Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » Значение пословицы перед смертью не надышишься. Перед смертью не надышишься

Значение пословицы перед смертью не надышишься. Перед смертью не надышишься

Все-таки человек — патологически недоверчивое существо. В молодости он не верит, что существует здоровье, в зрелости не хочет знать, что старость неминуема, а в старости игнорирует тот факт, что смерть может прийти в любой момент — хоть сегодня к ужину. Он, конечно, знает, что так бывает, в книжках читал. Знает, но не верит. Если бы верил — жил бы иначе.

«Ну, ладно, — думает молодой недоверчивый человек. — Со здоровьем как-нибудь договорюсь. Таблеточки попью, операцию вовремя сделаю, все проблемы решаемы».

«Ну, ладно, — думает зрелый недоверчивый человек. — Старость, конечно, не радость, но и не катастрофа. Вот сейчас еще немного накоплю денег, буду ездить, мир смотреть, да и вообще — есть еще шанс умереть молодым».

«Ну, ладно, — думает старый недоверчивый человек. — Смерть может прийти завтра, а может через десять лет, поэтому лучше о ней вообще не думать…»

Патологически недоверчивый человек уверен, что грядущая старость — это просто возраст, утрата внимания со стороны противоположного пола и прогрессирующий дефицит здоровья.

Но старость — это нечто гораздо более неприятное. Настоящая старость — это процесс обрубания связей. Причем на этот раз не ты их обрубаешь, а они тебя.

Сначала уходят бабушки и дедушки. Потом уходят родители, тети, дяди, девери, золовки и прочие пернатые семейного гнезда. Затем — куда-то вдруг исчезают партнеры по бизнесу и попутчики по карьере. Они еще живы, но их уже нет, они были с тобой только потому, что ты был тем, кем ты был. Затем приходит время хороших знакомых, настоящих друзей, братьев, сестер, жен, мужей и не дай бог — детей. Ты все чаще ходишь на кладбище — хоронить, поминать, а то и просто погулять. Ты больше не скорбишь об очередной утрате, потому что в своевременной смерти для тебя уже давно нет никакого трагизма. Тебе уже жалко не их, мертвых, а живого себя. Преобладающим чувством становится удивление: «А что я вообще тут делаю?»

В какой-то момент ты просто перестаешь понимать этот мир. Все твои — уже там, реальность изменилась до неузнаваемости, она чужая, тебе в ней больше нечего делать. Какие-то новые технологии, которые уже поздно осваивать, какие-то новые правила жизни, которые реально бесят, даже звезды эстрады и кино все сплошь незнакомые. Все это вытесняет тебя на периферию жизни — которая и есть старость. Остатки здоровья становятся обузой, а долголетие — проклятием. Хочется лишь одного — сдаться без боя. Чтобы это был мгновенный инфаркт, а не мучительная онкология или затяжная болезнь Альцгеймера. А если комфортной смерти ты пока не заслужил — то уж лучше и правда в дом престарелых. Там, по крайней мере, ты не будешь одинок.

Настоящая старость — это контекстуальный синоним парализующего одиночества, демоверсия адской муки. Как бы человек ни выпендривался, как бы ни строил из себя высокоразвитого эгоиста, он все равно остается бесплатным приложением к мощному траффику вселенской любви.

И когда тебя больше некому загружать, когда ты выпадаешь из этого потока — вот тут и наступает всепоглощающая старость. Средство от этой муки, конечно, есть, но оно труднодоступно. Потому что патологически недоверчивый человек не верит в то, что у вселенского потока любви есть источник, который открыт для всех и неиссякаем. Даже если знает — не верит. Если бы верил — жил бы иначе.

Я видел много старых людей. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Но еще больше я видел людей молодых. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Недавно, например, я встретил дядю Сашу — очень молодого человека семидесяти пяти лет. Это было в деревне Свапуще Тверской области. Мы с друзьями в тот день совершали велопокатушку вокруг озера Селигер. Дядя Саша легко обогнал нас и припарковал свой велосипед возле местного сельмага — запастись едой на вечер. Это был уже двенадцатый день его путешествия, за это время он проехал 860 км по Новгородской, Псковской и Тверской областям. И такие подвиги он совершает раз в 2-3 месяца. Например, предыдущий марш-бросок был из Москвы в Челябинск. Куча друзей по всей стране, отличное самочувствие, стопроцентный контакт с реальностью и никакой старости.

Опыт общения с этими людьми научил меня не бояться шестидесяти лет, семидесяти лет, восьмидесяти лет. Я понял, что старости, на самом деле, не существует — стоит только это понять. Мы всегда на связи с тем, кто сказал: «Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною».

Последние годы нашей жизни — это всего лишь еще один шанс эту связь восстановить. Последняя возможность решить главную задачу своей жизни в досудебном порядке. Но кто сказал, что последние годы, месяцы, дни нашей жизни — они где-то там, в старости, а не здесь и сейчас? Недавно я общался с одним патологоанатом и он мне признался: «Человек на редкость глуп и беспечен. Морг — это то самое место, где отрицать этот факт невозможно. И ты знаешь — как только приходит вот это понимание, что человек не столько злодей, сколько дурачок — жить становится гораздо легче».

Я уже давно смирился с тем, что я глуп и беспечен. Я знаю, что перед смертью не надышишься, а все равно зачем-то дышу этим сладким ядом бессвязной жизни. Я ведь тоже патологически недоверчивый человек. Знаю, но не верю. Если бы верил — жил бы иначе.

Трамп не обсуждал украинские проблемы с союзниками США в ходе своего зарубежного турне. Нигде не обсуждал: ни на саммите НАТО, ни в Италии, ни в Саудовской Аравии на встрече лидеров стран арабо-мусульманского мира. Союзники тоже не обсуждали. Им не до того. Им надо думать где брать деньги на содержание НАТО (США заставляют платить). Куда тут ещё о вечно финансово-недостаточной Украине думать. В дополнение ко всем огорчениям ещё и руководитель РУМО генерал-лейтенант Винсент Стюарт заявил, что США не считают Украину своим союзником.

Радостно, но тихо вспоминают об Украине только Польша и Франция. Они счастливы, что отвечать за всё, что наворотил ЕС, совместно с администрацией Обамы предстоит бедолаге Меркель, которая и вынуждена периодически общаться с Петром Порошенко. Одного боятся Макрон и Дуда – чтобы госпожа федеральный канцлер и неформальный лидер ЕС не дай Бог не вспомнила, что Нормандский формат был организован по инициативе французского президента, а все польские лидеры постсоветской эпохи объявляли Варшаву «главным адвокатом Украины». А то ещё предложит разделить ответственность на троих. Кстати Польша не так давно рвалась в нормандский формат.

Впрочем, похоже, что Меркель считает более продуктивным дождаться внутреннего краха режима Порошенко, которого уже додавливают местные нацисты. Во-первых, тогда благородная старушка сможет укоризненно попенять своему юному французскому партнёру и чуть более зрелому польскому «адвокату» Киева за то, что она одна билась как рыба об лёд пытаясь не допустить худшего. Разве, что ещё Путин периодически говорил федеральному канцлеру слова утешения.

Во-вторых, поскольку переход Украины из состояния порошенковщины (этакой пародии на пиночетовщину, выполненную в неповторимом национальном стиле) в состояние махновской бандеровщины (или бандеровской махновщины), больно ударит по интересам и авторитету всего ЕС и не может быть им проигнорировано, после падения режима Порошенко Меркель сможет претендовать на роль всеевропейского гуру, прописывающей общеевропейскую украинскую политику на основании только ей известной истины.

В-третьих, объединив, под своим патронатом Европу и рассчитывая, что занятые в Сирии более важными делами США не найдут времени и ресурсов и не проявят желания нагрузить на себя ещё и эту проблему, Меркель сможет договариваться с Россией, от имени ЕС, но в интересах Германии пытаясь приторговывать Украиной.

В идеале, у неё может получится тот же фокус, который провернул Трамп, заставив европейцев платить за содержание американских войск и инфрастурктуры в Европе в рамках НАТО, покрывать значительную часть расходов самого блока, резко нарастить национальные военные расходы, да ещё и обязаться более активно выполнять союзнические обязательства в рамках военных мероприятий США в разных точках планеты. Впрочем у Германии амбиции куда более скромные. Меркель вполне устроит, если репарации России, в рамках финансирования вывода остатков населения Украины из состояния гуманитарной катастрофы заплатят поляки, прибалты и «прочие шведы», возможно даже вместе с практически непричастными французами, а дивиденды от налаживания конструктивных отношений с Москвой получит Германия, подтвердив и укрепив тем самым (не без коммерческой выгоды) своё всеевпропейское лидерство.

Фокус может не пройти. В Европе все (не одна Германия) любят решать свои проблемы за чужой счёт. Но и тогда Меркель окажется во главе всеевропейского синклита, пытающегося повесить ободранную и обглоданную тушку Украины на российский баланс. Конечно, это внесёт некоторую неприятную напряжённость в отношения с Москвой. Но договариваться-то всё равно придётся.

Если федеральный канцлер и коллеги-лидеры «старой Европы» не смогут найти достаточных аргументов и убедить Путина «проявить человечность и гуманность» и убрать за ними на Украине, то можно будет попробовать предложить ему в довесок, что-нибудь из «новой Европы». Всё равно эти наглые неофиты идут по пути Киева (только не так быстро): дружат с США, требуют у «старой Европы» всё больше денег на свои нужды и быстро деградируют к состоянию несостоявшихся государств и атомизирующихся обществ.

Так что идея, всучить России заодно с Украиной и бывший социалистический лагерь может оказаться хоть и труднореализуемой, но достаточно продуктивной с токи зрения ядра ЕС. В конце концов, разговоры о «Европе разных скоростей», подразумевающие создание в рамках ЕС глубоко-интегрированного объединения «старых Европейцев», что позволит вынести неофитов за скобки настоящей Европы, стали в последние месяцы на диво популярны не только среди евроскептиков, но и в среде самых что ни на есть глобалистов-еврооптимистов.

Понятно, что Россию ожидает долгий и сложный переговорный процесс, в ходе которого необходимо будет и свои интересы защитить, и гуманитарные интересы своих граждан, из которых едва ли не половина имеет на Украине родственников учесть, и рассадник нацизма на своих границах ликвидировать, и неподъёмные обязательства на себя не взвалить. Тем боле, что для Москвы, как и для США принципиальную важность имеет ближневосточный кризис (разбивающийся на главный на сегодня – сирийский, а также ливийский, йеменский и сопутствующие кризисы, часть из которых ещё даже не проявились).

Кроме того, второй, но не менее важный приоритет, сохранение стабильности в постсоветских государствах Средней Азии, стимуляция их интеграционной активности в рамках структур ЕАЭС, а также стабилизация ситуации в Центральной Азии (включающей, кроме среднеазиатских государств, Афганистан, Пакистан, Запад Индии и Восток Ирана). С последующим вписыванием всего этого в общий российско-китайский интеграционный проект Большой Евразии, от Атлантики, до Тихого океана.

Как видим в этом комплексе совпадающих и конкурирующих интересов великих держав и их региональных союзников, Украине отведена исключительно страдательная роль. Не ей одной, но ей в первую очередь. Поскольку и в политическом, и в экономическом, и в военном смыслах, Киев для любого своего потенциального партнёра представляет обузу полное его игнорирование соседями не происходит по причинам не столько рационального, практического, сколько личностного и гуманитарного характера. России приходится учитывать общую государственную традицию, результатом которой стали миллионы личных связей граждан РФ и Украины. Германии и ЕС в целом не удалось заставить мир забыть о своей роли в навязывании Украине концепции «евроинтеграции». Без заинтересованного участия Европы, сами США не смогли бы мотивировать украинцев даже к первому майдану, не говоря уже о втором – не было бы цивилизационной перспективы (не обещать же им, что станут 51-м штатом Америки).

Однако, если с фактом наличия Украины (пусть уже и не государства а территории, на которой несостоявшаяся политическая нация ведёт гражданскую войну на уничтожение себя самой (или хотя бы одной из своих несовместимых частей), то считаться с её интересами, тем более с интересами её политиков, никто не намерен. По одной простой причине – их очевидная политическая импотентность делает бессмысленными и даже вредными любые договорённости с ними.

После переворота прошло три года, а системные украинские политики е только не смогли уничтожить нацистов, несущих опасность прежде всего их интересам, но попали от них в полную зависимость. Порошенковский режим допустил ту же ошибку, что и режим Януковича. Пётр Алексеевич, вслед за Виктором Фёдоровичем решил, что может приручить нацистов и использовать их в своих интересах. Только Янкович и компания поддерживали их финансово, а Порошенко публично солидаризовался с их идеологией позволил им бесчинствовать на улицах украинских городов, преследуя и репрессируя не только антифашистские и пророссийские силы, но и любых «недостаточно патриотичных» (с нацистской точки зрения) граждан. Попутно нацисты осуществляли силовое подавление оппозиции официальной власти в Донбассе при помощи военной силы, на остальной территории Украины при помощи внесудебных репрессий, вплоть до политических убийств.

В результате, силовые структуры, государственные и административные органы и так оказавшиеся полупарализованными в ходе переворота ноября 2013 – февраля 2014 года (известно как второй майдан) были окончательно уничтожены и разрушены. Нацисты были инфильтрованы на ключевые посты в среднем и низшем звеньях всех сколько-нибудь значимых структур. Они же стали единственной реальной вооружённой силой в стране. Примерно с осени 2015 года Порошенко является президентом только милостью нацистов, не спешащих его свергать. То же относится к парламенту и правительству. Даже жалкая сервильная оппозиция из бывших регионалов жива лишь до тех пор, пока нацисты не решили, что её пора вырезать.

В таких условиях, пространство для дипломатического манёвра режима свернулось в точку. С ним бы может быть и говорили бы как с меньшим злом и даже попытались бы поддержать на какое-то время, но для этого он должен был бы продемонстрировать свою способность к выживанию.

Если у кого-то оставались сомнения по поводу перспектив режима Порошенко, то за первую половину 2017 года Пётр Алексеевич их окончательно разрушил. Поддержав в марте им же заклеймённую в яваре блокаду угля Донбасса, он покатился по наклонной плоскости всё больше впрягаясь в реализацию внутри- и внешнеполитической программ самых оголтелых нацистских сил. В этом ряду стоят и блокада, а затем запрет российских банков, и прерывание грузового железнодорожного сообщения между Россией и Украиной, и запрет российских социальных сетей, российской книги, российских почтовых сервисов поисковиков, и запрет георгиевской ленточки, и рекомендации прервать общение с родственниками, проживающими в России, и декларация намерения разорвать пассажирское железнодорожное сообщение, и попытка фактического законодательного запрета деятельности УПЦ МП, неудачная, но не последняя.

Все эти действия получили (или ещё получат) одобрение и поддержку Порошенко. Все они укрепляют нацистов, делают их единственной и безальтернативной властью, стоящей даже выше закона, ибо законом завтра становится то, что нацисты реализовывали уже вчера (как, например, было с избиениями людей, носящих георгиевскую ленточку за несколько лет до того, как она официально попала под запрет). Власть демонстрирует свою неспособность остановить нацистов и готовность им подыгрывать.

Но Порошенко – не Гитлер. Тот был лидером германских нацистов, вёл их за собой, диктовал им программу и формировал из взгляды. Порошенко лишь лакейски выполняет требования и программу украинских нацистов. Они его не считают своим, они ему не верят, они его ненавидят, они его готовы уничтожить, как только он перестанет быть полезным.

Он практически перестал быть полезным. Денег Запад под него не даёт, в политической, дипломатической и военной помощи режиму отказывает. Нацисты справедливо считают, что не только убивать несогласных, но и воровать то, что плохо лежит, делить в свою пользу чужую собственность, они могут не хуже Порошенко и чудесно без него справятся. Поэтому они заговорили о грядущей «ночи длинных ножей» и вспомнили о своём «праве» решать дискуссионные вопросы при помощи автомата. Порошенко больше не может дать им то, что они не могли бы взять без него.

Итак, с Порошенко говорить бессмысленно, а с идущими ему на смену нацистами не только не о чем, но ещё и неприлично. Остальные легальные политические силы на Украине можно квалифицировать либо как неполноценного Порошенко (и их ждёт судьба Порошенко), либо как неполноценных нацистов. Из этих большинство примкнёт к нацистам и станет полноценными.

Как ни парадоксально, но у Порошенко остался один потенциальный партнёр по переговорам – ДНР/ЛНР. Нацисты враги Порошенко, но нацисты враги и республик. И республики, и Порошенко являются участниками минского процесса. Договорённости не нравятся и одним, и другим, но альтернатива – война, к которой стремятся нацисты. Порошенко не желает признавать легитимность властей республик и пытался уничтожить их, опираясь на нацистов, но ныне цивилизованный мир готов признать утратившим легитимность самого Порошенко, власть которого нацисты имеют куда больше шансов ликвидировать, чем нанести ущерб власти республик.

Кроме того, уже даже либеральная часть майдана начинает замечать нацистов на Украине и боится их. Украинское общество хочет завершения войны и не хочет нацистской диктатуры. Успешные переговоры с республиками, реальное прекращение военных действий и переход к полноценному урегулированию позволили бы Порошенко хотя бы временно получить общественную поддержку, вновь, пусть и на короткий период (до ликвидации нацистской угрозы) став меньшим из зол.

Кроме того, ликвидация нацистской угрозы и урегулирование кризиса в Донбассе именно то, чего требуют от Украины и Европа, и Россия. Сумей Порошенко добиться прорыва на этом направлении, с ним бы опять начали говорить и даже поддержали бы его. Конечно, потом ему всё равно пришлось бы уйти – слишком много преступлений он совершил. Но, во-первых, в тюрьме лучше, чем в могиле, а, во-вторых, за вклад в победу над украинским нацизмом мог бы попытаться себе и амнистию выторговать.

Конечно сегодня союз киевской власти с ДНР/ЛНР против украинских нацистов – крайне рискованный для Порошенко ход, но других вариантов у него всё равно нет.

Впрочем, как показывают практика и опыт, Порошенко будет сидеть и ждать, что нацистская угроза сама рассосётся, так же как Янукович сидел и ждал, что сам рассосётся майдан. Только вот не всем везёт вовремя удрать.

Дмитрий Соколов -Митрич о синдроме парализующего одиночества, старости и адских муках

Все-таки человек - патологически недоверчивое существо. В молодости он не верит, что существует здоровье, в зрелости не хочет знать, что старость неминуема, а в старости игнорирует тот факт, что смерть может прийти в любой момент - хоть сегодня к ужину. Он, конечно, знает, что так бывает, в книжках читал. Знает, но не верит. Если бы верил - жил бы иначе.

«Ну, ладно, - думает молодой недоверчивый человек. - Со здоровьем как-нибудь договорюсь. Таблеточки попью, операцию вовремя сделаю, все проблемы решаемы».

«Ну, ладно, - думает зрелый недоверчивый человек. - Старость, конечно, не радость, но и не катастрофа. Вот сейчас еще немного накоплю денег, буду ездить, мир смотреть, да и вообще - есть еще шанс умереть молодым».

«Ну, ладно, - думает старый недоверчивый человек. - Смерть может прийти завтра, а может через десять лет, поэтому лучше о ней вообще не думать…»

Патологически недоверчивый человек уверен, что грядущая старость - это просто возраст, утрата внимания со стороны противоположного пола и прогрессирующий дефицит здоровья.

Но старость - это нечто гораздо более неприятное. Настоящая старость - это процесс обрубания связей. Причем на этот раз не ты их обрубаешь, а они тебя.

Сначала уходят бабушки и дедушки. Потом уходят родители, тети, дяди, девери, золовки и прочие пернатые семейного гнезда. Затем - куда-то вдруг исчезают партнеры по бизнесу и попутчики по карьере. Они еще живы, но их уже нет, они были с тобой только потому, что ты был тем, кем ты был. Затем приходит время хороших знакомых, настоящих друзей, братьев, сестер, жен, мужей и не дай бог - детей. Ты все чаще ходишь на кладбище - хоронить, поминать, а то и просто погулять. Ты больше не скорбишь об очередной утрате, потому что в своевременной смерти для тебя уже давно нет никакого трагизма. Тебе уже жалко не их, мертвых, а живого себя. Преобладающим чувством становится удивление: «А что я вообще тут делаю?»

В какой-то момент ты просто перестаешь понимать этот мир. Все твои - уже там, реальность изменилась до неузнаваемости, она чужая, тебе в ней больше нечего делать. Какие-то новые технологии, которые уже поздно осваивать, какие-то новые правила жизни, которые реально бесят, даже звезды эстрады и кино все сплошь незнакомые. Все это вытесняет тебя на периферию жизни - которая и есть старость. Остатки здоровья становятся обузой, а долголетие - проклятием. Хочется лишь одного - сдаться без боя. Чтобы это был мгновенный инфаркт, а не мучительная онкология или затяжная болезнь Альцгеймера. А если комфортной смерти ты пока не заслужил - то уж лучше и правда в дом престарелых. Там, по крайней мере, ты не будешь одинок.

Настоящая старость - это контекстуальный синоним парализующего одиночества, демоверсия адской муки. Как бы человек ни выпендривался, как бы ни строил из себя высокоразвитого эгоиста, он все равно остается бесплатным приложением к мощному траффику вселенской любви.

И когда тебя больше некому загружать, когда ты выпадаешь из этого потока - вот тут и наступает всепоглощающая старость. Средство от этой муки, конечно, есть, но оно труднодоступно. Потому что патологически недоверчивый человек не верит в то, что у вселенского потока любви есть источник, который открыт для всех и неиссякаем. Даже если знает - не верит. Если бы верил - жил бы иначе.

Я видел много старых людей. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Но еще больше я видел людей молодых. Одним было двадцать лет, другим сорок, третьим восемьдесят. Недавно, например, я встретил дядю Сашу - очень молодого человека семидесяти пяти лет. Это было в деревне Свапуще Тверской области. Мы с друзьями в тот день совершали велопокатушку вокруг озера Селигер. Дядя Саша легко обогнал нас и припарковал свой велосипед возле местного сельмага - запастись едой на вечер. Это был уже двенадцатый день его путешествия, за это время он проехал 860 км по Новгородской, Псковской и Тверской областям. И такие подвиги он совершает раз в 2-3 месяца. Например, предыдущий марш-бросок был из Москвы в Челябинск. Куча друзей по всей стране, отличное самочувствие, стопроцентный контакт с реальностью и никакой старости.

Опыт общения с этими людьми научил меня не бояться шестидесяти лет, семидесяти лет, восьмидесяти лет. Я понял, что старости, на самом деле, не существует - стоит только это понять. Мы всегда на связи с тем, кто сказал: «Если кто услышит голос Мой и отворит дверь, войду к нему и буду вечерять с ним, и он со Мною».

Последние годы нашей жизни - это всего лишь еще один шанс эту связь восстановить. Последняя возможность решить главную задачу своей жизни в досудебном порядке. Но кто сказал, что последние годы, месяцы, дни нашей жизни - они где-то там, в старости, а не здесь и сейчас? Недавно я общался с одним патологоанатом и он мне признался: «Человек на редкость глуп и беспечен. Морг - это то самое место, где отрицать этот факт невозможно. И ты знаешь - как только приходит вот это понимание, что человек не столько злодей, сколько дурачок - жить становится гораздо легче».

Я уже давно смирился с тем, что я глуп и беспечен. Я знаю, что перед смертью не надышишься, а все равно зачем-то дышу этим сладким ядом бессвязной жизни. Я ведь тоже патологически недоверчивый человек. Знаю, но не верю. Если бы верил - жил бы иначе.