Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Работая всю жизнь художником-реставратором и одновременно занимаясь популяризацией этого редкого, сложного, интересного труда, я никогда раньше не тяготел к мемуарному жанру. В книгах, статьях, телепередачах рассказывал о свежих, только что состоявшихся открытиях, выставках, научных дискуссиях. Но, видно, всему своё время. Годы, а главное болезнь, на несколько лет прервавшая моё общение с миром, заставили сосредоточиться на прошедшем и по-новому вспомнить тех, с кем благодаря профессии художника-реставратора довелось работать, дружить, иногда – конфликтовать. Люди это были замечательные, уникальные. Правда, кому-то они сегодня покажутся странными чудаками, но я-то рассчитываю, что меня будут читать люди, заинтересованные тем делом, которому посвятили себя герои этой книги. Для них главным в жизни стало сохранение памятников, традиций народа, а значит – сбережение его памяти.

Пожалуй, нет такого места, связанного с развитием древнерусской архитектуры, иконописи, литературы, где бы я ни побывал. Причем побывал не наскоком. Многие месяцы и годы прошли в работе с иконами, русскими портретами XVII – XIX веков в музейных собраниях Вологды, Петрозаводска, Костромы, Ярославля, Ростова, Переславля Залесского, Смоленска… Трудясь реставратором, я обычно только треть года проводил в Москве, всё остальное время – экспедиции, походный быт, ночёвки в палатках, домах-вагончиках, а случалось, и в крестьянских избах. Теперь уже знаю точно, что лучшее время жизни прошло в деревне Ерснёво, в доме плотника Бориса Федоровича Елупова, любовно и как-то очень просто сохранявшего рукотворные жемчужины Кижей.

Там, в тихих деревнях и древних городах провинциальной России, я открывал для себя, какой он – подлинный патриотизм, и начинал постигать мудрую философию народной жизни.

Я, выросший в бараке на Павелецкой набережной, лишённый наставничества погибшего в войну отца, опекаемый бабушкой, ибо мама с утра до вечера трудилась, чтобы не умерли мы с братом с голоду, сам занимался своим образованием и устройством в жизни. Мне бесконечно повезло на встречи с уникальными людьми, начиная с университетских профессоров и кончая выдающимися спортсменами, сотрудниками провинциальных музеев, одарённейшими реставраторами, плотниками, сохранявшими сокровища Кижей, блестящими русскими офицерами, кинооператорами, писателями и просто одарёнными натурами.

В политической науке я не сильно подкован, с диаматом и истматом в университете не «дружил», хотя основные марксистские труды изучил. На веру принять их постулаты не мог, ибо я из старообрядцев и незаконно раскулаченных. Большинство родичей сгинуло вдали от родимых мест. Дед по матери сидел и умер в селе Шушенском. До сих пор храню его письма с обратным адресом, который ранее помечал на своих конвертах вождь революции. Всё, чем мне довелось заниматься в жизни – реставрация, искусствоведение, телевидение и пресса, – было не благодаря, а вопреки. Известную балерину спросили: как-то стимулировала ли её творчество закулисная борьба? Недолго думая, она ответила, что иногда травля заставляла мобилизоваться, но лучше бы грязных склок не было. А мне всё время приходилось собачиться с министерскими чиновниками и дураками, приставленными к нашему делу. Каждое открытие, выставка, каталог, альбом, книга давались с кровью. Некоторые полупрезрительно называли меня везунчиком. Если и везло мне в работе, то исключительно по воле Божией. Наряду с тупоголовыми начальниками, довелось мне в те времена встретить редкостных людей. Прежде всего университетские учителя помогли мальчишке из бараков найти своё место в науке, а значит, и в жизни. В. М. Василенко, В. И. Лазарев, В. В. Павлов, Е. А. Некрасова, В. В. Филатов не только открыли передо мной мир прекрасного, но и научили родное Отечество любить. А Николай Петрович Сычёв, отправленный на 20 лет в ГУЛАГ с поста директора Русского музея, ещё до революции входивший в золотую плеяду русских учёных, целых семь лет занимался со мною в маленькой квартирке на Чистых Прудах. Во Пскове его первый ученик Л. А. Творогов, прошедший с наставником каторжный путь, многие годы являл мне пример мужества и преданности любимому делу. Родившийся инвалидом, обречённый на неподвижность, он до 83 лет оставался героем, которому любой кадет из «Сибирского цирюльника» в ноги поклониться должен. Он создал во Пскове первую в мире библиотеку из библиотек: от рукописей XII века из Мирожского монастыря до книжных собраний Ганнибалов, Яхонтовых, Назимовых, Блоков и других псковских семей. Американские и английские слависты восторгались его немногочисленными статьями, а в местном музее, да и в Пушкинском Доме зачастую посмеивались над странным калекой, играющим на костылях в волейбол и кормящим из скудной получки десятки собак и стаи голубей. Во Пскове же встретил я Л. Н. Гумилёва, приехавшего к здешним кузнецам заказывать крест на могилу матери. Встретил, подружился и до последних дней талантливейшего ученого и замечательного человека окормлялся от щедрот его. А сколько мне богатств подарили годы общения с К. Я. Голейзовским – прекрасным художником, учеником М. А. Врубеля и В. А. Серова, основоположником современного балета, как его именуют мировые словари хореографии. В той эпохе было немало людей высокой культуры и истинной интеллигентности.

Реставрацией икон я занимался целых двадцать лет. Это были самые счастливые годы. Будучи человеком глубоко верующим, я никогда не перестану славить подвиги таких подвижников музейного и реставрационного дела, как семья Федышиных в Вологде, Л. А. Творогова и Ю. П. Спегальского во Пскове, П. Д. Барановского, Н. П. Сычёва, Н. Н. Померанцева, жизни не щадивших во имя спасения духовного наследия Отечества.

Когда говорят, что музеи отнимали у церквей иконы, мне больно: я-то знаю, что такое труд музейщика. За нищенскую зарплату в течение семи десятилетий именно музейщики сохраняли наше духовное наследие, и очень многие при этом рисковали не только своей свободой, но и жизнью в буквальном смысле слова. Вспомним Барановского, который за свои убеждения реставратора пошёл в тюрьму. Но не надо забывать, что и духовенство тоже страдало – и в тюрьмах, и в лагерях. И больно, когда пытаются противопоставлять сегодня труд одних и веру других.

Я родился в Москве, но, наверное, давно бы сошёл с круга, если бы не проводил большую часть времени во Пскове, Петрозаводске, Кижах. Что такое Москва? Это конгломерат. Была бы она заштатным тихим городом, если бы не деловые ярославцы да костромичи, которые ещё в позапрошлом веке приспособили её для себя. Провинция – это чистота духовной жизни, которая всегда питала меня.

Трагичность нашей демократической ситуации в том, что каждый лишь думает, как бы побольше урвать, – и в столицах это захватило всех, а провинция сопротивляется этому, российская глубинка осознала, что без заботы о культуре мы просто погибнем. Да, я всегда с особым удовольствием еду и в Вологду, и в Новгород, и в Кострому, и, конечно, в Ярославль. Это спасительные оазисы после Москвы. В Москве царят мразь и запустение. Да и в Петербурге то же самое. К счастью, это не коснулось пока провинции. Москва и Петербург усиленно разлагают культуру. Провинция ей – мать, а столица – мачеха.

Затворничество последних лет открыло мои глаза на друзей истинных и случайных, относившихся ко мне потребительски, а иногда под личиной приятельства таивших зависть и даже злобу. Бог им судья, но уже сейчас видно, во что превращаются нередко одаренные от природы люди, лавируя между правдой и ложью, попирая принципы порядочности и честности и забывая время от времени перечитывать провидческие страницы гоголевского «Портрета».

Истинных друзей осталось немного, но мал золотник, да дорог. Постоянно я ощущал заботу и внимание со стороны коллег по работе в Институте реставрации, да и служащих в других реставрационных учреждениях; ни на минуту не оставлял меня без внимания Валентин Лазуткин, один из тех, на ком держалось и держится отечественное телевидение. Трогательность и деликатность уроженца тёплой, благодатной Рязанщины помогала мне преодолевать тяжелые периоды полного отчаяния. Поддерживал меня своим сибирским духом и пониманием ситуации замечательный русский писатель Валентин Распутин, а его публицистические выступления и наши беседы о судьбах родной земли надолго отвлекали меня от повседневного уныния. Присылая книги с тёплыми автографами и советами, как надо лечиться травами, Виктор Петрович Астафьев не давал мне расслабляться и потерять веру в силу мужской дружбы. Очень переживал я, когда любимый писатель, пойдя на поводу своего не всегда уравновешенного характера и запальчивости, дал повод «демократической черни» записать его к себе в единомышленники, перессорить с товарищами по перу и даже проглотить наживку с ворованными премиальными от березовского «Триумфа». Знаю, как тяжело и больно стало его раскаяние, о котором он говорил своему постоянному собеседнику и младшему товарищу Валентину Курбатову. Описывал, как снится ему часто В. Г. Распутин и всё, что связано с прошлым писательским братством.

Со святыми упокой, Господи, душу раба Божьего Саввы. Россия простилась с «реставратором всея Руси» - этим званием наградила С. В. Ямщикова народная молва. Вот и я прощаюсь со своим близким другом.

Мы познакомились с Савелием Ямщиковым в 1963 году, на съемках фильма «Метель». Случилось это в Суздале, куда С. Ямщиков прибыл по своим реставраторским делам. Мы проживали в одной гостинице. Савелий сам подошел ко мне и сказал, что у нас с ним есть общий друг - Андрей Тарковский. Я снимался у Тарковского в «Ивановом детстве», а Савелий начинал сотрудничество с ним в качестве научного консультанта фильма «Андрей Рублев». Имя Тарковского стало для нас духовным паролем, сигналом к единению. Савве тогда было - 25, мне - 17 лет, разница небольшая. Мы сблизились с Савелием мгновенно и вскоре стали близкими друзьями, как говорится «водой не разлить».

На первых же шагах нашей дружбы Савелий оказал мне неоценимую услугу: помог уговорить Андрея Тарковского попробовать меня на роль колокольных дел мастера Бориски в грядущем фильме «Андрей Рублев». Этот образ ошеломил меня при прочтении сценария. Я загорелся желанием сыграть Бориску. Но как этого добиться, когда Тарковский и Кончаловский специально для меня написали роль ученика Андрея Рублева, Фомы, а литейщик Бориска писался с прицелом тридцатилетнего московского поэта Чудакова. Тарковский отмахнулся от моей просьбы сделать мне кинопробу на роль Бориски, сказал, что я для этой роли мал. Не помогло и ходатайство оператора Вадима Ивановича Юсова. Тогда, как последний шанс, я использовал пособничество Саввы. Он избрал неординарный способ: сказал Тарковскому, что лучшего, чем я, Бориски не найти, и поспорил с Андреем на ящик шампанского, что тот все равно меня утвердит. Так и произошло. Я всегда буду благодарен Савелию за его дружескую поддержку.

Многие годы мы встречались с Саввой буквально ежедневно. Совершали ежевечерние рейды по ресторанам творческих домов: Дом кино, ВТО, Дом журналистов, Дом писателей, Дом архитекторов... А глубокой ночью, когда все «дома» прекращали работать, инерция богемных посиделок частенько заносила нас в гости к Савве. Он любил быть в компании, не переносил одиночества. В холостяцких паузах: после его расставания с первой женой, болгаркой Велиной и второй - латышкой, манекенщицей Сармой, мне приходилось жить неделями, скрашивая одиночество друга, в его однокомнатной квартирке на Симферопольском бульваре. Мы проводили вместе летние отпуска: ездили на Черное море, в Кижи, в Болгарию... Колесили на допотопном служебном фургоне по музейно-реставраторским делам Савелия, по просторам Святой Руси: Псков, Рязань, Печоры, Владимир, Суздаль, Новгород, Ярославль, Кострома... Я видел, с каким уважением принимают моего друга Савелия музейные работники по всей России.

Разгульная жизнь утомляла меня, но я следовал за Саввой, как за своим Вергилием, по кругам богемного ада. Как-то я прочитал своему другу стихи, навеянные нашей тогдашней жизнью:

Пустое время провожденье
С элитой в дымных кабаках:
До тошноты ночные бденья,
Застолья в творческих домах.
Компаний праздное веселье,
Постель чужая, боль похмелья,
Но обожали пикники
Советских классиков сынки.

Савва соглашался со мной в оценке пустоты данного «элитарного» существования, но молодость брала свое...

Впрочем, бóльшую часть своей жизни Савелий Ямщиков посвящал совсем иным духовным занятиям.

Именно Савва начал распахивать передо мной новый, неведомый и прекрасный мир: древние русские города... провинциальные музеи... монастыри... храмы... иконы... Мир русской, православной культуры. Ночевали в заштатных гостиницах, сельских постоялых домах, в древних звонницах, монастырях, в избе его друга, деревенского плотника-реставратора на Онежском озере, а иногда просто на сеновале... Пересекались с замечательными людьми Земли Русской, друзьями Савелия, которые становились и моими друзьями: ученый Лев Гумилев, писатели Валентин Распутин и Валентин Курбатов, великие артисты балета Владимир Васильев и Екатерина Васильева, дирижер Максим Шостакович, скульптор Вячеслав Клыков, псковский кузнец-реставратор Всеволод Кузнецов, кижский плотник-реставратор Борис Елупов, гениальный кинорежиссер Андрей Тарковский и кинооператор Вадим Юсов, выдающиеся актеры Иван Лапиков и Анатолий Солоницын, прославленный фигурист Алексей Уланов, легендарный хоккеист Вячеслав Старшинов... Кто-то нашептывал о Савелии Ямщикове, что он коллекционирует именитых друзей. Однако, какая замечательная коллекция... Пожелал бы каждому пожить в таком духовном цветнике...

Совместная работа над фильмом «Андрей Рублев» еще прочнее соединила нас. Савва впервые привез меня в Псково-Печерский монастырь и познакомил с настоятелем, архимандритом Алипием, с которым мы подружились, и который фактически стал моим первым духовником. Навсегда останутся в памяти дни, проведенные с Саввой в Псково-Печерском монастыре. Задушевные беседы, щедрые трапезы в доме настоятеля, бывшего рядового солдата Великой Отечественной войны, художника-иконописца, члена Союза художников СССР, возродившего из небытия сказочный Печерский монастырь. Его «Третьяковка»: удивительная русская живопись, украшавшая стены длинной, восходящей лестницы, куда мы с Саввой уединялись на тайный перекур. Благодатные ночи под иконами с лампадкой в монастырской келье, погруженной в глубокую, словно вечность, тишину. Бархатный гул колокола, помогающий душе уноситься в горние выси.

Во второй половине нашей жизни Савва по-детски обижался на меня за то, что я в своих интервью говорю все больше о Тарковском и очень редко о нем. Да, Андрей Тарковский был и остается для меня человеком моей судьбы, определившим мой творческий путь и мировоззрение. Именно он на съемках «Андрея Рублева повесил мне на шею первый в моей жизни православный крестик. Он был и остается для меня недосягаемой вершиной творческого величия. Однако сегодня, когда Саввы не стало, я, положа на сердце руку, признаюсь в том, что дружба с Саввой и его духовное водительство оказали не менее значительное влияние на мое духовное становление. Андрей появлялся в моей жизни периодически, как солнце в оконце, а мой близкий друг Савва был рядом постоянно. Именно он выводил меня на просторы Святой Руси, помогал делать первые шаги по новой для меня дороге, ведущей к Храму, ненавязчиво руководил моим духовным, православным восхождением.

Именно Савва Ямщиков, по промыслу Божьему, стал первым в атеистической России организатором масштабных выставок икон. Представить невозможно, но это было тогда, в шестидесятые годы советской богоборческой действительности. Именно тогда в самых престижных выставочных залах Москвы Савелий Ямщиков знакомил столицу с шедеврами древнерусской живописи, издавал монографии и альбомы. На этих выставках встречались и соединялись в единый духовный поток лучшие представители советской культуры второй половины XX века.

В молодости Савелий был похож на русского Фальстафа: был плотен фигурой, скрывал от окружающих свои телесные страдания. В детстве он заболел полиартритом. Всю жизнь ему было трудно передвигаться, болели ноги, но угнаться за ним было сложно даже мне, более молодому и здоровому человеку. Савелий был по-русски щедр. Денег не считал, платил за всех. Он любил сытно, вкусно поесть, выпить, ценил женскую красоту, дружеские застолья, анекдоты, песни. И в каждом застолье - страстные разговоры о мировой живописи, искусстве, литературе, поэзии, кинематографе, театре, архитектуре, политике... Он был фундаментально образован и непримиримо бескомпромиссен в отстаивании своих убеждений. Спорить с ним было невозможно: он сметал противника, как бульдозер, и с шумом двигался вперед. В своих суждениях об искусстве и о людях был строг и категоричен. Непримирим по отношению к врагам русской культуры и любимой им России: бросался в бой с любой нечистой силой, не соизмеряя свои возможности с административно-весовыми категориями своих противников. И всегда побеждал.

Савелий Васильевич Ямщиков всю жизнь совершал свое неукротимое, русское восхождение, свой духовный подвиг: работа реставратора и искусствоведа, выставки икон, книги и статьи, консультации художественных и документальных фильмов, ведение телевизионных программ о культуре и искусстве, соратничество с Н. С. Михалковым на поле боя Российского фонда культуры. Академик РАЕН, член Союза журналистов, Заслуженный деятель искусств Российской Федерации, Президент ассоциации реставраторов России...

Истинный, бесстрашный патриот своей Родины, о котором можно сказать: «и один в поле воин». Савелий Васильевич Ямщиков был подлинным апостолом Русской культуры второй половины XX начала XXI века. Своим подвижническим служением он навсегда завоевал свое почетное место в пантеоне культуры Святой Руси и благодарную память потомков.

Родился 8 октября 1938 года в Москве. В 1962 году окончил искусствоведческое отделение исторического факультета Московского государственного университета (МГУ).

С двадцати лет начал работать во Всероссийском реставрационном центре в отделе иконописи . Центр находился в Марфо‑Мариинской обители, основанной св. Елизаветой (великой княгиней Елизаветой Федоровной).

В Марфо-Мариинской обители Савва Ямщиков проработал двадцать лет. Одним из итогов многолетнего труда стала грандиозная выставка "Реставрация и исследование музейных ценностей", ставшая в конце 1980-х событием для всей страны. Именно на этой выставке были открыты миру удивительные провинциальные русские мастера прошлого Ефим Честняков, Николай Мыльников, Федор Тулов, Григорий Островский и другие.

На организованных Ямщиковым в Москве выставках демонстрировалась древнерусская живопись Карелии, Пскова, Ростова Великого. Кроме реставрационных выставок Ямщиков сумел в непростые годы познакомить современников с сокровищами частных коллекций Москвы и Ленинграда - от икон до лучших образцов авангардного искусства.

Большую часть своей жизни Савва Ямщиков провел в русской провинции, сначала занимаясь профилактическими реставрационными работами на произведениях иконописи, а затем обследуя музейные запасники, составляя реставрационную "Опись произведений древнерусской живописи, хранящихся в музеях РСФСР" и отбирая иконы для восстановления в Москве. Савве Ямщикову удалось возродить сотни произведений иконописи, уникальные собрания русских портретов XVIII-XIX вв. из различных музеев России, вернуть многие забытые имена замечательных художников.

Савелий Ямщиков смог собрать уникальную выставку ста икон "Живопись древнего Пскова", отреставрированных под его руководством во Всероссийском реставрационном центре, которая легла в основу псковской музейной экспозиции.

Савва Ямщиков одним из первых в СССР стал заниматься вопросами реституции культурных ценностей, вывезенных в годы Великой Отечественной войны. Во многом благодаря его усилиям возвращена в Псков из Германии православная святыня ‑ икона Богородица Псковско-Покровская.

В последние годы жизни Савва Ямщиков вел активную борьбу за сохранение исторического облика древнего Пскова , заповедника "Пушкинские горы".

Ямщиков издал десятки книг , альбомов, каталогов, опубликовал сотни статей и интервью в периодической печати, много лет вел постоянные рубрики на Центральном телевидении, снимал редкие сюжеты в различных городах России и за рубежом.

Савва Ямщиков один из основателей Советского фонда культуры, член его президиума. Организовывал и возглавлял Ассоциацию реставраторов СССР, был председателем Ассоциации реставраторов России. Ямщиков - первый реставратор, получивший за двухсотлетнюю историю Российской Академии художеств ее почетную медаль.

Заслуженный деятель искусств России, академик РАЕН (отделение "Российская энциклопедия").

Савва Ямщиков был ведущим специалистом Всероссийского института реставрации (ГосНИИР), вице-президентом Российского международного Фонда культуры, членом президиума Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры.

Савва Васильевич Ямщиков
(1938-2009)

Председатель Ассоциации реставраторов России, художник-реставратор высшей категории, искусствовед и публицист, заслуженный деятель искусств Российской Федерации, член Союза писателей России, вице-президент Российского международного Фонда культуры, член Комиссии по рассмотрению вопросов о возвращении культурных ценностей Савва Васильевич Ямщиков отошел ко Господу утром 19 июля в Псковской областной больнице, где находился с 15 июля и перенес операцию.

.

Напомним, что Председатель Ассоциации реставраторов России Савва Ямщиков оценивал сохранность чудотворной иконы "Живоначальная Троица" письма прп. Андрея Рублева как вполне удовлетворительную для временного переноса на 3 дня в Свято-Троицкую Сергиеву Лавру во исполнение последней воли почившего Патриарха Алексия II. Вместе с тем Савва Ямщиков публично заявил, что таких клинических типов, как сотрудник Третьяковской галереи Левон Нерсесян, развязавший грязную провокацию вокруг рублевской "Троицы", нельзя подпускать к древнерусским иконам даже на пушечный выстрел:

Наш сайт публикует текст последнего выступления Саввы Васильевича Ямщикова, которое стало его духовным завещанием потомкам.

Савелий Ямщиков: Остановить разрушение русской культуры!
(Выступление на конференции «А.С.Пушкин как мировоззренческое явление национальной традиции». Москва, 10 мая 2009 года)

Прошлым летом, когда готовилось телешоу «Имя Россия», была проведена подготовительная передача «Национальный интерес». Её целью было обсудить, как лучше это шоу построить, чтобы нанести как можно меньший вред России, ее именам, ее истории. Я предложил Пушкина в список обсуждаемых кандидатур не включать. Как на фестивалях, когда присваивается звание «За заслуги» по совокупности. Но меня не послушали. И вы видели, что происходило. Я знал, во что выльется это обсуждение. Я знал, что Зюганов будет представлять Ленина и одновременно будет говорить, какой Достоевский хороший писатель, забыв о том, что Достоевский написал «Бесов». Я знал, что Черномырдин, вместе с Ельциным доведший нашу Россию до того состояния, в котором она находится, будет выступать «державно».
Наиболее страшным из итогов 25-летнего нашего так называемого «постперестроечного» времени я считаю то, что за это время нас заставили потерять память. С этого началась вся эта бархатная революция, которая стоила нам не меньше жертв, чем война и революция не бархатные. Помните, с чего всё начиналось? Кого они прославляли на страницах журналов? Бухарина. Бухарина, который сказал, что большевикам имя Есенина вспоминать не нужно, что если мы будет хвалить Есенина, то не дай Бог и до Тютчева «докатимся». Это было продолжение той же самой троцкистско-ленинской революции. Чего было ждать от этих подразгулявшихся ребят? «Московские новости» Егора Яковлева говорили о демократии, а он в то же время продолжал снимать 90-серийный фильм о Ленине, обобрав все Останкино за свой сценарий. А был уже 1989 год… Уже вовсю звучали призывы к демократии - их демократии. Лиля Брик, Бухарин, прочие - социально близкие им люди.
Месяца полтора тому назад в подмосковной усадьбе в Люблино, где мы представляли книгу о русской усадьбе, у меня произошла одна встреча. Книга эта, кстати, совершенно замечательная: об усадьбах преимущественно не дворянских, а промышленников - Мамонтовых, Морозовых, Рябушинских. Там я повстречал Бориса Евгеньевича Пастернака, внука поэта, и меня потрясли его слова. Он сказал, что за последние 25 лет все усадьбы вокруг Москвы, которым посвящен этот альбом, уничтожены. Я думал, что такое происходит только в Пскове, что рядом с Москвой уничтожено только Абрамцево, а оказывается, что и другие подмосковные уничтожены.
Не буду рассказывать вам о наших бедах во Пскове. Могу сказать, что все это делается людьми, которые хотят уничтожить не Пушкинский праздник, а нашу память. У этих людей нет совести. Они могут действовать через прокуратуру, через что угодно, но самое главное - я это официально заявляю и не только с этой трибуны - речь идёт о целенаправленном разрушении, целенаправленном уничтожении памятников культуры! В течение четырёх лет со страниц всех газет, по телевидению мы говорили, что Абрамцево уничтожается по специальному плану. Удар был осуществлён руками поставленного туда директором выпускника иезуитского ватиканского колледжа г-на Пентковского. Придя на царствование, он заявил: «Духа мракобеса Гоголя в Абрамцеве не будет». Они уничтожали Абрамцево и уничтожили под корешок. Мы создали общественное движение в защиту Абрамцево, провели конференцию, где выступило более 40 человек - искусствоведы, реставраторы, священники, филологи. Что через «Московские новости» нам отвечал г-н Швыдкой? «Через полгода там будет все в порядке». Сейчас мы снимаем репортаж для Российского телевидения с Аркадием Мамонтовым. Слезы выступают на глазах, когда видишь, во что превратилось Абрамцево, о котором Павел Флоренский в 20-е годы писал дочери Мамонтова: «если будет цело хотя бы одно бревнышко, Абрамцево, Россия не умрет».
Я официально заявляю, что наш бывший министр культуры Швыдкой делал и делает все для уничтожения нашей памяти и нашей культуры (). Разве может быть министром культуры человек, который проводит провокативную программу «Культурная революция»? Её темы: «Пушкин устарел», «Музеи - кладбища культуры»…. И это министр говорит об этом! Он доболтался до того, что заявил: «русский фашизм страшнее немецкого». Мы сейчас объявляем движение о привлечении его к ответственности. Уже стало гулять это выражение - «русский фашизм». В России однозначно не может быть фашизма! Россия - православная страна. Я сказал-таки ему, что, вам нравится немецкий фашизм? А про печи Дахау и Освенцима вы помните? Никто ничего не слушает. Он поет и пляшет на всех каналах. А мы продолжаем терять памятники нашей культуры.
4 года мы боролись за то, чтобы достойно отметить юбилей Н.В.Гоголя. Нас кто-то в этой борьбе поддержал? Нас поддержал председатель Союза писателей Ганичев? Нас поддержал председатель Российского фонда культуры Михалков? Нас поддержали другие творческие союзы? Нас поддержал прежний министр культуры Швыдкой? Нет, он нас обвинил в том, что не Гоголь нас интересует, а материальная корысть. Какой может быть Пушкинский праздник в провинции, если в Москве Гоголевский юбилей прошел если не сказать страшно, то печально. Если идёт торжественное заседание в Малом театре, а одновременно дают премьеру фильма «Тарас Бульба» в кинотеатре «Октябрь» - значит это кому-то надо. Я, как говорится, нелюбимое дитя тоталитарного режима, но помню, как мы слушали по радио в 1952 году заседание в Большом театре по поводу 100-летия со дня смерти Гоголя. Четыре часа, и диктатор сидел все это время на сцене. У нас это все прошло более скромно. Один только новый министр культуры пришел и всё. Первый канал в этот день в программе «Время» не сказал, что сегодня юбилей Гоголя. Зато 15 минут чествовали 75-летие господина Познера. Разве показали посвящённое Гоголю заседание в Малом по телевидению? А Жванецкого юбилей три с половиной часа транслировали. И растяжка висела в зале Чайковского «Жванецкий - это Россия». Если Россия это Жванецкий, то это не моя Россия. Россия - это Пушкин, это Гоголь, это Достоевский.
Президент Путин учредил свою литературную премию 5 лет назад. Кто ее получает? Распутин, Астафьев, Белов? Нет. Жванецкий. Что вы хотите? Вот у нас вчера был круглый стол в газете «Известия» по поводу музея-заповедника «Михайловское». Я сказал, обращаясь к нынешнему министру культуры, что ему надо быть 6 июня в Михайловском. Потому что не должно быть так, чтобы общероссийский праздник вытаскивали на своих плечах только псковичи - Георгий Николаевич Василевич, новый советник губернатора по культуре Игорь Валерьевич Гаврюшкин.
А скажите, кто у нас представляет Россию на книжных ярмарках? Одни и те же писатели: Ерофеев, Быков, Попов... У нас что, берут на эти книжные ярмарки Курбатова, Золотусского, Распутина? Нет. Они только между собой встречаются. И когда мы подписали несколько месяцев назад письмо президенту по поводу того, кому предоставляется телевидение, нам ответил г-н Лошак, редактор «Огонька». Он написал: не дождетесь, господа, ваше время прошло, мы указываем, что главное.
Знайте, они будут уничтожать нашу культуру! Они радуются, что Псков уничтожают. Они радуются, что идут скандалы вокруг Пушкинского заповедника. Что канала «Культура» как действительного проводника культуры нет.
Помню 4-ый общеобразовательный канал в советские годы. Если там выступали люди, то только те, кто в своем деле был № 1. Если литературоведение - Лотман, если археология - Янин, история - Рыбаков. Что такое канал «Культура» сегодня? Это «Культурная революция», это пошлейшая болтовня в «Апокрифе» Ерофеева, человека, который написал, что русская литература - это отстой, что о ней говорить невозможно. Или же абсолютно откровенно русофобская передача г-на Архангельского, в которой на вопрос газеты, почему он приглашает людей одной национальности, он ответил: «я не виноват, что они умные» (http://arkhangelsky.livejournal.com/49144.html). Один из его умников, выдаваемый за великого знатока древнерусского искусства, г-н Лифшиц, договорился до того, что сказал о своей благодарности революции за то, что она позволила ему увидеть подлинный лик Владимирской Богоматери и «Троицы» Рублева (). Я бы еще две тысячи лет ждал, чтобы увидеть подлинный лик Владимирской Богоматери и «Троицы» Рублева, но только бы не было революции, которая уничтожила сколько церквей! А сколько икон было сожжено, скольких священников казнили! Если речь заходит об опере или балете, то «Культура» показывает только спектакли западных театров. А разве дождешься, чтобы канал «Культура» приехал осветить какую-нибудь серьёзную выставку?
Нас замучили современным, так называемым «посмодерновым» искусством. Всякими «пожираниями» сделанного из шоколада тела Ленина, как это делал Марат Гельман, всякими «новыми памятниками», которыми «унавожена» Москва. Вам не страшно от этих отрубленных рук, от этих «петров»? Посмотрите, во что Москва превратилась!
Нет у нашей новой «элиты», так она себя называет, совести. Они настоящую русскую культуру или ненавидят, или не знают. И если мы вместе с руководителями нашего государства и вместе с Александром Сергеевичем Пушкиным не поставим на их пути заслон, мы канем в бездну.

«… я работаю и живу для того,

чтобы это все осталось людям».

С . В . Ямщиков

8 октября этого года исполнилось 74 года со дня рождения уникального человека, поистине героя русской культуры – знаменитого искусствоведа, советского и российского реставратора Саввы Васильевича Ямщикова.

Член Союза писателей России, член президиума Всероссийского общества охраны памятников истории и культуры, член Межведомственног о совета по вопросам культурных ценностей, художник-реставр атор высшей категории, историк, автор многочисленных научных трудов, писатель, организатор множества выставок, составитель уникальной «Описи произведений древнерусской живописи», Савва Ямщиков известен своим неизмеримым вкладом в сохранение и восстановление отечественной культуры.

Академик Российской академии естественных наук, Заслуженный деятель искусств России, первый реставратор, получивший за двухсотлетнюю историю Российской академии художеств е почетную медаль, – звания и награды этого поистине незаурядного человека перечислять можно долго.

Савва Васильевич Ямщиков возродил к жизни имена многих и многих забытых русских художников и иконописцев, открыл жанр русского провинциального портрета XVIII-XIX веков, был консультантом Андрея Тарковского на съемках фильма «Андрей Рублев», отреставрировал более 400 икон. Однако жизнь этого, как могло бы внешне показаться, счастливого избранника судьбы, положившего всё – все свои силы, умения и дарования – на алтарь России и русской культуры (без которой немыслима и культура всех других народов России), была чрезвычайно сложной и исполненной немалых лишений и испытаний.

Савва родился в Москве 8 октября 1938 года, и детство провел в бараке на Павелецкой набережной, зато Кремль был из окна виден. По трудовой книжке местом его службы являлся Институт реставрации, а на самом деле – вся Россия. Он любил повторять слова А.С. Пушкина: «Я числюсь по России», — и сам тоже «числился» по России.

Семья его была далекой от искусства. Дед – кузнец, сгинул в ГУЛАГе. Отец – военный. И на кафедру искусствоведения МГУ Савва забрел как будто случайно. Он любил рассказывать то ли правду, то ли байку, что зимой гулять с девушкой по улицам холодно было. Вот они и ходили в Третьяковку – погреться, а заодно – картины посмотреть. Потому, мол, он и знал русскую живопись наизусть. А когда пришла пора поступать в институт, то увидел в МГУ программку искусствоведческ ого отделения для абитуриентов, решил поступать – и поступил.

На втором курсе технику живописи и реставрации читал Виктор Филатов – корифей в своем деле. Он и пригласил Ямщикова поработать у него – во Всероссийском реставрационном центре, когда узнал, что тот ищет подработку (стипендия была очень небольшая, отец Саввы давно умер, а дома были мама и братишка). И с того момента, как Савва пришел в Марфо-Мариинскую обитель, где в то время располагались реставрационные мастерские, древнерусское искусство навсегда стало его любовью и профессией.

Ямщиков очень рано стал известен в кругу знатоков древнерусского искусства. Ему было 28 лет, когда режиссер Андрей Тарковский пригласил его консультантом на съемки фильма «Андрей Рублев».

Тогда, в начале 1960-х, увлекаться древнерусским искусством было душевной потребностью самых разных людей – историков, физиков, лириков. Они не стремились в Париж или Нью-Йорк – все равно не выпустили бы. Но не побывать в Суздале или Пскове, не увидеть фресок Владимирских соборов было стыдно. Из этого поколения был и сам Тарковский.

«Андрей Рублев» стал фильмом, которого ждали, которого требовало время. Оператор Вадим Юсов, актеры Анатолий Солоницын, Юрий Назаров, Михаил Кононов, Николай Бурляев, Иван Лапиков остались друзьями Саввы Ямщикова на всю жизнь.

В те же годы, когда снимался «Андрей Рублев», Ямщиков устроил уникальную – на тот момент – выставку «Живопись древнего Пскова». Древнерусская живопись – это иконы, а иконы советская власть не жаловала. Однако выставку из 100 икон все-таки открыли на Кузнецком мосту, через дом от приемной КГБ, с большими трудностями. Разрешение Савве Ямщикову было выдано на выставку картин, а когда власти спохватились, у зала уже стояли огромные очереди, о выставке трубили «Би-би-си» и другие источники – и закрыть ее было невозможно.

Эта выставка стала первой после 1917 года выставкой икон! В эпоху, когда человека могли исключить из партии или даже уволить с работы за то, что он венчался или крестил ребенка, Ямщиков открывал людям мир русской иконы. А потом пошли выставки икон одна за другой – из Онежья, Ростова Великого, Кижей. Для зрителей, многие из которых икон никогда не видели, они стали настоящим откровением. Савва сам удивлялся, как это все удавалось.

Вообще с именем Ямщикова связано множество понятий с прилагательным «первый»: он первый описал все русские иконы, первый устроил выставку реставраторов, первый – после 1917 года – выставку древних икон, а на первой выставке шедевров из частных коллекций Ямщиков поставил задачу не только показать людям произведения искусства, но и вернуть доброе имя коллекционерам, которые в эпоху СССР считались спекулянтами. Благодаря организации крупных выставок имя коллекционера стало уважаемым по всей стране. Одним из первых в СССР Ямщиков стал заниматься вопросами реституции культурных ценностей, вывезенных немцами из нашей страны в годы Великой Отечественной войны. Во многом благодаря его усилиям была возвращена из Германии православная святыня – икона Богородицы Псковско-Покровс кая и другие реликвии.

Очень тяжелым периодом стал для Саввы Ямщикова распад Советского Союза. Практически все, чем он когда-то занимался, – его иконы и коллекции – оказались невостребованным и. Результатом стала тяжелейшая депрессия, из-за которой он 10 лет не выходил из дома и почти ни с кем не общался. у Ямщикова обострились все болезни – он с трудом ходил, перенес операцию на сердце, но по-прежнему себя не щадил и, немножко оправившись от болезни, спешил наверстать упущенное. Когда Савва узнал, что кроме него некому встать на пути несправедливости и беспредела, он поднялся с постели.

Надо сказать, что Савва Васильевич еще в детстве заболел полиартритом, и всю жизнь ему было трудно ходить и вообще двигаться, но это не помешало ему объездить всю страну. Нет ни одного старинного русского города, монастыря и храма, где бы он не побывал. По его словам, нет на Руси такой иконы, которую он не подержал в руках. «Я составлял опись икон по всем музеям – реставрационную опись. Я держал каждую икону в руках, составлял реставрационную опись для того, чтобы нам планировать работу. И поехал в Кострому. Это была командировка. Если бы я туда не поехал, не было бы открытия портретов Григория Островского, не было бы ярославских портретов, не было бы угличских портретов, не было бы рыбинских портретов» , — рассказывал о себе Савва.

Открытие картин Ефима Васильевича Честнякова – это тоже заслуга Ямщикова. И опять стояли километровые очереди на выставки его открытий. Выставки были его стихией. Он любил приходить в зал и смотреть на лица зрителей, впервые увидевших красоту провинциальных портретов и ростовских икон. Он вел передачи по телевидению и писал книги. Он был влюблен в историю русской культуры, в ее искусство и хотел, чтобы мир разделил его любовь.

В мастерской Ямщикова, где бы она ни находилась, всегда толпился народ – ученые, художники, спортсмены, артисты, музыканты, дипломаты – все, кого они заразил своей страстью к искусству, страстью к правде и справедливости. Круг друзей Саввы был огромным. Вместе с тем, советская власть относилась к нему с опаской и осторожностью, за ним следили, его славы боялись. Несколько лет КГБ пытался выяснить, не продает ли он иконы за границу. Однажды даже обмолвились, что если выяснится, что он продал хотя бы одну вещь, наказание ему дадут по «вышке» (высшая мера наказания — простонародн.).

«Обо мне шла слава монархиста, революционера и говорили, что я торгую иконами» , – вспоминал об этом времени Савва. Но, конечно, такое мнение о нем было вовсе не обоснованным. Его единственной материальной ценностью был портрет великой княжны Александры Павловны кисти Д.Г. Левицкого, который он сам нашел и отреставрировал (стоил портрет под 500 тысяч долларов). Савва его берег в приданое дочери Марфе. Но восставала душа, что такое сокровище лежит в шкафу, неведомое людям. Посоветовался с дочкой – Марфа не возражала остаться без приданого. Портрет они подарили Ярославскому музею.

Вместе с тем, Савву боялись. Была в нем какая-то истовость и непримиримость – за каждый храм, за каждую икону и картину он стоял насмерть. Он мог написать письмо Президенту, и на его письма откликались. Савва громил тех чиновников, которые уничтожали или препятствовали сохранению и развитию русской культуры – громил в печати и по телевидению, громил сплеча, не стесняясь в выражениях, не боясь вынести сор из избы.

Так, одно время в Абрамцеве директором был А. Пентковский, который разрушал Абрамцево, – Савве удалось снять его с работы. Ямщикову в свое время удалось снять с должности мэра города Суздаля, который разрушал и грабил древний город. Отстоял Ямщиков и Мемориальный музей-заповедник «Михайловское», где местные олигархи решили построить коттеджи: когда против директора Пушкинского музея-заповедник а состряпали уголовное дело, чтобы отстранить его и захватить землю, Савва защитил и доброе имя директора, и пушкинские пейзажи. А последним его делом стала подготовка Всероссийской конференции реставраторов во Пскове, посвященной спасению псковских памятников. Там Ямщиков и умер 19 июля 2009 года.

«Савва был истинным защитником русской культуры, русского искусства, наших традиций. Не в понимании традиции как бесконечного повторения пройденного, а в понимании развития принципов» , – говорил о Ямщикове известный актер, режиссер и писатель Василий Ливанов.

Сам же Савва любил повторять слова Евангелия: «Держите всегда свой светильник зажженным». Да, Ямщикову всю жизнь приходилось воевать – с грязью и копотью, губившими древние картины и иконы, с нерадивыми чиновниками и бюрократами, с собственными болезнями. Однако он был убежден: его жизнь удалась!

«Почему я так люблю выставки? – говорил Савва. — Потому что я работаю и живу для того, чтобы это все осталось людям. Когда я вижу на выставке, как люди смотрят на эти вещи, на этих иконных выставках, – для многих открывается новый мир. Одно дело – в музее. А на выставке – это все близко так. Мне радость доставляет, что эти шедевры находятся в надежных руках и, в конце концов, станут достоянием наших потомков. А что может быть лучше, чем-то, что ты знаешь, что дело твое – не напрасно» .

Литература:

1.​ Агишева Г. Реставратор всея Руси. Воспоминания о Савве Ямщикове. М.: НО ИЦ Москвоведение, 2010. – 448 с.

1.​ Савва Ямщиков. Числюсь по России. Док. фильм. Автор сценария Т. Басова. Режиссер А. Смирнов. 2009. http://www.youtu be.com/watch?v=t oi5gH6HQsc . Дата обращения: 01.10.2012.

1.​ Ямщиков С. Созидающие. М.: Русский мир, 2007. – 488 с.

1.​ Ямщиков С. Россия и бесы. Когда не стало Родины моей… М.: Эксмо, 2011. – 480 с.

1.​ Фото: Архив официального сайта факультета филологии и журналистики Иркутского государственного университета. 2009 г. http://www.slovo .isu.ru/news_arc hive_2009.html (дата обращения: 18.10.2012).