Почему швабрин вызвал на дуэль. Сочинение на тему «Что защищал Гринев на дуэли со Швабриным
«Капитанская дочка» – произведение А. С. Пушкина о чести, достоинстве и, конечно же, любви. Одна из ярких сцен произведения - дуэль Гринева и Швабрина.
Причины дуэли
Алексей Швабрин был инициатором дуэли. Но его истинные мотивы заключались не в том, что Петр задел его честь, а в том, что он хотел избавиться от Петра, как можно скорее сделать так, чтобы Гринев покинул крепость. Он видел зарождающиеся чувства между Машей и Петром. Но основная причина для дуэли - вовсе не любовь или ревность, не задетая честь, а тщеславие, расчетливость, мстительность Швабрина. Он хотел наказать девушку, которая ответила ему отказом на предложение руки и сердца. Поэтому повод для дуэли оказался совершенно надуманным - Гринев сочинил небольшую любовную песенку, а Швабрин зацепился за имя в нем. Он наговорил Гриневу о Маше гадостей, но Петр понял, что это клевета, и назвал Швабрина мерзавцев. Таким образом, Швабрин сам стал инициатором ситуации, в которой дуэль оказалась неизбежна.
Неудавшаяся попытка
С первого раза провести дуэль не удалось. На дуэли обязан быть секундант. Но Иван Игнатьич, которого попросил об этом Гринев, отказался. Он мотивировал это тем, что Швабрина не жалко. а вот его подлость очевидна, а может случиться так, что Гринев пострадает. Старый поручик не хотел участвовать в том, что могло принести несчастье. Он настоятельно рекомендовал Гриневу отказаться от этой затеи.
В то утро, когда дуэлянты встретились, готовые к сражению, поручик явился на место дуэли с пятью инвалидами. Шпаги были отняты и спрятаны. Василиса Егоровна отчитала Гринева и Швабрина. У всех создалось впечатление, что конфликт исчерпан.
Но вскоре Маша рассказала ему о том, что раньше Швабрин сватался к ней, но он ей неприятен, и она отказала ему. Тогда для Гринева открылись истинные мотивы нападок Швабрина. Его решение участвовать в дуэли стало еще тверже.
Ход дуэли
Но поединок Гринева и Швабрина все-таки состоялся. Швабрин был настроен решительно. Он улучил момент, когда Гринев был один дома, за ним никто не следил. Швабрин был уверен, что Гринев не опытен в вопросах битвы на шпагах, но уроки французского учителя не прошли зря. Петр орудовал шпагой смело и уверенно. К тому же Гринев превосходил Швабрина по молодости и здоровью, и когда Швабрин уже устал, Петр был еще полон сил и энергии. У Петра были все шансы победить, но внезапно его окликнул Савельич. Петр обернулся, а Швабрин воспользовался возможность и подло нанес удар «в спину», когда противник был беззащитен и отвлечен.
Петр пролежал несколько дней без сознания, но очнувшись все же простил Швабрина. А вот Алексей не проявил достоинства, и откровенно донес отцу Пети на то, то случилось в крепости. Отец был разъярен и потребовал перевести сына как можно дальше от Белгорода.
Швабрин уже давно зарекомендовал себя как подлый, невоспитанный человек с некрасивым и бесчестным поведением. Гринев никогда не был выдающимся борцом за справедливость, но все же его поступки говорят о том, что для него важна честь собственная и честь любимой девушки, что он не трус не бежит от обстоятельств.
Таким образом, в произведении «Капитанская дочка» поднимаются вопросы чести и достоинства. А. С. Пушкин на ярком контрасте характера и поведения персонажей показывает, что для одних честь и любовь значат много, а для других это лишь пустые слова.
Данная статья поможет грамотно написать сочинение на тему «Дуэль Гринева и Швабрина», кратко описать ход событий, причины и исход дуэли, показать, насколько по-разному относятся к понятию «честь» и «достоинство» такие персонажи, как Швабрин и Гринев.
Полезные ссылки
Посмотрите, что у нас есть еще:
Тест по произведению
— Ин изволь, и стань же в позитуру.
Посмотришь, проколю как я твою фигуру!
Прошло несколько недель, и жизнь моя в Белогорской крепости сделалась для меня не только сносною, но даже и приятною. В доме коменданта был я принят как родной. Муж и жена были люди самые почтенные. Иван Кузмич, вышедший в офицеры из солдатских детей, был человек необразованный и простой, но самый честный и добрый. Жена его им управляла, что согласовалось с его беспечностию. Василиса Егоровна и на дела службы смотрела, как на свои хозяйские, и управляла крепостию так точно, как и своим домком. Марья Ивановна скоро перестала со мною дичиться. Мы познакомились. Я в ней нашел благоразумную и чувствительную девушку. Незаметным образом я привязался к доброму семейству, даже к Ивану Игнатьичу, кривому гарнизонному поручику, о котором Швабрин выдумал, будто бы он был в непозволительной связи с Василисой Егоровной, что не имело и тени правдоподобия; но Швабрин о том не беспокоился.
Я был произведен в офицеры. Служба меня не отягощала. В богоспасаемой крепости не было ни смотров, ни учений, ни караулов. Комендант по собственной охоте учил иногда своих солдат; но еще не мог добиться, чтобы все они знали, которая сторона правая, которая левая, хотя многие из них, дабы в том не ошибиться, перед каждым оборотом клали на себя знамение креста. У Швабрина было несколько французских книг. Я стал читать, и во мне пробудилась охота к литературе. По утрам я читал, упражнялся в переводах, а иногда и в сочинении стихов. Обедал почти всегда у коменданта, где обыкновенно проводил остаток дня и куда вечерком иногда являлся отец Герасим с женою Акулиной Памфиловной, первою вестовщицею во всем околотке. С А. И. Швабриным, разумеется, виделся я каждый день; но час от часу беседа его становилась для меня менее приятною. Всегдашние шутки его насчет семьи коменданта мне очень не нравились, особенно колкие замечания о Марье Ивановне. Другого общества в крепости не было, но я другого и не желал.
Несмотря на предсказания, башкирцы не возмущались. Спокойствие царствовало вокруг нашей крепости. Но мир был прерван незапным междуусобием.
Я уже сказывал, что я занимался литературою. Опыты мои, для тогдашнего времени, были изрядны, и Александр Петрович Сумароков, несколько лет после, очень их похвалял. Однажды удалось мне написать песенку, которой был я доволен. Известно, что сочинители иногда, под видом требования советов, ищут благосклонного слушателя. Итак, переписав мою песенку, я понес ее к Швабрину, который один во всей крепости мог оценить произведения стихотворца. После маленького предисловия вынул я из кармана свою тетрадку и прочел ему следующие стишки:
Мысль любовну истребляя,
Тщусь прекрасную забыть,
И ах, Машу избегая,
Мышлю вольность получить!
Но глаза, что мя пленили,
Всеминутно предо мной;
Они дух во мне смутили,
Сокрушили мой покой.
Ты, узнав мои напасти,
Сжалься, Маша, надо мной,
Зря меня в сей лютой части,
И что я пленен тобой.
— Как ты это находишь? — спросил я Швабрина, ожидая похвалы, как дани, мне непременно следуемой. Но, к великой моей досаде, Швабрин, обыкновенно снисходительный, решительно объявил, что песня моя нехороша.
— Почему так? — спросил я его, скрывая свою досаду.
— Потому, — отвечал он, — что такие стихи достойны учителя моего, Василья Кирилыча Тредьяковского, и очень напоминают мне его любовные куплетцы.
Тут он взял от меня тетрадку и начал немилосердно разбирать каждый стих и каждое слово, издеваясь надо мной самым колким образом. Я не вытерпел, вырвал из рук его мою тетрадку и сказал, что уж отроду не покажу ему своих сочинений. Швабрин посмеялся и над этой угрозою. «Посмотрим, — сказал он, — сдержишь ли ты свое слово: стихотворцам нужен слушатель, как Ивану Кузмичу графинчик водки перед обедом. А кто эта Маша, перед которой изъясняешься в нежной страсти и в любовной напасти? Уж не Марья ль Ивановна?»
— Не твое дело, — отвечал я нахмурясь, — кто бы ни была эта Маша. Не требую ни твоего мнения, ни твоих догадок.
— Ого! Самолюбивый стихотворец и скромный любовник! — продолжал Швабрин, час от часу более раздражая меня, — но послушай дружеского совета: коли ты хочешь успеть, то советую действовать не песенками.
— Что это, сударь, значит? Изволь объясниться.
— С охотою. Это значит, что ежели хочешь, чтоб Маша Миронова ходила к тебе в сумерки, то вместо нежных стишков подари ей пару серег.
Кровь моя закипела.
— А почему ты об ней такого мнения? — спросил я, с трудом удерживая свое негодование.
— А потому, — отвечал он с адской усмешкою,— что знаю по опыту ее нрав и обычай.
— Ты лжешь, мерзавец! — вскричал я в бешенстве, — ты лжешь самым бесстыдным образом.
Швабрин переменился в лице.
— Это тебе так не пройдет, — сказал он, стиснув мне руку. — Вы мне дадите сатисфакцию.
— Изволь; когда хочешь! — отвечал я, обрадовавшись. В эту минуту я готов был растерзать его.
Я тотчас отправился к Ивану Игнатьичу и застал его с иголкою в руках: по препоручению комендантши он нанизывал грибы для сушенья на зиму. «А, Петр Андреич! — сказал он, увидя меня, — добро пожаловать! Как это вас бог принес? по какому делу, смею спросить?» Я в коротких словах объяснил ему, что я поссорился с Алексеем Иванычем, а его, Ивана Игнатьича, прошу быть моим секундантом. Иван Игнатьич выслушал меня со вниманием, вытараща на меня свои единственный глаз. «Вы изволите говорить, — сказал он мне, — что хотите Алексея Иваныча заколоть и желаете, чтоб я при том был свидетелем? Так ли? смею спросить».
— Точно так.
— Помилуйте, Петр Андреич! Что это вы затеяли! Вы с Алексеем Иванычем побранились? Велика беда! Брань на вороту не виснет. Он вас побранил, а вы его выругайте; он вас в рыло, а вы его в ухо, в другое, в третье — и разойдитесь; а мы вас уж помирим. А то: доброе ли дело заколоть своего ближнего, смею спросить? И добро б уж закололи вы его: бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже? Кто будет в дураках, смею спросить?
Рассуждения благоразумного поручика не поколебали меня. Я остался при своем намерении. «Как вам угодно, — сказал Иван Игнатьич, — делайте как разумеете. Да зачем же мне тут быть свидетелем? К какой стати? Люди дерутся, что за невидальщина, смею спросить? Слава богу, ходил я под шведа и под турку: всего насмотрелся».
Я кое-как стал изъяснять ему должность секунданта, но Иван Игнатьич никак не мог меня понять. «Воля ваша, — сказал он. — Коли уж мне и вмешаться в это дело, так разве пойти к Ивану Кузмичу да донести ему по долгу службы, что в фортеции умышляется злодействие, противное казенному интересу: не благоугодно ли будет господину коменданту принять надлежащие меры...»
Я испугался и стал просить Ивана Игнатьича ничего не сказывать коменданту; насилу его уговорил; он дал мне слово, и я решился от него отступиться.
Вечер провел я, по обыкновению своему, у коменданта. Я старался казаться веселым и равнодушным, дабы не подать никакого подозрения и избегнуть докучных вопросов; но, признаюсь, я не имел того хладнокровия, которым хвалятся почти всегда те, которые находились в моем положении. В этот вечер я расположен был к нежности и к умилению. Марья Ивановна нравилась мне более обыкновенного. Мысль, что, может быть, вижу ее в последний раз, придавала ей в моих глазах что-то трогательное. Швабрин явился тут же. Я отвел его в сторону и уведомил его о своем разговоре с Иваном Игнатьичем. «Зачем нам секунданты, — сказал он мне сухо, — без них обойдемся». Мы условились драться за скирдами, что находились подле крепости, и явиться туда на другой день в седьмом часу утра. Мы разговаривали, по-видимому, так дружелюбно, что Иван Игнатьич от радости проболтался.
«Давно бы так, — сказал он мне с довольным видом, — худой мир лучше доброй ссоры, а и нечестен, так здоров».
— Что, что, Иван Игнатьич? — сказала комендантша, которая в углу гадала в карты, — я не вслушалась.
Иван Игнатьич, заметив во мне знаки неудовольствия и вспомня свое обещание, смутился и не знал, что отвечать. Швабрин подоспел к нему на помощь.
— Иван Игнатьич, — сказал он, — одобряет нашу мировую.
— А с кем это, мой батюшка, ты ссорился?
— Мы было поспорили довольно крупно с Петром Андреичем.
— За что так?
— За сущую безделицу: за песенку, Василиса Егоровна.
— Нашли за что ссориться! за песенку!.. да как же это случилось?
— Да вот как: Петр Андреич сочинил недавно песню и сегодня запел ее при мне, а я затянул мою любимую:
Капитанская дочь,
Не ходи гулять в полночь...
Вышла разладица. Петр Андреич было и рассердился; но потом рассудил, что всяк волен петь, что кому угодно. Тем и дело кончилось.
Бесстыдство Швабрина чуть меня не взбесило; но никто, кроме меня, не понял грубых его обиняков; по крайней мере никто не обратил на них внимания. От песенок разговор обратился к стихотворцам, и комендант заметил, что все они люди беспутные и горькие пьяницы, и дружески советовал мне оставить стихотворство, как дело службе противное и ни к чему доброму не доводящее.
Присутствие Швабрина было мне несносно. Я скоро простился с комендантом и с его семейством; пришед домой, осмотрел свою шпагу, попробовал ее конец и лег спать, приказав Савельичу разбудить меня в седьмом часу.
На другой день в назначенное время я стоял уже за скирдами, ожидая моего противника. Вскоре и он явился. «Нас могут застать, — сказал он мне, — надобно поспешить». Мы сняли мундиры, остались в одних камзолах и обнажили шпаги. В эту минуту из-за скирда вдруг появился Иван Игнатьич и человек пять инвалидов. Он потребовал нас к коменданту. Мы повиновались с досадою; солдаты нас окружили, и мы отправились в крепость вслед за Иваном Игнатьичем, который вел нас в торжестве, шагая с удивительной важностию.
Мы вошли в комендантский дом. Иван Игнатьич отворил двери, провозгласив торжественно: «привел!» Нас встретила Василиса Егоровна. «Ах, мои батюшки!. На что это похоже? как? что? в нашей крепости заводить смертоубийство! Иван Кузмич, сейчас их под арест! Петр Андреич! Алексей Иваныч! подавайте сюда ваши шпаги, подавайте, подавайте. Палашка, отнеси эти шпаги в чулан. Петр Андреич! Этого я от тебя не ожидала. Как тебе не совестно? Добро Алексей Иваныч: он за душегубство и из гвардии выписан, он и в господа бога не верует; а ты-то что? туда же лезешь?»
Иван Кузмич вполне соглашался с своею супругою и приговаривал: «А слышь ты, Василиса Егоровна правду говорит. Поединки формально запрещены в воинском артикуле». Между тем Палашка взяла у нас наши шпаги и отнесла в чулан. Я не мог не засмеяться. Швабрин сохранил свою важность. «При всем моем уважении к вам, — сказал он ей хладнокровно, — не могу не заметить, что напрасно вы изволите беспокоиться, подвергая нас вашему суду. Предоставьте это Ивану Кузмичу: это его дело». — «Ах! мой батюшка! — возразила комендантша, — да разве муж и жена не един дух и едина плоть? Иван Кузмич! Что ты зеваешь? Сейчас рассади их по разным углам на хлеб да на воду, чтоб у них дурь-то прошла; да пусть отец Герасим наложит на них эпитимию, чтоб молили у бога прощения да каялись перед людьми».
Иван Кузмич не знал, на что решиться. Марья Ивановна была чрезвычайно бледна. Мало-помалу буря утихла; комендантша успокоилась и заставила нас друг друга поцеловать. Палашка принесла нам наши шпаги. Мы вышли от коменданта по-видимому примиренные. Иван Игнатьич нас сопровождал. «Как вам не стыдно было, — сказал я ему сердито, — доносить на нас коменданту после того, как дали мне слово того не делать?» — «Как бог свят, я Ивану Кузмичу того не говорил, — отвечал он, — Василиса Егоровна выведала все от меня. Она всем и распорядилась без ведома коменданта. Впрочем, слава богу, что все так кончилось». С этим словом он повернул домой, а Швабрин и я остались наедине. «Наше дело этим кончиться не может», — сказал я ему. «Конечно, — отвечал Швабрин, — вы своею кровью будете отвечать мне за вашу дерзость; но за нами, вероятно, станут присматривать. Несколько дней нам должно будет притворяться. До свидания!» И мы расстались как ни в чем не бывали.
Возвратясь к коменданту, я, по обыкновению своему, подсел к Марье Ивановне. Ивана Кузмича не было дома; Василиса Егоровна занята была хозяйством. Мы разговаривали вполголоса. Марья Ивановна с нежностию выговаривала мне за беспокойство, причиненное всем моею ссорою с Швабриным. «Я так и обмерла, — сказала она, — когда сказали нам, что вы намерены биться на шпагах. Как мужчины странны! За одно слово, о котором через неделю верно б они позабыли, они готовы резаться и жертвовать не только жизнию, но и совестию и благополучием тех, которые... Но я уверена, что не вы зачинщик ссоры. Верно, виноват Алексей Иваныч».
— А почему же вы так думаете, Марья Ивановна?
— Да так... он такой насмешник! Я не люблю Алексея Иваныча. Он очень мне противен; а странно: ни за что б я не хотела, чтоб и я ему так же не нравилась. Это меня беспокоило бы страх.
— А как вы думаете, Марья Ивановна? Нравитесь ли вы ему, или нет?
Марья Ивановна заикнулась и покраснела.
— Мне кажется, — сказала она, — я думаю, что нравлюсь.
— Почему же вам так кажется?
— Потому что он за меня сватался.
— Сватался! Он за вас сватался? Когда же?
— В прошлом году. Месяца два до вашего приезда.
— И вы не пошли?
— Как изволите видеть. Алексей Иваныч, конечно, человек умный, и хорошей фамилии, и имеет состояние; но как подумаю, что надобно будет под венцом при всех с ним поцеловаться... Ни за что! ни за какие благополучия!
Слова Марьи Ивановны открыли мне глаза и объяснили мне многое. Я понял упорное злоречие, которым Швабрин ее преследовал. Вероятно, замечал он нашу взаимную склонность и старался отвлечь нас друг от друга. Слова, подавшие повод к нашей ссоре, показались мне еще более гнусными, когда, вместо грубой и непристойной насмешки, увидел я в них обдуманную клевету. Желание наказать дерзкого злоязычника сделалось во мне еще сильнее, и я с нетерпением стал ожидать удобного случая.
Я дожидался недолго. На другой день, когда сидел я за элегией и грыз перо в ожидании рифмы, Швабрин постучался под моим окошком. Я оставил перо, взял шпагу и к нему вышел. «Зачем откладывать? — сказал мне Швабрин, — за нами не смотрят. Сойдем к реке. Там никто нам не помешает». Мы отправились молча. Опустясь по крутой тропинке, мы остановились у самой реки и обнажили шпаги. Швабрин был искуснее меня, но я сильнее и смелее, и monsieur Бопре, бывший некогда солдатом, дал мне несколько уроков в фехтовании, которыми я и воспользовался. Швабрин не ожидал найти во мне столь опасного противника. Долго мы не могли сделать друг другу никакого вреда; наконец, приметя, что Швабрин ослабевает, я стал с живостию на него наступать и загнал его почти в самую реку. Вдруг услышал я свое имя, громко произнесенное. Я оглянулся и увидел Савельича, сбегающего ко мне по нагорной тропинке... В это самое время меня сильно кольнуло в грудь пониже правого плеча; я упал и лишился чувств.
Поединок между офицерами Белогорской крепости Гриневым и Швабриным в повести «Капитанская дочка» помогает раскрытию характеров обоих литературных героев. Инициатором поединка стал Швабрин, якобы оскорбившийся на слова Гринева. Истинная же причина заключалась лишь в том, что стремился всеми правдами и неправдами удалить Гринева из крепости, видя зарождающиеся чувства между и Петром Андреевичем.
Только не любовь двигала Швабриным в его поступках, а тщеставие, мстительность, стремление наказать девушку, отказавшуюся выйти за него замуж.
Дело началось с того, что увлекшийся литературными занятиями, Гринев написал небольшую любовную песенку. Надо сказать, что произведение было так себе, шедевром его трудно было назвать. Но Швабрина кольнуло имя, упомянутое в стихотворении, и он поспешил наговорить о Маше Мироновой гадости. Гринев за время пребывания в крепости уже успел узнать Машу поближе, и понимал, что это клевета. Он назвал Швабрина мерзавцем.
Причин обижаться на Гринева у Швабрина не было. Ведь он в самом деле оболгал Машу в глазах Петра. Как бы там ни было, а Швабрин сделал все возможное, чтобы дуэль состоялась. Правда, было сделано две попытки. По правилам дуэли нужны были секунданты и Гринев попросил быть секундантом Ивана Игнатьича. Старый поручик отказался. Примечательно его высказывание:
И добро б уж закололи вы его: бог с ним, с Алексеем Иванычем; я и сам до него не охотник. Ну, а если он вас просверлит? На что это будет похоже?
Это «я и сам до него не охотник» говорит о том, что Швабрина в крепости не уважали. Очевидно, своими пошлыми высказываниями и поступками он успел проявить себя не с лучшей стороны.
Наутро, когда дуэлянты встретились, чтобы скрестить шпаги, поручик явился к месту дуэли с пятью инвалидами. Шпаги были конфискованы и заперты в чулан.
Правда, после того, как Василиса Егоровна отчитала дуэлянтов, все посчитали, что конфликт исчерпан, и шпаги были возвращены. Но Швабрин не хотел успокаиваться и мириться. Когда все разошлись, а Маша и Гринев остались наедине, Маша рассказала Петру Андреевичу о том, что в прошлом году Швабрин сватался к ней, но он ей не нравится. Тогда Гриневу стали понятны нападки Швабрина на Машу. Он еще более окреп в решимости драться с клеветником. Швабрин вызвал его, когда Петр был дома и за ними никто не следил.
Противник был уверен в том, что молодой человек не умеет держать шпагу, и он быстро разделается с неопытным фехтовальщиком. Но уроки французского гувернера пошли впрок. Гринев уверенно действовал шпагой, а молодость и здоровье позволяли ему держатся на поле боя, в то время, как Швабрин заметно устал.
И не окликни молодого человека, исход поединка мог быть иным. Швабрин воспользовался тем, что Гринев обернулся на зов верного слуги. В какой-то степени он нанес удар в спину.
От полученной раны Гринев несколько дней пролежал без сознания. А когда очнулся и пошел на поправку, он со всем юношеским великодушием простил Швабрина.
Но будучи инициатором дуэли, тот не поленился написать отцу Гринева о поединке. Старый майор был разгневан, готов написать генералу в Оренбург просьбу о переводе сына подальше от Белогорской.
В целом, поведение Швабрина до, во время и после поединка показывает его недостойным офицерского звания и дворянского сословия. Такие понятия как честь, великодушие, порядочность, чужды для него.
Вместе с тем результат дуэли между Швабриным и Гриневым доказывают правоту Ивана Игнатьича. И к тому же они в очередной раз показывают, что, как правило, подлецы стараются рассчитать свои действия (обычно на несколько шагов вперед) и порой получают преимущество перед честными людьми, действующими спонтанно, по велению сердца.
Одно из знаменитейших прозаических произведений Александра Сергеевича Пушкина
- повесть «Капитанская дочка». Книга входит в школьную программу. Ее
анализируют на уроках русской литературы. Одна из сцен, на основе которой школьники пишут сочинения - дуэль Гринева и Швабрина. О содержании четвертой
главы произведения великого русского классика
пойдет
речь в данной статье.
«Капитанская дочка»
Дуэль Гринёва и Швабрина
- это далеко не ключевая сцена в произведении Пушкина. Книга впервые была опубликовано в 1836 году. Идея повести родилась значительно раньше. Пушкин начал работать над историческим романом ещё 20-е годы. На протяжении нескольких лет он собирал исторические сведения о Пугачевском бунте.
Первоначально писатель планировал сделать главным героем офицера, перешедшего на сторону самозванца. Однако в процессе работы замысел существенно изменился.
Пушкиным была создана выдающаяся книга, в которой
исторические личности соседствуют с вымышленными персонажами, книга, в которой
убийца и смутьян Пугачев
предстаёт перед читателями в образе человека противоречивого: хитрого, жестокого, но не лишенного
понятий о чести, благодарности. И он вызывает куда больше симпатии, нежели аристократ и офицер Швабрин
.
Поединок в русской литературе
Дуэль - это поединок, в который противники вступают, дабы защитить честь другого человека. Русский дворянин, согласно закону, участвовать в дуэли не имел права. Наказание ожидало не только участников, но и секундантов. Но был и другой закон - закон
чести.
Дуэль Гринёва
и Швабрина
, конечно, не единственный литературе. Но именно Пушкин первым затронул эту тему в своем
творчестве. Достаточно вспомнить знаменитого «Евгения Онегина». Позже на дуэли сражались герои Лермонтова, Толстого, Тургенева. Подобные сцены позволяли авторам раскрыть характер героев.
Дуэль Гринёва
и Швабрина
играет особую роль в сюжете повести «Капитанская дочка». Все помнят эпиграф к этому произведению. Главному герою пушкинской повести
, как и наставлял его отец, удалось сберечь честь. Его противник к этому никогда не стремился. Дуэль Гринёва
и Швабрина
в «Капитанской дочке» - поединок, в котором сразились герои, противопоставленные друг другу.
Предыстория
Для тех, кто не помнит или по каким-то причинам не знает содержания повести Пушкина, расскажем кратко о событиях, которые предшествовали дуэли Гринёва
и Швабрина
.
Грозный отец отправляет сына на службу в отдаленную
от столицы губернию. По его мнению, молодой человек лишь бегает по девицам и лазит на голубятни, а потому непременно должен «понюхать пороха».
По дороге молодому офицеру встречается мужик, который провожает его к постоялому двору. Позже главный герой узнает
, что это - не кто иной, как Емельян Пугачёв. Молодой офицер приезжает в Белгородскую крепость. Здесь влюбляется в дочь коменданта. Неравнодушен к ней еще
один офицер. Любовный треугольник в некотором роде и служит причиной дуэли Гринёва
и Швабрина
.
Клевета
Дуэль между Гриневым и Швабриным
раскрывает характеры этих литературных персонажей. Инициатором поединка выступает Швабрин
. Формальный повод - оскорбление, которое ему якобы нанес
Гринев. Истинная причина дуэли - это желание Швабрина
любыми средствами удалить соперника из Белгородской крепости. Он видит зарождающиеся чувства между Петром Андреевичем и капитанской дочкой.
Швабриным
движет отнюдь не любовь
. Скорее, мстительность, тщеславие. Он хочет наказать девушку, которая отказалась выйти за него замуж.
Однажды Гринёва
посещает неожиданно вдохновение. Молодой человек сочиняет незамысловатую любовную песенку. Это произведение шедевром назвать нельзя. Однако в нём упомянуто имя дочери Гринев читает свое
поэтическое сочинение Швабрину
, и тот, понимая, кому оно посвящено, пытается оклеветать Машу. Но Гринев к тому времени уже успел узнать девушку поближе. Он понимает, что всё, сказанное Швабриным -
подлая ложь. Потому и называет его мерзавцем.
Неудавшиеся дуэлянты
У Швабрина
нет причины злиться на Гринёва
. Это человек лицемерный, лживый, что подтверждают последующие события. Несомненно, он понимает, что оболгал девушку в глазах Петра. Тем не менее, делает всё возможное, дабы поединок состоялся. Однако первая попытка оказалась неудачной.
Согласно правилам поединка, нужны секунданты. Гринев обратился к поручику Ивану Игнатьичу
. Однако тот отказал. Стоит обратить внимание на высказывание старого поручика. В диалоге с Гринёвым
он произносит: «Я и сам до него охотник». Слова эти означают, что Иван Игнатьич
не прочь бы и сам сразиться на шпагах со Швабриным
.
Пошлыми высказываниями, подлыми поступками соперник Гринёва
вызывает антипатию у всех обитателей крепости. Однако поручик, пытаясь оградить от неприятности Гринёва
, докладывает о возможном поединке капитану. У дуэлянтов тут же отбирают шпаги. Гринёву
и Швабрину
ничего не остаётся, как изобразить перемирие.
Василиса Егоровна - жена капитана Миронова - уверена, что конфликт исчерпан. Так
полагают и другие свидетели происшествия. Однако они ошибаются. Швабрин
не намерен отступать.
Стоит сказать, что уже в первый день своего пребывания в крепости, Гринев узнал некоторые факты из биографии своего противника. Швабрин
превосходно дерется
на шпагах. В Белгородскую крепость был отправлен именно по этой причине. Как уже было сказано, по закону, дуэли были запрещены. Швабрина
наказали и отправили в глушь. Во время поединка он убил своего противника.
Поединок
Швабрин
был уверен в том, что Гринёв
не умеет держать шпагу. Быть может, именно поэтому он так и настаивал на дуэли. Но главный герой был фехтовальщиком опытным. Этому искусству его обучил французский гувернер
. Итак, начался поединок. Гринёв
уверенно владел шпагой. Более того, сила была на его стороне. Но неожиданно появился Савельич
.
Старый слуга окликнул Петра Андреевича. Швабрин
в этот момент нанес
удар. Не появись внезапно Савельич
, в поединке победил бы Гринев.
От полученного ранения главный герой несколько дней пролежал в горячке. Когда очнулся, помирился со Швабриным
. И только позже узнал, что противник, в то время как он находился без сознания, отправил письмо Гриневу старшему. Однако вскоре в крепости произошли события, которые затмили и дуэль, и гневное письмо Гринёва
старшего. Но вместе с тем раскрыли гнусную натуру Швабрина
.
