Рассказы о животных. Рассказы про слона. Рассказ о преданности слона и о его храбрости.
У индусов есть ручные слоны. Один индус пошёл со слоном в лес по дрова.
Лес был глухой и дикий. Слон протаптывал хозяину дорогу и помогал валить деревья, а хозяин грузил их на слона.
Вдруг слон перестал слушаться хозяина, стал оглядываться, трясти ушами, а потом поднял хобот и заревел.
Хозяин тоже оглянулся, но ничего не заметил.
Он стал сердиться на слона и бить его по ушам веткой.
А слон загнул хобот крючком, чтоб поднять хозяина на спину. Хозяин подумал: «Сяду ему на шею — так мне ещё удобней будет им править».
Он уселся на слоне и стал веткой хлестать слона по ушам. А слон пятился, топтался и вертел хоботом. Потом замер и насторожился.
Хозяин поднял ветку, чтоб со всей силы ударить слона, но вдруг из кустов выскочил огромный тигр. Он хотел напасть на слона сзади и вскочить на спину.
Но он попал лапами на дрова, дрова посыпались. Тигр хотел прыгнуть другой раз, но слон уже повернулся, схватил хоботом тигра поперёк живота, сдавил как толстым канатом. Тигр раскрыл рот, высунул язык и мотал лапами.
А слон уж поднял его вверх, потом шмякнул оземь и стал топтать ногами.
А ноги у слона — как столбы. И слон растоптал тигра в лепёшку. Когда хозяин опомнился от страха, он сказал:
— Какой я дурак, что бил слона! А он мне жизнь спас.
Хозяин достал из сумки хлеб, что приготовил для себя, и весь отдал слону.
Утром над нашим пароходом стали кружиться самолеты противника.
Первые шесть бомб упали в воду. Седьмая бомба попала в корму. И наш пароход загорелся.
И тогда все пассажиры стали кидаться в воду.
Не помню, на что я рассчитывал, когда бросился за борт, не умея плавать. Но я тоже бросился в воду. И сразу погрузился на дно.
Не знаю, какие там бывают у вас химические или физические законы, но только при полном неумении плавать я выплыл наружу.
Выплыл наружу и сразу же ухватился рукой за какую-то рогульку, которая торчала из-под воды.
Держусь за эту рогульку и уже не выпускаю ее из рук. Благословляю небо, что остался в живых и что в море понатыканы такие рогульки для указания мели итак далее.
Вот держусь за эту рогульку и вдруг вижу - кто-то еще подплывает ко мне. Вижу - какой то штатский вроде меня. Прилично одетый - в пиджаке песочного цвета и в длинных брюках.
Я показал ему на рогульку. И он тоже ухватился за нее.
И вот мы держимся за эту рогульку. И молчим. Потому что говорить не о чем.
Впрочем, я его спросил - где он служит, но он ничего не ответил. Он только выплюнул воду изо рта и пожал плечами. И тогда я понял всю нетактичность моего вопроса, заданного в воде.
И хотя меня интересовало знать - с учреждением ли он плыл на пароходе, как я, или один, - тем не менее я не спросил его об этом.
Но вот держимся мы за эту рогульку и молчим. Час молчим. Три часа ничего не говорим. Наконец мой собеседник произносит:
Катер идет…
Действительно, видим: идет спасательный катер и подбирает людей, которые еще держатся на воде.
Стали мы с моим собеседником кричать, махать руками, чтоб с катера пас заметили. Но нас почему-то не замечают. Не подплывают к нам.
Тогда я скинул с себя пиджак и рубашку и стал махать этой рубашкой: дескать, вот мы тут, сюда, будьте любезны, подъезжайте.
Но катер не подъезжает.
Из последних сил я машу рубашкой: дескать, войдите в положение, погибаем, спасите наши души.
Наконец с катера кто-то высовывается и кричит нам в рупор:
Эй вы, трамтарарам, за что, обалдели, держитесь - за мину!
Мой собеседник как услышал эти слова, так сразу шарахнулся в сторону. И, гляжу, поплыл к катеру…
Инстинктивно я тоже выпустил из рук рогульку. Но как только выпустил, так сразу же с головой погрузился в воду.
Снова ухватился за рогульку и уже не выпускаю ее из рук.
С катера в рупор кричат мне:
Эй ты, трамтарарам, не трогай, трамтарарам, мину!
Братцы, - кричу, - без мины я как без рук! Потону же сразу! Войдите с положение! Плывите сюда, будьте так великодушны!
В рупор кричат:
Не можем подплыть, дура-голова, - подорвемся на мине. Плыви, трамтарарам, сюда. Или мы уйдем сию минуту.
Думаю: "Хорошенькое дело - плыть при полном неумении плавать". И сам держусь за рогульку так, что даже при желании меня не оторвать.
Братцы, моряки! Уважаемые флотские товарищи! Придумайте что-нибудь для спасения ценной человеческой жизни!
Тут кто-то из команды кидает мне канат. При этом в рупор и без рупора кричат:
Не вертись, чтоб ты сдох, взорвется мина!
Думаю: "Сами нервируют криками. Лучше бы, думаю, я не знал, что это мина, я бы вел себя ровней. А тут, конечно, дергаюсь - боюсь. И мины боюсь и без мины еще того больше боюсь".
Наконец ухватился за канат, Осторожно обвязал себя за пояс.
Тяните, ну вас к черту… Орут, орут, прямо надоело…
Стали они меня тянуть. Вижу, канат не помогает. Вижу - вместе с канатом, вопреки своему желанию, опускаюсь на дно.
Уже ручками достаю морское дно. Вдруг чувствую - тянут кверху, поднимают.
Вытянули на поверхность. Ругают - сил нет. Уже без рупора кричат:
С одного тебя такая длинная канитель, чтоб ты сдох… Хватаешься за мину во время войны… Вдобавок не можешь плыть… Лучше бы ты взорвался на этой мине - обезвредил бы ее и себя…
Конечно, молчу. Ничего им не отвечаю. Поскольку - что можно ответить людям, которые меня спасли. Тем более сам чувствую свою недоразвитость в вопросах войны, недопонимание техники, неумение отличить простую рогульку от бог знает чего.
Вытащили они меня на борт. Лежу. Обступили.
Вижу - и собеседник мой тут. И тоже меня отчитывает, бранит - зачем, дескать, я указал ему схватиться за мину. Дескать, это морское хулиганство с моей стороны. Дескать, за это надо посылать на подводные работы от трех до пяти лет. Собеседнику я тоже ничего не ответил, поскольку у меня испортилось настроение, когда я вдруг обнаружил, что нет со мной рубашки. Пиджак тут, при мне, а рубашки нету.
Хотел попросить капитана - сделать круг на ихнем катере, чтоб осмотреться, где моя рубашка, нет ли ее на воде. Но, увидев суровое лицо капитана, не решился его об этом просить.
Скорей всего рубашку я на мине оставил. Если это так, то, конечно, пропала моя рубашка.
После спасения я дал себе торжественное обещание изучить военное дело.
Отставать от других в этих вопросах не полагается.
Утром над нашим пароходом стали кружиться самолеты противника.
Первые шесть бомб упали в воду. Седьмая бомба попала в корму. И наш пароход загорелся.
И тогда все пассажиры стали кидаться в воду.
Не помню, на что я рассчитывал, когда бросился за борт, не умея плавать. Но я тоже бросился в воду. И сразу погрузился на дно.
Не знаю, какие там бывают у вас химические или физические законы, но только при полном неумении плавать я выплыл наружу.
Выплыл наружу и сразу же ухватился рукой за какую-то рогульку, которая торчала из-под воды.
Держусь за эту рогульку и уже не выпускаю ее из рук. Благословляю небо, что остался в живых и что в море понатыканы такие рогульки для указания мели и так далее.
Вот держусь за эту рогульку и вдруг вижу - кто-то еще подплывает ко мне. Вижу - какой-то штатский вроде меня. Прилично одетый - в пиджаке песочного цвета и в длинных брюках.
Я показал ему на рогульку. И он тоже ухватился за нее.
И вот мы держимся за эту рогульку. И молчим. Потому что говорить не о чем.
Впрочем, я его спросил - где он служит, но он ничего не ответил. Он только выплюнул воду изо рта и пожал плечами. И тогда я понял всю нетактичность моего вопроса, заданного в воде.
И хотя меня интересовало знать - с учреждением ли он плыл на пароходе, как я, или один, - тем не менее я не спросил его об этом.
Но вот держимся мы за эту рогульку и молчим. Час молчим. Три часа ничего не говорим. Наконец мой собеседник произносит:
Катер идет…
Действительно, видим: идет спасательный катер и подбирает людей, которые еще держатся на воде.
Стали мы с моим собеседником кричать, махать руками, чтоб с катера нас заметили. Но нас почему-то не замечают. И не подплывают к нам.
Тогда я скинул с себя пиджак и рубашку и стал махать этой рубашкой: дескать, вот мы тут, сюда, будьте любезны, подъезжайте.
Но катер не подъезжает.
Из последних сил я машу рубашкой: дескать, войдите в положение, погибаем, спасите наши души.
Наконец с катера кто-то высовывается и кричит нам в рупор:
– Эй вы, трамтарарам, за что, обалдели, держитесь - за мину!
Мой собеседник как услышал эти слова, так сразу шарахнулся в сторону. И, гляжу, поплыл к катеру…
Инстинктивно я тоже выпустил из рук рогульку. Но как только выпустил, так сразу же с головой погрузился в воду.
Снова ухватился за рогульку и уже не выпускаю ее из рук.
С катера в рупор кричат:
Эй ты, трамтарарам, не трогай мину!
Братцы, кричу, без мины я как без рук! Потону же сразу! Войдите в положение! Плывите сюда, будьте так великодушны!
В рупор кричат:
Не можем подплыть, дура-голова, - подорвемся на мине. Плыви, трамтарарам, сюда. Или мы уйдем сию минуту.
Думаю: «Хорошенькое дело - плыть при полном неумении плавать». И сам держусь за рогульку так, что даже при желании меня не оторвать.
Братцы, моряки! Уважаемые флотские товарищи! Придумайте что-нибудь для спасения ценной человеческой жизни!
Тут кто-то из команды кидает мне канат. При этом в рупор и без рупора кричат:
Не вертись, чтоб ты сдох, - взорвется мина!
Думаю: «Сами нервируют криками. Лучше бы, думаю, я не знал, что это мина, я бы вел себя ровней. А тут, конечно, дергаюсь - боюсь. И мины боюсь, и без мины еще того больше боюсь».
Наконец ухватился за канат. Осторожно обвязал себя за пояс.
Тяните, ну вас к черту… Орут, орут, прямо надоело…
Стали они меня тянуть. Вижу, канат не помогает. Вижу - вместе с канатом, вопреки своему желанию, опускаюсь на дно.
Уже ручками достаю морское дно. Вдруг чувствую - тянут кверху, поднимают.
Вытянули на поверхность. Ругают - сил нет. Уже без рупора кричат:
С одного тебя такая длинная канитель, чтоб ты сдох… Хватаешься за мину во время войны… Вдобавок не можешь плыть… Лучше бы ты взорвался на этой мине - обезвредил бы ее и себя…
Конечно, молчу. Ничего им не отвечаю. Поскольку - что можно ответить людям, которые меня спасли. Тем более сам чувствую свою недоразвитость в вопросах войны, недопонимание техники, неумение отличить простую рогульку от бог знает чего.
Вытащили они меня на борт. Лежу. Обступили.
Вижу - и собеседник мой тут. И тоже меня отчитывает, бранится - зачем, дескать, я указал ему схватиться за мину. Дескать, это морское хулиганство с моей стороны. Дескать, за это надо посылать на подводные работы от трех до пяти лет. Собеседнику я тоже ничего не ответил, поскольку у меня испортилось настроение, когда я вдруг обнаружил, что нет со мной рубашки. Пиджак тут, при мне, а рубашки нету.
Хотел попросить капитана - сделать круг на ихнем катере, чтоб осмотреться, где моя рубашка, нет ли ее на воде. Но, увидев суровое лицо капитана, не решился его об этом просить.
Скорей всего рубашку я на мине оставил. Если это так, то, конечно, пропала моя рубашка.
После спасения я дал себе торжественное обещание изучить военное дело. Иначе нельзя. Отставать от других в этих вопросах не полагается.
Утром над нашим пароходом стали кружиться самолёты противника.Первые шесть бомб упали в воду. Седьмая бомба попала в корму. И наш пароход загорелся.И тогда все пассажиры стали кидаться в воду.Не помню, на что я рассчитывал, когда бросился за борт, не умея плавать. Но я тоже бросился в воду. И сразу погрузился на дно.Не знаю, какие там бывают у вас химические или физические законы, но только при полном неумении плавать я выплыл наружу.Выплыл наружу и сразу же ухватился рукой за какую-то рогульку, которая торчала из-под воды.Держусь за эту рогульку и уже не выпускаю её из рук. Благословляю небо, что остался в живых и что в море понатыканы такие рогульки для указания мели и так далее.Вот держусь за эту рогульку и вдруг вижу - кто-то ещё подплывает ко мне. Вижу - какой-то штатский вроде меня. Прилично одетый - в пиджаке песочного цвета и в длинных брюках.Я показал ему на рогульку. И он тоже ухватился за неё.И вот мы держимся за эту рогульку. И молчим. Потому что говорить не о чем.Впрочем, я его спросил - где он служит, но он ничего не ответил. Он только выплюнул воду изо рта и пожал плечами. И тогда я понял всю нетактичность моего вопроса, заданного в воде.И хотя меня интересовало знать - с учреждением ли он плыл на пароходе, как я, или один,- тем не менее я не спросил его об этом.Но вот держимся мы за эту рогульку и молчим. Час молчим. Три часа ничего не говорим. Наконец мой собеседник произносит:- Катер идёт...Действительно, видим: идёт спасательный катер и подбирает людей, которые ещё держатся на воде.Стали мы с моим собеседником кричать, махать руками, чтоб с катера нас заметили. Но нас почему-то не замечают. Не подплывают к нам.Тогда я скинул с себя пиджак и рубашку и стал махать этой рубашкой: дескать, вот мы тут, сюда, будьте любезны, подъезжайте.Но катер не подъезжает.Из последних сил я машу рубашкой: дескать, войдите в положение, погибаем, спасите наши души.Наконец с катера кто-то высовывается и кричит нам в рупор:- Эй вы, трамтарарам, за что, обалдели, держитесь - за мину!Мой собеседник как услышал эти слова, так сразу шарахнулся в сторону. И, гляжу, поплыл к катеру...Инстинктивно я тоже выпустил из рук рогульку. Но как только выпустил, так сразу же с головой погрузился в воду. Снова ухватился за рогульку и уже не выпускаю её из рук.С катера в рупор кричат мне:- Эй ты, трамтарарам, не трогай, трамтарарам, мину!- Братцы,- кричу,- без мины я как без рук! Потону же сразу! Войдите в положение! Плывите сюда, будьте так великодушны!В рупор кричат:- Не можем подплыть, дура-голова,- подорвёмся на мине. Плыви, трамтарарам, сюда. Или мы уйдём сию минуту.Думаю: «Хорошенькое дело - плыть при полном неумении плавать». И сам держусь за рогульку так, что даже при желании меня не оторвать.Кричу:- Братцы, моряки! Уважаемые флотские товарищи! Придумайте что-нибудь для спасения ценной человеческой жизни!Тут кто-то из команды кидает мне канат. При этом в рупор и без рупора кричат:- Не вертись, чтоб ты сдох, взорвётся мина!Думаю: «Сами нервируют криками. Лучше бы, думаю, я не знал, что это мина, я бы вёл себя ровней. А тут, конечно, дёргаюсь - боюсь. И мины боюсь и без мины ещё того больше боюсь».Наконец ухватился за канат. Осторожно обвязал себя за пояс. Кричу:- Тяните, ну вас к чёрту... Орут, орут, прямо надоело...Стали они меня тянуть. Вижу, канат не помогает. Вижу - вместе с канатом, вопреки своему желанию, опускаюсь на дно. Уже ручками достаю морское дно. Вдруг чувствую - тянут кверху, поднимают.Вытянули на поверхность. Ругают - сил нет. Уже без рупора кричат:- С одного тебя такая длинная канитель, чтоб ты сдох... Хватаешься за мину во время войны... Вдобавок не можешь плыть... Лучше бы ты взорвался на этой мине - обезвредил бы её и себя...Конечно, молчу. Ничего им не отвечаю. Поскольку - что можно ответить людям, которые меня спасли. Тем более сам чувствую свою недоразвитость в вопросах войны, недопонимание техники, неумение отличить простую рогульку от бог знает чего.Вытащили они меня на борт. Лежу. Обступили.Вижу - и собеседник мой тут. И тоже меня отчитывает, бранит - зачем, дескать, я указал ему схватиться за мину. Дескать, это морское хулиганство с моей стороны. Дескать, за это надо посылать на подводные работы от трёх до пяти лет. Собеседнику я тоже ничего не ответил, поскольку у меня испортилось настроение, когда я вдруг обнаружил, что нет со мной рубашки. Пиджак тут, при мне, а рубашки нету.Хотел попросить капитана - сделать круг на ихнем катере, чтоб осмотреться, где моя рубашка, нет ли её на воде. Но, увидев суровое лицо капитана, не решился его об этом просить.Скорей всего рубашку я на мине оставил. Если это так, то, конечно, пропала моя рубашка.После спасения я дал себе торжественное обещание изучить военное дело.Отставать от других в этих вопросах не полагается.1943
