То, что обычно называют мезальянсом, сегодня как будто в порядке вещей и даже модно. Во всяком случае, среди знаменитостей полным-полно пар, где жёны и подруги годятся партнёрам скорее в дочки или даже внучки. Богатые бизнесмены, конечно, не исключение, только им чаще достаётся нелестное прозвище «папик». Мы предлагаем взглянуть.
Разница: 37 лет
Свадьба 55-летнего жениха и 18-летней невесты летом 2016-го вызвала бурю эмоций в интернете, но не из-за пропасти между ними, а из-за маленького факта, упомянутого как бы вскользь: что стареющий бизнесмен и юная модель уже 3 года как вместе. То есть, с её неполных 15-ти лет. При этом с 13-ти она была объектом его настойчивых ухаживаний.
«Что это за „хроники педофила“? - ужаснулась среди прочих великосветская дама Ксения Собчак. - И не надо мне писать, что до свадьбы могло ничего и не быть, и его прельстил невероятный интеллект 13-летней девушки, за которой „он начал ухаживать“. Вы хоть сами в это верите? Прекрасный материал для расследования прокуратуры!»
Лиза в 14 лет
С этого момента «ботоксный похотливый дедушка» и его «нимфетка» подверглись яростным нападкам. Миллионерская жёнушка ещё и подливала масла в огонь, хвастаясь в соцсетях своей новой шикарной жизнью: частные самолёты, Куршевель, яхты, виллы, супердорогие машины и тонны покупок в роскошных бутиках. (Сейчас почти все эти фото удалены).
Пока скандальные молодожёны наслаждались жизнью, все усердно рылись в их грязном белье и ждали громовой развязки. Жёлтая пресса на потоке выдавала «шокирующие факты»: жена изменяет мужу, муж избивает жену, муж заявляет, что она психически ненормальна и наблюдается у врача, и т.п. Хакеры взломали Инстаграм Лизы, вывалив туда компрометирующие кадры с её участием и злобные послания якобы от оскорблённого мужа.
Иванов и Адаменко отбивались, угрожали клеветникам и уверяли, что у них всё отлично.
Но к апрелю 2017-го, всего через 10 месяцев после пышной французской свадьбы, их «сказка», похоже, кончилась. Неизвестно, состоялся ли развод, но минувшее лето Валентин провёл в компании своей бывшей подруги Алёны Филинковой, тоже модели и тоже юной – моложе на 32 года. Причём у них есть общая 3-летняя дочь.
С тех пор он больше ни разу не снимался и вырос в бизнесмена-нефтяника. До 2012 года Иванов возглавлял азиатское представительство «Лукойла» в Сингапуре, но теперь с компанией не связан. Много путешествует по миру, живёт типичной роскошной жизнью олигарха. В качестве хобби занимается музыкальным продюсированием, его подопечные – выпускники «Фабрики звёзд» Рита Дакота и Влад Соколовский.
Разница: 28 лет
Певица Слава (Анастасия Сланевская) тоже из молодых да ранних: уже в 18 лет родила ребёнка в гражданском браке с ресторатором Константином Морозовым. Сейчас дочке Саше самой 18, но ещё до совершеннолетия, доучиваясь в школе, она начала жить отдельно с парнем – родители обоих это одобрили и сами сняли им квартиру.
Свободные нравы распространяются и на семейную жизнь Славы. С нынешним гражданским мужем, бывшим гендиректором Национальной резервной корпорации и экс-совладельцем «Аэрофлота», они неразлучны уже 16 лет и имеют общую дочь, но при этом Анатолий Данилицкий официально женат на другой и разводиться не собирается.
Более того, на светских мероприятиях он мог на глазах Славы проявлять нежные чувства к другим молодым и симпатичным дамам, например, к внучке Сергея Горбачёва.
А Слава, в свою очередь, могла сказать, например, такое: «Я, конечно, очень люблю Анатолия. Но это не значит, что для меня нет других мужчин».
Однако теперь у них полная семейная идиллия, то ли рождение дочки всё изменило, то ли возраст уже не тот, чтобы шалить: Анатолию – 65, Славе – 37. И потом, Слава прекрасно понимает, чьи миллионы долларов пошли на её раскрутку и жизненный комфорт, и не скрывает благодарности. «Мой единственный и любимый мужчина на свете!» - подписала она это фото в декабре 2016-го.
Разница: 27 лет
В светских кругах они считаются образцовой парой: крутой бизнесмен и длинноногая блондинка, чинное богатство, трое детей, семейные ценности… разве что титула нету. А ведь 15 лет назад их знакомство началось буквально с наркотиков и тюрьмы.
«Плохая девчонка» модельной внешности так приглянулась Александру, что он сделал куда больше, чем от него просили, развернув масштабную кампанию в её защиту. В итоге вместо сурового наказания за «незаконное приобретение, хранение и сбыт наркотиков в крупном размере по предварительному сговору» Елена отделалась условным, с испытательным сроком в 5 лет, но и его досрочно отменили.
А теперь журнал о светской жизни миллионеров Tatler пишет про неё: «У Перминовой славное дело и настоящее призвание – украшать нашу жизнь. Красоваться перед камерами – работа, как ни трудно в это поверить».
Теперь у девочки из Сибири самая шикарная жизнь с домами в Москве и Лондоне, замком во Франции и виллой в Италии. «Ей просто не повезло – сначала, зато повезло – потом. Не зря она называет Лебедева „своим добрым ангелом“», - отечески заключает глянец.
Разница: 32 года
55 лет отметит в ноябре совладелец «Капитал Груп», разбивший сердце самой Наоми Кэмпбелл, чернокожей королеве мировых подиумов. После неё Влад увлекался только экзотическими заморскими красотками. Но вдруг, изменив привычному вкусу, стал везде появляться с русской манекенщицей Кристиной чуть старше собственной дочери.
Девушке было 19, когда статный миллиардер её заметил. А в 21 год (в январе 2016-го) она родила ему дочку. Снимок ниже в её Инстаграме подписан по-английски: «Настоящая любовь
В январе 2017-го глянцевые СМИ смело объявили о грядущей свадьбе, заметив на её безымянном пальце гигантский бриллиант.
Но, судя по старым снимкам, это кольцо Кристина носит уже пару лет, так что, возможно, она и дальше останется только «невестой».
СМИ с тех пор примолкли, а в Инстаграме Кристины последнее совместное фото датировано январём, когда они с Дорониным покоряли американские горки.
Разница: 24 года
49-летний совладелец «РЕСО-Гарантии» тоже завёл ребёнка с девушкой вдвое моложе себя. Причём, по мнению многих, она неотличима от его прежней гражданской жены Юлии Любичанской, хотя та на 10 лет старше. Сравните сами: Илона слева, Юлия справа.
Пошарив по соцсетям, СМИ нашли массу «пикантных» фото Илоны до знакомства с олигархом: в голом и полуголом виде, в объятиях разных мужчин и в поцелуе с девушкой. У комментаторов родилась версия, что она работала в эскорт-услугах.
Как бы там ни было, теперь 25-летняя блондинка вписалась в роль миллиардерской жены и прилежно заполняет Инстаграм своими портретами на фоне обширных поместий, богатых интерьеров, дорогих машин, яхт и частных самолётов. И, конечно, на фоне своего солидного мужа.
Кстати, их общий годовалый сын – шестой ребёнок для Саркисова, у которого двое взрослых сыновей от первого брака и трое детей школьного возраста от Юлии. В марте Любичанская жаловалась, что он так увлёкся новой «сожительницей», что дети стали ему не нужны. А в июле СМИ написали, что он начал судиться с ней за детей. Но судя по тому, что те по-прежнему с матерью, и никто не бьёт в набат, дело решилось мирно.
Разница: 24 года
Ещё один известный коллекционер блондинок, постоянный участник российской 20-ки «Форбс» и житель Монако, весной неоднократно засветился в компании 26-летней российской топ-модели. По сведениям Tatler, он представил её как свою девушку князю Монако, с которым близко знаком и даже дружен.
Парочку не раз видели на матчах футбольного клуба «Монако», которым владеет олигарх, а ещё репортёры наблюдали, как он «буквально по пятам следовал» за Дарьей на Каннском кинофестивале. Она в числе известных гостей прошлась по красной дорожке, а вот бизнесмен фотографов не интересовал и остался за кадром.
С тех пор про их отношения ничего не известно, Дарья не даёт никаких намёков в соцсетях. А журналисты вспоминают других недавних подруг инвестора и, бывает, путаются в именах и лицах – настолько похожи эти модели-блондинки.
До Дарьи Рыболовлев встречался с Анной Барсуковой , которая ушла из манекенщиц, чтобы продавать скучающим светским львицам свежевыжатые соки по 150 евро под видом мощных детокс-диет.
А до Анны у бизнесмена была недолгая связь с 20-летней супермоделью Татьяной Дягилевой .
Между прочим, про неё единственную миллиардер сказал, что она «не имела блеска денег в глазах и бизнес-процесса в мозгу». Неудивительно, что роман с юной красоткой, не имевшей финансовой мотивации, закончился быстрее других.
Коли раздавят, туда и дорога, - промолвил Базаров. - Только бабушка еще надвое сказала. Нас не так мало, как вы полагаете.
Как? Вы не шутя думаете сладить, сладить с целым народом?
От копеечной свечи, вы знаете, Москва сгорела, - ответил Базаров.
Так, так. Сперва гордость почти сатанинская, потом глумление. Вот, вот чем увлекается молодежь, вот чему покоряются неопытные сердца мальчишек! Вот, поглядите, один из них рядом с вами сидит, ведь он чуть не молится на вас, полюбуйтесь. (Аркадий отворотился и нахмурился.) И эта зараза уже далеко распространилась. Мне сказывали, что в Риме наши художники в Ватикан ни ногой. Рафаэля считают чуть не дураком, потому что это, мол, авторитет; а сами бессильны и бесплодны до гадости, а у самих фантазия дальше «Девушки у фонтана» не хватает, хоть ты что! И написана-то девушка прескверно. По-вашему, они молодцы, не правда ли?
По-моему, - возразил Базаров. - Рафаэль гроша медного не стоит, да и они не лучше его.
Браво! браво! Слушай, Аркадий… вот как должны современные молодые люди выражаться! И как, подумаешь, им не идти за вами! Прежде молодым людям приходилось учиться; не хотелось им прослыть за невежд, так они поневоле трудились. А теперь им стоит сказать: все на свете вздор! - и дело в шляпе. Молодые люди обрадовались. И в самом деле, прежде они просто были болваны, а теперь они вдруг стали нигилисты.
Вот и изменило вам хваленое чувство собственного достоинства, - флегматически заметил Базаров, между тем как Аркадий весь вспыхнул и засверкал глазами. - Спор наш зашел слишком далеко… Кажется, лучше его прекратить. А я тогда буду готов согласиться с вами, - прибавил он, вставая, - когда вы представите мне хоть одно постановление в современном нашем быту, в семейном или общественном, которое бы не вызывало полного и беспощадного отрицания.
Я вам миллионы таких постановлений представлю, - воскликнул Павел Петрович, - миллионы! Да вот хоть община, например.
Холодная усмешка скривила губы Базарова.
Ну, насчет общины, - промолвил он, - поговорите лучше с вашим братцем. Он теперь, кажется, изведал на деле, что такое община, круговая порука, трезвость и тому подобные штучки.
Семья наконец, семья, так, как она существует у наших крестьян! - закричал Павел Петрович.
И этот вопрос, я полагаю, лучше для вас же самих не разбирать в подробности. Вы, чай, слыхали о снохачах? Послушайте меня, Павел Петрович, дайте себе денька два сроку, сразу вы едва ли что-нибудь найдете. Переберите все наши сословия да подумайте хорошенько над каждым, а мы пока с Аркадием будем…
Надо всем глумиться, - подхватил Павел Петрович.
Нет, лягушек резать. Пойдем, Аркадий; до свидания, господа.
Оба приятеля вышли. Братья остались наедине и сперва только посматривали друг на друга.
Вот, - начал наконец Павел Петрович, - вот вам нынешняя молодежь! Вот они - наши наследники!
Наследники, - повторил с унылым вздохом Николай Петрович. Он в течение всего спора сидел как на угольях и только украдкой болезненно взглядывал на Аркадия. - Знаешь, что я вспомнил, брат? Однажды я с покойницей матушкой поссорился: она кричала, не хотела меня слушать… Я наконец сказал ей, что вы, мол, меня понять не можете; мы, мол, принадлежим к двум различным поколениям. Она ужасно обиделась, а я подумал: что делать? Пилюля горька - а проглотить ее нужно. Вот теперь настала наша очередь, и наши наследники могут сказать нам: вы мол, не нашего поколения, глотайте пилюлю.
Ты уже чересчур благодушен и скромен, - возразил Павел Петрович, - я, напротив, уверен, что мы с тобой гораздо правее этих господчиков, хотя выражаемся, может быть, несколько устарелым языком, vieilh, и не имеем той дерзкой самонадеянности… И такая надутая эта нынешняя молодежь! Спросишь иного: какого вина вы хотите, красного или белого? «Я имею привычку предпочитать красное!» - отвечает он басом и с таким важным лицом, как будто вся вселенная глядит на него в это мгновение…
Вам больше чаю не угодно? - промолвила Фенечка, просунув голову в дверь: она не решалась войти в гостиную, пока в ней раздавались голоса споривших.
Нет, ты можешь велеть самовар принять, - отвечал Николай Петрович и поднялся к ней навстречу. Павел Петрович отрывисто сказал ему: bon soir , и ушел к себе в кабинет.
Полчаса спустя Николай Петрович отправился в сад, в свою любимую беседку. На него нашли грустные думы. Впервые он ясно сознал свое разъединение с сыном; он предчувствовал, что с каждым днем оно будет становиться все больше и больше. Стало быть, напрасно он, бывало, зимою в Петербурге по целым дням просиживал над новейшими сочинениями; напрасно прислушивался к разговорам молодых людей; напрасно радовался, когда ему удавалось вставить и свое слово в их кипучие речи. «Брат говорит, что мы правы, - думал он, - и, отложив всякое самолюбие в сторону, мне самому кажется, что они дальше от истины, нежели мы, а в то же время я чувствую, что за ними есть что-то, чего мы не имеем, какое-то преимущество над нами… Молодость? Нет: не одна только молодость. Не в том ли состоит это преимущество, что в них меньше следов барства, чем в нас?»
Николай Петрович потупил голову и провел рукой по лицу.
«Но отвергать поэзию? - подумал он опять, - не сочувствовать художеству, природе?..»
И он посмотрел кругом, как бы желая понять, как можно не сочувствовать природе. Уже вечерело; солнце скрылось за небольшую осиновую рощу, лежавшую в полверсте от сада: тень от нее без конца тянулась через неподвижные поля. Мужичок ехал рысцой на белой лошадке по темной узкой дорожке вдоль самой рощи; он весь был ясно виден, весь, до заплаты на плече, даром что ехал в тени; приятно-отчетливо мелькали ноги лошадки. Солнечные лучи с своей стороны забирались в рощу и, пробиваясь сквозь чащу, обливали стволы осин таким теплым светом, что они становились похожи на стволы сосен, а листва их почти синела и над нею поднималось бледно-голубое небо, чуть обрумяненное зарей. Ласточки летали высоко; ветер совсем замер; запоздалые пчелы лениво и сонливо жужжали в цветах сирени; мошки толклись столбом над одинокою, далеко протянутою веткою. «Как хорошо, Боже мой!» - подумал Николай Петрович, и любимые стихи пришли было ему на уста; он вспомнил Аркадия, Stoff und Kraft - и умолк, но продолжал сидеть, продолжал предаваться горестной и отрадной игре одиноких дум. Он любил помечтать; деревенская жизнь развила в нем эту способность. Давно ли он так же мечтал, поджидая сына на постоялом дворике, а с тех пор уже произошла перемена, уже определились, тогда еще неясные, отношения… и как! Представилась ему опять покойница жена, но не такою, какою он ее знал в течение многих лет, не домовитою, доброю хозяйкою, а молодою девушкой с тонким станом, невинно-пытливым взглядом и туго закрученною косой над детскою шейкой. Вспомнил он, как он увидал ее в первый раз. Он был тогда еще студентом. Он встретил ее на лестнице квартиры, в которой он жил, и, нечаянно толкнув ее, обернулся, хотел извиниться и только мог пробормотать: «Pardon, monsieur» , - а она наклонила голову, усмехнулась и вдруг как будто испугалась и побежала, а на повороте лестницы быстро взглянула на него, приняла серьезный вид и покраснела. А потом первые робкие посещения, полуслова, полуулыбки, и недоумение, и грусть, и порывы, и, наконец, эта задыхающаяся радость… Куда это все умчалось? Она стала его женой, он был счастлив, как немногие на земле… «Но, - думал он, - те сладостные, первые мгновенья, отчего бы не жить им вечною, неумирающею жизнью?»
Он не старался уяснить самому себе свою мысль, но он чувствовал, что ему хотелось удержать то блаженное время чем-нибудь более сильным, нежели память; ему хотелось вновь осязать близость своей Марии, ощутить ее теплоту и дыхание, и ему уже чудилось, как будто над ним…
Николай Петрович, - раздался вблизи его голос Фенечки, - где вы?
Он вздрогнул. Ему не стало ни больно, ни совестно… Он не допускал даже возможности сравнения между женой и Фенечкой, но он пожалел о том, что она вздумала его отыскивать. Ее голос разом напомнил ему: его седые волосы, его старость, его настоящее…
Волшебный мир, в который он уже вступал, который уже возникал из туманных волн прошедшего, шевельнулся - и исчез.
Я здесь, - отвечал он, - я приду, ступай. - «Вот они, следы-то барства», - мелькнуло у него в голове. Фенечка молча заглянула к нему в беседку и скрылась, а он с изумлением заметил, что ночь успела наступить с тех пор, как он замечтался. Все потемнело и затихло кругом, и лицо Фенечки скользнуло перед ним, такое бледное и маленькое. Он приподнялся и хотел возвратиться домой; но размягченное сердце не могло успокоиться в его груди, и он стал медленно ходить по саду, то задумчиво глядя себе под ноги, то поднимая глаза к небу, где уже роились и перемигивались звезды. Он ходил много, почти до усталости, а тревога в нем, какая-то ищущая, неопределенная, печальная тревога, все не унималась. О, как Базаров посмеялся бы над ним, если б он узнал, что в нем тогда происходило! Сам Аркадий осудил бы его. У него, у сорокачетырехлетнего человека, агронома и хозяина, навертывались слезы, беспричинные слезы; это было во сто раз хуже виолончели.
Николай Петрович продолжал ходить и не мог решиться войти в дом, в это мирное и уютное гнездо, которое так приветно глядело на него всеми своими освещенными окнами; он не в силах был расстаться с темнотой, с садом, с ощущением свежего воздуха на лице и с этою грустию, с этою тревогой…
На повороте дорожки встретился ему Павел Петрович.
Что с тобой? - спросил он Николая Петровича, - ты бледен, как привиденье; ты нездоров; отчего ты не ложишься?
Николай Петрович объяснил ему в коротких словах свое душевное состояние и удалился. Павел Петрович дошел до конца сада, и тоже задумался, и тоже поднял глаза к небу. Но в его прекрасных темных глазах не отразилось ничего, кроме света звезд. Он не был рожден романтиком, и не умела мечтать его щегольски-сухая и страстная, на французский лад мизантропическая душа…
Знаешь ли что? - говорил в ту же ночь Базаров Аркадию. - Мне в голову пришла великолепная мысль. Твой отец сказывал сегодня, что он получил приглашение от этого вашего знатного родственника. Твой отец не поедет; махнем-ка мы с тобой в ***; ведь этот господин и тебя зовет. Вишь какая сделалась здесь погода; а мы прокатимся, город посмотрим. Поболтаемся дней пять-шесть, и баста!
А оттуда ты вернешься сюда?
Нет, надо к отцу проехать. Ты знаешь, он от *** в тридцати верстах. Я его давно не видал, и мать тоже; надо стариков потешить. Они у меня люди хорошие, особенно отец: презабавный. Я же у них один.
И долго ты у них пробудешь?
Не думаю. Чай, скучно будет.
А к нам на возвратном пути заедешь?
Не знаю… посмотрю. Ну, так, что ли? Мы отправимся?
Пожалуй, - лениво заметил Аркадий.
Он в душе очень обрадовался предложению своего приятеля, но почел обязанностию скрыть свое чувство. Недаром же он был нигилист!
На другой день он уехал с Базаровым в ***. Молодежь в Марьине пожалела об их отъезде; Дуняша даже всплакнула… но старичкам вздохнулось легко.
Город ***, куда отправились наши приятели, состоял в ведении губернатора из молодых, прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси. Он, в течение первого года своего управления, успел перессориться не только с губернским предводителем, отставным гвардии штабc-ротмистром, конным заводчиком и хлебосолом, но и с собственными чиновниками. Возникшие по этому поводу распри приняли наконец такие размеры, что министерство в Петербурге нашло необходимым послать доверенное лицо с поручением разобрать все на месте. Выбор начальства пал на Матвея Ильича Колязина, сына того Колязина, под попечительством которого находились некогда братья Кирсановы. Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких. Подобно губернатору, которого он приехал судить, он считался прогрессистом и, будучи уже тузом, не походил на большую часть тузов. Он имел о себе самое высокое мнение; тщеславие его не знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за «чудного малого». В важных случаях он умел, однако, как говорится, задать пыли. «Энергия необходима, - говаривал он тогда, - I"energie est la premiere qualite d"un homme d"etat» ; а со всем тем он обыкновенно оставался в дураках и всякий несколько опытный чиновник садился на него верхом. Матвей Ильич отзывался с большим уважением о Гизо и старался внушить всем и каждому, что он не принадлежит к числу рутинеров и отсталых бюрократов, что он не оставляет без внимания ни одного важного проявления общественной жизни… Все подобные слова были ему хорошо известны. Он даже следил, правда, с небрежною величавостию, за развитием современной литературы: так взрослый человек, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоединяется к ней. В сущности, Матвей Ильич недалеко ушел от тех государственных мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, жившей тогда в Петербурге, прочитывали поутру страницу из Кондильяка; только приемы у него были другие, более современные. Он был ловкий придворный, большой хитрец и больше ничего; в делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не мог его оседлать, а ведь это главное.
Матвей Ильич принял Аркадия с свойственным просвещенному сановнику добродушием, скажем более, с игривостию. Он, однако, изумился, когда узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. «Чудак был твой папа всегда», - заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным видом: «Чего?» Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением посмотрел на своего начальника. Но, озадачив подчиненного, Матвей Ильич уже не обращал на него внимания. Сановники наши вообще любят озадачивать подчиненных; способы, к которым они прибегают для достижения этой цели, довольно разнообразны. Следующий способ, между прочим, в большом употреблении, «is quite a favorite» , как говорят англичане: сановник вдруг перестает понимать самые простые слова, глухоту на себя напускает. Он спросит, например: какой сегодня день?
Ему почтительнейше докладывают: «Пятница сегодня, ваше с… с… с… ство».
А? Что? Что такое? Что вы говорите? - напряженно повторяет сановник.
Сегодня пятница, ваше с… с… ство.
Как? Что? Что такое пятница? какая пятница?
Пятница, ваше с… ссс… ссс… ство, день в неделе.
Ну-у, ты учить меня вздумал?
Матвей Ильич все-таки был сановник, хоть и считался либералом.
Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернатору, - сказал он Аркадию, - ты понимаешь, я тебе это советую не потому, чтоб я придерживался старинных понятий о необходимости ездить к властям на поклон, а просто потому, что губернатор порядочный человек; притом же ты, вероятно, желаешь познакомиться с здешним обществом… ведь ты не медведь, надеюсь? А он послезавтра дает большой бал.
Вы будете на этом бале? - спросил Аркадий.
Он для меня его дает, - проговорил Матвей Ильич почти с сожалением. - Ты танцуешь?
Танцую, только плохо.
Это напрасно. Здесь есть хорошенькие, да и молодому человеку стыдно не танцевать. Опять-таки я это говорю не в силу старинных понятий; я вовсе не полагаю, что ум должен находиться в ногах, но байронизм смешон, il a fait son temps .
Да я, дядюшка, вовсе не из байронизма не…
Я познакомлю тебя с здешними барынями, я беру тебя под свое крылышко, - перебил Матвей Ильич и самодовольно засмеялся. - Тебе тепло будет, а?
Слуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаты, сладкоглазого старика с сморщенными губами, который чрезвычайно любил природу, особенно в летний день, когда, по его словам, «каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку…». Аркадий удалился.
Он застал Базарова в трактире, где они остановились, и долго его уговаривал пойти к губернатору. «Нечего делать! - сказал наконец Базаров. - Взялся за гуж - не говори, что не дюж! Приехали смотреть помещиков - давай их смотреть!» Губернатор принял молодых людей приветливо, но не посадил их и сам не сел. Он вечно суетился и спешил; с утра надевал тесный вицмундир и чрезвычайно тугой галстух, недоедал и недопивал, все распоряжался. Его в губернии прозвали Бурдалу, намекая тем не на известного французского проповедника, а на бурду. Он пригласил Кирсанова и Базарова к себе на бал и через две минуты пригласил их вторично, считая их уже братьями и называя Кайсаровыми.
Они шли к себе домой от губернатора, как вдруг из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофильской венгерке, и с криком: «Евгений Васильич!» - бросился к Базарову.
А! это вы, герр Ситников, - проговорил Базаров, продолжая шагать по тротуару, - какими судьбами?
Вообразите, совершенно случайно, - отвечал тот и, обернувшись к дрожкам, махнул раз пять рукой и закричал: - Ступай за нами, ступай! У моего отца здесь дело, - продолжал он, перепрыгивая через канавку, - ну, так он меня просил… Я сегодня узнал о вашем приезде и уже был у вас… (Действительно, приятели, возвратясь к себе в номер, нашли там карточку с загнутыми углами и с именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на другой - славянской вязью.) Я надеюсь, вы не от губернатора?
Не надейтесь, мы прямо от него.
А! в таком случае и я к нему пойду… Евгений Васильич, познакомьте меня с вашим… с ними…
Ситников, Кирсанов, - проворчал, не останавливаясь, Базаров.
Мне очень лестно, - начал Ситников, выступая боком, ухмыляясь и поспешно стаскивая свои уже чересчур элегантные перчатки. - Я очень много слышал… Я старинный знакомый Евгения Васильича и могу сказать - его ученик. Я ему обязан моим перерождением…
Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом.
Поверите ли, - продолжал он, - что когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг… словно прозрел! «Вот, - подумал я, - наконец нашел я человека!» Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?
Кто такая? - произнес нехотя Базаров.
Кукшина, Eudoxie, Евдоксия Кукшина. Это замечательная натура, emancipee в истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали?
Нет еще.
Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит.
Хорошенькая она? - перебил Базаров.
Н… нет, этого нельзя сказать.
Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете?
Ну, шутник, шутник… Она нам бутылку шампанского поставит.
Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка все по откупам?
По откупам, - торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. - Что же? идет?
Не знаю, право.
Ты хотел людей смотреть, ступай, - заметил вполголоса Аркадий.
А вы-то что ж, господин Кирсанов? - подхватил Ситников. - Пожалуйте и вы, без вас нельзя.
Да как же это мы все разом нагрянем?
Ничего! Кукшина - человек чудный.
Бутылка шампанского будет? - спросил Базаров.
Три! - воскликнул Ситников. - За это я ручаюсь!
Собственною головою.
Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем.
Небольшой дворянский домик на московский манер, в котором проживала Авдотья Никитишна (или Евдоксия) Кукшина, находился в одной из нововыгоревших улиц города ***; известно, что наши губернские города горят через каждые пять лет. У дверей, над криво прибитою визитною карточкой, виднелась ручка колокольчика, и в передней встретила пришедших какая-то не то служанка, не то компаньонка в чепце - явные признаки прогрессивных стремлений хозяйки. Ситников спросил, дома ли Авдотья Никитишна?
Женщина в чепце тотчас исчезла.
Я не один, - промолвил Ситников, лихо скидывая свою венгерку, под которою оказалось нечто вроде поддевки или пальто-сака, и бросая бойкий взгляд Аркадию и Базарову.
Молодые люди вошли. Комната, в которой они очутились, походила скорее на рабочий кабинет, чем на гостиную. Бумаги, письма, толстые нумера русских журналов, большею частью неразрезанные, валялись по запыленным столам; везде белели разбросанные окурки папирос. На кожаном диване полулежала дама, еще молодая, белокурая, несколько растрепанная, в шелковом, не совсем опрятном, платье, с крупными браслетами на коротеньких руках и кружевною косынкой на голове. Она встала с дивана и, небрежно натягивая себе на плечи бархатную шубку на пожелтелом горностаевом меху, лениво промолвила: «Здравствуйте, Victor», - и пожала Ситникову руку.
Базаров, Кирсанов, - проговорил он отрывисто, в подражание Базарову.
Милости просим, - отвечала Кукшина и, уставив на Базарова свои круглые глаза, между которыми сиротливо краснел крошечный вздернутый носик, прибавила: - Я вас знаю, - и пожала ему руку тоже.
Базаров поморщился. В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?» И у ней, как у Ситникова, вечно скребло на душе. Она говорила и двигалась очень развязно и в то же время неловко: она, очевидно, сама себя считала за добродушное и простое существо, и между тем что бы она ни делала, вам постоянно казалось, что она именно это-то и не хотела сделать; все у ней выходило, как дети говорят - нарочно, то есть не просто, не естественно.
Да, да, я знаю вас, Базаров, - повторила она. (За ней водилась привычка, свойственная многим провинциальным и московским дамам, - с первого дня знакомства звать мужчин по фамилии.) - Хотите сигару?
Сигарку сигаркой, - подхватил Ситников, который успел развалиться в креслах и задрать ногу кверху, - а дайте-ка нам позавтракать, мы голодны ужасно; да велите нам воздвигнуть бутылочку шампанского.
Сибарит, - промолвила Евдоксия и засмеялась. (Когда она смеялась, ее верхняя десна обнажалась над зубами.) - Не правда ли, Базаров, он сибарит?
Я люблю комфорт жизни, - произнес с важностию Ситников. - Это не мешает мне быть либералом.
Нет, это мешает, мешает! - воскликнула Евдоксия и приказала, однако, своей прислужнице распорядиться и насчет завтрака, и насчет шампанского. - Как вы об этом думаете? - прибавила она, обращаясь к Базарову. - Я уверена, вы разделяете мое мнение.
Ну нет, - возразил Базаров, - кусок мяса лучше куска хлеба даже с химической точки зрения.
А вы занимаетесь химией? Это моя страсть. Я даже сама выдумала одну мастику.
Мастику? вы?
Да, я. И знаете ли, с какою целью? Куклы делать, головки, чтобы не ломались. Я ведь тоже практическая. Но все это еще не готово. Нужно еще Либиха почитать. Кстати читали вы статью Кислякова о женском труде в «Московских ведомостях»? Прочтите, пожалуйста. Ведь вас интересует женский вопрос? И школы тоже? Чем ваш приятель занимается? Как его зовут?
Госпожа Кукшина роняла свои вопросы один за другим с изнеженной небрежностию, не дожидаясь ответов; избалованные дети так говорят со своими няньками.
Меня зовут Аркадий Николаич Кирсанов, - проговорил Аркадий, - и я ничем не занимаюсь.
Евдоксия захохотала.
Вот это мило! Что, вы не курите? Виктор, вы знаете, я на вас сердита.
Вы, говорят, опять стали хвалить Жорж Санда. Отсталая женщина и больше ничего! Как возможно сравнить ее с Эмерсоном! Она никаких идей не имеет ни о воспитании, ни о физиологии, ни о чем. Она, я уверена, и не слыхивала об эмбриологии, а в наше время - как вы хотите без этого? (Евдоксия даже руки расставила.) Ах, какую удивительную статью по этому поводу написал Елисевич! Это гениальный господин! (Евдоксия постоянно употребляла слово «господин» вместо человек.) Базаров, сядьте возле меня на диван. Вы, может быть, не знаете, я ужасно вас боюсь.
Это почему? Позвольте полюбопытствовать.
Вы опасный господин; вы такой критик. Ах, Боже мой! мне смешно, я говорю, как какая-нибудь степная помещица. Впрочем, я действительно помещица. Я сама имением управляю, и, представьте, у меня староста Ерофей - удивительный тип, точно Патфайндер Купера: что-то такое в нем непосредственное! Я окончательно поселилась здесь; несносный город, не правда ли? Но что делать!
Город как город, - хладнокровно заметил Базаров.
Все такие мелкие интересы, вот что ужасно! Прежде я по зимам жила в Москве… но теперь там обитает мой благоверный, мсье Кукшин. Да и Москва теперь… уж я не знаю - тоже уж не то. Я думаю съездить за границу; я в прошлом году уже совсем было собралась.
В Париж, разумеется? - спросил Базаров.
В Париж и в Гейдельберг.
Зачем в Гейдельберг?
Помилуйте, там Бунзен!
На это Базаров ничего не нашелся ответить.
Pierre Сапожников… вы его знаете?
Нет, не знаю.
Помилуйте, Pierre Сапожников… он еще всегда у Лидии Хостатовой бывает.
Я и ее не знаю.
Ну, вот он взялся меня проводить. Слава Богу, я свободна, у меня нет детей… Что это я сказала: слава Богу! Впрочем, это все равно.
Евдоксия свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила. Вошла прислужница с подносом.
А, вот и завтрак! Хотите закусить? Виктор, откупорьте бутылку; это по вашей части.
По моей, по моей, - пробормотал Ситников и опять визгливо засмеялся.
Есть здесь хорошенькие женщины? - спросил Базаров, допивая третью рюмку.
Есть, - отвечала Евдоксия, - да все они такие пустые. Например, mon amie Одинцова - недурна. Жаль, что репутация у ней какая-то… Впрочем, это бы ничего, но никакой свободы воззрения, никакой ширины, ничего… этого. Всю систему воспитания надобно переменить. Я об этом уже думала; наши женщины очень дурно воспитаны.
Ничего вы с ними не сделаете, - подхватил Ситников. - Их следует презирать, и я их презираю, вполне и совершенно! (Возможность презирать и выражать свое презрение было самым приятным ощущением для Ситникова; он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло, несколько месяцев спустя, пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова.) Ни одна из них не была бы в состоянии понять нашу беседу; ни одна из них не стоит того, чтобы мы, серьезные мужчины, говорили о ней!
Да им совсем не нужно понимать нашу беседу, - промолвил Базаров.
О ком вы говорите? - вмешалась Евдоксия.
О хорошеньких женщинах.
Как! Вы, стало быть, разделяете мнение Прудона?
Базаров надменно выпрямился.
Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои.
Но сам Маколей, - начала было Кукшина.
Долой Маколея! - загремел Ситников. - Вы заступаетесь за этих бабенок?
Не за бабенок, а за права женщин, которые я поклялась защищать до последней капли крови.
Долой! - Но тут Ситников остановился. - Да я их не отрицаю, - промолвил он.
Нет, я вижу, вы славянофил!
Нет, я не славянофил, хотя, конечно…
Нет, нет, нет! Вы славянофил. Вы последователь Домостроя. Вам бы плетку в руки!
Плетка дело доброе, - заметил Базаров, - только мы вот добрались до последней капли…
Чего? - перебила Евдоксия.
Шампанского, почтеннейшая Авдотья Никитишна, шампанского - не вашей крови.
Я не могу слышать равнодушно, когда нападают на женщин, - продолжала Евдоксия. - Это ужасно, ужасно. Вместо того чтобы нападать на них, прочтите лучше книгу Мишле De l"amour . Это чудо! Господа, будемте говорить о любви, - прибавила Евдоксия, томно уронив руку на смятую подушку дивана.
Наступило внезапное молчание.
Нет, зачем говорить о любви, - промолвил Базаров, - а вот вы упомянули об Одинцовой… Так, кажется, вы ее назвали? Кто эта барыня?
Прелесть! прелесть! - запищал Ситников. - Я вас представлю. Умница, богачка, вдова. К сожалению, она еще не довольно развита: ей бы надо с нашею Евдоксией поближе познакомиться. Пью ваше здоровье, Eudoxie! Чокнемтесь! «Et toc, et toc, et tin-tin-tin! Et toc, et toc, et tin-tin-tin!!».
Город ***, куда отправились наши приятели, состоял в ведении губернатора из молодых, прогрессиста и деспота, как это сплошь да рядом случается на Руси. Он, в течение первого года своего управления, успел перессориться не только с губернским предводителем, отставным гвардии штабс-ротмистром, конным заводчиком и хлебосолом, но и с собственными чиновниками. Возникшие по этому поводу распри приняли, наконец, такие размеры, что министерство в Петербурге нашло необходимым послать доверенное лицо с поручением разобрать все на месте. Выбор начальства пал на Матвея Ильича Колязина, сына того Колязина, под попечительством которого находились некогда братья Кирсановы. Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких. Подобно губернатору, которого он приехал судить, он считался прогрессистом и, будучи уже тузом, не походил на большую часть тузов. Он имел о себе самое высокое мнение; тщеславие его не знало границ, но он держался просто, глядел одобрительно, слушал снисходительно и так добродушно смеялся, что на первых порах мог даже прослыть за «чудного малого». В важных случаях он умел, однако, как говорится, задать пыли. «Энергия необходима, – говаривал он тогда, – l’energie est la premi?re qualite d’un homme d’?tat»; а со всем тем он обыкновенно оставался в дураках и всякий несколько опытный чиновник садился на него верхом. Матвей Ильич отзывался с большим уважением о Гизо и старался внушить всем и каждому, что он не принадлежит к числу рутинеров и отсталых бюрократов, что он не оставляет без внимания ни одного важного проявления общественной жизни… Все подобные слова были ему хорошо известны. Он даже следил, правда, с небрежною величавостию, за развитием современной литературы: так взрослый человек, встретив на улице процессию мальчишек, иногда присоединяется к ней. В сущности, Матвей Ильич недалеко ушел от тех государственных мужей Александровского времени, которые, готовясь идти на вечер к г-же Свечиной, жившей тогда в Петербурге, прочитывали поутру страницу из Кондильяка; только приемы у него были другие, более современные. Он был ловкий придворный, большой хитрец, и больше ничего; в делах толку не знал, ума не имел, а умел вести свои собственные дела: тут уж никто не мог его оседлать, а ведь это главное. Матвей Ильич принял Аркадия с свойственным просвещенному сановнику добродушием, скажем более, с игривостию. Он, однако, изумился, когда узнал, что приглашенные им родственники остались в деревне. «Чудак был твой папа? всегда», – заметил он, побрасывая кистями своего великолепного бархатного шлафрока, и вдруг, обратясь к молодому чиновнику в благонамереннейше застегнутом вицмундире, воскликнул с озабоченным видом: «Чего?» Молодой человек, у которого от продолжительного молчания слиплись губы, приподнялся и с недоумением посмотрел на своего начальника. Но, озадачив подчиненного, Матвей Ильич уже не обращал на него внимания. Сановники наши вообще любят озадачивать подчиненных; способы, к которым они прибегают для достижения этой цели, довольно разнообразны. Следующий способ, между прочим, в большом употреблении, «is quite a favourite», как говорят англичане: сановник вдруг перестает понимать самые простые слова, глухоту на себя напускает. Он спросит, например: какой сегодня день? Ему почтительнейше докладывают: «Пятница сегодня, ваше с… с… с…ство». – А? Что? Что такое? Что вы говорите? – напряженно повторяет сановник. – Сегодня пятница, ваше с… с…ство. – Как? Что? Что такое пятница? какая пятница? – Пятница, ваше с… ccc…ccc…ство, день в неделе. – Ну-у, ты учить меня вздумал? Матвей Ильич все-таки был сановник, хоть и считался либералом. – Я советую тебе, друг мой, съездить с визитом к губернатору, – сказал он Аркадию, – ты понимаешь, я тебе это советую не потому, чтоб я придерживался старинных понятий о необходимости ездить к властям на поклон, а просто потому, что губернатор порядочный человек; притом же ты, вероятно, желаешь познакомиться с здешним обществом… ведь ты не медведь, надеюсь? А он послезавтра дает большой бал. – Вы будете на этом бале? – спросил Аркадий. – Он для меня его дает, – проговорил Матвей Ильич почти с сожалением. – Ты танцуешь? – Танцую, только плохо. – Это напрасно. Здесь есть хорошенькие, да и молодому человеку стыдно не танцевать. Опять-таки я это говорю не в силу старинных понятий; я вовсе не полагаю, что ум должен находиться в ногах, но байронизм смешон, il a fait son temps. – Да я, дядюшка, вовсе не из байронизма не… – Я познакомлю тебя с здешними барынями, я беру тебя под свое крылышко, – перебил Матвей Ильич и самодовольно засмеялся. – Тебе тепло будет, а? Слуга вошел и доложил о приезде председателя казенной палаты, сладкоглазого старика с сморщенными губами, который чрезвычайно любил природу, особенно в летний день, когда, по его словам, «каждая пчелочка с каждого цветочка берет взяточку…». Аркадий удалился. Он застал Базарова в трактире, где они остановились, и долго его уговаривал пойти к губернатору. «Нечего делать! – сказал наконец Базаров. – Взялся за гуж – не говори, что не дюж! Приехали смотреть помещиков – давай их смотреть!» Губернатор принял молодых людей приветливо, но не посадил их и сам не сел. Он вечно суетился и спешил; с утра надевал тесный вицмундир и чрезвычайно тугой галстух, недоедал и недопивал, все распоряжался. Его в губернии прозвали Бурдалу, намекая тем не на известного французского проповедника, а на бурду. Он пригласил Кирсанова и Базарова к себе на бал и через две минуты пригласил их вторично, считая их уже братьями и называя их Кайсаровыми. Они шли к себе домой от губернатора, как вдруг из проезжающих мимо дрожек выскочил человек небольшого роста, в славянофильской венгерке, и с криком: «Евгений Васильевич!» – бросился к Базарову. – А! это вы, герр Ситников, – проговорил Базаров, продолжая шагать по тротуару, – какими судьбами? – Вообразите, совершенно случайно, – отвечал тот и, обернувшись к дрожкам, махнул раз пять рукой и закричал: – Ступай за нами, ступай! У моего отца здесь дело, – продолжал он, перепрыгивая через канавку, – ну, так он меня просил… Я сегодня узнал о вашем приезде и уже был у вас… (Действительно, приятели, возвратясь к себе в номер, нашли там карточку с загнутыми углами и с именем Ситникова, на одной стороне по-французски, на другой – славянскою вязью.) Я надеюсь, вы не от губернатора! – Не надейтесь, мы прямо от него. – А! в таком случае и я к нему пойду… Евгений Васильич, познакомьте меня с вашим… с ними… – Ситников, Кирсанов, – проворчал, не останавливаясь, Базаров. – Мне очень лестно, – начал Ситников, выступая боком, ухмыляясь и поспешно стаскивая свои уже чересчур элегантные перчатки. – Я очень много слышал… Я старинный знакомый Евгения Васильича и могу сказать – его ученик. Я ему обязан моим перерождением… Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: каким-то коротким, деревянным смехом. – Поверите ли, – продолжал он, – что, когда при мне Евгений Васильевич в первый раз сказал, что не должно признавать авторитетов, я почувствовал такой восторг… словно прозрел! «Вот, – подумал я, – наконец нашел я человека!» Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней? – Кто такая? – произнес нехотя Базаров. – Кукшина, Eudoxie, Евдоксия Кукшина. Это замечательная натура, ?mancip?e в истинном смысле слова, передовая женщина. Знаете ли что? Пойдемте теперь к ней все вместе. Она живет отсюда в двух шагах. Мы там позавтракаем. Ведь вы еще не завтракали? – Нет еще. – Ну и прекрасно. Она, вы понимаете, разъехалась с мужем, ни от кого не зависит. – Хорошенькая она? – перебил Базаров. – Н… нет, этого нельзя сказать. – Так для какого же дьявола вы нас к ней зовете? – Ну, шутник, шутник… Она нам бутылку шампанского поставит. – Вот как! Сейчас виден практический человек. Кстати, ваш батюшка все по откупам? – По откупам, – торопливо проговорил Ситников и визгливо засмеялся. – Что же? идет? – Не знаю, право. – Ты хотел людей смотреть, ступай, – заметил вполголоса Аркадий. – А вы-то что ж, господин Кирсанов? – подхватил Ситников. – Пожалуйте и вы; без вас нельзя. – Да как же это мы все разом нагрянем? – Ничего! Кукшина – человек чудный. – Бутылка шампанского будет? – спросил Базаров. – Три! – воскликнул Ситников. – За это я ручаюсь! – Чем? – Собственною головою. – Лучше бы мошною батюшки. А впрочем, пойдем.
1 вариант
Назовите имя этой дамы.
Кто о ком?
«
О ком говорят герои? «
Кто это? «…
Кто это? «Она
О ком идёт речь? «… он
Кто говорит? «
Кто это?
Кто это?
Тест по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети» (12 – 15 гл.)
2 вариант
Кто говорит? « Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои.»
Кто это? «В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?»
Кто это? «Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких»
Кто это? «Она свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила.»
О ком идёт речь? «… он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло, несколько месяцев спустя, пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова»
Вставьте нужное слово вместо точек. « Поздравь меня, – воскликнул вдруг Базаров, – сегодня двадцать второе июня,…. Посмотрим, както он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, – прибавил он, понизив голос. – Ну, подождут, что за важность!»
Кто это? «… известный красавец, аферист и игрок, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать в Петербурге и в Москве, кончил тем, что проигрался в прах и принужден был поселиться в деревне, где, впрочем, скоро умер, оставив крошечное состояние двум своим дочерям»
Что изменило судьбу старшей дочери?
О ком говорят герои? « А всетаки она прелесть, – промолвил Аркадий.
– Этакое богатое тело! – продолжал Базаров, – хоть сейчас в анатомический театр».
Вставьте нужное слово вместо точек. « Поздравь меня, – воскликнул вдруг Базаров, – сегодня двадцать второе июня,…. Посмотрим, както он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, – прибавил он, понизив голос. – Ну, подождут, что за важность!»
Назовите имя базаровского ученика . «Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: какимто коротким, деревянным смехом.»
«Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?» Назовите имя этой дамы.
С кем танцевала она на балу у губернатора?
«…увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза изпод немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какоюто ласковой и мягкой силой веяло от ее лица» Назовите полное имя этой женщины.
« Если вы, господа, не боитесь скуки, приезжайте ко мне в …» Как называется имение, куда приглашают Кирсанова и Базарова?
Тест по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети» (12 – 15 гл.)
3 вариант
Вставьте нужное слово вместо точек. « Поздравь меня, – воскликнул вдруг Базаров, – сегодня двадцать второе июня,…. Посмотрим, както он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, – прибавил он, понизив голос. – Ну, подождут, что за важность!»
Кто это? «… известный красавец, аферист и игрок, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать в Петербурге и в Москве, кончил тем, что проигрался в прах и принужден был поселиться в деревне, где, впрочем, скоро умер, оставив крошечное состояние двум своим дочерям»
Что изменило судьбу старшей дочери?
Кто это? «Она свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила.»
О ком идёт речь? «… он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло, несколько месяцев спустя, пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова»
Кто говорит? « Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои.»
Кто это? «В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?»
Кто это? «Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких»
Назовите имя базаровского ученика . «Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: какимто коротким, деревянным смехом.»
«Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?» Назовите имя этой дамы.
С кем танцевала она на балу у губернатора?
«…увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза изпод немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какоюто ласковой и мягкой силой веяло от ее лица» Назовите полное имя этой женщины.
«Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа…» Кто о ком?
« Если вы, господа, не боитесь скуки, приезжайте ко мне в …» Как называется имение, куда приглашают Кирсанова и Базарова?
О ком говорят герои? « А всетаки она прелесть, – промолвил Аркадий.
– Этакое богатое тело! – продолжал Базаров, – хоть сейчас в анатомический театр».
Тест по роману И.С. Тургенева «Отцы и дети» (12 – 15 гл.)
вариант
О ком говорят герои? « А всетаки она прелесть, – промолвил Аркадий.
– Этакое богатое тело! – продолжал Базаров, – хоть сейчас в анатомический театр».
Назовите имя базаровского ученика . «Аркадий посмотрел на базаровского ученика. Тревожное и тупое выражение сказывалось в маленьких, впрочем, приятных чертах его прилизанного лица; небольшие, словно вдавленные глаза глядели пристально и беспокойно, и смеялся он беспокойно: какимто коротким, деревянным смехом.»
«Кстати, Евгений Васильевич, вам непременно надобно сходить к одной здешней даме, которая совершенно в состоянии понять вас и для которой ваше посещение будет настоящим праздником; вы, я думаю, слыхали о ней?» Назовите имя этой дамы.
С кем танцевала она на балу у губернатора?
«…увидал женщину высокого роста, в черном платье, остановившуюся в дверях залы. Она поразила его достоинством своей осанки. Обнаженные ее руки красиво лежали вдоль стройного стана; красиво падали с блестящих волос на покатые плечи легкие ветки фуксий; спокойно и умно, именно спокойно, а не задумчиво, глядели светлые глаза изпод немного нависшего белого лба, и губы улыбались едва заметною улыбкою. Какоюто ласковой и мягкой силой веяло от ее лица» Назовите полное имя этой женщины.
«Посмотрим, к какому разряду млекопитающих принадлежит сия особа…» Кто о ком?
« Если вы, господа, не боитесь скуки, приезжайте ко мне в …» Как называется имение, куда приглашают Кирсанова и Базарова?
Вставьте нужное слово вместо точек. « Поздравь меня, – воскликнул вдруг Базаров, – сегодня двадцать второе июня,…. Посмотрим, както он обо мне печется. Сегодня меня дома ждут, – прибавил он, понизив голос. – Ну, подождут, что за важность!»
Кто это? «… известный красавец, аферист и игрок, который, продержавшись и прошумев лет пятнадцать в Петербурге и в Москве, кончил тем, что проигрался в прах и принужден был поселиться в деревне, где, впрочем, скоро умер, оставив крошечное состояние двум своим дочерям»
Что изменило судьбу старшей дочери?
Кто это? «Она свернула папироску своими побуревшими от табаку пальцами, провела по ней языком, пососала ее и закурила.»
О ком идёт речь? «… он в особенности нападал на женщин, не подозревая того, что ему предстояло, несколько месяцев спустя, пресмыкаться перед своей женой потому только, что она была урожденная княжна Дурдолеосова»
Кто говорит? « Я ничьих мнений не разделяю: я имею свои.»
Кто это? «В маленькой и невзрачной фигурке эманципированной женщины не было ничего безобразного; но выражение ее лица неприятно действовало на зрителя. Невольно хотелось спросить у ней: «Что ты, голодна? Или скучаешь? Или робеешь? Чего ты пружишься?»
Кто это? «Он был тоже из «молодых», то есть ему недавно минуло сорок лет, но он уже метил в государственные люди и на каждой стороне груди носил по звезде. Одна, правда, была иностранная, из плохоньких»
