“В “Ревизоре” нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, не внешнею формою, и потому представляющие собою особый и замкнутый в самом себе мир… “
А. С. Грибоедов
Эпизод – всего лишь часть от чего-либо, составной компонент единого целого. Что касается комедии Н. В. Гоголя “Ревизор”, то в этом выдающемся произведении каждый эпизод является важным звеном единой цепи событий, составляющих сюжет, без которых произведение в целом было бы практически невозможно понять. При этом каждый эпизод представляет собой пьесу в пьесе, замкнутый в самом себе мир. Все это значит, что эпизод какого-либо художественного или драматического произведения в плане развития действий и идейного содержания основан на значительном событии, которое, в свою очередь, точно также представляется в развитии.
До сих пор в художественной литературе не существует точного определения завязки, кульминации и развязки эпизода. Поэтому каждый из читателей или зрителей может интерпретировать любой эпизод по своему усмотрению.
С помощью названия или заголовка эпизода можно расставлять конкретные акценты в зависимости от собственного интереса.
Для примера можно остановиться на Хлестакове. Можно сказать, что этот эпизод является кульминацией в развитии образа этого персонажа. При этом следует сказать, что автор комедии обладал неповторимым умением при помощи всего лишь одной единственной детали дать максимально полную, исчерпывающую характеристику персонажа.
Как метко заметил когда-то А. С. Пушкин, Н. Гоголь умел так очертить “пошлость пошлого человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем”. Каждый, кто знаком с русской литературой, прекрасно знаком с финальным эпизодом, когда символический характер подчеркивается немой сценой с участием героев комедии. Автор настаивал, чтобы на сцене актеры обязательно замирали и находились в таком положении не менее полутора минут. Гоголь подчеркивал, что в этом эпизоде его герои, до такой степени пораженные репликой жандарма, словно “электрическим потрясением”, что оказываются в иной действительности, под властью иных законов жизни.
Финал комедии является антитезой к последующей затем развязке, когда письмо Хлестакова дает настолько простое объяснение всему случившемуся, что, например, Городничему оно представляется еще более неправдоподобным, чем фантазии Хлестакова.
К сожалению, каждый отдельно взятый эпизод любого драматического произведения имеет ряд недостатков. Например, из отдельного эпизода может быть непонятна или неправильно понята идея произведения, эпизод не может выразить все выразительные средства, которые использовал автор, его не всегда просто пересказать и можно по-разному интерпретировать. Однако Гоголь большое внимание уделяет именно эпизодам.
В издании комедии “Ревизор” 1842 года автор уточняет смысл последнего эпизода красноречивым эпиграфом: “На зеркало неча пенять, коли рожа крива”, где зеркало – вся комедия. А слова Городничего: “Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!” скорее всего обращены не к героям комедии, неподвижно замершим в нелепых позах, а к зрительному залу. Гоголь хотел, чтобы зритель, увидев, как в зеркале всю несправедливость окружающей и собственной жизни и первый шаг сделал именно к себе самому.
4.00 /5 (80.00%) 5 votes
«В «Ревизоре» нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, не внешнею формою, и потому представляющие собою особый и замкнутый в самом себе мир…»
Эпизод – всего лишь часть от чего-либо, составной компонент единого целого. Что касается комедии Н. В. Гоголя «Ревизор», то в этом выдающемся произведении каждый эпизод является важным звеном единой цепи событий, составляющих сюжет, без которых произведение в целом было бы практически невозможно понять. При этом каждый эпизод представляет собой пьесу в пьесе, замкнутый в самом себе мир. Все это значит, что эпизод какого-либо художественного или драматического произведения в плане развития действий и идейного содержания основан на значительном событии, которое, в свою очередь, точно также представляется в развитии.
До сих пор в художественной литературе не существует точного определения завязки, кульминации и развязки эпизода. Поэтому каждый из читателей или зрителей может интерпретировать любой эпизод по своему усмотрению.
С помощью названия или заголовка эпизода можно расставлять конкретные акценты в зависимости от собственного интереса.
Для примера можно остановиться на Хлестакове. Можно сказать, что этот эпизод является кульминацией в развитии образа этого персонажа. При этом следует сказать, что автор комедии обладал неповторимым умением при помощи всего лишь одной единственной детали дать максимально полную, исчерпывающую характеристику персонажа.
Как метко заметил когда-то А. С. , Н. умел так очертить «пошлость пошлого человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем». Каждый, кто знаком с русской литературой, прекрасно знаком с финальным эпизодом, когда символический характер подчеркивается немой сценой с участием героев комедии. Автор настаивал, чтобы на сцене актеры обязательно замирали и находились в таком положении не менее полутора минут. подчеркивал, что в этом эпизоде его герои, до такой степени пораженные репликой жандарма, словно «электрическим потрясением», что оказываются в иной действительности, под властью иных законов жизни.
Финал комедии является антитезой к последующей затем развязке, когда письмо Хлестакова дает настолько простое объяснение всему случившемуся, что, например, Городничему оно представляется еще более неправдоподобным, чем фантазии Хлестакова.
К сожалению, каждый отдельно взятый эпизод любого драматического произведения имеет ряд недостатков. Например, из отдельного эпизода может быть непонятна или неправильно понята идея произведения, эпизод не может выразить все выразительные средства, которые использовал автор, его не всегда просто пересказать и можно по-разному интерпретировать. Однако большое внимание уделяет именно эпизодам.
В издании комедии «Ревизор» 1842 года автор уточняет смысл последнего эпизода красноречивым эпиграфом: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива», где зеркало – вся комедия. А слова Городничего: «Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!» скорее всего обращены не к героям комедии, неподвижно замершим в нелепых позах, а к зрительному залу. хотел, чтобы зритель, увидев, как в зеркале всю несправедливость окружающей и собственной жизни и первый шаг сделал именно к себе самому.
Особенно трудно пересказать поэтическое или драматическое произведение. За гоголевским смехом – всегда раздумья, потому что смешное и трагическое у него всегда рядом, неразрывно. Поэтому мы вместе с ребятами в форме эвристической беседы пытаемся распознать «тайный смысл» одного эпизода. Помогает нам в этом и собственная сценическая версия: театр – это «наше все».
В издании 1842 года смысл последней сцены уточняется эпиграфом: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Но зеркало – это и сама гоголевская комедия. Учтем, что слова Городничего: «Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!» - едва ли не могут быть обращены к чиновникам, так же они поражены, «обесточены» известие о появлении ревизора. Гоголь хочет, чтобы зритель, увидев в комедии, как в зеркале всю неправедность своей жизни, сделал шаг к правде о себе самом: «Разве все, до малейшей, излучины души подлого и бесчестного человека не рисуют уже образ честного человека?
Разве все это накопление низостей, отступления от законов и справедливости, не дает уже ясно знать, что требует от нас закон, долг, справедливость?» («Театральный разъезд», Н.В. Гоголь).
При мысли о хлестаковщине уже не смехом, а печально светятся глаза зрителей и читателей: чиновники и сегодня стоят между верховной властью и народом, они правят Россией. Страх перед наказанием со стороны верховной власти обладает огромной силой. Но трагедия России в том, что чиновничеству недоступен иной страх – перед наказанием свыше, перед нравственным воздействием.
.
Предмет: литература
Класс: 8 класс с углубленным изучением литературы
Программа:
1). Программа по литературе для школ и классов с углубленным изучением литературы, гимназий и лицеев гуманитарного профиля. 5-11 классы / Под ре.д. В.Г.Маранцмана. – М.., «Просвещение», 1992.;
2). Программа литературного образования. 5-9 классы. / Под ред. В.Г.Маранцмана. – М., «Просвещение», 2007.
Задачи урока:
обучающие:
развивающие:
воспитательные:
Необходимые атрибуты урока:
Домашнее задание:
Ход урока.
Учитель: обратимся к дидактическому материалу. Перед вами два портрета Н.В. Гоголя: А.Г. Венецианова (автолитография) и А.А. Иванова (рисунок 1847 г.).
Первый портрет: «официальный», «светский» - говорит о знатном происхождении, о высоком социальном положении; фрак, глухой воротник, прическа – стриженные волосы уложены по моде: «денди лондонский» одет по последней моде: «острижен по последней моде, как денди лондонский одет – и наконец увидел свет» - непривычный для нас внешний облик писателя – сходство с А. Грибоедовым – дипломатом и писателем.
Второй портрет: традиционный с точки зрения восприятия образа писателя Н.В. Гоголя, внешний облик более демократичный, располагающий к сближению; глаза с прищуром, улыбка «с хитрецой», длинные волосы – признак – примета вольнодумия – свободы мысли («кудри русые до плеч»); отложной воротник рубашки и сюртука; даже длинный нос кажется острее («везде свой нос сует»).
Таковы взгляды двух художников на одно и то же «лицо», только на первом портрете мы действительно можем разглядеть лишь «лицо», «внешний облик», «официальную оболочку» - своеобразный «футляр», за которым скрыта душа (на лицо, пожалуй, благородство – прямой, проникновенный взгляд), а на втором – воплощенная в рисунке душа, совесть, простота, умудренность жизненным опытом.
Н.Г. Чернышевский (известный русский политический деятель, критик, писатель) считал, что «Гоголю многим обязаны те,которые нуждаются в защите; он стал во главе тех, которые отрицают злое и пошлое…».
Все, что мы сейчас говорим, вспоминая прочитанное и размышляя над образом самого писателя, очень важно для понимания его творчества. Конечно, нельзя не согласиться с тем, что сколько людей, столько и мнений. Это очевидно: перед нами – две абсолютно разные интерпретации «образа» самого Николая Васильевича Гоголя. (А что уж тогда говорить о понимании, интерпретации бессмертных образов его книги?!). И все же наше читательское право – попытаться понять художественный замысел Мастера слова. А значит – будем читать! Хочешь узнать душу писателя – читай его книги. (Сравнить: «А душу можно ль рассказать?», «Мцыри», М.Ю. Лермонтов).
Как вы думаете, если мы будем обсуждать один эпизод, понадобится ли нам знание текста всего произведения? Почему?
Эпизод – лишь «часть от числа», составной компонент единого целого.
Результатом нашего разговора должна стать ваша письменная работа по анализу эпизода, примерный план которой я предлагаю вашему вниманию заранее (см. дидактические материалы). В предстоящей своей работе вы можете изменить его по своему усмотрению (дополнив или исключив ненужное, на ваш взгляд).
Этому плану предпослан эпиграф: «сжатая формула» - идея нашего анализа.
«В «Ревизоре» нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, не внешнею формою, и потому представляющие собою особый и замкнутый в самом себе мир…» (А.С. Грибоедов).
Как вы его понимаете? Выделите главное?
А это значит, что эпизод основан на значительном (в плане идейного содержания и развития действия) событии, которое, в свою очередь, также представлено в развитии.
До сих пор в литературоведении нет единства в определении завязки, кульминации и развязки: одни говорят об одной завязке, другие – о двух. Мнения разделялись и в отношении кульминационной сцены и развязки.
Наше право – интерпретировать текст по-своему. Вот и попытаемся это сделать.
Возможные варианты: «Сватовство», «Мнимое сватовство Хлестакова», «Благослови вас Бог, а я не виноват!», «Что за чорт! Полный жених», «Вона как дело-то пошло», «Я могу от любви свихнуть с ума», «Не могу верить, ваше превосходительство!», «Знаешь ли ты, какой чести удостаивает нас Иван Александрович», «Что за ветреность такая».
Что вы заметили, придумывая эти заголовки?
С помощью заголовка – названия эпизода – можно целенаправленно расставить акценты в интерпретации эпизода в зависимости от нашего интереса к конкретному действующему лицу.
А кто «действует» в данном эпизоде? (Хлестаков, Городничий, жена и дочь Городничего).
А кто «действует» ярче, активнее, выразительнее?
И снова мнения разделились! Такова «участь» или неотъемлемое условие интерпретации.
Остановимся на Хлестакове. Не будем пока спорить и примем пока за основу нашего разговора, что данный эпизод – кульминация в развитии действия и в «развитии» образа Хлестакова (тезис нашего будущего рассуждения).
Попытаемся убедиться в этом.
Думаю, что это будет наш личный вклад в «Замечания для господ актеров» (можно что-то позаимствовать и у господина Гоголя – автор «ревизора» обладал даром при помощи одной детали дать исчерпывающую, полную характеристику).
На первый план выступает яркая гротескная деталь (более выразительная, чем гипербола – типичная особенность гоголевской сатиры и юмора).
По меткому замечанию А.С. Пушкина, Гоголь умел очертить так «пошлость пошлого человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем».
В качестве эксперимента можно добавить и характеристики «от себя» (на правах «соавтора»).
Примерные варианты таких характеристик (Гоголь, авторские замечания):
Следует обратить внимание на аллегоричность говорящей фамилии:
Кульминационный момент: он раскрывает еще одну грань своей пошлости:
Обратите внимание на детали, на игру наших «господ актеров».
Он подчеркнул, что его герои теперь, пораженные репликой жандарма как «электрическим потрясением», находятся во власти иных законов жизни, иной действительности. (Вспомнить: «Но есть и Бог – Он не простит!», «Маскарад», М.Ю. Лермонтов).
В нашем эпизоде:
Финал – антитеза последующей очень скоро развязке (письмо Хлестакова – «всех высекло!») – дает такое простое объяснение всему случившемуся, что в этот момент оно представляется Городничему, например, гораздо более неправдоподобным, чем все хлестаковские фантазии – финал эпизода: высшее счастье- породниться со «значительным лицом» парализованы «счастьем» - «продлись, продлись очарованье».
Финал пьесы – парализованы страхом: «Что за черт! В самом деле!» - сказал Городничий, протирая глаза (д. IV, явл. XV) – он «словно дурак сделался» («пустейший человек» Хлестаков, «очень неглупый по своему человек» Городничий будто поменялись ролями – парадокс!).
«Вот подлинно, если Бог хочет наказать, так отнимет прежде разум», «Дурака ему, дурака, старому подлецу!» (грозит сам себе кулаком).
Всех, по словам Артемия Филипповича Земляники, «точно туман какой-то ошеломил, черт попутал!».
Особенно трудно пересказать поэтическое и драматическое произведение. За гоголевским смехом – всегда раздумья, потому что смешное и трагическое у него всегда рядом, неразрывно.
В издании 1842 года смысл последней сцены уточняется эпиграфом: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Но зеркало – это и сама гоголевская комедия. Учтем, что слова Городничего: «Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!» - едва ли не могут быть обращены к чиновникам, так же они поражены, «обесточены» известие о появлении ревизора. Гоголь хочет, чтобы зритель, увидев в комедии, как в зеркале всю неправедность своей жизни, сделал шаг к правде о себе самом: «Разве все, до малейшей, излучины души подлого и бесчестного человека не рисуют уже образ честного человека?
Разве все это накопление низостей, отступления от законов и справедливости, не дает уже ясно знать, что требует от нас закон, долг, справедливость?» («Театральный разъезд», Н.В. Гоголь).
При мысли о хлестаковщине уже не смехом, а печально светятся глаза зрителей и читателей: чиновники и сегодня стоят между верховной властью и народом, они правят Россией. Страх перед наказанием со стороны верховной власти обладает огромной силой. Но трагедия России в том, что чиновничеству недоступен иной страх – перед наказанием свыше, перед нравственным воздействием.
«Да благословит вас Бог, а я не виноват!» - вот жизненное кредо Хлестаковых и Городничих .
Пьеса предупреждает с самого начала, да и по всему тексту разбросаны слова и выражения, которые говорят об исключительности всего происходящего. Хлестаков, по мнению Гоголя, главный персонаж пьесы и самый необычный - ни только по характеру, но и по той роли, что ему выпала. В самом деле, Хлестаков - не ревизор, но и не авантюрист, сознательно обманывающий окружающих. На продуманную заранее хитрость, авантюру он, кажется, просто не способен; это, как говорит в ремарках Гоголь, молодой человек "без царя в голове", действующий "без всякого соображения", обладающий известной долей наивности и "чистосердечия". Но именно все это и позволяет лже ревизору обмануть городничего с компанией, вернее, позволяет им обмануть самих себя. "Хлестаков вовсе не надувает, он не лгун по ремеслу, - писал Гоголь, - он сам позабывает, что лжет, и уже сам почти верит тому, что говорит". Желание порисоваться, стать чуть-чуть повыше, чем в жизни, сыграть роль поинтереснее, предназначенной судьбой, свойственно любому человеку. Слабый же особенно подвержен этой страсти. Из служащего четвертого класса Хлестаков вырастает до "главнокомандующего". Герой анализируемого переживает свой звездный час. Размах вранья ошарашивает всех своей широтой и невиданной силой. Но Хлестаков - гений вранья, он может легко придумать самое необыкновенное и искренне поверить в это.
Таким образом, в этом эпизоде Гоголь глубоко раскрывает многоплановость характера главного героя: внешне обычный, невзрачный, пустой, "фитюлька", а внутренне - талантливый фантазер, поверхностно образованный фанфарон, в благоприятной ситуации перевоплощающийся в хозяина положения. Он становится "значительным лицом", которому дают взятки. Войдя во вкус, он даже начинает требовать в грубой форме у Добчинского и Бобчинского: "Денег у вас нет? ".
Действительно, в "сцене вранья" Хлестаков - пузырь, максимально раздувается и показывает себя в истинном свете, чтобы лопнуть в развязке - фантасмагорически исчезнуть, умчавшись на тройке. Этот эпизод, поистине "магический кристалл" комедии. Здесь сфокусированы и высвечены все черты главного героя, его "актерское мастерство". Сцена позволяет лучше понять ту "легкость в мыслях необыкновенную", о которой предупреждал Гоголь в замечаниях для господ актеров. Здесь наступает кульминационный момент притворства и лжи героя. Выпуклость "сцены вранья" являет собой грозное предупреждение Гоголя последующим поколениям, желая уберечь от страшной болезни - хлестаковщины. Воздействие её на зрителя велико: тот, кто хотя бы один раз в жизни обманывал, увидит, к чему может привести чрезмерная ложь. Вглядываясь в образ Хлестакова, понимаешь, как жутко находиться в шкуре лжеца, испытывая постоянный страх разоблачения.
Класс: 8 класс с углубленным изучением литературы
Программа:
Задачи урока:
Обучающие:
Развивающие:
Воспитательные: Постараться убедить учащихся в актуальности проблем, поднятых автором «Ревизора», и в наше время.
Необходимые атрибуты урока:
Домашнее задание:
Ход урока
I. Речевая разминка.
Учитель: обратимся к дидактическому материалу. Перед вами два портрета Н.В. Гоголя: А.Г. Венецианова (автолитография) и А.А. Иванова (рисунок 1847 г.).
Первый портрет: «официальный», «светский» - говорит о знатном происхождении, о высоком социальном положении; фрак, глухой воротник, прическа – стриженные волосы уложены по моде: «денди лондонский» одет по последней моде: «острижен по последней моде, как денди лондонский одет – и наконец увидел свет» - непривычный для нас внешний облик писателя – сходство с А. Грибоедовым – дипломатом и писателем.
Второй портрет: традиционный с точки зрения восприятия образа писателя Н.В. Гоголя, внешний облик более демократичный, располагающий к сближению; глаза с прищуром, улыбка «с хитрецой», длинные волосы – признак – примета вольнодумия – свободы мысли («кудри русые до плеч»); отложной воротник рубашки и сюртука; даже длинный нос кажется острее («везде свой нос сует»).
Таковы взгляды двух художников на одно и то же «лицо», только на первом портрете мы действительно можем разглядеть лишь «лицо», «внешний облик», «официальную оболочку» - своеобразный «футляр», за которым скрыта душа (на лицо, пожалуй, благородство – прямой, проникновенный взгляд), а на втором – воплощенная в рисунке душа, совесть, простота, умудренность жизненным опытом.
Н.Г. Чернышевский (известный русский политический деятель, критик, писатель) считал, что «Гоголю многим обязаны те,которые нуждаются в защите; он стал во главе тех, которые отрицают злое и пошлое…».
Все, что мы сейчас говорим, вспоминая прочитанное и размышляя над образом самого писателя, очень важно для понимания его творчества. Конечно, нельзя не согласиться с тем, что сколько людей, столько и мнений. Это очевидно: перед нами – две абсолютно разные интерпретации «образа» самого Николая Васильевича Гоголя. (А что уж тогда говорить о понимании, интерпретации бессмертных образов его книги?!). И все же наше читательское право – попытаться понять художественный замысел Мастера слова. А значит – будем читать! Хочешь узнать душу писателя – читай его книги. (Сравнить: «А душу можно ль рассказать?», «Мцыри», М.Ю. Лермонтов).
II. Итак, мы читаем и обсуждаем «Ревизора». И поговорим мы сегодня о значении одного эпизода и роли сценической интерпретации в раскрытии образа (характера персонажа) пьесы.
Как вы думаете, если мы будем обсуждать один эпизод, понадобится ли нам знание текста всего произведения? Почему?
Эпизод – лишь «часть от числа», составной компонент единого целого.
Результатом нашего разговора должна стать ваша письменная работа по анализу эпизода, примерный план которой я предлагаю вашему вниманию заранее (см. дидактические материалы). В предстоящей своей работе вы можете изменить его по своему усмотрению (дополнив или исключив ненужное, на ваш взгляд).
Этому плану предпослан эпиграф: «сжатая формула» - идея нашего анализа.
«В «Ревизоре» нет сцен лучших, потому что нет худших, но все превосходны, как необходимые части, художественно образующие собою единое целое, округленное внутренним содержанием, не внешнею формою, и потому представляющие собою особый и замкнутый в самом себе мир…» (А.С. Грибоедов).
Как вы его понимаете? Выделите главное?
А это значит, что эпизод основан на значительном (в плане идейного содержания и развития действия) событии, которое, в свою очередь, также представлено в развитии.
III. Итак, мы выбираем с вами эпизод: действие IV, явления XIII – XV и постараемся определить его «смысловую нагрузку» и значимость для художественного воплощения идеи (главной мысли пьесы).
До сих пор в литературоведении нет единства в определении завязки, кульминации и развязки: одни говорят об одной завязке, другие – о двух. Мнения разделялись и в отношении кульминационной сцены и развязки.
Наше право – интерпретировать текст по-своему. Вот и попытаемся это сделать.
Возможные варианты: «Сватовство», «Мнимое сватовство Хлестакова», «Благослови вас Бог, а я не виноват!», «Что за чорт! Полный жених», «Вона как дело-то пошло», «Я могу от любви свихнуть с ума», «Не могу верить, ваше превосходительство!», «Знаешь ли ты, какой чести удостаивает нас Иван Александрович», «Что за ветреность такая».
Что вы заметили, придумывая эти заголовки?
С помощью заголовка – названия эпизода – можно целенаправленно расставить акценты в интерпретации эпизода в зависимости от нашего интереса к конкретному действующему лицу.
А кто «действует» в данном эпизоде? (Хлестаков, Городничий, жена и дочь Городничего).
А кто «действует» ярче, активнее, выразительнее?
И снова мнения разделились! Такова «участь» или неотъемлемое условие интерпретации.
Остановимся на Хлестакове. Не будем пока спорить и примем пока за основу нашего разговора, что данный эпизод – кульминация в развитии действия и в «развитии» образа Хлестакова (тезис нашего будущего рассуждения).
Попытаемся убедиться в этом.
IV. Я просила вас подготовить небольшие тезисы к характеристике Хлестакова на основе высказываний о нем других персонажей пьесы, при этом особое внимание обратить на те оценки, которые проявятся в нашем эпизоде.
Думаю, что это будет наш личный вклад в «Замечания для господ актеров» (можно что-то позаимствовать и у господина Гоголя – автор «ревизора» обладал даром при помощи одной детали дать исчерпывающую, полную характеристику).
На первый план выступает яркая гротескная деталь (более выразительная, чем гипербола – типичная особенность гоголевской сатиры и юмора).
По меткому замечанию А.С. Пушкина, Гоголь умел очертить так «пошлость пошлого человека, чтобы вся мелочь, которая ускользает от глаз, мелькнула бы крупно в глаза всем».
В качестве эксперимента можно добавить и характеристики «от себя» (на правах «соавтора»).
Примерные варианты таких характеристик (Гоголь, авторские замечания):
Следует обратить внимание на аллегоричность говорящей фамилии:
Кульминационный момент: он раскрывает еще одну грань своей пошлости:
V. Представим вам нашу сценическую интерпретацию.
Обратите внимание на детали, на игру наших «господ актеров».
VI. Думаю, вы заметили, что так же как и Гоголь, символический характера финала эпизода мы попытались подчеркнуть при помощи немой сцены (заставив своих «актеров» окаменеть как минимум на полторы минуты – на чем автор строго настаивал).
Он подчеркнул, что его герои теперь, пораженные репликой жандарма как «электрическим потрясением», находятся во власти иных законов жизни, иной действительности. (Вспомнить: «Но есть и Бог – Он не простит!», «Маскарад», М.Ю. Лермонтов).
В нашем эпизоде:
Финал – антитеза последующей очень скоро развязке (письмо Хлестакова – «всех высекло!») – дает такое простое объяснение всему случившемуся, что в этот момент оно представляется Городничему, например, гораздо более неправдоподобным, чем все хлестаковские фантазии – финал эпизода: высшее счастье- породниться со «значительным лицом» парализованы «счастьем» - «продлись, продлись очарованье».
Финал пьесы – парализованы страхом: «Что за черт! В самом деле!» - сказал Городничий, протирая глаза (д. IV, явл. XV) – он «словно дурак сделался» («пустейший человек» Хлестаков, «очень неглупый по своему человек» Городничий будто поменялись ролями – парадокс!).
«Вот подлинно, если Бог хочет наказать, так отнимет прежде разум», «Дурака ему, дурака, старому подлецу!» (грозит сам себе кулаком).
Всех, по словам Артемия Филипповича Земляники, «точно туман какой-то ошеломил, черт попутал!».
VII. Почему пересказ художественного текста не может сохранить силу воздействия самого текста?
Особенно трудно пересказать поэтическое и драматическое произведение. За гоголевским смехом – всегда раздумья, потому что смешное и трагическое у него всегда рядом, неразрывно.
В издании 1842 года смысл последней сцены уточняется эпиграфом: «На зеркало неча пенять, коли рожа крива». Но зеркало – это и сама гоголевская комедия. Учтем, что слова Городничего: «Чему смеетесь? – Над собой смеетесь!» - едва ли не могут быть обращены к чиновникам, так же они поражены, «обесточены» известие о появлении ревизора. Гоголь хочет, чтобы зритель, увидев в комедии, как в зеркале всю неправедность своей жизни, сделал шаг к правде о себе самом: «Разве все, до малейшей, излучины души подлого и бесчестного человека не рисуют уже образ честного человека?
Разве все это накопление низостей, отступления от законов и справедливости, не дает уже ясно знать, что требует от нас закон, долг, справедливость?» («Театральный разъезд», Н.В. Гоголь).
При мысли о хлестаковщине уже не смехом, а печально светятся глаза зрителей и читателей: чиновники и сегодня стоят между верховной властью и народом, они правят Россией. Страх перед наказанием со стороны верховной власти обладает огромной силой. Но трагедия России в том, что чиновничеству недоступен иной страх – перед наказанием свыше, перед нравственным воздействием.
«Да благословит вас Бог, а я не виноват!» - вот жизненное кредо Хлестаковых и Городничих .