Эти подробности стали ясны после того, как участники поискового отряда «Находка» нашли точное место падения истребителя
В 1942 году четыре истребителя Як вступили в схватку с 12 фашистскими «мессерами». Младший лейтенант Алексей Маресьев, только что сбивший два «юнкерса», был зажат в клещи, его самолет получил повреждения и рухнул в лесу.
Дальше всем известная история: с перебитыми ногами летчик полз к своим, лишился обеих ступней, но смог на протезах вернуться в строй. Маресьева подбили над вражеской территорией, но он тянул самолет, сколько мог, через линию фронта.
Об этом он рассказывал еще в 1943-м членам Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР. А в середине 90-х поведал то же самое корреспондентам EG.RU.
Тогда, в поганые ельцинские времена, о ветеранах и их подвигах забыли напрочь, про Маресьева вообще думали, что он умер. Но наши сотрудники разыскали легендарного летчика.
Он вспоминал: от удара контузило, куда посадил самолет, определить потом не мог, да и не очень хотел переживать это заново. Пополз на восток, где солнце всходило, там уж точно свои должны были быть.
Нынче выясняется: направься Алексей Петрович в любую другую сторону, получил бы помощь куда быстрее.
В четырех километрах на юг от места падения, в деревне Рабежа, находились вспомогательный пункт управления 34-й армии и штаб 245-й стрелковой дивизии. К северу , возле деревни Русские Новики, располагались заградительный батальон по охране тыла и основной КП 34-й армии. Западнее были проложены охраняемые линии связи, и их круглосуточно патрулировали.
Ровно 100 лет назад, 20 мая 1916 года, в городе Камышине родился прославленный советский летчик Алексей Петрович Маресьев, чей подвиг лег в основу книги «Повесть о настоящем человеке», вошедшей в курс советской школьной литературы. В Советском Союзе не было, наверное, ни одного человека, который не слышал бы об этом летчике-истребителе. Совершенный им в годы Великой Отечественной войны подвиг и сегодня живет в памяти людей. Благодаря книге Бориса Полевого Маресьев вошел в сознание людей как эталон «настоящего человека». Под этим высоким званием он навсегда будет вписан в нашей страны.
Алексей Маресьев останется в народном сознании благодаря нечеловеческой выдержке и воле к жизни. Совершенный им подвиг был достоин и отдельной книги, и снятого по ней позднее фильма. После 18-дневного возвращения к своим ползком по лесу, обморожения и ампутации обеих ног этот человек не сломался и не сдался. Он не только встал на протезы, но и вернулся в авиацию: само по себе это было сродни чуду. Но Маресьев не просто вернулся в небо, он вернулся в истребительную часть, продолжив вести бой за свободу и независимость своей Родины.
Алексей Петрович Маресьев появился на свет 20 мая 1916 года в городе Камышине Саратовской губернии. Алексея и двух его братьев, Петра и Николая, воспитывала мать. Отец будущего летчика, прошедший сражения Первой мировой войны, умер от последствий многочисленных ранений, когда Алексею было всего три года. В детские годы Маресьев не отличался особым здоровьем, мальчик часто болел и перенес тяжелую форму малярии, последствием которой стал ревматизм. Алексея мучили страшные боли в суставах, а соседи его семьи шептались между собой о том, что долго он не протянет. Однако от отца, которого Алексей практически не знал и не помнил, ему достались в наследство огромная сила воли и упрямый характер.
После окончания 8 классов средней школы в Камышине Алексей Маресьев получил специальность токаря по металлу в местном училище при лесозаводе. Здесь же он начал свою трудовую деятельность. Дважды в это время он подавал документы в летное училище, но оба раза их возвращали назад, ссылаясь на его здоровье. В 1934 году Камышинский райком комсомола направил будущего героя на строительство города Комсомольска-на-Амуре. Именно на Дальнем Востоке без отрыва от работы Алексей начал заниматься в аэроклубе, все-таки реализовав свою тягу к небу, которая возникла в нем еще в детстве.
В 1937 году его призвали в армию. Первоначально он служил в 12-м авиапогранотряде, расположенном на острове Сахалин, но затем был переведен в 30-ю Читинскую школу военных летчиков, которую в 1938 году перевели в Батайск. Батайское авиационное училище имени А. К. Серова Маресьев окончил в 1940 году, получив на выходе звание младшего лейтенанта. После окончания обучения в училище он был оставлен в нем в качестве инструктора. Именно в Батайске Маресьев встретит начало Великой Отечественной войны.
После начала войны летчика отправили на Юго-Западный фронт, где он воевал в составе 296-го истребительного авиаполка. Свой первый боевой вылет он совершил 23 августа 1941 года в районе Кривого Рога. Первые месяцы войны были для всей Красной Армии и советской авиации очень непростым временем. Немцы превосходили советских пилотов в накопленном опыте, в уровне владения техникой, на которой они летали достаточно давно, в качестве самолетов. Маресьева спасло то, что он был тогда уже опытным летчиком. И хотя он не записал на свой счет в 1941 году воздушных побед, он остался жив. Позднее прославленный советский ас Александр Иванович Покрышкин говорил, что тот, кто не воевал в 1941-1942 годах, не знает настоящей войны.
Свой первый немецкий самолет, транспортник Ju-52, он сбил в начале 1942 года. В марте 1942 года Алексей Маресьев был отправлен на Северо-Западный фронт, к этому моменту на его счету было уже 4 сбитых немецких самолета. Именно здесь произошел воздушный бой, который навсегда изменит его жизнь.
Весной 1942 года между озерами Селигер и Ильмень советские войска возле неприметного городка Демянска окружили примерно 100-тысячную группировку немецких войск, которая не думала сдаваться, оказывая организованное и очень сильное сопротивление. 4 апреля 1942 года в районе этого так называемого «Демянского котла» во время вылета по прикрытию бомбардировщиков в бою с немецкими истребителями самолет Як-1 Маресьева был подбит. Он пытался совершить вынужденную посадку в лесу, заприметив там подходящее озеро. Однако его самолет зацепился шасси за верхушки сосен и перевернулся. Самолет упал в глубокий снег, а сам летчик получил достаточно тяжелые ранения, но остался жить.
Целых 18 суток повредивший ступни ног летчик сначала на покалеченных ногах, а затем и ползком пробирался к линии фронта. Съев по пути бортовой паек, он питался тем, что удавалось найти в лесу: корой деревьев, ягодами, шишками. Ситуация казалась безнадежной: оказавшийся посреди бескрайнего и глухого леса в одиночестве, с поврежденными ногами летчик просто не знал, куда ему следует идти, а точнее, ползти. Как он остался в итоге жив, неизвестно никому. Алексей Петрович никогда не любил вспоминать эту историю и старался не рассказывать о ней. По его словам, им двигало в тот момент неукротимое желание жить.
В итоге он все-таки выбрался к своим. Возле деревни Плав Кисловского сельсовета Валдайского района его заметили отец и сын, местные жители. Так как летчик к тому моменту уже не откликался на вопросы, отец и сын из боязни вернулись назад в деревню, думая, что перед ними немец. Лишь позднее еле живого летчика обнаружили дети из той же деревни - Саша Вихров и Серёжа Малин, которые определили, что перед ними советский летчик, и при помощи отца Саши отвезли раненого пилота на подводе в свой дом. Жители деревни ухаживали за Маресьевым больше недели, но тому нужна была квалифицированная медицинская помощь. В первых числах мая возле деревни приземлился самолет, и Маресьева переправили в госпиталь в Москву.
На этом история Алексея Петровича могла подойти к концу. К моменту доставки в Москву летчик находился уже в критическом состоянии, у него была гангрена. При этом раненых в госпитале было довольно много, поэтому привезенного летчика-истребителя как практически безнадежного уложили на каталку в коридоре. Здесь во время совершения обхода на него случайно обратил внимание профессор Теребинский, который в итоге спас ему жизнь. Правда, заплатить за это пришлось ампутацией обеих ног в области голени. Другого выхода просто не было, у Маресьева к тому моменту начала развиваться несовместимая с жизнью гангрена.
Ампутация обеих ног, казалось бы, ставила жирную точку на карьере летчика. Однако Маресьев не собирался сдаваться. Он не смирился с мыслью, что ему придется расстаться с небом, приняв для себя решение - вернуться в авиацию и снова летать любой ценой. Приняв это, он начал практически сразу же тренироваться: ходить, бегать, прыгать и, конечно, танцевать. Правда, учиться заново танцевать ему пришлось не с медсестрами в госпитале, которые боялись, что он отдавит им ноги своими бесчувственными протезами, а с соседями по больничной палате, которые специально на время тренировок надевали на себя рабочие сапоги.
Всего за 6 месяцев интенсивных тренировок Алексей Маресьев научился ходить на протезах так, что только редкий человек мог приметить в его походке что-то необычное. Он продолжал тренироваться и в санатории, куда был отправлен в сентябре 1942 года. Уже в начале 1943 года комиссия записала в личном деле старшего лейтенанта: «Годен во все рода авиации». Пройдя медицинскую комиссию, он был направлен в Ибресинскую летную школу (Чувашия). В феврале того же года летчик совершил свой первый полет после тяжелого ранения. Помогал ему в этом начальник летной школы Антон Федосеевич Белецкий, который сам летал с протезом вместо правой ноги.
Только за то, что после аварийной посадки и гибели своего самолета летчик 18 дней выбирался из валдайских лесов, его поступок можно было смело назвать подвигом. Однако гораздо более поразительным было то, что после ампутации обеих ног Маресьев не только не сломался, но и добился просто невероятных результатов: преодолев массу административных и медицинских барьеров, он вернулся в строй.
До фронта Маресьев добрался вновь в июне 1943 года, попав в состав 63-го Гвардейского истребительного авиаполка. Первоначально в полку Маресьеву не давали летать на боевые задания. Командир полка просто не отпускал летчика в бой, так как обстановка в небе над полем будущей Курской битвы была крайне напряженной. Алексей очень сильно переживал эту ситуацию. В итоге ему посочувствовал командир одной из эскадрилий полка А. М. Числов. Он взял Маресьева на пару боевых вылетов. В итоге несколько удачных вылетов в паре с Числовым помогли исправить ситуацию, доверие к летчику в полку возросло.
20 июля 1943 года во время воздушного боя с превосходящими силами немцев Маресьев спас жизни двум советским летчикам, сбив сразу два немецких истребителя Fw.190, которые прикрывали пикирующие бомбардировщики Ju.87. Благодаря этому боевая слава Алексея Маресьева разлетелась по всей 15-й воздушной армии и по всему фронту. В 63-й истребительный авиаполк зачастили корреспонденты со всей страны, среди которых был и Борис Полевой, автор будущей книги «Повесть о настоящем человеке».
Удивительно в этой истории и то, что, вернувшись в боевую часть после ампутации обеих ног, Маресьев сбил 7 боевых самолетов, доведя свой список воздушных побед до 11 вражеских машин. Тогда же он был удостоен звания Героя Советского Союза. В 1944 году Алексей согласился на предложение стать инспектором-летчиком и перейти из истребительного авиаполка в управление вузов ВВС. Сам летчик честно признавался в том, что нагрузки в полетах только росли, и переносить их ему становилось все труднее и труднее. При этом Маресьев никогда не отказывался от боевых вылетов, но и не жаловался, когда ему предложили новое место работы. В итоге в июне 1944 года гвардии майор Алексей Маресьев принял предложение стать инспектором.
Всего за время Великой Отечественной войны Маресьев совершил 86 боевых вылетов, сбив 11 немецких самолетов: 4 до ранения и 7 - после. На военной службе он находился до 1946 года, пока не вышел в отставку по состоянию здоровья. При этом бывший летчик-истребитель старался поддерживать себя в очень хорошей физической форме. Человек, лишившийся на войне ног, увлекался коньками, лыжами, плаванием и велосипедом. В итоге он даже сумел установить рекорд в санатории под Куйбышевом, переплыв здесь Волгу (2200 метров) за 55 минут. Свои последние вылеты на самолете (учебном У-2) Маресьев совершил в начале 1950-х годов, работая инструктором спецшколы ВВС в Москве.
Алексей Петрович Маресьев стал тем самым человеком, про которого можно говорить вся жизнь - подвиг. Тем более что уже после войны он все равно приносил очень большую пользу ВВС страны, занимаясь процессом подготовки будущих летчиков. Кроме того, начиная с 1956 года, когда был образован Советский (а позднее Российский) комитет ветеранов войны и военной службы, полковник в отставке Маресьев возглавлял его. Он находился на этом общественном (но по-своему также боевом посту) до последних дней своей жизни.
Алексей Петрович, несмотря ни на что, прожил достаточно долгую жизнь. Каким-то образом ему удалось преодолеть последствия и тяжелого детства, и полученного во время войны ранения. 18 мая 2001 года в Театре российской армии должен был пройти торжественный вечер, посвященный 85-летию Алексея Маресьева. Он как раз собирался прибыть на это мероприятие, когда его сразил инфаркт, он был доставлен в реанимацию одной из московских клиник, но спасти его жизнь врачи не смогли. В итоге торжественный вечер в его честь начали с минуты молчания.
Часто бывает так, что человек, который становится прототипом книжного персонажа, в жизни не дотягивает до созданного писателем образа. Однако Маресьев живой пример обратного. Он всей своей жизнью доказал, что книга «Повесть о настоящем человеке» - это не красочный миф, а реальная история, которая рассказывает о большом мужестве и непревзойденной силе духа этого человека.
В честь столетия со дня рождения Героя Советского Союза и прославленного летчика Алексея Петровича Маресьева на его малой родине в городе Камышине будет открыт Центр патриотического воспитания, а также состоится парад с участием авиагрупп «Русские витязи» и «Стрижи», сообщает ТАСС. Имя Алексея Маресьева будет присвоено самолету МЧС России и одной из новых улиц Волгограда. Помимо этого, памятные мероприятия, посвященные юбилейной дате, пройдут в Москве, Тверской и Нижегородской областях, а также в других регионах России. В свою очередь, Российское военно-историческое общество продолжит поиск истребителя Як-1, на котором в 1942 году летчик был сбит во время воздушного боя в районе «Демянского котла».
По материалам из открытых источников
В июне 1943 года руководство Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР 1 запланировало поездку научных сотрудников в расположение 3-й гвардейской истребительной авиационной дивизии с целью взять интервью у наиболее отличившихся летчиков-истребителей. Никто не мог предвидеть, что среди опрошенных будет Алексей Петрович Маресьев (1916-2001) - безногий летчик, будущий Герой Советского Союза. Сотрудники комиссии были первыми, кто подробно записал рассказ Маресьева о пережитом.
Еще впереди встреча с писателем Борисом Полевым, чья "Повесть о настоящем человеке" выйдет осенью 1946 года в журнале "Октябрь". И сделает Маресьева героем, на которого будут равняться поколения советских людей...
Мы же предлагаем читателям "Родины" оригинальный рассказ 27-летнего летчика - в таком виде, как он был записан в июле 1943 года. Это документ потрясающей человеческой силы. Публикуем его полностью, сохранив орфографию и стиль.
Стенограмма беседы с гвардии лейтенантом 63-го гвардейского истребительного авиаполка 3й гвардейской истребительной авиадивизии Маресьевым Алексеем Петровичем, 1916 года рождения. Кандидат в члены партии. Заместитель комэска. Награжден орденом Красного Знамени 2 .
Беседу на одном из боевых аэродромов проводила научный сотрудник Комиссии Е.М. Грицевская, стенографировала О.В. Крауз 3 .
"Родился в семье крестьянина в г. Камышине Сталинградской области. 8 лет пошел учиться, окончил школу 1-й ступени, во второй ступени проучился до 6го класса, а потом перешел учиться в ФЗУ 4 на лесном заводе. Там у меня работала мать и два брата. ФЗУ давало образование за семилетку. Учился я по специальности токаря по металлу. Проработал я по этой специальности на заводе до 34 года августа месяца, причем я все время работал и пытался поступить учиться дальше. Я учился без отрыва от производства на вечерних курсах рабфака при сельскохозяйственном институте, после его мог ехать учиться в этот институт. Но так как у меня не было никаких средств для того, чтобы там учиться, то я не закончил его 4 месяца 5 , так как прочел в "Правде", что начинается прием в МАИ 6 .
Я послал письмо, чтобы мне выслали правила приема, а на свое предприятие подал заявление, чтобы меня отпустили бы учиться. Но с производства меня не отпустили, и послали меня в ДВК 7 строить г. Комсомольск. А я с 29 года был комсомольцем.
Приехали мы туда, нам сказали, что строительству нужен лес, и мы работали на лесозаготовках в тайге. За хорошую работу меня перевели работать по специальности, и я там вскоре стал работать уже механиком-дизельщиком на водном транспорте. И там я работал до 1937 г. июля месяца. Здесь меня призвали в Красную Армию. В Комсомольске я окончил без отрыва от производства аэроклуб. Очень интересно, как мы его кончали. Город только начинал строиться. Мы только устроили места, где можно было бы жить самим строителям. Я работал на водном транспорте, там было горючее, масло, бензин, а другой товарищ работал на авиационном заводе, и мы натаскали в аэроклуб горючего и вообще кто, что мог. Так мы учились и закончили аэроклуб.
После я попал в армию, на остров Сахалин, там я служил в пограничной авиации в пограничном отряде, работал мотористом, летать мне не давали, так как одному такому летчику дали полетать, а он поломал самолет. Но я дошел до командующего войсками, и он сказал: "Попробуйте дать, если он хорошо летает, то пусть летает". Пока меня стали проверять, командующий присылает специальное направление, что, если командир отделения соответствует требованиям, имеет образование семилетки, закончил аэроклуб и комсомолец, то послать его в военную школу. Меня вызвали и спросили, куда хочешь? Я сказал, что хочу в военную летную школу. И меня послали в Читу. Потом школу перевели в Батайск, и я ее там закончил.
Учеба мне давалась легко. За отличную технику пилотирования меня оставили работать инструктором, но я не хотел там оставаться, а хотел в часть. Но все же был оставлен инструктором в школе, где я и пробыл с 40 по 41 год август месяц. Закончил возить группу, выпустил всех своих курсантов и стали меня посылать дежурить в Ростов, т.е. давали мне вроде как боевую работу. Я взял и написал докладную записку, чтобы меня взяли на фронт. Однажды я дежурю на главном аэродроме, и меня вызывает командир звена. Встречает он меня словами: "До свиданья, до свиданья". Я говорю: "Что это за до свиданья?". - "А ты улетаешь". Оказывается, по моей докладной записке меня направили на фронт.
6 августа 1941 г. несколько человек нас полетели на фронт. Попал я в 296 истребительный полк 8 и начал воевать от Кировограда. Потом по мере отступления наших войск мы шли на Никополь, Запорожье. Как только мы прибыли на фронт, мы начали вести боевую работу. Работа была очень напряженная. Нашей группе пришлось работать самим и за техников, так как техники от нас немного отстали. Приходилось делать по 7-8 боевых вылетов в день. Работали мы на "И-16" исключительно по штурмовкам. Один раз у нас только была встреча пара на пару с "Мессершмиттами", но они, как обычно, боя не приняли.
После того, как мы поехали в Куйбышев на формирование, меня там перевели в другой полк командиром звена, и мы воевали на "Яках". Летчики у нас были молодые. С этим полком мы немного постояли под Москвой, здесь мы работали как бы на ПВО и одновременно тренировался летный состав. Тогда мы были в 580 полку. А потом уже в марте месяце 42 г. мы поехали на северо-западное направление, когда под Ст. Руссой была окружена немецкая 16 армия. Мы тогда работали на демянскую группировку 9 .
Когда я пришел непосредственно на фронт, меня назначили помощником комэска. На Северо-Западном фронте мне пришлось повоевать 7 или 8 дней. Здесь в нашу задачу входило уничтожение транспортных самолетов, которые подбрасывали 16 армии боеприпасы и продовольствие. Мы их сбили за 8 суток три штуки. А потом меня самого подбили.
Подбили меня 4 апреля 42 г 10 . Пробили мне мотор. А я был над их территорией. Высота была метров 800. Я немного оттянул самолет на свою территорию, километров за 12, но там были леса и болота, и сесть было негде. Я и пошел садиться на лес, а там лес редкий и высокий и на лес садиться было очень трудно. Я прикрылся рукой, чтобы не удариться, может быть, думаю, жив останусь, так, чтобы глаза не выбило. Положил голову на руки, и здесь слева я увидел площадку. И здесь я сделал большую глупость. Я выпустил шасси, так как мне показалось, что там - площадка, но, когда я стал разворачиваться, то мотор остановился, и машина пошла книзу. Я только успел выровнять ее из крена, как лыжами самолет задел за макушку дерева, и получился полный скоростной капот, т.е. самолет перевернулся кверху колесами. Я был привязан ремнями, но их оторвало и меня выбросило из самолета. Так что я упал метров с 30, хотя точно не знаю. По-видимому, получилось так, что я упал на снег, а потом я покатился по дороге и ударился виском, и минут 40 я лежал без памяти. Потом, когда я очнулся, я чувствую что-то на виске, приложил руку - кровь, и висит лоскуток кожи. Я его хотел сначала оторвать, а потом чувствую, что кожа толстая и обратно ее приложил к пораненному месту. Кровь там запеклась, и все потом заросло.
От самолета осталась только одна кабина и хвост - все разлетелось в разные стороны. Я, вероятно, сильно ударился, так как вскоре у меня начались галлюцинации. Я очень хотел испортить мотор, вынимаю пистолет и начинаю стрелять по мотору. И мне кажется, что я не попадаю, я выстрелил одну обойму в пистолете, затем другую. Потом посмотрел опять в лес, и я вижу, что там стоят самолеты, стоят люди, я кричу, чтобы мне помогли, но потом смотрю - ничего нет. Посмотришь в другую сторону, опять то же самое, и потом снова все исчезает.
Я так и блудил. Шел, ложился, потом снова шел. Спал до утра в снегу. Один раз мне показалось совершенно ясно, что стоит дом, из дома выходит старик и говорит, что у нас здесь дом отдыха. Я говорю: "Помогите мне добраться". А он все дальше и дальше уходит. Тогда я подхожу сам, но ничего не вижу. Потом пошел в другую просеку, смотрю - стоит колодец, девушка гуляет с парнем, а то кажется, что девушка с ведрами идет. "Что несете?" - "Воду". Но воды мне не дала.
Я упал 12 километров от линии фронта, но никак не мог сообразить, где я, мне все время казалось, что я у себя на аэродроме или где-то близко. Смотрю, идет техник, который меня обслуживал, начинаю говорить ему: "Помоги выйти". Но никто ничего для меня не делает. И такая история со мной продолжалась суток 10-11, когда галлюцинация у меня прошла.
Раз я просыпаюсь утром и думаю, что мне нужно делать? Я уже был совершенно в здравом уме. Очень сильно я отощал, так как ничего все время не ел. И компаса у меня нет. Я решил идти на восток, уже по солнцу. Вижу и самолеты, которые летят к нам. Думаю, наткнусь, в конце концов, на какое-нибудь село, а потом меня доставят. Но я очень сильно отощал и идти не мог. Шел я так: выбрал себе толстую палку, поставишь ее и подтягиваешь к ней ноги, так и переставляешь их. Так я мог пройти максимум полтора километра в сутки. А потом трое суток опять лежал и спал. И сны такие снятся, что кто-то зовет: "Леша, Леша, вставай, там тебе припасена хорошая кровать, иди туда спать...".
Так я провел 18 суток без единой крошки во рту. Съел я за это время горсть муравьев и пол-ящерицы. Причем, я отморозил ноги. Я летел в кожанке и в унтах. Пока я ходил с места на место, в них попала вода, так как кругом уже таяло, а ночью было холодно, мороз и ветер, а в унтах вода, и я, таким образом, отморозил себе ноги. Но я не догадался, что ноги у меня отморожены, я думал, что не могу идти от голода.
Потом на 18-е сутки 27 апреля 11 часов в 7 вечера я лег под дерево и лежу. В это время слышу сильный треск. Я уже понимал, что в лесу здесь людей не было, и я решил, что идет какой-нибудь зверь, учуял жертву и идет. У меня осталось два патрона в пистолете. Я поднимаю пистолет, поворачиваю голову, смотрю - человек. У меня здесь мелькнула мысль, что от него зависит спасение моей жизни. Я ему стал махать пистолетом, но так как я оброс и стал очень худым, то он, наверное, подумал, что это - немец. Тогда я бросил пистолет и говорю: "Идите, свои". Он подошел ко мне: "Ты чего лежишь?". Я говорю, что я подбит, летчик: "Есть ли здесь немцы?". Он говорит, что здесь немцев нет, так как это место в 12 км от линии фронта. Он говорит: "Пойдем со мной". Я говорю, что не могу идти. - "Но я тебя не стащу с этого места. Тогда ты не уходи с этого места, я его знаю и попрошу председателя колхоза, чтобы он за тобой прислал лошадь".
Часа через полтора слышу шум. Пришло человек восемь ребятишек 14-15 лет 12 . Слышу, шумят, а не знаю, с какой стороны. Потом они стали кричать: "Здесь кто-нибудь есть?" Я крикнул. Тогда они подошли на расстояние метров 50. Тут я их уже увидел, и они меня увидели. Остановились. "Ну, кто пойдет?" - Никто не идет, боятся все. Потом один парнишка говорит: "Я пойду, только вы смотрите, если в случае чего, вы сразу бежите за народом, в деревню".
Не доходит до меня метров 10. А я худой, оброс, вид, наверное, был страшный. Он подошел поближе. Я реглан 13 расстегнул, петлицы видно. Он подошел еще поближе и кричит: "Подходите! Свой, летчик!". Те подошли, смотрят. Спрашивают: "Почему ты такой худой?" Я говорю, что не кушал 18 суток. И тут они сразу: "Ванька, беги за хлебом! Гришка, за молоком!". И все побежали, кто куда.
Потом приехал еще старик 14 . Они положили меня на сани. Я положил старику голову на колени, и мы поехали. Оказывается, тот человек, который первый меня нашел, шел в обход, так как там было все заминировано.
Потом чувствую, что меня мальчик толкает:
Дядя, а дядя, посмотри!
Я смотрю, подъезжаем к селу, поперек улицы что-то черное. Я говорю:
Что это такое?
А это весь народ вышел вас встречать.
И действительно, целая колонна стоит, а как въехали в село, получилась целая процессия. Старик остановился у своей хаты. Тут люди меня нарасхват. Одна говорит, давай его ко мне, у меня молочко есть, другая говорит, у меня есть яички, третья говорит - у меня тоже корова есть. Слышу шум. Тут старик говорит:
Я за ним ездил и никому его не отдам. Жена, неси одеяло, отнесем его в избу.
Внесли в избу, начали тут с меня снимать одежду. Унты сняли, а брюки пришлось разрезать, так как ноги распухли.
Потом смотрю, опять народ идет: кто несет молоко, кто яички, третий еще что-то. Начались советы. Один говорит, что его нельзя много кормить, вот, один инженер из Ленинграда сразу очень много покушал и умер, другой говорит, что нужно только молоком поить. Положили меня на кровать, дают мне молока и белого хлеба. Я выпил полстакана молока, больше не хочу, чувствую, что сыт. Они говорят: "Кушай, кушай". А я не хотел больше. Но потом постепенно я стал есть.
Нашелся у них в селе какой-то лекарь, вроде фельдшера. Он посоветовал хозяевам вытопить баню и помыть меня. Все это они сделали. Вообще, очень хорошие люди оказались. Очень жалею, что не могу поддерживать с ними связь.
Двое суток я там пробыл. Они сообщили в одну воинскую часть, и оттуда на следующий день приехал капитан. Он проверил мои документы и забрал меня к себе в часть. Мне сделали там согревающий компресс на ноги. Ноги были белые-белые, как стена. Я удивился и спросил, почему они такие белые. Мне сказали, что это отек от голода. Я спросил, не отморожены ли они? "Нет, нет, - говорят, - ничего". Но ходить я совершенно не мог.
Когда меня привезли в эту часть, а это был какой-то обозный отряд, туда пришел врач, и я до сих пор не могу понять, зачем он это сделал, и нужно ли было это делать, но он мне прописал выпить стакан водки и дали мне закусить только черным сухарем. Сначала, после того, как я выпил, все было ничего, а потом часов с двух ночи меня стало разбирать, и я начал, как говорится, "шухерить". Там сидела около меня одна девушка, потом был капитан, так со мною не знаю, что делалось. Я ударил эту девушку, опрокинул стол, который стоял около меня, стал кричать: "Немцам не победить!". Потом меня уложили. Только успокоили, а через десять минут я опять начал кричать: "Заверните мне правую ногу, а то ее немцы возьмут!". Этот капитан рассказывал, что я кричал: "Умираю, дышать нечем!". Он испугался и пошел за врачом. Тот пришел и сделал мне укол в полость живота. Потом он спрашивает меня: "Ну, как, хуже или лучше стало?". Я отвечаю: "Не хуже и не лучше". - "Ну, хорошо, что не хуже, а лучшего ждать нечего".
Потом меня сразу же отвезли в передвижной госпиталь и там меня стали лечить нормально. Сделали мне там переливание крови, и я стал чувствовать себя немножко лучше. Стали мне делать согревающие марганцевые ванны. В первый день, когда меня привезли, мне говорят: "Садись на табуретку". Я, как только сел, чувствую, что не хватает мне воздуха. Они говорят опять: "Садись". Я говорю, что не могу. Они меня все же посадили на табуретку, а я с нее упал. Потом пришел врач, меня положили на стол и влили мне 400 грамм крови. Потом я говорю: "Я теперь сам могу вставать". Но меня переложили опять на кровать.
Пролечился я там дней 7-8, до 30 апреля. Мне говорят, что мы тебя отправим в глубокий тыл, в Свердловск. Но для этого нужно было попасть на Валдай, а оттуда ходили санитарные поезда. 30 апреля меня отправили на машине в Валдай. Туда я приехал часиков в шесть вечера. Только меня положили, минут 15 я пролежал, дали мне покушать рисовой каши. Начал я кушать, вдруг дверь открывается, входит человек и начинает кого-то искать глазами, смотрит по всем кроватям. Потом мы с ним встретились взглядом. Смотрю - командир эскадрильи, с которым я летал, сейчас Герой Советского Союза, Дегтяренко 15 .
Лешка, неужели это ты?!..
Оказывается, он меня искал, так как из передвижного госпиталя сообщили в часть, что я там нахожусь, и он на другой день бросился меня искать... А я прямо заплакал, просто зарыдал, такая была встреча!
Он меня спрашивает: "Чего ты лежишь? Ты, может быть, есть хочешь, я тебе две плитки шоколада привез". Я ему говорю: "Я не могу, Андрей, я 18 дней ничего не кушал, я очень слаб". А он, оказывается, приехал за мной и хочет меня забрать. И мы, действительно, были с ним очень хорошие приятели, один без другого жить не могли. Но врач меня не отпускает, говорит, что меня отправят в глубокий тыл. Дегтяренко стал нервничать, ругаться: "Это мой летчик, я его заберу. Мы сами знаем, куда его направить для лечения!".
А он искал меня долго и все время - на самолете. Сначала он полетел туда, откуда им сообщили обо мне. А там меня уже не было. А ведь это не просто - прилетел и сел, как на аэродром, а площадка бывает километра за 3-4. Потом опять пришлось сюда лететь. А вылетел он в 7 часов утра, а дело было уже к вечеру. И он, в конце концов, меня забрал с горем пополам, посадил на самолет. Хотя мне и сделали вливание крови, но чувствовал я себя плохо. И только меня сажают в самолет, я теряю сознание. Здесь он говорит: "Я тебя везу, а ты, наверное, умрешь". Я говорю: "Давай, жми! Живого или мертвого, уж взялся, так вези!". Он посадил меня в кабину, привязал кое-как, и полетели мы в ту часть, где я воевал. Здесь все уже собрались, все было подготовлено для посадки. Правда, я не могу всего рассказать, так как я был в очень тяжелом состоянии, и на следующий день меня на санитарном самолете отправили в Москву.
После уже врач мне рассказывала, что лечащий врач приходит и говорит, что он, т.е. я, наверное, жить не будет. Она пошла в кабинет и еще подумала, составлять ли историю болезни или не нужно. Решила подождать до прихода профессора Теребинского 16 . Когда он пришел, он тоже не питал надежд на то, что я буду жить. Меня положили в отдельную палату, стали наблюдать, как я себя чувствую. Палата была проходной, я жаловался на шум. Тогда меня положили одного в палату, стали делать мне уколы для поддержания сердечной деятельности. Я не спал долго, мне стали делать уколы морфия. Я стал часика по четыре тогда спать. Все время спрашивали меня, как себя чувствую? Я говорю, что лучше. И здесь меня стали лечить основательно.
Необходимо было мне отрезать ноги. Они стали уже сами отходить: лежишь в кровати, потащишь, а суставы сами и расходятся.
Однажды пришел профессор, принесли меня в операционную, он взял стерильные ножницы и просто на моих глазах отрезал ноги этими ножницами. В некоторых местах, где были еще немного живые ткани, было больно, но вообще больно не было. Я спрашиваю: "Товарищ профессор, это вся операция?".
И так как я боялся операции, то он сказал, что немного еще подзаделаем и все. Но стали меня готовить ко второй операции. У меня получилось нагноение и нужно было, чтобы оно прошло. 22 июля мне сделали вторую операцию. Хотели мне сделать только спинномозговой укол, но этот наркоз на меня не подействовал. Укол местного обмораживания тоже не берет. Профессор даже удивляется, и тогда решили делать операцию под общим наркозом. Накрыли меня маской и стали поливать на нее эфир, я должен был дышать эфиром. Сестра мне посоветовала глубоко-глубоко дышать. Как только я глубоко вздохнул, мне сразу же ударило в голову, я махнул рукой, маску сбил, капля эфира попала мне в рот, меня стало тошнить. Профессор ругается на сестру: "Что же вы не можете удержать маску!". Опять наложили маску. Мне стало так нехорошо, я кричу: "Снимите, дайте мне хоть немножко пожить!". Сестры здесь плачут, профессор ругается. Ну, а потом мне немножко приподняли маску, я глотнул свежего воздуха, и все пошло, как следует.
После операции я проснулся со слезами. Ноги у меня очень болели.
Вылечили меня, сняли мерку на протезы. 23 августа 42 г. мне принесли протезы, я начал ходить. Учился, дня 3 походил с костылями, потом только с одной палочкой дней пять походил.
Нужно сказать, что однажды мне сестра приносит журнал и говорит: "Леша, смотри, здесь есть статья об одном английском летчике, который, не имея обеих ног, продолжает летать" 17 .
Меня эта статья очень заинтересовала, и я попросил сестру вырвать для меня эти два листочка из журнала. Здесь у меня появилась какая-то уверенность, что и я могу летать.
После госпиталя я поехал в дом отдыха летного состава на месяц. Там я отдохнул, и началась у меня опять битва за летную жизнь.
В доме отдыха я разговаривал на эту тему с врачом, но он мне ничего не сказал, вроде мол, человек шутит и все. Потом туда приехала выездная экспертная комиссия ВВСК А 18 под председательством бригврача Миролюбова. Я решил туда обратиться к нему, так как это была комиссия, которую я должен был проходить. И наш врач мне тоже посоветовал поговорить с ними. Прихожу туда, а хожу уже без палочки. Причем я уже научился танцевать. Я носил брюки на выпуск, тогда был в пижаме. Прихожу и говорю: "Доктор, я у вас, наверно, комиссию не буду проходить, но я бы хотел поговорить с вами. Я хочу летать".
Он на меня смотрит:
Если вы летчик, то будете летать.
Мне придется прямо вернуться в госпиталь, и я хочу заранее с вами поговорить.
А что у вас такое?
Я на обеих искусственных ногах.
Да что вы говорите?!
Я прошелся. Он говорит:
Нет, вы шутите. В самом деле?
Здесь мой врач стал уже улыбаться и говорит, что это действительно так.
И летать хотите?
А ну, еще раз пройдите.
Я опять прошел. Потом я говорю:
Если вы интересуетесь, как я владею протезами, то приходите сегодня в клуб, я там буду танцевать.
Иду вечером в клуб, смотрю, в клуб приходит вся комиссия. Я приглашаю девушку, иду танцевать. После танцев подхожу к своему доктору. Он говорит, что навряд ли комиссия заметила. Тогда я опять танцую. Они здесь уже меня увидели. Говорят: "Считайте, все наши голоса за вами. Приедете в госпиталь, хирург посмотрит, скажет свое веское слово, если все будет ничего, то пройдете".
Я приезжаю в госпиталь в Сокольники. Председатель комиссии там доктор Собейников. Они меня крутили, проверяли нервную систему, зрение. Особое внимание обратили на ноги.
Хочешь все-таки летать? На каких же самолетах?
Я говорю:
Если попросишься на истребителях, то вы все равно не разрешите, тогда уже на "У-2".
Один доктор засмеялся:
Добросовестно, - говорит.
Собрался у них консилиум. Один что-то говорит, другой говорит. Потом подзывают меня.
Решили допустить к проверочным полетам на самолете "У-2".
Ну, а если я покажу хорошие результаты, то буду считаться годным к летной работе на "У-2"?
Ну, думаю, не совсем хорошо, но все-таки нужно согласиться.
Я пошел с этим решением в управление кадров ВВСК[А]. Прихожу туда, направляют меня к полковнику Вальчугину. Тот читает бумажку. А там написали и так, что не годен, ампутированы обе ноги. И в самом конце написали, что допущен к тренировочным полетам на "У-2". Полковник прочел, что не годен, и больше не читает.
Вы что пришли?
Хочу на летную работу.
Вы же не годны.
Я говорю, что комиссия мне разрешила. Он тут: "Что мне комиссия, мы сами можем здесь разобраться, да и здесь написано, что не годен и всё!".
А он здесь схватился и пошел:
У вас ног нет, а пришли сюда очки втирать.
Меня это страшно задело. Я говорю:
Ноги у меня, товарищ полковник, есть, но ноги деревянные.
Но вы летать не будете, как это можно!
Что мне врачебная комиссия, мы все равно вас не допустим.
Тогда я стал с ним по-другому говорить.
Товарищ полковник, я буду летать, только прошу вас не давать сразу заключения.
А он уже спрашивает, кем я работал, и собирается искать вакантную должность для меня.
Я прошу вас еще раз - заключения не давать. Я дойду до маршала авиации.
Он все равно вас не примет.
Нет, примет.
Ну, он здесь еще сильнее раскричался.
Кто вам разрешит?
Я говорю:
Приду по всем правилам и попрошу разрешения. И летать я все-таки буду.
Нет, вы летать не будете.
Нет, буду.
Вы ходить не умеете.
Я тогда набрался нахальства и говорю:
Это дело не ваше, как я хожу. Раз врачи дали мне заключение, что я хорошо владею протезами, я имею право просить, чтобы меня назначили на проверку, как это здесь указано.
Он начал еще что-то кричать, но я тут уже вышел.
Там стоял какой-то майор. Он спрашивает:
Это ты там так разговаривал? А что такое?
Я ему все рассказал.
Ну, куда ты хочешь теперь идти?
Я говорю:
Пойду к командующему, генерал-лейтенанту Новикову 19 .
А у начальника отдела кадров ты был?
Нет, не был.
Сходи к нему, а то неудобно шагать через его голову.
И я решил пойти к начальнику отдела кадров. Прихожу к секретарю, тот докладывает, и начальник меня принимает. Как раз это был генерал-майор Орехов.
В чем дело?
Меня не устраивают на летную работу.
Я говорю, вот так и так, полковник Вальчугин отказывает. Приходит к нему Вальчугин. Он читает документы и говорит:
Так вы без ног?
Я говорю:
С искусственными ногами, товарищ генерал-майор.
Нет, летать вы не будете, что вы, что вы!!!
Почему, товарищ генерал?
Так вы не сможете.
Тогда я вынимаю журнал и говорю:
Вот, летают же люди, только англичане, почему же я не смогу?
Он прочел, отложил в сторону журнал:
Нет, - все-таки вы летать не будете.
Товарищ генерал-майор, разрешите сказать.
Говорите.
Я летать буду.
Вы - средний командир и должны слушать то, что вам говорит генерал.
Я слушаю, но все-таки я летать буду.
Зачем это надо?
Во-первых, я многим еще могу помочь авиации, а во-вторых, это очень интересная вещь в авиации вообще.
Ты подумал, как ты с этим справишься?
Все обдумал.
Он попросил меня выйти, потом снова меня позвал.
Ладно, - говорит, - попробуем.
Ну, думаю, если попробуем, то - всё. И, вот, единственный человек - этот генерал, который мне помог.
Посылают меня в одну школу попробовать. Это в АССР, в Чувашию, в школу первоначального обучения 20 . Приезжаю туда. Принимает меня там начальник школы:
Ну, ладно, - говорит, - полетаем.
А он ничего еще не знает и не догадывается. Назначают в такой-то день летать. А потом уже кто-то сказал, что я на искусственных ногах. Начальник меня вызывает и говорит:
Вы, что, без обеих ног?!
Как же вы будете летать?
Я говорю:
Поэтому меня и прислали к вам.
А я даже и не разобрался. Ну, ладно, попробуем.
Дают мне летчика, Наумова, он меня проверяет на "У-2". На этом самолете нужна хорошая координация, нужно уметь чувствовать ногами. Проверил. Потом он говорит:
У меня ноги замерзли, может быть, сам полетишь?
Дали мне 4 провозных полета. Приходит потом командир эскадрильи, тоже проверил и сказал, что не могу даже сказать, что у тебя искусственные ноги. Потом начальник школы полетел на "У-2". Проверил. Дают заключение, что годен во все виды авиации.
Когда я сел в самолет, я даже сам удивился, никогда не знал, что можно так летать без ног.
С таким заключением я приезжаю в Москву, в штаб МВО. Командующий генерал-майор Сбытов 21 был занят, меня не принял. Ему докладывал обо мне заместитель его Белоконь. Белоконь приходит и говорит мне, что он сказал, что меня нельзя направить в истребительную авиацию, и чтобы я отдохнул. Я говорю:
Мне все же хотелось бы летать на истребителях. Но если вы обещаете меня послать на истребитель, то я соглашусь пока полетать на "У-2". Я буду в Москве и буду вам надоедать.
Ладно, - говорит, - устроим, устроим.
Послали меня в эскадрилью связи в Москву 22 . Там, правда, была хорошая работа, я отдохнул. Пробыл я там месяца три всего. Потом написал в МВО письмо, что чувствую себя хорошо, отдохнул, собрался с силами. Потом как раз та эскадрилья, в которой я был, принимала самолет от колхозников, и здесь был полковник Лякишев. Я своего командира эскадрильи попросил разрешения обратиться к нему. Он спрашивает меня:
Вы писали командующему войсками?
Какая-то резолюция там есть. Вас должны вызвать.
Я ждал-ждал, не дождался. Потом меня вызывает майор Ширяев и говорит, что командующий направляет вас в ЗАП в Иваново 23 . Я спрашиваю:
В истребительный?
Я бросил все и стал готовиться. Поехал в Иваново. Там начали:
Как это так, ты на "У-2" не умеешь летать.
На "У-2" я летаю, - говорю, - у меня есть и заключение.
Но командир полка не решился сразу меня тренировать на истребителе. А получилось так, что у меня было вначале заключение относительно "У-2", а на истребитель меня уже послал сам генерал-майор Сбытов, но заключения врачей в отношении истребителей не было. Тогда командир полка говорит:
Вам нужно пройти комиссию, и тогда я вас буду тренировать.
Я думаю, надо ехать в Москву на эту комиссию. Поехал в Москву. Приезжаю к тем же врачам. Собейников меня сразу узнал. Правда, когда я приехал из школы, я дал ему почитать заключение, и он очень удивился, что годен я во все виды авиации. И здесь он говорит:
Нет, ничего не выйдет, на истребителе нельзя.
Почему же, доктор?
Там большие предпосылки к тому, что летчикам приходится садиться с парашютом. И ты поломаешь себе ноги.
Как раз в этом журнале описывался случай, как тот летчик прыгал с парашютом и поломал себе протезы. Потом он сделал себе протезы и летал дальше. Я говорю:
Я не поломаю себе ноги, а поломаю протезы.
Говорили мы с ним, говорили, потом он говорит:
Приходи завтра.
Прихожу на другой день, там сидит доктор Миролюбов. Он мне говорит:
Давай поговорим по душам, что может с тобой получиться.
Я говорю:
Если буду летать на истребителе, управлять я им сумею вполне, а, если с парашютом буду прыгать, то поломаю себе протезы.
Я думаю, - говорит Миролюбов, - что ты поломаешь протезы и ушибешься, но управлять самолетом ты не сможешь.
А доктор Собейников сказал:
Да, он поломает себе ноги, но управлять самолетом сможет.
И здесь у них получились разногласия. Я влез на стол, прыгнул и сказал: "Вот, так и получится!".
Наконец, Миролюбов склонился к тому, чтобы разрешить. Написал бумажку: разрешаем попробовать на самолете "УТИ-4", "ЯК-7".
Я думаю: ехать в тот полк, опять ничего не выйдет, так как там требовали, чтобы написали черным по белому, что разрешаем. Тогда я прихожу к майору Ширяеву и прошу, чтобы меня опробовали здесь. И я стал летать в Люберцах с майором Абзианидзе. Сделали мы с ним полет на "УТИ-4". Он говорит:
Как себя чувствуешь?
Я говорю:
Сижу, как в своей машине.
Он говорит:
Я тоже ничего не могу против сказать.
В конце концов, написали заключение: годен на все истребители. Я с этим заключением - к врачам. Те читают и не верят. Я говорю: "Ну, что же теперь мне делать?". Они говорят: "Давайте начальника штаба этой части и летчика, с которым вы летали. Мы все соберемся и дадим окончательное заключение".
Я тогда пошел в отдел кадров просить, чтобы их затребовали в Москву. Они приехали на комиссию, и комиссия дала совместное заключение: разрешаем тренировочные полеты по специальному курсу обучения и, если покажет хорошие результаты, то считать годным в истребительную авиацию. И с этим заключением я поехал в ЗАП и там начал тренироваться. Окончил там курс нормально и попросил, чтобы меня отправили на фронт. Летал я там на "ЛА-5", "ЯК-7" и "УТ-2". До сих пор все идет нормально.
Все это получилось потому, что мне была сделана очень хорошо операция. Я помню еще в госпитале, я как-то в шутку спросил профессора: "Профессор, я летать буду?". Он сказал: "Это дело не мое, мое дело так тебя отремонтировать, чтобы ты через протезы все чувствовал бы". И действительно, где я ни прохожу комиссию, все удивляются, как хорошо сделана мне операция" 24 .
Июль 1943 года.
Примечания
1. Подробнее об истории создания Комиссии и ее деятельности см.: Вклад историков в сохранение исторической памяти о Великой Отечественной войне (На материалах Комиссии по истории Великой Отечественной войны АН СССР, 1941-1945 гг.). М.; СПб. 2015.
2. 9 апреля 1942 г. за три сбитых немецких транспортных самолета (в воздушных боях 1 и 5 апреля) командование 580го ИАП представило Маресьева к ордену Красного Знамени; несмотря на то, что с 5 апреля 1942 г. он числился без вести пропавшим. Приказ о награждении вышел 23 июня 1942 г.
3. Точная дата, когда проводилась запись интервью, не указана. Вероятнее всего, это произошло в один из дней между 11 июля (первый день работы сотрудников комиссии в авиадивизии) и 20 июля 1943 г., когда Маресьев совершил свой первый боевой вылет в составе 63го гв. иап.
4. ФЗУ - школа фабрично-заводского ученичества
5. Так в документе.
6. МАИ - Московский авиационный институт.
7. ДВК - Дальневосточный край.
8. 296-й иап Юго-Западного фронта.
9. С 31 марта по 19 июня 1942 г. 580й истребительный авиаполк находился в составе 6й ударной авиационной группы, которая принимала участие в Демянской операции - уничтожении окруженной в районе Старой Руссы - Демянска ("Демянский котел") группировки немецко-фашистских войск.
10. В боевых донесениях речь идет о 5 апреля 1942 г.
11. Правильно - 22 апреля.
12. Среди тех ребят, кто первыми обнаружил Маресьева, были Александр Вихров и Сергей Малин.
13. Реглан - мужская куртка особого покроя, в которой рукав составляет одно целое с плечом.
14. Речь идет о Михаиле Васильевиче Вихрове.
15. Правильно - Дехтяренко Андрей Николаевич (1909-1942), старший лейтенант, с марта по июнь 1942 г. комэск 580-го иап. Совершил 39 боевых вылетов, в воздушных боях сбил 10 и уничтожил на земле 2 самолета противника. 11 июля 1942 г. не вернулся с очередного боевого здания. 21 июля 1942 г. посмертно удостоен звания Героя Советского Союза.
16. Теребинский Николай Наумович (1880-1959) - профессор хирургии, пионер экспериментальной хирургии открытого сердца. В годы войны работал в московских городских больницах, консультант-хирург нескольких эвакогоспиталей.
17. Скорее всего, в журнальной статье речь шла о Дугласе Бадере (1910-1982), английском летчике-асе. Бадер потерял обе ноги в авиационной аварии (1931 г.). Пройдя реабилитацию после ампутации ног, возобновил летные тренировки. В 1939 г. был вновь принят на службу в ВВС Великобритании. В воздушных боях одержал 20 личных побед. В августе 1941 г. был сбит над оккупированной территорией Франции. Спасаясь из сбитого самолета, выпрыгнул с парашютом, при этом потерял один из протезов. Попал в немецкий плен. Освобожден американцами в апреле 1945 г.
18. ВВС Красной Армии.
19. Новиков Александр Александрович (1900-1976), с апреля 1942 г. по апрель 1946 г. командующий ВВС Красной армии, Главный маршал авиации, дважды Герой Советского Союза.
20. Речь идет о 3й школе первоначального обучения пилотов в п. Ибреси Чувашской АССР, где Маресьев впервые после ампутации ног поднялся в небо.
21. Сбытов Николай Александрович(1905-1997), генерал-лейтенант авиации (1943), с мая 1941 г. по январь 1948 г. командующий ВВС Московского военного округа.
22. Речь идет о 65й отдельной авиаэскадрилье связи московского военного округа (г. Люберцы).
23. Скорее всего, речь идет о 22м запасном истребительном авиаполку ВВС МВО в г. Иваново.
24. Научный архив ИРИ РАН. Ф. 2. Раздел I. Оп. 79. Д. 7. Л. 29-33 об.
20 мая исполнилось 102 года со дня рождения Героя Советского Союза, о котором Борис Полевой написал "Повесть о настоящем человеке"
Изменить размер текста: A A
Герой Великой Отечественной войны, летчик, потерявший после ранения ноги и сумевший вернуться за штурвал самолета, - его имя было знакомо каждому. О легенде советской авиации «Комсомолке» рассказал в одном из интервью сын летчика Виктор Маресьев .
В медведя - всю обойму
Война. Московский госпиталь переполнен ранеными. По коридору на каталке везут в морг покрытого простыней умирающего лейтенанта. Гангрена, заражение крови, врачи уверены: не жилец. Мимо проходит профессор Теребинский: «На операционный стол его, живо!» Хирурги ампутировали летчику обе ноги, но жизнь спасли.
До этого воскрешения в стенах госпиталя Маресьев пережил еще одно - в лесу. Как это было, мы знаем из «Повести о настоящем человеке» Бориса Полевого. 4 апреля 1942 года в районе Демянского котла (в Новгородской области) самолет Маресьева был подбит и упал на территории, занятой немцами. Восемнадцать суток летчик, раненный в ноги, ползком пробирался к линии фронта, питаясь тем, что найдет: корой деревьев, ягодами, шишками.
Отец не любил вспоминать тот случай, - признался «КП » его сын. - Но про свое падение рассказывал. Самолет упал на лес, отца выкинуло на елку, по веткам он сполз на снег. Снег в лесу был еще глубокий, это спасло ему жизнь. Некоторые не верили, что медведь на него тогда в лесу напал. Мол, это придумал Полевой. Но медведь действительно был. После падения отец потерял сознание, а когда очнулся, видит: рядом сидит шатун. «Я все пытался расстегнуть молнию на меховом американском комбинезоне, чтобы достать из-под ремня свой ТТ», - вспоминал папа. Медведь его не трогал, думал, что он мертвый. Когда отец дернулся, зверь тут же лапой замахнулся, разорвал комбинезон, но папа успел выхватить пистолет и стрельнул медведю в голову. «Всю обойму в него выпустил, - рассказывал отец. - Медведь рухнул. Хорошо, на бок упал, а если б на меня, кранты бы мне...»
Говорили, якобы отец в лесу питался консервами немецкими. Нет! Он голодный полз до деревни. Раз поймал ежа да ящерицу. Ящерица ему хвост оставила, он его пожевал и выплюнул. А ежа разодрал, но съесть не смог...
Полуживого летчика подобрали сельские жители. В начале мая за ним прилетел самолет из Москвы и доставил в госпиталь. Еще га больничной койке Маресьев начал упорно тренироваться.
Когда стало ясно, что отец будет жить, он сразу решил вернуться на фронт, - продолжил Виктор Алексеевич. - Самым сложным было убедить медкомиссию, что он физически здоровый человек. Он тогда даже с медсестрами отплясывал, а его культи под протезами кровоточили... Долго ноги потом заживали.
Научился управлять самолетом и летал с протезами.
Отец горел желанием победить врага. И шел к цели, чего бы это ни стоило, - объяснил Виктор Маресьев.
В июне 1943-го Маресьев прибыл в 63-й Гвардейский истребительный авиационный полк. А уже 20 июля во время воздушного боя спас жизнь двум летчикам и сбил два вражеских истребителя. За этот подвиг старший лейтенант Маресьев был удостоен звания Героя Советского Союза. Всего за время войны он совершил 86 боевых вылетов и сбил 11 самолетов врага: четыре - до ранения и семь - после.
Вино от Сталина
В 1944 году герой неба согласился стать инспектором-летчиком и перейти из боевого полка в управление вузов ВВС .
Папа работал под руководством Василия Сталина , сына Иосифа Виссарионовича, в ВВС Московского военного округа, - рассказывает Виктор Маресьев. - Отец хорошо отзывался о Василии как о командующем. Конечно, называл его немножко взбалмошным парнем, не без гульбы... В 60-х годах Василий подарил папе пару бутылок домашнего вина. Мне тогда лет 12 было, отец мне полфужера налил, говорит: «Попробуй вино Сталина».
Общенародная известность к летчику пришла в 1946 году - после выхода книги «Повесть о настоящем человеке».
Почти все в повести Полевого правда, - считает сын летчика. - А то, что фамилию героя поменял c Маресьева на Мересьева , так это его право. Отец предполагал: мол, если бы он вдруг спился, произведение бы запретили. А с другой фамилией, может, и оставили бы.
- Ваш отец хотел, чтобы его фамилия была в книге?
Нет! Он говорил: «Воевали все. Сколько на свете таких людей, на которых Полевого не нашлось». Немало было летчиков, которые без ног летали.
С Полевым они вместе ездили в командировки, выступали на встречах. Как-то прилетели в Америку . Отец с трапа быстренько сбежал, а Полевой споткнулся. На следующий день пошли возлагать венок. Американцы берут венок и идут к Полевому. А вручать по протоколу должен Маресьев. Полевой спрашивает: «Почему мне?» «Вы же Маресьев!» Решили, что тот, кто споткнулся, тот и без ног.
- После войны отец летал?
Последний раз - на учебном самолете в начале 1950-х.
Но всю жизнь любил небо. После премьеры оперы Прокофьева «Повесть о настоящем человеке» в Большом театре сказал: «Хорошо сымитирован звук мотора!» Евгений Кибкало, солист Большого театра, говорил ему тогда: «Алексей Петрович, знаете, как тяжело петь лежа...»
Когда режиссер Александр Столпер снимал фильм по «Повести о настоящем человеке», то предложил отцу сыграть летчика Мересьева. Папа отказался: «Самого себя? Да вы что!» Отец много общался с актером Павлом Кадочниковым , который его играл, они обсуждали роль. Кадочников признавался, что во время съемок клал в сапоги шишки, чтобы было больно ходить.
Помог Гагарину
Конечно, я с детства знал, что мой отец герой, - продолжает Виктор Алексеевич. - Характер у папы был бойцовский. Он даже когда на протезах ходил с палочкой, не опирался на нее , а как-то стремительно отталкивался, грудь вперед. Народ его полюбил, так же как Гагарина , Жукова , Чапаева . Кстати, с Юрием Гагариным судьба его сводила. Даже раз помог. Отец после войны мечтал приобрести катер. Долго добивался разрешения, и ему позволили. Поставил он катер на прикол на базе ЦСК. А в 60-е годы Гагарину подарила катер датская королева. Юрия Алексеевича вызвали на Лубянку: у нас не принято катера иметь, отдайте нам, он нам пригодится, а вам будем давать покататься. Юрий Алексеевич и обратился к моему отцу за советом: как сделать, чтобы отвязались. Отец помог, и катер Гагарина встал рядом с отцовским. Нашему отец придумал название «МАГВА» - Маресьев Алексей, Галина (жена, наша мать), Виктор (я), Алеша (мой младший брат). А Гагарин назвал свой катерок «Дружба».
Когда Гагарин погиб, отец очень переживал...
Подарок короля
После войны отец возглавлял комиссию по обустройству бывших фронтовиков, - вспоминает Виктор Алексеевич. - Ему тогда было 30 с небольшим. Пришлось окончить Высшую партийную школу. Он засел за политэкономию, английский. Окончил аспирантуру при Академии наук, защитил диссертацию. Стал кандидатом исторических наук.
Он работал секретарем Комитета ветеранов войны, и все знали: Алексей Маресьев - главный защитник ветеранов. Их проблемы он воспринимал близко к сердцу, бросался на помощь. Однажды его вызвали в ЦК и сказали: «Не превращайте комитет в собес!» Он в ответ хрипел: «Как так?! А зачем он тогда нужен?»
Чиновники решили активность отца переключить в другое русло - сделали из него первого зама председателя и поручили заниматься международными делами.
- Знаменитому летчику, наверное, много чего дарили?
Отец стеснялся принимать подарки. Приезжала где-то в 80-е годы в Москву делегация испанских авиаторов. И среди них был один, причастный к королевской семье. Он говорит отцу: «Алексей Петрович, я подсунул королю книжку «Повесть о настоящем человеке». Он ее прочитал, и мы решили вам подарить виллу в Испании ». Отец в ответ руками замахал: «Мне этого не надо! Я не езжу дальше Кисловодска !»
Зарплата уходила на лекарства для больного сына
- Говорят, ему Сталин первую машину подарил?
Не подарил, а закрепил за ним пожизненно служебный автомобиль с водителем. «Сталинский автомобиль» был у него до конца жизни - марку машины регулярно обновляли.
В советские годы отцу был положен «Запорожец» как инвалиду. Он его не брал. И тогда на его 50-летие ЦК распорядилось выдать Маресьеву «Москвич». С завода пришла делегация: мы специально для вас поставим ручное управление. «Не надо мне ручного управления!» - возмутился отец. И ездил сам за рулем до 70 лет.
Он никогда не пользовался своей славой, жил очень скромно. Иной раз я ему объясняю: тебе, отец, люди предлагают от чистого сердца, а ты не принимаешь - это даже неприлично! Он сердился: «Ты, Витька, не разводи эту купетчину».
Я ему: «Пап, ты спишь на кушетке. Тебе хотят кровать хорошую подарить - почему отказываешься? Или давай я тебе кровать куплю!» Но он так и спал на кушетке. А она узенькая. У него протезы, он падал с нее несколько раз. И все равно ни в какую: «Не надо мне никакой роскоши».
Однажды к нему домой пришли снимать иностранные телевизионщики. Поозирались и говорят: ну понятно, эта квартира у вас рабочая, но наверняка есть еще дома, где вы живете нормально? Он в толк не мог взять: «Что значит нормально?»
Наша семья всю жизнь прожила в Москве в четырехкомнатной квартире, которую отцу выдали как герою в 1948 году.
Он получал от государства хорошую зарплату, но она почти вся уходила на лекарства для моего младшего брата - инвалида. Алеша в три года в детсаду запихнул себе щепку в нос, она обломилась и там осталась. Врачи не усмотрели. Это дало инфекцию в мозг, и в пять лет ему поставили диагноз «эпилепсия». Брат всю жизнь (он умер в 44 года) принимал по 10 - 12 таблеток четыре раза в день. А они были очень дорогие.
- Вам не хотелось стать летчиком, как отец?
Нет. О том, кем я работал, не говорю. Могу только намекнуть: в том, что у нас неплохие отношения с Бразилией , есть и моя небольшая заслуга.
- Как ваш отец ушел из жизни?
В тот день в Театре Российской армии был намечен вечер по случаю его 85-летия. Буквально за час до начала концерта у него случился инфаркт. Вечер начался с минуты молчания...
ОЧЕНЬ ЛИЧНОЕ
Гулякой не был, но разок попался
- Ваш папа любил выпить?
Нет. Рюмку-две, не больше. Берег здоровье. Гулякой не был. Правда, разок попался.
- Это как?
А как мужики попадаются? Отец однажды завел любовницу. Мать все узнала: и место их встреч, и кто такая. Звонила в гостиницу и под видом уголовного розыска, и от управления КГБ , от комитета ветеранов, от комитета защиты мира. Она вывернула наизнанку эту бедненькую полюбовницу отцовскую. Отца вызвали в центральный комитет ветеранов и говорят: «Алексей Петрович, если будешь разводиться, мы не против». Потому что Галину Викторовну все знали!
Отец познакомился с матерью в 1945 году, они сразу поженились. Мама отца по-своему любила, но она была человеком жестким, с очень тяжелым нравом. У отца был действительно ангельский характер. Она его пилит, а он молчит. Я ей, бывало: «Не устраивает - разводись. Ты всю жизнь за его спиной живешь». Она же, как замуж вышла, больше не работала. У нее до отца были еще женихи, один - музыкант, другой - поэт. И она очень прагматично решила: «Музыкант выпивать будет, поэт - гулять, а Маресьев без ног никуда от меня не денется». Так всю жизнь и прожили...
Отец умер 18 мая 2001 года. Следом, через год - мой брат. А 1 февраля 2003 года - мать. Сейчас мы с сыном вдвоем живем, ему 31.
СПРАВКА «КП»
Алексей МАРЕСЬЕВ родился 20 мая 1916 года в городе Камышине Саратовской губернии. Получил специальность токаря по металлу. Мечтал быть летчиком, подавал документы в летное училище, но не принимали по здоровью - в детстве перенес малярию, после чего страдал ревматизмом. Занимался в аэроклубе. В 1937 году был призван в армию. Служил в 12-м авиапогранотряде на острове Сахалин , затем был направлен в 30-ю Читинскую школу военных пилотов, которую в 1938-м перевели в Батайск , где он и встретил Великую Отечественную войну.
В честь Маресьева названа малая планета 2173 Maresjev. Его имя носят улицы в Москве, Актюбинске , Ташкенте , Горно-Алтайске , Чернигове и других городах. Посвященная Маресьеву «Повесть о настоящем человеке» в советские годы была включена в школьную программу. Эта книга более 80 раз издавалась на русском языке, 49 - на языках народов СССР , 39 - за рубежом.
Похоронен в Москве на Новодевичьем кладбище.
Он крутанул меня в бостонском туре. И я даже на какое-то время забыла, что у него нет ног, и что ему почти восемьдесят. Выглядел он максимум на шестьдесят. Даже седых волос мало, что, учитывая пережитое, кажется невероятным…Кто-нибудь помнит «Повесть о настоящем человеке» Полевого? Даже не знаю, проходят ее сейчас в школе или нет. В мои годы проходили. И имя Алексея Мересьева - героя, летчика, потерявшего при ранении обе ноги, но сумевшего встать на протезы, продолжить полеты, было у всех на устах. Люди приезжали в Москву, чтобы только посмотреть на легендарную личность… У легенды, как водится, был прототип, всего одна буква в фамилии изменена - Маресьев. С ним-то я и вальсировала. Шел 1995-ый год.
- Какие еще в книге неточности? Их много?
- Хватает. Полевой рассказывает, например, что, выбираясь из леса, я нашел труп медсестры, у медсестры на боку висела сумка. В сумке - банка консервов, сухари, вата, бинты… Ничего этого не было. Представьте себе, ползешь по лесу, натыкаешься на труп, вмерзший в сугроб. Разве разберешь, кто это: немец ли, наш ли, мужчина или женщина… А уж раскапывать его тем более в голову не придет. Да, я восемнадцать дней раненый выбирался к своим. Но единственной моей пищей за это время были муравьи. Смочу ладонь, приложу к кучке муравейника, насекомые на нее налипнут, я их слизываю и ем. Еще пробовал съесть ящерицу, а не ежа, как написано в книге. Надкусил с головы, она, хоть и сонная, но ногами упирается мне в губы. Как ни был голоден, есть не смог.
- Помнится, автор так описывает ваше возвращение с боевого задания, уже после ранения: самолет остановился, открылся козырек кабины, на снег вылетела большая черного дерева палка ручной работы… Я, когда шла на интервью, ожидала увидеть эту знаменитую палку…
- И палки никакой никогда не было. Я свои костыли как оставил в госпитале в сорок третьем, так к ним не возвращался. Видимо, Полевой хотел сделать мою историю более правдоподобной…
Он попал на фронт уже через несколько дней после объявления войны. Военная дорога началась в Запорожье, потом Кривой Рог, потом Никополь, опять Запорожье, Куйбышев… оттуда на новеньком Яке отправили на Северо-Западный фронт, где и случилась описанная Борисом Полевым история.
Район «Демянского котла» в Новгородской области. Самолет подбили. Вынужденную посадку совершил на оккупированной территории. 18 суток ползком пробирался к линии фронта.
Его обнаружили жители деревни Плав в Валдайском районе. Серёжа Малин и Саша Вихров. Отец Саши отвез Алексея на подводе в свой дом. Там он провел еще неделю, потом летчика отправили в московский госпиталь.
Перелом конечностей, обморожение. Гипс нельзя наложить, потому что гангрена началась, и обморожение нельзя лечить, потому что кость раздроблена. Пришлось ампутировать.
Он вернулся в «строй» уже через год - в июле 1943-го.
- Невозможно представить ваши ощущения сразу после операции, как это, был с ногами и вдруг без…
- Операция проходила довольно сложно. Я позже узнал, что Николай Наумович, профессор, ее делавший, перерыл массу литературы, прежде чем взялся за инструмент. Спинномозговая анестезия на меня не подействовала. Сделали общий наркоз. Когда я проснулся, было такое ощущение, будто кто-то ломал ноги в том месте, где их уже не было. Я заплакал. Не от боли, а от того, что доктор, как мне сказала сестра, уже ушел: «Почему он ушел, мне же больно?!»
- Самая горькая обида в вашей жизни?
- Самая горькая случилась чуть позже. После ампутации и долгих хождений по различным инстанциям меня направили в люберецкую летную часть. Я попросил командира назначить напарника для проверочного полета. Тот собрал весь личный состав и сказал так: «К нам пришел безногий летчик, просит, чтобы кто-то поработал с ним в паре… Кто-нибудь рискнет? Лично я отказываюсь»…
- И тем не менее, вы снова поднялись в небо.
- Да. И позже, после тяжелого боя на Орловско-Курской дуге, мне довелось услышать другие слова, правда, уже и от другого летчика: «Буду летать только с тобой». Нет большей награды, чем если тебе доверяют собственную жизнь.
- Жалеете, что в вашей жизни была война?
- Конечно. Я часто размышляю, чего достиг, если бы не стал инвалидом. Летал бы до преклонных лет, испробовал бы все новейшие конструкции самолетов…
- Никогда не было мысли: «не пошел бы в летчики…»?
- Такой мысли - никогда!
- Чем летчик отличается от солдата? Ну, кроме разных плоскостей сражений… Солдат видит смерть в лицо, видит, как убил человека… Вам ведь не приходилось?
- Нет, не приходилось…
- Сколько самолетов вы сбили?
- Одиннадцать. Четыре до ранения и семь после.
- Кто подсчитывал сбитые машины?
- Сами, товарищи, которые видели. После Курской дуги придумали «кинофотопулемет». Он фиксировал на пленку моменты стрельбы.
После войны летать Маресьеву не дали. И он занялся своим образованием. Окончил ВПШ, Академию общественных наук. Защитил диссертацию по истории. С войны демобилизовался капитаном, в мирное время дошел до полковника.
- Вы женаты…
- Женат. И двое сыновей. Супругу, Галину Викторовну, встретил в УВУЗ ВВС, где работал инспектором. Влюбился сразу. А подойти не решался. Конечно, я тогда был молод, но все же без обеих ног. За мной нужен был уход. Кто на это согласится? Для начала попросил коллегу поговорить с ней. А уж потом… И, знаете, что самое ценное в нашей с ней совместной жизни? Она никогда не относилась ко мне, как к инвалиду...
"СМЕРТЬ" ВТОРАЯ. ЗАБВЕНИЕ. 90-е годы прошлого века.
- Он разве еще жив? - спросил меня редактор, когда я принесла ему это интервью. Это были годы ломки большой страны. Многочасовые очереди за десятком яиц. Людям вдруг объявили, что до сих пор они жили совсем не так, как надо. О войне старались не вспоминать.
Уже можно было говорить все. Но из-за того, что все были заняты проблемами современными и более насущными, правду о Маресьеве никто не знал.
Я нашла его случайно. Мне дали задание подобрать неординарного героя. Я позвонила в Российский комитет ветеранов ВОВ, оказалось, что именно Алексей Петрович работал там первым заместителем председателя.
Конечно, в советские годы его чтили, Маресьев не шиковал, но и не бедствовал. Получил четырехкомнатную квартиру на Пушкинской, в ней все эти годы и жил. Часть зарплаты ежемесячно откладывал на книжку, копил для младшего сына, Алексея Алексеевича, инвалида с детства, чтобы тому было на что жить, когда отца не станет. В 1991-ом эти деньги "сгорели".
Интервью пришлось прервать. Пообщаться с легендой приехали школьники. Раньше было по пять шесть таких встреч в день. Теперь - в лучшем случае, одна в месяц. Да и то, видно, детям не интересно. Подарили гвоздички. Алексей Петрович не знал, куда их деть - передарил мне…
- Не могли бы вы выделить, скажем, пять качеств, необходимых человеку для того, чтобы вырасти настоящим...
- Как вы угадали? На мой взгляд, этих качеств именно пять: сила воли, смелость, упорство, мужество, умение преодолевать трудности. Все они между собой связаны, но ни одно нельзя выделить, ни одно убрать.
- Мне кажется, современному человеку нужны сейчас не столько мужество и смелость, сколько предприимчивость...
- Это чтобы выжить, но ведь потом еще жить. Эти качества, которые я перечислил, нужны всегда. Их востребованность не изменилась со времен войны.
- Ну, хорошо, ходить научились, самолеты водили. Но чтобы, как писал Полевой, танцевать… Тоже художественный вымысел?
Маресьев не сказал ничего, встал, подал мне руку и закружил…
- Я и в волейбол играл, в пинг-понг, в большой теннис, на мотоцикле катался, на велосипеде, на лыжах, на коньках… На лыжах очень сложно. Обычный лыжник делает широкий шаг и выпрямляет стопу. Если я попытаюсь это повторить, у меня лыжа поднимется. Приходится семенить маленькими шажочками, что очень утомительно. Ну и, чтобы держать мышцы в форме, тренируюсь каждый день!
Я в мае родился. Говорят, кто в мае родился, тому весь век маяться. Вот я и маюсь. Наверное, и умру в мае…
Он хохотнул.
Я вспомнила это интервью, потому что 20 мая Алексею Петровичу Маресьеву исполнилось бы 97 лет.
После публикации мне звонили с телевидения, узнавали контакты... Сняли несколько документальных фильмов.
18 мая 2001-го года, на 85 лет, планировался торжественный вечер в Театре Российской Армии. На сцене - настоящий истребитель "аэрокобра" с бортовым номером 85.
Народ собрался, но вечер все не начинали...
Наконец появился ведущий Олег Марусев с букетом черных роз:
- Мы собрались сегодня, чтобы отметить день рождения Алексея Маресьева, но судьба распорядилась иначе - Алексей Петрович только что скоропостижно скончался",- сказал он заметно дрожащим голосом и положил цветы на крыло самолета. Цветы понесли и из зала.
Через несколько минут истребитель в них буквально утонул.
Его сердце остановилось. Теперь уже навсегда. Через полгода умер сын Алексей, через год - жена Галина Викторовна…
