея Большакова?

Большакова привел наш поэт Саша Елин. Это было в момент записи нашего первого альбома. Все партии уже были сыграны, и Андрей попал в тот момент, когда пропевались бэки, он даже что-то там спел. Играть он ничего не играл, но вот таким образом «отметился». Хотя, в основном, мне подпевал Кирилл Покровский. И как только в группе появился Большаков, вся вот эта каша и заварилась. Нашла коса на камень - практически с самого его появления в группе отношения Большакова и Холстинина не заладились.

А что за история, когда ты попытался «покатать» Большакова на своей спине?

Да, это было очень забавно. В Краснодаре я в первый и, наверное, в последний раз в своей жизни во время выступления попробовал посадить кого-нибудь себе на спину. Мне подвернулся Андрей Большаков. Но, как ты выразился, «покатались» мы недолго. Что-то у меня в спине заклинило, и Большака пришлось отпустить. Самое прикольное - как раз в тот момент, когда у меня была перекошенная от боли физиономия, из зала нас сфотографировали, а потом" прислали это фото нам…Спину, кстати, я с переменным успехом лечу до сих пор.

Скажи, а как ты определил для себя, чью сторону ты будешь поддерживать? Ведь в той ситуации, насколько я понимаю, это было непросто: один из лидеров - Большаков практически уводил с собой всю группу. Ты остался с Хол-стининым…

Я понял, что конфликт рано или поздно должен разрешиться. Или в одну, или в другую сторону. Все-таки я начал с Холстом, а не с Большаковым… Потом, пойми, я в этом плане был намного более практичным человеком, нежели все остальные, - у меня за плечами было пять лет работы в «Лейся, Песня», а таких подводных течений и разборок я там насмотрелся предостаточно. Я ни к какой стороне явно не склонялся, чтобы так конкретно кого-либо поддерживать, но позиция Холстинина мне больше импонировала. Холст мне нравился хотя бы тем, что не «давил» и откровенно не перетягивал на свою сторону.

- «Позиция Холстинина» - что это было в тот момент? Признаюсь, мне не совсем понятно. Создается такое впечатление, что Холст попросту лег на дно и замер.

Да! Именно так и получилось. И, насколько я знаю, Володя собирался вообще уходить из группы. Хотя бы из-за того, что его песни никак не принимались: Большаков говорил, что это тупое подражательство «Iron Maiden». A «Iron Maiden», насколько я знаю, Большаков терпеть не мог. Он говорил, что все это несовременно и что Холст зациклен на старой музыке. «Тысячу Сто» так и не включили во второй альбом. Холстинин тогда сказал: «Хорошо, я буду делать то, что вы мне скажете». Андрей в итоге сделал очень сильный ход, перетянув на свою сторону Алика Грановского. Я все-таки думал, что мозгов у всех хватит на то, чтобы полюбовно решить назревшие проблемы. На дворе стоял 1986 год, общий подъем ощущался, Векштейн накупил кучу аппарата - ну куда и, главное, зачем надо было сваливать? Я смотрел на это трезво и считал, что необязательно быть такими уж друзьями, чтобы делать общее дело.

Как ты считаешь, удалось избежать «кадровых» ошибок, когда вы с Холстининым вновь набирали состав? Нормальная была обстановка в группе?

Векштейн вообще был человек непростой, скажем так - с подвохом. Чуть что у меня, допустим, не получается, он сразу: «А, все, сейчас Носкову буду звонить, обратно его звать!» - «нагнетал» обстановку по поводу и без повода. Но в тот момент с Векштейном и Холстининым у нас были распрекрасные отношения. Мы решили, что сейчас наберем музыкантов, и в группе будет полный диктат: все, что мы скажем, то они и будут делать. Но, как показала практика, люди мы не того склада, и никакого диктата у нас не получилось. Тогда мы объездили массу музыкантов. На примете были бас-гитарист Саша Львов и барабанщик Павел Чиняков из «Hellraiser», гитарист Игорь Кожин, Коля Сафонов из «Рондо» - то есть вариантов у нас хватало. К тому времени уже нарисовался Дубинин, поскольку они с Холстининым старые друзья. Всерьез он поначалу не воспринимался, потому что как бас-гитарист он нигде себя серьезно не проявил и к тому же вообще долгое время занимался сольной вокальной карьерой. Но Холстинин убедил меня, что это «свой» человек, парень талантливый. Я сказал тогда: «Ну ради Бога, почему бы нет?». По поводу Маврина тоже были разные мнения: Холсти-нину не очень нравилось, что он играет в стиле Мальмстина, но меня и Векштейна игра Сергея как раз просто восхитила. В конце концов именно Маврина мы и взяли. Позже всех пришел Удалов. До него мы прослушали довольно много ударников, но тут вот появляется мальчик-живчик, больше похожий на подростка, и как начал сандалить! Он был повернут на трэше, судя по слухам даже пытался что-то с Тайной делать. Словом, Удалов просто разметал всех остальных возможных претендентов!

Итак, состав был укомплектован, и вы приступили к «Герою Асфальта».

Да, нам пришлось отказаться от песен, вошедших во второй альбом, потому что в большинстве своем они были написаны Большаковым и Грановским. Из «спорных» вещей мы оставили только «Тореро» и «Без Тебя» и, соответственно, весь первый альбом - надо же было с чем-то ездить по городам и весям. В любом случае нам пришлось срочно засесть за сочинительство. Первое, что получилось, - это «Дай Руку Мне». Помню, мы довольно долго ее изобретали. Ну и в результате получился альбом, названный позже «Герой Асфальта».

Никаких конфликтов в группе больше не возникало?

А как же без них-то, родимых! У меня, например, очень тяжело складывались отношения с Виталиком Дубининым.

Он пытался учить тебя петь?

Нет. Я даже не могу объяснить, из-за чего у нас возникали конфликты. Но эксцессы возникали по любому поводу: допустим, на концерте, когда он пытался засандалить бас-гитару на полную катушку, перекрывая вокал, - да самые разные цепля-ловки были! Потом, когда мы отработали серию концертов с немецкой группой «Принцип», Холстинин, к своему неудовольствию, обнаружил, что можно жить и творить иначе, чем мы. Есть вот в «Принципе» Юрген - он сам себе хозяин, сам музыку пишет, сам исполняет, и никакой Векштейн ему не указ. С этого момента, насколько я понимаю, у Холстинина родилась идея фикс: если не стать единовластным хозяином в группе, то, по крайней мере, освободиться от мелочной опеки Виктора Векштейна (я относился ко всему этому спокойно, Холста и Дубинина эта опека раздражала). Потом опять финансовая политика Векштейна пошла вразрез с интересами музыкантов: концерты были уже коммерческими, никаких ставок не было - импресарио снова получал очень много, а музыканты мало. Меня, впрочем, это вполне устраивало, но я чувствовал, что опять зреет «революционная ситуация». Масла в огонь подлила наша поездка в Германию. Мало того что у нас отняли все заработанные деньги - это была политика Росконцерта, и Векштейн, по большому счету, был тут ни при чем. Единственное - Виктор Яковлевич держал нас в черном теле и аки коршун никого к нам не подпускал. Конечно, такое отношение очень обижало. После концертов местные музыканты часто предлагали посидеть, поговорить за кружкой пива. Векштейн все это в корне пресекал, наверное чтобы народ себя слишком пафосно не почувствовал. Очередной конфликт разразился в Болгарии - у Холстинина и у Дубинина возникла открытая неприязнь к Векштейну. Виктор Яковлевич попытался подстраховаться, у него была негласная договоренность со мной и Мавриным о том, что, даже если Холст и Дуб уходят, мы останемся и будем продолжать играть. (В тот период мы с Холстининым, помнится, поцапались. Я пытался его урезонить и говорил, что не надо больше никаких «революций» в группе, а Холст твердил, что Векштейн совершенно группой не занимается, - мол, у него на уме одна Тоня Жмакова, аппарат не покупает, на студии работать не дает.) Дошло до того, что в «Арии» наметился очередной развал: мы с Мавриным вроде остаемся у Векштейна, а Холст с Дубом уходят. Удалов к этому времени решил вообще уйти из группы. Появился Саша Манякин. Его сначала брать не хотели, потому что как барабанщик он был пока слабенький. Но как человек он мне очень понравился.

А какие были еще кандидатуры?

Трудно сказать. Теоретически еще был ударник, который работал у Векштейна, по фамилии, кажется, Николаев. Но не знаю, никаких особенных кандидатур не было. Может, плохо искали. Потом нам требовался человек, способный терпеть над собой различные «изыски». Ведь к тому времени основную диспетчерскую функцию взял на себя Виталик Дубинин, и у него существовали свои стереотипы в отношении игры барабанщика. По этой части Дубинин полностью заменил Алика Грановского: большинство идей песен принадлежало ему, он же занимался аранжировками и говорил - что, кому и где играть. Манякин оказался человеком покладистым. Кончилось все тем, что мы опять собрались у Виктора Яковлевича. До этого я долго думал, что предпринять, «перетирал» с Мавриком, и в итоге мы пришли к мнению, что нельзя в очередной раз разваливать команду. Выходило так, что от Векштейна мы уходим все. Векштейн, честно говоря, был просто поражен. Он и не предполагал, что мы с Мавриным можем так резко изменить свое мнение. Конечно, он мог считать нас предателями, но я считаю, что в той ситуации мы поступили правильно - мы сохранили группу. Перспектив, правда, никаких особенных нам «не светило». Уходя от Векштейна, мы лишались аппаратуры, базы, студии. К тому же могла возникнуть война за название, за авторские права… Но Холстинин взял бразды правления в свои руки и сказал, что Фишкин и т/о «Автограф» готовы нас принять. Тот же Ситко-вецкий имел определенный вес в Москонцерте. В общем, мы ушли, прихватив с собой Манякина. Это был, так сказать, наш дежурный барабанщик. Вопрос о нем как о полноправном члене группы висел до самой записи альбома. Когда мы начали записывать «Игру С Огнем», опять начались закулисные игры и подводные течения: Холст с Дубом хотели, чтобы альбом записал Удалов, а на концертах играл Манякин. Но я заранее знал, что если Макс запишет «Игру С Огнем», то он останется в качестве штатного барабанщика. Мне очень не нравилось, что вытворял Удалов в последнее время, поэтому я сказал: «Или я, или Макс. Выбирайте». Дуб с Холстом пришли к выводу, что проще оставить Манякина, и пошли со своей стороны на разумный компромисс.

На обложке «Игры С Огнем» вы планировали поместить философскую «страшилку», посвященную силам Зла. Не с этого ли момента началась серия мистических таинственных происшествий?

Нет, это случилось попозже. А когда мы записывали «Игру С Огнем», у меня родился сын. Я назвал его Александром, в честь отца. А на следующий день нас приехала снимать бригада передачи «Музыкальный Лифт». Меня показали в темных очках, ибо накануне, по поводу рождения наследника, я очень сильно нахлестался… Записав альбом, мы начали работать вместе с группой «Автограф». Фишкин был один, аппарат один - мы пришли к выводу, что нужно работать вместе. Но тут зачастую получалась анекдотическая ситуация: «Автограф» был коллективом заслуженным и высококлассным, однако, поскольку они долгое время провели за границей, публика успела их подзабыть. Тем не менее, «Автограф» настаивал, чтобы мы играли на разогреве. Выходило, как на «Мелодиях Друзей» в 1987 году: все первое отделение народ орет «Ария!!!», а когда выходит «Автограф» - продолжается то же самое. Решили поменяться местами - сначала «Автограф», потом мы. С тем же успехом. В конце концов было принято соломоново решение - играть на одном аппарате, но через день.

Так приблизительно мы работали до 1990 года, когда неожиданно Маврин с Дубининым решили податься в Западную Германию.

Так ли уж это было неожиданно?

Нет, конечно. Начнем с того, что в концертной деятельности наметился определенный упадок. То есть концерты, то их нет… Если бы все было нормально с материальной стороны, я думаю, никто бы никуда не сорвался. Маврин ко мне несколько раз приезжал. Советоваться. Я его не агитировал оставаться и говорил: «Серега, сам видишь, какое сейчас положение, если ты твердо решил - конечно, поезжай». Как только мы заквасим с ним, он кричал: «Все! Никуда я отсюда не поеду!». Потом приезжает и извиняющимся голосом говорит: «Знаешь, я вот подписал договор…». Мы с Холстом и Манякиным не особенно болезненно к этому отнеслись. Конечно, нам предстояло много трудностей с набором музыкантов, но к отъезду Маврика и Дуба я отнесся… как бы сказать, без злобы в сердце. Уехали - ну и ладно. Правда, в душе я был уверен, что все равно рано или поздно они вернутся в «Арию».

Быстро нашли новых музыкантов?

Довольно быстро. Взяли басиста Лешку Булкина из Саранска и гитариста Диму Горбатикова. Все лето учили программу. Этим правда занимались Холст с Манякиным. Но с ними мы дали совсем немного концертов, потому что вскоре, как я и предполагал, в группу возвратились Дубинин и Маврин. А потом у нас начались нелады с Фишкиным, нашим тогдашним менеджером. Ему очень не нравилось наше поведение на гастролях: буйство некоторых музыкантов, выбрасывание телевизоров и все такое прочее. Однажды Фишкин сказал: «Все, никуда я больше с вами не поеду». Это был уже 1991 год. Мы начали записывать альбом «Кровь За Кровь».

Я никогда не спрашивал тебя, какой альбом «Арии» тебе больше всего нравится?

- «Кровь За Кровь». Мне очень нравился процесс работы над этим альбомом. Все как-то вернулось к старым канонам, когда и аранжировками, и текстами, и музыкой занимались все вместе. Я считаю, что это самый сильный диск «Арии». Единственный его минус - это качество записи. «Кровь За Кровь» заканчивал определенный этап в жизни группы, потому что к тому времени количество концертов сократилось катастрофически. Альбом, на который мы делали такую большую ставку, принес, по большому счету, одни разочарования: Фишкин выпустил пластинку на бракованном виниле (на самом дешевом, который можно было только себе представить), с отвратительной обложкой… К тому же он выкупил весь тираж и отнюдь не спешил его продавать. К 1992 году мы фактически от Фишкина ушли. У «Арии» началась черная полоса, которая затянулась до 1994 года. К тому же начались все эти прелести: либерализация цен и прочее… Я не знал, как и на что жить. Доходило до того, что мы с Дубининым работали ночными сторожами у Фишкина. Холстинин все это время на паях с несколькими своими приятелями занимался постройкой и оборудованием студии. Всем остальным музыкантам тоже предложили вложиться, но вся проблема заключалась в том, что вкладывать было практически нечего. (Первая студия «Aria Records» возникла в помещении музыкальной школы, недалеко от метро Беляево, но оттуда вскоре пришлось съехать - излишний шум раздражал местных педагогов. Тогда студия перебралась в ДК «Чайка» у метро «Семеновская».) Народ периодически ударялся то в «квас», то в «керогаз», и вообще складывалось мнение, что, дескать, все - «отпрыгались», пора расходиться…

Но все же за это время у нас возник новый музыкальный материал, который очень хотелось не спеша и обстоятельно записать на собственной студии. Одновременно у нас наметилась эта злосчастная поездка в Германию. Мы не питали иллюзий: мы понимали, что никаких особенных гонораров мы там не получим, но все же - это была Германия, а не Урюпинск. Все решили, что ехать надо. Вот тут-то все и началось. Очередной сыр-бор. Мы, конечно, готовились к самому худшему, но действительность оказалась куда плачевнее. Жили мы там чуть ли не в ночлежках для турок-иммигрантов. Выезды по триста километров, аппарат таскали сами… Подсчитав наши «доходы», мы выяснили, что заработали где-то по 15 марок на брата. Потом Холст представил это так, что будто бы я напрягся из-за денег. Это абсолютно не так, и напрягся я, скорее, из-за того, что Холстинин, допустим, полагал, что прошло все замечательно, а я считал, что - нет. При этом я не требовал каких-то извинений, просто мне хотелось, чтобы Холст произнес фразу тина «Мужики, я действительно прокололся, с кем не бывает». Он же ведь устраивал эти гастроли! Я врубаюсь, что такое администратор, подобное могло произойти и со мной, и с кем угодно! Конечно, на дне рождения Дуба получился чисто пьяный «разговор», но расстались мы с таким настроем, что - все, терпение лопнуло, пора расходиться.

Ну и что это за темная история с твоим «уходом» из «Арии» в 1994 году? Что вы умудрились не поделить?

Для меня самого многие моменты этой, как ты выразился, «темной истории» остаются загадкой. Когда мы вернулись в Москву, «Ария» отработала еще один концерт в Долгопрудном. Там была какая-то акция «МММ» - это нам Фишкин устроил. Отношения в группе были непонятные и даже натянутые. Потом мне позвонил Алик Грановский и предложил вместе с «Мастером» попеть все наши старые «арийские» песни, авторство которых принадлежало мне и Алику. Клубная работа тогда уже процветала, а денег у меня было - ноль. И я подумал: ведь в договоре с «Арией» ничего не сказано о том, что участник группы не имеет права выступать вместе с другими коллективами, - и согласился на это предложение Алика. (У них ведь там начались очередные проблемы с вокалистом, Миша Серышев принялся активно петь в церковном хоре и игнорировал репетиции «Мастера».) Мы разбавили программу несколькими боевичками «Deep Purple» и «Slade» и принялись выступать по клубам. Потом поползли слухи, что я покинул группу и выступаю теперь с «Мастером», хотя я никогда не говорил о том, что я ухожу из «Арии». Отчасти мне хотелось что-то противопоставить Холсту и Дубу - они проводили все время на студии и занимались записью, меня туда не приглашали, а совсем без дела мне сидеть надоело. Потом мне позвонил Сергей Маврин и сказал, что сложилась совершенно непонятная ситуация и что мне надо приехать на студию, дабы прояснить положение вещей.

Я приехал. Они сидели и рулили песни, какие-то аранжировки делали. Разговор состоялся между мной, Мавриком и Холстом. Дубинин в это время сидел за пультом и к нам присоединиться не пожелал. Вопрос ко мне был один: «Собираюсь ли я работать в «Арии»?». Я объяснил ситуацию: с «Мастером» я играю, потому что у меня нет денег - какие-то копейки я все же там получаю, а в ночные сторожа я больше идти не собираюсь. Все остается в силе - я не отказываюсь работать с «Арией» и готов приступить к записи нового альбома. Холстинин подтвердил, что никакого пункта в договоре, запрещающего мне работать с другими коллективами не существует. «Юридически мы подцепить тебя не можем, но нам это не нравится», - сказал Холст.

В общем, конфликт, казалось, был исчерпан. Подошел Дубинин и сказал: «Вы все выяснили? Я все слышал и со всем согласен». Мы еще поговорили по поводу нового альбома и разошлись. Маврик был рад тому, что скандала между нами не получилось.

Прошло определенное время, и вдруг я узнаю от Маргариты, что мои коллеги прослушивают других вокалистов. Она же любит разные революции! «Ой, я так рада, - говорит, - что наконец-то у вас это болото закончилось!» Сначала я просто ушам своим не поверил, но потом по телевизору своими собственными глазами вижу в «Виниловых Джунглях» Алексея Булгакова, где его представляют как нового «арийского» вокалиста и даже показывают отрывок песни «Ангельская Пыль» с его вокалом. Я, естественно, обиделся. Мне было неприятно, что все это происходит за моей спиной. Я перестал разговаривать с Холстом и с Дубом, а общался только с Мавриком и иногда - с Манякиным. Маврин совершенно не знал, что делать в данной ситуации. Ему отчасти понравился вокал Нелидова, но Сергей был настроен совершенно категорически против работы с Булгаковым, уж не знаю, почему. (Хотя лично я записи с Булгаковым оцениваю очень высоко.) Мы с Мавриком долго беседовали на эту тему, к тому же без меня там происходило несчетное количество собраний - они все решали, что делать дальше. В конце концов Сергей ко мне приехал и сказал: «Я больше там работать не буду!». Я пытался его урезонить, но результата это не дало. Как раз в это время мы начали готовить с Мавриком кавер-версии различных хитов для выступлений по клубам. А что произошло дальше, ты знаешь…

Отнюдь не все, что хотелось бы знать. Меня, в частности, интересует, насколько имела место быть «категоричность» Морозова в отношении тебя. Что это - хитрый ход Холста с Дубом или действительно решение босса?

Как минимум я могу тебе сказать, что отношения «Арии» и Булгакова расстроились, и они не хотели это афишировать. Я не знаю, что произошло на самом деле. Художник Василий Гаври-лов и Пушкина говорили, что Морозов конкретно напрягся… Мол, на фирме посчитали, что после столь длительного молчания новый «арийский» альбом должен быть обязательно с Кипе-ловым, иначе он «провалится», и ни на какой коммерческий успех рассчитывать не придется. Может, это было оправдание… Но, со слов Холстинина, Морозов сказал буквально следующее: «Делайте что хотите, как хотите с Кипеловым договаривайтесь, но на альбоме должен петь только Кипелов…».

Тут и у меня сомнения возникли. Я посчитал, что со мной поступили не очень хорошо. Ведь я отработал в «Арии» столько лет… Но хотя отношения были испорчены, мне было далеко не безразлично, что происходит в «Арии» и что будет с группой. Деньги для меня главным не были. Холстинин частенько названивал и убеждал, что, мол, «надо, надо, надо». А Пушкина сказала мне тогда: «Записывай альбом, а дальше сам решишь, что делать». На этом варианте я в итоге и остановился. Я набрался терпения и приступил к записи. Как ни странно, процесс пошел довольно гладко - не было никаких скандалов, ругани, разногласий и всего такого, что обычно сопровождало наши студийные сессии. Мы записали вокал к альбому «Ночь Короче Дня» за май - июнь. Параллельно я продолжал выступать с «Мастером» и с Серегой Мавриным. Но тут возникла следующая ситуация: Маврин начал делать проект с Артуром Беркутом, и они собирались сваливать в Америку. Одновременно Холстинин выступил с предложением наше сотрудничество продолжить и не рвать старые связи. Я долго раздумывал, и пришел к выводу: «Если Маврик уедет, чем я буду здесь заниматься?». В итоге я согласился и сказал Холсту, что буду и дальше работать в «Арии». С Мавриным, конечно, вышло нехорошо - с Артуром он никуда не поехал, а в группе уже был Терентьев. Но я за собой никакой особенной вины в этом не чувствую.

А были ли в «Арии» подобные конфликты уже после твоего возвращения?

Нет! Самое интересно, что больше ничего подобного пока не происходило. Наверное, все мы «постарели» и поумнели, мозги по-другому начинают работать - есть общее дело, которое деньги какие-то приносит… Любви, быть может, «вселенской» нет, патриотизма, быть может, поменьше стало, но зато пошла нормальная работа. И я думаю, что это хорошо.

Как складывались твои отношения с Сергеем Мавриным после записи «Ночь Короче Дня»?

Мы очень долго не созванивались и не общались. Наверняка у него остался «негатив» после моего решения вернуться в группу, и в этом я его, по-своему, понимаю. Хотя мы друг другу не высказывали никаких претензий в открытой форме. Я тоже тогда не знал, как поступить, чтобы никого не обидеть. Я думаю, что поступил все-таки правильно. Так вот, потом мы все-таки собрались, поиграли несколько концертов из программы «Назад В Будущее» - и нормально дело у нас пошло! К чести Холста и Дуба, они не высказывали больше никаких претензий - мы ведь исполняли только кавер-версии и мои песни, написанные в составе «Арии», но уже совсем в других аранжировках. Потом Маврик говорит: «Чего одни кавер-версии играть? У меня накопился определенный материал, у тебя что-то, насколько я знаю, есть… Давай альбом запишем!». Я говорю: «Я не против!». И с конца 1996 года мы начали готовить «Смутное Время».

Я знаю, что с этим альбомом вы порядком намучались. Что, по-твоему, вы делали не так?

Самое главное: я теперь думаю, что нам нужно было садиться на базу и серьезно обкатывать материал. А репетировали мы максимум месяц. Однако Маврик торопился, да и я тогда полагал, что все нужно сделать быстрее. В «Moroz Records» нас тоже торопили по срокам… И студию мы, конечно, не лучшую выбрали. Самое интересное, что этот альбом мы записывали на студии параллельно с «АвАрией»! Вообще к «Смутному Времени» у меня довольно своеобразное отношение. Мне не очень нравится, как он записан. Скажем, мне хотелось, чтоб он звучал пожестче. У Маврика была другая концепция - ему хотелось «помягче». Но все равно мне кажется, что альбом, по большому счету, удался. Мы продали его очень большим тиражом, а в некоторых киосках его продавали с сопроводительной надписью «Ария-97». («Генератор Зла» тогда еще не вышел.)

Ну что ж, настало время поговорить о делах семейных. Расскажи, пожалуйста, о своих домочадцах.

Мою жену зовут Галина. Женаты мы уже двадцать лет. Это была моя первая любовь… И она так и осталась! Я на это не особенно напираю, но все равно: прожить с одним человеком двадцать лет - это, конечно, не подвиг, но о чем-то да говорит… Хотя тоже с переменным успехом. Разные эпизоды были в жизни. Дочери Жанне будет вот скоро восемнадцать лет…

Я хочу сразу предупредить еще одну возможную теорию о происхождении главной героини песни «Улица Роз».

Что? Ах, нет, тут ничего не получится! Жанна появилась на свет много раньше - аккурат на московскую Олимпиаду, И назвал я ее так в честь Жанны Бичевской. В то время я очень увлекался ее творчеством. Не Жанна Д"Арк, не Жанна Агузарова, а именно Бичевская была прототипом! Жанна учится на третьем курсе в Музыкальном училище имени Ипполитова-Иванова. Занимается хоровым дирижированием. Да и поет неплохо! Я правда еще не слышал, как она поет эстраду. Дома в ее исполнении приходится классику или русские народные песни слушать. Но голос у нее неплохой, душещипательный. А по музыке она ориентирована на самые разные вещи: Осборна слушает, «Led Zeppelin». Я на нее не давлю, это ее выбор.

И твой младший - Александр - тоже ведь учится в музыкальной школе. Творческая у вас семья, Валерий Александрович!

Так уж получилось. Сказать честно, я этого не хотел. С дочерью еще как-то проще было, а по поводу Александра - я не хотел, чтоб он занимался музыкой. Он еще в такой тяжелый период родился - в 1989 году. Я тогда не думал, что у музыкальной карьеры есть приличное будущее. Но смирился. Сейчас Сашка играет на виолончели, уже третий класс закончил. Слух у парня абсолютный - любые диктанты по сольфеджио с ходу пишет! И это по сольфеджио, которое я в детстве терпеть не мог! А у Сашки - это один из самых любимых предметов. Вообще, я изо всех сил стараюсь быть для своих детей именно отцом, а не вокалистом группы «Ария»!

Сам ты какую музыку дома слушаешь? Не увлекаешься новомодными течениями типа «Prodigy», как Холст?

Трудно изобрести что-то принципиально новое - или это будет слишком далеко от музыки. Эх, души не стало в современном роке, а может я сам постарел. Если бы я узнал группу, играющую традиционную музыку на высоком уровне, я бы слушал ее с удовольствием!

Ну и последний вопрос. «Ария» - что будет дальше?

Я уже так давно занимаюсь этим делом, что даже забыл, когда начал. Конечно, бывают проблемы, но я решил для себя раз и навсегда: ничем другим я в этой жизни заниматься не хочу и не буду. Пока хватит терпения, здоровья и сил. Я не мыслю себя без группы. Будем биться до конца!

«Я РОС НА НАРОДНОЙ МУЗЫКЕ… НАРОДНАЯ МУЗЫКА – ОСНОВА ВСЕГО. ЭТО ВПИТАНО С МОЛОКОМ МАТЕРИ…»

Интервью с Валерием Кипеловым

Музыкант Валерий Кипелов и одноименная группа – крайне интересны для изучения со стороны специалистов от авторского права, юристов в области интеллектуальной собственности. «Ария» приобрела популярность в 80-е годы, и до сих пор «арийцы», как и группа «Кипелов», остаются стадионными коллективами. Тем не менее отечественные рок-группы со схожим путем успеха совершенно не похожи на них: все они строятся вокруг персоны автора-исполнителя, будь то Шевчук и ДДТ, Кинчев и «Алиса», Гребенщиков, и даже покойный Виктор Цой. У «Арии» же, как теперь и в группе «Кипелов», совершенно иной путь: они всегда были конгломератом творческих личностей – музыкантов, поэтов и, конечно же, Вокалиста с большой буквы. Именно поэтому правовое построение отношений внутри и вокруг флагманского коллектива отечественной метал-сцены так интересно.

– Валерий, здравствуйте! Скоро уже 15 лет, как вы ушли из группы «Ария». Теперь, когда вы возглавляете группу имени себя, проблем с названием коллектива возникнуть не может ни при каких обстоятельствах. А тогда, в 2002 году, была ли у вас возможность оставить название «Ария» за собой? Какие-то соглашения регулировали возможность вашего ухода из группы? По многочисленным слухам, бродившим в то время как в прессе, так и в тусовке, «Ария» должна была достаться вам, в то время как группа Дубинина и Холстинина могла бы называться, например, «Химера». Защищено ли название «Кипелов» сейчас каким-то образом?

– Да, название «Кипелов» и логотип сейчас защищены. А в то время я был далек от юридических тонкостей, тяжело было отбросить мысль, что я больше в этом коллективе работать не буду. Мы полагались на джентльменские договоренности с нашими коллегами и, насколько я знал, название «Ария» было зарегистрировано на отдельное ООО, и нас было пять участников и директор. Но в момент разрыва и ухода трех участников группы «Ария» никто не претендовал на название «Ария», и мы понимали, что «Ария» – это нечто большее, чем три участника. Да и большая часть песен была написана оставшимися двумя участниками коллектива. Но, по правде говоря, «Ария» – это вот те пять музыкантов коллектива. Каждый из нас внес свою лепту…

Да, на тот момент они перерегистрировали название «Ария» на себя. Мы в свою очередь тоже долго переживать не стали и начали работать. Ну а время все расставило на свои места.

– Первые предпосылки к расставанию с «Арией» стали появляться еще в середине 90-х, если верить истории группы. Вы же уходили уже в 1994 году, и альбом «Ночь короче дня» начал записывать Алексей Булгаков. Опять же, по слухам, не последнюю роль в вашем возвращении в «Арию» сыграл Александр Морозов (Moroz Records), который пригрозил разрывом контрактов с группой. Действительно ли тогда имела такое значение правовая сторона вопроса?

– У нас был определенный конфликт после поездки в Германию в 1994 году, в основном, между мной и В. Холстининым. Я не собирался никуда уходить, ему, видимо, не понравились мои какие-то самостоятельные шаги. В то время было сложное финансовое положение, и я работал по клубам с группой «Мастер». Это был временный проект, группа «Мастер» на тот момент не имела вокалиста. Все свои обязательства с «Арией» я выполнял, и мы тогда даже решили работать над новым альбомом. Но тут был приглашен А. Булгаков. Алексей был лидером группы «Легион» и выстраивать новые отношения оказалось непросто – по-видимому, они просто зашли в тупик достаточно быстро.

Был ли на самом деле такой договор с Морозовым, я не знаю, мне об этом сообщил В. Холстинин, сказав, что компания не хочет выпускать альбом с другим вокалистом. Таким образом, наши отношения вошли в новую фазу и продлились до 2002 года, чему я в общем был рад.

Я слышал некоторые композиции с вокалом А. Булгакова, и что-то мне нравилось, слышал саму песню «Ночь короче дня…».

Могу только сказать, что я на тот момент никуда уходить не собирался. Это была совершенно другая ситуация, нежели та, которая возникла в 2002 году.

– Насколько вообще на начальном пути вашей метал-карьеры (1985–95 годы) договорные обязательства влияли на судьбу артистов? Правда ли, что «Мелодия» продавала миллионными тиражами ваши пластинки, не платя ни копейки «арийцам»? Каким образом в то время строились ваши отношения с продюсером «Арии» В.Я. Векштейном?

– Векштейн был художественным руководителем, мы работали в Москонцерте и получали свою фиксированную ставку. Года с 88-го ситуация поменялась, ставки были аннулированы, и мы работали свои коммерческие концерты. Оплата за концерт обсуждалась с Векштейном и уже с ним решались эти вопросы.

Это был период, когда не было особых договоров, подписей, и даже об авторских мы тогда не рассуждали. Нас особо не волновало, чья песня, – юридическая сторона вопроса возникла уже чуть позже, когда мы начали подписывать договоры на выпуск СD. И, конечно, мы юридически на тот момент не были до конца готовы к правовым отношениям, поначалу возникали некоторые проблемы.

Что касается «Мелодии», то это был некий прорыв, когда на виниле издается диск metal-команды. Позже вышел и следующий альбом… Для нас это было определенной победой – выпуск альбома металлической команды и на виниле, и на «Мелодии».

Конечно, особых денег тогда мы не получили, но нас это мало волновало. Выход альбома на виниле уже говорил о статусе группы.

– Вернемся в середину 90-х. С ушедшим в 1995 г. из «Арии» гитаристом Сергеем Мавриным вы записали сольный альбом «Смутное время», на котором впервые прозвучал главный хит всех времен и народов «Я свободен». Расскажите историю создания этого альбома. Почему эти песни не попали в репертуар «Арии»? Кто не разглядел их потенциал? Не было ли у вас правовых ограничений для выпуска сольной пластинки в то время, как вы являлись действующим вокалистом «Арии»?

– Песня «Я свободен» не то чтобы не была замечена… Наверное, она выделялась в альбоме, по крайней мере для меня, но мы не думали, что эта песня станет хитом и прочее.

Я не навязывал эту песню для исполнения в группе «Ария», мы даже почти не говорили об этом, тем более что у «Арии» много своих песен, более лиричных… По результатам совместной работы нам с Сергеем просто хотелось сделать что-то самостоятельное, итогом этой работы стал альбом, вышедший в 1997 году. Чем-то мы довольны, чем-то нет, наверное, некоторые вещи сейчас слушать смешно с позиции лет… Я думаю, что тогда и был заложен первый камень, который положил начало группе «Кипелов».

– В ваших группах, что в «Арии», что в «Кипелове», песни пишут все, кроме барабанщика. Каким образом определяется, чьи композиции группа принимает в работу, а какие откладываются на потом?

– Все решается коллегиально, кто бы что ни принес, мы стараемся вместе работать. Единственное могу сказать, что у нас происходит не так, как у некоторых западных команд, когда из 80 песен, представленных для альбома, выбирается только 10. У нас столько песен приносят, сколько в альбом и нужно.

Все решаем сами, главное, чтобы это было выдержано в стилистике группы. Что касается барабанщика, то, да, он не сочиняет песен, но у него есть масса других достоинств, и мы совершенно нормально к этому относимся. Конечно, если бы он сочинял, было бы здорово, но, тем не менее, он участвует в творческом процессе, что-то предлагает…

– Из-под вашего пера в «Арии» выходили в основном баллады, однако сольная работа представила вас прекрасным композитором и боевых треков. Почему же такая особенность была в «Арии»? Это был заказ аудитории или невозможность написать балладу другими участниками группы?

– Трудно сказать… наверное, это зависит от периодов в жизни. В «Арии» в основном, писали Грановский, Большаков, Холстинин, Дубинин, я иногда писал, но до «Арии» я вообще не сочинял песен, скажем, работая в «Лейся, песня!». Спустя какое-то время, как говорится, жизнь заставила, и я уже пробовал свои силы в написании не только баллад, но и «боевиков». Наверное, я набирался опыта…

– Авторами песни «Возьми моё сердце» значатся все участники «Арии», кроме барабанщика. И это не единственный случай. Как определяется авторство песен в «Кипелове», в «Арии» тех лет, когда все музыканты вкладываются в создание трека? Ведь гитарист может придумать вступительный рифф, соло и т.д., но при этом вокальная мелодия и гармония придумана вами. Между соавторами заключаются какие-то соглашения для дальнейшего определения дохода? Варьируется ли этот доход от вклада каждого соавтора в песню?

– Исторически, еще со времен «Арии», у нас как-то сложилось, что авторство принадлежит тому, кто сочинил мелодию и гармонию… А что касается риффа или аранжировки, то это тоже очень важно и иногда это делает свое дело… Но вот у нас сложилось так. В основном, все остальное делаем вместе, правда, бывает по-разному, но тем не менее у нас так.

– Из-за большого количества авторов исполняемого вами материала (как музыки, так и текстов) не возникало когда-либо сложностей с живым исполнением тех или иных песен? Одно время говорили, что в концертные альбомы не удавалось включить некоторые песни пера А. Большакова («Встань, страх преодолей», «Воля и разум»).

Есть, например, песня «Беспечный ангел», музыка к которой была написана группой Golden Earing, с ней тоже возникали проблемы при выпуске…

– «Кипелов» славится своим исполнением народных песен, как в тяжелой обработке, так и с народными ансамблями. Откуда увлечение подобной музыкой? Ожидать ли аудитории новых треков в таком ключе?

– Я рос на народной музыке, дома у меня всегда играл патефон и звучали Шаляпин, С. Лемешев, Русланова. Это было впитано с молоком матери, семья у меня поющая, песни звучали всегда и везде. А я вставал на табуреточку и пел для гостей русские народные песни. Всегда есть чему поучиться у народа. Народная музыка – это основа всего. И кстати, «Косово поле» – новая наша песня, ведь многие подумали, что это какая-то народная песня. Это неплохо, и любовь к народному творчеству останется со мной до конца моих дней.

– Кроме народных песен в рамках группы «Кипелов» можно услышать и кавер-версии западных рок-хитов. У вас был опыт работы в клубном проекте «Назад в будущее» в 90-х, где также исполнялись каверы. А «Ария» в 99-м году приобрела новую жизнь и стадионы новых поклонников с кавером «Беспечный ангел». Как вы в целом относитесь к исполнению песен других артистов, ведется ли какая-то правовая работа в этом направлении? Обусловлен ли выбор тех или иных каверов возможностью «очистки» прав на исходный трек для работы?

– Ну вот уже упоминалась песня «Беспечный ангел», она перешла к нам по наследству и исполняют ее и «Ария», и «Кипелов», и С. Маврин и, возможно, С. Терентьев. А что касается каверов, то крайне редко мы исполняем их, скорее, как исключение, либо это связано с «зелеными концертами», либо еще какой-то особый случай.

Был в свое время проект «Назад в будущее», исполнялись каверы, никаких проблем с авторством не возникало…

– Ваш преемник по «Арии» Артур Беркут был вовлечен в судебные тяжбы из-за сольного исполнения «арийских» песен, по сути, каверов. Вы не сталкивались с подобными инцидентами?

– Нет, со мной никто на эту тему не судился, если возникают вопросы, то у нас есть такая негласная договоренность, и мы стараемся не исполнять песни, которые нам не принадлежат. Бывают случаи, когда песня принадлежит двум авторам: одному – участнику группы «Ария», другому – участнику группы «Кипелов», но до судов у нас дело никогда не доходило.

– Валерий Кипелов известен как серьезный артист, который не участвует в проектах, которые ему не близки. В то же время вас нельзя назвать и затворником: дуэты с Галаниным, Тарьей Турунен, участие в проекте Маргариты Пушкиной «Династия посвященных». Каким-то образом вы привлекаете юристов при участии в этих проектах? Договоры с соисполнителями, контроль качества и за продвижением фонограмм?

– Это также является исключением – все эти совместные выступления, что касается, например Тарьи, то каких-либо особых договоров мы не подписывали, а то, что спели вместе, я рад.

Что касается Сергея, то это было сделано по дружбе, как жест доброй воли, никаких денег и договоров. Не всегда в этом процессе участвуют деньги, обязательства.

С группой «ПикНик» я также исполнял эти песни добровольно, по собственному желанию и без привлечения юристов.

– На каком основании строится ваше сотрудничество с ФК «Спартак»? Все мы слышали гимн многократных чемпионов России в вашем исполнении, а ведь были и предыдущие эксперименты в этом направлении. Услышим ли мы еще со сцены «Давай поднимем в небо наш красно-белый флаг!»? Расскажите историю появления этих треков.

– Мне позвонил Евгений Хавтан, и это была «проба пера», что касается гимна «Спартака». Он сказал, что есть идея записать гимн для ФК.Спартак.. Он продемонстрировал мне демо, которое, по-моему, было спето группой «Тараканы», причем спето неплохо, задорно, я не знаю, почему оно не прошло… и я согласился попробовать свои силы. Ничего подобного я ранее не делал, и было интересно.

Я не удивлен, что это не стало основным гимном. Я не знаю судьбу этого гимна, и у меня нет даже записи…

Позднее позвонил Виктор Дробыш и вышел с тем же предложением, сказав, что он сочинил гимн, немного другой, как и просил ФК.Спартак., более распевный и мелодичный. Никаких договоров и особых условий также не было. ФК.Спартак. был моим любимым клубом, и я с удовольствием согласился…

– Сейчас «Кипелов» работает над новым материалом. Одна из новых песен – «Косово поле» – уже взорвала Интернет. Как вы относитесь к тому, что поклонники знакомятся с вашим творчеством по записям с телефонов true-fans-only? Не преследуете ли вы распространение подобных пиратских записей? Например, на концертах ряда популярных рок-групп действует запрет на фото- и видеосъемку в зале.

– На самом деле, мы с этим смирились, так как глупо бегать за фэнами и запрещать, сейчас у каждого есть по нескольку телефонов, фотоаппаратов – это так же, как ветер запретить, он дует и дует. И когда появляются записи – это иногда, может, не очень приятно, но с другой стороны это мобилизует тебя – любая твоя неточность налицо, все это заставляет задуматься, что и как ты делаешь на сцене.

– Продолжая разговор о дальнейших планах группы «Кипелов», скажите, новый альбом увидит свет на материальных носителях или интернет-пиратство убило CD?

– Трудно загадывать, будет ли это полноценный альбом или мы ограничимся выпуском сингла. Мне как-то ближе история с CD, т.к. с Интернетом я не особо дружен. Были даже мысли вообще отказаться от выпуска альбома, и новые песни люди будут слушать только на концертах. Причем, ведь одно исполнение от другого может отличаться, может быть спето с разным настроением… это интересно. Но я думаю, в ближайшее время мы поймем ситуацию.

Беседовал Тимофей Щербаков

Еще до выхода нового альбома говорилось, что у него имеется четкая концепция. В чем она заключается?

Валерий Кипелов: Она заключается в самом названии, «Жить вопреки» . Первая песня, заглавная, дает настрой всему альбому, а финальная песня «На крутом берегу» , заканчивается теми же словами, «жить вопреки». Весь альбом проникнут этой идеей: жить вопреки обстоятельствам, этому миру, той культуре, которая навязывается...

А каким образом в эту концепцию вписывается «Гламурная птица»?

Валерий Кипелов: Гламурная птица – это не конкретно какая-то птица, а подразумевалась какая-то особа. Вы же знаете, как люди говорят: «Посмотрим, что это за птица!». Я не буду конкретизировать – они сами знают, что из себя представляют. У нас таких много - вагон и маленькая тележка. Это одна из немногих песен, которые бы нам хотелось написать на социальную тему. В ней идет рассказ от имени героини, которая попадает в этот гламурный мир, рассказ о том, что с ней происходит. В песне есть такие строчки: «Так легко поверить в сказку, глянцевый дурман», в которых можно увидеть мысль, что надо жить вопреки всем этим вещам, что надо думать о душе больше, чем о форме, внешнем оформлении. Я часто смотрю телевизор, в отличие от своих коллег по группе и поэтому я вижу много таких передач, которые посвящены в основном внешней стороне. Мало чего говорится о душе, в основном, говорится о том, как человек должен выглядеть, на чем он должен ездить, что он должен носить. Здесь тоже идея такая, что жить надо вопреки этому, не этим человек познается, а тем, что у него внутри и что он после себя оставит – вот это самое главное.

Валерий Кипелов: Я бы не сказал, что что-то изменилось. Как мы занимались коллективным творчеством, так и занимаемся. На первом месте стоит человек, который предложил идею, принес какой-то рифф, а мое дело – сочинить мелодию, если не было припева – сделать припев, иногда какие-то аранжировочные моменты подсказать, какие-то куски целиком мои.

А вокальные мелодии в песнях целиком Ваши?

Валерий Кипелов: Не везде, но в тех песнях, которые написаны в соавторстве – почти во всех. Мне удобнее это делать, так как я вокалист, и я под себя выстраиваю вокальную канву. Музыканты, в основном, делают гармонию, аранжировки, а я занимаюсь тем, что выстраиваю мелодию.

Валерий Кипелов: Примерно по той же схеме, что и музыка. Получилось так, что большинство идей для песен были придуманы мной. Раньше было наоборот: Маргарита Пушкина придумывала, и, даже если что-то было мной предложено, то это все время изменялось ей. А сейчас Рита писала текст, я правил, вносил какие-то свои коррективы, и в процентном соотношении у нас получилось примерно 50 на 50 в большей часть песен.

А в тех песнях, где Ваше соавторство не указано, то…

Валерий Кипелов: То это значит, что почти целиком текст был принят. Были какие-то поправки, но мы посчитали, что они очень незначительные: если какое-то слово не пелось, или мне было неудобно его петь, я его менял на другое. Не более того. Изначальная идея Риты была только в песне «Безумие» . В «Дыхании последней любви» было по-другому: идея была моя, но все воплощение было Пушкиной .

Наверное, и вариантов было множество?

Валерий Кипелов: У нас всегда очень много вариантов текста на песню, и они постоянно меняются. Например, было «Дыхание последней любви» , «Последнее дыхание любви» : то есть, вроде только слова поменяли местами, а смысл очень сильно изменился. Текстов было написано очень много. К сожалению, мы не всё успели сделать на этом альбоме, и несколько песен у нас осталось: есть мелодика, есть аранжировки, все уже записано, но не случилось текста. И наоборот: есть тексты, на которые мы мелодии еще не насочиняли. Поэтому есть такой определенный задел на будущее.

Отсюда вытекает следующий вопрос: у группы КИПЕЛОВ есть песни, музыка которых написана на тексты?

Валерий Кипелов: Нет, пока нет. Просто получилось так, что некоторые тексты – в основном, это были идеи Риты Пушкиной – не нашли своего воплощения на этом альбоме, но сами тексты мне понравились по своей идее, концепции. Рита зачастую дает неиспользованные варианты другим группам, но я попросил этого не делать, потому что мне тексты понравились, и, возможно, мы попробуем. Вот и сейчас, поскольку работа над альбомом закончилась, время теперь есть, можно попробовать себя в новом качестве, то есть, писать музыку на тексты, чего раньше мы себе не позволяли.

Оставшиеся за бортом альбома «Жить вопреки» песни выйдут в течение какого-то времени отдельным синглом или будут включены в следующий альбом?

Валерий Кипелов: Скорее всего, это будет сингл, потому что я уже не буду столько времени ждать, пока мы сочиним все песни, пока все тексты будут написаны, пока мы все это запишем, сведем... Тем более, сейчас ситуация на рынке издающих компаний меняется очень сильно, и поэтому все сложнее и сложнее выпускать с помощью какой-то компании альбом. Возможно, мы будем делать новые песни и сразу выкладывать в интернет, или будем играть их только на концертах. А по истечении времени, возможно, мы решим, что пришло время сделать студийный вариант этих песен.

Песня «На грани» была выпущена два года тому назад синглом. Для нового альбома она была перезаписана или просто пересведена?

Валерий Кипелов: Было кое-что переиграно, потому что музыкантов не очень устраивали акустические гитары. Вокальный трек, в основном, остался тот же. Скрипичные партии, может быть, были переиграны, но, в общем, остался тот же вариант, единственное – был пересведен и перемастерен. Та версия была сделана с Хансеном в Дании, а новая - в Германии.

А чем Вас не удовлетворило сотрудничество с датской студией? Ведь несколько предыдущих релизов были сведены именно у них?

Валерий Кипелов: Меня вполне устраивало, не устраивало больше музыкантов. Якоб Хансен достаточно оперативно работал, что мне нравилось, быстро откликался. А с немецкой студией нам просто предложили другой вариант сотрудничества. Наш друг, барабанщик Майк Террана в свое время нам предлагал различные студии, но и мы сами устроили кастинг различных студий. В итоге, выбор пал на Michael Voss . И еще соотношение «цена-качество»: Майкл достаточно быстро работал и работали мы в режиме онлайн. Мы не могли поехать к нему, чтобы сводить альбом там, потому что он у нас не был полностью готов, и поэтому мы сидели здесь в Москве. Он звонил нам, и мы с ним общались по скайпу, объясняли, что хотелось бы сделать, какие-то определенные пожелания. Поэтому более такая, продвинутая, что ли, работа у нас с ним была.

А есть ли, на Ваш взгляд, в России студии, которые могли бы качественно записать, свести, отмастерить альбом?

Валерий Кипелов: Может быть, и есть, но я о них не знаю. Я знаю по опыту других музыкантов, что многие делали, как мы: записали здесь, а сводили там. АЛИСА , например. Хотелось, конечно, и писаться там, поскольку у них опыта больше в том, как надо изначально записывать звук. У нас уже возникали проблемы здесь: мы записали барабаны, и когда отправили треки туда, нам этот немец, Майкл Фосс , сказал, что банки записаны у нас не очень хорошо, и с тарелками проблем много. Поэтому хотелось бы и записываться там. Я думаю, что в будущем мы наверняка попробуем это сделать. А с чем это связано? Во-первых, там специалисты, а во-вторых, сами студии. У нас студии работают в таком режиме: сегодня пишут попсу, завтра каких-нибудь народников, потом металлистов, потом панков – нет специализации. А на Западе, в основном, студии четко специализированы: есть, например, Finnvox, которая занимается жесткой музыкой, и еще много подобных студий. И у них там заточено все под нашу музыку, то есть, ничего не надо изобретать на имеющемся звуке, чтобы его улучшить. И там есть четкие специалисты, которые понимают, как надо это сделать. У нас, к сожалению, таких нет. Все это касается не только звука, но и оформления.

А как вы познакомились с художником Felipe Machado Franco , который сделал обложку альбома?

Валерий Кипелов: Случайно. Он сам зашел на сайт к нам и предложил свои услуги. Я знаю, что он делал обложку для ICED EARTH , и еще для некоторых известных команд. Поэтому с ним связался наш директор и предложил ему сотрудничество. Он сказал, что с удовольствием и что ему нравится наша группа. Не знал, что у нас есть поклонники в Колумбии. Он достаточно быстро сделал обложку и именно то, что нам, в общем-то, хотелось. Какая-то была новизна в этом, и, как мне показалось, мы ушли от стандартных штампов, которые были присущи нашим художникам. Мне понравилось то, что она необычная. Можно спорить о самой сути этой обложки, но мне понравилась цветовая гамма, идея. Он попытался таким образом отразить идею всего альбома – «Жить вопреки» .

Вы привлекли в этот раз к записи альбома оркестр…

Валерий Кипелов: Да, мы писали с оркестром некоторые песни, не все. Несколько песен мы записали с «Глобалисом»… То, что был записан сингл «На грани» , это был не оркестр, это мы сотрудничали с квартетом Горского. Сейчас мы просто поняли, что нужно побольше инструментов, звучание должно быть погуще, более оркестровым.

А на концертах оркестр, как обычно, будет забит в портостудию, клавишника не будет?

Валерий Кипелов: Да. Это не секрет, что мы возим с собой портостудию, в которую у нас забиты: метроном для барабанщика, клавишные – потому что у нас нет клавишника, оркестровые моменты. Мало того, в каких-то местах у меня там звучат прописанные бэки. Сейчас мы, правда, начали менять эту ситуацию, поскольку у нас запели все музыканты, но пока еще не на том уровне, на котором бы хотелось.

Как Вы думаете, стоит ли на концертах воспроизводить полностью студийное звучание песни?

Валерий Кипелов: Вот представьте себе: если убрать из песни «Я свободен» все клавиши, все оркестровки, оставить только живые инструменты, гитары – она же много потеряет

Конечно, ведь там же основа – клавиши.

Валерий Кипелов:

Я про это и говорю. Поэтому там, где мы можем убрать клавиши, мы это иногда делаем. Бывает, нам приходится играть и без клика, особенно на фестивалях. Там зачастую сложно использовать портостудию: бывает, каналы перепутают, или еще что. Мы ее отключаем, играем, но я понимаю, что это беднее звучит. Там где клавиши принципиальны, мы оставляем, не принципиальны – иногда мы отказываемся от них.

Вы выпускаете новый альбом также в виде виниловой пластинки…

Валерий Кипелов: Она должна дней через десять появиться. Поступило предложение, и я не увидел причин, чтобы отказаться. Мне это интересно, я бы сам с удовольствием послушал на виниле. Мы даже для винила сделали специальное сведение и мастеринг.

То есть, звучание максимально приближено к аналоговому?

Валерий Кипелов: Да. Звук не такой жесткий, не плющили его, там нет компрессии. Там слышна вся прелесть винила.

На какую-либо песню с нового альбома будет сниматься клип или нет?

Валерий Кипелов: Мы думали, да, у нас даже были предварительные переговоры с теми людьми, которые делают клипы. Было предложение с их стороны снять клип на песню «Дыхание последней любви» , что мне очень не хотелось бы делать, поскольку это очень традиционный шаг: сделать клип на лирическую балладу. Опять же здесь упирается все вот во что: где размещать это все? Поскольку понятно, что ни на какие центральные каналы нас и близко не возьмут, остались какие-то региональные каналы: MusicBox, A-One, может быть, хотя говорят, что у них тоже какие-то проблемы существуют. Если раньше у нас были варианты с MTV, МузТВ, то сейчас это совершенно попсовые каналы, там даже и такой рубрики-то нету, формат у них очень сильно изменился. Надо понять, стоит ли это делать. А потом – есть у меня определенное разочарование в плане всех клипов, в съемках которых я когда-либо принимал участие: в составе группы АРИЯ , и позже – в составе группы КИПЕЛОВ . Я не могу назвать ни одного клипа, по большому счету, который мне бы нравился. По-моему, самый лучший клип за всю историю, который мы сняли, это был клип на песню «Дай жару» группы АРИЯ , и то это был просто концертный вариант. И вот это единственное, что меня когда-либо вдохновляло. Все остальное…Были хорошие съемки, как например, на «Я здесь» . На самом деле, мы нашли шикарное место, сняли все, но клип мне не понравился. Когда я увидел воплощение его, я понял, что он совершенно не соответствует песне. Я не люблю снимать так, чтобы клип вообще никак не отражал суть песни. Я знаю, что бывают такие люди, которые стараются снять клип, который ну вообще никакого отношения к песне не имеет. Мне это не нравится. Поэтому я недоволен всеми клипами, поэтому размышляю над тем, стоит ли. Потом опять же - это достаточно дорогостоящий проект, если серьёзно подходить к этому вопросу. Понятно, что он не отобьется: это, в общем-то, рекламный ход. И опять же возникает вопрос: если снять, то где показывать? Поэтому я не вижу смысла никакого. Возможно, мы сделаем это для себя. Но для этого нам надо четко понять: если мы хотим сделать тот клип, который нам нравится, то мы должны найти нужных режиссеров, которые понимали бы поставленные задачи.

А почему вы сменили лейбл с CD-Maximum на Мистерию ?

Валерий Кипелов: Это в какой-то степени зависело от предыдущего договора с концертным агенством «Мельница». Просто у них сейчас такой триумвират, если это можно так назвать: промоутерская компания «Мельница», издающая компания «Мистерия» и “C.A.T.”. И поэтому, когда мы подписали договор о своей концертной деятельности с промоутерской компанией, мы уже фактически подписали договор и с издающей компанией.

То есть, каких-то особых неудовольствий предыдущим договором у вас не было?

Валерий Кипелов:

Понятно, что были свои проблемы. Когда ты подписываешь договор, они всегда возникают. А новый договор подписали два года назад, и сейчас все достаточно сильно изменилось по сравнению с тем временем, когда он был изначально подписан. Опять же свою большую лепту вносит интернет. Музыканты вкладываются, записывают альбом, издающая компания все это выпускает, а потом оказывается, что альбомы тут же появляются в сети. Поэтому – проблемы с продажей альбома. На Западе как-то все решают, хотя там тоже есть свои трудности по этому поводу. Тот, кто бесплатно скачивает, считает, что он вправе это делать, но он забывает о том, что и у музыкантов есть проблемы, что они порой живут за счет издания альбомов. К тому же, чтобы записывать следующие альбомы, нужны достаточно большие вложения. А молодые команды просто не могут себе этого позволить. Мы, в основном, занимаемся сами всем: у нас нет ни продюсеров, ни каких-то людей, которые все это двигали бы финансово. С одной стороны, это здорово: мы совершенно не зависимы ни от кого в этом плане. То есть, над нами нет никакого диктата по поводу музыки, текстов, того, как мы должны выглядеть. Но с другой стороны, есть и определенные проблемы, проблемы финансового порядка. Мы не всегда можем делать то, что хотели бы. Но мы стараемся.

Фотографии взяты с сайта Фан-зона группы «Кипелов»