«Июль»– много было написано - хорошего, а чаще не очень. Этот спектакль стал событием долгожданным, нашумевшим, в какой-то степени – скандальным, шоковым. Дело даже не в том, что его исполняет женщина на маленькой сцене, почти лишённой декораций – минимализмом сейчас никого не удивишь. И даже не в мате через слово из её прекрасных уст, обсценная лексика давно стала частью языка и едва ли не самым ёмким средством выразительности. Дело в самой сути «Июля», которую не каждый зритель способен вынести до конца.
«Июль» - это моно , одной из ведущих актрис театра , переигравшей едва ли не самых завидных классических барышень: Наташу Ростову, Настеньку из «Белых ночей», Ларису-бесприданницу. Внешне актриса – просто образец женственности и поэтичности: невысокая, ладная, с большими лучистыми глазами. И вот, Полина появляется из темноты сцены «Практики», одетая в долгие чёрные драпировки, и начинает свой рассказ: «Сгорел дом, а в доме две собаки… Дом как картонка сгорел минут за двадцать, и сарай, и собаки, и все нажитое за долгие годы имущество, и документы, и деньги, и все мои планы на будущее, все обратилось в серый пепел, ничего не осталось, только я и июль месяц, посреди которого, и сотворилась со мною вся эта беспощадная дребедень» (последнее слово, кстати, в самом тексте спектакля непечатно). Это неистовый сказ от первого лица – история старого сумасшедшего, который сначала со злости убил своего соседа Кольку и спрятал труп в подполье, потом толчёным стеклом накормил его собаку, потом огородами скрылся из родного села и поехал в город Смоленск, чтобы там оформиться в какой-нибудь дурдом, да не тут-то было! Под мостом открутил голову сироте-бомжу, скинул её в реку, улёгся на его матрас – пришла собака, убил её и съел. Потом зашёл в монастырь, избил молодого монаха Михаила, но потом понял, что тот почти святой человек, некоторое время жил у него, а потом и того порешил, да так, чтобы мучился поп до последней минуты, ибо мученики попадают в рай. Избили при задержании, положили убийцу в психушку при тюрьме, где может, и провалялся бы он в беспамятстве до конца своих дней, да нет, очнулся, увидел медсестру Нелю-Жанну с «какими-то странными ногами», да и влюбился в неё, пришла она – не медсестра, а такая вот любовь! Он и взял её руку и сердце (в прямом смысле слова), а попутно ещё съел старичка, то ли соседа по палате, то ли видение, то ли самого Бога съел. А потом его убили, и закончился монолог семидесятилетнего маньяка: тело забрали сыновья из Архангельска…
Во время спектакля зал пустеет почти на половину. «Я не могу это смотреть» - то и дело вскрикивают неподготовленные зрители. Текст, действительно, причиняет почти физические мучения. Он неудобен, громоздок, иной раз остро жалит, иной раз заливает неуёмным потоком – да и сама исполнительница порой словно захлёбывается им. Но написано, мастерски, полно, образно, с такими характеристиками, на которые, пожалуй, только Вырыпаев и способен.
То, что исполнять монолог должна женщина, по словам автора, было единственно верным решением. Вот только не ясно – смягчает это впечатление или наоборот. Полина в «Июле» обладает каким-то магнетическим притяжением, от неё не оторвать глаз. Ужасные слова она произносит с надменной полуулыбкой, словно играет в какую-то странную игру со зрителем. Выходящих она, кажется, способна испепелить одним лишь взглядом. Когда поток слов становится совсем уж несдерживаемым, замолкает, отступает в темноту и делает глоток воды из чашки. К середине спектакля актриса меняет своё глухое облачение на маленькое чёрное платье, закуривает, развешивает дым клочьями, клубами, решётками в лучах прожекторов. Освещение вообще достаточно сильная часть спектакля: оно разделяет исполнительницу, подчёркивает её интонацию, изменяет лицо. Музыка? Нет музыки, только её голос, а в перерывах – развесёлая «Yes sir, I can boogie» Баккары. Возможно, моноспектакль можно было бы назвать ещё одной гранью таланта Полины Агуреевой (такой её уж точно ещё не видели), но постоянно возникает вопрос: почему она это делает? Почему красивая, умная девушка, актриса одной из лучших театральных трупп Москвы решилась на это? Какова была сверхзадача спектакля и роли? Ради чего он был поставлен и сыгран?
Но, «Июль» далеко не из тех новомодных пустышек, когда непонятно как кое о чём. Он обладает весьма редким свойством для современного авангарда – у него есть послевкусие. Об «Июле» можно долго раздумывать, после просмотра он оставит впечатление тяжести и подавленности, спустя время постоянно будут всплывать в памяти фразы, жесты, интонации. Но, что это – так и остаётся неясно. Очередной вызов Ивана Вырыпаева? Или его насмешка, его перчатка зрителю в лицо? Или отрезвляющая пощёчина?
Какое-то подобие ответа нашлось в интервью Полины для книги «Актёры Настоящего»: «Я за жестокость к себе и к зрителю. Так вероятнее добраться до смысла и света». Неплохо было бы – добраться.
Идея Льва Додина возродить спектакль художественно точна и благородна. Мы пережили десятилетия цинизма, откровенной лжи, и с этим не покончено. Новому поколению с переписыванием истории, забвением ее лучших страниц жить непросто. Возвращение спектакля – это возвращение к высоким традициям русского театра с его гражданским накалом, сегодня изгнанным из театра. И эта задача легла на актеров нового поколения.
Независимая газета
Галина Коваленко
По сложности мизансценирования, по работе света, звука, сценографии мало что может быть поставлено рядом с этой постановкой даже у самого Додина. Как тут работает грандиозная сценография Эдуарда Кочергина, его деревянный занавес-помост, скворечники на длинных шестах, деревянные жерди-прясла, огораживающие сцену, – живут своей отдельной и осмысленной жизнью. Как выстроены переходы ритма. Какое богатство мизансцен, где быт и бытие переливаются друг в друга, жизнь пекашинская – в судьбу народную.
Новые известия
Ольга Егошина
Нынешняя молодежь МДТ тоже совершила этот ритуал - тоже косили, сеяли, ездили на лесозаготовки, знакомились с прототипами абрамовских героев или их родственниками. Словом, испытали на себе все то, без чего в этом материале на сцену выходить нет смысла. Но и кураж есть, и творческий зуд - иначе не взять эту невозможную высоту. И есть глубокая личностная потребность осмыслить нашу общую историю и сделать необходимые выводы. И помочь сделать их тем, кто только вступает в жизнь в сегодняшней России.
В ролях: Полина Агуреева.
1 час 10 минут
Спектакль снят с репертуара.
"Июль" – спектакль, побывавший на главных театральных фестивалях Европы. Монолог пожилого каннибала из уст хрупкой Полины Агуреевой превращает пугающий текст в почти магическое действие. По мнению критиков, это один из самых сильных текстов Вырыпаева, обладающий мистической красотой и завораживающей музыкальностью.
«ИЮЛЬ» Ивана Вырыпаеварежиссёр Виктор Рыжаков, театр «Практика» и «Движение KISLOROD».Премьера – ноябрь 2006. Моноспектакль. Исповедь пожилого маньяка-каннибала, в роли которого – невероятная, фантастическая Полина Агуреева. Поскольку моноспектакль и никаких декораций, трудно мне провести границу...
Крайне неоднозначное впечатление.Попробую разобраться сама с собой. Что напишется — сама пока не знаю. Специально «переспала» с впечатлением.Итак…Что мы имеем.А имеем мы три цвета.Черный.Белый.Алый.Черноту сцены. Черноту одежд Полины Агуреевой («глухую», полностью закрывающую, прячущую хрупкую...
Событийный спектакль — тот, о котором спорят даже те, кто его не видел. Таких спектаклей сейчас мало. Считается, что мало в принципе приличных спектаклей — это тоже правда, но отчасти: более-менее удачных постановок все-таки...
«Июль» прочно засел в голове, хочется найти смысл, но пока не удаётся. С момента просмотра раз пять пересказала содержание друзьям-знакомым, спрашивая: «Как думаете, что автор нам хотел сказать?» Одни пожимают плечами в недоумении, другие...
Герои Ивана Вырыпаева живут и пишут ему лично из психушки или идут сдаваться в дурдом, по дороге убивая всех подряд.
«Июль» чудовищно, немыслимо зловещ. Но… Текст сходит с уст Полины Агуреевой с загадочной улыбкой, так, что при описании убийств и расчленений, зрители хихикают. Некоторые даже умудряются поспать, несмотря на нарастающий звук и темп прочтения. Она читает с упоением. Свет и дым хорош.
Добавлю лишь, что герой (наверное, тот, которого ищет Новая драма) получает руку и сердце любимой женщины в буквальном смысле: убив её, достанет сердце из груди, с кистью будет дольше мучиться, чтобы извлечь её, как он хотел. До этого он греется в тёплых струях крови расчленённых и съеденных бомжа и собаки. Очень тяжко всё это слушать, тем более понять, какую цель преследует сам автор. Что этим он хотел сказать?
Завтра буду душу отводить на «Городе мышей».
Спектакль «Братья и сестры» Санкт-Петербургского Малого драматического театра Льва Додина прошел на минувшей неделе в Старом Осколе в рамках проекта «Лучшие спектакли в городах России» Алишера Усманова.
В 2000 году спектакль «Братья и сестры» вошел в пятерку лучших спектаклей двадцатого века. Он был показан в 52 городах мира, в том числе в Нью-Йорке и Париже. В спектакле занято сорок человек, все ведущие артисты, в том числе народные и заслуженные.
Накануне спектакля актеры встретились с журналистами и ответили на несколько вопросов.
В чем уникальность спектакля «Братья и сестры» и насколько он сложен для постановки в таких небольших городах, как Старый Оскол?
Дина Додина: - «Братья и сестры» - это сердце, вокруг которого и образовался Малый драматический театр. Судьба подарила актерам и Льву Додину встречу с писателем Федром Абрамовым, они ездили к нему в Архангельскую область, в ту самую деревню, про которую написан роман «Братья и сестры». Спектакль большой, сложный, посвященный военным и послевоенным годам. Это спектакль-Вселенная. Он и о нас с вами, о наших отцах и дедах, спектакль, который смотрят от Санкт-Петербурга до Японии.
- «Братьям и сестрам» - 25 лет. В чем секрет творческого долголетия спектакля?
Наталья Фоменко: - Мы начинали играть, когда нам было чуть за двадцать, а теперь мы уже в два раза переросли своих персонажей. Магия этого спектакля в том, что он несет в себе заряд жизненной энергии и самих артистов, и постановщика Льва Додина, и автора романа Федора Абрамова. Вот это соединение и дает энергетику жизни этого спектакля. Мы играм разные спектакли в разных городах и перед разными зрителями, но ощущение единения артистов и зала именно в этом спектакле просто уникально.
Премьера спектакля состоялась в 1985 году. И до сих пор в этом спектакле в основном составе заняты те же самые актеры. Как получается играть одного и того же героя 25 лет?
Петр Семак: - Мы играли уже лет пятнадцать, когда я заявил, что больше не буду произносить фразу «Через три недели мне будет восемнадцать». Потом мне Лев Абрамович все время говорил: «Видишь, теперь непонятно, сколько тебе лет». Проблемы возникали с пониманием того, что мой герой - подросток. Сейчас я просто нагло говорю эту фразу, и зрители верят. В этом и есть магия театра. Выходишь на сцену - и забывается возраст, усталость, полностью погружаешься в ту жизнь. Действительно, это уникальный спектакль, который втягивает сначала нас - актеров, а потом и зрителей.
- Нравятся ли вам гастроли? Что они дают актерам?
Татьяна Рассказова: - Воздух. Чтобы вынести что-то на сцену, мы должны это где-то взять. Вот мы и берем у вас - зрителей. Разные города, разная речь, разное отношение к жизни. Нам очень нравятся гастроли.
Петр Семак: - Лет пятнадцать назад мы играли этот спектакль в Лионе. И вот, в конце первого акта я иду в проход зрительного зала. И французы вскакивали, обнимали и говорили: «Русский, не плачь». И я ревел еще больше.
Фотографировать сам спектакль нельзя, поэтому я немного поснимал на репетиции. Кстати, шестичасовой спектакль состоит из двух частей и идет два вечера подряд.
Петр Семак на протяжении 25 лет играет восемнадцатилетнего Михаила Пряслина
Петр Семак приехал в Старый Оскол с высокой температурой, поэтому часть репетиции в роли Пряслина был актер Владимир Захарьев.
Управление по корпоративным коммуникациям ОАО «ОЭМК» (входит в холдинг "Металлоинвест" Алишера Усманова) всего за одну ночь подготовило и подарило труппе Санкт-Петербургского Академического Малого Драматического Театра - Театра Европы альбом с фотографиями гастролей в Старом Осколе, куда вошли и эти снимки.
