На всем протяжении своей творческой жизни и три десятилетия, прошедших со дня его смерти, Шергин тихо и ровно светит нам, как негасимая лампада, и ждет, когда мы за ослепительными вспышками фейерверков и назойливыми неоновыми огнями разглядим этот ясный и негасимый свет и придем к нему.
Размышляя о природе таланта Бориса Шергина, Владимир Личутин пишет: "Поэзия освящается землею, в которой зародилась. Поэтому Шергин не мог бы родиться среди теснин Алтая и кержацких распадков Сибири, где взгляд упирается в ближний камень, наглухо заметанный лесами; он не мог бы появиться и на Урале, где люди слишком смело врубились в гору и больше смотрели в глубины, в пещерные тайны, чем в небо. И там возник Бажов. Не только житье лепит певца, но и рождение: родина входит в твою кровь неслышно от предков твоих"
Борис Шергин с полным на то основанием подчеркивал: "Родитель мой был старинного роду. Прадеды наши помянуты во многих документах Устюга Великого и Соли Вычегодской". Действительно, род Шергиных был хорошо известен в Великоустюжских землях. Ю.М. Шульман, тщательно изучавший родословную Бориса Шергина, отмечает, что его родовые истоки восходят к глубочайшей древности, а большинство представителей этого рода - "не сановного и не служилого, но все же весьма заметного в народной истории Севера", - были священниками. Родоначальником же "генеалогической ветви, ведущей напрямую к Борису Шергину", Ю.М. Шульман называет Ивана Шергина - сына устюжского священника и зачинателя династии Шергиных-солепромышленников. Однако и жизнь родителей Бориса Шергина, и его собственные детство и юность оказались связанными с Городом (так - с большой буквы, часто без указания названия, именовал в дневниках Шергин дорогой его сердцу Архангельск): "В 1865 году, по смерти моего деда, бабушка оставила родину навсегда и уехала в Город к морю. У моря началась трудовая отцова жизнь. Почти всю жизнь он плавал на мурманских пароходах. А матери моей предки (и дед мой по матери) век служили в Адмиралтействе при корабельных верфях". Род Шергина по матери --урожденной Старовской - коренные поморы. Прадед писателя Михаил Старовский, "мастер парусного художества", переехал в Соломбалу с берегов Белого моря. Его сын Михаил стал "парусным мастером 3-го класса" и владельцем мастерской по изготовлению парусов.
Когда 16 (28) июля 1893 г. Борис появился на свет, отцу его, Виктору Васильевичу, было сорок три года. Жила семья Шергиных в небольшом домике на улице Кирочной (ныне К.Маркса) недалеко от ее пересечения с Санкт-Петербургским (ныне Ломоносова) проспектом. Воспоминания о взаимоотношении родителей, об отношении их к детям, о родном доме оставляют навек в душе Бориса Шергина ощущение полного и незамутненного счастья. Жизнь, полная любви друг к другу, праведных трудов, увлечения "художеством", навсегда становится для него эталоном жизни.
Любовь к искусству Севера во всех его многообразных проявлениях - народному поэтическому творчеству и поморской "книжности", иконописи и народной росписи по дереву, к музыке и слову, ко всей богатейшей народной культуре зародилась в будущем писателе именно здесь, в родном доме. Мать его, которая "на народе не пела песен, а дома или куда в лодке одна поедет - все поет", подруги ее, поморки-соломбалки, хранительницы богатейших северных фольклорных традиций, отец, увлекавшийся изготовлением моделей судов, его друзья-мореходы, что запоют песни - "ажно посуда в шкафу звенит", Пафнутий Осипович Анкудинов, знавший "на голос добрый десяток старин-былин", давали юному Борису Шергину возможность перенять богатства народного слова и народного искусства самым непосредственным образом - из уст в уста и из рук в руки.
Учился будущий писатель в Архангельской мужской губернской гимназии, получившей в 1911 году имя М.В. Ломоносова. В автобиографии Шергина есть такие строки: "Будучи учеником Архангельской гимназии, я сшивал тетради в формате книг и печатными буквами вписывал туда на память то, что казалось мне любопытно. Тщился украсить эти "книги" и собственноручными рисунками. …Кисти, краски, стамески, всякий инструмент для резьбы по дереву стали и моей страстью. Кроме кораблей, я делал модели северных церквей; утварь в северном стиле. Страсть к народному, самобытному искусству привела меня в Москву, в Строгановское художественное училище". Студентом старейшего художественного учебного заведения России - Строгановского центрального художественно-промышленного училища - Борис Шергин стал в 1913 году и никогда не жалел о сделанном им выборе. "Как праздник, вспоминаются мне годы пребывания нашего в Москве, в Строгановском училище. Талантливые педагоги-художники, такие, как С.С. Голоушев, С.В. Ноаковский, П.П. Пашков искру любви к искусству умели раздувать в пламя. …Сколько душевного веселья получили мы от наших походов в Абрамцево, Сергиев Посад, в Хотьково, в Богородское. Мы знали, что здесь начиналось возрождение народного искусства", - писал Шергин в рассказе "Виктор-горожанин". В этом же рассказе есть и такие строки: "Русь московская стала второй моей родиной". С 1913 года он начинает "делить жизнь" между Москвой и Севером, приезжая домой лишь на каникулы. Этот период жизни Шергина стал, вероятно, главным временем формирования его художественного самосознания, становления творческой личности. Он по-настоящему глубоко и полно осознал значение народной культуры и ощутил настоятельную потребность сделать все, что в его силах, чтобы не дать погибнуть "отходящей красоте".
В Москве Шергина заметили. Оценили не только его способности художника, но и прекрасное знание народного слова, умение петь былины, талант сказочника. В 1915 году студент-строгановец знакомится с удивительной пинежской сказительницей Марьей Дмитриевной Кривополеновой, которую привезла в Москву фольклористка О.Э. Озаровская. В этом же году в газете "Архангельск" появилась статья Шергина "Отходящая красота", в которой рассказывается о выступлении Кривополеновой в Политехническом музее и о том впечатлении, которое она произвела на слушателей.
Знакомится Борис Шергин и с известными учеными-фольклористами братьями Борисом и Юрием Соколовыми, а в 1916 году, по заданию академика А.А. Шахматова, отправляется в экспедицию для записи диалекта и фольклорных произведений в Шенкурский уезд Архангельской губернии.
После окончания училища, где Шергин занимался в живописно-декоративной, набойной, резьбы по дереву и эмальерной мастерских, он возвращается в Архангельск и с 1917 по 1919 год работает в Архангельском обществе изучения Русского Севера, а затем - в кустарно-художественных мастерских.
В 1922 году Борис Викторович переезжает в Москву и становится сотрудником Института детского чтения Наркомпроса. В 1924 году выходит его первая книжка - "У Архангельского города, у корабельного пристанища", оформленная им самим. Этой книгой, содержащей не собственные произведения автора, а записи текстов и мелодий фольклорных северных баллад, Шергин утверждает свое художественное кредо: посвятить свою жизнь тому, чтобы произведения устного народного поэтического творчества, "наши сказанья" "попали в писанья", чтобы не прервалась живая традиция северной культуры, продолжателем и хранителем которой он себя ощущал. Спустя полвека после выхода первой книги Шергина Юрий Шульман напишет: "Уже в первой своей книге, стремясь сохранить и запечатлеть живую полноту народного искусства… Шергин, в сущности, не перелагает, а оригинально преображает старины, по их же законам красоты, усиливая поэтическое впечатление "искрометного" народного слова нотами быстрого речитатива, а также авторскими, бесподобными по изяществу и "светлому перезвону" художественными иллюстрациями, таящими неподдельный аромат древнерусской живописи. Тройное дарование автора - сказителя, писателя, художника кисти, излучаемое книгой, создало ее удивительную цельность и редкую самобытность".
После выхода второй книги - сборника сказок "Шиш московский" (1930) - Борис Шергин становится членом Союза писателей, работает в составе оргкомитета и избирается делегатом на Первый Всесоюзный съезд советских писателей, проходивший в столице в 1934 году. С этого же года он переходит на профессиональную литературную работу. Он часто выступает в различных аудиториях с устным исполнением народных сказок, былин, баллад и собственных произведений, написанных как на основе фольклорных источников, так и под впечатлением рассказов земляков-поморов или воспоминаний о детских и юношеских годах, проведенных в Архангельске. Один за другим выходят сборники его произведений - "Архангельские новеллы" (1936), "У песенных рек" (1939), "Поморщина-корабельщина" (1947).
Последняя из названных книг, опубликованная в пору расцвета таланта Шергина, увидела свет вскоре после выхода печально знаменитых постановлений ЦК ВКП(б) о журналах "Звезда" и "Ленинград", кинофильме "Большая жизнь" и др., ознаменовавших начало беспрецедентной государственной кампании удушения искусства. "Поморщина-корабельщина" подверглась сокрушительному разгрому со стороны официозных критиков. Шергина обвиняли в любви к старому поморскому быту, консерватизме, отсутствии связей с современностью. Традиционный уклад поморской жизни, отразившийся на страницах книги, весь ее строй и смысл вступали в противоречие с идеями устремленности в бесклассовое и безбожное интернациональное будущее. И критики испугались: вдруг современному читателю такая жизнь, какой живут герои Шергина, верные духовным ценностям дедов и прадедов, покажется слишком привлекательной, гораздо более привлекательной, чем чертежи безликого общества будущего?
Лишь через десять лет, в 1957 году, истинным ценителям творчества писателя удалось добиться издания очередной книги Бориса Шергина - "Поморские были и сказания", вышедшей в "Детгизе" с иллюстрациями знаменитого графика В.Фаворского. В 1959 году появляется один из самых объемных сборников произведений Бориса Шергина - "Океан море русское", а в 1967 - самое полное из его прижизненных изданий - "Запечатленная слава".
Впервые на родине Бориса Викторовича, в Архангельске, сборник его произведений, получивший название "Гандвик - студеное море", был издан лишь в 1971 году…
В конце 1870-х - начале 1980-х книги Шергина издавались и в Москве, и в Архангельске довольно часто и большими тиражами. Но в последние десятилетия коммерциализация книгоиздательского процесса привела к тому, что выход подобных сборников стал почти невозможен. Между тем ждут своего часа подготовленные к публикации дневники Бориса Шергина - поистине драгоценные записи, раскрывающие нам сокровенные духовные богатства писателя. В том, какую радость несут современному человеку эти дневники, как они способны укрепить и обогатить его, можно убедиться, познакомившись с их текстами по публикациям в сборнике "Изящные мастера" (1990) и журналах "Слово" (1990) и "Москва" (1994).
Уникальность Шергина, неповторимость его творчества в том, что он сумел органически соединить, слить две художественные системы - литературу и фольклор, дать народному слову новую жизнь - в книге, а литературу обогатить сокровищами народной культуры. Книги Бориса Шергина в наши дни как никогда актуальны и современны, даже злободневны, ибо в пору утраты представлений о духовных и культурных ценностях, оставленных нам в наследство прадедами, они возвращают нас к этим ценностям, вразумляют, радуют, обогащают. Не только достоверностью изображаемого и "хорошим знанием поморского быта", что ставили писателю в заслугу рецензенты, ценны произведения Шергина. Он показывает читателю жизнь, наполненную высоким смыслом, жизнь, основанную на безукоризненных нравственных принципах. В 1979 году Виктор Калугин писал: "Чем больше вчитываешься в эту своеобразную поморскую летопись, составленную нашим современником, тем больше убеждаешься: не прошлому, а настоящему и будущему принадлежит она". Думаю, что это время - время Шергина пришло.
Галимова Е.Ш.,
доктор филологических наук, профессор
* Правильное ударение фамилии писателя на первом слоге – ШЕргин.
«Тот не художник, кому за сказкой надобно ехать в Индию или в Багдад. Человек-художник с юных лет прилепляется душой к чему-нибудь “своему”. Все шире и шире открываются душевные его очи, и он ищет, находит и видит желанное там, где нехудожник ничего не усматривает. Ежели твое “упование” есть любовь к красоте Руси, то “эти бедные селенья, эта скудная природа” радостное “извещение” несут твоему сердцу», – так сформулировал в Дневнике свое творческое кредо великий русский национальный сказочник Борис Викторович Шергин.
Будущий писатель родился 28 июля 1893 года в Архангельске. Отец его Виктор Васильевич Шергин был известным в городе человеком – работал главным механиком Мурманского пароходства, числился корабельным мастером первой статьи. В молодости он служил матросом, затем штурманом и шкипером, ходил в Скандинавию и на Новую Землю. Шергин был замечательным рукодельцем, изготовленный им макет парусника оставался талисманом сына до конца его дней. Мать, Анна Ивановна, урожденная Старовская, была из староверов, коренных поморов. У Бориски имелась младшая сестра Лариса.
Учился мальчик в Архангельской мужской губернской гимназии с 1903 до 1912 годы. Там он увлекся собиранием северных народных сказок, былин, песен.
После гимназии юноша уехал в Москву, где поступил в 1913 году в Строгановское художественно-промышленное училище. Занимался он в нескольких мастерских: живописно-декоративной, набойной, резьбы по дереву и эмали.
В Строгановке началась литературная жизнь Шергина. Первая его публикация – очерк «Отходящая красота» о концерте в московском Политехническом музее Марии Дмитриевны Кривополеновой* – поморской старушки-нищенки, знаменитой сказительницы былин, песенницы, сказочницы. Очерк был опубликован в газете «Архангельск» за 21 января 1915 года.
* Об этой женщине Б.В. Шергин записал уже в 1920-х годах: «Русский Север – это был последний дом, последнее жилище былины. С уходом Кривополеновой совершился закат былины и на Севере. И закат этот был великолепен».
После окончания Строгановки в 1917 году Борис вернулся в Архангельск. Поначалу молодой человек работал в «Обществе изучения Русского Севера», а затем – в кустарно-художественных мастерских художником-реставратором и резчиком по кости. Занимался он и археографией: собирал старинные книги, лоции, шкиперские тетради. Познакомился с девушкой, посватался к ней, влюбленные обменялись кольцами…
В 1919 году Архангельск был захвачен англо-американскими оккупантами. В числе многих горожан Шергин был схвачен и отправлен на принудительные строительные работы, где по неосторожности попал под вагонетку – ему отрезало правую ногу и пальцы на левой ноге. Современный Интернет переполнен россказнями о том, как будущий писатель по пьяному делу попал под трамвай, но это чистой воды клевета. Сразу по возвращении домой Борис Викторович вернул невесте кольцо и расторг помолвку. Девушка не возражала. С этого времени Шергин с женщинами не имел близких отношений. До 1940-х годов он ходил на костылях, потом инвалиду сделали протез.
В 1922 году Борис Викторович навсегда переехал жить в Москву. Поселился в двух комнатах полуподвальной коммуналки в Сверчковом переулке близ Рождественского бульвара. Там он прожил до конца своих дней – более 50 лет.
Поначалу Шергин работал сотрудником Института детского чтения Наркомпроса. Тогда же он начал выступать перед слушателями с рассказами о народной культуре Севера, исполнял сказки и былины. Всю жизнь Борис Викторович подчеркивал, что он прежде всего артист-рассказчик, а уж потом писатель, и что все им написанное создано для выступления перед публикой.
Известность к писателю Шергину пришла в 1924 году с его первой книгой «У Архангельского города, у корабельного пристанища». В ней автор рассказал шесть архангельских старин, услышанных от матери. Через 6 лет появилась вторая книга – сборник сказок «Шиш Московский». До войны у Шергина вышли еще две книги – «Архангельские новеллы» (1936) и «У песенных рек» (1939). Вместе эти четыре тома составили основу его литературного творчества, в том числе и сказочного мира писателя.
С ростом популярности пришла к Борису Викторовичу известность и среди писателей. Шергина позвали в оргкомитет Первого Всесоюзного съезда советских писателей. После учреждения Союза писателей СССР в 1934 году Борис Викторович перешел на профессиональную литературную работу. Он часто выступал в различных аудиториях с устным исполнением народных сказок, былин, баллад и собственных произведений. Особую любовь получил писатель от радиослушателей, постоянно выступая со своими сказами по всесоюзному радио в 1933–36 годах.
В годы Великой Отечественной войны Шергин периодически выезжал с концертами на фронт, нередко бывал в госпиталях, клубах и школах. Голодал и сильно, отчего по причине недоедания у Бориса Викторовича стал отмирать глазной нерв, что впоследствии завершилось полной слепотой. Отмечу, исследователи называют довоенное творчество писателя языческим, а со времени войны – православным. Борис Викторович открыто обратился к Богу. Изменения оказались столь явными, что вскоре это отразилось на судьбе писателя.
В 1947 году издали очередную книгу Шергина «Поморщина-корабельщина», в которую вошли его произведения военного периода. Книга появилась через полгода после обнародования постановления ЦК ВКП(б) от 14 августа 1946 года «О журналах «Звезда» и «Ленинград». Хотя постановление являлось этапом в подковерной политической сваре кремлевских бонз и призвано было вывести ленинградскую интеллигенцию из-под удара со стороны бериевского МВД, но творческой интеллигенции тогда досталось по полной программе.
Попал под эту политическую кампанию и Борис Викторович со своей «Поморщиной-корабельщиной». В «Литературной газете» появилась статья, в которой в частности, говорилось: «Книга Шергина псевдонародна. С каждой страницы ее пахнет церковным ладаном и елеем, веет какой-то старообрядческой и сектантской философией». Немедленно поступил приказ прекратить публикации сомнительного автора. Одноногий, тогда еще полуслепой старик остался без средств к существованию. С ним перестали общаться знакомые. На письмо к руководству Союза писателей и лично к А.А. Фадееву: «Обстановка, в которой я пишу свои книги, самая отчаянная. Двадцать лет я живу и работаю в темном и гнилом подвале. Я утратил 90 % зрения… Семья моя голодает. У меня нет сил продолжать свою работу», – Шергину ответили презрительным молчанием.
Выжил писатель благодаря помощи сестры Ларисы Викторовны Поплавской (по мужу) и дальнего родственника Анатолия Крога. В конце жизни, когда старец уже окончательно ослеп, ему стал близок еще один дальний родственник и названный племянник Михаил Андреевич Барыкин – музыкант, он играл на контрабасе где придется, попивал, часто болел, но заработанным делился с Шергиным. Умер Михаил Андреевич следом за писателем, чуть ли не в тот же год.
Положение начало постепенно меняться после кончины И.В. Сталина. В 1955 году в ЦДЛ состоялся творческий вечер Шергина, после которого издательство «Детская литература» опубликовало в 1957 году его книгу «Поморские были и сказания». Но тут грянула новая беда, самая омерзительная из всего, что довелось пережить Борису Викторовичу.
Среди хороших знакомых Шергина был Константин Сергеевич Бадигин, знаменитый полярник, капитан ледокола «Георгий Седов». В начале 1950-х годов Бадигин взялся защищать кандидатскую диссертацию о ледовых плаваниях русских людей в древности. Писатель передал ему некоторые материалы из своего архива, в частности, т.н. «Морской уставец Ивана Новгородского», подлинник которого, хранившийся в Соловках, Шергин, будучи подростком-гимназистом, переписывал в 1910 году. Сохранилась лишь часть текста, да и та написана рукой Шергина. На основании этого уставца Бадигин сделал вывод, что начало русского мореходства следует отнести к XII веку. Диссертация была успешно защищена. Однако вскоре на съезде Географического общества этот вывод был оспорен краеведом К.П. Гемпом. Тогда НИИ Арктики обратился в Пушкинский дом с просьбой рассмотреть представленные Бадигиным материалы. И эксперты в лице будущего академика Д.С. Лихачева и др. дали ответ: «Бадигин привлек к исследованию грубые подделки под старинные документы и на основании их пытался пересмотреть всю систему наших знаний о великих русских географических открытиях… подобные исследования принесли не пользу, а вред нашей науке». Следом за выводами Лихачева в «Литературной газете» появилась разгромная статья, в которой утверждалось, что слепой Шергин совершил сознательный подлог исторических документов с целью поправить свое материальное состояние, якобы промотанное в результате беспробудного пьянства. Эта гнусная клевета московско-ленинградской интеллигентской элиты на гениального русского сказочника официально не опровергнута по сей день!
Никакие попытки Бадигина защитить старца не помогли. Самое обидное, в Географгизе выкинули из планов готовившуюся книгу Бориса Викторовича и потребовали вернуть аванс. Здесь помог великий русский писатель Леонид Максимович Леонов: его хлопотами книга «Океан – море русское» вышла в 1959 году в издательстве «Молодая гвардия». Всего при жизни Шергин успел издать 9 книг.
О последних годах сказочника ярко сказал друживший с ним писатель Юрий Иосифович Коваль: «Часто на Рождественском бульваре можно было встретить сухонького хроменького старичка с березовой клюкой, сидевшего себе на лавочке и покуривавшего. Всем табакам он предпочитал папиросы «Север». На бульвар слепца приводили соседские дети, и сидел он там весь световой день.
Борис Викторович Шергин умер 30 октября 1973 года в Москве. Похоронен на Кузьминском кладбище. У государства настоящего признания великий русский поморский сказочник не получил по сей день.
ВОЛШЕБНОЕ КОЛЬЦО
В. Гроссман. Волшебное кольцо. Инсценировка.
ЗОЛОЧЕНЫЕ ЛБЫ
Я. Пулинович. Золоченые лбы. Инсценировка.
А. Смирнов. Золочены лбы. Инсценировка.
ШИШ
В. Апраксин, В. Семушкин. Просто Шиш. Скоморошина в восьми картинах.
Л. Браусевич. Роман о Шише Тверском. Пьеса в трех частях.
Борис Викторович Шергин (16 (28) июля 1896, Архангельск - 30 октября 1973, Москва) - русский писатель, фольклорист, публицист и художник.
Борис Викторович Шергин родился 28 июля (16 июля ст.с.) 1893 года. Отец Шергина, потомственный мореход и корабельный мастер, (по анкете самого Шергина отец - крестьянин, выходец с р. Вычегда, но с детства попал в моряки и дослужился до «государя-кормщика») передал сыну дар рассказчика и страсть ко всякому «художеству»; мать - коренная архангелогородка, познакомившая его с народной поэзией Русского Севера.
С детства постигал нравственный уклад, быт и культуру Поморья. Срисовывал орнаменты и заставки старинных книг, учился писать иконы в поморском стиле, расписывал утварь; ещё в школьные годы стал собирать и записывать северные народные сказки, былины, песни. Учился в Архангельской мужской губернской гимназии (1903-1912); учился в Строгановском центральном художественно-промышленном училище (1913-1917). Работал как художник-реставратор, заведовал художественной частью ремесленной мастерской, внёс вклад в возрождение северных промыслов (в частности, холмогорской техники резьбы по кости), занимался археографической работой (собирал книги «старинного письма», древние лоции, записные тетради шкиперов, альбомы стихов, песенники). Печатался с 1912 г.
В 1922 г. окончательно переехал в Москву; работал в Институте детского чтения Наркомпроса, выступал с рассказами о народной культуре Севера с исполнением сказок и былин перед разнообразной, в основном детской, аудиторией. С 1934 г. - на профессиональной литературной работе, тогда же вступил в Союз писателей СССР.
Первая публикация - очерк «Отходящая красота» о концерте М. Д. Кривополеновой (газета «Архангельск». 1915, 21 ноября). При жизни писателя опубликовано 9 книг (не считая переизданий). В газетах и журналах Шергин помещал статьи литературоведческого и искусствоведческого характера, реже - литературные произведения.
Шергин-сказитель и сказочник сформировался и стал известен раньше, чем Шергин-писатель. Его первую книгу «У Архангельского города, у корабельного пристанища» (1924) составляют сделанные им записи шести архангельских старин с нотацией мелодий, напетых матерью (и входивших в репертуар выступлений самого Шергина).
Разителен переход от торжественно-печальных старин первого шергинского сборника к грубовато-озорному юмору «Шиша Московского» (1930) - «скоморошьей эпопеи о проказах над богатыми и сильными». Авантюрные остроумные сюжеты, сочный язык, гротескно-карикатурное изображение представителей социальных верхов связывают плутовской цикл Шергина с поэтикой народной сатиры.
В третьей книге - «Архангельские новеллы» (1936), воссоздающей нравы старомещанского Архангельска, Шергин предстаёт как тонкий психолог и бытописатель. Новеллы сборника, стилизованные во вкусе популярных переводных «гисторий» XVII-XVIII вв., посвящены скитаниям в Заморье и «прежестокой» любви персонажей из купеческой среды. Первые три книги Шергина (оформленные автором собственноручно в «поморском стиле») представляют в полном объёме фольклорный репертуар Архангельского края. История Поморья, опосредованная в первых трёх книгах Шергина через искусство, красноречие, быт, предстаёт в своём непосредственном виде в следующем его сборнике - «У песенных рек» (1939). В этой книге Север России предстаёт как особый культурно-исторический регион, сыгравший значительную роль в судьбе страны и занимающий неповторимое место в её культуре. Последующие «изборники» Шергина расширяют и уточняют этот образ.
Вышедшую после войны книгу «Поморщина-корабельщина» (1947) сам Шергин называл своим «репертуарным сборником»: она объединяет произведения, с которыми он выступал в военные годы в госпиталях и воинских частях, клубах и школах. Судьба этого сборника трагична: он был подвергнут вульгарно-социологической переработке и вызвал уничижительную критику со стороны фольклористов как «грубая стилизация и извращение народной поэзии». Имя писателя было дискредитировано, а он сам обречен на десятилетнюю изоляцию от читателя.
