Сергей Иванович Танеев принадлежал к старинному дворянскому роду, внесенному в шестую часть дворянских родословных книг Владимирской, Пензенской, Новгородской, Петербургской и Орловской губерний и ведущему свою историю с XV века. В личном деле С.И. Танеева, хранящемся в фонде Московской консерватории в РГАЛИ, имеется свидетельство 1861 года о внесении Сергея Танеева в VI часть дворянской родословной книги к роду.
Представители рода Танеевых служили стольниками, стряпчими, воеводами, а на воинском поприще достигли генеральских и бригадирских чинов. Танеевы занимали ряд видных должностей по выборам дворянства, в том числе посты уездных и губернских предводителей дворянства.
Наиболее преуспели по службе потомки генерала С.М. Танеева, занимавшие высокие посты при Высочайшем дворе, начиная со времени царствования императора Александра I и до 1917 года. Один из них - Александр Сергеевич Танеев (1850-1918) был главноуправляющим Собственной Его Илшераторского Величества канцелярией, членом Государственного Совета и обер-гофмейстером, а также Почетным членом Академии наук, членом дирекции РМО, композитором. Он учился у Н.А. Римского- Корсакова и иногда брал уроки по контрапункту у своего дальнего родственника, тогда уже известного композитора С.И. Танеева, приходясь последнему троюродным племянником. Издания и рукописи его музыкальных сочинений хранятся в отделе редких изданий и рукописей Научной музыкальной библиотеки имени С.И. Танеева Московской консерватории и фондах ГЦММК имени М.И. Глинки.
От брака с Н.И. Толстой у него родилось трое детей. Дочь Анна, став фрейлиной, служила при дворе императора Николая II и была близким другом царской семьи. Она более известна по фамилии мужа как Вырубова Анна Александровна.
Ее брат Сергей Александрович Танеев - офицер царской армии, после 1917 года эмигрировал в США. Ему удалось вывезти с собой семейный архив, на основе которого впервые родословие Танеевых было опубликовано 50 лет назад в США, в Нью-Йорке. Дополненный и переработанный его вариант появился в России в 1995 году в Коврове Владимирской области.
Танеевы были связаны родственными узами с различными старинными прославленными фамилиями: Кутузовыми и Загоскиными, Толстыми и Грибоедовыми, Языковыми и Бутурлиными, Маклаковыми и Щелканами.
В центре родового герба, находящегося в седьмой части Общео гербовника ворянских родов Российской империи, изображена римская богиня Минерва (она же греческая Афина Паллада) - покровительница войны и победы, а также мудрости, знаний, искусств и ремесел. Вероятно, греческое миросозерцание было близко композитору С.И. Танееву не случайно. Одной из главных действующих лиц в его опере «Орестея» на древнегреческий сюжет по трагедии Эсхила является богиня Афина Паллада.
Отец композитора, Иван Ильич Танеев, окончил Московский университет, имел ученую степень магистра словесных наук и всю жизнь проявлял интерес к наукам и искусству. Сильнейшей страстью его была музыка, он играл на нескольких музыкальных инструментах, был композитором-любителем, а также заботился о раннем музыкальном воспитании своих детей. Его сочинения бережно хранятся в отделе редких изданий и рукописей научной музыкальной библиотеки имени С.И. Танеева Московской консерватории.
Мать, Варвара Павловна Танеева (урожденная Протопопова), была иного склада ума. По словам ее старшего сына, В.И. Танеева, «она могла быть хорошим судейским адвокатом и внесла в наше семейство свежую неиспорченную кровь грубого русского духовенства». В письме к П.И. Чайковскому от 11 апреля 1889 года С.И. Танеев вспоминает: «Сколько требовалось с ее стороны энергии, рассудительности и любви, чтобы в течение целой жизни так об нас заботиться, как она это делала. Ее не интересовали никакие высшие вопросы науки тили искусства, все ее мысли сосредоточивались на своей семейной жизни». Именно она подала прошение о помещении сына - юного Сергея Танеева в Московскую консерваторию. Этот документ бережно хранится в архиве Музея имени Н.Г. Рубинштейна при консерватории.
Старший брат композитора Владимир Иванович Танеев (1840- 1921) - известный общественный деятель, по своим взглядам - утопический социалист, юрист, философ, историк, библиофил и коллекционер. Его библиотека насчитывала более 20 тысяч книг на различных языках, преимущественно по истории Великой французской революции. Книга В.И. Танеева «Детство. Юность. Мысли о будущем» содержит дневниковые записи и воспоминания, а также историко-теоретические воззрения автора (издание Академии Наук СССР). За долгие годы он собрал уникальные коллекции гравюр и портретов общественных деятелей, театральных актеров XVIII- XIX веков, слепков античной скульптуры, которые размещались в его подмосковной усадьбе Демьяново. Он интересовался и собирал древние документы и материалы, связанные со своей родословной, а также сведения о генеалогическом древе. В круг его общения входили известные ученые, писатели, художники, композиторы, историки. Узы дружбы связывали его с писателем М.Е. Салтыковым-Щедриным, ученым К.А. Тимирязевым, художником А.М. Васнецовым.
Сергей Иванович Танеев был уроженцем Владимира, но девятилетним ребенком вместе с родителями переезжает на постоянное местожительство в Москву и сразу же поступает в только что открывшиеся классы консерватории.
Танеев прожил в Москве около полувека. Его отъезды из города, довольно редкие и сравнительно недолгие, были связаны, главным образом, с концертными гастролями или летним отдыхом. В поездках он часто тосковал, вспоминал детство, думал о приближающейся старости. Когда ему предложили возглавить Придворную певческую капеллу в Санкт-Петербурге, в своем дневнике он сделал запись 29 декабря 1894 года: «Не хочу покидать Москву». Вероятно, московская жизнь полностью его устраивала. Жил он постоянно в одном районе - на Пречистенке, адреса менял неохотно, только под воздействием веских причин. Все его последующие жилигца похожи одно на другое, при этом обязательными условиями проживания были отсутствие таких удобств, как электрическое освещение, водопровод, канализация и телефон; требовалась также отдаленность от соседей, мешающих занятиям музыкой. Почти всю жизнь он прожил со своей верной няней Пелагеей Васильевной Чижовой, служа честно и преданно своей единственной музе - Музыке. Письма и дневники Сергея Ивановича, воспоминания его современников свидетельствуют о ежедневных перемещениях Танеева в пределах города: чаще всего пешком, на извозчике, на конке, иногда на электротрамвае, очень редко на автомобиле. До настоящего времени сохранились только два дома в Москве, в которых проживал С.И. Танеев - его первый и последний адреса
Первый московский адрес С.И. Танеева: Обухов переулок, дом 7. С 1922 года он получил современное название - Чистый переулок. Дом сохранился, и в настоящее время там находится Детская музыкальная школа № 107 имени СИ. Танеева. В мае 1966 г. на здании установлена мемориальная доска: «В этом доме жили и работали выдающийся русский колшозитор СИ. Танеев, видный ученый и общественный деятель В.И. Танеев». Это собственный дом матери композитора Варвары Павловны Танеевой, приобретенный ею на средства от продажи дома во Владимире, доставшегося от ее отца по наследству.
В этом доме жили три поколения семьи Танеевых: родители композитора, он сам и старший брат с женой и пятью детьми. Приезжал из Петербурга погостить и средний брат колшозитора. Здесь прошли годы учебы сначала в Первой московской гимназии и одновременно в только что открывшихся классах консерватории, а затем только в консерватории. Далее последовали годы преподавательской работы в консерватории и деятельности на посту ее директора.
Из воспоминаний племянника композитора - Павла Танеева мы узнаем о том, что в доме были старинные кирпичные печи, украшенные изразцами; получаем сведения о планировке комнат, их принадлежности, расстановке мебели, а также об образе жизни Сергея Ивановича. В детстве Сережа занимал небольшую комнату на втором этаже с окном, выходящим во двор. В ней размещались кровать, маленький письменный стол и шкаф. Позднее он переехал в большую светлую комнату с высоким потолком, имевшую прекрасный вид из окна на многочисленные сады, окружавшие особняки. Комната была оклеена красивыми синими обоями с цветами, производившими впечатление бархатных. Ее обстановка была также проста: диван, рояль, пишущая машинка, шкаф с книгами, письменный стол, конторка и кресло-качалка, доставшаяся в наследство от Николая Рубинштейна. На стенах - портреты Бетховена, Моцарта, Чайковского и самого Сергея Ивановича.
Портрет Танеева - поясной, в натуральную величину, написанный маслом, в тяжелой золоченой раме - принадлежит кисти художника В.Е. Маковского. Он был написан еще при жизни матери композитора, то есть до 1889 года. В настоящее время местонахождение этого портрета неизвестно, но он достаточно хорошо виден на фотографии, где Танеев запечатлен вместе с няней и племянницей. Известно, что семьи Танеевых и Маковских поддерживали дружеские отношения в течение многих лет. Художник Владимир Егорович Маковский (под шуточным псевдонимом Немврод Плодовитов) сотрудничал вместе с Сергеем Ивановичем (псевдоним Эхидон Невыносимов) в юмористическом рукописном журнале «Захолустье», который выходил в летние месяцы в имении их общих друзей Масловых - Селище, куда композитор и живописец приезжали отдыхать и работать.
Когда Танеев был профессором, а затем директором консерватории, у него в доме устраивались званые обеды, обычно два раза в месяц. Собиралось много народа. Варвара Павловна, матушка, приготовляла «приличествующий случаю» обед. Она очень любила гостей своего сына. У него бывали профессора консерватории, певцы, актеры, художники: П.И. Чайковский, Н.С. Зверев, А.И. Зилоти, А.А. Брандуков, М.Н. Климентова-Муромцева, Н.М. Мазурина, профессора университета А.Г. Столетов, П.В. Преображенский и другие.
По воспоминаниям племянницы - Елены Танеевой, отец композитора был большим любителем музыки, играл на скрипке. Часто, не имея аккомпаниатора для совместного музицирования, он выходил на улицу и прогуливался до тех пор, пока не замечал «девицу или даму идущую с нотами. Он подходил и кротко говорил: «Я играю на скрипке, может быть вы мне согласитесь аккомпанировать?» И очень часто, если девица или дама не торопились, то соглашались аккомпанировать».
Известно, что Танеев был выдающимся пианистом-виртуозом, первым исполнителем многих сочинений Чайковского. Из воспоминаний племянника Павла узнаем, насколько ответственно он подходил к занятиям на фортепиано. Оказывается, между братьями Танеевыми была договоренность о том, что Сергей будет начинать играть на фортепиано не ранее 8 часов утра и заканчивать не позднее 10 часов вечера. Вероятно, это ограничение было одной из причин появления «немой» клавиатуры у Танеева.
Когда он готовился к концертам, то играл целыми днями, делая перерывы лишь для еды. От усиленной игры он иногда разбивал себе о клавиши подушечки пальцев, заклеивал их черным английским пластырем и продолжал упражнения с величайшей настойчивостью.
С домом в Чистом переулке связан интересный эпизод в жизни композитора.
Произошло это в годы его директорства в консерватории. Вспоминает племянница Елена Танеева, которая провела в доме детские и юношеские годы: «Раз, это было зимой. К крыльцу нашего дома подъехали нарядные сани, запряженные прекрасной лошадью, и из них вышла очень нарядная и красивая девушка Я сидела внизу за письменным столом и наблюдала. Девушка позвонила в наш подъезд. Я любовалась красивой лошадью и нарядной девушкой. Войдя, она спросила Сергея Ивановича. Когда она уехала я спросила дядю: “Кто эта красивая девушка?” Он сказал: “Это моя ученица Мазурина, которая приезжала ко мне по делу”. Прошло некоторое время. К крыльцу подъехала опять та же лошадь и тот же кучер, но в санях сидела пожилая женщина в ковровом платке и в шубе. Она спросила, дома ли Сергей Иванович. Ее провели в его комнату. Скоро отворилась дверь, вышла эта женщина с обиженным видом, и Сергей Иванович с громким смехом провожал гостью до двери. Когда женщина уехала, бабушка Варвара Павловна спросила дядю, отчего он так смеется, ведь неудобно по отношению к гостье. Дядя сказал: “Ведь это сваха. Она приезжала меня сватать. Она стала говорить, что есть девица-красавица - очень богатая музыкантша, которой он очень нравится, и не желает ли Сергей Иванович вступить в супружество с этой девицей? Я стал хохотать, а она обиделась. Нет, ты подумай, сваха, меня сватать!”, и дядя опять захохотал. А бабушка приняла это очень серьезно и сказала, что девица, вероятно, из купеческого звания, а там принято так поступать - посылать сваху, когда девица желает выйти замуж за человека, который ей нравится. Прошло некоторое время, и дядя как-то случайно узнал, что эта сваха приезжала от ученицы его Мазуриной. Потом Мазурина вышла замуж за лучшего виолончелиста Москвы - Брандукова».
В начале XX века Малый Власьевский представлял собой тихий, небольшой переулок в районе Пречистенки, замощенный булыжником и освещенный «пушкинскими» фонарями. Во многих дворах раскинулись пышные сады. Сергея Ивановича вполне устраивало такое местонахождение: в нескольких минутах ходьбы от родительского дома, где продолжала жить многочисленная семья старшего брата Владимира Ивановича, и неподалеку от дома Масловых, близких друзей. Тихий патриархальный быт также отвечал его натуре: печное отопление, отсутствие электрического освещения и телефона, возможность в теплое время года работать в саду, а воду покупать у водовоза!
По воспоминаниям З.Ф. Савеловой, ученицы Танеева, впоследствии известного музыковеда-библиографа, работавшего в библиотеке Московской консерватории, когда она впервые побывала в этой квартире Сергея Ивановича, то «была удивлена простотой обстановки. В маленьком белом домике в глубине двора (посредине которого горделиво высился красивый барский дом владельца) все отзывалось стариной: низкие потолки, незатейливая, громоздкая старенькая мебель, высокая конторка с сильно потертым красным сукном, слркившая вместо письменного стола, старенький рояль, фисгармония, простой обеденный стол, книги и ноты без конца - на полках, на столе, на окнах. <...> Меня встретила его няня, известная всем московским музыкантам Пелагея Васильевна Она как-то подходила ко всей этой обстановке - маленькая, сморщенная, двигавшаяся вразвалку, но еще бодрая и живая».
Маленький домик состоял из семи небольших комнат, две из которых предназначались для работы и играли роль кабинета. В одной из них помещались лишь старенький рояль «Беккер» и фортепиано, другая была чуть просторнее. Сергею Ивановичу приходилось иногда извиняться перед дамами, посещавшими его музыкальные собрания. В записке А.Б. Гольденвейзеру от 6 мая 1911 года он пишет по поводу жены Александра Борисовича, что, если она «не побоится некоторых неудобств, происходящих от тесноты квартиры (слушать, например, придется из другой комнаты), то я был бы очень рад видеть ее в числе слушателей».
«К нему на квартиру, в его домик-особняк, стекались самые.jpg)
Но пожеланиям культурной общественности Москвы не суждено было быться.
Пришли другие времена: дом превратился сначала в коммунальную квартиру, а потом и вовсе пришел в негодность. Пережил он и капитально-восстановительный ремонт, и переход в разряд памятника федерального значения, охраняемого государством, как «Дом, в котором жил композитор С.И. Танеев в 1904-15 годах». Но музея композитора Сергея Ивановича Танеева в нем по-прежнему нет.
Видные деятели русской культуры и потомки композитора в разное врелля предпринимали попытки создать в «танеевском домике» музей композитора. Одно из таких обращений публикуется в настоящем издании впервые - это письмо к Заместителю Председателя Совета Народных Комиссаров Союза ССР В.М. Молотову. Относится этот докумант, вероятно, к середине 1940-х годов. В нем говорится о том, что в мемориальном доме «должны быть сосредоточены в большинстве сохранившиеся вещи его домашней обстановки, его библиотека и архив. Музей этот должен явиться филиалом Государственного центрального музея музыкальной культуры». Подписи под письмом не нуждаются в комментариях: Б.В. Асафьев, С.С. Прокофьев, В.Я. Шебалин,
К.Н. Игумнов, А.Ф. Гедике, Д.Б. Кабалевский, Н.Г. Райский, Ю.А. Шапорин, Е.Н. Алексеева,
А.В. Оссовский. Многие из них лично знали Танеева, бывали в его доме, учились у него, долгие годы дружили с ним, бережно хранили его наследие. И все же освободить дом «от проживающих в нем всего нескольких граждан» тогда не удалось.
Однако история продолжается. Предприняты новые (пока безуспешные) попытки по освобождению дома С.И. Танеева. И, может быть, в XXI веке нам все-таки посчастливится переступить порог «танеевского домика» как Дома-музея великого русского композитора, пианиста-виртуоза, крупнейшего музыкального ученого, «мирового учителя», «совести музыкальной Москвы», первого «золотого» медалиста Московской консерватории Сергея Ивановича Танеева.
Елена Фетисова
ГЦММК имени М.И. Глинки, заведующая отделом «Дом-музей С.И. Танеева»
Статьи о С.И. Танееве взяты из буклета, изданного к 140-летию Московской государственной консерватории им. П.И. Чайковского (Сергей Иванович Танеев (1856-1915) : 150 лет со дня рождения / [Ред. сост. М.Д. Соколова]. - М. : [б. и.], 2006. - 60 c. : фот.)
Серге́й Ива́нович Тане́ев (25 ноября 1856, Владимир - 19 июня 1915, Дютьково под Звенигородом) - русский композитор, пианист, педагог, учёный, музыкально-общественный деятель из дворянского рода Танеевых. Младший брат писателя В. И. Танеева.
Родился в городе Владимире в 1856 году. Его отец увлекался литературой, писал пьесы, был эрудированным человеком, также являлся магистром словесности и музыкантом-любителем. Мать играла на фортепиано, неплохо рисовала. В семье Танееевых было шестеро детей, трое из которых умерли. Сергей был младших ребенком из тех, что остались. Танеевы жилы скромно, но старались изо всех сил дать детям достойное образование и хорошо их воспитать. К ним нередко захаживали известные деятели искусства.
В 1866 году Танеевы перебрались в Москву. Сергей поступил там в гимназию, а заодно и в Московскую консерваторию. Девять лет Сергей учился в консерватории, где сначала посещал класс фортепиано, изучал теорию музыки у Э. Лангера. Рубинштейн высоко отзывался о юном Танееве. Сергей закончил консерваторию с золотой медалью. После этого он отправился в Париж. 4-5 часов в день он посвящал игре на фортепиано, а всё остальное время гулял по городу. Бывал он часто в гостях у Полины Виардо, там же он познакомился с Тургеневым, с писателем Флобером, композитором Гуно. Был в гостях он и у Сен-Санса, где исполнил Первый фортепианный концерт Чайковского. Кстати, в Париже Танеев продолжал переписываться с самим Чайковским. Во французской столице юный музыкант провел восемь месяцев.
В 1878 году он начал преподавать в Московской консерватории. Преподавательская деятельность очень увлекла Сергея. Он работал в консерватории вплоть до 1905 года. С 1881 года он стал профессором консерватории, а пост директора этого заведения занял в 1885 году и пробыл на нем до 1889 г. Танеев сдружился со Львом Толстым. Их роднила любовь к шахматам. После смерти же Чайковского Танеев счел возможным завершить его вокальный концерт «Ромео и Джульетта», фортепианный концерт, пьесу «Экспромт» и некоторые другие сочинения.
В 1905 году Танеев ушел из консерватории, протестуя против их методов руководства. Несмотря на то, что студенты и профессора просили его вернуться, он ушел навсегда. Однако Танеев продолжал обучать учеников частным образом. Концерт приносили Танееву неплохие гонорары, а потому он не брал плату с учеников за занятия. Его жена Пелагея вела абсолютно всё хозяйство. И называла она своего супруга «малым дитям».
Танеев являлся одним из основателей и преподавателей «Народной консерватории». Сергея также знали как энтузиаста-фольклориста. Он сделал обработки 27-ми украинских песен, гармонизовал несколько малорусских песен. В 1883 году он путешествовал по Грузии, после чего написал исследование «О музыке горских татар». Танеев развивал много музыкальных теорий, он создал поистине уникальный труд «Подвижный контрапункт строгого письма». Продолжением работы было «Учение о каноне». К концу своей жизни он продолжал интенсивно работать. В 1915 году, после похода на похороны А. Скрябина, Танеев сильно заболел. Болезнь дала осложнение на сердце, поэтому врач порекомендовал Сергею уехать в более спокойное место. Пианист перебрался в деревню Дютьково, где умер 6 июня 1915 года, не оправившись от простуды.
Танеев был велик и гениален своей нравственной личностью и своим исключительно священным отношением к искусству.
Л. Сабанеев
В русской музыке рубежа веков С. Танеев занимает совершенно особое место. Выдающийся музыкально-общественный деятель, педагог, пианист, первый в России крупный ученый-музыковед, человек редких нравственных достоинств, Танеев был признанным авторитетом в культурной жизни своего времени. Однако главное дело его жизни, композиторское творчество, далеко не сразу нашло подлинное признание. Причина не в том, что Танеев - новатор-радикал, заметно опередивший свою эпоху. Напротив, многое в его музыке воспринималось современниками как устаревшее, как плод «профессорской учености», сухой кабинетной работы. Странным и несвоевременным казался интерес Танеева к старым мастерам, к И. С. Баху, В. А. Моцарту, удивляла приверженность классическим формам и жанрам. Лишь позднее пришло понимание исторической правоты Танеева, искавшего для русской музыки прочной опоры в общеевропейском наследии, стремившегося к универсальной широте творческих задач.
Среди представителей старинного дворянского рода Танеевых встречались музыкально одаренные любители искусств - таким был и Иван Ильич, отец будущего композитора. В семье поддерживали рано обнаружившийся талант мальчика, и в 1866 г. он был определен в только что открывшуюся Московскую консерваторию. В ее стенах Танеев становится учеником П. Чайковского и Н. Рубинштейна - двух крупнейших деятелей музыкальной России. Блестящее окончание консерватории в 1875 г. (Танеев первым в ее истории был удостоен Большой золотой медали) открывает перед молодым музыкантом широкие перспективы. Это и разнообразная концертная деятельность, и преподавание, и углубленная композиторская работа. Но прежде Танеев совершает поездку за рубеж.
Пребывание в Париже, соприкосновение с европейской культурной средой оказало сильнейшее воздействие на восприимчивого двадцатилетнего художника. Танеев предпринимает суровую переоценку достигнутого им на родине и приходит к выводу о недостаточности своего образования, как музыкального, так и обще- гуманитарного. Наметив твердый план, он начинает упорную работу над расширением кругозора. Работа эта продолжалась всю жизнь, благодаря чему Танеев смог стать вровень с образованнейшими людьми своего времени.
Та же планомерная целеустремленность присуща и композиторской деятельности Танеева. Он желал практически овладеть сокровищами европейской музыкальной традиции, переосмыслить ее на родной русской почве. Вообще, как полагал молодой композитор, русской музыке недостает исторической укорененности, она должна усвоить опыт классических европейских форм - прежде всего полифонических. Ученик и последователь Чайковского, Танеев находит свой собственный путь, синтезирующий романтический лиризм и классицистскую строгость выражения. Это сочетание очень существенно для стиля Танеева, начиная с самых ранних опытов композитора. Первой вершиной здесь стало одно из лучших его произведений - кантата «Иоанн Дамаскин » (1884), положившая начало светской разновидности этого жанра в русской музыке.
Хоровая музыка - важная часть наследия Танеева. Композитор понимал хоровой жанр как сферу высокого обобщения, эпоса, философского размышления. Отсюда крупный штрих, монументальность его хоровых композиций. Естествен и выбор поэтов: Ф. Тютчев, Я. Полонский, К. Бальмонт, в стихах которых Танеев подчеркивает образы стихийности, грандиозности картины мира. И есть некая символичность в том, что творческий путь Танеева обрамлен двумя кантатами - лирически-проникновенным «Иоанном Дамаскином» по поэме А. К. Толстого и монументальной фреской «По прочтении псалма » на ст. А. Хомякова, итоговым произведением композитора.
Ораториальность присуща и самому масштабному созданию Танеева - оперной трилогии «Орестея » (по Эсхилу, 1894). В своем отношении к опере Танеев идет как бы против течения: при всех несомненных связях с русской эпической традицией («Руслан и Людмила» М. Глинки, «Юдифь» А. Серова) «Орестея» находится вне ведущих тенденций оперного театра своего времени. Индивидуальное интересует Танеева как проявление всеобщего, в древнегреческой трагедии он ищет то, что он вообще искал в искусстве - вечное и идеальное, нравственную идею в классически совершенном воплощении. Тьме преступлений противостоит разум и свет - центральная идея классического искусства по-новому утверждается в «Орестее».
Тот же смысл несет и Симфония до минор - одна из верший русской инструментальной музыки. Танеев достиг в симфонии подлинного синтеза русской и европейской, прежде всего бетховенской традиции. Концепция симфонии утверждает победу ясного гармонического начала, в котором разрешается суровый драматизм 1 части. Циклическое четырехчастное строение произведения, композиция отдельных частей опираются на классические принципы, трактованные весьма своеобразно. Так, идея интонационного единства превращается у Танеева в метод разветвленных лейтмотивных связей, обеспечивающих особую спаянность циклического развития. В этом ощущается несомненное влияние романтизма, опыта Ф. Листа и Р. Вагнера, интерпретированного, однако, в условиях классически ясных форм.
Очень существен вклад Танеева в области камерно-инструментальной музыки. Русский камерный ансамбль обязан ему своим расцветом, во многом обусловившим дальнейшее развитие жанра в советское время в творчестве Н. Мясковского, Д. Шостаковича, В. Шебалина. Дарование Танеева как нельзя лучше отвечало строю камерного музицирования, которому присущ, по словам Б. Асафьева, «свой уклон содержания, особенно в сферу возвышенно-интеллектуальную, в область созерцания и размышления». Строгий отбор, экономия выразительных средств, отточенность письма, необходимые в камерных жанрах, всегда оставались идеалом для Танеева. Полифония, органичная для стиля композитора, находит широчайшее применение в его струнных квартетах, в ансамблях с участием фортепиано - Трио, Квартете и Квинтете , одном из совершеннейших созданий композитора. Исключительно мелодическое богатство ансамблей, особенно их медленных частей, гибкость и широта развития тематизма, близкие свободным, текучим формам народной песни.
Мелодическое разнообразие свойственно романсам Танеева , многие из которых завоевали широкую популярность. И традиционно-лирический, и картинный, повествовательно-балладный типы романса равно близки индивидуальности композитора. Требовательно относясь к картину поэтического текста, Танеев полагал слово определяющим художественным элементом целого. Примечательно, что он одним из первых начал называть романсы «стихотворениями для голоса и фортепиано».
Высокий интеллектуализм, присущий натуре Танеева, наиболее непосредственно выразился в его музыковедческих трудах, а также в широкой, истинно подвижнической педагогической деятельности. Научные интересы Танеева вытекали из его композиторских представлений. Так, по свидетельству Б. Яворского, он «живо интересовался, каким образом такие мастера, как Бах, Моцарт, Бетховен, добивались своей техники». И естественно, что крупнейшее теоретическое исследование Танеева «Подвижной контрапункт строгого письма» посвящено полифонии.
Танеев был прирожденным педагогом. Прежде всего потому, что собственный творческий метод он выработал совершенно сознательно и мог научить других тому, чему научился сам. Центром тяжести при этом становилась не индивидуальная стилистика, а общие, универсальные принципы музыкальной композиции. Поэтому столь различен творческий облик композиторов, прошедших через класс Танеева. С. Рахманинов, А. Скрябин, Н. Метнер, Ан. Александров, С. Василенко, Р. Глиэр, А. Гречанинов, С. Ляпунов, З. Палиашвили, А. Станчинский и многие другие - каждому из них Танеев сумел дать ту общую основу, на которой расцвела индивидуальность ученика.
Многообразная творческая деятельность Танеева, безвременно прервавшаяся в 1915 г., имела огромное значение для отечественного искусства. По словам Асафьева, «Танеев... был источником великой культурной революции в русской музыке, последнее слово которой еще далеко не сказано...»
С. Савенко
Сергей Иванович Танеев - крупнейший композитор рубежа XIX и XX столетий. Ученик Н. Г. Рубинштейна и Чайковского, учитель Скрябина, Рахманинова, Метнера. Вместе с Чайковским он - глава московской композиторской школы. Его историческое место сопоставимо с тем, какое занимал в Петербурге Глазунов. В этом поколении музыкантов, в частности, у двух названных композиторов начало проявляться сближение творческих черт Новой русской школы и ученика Антона Рубинштейна - Чайковского; у воспитанников Глазунова и Танеева этот процесс еще значительно продвинется.
Творческая жизнь Танеева была очень интенсивной и многогранной. Деятельность Танеева - ученого, пианиста, педагога неразрывно связана с творчеством Танеева-композитора. Взаимопроникновение, свидетельствующее о цельности музыкального мышления, прослеживается, например, в отношении Танеева к полифонии: в истории русской музыкальной культуры он выступает и как автор новаторских исследований «Подвижной контрапункт строгого письма» и «Учение о каноне», и как преподаватель разработанных им курсов контрапункта и фуги в Московской консерватории, и как создатель музыкальных произведений, в том числе для фортепиано, в которых полифония является мощным средством образной характеристики и формообразования.
Танеев - один из крупнейших пианистов своего времени. В его репертуаре четко выявились просветительские установки: полное отсутствие виртуозных пьес салонного типа (что даже в 70–80-х годах редко встречалось), включение в программы редко звучавших или впервые им сыгранных сочинений (в частности, новых произведений Чайковского и Аренского). Он был выдающимся ансамблистом, выступал с Л. С. Ауэром, Г. Венявским, А. В. Вержбиловичем, Чешским квартетом, исполнял фортепианные партии в камерных сочинениях Бетховена, Чайковского и своих собственных. В области фортепианной педагогики Танеев явился непосредственным преемником и продолжателем Н. Г. Рубинштейна. Роль Танеева в формировании московской пианистической школы не исчерпывается преподаванием фортепиано в консерватории. Велико было воздействие танеевского пианизма на композиторов, обучавшихся в его теоретических классах, на создававшийся ими фортепианный репертуар.
Танеев сыграл выдающуюся роль в развитии русского профессионального образования. В сфере музыкально-теоретической его деятельность шла в двух основных направлениях: преподавание обязательных курсов и воспитание композиторов в музыкально-теоретических классах. Он прямо связывал овладение гармонией, полифонией, инструментовкой, курсом форм с композиторским мастерством. Мастерство «получало у него значение, превышающее границы ремесленно-технической работы... и содержало в себе наряду с практическими данными о том, как воплощать и строить музыку, логические исследования элементов музыки как мышления», - утверждал Б. В. Асафьев. Будучи директором консерватории во второй половине 80-х, а в последующие годы активным деятелем музыкального образования, Танеев особенно заботился об уровне музыкально-теоретической подготовки молодых музыкантов-исполнителей, о демократизации жизни консерватории. Он был в числе организаторов и активных участников Народной консерватории, многих просветительских кружков, научного общества «Музыкально-теоретическая библиотека».
Большое внимание уделял Танеев изучению народного музыкального творчества. Он записал и обработал около тридцати украинских песен, работал над русским фольклором. Летом 1885 года он совершил путешествие на Северный Кавказ и в Сванетию, где записал песни и инструментальные наигрыши народов Северного Кавказа. Статья «О музыке горских татар», написанная на основе личных наблюдений, - первое историко-теоретическое исследование фольклора Кавказа. Танеев активно участвовал в работе Московской музыкально-этнографической комиссии, публиковался в сборниках ее трудов.
Биография Танеева небогата событиями - ни поворотов судьбы, круто меняющих течение жизни, ни «романтических» происшествий. Ученик Московской консерватории первого набора, он был связан с родным учебным заведением на протяжении почти четырех десятилетий и покинул его стены в 1905 году, солидаризируясь со своими петербургскими коллегами и друзьями - Римским-Корсаковым и Глазуновым. Деятельность Танеева протекала почти исключительно в России. Сразу по окончании консерватории в 1875 году он совершил с Н. Г. Рубинштейном поездку в Грецию и Италию; достаточно подолгу жил в Париже во второй половине 70-х и в 1880 году, но в дальнейшем - в 1900-е годы - выезжал лишь на короткое время в Германию и Чехию для участия в исполнении своих сочинений. В 1913 году Сергей Иванович побывал в Зальцбурге, где работал над материалами моцартовского архива.
С. И. Танеев - один из самых образованных музыкантов своего времени. Характерное для русских композиторов последней четверти века расширение интонационной базы творчества у Танеева опирается на глубокое, всестороннее знание музыкальной литературы разных эпох, - знание, приобретенное им прежде всего в консерватории, а затем и как слушателем концертов в Москве, Петербурге, Париже. Важнейший фактор слухового опыта Танеева - педагогическая работа в консерватории, «педагогический» способ мышления как усвоения накопленного художественным опытом прошлого. Со временем Танеев начал формировать свою библиотеку (ныне хранится в Московской консерватории), и его знакомство с музыкальной литературой приобретает дополнительные черты: наряду с проигрыванием «глазное» чтение. Опыт и кругозор Танеева - это опыт не только слушателя концертов, но и неутомимого «читателя» музыки. Все это отразилось на формировании стиля.
Начальные события музыкальной биографии Танеева своеобразны. В отличие от едва ли не всех русских композиторов XIX века, он начал свою музыкальную профессионализацию не с композиции; первые его сочинения возникли в процессе и в результате планомерных ученических занятий, - и это также определило жанровый состав и стилистические черты его ранних работ.
Понимание особенностей творчества Танеева предполагает широкий музыкально-исторический контекст. Можно достаточно полно сказать о Чайковском, даже не упомянув при этом творения мастеров строгого стиля и барокко. Но невозможно осветить содержание, концепции, стиль, музыкальный язык сочинений Танеева, не обратившись к творчеству композиторов нидерландской школы, Баха и Генделя, венских классиков, западноевропейских композиторов-романтиков. И, разумеется, русских композиторов - Бортнянского, Глинки, А. Рубинштейна, Чайковского, и танеевских современников - петербургских мастеров, и плеяду его учеников, а также русских мастеров последующих десятилетий, вплоть до наших дней.
Это отражает личные особенности Танеева, «совпавшие» с особенностями эпохи. Историзм художественного мышления, столь характерный для второй половины и особенно конца XIX века, был в высшей степени присущ Танееву. Занятия историей с молодых лет, позитивистское отношение к историческому процессу отразились в известном нам круге танеевского чтения, в составе его библиотеки, в интересе к музейным собраниям, особенно - античных слепков, организованном близко ему знакомым И. В. Цветаевым (ныне - Музей изобразительных искусств). В здании этого музея появились и греческий дворик, и ренессансный двор, для показа египетских собраний - египетский зал и т. п. Запланированное, необходимое многостилье.
Новое отношение к наследию формировало новые принципы стилеобразования. Стиль архитектуры второй половины XIX века западноевропейские исследователи определяют термином «историзм»; в нашей специальной литературе утверждается понятие «эклектика» - отнюдь не в оценочном значении, но как определение «особого художественного феномена, присущего XIX столетию». В архитектуре эпохи жили «прошлые» стили; зодчие искали и в готике, и в классицизме отправные точки для современных решений. Художественный плюрализм проявился очень многопланово и в русской литературе того времени. На основе активной переработки разнообразных истоков создавались, - как, например, в творчестве Достоевского, - неповторимые, «синтетические» стилевые сплавы. Это же относится и к музыке.
В свете приведенных сопоставлений активный интерес Танеева к наследию европейской музыки, к ее основным стилям выступает не как «реликтовость» (слово из рецензии на «моцартианское» произведение этого композитора - квартет ми-бемоль мажор), а как знак своего (и будущего!) времени. В этом же ряду - выбор античного сюжета для единственной завершенной оперы «Орестея» - выбор, казавшийся таким странным критикам оперы и такой естественный в XX веке.
Пристрастие художника к определенным сферам образности, средствам выразительности, стилевым пластам во многом обусловливается его биографией, психическим складом, темпераментом. Многочисленные и разнообразные документы - рукописи, письма, дневники, воспоминания современников - с достаточной полнотой освещают черты личности Танеева. Они рисуют облик человека, обуздывающего стихию чувств силой разума, увлекающегося философией (более всего - Спинозой), математикой, шахматами, верящего в общественный прогресс и возможности разумного устройства жизни.
По отношению к Танееву часто и справедливо употребляют понятие «интеллектуализм». Вывести это утверждение из сферы ощущаемого в сферу доказательного непросто. Одно из первых подтверждений - творческий интерес к стилям, отмеченным интеллектуализмом, - Высокому Ренессансу, позднему барокко и классицизму, а также к жанрам и формам, в которых наиболее ясно отразились общие законы мышления, прежде всего сонатно-симфоническим. Это присущее Танееву единство сознательно поставленных целей и художественных решений: так прорастала идея «русской полифонии», проведенная через ряд экспериментальных работ и давщая подлинно художественные всходы в «Иоанне Дамаскине»; так происходило овладение стилем венских классиков; определялись черты музыкальной драматургии большинства крупных, зрелых циклов как особого типа монотематизма. Сам этот тип монотематизма выдвигает на первый план процессуальность, сопутствующую мыслительному акту в большей мере, нежели «жизни чувств», отсюда потребность в циклических формах и особая забота о финалах - итогах развития. Определяющим качеством выступает концептуальность, философская значительность музыки; сформировался такой характер тематизма, при котором музыкальные темы трактуются скорее в качестве тезиса, подлежащего развитию, нежели «самоценного» музыкального образа (например, носящего песенный характер). Об интеллектуализме Танеева свидетельствуют и методы его работы.
Интеллектуализм и вера в разум присущи художникам, принадлежащим, условно говоря, к «классическому» типу. Существенные черты этого типа творческой личности проявляются в стремлении к ясности, утвердительности, стройности, завершенности, к раскрытию закономерности, всеобщности, красоты. Неверно, однако, было бы представлять себе внутренний мир Танеева безмятежным, лишенным противоречий. Одной из важных движущих сил для этого художника выступает борьба между артистом и мыслителем. Первый считал естественным следовать пути Чайковского и других - создавать сочинения, предназначенные для исполнения в концертах, писать в сложившейся манере. Так возникали многие романсы, ранние симфонии. Второго неудержимо влекло к размышлениям, к теоретическому и в не меньшей мере историческому осмыслению композиторского творчества, к научно-творческому эксперименту. На этом пути возникали и «Нидерландская фантазия на русскую тему», и зрелые инструментальные и хоровые циклы, и «Подвижной контрапункт строгого письма». Творческий путь Танеева - в значительной мере история идей и их реализации.
Все эти общие положения конкретизируются в фактах биографии Танеева, в типологии его нотных рукописей, характере творческого процесса, эпистолярии (где выделяется выдающийся документ - переписка его с П. И. Чайковским), наконец, в дневниках.
Композиторское наследие Танеева велико и разнообразно. Очень индивидуален - и одновременно весьма показателен - жанровый состав этого наследия; он имеет важное значение для понимания историко-стилистических проблем танеевского творчества. Отсутствие программно-симфонических сочинений, балетов (в обоих случаях - даже ни одного замысла); всего одна осуществленная опера, притом крайне «нетипичная» по литературному источнику и сюжету; четыре симфонии, из которых автором опубликована одна - почти за два десятилетия до конца творческого пути. Наряду с этим - две лирико-философские кантаты (отчасти возрождение, но можно сказать, и рождение жанра), десятки хоровых сочинений. И наконец, главное - двадцать камерно-инструментальных циклов.
Некоторым жанрам Танеев как бы дал на русской почве новую жизнь. Другие наполнились не присущей им до того значимостью. Иные жанры, внутренне изменяясь, сопровождают композитора на протяжении всей его жизни - романсы, хоры. Что касается инструментальной музыки, то в разные периоды творческой деятельности на первый план выдвигается тот или иной жанр. Можно высказать предположение, что в годы зрелости композитора избранный жанр несет по преимуществу функцию если не стилеобразующую, то как бы «стилепредставительствующую». Создав в 1896–1898 годах симфонию до минор - четвертую по счету, - Танеев больше симфоний не написал. До 1905 года его исключительное внимание в сфере инструментальной музыки отдано струнным ансамблям. В последнее десятилетие жизни ведущее значение приобретают ансамбли с участием фортепиано. В выборе исполнительского состава отражена тесная связь с идейно-художественной стороной музыки.
Композиторская биография Танеева демонстрирует неустанный рост и развитие. Огромен путь, пройденный от первых, относящихся к сфере домашнего музицирования романсов - до новаторских циклов «стихотворений для голоса с фортепиано»; от маленьких и несложных трех хоров, изданных в 1881 году, - до грандиозных циклов ор. 27 и ор. 35 на слова Я. Полонского и К. Бальмонта; от ранних, при жизни автора не публиковавшихся инструментальных ансамблей, - до своего рода «камерной симфонии» - фортепианного квинтета соль минор. Вторая кантата - «По прочтении псалма» и завершает, и венчает танеевское творчество. Это подлинно итоговое произведение, хотя, разумеется, оно не задумывалось как таковое; композитор собирался жить и работать еще долго и интенсивно. Нам известны неосуществившиеся конкретные планы Танеева.
Кроме того, осталось нереализованным до конца огромное число замыслов, возникавших на протяжении жизни Танеева. Даже после того, как были посмертно изданы три симфонии, несколько квартетов и трио, соната для скрипки и фортепиано, десятки оркестровых, фортепианных, вокальных пьес - все это было оставлено автором в архиве - даже сейчас можно было бы опубликовать большой том разрозненных материалов. Это и вторая часть квартета до минор, и материалы кантат «Легенда о Константском соборе» и «Три пальмы» оперы «Геро и Леандр», многих инструментальных пьес. Напрашивается «контрпараллель» с Чайковским, который или отвергал замысел, или с головой погружался в работу, или, наконец, использовал материал в других сочинениях. Ни один сколько-нибудь оформленный эскиз не мог быть брошен навсегда, потому что за каждым стоял жизненный, эмоциональный, личный импульс, в каждый была вложена частица себя. Характер творческих импульсов у Танеева иной, иначе выглядят и составлявшиеся им планы сочинений. Так, к примеру, план неосуществленного замысла фортепианной сонаты фа мажор предусматривает количество, порядок, тональности частей, даже детали тонального плана: «Побочная партия в главном тоне / Scherzo f-moll 2/4 / Andante Des-dur / Finale».
Чайковскому тоже случалось составлять планы будущих крупных произведений. Известен проект симфонии «Жизнь» (1891): «Первая часть - все порыв, уверенность, жажда деятельности. Должна быть краткая (финал смерть - результат разрушения). Вторая часть любовь; третья разочарование; четвертая кончается замиранием (тоже краткая)». Как и Танеев, Чайковский намечает части цикла, но между этими проектами принципиальная разница. Замысел Чайковского непосредственно связан с жизненными переживаниями - большинство намерений Танеева реализует содержательные возможности выразительных средств музыки. Разумеется, нет никаких оснований отлучать сочинения Танеева от живой жизни, ее эмоций и коллизий, но мера опосредования в них другая. Такого рода типологические различия показал Л. А. Мазель; они проливают свет на причины недостаточной доходчивости музыки Танеева, недостаточной популярности многих ее прекрасных страниц. Но они же, добавим от себя, и характеризуют композитора романтического склада - и творца, тяготеющего к классичности; разные эпохи.
Основное в стиле Танеева можно определить как множественность истоков при внутреннем единстве и цельности (понимаемых как соотнесенность между отдельными сторонами и компонентами музыкального языка). Разное здесь коренным образом перерабатывается, подчиняется доминирующей воле и цели художника. Органичность (и мера этой органичности в тех или иных произведениях) претворения разных стилевых истоков, будучи категорией слуховой и тем самым как бы эмпирической, выявляется в процессе анализа текстов сочинений. В литературе о Танееве давно уже высказана справедливая мысль о том, что в его произведениях претворены влияния классической музыки и творчества композиторов-романтиков, очень сильно воздействие Чайковского, и что именно это сочетание во многом определяет своеобразие танеевского стиля. Сочетание черт музыкального романтизма и классического искусства - позднего барокко и венских классиков - было своего рода знамением времени. Свойства личности, обращение помыслов к мировой культуре, стремление найти опору в нестареющих основах музыкального искусства - все это определило, как уже говорилось выше, тяготение Танеева к музыкальному классицизму. Но его искусство, начало развития которого относится к эпохе романтизма, несет на себе многие признаки этого мощного стиля XIX века. Известное противоборство между индивидуальным стилем и стилем эпохи сказалось в танеевской музыке достаточно ясно.
Танеев - глубоко русский художник, хотя национальная природа творчества проявляется у него более опосредованно, чем у старших (Мусоргский, Чайковский, Римский-Корсаков) и младших (Рахманинов, Стравинский, Прокофьев) современников. Среди аспектов многосторонней связи творчества Танеева с широко понимаемой народной музыкальной традицией отметим мелодийную природу, а также - что, впрочем, для него менее существенно - претворение (преимущественно в ранних произведениях) мелодических, ладо-гармонических и структурных особенностей фольклорных образцов.
Но не менее важны и другие аспекты, и главный среди них - в какой мере художник является сыном своей страны в определенный момент ее истории, в какой мере отражает он мироощущение, умонастроения современников. Интенсивность эмоциональной передачи мира русского человека последней четверти XIX - первых десятилетий XX века в музыке Танеева не так велика, чтобы воплотить в его произведениях чаяния времени (как это можно сказать о гениях - Чайковском или Рахманинове). Но определенная и достаточно тесная связь с временем у Танеева была; он выразил духовный мир лучшей части русской интеллигенции, с ее высокой этичностью, верой в светлое будущее человечества, ее связью с лучшим в наследии отечественной культуры. Неразрывность этического и эстетического, сдержанность и целомудрие в отражении действительности и выражении чувств отличают русское искусство на всем протяжении его развития и выступают одной из черт национального характера в искусстве. Просветительский характер музыки Танеева и всех его устремлений в области творчества - также часть культурной демократической традиции России.
Еще один аспект национальной почвенности искусства, весьма актуальный по отношению к танеевскому наследию, - его неотрывность от профессиональной русской музыкальной традиции. Связь эта носит не статичный, а эволюционно-подвижный характер. И если ранние сочинения Танеева вызывают в памяти имена Бортнянского, Глинки и особенно - Чайковского, то в поздние периоды к названным присоединяются имена Глазунова, Скрябина, Рахманинова. Первые сочинения Танеева, ровесники первых симфоний Чайковского, многое впитали также от эстетики и поэтики «кучкизма»; последние же взаимодействуют с тенденциями и художественным опытом младших современников, которые сами во многом были наследниками Танеева.
Реакция Танеева на западный «модерн» (а точнее - на музыкальные явления позднего романтизма, импрессионизма и раннего экспрессионизма) была во многом исторически ограниченной, но также имевшей важные последствия для русской музыки. У Танеева и (в известной мере - благодаря ему) у других русских композиторов начала и первой половины нашего столетия движение к новым явлениям в музыкальном творчестве совершалось без разрыва с тем общезначимым, что было накоплено в европейской музыке. Была у этого и оборотная сторона: опасность академизма. В лучших сочинениях самого Танеева она в таком качестве не реализовалась, но в сочинениях его многочисленных (и ныне забытых) учеников и эпигонов обозначилась явственно. Впрочем, то же можно отметить и в школах Римского-Корсакова и Глазунова - в тех случаях, когда отношение к наследию было пассивным.
Основные образные сферы инструментальной музыки Танеева, воплощенные во многих циклах: действенно-драматическая (первые сонатные allegri, финалы); философская, лирико-медитативная (ярче всего - Adagio); скерцозная: Танееву совершенно чужды сферы безобразного, зла, сарказма. Высокая степень объективизации отраженного в танеевской музыке внутреннего мира человека, показ процесса, течения эмоций и размышлений создают сплав лирического и эпического. Интеллектуализм Танеева, его широкая гуманитарная образованность проявились в его творчестве многопланово и глубоко. Это прежде всего стремление композитора воссоздать в музыке целостную картину бытия, противоречивую и единую. Фундаментом ведущего конструктивного принципа (циклические, сонатно-симфонические формы) выступала универсальная философская идея. Содержательность в музыке Танеева реализуется по преимуществу через насыщение ткани интонационно-тематическими процессами. Именно так можно понять слова Б. В. Асафьева: «Лишь у немногих русских композиторов форма мнится в живом непрестанном синтезе. Таким был С. И. Танеев. Он завещал русской музыке в своем наследии замечательное претворение западных симметричных схем, возродив в них течение симфонизма...».
Анализ крупных циклических сочинений Танеева выявляет механизмы подчинения средств выразительности идейно-образной стороне музыки. Одним из них, как упоминалось, стал принцип монотематизма, обеспечивающий цельность циклов, а также итоговая роль финалов, имеющих особое значение для идейно-художественных и собственно музыкальных особенностей танеевских циклов. Смысл последних частей как вывода, разрешения конфликта обеспечивается целенаправленностью средств, сильнейшее из которых - последовательное развитие лейттемы и других тем, их сочетание, преображение и синтез. Но «итоговость» финалов композитор утверждал задолго до того, как монотематизм в качестве ведущего принципа воцарился в его музыке. В квартете си-бемоль минор ор. 4 финальное утверждение си-бемоль мажора является результатом единой, выстроенной линии развития. В квартете ре минор ор. 7 создана арка: цикл завершается повторением темы первой части. Двойная фуга финала квартета до мажор ор. 5 объединяет тематизм этой части.
Такое же функциональное значение имеют и другие средства и особенности музыкального языка Танеева, прежде всего полифония. Несомненна связь между полифоническим мышлением композитора и его обращением к инструментальному ансамблю и хору (или вокальному ансамблю) как ведущим жанрам. Мелодические линии четырех-пяти инструментов или голосов предполагали, определяли ведущую роль тематизма, что присуще всякой полифонии. Возникавшие контрастно-тематические соединения отражали и, с другой стороны, обеспечивали монотематическую систему построения циклов. Интонационно-тематическое единство, монотематизм как музыкально-драматургический принцип и полифония как важнейший способ развития музыкальных мыслей - триада, составляющие которой оказываются в музыке Танеева неразделимыми.
О тенденции к линеаризму у Танеева можно говорить прежде всего в связи с полифоническими процессами, полифонической природой его музыкального мышления. Четыре-пять равноправных голосов квартета, квинтета, хора подразумевают, помимо всего прочего, и мелодически подвижный бас, что при явственной выраженности гармонических функций ограничивает «всевластие» последних. «Для современной музыки, гармония которой постепенно утрачивает тональную связь, должна быть особенно ценною связующая сила контрапунктических форм», - писал Танеев, обнаруживая, как и в других случаях, единство теоретического осмысления и творческой практики.
Наряду с контрастной большое значение имеет имитационная полифония. Фуги и фугированные формы, как и творчество Танеева в целом, - сложный сплав. О «синтетических чертах» танеевских фуг на примере струнных квинтетов писал С. С. Скребков. Полифоническая техника Танеева подчинена целостным художественным задачам, и об этом косвенно свидетельствует тот факт, что в зрелые годы (за единственным исключением - фуга в фортепианном цикле ор. 29) он самостоятельных фуг не писал. Танеевские инструментальные фуги - часть или раздел крупной формы или цикла. В этом он следует традициям Моцарта, Бетховена, отчасти Шумана, развивая и обогащая их. В камерных циклах Танеева много фугированных форм, и возникают они, как правило, в финалах, притом в репризе или коде (квартет до мажор ор. 5, струнный квинтет ор. 16, фортепианный квартет ор. 20). Укрепление фугами финальных разделов происходит и в вариационных циклах (например, в струнном квинтете ор. 14). О тенденции к обобщению материала свидетельствует приверженность композитора к многотемным фугам, причем последние зачастую вбирают в себя тематизм не только самого финала, но и предшествующих частей. Этим достигается целенаправленность и спаянность циклов.
Новое отношение к камерному жанру привело к укрупнению, симфонизации камерного стиля, монументализации его через сложные развитые формы. В этой жанровой сфере наблюдаются различные модификации классических форм, прежде всего сонатной, которая используется не только в крайних, но и в средних частях циклов. Так, в квартете ля минор ор. 11 все четыре части включают в себя сонатную форму. Дивертисмент (вторая часть) представляет собой сложную трехчастную форму, где крайние части написаны в сонатной форме; в то же время в Дивертисменте есть и черты рондо. Третья часть (Adagio) приближается к развитой сонатной форме, в некоторых отношениях сравнимой с первой частью сонаты фа-диез минор Шумана. Часто наблюдается раздвижение привычных границ частей и отдельных разделов. Например, в скерцо фортепианного квинтета соль минор первый раздел написан в сложной трех-частной форме с эпизодом, трио представляет собой свободное фугато. Склонность к модификации приводит к появлению смешанных, «модулирующих» форм (третья часть квартета ля мажор ор. 13 - с чертами сложной трехчастной и рондо), к индивидуализированной трактовке частей цикла (в скерцо фортепианного трио ре мажор ор. 22 второй раздел - трио - цикл вариаций).
Можно предположить, что активное творческое отношение к проблемам формы у Танеева также было сознательно поставленной задачей. В письме к М. И. Чайковскому от 17 декабря 1910 года он, обсуждая направленность творчества некоторых «новейших» западноевропейских композиторов, задается вопросами: «Отчего стремление к новизне ограничивается только двумя областями - гармонией и инструментовкой? Почему наряду с этим не заметно не только ничего нового в области контрапункта, но, наоборот, эта сторона находится сравнительно с прежним временем в большом упадке? Почему в области форм не только не развиваются заложенные в них возможности, но и самые формы мельчают и приходят в упадок?». В то же время Танеев был убежден, что сонатная форма «превосходит все другие своим разнообразием, богатством и разносторонностью». Таким образом, взгляды и творческая практика композитора демонстрируют диалектику стабилизирующих и модифицирующих тенденций.
Акцентируя «односторонность» развития и связанную с этим «порчу» музыкального языка, Танеев добавляет в цитированном письме к М. И. Чайковскому: «У меня не лежит душа к сочинениям новейших модернистов вовсе не потому, чтобы я желал застоя в музыке и враждебно относился к новизне. Наоборот, повторение того, что давным-давно сказано, я считаю делом бесполезным, и отсутствие оригинальности в сочинении делает меня к нему совершенно равнодушным <...>. Возможно, что с течением времени теперешние новшества приведут в конце концов к перерождению музыкального языка, подобно тому, как порча латинского языка варварами привела через несколько столетий к возникновению новых языков».
«Эпоха Танеева» - не одна, а, по крайней мере, две эпохи. Его первые, юношеские сочинения - «ровесники» ранних произведений Чайковского, а последние создавались одновременно с вполне зрелыми опусами Стравинского, Мясковского, Прокофьева. Танеев рос и формировался в десятилетия, когда позиции музыкального романтизма были сильны и, можно сказать, доминировали. Вместе с тем - прозревая процессы близкого будущего, композитор отразил тенденцию к возрождению норм классицизма и барокко, проявившую себя в немецкой (Брамс и особенно позже Регер) и французской (Франк, д’Энди) музыке.
Принадлежность Танеева двум эпохам порождала драматизм внешне благополучной жизни, непонимание его устремлений даже близкими музыкантами. Многие его идеи, вкусы, пристрастия казались тогда странными, оторванными от окружающей художественной действительности, а то и ретроградными. Историческая дистанция дает возможность «вписать» Танеева в картину современной ему жизни. Выясняется, что связи его с главнейшими запросами и тенденциями отечественной культуры органичны и множественны, хотя и не лежат на поверхности. Танеев, при всем своеобразии, коренными чертами мировоззрения и мироощущения - сын своего времени и своей страны. Опыт развития искусства в XX веке позволяет разглядеть и перспективные, предвосхищающие этот век черты музыканта.
По всем этим причинам жизнь музыки Танеева с самого начала складывалась весьма непросто, и это отразилось как в самом функционировании его произведений (количестве и качестве исполнений), так и в их восприятии современниками. Репутация Танеева как композитора недостаточно эмоционального обусловлена в значительной мере критериями его эпохи. Огромный материал дает прижизненная критика. В рецензиях раскрываются и характерное восприятие, и феномен «несвоевременности» танеевского искусства. О Танееве писали едва ли не все виднейшие критики: Ц. А. Кюи, Г. А. Ларош, Н. Д. Кашкин, затем С. Н. Кругликов, В. Г. Каратыгин, Ю. Д. Энгель, Н. Ф. Финдейзен, А. В. Оссовский, Л. Л. Сабанеев и другие. Интереснейшие отзывы содержатся в письмах к Танееву Чайковского, Глазунова, в письмах и «Летописи...» Римского-Корсакова.
В статьях и рецензиях есть немало проницательных суждений. Едва ли не все отдавали дань выдающемуся мастерству композитора. Но не менее важны и «страницы непонимания». И если по отношению к ранним сочинениям многочисленные упреки в рационализме, подражании классикам понятны и в известной мере справедливы, то статьи 90-х и начала 900-х годов носят иной характер. Это по большей части критика с позиций романтизма и, по отношению к опере, психологического реализма. Ассимиляция стилей прошлого не могла еще быть оценена как закономерность и воспринималась как ретроспективность или стилистическая неровность, неоднородность. Ученик, друг, автор статей и воспоминаний о Танееве - Ю. Д. Энгель писал в некрологе: «Вслед за Скрябиным, творцом музыки будущего, смерть уносит Танеева, искусство которого глубже всего коренилось в идеалах музыки далекого прошлого».
Но во втором десятилетии XX века уже возникла база для более полного понимания историко-стилистических проблем танеевской музыки. В этом плане представляют интерес статьи В. Г. Каратыгина, причем не только посвященные Танееву. В статье 1913 года «Новейшие течения в западноевропейской музыке» он связывает - говоря прежде всего о Франке и Регере - возрождение классических норм с музыкальным «модерном». В другой статье критик высказал плодотворную мысль о Танееве как прямом продолжателе одной из линий наследия Глинки. Сравнивая историческую миссию Танеева и Брамса, пафос которой заключался в возвеличении классической традиции в эпоху позднего романтизма, Каратыгин утверждал даже, что «историческое значение Танеева для России больше, нежели Брамса для Германии», где «классическая традиция всегда была чрезвычайно прочна, сильна и обороноспособна». В России же подлинно классическая традиция, идущая от Глинки, была развита менее, чем другие линии глинкинского творчества. Однако в той же статье Каратыгин характеризует Танеева как композитора, «несколькими веками запоздавшего родиться в мир»; причину недостаточной любви к его музыке критик видит в ее несоответствии «художественно-психологическим основам современности, с ее ярко выраженными стремлениями к преимущественному развитию гармонических и колористических элементов музыкального искусства». Сближение имен Глинки и Танеева было одной из излюбленных мыслей Б. В. Асафьева, создавшего ряд работ о Танееве и видевшего в его творчестве и деятельности продолжение важнейших тенденций отечественной музыкальной культуры: «...То, в чем жизнь отказала пытливому Глинке, - подытожить достигнутое изучением прекрасно-сурового в своем творчестве, - то за него выполнил через ряд десятилетий эволюции русской музыки после смерти Глинки - С. И. Танеев, и теоретически, и творчески». Ученый имеет здесь в виду приложение полифонической техники (и в том числе строгого письма) к русскому мелосу.
На изучении композиторского и научного творчества Танеева в значительной мере базировались концепции и методология его ученика Б. Л. Яворского.
В 1940-х годах возникла идея связи творчества Танеева и русских советских композиторов - Н. Я. Мясковского, В. Я. Шебалина, Д. Д. Шостаковича, - принадлежащая Вл. В. Протопопову. Его работы - наиболее значительный после Асафьева вклад в изучение стиля и музыкального языка Танеева, а составленный им сборник статей, вышедший в 1947 году, выполнял функцию коллективной монографии. Много материалов, освещающих жизнь и творчество Танеева, содержит документированная биографическая книга Г. Б. Бернандта. Рассмотрению историко-стилевых проблем танеевского композиторского наследия на основе его богатейшего архива и в контексте художественной культуры эпохи посвящена монография Л. З. Корабельниковой «Творчество С. И. Танеева: Историко-стилистическое исследование».
Родился 13 ноября 1856 г. во Владимире, умер 6 июня 1915 г. в Дюдьково, Звенигородского уезда Московской губернии.
Композитор, пианист, педагог, музыкальный ученый, музыкально-общественный деятель.
Директор Московской консерватории (1885-89).
Принадлежал к роду дворян, ведущему свою историю с XV в. Его отец - Иван Ильич Танеев - помещик, статский советник, магистр словесности, врач, музыкант-любитель. С 5 лет учился игре на фортепиано, сначала у M.А. Миропольской, затем у В.И. Полянской (урожденной Возницыной). После переезда в Москву поступил в только что открывшуюся консерваторию (1866). Своей сравнительно зрелой и серьезной игрой (среди произведений, сыгранных Танеевым на экзаменационном прослушивании, был ноктюрн Дж.Филда B-dur) 9-летний пианист снискал особое расположение приемной комиссии: «Дитя провинции, полненький от ухаживания за ним отца и матери, одетый по моде того времени, в бархатный казакинчик, в пеструю, клетчатую шелковую рубашечку, перепоясанную наполовину, в напускных шароварах, будущий ученик с первого своего появления привлек симпатии к себе профессоров» (Липаев И.В. С. 3). До 1869 занимался в младших классах у Э.Л. Лангера (фортепиано, элементарная теория музыки и сольфеджио). В 1869-75 продолжил занятия в классе фортепиано Н.Г. Рубинштейна, гармонии, инструментовки и свободного сочинения П.И.Чайковского, контрапункта, фуги и муз. формы Н.А. Губерта. Среди сочинений консерваторских лет - Симфония e moll, отмеченная большим влиянием Чайковского. В 1875 окончил консерваторию с большой золотой медалью; имя Танеева - первое на доске отличия учеников консерватории.
В 1874 впервые выступил публично на музыкальном вечере в доме князя Голицына. После окончания консерватории много играл в концертах как пианист-солист и ансамблист. В январе 1875 в 7-м Симфоническом собрании ИРМО впервые в России исполнил Первый фортепианный концерт И. Брамса (дирижер Рубинштейн). В июне - июле 1875, в 1876-77 и 1880 осуществил поездки (первую из них с Рубинштейном) в Грецию, Италию, Францию, Швейцарию. В Париже общался с И.С. Тургеневым, Г.Флобером, Э. Золя, Ш.Гуно, К. Сен-Сансом и др. В 1876 совершил концертное турне вместе с Л.С. Ауэром по городам Центральной и Южной России (впослед¬ствии играл в ансамбле с Г.Венявским, А.В. Вержбиловичем, с Чешским квартетом, в фортепианных дуэтах с А.И.Зилоти, П.А. Пабстом и др.). Позднее, в 1908 и 1911-12, гастролировал с исполнением своих сочинений в Германии и Австро-Венгрии. Получил известность как первый исполнитель всех крупных произведений для фортепиано Чайковского (исключение - его Первый фортепианный концерт). После смерти Чайковского завершил, оркестровал, отредактировал и исполнил ряд его произведений. Выступал также с исполнением собственных сочинений. Был связан дружескими отношениями с композиторами петербургской школы (с сер. 1890-х гг.). Н.А. Римский-Корсаков, в частности, посвятил Танееву кантату «Свитезянка» (1897). Танеев в свою очередь посвятил Римскому-Корсакову Первый струнный квинтет. А.К. Глазунов посвятил Танееву Пятую симфонию, Танеев - Глазунову - Симфонию c-moll. М.П. Беляев издал многие сочинения Танеева, способствовал их исполнению в Русских симфонических концертах, Русских квартетных вечерах и на собраниях Петербургского общества камерной музыки. Танеев общался с Л.Н. Толстым в Ясной Поляне (лето 1895 и 1896) и в его московском доме.
Известно особое пристрастие Танеева к творчеству В.А. Моцарта - способность не только великолепно чувствовать, исполнять, но и исследовать его музыку (см.: Der Inhalt des Arbeitsheftes von W.A. Mozarts eingenhändig geschriebenen Übungen mit den Unterweisungen durch seinen Vater im strengen Kontrapunkt und reinen Satz… // Verfasst von S.I. Tanejew. Salzburg. 1914; рус. пер.: Содер¬жание тетради собственноручных упражнений Моцарта в строгом контрапункте // Памяти Сергея Ивановича Танеева… М.-Л., 1947).
В композиторском творчестве Танеева нашли продолжение традиции русских классиков - М.И. Глинки, Чайковского, а также западно-европейских композиторов (И.С. Бах, Л. Ван Бетховен и др.). Одновременно предвосхитил многие тенденции музыкального искусства XX в. Характерным для Танеева являлось тяготение к нравственно-философской проблематике (кантаты «Иоанн Дамаскин», 1884; «По прочтении псалма», 1915; опера-трилогия «Орестея», 1894 и др.). К лучшим образцам камерно-инструментальных сочинений русской музыки относятся трио, квартеты, квинтеты Танеева. В большинстве сочинений воплощен принцип интонационного единства сонатно-симфонического цикла, во многом связанный с монотематизмом (Четвертая симфония, камерно-инструментальные ансамбли). Автор свыше 40 хоров a cappella, Танеев фактически возродил этот некогда распространенный в отечественной музыке XVII-XVIII вв. жанр. Заметное явление русской музыки - романсы Танеева (55).
В 1878-1905 деятельность Танеева неразрывно связана с Московской консерваторией. Сначала преподавал в ней гармонию и инструментовку, в 1881-88 вел класс фортепиано. В 1883, вследствие ухода из консерватории Губерта, Танееву пришлось взять класс свободного сочинения (до 1888). Со временем он оставил ceбе лишь специальный класс контрапункта и фуги (с 1888) и музыкальной формы (с 1897). Тогда же (1883) был избран в состав Комитета профессоров по управлению Московской консерваторией. В 1885-89, благодаря усилиям Чайковского, назначен директором Московской консерватории. За эти годы смог значительно поправить состояние финансовых дел консерватории, обновить преподавательский состав, повысить уровень учебной дисциплины и требований на приемных экзаменах, усовершенствовать учебные планы. Существенно повысил значение хорового и оркестрового классов, что позволило восстановить и продолжить прервавшуюся после смерти Рубинштейна практику постановки силами учеников консерватории оперных спектаклей. Среди особенно известных - постановка оперы «Волшебная флейта» Моцарта (1884), подготовка к которой дополнялась интереснейшими лекциями общетеоретического и эстетического порядка.
Наибольшее значение имело создание Танеевым в Московской консерватории стройной системы музыкально-теоретического образования. Разработал программы курсов гармонии, инструментовки, контрапункта и фуги, формы, свободные сочинения (отличные от программ Петербургской консерватории). В 1902 создал проект учебного плана по общей и специальной теории музыки: 1-й год - контрапункт и инструментовка обязательные (для теоретиков - специальные); 2-й год - фуга, инструментовка специальные; 3-й год - формы; 4-й и 5-й годы - свободное сочинение. Существенно обогатил методику преподавания музыкально-теоретических дисциплин. Внес в их преподавание единство учебно-практических и собственно научных компонентов (особенно в курс контрапункта и фуги). Добивался связи теоретического образования с композиторским и исполнительским творчеством. Стимулировал развитие теории исполнительского искусств, в частности создание «Энциклопедии фортепианной техники Я.В. Вейнберга». Автор капитального труда «Подвижной контрапункт строгого письма» (Лейпциг, 1909; посв. Г.А. Ларошу; 2-е изд. под ред. С.С.Богатырева. М., 1959), задуманного с учебно-практическими целями. С конца 1990-х гг. работал над книгой «Учение о каноне» (не завершена; издана В.М. Беляевым; М., 1929). В результате, по воспоминаниям А. С.Аренского, уровень даже общих курсов музыкально-теоретических дисциплин был в Московской консерватории настолько высоким, что «любой из плохих учеников [Московской консерватории] мог за пояс заткнуть такого, который считался в ряду успевающих [в Петербургской консерватории]» (Корабельникова Л.З. С. 86). Как педагог был известен чутким и тактичным отношением к индивидуальности учащегося и потому имел огромное количество учеников. В их числе прославленные композиторы, музыковеды, дирижеры, педагоги: А. Александров, В. Булычев, С. Василенко, Р. Глиэр, Н. Жиляев, Г. Конюс, Н. Ладухин, С. Ляпунов, Н. Метнер, З. Палиашвили, С. Рахманинов, К. Сараджев, И. Сац, А. Скрябин, Ю.Энгель, Б. Яворский и многие другие. Сам прекрасный пианист, в области фортепианной педагогики продолжал традиции Рубинштейна. Среди учеников - Ел. Гнесина, К. Игумнов, А. Корещенко, Н. Мазурина, М. Унтилова.
В 1905, в знак протеста против авторитарных методов руководства консерваторией, Танеев покинул ее и больше туда не возвращался, несмотря на многочисленные просьбы профессоров и учеников. Один из основателей и педагогов Московской Народной консерватории (1906). Продолжал давать уроки частным образом (всегда безвозмездно), оставаясь видной фигурой в музыкальной жизни Москвы. Круг общения Танеева составляли К.А. Тимирязев, А.Г. Столетов, Я.П. Полонский, В.Е. Маковский, Андрей Белый, А.М. Васнецов, В.Я. Брюсов, М.Е. Салтыков-Щедрин, И.В. Цветаев и мн. др.
Крупный общественный деятель. Работал в составе Этнографического отдела и Музыкально-этнографической комиссии Общества любителей естествознания, антропологии и этнографии при Московском университете (с 1901). Большое значение придавал изучению народной музыки. В 1880-е гг. записал от А.А. Гатцука и обработал 27 украинских песен, гармонизовал также целый ряд украинских песен из собрания Н.А. Янчука. Результатом путешествия по Сванетии (1885), во время которого Танееву удалось записать от князя И. Урусбиева песни и инструментальные наигрыши, ста¬ло первое в России историко-теоретическое исследование музыкального фольклора народов Северного Кавказа ([«О музыке горских татар»] // Вестник Европы. Кн. 1. 1886. С. 94-98).
И стория музыки знает примеры того, как талантливый музыкант по труднообъяснимым причинам оказывается в тени своих современников. Выдающийся русский композитор, пианист, педагог Сергей Иванович Танеев словно затенен двумя яркими фигурами - своего учителя Чайковского и своего ученика Рахманинова. Его творческие поиски шли в противовес общим тенденциям: слушатели хотели бурных романтических всплесков, а он предлагал интеллектуальную красоту. Может быть, это тот случай, когда талант опережает запросы эпохи?..
Всем знакомы слова, которые вложил Пушкин в уста Сальери : «Поверил я алгеброй гармонию» . Поскольку изначально симпатии читателя принадлежат Моцарту, а рефлексии его коллеги кажутся морально сомнительными, никто и не задумывается о пользе алгебры для музыканта.
Но вот мы открываем объемный том с загадочным названием «Подвижной контрапункт строгого письма». Автор - Сергей Танеев. Наличие нотных примеров подсказывает нам: это книга о музыке. Вдруг мы замечаем фразу «алгебраическая сумма», путаемся в формулах… Все сомнения разрешает Леонардо да Винчи , чьи слова Танеев сделал эпиграфом к своей книге: «Никакое человеческое знание не может претендовать на звание истинной науки, если не прошло через математические формулы выражения» .
Во многом благодаря «математическим формулам» композитор и ученый Сергей Иванович Танеев смог раскрыть секреты мастерства композиторов прошлых эпох. А также приоткрыл одну из тайн моцартовской гениальности. Но об этом чуть позже. Пока нужно узнать больше о самом Танееве. Для чего профессор Танеев постоянно решал задачи? Почему его называли «музыкальной совестью Москвы»?
Сергей Иванович Танеев родился в 1856 году во Владимире. Его отец был очень образованным человеком. Настоящей страстью скромного чиновника Ивана Танеева была музыка. В этом его поддерживал младший сын Сережа. Отец радовался музыкальности мальчика, но решение о консерваторском образовании сына далось ему непросто. Сам Николай Рубинштейн, выдающийся пианист, настаивал на том, чтобы девятилетний Сережа Танеев начал занятия в консерватории. Отец сдался.
Педагогами юного музыканта стали Николай Григорьевич Рубинштейн, у которого он занимался как пианист, и Петр Ильич Чайковский , обучавший его композиции («свободному сочинению»). Еще в студенческие годы Танеев-пианист начинает выступать. А Танеев-композитор пробует свои силы в самом сложном жанре: он пишет симфонию.
Танеев Сергей Иванович (1865-1915), композитор, пианист. Фотопортрет в возрасте 10 лет, фас, погрудный, коричневый фон. Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Фотография: goskatalog.ru
Сергей Танеев. Нотное издание. Подвижной контрапункт строгого письма. - Лейпциг. 1909. Государственный мемориальный музыкальный музей-заповедник П.И. Чайковского. Фотография: goskatalog.ru
Танеев, Сергей Иванович (1856-1915), композитор. Портрет 1880-х гг., фас, погрудный. С автографом: «Петру Ильичу Чайковскому от искренне любящего его ученика С. Танеева. Москва 12 марта 86». Фотокопия с фото. Фотография: goskatalog.ru
В 1875 году Сергей Иванович с блеском оканчивает консерваторию и первым в ее истории получает большую золотую медаль. Самостоятельная творческая жизнь музыканта начинается с сольных выступлений и многочасовых занятий за роялем.
И в исполнительстве, и в сочинении музыки Танеев был очень требовательным к себе. Когда хвалили какое-то его произведение, он показывал солидную тетрадь черновиков. С эскизов начинались лучшие его сочинения - лирико-философские кантаты «Иоанн Дамаскин» (1884) и «По прочтении псалма» (1915), драматическая Симфония до минор (1898), вдохновенный и романтичный фортепианный Квинтет (1911). Работа над некоторыми партитурами затягивалась на годы. Но изредка, из азарта, Танеев мог написать романс минут за двадцать.
Сергей Иванович начал рано преподавать. В 21 год он был приглашен в Московскую консерваторию . Танеев вел теоретические дисциплины (гармонию, полифонию, музыкальные формы), композицию, в также класс фортепиано. Став профессором, Танеев не изменил своей привычке учиться. Он с увлечением погружается в решение хитроумных контрапунктических задач.
Контрапункт (или полифония) - это искусство сочетания нескольких голосов в музыкальном произведении. Причем между этими голосами установлены паритетные отношения: каждый из них выразителен. Танеев искал логические закономерности в подобных сочетаниях. И нашел.
Он изучил множество полифонических партитур XVI–XVIII веков, сам написал огромное количество контрапунктов. Все «секретные коды» исследователь перевел на язык элементарных алгебраических приемов. Пользуясь ими, и студенты, и профессионалы могут получить множество комбинаций исходного варианта сочетания голосов.
Сам Танеев всю жизнь помнил своих учителей. И его ученики были столь же благодарными. Вот лишь некоторые из них: Сергей Рахманинов , Александр Скрябин , Николай Метнер, Константин Игумнов. Это ярчайшие имена отечественной культуры.
В течение четырех лет (1885–1889) Сергей Танеев был директором Московской консерватории. В тот период все студенты стали в какой-то степени его учениками. Он заботился о стипендиях, об удобных аудиториях для занятий.
В сентябре 1905 года из-за конфликта с новым директором Василием Сафоновым Танеев покинул любимую консерваторию. 249 учащихся обратились к нему с просьбой вернуться: Танеев был для них символом консерватории, которую они любили. Но решение Сергея Ивановича было окончательным.
Его справедливо называли «музыкальной совестью Москвы». В этом неофициальном звании отражены многие стороны личности Танеева. Это и ответственное отношение к профессиональным обязанностям, и принципиальность в решении сложных вопросов. Танеев заслужил почетное звание умением честно и корректно высказаться о творчестве коллег, готовностью похлопотать о судьбе молодого таланта.
Покинув консерваторию, он не оставил преподавание. О встречах с ним очень тепло вспоминает Сергей Прокофьев . Он пришел к нему впервые в 11 лет и был встречен не только похвалой, добрым советом, но и шоколадкой.
Фотооткрытка. Танеев, Сергей Иванович (1856-1915). Русск. композитор, проф. Моск. Консерв. и директор с 1885-1889 г. Портрет. 3/4 влево, погрудный. Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Фотография: goskatalog.ru
Фотокопия. Танеев Сергей Иванович на даче у своих друзей Масловых - фото группа. С.И. стоит слева второй. Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Фотография: goskatalog.ru
Фотооткрытка. Танеев, Сергей Иванович (1856-1915). Русск. композитор, проф. Моск. Консерв. и директор с 1885-1889 г. Сидит в лесу. Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Фотография: goskatalog.ru
Фотокопия. Танеев Сергей Иванович (1856-1915). Композитор, пианист, портр., 3/4, влево, погрудный. Всероссийское музейное объединение музыкальной культуры имени М.И. Глинки. Фотография: goskatalog.ru
Композитор Александр Гречанинов, вспоминая о Танееве, говорил, что иногда было достаточно одного его присутствия: «Просто постоишь и порадуешься, что он тут, за делом, и уже довольный и этим уйдешь утешенный и ободренный» .
Людей, утешенных и ободренных Сергеем Ивановичем, было много, но сам он боялся одиночества. После смерти матери Танеев записал в своем дневнике: «Надо побольше и получше писать, чтобы сочинениями своими привлечь к себе людей, которые, может быть, и старость мою сделают менее одинокой» .
Конечно, не боязнь одиночества определяла творческую работу музыканта. Он был заражен вирусом творчества. Это заставляло его в каждом труде - будь то сочинение симфонии или исследование фольклора - быть честным, дотошным. Из-за того, что был Танеев человеком исключительно скромным, многие его открытия до сих пор не оценены в полной мере.
В одном из писем к Чайковскому он пишет:
«Без вдохновения нет творчества. Но не надо забывать, что в моменты творчества человеческий мозг не создает нечто совершенно новое, а только комбинирует то, что в нем уже есть, что он приобрел путем привычки. Отсюда необходимость образования как пособия творчеству».
Это и ответ тем, кто не верил в важность образования, и формулировка важной психологической особенности. А еще в этих строках есть ответ на реплику в духе «А как же Моцарт?» Считается, что он сочинял всё махом, в порыве вдохновенья…
В декабре 1911 года Сергей Танеев приезжает в Зальцбург, на родину Моцарта, чтобы изучить его детские нотные тетради. В них - «скучные» упражнения по контрапункту (полифонии), выполненные маленьким Вольфгангом под руководством отца. Из этих ученических заданий и выросли великолепные контрапункты будущих моцартовских шедевров.
Танеев, профессор (пусть и покинувший консерваторию), зрелый композитор, не стеснялся учиться у Моцарта. Он вообще не стеснялся учиться и работать. Только делал он это без «пота и крови», а с радостью, с воодушевлением. И мы слушаем музыку Сергея Танеева, радуясь и вдохновляясь.
Кантата Сергея Танеева «Иоанн Дамаскин» (исполняют хор и оркестр Московской консерватории):
Выпуск программы «Партитуры не горят», посвященный творчеству Сергея Танеева:
