ДАНИН Даниил Семенович
; наст. фам. Плотке - писатель, публицист, популяризатор науки.
Отец - инженер, мать - врач. Осенью 1914, после нач. 1-й мировой войны, семья переехала в Петроград, с 1916 обосновалась в Москве. В 1933 Д. поступил в МГУ и учился последовательно на двух ф-тах: сначала - химическом (1933-36), потом - физическом (1936-41). В 1938-41 параллельно был студентом Лит. ин-та им. М. Горького.
Увлекаясь, кроме естественно-научных дисциплин, лит-рой, в ранней юности возглавил молодежную творческую Бригаду Маяковского (1931-33), с 1938 начал публиковаться как критик поэзии в «Лит. газ.» и ж-лах «Знамя», «Красная новь», «Новый мир». В февр. 1942 принят в СП СССР.
Первый день Великой Отеч. войны застал Д. в разгар подготовки к гос. экзаменам в МГУ. Будучи «белобилетником», свободным от призыва (по зрению), Д. не стал получать ун-тского диплома, а ушел добровольцем в нар. ополчение; был солдатом, в окт. 1941 переведен на офицерскую должность в редакцию армейской газ. (32-я армия), вместе с которой тогда же выходил из окружения. После этого, продолжая работать во фронтовой печати, принимал участие в битвах под Москвой, на Орловско-Курской дуге, на Сандомирском плацдарме, в освобождении Праги, был награжден орденами и медалями. В 1946 демобилизован в чине капитана.
Лит. деятельность Д. в годы войны сводилась к воен. корреспонденциям и созданию «Истории 3-й артдивизии Резерва Главного командования»
, сохраняющейся в рукописи в архиве автора и в одном из воен. архивов. После демобилизации Д. снова печатается как лит. критик, в 1946-48 выступил с рядом резких статей против «лакировки действительности» в поэзии (ст. «Страсть, борьба, действие»
в ж. «Новый мир», «Мы хотим видеть его лицо»
в «Лит. газ.», «Пути романтики»
и «Несостоявшееся чудо»
в ж. «Знамя» и др.). В печатных работах и устных выступлениях в СП обосновывал необходимость «драматического начала» в нашей лит-ре как эстетического условия ее правдивости и нравств. значения. Подверг бескомпромиссной критике партийно-восхваляемую и премируемую «секретарскую поэзию» А. Софронова, Н. Грибачева, А. Суркова, А. Прокофьева (статьи «О лирике 40-го года»
в ж. «Красная новь», «Нищета поэзии»
в «Лит. газ.» и др.).
В период т.н. борьбы с космополитизмом был объявлен лидером антипартийной и антинар. формалистической критики в области поэзии (Правда. 1949. 16 февр.), исключен из кандидатов в члены КПСС и практически лишен права печататься. После разоблачения культа И. Сталина был восстановлен в КПСС (авг. 1956), но к работе критика уже не вернулся.
Вспомнив о своем образовании, Д. решил попробовать свои силы в сфере научно-худож. лит-ры. В 1957 издал кн. публиц. очерков «Для человека»
и «Добрый атом»
, принесшие Д. первый успех. В 1961 вышла его новая кн. «Неизбежность странного мира»
- повествование о совр. физической картине мира, осн. на теории относительности и квантовой механике. Она была признана классикой научно-худож. лит-ры, трижды переиздавалась на рус. яз. и вышла в переводах на 11 языков мира.
В процессе работы над этим произв. Д. искал и формулировал лит.-теоретические основы научно-худож. творчества, что нашло отражение в эссе «Жажда ясности»
, опубл. в 1961 в ж. «Новый мир» и ставшем заглавным в дискуссионной кн. «Формула и образы - спор о научной теме в художественной литературе» (М., 1961; среди ее авторов - П. Антокольский, В. Каверин, О. Писаржевский, А. Шаров и др.). Основу эссе составляло утверждение, что научность и художественность - логически, казалось бы, несовместимые категории,- могут образовывать жизнеспособного «кентавра». Союз «формулы и образа» достигается не просто популяризацией научного материала, а рассказом о нем как о драме человеческих поисков правды истории и природы. Такое понимание научно-худож. творчества ярко проявилось в кн. Д. - жизнеописаниях великих физиков 20 в.: «Резерфорд»
(1967) и «Нильс Бор»
(1978).
В 1974 вышел сб. дискуссионных работ Д. «Перекресток»
, объединенных темой «Писатель и наука», где в частности, в ст. «Сколько искусства науке надо? (О проблемах научно-художественного кино)»
(1967) автор уверял: «Можно напророчить, хотя бы шутки ради, что когда-нибудь возникнет целая наука - кентавристика...». Предметом ее Д. полагал изучение любых проявлений «сочетания несочетаемого», а, следовательно, и кентавра «научности -художественности» в разных сферах иск-ва и науки.
С нач. 90-х гг. Д. глубоко разрабатывал кентавристику, с 1994 читал в Российском гос. гуманитарном ун-те (РГГУ) курс лекций по этой новой дисциплине (проф. на кафедре истории науки; в 1996 вышел в свет «Вестник РГГУ» № 1, целиком посв. кентавристике - «опыту сочетаний несочетаемого», как говорится в подзаголовке этого тематического выпуска под ред. Д. и антрополога Д. Н. Хубовой, с предисловием ректора ун-та Ю. Н. Афанасьева).
Д. также автор сценариев полнометражных научно-худож. ф. «В глубины живого»
(1967) и «Ты в мире»
(1980), сб-ка полемических статей «А все-таки оно существует!»
(1982). В 1960-90 он возглавлял писательскую редколлегию альм. «Пути в незнаемое» (в изд-ве «Сов. писатель» вышли 24 т. этого альм. с подзаголовком «Писатели рассказывают о науке»). С 1992 Д. - член-корреспондент Рос. академии естественных наук (РАЕН).
Работая на протяжении мн. лет над исповедальной кн. «Бремя стыда»
, Д. дважды выпустил ее как «книгу без жанра» (М., 1996; М., 1997), сквозная тема которой отражена в подзаголовке «Пастернак и мы»
. Писал мемуарную кн. «Строго как попало»
, фрагменты которой публиковались в периодических изд. с сер. 90-х гг.
Соч.:
Избранное / Вст. ст. Л. Аннинского: Человек на перекрестке. М., 1984; Труды и дни Нильса Бора (1885-1962): Краткое док. повествование. М., 1985; Тринадцать тихих записей. Из неопубл. дневника «Вокруг войны». М, 1995.
Лит.:
Соловьев Б. Эстетствующий злопыхатель // Лит. газ. 1949. 19 февр.; Аннинский Л. Неизбежность нового мышления // Знамя. 1962. №3; Разгон Л. Идеи и страсти (Лит. портрет Даниила Данина) // Дет. лит-pa. Сб. ст. М., 1982.
Н. П. Мостовенко-Гальперина.
(Из биографического словаря "Русские писатели ХХ века")
Книга "Нильс Бор" (1969-75) - прислал Михаил Романченко
Из предисловия автора:
…Квантовые скачки, у которых есть начало и есть конец, но нет истории.
…Реальность таких непредставимых микрокентавров, как частицы-волны.
…Движение без траекторий.
…Появление вероятностного мира на месте прежней природы с законами однозначной причинности.
«Пикассо-физикой» называли тогда духовное детище Бора – квантовую механику. «Рембрандтом современной физики, любящим игру света и тени», называли позже его самого. А то и совсем коротко – обо всех физических исканиях современности: «абракадабра XX века».
От новизны идей захватывало дух… Но она же и смущала. Едва ли не каждый тогдашний студент-естественник переживал на свой лад часы отчаяния перед лицом волнующих воображение квантовых непонятностей. И в эти часы возникало недоумение: мыслимо ли было, чтобы такой естественный Бор создавал и защищал такое неестественное понимание природы?!
С течением времени предстояло совершиться двум превращениям:
- за простой естественностью Бора должна была раскрыться его сложная человеческая необыкновенность;
- за сложной неестественностью его идей – их простая научная неизбежность.
Об этом тут и пойдет рассказ.
Даниил Семенович Данин
(настоящая фамилия Плотке) (1914–2000) – русский писатель, публицист, популяризатор науки.
Родился 28 февраля (10 марта) 1914 г. в Вильно (Вильнюсе). В 1933 г. поступил в МГУ, учился на двух факультетах – химическом (1933–1936) и физическом (1936–1941). В 1938–1941 гг. был студентом Литературного института им. А.М.Горького. С юности увлекаясь литературой, организовал и возглавил молодежную творческую «Бригаду Маяковского» (1931–1933); с 1938 г. публиковался в «Литературной газете» и журналах «Знамя», «Красная Новь», «Новый мир». В феврале 1942 г. был принят в Союз писателей СССР. Во время Великой Отечественной войны, будучи свободным от призыва по зрению, тем не менее записался добровольцем в народное ополчение; в 1946 г. демобилизовался в чине капитана.
Литературная деятельность Данина в годы войны сводилась к военным корреспонденциям и созданию «Истории 3-й артдивизии Резерва Главного командования
» (не издана). В 1946–1948 гг. выступил с рядом резких статей против «лакировки действительности» в поэзии (Страсть, борьба, действие
в журнале «Новый мир», Мы хотим видеть его лицо в «Литературной газете», Пути романтики
и Несостоявшееся чудо
в журнале «Знамя» и др.). Обосновывая необходимость «драматического начала» в литературе как эстетического условия ее правдивости и нравственного значения, подверг критике поэзию А.Софронова, Н.Грибачева, А.Суркова, А.Прокофьева (О лирике 40-го года
в журнале «Красная новь», Нищета поэзии
в «Литературной газете» и др.).
В период «борьбы с космополитизмом» был обвинен в том, что является лидером антипартийной и антинародной формалистической критики в области поэзии («Правда», 1949, 16 февраля), исключен из кандидатов в члены КПСС и практически лишен права печататься. В 1956 г. был восстановлен в КПСС. В 1957 г. издал книги публицистических очерков Для человека
и Добрый атом
, принесшие Данину первый успех. В 1961 г. вышла его новая книга Неизбежность странного мира
– повествование о современной физической картине мира, основанное на теории относительности и квантовой механике, признанное классикой научно-художественной литературы, несколько раз переиздававшееся на русском языке и вышедшее в переводах на 11 языков мира. Литературно-теоретические основы научно-художественного творчества Данин попытался сформулировать в эссе Жажда ясности
, опубликованном в 1961 г. в журнале «Новый мир» и ставшем заглавным в коллективном сборнике Формула и образы – спор о научной теме в художественной литературе
(1961; среди его авторов – П.Антокольский, В.Каверин и др.), а также в собственной книге дискуссионных работ Данина Перекресток
(1974), выдвинув принцип «кентавра» – совмещения категорий научности и художественности, «формулы и образа», что достигается не просто популяризацией научного материала, а рассказом о нем как о драме человеческих поисков правды истории и природы. Воплощением этого принципа явились жизнеописания великих физиков 20 в. Резерфорд
(1967) и Нильс Бор
(1978). С 1994 г. Данин читал в Российском государственном гуманитарном университете (РГГУ) курс лекций по новой дисциплине – «кентавристике»; в 1996 г. вышел в свет «Вестник РГГУ» (№ 1), целиком посвященный этой новой дисциплине – «опыту сочетаний несочетаемого».
Автор сценариев полнометражных научно-художественных фильмов В глубины живого
(1967) и Ты в мире
(1980), сборника полемических статей А все-таки оно существует!
(1982). В 1960–1990 гг. возглавлял писательскую редколлегию альманаха «Пути в незнаемое» в издательстве «Советский писатель», с 1992 – член-корреспондент Российской академии естественных наук. Данину принадлежат мемуарно-исповедальные книги Бремя стыда
(1996), сквозная тема которой отражена в подзаголовке Пастернак и мы
, и Строго как попало
(не закончена; фрагменты опубликованы в периодике второй половины 1990-х годов).
Умер Данин в Москве 14 марта 2000 г.
Источник: Энциклопедия Кругосвет
|
В очередном, двадцать втором сборнике «Пути в незнаемое» читатель встретится, как всегда, с очерками из разных областей науки: экономики, биологии, физики, истории, литературоведения и т. д. Среди авторов этого сборника известные писатели -...
Аннотация издательства:
Путешественники, побывав в далеких странах, пишут путевые заметки. Они рассказывают о том, что видели, о том, что пленило их необычайностью и новизной. Пишут для тех, кто там не бывал.
В современной науке для каждого из нас есть незнаемые страны. Эта книга - нечто вроде заметок путешественника, побывавшего в удивительной стране элементарных частиц материи, где перед ним приоткрылся странный мир неожиданных идей и представлений физики нашего века. В своих путевых заметках автор и рассказал о том, что увидел. Рассказал для тех, кому еще не случалось проходить тем же маршрутом...
Даниил Семенович Данин, ныне известный писатель, автор прекрасных книг о физике и о таких великих физиках, как Резерфорд и Л. Д. Ландау. Он непродолжительное время пробыл в экспедиции, сохранив на дальнейшие годы признательность к алмазникам за дружескую поддержку и участие в трудный для него период жизни. Учился Д. С. Данин на физическом факультете , на старших курсах увлекся литературной деятельностью, легкомысленно покинув университет без диплома.
Прогрессирующая близорукость подчистую освобождала от армии, однако в первый же военный месяц он добровольцем вступил в ополчение и, пройдя всеми многотрудными дорогами войны, добрался до Праги. После войны стал профессиональным литературным критиком, что и принесло ему много крупных неприятностей. Появление Д. С. Данина среди алмазников сопровождалось типичными для того времени событиями, хотя при всей трагически складывающейся ситуации знакомство с ним носило комический характер.
После громкого и скандального разгрома биологической науки и уничтожения генетики началась новая кампания по так называемой борьбе с космополитизмом . С начала 1949 года передовицы центральных газет ежедневно клеймили позором злостных космополитов, окопавшихся во всех сферах науки и культуры, особенно в среде литературных критиков, порочащих якобы советскую действительность. Фамилии людей, постоянно упоминавшиеся в центральной прессе, примелькались и стали популярными, серьезность же проводившейся кампании грозила им лишением свободы. Близкие друзья горячо рекомендовали Д. С. Данину покинуть на время столицу, примкнув к какой-нибудь экспедиции, а для этой цели обратиться к родственнице одного из литераторов, работавшей в Московском геологическом управлении. В апреле алмазники шумно отмечали день моего рождения. Опоздавший к началу пиршества муж сестры оправдывался тем, что разговаривал с самым настоящим "живым космополитом", которого собирался оформлять на полевой сезон в свою геологическую партию. Эта тема обыгрывалась весь вечер, а ближе к полуночи Эд Равский торжественно выставил бутылку, и судьбу бедного космополита без его ведома перерешили... Воспринял он это известие нормально. Узнав, что за бутылку вместо смоленских и брянских лесов ему предстоит поехать в приангарскую тайгу, тут же отправился в ближайший магазин и вернулся оттуда с тремя бутылками. В благодарность же судьбе за то, что свела его с такими распрекрасными людьми, при традиционных осенних сборах алмазников после окончания полевых работ количество приносимых им бутылок увеличивалось. Появление матерого "космополита" в нашей геологической компании вносило в нее свежую струю и предоставляло великолепную возможность расширять крут знакомств с интересными людьми иных профессий.
Даниил Семенович оказался живым и очень непосредственным человеком, хотя и большим любителем несколько попозировать, что служит отличительной чертой людей его крута. Благодаря раскованности и общительности накоротке знаком был чуть ли не с половиной Москвы, значительная же часть наиболее известных в те годы писателей вообще числилась наиближайшими его друзьями. Правда, за последние месяцы многие из них поспешили забыть про былую дружбу, при встречах норовили уходить в сторону. Такая манера поведения весьма характерна для нашего привилегированного общества, и в частности для советской интеллигенции.
Алмазники же были далеки от подобных политесов, их привлекала его образованность, непосредственность и Непринужденность в общении, а главным образом, остроумие, что делало новое знакомство обоюдно приятным. Д. С. Данин показал себя великолепным рассказчиком и, зная множество забавных историй, передавал их в своей живой, непосредственной манере с актерским мастерством. Несмотря на обрушившиеся на его голову драматические коллизии, не утратил ни жизнерадостности, ни оптимизма и, оказавшись в непривычных для себя таежных условиях, сохранял неунывающий характер и остроумие. В трудную минуту искрящийся юмор помогал ему подбадривать и себя и других к месту сказанной веселой шуткой, а неиссякаемый оптимизм оказывал благотворное влияние даже на закоренелых скептиков и природных нытиков. Появление их крошечного отряда вносило оживление в однообразие таежных будней. Вечерами после продолжительных тяжелых маршрутов собирались все в лагере, раскладывали огромные костры и вели увлекательные беседы. Даже самую скучную тему Д. С. Данин способен был оживить, заполняя ее юмором, вызывавшим дружный хохот и помогавшим снимать усталость. На весь вечер мог увлеченно завладеть разговором, в который трудновато было вклиниться кому-нибудь еще, но вел его настолько оживленно и интересно, что обижаться не приходилось. Частенько общие разговоры сменялись стихами, знал же их Даниил Семенович великое множество. С актерским мастерством способен был до глубокой ночи читать прекрасные стихи мало тогда кому известных авторов. В такие вечера поэзии мне впервые от него довелось услышать В. Хлебникова, О. Мандельштама, К. Бальмонта, Р. Киплинга, сами имена которых упоминать в те годы настоятельно "не рекомендовалось"...
Ко многим своим неоспоримым достоинствам оказался он большим любителем хорошего пения и, хотя сам не обладал ни слухом, ни голосом, темпераментно подбивал затягивать популярные песни. Репертуар его был обширен, многочисленность куплетов не смущала, больше же всего по душе были фронтовые песни. Нещадно перевирая слова и уводя несройный хор от мелодии, он заглушал его своим громким голосом. Импровизированная самодеятельность заставляла единственного обладателя тонкого слуха, Эда Равского, болезненно морщиться и умоляюще взывать к прекращению нестройного песнопения.
В области физики глубина его познаний осталась для нас неизвестной, но это мало кого волновало, а в начитанности и общей образованности отказать ему было трудно. Обычно все разговоры о литературе порождали самые жаркие споры, спорщиком же он был непревзойденным, с огромным удовольствием каждого старался втягивать в спор и чаще всего выходил из него победителем. Словом, этот умный, эрудированный и эмоциональный человек очень скрасил наш первый трудный полевой сезон в Сибири, своей доброжелательностью и щедростью вызывая общее уважение.
Даниил Семёнович Бокарев (годы жизни неизвестны) - крепостной крестьянин графа Шереметьева , уроженец Тульской области. Был выслан в начале XIX века в село (слободу) Алексеевка Бирюченского уезда Воронежской губернии
Бокарёву принадлежит открытие подсолнечника как масличной культуры. В 1829 году он придумал способ получения масла из семян подсолнечника . Через четыре года в 1833 году в Алексеевке купцом Папушиным при содействии Бокарёва был построен первый в России маслобойный завод. В 1834 году Бокарёв открыл собственную маслобойню. В 1835 году начался экспорт масла за границу. К 1860 году в Алексеевке было около 160 маслобойных заводов. На продажу вывозилось до 40 тысяч бочек, содержимое которых весило около 900 тысяч пудов (свыше 14 тыс. тонн).
Церковь признала подсолнечное масло постным продуктом, отсюда появилось его второе название - постное масло.
В городе Алексеевка поставлен памятник Даниилу Бокареву.
