Жили себе в тяжелых трудах клоун и акробатка в одном очень бедном цирке, за просмотр которого никто не хотел платить и медных грошей. В этом цирке еще был старый пес, которого выавали за дрессированного волка, был петух, которому пристегивали павлиний хвост, была гнусавая шарманка, ручку которой вращал хозяин этого цирка. Хозяин был весьма прожорливым и круглым стариком, который мог бы всех смешить с утра до вечера своей глупостью, но вместо этого он изображал из себя серьезного умника, а чтобы это лучше получалось, предпочитал перед публикой не появляться.
Это был самый обычный день. Повозка с полудохлым мулом остановилась на окраине почти заброшенной деревни. Клоун и акробатка натянули шатер шатер, расставили внутри него складные стулья, с грустью думая, что большая часть из них, как всегда будет пустовать. Тем временем хозяин, трубя в старый горн, ходил по окрестностям и приглашал публику на вечернее представление. За ним следовал пес, который подвывал звуку подобия музыкального инструмента и крику хозяина.
Начало смеркаться. В шатре загорелись керосиновые лампы. Хозяин толкался у входа в шатер с шляпой, в которую публике следовало кидать подаяние. Клоун гриммировался перед треснувшим зеркалом в кибитке. Его подруга разминалась перед выступлением. Каждый день их мучил страх, что совсем никто не явится на их представление. Время в эти мгновения тянулось особенно медленно. Все трое думали в эти моменты о том, чтобы начать зарабатывать на жизнь чем-то другим.
Но вот, из темноты вышла старушка, с мешочком картошки и других овощей. Хозяин выскомерно кивнул, чтобы она оставила мешок у его ног и пропустил её внутрь. Потом приплелся усталый пахарь, от которого разило вином. Он положил хозяину руку на плечо, думал, что бы сказать, но промолчал, и вынул из кармана пару медных монет. Прибежала улыбчивая женщина с растрепанными волосами, в которых застряло сено. Она одарила хозяина корзиной, где были вареные яйца, кусок сыра, печеное мясо. Ей он приветливо улыбнулся. Потом набежал десяток чумазых детей, которые накидали мелочи в шляпу хозяина, который смотрел на них заранее строго. Пришло еще трое нездешних лесорубов с бочонком, к которому по очереди прикладывались. Они щедро одарили хозяина суммами поболее, чем все деревенские вместе взятые. Когда акробатка уже начала ходить на руках, под заунывное бренчание шарманки, в шатер проскользнули еще две женщины, положившие монеты на шарманку.
Акробатка закладывала ноги за голову, высоко подпрыгивала, кувыркаясь в воздухе, прошла по натянутому канату, под замечания публики, что на это совсем не интересно смотреть, ибо канат натянут слишком низко. Через полчаса замечания публики о том, что так и они могут, акробатка ушла со сцены и вышел, курящий большую сигару клоун, у которого дым пошел из ушей. Потом загорелась шляпа, наконец он начал плеваться огнем. Потом он изобразил охоту на петуха-павлина, в итоге которой птица исчезла под одной полой его пиджака, а из под другой появилась тряпичное подобие рождественской индейки, которую он начал, было, есть, но пришла собака в волчьей шкуре с большими ушами, хвостом и пастью, размером с духовку. Этот маскарадный костюм с собаки свалился, под дружный хохот публики. Клоун осмелел, начал показывать зверю, длинный язык, за который пес его немного потаскал по сцене. Потом он превратил подобие жаренного павлина в живого ежа, вокруг которого собака бегала и лаяла, не решаясь съесть. Потом пес задрал ногу и помочился на клоуна, который самодовольно расшаркивался перед публикой, превращая ежа обратно в тряпичную индейку на блюде.
В заключение представления, на сцену вышла гимнастка, только в платье, под которым были мешки с сеном в месте груди и ягодиц. Ресницы её были из павлиньих перьев, глаза размером с блюдца, а нарисованный огромный рот занимал всю остальную часть лица. Она начала кокетничать с клоуном, который совсем растерялся, а потом превратил птицу в большой подсолнух, который был отвергнут женщиной. Потому его снова пришлось превратить в птицу, приготовленную к еде. Кривляясь барышня поглотила этот подарок клоуна, а потом вытащила из-под юбки ленту сосисок. Клоун разрыдался под смех публики, а потом связал бусы сарделек в кольцо и начал крутить ими и жонглировать. Потом превратил их в цветы и они с акробаткой, которая снова вышла к публике в трико принялись их дарить зрителям.
Обычно зрители после этого расходились, похлопав в ладоши из вежливости, унося бумажный цветок, как память о дурацком вечере за грошовую плату.
В тот вечер трое лесорубов никуда не собирались уходить. Они так и остались сидеть на складных треногих табуретах, покуривая свои трубки, попивая пиво их бочонка.
- Если господа желают, - угодливо заговорил с ними толстяк, перестав крутить шарманку. - Мои артисты могут усладить их слух игрой на мандолине и флейте, а так же пением заморских песен, которые вы можете услышать только от нас. Но, господа, это только за отдельную плату...
Он снял шляпу и протянул её угрюмым лесорубам, которые вертели в грубых ручищах хрупкие бумажные цветы. Они переглянулись, потом кинули монеты в его шляпу, и около часа мужчина и женщина, облаченные в одежду на манер аристократов, перекрасив лица, одев другие парики, пели и играли. Когда они исчерпали репертуар, один из лесорубов, откинул опустевший бочонок, выбил давно потухшую трубку и заговорил, грозно глядя на толстяка. Хозяин цирка плохо понимал его язык. Женщина шептала ему на ухо, переводя на его язык разгвор лесорубов.
- Все это было не так уж и плохо! - начал он, обращаясь к товарищам. - Может мне только так кажется, после того, как я потерял счет времени в лесу, а потом на реке, гоняя эти чертовы плоты на лесопилку. Я одного не понимаю, друзья, почему все пожертвования публики идут в шляпу этой свиньи, которая ничего не умеет, только все портит своей мерзкой шарманкой!
- Не нашего ума это дело! - отмахнулся один, засовывая цветок в петлицу.- Идем спать, а то работать завтра...
- Успеешь ты заработать на свой домик на берегу лесного озера! - возразил третий лесоруб. - Мне тоже обидно за этих молодых людей! Они, как мы, работают, и с работой их не каждый их нашего брата справится, а весь их заработок присваивает себе этот бездельник, который весит в два раза больше их двоих. На нашей шее тоже сидит такой землевладелец, который нам кидает жалкие крохи и обещание светлого будущего.
- Вот я и говорю, может сначала с этим поросенком расправимся, а потом возьмемся за большого борова?
Так хозяин цирка в тот вечер был связан лесорубами, брошен на плот и пущен по реке, которая текла в другое королевство, на его родину, где его искали стражи порядка за то, что он когда-то растратил государственные деньги, работая чиновником и бежал. Его нашел один крестьянин, которого он много лет назад несправедливо обобрал. Так он попал в тюрьму, где его заставили тяжело трудиться, до конца жизни.
Лесорубы утром протрезвели, испугались того, что натворили ночью, и пошли работать дальше. А артисты спешно собрались еще ночью и отправились подальше их тех мест, где случилось преступление, возможно убийство с их молчаливого согласия.
Через много лет спустя один из лесорубов, как и мечтал купил себе дом на берегу озера в лесу и охотничьи угодья, а потом еще выгодно женился и сам стал богатым землевладельцем. Теперь уже он нанимал лесорубов и батраков на поля. И в один прекрасный день, на его пороге встала та самая пара артистов - уже потрепанных жизнью, постаревших, оборванных.
- Какого дьявола вы тут делаете? - спросил он их. - Почему вы больше не веселите уставших после тупой работы людей? Куда вы дели шатер, повозку, мула, костюмы, животных?
- Как-то у нас не получается... - глядя в землю пробурчали они. - Мы уже давно работаем на полях или в лесу, так проще и надежнее...
- Когда-то у моего деда были очень дорогие и хорошие часы с боем. И в них жили мыши. Я решил их оттуда прогнать. После этого часы остановились навсегда, и ни один мастер не может их починить. Я совсем не трогал механизм, только аккуратно притравил мышей дымом, потом вытянул оттуда крючком их, заделал дырку. Я так и не понял, в чем там было дело. Так же и мы тогда, поломали механизм этого цирка, который для многих бедняков был единсвенной забавой. Если не видишь необходимости в какой-то детали, то это значит только то, что ты её не видишь, а не то, что она не нужна...
- Так вы дадите нам работу? Мы целых три дня ничего не ели, только шли сюда через горы...
- Для того, чтобы работать в лесу или поле, или на реке вы не годитесь! Я вас, пожалуй, сначала откормлю, но в долг, с процентами, а потом дам вам работу специально для вас - будете веселить моих работников и меня по вечерам.
- Может лучше в поле или прислугой по дому?
- Вы кушайте, но перед этим подпишите долговые расписки...
Летом я с мамой ходила в цирк. Людей перед цирком было очень много. Мы быстро вошли в огромный, яркий шатёр и заняли свои места. Через несколько минут представление началось. Громко заиграла музыка, вспыхнули лампы и на круглую арену в блестящих костюмах вышли акробаты. Они бесстрашно ходили по натянутому канату под самым куполом цирка. Было даже немножечко страшно. После них выступали жонглёры, которые подбрасывали и ловили на лету разные предметы: мячи, кегли, кирпичики. После каждого выступления зрители дружно хлопали в ладоши.
Затем на арену выбежал клоун. У него был круглый красный нос, ярко оранжевый парик и длиннющие ботинки.
Клоун веселил всех своими шутками, а потом вынес большую кастрюлю и стал бросать в зрителей вареными макаронами. Мы с мамой чуть успели увернуться. Вокруг все громко хохотали.
После антракта на манеж вышли огромные слоны. Они шли, держа друг друга хоботами за хвостики. А потом слон поднял хоботом маленькую девочку и посадил себе на спину. Он стоял неподвижно, пока девочка делала на нем разные акробатические трюки. Своё мастерство показали и ламы.
Но больше всего мне понравились дрессированные собачки. Они ходили на задних лапах, танцевали, лаяли под музыку и даже катались на скейте. А дрессировщик угощал их за это конфетами.
Домой мы возвращались весёлые и довольные. И когда к нам в город снова приедет цирк, мы обязательно сходим на представление ещё раз.
Эффективная подготовка к ЕГЭ (все предметы) - начать подготовку
Обновлено: 2016-02-18
Внимание!
Спасибо за внимание.
Если Вы заметили ошибку или опечатку, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
.
Тем самым окажете неоценимую пользу проекту и другим читателям.
Все это случилось осенью в одном небольшом южном городке, жители которого глубоко убеждены, что они живут в центре вселенной, а Минск, Париж, Одесса, Лондон и Харьков - это не что иное, как предместья их собственного города. И конечно, в городе были театр оперетты и цирк шапито.
Весной закрытие зимнего сезона театра, а осенью закрытие шапито воспринимались трагически, как личное оскорбление городу.
Жители этого города справедливо считали, что если городу нельзя иметь собственный планетарий, то уж цирк может работать круглый год, ничего с ним не случится.
В общем, это был хороший город, и в нем был хороший цирк.
Цирк имел брезентовый купол цвета хаки и был виден из любого конца города. Даже из дачной местности...
Собственно говоря, город здесь ни при чем. Просто в нем стоял цирк. И в цирке шло последнее представление летнего сезона...
Впрочем, давайте по порядку...
Во-первых, кто такие Михеевы?
Михеевы - это Гена и Зина, брат и сестра, и Женька. Но Женька им не родственник. Он партнер. И фамилия у Женьки Каблуков, а не Михеев. Но назывались они «Михеевы» вовсе не потому, что Михеевых в номере больше, чем Каблуковых, а потому, что Гена Михеев был существом более организованным, чем остальные партнеры. К тому же он был «нижним». А в-третьих... Впрочем, перечисленного вполне достаточно, чтобы именно Михеев был руководителем номера. И поэтому они назывались «Михеевы».
Честно говоря, иногда Женька думал о том, что, если бы у него была более звучная фамилия, он просил бы объявлять каждого. Ну например: «Зинаида и Геннадий Михеевы и Евгений Изумрудов!» Но так как Женька был все-таки Каблуков, то их и объявляли: «Темповые акробаты артисты Михеевы!»
Женька был человек увлекающийся. Еще на третьем курсе в цирковом училище, когда он начал репетировать номер с Михеевыми, он влюбился в Зину, сестру Гены. Но эта любовь прошла через три месяца, и виновата была в этом Зина. Женька понял, что не может любить человека, которому невозможно вдолбить, что на заднем сальто нужно брать плотную группировку! А так как Зина и не подозревала о том, что Женька был в нее влюблен, «разрыв» прошел незамеченным. Отношения между партнерами остались приятельские, и всех троих это устраивало.
В первом же цирке, где дебютировали Михеевы, Женька навсегда полюбил Клару Гурьеву, дочку коверного клоуна. Однако после того как Клара заявила, что лучшая в мире книга - «Кукла госпожи Барк», а Есенин - «просто душка», Женька понял, что нет в жизни счастья и что он «не создан для блаженства...».
Потом Женька взялся писать стихи. Стихи почему-то получались грустные, с надрывом... Однажды Женька прочел стихи Гене и Зине. Он читал, стоя в одних трусах, босиком на реквизитном ящике в гардеробной. И когда он дошел до строчек:
Вечно я в ленту барьера закован,
Выход отсюда один - за кулисы,
Я вот в тоску, как багаж, упакован.
Вам не понять ли, вы тоже актриса... -
Зина посмотрела на него увлажненными глазами, а Гена сплюнул и сказал Женьке:
Черт знает что нагородил! Какое-то больное творчество!.. Ты бы, Женька, лучше пируэт сальто-мортале отрепетировал! А то такой закорючкой летаешь по манежу, что смотреть противно!
Вечером этого же дня Женька сделал блестящее сальто с пируэтом и, бросив писать стихи, с жаром принялся придумывать какой-то «потрясающий» воздушный номер!
Он вооружился учебником физики для восьмого класса и целыми днями чертил, рисовал и придумывал какой-то сногсшибательный аппарат. Он показал свои чертежи цирковому инженеру, и «гениальное изобретение» отправилось в мусорный ящик. Причем рука, выбросившая чертежи, записи и рисунки, была мужественной рукой самого Женьки.
Цирку Женька был предан неистово.
Репетировали они до одури... Ругались, кричали друг на друга, спорили и блестяще работали на представлениях.
Почти каждый вечер Михеевы просили кого-нибудь из приятелей встать у занавеса с часами и засечь время их работы в манеже.
Темп, прежде всего темп, считали Михеевы.
Четыре минуты двенадцать секунд! - кричали приятели, когда Михеевы выскакивали за кулисы.
Женька, тяжело дыша, хватался за голову.
Какой кретин назвал нас темповыми акробатами, хотел бы я знать? Четыре и двенадцать! Это борьба с удавом, пластический этюд, все, что угодно, но только не темп! Мы ползали по манежу, как сонные мухи!..
Но когда на следующий день раздавался крик очередного хронометражиста: «Четыре и семь!» - мокрый и взъерошенный Женька, задыхаясь, говорил: «Блеск!» - и, не заходя в гардеробную, начинал стаскивать прилипшую к телу рубашку.
Молодцы, партнерчики! - кричал Михеев.
Рады стараться! - отвечали Зина и Женька. И они действительно были очень рады.
Всю последнюю неделю шли дожди.
С утра серой пеленой они окутывали теплый город и к вечеру охлаждали его настолько, что люди зябко ежились в пропитанных влагой плащах, глядя на окружающие предметы сквозь струйки, стекающие с полей шляп.
Намокло шапито. Оно стало густого темно-зеленого цвета и тяжело провисало. Все тросы и канаты, опутывающие цирк, натянулись и, когда кто-нибудь случайно задевал их, издавали долгий грустный звук, роняя на землю сотни прозрачных холодных капель.
Шло последнее представление. Летний сезон заканчивался, и актеры разъезжались по разным циркам.
Закончив свой номер, актеры не бежали, как обычно, в душ, а, наскоро сняв грим, переодевались в старые штаны, рубахи или комбинезоны. Откуда-то вытаскивались ящики, разбирался реквизит, укладывались костюмы. Каждый старался закончить упаковку до конца представления.
Михеевы были в наивыгоднейшем положении. Они работали первым номером. Единственное, что смущало их, это репетиционная лонжа. Лонжа прикреплялась под куполом, и снять ее можно было только после представления.
Ребята, - сказала Зина, - а что, если снять лонжу в антракте?
Блестящая идея! - сказал Гена. - Внимание, Женька! Ты надеваешь униформу и выходишь в антракте в манеж. Я со стороны двора лезу на купол, снимаю лонжу и на веревке сквозь клапан шапито опускаю тебе в манеж. Ясно?
Ясно, - ответил Женька. - Только униформу надеваешь ты, а на купол лезу я.
Какая разница?
Никакой. Просто если ты в прошлом году в Астрахани в сорокаградусную жару заболел фолликулярной ангиной, то сейчас там, наверху, воспаление легких тебе обеспечено...
Ты с ума сошел, Женька!
Он прав, - тихо сказала Зина.
Да ну вас, - отмахнулся Михеев и вышел из гардеробной.
Не забудь взять веревку, - сказала Зина.
Какую веревку? - удивился Женька.
Как какую? Лонжу спустить. Не будешь же ты ее бросать сверху в манеж!
Да-да, конечно. Совсем из головы выскочило. Скучный ты человек, Михеева! Ты все знаешь, все помнишь...
Довольно трепаться, - улыбнулась Зина. - Ищи веревку и лезь на купол.
А где она?
Не знаю, не помню. Где-то здесь, в гардеробной. Ищи сам. Привет!
Женька растерянно огляделся вокруг и нехотя пошарил под столом. Веревки не было. Он заглянул во все углы. «Наверно, в ящике», - подумал он. Ящик был завален старыми костюмами, инструментами и разным барахлом. В довершение всего на ящике стоял репетиционный трамплин. «Конечно, в ящике», - тоскливо подумал Женька и огляделся по сторонам.
На стене висела бухта капронового троса толщиной в палец и длиной метров в тридцать. Трос был предназначен для изготовления новой подвесной лонжи и служил предметом зависти и восхищения всех акробатов. Сплетенный из тоненьких капроновых «жилок», он выдерживал до семисот килограммов «на разрыв».
Женька снял с гвоздя это капроновое чудо и, надев бухту через плечо, сунул в карман комбинезона пассатижи. Нахлобучив на голову старый Зинин берет, он вышел из гардеробной в закулисный коридор, юркнул мимо Михеевых и выскочил во двор.
Шел мелкий противный дождь.
Цепляясь и подтягиваясь руками за канат, свисающий с мачты, Женька по мокрому и скользкому шапито влез наверх, встал ногами на балки и, держась за выступающий конец мачты, немного постоял, переводя дыхание.
Брезентовый купол шапито лежал на двух стальных балках, укрепленных за верхушки форменных мачт. Расстояние между ними было не больше полуметра.
И если бы не было так темно и не шел дождь, Женька не отказал бы себе в удовольствии прошагать во весь рост по брезенту на высоте семнадцати метров.
Но сейчас, совершенно промокший, он этого делать не стал. Он уселся верхом на балки, свесил ноги по обе стороны купола и стал продвигаться к середине гребня шапито.
Рано я влез на купол, - разозлился он, прислушиваясь к хохоту зрителей и истошным воплям коверных клоунов. - Сейчас только кончится реприза, а еще Сатаровы... Они работают минут семь-восемь.
Женька доехал верхом до брезентового клапана и огляделся. Сквозь лиловую темноту позднего вечера и мелкую сетку дождя город искрился дрожащими огоньками и казался очень большим.
Дождь неожиданно прекратился, Женька откинул клапан в сторону. В лицо приятно ударила струя теплого воздуха. «Как в Москве, в ГУМе, когда входишь с улицы...»
Воздушные гимнасты братья Сатаровы! - донеслось до Женьки. Это был последний номер первого отделения.
Женька улегся на брезент между балок. «Как на раскладушке», - промелькнуло у него в голове. Он заглянул вниз, в манеж.
Братья Сатаровы, двое высоких, здоровых парней, сверху казались очень толстыми и короткими. Женька видел только их головы, плечи и носки ног. Женька засмеялся. Но вот Сатаровы дошли до центра манежа, и Женька потерял их из виду.
Стальные тросы всех лонж, растяжки и балки, то есть почти вся, как говорится в цирке, «паутина», крепились за обе балки в том месте, где находился клапан. Они скрещивались, перехлестывались и расходились от клапана вниз, в разные стороны, очень важные, необходимые, слегка провисающие под собственной тяжестью.
Женька протянул руку и потрогал серые теплые витки, намотанные на балки. Он сразу нашел тросик своей лонжи и рядом увидел «восьмерки» и узлы какого-то толстого троса. Один конец этого троса заканчивался петлей, которая висела под самой балкой. Петля троса соединялась с подвесным кольцом блока - чекелем, этакой стальной подковой, через концы которой проходит толстый винт. Он накрепко замыкает подкову чекеля.
Блок принадлежал Сатаровым. Он висел рядом с Женькиным носом и мешал ему смотреть на манеж. Через блок проходил трос от трапеции Сатаровых до лебедки, установленной за кулисами. Кто-то из униформистов включил лебедку, и Женька увидел, как блок, запев тоненькую песню, начал протаскивать сквозь себя трос, поднимая в воздух сидящих на трапеции Сатаровых. Левая балка стала мерно покачиваться. Чем выше лебедка затягивала трапецию с братьями, тем визгливее скрипел блок, сильнее подрагивала балка. Дождь снова начал моросить, и Женька подумал о том, что нужно закрыть клапан. Но он этого не сделал. Он просто подвинулся вперед и, продолжая смотреть на манеж, закрыл собой отверстие. Блок замолчал, трос остановился, но балка продолжала раскачиваться. Сатаровы были где-то рядом, метрах в пяти-шести от него. Но Женька никак не мог устроиться так, чтобы видеть все, что делают Сатаровы.
Женька проверил, не потерял ли он пассатижи, и, поправив веревку на плече, подумал: «Михеич, наверно, раскричится: „Обязательно надо было капроновый трос схватить!.. Сам знаешь, с какими трудностями он нам достался!..“»
Внизу под балкой что-то противно хрустнуло, и блок сбился со своего ритмичного поскрипывания. Женька глянул и вдруг совершенно отчетливо увидел тонкую серебристую полоску трещины на сгибе подковы чекеля. Там, внизу, под Женькой, Сатаровы сделали какой-то трюк, балка качнулась, хруст повторился, и серебряная трещина еще ярче сверкнула кристаллами разрывающегося металла.
Женька понимал, что с каждым новым трюком, с каждым новым рывком трещина будет увеличиваться. Еще два-три раза повторится этот паршивый звук, чекель лопнет, и Сатаровы с двенадцатиметровой высоты полетят с блоком, с трапецией, со всеми растяжками прямо в ряды зрителей.
Женька оцепенело смотрел на маленькую страшную трещинку.
Нужно кричать! Нет-нет... Не нужно кричать. Что же делать?! Вот опять этот звук! Что же делать?
И вдруг все стало на свои места. Все стало сразу ясным и простым.
Не отрывая глаз от расширяющейся трещины, Женька приподнялся и, держа один конец в руках, кинул в темноту всю бухту. Разматываясь, веревка мягко заскользила по мокрому шапито. Трясущимися руками Женька продел веревку в подвесное кольцо блока. Уравняв концы веревки, он попытался просунуть их между брезентом и балкой. Брезент так тяжело и плотно был прижат к балке, что Женьке пришлось отказаться от мысли закрепить капроновый трос рядом с его собственной лонжей. Он намотал капроновый трос на руку и тут же подумал: «Не удержать мне... За мачту бы зацепиться. За мачту!»
Балку качнуло еще раз, и Женька увидел, как чекель стал изменять свою форму, вытягиваясь и разевая серебряную пасть трещины. «Не успеть за мачту...»
Женька сбросил веревку с рук и лежа обмотал ее несколько раз вокруг груди. Свободные концы он пропустил еще раз через блочное кольцо и, завязав их двумя узлами, намотал на левую руку. Затем он повернулся и лег поперек балок, закрыв собой отверстие клапана. Плечами и грудью он лежал на одной балке и животом на другой.
Балка качнулась, и Женька почувствовал, как стал натягиваться капроновый трос. Женька лежал поперек гребня купола, и ноги его свешивались по одну сторону шапито, а голова лежала по другую сторону. Он прижался щекой к мокрому брезенту. «Выдержал бы капрон... хоть бы выдержал!»
Теперь ему не нужно было смотреть в манеж и видеть Сатаровых, трапецию, блок и эту трещину...
«Сейчас рванет! - подумал он, закрывая глаза. - Только бы в клапан не втянуло, а то загремим все вместе...»
Захрустел разрывающийся чекель.
А-а-ах-х!! Со страшной силой Женьку прижало к балкам. «Хорош!» - сказал про себя Женька и почувствовал дикую боль в груди. В горле у него что-то булькнуло, и дышать стало почти невозможно. Женька лизнул мокрый брезент и прислушался. Не было ни криков, ни звука падения. Откуда-то снизу он услышал голос старшего Сатарова: «Ап!» - и на мгновение Женьку прижало еще сильнее. Что-то глухо треснуло у него в груди, и раздались аплодисменты.
Женька закашлялся. Рот наполнился чем-то горячим и соленым. Сплюнув, он торопливо глотнул воздух. Огоньки города, лежавшего под ним, сливались в дрожащие желтые нити.
«Сейчас еще один трюк, - подумал Женька, и страшная тяжесть опять сдавила ему грудь. - Какой длинный номер...»
Аплодисменты он услышал как будто с середины, словно откуда-то вернулся и опоздал к их началу.
Женьку стало подташнивать, и он опять лизнул мокрый холодный брезент.
Двое парней, трапеция, блоки и стальные тросы растяжек весили очень много, но Женька уже почти не чувствовал этой тяжести, а ждал исполнения трюка, - трюка, от которого вес увеличивался вдвое, от которого в груди что-то глухо потрескивало, а рот наполнялся горячим и соленым.
Новый рывок, новая боль и долгие-долгие аплодисменты вернули Женьку откуда-то издалека на купол черного и мокрого шапито...
«Хороший финал у них, этот „двойной обрыв“», - медленно подумал Женька, не открывая глаз.
Затем он услышал, как завизжал блок, опуская Сатаровых в манеж, и нарастающий гул аплодисментов спокойно снял с него громадный вес...
«Хорошо, что мы достали эту капроновую штуку... Это нам просто повезло...» Женька закашлялся, сплюнул и, уютно прижавшись щекой к куполу, почувствовал, что засыпает...
Что с ним?
Перелом пятого, шестого и седьмого ребер, трещина левой ключицы и очень сильные растяжения правого лучезапястного сустава. Возможно, с частичным разрывом связок...
Это надолго?
Месяца на два. Не меньше...
Когда на третий день доктор вошел в палату, он увидел, что Женька лежит неподвижно на спине и держит губами белый целлулоидный мячик от пинг-понга. Затем Женька надул щеки и резко выдул воздух; мячик взлетел вверх почти на метр, и, когда он падал вниз, Женька поймал его ртом.
Каблуков, чем вы занимаетесь?
Женька попытался ответить, забыв, что у него во рту мячик. Он что-то промычал, затем выплюнул и, отдышавшись, сказал:
Тьфу, черт! Чуть не подавился! Знаете, доктор, мне говорили, что во Франции есть человек, который ртом жонглирует тремя такими мячиками... Я думал, врут, а теперь мне совершенно ясно, что это возможно! Противно, но возможно...
Так... - сказал доктор. Он просто не знал, что нужно сказать, и поэтому сказал «так».
Да, доктор! - встрепенулся вдруг Женька. - Совсем забыл спросить вас, я долго здесь проваляюсь? Только честно!
Доктор очень внимательно посмотрел на Женьку.
Честно? Я думаю, не больше месяца, - совершенно честно сказал доктор и вышел из палаты.
Давно ли, вы были в Цирке?
Спросите ребенка, куда он предпочтет пойти, например, в кино, театр, оперу или цирк...
Ведь "устами младенца глаголит истина", не правда ли?
Красочное и яркое зрелище не может оставить никого равнодушным к этому виду искусства.
А искусство это возникло сравнительно недавно, несмотря на то, что герои этого представления существовали за долго до того как появился, так называемый цирк!
Цирк происходит от латинского слова circus, что обозначает круг, и это неслучайно! Цирковая арена предназначалась для конной акробатики, которая по сути является первым цирковым трюком. Основатель цирка Филип Астлей был английским цирковым артистом и блестящим наездником. В 1770 году, в Лондоне, он основал Школу верховой езды, где показывались так же конные представления.
Огородив натянутыми веревками территорию для выступлений, Астлей в красной куртке, коротких штанах из чертовой кожи и треуголке с плюмажем (в слегка измененном виде костюм этот станет в последствии униформой наездников), под звуки оркестра, состоящего из двух флейт и барабана, в который била миссис Астлей показывал лондонцам вольтаж на одной и двух лошадях.
В 1780 году Астлей построил манеж под открытым небом, окруженный крытыми трибунами, который получил название "Амфитеатр Астлея". В этом году на манеже дебютировал его десятилетний сын Джон.
Вдобавок к конно-акробатическим номерам, он ввел в свое представление канатных плясунов, прыгунов, акробатов, жонглеров, пантомиму и впервые появляются цирковые клоуны.
Эти представления и стали праобразом современного цирка.
Верховая езда оставалась центральным выступлением в цирке, в течение более чем ста лет. И участвовали в этом шоу не только мужчины но и женщины.
На этой картинке показано, как нелегко приходилось наездницам Эдвардианской эпохи. Женщина-всадник должна была не только выполнять все прыжки и трюки верхом, но и быть затянутой в тугой корсет сидя боком на лошади, что значительно ограничивало ее движения и при этом в огромной шляпе с перьями (не буду перечислять все элементы, которые лепились на эти шляпы), надежно крепившиеся на голове несколькими крупными и жесткими шпильками. Она всегда должна была оставаться элегантной и изящной.
Канатоходцы, как их часто называли, было обычным зрелищем на ярмарках по всей Европе от Средневековья до 18-го века. Эта знаменитая голландская девушка одетая в мужскую одежду конца 17 века. Камзол, чулки и поверх чулок стеганые штанишки на ватной подкладке, шарообразной формы с разрезами (О-де-шосс), которые были популярны в мужской одежде 16 века. А почему в мужской? Да очень просто, девушки того периода носили юбки, представляете, смотрите вы вверх и что вы видите?, а в то время, в принципе, и нижнего белья не было, наверно это шоу называлось бы по-другому! Ну и формы юбок в моде росли в разные стороны, вот и наряд этот позволял ей двигаться легко, и защищал ее скромность. Хотя знаменитая канатоходец 19-го века, Мадам Саки выполняла свои номера в юбке.
Мадам Саки выступала на арене с пятилетнего возраста. Приехала в Париж с родителями, бродячих актеров и ярмарочных плясунов Жана Батиста Лаланна и Элен Масгомьери. У её отца, под именем Navarin le Fameux, брал уроки танца брат короля Людовика XVI граф д’Артуа.
В 1816 открыла собственный театр на парижском бульваре дю Тампль. Театр Мадам Саки (официально он назывался Театром акробатов) давал представления до 1830.
Мадам Саки продолжала танцевать на проволоке до 75 лет.
ЛЕОТАР (Leotard), Жан Мари Жюли (1830-70). Он был французским цирковым артистом и первым воздушный гимнастом. Леотар создал номер "Полет с трапеции на трапецию", другое его великое наследие является частью одежды, названную его именем: (с англ. the leotard) трико, то есть сегодняшний купальник. Оригинальный купальник был трикотажным костюмом. Это позволяло свободу передвижения и не представляло опасности запутаться одежде в веревке.
Жан Мари Жюли в 1859 дебютировал в цирке Наполеона в Париже. И приобрел широкую известность в Европе.
(Еще парочку костюмчиков Леотара.)
Не могу не сказать о красивом мальчике со светлыми вьющимися волосами и не боящимся высоты, это Уильям Леонард Хант, или как его называли Эль-Ниньо Фарини. Он родился Wasgate где-то в штате Мэн, США, в 1850-х годах и был сиротой, который был принят, и обучен известным канатоходцем Гильермо Антонио Фарини.
Эль-Ниньо (в переводе с испанского"мальчик") в 1886 году, ему было всего 10, окончательно шокировал публику своим номером называющимся "Le Tambour Aerial" - воздушный барабанщик. Он держась шеей за канат и раскачиваясь, умудрялся солировать на барабане.
В 17 веке диких животных можно было увидеть на ярмарках, а в 1793 году человек по имени Пидкока создал обмен животных в Лондоне.
Если перевести английское слово clown, то это будет деревенщина, невоспитанный, неотёсанный человек, в основном клоунами, такие и были, бедняки и пьяницы, отсюда и взялся традиционный красный нос.
(эти клоуны скорее напугают, чем насмешат!)
Клоун Август, начало 19 го столетия
Клоунесса
Клоун Франк Бэйл со своим шоу « обезьяна и собака»
Середина 20го столетия
Клоун "Richo", 1957-59
И еще немножко картинок и фотографий из цирковой жизни.
Здравствуйте, друзья! Вы уже ходили с малышом в цирк? Мы на прошлой неделе первый раз сводили Веронику в цирк. И в связи с этим решила провести для нее тематическое занятие на тему цирка. Вероника, как и все дети, любит животных, поэтому занятие получилось интересным и веселым. Если и вашему ребенку интересна тема животных, то прочитайте статью «Тематическое занятие «Животные на ферме».
Смотрим презентацию «Детям о цирке»:
Развитие речи
После просмотра презентации обсудите с ребенком, что ему понравилось в ней. Если вы уже были в цирке, вспомните, что вы там видели.
Прочитайте стихотворение и обсудите его.
Цирк
З.Торопчина
В цирке вновь аттракцион.
Выступают тигры, слон,
Акробаты и атлеты...
Покупай скорей билеты!
Ждут вас редкие таланты —
Циркачи и музыканты.
Здесь артисты — звери, люди,
И скучать никто не будет!..
На арене — яркий свет,
В зале мест свободных нет.
Вышел клоун — вот потеха!
Умирают все от смеха.
Акробатка так прекрасна!
Но под куполом опасно,
Да ещё вниз головой.
Зритель замер, чуть живой.
Быстроногие лошадки
Лихо мчатся по площадке,
А на них джигиты-асы
Совершают выкрутасы.
Вот загадка для людей —
Фокусник и чародей:
Показал пустой мешок —
Через миг там — петушок!
Все команды ловко, быстро
Исполняют львы-артисты,
Обезьяны, тигры, кошки...
Всем похлопаем в ладошки
За приятное волненье,
За талант и за уменье!..
Цирк везде, на всей планете
Любят взрослые и дети!
Мелкая моторика
