LiveJournal Media продолжает переводить интересные и познавательные заметки из американских газет прошлого и позапрошлого веков, которые посвящены событиям в России и жизни русских. Сегодня редакция изучает публикации от 5 сентября 1902 года.
Из Лондона: некоторые венгерские издания, как сообщает корреспондент Лондонского Таймс, утверждают, что граф Толстой намеревается переехать в Бухарест, поскольку после отлучения от церкви Священным Синодом, он более не может рассчитывать на христианское погребение на территории России.
Заметка от 05 сентября, из газеты The Jennings daily record, 1902 годС сегодняшнего дня российским изданиям запретили публиковать интервью с графом Львом Толстым и Максимом Горьким.
Историческая справка:
Одним из самых сложных, противоречивых и обсуждаемых моментов в биографии великого русского писателя Льва Николаевича Толстого является его отлучение от Русской Православной Церкви. Многие полагают, что Церковь предала анафеме писателя, однако на самом деле никакой анафемы не было. Наиболее распространённой в нынешние дни является точка зрения, согласно которой Толстой сам отсоединился от РПЦ, а Церкви оставалось лишь констатировать этот факт.
В. И. Ленин писал: «Святейший синод отлучил Толстого от церкви. Тем лучше. Этот подвиг зачтется ему в час народной расправы с чиновниками в рясах, жандармами во Христе, с темными инквизиторами, которые поддерживали еврейские погромы и прочие подвиги черносотенной царской шайки ».
Сомнительно выглядит утверждение британского журналиста о намерении Толстого быть похоронным по христианским обрядам, ведь сам граф в своем завещании указывал:
Среди различных форм репрессий, которые применялись к М. Горькому царским правительством, большое место занимают гонения на его произведения, организованные цензурой, зорко охранявшей все устои самодержавия. Цензурные преследования, в виде запрещения и изъятия отдельных произведений, а также привлечения к ответственности лиц, «виновных» в их напечатании, сопровождались обычно высказываниями и характеристиками, которые должны были оправдать и узаконить проводимые цензурой мероприятия. Эти высказывания ярко отражают отношение к М. Горькому агентов царского правительства и являются убедительной иллюстрацией того значения, которое имел М. Горький как борец за освобождение трудящихся.
Кроме произведений самого М. Горького, такому же запрету подлежали все заграничные издания, содержавшие отзывы о нем, как о крупнейшем русском писателе, пользующемся огромной популярностью и авторитетом, а также известия о нем, распространение которых было невыгодным или неудобным для русского правительства. Вторая часть публикуемых нами документов и относится к этой группе иностранных сочинений.
Заметка от 05 сентября, из газеты The Florida star, 1902 год
Правительством России было принято решение открыть археологический музей в городе Севастополе. Здание будет возведено в в стиле христианской базилики, в нем будет располагаться три помещения: одно посвященное Греции, одно - Риму и третье - Византийскому периоду истории. Реализацией проекта и поручили заниматься Великому Князю Александру Михайловичу.
Историческая справка:
Речь идет о строительстве новых зданий для историко-археологического музея-заповедника «Херсонес Таврический». До этого, на территории располагался построенный в 1892 г. К.К. Косцюшко-Валюжиничем на территории Херсонеса музея под названием «Склад местных древностей Императорской Археологической Комиссии». Он представлял собой небольшое здание на берегу Карантинной бухты.
Национальный заповедник «Херсонес Таврический» в Севастополе
Из истории Херсонесского музея:
Возникновение «Склада местных древностей» относится к 1892 году, когда при перепланировке монастырской территории был снесен небольшой сарай близ Владимирского собора, где Косцюшко хранил находки. Наскоро возведя несколько простых строений на берегу Карантинной бухты, он устроил в них экспозицию, которая делилась на античную (классическую) и средневековую (византийскую). Строения «Склада» образовали просторный дворик, где экспонировались крупные находки, причем из различных архитектурных деталей заведующий раскопками Косцюшко составил во дворике христианскую базилику, в том виде, в каком они экспонируются в наши дни, будучи найденными in situ. Рядом были устроены навесы, под которыми разместились огромные глиняные бочки, жернова, керамические водопроводные трубы и пр.
В ходе решения судьбы херсонесских раскопок, в Археологической комиссии обсуждалась возможность устройства музея, но она была отвергнута. И.И. Толстой заметил, что нельзя скрывать находки от глаз образованной публики в «захолустном хранилище». Видимо, посчитав таковым детище Косцюшко, барон В.Г. Тизенгаузен в 1895 г. писал ему: «Имейте постоянно в виду, что нынешняя коллекция в Вашем складе имеет значение временное ». Барону представлялось, что музей посещают лишь богомольцы, ничего не смыслящие в археологии. Интересно примечание Косцюшко на полях: «Взгляд кабинетного ученого, ни разу не побывавшего в Херсонесе... Я уверен, что вопрос о местном музее есть только вопрос времени ».
Большинство членов Комиссии, включая ее председателя, графа А.А. Бобринского, относились к Карлу Казимировичу с большим уважением и теплотой, а потому - не мешали ему обустраивать «Склад» по собственному усмотрению. Очень скоро музею стало тесно в неказистых строениях. Косцюшко мечтал о строительстве нового здания. Он хотел построить музей в виде древней базилики и даже заказал местному архитектору его проект.
Проект музея, о котором мечтал К.К. Косцюшко-Валюжинич
Мечты его вовсе не были безосновательными. Совсем недалеко от Севастополя, на Южном берегу Крыма, проживали в своих летних дворцах русские цари и их свита. Иногда они совершали длинные экскурсии в Херсонес, где посещали Свято-Владимирский монастырь, осматривали раскопки и музей. В 1902 году, в одно из посещений Херсонеса, Николай II обещал Косцюшко подумать о новом здании, сказав, что «ценным находкам не место в таком сарае, как нынешний ». Он тут же приказал передать проект музея Министру Двора. Проект застрял в министерстве, а начавшаяся вскоре русско-японская война не позволила осуществить эту идею.
Благодаря интересу к делу со стороны царской семьи, Археологическая Комиссия обратила пристальное внимание на состояние древностей в «Складе». Результаты обследования были неутешительными - система хранения находок почти полностью лишала их научной ценности. Косцюшко не связывал найденные предметы с местом находки!
Археология занимала важное место в жизни князя Александра Михайловича, особенно увлекся он ею в Крыму. Он проводил раскопки на месте древнеримской крепости Харакс на мысе Ай-Тодор. Находил интересные вещи, значительную часть ценностей передал в Херсонесский музей древностей. Регулярные полевые работы на Ай-Тодоре начались только в 1896 году при участии и руководстве Александра Михайловича. Археологическая коллекция древностей, принадлежавшая князю, составила 500 единиц.
Слышно страшное в судьбе русских поэтов!
Гоголь
Впервые непростую тему отношений русской власти и русской литературы во всей ее остроте поставил В.Ходасевич — в статьях «О Есенине» (Возрождение, 17 марта 1932) и «Кровавая пища» (апрель 1932).
В XVIII веке символом униженного положения русского писателя надолго сделалась фигура несчастного Василия Тредиаковского — первого русского «пиита», которому приходилось многое претерпеть от своих вельможных заказчиков. «Тредьяковскому, — пишет Пушкин, — не раз случалось быть битым. В деле Волынского сказано, что сей однажды, в какой-то праздник, потребовал оду у придворного пииты, Василия Тредьяковского, но ода была не готова, и пылкий статс-секретарь наказал тростью оплошного стихотворца». Сам Тредиаковский излагает эту историю с еще более унизительными подробностями.
«За Тредьяковским пошло и пошло, — пишет Ходасевич. — Побои, солдатчина, тюрьма, ссылка, изгнание, каторга, пуля беззаботного дуэлянта… эшафот и петля — вот краткий перечень лавров, венчающих «чело» русского писателя... И вот: вслед за Тредьяковским — Радищев; «вослед Радищеву» — Капнист, Николай Тургенев, Рылеев, Бестужев, Кюхельбекер, Одоевский, Полежаев, Баратынский, Пушкин, Лермонтов, Чаадаев (особый, ни с чем не сравнимый вид издевательства), Огарев, Герцен, Добролюбов, Чернышевский, Достоевский, Короленко… В недавние дни: прекрасный поэт Леонид Семенов* , разорванный мужиками, расстрелянный мальчик-поэт Палей** … и расстрелянный Гумилев».
*Леонид Дмитриевич Семенов (Семенов-Тян-Шанский; 1880-1917) — поэт, филолог, племянник В. П. Семенова-Тян-Шанского. Убит 13 декабря 1917 г. ружейным выстрелом в затылок в избе, где жил с «братьями»-толстовцами.
**Князь Владимир Павлович Палей (1896-1918) — поэт, автор книг «Стихотворения» (Пг., 1916) и «Стихотворения. Вторая книга» (Пг., 1918). Расстрелян в Алапаевске как член императорской фамилии.
«В русской литературе трудно найти счастливых; несчастливых — вот кого слишком довольно. Недаром Фет, образчик «счастливого» русского писателя, кончил все-таки тем, что схватил нож, чтобы зарезаться, и в эту минуту умер от разрыва сердца. Такая смерть в семьдесят два года не говорит о счастливой жизни».
Добавьте к этому десятки первоклассных литературных имен, вынужденных уехать из страны. «Только из числа моих знакомых, — свидетельствует Ходасевич, — из тех, кого знал я лично, чьи руки жал, — одиннадцать человек кончили самоубийством».
Однако появление этого писательского мартиролога, разумеется, не могло состояться без самого непосредственного участия общества. Ведь писатель на Руси — с одной стороны, вознесен в общественном мнении на невиданную высоту, а с другой — презираем как «щелкопер и бумагомарака».
Лесков в одном из своих рассказов вспоминает об Инженерном корпусе, где он учился и где еще живо было предание о Рылееве. Посему в корпусе было правило: за сочинение чего бы то ни было, даже к прославлению начальства и власти клонящегося — порка: пятнадцать розог, буде сочинено в прозе, и двадцать пять — за стихи.
Ходасевич приводит слова одного молодого дантеса, который, стоя в Берлине перед витриной русского книжного магазина, сказал своей даме:
— И сколько этих писателей развелось!.. У, сволочь!
Так в чем же дело? В русском народе? В русской власти?
Ходасевич отвечает на эти вопросы так:
«И, однако же, это не к стыду нашему, а может быть, даже к гордости. Это потому, что ни одна литература (говорю в общем) не была так пророчественна, как русская. Если не каждый русский писатель — пророк в полном смысле слова (как Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Достоевский), то нечто от пророка есть в каждом, живет по праву наследства и преемственности в каждом, ибо пророчествен самый дух русской литературы. И вот поэтому — древний, неколебимый закон, неизбежная борьба пророка с его народом, в русской истории так часто и так явственно проявляется».
Словно во исполнение этих слов, власть и общество еще несколько десятилетий старательно прореживали писательские ряды. Только теперь «работали» уже не с единицами — с десятками и сотнями (в одном только Ленинграде жертвами репрессий стали около 100 деятелей литературы — см.: Распятые: Писатели [Ленинграда]— жертвы политических репрессий / Авт.-сост. З. Л. Дичаров.— СПб. 1993-2000). На Первом съезде советских писателей, проходившем в Москве с 17 августа по 1 сентября 1934 года, присутствовал 591 делегат. В течение нескольких последующих лет каждый третий из них (более 180 человек) был репрессирован. Конечно, далеко не все из них были пророки, но все же цифры впечатляют — это же целые уничтоженные национальные литературы! Скажем, из 30 членов и кандидатов в члены творческого союза из Татарстана 16 человек попали под репрессии, из них 10 погибли. Из 12 членов Союза писателей Чечено-Ингушетии было арестовано 9 человек, осуждено 7 человек, расстреляно 4 человека и т.д.
Из крупных имен были казнены или умерли в заключении О.Э. Мандельштам, П.Н. Васильев, С.А. Клычков, Н.А. Клюев, Д.Хармс, И.Э. Бабель, П.В. Орешин, Б. А. Пильняк, А. Весёлый, В. И. Нарбут и др. Н.Заболоцкий, арестованный в 1938 г., находился в заключении до 1944 г. В декабре 1938 года арестовали поэтессу Ольгу Берггольц; хотя она и была освобождена через полгода, от побоев во время следствия у неё произошёл выкидыш, были арестованы и погибли её муж, две дочери. В эти годы подвергались арестам, но чудом избежали гибели Даниил Андреев, Олег Волков, Варлам Шаламов.
Одновременно с репрессиями на всем протяжении советской истории шла идеологическая травля писателей, жертвами которой в разные годы были Михаил Булгаков, Евгений Замятин, Андрей Платонов, Михаил Зощенко, Анна Ахматова, Борис Пастернак и другие. В 1960-е годы участи арестантов не избежали Юлий Даниэль и Андрей Синявский, позорный судебный приговор выслушал Иосиф Бродский. В 1974 году был арестован и принудительно выслан из страны Александр Солженицын (зафиксирована и попытка его физической ликвидации).
Теперь, вроде, наступила счастливая пора, когда писатели и поэты благополучно доживают до пенсии (непьющие, во всяком случае). Радоваться, впрочем, особенно нечему, ибо долголетие нынешней творческой братии связано прежде всего с тем, что литература потеряла всякое влияние на общественные процессы.
Как написал когда-то Андрей Вознесенский:
Проживает по бивуакам
Стихотворная благодать.
Но раз поэтов не убивают,
Значит, некого убивать.
(На смерть Пазолини, 1975)
Странная ситуация. Писатели живы и их много. А вот русская литература? Впервые за два столетия — ни одного мирового имени из числа живущих и здравствующих. Только не говорите мне о Пелевине, Сорокине, Шишкине и прочих Ерофеевых. Дай им Бог, конечно, больших тиражей и хороших гонораров, но продолжать их именами великолепный ряд ХХ века: Чехов, Толстой, Булгаков, Бунин, Набоков — значит кощунствовать и возводить хулу на Духа Святого — божественную русскую речь.
________________________________________
__
Рад сообщить, что моя книга
«
Последняя война Российской империи»
(30 авт. л.) выйдет осенью этого года.
Заказать свой экземпляр с автографом и подарком от автора можно уже прямо сейчас по адресу:
http://planeta.ru/campaigns/15556 (там же см. информацию о книге)
или обратившись непосредственно ко мне (контакты в профиле).
Заказав книгу, вы получите её почтовой пересылкой (оплата за счет получателя). Возможен самовывоз в Москве при личной встрече.
Есть также вариант с электронной версией.
Если появились вопросы, пишите — отвечу.
Буду благодарен за перепост.
Ко времени присуждения премии уже вышел в свет роман «Доктор Живаго», опубликованный сначала в Италии, а потом в Великобритании. В СССР же звучали требования его исключения из Союза писателей, а со страниц газет началась его настоящая травля. Ряд литераторов, в частности, Лев Ошанин и Борис Полевой, требовали высылки Пастернака из страны и лишения его советского гражданства.
Новый виток травли начался после присуждения ему Нобелевской премии. В частности, через два после объявления о решении Нобелевского комитета «Литературная газета» написала: «Пастернак получил «тридцать серебреников», для чего использована Нобелевская премия. Он награждён за то, что согласился исполнять роль наживки на ржавом крючке антисоветской пропаганды… Бесславный конец ждёт воскресшего Иуду, доктора Живаго, и его автора, уделом которого будет народное презрение». В «Правде» публицист Давид Заславский назвал Пастернака «литературным сорняком».
Критические и откровенно хамские по отношению к писателю речи звучали на собраниях Союза писателей и ЦК ВЛКСМ. Итогом стало единогласное исключение Пастернака из Союза писателей СССР. Правда, ряд писателей на рассмотрение этого вопроса не явились, среди них Александр Твардовский, Михаил Шолохов, Самуил Маршак, Илья Эренбург. В то же время Твардовский отказался публиковать в «Новом мире» роман «Доктор Живаго», а затем критически отзывался о Пастернаке в прессе.
В том же 1958 году Нобелевская премия по физике была присуждена советским ученым Павлу Черенкову, Илье Франку и Игорю Тамму. В связи с этим в газете «Правда» вышла статья за подписью ряда ученых-физиков, которые утверждали, что их коллеги получили премию по праву, а вот в ее вручение Пастернаку вызвано политическими соображениями. Эту статью отказался подписывать академик Лев Арцимович, потребовавший, чтобы ему сначала дали прочесть «Доктора Живаго».
Собственно, «Не читал, но осуждаю» стало одним из главных неформальных лозунгов кампании против Пастернака. Эту фразу изначально на заседании правления Союза писателей сказал литератор Анатолий Софронов, до сих пор она является крылатой.
Несмотря на то, что премия была присуждена Пастернаку «за значительные достижения в современной лирической поэзии, а также за продолжение традиций великого русского эпического романа», усилиями официальных советских властей она должна была надолго запомниться только как прочно связанная с романом «Доктор Живаго».
Вслед за писателями и академиками к травле были подключены трудовые коллективы по всей стране. Обличительные митинги проходили на рабочих местах, в институтах, заводах, чиновных организациях, творческих союзах, где составлялись коллективные оскорбительные письма с требованием кары опального литератора.
С просьбой прекратить гонения на писателя к Никите Хрущеву обратились Джавахарлал Неру и Альбер Камю, однако данное обращение осталось без внимания.
Несмотря на исключение из Союза писателей СССР, Пастернак продолжал оставаться членом Литфонда, получать гонорары, публиковаться. Неоднократно высказывавшаяся его гонителями мысль о том, что Пастернак, вероятно, захочет покинуть СССР, была им отвергнута — Пастернак в письме на имя Хрущёва написал: «Покинуть Родину для меня равносильно смерти. Я связан с Россией рождением, жизнью, работой».
Из-за опубликованного на Западе стихотворения «Нобелевская премия» Пастернак в феврале 1959 года был вызван к Генеральному прокурору СССР Р. А. Руденко, где ему угрожали обвинением по статье 64 «Измена Родине», однако никаких последствий для него это событие не имело, возможно потому, что стихотворение было опубликовано без его разрешения.
Скончался Борис Пастернак 30 мая 1960 года от рака легких. По мнению автора книги из серии ЖЗЛ, посвященной писателю, Дмитрия Быкова, болезнь Пастернака развилась на нервной почве после нескольких лет его беспрерывной травли.
Несмотря на опалу писателя, на его похороны на кладбище в Переделкино пришли Булат Окуджава, Наум Коржавин, Андрей Вознесенский и другие его коллеги по цеху.
В 1966 году умерла его жена Зинаида. Власти отказывались после того, как она стала вдовой платить ей пенсию, несмотря на ходатайства ряда известных писателей. В 38 лет, примерно в том же возрасте, что и Юрий Живаго в романе, умер и его сын Леонид.
Исключение Пастернака из Союза писателей было отменено в 1987 году, через год «Новый мир» впервые в СССР опубликовал роман «Доктор Живаго». 9 декабря 1989 года диплом и медаль Нобелевского лауреата были вручены в Стокгольме сыну писателя — Евгению Пастернаку.
сайт решил вспомнить некоторых зарубежных писателей, которые не только побывали в СССР, но и встречались с лидерами этого государства.
Герберт Уэллс
Английский
писатель
и
публицист
. Автор известных
научно-фантастических
романов «
Машина времени
», «
Человек-невидимка
», «
Война миров
» и др. Представитель
критического реализма
. Сторонник
фабианского
социализма
.
Герберт Уэллс трижды был в России . В первый раз в 1914 году, тогда он останавливался в петербургской гостинице «Астория» на Морской улице , 39. Второй раз в сентябре 1920 года у него была встреча с Лениным . В это время Уэллс жил в квартире М. Горького в доходном доме Е. К. Барсовой на Кронверкском проспекте , 23.
Герберт Уэллс трижды был в России
Интерес к России сопровождал Уэллса на протяжении почти всей его творческой жизни. Он возник в 1905 году в связи с событиями первой русской революции. Знакомство с Горьким, которое состоялось в Америке в том же году, укрепило заинтересованность Уэллса в жизни и судьбе русского народа (Горький впоследствии станет хорошим другом английского писателя). Среди российских друзей писателя — Алексей Толстой, Корней Чуковский; ученые — Иван Павлов, Ольденбург; советский посол в Англии Майский. Кроме того, Уэллс был женат на русской женщине — Марии Игнатьевне Закревской.
Бернард Шоу
Шоу и леди Астор перед входом в Музей Революции
Вероятно, первым из известных на Западе литераторов, с которым встречался и беседовал Сталин, был знаменитый английский писатель и драматург Бернард Шоу, Нобелевский лауреат 1925 года. В 1931 году 75-летний Шоу совершил кругосветное путешествие, в ходе которого он посетил и Советский Союз. Бернард Шоу считал себя социалистом и другом Советской России, он приветствовал Октябрьскую революцию 1917 года. В Москве писателя ждал очень теплый прием, а 29 июля 1931 года его принял Сталин в своем кремлевском кабинете. Подробности их беседы нам неведомы, однако известно, что все дальнейшее путешествие Шоу по стране и его поездка по Волге прошли в самых комфортабельных условиях .
Шоу писал, что все слухи о голоде в России являются выдумкой
Бернард Шоу и леди Астор с партийными и деятелями культуры СССР; крайний слева — Карл Радек
В западных странах в то время был тяжелый экономический кризис, много писали и о кризисе в России. Ходили слухи о голоде и жестокостях в российских деревнях. Но Б. Шоу, вернувшись на Запад, писал, что все слухи о голоде в России являются выдумкой, он убедился, что Россия никогда раньше не снабжалась так хорошо продовольствием, как в то время, когда он там находился.
Эмиль Людвиг
13 декабря 1931 года в кремлевском кабинете Сталин принял приехавшего в СССР Эмиля Людвига. Большой популярностью в 20-х годах пользовались книги Э. Людвига «Гений и характер», «Искусство и судьба». Беседа Сталина и Людвига продолжалась несколько часов, она тщательно стенографировалась. Сталин говорил много о самом себе, он рассказал о своих родителях, о детстве, об учебе в Тифлисской семинарии, о том, как уже в 15-летнем возрасте начал участвовать в революционном движении на Кавказе и примкнул к социал-демократам.
Беседа Сталина с Эмилем Людвигом была издана отдельной брошюрой
Беседа Сталина с Эмилем Людвигом была опубликована не только в газетах; через год она вышла в свет отдельной брошюрой и затем много раз переиздавалась.
Выбор собеседника в данном случае не был случайным. В то время в Кремле возник вопрос о написании популярной биографии Сталина.
Ромэн Ролан
28 июня в своем кремлевском кабинете Роллана принял Сталин (встречи с представителями зарубежной творческой интеллигенции Сталин старался использовать для укрепления своего авторитета за рубежом). На встрече присутствовали жена Роллана, а также переводивший беседу А. Я. Аросев. Встреча продолжалась два часа. Машинописный текст перевода был представлен Сталину, отредактирован им и послан Роллану в Горки, где он отдыхал вместе с A. M. Горьким. 3 июля Горки посетили Сталин, К. Е. Ворошилов и другие советские руководители. Вместе с Горьким Роллан присутствовал на Всесоюзном физкультурном параде на Красной площади.
Беседа со Сталиным произвели на Роллана и его жену сильное впечатление
Встречи и беседа со Сталиным произвели на Роллана и его жену сильное впечатление. И. Г. Эренбург отмечал, что Сталин, будучи человеком большого ума и еще большего коварства, «умел обворожить собеседника». Однако эйфория от встречи со Сталиным длилась у Роллана недолго. Смерть Горького, выход в свет книги Андре Жида «Возвращение из СССР» и реакция на нее советских властей, события 1937 г. помогли Роллану освободиться от очарования хозяина кремлевского кабинета. Писатель, вероятно, почувствовав превратность своих прежних суждений о Сталине, не захотел публиковать беседу и упрятал ее на пятьдесят лет в архив.
Лион Фейхтвангер
В конце 1936 г. немецкий писатель приехал в Советский Союз, где пробыл несколько недель
В то время Фейхтвангер, как и многие другие видные писатели Запада, видел в Советском Союзе единственную реальную силу, способную противостоять гитлеровской угрозе. «Быть за мир, — говорил Фейхтвангер, — значит выступать за Советский Союз и за Красную Армию. В данном вопросе не может быть никакого нейтралитета».
Итогом поездки в СССР Фейхтвангера стала книга «Москва 1937»
В Москве Фейхтвангер побывал на процессе «правотроцкистского блока» и заявил, что «вина подсудимых уже сейчас представляется в значительной части доказанной». Через несколько дней он уточнил, что эта вина «доказана исчерпывающе». Едва ли можно упрекнуть Фейхтвангера, что он не понял лживости этого и других московских политических процессов, организованных Сталиным для укрепления своей личной власти. Ведь во всех газетах, которые читал в Москве Фейхтвангер с помощью переводчиков, он встречал выступления видных советских писателей с требованиями расстрела подсудимых.
Фейхтвангер был принят Сталиным, беседа продолжалась более трех часов и оставила, по словам Фейхтвангера, «неизгладимое впечатление». Итогом поездки в СССР стала книга «Москва 1937. Отчет о поездке для моих друзей», вышедшая летом 1937 г. в Амстердаме. В главе «Сто тысяч портретов человека с усами» писатель рассказывает о своих встречах и беседе со Сталиным. Вскоре по личному указанию Сталина эта книга была переведена и издана в СССР.
Осенью 1958 года Борис Леонидович Пастернак получил Нобелевскую премию по литературе во многом благодаря «Доктору Живаго». В одно мгновение этот роман в Советском Союзе посчитали «клеветническим» и порочащим достоинство Октябрьской революции.
На Пастернака оказывали давление по всем фронтам, из-за чего писатель был вынужден отказаться от премии.
