Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

ОВЕН

Овен влюбляется спокойно . Это тот редкий случай, когда Овен откладывает в сторону свой огненный темперамент и спокойно сидит на берегу реки с травинкой в зубах, пока мимо не проплывут трупы всех соперников. После чего Овен лениво подходит к объекту своей страсти и небрежно говорит: «Пошли в кусты, распишемся».

ТЕЛЕЦ

Телец влюбляется яростно . Объект любви должен принадлежать Тельцу полностью – со всеми потрохами и кредитками. Потому что иначе… о, нет, ты не хочешь этого знать. Страсть Тельца живет по заветам Маленькой Разбойницы: «Я прикажу выпороть тебя плетьми, и ты полюбишь меня, как миленькая». Полюбишь, я сказала! Так что Тельцам всегда отвечают взаимностью (иначе страшно, очень страшно). А если вдруг и уходят от Тельцов, то – на цыпочках, под покровом ночи и в чем был.

БЛИЗНЕЦЫ

Близнецы влюбляются искренне . И навсегда. «Навсегда» длится примерно полгода, а объектов искренней любви может быть, например, двое. Но их обоих действительно совершенно искренне любят. Для Близнеца абсолютно нормально утром рыдать из-за одной накосячившей вечной любви, а вечером резать вены из-за вечной любви номер два. Причем, горе в обоих случаях совершенно неподдельное. А кто этого не понимает, тот Водолей.

Рак влюбляется осторожно . Ползает по кругу, не приближаясь, и осторожно щелкает клешнями: «А вдруг это не она?», «А если мы с ней это самое, а я потом пойму, что это не она?» Объект любви эти брюхоногие перемещения утомляют чуть более чем совсем, так что вероятность романа зависит от терпения избранника(-цы) Рака. Но особо терпеливые будут вознаграждены – влюбленный Рак способен положить весь мир к ногам любимой. Впрочем, процесс перекладывания миров под ноги любимой идет по привычной схеме: «А вдруг этот мир скучный?», «А вдруг любимая дышит хлором, и ей вообще не нужен второй кислородный мир?» и так годами, годами.

Лев влюбляется нехотя . То есть, понятно, что это полезно для здоровья, но современный общественный договор предлагает влюбленным равные права. Льву совершенно непонятно, как можно иметь равные права с этими ничтожествами. С другой стороны, если сказать волшебную фразу: «А давай, ты будешь сверху» (не только в контексте секса), Лев автоматически принимает тебя в стаю, что гарантирует вкусные печеньки и прочие ништяки. Поскольку Львы, как правило, действительно круты до невозможности.

ДЕВА

Дева влюбляется, как в последний раз . Влюбленная Дева с порога предоставляет объекту страсти в безраздельное пользование свои руку, сердце, друзей, детей от первого брака и двоюродную тетку из Сызрани. На робкий вопрос: «Но тётка-то, тётка зачем?», влюбленная, но все еще рассудительная, Дева ответит, что в хозяйстве еще и не такие вещи внезапно пригождались. Если вдруг объект страсти испаряется, Дева будет страдать смиренно и пару лет подождет, что объект передумает. Кстати, передумать и вернуться к Деве – это правильное решение.

ВЕСЫ

Весы влюбляются из любви к искусству . Потому что роман – это красиво. А красивый роман – вообще зашибись. Весы будут красиво ухаживать, красиво заниматься сексом и красиво уходить в ночь навсегда. А потом красиво возвращаться. В общем, заколебут до невозможности. Но ни в коем случае не со зла – просто жизнь коротка, и нужно попробовать все. Ведь всё такое вкусное.

СКОРПИОН

Скорпион влюбляется в обеденный перерыв . Между драмкружком и кружком по фото. Кроме того, Скорпион влюбляется очень технично: быстрый выбор жертвы, точечный укол в сердце, и вот жертва уже корчится в агонии, умоляя: «Ну возьми же меня». Скорпион радостно берет, целует в пупок и убегает на йогу.

СТРЕЛЕЦ

Стрелец предпочитает не влюбляться вообще . Потому что Все Будет Плохо. Все будет очень плохо, как всегда. Если Стрельца все-таки угораздит влюбиться, он будет чутко прислушиваться – а уже все плохо? Или пока еще нормально? Или все-таки нет, о боже… Но если вдруг Стрельцу удастся перестать проецировать жуткий опыт предыдущих влюбленностей на каждого текущего избранника, все остальные знаки будут уныло и завистливо курить в углу.

КОЗЕРОГ

Козероги влюбляются рационально . Никаких вот этих вот – быдыщ, молния, как из ушата окатило и бабочки в животе. Козерог знает, что бабочки в животе противоречат физиологии, а прежде чем влюбляться, нужно как следует изучить тактико-технические характеристики предполагаемой внезапной страсти. Ошибочно полагать, что Козероги травоядны. О, нет. Они сидят на ветке, как ягуар, и могут присматриваться к добыче годами, чтобы потом совершить точный прыжок – и вот жертва уже лежит с разорванным горлом (зачеркнуто) без нижнего белья и шепчет: «Я тоже тебя люблю».

ВОДОЛЕЙ

Водолеи влюбляются правильно . Все остальные знаки видят влюбленность примерно так: «Я тебя люблю, значит, ты должен мне свое время, внимание, кошелек и все остальное, что у тебя есть». Водолей же считает, что если я в кого-то влюбился, то должен о нем заботиться. Они владеют фантастическим даром – даже когда роман в самом разгаре, не обижаться, если любимый(-ая) уже целых сорок минут не звонит. А на поздние приходы реагирует примерно так: «Завтра тоже завал на работе? Вот, возьми с собой этот бутерброд с сыром». И бутерброд действительно с сыром, а не со стрихнином.

РЫБЫ

Рыбы влюбляются классически . По четким канонам любовных романов – чтобы страсть, гормоны, разорванные рубашки, счастье, боль и кровавые сопли. Важный момент: объект влюбленности должен быть максимально труднодоступен: жить в другом городе, еще лучше – в другой стране, а, в идеале – лететь с исследовательской миссией на Марс. Рыба должна страдать и преодолевать препятствия, иначе нет никакого смысла шевелить жабрами. После романов с Рыбами остается выжженная пустыня, покрытая толстым слоем бесцветного пепла. И только кровавые сопли яркими шариками летают где-то на орбите Фобоса.

Один герой французской книги, когда возлюбленная предпочла ему другого, пошел и застрелился прямо у нее под дверью, за которой она укрылась со счастливым соперником. И пуля вынесла ему кусок черепа, оставив рану в виде карты Африки. И эта картина так впечатлила несчастную возлюбленную, что она уже никогда не могла быть счастлива с другим. Название книги я сейчас, спустя 28 лет, не могу вспомнить (хотя автора смутно предполагаю), но рана в виде карты Африки долго мучила меня кошмаром, как ту возлюбленную, да и сейчас первым делом приходит на ум, когда задумываешься о несчастной любви.

Вторым делом — выстрел Карандышева: «Так не доставайся ж ты никому!» — и нож Алеко: «Умри ж и ты!»

В общем, все умерли.

В фильмах и книгах герои от несчастной любви десятками и сотнями сходят с ума, вешаются, травятся, топятся или убивают возлюбленных. Так что уже в юности ты понимаешь: несчастная любовь решительно несовместима с жизнью. И, когда она на тебя обрушивается в первый раз, кажется, что и в самом деле несовместима: похоже, только ощущение своей непоправимой вины может породить душевную боль такой остроты, или, может быть, смерть близкого человека. Если сравнивать с физической — ну, не знаю: печеночная колика подойдет? Или роды? Боль так скручивает тебя, что ни дышать, ни думать: ты целиком превращаешься в боль, и все мысли уже только о том, как прекратить эту пытку.

Это ведь в самом деле боль утраты: в безответной любви ты теряешь свою мечту о счастье, надежду на него, ощущение близости. Особенно страшно, когда это не юношеская безответная влюбленность, а взрослый уход, разрыв, развод после многолетних отношений. Это в самом деле смерть, и даже не маленькая смерть: ты хоронишь добрую половину себя, закрываешь дверь за ушедшим в прошлое этапом жизни

И переживаешь несчастную любовь так, как переживаешь всякую утрату: через горевание. Через шок, через гнев, отрицание, чувство вины. Но если не застрять в них, не бежать под дверь возлюбленной с пистолетом, не рыться в смс-ках любимого в поисках улик, — придешь, наконец, к чему-то новому: умиротворению, успокоению, к самодостаточности и новым ориентирам.

Тогда, может быть, поймешь и ответишь себе, где же граница между любовью и зависимостью, во что обычно упирается всякий разговор о зависимости. А вот она: не требовать ничего взамен, не ожидать ответа, не мечтать о взаимности, не придумывать — за другого — свое будущее с его участием; жить не его жизнью, а своей, уважая его право на самостоятельный выбор. Не принуждать, не насиловать, не шантажировать, не брать на жалость. Жить и продолжать любить — как Пушкин заповедал — безмолвно, безнадежно, искренно и нежно. «Как дай вам Бог любимой быть другим» — это формула любви без зависимости.

Некоторые психологи утверждают: в юности у человека обязательно должна случиться любовь, и она обязательно должна быть несчастной: это завершает формирование души и выводит из щенячьей юности с ее безудержным «хочу» во взрослую жизнь. Взрослый человек, не переживший несчастной любви, так же безобразен, как ребенок, ни в чем не знающий отказа, не понимающий слова «нет» и с визгом, топотом и киданиями на пол доказывающий мирозданию, что оно обязано выдать ему конфету, не то щас получит. «Не фрустрированных» детей нигде не любят, говорил этолог Конрад Лоренц.

Ребенок грозит маме истерикой и бьется головой о пол; у взрослого те же приемы, разве что арсенал богаче и последствия страшней. Уметь любить без взаимности — это очень взрослое умение. Понимание, что не будет так, как хочешь, что не твоя воля правит в этом мире, а Господня, — это взрослое понимание.

Несчастная любовь — твердое «нет» в ответ на наше "хочу"; чужая свобода, которая ограничивает нашу. Твердое «нет» еще и не все понимают. То чужой муж обрывает все офисные телефоны и караулит на вахте ушедшую от него жену. То молодой человек устраивает знакомой барышне домашний арест и перлюстрацию почты и телефона: не дай Бог куда-нибудь одна пойдет и на кого-нибудь заглядится. То иная барышня караулит любимого на всех путях его, даром что любимый от нее уже шарахается. «Тебя излупят плетками, и ты полюбишь меня, как миленькая», сказал один несносный принц в старом советском кино.

Несчастная любовь — это горькое лекарство, отрезвляющая пилюля: не все будет так, как тебе хочется.

Пройти, пролезть через это узкое место, переждать темноту, перемучиться — потом станет легче.

Дни мчались; в воздухе нагретом

Уж разрешалася зима;

И он не сделался поэтом,

Не умер, не сошел с ума.

Весна живит его: впервые

Свои покои запертые,

Где зимовал он, как сурок,

Двойные окны, камелек

Он ясным утром оставляет…

И кто не сделается поэтом, не умрет и не сойдет с ума, тот доживет до весны, освободится от боли и сможет жить дальше.

А любовь никуда не денется — так и будет ныть, как старая рана. Как привычное «жало в плоть», данное Апостолу Павлу, «чтобы не превозносился». Как цветаевская «боль, знакомая, как глазам — ладонь, как губам — имя собственного ребенка».

Кому дана несчастная любовь, кому неизлечимая болезнь, кому утрата; у каждого свое жало в плоти, свой крест по силам. Несчастная любовь — еще лучший из них, счастливый на самом деле: все живы-здоровы, только не все выходит, как хочется.

Ирина Лукьянова

В своё время по просторам Интернета гуляла заметка о том, что в Америке фильм "Морозко" считают фильмом ужасов. Вот я и подумала, а ведь действительно - ужасно! Отец отвёз дочку в зимой лес, причём нигде в сказке не говорилось, что Настенька любит экстремальные виды культурного досуга.

И вот, что я подумала... А ведь многие наши киносказки, если их посмотреть чуть внимательнее, выглядят прямо-таки жутковато. Прямо скажем, не без саспенса.

Вот, например, знаменитый кинохит конца 1970-х "Про Красную Шапочку". Просто какая-то большая маньячья сказка. Не верите? Поехали!
Повествование начинается в каком-то странном поселении, похожем на общину мормонов...

Неподалёку в лесах живут весьма странные личности, называющие себя "волками" - "волчица" в исполнении Галины Волчек даст прикурить любой Ведьме из Блэр. При ней обретаются сыновья-людоеды - ходят в рванине, люто ненавидят охотников и, разумеется, хотят докушать недокушанную в приквелле Красную Шапочку...

Девочка, как и положено в ужасниках, идёт одна через лес, а за ней охотятся два людоеда, переодевающиеся то в тёток, то в ловцов бабочек, то в... пасторов. Но не братья-людоеды умиляют больше всего.

Помните, Красная Шапочка попадает в семью извращенцев, где странный ребёнок постоянно вопит одну и ту же фразу: "Сейчас тебя излупят плётками, и ты полюбишь меня, как миленькая!!!" В этом странном доме совершенно шикарные охранники - в париках XVIII века с тяжёлыми хлыстами в руках (алё, маркиз де Сад!)

Но самое удивительное заключается в том, что этот ребёнок, позиционирующийся как мальчик, в конце-концов произносит совершенно дикую фразу: "Я не мальчик, я девочка..."

"Чудовища вида ужасного
Схватили ребенка несчастного
И стали безжалостно бить его,
И стали душить и топить его..."

Вы полагаете, что это сценарий для какого-нибудь "Хостел-3"? Ан нет. Это из Михалкова, а точнее - из фильма "Новые похождения Кота в сапогах".

"В болото толкать комариное,
На кучу сажать муравьиную,
Травить его злыми собаками,
Кормить его тухлыми раками..."

"...Взмолился тут мальчик задушенный,
Собаками злыми укушенный,

Помилуй меня,о Чудовище!
Скажу я тебе,где сокровище.
Зарыто наследство старушкино
Под камнем на площади Пушкина!"

Хорошие такие детские стихи, нечего сказать!
Хорошо, что помимо ужастиков, есть и другие жанры в детском кино. Например, семейные драмы, замаскированные под типа добрую кинофантастику...

Вот знаменитые "Приключения Электроника"... Чем, скажите, можно объяснить, что родители Серёжки Сыроежкина почти не заметили подмену ребёнка?! То есть, конечно, папа-дальнобойщик немножко изумился забитости единокровного чадушки, но мама, которая вроде бы женщина (а они, как известно "сердцем видят"), только обрадовалась, что сынулик украл у неё словарь латинских терминов и принёс несколько пятёрок по математике.

А лично Вас не удивило, что гангстер Ури переехал границу СССР на мотоцикле? Мало этого, он преспокойно "натурализовался" в большом городе и сумел довольно ловко смыться к себе обратно, в кап.страну.

А странный юноша Макар Гусев, который проявляет нездоровый интерес к Сыроежкину (помните, в начале фильма Гусев зажимает Серёжку на лестничной клетке со словами: "Ты кто у нас сегодня - Сыро_ножкин или Сыро_ушкин?").
Кстати, вот тут можно посмотреть на то, каким стал парень, сыгравший Макара Гусева.

Вернёмся, однако, к родителям... Если посмотреть нашу детскую фантастику, то может создаться впечатление, что родители этих киногероев настолько пофигисты, что детки могут преспокойно мотануть в будущее в то время, как их послали по магазинам ("Гостья из будущего"). Помните маму Коли Герасимова? Тихое, безразлично-беззлобное создание... При такой, витающей неизвестно где, маман Коля Герасимов мог притащить домой не только миелофон, но и парочку боеголовок.

А все эти "Отроки во Вселенной"? 14-летние подростки ОДНИ летят чёрт знает, куда. Правда, тема "дети в Космосе" оказалась хотя и популярной в начале 1970-х, но весьма быстро вышла из моды. Но вовсе не потому что сценаристам стало жаль детей, а потому что дети перестали хотеть быть космонавтами...

Вы думаете, что, кроме ужастиков и бытовых драм в детском кино ничего больше нет? Ага-ага. Вот в конце 80-х наснимали довольно скучную, но стильную сказочку с бесцветным названием "Раз-два, горе не беда". Вялое повествование и ленивая игра народных артистов, однако, не помешали главному - вторжению стимпанка и т.н. фильмов-катастроф в детское сознание.

Стимпанковский фильм-катастрофа "Раз-два, горе не беда" строится на типично сказочном конфликте - заграничному королю, одетому по моде Людовика XIV, не отдают в жёны царевну, одетую неизвестно во что, но с кружевным зонтиком. И тогда король показывает всем кузькину мать - громадного робота-убийцу... Смак в том, что робота в конце-концов стало невозможно остановить. Всё закончилось happy end-ом, но порушено всё равно было много.

Так что не всё так умилительно в детском-то кино. В целом, страшновато. Прямо-таки, не ходите, дети в Африку гулять...

ЖЕРТВЫ АНТИХРИСТА

Тебя излупят плетками, и ты полюбишь меня как миленькая!

Нет, ты просто помешался на этой плетке…

Из фильма «Красная шапочка»

Конечно же, жертвами политики Петра стало все население Московии. Конечно же, верхи общества страдали меньше, чем низы, - по крайней мере, меньше страдали физически. Это ведь податное население уже к 1710 году уменьшилось на пятую часть, и вовсе не дворяне и не богатые купцы, а посадский люд и крестьяне толпами бежали в разбойники.

Но вот два любопытных случая - так, в качестве ярких примеров.

В 1712 году фельдмаршалу Борису Петровичу Шереметеву исполнилось 60 лет. Ему было уже тяжело водить войска, и он попросил у Петра разрешения - уйти на покой, постричься в монахи Киево–Печерской лавры.

Пётр уйти в монахи запретил, а велел овдовевшему фельдмаршалу вместо этого жениться. Даже сам нашел ему жену: вдову своего дяди, Льва Кирилловича Нарышкина. Анна Петровна была моложе супруга на 34 года, но брак оказался удачен, Анна Петровна успела родить 5 детей до смерти мужа.

Так поступил царь со своим приближенным, который патриархально называл его на «ты» и вовсе не противился «реформам»: в 1697 году Шереметев по доброй воле сбрил бороду, надел европейское платье - Ещё до указов Петра.

Другой случай связан с основателем рода Бутаковых. Этот русский военно–морской род, каждое поколение которого служило и в данный момент тоже служит в морских офицерах, ведется с Олимпия (Евлампия) Бутакова, который служил с 1688 года, с первой «потешной» флотилии на Переяславском озере. Во время Северной войны Бутаков стал капитаном 18 пушечной шнявы. Однажды он на своей шняве заблудился в тумане, опоздал на 10 дней в Кронштадт и за это был запорот почти насмерть. Во всяком случае, много лет спустя у Олимпия тряслись колени, и ходил он только с палкой (Эти интереснейшие сведения содержатся в неопубликованной книге «Бутаковы», написанной Александром Александровичем Григоровым и посвященной знаменитому семейству. Книга хранится в Костромском областном архиве и в Красноярске недоступна. Я пользуюсь случаем вынести благодарность Евгению Владимировичу Сметанину, который ознакомил меня с этими материалами. - А.Б. ).

В этих случаях речь идет о крупных полководцах; о людях, лично известных Петру. Что же говорить о самых обычных, «рядовых» дворянах или тем более о «худородных» служилых людях, без больших богатств и без обширных связей при дворе?!

Многим памятен Дмитрий Овцын, штурман Беринга. А был у него родной брат Лаврентий Овцын, и после совершения такого же «преступления», что и Бутаков, - заблудился в тумане - Лаврентий Овцын, родной брат Дмитрия, был запорот не до полусмерти, а НАСМЕРТЬ.

При Петре служилое сословие стало главным объектом развращения и главным полем экспериментов. Пётр хотел создать новое общество - нет слов. Но общество, которое он хотел получить, только очень условно может быть названо европейским. Да, внешне это общество в своих верхах европейское - манерами, одеждой, едой, утварью. Но вне дворянства и чиновничества нет даже этого внешнего европейского лоска. И даже образ жизни дворян не имеет ничего общего с сущностными чертами европейского дворянства. Никакого разделения общественной и частной жизни, никакой частной собственности, никакого верховенства закона над произволом отдельных лиц или группировок!

Пётр считал, что весь образ жизни дворян должен определяться одним только фактором - служением государству. Сначала он действовал только смотрами: вызывал дворян для того, чтобы лично определять их достоинства и посылать в ту или иную службу. Всем дворянам было строго велено представлять в Разрядный приказ, позже в Сенат, списки недорослей старше 10 лет - и детей, и приемышей. Подросткам–сиротам, которых было некому вписать в списки, велено было самим являться и записываться. В 1704 году впервые были собраны в Москве 8 тысяч недорослей, достигших служилого возраста - 15 лет. Всех их лично осмотрел и определил в службу царь, распределив по полкам и школам.

В числе этих 8 тысяч было примерно 500 недорослей из самых знатных семей Московии. Большую их часть расписали по гвардейским полкам.

В 1712 году было велено явиться всем недорослям, которые учились дома или в школах, и все они тоже были распределены лично царем на три возраста. Младшие вернулись в школы, средний возраст отправили за границу учиться, а старшие пошли в солдаты.

«Нетство», то есть неявки, рассматривались Петром как измена и карались все более жестоко.

Осенью 1714 года было велено всем дворянам от 10 до 30 лет явиться в наступающую зиму для записи при Сенате. Любой, донесший на неявившегося, пусть это будет даже его собственный слуга, получает все его пожитки и деревни.

11 января 1722 года - Ещё более жуткий указ: всякий неявившийся на смотр подвергался «шельмованию» - под барабанный бой палач прибивал к виселице бумагу с его именем, объявляя нарушителя указа вне закона; теперь всякий имел право побить, ограбить, убить этого человека. Кто такого «нетчика» поймает и приведет, получает половину его движимой и недвижимой собственности, даже если поймает «нетчика» его крепостной.

Дворяне боролись с правительством разного рода отговорками и уклонениями. Чаще всего они пристраивались к какому–нибудь бездельному интендантскому или полицейскому делу и под его прикрытием переживали в своих вотчинах военную пору. Изобилие полицейских служб, полчища всевозможных чиновников и порученцев, общая неразбериха очень облегчали им это занятие.

По словам Посошкова, есть много таких молодцов, что он мог бы один пятерых неприятелей гнать, а он, добившись наживочного дела, живет себе да наживается.

Другим способом стали неявки. «Иные дворяне уже состарились, в деревнях живучи, а на службе одною ногою не бывали». «Богатые от службы лыняют, а старые и бедные служат».

Особенно забавно описывает Посошков некоего дворянина Золотарева, который «дома соседям страшен, аки лев, а на службе хуже козы». И никто не мог взять его в службу: «кого дарами ублаготворит, а не сможет, так больным прикинется, или юродство на себя напустит и в озеро по бороду залезет».

Когда однажды Золотареву не удалось отлынять от похода, он послал вместо себя худородного дворянина под своим именем, дав ему лошадь и своего человека. А сам ездил по соседям, разорял их дома, как разбойник.

С 15 лет офицер должен был служить рядовым в полку. Познатнее, побогаче - в гвардейском, победнее - ив армейском. Рано или поздно его надлежало произвести в офицеры, но только после нескольких лет службы. Закон 26 февраля 1714 года категорически запрещает производить в офицеры людей «дворянских пород», которые не служили рядовыми и «с фундаменту солдатского дела не знают».

Воинский устав 1716 года высказывается Ещё определеннее:

«Шляхеству российскому иной способ не остается в офицеры происходить, кроме как служить в гвардии».

К концу правления Петра их три - кроме Семёновского и Преображенского ещё с 1719 года драгунский «лейб–регимент», Конногвардейский полк.

Дворянин–гвардеец жил точно так же, как и рядовой из простолюдинов, в такой же казарме, получал точно такой же паек и обмундирование и выполнял все работы рядового.

Державин в своих записках описывал, как он, сын дворянина и полковника, поступил рядовым в Преображенский полк и жил в казарме вместе с рядовыми из простонародья, вместе с ними ходил на общие работы, возил провиант, чистил каналы и бегал на посылках у офицеров.

В 1724 году в Конногвардейском полку было больше 30 рядовых из княжеских фамилий.

При этом военная служба считалась куда важнее гражданской, и герольдмейстер при Сенате специально смотрел, чтобы не больше одной трети каждой дворянской фамилии служило в гражданской службе.

До конца Северной войны дворян вообще не отпускали из полков. С наступлением мира стали отпускать раз в два года месяцев на шесть, на побывку.

Отставных определяли в гарнизоны или к гражданским делам по местному управлению. Только полная дряхлость или тяжелые увечья служили причиной для отставки. Если у отставника не было поместья, его отправляли в монастырь для пропитания из монастырских доходов или давали пенсию из «госпитальных денег».

Сочетание слов: «крепостное дворянство» - звучит как–то дико. К «крепостному крестьянству» все привыкли, а это как–то даже странно звучит… Но приходится признать эту, на первый взгляд, дикую мысль: до Манифеста о вольности дворянской (1762 год) дворянство было менее свободно, чем податные сословия. Представление о «привилегиях» дворянства так прочно усвоено обществом, что многим трудно будет осознать: были периоды в истории, когда положение дворян было куда тяжелее, куда менее свободным, чем крестьянства, и уж тем более менее свободным, чем положение купцов, городских мещан или казаков.

Сочетание слов «крепостное дворянство», скорее всего, вызовет улыбку у читателя. Но дворянство действительно было закрепощено, ничего не поделаешь. Служилые люди всегда находились у государства в самой настоящей «крепости», ничуть не в меньшей, чем крестьянство было «в крепости» у того же государства или у частных помещиков.

Известны случаи, когда крестьяне сами объясняли фискалам, что не надо винить чиновников во взятках: они по доброй воле принесли беднягам что могли. А то они, служилые, совсем бы померли от голода.

Дворяне владели поместьями - но при Петре и сразу после Петра жить в них дворяне не могли. Они, как правило, даже не рождались в своих поместьях и порой не видели их всю жизнь, разве что приезжали в них умирать.

За владение этими поместьями, за казенное жалованье дворяне платили очень уж высокую цену - пожизненная служба в самых суровых условиях. После введения учебной повинности даже уже не пятнадцатилетний юноша, а десятилетний малыш покидал родительский кров, и чаще всего - навсегда… Это ведь дворянских детишек пороли плетьми и палками в Навигацкой школе, это дворянские недоросли разбегались побираться в рубищах, боясь голодной смерти. Это дворянам запрещено было забирать своих детей из подобных жутких заведений.

Служа всю жизнь, с десятилетнего возраста, дворяне не имели никаких социальных гарантий. Как ни странно, но здесь опять же преимущества «податных» над «служилыми». Податной человек, как правило, очень мало общался с властями. Член общины, корпорации, «обчества», он имел дело в первую очередь с такими же, как он, или с выборными старейшинами. Эти сообщества жили не по писаным законам, а по традициям: по правилам, которые даже порой не очень осознавались, но которые никто и никогда не нарушал.

Живя по традициям, человек не совершает личностного выбора, не вступает в полемику. Он поступает неким единственно возможным способом. Таким, который веками назад придумали мудрые предки, не утруждая собственного разума. Традиция не демократична; она сразу расставляет всех по рангу, по чину, по месту, определяет, кто главнее и насколько. Но традиция гарантирует человеку то, что далеко не всегда оказывается в силах обеспечить ему «вскинутое на дыбы», как миксером перемешанное, государство Российское. Пока человек выполняет установленные «от века» правила, он точно знает: ему ничто не угрожает.

Традиция может потребовать унизиться, согнуться в поклоне, буквально простереться ниц. Но пока выполняешь её - тебя не могут унизить, обидеть. Традиция требует безоговорочного подчинения тем, кого она считает высшими, требует подчинить собственные интересы интересам «обчества». Но пока ты выполняешь её требования, и твои интересы будут блюсти и высшие мира сего, и «обчество». По традиции тебе всегда дадут то, что тебе полагается, а если все–таки обидели - всегда найдутся те, кто вступятся за тебя. Не могут не вступиться! Потому что если высшие не соблюдут традиции, они поставят под сомнение свое положение в обществе, свое положение «высших».

В Европе на место медленно отступающей традиции так же медленно приходили законы. В Российской империи законы оставались чем–то достаточно условным и всегда служили богатому и сильному. Живя в мире, где нет ни законов, ни традиций, российский дворянин оказался беззащитен против произвола. Бытовым правилом, нормой жизни для дворянства стал произвол вышестоящих. Ведь всевластие государства, конечно же, некоторая абстракция, потому что на практике всевластны очень конкретные лица - государственные чиновники и представители государства.

Если даже человек возносился так высоко, что остальные вельможи становились уже не опасны, его жизнь, имущество и положение в обществе зависели от произвола одного человека - царя. Царь же, порушив и религиозные, и общественные традиции, не был связан абсолютно ничем. И точно так же практически ничем не были связаны его чиновники, в воле (или в самодурстве) которых и заключалась «воля государства» для абсолютного большинства подданных.

Повторю с полным основанием: хуже всех во всей петровской смуте приходилось служилому сословию, дворянству. Служилые не только вынесли на себе основной удар его реформ, но и оказались в самом неопределенном, самом «межеумочном» положении.

Разрушение традиционной культуры для служилого сословия означало и разрушение системы ценностей, всего, что ученые называют почти поэтично: «поле смыслов». В результате почти весь XVIII век дворянин буквально не знал, что вообще правильно, а что неправильно, что справедливо, а что нет, куда плыть и каких берегов держаться.

Дворянин был государственным служащим не просто «по должности». Самая суть служилого сословия, дворянства, состояла в том, чтобы служить государству Российскому. Служба России давала и общественный статус, и место в жизни, и материальное благополучие… одним словом, абсолютно все!

Не уважать своих Веру, Царя и Отечество он не мог уже потому, что именно за них он шел в бой, их слугой себя осознавал. Эта идея Служения становилась краеугольным камнем морали, и человек оценивался как «хороший» или «плохой», как «лучший» или «худший» по тому, как хорошо и насколько преданно он служил.

Не воспринимать Россию как благодатную страну, как некую светлую сущность он просто органически не мог. Невозможно же ни идти на визжащую картечь, ни лезть на крепостные стены за что–то дурное или недостойное!

Но Русь, за которую дворянин проливал кровь, официально объявлялась страной тупой, дикой, глупой и подлежащей неукоснительному исправлению. Причем объявлялась собственным правительством - тем самым, которое приказывало «служивому» перейти границу и «вступить в баталию» с неприятелем.

И при этом «завороте мозгов», растянувшемся на несколько поколений, дворяне, если не считать купленных рабов или женщин в гаремах мусульман, оказались самыми бесправными людьми во всей Российской империи. По крайней мере, самым бесправным сословием.

При Петре и сразу после него не стало никаких гарантий личной безопасности решительно никому.

Легко заполнить много страниц описаниями самых диких насилий, беззаконий и нарушений прав собственности, неприкосновенности личности и прочих элементарных человеческих прав.

В 1724 году, в очередной раз почувствовав недомогание, Пётр решил, что сифилис «подарила» ему последняя любовница, жена его офицера, Прасковья… И велел мужу выпороть «негодную Фроську» за то, что одарила гадкой болезнью царя–батюшку.

В обществе, где придворная дама может быть в любой момент грубо ощупана, пардон, в любом месте, принуждена к сожительству или выпорота батогами (а приведут приговор в исполнение солдаты у дворцового крыльца), нет и не может быть гарантий личной безопасности в принципе ни одному человеку.

Глава 5 СПОДВИЖНИКИ АНТИХРИСТА Каждый выбирает для себя Женщину, религию, дорогу. Дьяволу служить или пророку, Каждый выбирает для себя. Ю. Левитанский Ну ладно… Пусть даже на престоле Московии, а с 1721 года - Российской империи сидел то ли царь–Антихрист, то ли попросту