Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » Жизнь театр а актеры. Весь мир театр а люди в нем актеры

Жизнь театр а актеры. Весь мир театр а люди в нем актеры

Упражнение «Издевательство над стрессом»

Цель этого упражнения – сформировать актерское отношение к стрессу. В случае правильного исполнения оно может иметь потрясающий результат.

Итак, суть упражнения заключается в том, что вы пытаетесь искусственно оказаться в стрессовом состоянии. Сыграть, что называется, роль. Но сыграть ее не с помощью голоса и движений, а душой. Исполнить эту роль внутри себя, но по-настоящему. Благодаря этому произойдет обратный, противострессовый эффект, которого, собственно, мы и добиваемся. Используя всякую возможность пережить стресс, мы как бы хотим этого. В результате, когда стресс приходит, мы испытываем радость, ведь у нас появилась очередная возможность поиграть, то есть интересно провести время.

Чтобы было понятнее, давайте представим, что стресс – это некая личность, которая частенько пристает к нам, навязываясь в друзья или пытаясь стать с нами одним целым. Но если мы начнем издеваться над этой личностью, то она в конце концов не выдержит такого отношения и покинет нас. Ведь дружба, как правило, разрушается после насмешек и проявления отрицательных чувств. Игра в стресс – это и есть не что иное, как издевательство над ним. Таким обращением нужно застать стресс врасплох. И тогда произойдет обратная реакция: он окажется внутри нас в совершенно ином свете, противоречащем его сути. Наше отношение к стрессу станет совершенно другим, актерским. А это – автоматическое решение проблемы.

Каков механизм подчинения стрессу? Человек бежит от переживаний, а они настигают его. Если этот механизм изменить (то есть не избегать стресса, а, наоборот, повернуть ему навстречу), то и все устройство может рухнуть. Стресс подобен зверю во время охоты: он гонится за добычей, которая убегает. И так всегда. А что будет, если добыча перестанет убегать и, наоборот, погонится за ним? Представьте, вот лев преследует антилопу. И вдруг происходит обратное: антилопа резко разворачивается и бросается в его сторону. Для льва это будет настолько неожиданно, что он, возможно, бросится наутек, поддавшись принципу «если за тобой гонятся, то надо убегать» (закон джунглей). Вот это и есть обратный эффект, то есть изменение самой сути, самого механизма какого-либо действия.

Иными словами, враг хочет навредить нам, а мы его вред превращаем в интересную для себя игру. Ясно, что врагу это не понравится и он просто перестанет вредить. Ведь если вред стал восприниматься уже не как вред, то и заниматься им нет смысла.

Итак, стресс приходит, а вы радуетесь. Ведь у вас появилась прекрасная возможность, которую никак нельзя упускать, сыграть роль. Сыграть мастерски, по-настоящему. Сыграть роль человека, подверженного стрессу, причем в тот самый момент, когда стресс сам пожаловал к нему. Сыграть и быть довольным своим актерским мастерством.

Таким образом, каждое приближение стресса мы расцениваем как долгожданную возможность сыграть роль. Тем самым будет изменена сама суть природы стресса. И в этом случае стресс, если бы он был личностью, просто не выдержал бы такого несерьезного отношения к себе и, оскорбленный, ушел бы.

Я пробовал поступать так же с обычной болезнью. Однажды я приболел, мне было очень тяжко. Тогда я просто переключился (вспомните о выключателе) на роль. Я стал играть эту болезнь. Я сыграл ее, сыграл по-настоящему, потому что действительно болел. Это было интересно, а в результате мне значительно полегчало.

Многое зависит от нашего отношения к тому или иному явлению.

Дело может дойти даже до того, что человеку захочется заболеть (или подвергнуться стрессу), чтобы попробовать себя в качестве артиста.

Упражнение «Актерское дело»

Это упражнение очень напоминает предыдущее. Просто в данном случае мы применяем его в более широком смысле. Как оно появилось? Однажды в течение длительного времени я был вынужден заниматься тяжелой физической работой. Мне было очень нелегко, и я сильно уставал, но отдых был невозможен. Тогда я «включил» актерскую игру, представив себя рабом, который должен вкалывать по воле хозяина, чтобы сохранить себе жизнь. И эта моя игра (этот мой настрой) перестроила мое сознание, создав дополнительный стимул к работе. Разумеется, играть в такие игры нужно в пределах разумного, чтобы не переусердствовать и не навредить своему здоровью.

Вы можете применить «актерское дело» во многих случаях: готовясь к экзамену и во время него; претерпевая болезнь (об этом я уже говорил) и всегда, когда боитесь, волнуетесь, терпите неудачи, разочаровываетесь, проигрываете и т. д. Когда очень тяжело, можно сыграть измученного страдальца. Просто настройтесь на то, что вы это играете. Переведите проблему из категории жизни в категорию роли и мастерски сыграйте эту роль.

Из высказывания «жизнь – театр, а люди в нем – актеры» можно многое почерпнуть. В нем заложен очень глубокий смысл.

Подумайте, ведь если вы подверглись стрессу, то вам тяжело, но если вы начали играть этот стресс, то это совсем другое дело. Ведь вы извлекли этот стресс из жизни (своей) и превратили в роль. И если вам опять будет тяжело, то уже как актеру, потому что роль тяжелая. Итак, пусть (по мере возможности) тяжесть будет актерской.

Чем больше проблем вы сможете переправить из жизненного русла в актерское, тем больше жизненной энергии вы сэкономите. А с большей энергией вы сможете более продуктивно решать многие другие жизненные задачи.

Упражнение «Творческий подход»

Свою боль можно «отдать» бумаге, творчеству. Мое творчество, например, началось именно с боли, да с такой, которую не хочется пожелать даже врагу. Это была адская любовная боль. Если бы все то, о чем я сейчас пишу, было понято мною тогда, то я мог бы избежать многих мучений. И тем не менее именно в горниле страданий рождалось мое творчество.

Когда нам больно, мы хотим отдать эту боль, избавиться от нее. И если бы кто-нибудь мог забрать ее (не повредив себе), то мы бы, наверное, отдали. Ну, так отдадим ее творчеству.

Соприкоснувшись с творчеством, душевная боль может породить красоту.

Казалось бы, как такое может быть? Если матерью является боль, то как же рождается красота? Ведь сама суть боли – это повреждение. Повреждение сердца. Но красота действительно рождается, ведь ее отцом является творчество.

Боль плюс творчество равняется красота. А ведь где красота, там наслаждение.

Я воплотил (частично или полностью) свою боль во многих моих произведениях. В один из своих ранних рассказов я вложил столько страдания, что писал его со слезами на глазах.

Я нашел применение своей боли. Применение, которое принесло мне состояние счастья. Теперь я радуюсь, когда пишу. Но я благодарен боли. Я готов пожать ей руку и поблагодарить за внесение весомого вклада в мое творческое развитие. Впрочем, не пожать, а поцеловать ручку госпоже Боли. Мы с ней становились одним целым, и рождалась красота. Красота моих слов, моего слога, поэзии, моих песен, рисунков, моей музыки. Красота меня самого. Увидит эту красоту кто-нибудь или нет – другой вопрос.

Сыграть можно и стресс, и волнение, и страх. И неудачу, и отвержение, и несчастную любовь. Но только не потерю близкого человека (я пишу это, потому что боюсь – как бы кто не истолковал мои слова превратно). Когда с человеком случается горе (он теряет родного или близкого человека), то нужно постараться пережить эту боль. Время лечит раны. Сначала бывает невыносимо тяжело, но жизнь так устроена, что нужно жить дальше, даже если кажется, что потерялся всякий смысл. Хочешь не хочешь, но должен. Некуда деваться. Нужно жить.

Упражнение «Адреналин»

Перечисленные проблемы (кроме горя) можно перевести в русло получения адреналина. Обратите внимание на двух по-разному боящихся людей. У одного от страха дрожат колени, а другой наслаждается этим состоянием, воспринимая его как некий душевный экстрим, драйв. Все дело в отношении.

Рассмотрим, например, волнение. Для борьбы с ним есть разные средства. Одно из них – это ликвидация врага его же оружием. То есть не бояться мандража, а, наоборот, желать его. Ведь волнение может превратиться в своеобразный адреналин для вашего организма. Например, если вы стоите перед тысячной аудиторией и ваше сердце колотится, как в припадке, то разве это не адреналин? И вы можете настолько полюбить эту нешуточную экстремальную ситуацию, что будете ждать ее снова и снова.

Конечно, не все являются экстремалами, но в свете решения ранее затронутой проблемы можно попробовать стать им хоть ненамного.

Вильям Шекспир
"Как вам это нравится", Акт 2, Сцена 7


Старый герцог


Ты видишь, Жак, не мы одни несчастны,
И много есть ролей на сцене мира
Грустней, чем та, что мы с тобой играем.



Весь мир - театр, а люди - все актеры.
У каждого свой выход и уход.
И каждый акт - иная роль, а в жизни
Всего семь актов. Первый акт: младенец
Блюет и хнычет на руках у няньки.
Второй: плаксивый школьник со щеками
Румянее зари, с набитым ранцем
Ползет улиткой в школу. Третий акт:
Глазам своей возлюбленной влюбленный,
Пыхтя, как печь, слагает серенаду,
Потом солдат, свирепый бородач,
Рубака, бабник, пьяный богохульник,
Крошит людей и в дуло пушки лезет
За мыльным пузырем неверной славы.
Потом судья с подстриженной бородкой
И с брюхом, начиненным каплунами,
С башкою, полной стертых изречений
И общих мест, играет роль свою.
В шестом актер опять меняет облик.
Теперь он тощий, сонный Панталоне
В чулках, в очках, с ключами на боку.
Штаны, в которых щеголял он прежде,
Для ног иссохших стали широки,
Мужской басовый голос превратился
В писклявый детский тоненький дискант.
Но акт седьмой: причудливые смены
Кончаются. Идет второе детство.
Где слух? Где зубы? Зренье? Обонянье? -
Финал!


Перевод В. Левика



Thou seest we are not all alone unhappy:
This wide and universal theatre
Presents more woeful pageants than the scene
Wherein we play in.



All the world"s a stage,
And all the men and women merely players:
They have their exits and their entrances;
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms.
And then the whining school-boy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths and bearded like the pard,
Jealous in honour, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lined,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slipper"d pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side,
His youthful hose, well saved, a world too wide
For his shrunk shank; and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion,
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.

Другие статьи в литературном дневнике:

  • 27.05.2013. Весь мир - театр
  • 24.05.2013. Умер Петр Тодоровский
  • 18.05.2013. История некоторых из запрешенных книг
  • 13.05.2013. Цитаты из произведений Вильяма Шекспира
  • 09.05.2013. Шекспир Как вам это понравится англ. As You Like I

Ежедневная аудитория портала Стихи.ру - порядка 200 тысяч посетителей, которые в общей сумме просматривают более двух миллионов страниц по данным счетчика посещаемости, который расположен справа от этого текста. В каждой графе указано по две цифры: количество просмотров и количество посетителей.

Уильям Шекспир
Монолог Жака из комедии
«Как вам это понравится» (акт II, действие VII)
Весь мир - театр

Весь мир - как театральные подмостки,
Все люди на которых – лишь актеры.
Семь актов в пьесе, каждый в ней играет,
У каждого свой выход и уход,
И семь ролей. Вот, в первой он – младенец:
Лепечет, плачет, пузыри пускает.
Затем – плаксивый школьник: неохотно
Спросонья, как улитка, сумку тащит.
Потом – влюбленный: жаром страсти пышет,
Всю ночь стихи бровям и лбу кропая.
Затем – вояка с бородой торчащей:
Всегда клянется, горячится в споре,
Завидует известности других,
И ради слухов о своей отваге
Рискует жизнью. Дальше он - судья:
Степенный, как откормленный каплун,*
И взгляд суров, и борода опрятна;
Примерами из жизни щедро сыплет
И часто поговорки в ход пускает.
А в акте номер шесть он переходит
В роль дряблого худого старикашки:
На поясе ключи и кошелек,
Чулки все те же – ноги отказали,
Красивым был когда-то, сочным, голос -
Как в детстве тонким стал, куда там, - лепет
Со свистом сиплым. А уход с подмостков -
В последней сцене этой странной драмы:
Впадает в детство, тащится в забвенье,
Теряя слух и зренье – все на свете.

*Возможный вариант: По горло сытый жирным каплуном. Однако, смущает in в начале строки, и наводит на мысль: из-за своего достаточно объемного живота своим видом напоминает каплуна (встает в (один) ряд), тогда in - как, например, в in this tool he has a good help. Возможно, это рассуждение "хромает", но, в любом случае, первый вариант пока мне представляется более выразительным, а некоторая вольность - допустимой.

All the world"s a stage,
And all the men and women merely players;
They have their exits and their entrances,
And one man in his time plays many parts,
His acts being seven ages. At first, the infant,
Mewling and puking in the nurse"s arms.
Then the whining schoolboy, with his satchel
And shining morning face, creeping like snail
Unwillingly to school. And then the lover,
Sighing like furnace, with a woeful ballad
Made to his mistress" eyebrow. Then a soldier,
Full of strange oaths and bearded like the pard,
Jealous in honor, sudden and quick in quarrel,
Seeking the bubble reputation
Even in the cannon"s mouth. And then the justice,
In fair round belly with good capon lined,
With eyes severe and beard of formal cut,
Full of wise saws and modern instances;
And so he plays his part. The sixth age shifts
Into the lean and slippered pantaloon,
With spectacles on nose and pouch on side;
His youthful hose, well saved, a world too wide
For his shrunk shank, and his big manly voice,
Turning again toward childish treble, pipes
And whistles in his sound. Last scene of all,
That ends this strange eventful history,
Is second childishness and mere oblivion,
Sans teeth, sans eyes, sans taste, sans everything.