Пропаганда политическая и литературная
Необходимость пропаганды в довоенное и военное время стала сразу очевидна – Красной Армии нужно было мобилизовать все новые силы, вовлекая население, противодействовать пропаганде врага на оккупированных территориях, стимулировать патриотизм среди партизан и даже воздействовать методами пропаганды на армию врага.
Популярными средствами пропаганды стали знаменитые советские плакаты и листовки, радиопередачи и трансляция записей во вражеских окопах. Пропаганда поднимала боевой дух советских людей, заставляла сражаться их мужественнее.
Во время Сталинградской битвы Красная армия применяла революционные методы психологического давления на противника. Из громкоговорителей, установленных у передовой, неслись любимые шлягеры немецкой музыки, которые прерывались сообщениями о победах Красной армии на участках Сталинградского фронта. Но самых эффективным средством был монотонный стук метронома, который прерывался через 7 ударов комментарием на немецком языке: «Каждые 7 секунд на фронте погибает один немецкий солдат». По завершению же серии из 10-20 «отчетов таймера» из громкоговорителей неслось танго.
Решение об организации пропаганды было принято в первые дни Великой Отечественной войны. Формированием образов, задействованных в пропаганде, занимались Управление пропаганды и агитации ЦК ВКП(Б) и Отделение по работе с войсками противника РККА.
Уже 24 июня 1941 года Совинформбюро стало ответственным за пропаганду на радио и в печати. Помимо военно-политической пропаганды была также и литературная: в группу, которую создали специально для ведения пропаганды и освещения боевой жизни советских солдат были включены такие известные писатели, как К.М. Симонов, Н.А. Тихонов, А.Н. Толстой, А.А. Фадеев, К.А. Федин, М.А. Шолохов, И.Г. Эренбург и многие другие. С ними также сотрудничали немецкие антифашисты – Ф. Вольф, В. Бредель.
Советских авторов читали за рубежом: к примеру, статьи Эренбурга расходились по 1600 газетам в США, а письмо Леонова «Неизвестному американскому другу» прослушали 10 миллионов заокеанских радиослушателей. «Литература вся становится оборонной», - говорил В. Вишневский.
Ответственность писателей была огромна – они должны были не только показывать качества советской армии и воспитывать патриотизм, но и с помощью разных подходов воздействовать на различную аудиторию. К примеру, Эренбург считал, что «для красноармейцев и для нейтральных шведов требовались различные доводы».
Помимо возвышения Красной Армии, советского человека и союзных войск, пропаганда также должна была изобличать немецкие войска, вскрывать внутренние противоречия Германии, демонстрировать бесчеловечность ее нападений.
СССР владел всем арсеналом способов идеологической борьбы. Действуя в стане врага, наши пропагандисты не пользовались излишней коммунистической риторикой, не обличали перед немецким населением церковь, не ополчались против крестьян.
Пропаганда в основном была направлена против Гитлера и НСДАП, причем использовались противопоставления фюрера и народа.
Немецкое командование следило за советской пропагандой и видело, что та была прекрасно дифференцированной: «она говорит народными, солдатскими и специфически-местными выражениями, взывает к первоначальным человеческим чувствам, как страх смерти, боязнь боя и опасности, тоска по жене и ребенку, ревность, тоска по родине. Всему этому противопоставляется переход на сторону Красной Армии... ».
Политическая пропаганда не знала ограничений: советская пропаганда, направленная на врага, не только поносила несправедливость войны, но и апеллировала к огромным землям России, холодам, превосходству сил союзных войск. На фронте распускались слухи, рассчитанные на все слои общества – крестьян, рабочих, женщин, молодежь, интеллигенцию. Однако в пропаганде были и общие моменты – образ фашистского врага.
Образ врага
Образ врага во все времена и во всех странах формируется примерно одинаково – необходимо разделить мир хороших, добрых людей, которые воюют исключительно во благо, и мир «нелюдей», которых не жалко убивать во имя будущего мира на земле.
Если национал-социалистические (а не фашистские) органы Германии оперировали термином «недочеловек», то в СССР таким расхожим жупелом стало слово «фашист».
Илья Эренбург таким образом обозначал задачу пропаганды: «Мы должны неустанно видеть перед собой облик гитлеровца: это та мишень, в которую нужно стрелять без промаху, это - олицетворение ненавистного нам. Наш долг - разжигать ненависть к злу и укреплять жажду прекрасного, доброго, справедливого».
Слово «фашист» моментально стало синонимом нечеловеческого монстра, убивающего всех и вся во имя зла. Фашистов рисовали бездушными насильниками и холодными убийцами, варварами и насильниками, извращенцами и рабовладельцами.
Если мужество и сила советских бойцов превозносились, то силы союзников Германии презрительно критиковали: «В Донбассе итальянцы сдаются в плен - им не нужны листовки, их сводит с ума запах наших походных кухонь».
Советские люди изображались добрыми и миролюбивыми в невоенное время – во время войны же им моментально удалось стать героями, голыми кулаками уничтожающих до зубов вооруженных профессиональных убийц-фашистов. И, что немаловажно, фашистов и фрицев не убивали – их только уничтожали.
Отлаженная машина советской пропаганды была достаточно гибкой: так, к примеру, несколько раз менялся сам образ врага. Если с 1933 до начала Второй мировой формировался дискурс разделения образов невинного немецкого народа и коварного нацистского правительства, то в мае 1941 года антифашистские коннотации были устранены.
Разумеется, после 22 июня они вернулись и пропаганда была развернута с новой силой. Еще один кардинальный поворот, отмеченный германскими органами пропаганды – это мобилизация духовных резервов в 1942-1944 гг.
Именно в то время Сталин стал поощрять прежде осуждаемые коммунистические ценности: традиционность, народность, церковность.
В 1943 году Сталин разрешил избрание нового Московского патриарха, и церковь стала еще одним патриотическим орудием пропаганды. Именно в то время патриотизм стал сочетаться с панславянской тематикой и мотивами помощи братьям-славянам. «Изменением политической и идеологической линии и лозунгом «Изгоните немецких оккупантов с родной земли и спасите Отечество!» Сталин добился успеха», писали немцы.
СССР о союзниках
Военная пропаганда Советского Союза не забывала и о странах-союзниках, отношения с которыми были не всегда самыми идиллическими. В первую очередь союзники выступали в пропагандистских материалах друзьями советских людей, веселыми и самоотверженными бойцами. Восхвалялась и материальная поддержка, которая оказывалась союзными войсками СССР: американская тушенка, яичный порошок и английские летчики в Мурманске. Полевой так писал о союзных войсках: «Русские, англичане, американцы, это гора. Кто пытается головой разбить гору, тот разбивает голову...».
Пропаганда велась и среди населения стран-союзников: советским делегациям давались инструкции о том, как формировать положительный образ СССР, как убеждать союзников в необходимости открытия Второго фронта и т.п.
Советские реалии часто сравнивались с американскими: «Бой за Волгу - бой за Миссисипи. Все ли ты сделал, чтобы защитить свою родную, свою чудесную реку, американец», - писал Федин.
Мотив космополитизма и всепобеждающей дружбы народов был преобладающим в союзной пропаганде, направленной на США, Англию и Францию, тогда как на родине этим терминам не всегда придавалась та же роль. Несмотря на то, что сразу после Второй мировой прежние антизападные штампы в советской пропаганде вновь ожили, рисовались плакаты и сочинялись песни: к примеру, джазовая песня «Джеймс Кеннеди» повествовала о героических британцах в Арктике.
«Разумеется, народу не нужна война... Однако, политику всегда определяют лидеры, а им втянуть страну в войну проще простого: демократия ли это, парламентская республика, фашистская или коммунистическая диктатура. С голосованием или без него, народ всегда можно заставить делать то, что выгодно властителям. Это дело нехитрое. Все, что нужно сделать — так это сказать людям, что на них напали и обличить пацифистов в отсутствии патриотизма, а также в том, что они подвергают страну опасности и предают ее интересы...». (Герман Геринг, из выступления на Нюрнбергском процессе )
Любая война, развязанная власть имущими, всегда начинается с пропагандистской истерии, цель которой - обмануть собственный народ и мировое общественное мнение, заставить людей сказать «да» грядущим массовым убийствам. Поэтому каждая война сопровождается ложью в средствах массовой информации, поскольку правительствам необходимо добиться общественной поддержки действий своих армий. Наряду с военными битвами, идут непрерывные сражения за умы людей, за создание «правильного» общественного мнения, за контролирование информационных потоков.
Уже в период Первой мировой войны были сформулированы главные цели военной пропаганды [см. Brown, 1963]:
1. Убеждать свое население в правильности действий, поддерживать его боевой дух, мобилизовывать и направлять ненависть против врага.
2. Любыми методами вносить раскол в лагерь противника, подрывать его боевой дух, ослаблять и деморализовывать его население,
3. Развивать дружбу с нейтральными странами, по возможности, превращая их в союзников.
Основные принципы военной пропаганды были изложены британским дипломатом лордом Понсонби (1871-1946). Суть этих принципов сводится к следующему:
1. «Мы не хотели войны».
Понсонби разъяснил, что для ведения военной пропаганды первым делом необходимо убедить собственный народ в том, что «мы» не хотели войны. Это «другие», «они» начали войну, или мечтают ее начать со дня на день. «Мы» же вынуждены защищаться. Использование этого принципа прослеживается практически в каждой войне. Главное - убедить людей, что «плохие парни» ненавидят «нас» и уже начали (или готовы начать) первыми. В качестве доказательства может подсовываться подходящее политическое убийство, нападение, террористический акт, проч. Чувство мести - простой и эффективный способ направить ярость граждан в нужное русло.
Взрывы в Москве и Волгодонске (1999) были активно использованы российскими властями для того, чтобы сформировать в общественном сознании мнение о безальтернативности военного решения проблемы Чечни. После того, как во время терактов погибли сотни мирных жителей, любой правозащитник, выступающий против колониальной войны в Чечне, стал восприниматься средним россиянином не иначе как изменник Родины.
Теракты в Нью-Йорке 11 сентября 2001 года, психологический шок и последовавший за ним взрыв патриотических чувств граждан США (психологический эффект компенсации), были активно использованы для внедрения в массовое сознание «образа врага» - терроризма. Этот образ легко «лег» на национальные особенности американцев - трудолюбие, тщательность в деталях, сентиментальность, чувствительность, практицизм, рациональное мышление, голливудское ковбойское воспитание. «То, как Бушу и его хунте удалось перенаправить гнев Америки с Усамы бен Ладена на Саддама Хусейна, является одним из величайших пиар-трюков в истории», - пишет Джон Ле Карре. Запуганными и поэтому легко внушаемыми американцами стало легко управлять и оправдывать любые военные авантюры, развязываемые против неудобных для Соединенных Штатов политических режимов. Вспомним о том, что подобная ситуация когда-то привела к власти гитлеровский нацизм, который также нашел свой «образ врага», играя на национальных особенностях немцев.
2. Враг воплощается в конкретной личности.
«Не обязательно заставлять ненавидеть весь народ, - писал Понсонби. - Надо персонифицировать образ врага, показать своему населению, что глава, руководитель «других» - это душевнобольной, свихнувшийся, продажный человек».
Этот принцип действует и в современной войне. Сегодня западная пропаганда вовсю «демонизирует» образы «плохих» политических лидеров: С. Милошевича, С. Хусейна, М. Каддафи, Ф. Кастро и других. Главное - доказать, что «они представляют угрозу для всего цивилизованного мира». Кокаин в апартаментах панамского генерала Норьеги, свергнутого в 1989 году американской военщиной, прошел как доказательство по всем мировым СМИ. Позднее он оказался простым тальком, но это уже никого не волновало. Норьега также обвинялся в рэкете, садизме, сексуальных отклонениях, болезни СПИДОМ. Перед началом второй иракской войны (2003) по телевизионному каналу Fox News американцев информировали о том, что Саддам Хусейн больше всего на свете любит «принимать душ, омываясь кровью своих жертв»...
Демонизация врага эффективна при пропаганде на свое население или народы дружественных и нейтральных стран, однако при воздействии на противника она действует далеко не всегда. После прихода Гитлера к власти (1933) лояльность большинства немецкого населения нацистскому правительству была усилена добавочным стимулом: миллионы людей стали отождествлять правительство Гитлера с Германией. Во время второй мировой войны любые пропагандистские нападки на фюрера воспринимались большинством немцев как нападки на их родину. В кризисные периоды для обычного человека нет ничего тяжелее, чем чувствовать себя одиноким, не принадлежащим ни к какой большой группе, с которой он может себя отождествить. Гражданин страны, как бы ни был он чужд действующему политическому режиму, в тревожное время вынужден выбирать между одиночеством и чувством единства со страной. И большинство выбирает единство. Перед лицом внешней угрозы оппозиция правящей партии психологически и морально становится равнозначной государственной измене. Поэтому во многих случаях люди, не имеющие ничего общего с правящим режимом, защищают режим от любой критики извне, потому что расценивают ее как нападки на страну. Происходит поляризация, отражающаяся в фразе «кто не с нами, тот против нас»
Из этого следует важнейший принцип военной пропаганды: любые нападки на страну и на ее лидера, любая порочащая пропаганда только усиливают лояльность тех, кто еще не вполне отождествляет себя с государственной системой. Эта проблема не может быть решена даже самой умной и искусной пропагандой. Ее может решить только военная победа. При неблагоприятном же ходе боевых действий такая пропаганда вообще обречена на провал. «Данными причинами объясняется крайне низкая эффективность пропаганды Красной Армии на польские войска в 1918-21 гг., на финские в ходе «зимней войны» 1939-40 гг., на немецкие в первые два года Великой Отечественной войны. Во всех этих случаях информационное воздействие сталкивалось и с неприятием враждебной пропаганды, и с сильными националистическими настроениями. ...Если же уровень морально-политического состояния противника недостаточно высок, а боевые действия складываются неудачно для него, то психологическое воздействие имеет все шансы оказаться результативным». [Крысько, 1999]
Когда страна проигрывает войну, многие люди начинают пересматривать свое отношение к национальному лидеру. Во вчерашнем «отце нации» они находят идеального кандидата на роль универсального козла отпущения. «Душу и тело мы отдадим за тебя, Саддам Хусейн!» - в едином порыве скандировали десятки тысяч иракцев перед началом американской агрессии (2003). Через две недели, когда американские войска захватили Багдад, те же самые иракцы с наслаждением жгли портреты Хусейна перед телекамерами, разбивали памятники диктатору с криками «Смерть Саддаму!». Толпа всегда с наслаждением топчет того, кого еще вчера превозносила до небес, - писал Гюстав Лебон.
3. Наши действия мотивируются принципами человеколюбия.
Продолжим цитировать лорда Понсонби: «Следует умалчивать, что в каждой войне в первую очередь преследуются экономические цели, подчеркивая лишь гуманитарные причины. Так это было во времена Первой мировой войны: мы не воевали за контроль над Суэцким каналом или за новые колонии... Ни в коем случае! Мы сражались, руководствуясь принципами высочайшего благородства. В Первую мировую войну это были: «раздавить милитаризм», «защитить малые народы», «подготовить мир к демократии»...
Ну что же, гуманистические принципы и сейчас приводятся в качестве основных причин для любой интервенции. Разумеется, с поправкой на современные реалии: «уничтожить террористические базы», «не допустить распространения оружия массового поражения», «свергнуть кровавый диктаторский режим...», «избавить народ от страданий»...
Американские СМИ, используя очевидную ложь и подтасовки фактов, заранее «оправдали» вторжения на Гренаду (1983), в Панаму (1989), в Сомали (1993), в Югославию (1999)... Агрессия на Гренаду оправдывалась слухами о террористических базах, якобы находившихся на острове. Это оказалось чистой выдумкой. Официальной целью интервенции США в Панаму был только захват президента-наркоторговца Норьеги. Тот факт, что в результате варварской бомбардировки столицы погибло более 2000 человек, был полностью проигнорирован западными СМИ. «Миротворческая операция» в Сомали поводилась под предлогом оказания гуманитарной помощи населению, страдающему от гражданской войны. О том, что 4 крупнейшие нефтяные компании США перед тем скупили половину всех нефтеносных районов страны и требовали от Белого Дома любым способом «навести порядок», до сих пор скромно умалчивается. В случае с Югославией сербов обвиняли в совершении геноцида в Боснии и Косово. Согласно докладам ООН геноцид, в большинстве своем, осуществляли мусульманские националисты. НАТО было уличено в очевидных подтасовках.
4. Действия врага отличаются особой жестокостью и вызывают ужас.
«Нужно максимально оперативно распространять сведения о жестокостях, совершенных противником, разъясняя, что именно ему свойственны подобные поступки». Мы сами или наш народ всегда невинны, а вот наши враги - звери и садисты. В действительности, все армии мира на войне действуют с жестокостью. Но принцип военной пропаганды состоит в том, чтобы доказать, что именно у другой армии жестокость является обычным делом, тогда как у «нас» она - «вынужденная необходимость» или «досадная случайность».
Во время первой мировой войны британская пропаганда распространяла легенды о зверствах немецких солдат по отношению к бельгийским младенцам, ибо на самом деле было мало фактов жестокости и недоставало «горючего» для разжигания ненависти к врагу. Чтобы навязать общественному мнению войну в Персидском заливе (1991), информационное агентство Hill & Knowlton по заказу американского правительства изобрело легенду о кувейтских младенцах, якобы умерщвленных иракскими солдатами прямо в роддоме. В среднем же, регулярные армейские части с обеих сторон никогда не совершают военных преступлений в тех масштабах, о которых обычно трубит пропаганда противника. Даже во время второй мировой войны, несмотря на жесточайшие военные сражения, зверские поступки в целом ограничивались особой средой - войсками СС и НКВД.
«Во время войны мы унижали японцев, изображали их нелюдями. Это помогало нам оправдывать собственные преступления, в частности, атомную бомбардировку Нагасаки», - напишет после войны Черчилль в своих мемуарах. Возможно, именно это объясняет, почему после окончания войны только очень маленький процент граждан государства-победителя испытывает сочувствие к понесенным другой стороной невинным жертвам.
В конце Второй мировой войны американские самолеты сбросили атомные бомбы на Хиросиму и Нагасаки. Погибло более 150 тыс. мирных жителей, десятки тысяч пострадали от ожогов и радиации. Вскоре после этого события (в 1946 году) был проведен социологический опрос. Он показал, что менее 5% американских граждан осуждали применение ядерного оружия, тогда как около 25% опрошенных были убеждены, что нужно было сбросить еще больше бомб. Почему так много американцев приветствовали бессмысленную смерть и уничтожение невинных жертв? Американские психологи считают, что именно под влиянием военной пропаганды, красочно изображающей жестокость и агрессивность противоположной стороны, большая часть американцев постепенно приняла уничижительные установки по отношению к японцам, поэтому люди легко одобряли факт причинения японцам страданий.
Десятилетия спустя США одержали быструю и сокрушительную победу над Ираком во время войны в Персидском Заливе (1991). Потери американцев были минимальны, и в то же время пострадали десятки тысяч иракцев (по некоторым данным, погибли или получили ранения более 130 тыс. мирных жителей). Как вы думаете, какой процент американцев хотя бы минуту опечалился и пожалел простых граждан Ирака, убитых «во имя торжества демократии»? Правильно, никакой. Соцопросы показали, что граждане США практически не сочувствовали невинно пострадавшим иракцам. Специалисты Hill & Knowlton знали свое дело.
«Значительная часть подобной пропаганды состоит из преднамеренной, сознательной лжи, но отчасти ей присуща та же «искренность», какая обычно характерна для параноидальных обвинений», - писал Эрих Фромм. Эти обвинения всегда имеют функцию самозащиты от разоблачения собственной агрессивности. Они строятся по формуле: это у тебя агрессивные намерения, значит, я не виноват. В психоанализе этот глубинный психологический механизм называется рационализацией.
Нередко этот механизм доходит до абсурда, поскольку своих противников обвиняют в том же самом, что откровенно признают собственной целью, и даже не утруждают себя стремлением прикрыть это противоречие. Во времена Третьего Рейха гитлеровская пропаганда обвиняла коммунистов, евреев и славян в тех же самых вещах, которые сама же провозглашала «законнейшими целями действий немецкого народа» - в стремлении к мировой гегемонии. Сегодня правящие круги США во всеуслышанье заявляют о разработке новейших систем вооружения. Однако те же Соединенные Штаты считают своим долгом всячески препятствовать появлению высокоэффективного оружия у слаборазвитых стран. «Не допустить распространения оружия массового поражения » - один из популярнейших пропагандистских лозунгов. Для его осуществления используются все возможности: от применения «блокирующих технологий» до военной интервенции. Перед началом агрессии в Ирак (2003) печать, радио, телевидение США и Великобритании широко распространяли слухи о наличии у Ирака огромных запасов химического оружия, а также о готовности Саддама Хусейна его применить. Оружие массового поражения, если оно и есть у стран «третьего мира», является лишь песчинкой по сравнению с тем огромным арсеналом, который накопили развитые государства. Но принимать инспекторов ООН, отслеживающих его наличие, США, Израиль, Великобритания, Германия, Франция и Россия вряд ли согласятся...
Успех всех вышеизложенных пропагандистских принципов всегда основывается на одном базовом фундаменте: психологической готовности общества их воспринять. «Хитрые» приемы и методы пропаганды всегда вторичны. Они являются производными от глубинных социально-психологических процессов и массовых настроений, имеющих место в данном социуме. Чтобы пустить побеги, зерна пропаганды должны упасть в благодатный психологический грунт. Другими словами, военная пропаганда особенно эффективна при высокой степени психологической и идеологической готовности населения к войне.
Эта готовность может иметь различные истоки. Сегодня психологи и философы говорят о колоссальном уровне разрушительных агрессивных тенденций, обнаруживаемых в современном обществе. По большей части они не осознаются как таковые, а рационализируются в различных формах. Созданы многочисленные научные теории, так или иначе объясняющие человеческую агрессивность и причины возникновения войн. (См. роль в истории развития человеческого сознания, теории агрессивности , , , и мн. др.).
По некоторым данным, основным условием развития Homo Sapiens стало наличие внешней опасности, объединяющей людей в группу. Многие ученые утверждают, что если у сообщества нет внешних врагов, то актуализируется агрессивность внутри общности, что чревато ее развалом. Поэтому поиск внешнего противника стал для первобытных общин условием выживания и дальнейшей эволюции. Жесткое разделение на «мы» и «они» психологически сплачивало массу - людей, вынужденных противостоять внешним противникам «они».
С одной стороны, агрессивное поведение людей имеет биологические корни, оно запрограммировано в людях, связано с врожденным инстинктом. С другой - оно коренится в человеческом характере, в человеческих страстях, за которыми стоят побуждения отнюдь не природного свойства. Страсти человеческие... Они живут в любой эпохе. Любовь, страх, вера, фанатизм, властолюбие, стремление к наслаждению ими... Они возобновляются в каждом поколении и обусловлены как биологическими факторами, так и созданными социальными, политическими и экономическими обстоятельствами.
«В первую очередь наслаждаются властью вожди, но и широкие массы отнюдь не лишены такого садистского удовлетворения», - утверждал Эрих Фромм. Власть имущие нередко приучают свой народ наслаждаться превосходством над другими народами и стремиться к мировому господству. Финансово-политические силы, заинтересованные во внешней экспансии, постоянно разжигают такие настроения. Делается это, в частности, путем скрытого или явного культивирования . Основные рациональные оправдания таковы: господство «нашей цивилизованной нации» над другими народами осуществляется в интересах этих же народов и интересах мировой культуры в целом; стремление к господству - это лишь защита от агрессивного стремления других к господству над «нами», над «нашим народом».
В этом случае не только непосредственная пропаганда, но и общественные устои в целом, вся система образования, масс-культура (от кинематографа и компьютерных игр со стандартными сюжетами о том, как «наши парни» в очередной раз спасают мир, до соответствующего вентилирования новостей в СМИ) направлены на то, чтобы привить массам убеждение в «нашем» превосходстве над другими государствами и народами. Делается это путем манифестации «нашей» мессианской роли в истории, «нашей» богоизбранности в деле установления «справедливого мирового порядка». Так формируется своеобразная идеологическая база, на основании которой одна страна без всяких на то оснований присваивает себе право диктовать условия всем остальным с позиции грубой силы. Причем такой диктат обычно опирается на полную поддержку и одобрение со стороны большинства населения. Нация начинает стремится к максимизации своего благосостояния за счет использования силового воздействия на окружающих, оправдывает вмешательство во внутренние дела неугодных государств и народов. Экономическая, военная и культурная экспансия при этом прикрывается (рационализируется) гуманистической или патриотической риторикой.
Расовые и политические меньшинства в нацистской Германии, а затем и другие народы, которые объявлялись слабыми или загнивающими, - это те объекты садизма, которые «скармливались» немцам в годы гитлеровской диктатуры. В наши дни все больше и больше становится на этот путь американское общество: мир имеет дело со все более агрессивным обществом, находящимся в состоянии непрекращающейся войны против своих врагов, чаще всего искусственно созданных им же самим для обеспечения стабильности «демократической системы». Сегодня большинство граждан США (как когда-то немцев) поддерживают идею существования и «активной защиты» своих «жизненных интересов» далеко за пределами Соединенных Штатов. Социологические опросы, проведенные накануне и во время недавней войны в Ираке, свидетельствуют, что руководимая президентом Бушем американская нация, в большинстве своем, считает себя новым богоизбранным народом, миссия которого состоит в том, чтобы одержать победу над мифической «осью зла». По сути, это является формой проявления шовинизма.
При этом американцы практически отрезаны от всех внешних источников информации, единственным окном в мир для большинства из них являются крайне тенденциозные и нередко цензурованные американские СМИ, в первую очередь телевидение. Лишить противника возможности доступа к широкой аудитории - одна из главных задач пропагандистской войны. Информационное и технологическое могущество Соединенных Штатов в настоящее время делает эту страну практически неуязвимой для какой-либо внешней пропаганды, кроме как пропаганды действием. Грустным примером последней стало 11 сентября 2001 года.
Еще одна распространенная разновидность современного шовинизма - религиозная. Самый наглядный пример - исламский фундаментализм, который сегодня пышным цветом расцветает в мусульманских странах. С одной стороны, он является естественной реакцией народов Востока на агрессивную экспансию западной цивилизации. С другой - он насаждается искусственно, скрыто или явно культивируется теми исламскими политическими элитами, которые под антиколониальными и религиозными лозунгами стремятся занять лидирующее положение в регионе и весомое - в мире.
***
Помимо вышеизложенных,
существуют и другие принципы военной пропаганды. Подробно останавливаться на них
нецелесообразно, поскольку они хорошо
описаны в специальной литературе. Поэтому
просто кратко перечислим их.
5. Использовать принцип легитимности.
Всегда нужно действовать от имени народа, ООН, мирового сообщества или всего человечества, хотя считаться с мнением человечества совсем не обязательно. Военная операция США против Саддама Хусейна (2003) называлась «Свобода Ираку», однако никто не спрашивал самих иракцев, хотят ли они свободу, принесенную на крыльях «Томагавков». Развязав войну, США и их союзники, провозгласившие своим принципом установление и развитие демократических институтов во всех странах мира, попросту надругались над основным принципом демократии: уважением к точке зрения большинства. В Австралии большая часть граждан выступала против войны, в Великобритании не поддерживали агрессию против Ирака более 60% населения, в Испании - 80%, в Японии - 90%. Антивоенные настроения разделялись большинством людей и во всех других странах мира, вошедших или не вошедших в проамериканскую коалицию Единственная страна, где идея войны пользовалась популярностью, - сами США. Причины этого были рассмотрены выше. Поэтому было бы несправедливо обвинять американский народ в тупоумии или жесткости.
6. Всегда нужно преувеличивать свои успехи и потери противника.
Во время войны потери в живой силе и технике называют не фактические, а руководствуясь своей выгодой. Изо всех сил создается позитивный имидж «нашей» сильной и подготовленной военной силы, и, соответственно, подчеркивается слабость противоположной стороны. Это необходимо как для деморализации врага, так и для поднятия боевого духа своего населения. Делается это, в частности, всяческим акцентированием в СМИ того, как хорошо подготовлена наша армия, какое мощное и высокоточное у нее вооружение и т.д.
7. Распространять дезинформацию и слухи.
Цели все те же: уменьшить боевой дух и желание сражаться у противоположной стороны, ослабить и деморализовать вражеское население. Другие задачи: подрыв международного авторитета государства, его сотрудничества с другими странами, провокация конфликтов, разжигание недоверия, подозрительности, обострение политической борьбы, отторжение руководство противника от его населения, провоцирование репрессий против оппозиции и др.
Основную роль в распространении дезинформации и слухов в современной войне играют масс-медиа. Готовятся специальные статьи, интервью, «горячие новости», документальные фильмы и прочий фактаж, который целенаправленно разносится СМИ под видом объективного и непредвзятого освещения событий.
8. Использовать «черную» пропаганду.
Более выгодным, чем ведение военной пропаганды из внешнего источника, является введение информации якобы от внутреннего источника (т.н. «черная» пропаганда). Население страны нередко воспринимает пропаганду противника с большим предубеждением. Чтобы вызвать доверие, пропагандистский источник должен прикинуться «своим». «За несколько месяцев до вторжения немецких войск во Францию (1940) пропагандисты Геббельса стали активно использовать так называемые «черные» передатчики, которые выдавали себя за французские радиостанции. Они распространяли всевозможные слухи, подвергали ожесточенной критике правительство Франции, сеяли неуверенность и панические настроения среди населения и военнослужащих. В результате к моменту решительного наступления немецких войск моральный дух личного состава французской армии оказался настолько подорван, что она была не в состоянии оказать серьезное сопротивление оккупантам». [Крысько, 1999]. Во время войны в Персидском заливе американскими пропагандистами специально было создано радио «Голос свободного Ирака», которое вещало якобы от имени иракской оппозиции, выступающей против диктатуры Саддама Хусейна.
. Советский социальный психолог Б.Ф. Поршнев настаивал на первичности дихотомии «мы»-«они» в истории развития человеческих отношений. Только ощущение того, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы». Нет такого «мы», которое явно или неявно не противоставлялось бы каким-то «они».
«Мы» появилось значительно раньше «я»-ощущения обособленного индивида. Первичным было осознание общности, к которой принадлежали люди. Прежде чем люди могли обособиться внутри этой общности, общность должна была сама обособиться от других общностей. Для того, чтобы появилось субъективное «мы», требовалось повстречаться и обособиться с какими-то «они». Другими словами, первым актом социальной психологии надо считать появление в голове индивида представления о «них». Только ощущение того, что есть «они», рождает желание самоопределиться по отношению к «ним», обособиться от «них» в качестве «мы».
Поршнев всерьез уверял, что в истории человечества не было каннибализма. Точнее, его не было в психологическом смысле - просто тех, кого съедали, не считали за людей. Это были некие «они», «другие», «нелюди», «недочеловеки» в корне отличные от «нас», «настоящих людей».
«Они» куда конкретнее, реальнее, несут с собой те или иные определенные свойства, в первую очередь негативные - бедствия от вторжения «их» орд, непонимание «ими» «человеческой» речи, «их» «ненормальные и нечеловеческие» обычаи и законы... «Они» - это всегда скрытая или явная угроза. Для того чтобы представить себе, что есть «они», не требуется персонифицировать «их» в образе какого-либо вождя, какой-либо возглавляющей группы лиц или организации. «Они» могут представляться как весьма многообразные, не как общность в точном смысле слова. Именно в отличие от каких-то «они» возникала общность «мы» - причем как в далеком прошлом, так и в настоящем. [Поршнев, 1966]
. В работе «Я и Оно» (1923), а также во всех последующих трудах З. Фрейд выдвигает дихотомическую пару: влечение к жизни (эрос) и влечение к смерти (танатос). Он пишет: «Размышляя о происхождении жизни и о развитии разных биологических систем, я пришел к выводу, что наряду с жаждой жизни (инстинктом живой субстанции к сохранению и приумножению) должна существовать и противоположная страсть - страсть к разрушению живой массы, к превращению живого в первоначальное неорганическое состояние. То есть наряду с эросом должен существовать инстинкт смерти. Инстинкт смерти направлен против самого живого организма и потому является инстинктом либо саморазрушения, либо разрушения другого индивида (в случае направленности вовне). Если инстинкт смерти оказывается связан с сексуальностью, то он находит выражение в формах садизма или мазохизма».
Хотя Фрейд неоднократно подчеркивал, что интенсивность этого инстинкта можно регулировать, основная его теоретическая посылка гласит: человек одержим одной лишь страстью - жаждой разрушить либо себя, либо других людей, и этой трагической альтернативы ему вряд ли удастся избежать. Из гипотезы о влечении к смерти следует вывод, что агрессивность по сути своей является не реакцией на раздражение, а представляет собой некий постоянно присутствующий в организме импульс, влечение, обусловленное самой природой человеческого существа. Наша страсть к насилию (в том числе к военному противостоянию) обусловлена биологическими факторами, не подлежащими нашему контролю.
© В.А. Сороченко , 2003 г.
© Публикуется с любезного разрешения автора
В Москве Запад вновь выставляют карикатурным врагом России, а у Владимира Путина формируется образ вставшего на защиту отчизны героя. Американцы с союзниками берут нас в кольцо! Нам нужно обороняться и готовиться к войне…»
Как и многие юные москвичи, 25-летний Андрей Любимов любит лазить по интернету, сидеть в соцсетях и играть в онлайн-игры. Но в том, что касается новостей, он верит телевизору, который стоит в гостиной и вещает новости по указке Кремля.
Последние месяцы посыл предельно прозрачен: готовится третья мировая война. «Год за годом, километр за километром, силы НАТО выстраиваются вдоль наших границ. Такова реальная угроза, с которой мы живем. Ваши СМИ в Париже об этом не говорят. Хорошо, что у нас есть наше телевидение!» - уверяет Андрей. По его сведениям, 50 000 натовских солдат готовы напасть на Россию с западного фронта.
С начала украинского кризиса кремлевская пропаганда прокладывает себе путь, как бульдозер, и создает настоящее реалити-шоу, которое не вызывает споров, а сеет сомнения, пассивность и смятение. И погружает народ в параллельную вселенную.
«Мы умеем проводить черту», - не согласна Инга Нижарадзе, предпринимательница, с которой мы познакомились на франко-российском экономическом форуме. Вечером она тоже смотрит кремлевское государственное телевидение: «Я знаю, что всему верить не стоит, они заходят слишком далеко…»
Однако такой критический взгляд свойственен далеко не всем. В провинции пропаганда нацелена в первую очередь на простых людей, среди которых она стремится сформировать ощущение единения против Запада вокруг Владимира Путина.
После усиления российских бомбардировок в Алеппо месяц назад разговоры о возможности третьей мировой войны звучат особенно часто. Дело в том, что московский телезритель видит вовсе не то же, что европейский. В стране выходит крайне мало репортажей о масштабах жертв среди мирного населения. И нет никакой полемики о причинах смертей или же роли российской армии в победах Дамаска.
Телевидение делает упор на предпосылки назревающего конфликта, который Вашингтон якобы хочет развязать в Сирии против Москвы. «Напомню американским “стратегам”, что воздушное прикрытие российских военных баз в Хмеймиме и Тартусе осуществляется зенитными ракетными системами С-400 и С-300, радиус действия которых может стать сюрпризом для любых неопознанных летающих объектов», - отметил официальный представитель российской армии генерал Конашенков.
Иначе говоря, «мы их собьем», - заявил об американских самолетах звезда российского телевидения и дирижер всей пропаганды Дмитрий Киселев.
«Телевидение готовит народ к войне, потому что мы видим, что американцы готовы нам ее объявить», - совершенно серьезно объясняет околокремлевский политолог Сергей Марков, приводя в пример вывернутые наизнанку слова вице-президента США, соратника Хиллари Клинтон и генерала Пентагона.
«Все это - всего лишь продолжение патриотической пропаганды, которая была запущена с аннексией Крыма в 2014 году, - предупреждает социолог Левада-Центра Наталия Зоркая. - Это извечные рассуждения о враге, о загранице, которая нас не любит. Это началось еще в советскую эпоху и все еще прекрасно работают с теми, у кого сохранился старый менталитет. То есть, со многими россиянами…»
Кроме того, патриотический подъем отодвигает на второй план нынешние экономические трудности. Несмотря на заявления телевидения о выходе из рецессии, в стране царит застой, а все показатели (спад промышленного производства, снижение покупательной способности, сокращение потребления) вызывают тревогу. Если военная пропаганда и не вызвала психоз, то, по крайней мере, позволила укрепить доверие народа к Кремлю. «Патриотическая атмосфера заставляет забыть обо всех проблемах!» - подводит итог Наталия Зоркая.
Военная пропаганда всегда была одной из самых противоречивых тем, вокруг которой историки ломают копья на протяжении многих лет. Поучаствовав в ряде споров на эту тему, известный любитель истории Никита Баринов написал для Warspot статью со со своими умозаключениями по поводу «п рикованных немецких пулемётчиков», «подвига панфиловцев», «250 000 трупов Дрездена» и других наиболее острых вопросов военной пропаганды времён Второй мировой. Редакция публикует материал с минимальными правками.
Согласно знаменитому изречению Бисмарка, нигде столько не врут, как во время войны, после охоты и до выборов. Неудивительно, что в разговорах о пропаганде на войне многие отзываются о ней как о соревновании в духе “кто больше наврал”. В череде споров у меня сформировалось впечатление, что большинство спорящих на тему пропаганды на войне можно разделить на два лагеря. Первый заявляет: ну и что, что враньё? Ведь красиво и вдохновляет на победы. Представители другого лагеря полагают, что враньё в отношении истории, мягко говоря, неуместно. Кто же прав?
Нет сомнений, что иногда доведение до людей истинного положения вещей способно вызвать панику. Самый красноречивый пример - московская паника 16 октября 1941 года, которую спровоцировало сообщение об эвакуации правительства, дипломатов и некоторых столичных предприятий. Реакция была такой, что этот день вспоминали даже через десятилетия. Отличное описание можно найти у Константина Симонова в дневниках “Разные дни войны” и в его же художественной книге “Живые и мёртвые”. А ведь тогда людям объявили только об эвакуации. О том, что фронт аврально собирается по принципу “с бору по сосенке” и неделю назад между немцами и Москвой вообще не было частей Красной армии, - в сообщении не было ни слова. Как бы население среагировало на такую правду?
Впрочем, в той же книге “Живые и мёртвые” Симонов поставил вопрос об адекватности неполного информирования. Один из героев книги возмущается тем, что о потере его родного Тихвина он узнал только в сообщении об освобождении этого города.
Понятное дело, что неполная информация порождала недоверие и распространение слухов. Немцев “видели” даже там, где их никогда не было. Стоит задаться вопросом, не является ли как раз сокрытие реальной информации об успехах противника на более раннем этапе причиной паники? Ведь когда раз за разом о сдаче какого-либо города сообщается намного позже его реальной потери (например, такое было со Смоленском, о сдаче которого объявили только в самом конце июля 1941 года, хотя большая часть города была занята ещё 16 июля), у людей подрывается вера в точность сообщений правительственной пропаганды. Ведь если в июле не говорили о потере Смоленска, а о сдаче Киева сказали с запозданием, то, может, и немцы уже под самой Москвой, только об этом всё ещё не говорят?
Та же картина, только в ещё большем масштабе, повторилась с советской пропагандой в 1980-е годы. Долгое время она существовала в отрыве от контрпропаганды. Пресловутый самиздат читали максимум десятки тысяч из многомиллионной страны. “Голоса” с Запада тоже слушал мизерный процент населения. Но рассказы о том, что перед войной у нас была создана замечательная техника, командующими у нас были замечательные полководцы и весь сплочённый в едином порыве Советский Союз показывал чудеса массового героизма, вызывал вопросы в духе: “Как же тогда случился 1941-й с чередой поражений?”. Объяснения вроде - “танки были лёгкие и устаревшие” (при этом та же пропаганда рассказывала о том, какие они прекрасные, и не упоминала о ворохе проблем с ними), “авиация перевооружалась на новые самолёты и не успела, а вот если бы успела, то тогда…”, “Сталин не верил разведке, но верил Гитлеру”, “Сталин расстрелял всех толковых командиров” - были очень неуклюжими.
Что делать, если ложь приводит к потере доверия, а молчание даёт простор для слухов и вражеской пропаганды? Когда на фронте всё плохо, естественным образом хочется показать что-то хорошее. Что вражеские танки вовсе не непобедимы, а корабли противника можно и нужно топить. О важности разрушения мифа о непобедимости вражеской армии говорится от имени Бауржана Момыш-Улы в замечательном произведении “Волоколамское шоссе” Александра Бека. И в данном случае не принципиально, действительно ли Момыш-Улы говорил так, или же эти слова вложил в его уста бывший фронтовой корреспондент Бек.
Но если вокруг кошмар отступлений и красивых эпизодов нет? Этот вопрос можно решать по-разному. Вышеупомянутый Симонов, будучи фронтовым корреспондентом, носился по фронту от Чёрного до Баренцева моря, высаживался с разведчиками в тыл к врагу, ходил на подводной лодке, порывался лететь в качестве стрелка на бомбёжку Плоешти (к счастью, не дали) - и был вознаграждён за свои усилия. Ему удалось встретить тот редкий для 1941 года эпизод, когда Красная армия сумела нанести пусть и локальное, но болезненное поражение врагу - речь, конечно, о Буйничском поле. Там атаковавшая Могилёв 3-я танковая дивизия под командованием знаменитого Вальтера Моделя не только была остановлена, но и понесла тяжёлые потери. Многие танки остались на нейтральной полосе, причём красноармейцы сделали их восстановление невозможным, сняв и разбросав детали, которые сумели вытащить из танков. Был улучён момент, чтобы снять битую немецкую технику для редакции. Симонов и фотокорреспондент Трошкин добрались до танков и осмотрели их. На фронте было тихо, но это была опасная тишина: техника оставалась на нейтральной полосе и противник мог открыть огонь. Сам Симонов описывает это так:
“Мы вылезли из хода сообщения и пошли по полю. Сначала все низко пригибались, и когда подошли к танкам, то Трошкин их тоже сначала снимал, сидя на корточках. Но потом он нашел в одном из танков немецкий флаг и, заставив красноармейцев залезть на танк, снимал их на танке, рядом с танком, с флагом и без флага, вообще окончательно обнаглел.
Немцы не стреляли. Я не жалел, что пошел. У меня было мстительное чувство. Я был рад видеть наконец эти разбитые, развороченные немецкие машины, чувствовать, что вот здесь в них попадали наши снаряды…
Чтобы немцы не утащили ночью танки, они были подорваны толом, и часть содержимого машин была разбросана кругом по полю. В числе прочего барахла во ржи валялась целая штука коричневого сукна. А рядом с нею дамские туфли-лакирашки и белье.”
Храбрость корреспондентов была вознаграждена, и первые фотографии с массой битой техники напечатали в Известиях. Так что когда вы видите знаменитые фотографии, вспомните, чего стоило корреспондентам сделать их.
Подбитые немецкие танки и бронетранспортёры, снятые Павлом Трошкиным на Буйничском поле. Склеенная из нескольких снимков панорама поля, опубликованная в газете «Известия», произвела мощный пропагандистский эффект
По книге “Разные дни войны”, созданной на основе дневниковых записей и воспоминаний Симонова, видно, что автор критично оценивал обстановку на фронте, что не слишком типично для военного журналиста. Не менее впечатляющей является книга “Зелёная Брама” Евгения Долматовского.
Широким массам он известен, в основном, как поэт и автор многих замечательных песен. Но для меня именно эта книга является жемчужиной в его творчестве. Долматовский ещё в Финскую войну был корреспондентом, а в начале Великой Отечественной работал в редакции фронтовой газеты на Юго-Западном фронте. В ходе тяжёлых боёв в июле немецкие войска с третьей попытки сумели окружить войска 6-й и 12-й армий в районе небольшого украинского городка Умань. Несмотря на отчаянное сопротивление советских войск, кольцо сжималось, и остатки войск собрались в лесном массиве под названием “Зелёная брама”. Часть войск прорвалась к своим (при этом начальник штаба 6-й армии ушёл совершенно голливудским способом - на танке БТ, проехав на нём пару сотен километров по немецким тылам и уйдя от погони на автомобиле за ним), но большая часть была убита или пленена.
Отсортированные от основной массы военнопленных советские политработники, Умань, осень 1941 года. Судьба их была незавидной
В плен попал и Долматовский. Его могли расстрелять как еврея, как коммуниста и как комиссара. Но ему повезло: он бежал, вышел к Красной армии и прослужил корреспондентом до конца войны. А после войны написал эту книгу. В ней автор постарался рассказать о людях, которые бились в 1941-м - о том, как они воевали в партизанах, прорывались к своим и били немцев в 1944–1945 гг., как их судьба сложилась после войны. При этом он не постеснялся задаться вопросами о том, как видилась битва со стороны немцев и как действовала немецкая пропаганда. Не стал скрывать он и многие неприятные эпизоды - например, осуждение многих из командиров 6-й и 12-й армий после войны, в частности командующего 12-й армии Понеделина.
Так как Долматовский сам испытал ужас боёв в окружении и плена, то его рассказы пестрят яркими эпизодами. На мой взгляд, это одна из лучших книг о Великой Отечественной для широкого круга читателей. После неё не возникает вопросов “За что воевали?” - читатель понимает, что прошедшие ад Зелёной Брамы вполне могут гордиться этими боями, пусть они и закончились поражением. При этом автор сумел избежать больших преувеличений и старался следовать истине, а не своим предпочтениям.
Но зачастую во время войны по всем доступным каналам распространялось любое сообщение об успехах, подвигах и преступлениях врага - причём речь не только о советской пропаганде. Далеко не всегда это было сознательным враньём. Туман войны рождает мифы и в силу малой информированности.
К таким мифам стоит отнести, к примеру, немецких «прикованных пулемётчиков». Фашисты якобы приковывали стрелков к пулемёту, чтобы те не могли бежать и были вынуждены вести огонь до последнего. В августе 1941 года в “Красной звезде” даже вышла статья, где показывались трофейные цепи, которыми это делали. И это не было уткой - показанные приспособления действительно были захвачены у немцев, но современные любители истории бронетехники легко узнают в них навесные цепи противоскольжения для БТР.
Теоретически возможно, что в рамках “самодеятельности” они действительно применялись немцами для приковывания пулемётчиков. Однако эту версию делает очень слабой тот факт, что нет никаких подтверждений подобной практики со стороны самих немцев. О массовых расстрелах дезертиров в конце Великой Отечественной, особенно со стороны фельдмаршала Шёрнера, - знаем, о штрафных батальонах немцев - знаем, а вот “прикованные пулемётчики”, видимо, относятся к таким же байкам, как вездесущие “кукушки” на деревьях, которых приписывают и финнам, и эфиопам, и многим другим. Вот только сами такие снайперы из стран, где «кукушки» якобы были распространены, уверяют, что стрелять с дерева было бы неудобно, и они таким не занимались.
Капитан 2-го ранга Н. А. Лунин, командир подводной лодки К-21, в рубке своего корабля. Фото Евгения Халдея
Точно так же часто желаемое выдаётся за действительное. Например, это можно сказать об атаке Лунина на “Тирпиц”, да и в целом о действиях подводных лодок советского флота. Один из лучших исследователей войны на море Мирослав Морозов указывает, что зачастую за успешные попадания принимались взрывы торпед при их утыкании в дно, попадании в берег и так далее. Даже на аэрофотоснимках удавалось “найти” подтверждения повреждениям кораблей (якобы, дифферент на нос или корму, крен и т.д.), когда их не было. Всё это говорит о совершенно неудовлетворительной постановке проверки донесений, но вовсе не означает, что подводники сознательно врали. Хотя, конечно, для любителей приукрасить свои достижения это создавало тепличные условия: “Обмануть меня нетрудно, я сам обманываться рад”.
Примерно та же картина была и в оценке потерь воздушного противника. Если суммировать результаты исследователей по Халхин-Голу (Кондратьев), Зимней войне (Олег Киселёв) и Великой Отечественной (Хазанов, Горбач), то получится, что в среднем реальные успехи нашей авиации завышались в 3–4 раза, причём этот коэффициент завышения примерно одинаков для конфликтов с разными противниками. Это доказывает несправедливость объяснения в духе: “Противник просто скрывал свои потери”. Ведь при принятии этого предположения получается, что разные противники скрывали свои потери одинаково. А против авиации США, например, те же японцы “скрывали” их в куда меньшей мере. Стало быть, беда не в японцах, финнах или немцах, а в системе учёта успехов Красной армии.
К чему же это приводило? К завышенным ожиданиям при планировании. К примеру, если бы руководство ВМФ знало о реальных успехах подводников, стало бы оно разворачивать масштабное строительство подводных лодок после войны? Более того, даже во время войны проблемы с эффективностью стрельбы по совершенно устаревшим принципам (одиночными торпедами) долгое время были не замечены, ибо на бумаге всё получалось красиво.
Но зачастую в условиях поражений пропагандисты пытались не найти реальный успех, а его выдумать. Наиболее яркий пример этого и последствий даёт Свечин в эссе “Ложь”:
”Гибель народа начинается тогда, когда он теряет способность смотреть в лицо действительности, когда он факты действительной жизни начинает подменять фантазией, начинает мечтать и засыпать. Мне вспоминаются рассказы о том, что когда турецкая армия и крепости склоняли перед нами свое оружие, в кофейнях Константинополя наемные рассказчики убаюкивали мусульман вестями о победах, одерживаемых турецкими армиями. Забвение действительности - сон нации - это смерть”.
Если же возвращаться к советской пропаганде, то наиболее ярким примером является история с подвигом панфиловцев. 316-я стрелковая дивизия была сформирована в самом дальнем “углу” Советского Союза - Казахстане и Киргизии. Естественно, обилия опытных командиров или хотя бы хорошо образованных призывников, которых можно было бы быстро обучить, там не наблюдалось. Многие из бойцов были казахами или киргизами, хотя хватало и русских, и украинцев, часть из которых приехала ещё в царское время осваивать целинные земли. Вряд ли все киргизы и казахи хорошо знали русский язык - так, командир батальона Бауыржан Момыш-улы (кстати, тоже не пехотинец по специальности, а артиллерист) в воспоминаниях указывает, что ему помогало знание киргизского языка. Видимо, остальным командирам в этом отношении было сложнее.
При этом дивизия формировалась в июле 1941 года, когда лучшие призывники уже были призваны, и уж тем более, дивизия не была кадровой. Не всё благополучно было и с материальным обеспечением учебного процесса. Но, несмотря на все трудности, дивизия интенсивно тренировалась. Совершала изнурительные марши по горам в жару, стреляла, обкатывалась танками и всего через 3 месяца убыла на фронт. Недолгое пребывание на Северо-Западном фронте сменилось срочной переброской на Западный фронт, где, как уже отмечалось выше, в октябре 1941 года не было войск вообще. Дивизии пришлось вступать в бой в тяжелейших условиях (растянутый фронт, отсутствие информации о противнике), однако дралась она не только геройски, но и весьма умело. Бои октября 1941 года вошли во многие учебники тактики. Упомянутая выше блестящая книга “Волоколамское шоссе” - как раз про этот период. Случилось чудо. Дивизия не была разгромлена в несколько дней, как можно было ожидать по опыту лета 1941 года. Немцы были остановлены. Огромную роль в этом сыграли и приданные дивизии полки противотанковой артиллерии , ставшие первыми гвардейскими из этого рода войск. В ноябре немцы вновь начинают наступение и в первый же день прорывают оборону, ставя дивизию в тяжёлое положение. Однако в дальнейшем ни разу противнику не удалось выполнить задачу дня.
Бойцы 8-й Гвардейской (бывшей 316-й) стрелковой дивизии получают подарки из Казахстана на новый 1942 год
Таким образом, славных дел, подходящих для описания журналистами в ноябре 1941 года, у дивизии хватало. Но труженики пера и печатной машинки, видимо, посчитали, что проще выдумать то, что никто не проверит. Так родилась история про 28 панфиловцев, которые якобы подбили 18 танков, остановили 50 танков и при этом все до единого погибли.
В этой истории много очевидных нелепостей. 50 танков - это немецкий танковый батальон, фронт наступления которого будет куда больше фронта обороны неполного взвода. Что в этот момент делали артиллеристы - тоже непонятно. Более того, за первые несколько дней боёв полк, в который входили 28 панфиловцев, заявил подбитыми четыре танка противника.
Но история оказалась весьма живучей, и жаркие баталии вокруг неё вспыхивают до сих пор. Я заметил, что, как правило, спорящие стороны делятся на два лагеря. Представители первого настаивают на том, что следует ориентироваться на истину, а не на то, что хотелось бы видеть в прошлом. В другом лагере царит убеждение, что неважно, как было на самом деле - главное, что пример этого подвига вдохновлял.
На плакатах истребление немецких танков выглядело очень просто - достаточно кинуть из кустов бутылку с зажигательной смесью, и ничего не подозревающим фашистам останется только разбегаться в разные стороны
Впрочем, степень вдохновлённости - вещь, плохо поддающаяся измерению, да и в положительном эффекте подобных вымышленных подвигов есть серьёзные сомнения. Что думали те, кто встречался с реальными немецкими танками и обнаруживал, что их далеко не так просто уничтожить гранатой или бутылкой с зажигательной смесью, как в рассказах о 28 бойцах, остановивших 50 танков? И что после этого оставалось от доверия ко всей остальной пропаганде? В процитированном выше эссе Свечина можно прочесть о том, какое сильное деморализующее действие на турок производила победная пропаганда, когда на деле османские войска терпели поражения.
Интересно, что в самый критический момент войны, летом 1942 года, вышел знаменитый приказ № 227, известный как “Ни шагу назад”. В нём не было сладких речей и рассказов о скорой погибели Гитлеровской Германии. Наоборот, он предельно жёстко ставит вопрос: либо удержать фронт и победить - либо проиграть.
”Каждый командир, красноармеец и политработник должны понять, что наши средства не безграничны. Территория Советского государства - это не пустыня, а люди - рабочие, крестьяне, интеллигенция, наши отцы, матери, жены, братья, дети. Территория СССР, которую захватил и стремится захватить враг, - это хлеб и другие продукты для армии и тыла, металл и топливо для промышленности, фабрики, заводы, снабжающие армию вооружением и боеприпасами, железные дороги. После потери Украины, Белоруссии, Прибалтики, Донбаса и других областей у нас стало намного меньше территории, стало быть, стало намного меньше людей, хлеба, металла, заводов, фабрик. Мы потеряли более 70 миллионов населения, более 800 миллионов пудов хлеба в год и более 10 миллионов тонн металла в год. У нас нет уже теперь преобладания над немцами ни в людских резервах, ни в запасах хлеба. Отступать дальше - значит загубить себя и загубить вместе с тем нашу Родину. Каждый новый клочок оставленной нами территории будет всемерно усиливать врага и всемерно ослаблять нашу оборону, нашу Родину”.
Мне известно много свидетельств положительной оценки этого приказа бойцами и крайне мало - отрицательной. Иными словами, пропаганда на основе суровой правды может быть куда эффективнее сладкой лжи.
Когда говорят о пропаганде на войне, то часто как синоним вранья упоминается Йозеф Геббельс и его ведомство. Однако, если внимательнее рассмотреть пропаганду, то окажется, что поймать на заведомой лжи ведомство Геббельса не так и просто. К примеру, рассказы о супероружии действительно имели под собой основу. Тот же факт, что реально разработанное оружие оказалось не очень эффективным, дало пищу для фантазий, что “на самом-то деле” у них были почти готовы то ли летающие тарелки, то ли атомное оружие, то ли ещё нечто очень страшное - и лишь быстрое окончание войны уберегло союзников от поражения.
Надежды на «вундерваффе», взрощенные немецкой пропагандой, имели под собой мало оснований. На фото - немецкий реактивный бомбардировщик Ju 287, которому, как и большинству образцов «чудо-оружия», воевать не довелось
Или взять широко раскрученную историю про убийства и изнасилования немецких гражданских бойцами Красной армии в восточнопрусском населённом пункте Неммерсдорф. В этом районе прорвавшиеся на территорию Восточной Пруссии советские войска якобы совершили ряд военных преступлений, убив порядка 60 (в самом Неммерсдорфе значительно меньше) человек, разграбив жилища, изнасиловав женщин. Исследовавший эту тему Петров указывает, что немецкая версия вызывает определённые вопросы - немцы искажали события, придавая ещё больше драматизма, хотя, вполне возможно, преступления имели место. И с опорой на этот пример (по сути - весьма неясный) была раскручена пропагандистская кампания в соответствии с известным жульническим принципом - выдать частное за общее. Не “в нескольких селениях Восточной Пруссии некоторые бойцы Красной Армии” , а “Жертвой завоевательного похода большевизма падет не только наше добро и наш кров… Планомерное жестокое убийство каждого немца превратит Германию в одно большое кладбище… ”(Петров цитирует дневник Геббельса).
При этом заявлялось о “показаниях большевистских пленных, рассказавших при допросе, что все командиры предоставили солдатам Советской Армии „полную свободу действий в отношении местного населения“” . Понятное дело, что во время войны, особенно из немецкого тыла (для которого, в первую очередь, и предназначалась пропаганда), проверить подобные заявления было просто невозможно. И подобная пропаганда успешно пережила и “Тысячелетний Рейх”, и СССР - разговоры об “изнасилованной Германии” продолжаются до сих пор .
Министру пропаганды Третьего рейха нельзя отказать в таланте - многие пропагандистские штампы, заложенные Геббельсом в годы войны, живы и поныне
Ещё более яркий пример успешной немецкой пропаганды - это рассказ о “варварских” бомбардировках немецких городов союзниками.
Бомбили немецкие города большую часть войны, заявляли о их варварской сущности немцы тоже не один раз. Но всё-таки наиболее “раскрученным” стал случай Дрездена. Напомню, что 13 и 14 февраля 1945 года город подвергался массированным бомбардировкам. Центральная часть Дрездена была сильно разрушена, погибло множество людей. 16 февраля, на следующий день после окончания бомбардировок, рейхсминистерство пропаганды распространило заявление для прессы, в котором говорилось: «В Дрездене полностью отсутствовала военная промышленность. Это был культурный центр» . 25 февраля выпущена иллюстрированная брошюра (нельзя не оценить оперативность!) под названием “избиение беженцев” - и там появляется цифра в 200 000 погибших. При этом до 60-х годов было найдено менее 25 000 трупов. По современным оценкам, общее число погибших как раз и составило около 25 000 человек. Но раз за разом приходится слышать и про 200 000, и про “не было военных целей” - причём, как правило, от ура-патриотических личностей. И это при том, что давно доступны исследования по людским потерям в Дрездене, и уж тем более, при минимальном желании, можно найти список оборонных предприятий в Дрездене. Получается, что, несмотря на лживость, пропаганда была столь удачной, что на её удочку попались даже те, кто искренне считает себя её противником!
Впрочем, далеко не всегда Геббельсу требовалось выдумывать. В 1943 году Геббельс “раскрутил” расстрел в районе Катыни польских офицеров, и с тех пор эта история стала камнем преткновения в советско-польских, а теперь и российско-польских отношениях.
Пропаганда - очень сложная работа. В ней опасно говорить всю правду (см. пример распада фронта в начале октября 1941 года, который тыл пережил относительно спокойно), но если не осветить какую-либо тему, то её может осветить по-своему противник, или же она покроется ворохом слухов, которые куда страшнее правды (пример паники 16 октября).
Пропаганда, основанная на заведомом вранье, весьма уязвима к опровержению и может привести к совершенно обратному эффекту (пример с советской пропагандой, вызвавшей к жизни Резуна и Солонина), но может быть успешной, если её трудно проверить или она отвечает желаниям аудитории (пример с доказывающими гнусность США ура-патриотами, повторяющими пропаганду Геббельса). Более того, если уличили во вранье в одном, то падает доверие ко всей пропаганде - даже тогда, когда она не врёт в остальном.
Наконец, пропаганда, основанная на правдивых примерах, куда более устойчива к опровержениям.
История российской пропаганды очень захватывающая и поучительна. Цель этого очерка - показать особенности искусства военной пропаганды Российской империи. Казалось, время, отделяющее современную Российскую Федерацию от Российской империи чрезвычайно велико. Однако в пропагандистском искусстве мы можем увидеть всё те же политические мотивы - охранительная политика государства, коммерческий фактор, игра на патриотических чувствах и не только, ненависть к врагу, приправленная лёгким популизмом. Всё это есть и в современной пропаганде.
Первый плакат - это наглядный пример того, что я называю "двойная пропаганда". (Неизвестный художник. Герой. Белый генерал. Папиросы фабрики Колобова и Боброва. 1890).Основной мотив, привлекающий ваше внимание, это, согласитесь, военно-патриотическая тематика - лихой генерал на коне. Однако, когда ваше внимание привлечено к "первому слою" пропаганды - знакомому и интересному, в вашем сознании волей-неволей остаётся и "второй слой" пропаганды - коммерческий. При этом навязывается стереотип - "хочешь быть "таким Героем", - купи папиросы". Заметьте, контент о папиросах показан мелким курсивом. Не правда ли знакомо? Всё давно уже изобретено. С.Г. Кара-Мурза называет этот манипулятивный приём - "захват и присоединение аудитории". Судите сами...
Героические мотивы я открываю этим пропагандистским плакатом времён Русско-японской войны. Обратите внимание, что имперское руководство в условиях отсутствия настоящих политтехнологов уже тогда понимало важность формы доведения информации до населения и привлекало для этого известных русских художников. Всмотритесь в название... Здесь имперское правительство хотело показать, что это война волнует не только его, но и другие части общества, форумом которого в данном случае являлась выставка.
Империя старалась показать своё неравнодушие к социальным последствиям военного конфликта, для того чтобы они не породили последствия политические.
Пропагандистская тематика Первой мировой войны также задевала самые разные чувства россиян.
От жалости к жертвам войны...
До патриотических чувств...
Имперская пропаганда учитывала не только скорбь к соотечественникам, но и следующее за неё чувство ненависти к врагу.
Тогдашнее пропагандистское искусство показывало обществу уверенность государства в победе вместе с союзниками по . Поэтому художник в данном случае изобразил Антанту. Россия в шапке Мономаха держит православный крест - политический символ того, что можно победить только с самодержавием и православием. С ней курьёзно уживаются республиканские символы Франции, показанной в "фригийском колпаке" - символе Французской революции и убийц Цезаря Брута и Кассия, она же держит сердце - символ Антанты - сердечного согласия. Англия изображена в шлеме древнегреческой богини войны и мудрости Афины и держит якорь - символ морского владычества.
Как видно, уже в то время пропаганда была вполне реальным средством влияния на массовое сознание. Имперские плакаты военной тематики служат тому подтверждением.
