Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

И. В. Сталин скончался 5 марта 1953 г. На следующий день состоялось совместное заседание трех органов - ЦК партии, Совета Министров и Президиума Верховного Совета СССР. Заседание утвердило подготовленное "пятеркой" новое распределение полномочий между высшими руководителями страны. Пост Председателя Совета Министров было решено передать Г. М. Маленкову, который в последние годы был ближайшим соратником Сталина. Его первыми заместителями были назначены Л. П. Берия, возглавивший единое МВД СССР, Н. А. Булганин, ставший во главе единого Министерства обороны, а также В. М. Молотов и Л. М. Каганович. На пост Председателя Президиума Верховного Совета СССР был "избран" К. Е. Ворошилов, а занимавший эту должность Н. М. Шверник был перемещен на пост Председателя ВЦСПС. Н. С. Хрущеву было поручено "сосредоточиться" на руководстве Секретариатом ЦК КПСС.

Одновременно на совместном заседании было утверждено решение о сокращении более чем в 2 раза численности Президиума ЦК партии, она составила 10 членов Президиума и 4 кандидата в его члены. В руководящую "десятку" помимо сталинской старой гвардии - Г. М. Маленкова, Л. П. Берии, Н. С. Хрущева, В. М. Молотова, К. Е. Ворошилова, А. И. Микояна и Л. М. Кагановича вошли также Н. А. Булганин, М. 3. Сабуров и М. Г. Первухин. Было признано необходимым вдвое сократить и Секретариат ЦК. При этом Маленков вышел из его состава, а секретарями ЦК партии. стали С. Д. Игнатьев, П. Н. Поспелов, М. А. Суслов, Н. С. Хрущев и Н. Н. Шаталин. В результате всех этих перемещений среди "наследников" Сталина наибольшей властью стали обладать: Маленков, как руководитель госаппарата; Хрущев, возглавивший аппарат партии; Берия, по-прежнему курировавший карательные органы. Такое положение не могло сохраняться долго, и поэтому началась скрытая борьба за власть в стране.

Вскоре после смерти Сталина наметились процессы либерализации во внутренней и внешней политике СССР. Уже 10 марта 1953 г. на заседании Президиума ЦК КПСС Маленков внес предложение прекратить пропаганду культа личности. В период с 1953 по 1954 г. по инициативе Маленкова было проведено значительное снижение налогов с крестьянства, аннулированы все прежние долги колхозов; за счет некоторого снижения темпов капитального и промышленного строительства и производства средств, производства высвободившиеся фонды и капиталовложения были направлены на увеличение выпуска потребительских товаров. Расширилась торговая сеть страны. Эти мероприятия имели большую популярность и способствовали повышению уровня жизни советских людей.

Но прежде всего либерализация коснулась деятельности репрессивных органов. Уже 4 апреля 1953 г. Л. П. Берия опубликовал сообщение МВД СССР о ложности обвинений против группы врачей и о реабилитации всех привлеченных по этому делу. Так было закрыто начатое в конце 1952 г. "дело врачей-вредителей". Поводом его явилось недовольство И. В. Сталина рекомендациями его врача - профессора В. Н. Виноградова, а в результате сотни медиков были арестованы по обвинению во вредительстве, шпионаже и террористических действиях в отношении партийных и государственных деятелей. Вскоре последовало официальное осуждение органов госбезопасности, занимавшихся "мингрельским делом".

Но эти и другие действия по реабилитации жертв сталинского террора объективно ослабляли Берию, его собственное влияние на формирование политического курса и подготовили почву для его устранения от власти. На основе предварительной тайной договоренности между членами Президиума ЦК КПСС и при активной поддержке высшего армейского генералитета, в том числе Г. К. Жукова, назначенного в марте 1953 г. первым заместителем министра обороны, на заседании Президиума ЦК 26 июня 1953 г. Берия был арестован. Вслед за этим на июльском пленуме ЦК он был исключен из партии и снят со всех постов как "враг Коммунистической партии и советского народа". После ареста Берии была проведена чистка в руководстве МВД-МГБ, возбуждено следствие. В результате проведенного расследования Специальное Судебное Присутствие Верховного Суда СССР 23 декабря 1953 г. вынесло приговор о расстреле Берии, а также его ближайших подручных В. Н. Меркулова, В. Г. Деканозова, Б. 3. Кобулова, С. А. Гоглидзе, П. Я. Мешика и Л. Е. Влодзимерского.

Устранение Берии способствовало дальнейшему росту роли партаппарата в руководстве страны и укреплению позиций Н. С. Хрущева, который 13 сентября 1953 г. на очередном пленуме ЦК был избран Первым секретарем ЦК КПСС. Под строгий контроль партии перешли и органы госбезопасности, выведенные из состава МВД. Председателем образованного в марте 1954 г. КГБ стал сторонник Хрущева И. А. Серов.

В течение 1954 г. влияние Хрущева в новом составе руководства страны становится преобладающим. Им был изменен весь стиль и содержание работы как высших партийных органов, так и нижестоящих организаций.

Заседания Президиума ЦК и пленумы стали регулярными и были посвящены в большинстве своем совершенно новым проблемам (например, освоению целины, призыву молодежи на стройки народного хозяйства и т. д.). Под руководством Хрущева был взят курс на последовательную реабилитацию жертв сталинского террора.

К концу 1954 г. в Президиуме ЦК резко обострилась борьба между В. М. Молотовым, Г. М. Маленковым и Л. М. Кагановичем, с одной стороны, и Н. С. Хрущевым и поддерживавшим его большинством членов обновленного ЦК партии, новым руководством МВД, КГБ и армии - с другой. В результате сложных закулисных комбинаций в январе 1955 г. Г. М. Маленков по решению пленума ЦК, утвержденному Президиумом Верховного Совета СССР, был освобожден от обязанностей Председателя Совета Министров страны и назначен министром электростанций. Председателем Совмина стал Н. А. Булганин, а министром обороны вместо Булганина был назначен Г. К. Жуков. Это событие явилось важное вехой в борьбе Н. С. Хрущева с приверженцами сталинизма. Следующим поворотным этапом в государственном и общественном развитии СССР, формировании нового политического курса страны стал XX съезд КПСС.

1. В результате смерти И.В. Сталина 5 марта 1953 г. между соратниками И.В. Сталина развернулась не менее ожесточенная борьба за власть, чем ранее имевшая место борьба между соратниками В.И. Ленина. После 5 лет сложной борьбы, многочисленных коалиций к власти пришло новое руководство страны во главе с Н.С. Хрущевым (второе поколение советских руководителей), в корне изменившее внутреннюю политику страны. Н.С. Хрущев, в конечном итоге сменивший И.В. Сталина, в самом начале борьбы имел невысокие шансы и не воспринимался серьезно другими претендентами. Во многом его возвышение произошло в результате компромисса между разными группами, внутрипартийной борьбы и взаимного ослабления других более сильных кандидатов (так же как и возвышение Сталина в 1920-е гг., не входившего даже в первую тройку лидеров и победившего благодаря взаимоуничтожению основных «наследников» - Троцкого, Зиновьева и Бухарина). Самыми влиятельными соратниками Сталина в последние годы его жизни и основными претендентами на власть после его смерти были Георгий Маленков - аппаратный руководитель, который замещал Сталина в конце его жизни, и Лаврентий Берия (возглавлявший советские спецслужбы и советский атомный проект).

5 марта 1953 г. Маленков и Берия организовали экстренное совместное заседание ЦК КПСС, Президиума Верховного Совета СССР и Совета министров СССР, которое началось еще в последние часы жизни И.В. Сталина. Л. Берия сообщил, что состояние И.В. Сталина тяжелое, и, даже если он выживет, то больше не сможет руководить страной. Совместным указом данных органов Г. Маленков был назначен Председателем Совета министров СССР - официальным преемником Сталина, а Л. Берия - его заместителем, и, одновременно, - объединенным министром внутренних дел и госбезопасности. Тандем Берия-Маленков захватил всю власть в стране. Реальным политическим лидером, контролирующим «силовые» органы, стал Л. Берия, а его официальным политическим прикрытием - Г. Маленков.

Л. Берией в 1953 г. были провозглашены реформы, которые должны были кардинально изменить облик СССР - были прекращены все политические процессы («дело врачей» и др.), в марте 1953 г. проведена всеобщая амнистия - выпущено из тюрем более 1 миллиона 200 тысяч заключенных. Также было запрещено нести портреты действующих руководителей на демонстрациях, и при жизни ставить памятники. Началась подготовка к разоблачению Сталина и сталинизма. Берией высказывались планы ликвидации ГДР (что способствовало восстанию в этой стране в июне 1953 г.), ликвидации колхозного строя, расширения прав союзных республик, сближения с Западом, восстановления в СССР мелкобуржуазных отношений.

2. В конце весны - начале лета 1953 г. в партии начал складываться заговор против Л. Берии. Берия в 1953 г. боялись как Троцкого в 1924 г. и против Берии объединились все. 26 июня 1953 г. Берия был арестован в рабочем кабинете. Решающую роль в успехе заговора сыграло предательство Маленкова, который с риском для своей дальнейшей карьеры перешел на сторону заговорщиков, надеясь избавиться от опасного партнера. В результате Берия был отправлен в тюрьму, его реформы прекращены, амнистия приостановлена, восстание в ГДР подавлено. В СССР началась кампания «разоблачения Берии» - он был объявлен иностранным шпионом и «агентом империализма». В конце 1953 г. прошел наспех организованный политический процесс над Берией. Дело Берии рассматривалось Специальным судебным присутствием Верховного суда СССР - несудебным и неконституционным органом. Берия был признан «агентом международного империализма», был осужден по надуманному обвинению и расстрелян 23 декабря 1953 г. (существует и историческая версия об убийстве Берии ранее этой даты). Процесс над Берией стал последним крупным политическим процессом в истории СССР и первым после смерти Сталина. Несмотря на всю абсурдность обвинения («враг народа», «иностранный шпион» - «стандартные» обвинения, по которым были осуждены и Зиновьев, и Бухарин, и Тухачевский и затем реабилити­рованы), Берии было отказано в реабилитации и приговор 1953 г. не отменен до сих пор.

3. После ликвидации Берии (и ряда его ключевых соратников из спецслужб) в СССР резко снизилась роль спецслужб и возросла роль партаппарата.

В сентябре 1953 г. был восстановлен пост единоличного руководителя партии, - Первый секретарь ЦК КПСС, который занял Н.С. Хрущев. За 1,5 года Н.С. Хрущев, подобно Сталину в 1920-е гг., превратил эту техническую должность в центр власти в стране, которому не смог противостоять даже Г. Маленков - Председатель Совета Министров СССР. В январе 1955 г. Г. Маленков, лишившись опоры в спецслужбах и партии, был снят с поста Председателя Совета Министров СССР. Должность Главы советского правительства - главная должность в СССР в 1941 - 1953 гг., утратила свое значение и власть перешла к Н.С. Хрущеву - Первому секретарю ЦК КПСС.

4. В 1956 г. на XX съезде КПСС Н.С. Хрущевым был разоблачен культ личности И.В. Сталина - сделан секретный разоблачительный доклад Хрущева, разосланный затем по партийным органам.

Данное событие имело далеко идущие последствия:

— И.В. Сталин был обвинен в нарушении ленинских норм и репрессиях 1930 — 1950-х гг.;

— по всей стране начался демонтаж памятников И.В. Сталину, переименование городов, улиц и предприятий, носящих имя Сталина;

— перестал с размахом отмечаться День Победы;

— после 30 лет восхваления пропаганда попыталась вычеркнуть Сталина из истории;

— начались беспорядки в социалистических странах - антисоветские выступления в Польше и вооруженное восстание в Венгрии 1956 г., подавленное советскими войсками.

5. Разоблачение Сталина, осуждение идеалов, которыми жила страна на протяжении 30 лет, привела к шоку в обществе, непри­ятию политики Хрущева в партаппарате.

В июне 1957 г. Н.С. Хрущев был снят с поста Первого секретаря ЦК КПСС большинством членов Президиума (Политбюро) ЦК КПСС. Против Хрущева выступило почти все высшее руководство страны - В. Молотов, Г. Маленков, Л. Каганович, К. Ворошилов, Д. Шепилов, Н. Булганин и др. Новым Первым секретарем ЦК КПСС на Президиуме был избран В.М. Молотов - старейший соратник Сталина, бывший вторым лицом в государстве всю эру Сталина (кроме последних лет). В политические события вмешалась армия во главе с маршалом Г.К. Жуковым, который решительно выступил против сталинистов и поддержал Н.С. Хрущева, чем спутал планы заговорщиков. После 10-дневной борьбы (Пленум, армия, спецслужбы) Н.С. Хрущев с большим трудом сохранил пост Первого секретаря ЦК КПСС. Его оппоненты - В. Молотов, Г. Маленков, Л. Каганович и «примкнувший к ним Шепилов» были объявлены «антипартийной группой»и сняты со своих постов. В результате данных событий 1957 г. ключевые соратники Сталина, бывшие на вершине власти 20 - 30 лет, были удалены со своих постов. (Лидеры «антипартийной группы» были исключены из партии и преданы забвению. Но, несмотря на все гонения (как при Сталине, так и при Хрущеве), главные соратники Сталина дожили почти до 100-летнего возраста - В.М. Молотов (1890 — 1986), Г. Маленков (1902 — 1988), Л. Каганович (1893 — 1991).

В 1957 г. власти пришла собственная команда Н.С. Хрущева - второе поколение советских руководителей. Основу команды Н.С. Хрущева, сменившей «сталинское окружение», стали:

— Г.К. Жуков (министр обороны) - до 1959 г.;

— А.А. Громыко (с 1957 г. - министр иностранных дел);

— Л.И. Брежнев (секретарь ЦК, в 1960 — 1964 гг. — Председатель Президиума Верховного Совета СССР);

— НА. Подгорный (первый секретарь ЦК Компартии Украины);

— А.Н. Шелепин (бывший лидер комсомола и председатель КГБ);

— В.Е. Семичастный (руководитель комсомола);

— АН. Косыгин (заместитель Председателя Совета Министров);

— А.И. Микоян (секретарь ЦК КПСС).

Первые 2 года после провала антихрущевского заговора 1957 г. ключевую роль в новой команде Н. Хрущева играл Г.К. Жуков. Жуков фактически поделил власть с Н.С. Хрущевым и стал «силовой» опорой Н.С. Хрущева. Популярный в народе, Жуков обладал большими политическими амбициями и был близок к тому, чтобы сменить К. Ворошилова на посту Председателя Президиума Верховного совета СССР - стать формальным советским президентом. Американский и французский аналоги Г.К. Жукова - Д. Эйзенхауэр и Ш. Де Голль уже возглавили свои страны и стали очень популярными руководителями своих стран.

В 1959 г. Г.К. Жуков во время своего визита в Югославию был вероломно смещен со своих постов Н.С. Хрущевым и отправлен на должность командующего уральским военным округом. Незадолго до этого, в 1958 г. Н.С. Хрущев одновременно с постом Первого секретаря ЦК КПСС занял пост Председателя Совета министров СССР. Данные события считаются временем окончательного утверждения Н.С. Хрущева во главе партии и советского государства.

Борьба за власть после смерти Сталина

Оставшееся после смерти Сталина партийное руководство – Президиум ЦК КПСС – включало в свой состав тех товарищей, кто играл ту или иную, но выдающуюся роль в последние 10–15 лет. Я лично больше всего боялся возникновения группировок и раскола в руководстве партии, понимая, какие отрицательные последствия они могут иметь для партии и Советской власти. Однако, все вопросы стали решаться на заседаниях Президиума, и руководство тогда было действительно коллективным.

В Президиуме у меня не было, кроме Сталина и, может быть, Ворошилова, близких отношений ни с кем (да и со Сталиным они резко ухудшились). Несмотря на определенные и существенные разногласия в некоторые периоды 30-х гг., я уважал Молотова, если не как работника и соратника (слишком уж часто наши взгляды расходились), то как старшего члена партии. Особенно мне стало жалко его, и я старался ему помочь, как мог, когда Сталин стал его преследовать, начав с ареста его жены Жемчужиной. Я был с Молотовым откровенен в разговорах, в том числе, когда речь шла о некоторых отрицательных сторонах характера и поступков Сталина. Он никогда меня не подводил и не использовал моего доверия против меня. Молотов нередко бывал у меня на квартире, иногда со Сталиным вместе.

После смерти Сталина я почувствовал, что отношение ко мне со стороны Молотова изменилось в отрицательную сторону. Я не мог понять, в чем дело, и был очень удивлен, когда узнал от Хрущева и, кажется, Маленкова, что при предварительном обмене мнениями их с Молотовым тот высказался за то, чтобы снять меня с поста заместителя Председателя Правительства, оставив только министром объединенного в этот момент Министерства внутренней и внешней торговли (думаю, в этом проявился шовинизм Молотова, который ему вообще был свойствен). Другие с этим не согласились, и я остался, как и раньше, заместителем Председателя Совета Министров и одновременно министром торговли.

Да и другие, например Ворошилов, Каганович, Булганин, стали замечать, что Маленков, Молотов, Берия и Хрущев стали предварительно обмениваться мнениями и сговариваться, прежде чем вносить вопросы на заседание Президиума ЦК.

Больше всех вместе бывали Берия, Хрущев и Маленков. Я видел много раз, как они ходили по Кремлю, оживленно разговаривали, очевидно, обсуждая партийные и государственные вопросы. Они были вместе и после работы, выезжая в шесть вечера (по новому порядку, совершенно правильно предложенному Хрущевым) в одной машине. Все трое жили вне Кремля: Маленков и Хрущев – в жилом доме на улице Грановского, а Берия – в особняке (он один из всех руководителей в это время жил в особняке, а не в квартире). Берия подвозил их на улицу Грановского, а сам ехал дальше. Я не был близок ни с кем из них. С Берия тем более.

Мне Берия не нравился уже с начала 30-х гг., когда он с помощью Сталина, но при сопротивлении всего Кавбюро Закавказской Федерации, особенно грузин, пробрался из органов НКВД на партийную работу, отстраняя и отправляя из Грузии видных работников, известных на Кавказе еще с дореволюционных лет.

Нечего и говорить, что Серго его терпеть не мог. Сталину же доставляло какое-то удовольствие сталкивать Берия с Орджоникидзе. Былая его дружба с Серго сменилась на абсолютно непонятное недоверие. Я, конечно, разделял мнение, которое Серго высказывал о Берия в разговорах со мной, да и со Сталиным тоже. Более того, я считал Берия косвенным виновником гибели Серго.

Уже после самоубийства Серго Сталин решил меня замазать участием в репрессиях – уж очень его раздражало мое отрицательное отношение к ним, которое я не скрывал, заступаясь за многих арестованных.

Правда, кое-кого мне тогда удалось спасти от гибели. Упомяну здесь только один анекдотический случай. Был арестован мой школьный друг Наполеон Андреасян. Он сумел переправить на волю (с кем-то из освобожденных) сообщение для передачи мне. Оказалось, его обвиняют в том, что он француз, который скрывает свое происхождение, поскольку выполняет шпионские функции. Следователь, который его допрашивал и обвинял, был либо идиот, либо очень хороший человек, рассчитывавший, что такое нелепое обвинение распадется. Тем не менее, из тюрьмы его не выпускали. Я рассказал об этом Сталину, который знал Андреасяна, поскольку тот работал секретарем райкома в Москве: «Я знаю его с семинарии. И трех братьев его знаю. Он такой же француз, как ты и я». Сталин рассмеялся и поручил мне позвонить в НКВД и передать от его имени, чтобы Наполеона освободили. Без ссылки на него такие звонки не допускались. Было даже специальное решение Политбюро, запрещавшее членам Политбюро вмешиваться в работу НКВД.

И вот Сталин дает мне поручение, подкрепленное решением Политбюро, поехать с его письмом в Армению, где «окопались вредители и троцкисты». Это было после того, как бывший глава правительства республики Тер-Габриэлян выбросился из окна во время допроса и разбился насмерть. Сталин сказал, что «его, наверное, выбросили, так как он слишком много знал». Я должен был зачитать письмо на Пленуме ЦК и на месте подписать список лиц, подлежащих аресту, подготовленный в НКВД республики по согласованию с Москвой. Это, мол, сделает более убедительным для армянских коммунистов важность, которую ЦК придает борьбе с вредителями. Отказаться от поручения Политбюро я никак не мог.

В Ереване все шло по сценарию Сталина. Со мной был направлен Маленков, тогда заворг ЦК, занимавшийся кадрами, и всем известный как доверенное лицо Сталина. Ему первому показали список на аресты. Неожиданностью для меня стало появление в зале Берия. Он вошел, когда я выступал с трибуны. Не исключаю, что я мог измениться в лице, я решил, что Сталин поручил ему приехать, чтобы арестовать меня прямо на Пленуме. Однако, надеюсь, я сумел скрыть свое волнение, и его не заметили. Позже я понял, что это тоже входило в сценарий: опасаясь моей непредсказуемости, загнать меня в угол, показать, что у меня нет выбора, кроме полного подчинения. И я был вынужден подписать список на 300 человек. Все-таки я просмотрел его и обнаружил там фамилию Дануша Шавердяна, моего старшего товарища и наставника по работе в партии в годы моей юности. Я вычеркнул его фамилию. Однако это не имело никаких последствий: его арестовали. Очевидно, Берия поставил в известность местное НКВД, что моя подпись нужна только для формальности, с моими соображениями можно не считаться, хоть я и член Политбюро, и приехал с письмом Сталина.

В 1938 г., когда Берия попал в Москву, став вначале заместителем наркома НКВД Ежова, отношение Сталина ко мне изменилось. Если раньше он часто приглашал меня, то такие случаи становились все более редкими.

Месяца через два после ареста Сванидзе или чуть позже Сталин опять стал чаще меня вызывать, тем более что у меня была неплохая практика по руководству хозяйственными делами. При этом я всегда был настороже в отношении Берия, не доверял ему.

Хотя должен сказать, что во время войны он сыграл положительную роль в организации производства вооружения. Не потому, что в этом деле понимал. Он даже не старался, да и не мог понять. Но он опирался на группу очень способных, талантливых работников промышленности: наркома вооружения Устинова, наркома боеприпасов Ванникова, наркома Малышева и других, обеспечивал им помощь со стороны центральных и местных органов НКВД-МВД, те оказывали особенно большую помощь наркоматам, за которые отвечал Берия.

После войны Берия несколько раз еще при жизни Сталина в присутствии Маленкова и меня, а иногда и Хрущева высказывал острые, резкие критические замечания в адрес Сталина. Я рассматривал это, как попытку спровоцировать нас, выпытать наши настроения, чтобы потом использовать для доклада Сталину. Поэтому я такие разговоры с ним не поддерживал, не доверяя, зная, на что он был способен. Но все-таки тогда я особых подвохов в отношении себя лично не видел. Тем более, что в узком кругу с Маленковым и Хрущевым он говорил, что «надо защищать Молотова, что Сталин с ним расправится, а он еще нужен партии». Это меня удивляло, но, видимо, он тогда говорил искренне.

О том, что Сталин ведет разговоры о Молотове и обо мне, и недоволен чем-то, мы знали. Эти сведения мне передавали Маленков и Берия в присутствии Хрущева. У меня трений ни с кем из них тогда не было.

После смерти Сталина разногласия в коллективном руководстве обнаружились по вопросу о ГДР. Берия, видимо, сговорившись с Маленковым предварительно, до заседания (я так понял потому, что на заседании тот не возражал Берия и вообще молчал), высказал в отношении ГДР неправильную мысль, вроде того, что-де «нам не следует цепляться за ГДР: какой там социализм можно построить?» и прочее. По сути, речь шла о том, чтобы согласиться на поглощение ГДР Западной Германией.

Первым против этого предложения выступил Хрущев, доказывая, что мы должны отстоять ГДР и никому не отдавать ее, что бы ни случилось. Молотов высказался в том же духе. Третьим так же выступил я, затем другие. Поддержал нас и Булганин. Берия и Маленков остались в меньшинстве. Это, конечно, стало большим ударом по их авторитету и доказательством того, что они не пользуются абсолютным влиянием. Они претендовали на ведущую роль в Президиуме, и вдруг такое поражение! Позднее я узнал от Хрущева, что Берия по телефону грозил Булганину, что если тот будет так себя вести, то может потерять пост министра обороны. Это, конечно, произвело на меня крайне отрицательное впечатление.

Вторым спорным вопросом стало повышение заготовительных цен на картофель в целях поощрения колхозников в производстве и продаже колхозами картофеля. Цены были тогда невероятно низкими.

Они едва покрывали расходы по доставке картофеля с поля до пункта сдачи. Горячо выступил Хрущев, я так же горячо поддержал его, так как понимал и давно знал, что без повышения цен нельзя поднять дело. Берия занял решительную позицию «против», но аргументы у него были совершенно неубедительные. На наш вопрос – как же тогда увеличить производство картофеля, он сказал, что нужно создавать совхозы специально по картофелеводству для нужд государства. Нам с Хрущевым было ясно, что это не может решить проблемы. И все же Берия удалось собрать большинство, и вопрос был отложен. Тогда мое отношение к Хрущеву стало улучшаться. До этого мы с ним близки никогда не были, хотя отношения были корректные и когда он был секретарем МК партии, и когда работал на Украине.

Только однажды, еще при Сталине, уже после его переезда в Москву в 1950 г., у нас с ним получился конфликт по такому вопросу. Он предложил изменить систему поставок государству продуктов сельского хозяйства, определяя их величину в зависимости от того, каким количеством земли располагает колхоз. Это должно было коснуться и зерновых культур, и мяса, и молока, и шерсти. Он говорил, что для крестьянина главное – земля, и что такая система будет поощрять крестьян обрабатывать всю землю, потому что поставки будут определяться количеством всей земли, независимо от того, какая ее часть обрабатывается.

Я резко выступил против этого предложения, как совершенно неправильного. Во-первых, качество земли разное в разных областях и районах. При этом далеко не все колхозы могут обработать всю землю из-за отсутствия достаточных для этого средств производства. А в отношении продуктов животноводства это было просто абсурдом. Как можно брать одинаковое количество мяса, молока и шерсти, не учитывая количества скота!

По этому вопросу два раза докладывали Сталину. Сталин слушал внимательно и мои аргументы, и Хрущева. Я не уступал. Несколько раз высказывался Хрущев. Сталин склонялся к точке зрения Хрущева. Но, зная меня и учитывая, что в проекте могут оказаться подводные камни, желая себя застраховать от серьезных ошибок, предложил в принципе принять предложение Хрущева, а мне поручить представить конкретный проект решения.

Я подготовил проект, внеся большие коррективы, которые сводились к тому, что поставки должны определяться для каждой области, края, района в отдельности, с учетом их специфики в сельскохозяйственной экономике. Норма поставки дифференцируется в каждом районе отдельно и может на 30 % и более отклоняться при определении нормы поставок отдельным колхозам. Этот проект, по крайней мере, устранял грубейшую несправедливость, внося соответствующие коррективы. После споров по отдельным вопросам проект был принят. Я никогда не считал погектарный принцип поставок правильным. А у Хрущева он был идеей-фикс.

Тот факт, что эта тройка – Маленков, Берия, Хрущев, как будто веревкой между собой связана, производил на меня тяжелое впечатление: втроем они могли навязать свою волю всему Президиуму ЦК, что могло бы привести к непредвиденным последствиям.

С Маленковым я никогда не дружил, хотя ценил его высокую трудоспособность. Видел его чрезвычайную осторожность при Сталине. Он был молчалив и без нужды не высказывался. Когда Сталин говорил что-то, он единственный немедленно доставал из кармана френча записную книжку и быстро-быстро записывал «указания товарища Сталина». Мне лично такое подхалимство претило. Сидя за ужином, записывать – было слишком уж нарочито. Но Маленков умел общаться с местными работниками, и в войну сыграл немаловажную роль, в особенности в развертывании авиационной промышленности, на службу которой поставил значительную часть аппарата ЦК, обкомов и горкомов, где были авиационные заводы, что было правильно и на пользу делу. После войны он стал больше заниматься интригами и сыграл подозрительную, а вернее сказать, подлую роль в интригах, приведших к «ленинградскому делу», к гибели Кузнецова, Вознесенского и других.

После смерти Сталина Маленков, ставший Председателем Совета министров, стал проявлять ко мне большое внимание и полное доверие как к министру. Он даже говорил: «Ты действуй в развитии торговли свободно, я всегда поддержу».

Говоря о Хрущеве, следует подчеркнуть его большую заслугу в том, что он взял на себя инициативу в вопросе исключения Берия из руководства и сделал это, предварительно обговорив со всеми членами Президиума ЦК, но так, чтобы это не дошло до Берия.

Наши дачи были недалеко друг от друга. И вот, в день заседания Президиума, 26 июня 1953 г., мне сообщили, что Хрущев просит заехать к нему на дачу до отъезда на работу. Я заехал. Беседовали мы у него в саду. Хрущев стал говорить о Берия, что тот взял в руки Маленкова, командует им и фактически сосредоточил в своих руках чрезмерную власть. Внешне он и с Хрущевым, и с Маленковым в хороших отношениях, но на деле стремится их изолировать. В качестве доказательства привел факт недопустимого разговора с Булганиным после разногласий по ГДР. Здесь Берия применил угрозу в отношении члена Президиума ЦК, видимо, учитывая свое влияние. Это был действительно очень серьезный факт. Хрущев тогда впервые мне об этом сказал.

В той же беседе со мной Хрущев привел факты, как Берия единолично, минуя аппарат ЦК, связывался с украинским и белорусским ЦК и выдвигал новых руководителей, на которых он мог бы положиться. Это тоже было для меня новым и тоже произвело неприятное впечатление. Видимо, не без тайного умысла Берия взял на себя, как на первого заместителя Председателя Совмина СССР, бразды правления Министерством внутренних дел, что давало ему большую реальную власть. Этому я не удивился, ибо уже в момент смерти Сталина, когда Берия быстро уехал из Волынского в город, я высказал вслух свое мнение, что он «поехал брать власть». Я имел в виду, что он будет готовить почву для своей власти. Хрущев это мнение только подтвердил. Он сказал, что сотрудники нашей охраны, наверное, фактически превращены в осведомителей Берия и докладывают ему обо всех нас: что делаем, где бываем и пр. «Берия – опасный человек», – сказал Хрущев в заключение.

Я слушал внимательно, удивленный таким поворотом дела в отношении Берия после такой дружбы, заметной всем. Я спросил: «А как Маленков?» Он ответил, что с Маленковым он говорил, они же давнишние большие друзья. Я это знал. Мне было трудно во все это поверить, ибо, если Маленков – игрушка в руках Берия, и фактически власть в правительстве не у Маленкова, а у Берия, то как же Хрущев его переагитировал?

Хрущев сказал, что таким же образом он уже говорил и с Молотовым, и с остальными. Я задал вопрос: «Это правильно, что хотите снять Берия с поста МВД и первого зама Предсовмина. А что хотите с ним делать дальше?» Хрущев ответил, что полагает назначить его министром нефтяной промышленности. Я одобрил это предложение. «Правда, – сказал я, – он в нефти мало понимает, но имеет организаторский опыт в руководстве хозяйством, как показала война и послевоенное время». Добавил также, что при коллективном руководстве он сможет быть полезным в смысле организаторской деятельности.

В своих мемуарах Хрущев иначе излагает этот эпизод. Он умалчивает о своем ответе мне относительно намечавшейся должности министра нефтяной промышленности для Берия. Получается, что моя фраза о том, что Берия «может быть полезным» сказана была не в качестве согласия с собственными словами Хрущева, а в качестве защиты Берия.

Что касается перевода Берия в нефтяную промышленность, то, скорее всего, Хрущев сказал это мне нарочно, считая, видимо, что мы с Берия чем-то близки и мне не следует говорить всю правду. Откуда такое мнение и недоверие непонятно. Как я уже сказал, эта тройка – Маленков, Берия, Хрущев – все решала между собой. Они были действительно близки, гораздо ближе, чем я с Берия. Кто-то мне высказал мнение, что Хрущев исходил из того, что мы оба кавказцы. Но не представляю, чтобы Никита Сергеевич мог так глупо и примитивно рассуждать. Он же был умный человек. Неужели он мог подумать, что в таком важном политическом вопросе национальность может играть какую-нибудь роль для кого-либо, не только для меня? Для меня же ничья национальность, тем более в политике, никогда не имела никакого значения. Меня, правда, убеждали, что по своей «неотесанности» Хрущев мог проявить такую предосторожность. Напоминали, что со всеми остальными товарищами он поговорил раньше, со мной же только в день заседания. Не знаю. Хотя, конечно, иной раз и умный человек ведет себя глупо.

Во время того разговора в саду Хрущев предупредил, что сегодня повестка заседания объявлена обычная, но что мы эту повестку рассматривать не будем, а займемся вопросом о судьбе Берия.

И действительно, после обмена мнениями, когда особенно резко выступил Хрущев, и мы все выступили в том же духе, было принято решение в отношении Берия. Сначала он не понял серьезности дела и нагло сказал: «Что вы у меня блох в штанах ищете?» Но потом до него дошло. Он тут же, в комнате Президиума ЦК, был арестован.