Валентин Владимирович Овечкин (9 (22) июня 1906 года , Таганрог - 27 января , Ташкент) - русский советский прозаик и драматург , журналист . Псевдонимы - Буревой, Валентин Буревой, В. Савельев .
Писать начал с середины 20-х годов XX века , а с 1934 года становится профессиональным журналистом - разъездным корреспондентом газет юга европейской России, в том числе в армавирской городской газете «Трудовой путь» (ныне «»), писал в основном о проблемах деревни и колхозного строительства. В 1941 году В. В. Овечкин становится членом Союза писателей СССР .
Впоследствии он хотел из Ташкента вернуться в Россию, но материальные проблемы и перенесенный инфаркт помешали этим планам осуществиться .
Умер Валентин Владимирович Овечкин в Ташкенте 27 января и похоронен на Коммунистическом кладбище города .
Биография и произведения Овечкина легли в основу пьесы А. Буравского «Говори…» (1986).
Значительным вкладом Овечкина в советскую литературу является его «деревенская проза», которую сам писатель рассматривал как средство литературной полемики, способное уменьшить разрыв между партийным руководством в сельском хозяйстве и объективной действительностью. Он обличает неразумную и бесчеловечную политику лживых обещаний и шантажа, которые применяются, чтобы заставить людей выполнять планы; он противопоставляет действия, профессионально и психологически обоснованные, направленные на благо народа, тому, что творят бюрократы-демагоги, заинтересованные лишь в собственной партийной карьере. Наиболее сильной стороной произведений Овечкина является не развитие сюжета, а умение живо, подчас с юмором, изображать при помощи диалога функционеров, чаще всего - среднего калибра; эти диалоги и вскрывают глубинные проблемы. В драматургии Овечкина именно эта слабость сюжетного развития лишает пьесы сценичности. Специфика собственного жизненного опыта придаёт диалогам Овечкина убедительность.
Валентин Владимирович Овечкин (9 () июня , Таганрог - 27 января , Ташкент) - русский советский прозаик и драматург , журналист .
Родился 9 июня (22 июня по новому стилю) 1904 в Таганроге . Учился в техническом училище , работал подмастерьем у сапожника, с 1921 года жил в деревне у родственников, где ему приходилось батрачить, сапожничать, заведовать избой-читальней и преподавать в школе ликбеза.
Писать начал с середины 20-х годов XX века , а с 1934 года становится профессиональным журналистом - разъездным корреспондентом газет юга европейской России, в том числе в армавирской городской газете (ныне «Армавирский собеседник »), писал в основном о проблемах деревни и колхозного строительства. В 1941 году В. В. Овечкин становится членом Союза писателей СССР .
Впоследствии он хотел из Ташкента вернуться в Россию, но материальные проблемы и перенесенный инфаркт помешали этим планам осуществиться .
Умер Валентин Владимирович Овечкин в Ташкенте 27 января и похоронен на Коммунистическом кладбище города .
Биография и произведения Овечкина легли в основу пьесы А. Буравского «Говори…» (1986).
Значительным вкладом Овечкина в советскую литературу является его «деревенская проза», которую сам писатель рассматривал как средство литературной полемики, способное уменьшить разрыв между партийным руководством в сельском хозяйстве и объективной действительностью. Он обличает неразумную и бесчеловечную политику лживых обещаний и шантажа, которые применяются, чтобы заставить людей выполнять планы; он противопоставляет действия, профессионально и психологически обоснованные, направленные на благо народа, тому, что творят бюрократы-демагоги, заинтересованные лишь в собственной партийной карьере. Наиболее сильной стороной произведений Овечкина является не развитие сюжета, а умение живо, подчас с юмором, изображать при помощи диалога функционеров, чаще всего - среднего калибра; эти диалоги и вскрывают глубинные проблемы. В драматургии Овечкина именно эта слабость сюжетного развития лишает пьесы сценичности. Специфика собственного жизненного опыта придаёт диалогам Овечкина убедительность.
12 го ноября кутузовская боевая армия, стоявшая лагерем около Ольмюца, готовилась к следующему дню на смотр двух императоров – русского и австрийского. Гвардия, только что подошедшая из России, ночевала в 15 ти верстах от Ольмюца и на другой день прямо на смотр, к 10 ти часам утра, вступала на ольмюцкое поле.
Николай Ростов в этот день получил от Бориса записку, извещавшую его, что Измайловский полк ночует в 15 ти верстах не доходя Ольмюца, и что он ждет его, чтобы передать письмо и деньги. Деньги были особенно нужны Ростову теперь, когда, вернувшись из похода, войска остановились под Ольмюцом, и хорошо снабженные маркитанты и австрийские жиды, предлагая всякого рода соблазны, наполняли лагерь. У павлоградцев шли пиры за пирами, празднования полученных за поход наград и поездки в Ольмюц к вновь прибывшей туда Каролине Венгерке, открывшей там трактир с женской прислугой. Ростов недавно отпраздновал свое вышедшее производство в корнеты, купил Бедуина, лошадь Денисова, и был кругом должен товарищам и маркитантам. Получив записку Бориса, Ростов с товарищем поехал до Ольмюца, там пообедал, выпил бутылку вина и один поехал в гвардейский лагерь отыскивать своего товарища детства. Ростов еще не успел обмундироваться. На нем была затасканная юнкерская куртка с солдатским крестом, такие же, подбитые затертой кожей, рейтузы и офицерская с темляком сабля; лошадь, на которой он ехал, была донская, купленная походом у казака; гусарская измятая шапочка была ухарски надета назад и набок. Подъезжая к лагерю Измайловского полка, он думал о том, как он поразит Бориса и всех его товарищей гвардейцев своим обстреленным боевым гусарским видом.
Гвардия весь поход прошла, как на гуляньи, щеголяя своей чистотой и дисциплиной. Переходы были малые, ранцы везли на подводах, офицерам австрийское начальство готовило на всех переходах прекрасные обеды. Полки вступали и выступали из городов с музыкой, и весь поход (чем гордились гвардейцы), по приказанию великого князя, люди шли в ногу, а офицеры пешком на своих местах. Борис всё время похода шел и стоял с Бергом, теперь уже ротным командиром. Берг, во время похода получив роту, успел своей исполнительностью и аккуратностью заслужить доверие начальства и устроил весьма выгодно свои экономические дела; Борис во время похода сделал много знакомств с людьми, которые могли быть ему полезными, и через рекомендательное письмо, привезенное им от Пьера, познакомился с князем Андреем Болконским, через которого он надеялся получить место в штабе главнокомандующего. Берг и Борис, чисто и аккуратно одетые, отдохнув после последнего дневного перехода, сидели в чистой отведенной им квартире перед круглым столом и играли в шахматы. Берг держал между колен курящуюся трубочку. Борис, с свойственной ему аккуратностью, белыми тонкими руками пирамидкой уставлял шашки, ожидая хода Берга, и глядел на лицо своего партнера, видимо думая об игре, как он и всегда думал только о том, чем он был занят.
Овечкин Валентин Владимирович
Валентин ОВЕЧКИН
Силантия Федоровича Агаркова колхозники звали дед Ошибка.
Завязывай, Петро, мешки получше, чтоб не просыпал, а то дед Ошибка выгонит тебе чертей!
Бросай курить, ребята, бери вилы - дед Ошибка идет!
Силантий Федорович - старик суетливый, всегда сердитый и нахмуренный. Зычный голос его выделяется из шума на молотильном току, как труба в духовом оркестре, и слышен далеко в окружности, особенно когда что-нибудь не ладится - идет зерно в полову или остается в соломе невымолоченный колос.
Это его наш бывший начальник политотдела так прозвал, с тех пор и пошло: дед Ошибка, - объяснил мне один колхозник из той же второй бригады, в которой состоял со своим семейством Силантий Федорович, и однажды в свободную минуту рассказал историю странного прозвища Агаркова.
Дед он такой, как бы сказать, с заскоками или же с уклоном на старый режим. Всякое дело до старого примеряет. Выбирали мы первый раз колхозное правление, ну, все как полагается, - записали кандидатуры, начинаем голосовать, а дед разбушевался: "Не тоже так: помахали руками и готово садись, Ванька, за председателя, руководствуй нами! Ведь наш колхоз побольше, чем у пана Деркача экономия была, тут ума нужно, чтоб таким хозяйством управлять! Надо им, кого хотим выбрать, пробу сперва сделать".
Стали его урезонивать: "Не туда загнул, дед! Что ж это - лошадь на базаре покупаешь? Запряг в дроги: а ну, садись человек десять, погоняй рысью!" Дед свое: "Можно и людям сделать пробу. Вот как пан Деркач делал. Помер у него старый приказчик, надо было нового на его место определить. Позвал Романа-ключника и объездчика Федула. "Гляди, Федул, - говорит пан, - едет по хутору мужик. А ты, Роман, видишь, из леса кто-то выезжает? Бегите, узнайте - куда они едут". Побежали они. Первый Федул вернулся, запыхался. Узнал про своего мужика - едет в село Куракино. "А откуда едет?" - спрашивает пан. Почесал Федул затылок. "Беги обратно!" Вернулся Федул. "Из Латоновки едет". - "А по каким делам едет он в Куракино?" В третий раз побежал Федул- догонять мужика.
А тем временем возвращается Роман. "Едет, говорит, тот человек из слободы Кирсановки, а путь держит в город на базар коня покупать. Малость выпивши. Ежели еще ему поднести, так в аккурат вашего слепого мерина за хорошую цену можно сбыть.
Я ему расписал - полета заглазно дает". Вот! Так и взял пан приказчиком Романа. Вишь как умные люди делали!"
Ну, тут ему, конечно: "На старый режим хочешь повернуть?
Нам твой пан не указ!"
Или вот такое: когда сошлись мы в колхоз, и вот уж перед тем, как выезжать на посевную, привязался дед к правленцам:
"Дозвольте молебен отслужить! Это ж не шутейное дело. И деды и прадеды наши однолично жили, а мы порешили - гуртом.
Что, как не сладится?" Начал было уже со стариков самообложение собирать, чтоб попу заплатить.
Придет, бывало, на степь в бригаду и - до кухарки: "Что варишь?" "Борщ с бараниной". Ну, тут дед как разойдется, аж в хутор за три версты слыхать: "Опять с бараниной? Какой же дурень в эту пору, весною, режет баранов? Мясо пожрем, а овчины - хоть выбрось! Куда они, стриженые, годятся?
Хозя-ева! Безотцовщина, пустодомы!" А ездовые: "Жалкотебе?
Что жрать-то, ежели один борщ, да и тот без мяса?" - "Не подохнете! кричит дед. - Баранина и в молотьбу пригодится.
Весною можно и цыбулю с квасом. Что дома лопали? Вчера только сошлись в колхоз и подавай вам уже всякие разносолы!
Нажить сперва надо!"
Или пристанет к посевщикам: "Зря ячменем все поле засеваете, лучше бы овса добавили. Нонешний год на Николу лягушки квакали, - овес должон бы уродиться", И ходит, зудит:
"Не слухайте бригадира - сейте овес". Или - лошади не так спарованы. Его кобылу надо бы с Пантюшкиной спрячь, они и до колхоза спрягались, привычные, а Серегиного хромого - с Андрюшкиным сухожплым, нехай уж в паре хромают. Дед - перепрягать, а ездовые не дают. Ругаются ребята: "Что ты за шишка такая, что порядки тут наводишь? Тебя ж не выбрали еще председателем? Ступай домой, командуй над своей бабкой!"
В первую веснуг как стали работать мы колхозом, очень суетился дед, а потом видит - по его не выходит, овес не сеют, баранов режут - заскучал. В бригаду не стал уж ходить, все возле потребилки околачивался, где собирались на раскур табаку кому делать нечего. Раз как-то пришел я к нему вечером, сидит бабка одна, деда нету. Подождал немного, слышу - снаружи кто-то возится под окном, стену лапает и ругается потихоньку: "Где ж они, проклятые? Днем тут были, а зараз нету..."
"Дед, что ли?" - спрашиваю бабку. "Вот-то, говорит, как видишь, и дверей не найдет". - "Так чего ж ты, говорю, пойди открой". - "А ну его, нехай ночует на дворе. Одурел на старости!
Дожил до седьмого десятка и рюмки в рот не брал: не идет, говорит, а зараз - пошла. Да еще какую моду взял, черт старый: чуть что не по его хлеб не допекла пли пуговку на штаны не пришила, зараз тянется в морду дать! Озлел, как цепной пес!"
А угощался дед у Чепеля. Был у нас такой единоличник закоренелый, на прошлой неделе только вступил в колхоз.
У него, бывало, все старики собирались. Шатаются по хутору, как неприкаянные, ну, куда? - до Чепеля. Сегодня Чепель ставит литру, завтра другой - по очереди. Яблоками закусывали - сад у Чепеля хороший. Так их и прозвали - колхоз "Веселая беседа", а Чепель за председателя там был.
Но на собрания дед приходил обязательно. Тут уж он брал свое! Председатель, бывало, посылает рассыльных по дворам и приказывает: "Только тому срывщику горластому не загадывайте". А дед будто нюхом чует, когда собрание. Хоть и не зовут, так придет. Сядет в темном уголку на задней скамейке, и только, бывало, разойдется председатель, станет нам докладывать про посевную кампанию да начнет с того, как он на польском фронте два дня эскадроном командовал, когда командира убили, а дед кричит: "Слышь, Петька! Брось про это, слыхали уж много раз. Ты лучше ответь на вопрос: дохлые кобылы воскресают или нет?.." Председатель как услышит дедов голос, аж головой закрутит, будто зубы у него заболят, а дед продолжает свое: "Нет? А вот в нашей бригаде воскресла. Давеча булгахтер с бригадёром считали, считали - недостает одной кобылы, написали акт: разорвали, дескать, волки, а она нынче утром заявляется - в грязюке вся по уши, худущая, как шкилет!"
Счетовод совается на стуле, будто на мокрое сел, а колхозники шумят: "Как же так? Где же она была?" Бригадиру некуда деваться, объясняет, что кобылу бабы вытащили на огородах из копанки (был у нас тогда бригадиром Поликарп Устименко, жулик оказался, судили его после), а ввалилась она туда ночью на попасе еще третьего дня.
А дед уже полевода распекает: "Илюшка! Чего ж ты не похвалишься, сколько вчера дудаков подстрелил?" Тут уж все за животы берутся, один дед сидит, как статуй, глазом не моргнет. Полевод наш - злой охотник был. Как увидит - дудаки за курганчиком пасутся, про все на свете забудет. Раз этак подбирался к ним, три километра на животе прополз - ничего не выходит! Ляжет в бурьян - дудаков не видно, поднимется - уходят дудаки, не подпускают пешего. К ним надо на подводе подъезжать или же с подкатом. Так он что придумал: пришел на загон, где пахали, вывел одну упряжку из борозды, - погоныч тянет быков за налыгач, а он идет за плугом с ружьем.
Полдня кружили этак по степи вокруг того места, где дудаки паслись, таких кренделей начертили плугом, будто кто с пьяных глаз обчинал загон (вгорячах и плуг позабыли выкинуть), полгектара не допахали, а дудаков совсем было уже приготовился полевод стрелять, - чья-то баба шла с бахчи спугнула...
Так и пойдет собрание кувырком. Кричат все: "Давай, дед, давай! Поддай жару!" Раз как-то говорит дед: "Что это в нашем колхозе, как бывало у Савки Мошны: купят, продадут - никто ничего не знает!" Мошна был такой мужик на нашем хуторе. Купит лошадь, даже сыновьям не скажет правду - за сколько. Все, бывало, тишком делает. Придешь к нему - зараз амбары, конюшню запирает, чтоб не узнали, сколько у него хлеба, да скотину не сглазили. Так вот дед и говорит: "Порядки у нас, как у Мошны. Видим свинарники правление строит, свиней племенных, значит, собираются покупать, а что да как - ничего нам не поясняют. Может, по тыще рублей за штуку платить, - так эти свиньи и штаны с. нас стянут. Я на таких свиней не согласный, нехай они подохнут по всему свету!" Ну, тут записали в протокол: предупреждение и строгий выговор деду за подрыв животноводства.
Еще пуще обозлился дед. И вот в прошлом году, весною, выкинул он такое колено. Распорядилось правление бороновать озимую пшеницу. Против этого-то дед не возражал. Хоть наши хуторяне и не делали этого сроду, но видели, как у Деркача в экономии бороновали - лучше получается. Но когда заметил дед на бригадном дворе, что сын его Гришка собирается на степь и кладет на бричку деревянную борону, вмешался: "Положь эту скребницу на место. Возьми фабричную, двухзвенную". У Гришки мозги раскорячились - кого слушать? Бригадир распорядился брать на зеленя бороны легкие, деревянные, чтоб меньше рвать озимку. Дед в азарт вошел: "Дураки вы оба с бригадёром! Бери, говорю, железную!" Не успел Гришка выехать за хутор, встретился ему по дороге бригадир, обругал его, заставил вернуться и взять деревянную борону. Дед немного погодя опять наведался на бригадный двор, глядит нету деревянной бороны. "Ах ты ж, говорит, собачий сын! Не послухал-таки, болячка тебе в спину!" И прямым сообщением - на степь.
ОВЕЧКИН, ВАЛЕНТИН ВЛАДИМИРОВИЧ (1904–1968), русский прозаик, драматург. Родился 9 (22) июня 1904 в Таганроге в семье мелкого банковского чиновника, семи лет потерял мать. Проучившись 4 года в техническом училище, нанялся в подмастерья к сапожнику, после смерти отца в 1921 переехал в деревню к родственникам – батрачил, сапожничал, заведовал избой-читальней, преподавал в школе ликбеза. В 1925 Овечкина, секретаря комсомольской ячейки, избирают председателем первой в Приазовье сельскохозяйственной коммуны, успехи которой внушают будущему писателю мысль о коллективных сельских хозяйствах как о «самой человечной» идее устройства жизни в деревне. С 1931 на партийной и профсоюзной работе (от секретаря сельского парткома одной из кубанских станиц до заведующего орготделом райкома ВКП(б) и председателя городского профсоюза г.Кисловодска).
С 1934, начав писать в середине 1920-х годов (первые опубликованные в газетах рассказы Глубокая борозда , 1928, и Савельев , 1929), – профессиональный журналист: разъездной корреспондент газет «Молот», «Колхозная правда» (Ростов-на-Дону), «Армавирская коммуна», «Большевик» (Краснодар). Его первый сб. Колхозные рассказы (1935), рассказы Прасковья Максимовна (1939), Гости в Стукачах (1940; о соревновании двух колхозов), Слепой машинист , очерк Без роду, без племени (1940) изображали в энтузиастическом духе, однако без утаивания трудности становления нового человека социалистической деревни. С 1941 член СП
