Статья приведена с небольшим сокращением.
ГРАНАТОВЫЙ БРАСЛЕТ
Вся повесть - это поиск ответа на вопрос: что же такое настоящая любовь? Молодая княгиня Вера Николаевна задаёт этот вопрос, в частности своему деду. В своё время он влюбился в "святое сокровище", женился на ней, дальше цитирую: "…и вот через три месяца святое сокровище ходит в затрёпанном капоте, туфли на босу ногу, волосенки жиденькие, нечесаные, в папильотках..." Список преступлений молодой жены продолжается: "мотовка, актриса, неряха, жадная, глаза лживые". В конце концов, она сбегает от него с проезжим актёром, а муж ему и благодарен за это в душе. Вот она, с позволения сказать, история любви!
Поразительно, насколько живучим оказался этот жупел "никуда не годной жены в бигудях и домашнем халате"! По сей день является главной причиной разводов. А я-то думала, этот удобный предлог в наши дни придумали. А он, вон кто, изобретатель-то: классик! А уж если классик что сказал, так оно и есть, стало быть! Ну а по здравому рассудите: что, по-вашему, женщина должна носить дома? Уж не туфли ли на высоких каблуках да корсет? Сам-то муж: в галстуке что ли сидит после обеда перед телевизором? А ведь если бы двое по-настоящему любили друг друга, то он наоборот подумал бы: "И не лень же ей было бигуди накручивать! Старается, следит за собой, а ведь я её и так люблю, с кудрями или без кудрей". И она бы думала: "он у меня лучше всех!", как будто не замечая волосатой спины, лысеющего затылка и не всегда свежего дыхания.
Понимая, что у генерала, к сожалению, не получилось истории любви, герои повести продолжают поиски ответа на этот вопрос: так есть ли она на свете: настоящая любовь, бескорыстная, самоотверженная, та про которую сказано "сильна как смерть", для которой совершить подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а одна радость? Верочка почему-то не уверена, что у неё с мужем именно такая любовь. Тут дедушка генерал делает довольно-таки странное, на мой взгляд, заявление: "Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире!" - говорит он. Уж не перепутал ли старик любовь с войной? Почему это любовь обязательно должна быть трагедией? Разве не подсказывает нам здоровое нравственное чувство, что любовь - это счастье, любовь это жизнь, любовь это радость? Может быть тайна, да, но никак не трагедия. Вот война - это действительно трагедия, вот смерть - это трагедия. Но не любовь!
В подтверждение своей позиции дедушка продолжает рассказывать Верочке истории.
ИСТОРИЯ ПЕРВАЯ
Молоденький прапорщик влюбляется в жену полкового командира, она поиграла с ним и бросила, а он, бедняга, страдает, ревнует, весь исхудал и почернел. "А если прикажу, под поезд броситесь?" - продолжает она игру, причём в тот момент шепнула, когда поезд с ними почти поравнялся. А он и бросился...
Ужасным в этой истории автор считает не то, что, во-первых, юноша влюбился в чужую жену, и не просто в фантазии своей влюбился, а конкретно домогался взаимности! И не то ужасно для автора, что, во-вторых, муж этой женщины, видя непотребство, ничегошеньки по этому поводу не предпринимает, а закрывает на это глаза. И не то ужасно для автора, что женщине в доказательство любви необходимо видеть, как мужчина бросает себя под поезд без всякой надобности! И не то ужасно, что этот юноша, сотворённый Богом, чтобы стать мужчиной, выбирает себе судьбу жалкого раба собственных половых гормонов, как будто нет на свете ни чести, ни совести, ни элементарного уважения или сострадания к живому человеку, мужу этого урода, которого трудно назвать женщиной! Нет, друзья мои, всё это для нашего автора - норма, дело житейское. А вот что ужасно, так это то, что, цитирую: "свежий и чистый мальчишка положил свою любовь к ногам властолюбивой развратницы".
И это он называет "любовью"??? "Свежей и чистой"??? Помилуйте, Александр Иванович! Этот "свежий и чистый мальчишка" посягал на чужую жену! Где же тут "чистота"? Где "свежесть"? Это ведь не любовь, это похоть, которую взрослый цивилизованный человек просто обязан держать под контролем.
Поймите меня правильно: у меня нет отвращения лично к автору, А.И Куприну, его мне жаль. Но к его идеям, к его авторской позиции - к ним я испытываю очень сильные отрицательные чувства! Волею судьбы этот человек оказался одарён писательским талантом, вдобавок ему повезло родиться в сравнительно состоятельной семье, так что ему не было нужды работать за кусок хлеба, а он мог сидеть и писать, когда захочется и сколько захочется - вот и вынесло А.И Куприна в классики. А "поэт в России больше чем поэт" - хочет он этого или нет, а он ещё и учитель жизни. Тысячи и миллионы читателей подхватили его ложные идеи и приняли их к сердцу. Возможно, это и не его вина. Но всё же какую-то долю ответственности он понесёт: ведь "кому много дано, с того много и спросится".
В самом деле, подумайте: откуда у нас взялось представление о любви, о настоящей любви в частности? От родителей? Да кто слушает родителей в 16 лет! Гормоны бурлят, хочется острых ощущений, а "старые" родители лезут со своими "не спеши, да проверь свои чувства" - что они могут понимать в любви? Библия для подавляющего большинства была недоступна. Вот мы и брали свои представления о любви из художественной литературы, да из кинофильмов! А писатели и кинодраматурги невольно делались учителями - хотя они такие же люди, как и мы, и ничуть не больше нашего знают о сём предмете!
Старый генерал продолжает рассказывать Верочке:
ИСТОРИЯ ВТОРАЯ
Жена открыто изменяет, однако любящий муж не желает обращать на это внимания: "Не моё дело. Пусть только Леночка будет счастлива!" А эта Леночка своего любовника уже в дом привела, живут втроём как будто, так и надо. Мужчин отправили на войну, жена сказала мужу на прощанье: "Помни же, береги Володю! Если что-нибудь с ним случится - уйду из дому и детей заберу". И вот храбрый и мужественный капитан ухаживает за этим трусом и лодырем, как нянька. Потому что "Леночка велела!" Леночку конечно же все презирали, а капитана жалели. Тем не менее, история рассказана как пример самоотверженной истинной любви.
Ну помилуйте, люди добрые! А если бы Леночка велела ему украсть?! Или убить невинного? Или обмануть? Ну есть же на свете ценности повыше Леночки, в конце-то концов!! Возможно, нам женщинам и нравится иногда, когда нам так беззаветно поклоняются, уж очень это льстит нашему самолюбию - но со временем становится ясно, что такой мужчина теряет всякий нравственный хребет, перестаёт быть порядочным человеком, которого можно было бы уважать. Да и нам, женщинам это становится непосильным бременем: быть божеством! Нет уж, увольте, мы не боги. Нам бы наоборот, прислониться к кому-то сильному.
Вот почему истинный Бог и дал нам эту самую первую заповедь: ДА НЕ БУДЕТ У ТЕБЯ ДРУГИХ БОГОВ! Поклоняйся лишь одному истинному Богу и люби Его больше всего на свете. Вот когда приоритеты в любви расставлены правильно: НА ПЕРВОМ МЕСТЕ БОГ, И ЛИШЬ НА ВТОРОМ МЕСТЕ ЖЕНА (ИЛИ МУЖ) - тогда и любовь в браке приносит нам блаженство, а не мучение, возвышает нас, а не унижает, тогда это счастье, а не трагедия.
Если бы Леночкин муж любил Бога больше всего на свете, как заповедано: всем сердцем, всем умом, всей душой - то угождая Ему, он никогда не допустил бы подобного безобразия в собственной семье. Да и Леночка, возможно, одумалась бы, если бы муж сказал ей: "Не допущу прелюбодеяния в моей семье! Это грех перед Богом!" А не одумалась бы - то лучше было бы для капитана расстаться с такой женщиной. Бог не оставил бы его в беде, утешил бы и привёл бы к нему женщину, достойную любви и уважения. Так же, как когда-то Он привёл Еву к Адаму, Ревекку к Исааку, так и сегодня Бог может подобрать идеальную пару любому, кто готов смирить себя и просить Его о помощи.
БЕДНЫЙ ТЕЛЕГРАФИСТ
И наконец, главная история "Гранатового браслета" - это любовь безымянного телеграфиста к княгине Вере. Они не были знакомы, он лишь писал ей о своей любви, подписываясь инициалами. Она не отвечала: с её точки зрения, союз между ними был бы до смешного неравным. Потом Верочка выходит замуж за князя Василия. Но телеграфист продолжает посылать ей любовные письма. Тогда она пишет ему единственное письмо, с просьбой прекратить ненужные излияния. Он не прекратил, но стал писать реже: на Пасху, Новый год и в день её именин. В этот раз он даже дерзнул прислать подарок на её именины: гранатовый браслет, для чего, между прочим, растратил казённые деньги, так как был слишком беден, чтобы купить подарок, достойный его "богини". Если раньше муж Веры лишь посмеивался над несчастным влюблённым, то теперь он решил, что пора прекратить безобразие!
Вдвоём с шурином Николаем они разыскали безымянного обожателя и объявили ему всё, что они по этому поводу думают. Тот повёл себя довольно странно: сначала смертельная бледность, дрожащие бегающие руки, благоговейно опущенные ресницы при упоминании имени кумира, потом неуместный смех, неожиданная нагловатость, и даже надменность (в самую бы пору заподозрить серьёзное психическое нарушение!) В конце концов, он обещает прекратить всю эту историю, лишь написав ей последнее письмо. А на следующий день наши герои читают в газете о загадочном самоубийстве бедного телеграфиста. "Что это было? Любовь или сумасшествие?" - думает Вера. Потом читает его письмо, плачет, делится с мужем своим смятением, они оба чувствуют сострадание к несчастному, и в конце концов она вдруг понимает, что, цитирую: "та любовь о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо неё", "мимо неё прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет"!
Вот и попробуем разобраться, на каком основании автор и его герои считают это настоящей великой любовью. Потому ли, что чувство было бескорыстно, ничего не требовало для себя? Но позвольте: письма-то он писал. Не захотел прекратить и тогда, когда его возлюбленная вышла за другого, не прекратил и тогда, когда она его об этом прямо попросила, не прекратил и тогда, когда её муж и брат просили прекратить - нет, не захотел.
О ней ли, о её ли благополучии он заботился, принимая такое решение - или о себе? "Хочу писать - и буду! Не могу прекратить любить её!" Ну хорошо: любить не прекращай, а писать письма прекрати! Нет ведь, не хочет прекращать. О ком он заботится при этом: о ней или о себе? Да, странным и извращённым образом, но о себе, любимом, несчастном!
О ней-то он и понятия не имеет! За 7 лет "великой любви" он даже не был знаком с ней лично, а лишь издали. Любил ли он Верочку - или лишь её образ в окне кареты? А что, если бы он увидел её в домашнем капоте и папильотках? Или в дурном расположении духа? Или в состоянии чрезмерной говорливости? Или в дни ПМС, упаси Господи?
"СИЛЬНА КАК СМЕРТЬ ЛЮБОВЬ!" (Песня Песней)
Я и не думала, что так можно извратить смысл этой цитаты из Библии! В понимании Куприна сила любви измеряется риском для жизни и доказывается смертью. По-моему, это полный абсурд! Ну хорошо, соглашусь, что бывают ситуации, когда ради любимого приходится рисковать собственной жизнью. Например, каждая женщина рискует умереть в родах - но ради любви к будущему ребёнку она всё же идёт на этот риск. Или например, ради спасения жизни любимой требуется донорская почка, и муж, рискуя собственной жизнью, отдаёт свою почку - тогда это любовь, да. Или если кому-то так уж хочется броситься под поезд - то хотя бы не просто так, а например, чтобы выхватить и спасти ребёнка, по неосторожности оказавшегося на рельсах! Тогда это любовь.
Друг того юного прапорщика, который бросился поперёк рельсов, вот он - таки проявил настоящую любовь: он попытался оттащить его и спасти, тоже, между прочим, рискуя своей жизнью. Но юноша так крепко вцепился в рельсы, что кисти рук ему всё же колёсами оттяпало. Однако самопожертвование этого человека не удостоилось похвалы автора. Наоборот, он назван "идиотом". А глупейшая выходка юноши - названа "чистой любовью"! Какой абсурд!
Посмотрим, как обстоит дело с нашим телеграфистом. Зачем он убил себя? Кого он спас этим? Какое такое благо его смерть принесла любимой женщине? Мне кажется это больше похоже на поведение капризного ребёнка, который не получил желанную конфетку и думает: "Вот умру вам назло, будете плакать и жалеть, что не дали, когда я просил!" Такой инфантилизм у взрослого человека - это уже действительно скорее сумасшествие, и уж никак не любовь.
ЛЮБОВЬ НЕЧАЯННО НАГРЯНЕТ?
И автор и герои считают любовь чем-то неподвластным нашему контролю. В письме к Верочке несчастный так и пишет: "Я не виноват, Вера Николаевна, что богу было угодно послать мне, как громадное счастье, любовь к Вам." Не будем придираться к маленькой букве в слове "богу" - я не знаю, может быть, это уже советская орфография, а Куприн, возможно, написал в оригинале с большой буквы. Но по сути: если бы это действительно Бог послал человеку громадное счастье любви, то разве отнял бы Он у человека свободу выбора: писать письма или не писать, домогаться взаимности или нет и т.п.? Заметьте: единый истинный Бог не оставил нас в неведении относительно любви (и всего остального), Он дал нам Своё слово, Библию, чтобы мы знали, чего Он от нас хочет. И даже те, кто никогда Библию в руках не держали, знают, что первая заповедь - "люби Бога и люби ближнего". Это заповедь, команда, повеление - а не счастье или несчастье, которое сваливается нам на голову и мы бессильны. Если бы мы были бессильны, то Бог и не требовал бы невозможного. Именно потому, что у нас есть свобода выбора, Он говорит нам: "любите". Так что любовь, любить - это наш свободный выбор!
Кстати, интересный факт, что слово "любовь" гораздо чаще встречается в Библии в форме глагола, чем в форме существительного! Потому что любовь - это действие, действие на основе принятого решения: "любить". Нам подвластны наши чувства и желания. Десятая заповедь так прямо и гласит: "не пожелай... жены ближнего". Мало ли что тебе желается - а ты не желай! А ты управляй своими желаниями, а ты скажи себе: "нет!" - ведь ты не животное, ты сотворён по образу Божьему! Герои же Куприна действуют и размышляют так, как будто в вопросах любви выбора у них нет никакого.
Дальше. В предсмертном письме телеграфиста рефреном повторяется фраза "Да святится имя Твоё", фраза, как известно, взятая из молитвы, обращённой к Богу, и относящаяся к Богу. Продолжая читать письмо, мы с ужасом обнаруживаем, что автор письма относит эту фразу к Верочке! Это её имя для него святится! Это ей он поклоняется как богу! Опять мы видим, уже в который раз в одной и той же повести, богопротивное поклонение "твари (творению, человеку - Л.Б.) вместо Творца". Вот почему такая "любовь" подозрительно похожа на сумасшествие: "Называя себя мудрыми, ОБЕЗУМЕЛИ, и славу нетленного Бога изменили в образ, подобный тленному человеку... заменили истину Божию ложью, и ПОКЛОНЯЛИСЬ, и служили ТВАРИ ВМЕСТО ТВОРЦА, который благословен вовеки, аминь." Римлянам 1:22,23, 25.
Это не любовь, а самое настоящее идолопоклонство. Если бы несчастный телеграфист любил Бога превыше всего и к Нему обращался бы за помощью, если бы Ему верил и доверялся, то Бог помог бы ему исцелиться от безответной любви, то Бог послал бы ему женщину, созданную Им, Богом, специально для него, и оба были бы счастливы, и Верочку никто бы не тревожил.
И я когда-то блуждала во тьме, искала настоящей любви и не находила. Но сейчас, зная Бога, не могу я сопереживать автору! При всём его большом таланте, никак не получается у меня симпатизировать ни бедняге телеграфисту, ни скучающей Верочке, ищущей острых ощущений, вместо того, чтобы благодарить Бога за своё счастливое супружество, ни её сострадательному и всё понимающему мужу Василию, ни старому генералу, разлюбившему свою жену из-за бигудей. Самый пожалуй психически здоровый человек во всей истории - это шурин Николай. Однако Куприн рисует его как человека грубого, неделикатного и толстокожего.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Ну вот и скажите теперь: что важнее, писательский талант или авторская позиция? И зачем мне, спрашивается, талант писателя Куприна? Чтобы легче было проглотить его ядовитую ложь про "любовь"? Нет уж, увольте, друзья мои, по мне - так лучше бы он был бесталанным, меньше вреда бы принёс. По мне - так ценность писательского таланта вообще сильно преувеличена. Ведь сам по себе талант - это всего лишь врождённое качество, оно даётся нам не по заслугам. Как например, кто-то родился с голубыми глазками, а кто-то с карими.
Ценить надо не талант, а то, что человек сделал в жизни со своим талантом, кого и что он своим талантом прославил, какие ценности превознёс. А мы часто ценим талант как таковой, и поклоняемся людям, которым волею случая достался особенно популярный вид таланта: ах, писатель! Артист! Спортсмен! А ведь каждый человек имеет какой-то талант. Чем хуже писательского таланта, например, материнский талант? Для детей талантливой матери это куда важнее, чем всё остальное. Или вспомните фильм "Форест Гамп" - из минимума данных ему от рождения талантов главный герой сумел сделать максимум. Вот у него, у якобы "недоразвитого", нам есть чему поучиться.
Так что я лично теперь остерегаюсь восхищаться классиками лишь потому, что они классики. И в оценке современных писателей, особенно талантливых, стараюсь быть осторожнее. Язык-то у многих нынче подвешен, но только мало кому есть что сказать по существу.
февраль 2008 Хьюстон Техас http://world.lib.ru/b/boring_l_g/granatovi_braslet.shtml
Клуб: разделяя позицию автора по существу, хотелось бы уточнить, что описанные А.И. Куприным переживания телеграфиста Желткова это хорошо изученное расстройство по международному классификатору болезней (МКБ-10) в разделе F63 «Расстройства привычек и влечений» - классификация нехимических форм зависимого поведения – «2.1. Любовная аддикция», которое современной психотерапией успешно лечится. Имеется достаточно информации о признаках, причинах и природе этого и подобных расстройств:
А вот как преподносит это расстройство наша школа, из школьного сочинения:
«Любовь у А.И. Куприна - бескорыстная, самоотверженная, не ждущая награды, та, про которую сказано «сильна, как смерть», - любовь, для которой совершить любой подвиг, пойти на мучение вовсе не труд, а радость.
«Гранатовый браслет» - это гимн чистой и бескорыстной любви. Один из героев повести так говорит о любви: «Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться». Безнадежная любовь маленького чиновника Желткова вырастает в величайшую человеческую трагедию. «Я умею только желать ежеминутного Вам счастья и радоваться, если Вы счастливы», - пишет Желтков в письме к своей возлюбленной. Куприн плакал над рукописью «Гранатового браслета», плакал скупыми и облегчающими слезами. Он говорил, что ничего более целомудренного еще не писал.
Характерно, что великая любовь поражает самого обыкновенного человека, гнущего спину за канцелярским столом, - чиновника Желткова. Писатель искренне сочувствует маленькому человеку, благородному и странному в своей любви, но стоящему выше людей великосветского общества. Безвестный и смешной Желтков полюбил княгиню Веру чувством небесным, оно стало содержанием его жизни. Но реальность разрушила все, мир провалился в бездну. Испытанное чувство испепеляет Желткова. Телесная плоть умирает за ненадобностью. Остаются только музыка и душа. Любимая отказала ему в смиренной просьбе позволить остаться в одном городе с ней. Он не опускается до упреков, его душа наполнена прощанием, каждая строчка прощального письма дышит великой любовью, обожанием. «Я бесконечно благодарен Вам только за то, что Вы существуете. Богу было угодно за что-то меня вознаградить... уходя, я в восторге говорю: «Да святится имя Твое».
Только после смерти Желткова Вера Николаевна осознала, что «та любовь, о которой мечтает каждая женщина, прошла мимо нее». Стоя у гроба, она все поняла: «Он меня простил теперь. Все хорошо». Ответное чувство состоялось, пусть «одно мгновение, но навеки». Даже муж Верочки, Василий Львович, говорит: «...Разве можно управлять таким чувством, как любовь, чувством, которое до сих пор не нашло себе истолкователя». Свое представление о любви Куприн доверяет высказать генералу Аносову: «Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире!»
Это была единая, всепрощающая, на все готовая, скромная и самоотверженная любовь.
A. И. Куприн
Клуб: это можно было бы сравнить с тем, что в наше время объяснять на школьных уроках, что Земля плоская и покоится на трех слонах (китах, буйволах и т.л.) Но заблуждения с объяснениями любви гораздо опаснее, ведь это ориентиры для подражания молодежи. А у A. И. Куприна получилось с точностью до наоборот, это не "мимо неё прошла большая любовь, которая повторяется только один раз в тысячу лет", а психическое расстройство с трагической развязкой, которые происходят и среди молодежи, и среди взрослых ежедневно.
Это пример, когда один общественный институт - «образовательная культура любви» находится на языческом уровне, наука на современном, просвещенном знании феномена любви.
Если задаться целью, найти в отечественной большой литературе описание подобного сюжета расстройства – трагедии, это «Анна Каренина» Л.Н.Толстого. Подробно детали, признаки болезненного расстройства и их последовательность рассмотрены в
Существует на свете множество вопросов, которые вечно будут волновать человечество. Александр Куприн в своей повести «Гранатовый браслет» размышляет об одном из таких вопросов: существует ли настоящая любовь и что это такое?
На одной из страниц повести встречается такая фраза: «А я хочу сказать, что люди в наше время разучились любить! Не вижу настоящей любви. Да и в мое время не видел!» Прав ли автор?
Героиня повести, Вера получает письма от неизвестного ей господина. Он влюблен в нее. Дедушка Веры, Аносов, как-то в разговоре с внучкой сказал: «Возможно, мимо тебя сейчас пролетает настоящая любовь». Но Вера замужем. Она не испытывает сильных чувств. Так, может быть, их не существует? Тогда представим: у вас нет, предположим, машины, но ведь это не значит, что ее не существует. И разве можно утверждать то, что чего-то нет на свете, не зная, что это такое? «… и разве можно управлять таким чувством, как любовь, - чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя», - пишет Куприн.
Хорошо, представим на минуту, что любви не существует. Тогда как же описать то, что мы испытываем к матери, как же объяснить то, почему душа не может найти покоя без другого человека, то, почему какое-либо дело, какая-либо работа так влекут нас? Объяснение одно - любовь. Если тебе хорошо, если сердцу не нужно другого, то это и есть настоящая любовь. Ведь по-настоящему счастливыми мы чувствуем себя только тогда, когда душа спокойна, когда проявляется интерес к чему-либо.
Рассказ «Гранатовый браслет», написанный в 1910 году, занимает значительное место в творчестве писателя и в русской литературе. Историю любви мелкого чиновника к замужней княгине Паустовский назвал одним «из самых благоуханных и томительных рассказов о любви». Настоящая, вечная, являющаяся редким даром любовь – тема произведения Куприна.
С целью ознакомления с сюжетом и героями рассказа предлагаем прочитать краткое содержание «Гранатового браслета» по главам. Он даст возможность осмыслить произведение, постичь прелесть и легкость языка писателя и проникнуть в замысел.
Вера Шеина – княгиня, жена предводителя дворянства Шеина. Вышла замуж по любви, со временем любовь переросла в дружбу и уважение. Начала получать письма от любящего ее чиновника Желткова еще до замужества.
Желтков – чиновник. Безответно много лет влюблен в Веру.
Василий Шеин – князь, губернский предводитель дворянства. Любит жену.
Яков Михайлович Аносов – генерал, друг покойного князя Мирза-Булат-Тугановского, отца Веры, Анны и Николая.
Анна Фриессе – сестра Веры и Николая.
Николай Мирза-Булат-Тугановский – помощник прокурора, брат Веры и Анны.
Женни Рейтер – подруга княгини Веры, знаменитая пианистка.
В середине августа на побережье Черного моря пришла непогода. Большая часть обитателей прибрежных курортов стала спешно переселяться в город, оставляя свои дачи. Княгиня Вера Шеина вынуждена была оставаться на даче, поскольку в ее городском доме шел ремонт.
Вместе с первыми днями сентября пришло тепло, стало солнечно и ясно, и Вера была очень рада чудесным дням ранней осени.
В день своих именин 17 сентября Вера Николаевна ожидала гостей. Муж с утра уехал по делам и должен был привезти гостей к обеду.
Вера радовалась, что именины пришлись на дачный сезон и можно не устраивать пышный прием. Семья Шеиных была на грани разорения, а положение князя обязывало ко многому, поэтому супругам приходилось жить не по средствам. Вера Николаевна, любовь которой к мужу давно переродилась в «чувство прочной, верной, истинной дружбы» , как могла, поддерживала его, экономила, во многом отказывала себе.
Помочь Вере по хозяйству и принимать гостей приехала ее сестра Анна Николаевна Фриессе. Не похожие ни внешностью, ни характерами, сестры были очень привязаны друг к другу с детских лет.
Анна давно не видела моря, и сестры ненадолго присели на скамью над обрывом, «отвесной стеной падавшего глубоко в море» – полюбоваться прелестным пейзажем.
Вспомнив о приготовленном подарке, Анна вручила сестре записную книжку в старинном переплете.
К вечеру начали съезжаться гости. Среди них был генерал Аносов, друг князя Мирза-Булат-Тугановского, покойного отца Анны и Веры. Он был очень привязан к сестрам, они, в свою очередь, обожали его и называли дедушкой.
Собравшихся в доме Шеиных развлекал за столом хозяин, князь Василий Львович. У него был особый дар рассказчика: в основе юмористических повествований всегда лежало событие, случившееся с кем-нибудь из знакомых. Но в своих историях он так «сгущал краски», так причудливо соединял правду и вымысел и говорил с таким серьезным и деловым видом, что все слушатели смеялись без остановки. В этот раз история его касалась неудавшейся женитьбы брата, Николая Николаевича.
Вставая из-за стола, Вера непроизвольно пересчитала гостей – их оказалось тринадцать. И, поскольку княгиня была суеверна, ей стало неспокойно.
После обеда все, кроме Веры, сели играть в покер. Она собиралась выйти на террасу, когда горничная позвала ее. На стол в кабинете, куда зашли обе женщины, прислуга выложила небольшой пакет, перевязанный лентой, и объяснила, что его принес посыльный с просьбой передать лично Вере Николаевне.
Вера обнаружила в пакете золотой браслет и записку. Сначала она стала рассматривать украшение. В центре низкопробного золотого браслета выделялись несколько великолепных гранатов, каждый из которых был размером с горошину. Рассматривая камни, именинница повернула браслет, и камни вспыхнули, как «прелестные густо-красные живые огни» . С тревогой Вера поняла, что огни эти похожи на кровь.
Он поздравлял Веру с Днем ангела, просил не держать на него зла за то, что несколько лет назад осмелился писать ей письма и ожидать ответа. Просил принять в дар браслет, камни которого принадлежали еще его прабабушке. С ее серебряного браслета он, в точности повторив расположение, перенес камни на золотой и обращал внимание Веры на то, что браслет еще никто не носил. Он писал: «впрочем, полагаю, что и на всем свете не найдется сокровища, достойного украсить Вас» и признавался, что все, что теперь осталось в нем – «только благоговение, вечное преклонение и рабская преданность» , ежеминутное желание счастья Вере и радость, если она счастлива.
Вера размышляла, стоит ли показывать подарок мужу.
Вечер протекал ровно и оживленно: играли в карты, разговаривали, слушали пение одного из приглашенных. Князь Шеин демонстрировал нескольким гостям домашний альбом с его собственными рисунками. Альбом этот был дополнением к юмористическим рассказам Василия Львовича. Рассматривающие альбом смеялись так громко и заразительно, что гости постепенно передвигались к ним.
Последняя история в рисунках называлась «Княгиня Вера и влюбленный телеграфист», и текст самой повести, по словам князя, еще «изготовлялся» . Вера попросила мужа: «Лучше не нужно» , но он то ли не услышал, то ли не обратил внимания на ее просьбу и начал свое веселое повествование о том, как княгиня Вера получала страстные послания от влюбленного телеграфиста.
После чая несколько гостей уехали, оставшиеся разместились на террасе. Генерал Аносов рассказывал истории из своей армейской жизни, Анна и Вера слушали его с удовольствием, как в детстве.
Перед тем, как пойти провожать старого генерала, Вера предложила мужу прочитать письмо, которое она получила.
По дороге к экипажу, ожидавшему генерала, Аносов разговаривал с Верой и Анной о том, что не встречал в своей жизни настоящей любви. По его представлению, «любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире» .
Генерал спросил Веру о том, что в истории, рассказанной мужем, является правдой. И она с удовольствием поделилась с ним: «какой-то безумец» преследовал ее своей любовью и отправлял письма еще до замужества. Княгиня рассказала и о посылке с письмом. В раздумье генерал заметил, что вполне возможно, жизнь Веры пересекла «единая, всепрощающая, на все готовая, скромная и самоотверженная» любовь, о которой мечтает любая женщина.
Проводив гостей и вернувшись в дом, Шеина включилась в разговор брата Николая и Василия Львовича. Брат считал, что «глупости» поклонника нужно немедленно прекратить – история с браслетом и письмами могла испортить репутацию семьи.
После обсуждения, как поступить, решено было, что на следующий день Василий Львович с Николаем найдут тайного обожателя Веры и, потребовав оставить ее в покое, вернут браслет.
Шеин и Мирза-Булат-Тугановский, муж и брат Веры, нанесли визит ее поклоннику. Им оказался чиновник Желтков, мужчина лет тридцати-тридцати пяти.
Николай сразу объяснил ему причину прихода – своим подарком тот преступил черту терпения близких Веры. Желтков сразу согласился с тем, что виноват в преследовании княгини.
Обращаясь к князю, Желтков заговорил о том, что любит его жену и чувствует, что никогда не сможет разлюбить ее, и все, что остается ему – смерть, которую он примет «в какой угодно форме» . Прежде, чем говорить дальше, Желтков попросил разрешения отлучиться на несколько минут, чтобы позвонить Вере.
Во время отсутствия чиновника в ответ на упреки Николая в том, что князь «раскис» и жалеет поклонника жены, Василий Львович объяснил шурину, что чувствует. «Этот человек не способен обманывать и лгать заведомо. Разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь, - чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя» . Князю не просто жаль было этого человека, он понял, что стал свидетелем «какой-то громадной трагедии души» .
Вернувшись, Желтков попросил разрешения написать последнее письмо Вере и обещал, что больше о нем посетители не услышат и не увидят его. По просьбе Веры Николаевны он «как можно скорее» прекращает «эту историю» .
Вечером князь передал супруге подробности визита к Желткову. Она не удивилась услышанному, но была слегка взволнована: княгиня почувствовала, что «этот человек убьет себя» .
Следующим утром из газет Вера узнала, что из-за растраты государственных денег чиновник Желтков покончил с собой. Весь день Шеина думала о «неведомом человеке» , которого ей так и не пришлось увидеть, не понимая, почему предчувствовала трагическую развязку его жизни. Вспомнила она и слова Аносова о настоящей любви, возможно, встретившейся на ее пути.
Почтальон принес прощальное письмо Желткова. Тот признавался, что любовь к Вере расценивает как огромное счастье, что вся его жизнь заключена только в княгине. Просил простить за то, что «неудобным клином врезался в жизнь» Веры, благодарил просто за то, что она живет на свете, и прощался навсегда. «Я проверял себя - это не болезнь, не маниакальная идея - это любовь, которою богу было угодно за что-то меня вознаградить. Уходя, я в восторге говорю: «Да святится имя Твое» , – писал он.
Прочитав послание, Вера сказала мужу, что хотела бы поехать посмотреть на человека, который любил ее. Князь поддержал это решение.
Вера нашла квартиру, которую снимал Желтков. Ей навстречу вышла хозяйка квартиры, и они разговорились. По просьбе княгини женщина рассказала о последних днях Желткова, потом Вера зашла в комнату, где он лежал. Выражение лица покойного было таким умиротворенным, как будто человек этот «перед расставаньем с жизнью узнал какую-то глубокую и сладкую тайну, разрешившую всю человеческую его жизнь» .
На прощанье хозяйка квартиры рассказала Вере, что в случае, если вдруг умрет и к нему попрощаться придет женщина, Желтков просил передать ей, что лучшее произведение Бетховена – его название он записал – «L. van Beethoven. Son. № 2, op. 2. Largo Appassionato».
Вера заплакала, объяснив свои слезы тягостным «впечатлением смерти» .
Домой Вера Николаевна вернулась поздно вечером. Дома ее ждала только Женни Рейтер, и княгиня бросилась к подруге с просьбой что-нибудь сыграть. Не сомневаясь, что пианистка исполнит «то самое место из Второй сонаты, о котором просил этот мертвец с смешной фамилией Желтков» , княгиня с первых аккордов узнала музыку. Душа Веры как будто разделилась на две части: одновременно думала о повторяющейся раз в тысячу лет любви, которая прошла мимо, и о том, почему именно это произведение она должна слушать.
«В уме ее слагались слова. Они так совпадали в ее мысли с музыкой, что это были как будто бы куплеты, которые кончались словами: «Да святится имя Твое» . Слова эти были о великой любви. Вера плакала о прошедшем мимо чувстве, а музыка будоражила и успокаивала ее одновременно. Когда звуки сонаты стихли, княгиня успокоилась.
На вопрос Женни, почему она плачет, Вера Николаевна ответила только ей понятной фразой: «Он меня простил теперь. Все хорошо» .
Рассказывая историю искренней и чистой, но безответной любви героя к замужней женщине, Куприн подталкивает читателя к размышлению о том, какое место занимает чувство в жизни человека, на что дает право, как меняется внутренний мир того, кто имеет дар любить.
Знакомство с произведением Куприна можно начинать с краткого пересказа «Гранатового браслета». А затем, уже зная сюжетную линию, имея представление о героях, с удовольствием погружаться в остальное повествование писателя об удивительном мире настоящей любви.
Средняя оценка: 4.4 . Всего получено оценок: 13864.
«Гранатовый браслет»
На именины к Шейной приезжает ее младшая сестра, которая, подобно пушкинской Ольге, оттеняющей образ Татьяны в «Евгении Онегине», резко контрастирует с Верой и по характеру, и по внешнему облику. Анна резва и расточительна, а Вера спокойна, рассудительна и экономна. Анна привлекательна, но некрасива, а Вера наделена аристократической красотой. У Анны двое детей, а у Веры детей нет, хотя она страстно желает их иметь. Важной художественной деталью, раскрывающей характер Анны, является подарок, который она делает сестре: Анна привозит Вере маленькую записную книжечку, сделанную из старинного молитвенника. С энтузиазмом рассказывает она о том, как тщательно подбирала для книжки листочки, застежки и карандаш. Вере же сам факт переделки молитвенника в записную книжку кажется кощунственным. Это показывает цельность ее натуры, подчеркивает, насколько старшая сестра серьезнее относится к жизни. Вскоре мы узнаем, что Вера окончила Смольный институт - одно из лучших учебных заведений для женщин в дворянской России, а ее подругой является известная пианистка Жени Рейтер.
Среди приехавших на именины гостей важной фигурой является генерал Аносов. Именно этот умудренный жизнью человек, повидавший на своем веку опасность и смерть, а следовательно, знающий цену жизни, рассказывает в повести несколько историй о любви, которые можно обозначить в художественной структуре произведения как вставные новеллы. В отличие от пошлых семейных историй, которые рассказывает князь Василий Львович, муж Веры и хозяин дома, где все перевирается и высмеивается, превращается в фарс, рассказы генерала Аносова наполнены реальными жизненными деталями. Гак возникает в повести спор о том, что такое настоящая любовь. Аносов говорит о том, что люди разучились любить, что брак совсем не предполагает душевной близости и теплоты. Женщины часто выходят замуж, чтобы выбраться из-под опеки и быть хозяйкой в доме. Мужчины - от усталости от холостой жизни. Немалую роль в брачных союзах играет желание продолжить род, да и корыстные побуждения часто оказываются не на последнем месте. «А где же любовь-то?» - вопрошает Аносов. Его интересует такая любовь, для которой «совершить любой подвиг, отдать жизнь, пойти на мучение - вовсе не труд, а одна радость». Здесь словами генерала Куприн, по сути, раскрывает свою концепцию любви: «Любовь должна быть трагедией. Величайшей тайной в мире. Никакие жизненные удобства, расчеты и компромиссы не должны ее касаться». Аносов рассказывает о том, как люди становятся жертвой своего любовного чувства, о любовных треугольниках, которые существуют вопреки всякому смыслу.
На этом фоне рассматривается в повести история любви телеграфиста Желткова к княгине Вере. Это чувство вспыхнуло, когда Вера была еще свободна. Но она не ответила на него взаимностью. Вопреки всякой логике Желтков не прекратил мечтать о своей возлюбленной, писал ей нежные письма, а на именины даже прислал подарок - золотой браслет с гранатами, похожими на капельки крови. Дорогой подарок заставляет мужа Веры принять меры к прекращению истории. Он вместе с братом княгини Николаем решает вернуть браслет.
Сцена визита князя Шейна в квартиру Желткова является одной из ключевых сцен произведения. А.И. Куприн предстает здесь подлинным мастсром-рсалистом в создании психологического портрета. Образ телеграфиста Желткова представляет собой типичный для русской классической литературы XIX века образ маленького человека. Примечательной деталью в повести является сравнение комнаты героя с кают-компанией грузового парохода. Характер самого обитателя этого скромного жилища показан прежде всего через жест. В сцене визита Василия Львовича и Николая Николаевича Желтков то в замешательстве потирает руки, то нервно расстегивает и застегивает пуговицы короткого пиджачка (причем эта деталь в данной сцене становится повторяющейся). Герой взволнован, он не в силах скрыть своих чувств. Однако по мере развития беседы, когда Николай Николаевич озвучивает угрозу обратиться к властям, чтобы оградить Веру от преследования, Желтков внезапно преображается и даже смеется. Любовь придает ему силы, и он начинает ощущать собственную правоту. Куприн акцентирует внимание на разнице в настроении Николая Николаевича и Василия Львовича во время визита. Муж Веры, увидав соперника, вдруг становится серьезным и рассудительным. Он старается понять Желткова и говорит шурину: «Коля, разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь, - чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя». В отличие о Николая Николаевича Шейн разрешает Желткову написать Вере прощальное письмо. Огромную роль в этой сцене для понимания глубины чувств Желткова к Вере играет развернутый портрет героя. Губы его становятся белыми, как у мертвого, глаза наполняются слезами.
Желтков звонит Вере и просит ее о малом - о возможности хоть изредка видеть ее, не показываясь при этом ей на глаза. Эти встречи могли бы придать его жизни хоть какой-то смысл, но Вера отказала ему и в этом. Ей была дороже ее репутация, спокойствие семьи. Она проявила холодное равнодушие к судьбе Желткова. Телеграфист же оказался беззащитным перед решением Веры. Сила любовного чувства и максимальная душевная открытость сделали его уязвимым. Эту беззащитность Куприн постоянно подчеркивает портретными деталями: детский подбородок, нежное девичье лицо.
В одиннадцатой главе повести автор подчеркивает мотив судьбы. Княгиня Вера, которая никогда не читала газет, опасаясь испачкать руки, вдруг разворачивает как раз тот лист, где напечатано объявление о самоубийстве Желткова. Этот фрагмент произведения переплетается со сценой, в которой генерал Аносов говорит Вере: «...Почем знать? - может быть, твой жизненный путь, Верочка, пересекла именно такая любовь, о которой грезят женщины и на которую больше не способны мужчины». Не случайно княгиня вновь вспоминает эти слова. Создается впечатление, что Желтков действительно был послан Вере судьбой, а она не смогла разглядеть в душе простого телеграфиста самоотверженное благородство, тонкость и красоту.
Своеобразное построение сюжета в творчестве А.И. Куприна заключается в том, что автор делает читателю своеобразные знаки, помогающие предугадать дальнейшее развитие повествования. В «Олесе» это мотив гадания, в соответствии с которым складываются все дальнейшие взаимоотношения героев, в «Поединке» - разговор офицеров о дуэли. В «Гранатовом браслете» знаком, предвещающим трагическую развязку, является сам браслет, камни которого похожи на капельки крови.
Узнав о смерти Желткова, Вера понимает, что предчувствовала трагический исход. В прощальном послании к возлюбленной Желтков не скрывает всепоглощающей страсти. Он буквально обожествляет Веру, обращая к ней слова из молитвы «Отче наш...»: «Да святится имя Твое».
В литературе «Серебряного века» были сильны богоборческие мотивы. Желтков, решаясь на самоубийство, совершает величайший христианский грех, ведь церковь предписывает терпеть любые духовные и физические муки, посланные человеку на земле. Но всем ходом развития сюжета А.И. Куприн оправдывает поступок Желткова. Не случайно главную героиню повести зовут Вера. Для Желткова, таким образом, понятия «любовь» и «вера» сливаются воедино. Перед смертью герой просит хозяйку квартиры повесить браслет на икону.
Глядя на покойного Желткова, Вера, наконец, убеждается в том, что в словах Аносова была правда. Своим поступком бедный телеграфист смог достучаться до сердца холодной красавицы и растрогать ее. Вера приносит Желткову красную розу и целует его в лоб долгим дружеским поцелуем. Только после смерти герой получил право на внимание и уважение к своему чувству. Только собственной гибелью он доказал истинную глубину своих переживаний (до этого Вера считала его сумасшедшим).
Слова Аносова о вечной исключительной любви становятся сквозным мотивом повествования. В последний раз они вспоминаются в повести, когда по просьбе Желткова Вера слушает вторую сонату Бетховена («Аппассионату»). В финале же повести А.И. Куприна звучит другой повтор: «Да святится имя Твое», не менее значимый в художественной структуре произведения. Он еще раз подчеркивает чистоту и возвышенность отношения Желткова к возлюбленной.
Ставя любовь в один ряд с такими понятиями, как смерть, вера, А.И. Куприн подчеркивает значимость этого понятия для жизни человека в целом. Не все люди умеют любить и сохранять верность своему чувству. Повесть «Гранатовый браслет» можно рассматривать как своеобразное завещание А.И. Куприна, обращенное к тем, кто пытается жить не сердцем, а рассудком. Их правильная с точки зрения рационального подхода жизнь обречена на духовно опустошенное существование, ибо только любовь может дать человеку истинное счастье.
Заплеванная лестница пахла мышами, кошками, керосином и стиркой. Перед шестым этажом князь Василий Львович остановился. — Подожди немножко, — сказал он шурину. — Дай я отдышусь. Ах, Коля, не следовало бы этого делать... Они поднялись еще на два марша. На лестничной площадке было так темно, что Николай Николаевич должен был два раза зажигать спички, пока не разглядел номера квартиры. На его звонок отворила дверь полная, седая, сероглазая женщина в очках, с немного согнутым вперед, видимо, от какой-то болезни, туловищем. — Господин Желтков дома? — спросил Николай Николаевич. Женщина тревожно забегала глазами от глаз одного мужчины к глазам другого и обратно. Приличная внешность обоих, должно быть, успокоила ее. — Дома, прошу, — сказала она, открывая дверь. — Первая дверь налево. Булат-Тугановский постучал три раза коротко и решительно. Какой-то шорох послышался внутри. Он еще раз постучал. — Войдите, — отозвался слабый голос. Комната была очень низка, но очень широка и длинна, почти квадратной формы. Два круглых окна, совсем похожих на пароходные иллюминаторы, еле-еле ее освещали. Да и вся она была похожа на кают-компанию грузового парохода. Вдоль одной стены стояла узенькая кровать, вдоль другой очень большой и широкий диван, покрытый истрепанным прекрасным текинским ковром, посередине — стол, накрытый цветной малороссийской скатертью. Лица хозяина сначала не было видно: он стоял спиною к свету и в замешательстве потирал руки. Он был высок ростом, худощав, с длинными пушистыми, мягкими волосами. — Если не ошибаюсь, господин Желт-ков? — спросил высокомерно Николай Николаевич. — Желтков. Очень приятно. Позвольте представиться. Он сделал по направлению к Тугановскому два шага с протянутой рукой. Но в тот же момент, точно не замечая его приветствия, Николай Николаевич обернулся всем телом к Шеину. — Я тебе говорил, что мы не ошиблись. Худые, нервные пальцы Желткова забегали по борту коричневого короткого пиджачка, застегивая и расстегивая пуговицы. Наконец он с трудом произнес, указывая на диван и неловко кланяясь: — Прошу покорно. Садитесь. Теперь он стал весь виден: очень бледный, с нежным девичьим лицом, с голубыми глазами и упрямым детским подбородком с ямочкой посредине; лет ему, должно быть, было около тридцати, тридцати пяти. — Благодарю вас, — сказал просто князь Шеин, разглядывавший его очень внимательно. — Merci, — коротко ответил Николай Николаевич. И оба остались стоять. — Мы к вам всего только на несколько минут. Это — князь Василий Львович Шеин, губернский предводитель дворянства. Моя фамилия — Мирза-Булат-Тугановский. Я — товарищ прокурора. Дело, о котором мы будем иметь честь говорить с вами, одинаково касается и князя и меня, или, вернее, супруги князя, а моей сестры. Желтков, совершенно растерявшись, опустился вдруг на диван и пролепетал омертвевшими губами: «Прошу, господа, садиться». Но, должно быть, вспомнил, что уже безуспешно предлагал то же самое раньше, вскочил, подбежал к окну, теребя волосы, и вернулся обратно на прежнее место. И опять его дрожащие руки забегали, теребя пуговицы, щипля светлые рыжеватые усы, трогая без нужды лицо. — Я к вашим услугам, ваше сиятельство, — произнес он глухо, глядя на Василия Львовича умоляющими глазами. Но Шеин промолчал. Заговорил Николай Николаевич. — Во-первых, позвольте возвратить вам вашу вещь, — сказал он и, достав из кармана красный футляр, аккуратно положил его на стол. — Она, конечно, делает честь вашему вкусу, но мы очень просили бы вас, чтобы такие сюрпризы больше не повторялись. — Простите... Я сам знаю, что очень виноват, — прошептал Желтков, глядя вниз, на пол, и краснея. — Может быть, позволите стаканчик чаю? — Видите ли, господин Желтков, — продолжал Николай Николаевич, как будто не расслышав последних слов Желткова. — Я очень рад, что нашел в вас порядочного человека, джентльмена, способного понимать с полуслова. И я думаю, что мы договоримся сразу. Ведь, если я не ошибаюсь, вы преследуете княгиню Веру Николаевну уже около семи-восьми лет? — Да, — ответил Желтков тихо и опустил ресницы благоговейно. — И мы до сих пор не принимали против вас никаких мер, хотя — согласитесь — это не только можно было бы, а даже и нужно было сделать. Не правда ли? — Да. — Да. Но последним вашим поступком, именно присылкой этого вот самого гранатового браслета, вы переступили те границы, где кончается наше терпение. Понимаете? — кончается. Я от вас не скрою, что первой нашей мыслью было — обратиться к помощи власти, но мы не сделали этого, и я очень рад, что не сделали, потому что — повторяю — я сразу угадал в вас благородного человека. — Простите. Как вы сказали? — спросил вдруг внимательно Желтков и рассмеялся. — Вы хотели обратиться к власти?.. Именно так вы сказали? Он положил руки в карманы, сел удобно в угол дивана, достал портсигар и спички и закурил. — Итак, вы сказали, что вы хотели прибегнуть к помощи власти?.. Вы меня извините, князь, что я сижу? — обратился он к Шеину. — Ну-с, дальше? Князь придвинул стул к столу и сел. Он, не отрываясь, глядел с недоумением и жадным, серьезным любопытством в лицо этого странного человека. — Видите ли, милый мой, эта мера от вас никогда не уйдет, — с легкой наглостью продолжал Николай Николаевич. — Врываться в чужое семейство... — Виноват, я вас перебью... — Нет, виноват, теперь уж я вас перебью... — почти закричал прокурор. — Как вам угодно. Говорите. Я слушаю. Но у меня есть несколько слов для князя Василия Львовича. И, не обращая больше внимания на Тугановского, он сказал: — Сейчас настала самая тяжелая минута в моей жизни. И я должен, князь, говорить с вами вне всяких условностей... Вы меня выслушаете? — Слушаю, — сказал Шеин. — Ах, Коля, да помолчи ты, — сказал он нетерпеливо, заметив гневный жест Тугановского. — Говорите. Желтков в продолжение нескольких секунд ловил ртом воздух, точно задыхаясь, и вдруг покатился, как с обрыва. Говорил он одними челюстями, губы у него были белые и не двигались, как у мертвого. — Трудно выговорить такую... фразу... что я люблю вашу жену. Но семь лет безнадежной и вежливой любви дают мне право на это. Я соглашаюсь, что вначале, когда Вера Николаевна была еще барышней, я писал ей глупые письма и даже ждал на них ответа. Я соглашаюсь с тем, что мой последний поступок, именно посылка браслета была еще большей глупостью. Но... вот я вам прямо гляжу в глаза и чувствую, что вы меня поймете. Я знаю, что не в силах разлюбить ее никогда... Скажите, князь... предположим, что вам это неприятно... скажите, — что бы вы сделали для того, чтоб оборвать это чувство? Выслать меня в другой город, как сказал Николай Николаевич? Все равно и там так же я буду любить Веру Николаевну, как здесь. Заключить меня в тюрьму? Но и там я найду способ дать ей знать о моем существовании. Остается только одно — смерть... Вы хотите, я приму ее в какой угодно форме. — Мы вместо дела разводим какую-то мелодекламацию, — сказал Николай Николаевич, надевая шляпу. — Вопрос очень короток: вам предлагают одно из двух: либо вы совершенно отказываетесь от преследования княгини Веры Николаевны, либо, если на это вы не согласитесь, мы примем меры, которые нам позволят наше положение, знакомство и так далее. Но Желтков даже не поглядел на него, хотя и слышал его слова. Он обратился к князю Василию Львовичу и спросил: — Вы позволите мне отлучиться на десять минут? Я от вас не скрою, что пойду говорить по телефону с княгиней Верой Николаевной. Уверяю вас, что все, что возможно будет вам передать, я передам. — Идите, — сказал Шеин. Когда Василий Львович и Тугановский остались вдвоем, то Николай Николаевич сразу набросился на своего шурина. Так нельзя, — кричал он, делая вид, что бросает правой рукой на землю от груди какой-то невидимый предмет. — Так положительно нельзя. Я тебя предупреждал, что всю деловую часть разговора я беру на себя. А ты раскис и позволил ему распространяться о своих чувствах. Я бы это сделал в двух словах. — Подожди, — сказал князь Василий Львович, — сейчас все это объяснится. Главное, это то, что я вижу его лицо, и я чувствую, что этот человек не способен обманывать и лгать заведомо. И правда, подумай, Коля, разве он виноват в любви и разве можно управлять таким чувством, как любовь, — чувством, которое до сих пор еще не нашло себе истолкователя. — Подумав, князь сказал: — Мне жалко этого человека. И мне не только что жалко, но вот я чувствую, что присутствую при какой-то громадной трагедии души, и я не могу здесь паясничать. — Это декадентство, — сказал Николай Николаевич. Через десять минут Желтков вернулся. Глаза его блестели и были глубоки, как будто наполнены непролитыми слезами. И видно было, что он совсем забыл о светских приличиях, о том, кому где надо сидеть, и перестал держать себя джентльменом. И опять с больной, нервной чуткостью это понял князь Шеин. — Я готов, — сказал он, — и завтра вы обо мне ничего не услышите. Я как будто бы умер для вас. Но одно условие — это я вам говорю, князь Василий Львович, — видите ли, я растратил казенные деньги, и мне как-никак приходится из этого города бежать. Вы позволите мне написать еще последнее письмо княгине Вере Николаевне? — Нет. Если кончил, так кончил. Никаких писем, — закричал Николай Николаевич. — Хорошо, пишите, — сказал Шеин. — Вот и все, — произнес, надменно улыбаясь, Желтков. — Вы обо мне более не услышите и, конечно, больше никогда меня не увидите. Княгиня Вера Николаевна совсем не хотела со мной говорить. Когда я ее спросил, можно ли мне остаться в городе, чтобы хотя изредка ее видеть, конечно не показываясь ей на глаза, она ответила: «Ах, если бы вы знали, как мне надоела вся эта история. Пожалуйста, прекратите ее как можно скорее». И вот я прекращаю всю эту историю. Кажется, я сделал все, что мог? Вечером, приехав на дачу, Василий Львович передал жене очень точно все подробности свидания с Желтковым. Он как будто бы чувствовал себя обязанным сделать это. Вера хотя была встревожена, но не удивилась и не пришла в замешательство. Ночью, когда муж пришел к ней в постель, она вдруг сказала ему, повернувшись к стене: — Оставь меня, — я знаю, что этот человек убьет себя.
