В «Новом Манеже» проходит выставка академика РАХ, заслуженного художника Нателлы Тоидзе «Скульптура цвета». Экспозиция вызвала большой интерес у москвичей - ее продлeвали дважды: выставка открыта до 16 апреля. Сочные декоративные полотна представлены в специально оформленных залах - подготовкой проекта занималась команда Объединения «Манеж». «Культура» побеседовала с Нателлой Георгиевной о независимости творца, встрече с Мартиросом Сарьяном и знаменитом дяде художницы, Ираклии Тоидзе, авторе плаката « Родина-мать зовет!».
культура:
Как появилось название выставки?
Тоидзе:
Этими словами искусствовед Паола Волкова определила мой метод: лепить форму живописными средствами. Обычно пишу картины большого формата. Отхожу на нужное расстояние, составляю на палитре цвет, возвращаюсь к холсту, кладу мазок и вновь удаляюсь от мольберта. Изображение складывается постепенно, подобно мозаике. Паола Дмитриевна, вероятно, это заметила и прочувствовала.
культура:
Ваш отец, Георгий Тоидзе, был известным скульптором. Есть ли здесь его влияние?
Тоидзе:
В юности я действительно много лепила. Жилая часть нашей квартиры на Старом Арбате соседствовала с папиной мастерской. Провела детство среди пластилина, гипса, арматуры, натурщиков и натурщиц… У меня был свой маленький станок, и некоторые полагали, что пойду по отцовским стопам. Однако в какой-то момент попросила краски: почувствовала, что не хватает цвета. Мои картины - до двух метров: большой формат привлекает с раннего возраста. Когда не было подходящего мольберта, клала большие листы бумаги на пол, удлиняла кисть и писала стоя.
Работаю без подготовительных эскизов и пишу природу только с натуры, в любую погоду: будь то зима или осень. Разве что не под дождем и не в сильный мороз, когда застывают краски. А так - если лежит снег, выхожу в тулупе и валенках и получаю огромное удовольствие. Потому что писать белый снег очень интересно: он всегда разный - все зависит от освещения, температуры… Меня привлекают переломные моменты в природе, изменения ее состояния. Это отражается в названиях картин: «Перед снегом», «После дождя», «Сумерки»… Хочется передать эти изменения в живописной статике. Мне нравится сложность таких задач. Единственная проблема - работать нужно быстро. Если затянешь, начнешь писать одно состояние, а закончишь другим. Однажды вышла на пленэр в красивый зимний день. Завершить к вечеру не успела. А наутро стало холоднее, и все изменилось, даже воздух: плотность, прозрачность. Когда занесли готовый холст в мастерскую, те, кто увидел новый вариант, отметили: «Температура понизилась на шесть градусов».
культура:
Почему остановились на большом формате?
Тоидзе:
Всегда удивляло, почему подобные пейзажи часто кажутся неживыми: вроде сделано хорошо, мастеровито. А в маленьких натурных вещах - Коровина или Серова - есть жизнь. Эта загадка меня постоянно занимала. И поняла потом, что огромные работы погибают, когда их дописывают в мастерской. В помещении можно взять колористически правильный цвет, однако он не будет «дышать». Пишу крупной кистью. Как-то под рукой ее не оказалось. Поехала на строительный рынок и нашла широкую малярную - флейц. Мольберт у меня тоже внушительный: трехметровый, сколочен из половой доски. На пленэре приходится непросто, особенно когда дует ветер - представляете, какая парусность у холста? Однажды меня буквально накрыло мокрой картиной: держала ее руками и звала на помощь. Сама выбраться не смогла, а бросить на землю почти готовую работу не решилась. Сейчас даже в штиль вешаю по сторонам мольберта сумки с кирпичами. А в мастерской работаю над декоративными, аллегорическими композициями…
культура:
Слышала, Вам по наследству досталась репинская палитра?
Тоидзе:
Когда у меня только появились краски, папа выжал их на палитру в определенном порядке и подписал, что за чем должно идти. Потом, в художественной школе, увидели мою палитру и отчитали: мол, все неправильно. Очень расстроилась, пришла домой и говорю: «Что же ты мне показал?» А папа отвечает: «Так делал мой отец, а его, в свою очередь, научил Репин». В общем, ко мне попала репинская палитра (смеется). После подобных аргументов переучить меня было уже нельзя. Располагаю краски в той же последовательности и по сей день.
культура:
Вы принадлежите к известной художественной династии. Ощущаете груз ответственности?
Тоидзе:
К счастью, в нашей семье принято самостоятельно выбирать свой путь. Мой дедушка, Мосэ Тоидзе, ученик Репина, академик, жил в мире классической живописи. Отец же стал скульптором и графиком, а его брат Ираклий - графиком, плакатистом. У меня есть двоюродные сестры и брат, никто из них не связал жизнь с изобразительным искусством. Считаю, что ребенка нельзя подталкивать к решению, особенно это касается профессии. Скажем, моя дочь всегда замечательно рисовала, однако я не принуждала ее становиться графиком, хоть и хотела, чтобы она поступила в Московский полиграфический институт. Дочка окончила ГИТИС и работает театральным художником. Сын - физик.
культура:
Вы, кстати, тоже имели отношение к подмосткам?
Тоидзе:
Совершенно верно: училась на факультете театрально-декорационного искусства Московского училища Памяти 1905 года. Всегда понимала - свяжу жизнь с живописью, но научиться хотелось тому, чего не знала. Мне было очень интересно увидеть театр изнутри. Не меньше манила другая область - реставрация. Долго думала, что выбрать. В итоге о принятом решении не жалею. Это был полезный опыт, в том числе - познавательный: изучение костюмов разных эпох, драматургии, сценографии…
культура:
Ваши картины отличают яркие насыщенные цвета. Насколько я знаю, в детстве Вы получили наставление от великого колориста Мартироса Сарьяна…
Тоидзе:
Мне было лет 12. В Третьяковской галерее открылась выставка Сарьяна, и наша семья пришла его поздравить: с мастером был хорошо знаком и дружил дедушка. Потом, у нас дома, Мартирос Сергеевич, посмотрев мои работы, сказал простые слова: «Обязательно оставайся собой». Казалось бы, ну что за напутствие. Но теперь понимаю - это мудрость человека, прошедшего серьезный творческий путь и знавшего, как важно для художника не зависеть от моды, чужого мнения, не поддаваться влиянию. Очень ему благодарна. Если бы кто-то из начинающих живописцев спросил моего совета, могла бы лишь повторить слова Сарьяна.
культура:
Расскажите о дяде, Ираклии Тоидзе - знаменитом плакатисте.
Тоидзе:
Он жил почти по соседству, на Пушкинской площади. Отец часто навещал его. Оба были великими тружениками, как и дедушка. Никогда не помнили о праздниках и даже про собственные дни рождения забывали. Дядя иногда рисовал меня, когда требовалось изобразить ребенка. А самое первое воспоминание о нем связано с карандашами. В его мастерской была большая механическая точилка. Когда приходила в гости, собирала затупившиеся карандаши и весь вечер точила их, складывая в коробку. Дядя с папой разговаривали, а я крутила точилку и слушала. Братья были очень дружны.
культура:
Скажите, а вот такие большие выставки Вы регулярно устраиваете?
Тоидзе:
Достаточно часто. Были выставки и в Третьяковской галерее, и в Русском музее, и в Центральном Манеже, и в Музее современного искусства в Москве, в Российском центре науки и культуры в Париже… Много ездила по стране, выставлялась в государственных музеях: в Нижнем Новгороде, Воронеже, Курске, Вологде, Саранске, Калуге, Плёсе… И всегда возвращалась с очень хорошими впечатлениями и от людей, отдавших себя музейной работе, и от зрителей…
В декабре 2009 года в залах Третьяковской галереи открылась ретроспективная выставка произведений Нателлы Тоидзе. Представленные работы дают полное представление о творческом пути живописца. Наследница знаменитой династии художников, она является членом-корреспондентом Российской академии художеств, награждена золотой медалью РАХ.
Творчество Нателлы Тоидзе — прежде всего отражение глубинных переживаний, осмысление окружающего мира, поэтому темы, сюжеты и техника исполнения столь разнообразны.
Первым и главным учителем стал для нее отец — известный скульптор и график Георгий Моисеевич Тоидзе. Именно он и творческая среда, в которой росла будущая художница с самого рождения — глина, карандаши, натурщики, книги и беседы об искусстве, многочисленные встречи с друзьями дедушки Моисея Ивановича (ученика И.Е. Репина, одного из учредителей Академии художеств СССР) и дяди Ираклия Тоидзе (известного плакатиста) — оказали на нее огромное влияние, сформировали внутренний мир Нателлы Георгиевны.
Уже в ее ранних произведениях проявилось незаурядное живописное дарование. В небольшой акварельной работе «Рыбки» (1967) Тоидзе заявляет о себе, как о превосходном колористе. Предметы написаны немного условно, все построено цветом. Блестит столовое серебро, перламутровая поверхность очищенной рыбы вбирает в себя рефлексы от изумрудного стекла бутылки и голубой скатерти. Колорит картины подобен цвету серо-перламутровой раковины, в которой отражается изумрудно-голубое море и сине-бирюзовое небо.
Встреча еще маленькой Нателлы с известным художником Мартиросом Сарьяном и его напутствие «всегда оставайся собой» тогда казались обычными, и только со временем стало понятно, что простая фраза была наилучшим советом начинающему живописцу. В этой простоте скрыт великий смысл — размышления о русском искусстве, таланте и судьбе художника, «генетической памяти», которая является связующей нитью между поколениями, и о том, что художник становится Художником лишь в том случае, если не является заложником всего прошлого опыта, а обретает свободу выбора.
Именно такой путь и избрала Нателла Тоидзе. Она поступила в Московское государственное академическое художественное училище памяти 1905 года на факультет театрально-декорационного искусства, сознательно отказавшись от выбора живописного факультета. Учеба позволила ей мыслить более широкими категориями, открыть для себя новое понимание пространства и масштаба холста, осознать важность диалога зрителя и художника.
Так, в творчестве Тоидзе появляются крупноформатные произведения («Перед снегом», 2007), задается масштаб, соразмерный человеку, который может «войти» в картину, как в другой мир. Зритель перестает быть сторонним наблюдателем; он словно включается в образный мир художника. Из картин исчезают излишние подробности, и остается главное — природа, находящаяся в гармонии с человеком.
Художественный метод Нателлы заключается не в особой узнаваемой стилистике, а в постоянном поиске единственно верного пластического решения исходя из поставленной задачи. Для ее реализации мастер свободно использует различные живописные приемы.
«Сезанновские» натюрморты с белой скатертью и перспективой, «вывернутой» на зрителя («Натюрморт на кухне», 1974), «левитановские» пейзажи, многогранные по своему содержанию («Слеги», 2000) — это аллюзии на существующие культурные традиции: постимпрессионизм и авангард, московскую и грузинскую школы живописи. Опираясь на опыт предшественников, Тоидзе создает свою систему ценностей, не зависящую от моды.
В последние десятилетия в ее творчестве усилилось декоративное начало. Так, героини диптиха «Флора и Фауна» (1999) предстают перед нами африканскими девами; экзотическая трактовка образов позволяет сосредоточиться на красоте линий, четкости силуэтов, особенно эффектных на фоне цветущих декоративных кустарников, написанных широкими короткими разнонаправленными мазками, включающими в себя все тона — от нежно-розового до темновишневого. Орнаментальный фон, многочисленные детали, силуэтность, большие цветовые плоскости, богатство палитры и контрастность делают картину необычайно эффектной.
На первый взгляд живопись Нателлы Тоидзе проста для восприятия, но чем дольше всматриваешься в ее полотна, тем больше открывается в них смыслов. Любой предмет в пространстве холста приобретает особую знаковость.
В своем творчестве художница сочетает декоративизм и натурное видение, сложные пространственные решения и плоскостные композиции. Каждое ее произведение — глубоко продуманная и решенная задача, а творчество в целом — отражение сложного внутреннего мира.
Выставка в Новом Манеже «Нателла Тоидзе. Скульптура цвета» покажет зрителю живопись в самом первозданном понятии. Когда сама её материя есть смысл и форма произведения, как в музыке. Автор новаторски развивает традиции реалистической живописи, пользуясь своим, мощным, экспрессивным языком. И в пейзажах, и в натюрмортах, и в аллегорических композициях это сочетание глубоко органично и даёт очень сильный эмоциональный результат.
Нателла Тоидзе – академик Российской академии художеств, Заслуженный художник РФ, лауреат Золотой медали РАХ, родилась, училась и работает в Москве. Н. Тоидзе обладает особым, своеобразным авторским почерком и высокой живописной культурой. Творческое кредо мастера заложено в семье, на протяжении нескольких поколений связанной с искусством. К этой художественной династии принадлежали дед художницы, Мосе Тоидзе – живописец, ученик И.Е. Репина, выпускник Императорской Академии художеств в Санкт-Петербурге, и отец, Георгий Тоидзе – известный скульптор и график.
Творческий метод художницы – работа непременно с натуры. Н. Тоидзе предпочитает холсты большого формата, и в любое время года пишет их не в мастерской, а исключительно на пленэре, несмотря на технические трудности исполнения таких произведений. В этих картинах заметно особое умение автора подчеркнуть поэзию повседневности, живописно обобщить её и показать мир с необычной точки зрения.
Характерная черта творчества Н. Тоидзе – присутствие в ее живописи драматического начала, которое очевидно даже при высокой декоративности, выраженной орнаментальности полотен («Перед снегом», «Дикий виноград», «В начале лета»).
Пейзажи, написанные в пастозной, «темпераментной» манере, сложные по композиции, изысканные натюрморты соседствуют со сдержанными по цветовой гамме ландшафтами средней полосы России. («Слеги», «Московский дворик», диптих «Северные мальвы», «Оттепель»).
Подчеркнутый, даже несколько гиперболизированный декоративизм, вызывающий ассоциации с европейским искусством эпохи символизма, характерен для другого пласта творчества Н. Тоидзе – метафорических композиций («Флора и Фауна», диптих «Антракт», «Арабеск», «Охота»).
Творчество художника привлекает широкое внимание искусствоведов и зрителей. Крупные персональные выставки Н. Тоидзе прошли в Третьяковской галерее, Русском музее, Московском музее современного искусства, залах Российской академии художеств в Москве, Музее Российской Академии в Санкт-Петербурге, в Центральном Манеже, в государственных музеях России – в Вологде, Саранске, Калуге, Нижнем Новгороде, Воронеже, Курске, Плёсе.
Нателла Тоидзе участвовала в крупных выставках в музеях в Пекине, в Линкольн-центре в Нью-Йорке, Лиссабоне, Париже и др.
Работы Н. Тоидзе хранятся в коллекциях Третьяковской галереи, Русского музея, и в других музейных собраниях.
Стоимость полного билета - 300 рублей, льготного - 50 рублей. Билеты можно приобрести в кассе и на сайте
Вы заметили, что с прошлого года Художественный музей очень активно начал знакомить нас с различными направлениями живописи, новыми именами?
Вот и первая выставка 2015 года открывает представителя династии художников, можно сказать, с легендарной биографией...
Музей работает:
ежедневно с 11:00 до 18:00
четверг с 12:00 до 20:00
вторник - выходной день
Проезд: любым транспортом до остановки «Площадь Минина и Пожарского»
Основал династию ее дед Мосэ Тоидзе - ученик Репина, один из учредителей Академии Художеств СССР.
А дочь Нана стала театральным художником, так что и четвертое поколение от яблони укатилось недалеко.
Кутаиси. Железный мост. 1982
Золотые шары. 2001
Хотя нет, это, скорее, ворона.
Вот так. Человек занимается тем, чем ему нравится. И это видно в каждой картине.
Соглашусь. На мой дилетантский взгляд, не только размер картин, крупные планы, но даже кисти автор использует необычные.
Если вглядеться в холст, то ширина мазков там 15-20 миллиметров. Вот такой, чуть не малярной, кистью автору удается передать все нюансы цвета листьев, неба, лепестков...
Вот одна из них: "Красное сухое". Действительно, оригинально.
— Нателла Георгиевна, это правда, что вы всегда пишете пейзажи только на природе? На выставке много фотографий, где вы работаете на натуре: в лесу, в деревне, в поле.
— Да, работаю на натуре в любое время года.
Мне важно видеть, слышать, ощущать всё вокруг холста: шорох листвы, игру света и теней, щебетанье птиц, движение воздуха. Надеюсь, это тоже входит в содержание картины и определяет её атмосферу. А это главное для меня.
— Да, сюжетика у вас практически отсутствует…
— Сюжет придумать несложно, но не думаю, что это относится к живописным решениям. Настоящая музыка волнует и без слов, не так как в песне. Часто слышим песню, где музыки практически нет, а слова должны слушателя взволновать. Мне интересно передать состояние окружающего меня мира чисто живописными средствами — сочетанием цветовых пятен, их расположением, ритмом, композицией… А натура как раз и даёт богатство состояний.
— В экспозиции много зимних пейзажей.
— Пишу часто зимой, пока не замёрзнут краски. Люблю писать снег, он всегда разный, и каждый раз для меня ставит новую живописную задачу.
— Искусствоведы пишут о внутреннем драматизме ваших картин.
— Я думаю, это связано с противоречивостью задачи — передать движение жизни, динамику материи в статике изображения. И мне это очень интересно, я пытаюсь передать опять-таки чисто живописными средствами некий процесс, какое-то движение в природе, изменение её состояния. Наверное, и работы поэтому так называются: «Перед снегом», «Оттепель», «После дождя», «Лето кончилось».
— А в мастерской не завершаете работу?
— Нет, никогда. Вся работа должна быть закончена на натуре. В мастерской другой свет, другое окружение, значит, другое состояние. И, как в музыке, одна фальшивая нота может испортить всё музыкальное произведение, в живописи один неверный мазок разрушит всё живописное состояние картины. Поэтому, наоборот, если я обнаруживаю какую-то неточность — возвращаю холст на натуру. Иногда из-за одного мазка, одного цветового штриха.
— С этим внутренним камертоном художник рождается или этому учатся?
— У всех, наверное, по-разному. Я с детства жила среди книг по искусству. Еще читать не умела, но бесконечно их листала, рассматривала. Мой отец, Георгий Тоидзе, был замечательным скульптором и графиком, он поставил много памятников, в том числе и в Москве. Мы жили на Поварской, 30, в особняке графа Шувалова, в той части, где раньше была домовая церковь. Там была папина мастерская, которую от жилой части отделяла большая стеклянная дверь. Я каталась на трёхколёсном велосипеде вокруг огромных скульптур, среди глины, пластилина, мешков с гипсом, среди натурщиков и натурщиц. А потом и сама стала лепить что-то своё. Отец сделал мне небольшой станок, и я всё время стала проводить в мастерской около отца.
— Вас поощряли в этих занятиях?
— Я из семьи потомственных художников, мой дед — Мосе Тоидзе, известный грузинский художник, ученик Репина, окончил Императорскую Академию художеств в Санкт-Петербурге, там же познакомился с бабушкой, Александрой Сутиной, послушницей монастыря, учившейся на курсах иконописи. Дядя — Ираклий Тоидзе, знаменитый плакатист, автор замечательного плаката «Родина-мать зовёт!». Но никто не заставлял своих детей быть художниками. Понимали, знали, что те, кто отдаёт себя искусству, — должны сами этого очень хотеть. У моего деда было шестеро внуков и внучек, и я — единственный художник.
Отец, конечно, объяснял мне, что такое объём, глубина, пластика, и мне это было интересно. А в какой-то момент я почувствовала, что мне нужен цвет.
— Вот откуда скульптура цвета!
— Да, наверное. Поразительно, что именно так Паола Волкова писала о моей живописи как о скульптурной. Появились краски — акварель, потом масло. Но форматы уже тогда были большими.
— Сколько вам было лет?
— 8-9. Отец никогда не говорил мне: «Работай», хотя сами они были великими тружениками — и папа, и дед, и дядя. Всю свою жизнь они проводили в мастерской. Я хорошо это помню.
— Вам удаётся так работать?
— Не всегда. Всё-таки текущая жизнь вокруг требует от женщины большей отдачи — семья, родители, дети, внуки. Но работаю много и с удовольствием.
Кстати, единственное, что осталось у меня от Репина, — я узнала об этом намного позже, — это репинская палитра, как это ни забавно звучит. Когда я попросила масляные краски, папа купил их и показал, как надо и в какой цветовой последовательности выдавливать тюбики на палитру. Я так и стала работать. Но потом в художественной школе педагоги сказали, что краски лежат неверно, не в том порядке. Но я уже привыкла и палитру менять не стала. А как-то позже спросила у папы, почему именно так он открыл мне палитру. И он ответил, что так научил его отец, а того — учитель, Репин.
— А каким-то приёмам живописным вас не учили? При всей ясности и яркости вашего почерка, выставка показывает отсутствие как раз того, что можно назвать приёмом.
— Я как раз считаю, что найденный приём, который потом тиражируется художником, означает тупик. И, к сожалению, такие примеры всегда видны. Повторять найденное, цитировать себя, копировать раннее — конец творчеству. Иногда видно, как художник подчас акцентирует свой приём, агрессирует его, если так можно сказать, потому что другой дороги уже нет.
Я никогда не работала «приёмом», ставя каждый раз новую для себя задачу. Но это-то как раз самое интересное!
— Когда пишут о вашем новаторстве, как вы это понимаете?
— Наверное, имеется в виду, что занята исключительно живописью как таковой, то есть без помощи сюжетики, символов и знаков, возможностью только цветом передать состояние мира вокруг. Сейчас мало кто так работает. Хотя никогда не думала и не думаю о новаторстве, о традициях, о современности или нет.
— Скажите, Нателла Георгиевна, а как вы находите объект для работы, как выбираете его из множества подобных?
— Работаю я достаточно быстро, по-другому на натуре нельзя: уходит солнце, меняется свет, наплывают облака, собирается дождь или снег. Но выбираю объект долго и тщательно. И главное в этом — мне самой это должно быть интересно. Живописная задача меня должна волновать.
— Что вам даёт большой формат? Ведь это очень трудоёмко!..
— Очень, особенно зимой, но мне интересно — необходимо большое пространство. Я с трудом вмещаюсь в небольшие размеры.
— А как вы вообще задаётесь размером? Это ведь решается заранее, нужно подготовить подрамник, холст?
— В момент созревания задачи. Когда я нахожу объект, чувствую его состояние, начинаю видеть и формат, и размер будущей картины. То есть тоже там же — на натуре.
— А как рождаются ваши декоративные, символические вещи, которые делаются в мастерской?
— Да, в общем, так же. И в декоративных вещах я для себя решаю прежде всего задачи живописные. И меня это тоже должно волновать и увлекать. И главное здесь — волновать. Потому что, надеюсь, когда это волнение есть в художнике, его картина взволнует и зрителя.