Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Что воля, что неволя, - Всё равно

Феноменальное переживание волевой активности

Мысленный эксперимент: Deus ex machina

Как важно это соединение между феноменальным сознанием и социальным измерением, покажет следующий мысленный эксперимент. Представьте, что мы создали общество роботов. У них не будет свободы воли в обычном понимании, поскольку они – причинно обусловленные автоматы. Но у них будет осознаваемая модель себя и других автоматов вокруг них, и эти модели позволят им взаимодействовать между собой и управлять своим поведением. Теперь вообразите, что мы добавили к их внутренним моделям себя еще две особенности: во-первых, ошибочное убеждение, будто они (и все остальные) ответственны за свои действия; и во-вторых, «идеального наблюдателя» [- совесть], представляющего интересы группы, такие как требования честности в обоюдных альтруистических взаимодействиях. Что от этого изменится? Возникнут ли у наших роботов новые каузальные характеристики просто от ложного убеждения в свободе своей воли? Ответ – да; станет возможной моральная агрессия, поскольку возникнет совершенно новый уровень конкуренции – конкуренции за наилучшее следование интересам группы, за моральные заслуги и тому подобное. Теперь можно будет повышать свой социальный статус, обвиняя других в аморальности или действуя лицемерно. Возникнет совершенно новый уровень оптимизации деятельности. При правильно заданных граничных условиях вдруг возрастет сложность созданной общественной системы, хотя ее внутренняя целостность останется прежней. Социальная эволюция сможет развиваться на новом уровне.

Обычай приписывать моральную ответственность – даже и основанную на иллюзоной феноменальной я-модели – создаст решающую и вполне реальную функциональную характеристику: на поведении каждого робота будут более эффективно сказываться интересы группы. Плата за эгоизм возрастет. Что же случится с экспериментальным обществом роботов, если после этого мы сведем я-модели его членов к предыдущей версии, – например, дав им возможность познать свою истинную природу?..

Аргументы в пользу свободы воли

Вот первый из глупейших аргументов в пользу свободы воли: «Я знаю, что я свободен, потому что я чувствую себя свободным!» Да, а еще вы воспринимаете мир, наполненный цветными предметами, хотя вам известно, что перед вашими глазами лишь мешанина волн различной длины. То, что вы осознанно переживаете некое состояние определенным образом, вовсе ничего не доказывает. Второй аргумент таков: «Но подобный тезис ведет к ужасным последствиям! Следовательно, он не может быть правдой». Я определенно разделяю это беспокойство (вспомните общество роботов в нашем эксперименте, и как научное самопознание может на них сказаться). Многие представители гуманитарных наук часто не знают, что экспериментальные исследования уже доказали: уменьшение веры в свободу воли может приводить к заметному снижению готовности помогать другим, к возрастанию желания жульничать, к снижению самоконтроля, к ослабленной реакции на свои ошибки, к взрывам агрессии. Экспериментально доказаны даже объективные изменения в нейронных коррелятах неосознаваемых предварительных стадий волевого акта. Теория я-модели объясняет, почему это происходит: осознаваемая, когнитивная я-модель прочно сцеплена с нашим бессознательным образом себя, и потому сдвиг в я-модели может – как при психосоматических заболеваниях – направлять и поддерживать причинные изменения во внутреннем состоянии тела и во внешнем поведении. Итак, если в обществе распространится неуверенность вульгарного материализма в свободе воли, то она действительно может привести к антисоциальным тенденциям, более импульсивному и бесцеремонному поведению, которое будет все больше игнорировать негативные последствия собственных действий. Несомненно, психосоциальная опасность существует, но истинность утверждения должна рассматриваться независимо от его психологических или политических последствий . Это вопрос простой логики и интеллектуальной честности. Однако и нейробиологи внесли в сумятицу свой вклад. Любопытно заметить, что они это сделали именно тем, что часто недооценивают радикальность своей позиции. Вот моя вторая мысль по этому поводу.

Нейроученые часто говорят о «цели действия», о «процессе моторного отбора» и об «определении движений» в мозге. При всем уважении к ним я, как философ, должен сказать, что с концептуальной точки зрения это абсурд. Если серьезно отнестись к научному взгляду на мир, то никакой «цели» не существует и некому выбирать или определять действие. Нет никакого процесса «выбора»: в реальности происходит лишь динамическая самоорганизация. Это процесс без цели и Я. Более того, обработка информации, которая идет в мозге, даже не подчиняется правилам. Мышление отлично от вычисления, не следует оно и правилам логики. Оно в меньшей мере соответствует нашим традиционным представлениям о «здравомыслии», чем мы думали в прошлом. Обработка информации в мозге больше связана с обработкой похожих информационных структур или постоянным соревнованием между внутренними изображениями. Имеется мало таких ситуаций, в которых обработка информации симулирует логическое умозаключение в «пространстве причин». В конечном счете ею правят физические законы. Мозг лучше всего описать как сложную систему, непрерывно стремящуюся к стабильному состоянию, производя порядок из хаоса.

Согласно чисто физическим положениям естественных наук, ничто в мире не обладает ценностью или целью: существуют лишь физические объекты и процессы. Кажется, в этом и есть суть строго редукционистского подхода – и именно в это никак не заставишь поверить существ с я-моделью. Конечно, в мозге биологического организма могут быть представления о цели, но в конечном счете – если нейробиология серьезно воспринимает свою основополагающую гипотезу – они ни к чему не относятся. Выживание, приспособленность, благосостояние и безопасность как таковые – не ценности и не цели в истинном смысле этого слова: очевидно, выживали только те организмы, которые внутренне представляли их целями, а также таковыми ощущали. Но привычка говорить о «целях» организма или мозга заставляет нейробиологов забыть, насколько сильны их собственные (не как ученых, а как существ с я-моделью) предрасположенности в действительности. Мы видим, что даже рассудительные сторонники естественных наук иногда недооценивают радикализм сочетания нейронауки с теорией эволюции. Оно превращает нас в существ, увеличивающих свою приспособленность путем галлюцинации целей. Я не стану утверждать, что это истина, полная и окончательная. Я только указываю, что вытекает из открытий нейронауки, и как эти открытия противоречат осознаваемой нами я-модели. Субличностная самоорганизация мозга просто не имеет ничего общего с нашим понятием «выбора».

Конечно, сложное и гибкое поведение, вызванное внутренним образом «цели», все же существует. И никто не мешает нам назвать такое поведение «деятельностью». Но, даже если вписать понятую таким образом деятельность в картину, мы с философской точки зрения можем прийти к выводу, что действующего лица в картине нет – нет сущности, осуществляющей деятельность. Опыты с фантомными конечностями помогли нам понять, что части тела могут изображаться в феноменальной я-модели, даже если не существуют или никогда не существовали.

Судьба ее сложилась непросто.
8 мая 1926 года в семье генерал-лейтенанта артиллерии Константина Романовича Мышкова родилась дочь.

Ей было дано новомодное в ту пору имя - Нинель, что означает Ленин - наоборот.
Когда девочка выросла, она предпочла, чтобы ее называли Евой.
Так она представилась и молодому актеру Вахтанговского театра Владимиру Этушу. О настоящем имени своей будущей жены он узнал только в ЗАГСе.

В 1947, сразу после окончания Щукинского училища, Нинель Мышкова дебютировала в кино, в приключенческом фильме А. Файнциммера «За тех, кто в море», снятом по одноименной повести Бориса Лавренева.
Но, после этого дебюта последовал 4-х летний простой. Актрисе мешали сниматься перипетии личной жизни.
В доме Этушей бывало много творческой интеллигенции. Заглядывал к ним и композитор Антонио Спадавеккиа. Автор музыки к тому же фильму «За тех, кто в море», а также к прекрасному фильму-сказке «Золушка». Антонио был старше ее на целых 19 лет, но она влюбилась и ушла от Этуша к нему.
Но и этот брак оказался недолговечным. В 1953 году Нинель Мышкова познакомилась с кинооператором Константином Никифоровичем Петриченко. Он тоже был старше ее, но на 11 лет.
Они сразу же сыграли свадьбу, а в 1954 году родился сын Константин, ставший впоследствии известным дипломатом.

В кино в эти годы она снимается не часто, и в основном, в сказках.

В 1952 году - "Садко"
В 1956-м - "Илья Муромец "
В 1957-м году Мышкова снялась в роли Лиды в киноромане Льва Кулиджанова и Якова Сегеля «Дом, в котором я живу», после которого к ней приходит успех.

Она начинает много играть в фильмах. Одна их запоминающихся ее ролей - Марья-искусница в одноименной сказке Александра Роу в 1959 году.
На съемках фильма «Здравствуй, Гнат» Нинель Мышкова познакомилась с режиссером Виктором Илларионовичем Ивченко, который тоже был старше ее на 14 лет…
Через три года режиссер в 1965 году режиссер приступает к съемкам экранизации повести Алексея Толстого «Гадюка» и долго не может найти актрису на главную роль. Вот тут он вспоминает о Нинель Мышковой.

Ей уже было под сорок, но выглядела она все так же прекрасно. К тому же она одна из первых в Советском Союзе сделала пластическую операцию.Но, неожиданно против кандидатуры Мышковой выступает давний друг Ивченко оператор Алексей Прокопенко. Они давно уже работали вместе, однако в конфликте между Мышковой и Прокопенко режиссер становится на сторону актрисы, и оператором в фильме работает другой.
Виктор Ивченко влюбился в Нинель без памяти и честно признался в этом своей жене. Не смог остановить его и сын. Бывшая жена никогда не смогла простить его за это. Она даже не пришла на его похороны много лет спустя..
Но до этого у Ивченко и Мышковой было шесть лет безоблачного счастья. Во всех своих последующих картинах в главных ролях он снимал лишь ее. При этом, он буквально создавал фильмы под нее, тонко чувствуя характер актрисы.

"Десятый шаг" - 1967 год.
"Падающий иней" - 1969-й.
"Путь к сердцу " - 1970-й.
Летом 1972 года Виктор Ивченко выехал в Ростов-на-Дону на съемки своей новой картины. Там его настиг четвертый по счету инфаркт. Нинель срочно выехала к мужу. 7 сентября, в больнице, он умер у нее на руках. Для Мышковой это был ужасный удар. В один день она постарела на десять лет. Нинель сама перевезла тело мужа в Киев, организовала похороны, положив в гроб все письма, которые они писали друг другу. После похорон она навсегда уехала из Киева.
Она полностью потеряла вкус и к жизни, и к работе. Потом стала периодически появляться в эпизодических ролях, но они не шли ни в какое сравнение с ее прежними работами.
В 1982 году Нинель Мышкова в последний раз снялась в кино – в роли Валентины в детективном сериале «Гонки по вертикали». А затем - новый удар. Нинель поразила страшная болезнь – прогрессирующий склероз. Она перестала узнавать людей, ориентироваться в жизни.
Сын, Константин Петриченко, забрал мать к себе и окружил ее заботой. Он возил ее по лучшим специалистам Франции, но везде слышал только одно – эта болезнь неизлечима.
Так она прожила еще 20 лет…
13 сентября 2003 года Нинель Мышковой не стало. И, как это часто бывает, о ней вдруг вспомнили. В прессе начали писать о том, какая это была прекрасная актриса, и что она не смогла себя реализовать полностью…

Вот на такую высоту невольно поднял профессор МГУ Дугин значимость заседания студенческого кружка в российской глубинке. На вопрос «Ну, как вам выступление?» Богдан Громов там прямо и сказал, что очень понравилось, поскольку оно «возвеличивает всех нас, именно меня и унижает всех остальных». Он, понятное дело, иронизировал, хотя, надо полагать, и доля серьезности в его словах была.

Собственно, в тот вечер беседа вообще протекала именно в таком вот русле – вроде бы всерьез, но «вы же понимаете», казалось бы искренне, но с возможностью отступления в надежный грот изысканной, утонченной иронии. И те контуры мировоззрений, которые были обозначены четверкой студентов в самом начале, были не просто подвижны – они были условны. Ну, вроде как в детской игре: «Давай я за русских, ты за немцев, а потом поменяемся».

Дети (ой!) фонтанировали информацией, кидались смыслами, как снежками. Веселая, горячая и немножечко сумасшедшая дискуссия, правда, была похожа на снежный бой. Натурально, хотелось закрыть лицо руками, чтоб не залепили промеж глаз каким-нибудь неординарным концептом. А теории свистели одна смелее другой.

Да, при Семикопове молодежь так, конечно, не порезвилась бы. Он непременно опроверг бы сомнительное, попросил разъяснить туманное, и вообще – структурировал бы дискуссию. И дело даже не в том, что уровень его образования выше и позволяет видеть поле интеллектуального сражения более детально и цельно (хотя это, безусловно, так). Молодые люди философского кружка отнюдь не профаны, каждый из них в свою меру начитан и образован, но… Они дети своего времени. Постмодернизм для них – это не просто желанная точка приложения ума, это среда обитания, форма жизни.

Сейчас стало правилом хорошего тона ниспровергать идеалы, оскорблять святыни и делать при этом вид, что это один из вариантов нормы. Хочешь – молись на икону, хочешь – растопчи ее, и то и другое равнозначно в свете софитов постмодерна. Не знаю, что за штрейбрехер от философии продвигает этот мировоззренческий концепт, но он главенствует в молодых умах современности.

А еще у меня уже давно складывается впечатление, что поколение, рожденное в конце восьмидесятых, начале девяностых – постмодернисты поневоле. Они выросли в таком дурдоме, что у них выработался охранный рефлекс – не иметь ничего, что можно потерять, избавиться от всего, что может стать источником боли. Они как будто стремятся достичь того блаженства, в котором, помните, пребывала Марья-искусница, когда ее в Подводном царстве заколдовали: «Что воля, что неволя – все одно, все одно».

Но шутя жонглировать деструктивными теориями, пуская фейеверки из актуальных имен, вроде Дерриды и Хайдеггера – это разве жизнь? Как Федосья Ивановна в «Формуле любви» говорила: «Чужие стишки читать – невелика доблесть». Я вот согласна, на наш с ней бабий взгляд, куда важней найти точку приложения сердца, пока оно горячо.

Это как Василий Маткивский на заседании кружка сказал, что любая культура жива только тогда, когда есть люди, готовые за нее умереть. И это ведь правильно, а? Не только в отношении культур и цивилизаций, но и в отношении каждого из нас. Все-таки готовность жертвовать, а не способность выстраивать теории – стержнеобразующее качество человека.

Да и потом, жизнь - она вносит свои коррективы. Вон как Ницше доумствовался - и Бога похоронил, и милосердие обсмеял, а надорвался, увидев, как кучер бьет лошадку. Обнял ее, заплакал – и никогда уже после этого не вернулся в здравый рассудок.