Мамочка. Мы зовем тебя, когда нам тревожно, плохо, больно. Мама для нас словно оберег, способный защитить от любых напастей и разводящий беду над нашей головой руками. У человека есть привычка думать, что мама – вечная неизменная величина, нерушимая и несгибаемая.
Наверное, именно так и думала дочь героини рассказа Бориса Екимова «Говори, мама, говори…».
Всегда ли мы помним свою маму, когда у нас в жизни все хорошо и гладко? Всегда ли замечаем, когда маме нужна поддержка и помощь?
Одиночество старости, которое хотел нам показать Борис Екимов в своем рассказе.
Старая бабка Катерина, высохшая, горбатая от возраста, но проворная еще старушка, жила на хуторе возле Дона. Не так давно хутор был многолюдный, красивый: летом зеленели груши и вишни, осенью золотые и красные стояли деревья, пели птицы в облаках. А нынче на хуторе остались одни лишь старики да пьянь, хлеба не завозят.
Тяжело пожилому человеку в таких условиях зимовать. И Катерина переезжала зимой в город к дочери. Но в старости нелегко новые углы обживать: кругом чужие стены, соседи, непривычная жизнь, а дети все время на работе, и старушка подолгу оставалась одна, ей не хватало внимания родных, да и тосковала она по Тузику, кошке и курам.
Дочь Катерины, уступая просьбам, отправив ее обратно в деревню и, переживая за старушку-мать, купила ей мобильный телефон, чтобы иметь возможность созваниваться ежедневно. Старушку удивляла эта чёрная коробочка. Раньше она разговаривала по большому телефону с проводами, трубкой, и по нему можно было говорить подолгу.
«А тут не успеешь и рот открыть, а коробочка уже потухла».
Дочь звонила каждый день, но разговаривала быстро, сухо, по-деловому. Молодое поколение очень практичное, у них стремительная жизнь, все делать приходится на бегу. Времени на бестолковую, по их мнению, болтовню не остается. А матери хотелось выговориться о своей хуторской, стариковской жизни, хотелось наказать дочери одеваться потеплее, беречь себя, а в трубке, как всегда: «Мама, здравствуй, как дела? Жива – здорова? Молодец! Целую…»
И ни к чему говорить про груши, про вкусный компот, про кошек с глупыми мордами, и никогда пожилая женщина не расскажет дочери о своих болезнях. А желание поговорить у одинокой старушки настолько сильное, что даже ласковый голос милой женщины из радиоприемника кажется понимающим и родным.
Нежный голос по-доброму спрашивал: «Болят ваши косточки?» На что старуха иногда отвечала ей: «Болят, моя доча»… Бабушка готова была относиться к совершенно чужому человеку как к дочери: уж очень душевно говорила девушка.Катерине настолько хотелось выговориться, что она даже жаловалась радиоведущей, которая ее не слышала: «Как не болеть. Такая жизнь». Старушка плакала иногда. Жизнь у нее и вправду выдалась несладкой: война, сиротство, тяжелая работа.
Однажды в неурочный обеденный час зазвонил мобильный телефон. Для Катерины это было столь неожиданно, что она даже испугалась, не случилось ли чего худого с её близкими. Как всегда, она отвечала быстро, коротко, боясь не успеть всего рассказать, а дочь, к ее удивлению, не обрывала прерывистую речь и попросила вдруг: «Говори, мама, говори…». Она словно очнулась наконец и испугалась, – вдруг оборвётся мамин голос и эта драгоценная жизнь навсегда…
Выводы, которые мы можем сделать из рассказа “Говори, мама, говори”.
Родительская чрезмерная опека для детей часто бывает несносной, нежелательной. Дети хотят жить отдельной от родителей жизнью, принимать самостоятельные решения, чувствовать себя независимыми. Но родители не вечные. Чем старше они становятся, тем чаще им требуется наше внимание. Об этом говорит рассказ Бориса Екимова. Он обращает наше внимание на одиночество старого человека, который чувствует себя за бортом современной жизни.
Границы родительской любви определить сложно, как сложно понять все способы её проявления. Не всегда мы способны оценить по достоинству доброе и чересчур заботливое отношение своих родителей. Если у вас есть пожилые близкие родственники, старайтесь проводить с ними больше времени, дарите им немного больше своего внимания и тепла.
Эссе на тему “Говори мама, говори” обновлено: Июль 31, 2017 автором: Научные Статьи.Ру
Сочинение по тексту:
Борис Петрович Екимов (род. 1938) - прозаик и публицист. В своей статье писатель рассматривает проблему взаимоотношения родителей и детей.
Эта тема очень актуальна в наши дни, так как много, сейчас на свете детей, которые абсолютно не знают, как нужно разговаривать со старшими. Многие дети проявляют неуважение к старшим поколениям.
Борис Петрович повествует, « Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец. Вопросы есть? Вот и хорошо. Целую. Будь-будь». Автор в том предложении говорит о том, что дочь уделяет мало времени своим родителям, мало обращает, на них внимания, и абсолютно не интересуется их жизнью!
Б.Екимов рассказывает читателю трогательную историю о женщине, которая позвонила своей дочери, чтобы повествовать своему читатель о трагедии матери. Собирая груши для компота для дочери. Но дочери оказалось По-барабану! Автор сожалеет о таком взаимоотношении….
Публицист говорит: «В далеком городе дочь ее слышала и даже видела, прикрыв глаза, старую мать свою: маленькую, сгорбленную, в белом платочке. Увидела, но почувствовала вдруг, как все это зыбко и ненадежно: "телефонная связь, видение". В этих предложения писатель разъясняет читателю о том, что ребенок понял свою ошибку и старался исправитьих по отношению к матери.
Автор считает, что жизненные проблемы и повседневные дела часто мешают повзрослевшим детям найти время на нежные и добрые слова для своих родителей. Однако в основе отношения людей к своим родителям лежат любовь, благодарность и искренняя забота!
Я согласна с Борисом Петровичем Екимовым. Действительно, искренняя забота и любовь - это настоящий путь к сердцу родителей!
Давайте вспомним произведение И.С. Тургенева «Отцы и дети». Центральным событием в этом произведении были отношения Базарова с его родителями. И.С.Тургенев нам показал взаимоотношения между поколениями. Перед читателем встают две проблемы: первая это любовь к родителям, вторая, мнение Базарова о том, что он проживает скучную и полную бессмысленности жизнь.
Также, вспомним рассказ Константина Георгиевича Паустовского "Телеграмма". В центре внимания читателей находится взаимоотношения Катерины Петровны со своей дочерью Настасьей. Единственное желание престарелой матери - повидать свою дочь, возможно, в последний раз в жизни. К сожалению, Анастасия не понимала важность этой встречи, она так и не успела поговорить с матерью, приехала лишь на второй день после похорон.
Таким образом, я хочу сделать вывод. Порой повзрослевшим детям и пожилым родителям сложно понять друг друга, однако забота и любовь позволяют преодолеть это непонимание!
Текст Бориса Петровича Екимова:
(1) Бабка Катерина, иссохшая, горбатенькая от возраста старушка, никак не могла собраться для отъезда.
(2) Последние годы она уезжала зимовать к дочери в город. (3)Возраст: трудно каждый день печку топить да воду носить из колодца. (4)По грязи да в гололёд. (5)Упадёшь, расшибёшься. (6) И кто поднимет?
(7) Но с хутором, с гнездом насиженным нелегко расставаться. (8)Да и о доме душа болела. (9) На кого его оставишь?
(10) Вот думала: ехать, не ехать?.. (11)А тут ещё телефон привезли на подмогу - «мобилу». (12)Долго объясняли про кнопки: какие нажимать, а какие не трогать. (13)Обычно звонила дочь их города, по утрам.
(14) Запоёт весёлая музыка, вспыхнет в коробочке свет.
- (15) Мама, здравствуй! (16)Ты в порядке? (17)Молодец. (18)Вопросы есть? (19)Вот и хорошо. (20)Целую. (21)Будь-будь.
(22) Не успеешь опомниться, а уже свет потух, коробочка смолкла
(23) А тут, то есть в жизни хуторской, стариковской, было много всего, о чём рассказать хотелось.
- (24) Мама, слышишь меня?
- (25) Слышу!.. (26)Это ты, доча? (27)А голос будто не твой. (28)Ты не хвораешь? (29)Гляди одевайся теплей. (30)Здоровье береги.
- (31) Мама, - донеслось из телефона строгое. - (32)Говорит по делу. (33)Мы же объясняли: тариф.
- (34) Прости Христа ради, - опомнилась старая женщина. (35)Её ведь предупреждали, когда телефон привезли, то он дорогой и нужно говорить короче - о самом главном.
(36) Но что в жизни главное? (37)Особенно у старых людей.
(38) Прошёл ещё один день. (39)А утром слегка подморозило. (40)Деревья, кусты и сухие травы стояли в лёгком белом пушистом инее. (41)Старая Катерина, выйдя во двор, глядя вокруг, на эту красоту, радуясь, а надо бы вниз, под ноги глядеть. (42)Шла-шла, запнулась, упала. Больно ударившись о корневище груши.
(43) Неловко начался день, да так и не пошёл на лад.
(44) Как всегда поутру, засветил и запел телефон мобильный.
- (45) Здравствуй, моя доча, здравствуй. (46)Одно лишь звание, что жива. (47)Я нынче так ударилась, - пожаловалась она. - (48)Не то нога подвернулась, а может, скользко. (48)Где, где. (49)Во дворе, пошла воротца отворять, а там груша. (50)Я из неё компот варю. (51)Ты его любишь. (52)А то бы я её давно убрала. (53)Возле этой груши.
- (54) Мама, говори, пожалуйста, конкретней. (55)О себе, а не о груше. (56)Не забывай, что это мобильник, тариф. (57)Что болит? (58)Ничего не сломала?
- (59) Вроде бы не сломала, - всё поняла старая женщина. - (60)Приложила капустный лист.
(61)На том и закончился с дочерью разговор. (62)Остальное самой пришлось досказывать. (63)И от мыслей разных старая женщина даже всплакнула, ругая себя: «Чего ревёшь?..» (64)Но плакалось. (65)И от слёз вроде бы стало легче.
(66)А в обеденный неурочный час, совсем неожиданно, заиграла музыка и засветился мобильный телефон. (67)Старая женщина испугалась:
- (68) Доча, доча, чего случилось? (69)Не заболел кто? (70)Ты на меня, доча, не держи обиду. (71)Я знаю, что дорогой телефон, деньги большие. (72)Но я ведь и вправду чуть не убилась.
(73) Издалека, через многие километры, донёсся голос дочери:
- (74) Говори, мама, говори.
- (75) Прости, моя доча. (76)Ты слышишь меня?..
(77)В далёком городе дочь её слышала и даже видела, прикрыв глаза, старую мать свою: маленькую, согбенную, в белом платке. (78)Увидела, но почувствовала вдруг, как всё это зыбко и ненадёжно: телефонная связь, видение.
- (79)Говори, мама, - просила она и боялась лишь одного: вдруг оборвётся и, может быть, навсегда этот голос и эта жизнь. - (80)Говори, мама, говори.
(По Б. Екимову*)
Сюжет Бориса Екимова в рассказе «говори мама говори» происходит в далёком от шумного города хуторе, где живёт старенькая мать. Её дочь подарила ей мобильный телефон, чтобы иметь постоянную связь с ней, так как она живёт в современном большом городе за полторы сотни вёрст села.
Бабушка очень радовалась и в то же время удивлялась, этому чудо - мобильному телефону. Она часто говорила «мобила» словами городского внука. Из любимой дочерей старушка созванивалась каждое утро, но беседа была очень короткий. Дочка всегда разговаривала стандартными словами: «-Мамуличка, привет! В тебя все хорошо? Вопросы есть? Вот и хорошо. Целую. Молодец»- экономит деньги на тариф. Старуха жаловалась соседке, что не успеешь опомниться, а свет в коробочке уже потух.
Бабуле так много хотелось досказать о своей старенькой и скучной жижни, непонятных снах, войне, о незначительных событиях, о том, как у пала возле груши-черномосяки, которую очень сильно любила ё дочь. Но в ответ слышала:
«Мама говори по делу, о себе а, не черномосяке. Не забывай что тариф дорогой».
Она любила свою мать, но некогда не находила время ее выслушать, она всегда была занята городской суетой.Старушке-матери хочется плакать от безвыходной ситуации. Вид она хочет поехать к дочери, внукам, но в то же время она нехочеть покидать родные стены. Старуха боится,что хулиганы украдут последние кастрюли, да и куда девать, Тузика, кур и кошку.
В один прекрасный момент, дочь осознала, что виновата перед матерю. Она набрала мать и хотела выслушать все ее переживания, наболевшие теми, о том как не хватает общения. Приставивши, что матери может не стать, что в телефоне никто не ответит. Жизнь она не вечна. И страшно больше никогда не увидеть родного человека, обнять и прижаться к нему.
Этот рассказ заставляет задуматься над многими жизненными вопросами, переосмыслить ценности.
В самом глубоком месте моря стоял дворец морского царя. Царь давно овдовел, и шесть внучек-принцесс воспитывала старуха-мать. Целыми днями они играли во дворце и саду. В отличие от остальных принцесс самая младшая была тиха и задумчива.
У Фомы Пухова умерла жена, но он, кажется, и не расстроился по этому поводу: разрезал колбасу на гробе, проголодавшись в «отсутствие» жены.
Данное произведение состоит из четырёх частей. Основу романа составляют философские притчи, охватывающие темы морали и нравственности. В первой части книги главный герой Заратустра
Ольга - главная героиня, у нее умерли родители во время войны, поэтому она осталась совсем одна. Маленькая девочка не привыкла к жизни сироты. Ольга начинает стирать убираться в доме, подражая матери
«Говори, мама, говори…»
«Говори, мама, говори…»
По утрам теперь звонил телефон-мобильник. Черная коробочка оживала: загорался в ней свет, пела веселая музыка и объявлялся голос дочери, словно рядом она:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец! Вопросы и пожелания? Замечательно! Тогда целую. Будь-будь!
Коробочка тухла, смолкала. Старая Катерина дивилась на нее, не могла привыкнуть. Такая вроде малость - спичечный коробок. Никаких проводов. Лежит-лежит - и вдруг заиграет, засветит, и голос дочери:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Не надумала ехать? Гляди… Вопросов нет? Целую. Будь-будь!
А ведь до города, где дочь живет, полторы сотни верст. И не всегда легких, особенно в непогоду.
Но в год нынешний осень выдалась долгая, теплая. Возле хутора, на окрестных курганах, порыжела трава, а тополевое да вербовое займище возле Дона стояло зеленым, и по дворам по-летнему зеленели груши да вишни, хотя по времени им давно пора отгореть рдяным да багровым тихим пожаром.
Птичий перелет затянулся. Неспешно уходила на юг казарка, вызванивая где-то в туманистом, ненастном небе негромкое онг-онг… онг-онг…
Да что о птице говорить, если бабка Катерина, иссохшая, горбатенькая от возраста, но еще проворная старушка, никак не могла собраться в отъезд.
Кидаю умом, не накину… - жаловалась она соседке. - Ехать, не ехать?.. А может, так и будет тепло стоять? Гутарят по радио: навовсе поломалась погода. Ныне ведь пост пошел, а сороки ко двору не прибились. Тепло-растепло. Туды-сюды… Рождество да Крещенье. А там пора об рассаде думать. Чего зря и ехать, колготу разводить.
Соседка лишь вздыхала: до весны, до рассады было еще ох как далеко.
Но старая Катерина, скорее себя убеждая, вынимала из пазухи еще один довод - мобильный телефон.
Мобила! - горделиво повторяла она слова городского внука. - Одно слово - мобила. Нажал кнопку, и враз - Мария. Другую нажал - Коля. Кому хочешь жалься. И чего нам не жить? - вопрошала она. - Зачем уезжать? Хату кидать, хозяйство…
Этот разговор был не первый. С детьми толковала, с соседкой, но чаще сама с собой.
Последние годы она уезжала зимовать к дочери в город. Одно дело - возраст: трудно всякий день печку топить да воду носить из колодца. По грязи да в гололед. Упадешь, расшибешься. И кто поднимет?
Хутор, еще недавно людный, с кончиной колхоза разошелся, разъехался, вымер. Остались лишь старики да пьянь. И хлеб не возят, про остальное не говоря. Тяжело старому человеку зимовать. Вот и уезжала к своим.
Но с хутором, с гнездом насиженным нелегко расставаться. Куда девать малую живность: Тузика, кошку да кур? Распихивать по людям?.. И о хате душа болит. Пьянчуги залезут, последние кастрюлешки упрут.
Да и не больно весело на старости лет новые углы обживать. Хоть и родные дети, но стены чужие и вовсе другая жизнь. Гостюй да оглядывайся.
Вот и думала: ехать, не ехать?.. А тут еще телефон привезли на подмогу - «мобилу». Долго объясняли про кнопки: какие нажимать, а какие не трогать. Обычно звонила дочь из города, по утрам.
Запоет веселая музыка, вспыхнет в коробочке свет. Поначалу старой Катерине казалось, что там, словно в малом, но телевизоре, появится лицо дочери. Объявлялся лишь голос, далекий и ненадолго:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец. Вопросы есть? Вот и хорошо. Целую. Будь-будь.
Не успеешь опомниться, а уже свет потух, коробочка смолкла.
В первые дни старая Катерина лишь дивилась такому чуду. Прежде на хуторе был телефон в колхозной конторе. Там все привычно: провода, черная большая трубка, долго можно говорить. Но тот телефон уплыл вместе с колхозом. Теперь появился «мобильный». И то слава богу.
Мама! Слышишь меня?! Живая-здоровая? Молодец. Целую.
Не успеешь и рта раскрыть, а коробочка уж потухла.
Это что за страсть такая… - ворчала старая женщина. - Не телефон, свиристелка. Прокукарекал: будь-будь… Вот тебе и будь. А тут…
А тут, то есть в жизни хуторской, стариковской, было много всего, о чем рассказать хотелось.
Мама, слышишь меня?
Слышу, слышу… Это ты, доча? А голос будто не твой, какой-то хрипавый. Ты не хвораешь? Гляди одевайся теплей. А то вы городские - модные, платок пуховый повяжи. И нехай глядят. Здоровье дороже. А то я ныне сон видала, такой нехороший. К чему бы? Вроде на нашем подворье стоит скотиняка. Живая. Прямо у порога. Хвост у нее лошадиный, на голове - рога, а морда козиная. Это что за страсть? И к чему бы такое?
Мама, - донеслось из телефона строгое. - Говори по делу, а не про козиные морды. Мы же тебе объясняли: тариф.
Прости Христа ради, - опомнилась старая женщина. Ее и впрямь упреждали, когда телефон привезли, что он дорогой и нужно говорить короче, о самом главном.
Но что оно в жизни главное? Особенно у старых людей… И в самом деле ведь привиделась ночью такая страсть: лошадиный хвост и козья страшенная морда.
Вот и думай, к чему это? Наверное, не к добру.
Снова миновал день, за ним - другой. Старой женщины жизнь катилась привычно: подняться, прибраться, выпустить на волю кур; покормить да напоить свою малую живность да и самой чего поклевать. А потом пойдет цеплять дело за дело. Не зря говорится: хоть и дом невелик, а сидеть не велит.
Просторное подворье, которым когда-то кормилась немалая семья: огород, картофельник, левада. Сараи, закуты, курятник. Летняя кухня-мазанка, погреб с выходом. Плетневая городьба, забор. Земля, которую нужно копать помаленьку, пока тепло. И дровишки пилить, ширкая ручною пилой на забазье. Уголек нынче стал дорогущий, его не укупишь.
Помаленьку да полегоньку тянулся день, пасмурный, теплый. Онг-онг… онг-онг… - слышалось порой. Это казарка уходила на юг, стая за стаей. Улетали, чтобы весной вернуться. А на земле, на хуторе было по-кладбищенски тихо. Уезжая, сюда люди уже не возвращались ни весной, ни летом. И потому редкие дома и подворья словно расползались по-рачьи, чураясь друг друга.
Прошел еще один день. А утром слегка подморозило. Деревья, кусты и сухие травы стояли в легком куржаке - белом пушистом инее. Старая Катерина, выйдя во двор, глядела вокруг, на эту красоту, радуясь, а надо бы вниз, под ноги глядеть. Шла-шла, запнулась, упала, больно ударившись о корневище.
Неловко начался день, да так и пошел не в лад.
Как всегда поутру, засветил и запел телефон мобильный.
Здравствуй, моя доча, здравствуй. Одно лишь звание, что - живая. Я ныне так вдарилась, - пожаловалась она. - Не то нога подыграла, а может, склизь. Где, где… - подосадовала она. - Во дворе. Воротца пошла отворять, с ночи. А тама, возля ворот, там грушина-черномяска. Ты ее любишь. Она сладимая. Я из нее вам компот варю. Иначе бы я ее давно ликвидировала. Возля этой грушины…
А я тебе о чем и толкую. Тама корень из земли вылез, как змеюка. А я шла не глядела. Да тут еще глупомордая кошка под ноги суется. Этот корень… Летось Володю просила до скольких разов: убери его Христа ради. Он на самом ходу. Черномяска…
Мама, говори, пожалуйста, конкретней. О себе, а не о черномяске. Не забывай, что это - мобильник, тариф. Что болит? Ничего не сломала?
Вроде бы не сломала, - все поняла старая женщина. - Прикладаю капустный лист.
На том и закончился с дочерью разговор. Остальное самой себе пришлось досказывать: «Чего болит, не болит… Все у меня болит, каждая косточка. Такая жизнь позади…»
И, отгоняя горькие мысли, старая женщина занялась привычными делами во дворе и в доме. Но старалась больше толочься под крышей, чтобы еще не упасть. А потом возле прялки уселась. Пушистая кудель, шерстяная нить, мерное вращенье колеса старинной самопряхи. И мысли, словно нить, тянутся и тянутся. А за окном - день осенний, словно бы сумерки. И вроде зябко. Надо бы протопить, но дровишек - внатяг. Вдруг и впрямь зимовать придется.
В свою пору включила радио, ожидая слов о погоде. Но после короткого молчания из репродуктора донесся мягкий, ласковый голос молодой женщины:
Болят ваши косточки?..
Так впору и к месту были эти душевные слова, что ответилось само собой:
Болят, моя доча…
Ноют руки и ноги?.. - словно угадывая и зная судьбу, спрашивал добрый голос.
Спасу нет… Молодые были, не чуяли. В доярках да в свинарках. А обувка - никакая. А потом в резиновые сапоги влезли, зимой и летом в них. Вот и нудят…
Болит ваша спина… - мягко ворковал, словно завораживая, женский голос.
Заболит, моя доча… Век на горбу таскала чувалы да вахли с соломой. Как не болеть… Такая жизнь…
Жизнь ведь и вправду нелегкой выдалась: война, сиротство, тяжкая колхозная работа.
Старая женщина даже всплакнула, ругая себя: «Овечка глупая… Чего ревешь?..» Но плакалось. И от слез вроде бы стало легче.
И тут совсем неожиданно, в обеденный неурочный час, заиграла музыка и засветил, проснувшись, мобильный телефон. Старая женщина испугалась:
Доча, доча… Чего случилось? Не заболел кто? А я всполохнулась: не к сроку звонишь. Ты на меня, доча, не держи обиду. Я знаю, что дорогой телефон, деньги большие. Но я ведь взаправду чуток не убилась. Тама, возля этой дулинки… - Она опомнилась: - Господи, опять я про эту дулинку, прости, моя доча…
Издалека, через многие километры, донесся голос дочери:
Говори, мама, говори…
Вот я и гутарю. Ныне какая-то склизь. А тут еще эта кошка… Да корень этот под ноги лезет, от грушины. Нам, старым, ныне ведь все мешает. Я бы эту грушину навовсе ликвидировала, ...
Быстрая навигация назад: Ctrl+←, вперед Ctrl+→По утрам теперь звонил телефон-мобильник. Черная коробочка оживала:
загорался в ней свет, пела веселая музыка и объявлялся голос дочери, словно рядом она:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец! Вопросы и пожелания? Замечательно! Тогда целую. Будь-будь!
Коробочка тухла, смолкала. Старая Катерина дивилась на нее, не могла привыкнуть. Такая вроде малость - спичечный коробок. Никаких проводов. Лежит-лежит - и вдруг заиграет, засветит, и голос дочери:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Не надумала ехать? Гляди… Вопросов нет? Целую. Будь-будь!
А ведь до города, где дочь живет, полторы сотни верст. И не всегда легких, особенно в непогоду.
Но в год нынешний осень выдалась долгая, теплая. Возле хутора, на окрестных курганах, порыжела трава, а тополевое да вербовое займище возле Дона стояло зеленым, и по дворам по-летнему зеленели груши да вишни, хотя по времени им давно пора отгореть рдяным да багровым тихим пожаром.
Птичий перелет затянулся. Неспешно уходила на юг казарка, вызванивая где-то в туманистом, ненастном небе негромкое онг-онг… онг-онг…
Да что о птице говорить, если бабка Катерина, иссохшая, горбатенькая от возраста, но еще проворная старушка, никак не могла собраться в отъезд.
Кидаю умом, не накину… - жаловалась она соседке. - Ехать, не ехать?.. А может, так и будет тепло стоять? Гутарят по радио: навовсе поломалась погода. Ныне ведь пост пошел, а сороки ко двору не прибились. Тепло-растепло. Туды-сюды… Рождество да Крещенье. А там пора об рассаде думать. Чего зря и ехать, колготу разводить.
Соседка лишь вздыхала: до весны, до рассады было еще ох как далеко.
Но старая Катерина, скорее себя убеждая, вынимала из пазухи еще один довод - мобильный телефон.
Мобила! - горделиво повторяла она слова городского внука. - Одно слово - мобила. Нажал кнопку, и враз - Мария. Другую нажал - Коля. Кому хочешь жалься. И чего нам не жить? - вопрошала она. - Зачем уезжать? Хату кидать, хозяйство…
Этот разговор был не первый. С детьми толковала, с соседкой, но чаще сама с собой.
Последние годы она уезжала зимовать к дочери в город. Одно дело - возраст: трудно всякий день печку топить да воду носить из колодца. По грязи да в гололед. Упадешь, расшибешься. И кто поднимет?
Хутор, еще недавно людный, с кончиной колхоза разошелся, разъехался, вымер. Остались лишь старики да пьянь. И хлеб не возят, про остальное не говоря. Тяжело старому человеку зимовать. Вот и уезжала к своим.
Но с хутором, с гнездом насиженным нелегко расставаться. Куда девать малую живность: Тузика, кошку да кур? Распихивать по людям?.. И о хате душа болит. Пьянчуги залезут, последние кастрюлешки упрут.
Да и не больно весело на старости лет новые углы обживать. Хоть и родные дети, но стены чужие и вовсе другая жизнь. Гостюй да оглядывайся.
Вот и думала: ехать, не ехать?.. А тут еще телефон привезли на подмогу - «мобилу». Долго объясняли про кнопки: какие нажимать, а какие не трогать. Обычно звонила дочь из города, по утрам.
Запоет веселая музыка, вспыхнет в коробочке свет. Поначалу старой Катерине казалось, что там, словно в малом, но телевизоре, появится лицо дочери. Объявлялся лишь голос, далекий и ненадолго:
Мама, здравствуй! Ты в порядке? Молодец. Вопросы есть? Вот и хорошо. Целую. Будь-будь.
Не успеешь опомниться, а уже свет потух, коробочка смолкла.
В первые дни старая Катерина лишь дивилась такому чуду. Прежде на хуторе был телефон в колхозной конторе. Там все привычно: провода, черная большая трубка, долго можно говорить. Но тот телефон уплыл вместе с колхозом. Теперь появился «мобильный». И то слава богу.
Мама! Слышишь меня?! Живая-здоровая? Молодец. Целую.
Не успеешь и рта раскрыть, а коробочка уж потухла.
Это что за страсть такая… - ворчала старая женщина. - Не телефон, свиристелка. Прокукарекал: будь-будь… Вот тебе и будь. А тут…
А тут, то есть в жизни хуторской, стариковской, было много всего, о чем рассказать хотелось.
Мама, слышишь меня?
Слышу, слышу… Это ты, доча? А голос будто не твой, какой-то хрипавый. Ты не хвораешь? Гляди одевайся теплей. А то вы городские - модные, платок пуховый повяжи. И нехай глядят. Здоровье дороже. А то я ныне сон видала, такой нехороший. К чему бы? Вроде на нашем подворье стоит скотиняка. Живая. Прямо у порога. Хвост у нее лошадиный, на голове - рога, а морда козиная. Это что за страсть? И к чему бы такое?
Мама, - донеслось из телефона строгое. - Говори по делу, а не про козиные морды. Мы же тебе объясняли: тариф.
Прости Христа ради, - опомнилась старая женщина. Ее и впрямь упреждали, когда телефон привезли, что он дорогой и нужно говорить короче, о самом главном.
Но что оно в жизни главное? Особенно у старых людей… И в самом деле ведь привиделась ночью такая страсть: лошадиный хвост и козья страшенная морда.
Вот и думай, к чему это? Наверное, не к добру.
Снова миновал день, за ним - другой. Старой женщины жизнь катилась привычно: подняться, прибраться, выпустить на волю кур; покормить да напоить свою малую живность да и самой чего поклевать. А потом пойдет цеплять дело за дело. Не зря говорится: хоть и дом невелик, а сидеть не велит.
Просторное подворье, которым когда-то кормилась немалая семья: огород, картофельник, левада. Сараи, закуты, курятник. Летняя кухня-мазанка, погреб с выходом. Плетневая городьба, забор. Земля, которую нужно копать помаленьку, пока тепло. И дровишки пилить, ширкая ручною пилой на забазье. Уголек нынче стал дорогущий, его не укупишь.
Помаленьку да полегоньку тянулся день, пасмурный, теплый. Онг-онг… онг-онг… - слышалось порой. Это казарка уходила на юг, стая за стаей. Улетали, чтобы весной вернуться. А на земле, на хуторе было по-кладбищенски тихо. Уезжая, сюда люди уже не возвращались ни весной, ни летом. И потому редкие дома и подворья словно расползались по-рачьи, чураясь друг друга.
Прошел еще один день. А утром слегка подморозило. Деревья, кусты и сухие травы стояли в легком куржаке - белом пушистом инее. Старая Катерина, выйдя во двор, глядела вокруг, на эту красоту, радуясь, а надо бы вниз, под ноги глядеть. Шла-шла, запнулась, упала, больно ударившись о корневище.
Неловко начался день, да так и пошел не в лад.
Как всегда поутру, засветил и запел телефон мобильный.
Здравствуй, моя доча, здравствуй. Одно лишь звание, что - живая. Я ныне так вдарилась, - пожаловалась она. - Не то нога подыграла, а может, склизь. Где, где… - подосадовала она. - Во дворе. Воротца пошла отворять, с ночи. А тама, возля ворот, там грушина-черномяска. Ты ее любишь. Она сладимая. Я из нее вам компот варю. Иначе бы я ее давно ликвидировала. Возля этой грушины…
А я тебе о чем и толкую. Тама корень из земли вылез, как змеюка. А я шла не глядела. Да тут еще глупомордая кошка под ноги суется. Этот корень… Летось Володю просила до скольких разов: убери его Христа ради. Он на самом ходу. Черномяска…
Мама, говори, пожалуйста, конкретней. О себе, а не о черномяске. Не забывай, что это - мобильник, тариф. Что болит? Ничего не сломала?
Вроде бы не сломала, - все поняла старая женщина. - Прикладаю капустный лист.
На том и закончился с дочерью разговор. Остальное самой себе пришлось досказывать: «Чего болит, не болит… Все у меня болит, каждая косточка. Такая жизнь позади…»
И, отгоняя горькие мысли, старая женщина занялась привычными делами во дворе и в доме. Но старалась больше толочься под крышей, чтобы еще не упасть. А потом возле прялки уселась. Пушистая кудель, шерстяная нить, мерное вращенье колеса старинной самопряхи. И мысли, словно нить, тянутся и тянутся. А за окном - день осенний, словно бы сумерки. И вроде зябко. Надо бы протопить, но дровишек - внатяг. Вдруг и впрямь зимовать придется.
В свою пору включила радио, ожидая слов о погоде. Но после короткого молчания из репродуктора донесся мягкий, ласковый голос молодой женщины:
Болят ваши косточки?..
Так впору и к месту были эти душевные слова, что ответилось само собой:
Болят, моя доча…
Ноют руки и ноги?.. - словно угадывая и зная судьбу, спрашивал добрый голос.
Спасу нет… Молодые были, не чуяли. В доярках да в свинарках. А обувка - никакая. А потом в резиновые сапоги влезли, зимой и летом в них. Вот и нудят…
Болит ваша спина… - мягко ворковал, словно завораживая, женский голос.
Заболит, моя доча… Век на горбу таскала чувалы да вахли с соломой. Как не болеть… Такая жизнь…
Жизнь ведь и вправду нелегкой выдалась: война, сиротство, тяжкая колхозная работа.
Старая женщина даже всплакнула, ругая себя: «Овечка глупая… Чего ревешь?..» Но плакалось. И от слез вроде бы стало легче.
И тут совсем неожиданно, в обеденный неурочный час, заиграла музыка и засветил, проснувшись, мобильный телефон. Старая женщина испугалась:
Доча, доча… Чего случилось? Не заболел кто? А я всполохнулась: не к сроку звонишь. Ты на меня, доча, не держи обиду. Я знаю, что дорогой телефон, деньги большие. Но я ведь взаправду чуток не убилась. Тама, возля этой дулинки… - Она опомнилась: - Господи, опять я про эту дулинку, прости, моя доча…
Издалека, через многие километры, донесся голос дочери:
Говори, мама, говори…
Вот я и гутарю. Ныне какая-то склизь. А тут еще эта кошка… Да корень этот под ноги лезет, от грушины. Нам, старым, ныне ведь все мешает. Я бы эту грушину навовсе ликвидировала, но ты ее любишь. Запарить ее и сушить, как бывалоча… Опять я не то плету… Прости, моя доча. Ты слышишь меня?..
В далеком городе дочь ее слышала и даже видела, прикрыв глаза, старую мать свою: маленькую, согбенную, в белом платочке. Увидела, но почуяла вдруг, как все это зыбко и ненадежно: телефонная связь, видение.
Говори, мама… - просила она и боялась лишь одного: вдруг оборвется и, может быть, навсегда этот голос и эта жизнь. - Говори, мама, говори…
