Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

» » Твардовский василий теркин все главы. Читать книгу «Василий Теркин

Твардовский василий теркин все главы. Читать книгу «Василий Теркин


От автора

На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной -
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, -
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б – вода.
На войне, в быту суровом,
В трудной жизни боевой,
На снегу, под хвойным кровом,
На стоянке полевой, -
Лучше нет простой, здоровой,
Доброй пищи фронтовой.
Важно только, чтобы повар
Был бы повар – парень свой;
Чтобы числился недаром,
Чтоб подчас не спал ночей, -
Лишь была б она с наваром
Да была бы с пылу, с жару -
Подобрей, погорячей;
Чтоб идти в любую драку,
Силу чувствуя в плечах,
Бодрость чувствуя.
Однако
Дело тут не только в щах.

Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,
От бомбёжки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой, -

Без тебя, Василий Тёркин,
Вася Тёркин – мой герой,
А всего иного пуще
Не прожить наверняка -
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.

Что ж ещё?.. И всё, пожалуй.
Словом, книга про бойца
Без начала, без конца.
Почему так – без начала?
Потому, что сроку мало
Начинать её сначала.

Почему же без конца?
Просто жалко молодца.

С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной
Не шутя, Василий Тёркин,
Подружились мы с тобой,

Я забыть того не вправе,
Чем твоей обязан славе,
Чем и где помог ты мне.
Делу время, час забаве,
Дорог Тёркин на войне.

Как же вдруг тебя покину?
Старой дружбы верен счёт.

Словом, книгу с середины
И начнём. А там пойдёт.





На привале


– Дельный, что и говорить,
Был старик тот самый,
Что придумал суп варить
На колёсах прямо.
Суп – во-первых. Во-вторых,
Кашу в норме прочной.
Нет, старик он был старик
Чуткий – это точно.

Слышь, подкинь ещё одну
Ложечку такую,
Я вторую, брат, войну
На веку воюю.
Оцени, добавь чуток.

Покосился повар:
«Ничего себе едок -
Парень этот новый».
Ложку лишнюю кладёт,
Молвит несердито:
– Вам бы, знаете, во флот
С вашим аппетитом.

Тот: – Спасибо. Я как раз
Не бывал во флоте.
Мне бы лучше, вроде вас,
Поваром в пехоте. -
И, усевшись под сосной,
Кашу ест, сутулясь.

«Свой?» – бойцы между собой, -
«Свой!» – переглянулись.

И уже, пригревшись, спал
Крепко полк усталый.
В первом взводе сон пропал,
Вопреки уставу.
Привалясь к стволу сосны,
Не щадя махорки,
На войне насчёт войны
Вёл беседу Тёркин.

– Вам, ребята, с серединки
Начинать. А я скажу:
Я не первые ботинки
Без починки здесь ношу.
Вот вы прибыли на место,
Ружья в руки – и воюй.
А кому из вас известно,
Что такое сабантуй?

– Сабантуй – какой-то праздник?
Или что там – сабантуй?

– Сабантуй бывает разный,
А не знаешь – не толкуй,
Вот под первою бомбёжкой
Полежишь с охоты в лёжку,
Жив остался – не горюй:
Это малый сабантуй.

Отдышись, покушай плотно,
Закури и в ус не дуй.
Хуже, брат, как миномётный
Вдруг начнётся сабантуй.
Тот проймёт тебя поглубже, -
Землю-матушку целуй.
Но имей в виду, голубчик,
Это – средний сабантуй.

Сабантуй – тебе наука,
Враг лютует – сам лютуй.
Но совсем иная штука
Это – главный сабантуй.

Парень смолкнул на минуту,
Чтоб прочистить мундштучок,
Словно исподволь кому-то
Подмигнул: держись, дружок…

– Вот ты вышел спозаранку,
Глянул – в пот тебя и в дрожь;
Прут немецких тыща танков…
– Тыща танков? Ну, брат, врёшь.

– А с чего мне врать, дружище?
Рассуди – какой расчёт?
– Но зачем же сразу – тыща?
– Хорошо. Пускай пятьсот,

– Ну, пятьсот. Скажи по чести,
Не пугай, как старых баб.
– Ладно. Что там триста, двести -
Повстречай один хотя б…

– Что ж, в газетке лозунг точен:
Не беги в кусты да в хлеб.
Танк – он с виду грозен очень,
А на деле глух и слеп.

– То-то слеп. Лежишь в канаве,
А на сердце маета:
Вдруг как сослепу задавит, -
Ведь не видит ни черта.

Повторить согласен снова:
Что не знаешь – не толкуй.
Сабантуй – одно лишь слово -
Сабантуй!.. Но сабантуй
Может в голову ударить,
Или попросту, в башку.
Вот у нас один был парень…
Дайте, что ли, табачку.

Балагуру смотрят в рот,
Слово ловят жадно.
Хорошо, когда кто врёт
Весело и складно.

В стороне лесной, глухой,
При лихой погоде,
Хорошо, как есть такой
Парень на походе.

И несмело у него
Просят: – Ну-ка, на ночь
Расскажи ещё чего,
Василий Иваныч…

Ночь глуха, земля сыра.
Чуть костёр дымится.

– Нет, ребята, спать пора,
Начинай стелиться.

К рукаву припав лицом,
На пригретом взгорке
Меж товарищей бойцов
Лёг Василий Тёркин.

Тяжела, мокра шинель,
Дождь работал добрый.
Крыша – небо, хата – ель,
Корни жмут под рёбра.

Но не видно, чтобы он
Удручён был этим,
Чтобы сон ему не в сон
Где-нибудь на свете.

Вот он полы подтянул,
Укрывая спину,
Чью-то тёщу помянул,
Печку и перину.

И приник к земле сырой,
Одолен истомой,
И лежит он, мой герой,
Спит себе, как дома.

Спит – хоть голоден, хоть сыт,
Хоть один, хоть в куче.
Спать за прежний недосып,
Спать в запас научен.

И едва ль герою снится
Всякой ночью тяжкий сон:
Как от западной границы
Отступал к востоку он;

Как прошёл он, Вася Тёркин,
Из запаса рядовой,
В просолённой гимнастёрке
Сотни вёрст земли родной.

До чего земля большая,
Величайшая земля.
И была б она чужая,
Чья-нибудь, а то – своя.

Спит герой, храпит – и точка.
Принимает всё, как есть.
Ну, своя – так это ж точно.
Ну, война – так я же здесь.

Спит, забыв о трудном лете.
Сон, забота, не бунтуй.
Может, завтра на рассвете
Будет новый сабантуй.

Спят бойцы, как сон застал,
Под сосною впо?кат,
Часовые на постах
Мокнут одиноко.

Зги не видно. Ночь вокруг.
И бойцу взгрустнётся.
Только что-то вспомнит вдруг,
Вспомнит, усмехнётся.

И как будто сон пропал,
Смех дрогнал зевоту.

– Хорошо, что он попал,
Тёркин, в нашу роту.

* * *

Тёркин – кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.

Впрочем, парень хоть куда.
Парень в этом роде
В каждой роте есть всегда,
Да и в каждом взводе.

И чтоб знали, чем силён,
Скажем откровенно:
Красотою наделён
Не был он отменной,

Не высок, не то чтоб мал,
Но герой – героем.
На Карельском воевал -
За рекой Сестрою.

И не знаем почему, -
Спрашивать не стали, -
Почему тогда ему
Не дали медали.

С этой темы повернём,
Скажем для порядка:
Может, в списке наградном
Вышла опечатка.

Не гляди, что на груди,
А гляди, что впереди!

В строй с июня, в бой с июля,
Снова Тёркин на войне.

– Видно, бомба или пуля
Не нашлась ещё по мне.

Был в бою задет осколком,
Зажило – и столько толку.
Трижды был я окружён,
Трижды – вот он! – вышел вон.

И хоть было беспокойно -
Оставался невредим
Под огнём косым, трёхслойным,
Под навесным и прямым.

И не раз в пути привычном,
У дорог, в пыли колонн,
Был рассеян я частично,
А частично истреблён…

Но, однако,
Жив вояка,
К кухне – с места, с места – в бой.
Курит, ест и пьёт со смаком
На позиции любой.

Как ни трудно, как ни худо -
Не сдавай, вперёд гляди,

Это присказка покуда,
Сказка будет впереди.





Перед боем


– Доложу хотя бы вкратце,
Как пришлось нам в счёт войны
С тыла к фронту пробираться
С той, с немецкой стороны.

Как с немецкой, с той зарецкой
Стороны, как говорят,
Вслед за властью за советской,
Вслед за фронтом шёл наш брат.

Шёл наш брат, худой, голодный,
Потерявший связь и часть,
Шёл поротно и повзводно,
И компанией свободной,
И один, как перст, подчас.

Полем шёл, лесною кромкой,
Избегая лишних глаз,
Подходил к селу в потёмках,
И служил ему котомкой
Боевой противогаз.

Шёл он, серый, бородатый,
И, цепляясь за порог,
Заходил в любую хату,
Словно чем-то виноватый
Перед ней. А что он мог!

И по горькой той привычке,
Как в пути велела честь,
Он просил сперва водички,
А потом просил поесть.

Тётка – где ж она откажет?
Хоть какой, а всё ж ты свой,
Ничего тебе не скажет,
Только всхлипнет над тобой,
Только молвит, провожая:
– Воротиться дай вам бог…

То была печаль большая,
Как брели мы на восток.

Шли худые, шли босые
В неизвестные края.
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя!

Шли, однако. Шёл и я…

Я дорогою постылой
Пробирался не один.
Человек нас десять было,
Был у нас и командир.

Из бойцов. Мужчина дельный,
Местность эту знал вокруг.
Я ж, как более идейный,
Был там как бы политрук.

Шли бойцы за нами следом,
Покидая пленный край.
Я одну политбеседу
Повторял:
– Не унывай.

Не зарвёмся, так прорвёмся,
Будем живы – не помрём.
Срок придёт, назад вернёмся,
Что отдали – всё вернём.

Самого б меня спросили,
Ровно столько знал и я,
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя?

Командир шагал угрюмо,
Тоже, исподволь смотрю,
Что-то он всё думал, думал…
– Брось ты думать, – говорю.

Говорю ему душевно.
Он в ответ и молвит вдруг:
– По пути моя деревня.
Как ты мыслишь, политрук?

Что ответить? Как я мыслю?
Вижу, парень прячет взгляд,
Сам поник, усы обвисли.
Ну, а чем он виноват,
Что деревня по дороге,
Что душа заныла в нём?
Тут какой бы ни был строгий,
А сказал бы ты: «Зайдём…»

Встрепенулся ясный сокол,
Бросил думать, начал петь.
Впереди идёт далёко,
Оторвался – не поспеть.

А пришли туда мы поздно,
И задами, коноплёй,
Осторожный и серьёзный,
Вёл он всех к себе домой.

Вот как было с нашим братом,
Что попал домой с войны:
Заходи в родную хату,
Пробираясь вдоль стены.

Знай вперёд, что толку мало
От родимого угла,
Что война и тут ступала,
Впереди тебя прошла,
Что тебе своей побывкой
Не порадовать жену:
Забежал, поспал урывком,
Догоняй опять войну…

Вот хозяин сел, разулся,
Руку правую – на стол,
Будто с мельницы вернулся,
С поля к ужину пришёл.
Будто так, а всё иначе…

– Ну, жена, топи-ка печь,
Всем довольствием горячим
Мне команду обеспечь.

Дети спят, Жена хлопочет,
В горький, грустный праздник свой,
Как ни мало этой ночи,
А и та – не ей одной.

Расторопными руками
Жарит, варит поскорей,
Полотенца с петухами
Достаёт, как для гостей;

Напоила, накормила,
Уложила на покой,
Да с такой заботой милой,
С доброй ласкою такой,
Словно мы иной порою
Завернули в этот дом,
Словно были мы герои,
И не малые притом.

Сам хозяин, старший воин,
Что сидел среди гостей,
Вряд ли был когда доволен
Так хозяйкою своей.

Вряд ли всей она ухваткой
Хоть когда-нибудь была,
Как при этой встрече краткой,
Так родна и так мила.

И болел он, парень честный,
Понимал, отец семьи,
На кого в плену безвестном
Покидал жену с детьми…

Кончив сборы, разговоры,
Улеглись бойцы в дому.
Лёг хозяин. Но не скоро
Подошла она к нему.

Тихо звякала посудой,
Что-то шила при огне.
А хозяин ждёт оттуда,
Из угла.
Неловко мне.

Все товарищи уснули,
А меня не гнёт ко сну.
Дай-ка лучше в карауле
На крылечке прикорну.

Взял шинель да, по присловью,
Смастерил себе постель,
Что под низ, и в изголовье,
И наверх, – и всё – шинель.

Эх, суконная, казённая,
Военная шинель, -
У костра в лесу прожжённая,
Отменная шинель.

Знаменитая, пробитая
В бою огнём врага
Да своей рукой зашитая, -
Кому не дорога!

Упадёшь ли, как подкошенный,
Пораненный наш брат,
На шинели той поношенной
Снесут тебя в санбат.

А убьют – так тело мёртвое
Твоё с другими в ряд
Той шинелкою потёртою
Укроют – спи, солдат!

Спи, солдат, при жизни краткой
Ни в дороге, ни в дому
Не пришлось поспать порядком
Ни с женой, ни одному…

На крыльцо хозяин вышел.
Той мне ночи не забыть.

– Ты чего?
– А я дровишек
Для хозяйки нарубить.

Вот не спится человеку,
Словно дома – на войне.
Зашагал на дровосеку,
Рубит хворост при луне.

Тюк да тюк. До света рубит.
Коротка солдату ночь.
Знать, жену жалеет, любит,
Да не знает, чем помочь.

Рубит, рубит. На рассвете
Покидает дом боец.

А под свет проснулись дети,
Поглядят – пришёл отец.
Поглядят – бойцы чужие,
Ружья разные, ремни.
И ребята, как большие,
Словно поняли они.

И заплакали ребята.
И подумать было тут:
Может, нынче в эту хату
Немцы с ружьями войдут…

И доныне плач тот детский
В ранний час лихого дня
С той немецкой, с той зарецкой
Стороны зовёт меня.

Я б мечтал не ради славы
Перед утром боевым,
Я б желал на берег правый,
Бой пройдя, вступить живым.

И скажу я без утайки,
Приведись мне там идти,
Я хотел бы к той хозяйке
Постучаться по пути.

Попросить воды напиться -
Не затем, чтоб сесть за стол,
А затем, чтоб поклониться
Доброй женщине простой.

Про хозяина ли спросит, -
«Полагаю – жив, здоров».
Взять топор, шинелку сбросить,
Нарубить хозяйке дров.

Потому – хозяин-барин
Ничего нам не сказал.
Может, нынче землю парит,
За которую стоял…

Впрочем, что там думать, братцы,
Надо немца бить спешить.
Вот и всё, что Тёркин вкратце
Вам имеет доложить.





Переправа


Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…

Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, -
Ни приметы, ни следа.

Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лёд,
Погрузился на понтоны.
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошёл. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.

Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.

И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу – будто не они,

Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то всё дружней и строже,
Как-то всё тебе дороже
И родней, чем час назад.

Поглядеть – и впрямь – ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.

Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи – отцы.

Тем путём идут суровым,
Что и двести лет назад
Проходил с ружьём кремнёвым
Русский труженик-солдат.

Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минёт ли в этот раз?

Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревёт правее -
Под подорванным мостом.

Вот уже на середине
Их относит и кружит…

А вода ревёт в теснине,
Жухлый лёд в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьётся в пене и в пыли…

А уж первый взвод, наверно,
Достаёт шестом земли.

Позади шумит протока,
И кругом – чужая ночь.
И уже он так далёко,
Что ни крикнуть, ни помочь.

И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над чёрною водой.

Переправа, переправа!
Берег правый, как стена…

Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.

Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересёк наискосок.

И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны – в ряд.
Густо было там народу -
Наших стриженых ребят…

И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди тёплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…

Под огнём неразбериха -
Где свои, где кто, где связь?

Только вскоре стало тихо, -
Переправа сорвалась.

И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.

Переправа, переправа…
Темень, холод. Ночь как год.

Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.

И о нём молчат ребята
В боевом родном кругу,
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.

Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.

И усталая с похода,
Что б там ни было, – жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.

Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мёрзлой хвоей и махрой.

Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом, -
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.

Ночь проходит, нет дороги
Ни вперёд и ни назад…

А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах -
Мёртвым всё равно.

Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть ещё паёк им пишет
Первой роты старшина,

Старшина паёк им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,
Что ещё ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине…

Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы -
Спят бойцы.
Своё сказали
И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы…

Может – так, а может – чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.

Долги ночи, жёстки зори
В ноябре – к зиме седой.

Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.

То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?

Видят – маленькая точка
Показалась вдалеке:
То ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?

– Нет, не чурка и не бочка -
Просто глазу маета.
– Не пловец ли одиночка?
– Шутишь, брат. Вода не та!
– Да, вода… Помыслить страшно.
Даже рыбам холодна.
– Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?..

Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
– Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.

Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, – впервой.

Подошёл сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
– Нет, живой. Без гимнастёрки.
– А не фриц? Не к нам ли в тыл?
– Нет. А может, это Тёркин? -
Кто-то робко пошутил.

– Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
– Разрешите попытаться?
– Что пытаться!
– Братцы, – он!

И, у заберегов корку
Ледяную обломав,
Он как он, Василий Тёркин,
Встал живой, – добрался вплавь.

Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело.
Ни зубами, ни губами
Не работает – свело.

Подхватили, обвязали,
Дали валенки с ноги.
Пригрозили, приказали -
Можешь, нет ли, а беги.

Под горой, в штабной избушке,
Парня тотчас на кровать
Положили для просушки,
Стали спиртом растирать.

Растирали, растирали…
Вдруг он молвит, как во сне:
– Доктор, доктор, а нельзя ли
Изнутри погреться мне,
Чтоб не всё на кожу тратить?

Дали стопку – начал жить,
Приподнялся на кровати:
– Разрешите доложить…
Взвод на правом берегу
Жив-здоров назло врагу!
Лейтенант всего лишь просит
Огоньку туда подбросить.
А уж следом за огнём
Встанем, ноги разомнём.
Что там есть, перекалечим,
Переправу обеспечим…

Доложил по форме, словно
Тотчас плыть ему назад.
– Молодец! – сказал полковник.
Молодец! Спасибо, брат.

И с улыбкою неробкой
Говорит тогда боец:
– А ещё нельзя ли стопку,
Потому как молодец?

Посмотрел полковник строго,
Покосился на бойца.
– Молодец, а будет много -
Сразу две.
– Так два ж конца…

Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идёт святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.





О войне


– Разрешите доложить
Коротко и просто:
Я большой охотник жить
Лет до девяноста.

А война – про всё забудь
И пенять не вправе.
Собирался в дальний путь,
Дан приказ: «Отставить!»

Грянул год, пришёл черёд,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за всё на свете.

От Ивана до Фомы,
Мёртвые ль, живые,
Все мы вместе – это мы,
Тот народ, Россия.

И поскольку это мы,
То скажу вам, братцы,
Нам из этой кутерьмы
Некуда податься.

Тут не скажешь: я – не я,
Ничего не знаю,
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю.

Не велик тебе расчёт
Думать в одиночку.
Бомба – дура. Попадёт
Сдуру прямо в точку.

На войне себя забудь,
Помни честь, однако,
Рвись до дела – грудь на грудь,
Драка – значит, драка.

И признать не премину,
Дам свою оценку,
Тут не то, что в старину, -
Стенкою на стенку.

Тут не то, что на кулак:
Поглядим, чей дюже, -
Я сказал бы даже так:
Тут гораздо хуже…

Ну, да что о том судить, -
Ясно всё до точки.
Надо, братцы, немца бить,
Не давать отсрочки.

Раз война – про всё забудь
И пенять не вправе,
Собирался в долгий путь,
Дан приказ: «Отставить!»

Сколько жил – на том конец,
От хлопот свободен.
И тогда ты – тот боец,
Что для боя годен.

И пойдёшь в огонь любой,
Выполнишь задачу.
И глядишь – ещё живой
Будешь сам в придачу.

А застигнет смертный час,
Значит, номер вышел.
В рифму что-нибудь про нас
После нас напишут.

Пусть приврут хоть во сто крат,
Мы к тому готовы,
Лишь бы дети, говорят,
Были бы здоровы…





Тёркин ранен


На могилы, рвы, канавы,
На клубки колючки ржавой,
На поля, холмы – дырявой,
Изувеченной земли,
На болотный лес корявый,
На кусты – снега легли.

И густой позёмкой белой
Ветер поле заволок.
Вьюга в трубах обгорелых
Загудела у дорог.

И в снегах непроходимых
Эти мирные края
В эту памятную зиму
Орудийным пахли дымом,
Не людским дымком жилья.

И в лесах, на мёрзлой груде,
По землянкам без огней,
Возле танков и орудий
И простуженных коней
На войне встречали люди
Долгий счёт ночей и дней.

И лихой, нещадной стужи
Не бранили, как ни зла:
Лишь бы немцу было хуже,
О себе ли речь там шла!

И желал наш добрый парень:
Пусть помёрзнет немец-барин,
Немец-барин не привык,
Русский стерпит – он мужик.

Шумным хлопом рукавичным,
Топотнёй по целине
Спозаранку день обычный
Начинался на войне.

Чуть вился дымок несмелый,
Оживал костёр с трудом,
В закоптелый бак гремела
Из ведра вода со льдом.

Утомлённые ночлегом,
Шли бойцы из всех берлог
Греться бегом, мыться снегом,
Снегом жёстким, как песок.

А потом – гуськом по стёжке,
Соблюдая свой черёд,
Котелки забрав и ложки,
К кухням шёл за взводом взвод.

Суп досыта, чай до пота, -
Жизнь как жизнь.
И опять война – работа:
– Становись!

* * *

Вслед за ротой на опушку
Тёркин движется с катушкой,
Разворачивает снасть, -
Приказали делать связь.

Рота головы пригнула.
Снег чернеет от огня.
Тёркин крутит; – Тула, Тула!
Тула, слышишь ты меня?

Подмигнув бойцам украдкой:
Мол, у нас да не пойдёт, -
Дунул в трубку для порядку,
Командиру подаёт.

Не расскажешь, не опишешь,
Что? за жизнь, когда в бою
За чужим огнём расслышишь
Артиллерию свою.

Воздух круто завивая,
С недалёкой огневой
Ахнет, ахнет полковая,
Запоёт над головой.

А с позиций отдалённых,
Сразу будто бы не в лад,
Ухнет вдруг дивизионной
Доброй матушки снаряд.

И пойдёт, пойдёт на славу,
Как из горна, жаром дуть,
С воем, с визгом шепелявым
Расчищать пехоте путь,
Бить, ломать и жечь в окружку.
Деревушка? – Деревушку.
Дом – так дом. Блиндаж – блиндаж.
Врёшь, не высидишь – отдашь!

А ещё остался кто там,
Запорошенный песком?
Погоди, встаёт пехота,
Дай достать тебя штыком.

Вслед за ротою стрелковой

Год издания книги: 1942

Поэма Александра Твардовского «Василий Теркин» не нуждается в представлении. Имя главного героя поэмы уже давно стало нарицательным, а само произведение приобрело всенародную любовь. Поэма «Василий Теркин» множество раз ставилась на сцене самых разнообразных театров и даже дважды экранизировалась. Его по праву считают одним из лучших произведений о войне, а также самой знаменитой работой Александра Твардовского. Согласно опросов в 2015 году поэма «Василий Теркин» заняла 23 место среди самых популярных стихотворных произведений.

Сюжет поэмы «Василий Теркин» кратко

От автора

Начинается поэма Твардовского «Василий Теркин» с рассуждений автора о том, что на войне самое важно. Конечно это вода и не важно откуда, хоть из конского следа. Важна хорошая пища и повар. Но самым важным является хорошая шутка. Именно поэтому наш разговор пойдет о Васе Теркине. Причем так как начинать некогда наш разговор пойдет сразу с середины.

На привале

В следующей главе поэмы Твардовского «Василий Теркин» читать можно о нашем главном герое. Начинается рассказ с того, что Василий Иванович едок отменный. А за разговором так и вообще его заслушаешься. Так он рассказывал, как попал на малый сабантуй. Сабантуем он называет бомбежку. А вот миномётный сабантуй он называет средним. Ну а самым настоящим сабантуем он называет, когда на тебя прет немецких танков тыща, ну не тыща так пятьсот ну а может сотня. Рассказывает он так складно, что его просят перед сном рассказать чего-то. Кстати спать наш главный герой так же гаразд. За две войны научился спать не только за прошлый недосып, но и даже впрок. Первую войну Теркин воевал на Карельском полуострове. Трижды попадал в окружение и трижды вот он.

Перед боем

Теркин вспоминает как при отступлении их отряд из десяти человек пробирался из окружения к фронту. Все были в унынии так как оставляли города в плену у врага и только Теркин был уверен, что все вернем. На их пути попалась родная деревня командира. Солдаты решили зайти. Их встретила жена и дети командира. Всю ночь он не спал – рубил дрова и пытался помочь по хозяйству жене. А утром их отряд под рев детей ушел, оставляя деревню в плену врага. С тех пор Теркин мечтал зайти в эту деревню, когда их армия будет двигаться назад, и поклонится этой женщине.

Переправа

В главе «Переправа» из поэмы «Василий Теркин» читать можно о том, как ночью начинается переправа через Днепр. Первым на понтонах уходит первый взвод, за ним второй и третий. Все бойцы на понтонах как будто преобразились и стали дружнее. Но вот по глади воды скользнул прожектор, а за ним из воды поднялся столб воды. Понтоны шли в ряд, и автор строк говорит, что не забудет это зрелище никогда, как молодые еще теплые солдаты шли на дно. Переправа сорвалась. Нет есть еще надежда, что первый взвод успел переправится, но верится в это слабо. И вот ночью двое дозорных видят точку в реке. Они так замерзли, что думают, что это им привиделось. Но нет Василий Теркин переплыл ледяную реку и вот уже стоит на берегу не способный пошевелить не зубами не руками – все свело. Главного героя немедленно закутали и доставили в штабную избушку. Здесь растирали спиртом, но Василий попросил не портить и дать внутрь. А после этого доложил, что первый взвод закрепился на левом берегу и готов помочь переправе если их прикроют огнем артиллерии. И вот вновь начинается бой ради жизни на земле.

О войне

В следующей главе «Василия Теркина» читать можно рассуждения автора о войне. Она пришла нежданно и теперь долг каждого защитить родину. Ведь бомба дура и нельзя сказать, что моя хата с краю. А немцы так и припрут как в книге . Поэтому даже если придёт приказ и смерть встретит тебя, то значит вышел срок, но о нас напишут.

Теркин ранен

Следующий эпизод поэмы «Василий Теркин» рассказывает нам как главный герой в стрелковой роте тянет провод связи. Рядом с ним падает, но не взрывается снаряд. Все лежат затаившись, и только Теркин справляет на него малую нужду. Вскоре Василий замечает немецкую «погребушку». Он решает занять ее, но в блиндаже пусто. Тогда он сам устраивает там засаду. Он дожидается немецкого офицера и убивает его штыком, но сам получает ранение в плечо. По погребушки начинает лупить наша артиллерия и лишь через сутки раненого главного героя подбирают танкисты и отвозят в медсанбат.

О награде

Далее главный герой поэмы «Василий Теркин» рассуждает в санчасти о необходимости ордена. Нет он не гордый и согласен на медаль. Главное, чтоб, когда он вернется в родные места и попадет на гулянку он встретил ту самую девчонку, перед которой было бы здорово блеснуть орденом, а можно и просто медалью. Но для этого надо, чтоб закончился этот страшный бой за саму жизнь на земле.

Гармонь

В следующей главе поэмы «Василий Теркин» — «Гармонь» наш главный герой догоняет свою первую роту стрелкового полка. На улице мороз и его подбирает трехтонный грузовик. Они долго петляют по снежным коридорам пока путь им не преграждает колона. Это значит, что им теперь надо ее пропустить. Но ждать просто холодно, и Василий Теркин у танкистов спрашивает гармонь. Те говорят, что гармонь у них есть, но она осталась от их командира, который погиб вчера в бою. Танкисты дают Теркину гармонь и тот сначала затянул родной смоленский грустный мотив. Но потом по требованию собравшихся солдат ударил веселую музыку. И вот уже пар струится изо рта нескольких пустившихся в пляс солдат. А танкисты узнают Теркина. Именно они его доставили в санчасть после ранения и предлагают ему оставить гармонь себе.

Два солдата

Далее автор поэму «Василий Теркин» переносит главного героя в три километра от фронта. Он греется в доме старика и старухи. Старик сидит перед окном слушает звуки фронта, а между прочим пробует наточить пилу. Василий вызывается ему помочь и сделать разводку. Как оказывается старик тоже в прошлом солдат, но сейчас уже здоровье не то. Василий чинит ему часы, которые он принес из своих походов, и старик требует от бабки нажарить сала. Бабка не долго сопротивлялась, но затем нажарила сала и даже разбила два яйца. Это была отличная закуска и всяко лучше каши с осколками. А после обеда Теркин ответил на вопрос старика, победим ли мы немцев – побьем отец!

О потере

Образ русского солдата в поэме «Василий Теркин» хорошо раскрывается в главе «О потере». Во время сна сорокалетний солдат начинает жалеться о том, что потерял кисет. До этого он потерял дом, семью, детей, жену, а вот теперь еще и кисет. Василий Теркин говорит, что это ерунда. Вот он однажды потерял шапку и ему отдала свою молодая медсестра, которая перевязывала его голову неопытной рукой. Теперь бы он хотел вернуть эту шапку той медсестре. Теркин отдает войну свой потертый кисет и говорит, что в следующем году ему подарят еще пять таких. А им нужно тужить не о потерях кисетов, жен и детей, а о потери Родины. Этого будущие поколения им не простят. Ведь Россия стоит уже тысячу лет и терять ее никак нельзя.

Поединок

Ну а лучше всего война в поэме «Василий Теркин» раскрывается в главе «Поединок». Наш главный герой отправился в разведку и столкнулся лоб в лоб с немцем. Завязался неравный бой с холенным немецким солдатом. Теркин бился не просто за себя, а за свою Родину. Поэтому хоть и с разбитым ртом, и весь в крови он будет прав. Когда немец решил бить каской, Теркин взял гранату без чеки и дал ею немца. Тот упал без чувств. А затем довольный Теркин гордо шагал по советской земле ведя с собой языка. И каждый встречный, даже тот который не знал Теркина, радовались его победе.

От автора

Образ солдата в поэме «Василий Теркин» лучше всего раскрывается в следующей главе – «От автора». В ней Твардовский предлагает хоть на минуту забыть о войне. Представить, что солдат вернулся домой, ведь именно это и есть целю. А все нынешние тяготы и строгое подчинение командирам лишь приближает это мгновение.

Кто стрелял?

Ну а характер Василия Теркина в поэме Твардовского лучше всего раскрывается в главе «Кто стрелял?». Вчера был бой, но сейчас орудия уже остыли, а мысли всех солдат о запахе лета, пашни и жужжании майского жука. Но вот появляется новый звук. Это звук бомбардировщика, от которого все мгновенно выполняют команду: «Ложись!». И тут у многих приходят мысли о смерти. Нет умирать не страшно, но не летом же. Хотя если разобраться умирать никогда не вовремя. И вот когда все лежат и молятся, один солдат вскакивает и с колена стреляет в самолет. Трехлинейка - это конечно не зенитка, но вот самолет завертелся и рухнул в землю. Рухнул так, будто хотел ее пробить и вылететь в Америке. Все бросились поздравлять Теркина, из штаба звонят и требуют имя героя, который сбил самолет, а сержант завистливо сказал, что парню орден как с куста. Но Теркин не растерялся и сказал, что у немцев это не последний самолет и сержант еще может так же получить орден.

О герое

В следующей главе главный герой расскажет нам что побудило его бороться за получение ордена. Это было еще когда он лежал в санчасти. Рядом с ним лежал еще совсем мальчишка с орденом. Теркин спросил его не смоленский ли он, но парнишка с гордостью ответил, что он Тамбовский. И почудилась Ивану в том ответе гордость за свой край и невозможность выхода героев из смоленской земли. Нет Иван не кичится своим краем и для него дорога вся Россия, но и в их краю есть герои который способны на подвиг. И вот теперь он это доказал.

Генерал

Но настоящая война в поэме Твардовского «Василий Теркин» раскрывается перед нами в главе «Генерал». Война длится уже второе лето и Василию выдался момент постираться и просто повалятся на травке у небольшой речушки. Но его сон прерывает посыльный, который приносит весть, что Теркина ждет генерал. Главный герой одевает мокрые вещи и идет к единственному на много верст вокруг генералу. Конечно он немного робеет, хоть и знает, что его будут не бранить. Генерал вручает главному герою орден и дает неделю отпуска – съездить домой. Но Василий говорит, что недели ему мало. Ведь он не речушка, чтоб пробраться мимо вражеских постов. А его деревня сейчас на той стороне фронта. Генерал обнимает Теркина и говорит, что значит им по пути, и что неделя отпуска за ним сохранится, когда они освободят его родную деревню.

О себе

В следующей главе «О себе» слово берет автор поэмы «Василий Теркин». Он рассказывает, как грустит о родном доме, полях и лесах, как он грустит о своем детстве и хочет вновь обнять мать. Автор рассказывает, как его наполняет злоба к врагу, и что в своих стихах он от имени Теркина, который является ему земляком, часто выражает именно свои мысли.

Бой в болоте

На вопрос какой Василий Теркин в поэме Твардовского хорошо дает ответ глава «Бой в болоте». В ней речь идет о безызвестном бое около населенного пункта Борки. От этого населенного пункта остались только три трубы да черное пятно. Наши солдаты лежат по колено в воде, да по грудь в грязи. Пехота ругает танкистов, танкисты пехоту и все дружно авиацию, что до сих пор не могут взять эти Борки. Работающий миномет врага не дает поднять головы из грязи. И только Теркин, говорит, что сейчас они почти на курорте. Ведь они в строю, а за ними пушки и вообще вся Россия. А вот два года назад, когда они отступали было не понятно где свои, а где чужие и вот тогда было тяжело. Да некоторые из них полягут в этом безызвестном бою, но память о них всегда будет жить в сердцах людей.

О любви

Ну а народный характер в поэме «Василий Теркин» хорошо проявляется в главе «О любви». В ней писатель говорит, что каждого из бойцов в путь проводила хоть одна женщина. Это могла быть мать, имя которой самое дорогое что есть у бойца, а могла жена, любовь и письма которой согревают и обычных солдат, и генералов. Автор поэмы просит женщин писать чаще, хоть прекрасно понимает, что и им тяжело в это время. А еще он просит обратить внимание на Василия Теркина, который хоть и не летчик, и не танкист и не конник, а всего лишь пехота. Но именно пехота является главной движущей силой любой войны.

Отдых Теркина

Ну а быт солдат в поэме «Василий Теркин» лучше всего раскрывается в главе «Отдых Теркина». В ней главный герой попадает прямо в рай. Здесь можно спать до 600 минут, есть четыре раза в день и не с колена, а со стола. Здесь не надо ложку прятать в голенище, но и нельзя вытираться рукавом. Здесь перед сном следует раздеться, а целых две простыни вводят в ступор. Но Василий Теркин долго не может заснуть в этом раю. Пока ему не подсказывают, что нужно надеть шапку. И тогда главный герой действительно быстро засыпает. Но война еще не окончена. Поэтому поутру Василий ловит попутку и едет на передок. Вот когда дойдем до той границы по Варшавском шоссе, вот тогда и отдохнем.

В наступлении

Ну а трагизм поэмы «Василий Теркин» ощутить можно в главе «В наступлении». Начинается она с того, что в обороне мы были слишком уж долго. Некоторые даже запаслись вениками в баню на следующий год. Но вот пришел приказ вперед. Бойцам предстоит взять село. Все происходит четко по приказу генерала, который сидит в сухой землянки и только посматривает на часу. «Взвод! За Родину! Вперед!», четко по часам дает команду лейтенантик молодой и сам первый бросается в обход села. Но уже около первых домов он упал, словно нырнув в снег. Бойцы бросились к нему, но он дал команду «Вперед!». Ведь он не ранен он убит. И теперь вести в бой сорок человек выпадало Теркину. Он отдал команду и сам первым ворвался в деревню.

Смерть и воин

Ну а героика и юмор в поэме «Василий Теркин» просматривается в главе «Смерть и воин». За далекие пригорки уходил бой, а в снегу истекал кровью главный герой. Над ним наклонилась смерть и предложила пойти с ней. Но Василий уверенно сказал, что он еще живой. Тогда смерть предложила ему не мучатся, все равно замерзнет и умрет и ей здесь не мерзнуть. Но Теркин говорит, что он еще не пожил. Смерть же не отстает. Теркин предлагает сдаться, но только если Смерть его отпустит погулять на День Победы. Но Смерть не соглашается. И тут появляются два члена похоронной команды. Они хотели посидеть на Теркине и покурить, но боец подает слабый голос. Похоронная команда сразу решает нести его в санчасть, а Смерть решает пройтись рядом. Но когда бойцы снимают с себя перчатки и отдают едва живому Теркину, Смерть отступает и дивится этой дружбе живых.

Теркин пишет

Ну а характеристика Теркина из поэмы «Василий Теркин» хорошо раскрывается в следующей главе «Теркин пишет». В ней главный герой пишет, что его ранение в ногу уже полностью вылечили. И как говорят врачи нога будет лучше прежней. Поэтому Василий очень надеется, что вскоре догонит своих побратимов. Ведь родную Смоленщину он хочет освобождать именно со своей частью и если надо, то пойдет и дальше. Для этого он готов написать письмо даже генералу, ведь он наверняка уважит бойца, которому лично вручал орден.

Теркин-Теркин

И вот в следующей главе «Теркин – Теркин» главный герой уже вернулся в родную часть. Но здесь уже практически некого не осталось из прежних сослуживцев. Теркин с другими солдатами отдыхают в чьем-то доме, хлев которого попилили на дрова. И тут входит еще один солдат и заявляет, что он Теркин. Наш главный герой озадачен. Он начинает проверять самозванца. Но у того есть аж два ордена, а на гармони он играет ничуть не хуже самого Теркина. Вот только самозванец рыжий и зовут его Иван. Общий смех и гвалт по этому поводу прерывает выкрик старшины, который решает в каждую роту отдать по одному Теркину.

От автора

Следующая глава вновь «От автора». В ней Твардовский размышляет о тех слухах, которые бредут по фронту. Говорят, якобы Василий Теркин умер, якобы его накрыл снаряд, а другие говорят, что он, как и прежде жив живешенек. Но такой герой, который уже прошагал пол страны, не может умереть и он наверняка переживет автора этих строк. Ведь за два года страна успела с кровью потерять и с кровь вернуть земли от Подмосковья, до Заднепровья. И теперь уж близка победа и Василий Теркин наверняка увидит ее.

Дед и баба

Ну а шаги Великой Отечественной войны в поэме «Василий Теркин» можно проследить по главе «Дед и баба». Шел третий год войны. Дед и старуха которым Теркин в главе «Два солдата» чинил часы вот уже который год живут в оккупации. Немцы забрали часы, а люди уже привыкли пробираться вдоль заборов на своей земле. Дед, в который раз рисует окружения, наступления и прорывы палкой на стене, но все не может угадать, когда родная армия их освободит. И вот ночью фронт приходит и к ним. С курицей и мешком картошки дед и старуха сидят в яме. И лишь под утро слышат шаги в их сторону. Дед хватает топор и решает дать свой последний бой. Но оказывается это наши разведчики. И первым в этих рядах тот самый Теркин. Оба рады встречи, а бабка даже горит желанием вновь нажарить сала. Но теперь уже офицеру Теркину надо спешить освободить. Тем не менее он успевает закусить и отсыпать деду табака и со словами, что связь за ним. Вскоре он вонь зашел в дом деда и бабки. Сразу спросил за часы, а как узнал их участь пообещал двое привести из Берлина.

На Днепре

В начале главы «На Днепре» автор поэмы «Василий Теркин» вспоминает слова генерала из главы одноименной главы. В ней генерал сказал, что им по пути. Но оказалось это не так, и родную деревню Теркина освободил другой генерал. Сам же Василий очень грустит по своей земле и просит у нее прощения, но смотря на то разрушение которое оставил после себя захватчик он хочет двигать дальше по этой необъятной русской земле. И вот уже Теркин, как главный герой , со своим взводом переплывает Днепр. От выстрелов они прячутся под обрывом уже правого берега. Переправы и мосты будут завтра, а сегодня они уже заняли берег, на который еще отступают запозднившиеся немецкие части. И солдаты весело заявляют, чтоб пусть сдаются в плен еще на левом берегу.

Про солдата-сироту

Правда о войне в поэме «Василий Теркин» раскрывается в главе «Про солдата-сироту». С ним Василий Теркин познакомился под Бортками, который брали полгода. Он был жизнерадостный и нечем не уступал Теркину. И даже когда приходилось отступать он весело заявлял, что идет на Запад, хотя шел на Восток. Но отступление закончилось и вот уже наша армия иногда за день берет город, а за неделю районный центр. И вот когда наступали под Смоленском этот боец попросила на побывку домой. Ведь он здесь местный и ему не далеко. Свою деревню Красный Мост он быстро нашел, но не узнал. Не было ни его дома, не жены не сына, все потерял боец в этой войне. Постоял он поплакал и вернулся в часть. Теперь он должен с врага забрать долг. И автор просит всех советских солдат помочь ему и помнить о этом долге каждого.

По дороге на Берлин

В следующей главе наш главный герой уже движется по дороге на Берлин. Здесь все не родное – красные дома, черепичные крыши, вывески, значки, стрелки. Они уже за три иностранных языка от дома и везде их встречали по-братски поляки, французы и другие народы. Вся дорога на Запад засыпана пухом. Пухом от перин и подушек. Ведь вся Европа движется домой на Восток. И вот среди этой толпы слышится знакомый голос. Это обычная русская женщина идет домой. Именно такие русские матери, которые ждут с войны своих сыновей, а может уже и внуков. Идти ей далече, аж за Днепр. Поэтому Теркин быстро организует для старушки лошадку со сбруей, коврик укрыть ноги, корову и овцу, а вот еще кружечка и ведерка с припасами, и конечно перинку и подушку. Мать возражает, что ее не пропустят через пропускные пункты. Но Теркин не уступает и говорит, чтоб на этих пунктах она сказала, что дал ей все Василий Теркин. И обещает коль будет жив заглянуть на пироги.

В бане

Но даже на войне есть место отдыху. И вот где-то в глубине Германии, как в , наши солдаты организовали себе баньку. В ряд стоят графские стульчики, на которые солдат кидает свои подштанники. Солдат не высок, но грудь вперед, его тело все в шрамах и метках о памятных местах. И вот раздевшись он, приговаривая: «Ух ты!» пробирается в парную. Здесь он требует еще и еще подбавить пару. И хоть вода не с Москвы-реки, но все-равно хорошо. Хорошо пропарив кости, он отдает благодарность помпохозу который даже если с Литвы дотянул в такую даль настоящий русский веник. Ну а после отдохнув после парилки, обмылся и оделся. На его груди нет места для медалей, и кто-то замечает уж не в военторге ли он их прикупил. На что солдат как настоящий Василий Теркин отвечает: «Что это еще не все! Остальные еще впереди!».

От автора

Ну вот и войне отбой. Автор поэмы про Теркина говорит, что в своем произведении он если и соврал, то только ради смеха, а если где и ошибся, то только по тому, что строки этих стихов писались в машинах, под дождем, в палатке и везде где была хоть одна свободная минутка. С первых дней автор надеялся, что Василий Теркин станет той гармонью, которая доставит радость солдату хоть на несколько минут. И лучшей наградой ему будет если читатель этих строк скажет, что все понятно и на русском языке, а память про бойца будет жить и в будущем.

Поэма «Василий Теркин» на сайте Топ книг

Поэму Александра Тврадовского «Василий Теркин» читать в преддверии дня Победы настолько популярно, что произведение попало в наш . Ну а среди она одно из самых высоких мест. И учитывая динамику и наличие поэмы в школьной программе мы еще не раз увидим его в рейтингах нашего сайта.

Поэму «Василий Теркин» читать онлайн на сайте Топ книг вы можете .

Василий Теркин:

Поэму «Василий Тёркин» Твардовский написал в 1941 – 1945 годах. Она стала одним из самых известных произведений об Отечественной войне в русской литературе. В поэме автор раскрывает тему войны, упоминая события 1941 – 1942 годов: битву у Волги, переправу через Днепр, взятие Берлина. Связующим мотивом произведения становится мотив дороги, по которой солдаты идут к цели, к победе.

Произведение состоит из 30 глав и написано преимущественно четырехстопным хореем – размером, характерным для русской частушки, фольклора.

Главные герои

Василий Иванович Тёркин – главный герой поэмы, ранее воевал «на Карельском» , где был ранен. Шутник и балагур, любит свою родину и готов воевать за нее до конца.

От автора

На привале

Балагур Вася Тёркин попадает в первый взвод пехоты и развлекает других солдат своими рассказами. Тёркин – «просто парень» , «обыкновенный» , такие есть в каждой роте и в каждом взводе.

Перед боем

Тёркин вспоминает, как десять солдат шли «вслед за фронтом» . Проходя через деревню командира, они зашли к нему домой. Жена накормила бойцов. Тёркин решил на обратном пути зайти к ней, чтобы поклониться.

Переправа

Зима, ночь. Солдаты на понтонах (плавучих мостах) переправлялись через реку. Начался обстрел, много солдат погибло. На рассвете Тёркин приплыл к другому, левому берегу. Едва согревшись спиртом, он доложил, что на правом берегу просят «огоньку подбросить» .

«Бой идет святой и правый <…> ради жизни на земле».

О войне

Тёркин ранен

Тёркин налаживает связь в стрелковой роте. Василий пробирается в обнаруженный по дороге погребок, поджидая врага. Появившийся немецкий офицер стреляет в Тёркина, ранит бойца в правое плечо.

Только через сутки подъехали танкисты и забрали раненого Тёркина.

О награде

Тёркин рассуждает о том, что он не гордый: зачем ему орден – он согласен и на медаль. Василий мечтает о том, как приедет с наградой на родину в отпуск. Сейчас там, в Смоленском крае, идет «страшный бой» , «кровавый» .

Гармонь

Тёркин догонял «свой полк стрелковый, роту первую свою» . Бойца подобрал грузовик. По дороге они остановились, пропуская колонну. Танкисты дали Тёркину гармошку погибшего товарища. От музыки всем «вдруг теплее стало» , бойцы начали заказывать песни, плясать.

Два солдата

Изба старика-солдата и старухи. Тёркин, зайдя к ним переночевать, чинит настенные часы. Старуха угощает солдата яичницей и салом. Старик спросил у Тёркина, побьют ли они немцев. Уходя, боец ответил: «Побьем, отец…» .

О потере

Потерявший семью боец раздосадовался из-за потери кисета. Тёркин отдал товарищу свой потертый кисет, сказав, что на войне не страшно потерять что угодно, но Россию, «мать-старуху, нам терять нельзя никак» .

Поединок

Тёркин дрался с немцем врукопашную. Василий ударил противника незаряженной гранатой. Тот упал. В батальон Тёркин привел немецкого «языка» .

От автора

«Кто стрелял?»

«Фронт. Война». Обстрел. Один из бойцов стреляет из винтовки по вражескому самолету. Самолет падает. Героем, сбившим самолет, оказался Тёркин (за это его вскоре наградили).

О герое

В госпитале Тёркин знакомится с мальчишкой-героем из-под Тамбова, который рассказывает о своей родине. Тёркину стало обидно за свои родные места – Смоленщину, она показалась ему «сиротой» .

Генерал

Генерал вручает Тёркину награду, называя бойца «орел» , «богатырь» . Он пообещал, что поедет с Василием в Смоленскую область, где сейчас идет война. Они обнялись, как сын с отцом.

О себе

Бой в болоте

Шел безвестный бой на болоте за «населенный пункт Борки» . Перемокшая пехота клянет болото. Тёркин же подбадривает их тем, что все еще хорошо, ведь они в своей роте, у них есть оружие. Воспрявшие духом бойцы взяли Борки.

О любви

Отдых Тёркина

Тёркин в доме отдыха. Боец отвык от таких условий. Пробыв на отдыхе совсем недолго, Тёркин не выдержал и вернулся на фронт.

В наступлении

Бой в разгаре. Взвод продвигается в наступление. Лейтенант побежал впереди взвода и был убит. Тёркин повел бойцов в атаку, был тяжело ранен.

Смерть и воин

Над лежащим на снегу раненым Тёркиным склонилась Смерть – зовет бойца с собой. Но Василий отказывается – он хочет еще победить немцев, вернуться домой. Тёркина подобрали солдаты из санбата. Смерть отступила.

Тёркин пишет

Тёркин пишет из палаты о том, что он выжил и «озабочен» лишь одним: вернуться в родную часть.

Тёркин- Тёркин

Тёркин вернулся в роту. Среди солдат оказывается «двойник» Тёркина, такой же шутник – Иван Тёркин. Однофамильцы заспорили, выясняя, кто из них «настоящий» . Их рассудил старшина:

«По уставу каждой роте
Будет придан Тёркин свой».

От автора

Дед и баба

Дом деда и бабки, где Тёркин чинил часы, под немцами. Часы забирает немецкий солдат.

Старик с женой, прячась, «поселились» в яме. Неожиданно пришли русские разведчики. Среди них и Василий Тёркин. Старуха приняла Василия «как сына» . Тёркин пообещал привезти им «двое новых» часов из Берлина.

На Днепре

Фронт продвинулся к Днепру. Тёркин, узнав, что Смоленск освободили другие, а не он, чувствовал вину перед родиной.

Про солдата-сироту

Солдат-сирота потерял жену и сына. Проходя мимо родной деревни Красный Мост, он застал только «глушь, бурьян» , но и в горе он продолжал сражаться за родину.

«Вспомним, братцы, за беседой
Про солдата-сироту…».

По дороге на Берлин

Дорога на Берлин. Среди чужих солдаты услышали родную речь – это была «деревенская труженица-мать» . Тёркин позаботился о том, чтобы женщине дали вещи, лошадь и отправили домой.

В бане

«В глубине Германии» солдаты моются в бане. Один из них, говорливый, снимает одежду – его тело в шрамах, а гимнастерка вся в орденах и медалях. Солдаты отмечают: «Все равно, что Тёркин» .

От автора

Окончена война, рассказчик прощается с Тёркиным. Автор посвящает «любимый труд» всем павшим и друзьям поры военной.

Заключение

В поэме «Василий Тёркин» А. Т. Твардовский передает хронику жизни обычных солдат на войне, рассказывает об их маленьких радостях, об их утратах и горе. Центральный образ Василия Тёркина является собирательным образом русского бойца, готового не зависимо от обстоятельств всегда продвигаться вперед, сражаясь за родную землю. Многие цитаты из поэмы стали крылатыми выражениями.

Тест по поэме

Проверьте запоминание краткого содержания тестом:

Рейтинг пересказа

Средняя оценка: 4.7 . Всего получено оценок: 2162.

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Александр Твардовский
Василий Тёркин
(Книга про бойца)

От автора


На войне, в пыли походной,
В летний зной и в холода,
Лучше нет простой, природной -
Из колодца, из пруда,
Из трубы водопроводной,
Из копытного следа,
Из реки, какой угодно,
Из ручья, из-подо льда, -
Лучше нет воды холодной,
Лишь вода была б – вода.
На войне, в быту суровом,
В трудной жизни боевой,
На снегу, под хвойным кровом,
На стоянке полевой, -
Лучше нет простой, здоровой,
Доброй пищи фронтовой.
Важно только, чтобы повар
Был бы повар – парень свой;
Чтобы числился недаром,
Чтоб подчас не спал ночей, -
Лишь была б она с наваром
Да была бы с пылу, с жару -
Подобрей, погорячей;
Чтоб идти в любую драку,
Силу чувствуя в плечах,
Бодрость чувствуя.
Однако
Дело тут не только в щах.

Жить без пищи можно сутки,
Можно больше, но порой
На войне одной минутки
Не прожить без прибаутки,
Шутки самой немудрой.

Не прожить, как без махорки,
От бомбёжки до другой
Без хорошей поговорки
Или присказки какой, -

Без тебя, Василий Тёркин,
Вася Тёркин – мой герой,
А всего иного пуще
Не прожить наверняка -
Без чего? Без правды сущей,
Правды, прямо в душу бьющей,
Да была б она погуще,
Как бы ни была горька.

Что ж ещё?.. И всё, пожалуй.
Словом, книга про бойца
Без начала, без конца.
Почему так – без начала?
Потому, что сроку мало
Начинать её сначала.

Почему же без конца?
Просто жалко молодца.

С первых дней годины горькой,
В тяжкий час земли родной
Не шутя, Василий Тёркин,
Подружились мы с тобой,

Я забыть того не вправе,
Чем твоей обязан славе,
Чем и где помог ты мне.
Делу время, час забаве,
Дорог Тёркин на войне.

Как же вдруг тебя покину?
Старой дружбы верен счёт.

Словом, книгу с середины
И начнём. А там пойдёт.

На привале


– Дельный, что и говорить,
Был старик тот самый,
Что придумал суп варить
На колёсах прямо.
Суп – во-первых. Во-вторых,
Кашу в норме прочной.
Нет, старик он был старик
Чуткий – это точно.

Слышь, подкинь ещё одну
Ложечку такую,
Я вторую, брат, войну
На веку воюю.
Оцени, добавь чуток.

Покосился повар:
«Ничего себе едок -
Парень этот новый».
Ложку лишнюю кладёт,
Молвит несердито:
– Вам бы, знаете, во флот
С вашим аппетитом.

Тот: – Спасибо. Я как раз
Не бывал во флоте.
Мне бы лучше, вроде вас,
Поваром в пехоте. -
И, усевшись под сосной,
Кашу ест, сутулясь.

«Свой?» – бойцы между собой, -
«Свой!» – переглянулись.

И уже, пригревшись, спал
Крепко полк усталый.
В первом взводе сон пропал,
Вопреки уставу.
Привалясь к стволу сосны,
Не щадя махорки,
На войне насчёт войны
Вёл беседу Тёркин.

– Вам, ребята, с серединки
Начинать. А я скажу:
Я не первые ботинки
Без починки здесь ношу.
Вот вы прибыли на место,
Ружья в руки – и воюй.
А кому из вас известно,
Что такое сабантуй?

– Сабантуй – какой-то праздник?
Или что там – сабантуй?

– Сабантуй бывает разный,
А не знаешь – не толкуй,
Вот под первою бомбёжкой
Полежишь с охоты в лёжку,
Жив остался – не горюй:
Это малый сабантуй.

Отдышись, покушай плотно,
Закури и в ус не дуй.
Хуже, брат, как миномётный
Вдруг начнётся сабантуй.
Тот проймёт тебя поглубже, -
Землю-матушку целуй.
Но имей в виду, голубчик,
Это – средний сабантуй.

Сабантуй – тебе наука,
Враг лютует – сам лютуй.
Но совсем иная штука
Это – главный сабантуй.

Парень смолкнул на минуту,
Чтоб прочистить мундштучок,
Словно исподволь кому-то
Подмигнул: держись, дружок…

– Вот ты вышел спозаранку,
Глянул – в пот тебя и в дрожь;
Прут немецких тыща танков…
– Тыща танков? Ну, брат, врёшь.

– А с чего мне врать, дружище?
Рассуди – какой расчёт?
– Но зачем же сразу – тыща?
– Хорошо. Пускай пятьсот,

– Ну, пятьсот. Скажи по чести,
Не пугай, как старых баб.
– Ладно. Что там триста, двести -
Повстречай один хотя б…

– Что ж, в газетке лозунг точен:
Не беги в кусты да в хлеб.
Танк – он с виду грозен очень,
А на деле глух и слеп.

– То-то слеп. Лежишь в канаве,
А на сердце маета:
Вдруг как сослепу задавит, -
Ведь не видит ни черта.

Повторить согласен снова:
Что не знаешь – не толкуй.
Сабантуй – одно лишь слово -
Сабантуй!.. Но сабантуй
Может в голову ударить,
Или попросту, в башку.
Вот у нас один был парень…
Дайте, что ли, табачку.

Балагуру смотрят в рот,
Слово ловят жадно.
Хорошо, когда кто врёт
Весело и складно.

В стороне лесной, глухой,
При лихой погоде,
Хорошо, как есть такой
Парень на походе.

И несмело у него
Просят: – Ну-ка, на ночь
Расскажи ещё чего,
Василий Иваныч…

Ночь глуха, земля сыра.
Чуть костёр дымится.

– Нет, ребята, спать пора,
Начинай стелиться.

К рукаву припав лицом,
На пригретом взгорке
Меж товарищей бойцов
Лёг Василий Тёркин.

Тяжела, мокра шинель,
Дождь работал добрый.
Крыша – небо, хата – ель,
Корни жмут под рёбра.

Но не видно, чтобы он
Удручён был этим,
Чтобы сон ему не в сон
Где-нибудь на свете.

Вот он полы подтянул,
Укрывая спину,
Чью-то тёщу помянул,
Печку и перину.

И приник к земле сырой,
Одолен истомой,
И лежит он, мой герой,
Спит себе, как дома.

Спит – хоть голоден, хоть сыт,
Хоть один, хоть в куче.
Спать за прежний недосып,
Спать в запас научен.

И едва ль герою снится
Всякой ночью тяжкий сон:
Как от западной границы
Отступал к востоку он;

Как прошёл он, Вася Тёркин,
Из запаса рядовой,
В просолённой гимнастёрке
Сотни вёрст земли родной.

До чего земля большая,
Величайшая земля.
И была б она чужая,
Чья-нибудь, а то – своя.

Спит герой, храпит – и точка.
Принимает всё, как есть.
Ну, своя – так это ж точно.
Ну, война – так я же здесь.

Спит, забыв о трудном лете.
Сон, забота, не бунтуй.
Может, завтра на рассвете
Будет новый сабантуй.

Спят бойцы, как сон застал,
Под сосною впо?кат,
Часовые на постах
Мокнут одиноко.

Зги не видно. Ночь вокруг.
И бойцу взгрустнётся.
Только что-то вспомнит вдруг,
Вспомнит, усмехнётся.

И как будто сон пропал,
Смех дрогнал зевоту.

– Хорошо, что он попал,
Тёркин, в нашу роту.

* * *


Тёркин – кто же он такой?
Скажем откровенно:
Просто парень сам собой
Он обыкновенный.

Впрочем, парень хоть куда.
Парень в этом роде
В каждой роте есть всегда,
Да и в каждом взводе.

И чтоб знали, чем силён,
Скажем откровенно:
Красотою наделён
Не был он отменной,

Не высок, не то чтоб мал,
Но герой – героем.
На Карельском воевал -
За рекой Сестрою.

И не знаем почему, -
Спрашивать не стали, -
Почему тогда ему
Не дали медали.

С этой темы повернём,
Скажем для порядка:
Может, в списке наградном
Вышла опечатка.

Не гляди, что на груди,
А гляди, что впереди!

В строй с июня, в бой с июля,
Снова Тёркин на войне.

– Видно, бомба или пуля
Не нашлась ещё по мне.

Был в бою задет осколком,
Зажило – и столько толку.
Трижды был я окружён,
Трижды – вот он! – вышел вон.

И хоть было беспокойно -
Оставался невредим
Под огнём косым, трёхслойным,
Под навесным и прямым.

И не раз в пути привычном,
У дорог, в пыли колонн,
Был рассеян я частично,
А частично истреблён…

Но, однако,
Жив вояка,
К кухне – с места, с места – в бой.
Курит, ест и пьёт со смаком
На позиции любой.

Как ни трудно, как ни худо -
Не сдавай, вперёд гляди,

Это присказка покуда,
Сказка будет впереди.

Перед боем


– Доложу хотя бы вкратце,
Как пришлось нам в счёт войны
С тыла к фронту пробираться
С той, с немецкой стороны.

Как с немецкой, с той зарецкой
Стороны, как говорят,
Вслед за властью за советской,
Вслед за фронтом шёл наш брат.

Шёл наш брат, худой, голодный,
Потерявший связь и часть,
Шёл поротно и повзводно,
И компанией свободной,
И один, как перст, подчас.

Полем шёл, лесною кромкой,
Избегая лишних глаз,
Подходил к селу в потёмках,
И служил ему котомкой
Боевой противогаз.

Шёл он, серый, бородатый,
И, цепляясь за порог,
Заходил в любую хату,
Словно чем-то виноватый
Перед ней. А что он мог!

И по горькой той привычке,
Как в пути велела честь,
Он просил сперва водички,
А потом просил поесть.

Тётка – где ж она откажет?
Хоть какой, а всё ж ты свой,
Ничего тебе не скажет,
Только всхлипнет над тобой,
Только молвит, провожая:
– Воротиться дай вам бог…

То была печаль большая,
Как брели мы на восток.

Шли худые, шли босые
В неизвестные края.
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя!

Шли, однако. Шёл и я…

Я дорогою постылой
Пробирался не один.
Человек нас десять было,
Был у нас и командир.

Из бойцов. Мужчина дельный,
Местность эту знал вокруг.
Я ж, как более идейный,
Был там как бы политрук.

Шли бойцы за нами следом,
Покидая пленный край.
Я одну политбеседу
Повторял:
– Не унывай.

Не зарвёмся, так прорвёмся,
Будем живы – не помрём.
Срок придёт, назад вернёмся,
Что отдали – всё вернём.

Самого б меня спросили,
Ровно столько знал и я,
Что там, где она, Россия,
По какой рубеж своя?

Командир шагал угрюмо,
Тоже, исподволь смотрю,
Что-то он всё думал, думал…
– Брось ты думать, – говорю.

Говорю ему душевно.
Он в ответ и молвит вдруг:
– По пути моя деревня.
Как ты мыслишь, политрук?

Что ответить? Как я мыслю?
Вижу, парень прячет взгляд,
Сам поник, усы обвисли.
Ну, а чем он виноват,
Что деревня по дороге,
Что душа заныла в нём?
Тут какой бы ни был строгий,
А сказал бы ты: «Зайдём…»

Встрепенулся ясный сокол,
Бросил думать, начал петь.
Впереди идёт далёко,
Оторвался – не поспеть.

А пришли туда мы поздно,
И задами, коноплёй,
Осторожный и серьёзный,
Вёл он всех к себе домой.

Вот как было с нашим братом,
Что попал домой с войны:
Заходи в родную хату,
Пробираясь вдоль стены.

Знай вперёд, что толку мало
От родимого угла,
Что война и тут ступала,
Впереди тебя прошла,
Что тебе своей побывкой
Не порадовать жену:
Забежал, поспал урывком,
Догоняй опять войну…

Вот хозяин сел, разулся,
Руку правую – на стол,
Будто с мельницы вернулся,
С поля к ужину пришёл.
Будто так, а всё иначе…

– Ну, жена, топи-ка печь,
Всем довольствием горячим
Мне команду обеспечь.

Дети спят, Жена хлопочет,
В горький, грустный праздник свой,
Как ни мало этой ночи,
А и та – не ей одной.

Расторопными руками
Жарит, варит поскорей,
Полотенца с петухами
Достаёт, как для гостей;

Напоила, накормила,
Уложила на покой,
Да с такой заботой милой,
С доброй ласкою такой,
Словно мы иной порою
Завернули в этот дом,
Словно были мы герои,
И не малые притом.

Сам хозяин, старший воин,
Что сидел среди гостей,
Вряд ли был когда доволен
Так хозяйкою своей.

Вряд ли всей она ухваткой
Хоть когда-нибудь была,
Как при этой встрече краткой,
Так родна и так мила.

И болел он, парень честный,
Понимал, отец семьи,
На кого в плену безвестном
Покидал жену с детьми…

Кончив сборы, разговоры,
Улеглись бойцы в дому.
Лёг хозяин. Но не скоро
Подошла она к нему.

Тихо звякала посудой,
Что-то шила при огне.
А хозяин ждёт оттуда,
Из угла.
Неловко мне.

Все товарищи уснули,
А меня не гнёт ко сну.
Дай-ка лучше в карауле
На крылечке прикорну.

Взял шинель да, по присловью,
Смастерил себе постель,
Что под низ, и в изголовье,
И наверх, – и всё – шинель.

Эх, суконная, казённая,
Военная шинель, -
У костра в лесу прожжённая,
Отменная шинель.

Знаменитая, пробитая
В бою огнём врага
Да своей рукой зашитая, -
Кому не дорога!

Упадёшь ли, как подкошенный,
Пораненный наш брат,
На шинели той поношенной
Снесут тебя в санбат.

А убьют – так тело мёртвое
Твоё с другими в ряд
Той шинелкою потёртою
Укроют – спи, солдат!

Спи, солдат, при жизни краткой
Ни в дороге, ни в дому
Не пришлось поспать порядком
Ни с женой, ни одному…

На крыльцо хозяин вышел.
Той мне ночи не забыть.

– Ты чего?
– А я дровишек
Для хозяйки нарубить.

Вот не спится человеку,
Словно дома – на войне.
Зашагал на дровосеку,
Рубит хворост при луне.

Тюк да тюк. До света рубит.
Коротка солдату ночь.
Знать, жену жалеет, любит,
Да не знает, чем помочь.

Рубит, рубит. На рассвете
Покидает дом боец.

А под свет проснулись дети,
Поглядят – пришёл отец.
Поглядят – бойцы чужие,
Ружья разные, ремни.
И ребята, как большие,
Словно поняли они.

И заплакали ребята.
И подумать было тут:
Может, нынче в эту хату
Немцы с ружьями войдут…

И доныне плач тот детский
В ранний час лихого дня
С той немецкой, с той зарецкой
Стороны зовёт меня.

Я б мечтал не ради славы
Перед утром боевым,
Я б желал на берег правый,
Бой пройдя, вступить живым.

И скажу я без утайки,
Приведись мне там идти,
Я хотел бы к той хозяйке
Постучаться по пути.

Попросить воды напиться -
Не затем, чтоб сесть за стол,
А затем, чтоб поклониться
Доброй женщине простой.

Про хозяина ли спросит, -
«Полагаю – жив, здоров».
Взять топор, шинелку сбросить,
Нарубить хозяйке дров.

Потому – хозяин-барин
Ничего нам не сказал.
Может, нынче землю парит,
За которую стоял…

Впрочем, что там думать, братцы,
Надо немца бить спешить.
Вот и всё, что Тёркин вкратце
Вам имеет доложить.

Переправа


Переправа, переправа!
Берег левый, берег правый,
Снег шершавый, кромка льда…

Кому память, кому слава,
Кому тёмная вода, -
Ни приметы, ни следа.

Ночью, первым из колонны,
Обломав у края лёд,
Погрузился на понтоны.
Первый взвод.
Погрузился, оттолкнулся
И пошёл. Второй за ним.
Приготовился, пригнулся
Третий следом за вторым.

Как плоты, пошли понтоны,
Громыхнул один, другой
Басовым, железным тоном,
Точно крыша под ногой.

И плывут бойцы куда-то,
Притаив штыки в тени.
И совсем свои ребята
Сразу – будто не они,

Сразу будто не похожи
На своих, на тех ребят:
Как-то всё дружней и строже,
Как-то всё тебе дороже
И родней, чем час назад.

Поглядеть – и впрямь – ребята!
Как, по правде, желторот,
Холостой ли он, женатый,
Этот стриженый народ.

Но уже идут ребята,
На войне живут бойцы,
Как когда-нибудь в двадцатом
Их товарищи – отцы.

Тем путём идут суровым,
Что и двести лет назад
Проходил с ружьём кремнёвым
Русский труженик-солдат.

Мимо их висков вихрастых,
Возле их мальчишьих глаз
Смерть в бою свистела часто
И минёт ли в этот раз?

Налегли, гребут, потея,
Управляются с шестом.
А вода ревёт правее -
Под подорванным мостом.

Вот уже на середине
Их относит и кружит…

А вода ревёт в теснине,
Жухлый лёд в куски крошит,
Меж погнутых балок фермы
Бьётся в пене и в пыли…

А уж первый взвод, наверно,
Достаёт шестом земли.

Позади шумит протока,
И кругом – чужая ночь.
И уже он так далёко,
Что ни крикнуть, ни помочь.

И чернеет там зубчатый,
За холодною чертой,
Неподступный, непочатый
Лес над чёрною водой.

Переправа, переправа!
Берег правый, как стена…

Этой ночи след кровавый
В море вынесла волна.

Было так: из тьмы глубокой,
Огненный взметнув клинок,
Луч прожектора протоку
Пересёк наискосок.

И столбом поставил воду
Вдруг снаряд. Понтоны – в ряд.
Густо было там народу -
Наших стриженых ребят…

И увиделось впервые,
Не забудется оно:
Люди тёплые, живые
Шли на дно, на дно, на дно…

Под огнём неразбериха -
Где свои, где кто, где связь?

Только вскоре стало тихо, -
Переправа сорвалась.

И покамест неизвестно,
Кто там робкий, кто герой,
Кто там парень расчудесный,
А наверно, был такой.

Переправа, переправа…
Темень, холод. Ночь как год.

Но вцепился в берег правый,
Там остался первый взвод.

И о нём молчат ребята
В боевом родном кругу,
Словно чем-то виноваты,
Кто на левом берегу.

Не видать конца ночлегу.
За ночь грудою взялась
Пополам со льдом и снегом
Перемешанная грязь.

И усталая с похода,
Что б там ни было, – жива,
Дремлет, скорчившись, пехота,
Сунув руки в рукава.

Дремлет, скорчившись, пехота,
И в лесу, в ночи глухой
Сапогами пахнет, потом,
Мёрзлой хвоей и махрой.

Чутко дышит берег этот
Вместе с теми, что на том
Под обрывом ждут рассвета,
Греют землю животом, -
Ждут рассвета, ждут подмоги,
Духом падать не хотят.

Ночь проходит, нет дороги
Ни вперёд и ни назад…

А быть может, там с полночи
Порошит снежок им в очи,
И уже давно
Он не тает в их глазницах
И пыльцой лежит на лицах -
Мёртвым всё равно.

Стужи, холода не слышат,
Смерть за смертью не страшна,
Хоть ещё паёк им пишет
Первой роты старшина,

Старшина паёк им пишет,
А по почте полевой
Не быстрей идут, не тише
Письма старые домой,
Что ещё ребята сами
На привале при огне
Где-нибудь в лесу писали
Друг у друга на спине…

Из Рязани, из Казани,
Из Сибири, из Москвы -
Спят бойцы.
Своё сказали
И уже навек правы.

И тверда, как камень, груда,
Где застыли их следы…

Может – так, а может – чудо?
Хоть бы знак какой оттуда,
И беда б за полбеды.

Долги ночи, жёстки зори
В ноябре – к зиме седой.

Два бойца сидят в дозоре
Над холодною водой.

То ли снится, то ли мнится,
Показалось что невесть,
То ли иней на ресницах,
То ли вправду что-то есть?

Видят – маленькая точка
Показалась вдалеке:
То ли чурка, то ли бочка
Проплывает по реке?

– Нет, не чурка и не бочка -
Просто глазу маета.
– Не пловец ли одиночка?
– Шутишь, брат. Вода не та!
– Да, вода… Помыслить страшно.
Даже рыбам холодна.
– Не из наших ли вчерашних
Поднялся какой со дна?..

Оба разом присмирели.
И сказал один боец:
– Нет, он выплыл бы в шинели,
С полной выкладкой, мертвец.

Оба здорово продрогли,
Как бы ни было, – впервой.

Подошёл сержант с биноклем.
Присмотрелся: нет, живой.
– Нет, живой. Без гимнастёрки.
– А не фриц? Не к нам ли в тыл?
– Нет. А может, это Тёркин? -
Кто-то робко пошутил.

– Стой, ребята, не соваться,
Толку нет спускать понтон.
– Разрешите попытаться?
– Что пытаться!
– Братцы, – он!

И, у заберегов корку
Ледяную обломав,
Он как он, Василий Тёркин,
Встал живой, – добрался вплавь.

Гладкий, голый, как из бани,
Встал, шатаясь тяжело.
Ни зубами, ни губами
Не работает – свело.

Подхватили, обвязали,
Дали валенки с ноги.
Пригрозили, приказали -
Можешь, нет ли, а беги.

Под горой, в штабной избушке,
Парня тотчас на кровать
Положили для просушки,
Стали спиртом растирать.

Растирали, растирали…
Вдруг он молвит, как во сне:
– Доктор, доктор, а нельзя ли
Изнутри погреться мне,
Чтоб не всё на кожу тратить?

Дали стопку – начал жить,
Приподнялся на кровати:
– Разрешите доложить…
Взвод на правом берегу
Жив-здоров назло врагу!
Лейтенант всего лишь просит
Огоньку туда подбросить.
А уж следом за огнём
Встанем, ноги разомнём.
Что там есть, перекалечим,
Переправу обеспечим…

Доложил по форме, словно
Тотчас плыть ему назад.
– Молодец! – сказал полковник.
Молодец! Спасибо, брат.

И с улыбкою неробкой
Говорит тогда боец:
– А ещё нельзя ли стопку,
Потому как молодец?

Посмотрел полковник строго,
Покосился на бойца.
– Молодец, а будет много -
Сразу две.
– Так два ж конца…

Переправа, переправа!
Пушки бьют в кромешной мгле.

Бой идёт святой и правый.
Смертный бой не ради славы,
Ради жизни на земле.

О войне


– Разрешите доложить
Коротко и просто:
Я большой охотник жить
Лет до девяноста.

А война – про всё забудь
И пенять не вправе.
Собирался в дальний путь,
Дан приказ: «Отставить!»

Грянул год, пришёл черёд,
Нынче мы в ответе
За Россию, за народ
И за всё на свете.

От Ивана до Фомы,
Мёртвые ль, живые,
Все мы вместе – это мы,
Тот народ, Россия.

И поскольку это мы,
То скажу вам, братцы,
Нам из этой кутерьмы
Некуда податься.

Тут не скажешь: я – не я,
Ничего не знаю,
Не докажешь, что твоя
Нынче хата с краю.

Не велик тебе расчёт
Думать в одиночку.
Бомба – дура. Попадёт
Сдуру прямо в точку.

На войне себя забудь,
Помни честь, однако,
Рвись до дела – грудь на грудь,
Драка – значит, драка.

И признать не премину,
Дам свою оценку,
Тут не то, что в старину, -
Стенкою на стенку.

Тут не то, что на кулак:
Поглядим, чей дюже, -
Я сказал бы даже так:
Тут гораздо хуже…

Ну, да что о том судить, -
Ясно всё до точки.
Надо, братцы, немца бить,
Не давать отсрочки.

Раз война – про всё забудь
И пенять не вправе,
Собирался в долгий путь,
Дан приказ: «Отставить!»

Сколько жил – на том конец,
От хлопот свободен.
И тогда ты – тот боец,
Что для боя годен.

И пойдёшь в огонь любой,
Выполнишь задачу.
И глядишь – ещё живой
Будешь сам в придачу.

А застигнет смертный час,
Значит, номер вышел.
В рифму что-нибудь про нас
После нас напишут.

Пусть приврут хоть во сто крат,
Мы к тому готовы,
Лишь бы дети, говорят,
Были бы здоровы…

Тёркин ранен


На могилы, рвы, канавы,
На клубки колючки ржавой,
На поля, холмы – дырявой,
Изувеченной земли,
На болотный лес корявый,
На кусты – снега легли.

И густой позёмкой белой
Ветер поле заволок.
Вьюга в трубах обгорелых
Загудела у дорог.

И в снегах непроходимых
Эти мирные края
В эту памятную зиму
Орудийным пахли дымом,
Не людским дымком жилья.

И в лесах, на мёрзлой груде,
По землянкам без огней,
Возле танков и орудий
И простуженных коней
На войне встречали люди
Долгий счёт ночей и дней.

И лихой, нещадной стужи
Не бранили, как ни зла:
Лишь бы немцу было хуже,
О себе ли речь там шла!

И желал наш добрый парень:
Пусть помёрзнет немец-барин,
Немец-барин не привык,
Русский стерпит – он мужик.

Шумным хлопом рукавичным,
Топотнёй по целине
Спозаранку день обычный
Начинался на войне.

Чуть вился дымок несмелый,
Оживал костёр с трудом,
В закоптелый бак гремела
Из ведра вода со льдом.

Утомлённые ночлегом,
Шли бойцы из всех берлог
Греться бегом, мыться снегом,
Снегом жёстким, как песок.

А потом – гуськом по стёжке,
Соблюдая свой черёд,
Котелки забрав и ложки,
К кухням шёл за взводом взвод.

Суп досыта, чай до пота, -
Жизнь как жизнь.
И опять война – работа:
– Становись!

* * *


Вслед за ротой на опушку
Тёркин движется с катушкой,
Разворачивает снасть, -
Приказали делать связь.

Рота головы пригнула.
Снег чернеет от огня.
Тёркин крутит; – Тула, Тула!
Тула, слышишь ты меня?

Подмигнув бойцам украдкой:
Мол, у нас да не пойдёт, -
Дунул в трубку для порядку,
Командиру подаёт.

Не расскажешь, не опишешь,
Что? за жизнь, когда в бою
За чужим огнём расслышишь
Артиллерию свою.

Воздух круто завивая,
С недалёкой огневой
Ахнет, ахнет полковая,
Запоёт над головой.

А с позиций отдалённых,
Сразу будто бы не в лад,
Ухнет вдруг дивизионной
Доброй матушки снаряд.

И пойдёт, пойдёт на славу,
Как из горна, жаром дуть,
С воем, с визгом шепелявым
Расчищать пехоте путь,
Бить, ломать и жечь в окружку.
Деревушка? – Деревушку.
Дом – так дом. Блиндаж – блиндаж.
Врёшь, не высидишь – отдашь!

А ещё остался кто там,
Запорошенный песком?
Погоди, встаёт пехота,
Дай достать тебя штыком.

Вдруг из кустиков корявых,
Взрытых, вспаханных кругом, -
Чох! – снаряд за вспышкой ржавой.
Тёркин тотчас в снег – ничком.

Вдался вглубь, лежит – не дышит,
Сам не знает: жив, убит?
Всей спиной, всей кожей слышит,
Как снаряд в снегу шипит…

Хвост овечий – сердце бьётся.
Расстаётся с телом дух.
«Что ж он, чёрт, лежит – не рвётся,
Ждать мне больше недосуг».

Приподнялся – глянул косо.
Он почти у самых ног -
Гладкий, круглый, тупоносый,
И над ним – сырой дымок.

Сколько б душ рванул на выброс
Вот такой дурак слепой
Неизвестного калибра -
С поросёнка на убой.

Оглянулся воровато,
Подивился – смех и грех:
Все кругом лежат ребята,
Закопавшись носом в снег.

Тёркин встал, такой ли ухарь,
Отряхнулся, принял вид:
– Хватит, хлопцы, землю нюхать,
Не годится, – говорит.

Сам стоит с воронкой рядом
И у хлопцев на виду,
Обратясь к тому снаряду,
Справил малую нужду…

Видит Тёркин погребушку -
Не оттуда ль пушка бьёт?
Передал бойцам катушку:
– Вы – вперёд. А я – в обход.

С ходу двинул в дверь гранатой.
Спрыгнул вниз, пропал в дыму.
– Офицеры и солдаты,
Выходи по одному!..

Гул разрывов, словно в бочке,
Отдаётся в глубине.
Дело дрянь: другие точки
Бьют по занятой. По мне.

Бьют неплохо, спору нету,
Добрым словом помяни
Хоть за то, что погреб этот
Прочно сделали они.

Прочно сделали, надёжно -
Тут не то что воевать,
Тут, ребята, чай пить можно,
Стенгазету выпускать.

Осмотрелся, точно в хате:
Печка тёплая в углу,
Вдоль стены идут полати,
Банки, склянки на полу.

Непривычный, непохожий
Дух обжитого жилья:
Табаку, одёжи, кожи
И солдатского белья.

Снова сунутся? Ну что же,
В обороне нынче – я…
На прицеле вход и выход,
Две гранаты под рукой.

Смолк огонь. И стало тихо.
И идут – один, другой…

Тёркин, стой. Дыши ровнее.
Тёркин, ближе подпусти.
Тёркин, целься. Бей вернее,
Тёркин. Сердце, не части.

Рассказать бы вам, ребята,
Хоть не верь глазам своим,
Как немецкого солдата
В двух шагах видал живым.

Подходил он в чем-то белом,
Наклонившись от огня,
И как будто дело делал:
Шёл ко мне – убить меня.

В этот ровик, точно с печки,
Стал спускаться на заду…
Тёркин, друг, не дай осечки.
Пропадёшь, – имей в виду.

За секунду до разрыва,
Знать, хотел подать пример:
Прямо в ровик спрыгнул живо
В полушубке офицер.

И поднялся незадетый,
Цельный. Ждём за косяком.
Офицер – из пистолета,
Тёркин – в мягкое – штыком.

Сам присел, присел тихонько.
Повело его легонько.
Тронул правое плечо.
Ранен. Мокро. Горячо.

И рукой коснулся пола;
Кровь, – чужая иль своя?

Тут как даст вблизи тяжёлый,
Аж подвинулась земля!

Вслед за ним другой ударил,
И темнее стало вдруг.

«Это – наши, – понял парень, -
Наши бьют, – теперь каюк».

Оглушённый тяжким гулом,
Тёркин никнет головой.
Тула, Тула, что ж ты, Тула,
Тут же свой боец живой.

Он сидит за стенкой дзота,
Кровь течёт, рукав набряк.
Тула, Тула, неохота
Помирать ему вот так.

На полу в холодной яме
Неохота нипочём
Гибнуть с мокрыми ногами,
Со своим больным плечом.

Жалко жизни той, приманки,
Малость хочется пожить,
Хоть погреться на лежанке,
Хоть портянки просушить…

Тёркин сник. Тоска согнула.
Тула, Тула… Что ж ты, Тула?
Тула, Тула. Это ж я…
Тула… Родина моя!..

* * *


А тем часом издалёка,
Глухо, как из-под земли,
Ровный, дружный, тяжкий рокот
Надвигался, рос. С востока
Танки шли.

Низкогрудый, плоскодонный,
Отягчённый сам собой,
С пушкой, в душу наведённой,
Стращен танк, идущий в бой.

А за грохотом и громом,
За бронёй стальной сидят,
По местам сидят, как дома,
Трое-четверо знакомых
Наших стриженых ребят.

И пускай в бою впервые,
Но ребята – свет пройди,
Ловят в щели смотровые
Кромку поля впереди.

Видят – вздыбился разбитый,
Развороченный накат.
Крепко бито. Цель накрыта.
Ну, а вдруг как там сидят!

Может быть, притих до срока
У орудия расчёт?
Развернись машина боком -
Бронебойным припечёт.

Или немец с автоматом,
Лезть наружу не дурак,
Там следит за нашим братом,
Выжидает. Как не так.

Двое вслед за командиром
Вниз – с гранатой – вдоль стены.
Тишина. – Углы темны…

– Хлопцы, занята квартира, -
Слышат вдруг из глубины.

В темноте, в углу каморки,
На полу боец в крови.
Кто такой? Но смолкнул Тёркин,
Как там хочешь, так зови.

Он лежит с лицом землистым,
Не моргнёт, хоть глаз коли.
В самый срок его танкисты
Подобрали, повезли.

Шла машина в снежной дымке,
Ехал Тёркин без дорог.
И держал его в обнимку
Хлопец – башенный стрелок.

Укрывал своей одёжей,
Грел дыханьем. Не беда,
Что в глаза его, быть может,
Не увидит никогда…

Свет пройди, – нигде не сыщешь,
Не случалось видеть мне
Дружбы той святей и чище,
Что бывает на войне.

Энциклопедичный YouTube

    1 / 5

    ✪ Василий Тёркин. Александр Твардовский

    ✪ А.Т. Твардовский. Поэма "Василий Тёркин"

    ✪ Василий Теркин - Переправа (Стих и Я)

    ✪ 79 Александр Твардовский Василий Тёркин

    ✪ Василий Теркин краткое содержание (А. Твардовский). 11 класс

    Субтитры

    Друзья, если у вас нет возможности читать поэму Александра Твардовского «Василий Тёркин», смотрите это видео. Это сборник историй об одном солдате во время Великой Отечественной войны. Написал поэму Твардовский в 1945 году. Другое название поэмы – «Книга про бойца». Поэма состоит из 30-ти глав. Каждая глава – отдельная история из фронтовой жизни Тёркина. Во время войны Твардовский (который и сам воевал на фронте) для поддержания боевого духа солдат читал им отдельные главы из поэмы. Итак… Автор пишет, что на войне очень важно, чтобы была вода и еда. Но ещё не меньше на войне нужен юмор. Ведь без него совсем можно с ума сойти. Вот потому солдаты и ценили Ваську Тёркина, парня, который мог всем поднять настроение. Да и сам Твардовский благодарит своего героя за то, что тот помог ему стать популярным писателем. Новичок в пехотной роте Васька рассказывает парням, что эта война для него уже вторая. Объясняет им, что значит слово «сабантуй». В общем, когда на поле боя полная жопа, когда прут много немецких танков – это главный сабантуй. А когда чуть-чуть постреливают – это так… лёгкий сабантуй. Солдатам Васька сразу понравился. Васька Тёркин был самым обычным парнем. Первая история о том, как Васька с парнями пробирался с тыла немецкой стороны к своим на фронт. Парни были худыми, босыми. Было их человек 10 во главе с командиром. (Напомню, что первые два года войны советские войска в основном отступали). И конечно солдат это напрягало. Но Васька постоянно твердил, что они ещё вернутся на свои земли. Командир ему сказал, что по пути будет его родная деревня. - В чём вопрос? – ответил Васька. – Давай зайдём. В деревню отряд пришёл поздно ночью. Командир привёл парней в свой дом. Его жена всех накормила и спать уложила. А командир же хочет с женой того… А тут столько парней рядом. Вроде как уснули все. Ваське не спится, он всё понимал и вышел на улицу, чтобы не мешать командиру… Под утро командир нарубил для жены дров, дождался пока его дети проснулись, и ушли солдаты дальше, понимая, что уже сегодня немцы могут прийти в эту деревню. Дело было в ноябре. Солдаты подошли к переправе. Ночью, обломав лёд, на понтоны погрузился первый взвод. Затем второй. Затем третий. Немцы открыли огонь. Многие ребята погибли тогда. Кто-то успел перебраться, кто-то нет. Те, кто не успели, ждали рассвета, а с ним и помощи. Двое дозорных увидели, что к ним кто-то плыл. - Да ну. Не может этого быть, - сказал один. – В такой холодной воде? - Может это тело кого-то из наших? – подумал второй. Присмотрелись – плыл кто-то живой. Это был Васька Тёркин. Его сразу отвели в избушку, спиртом растёрли. - Давай внутрь, а не на кожу, - попросил Васька. Дали. Васька выпил и начал рассказывать. Сказал, что их взвод на правом берегу готов помочь с переправой. Нужно только, чтобы с этого берега огнём прикрыли. Сказал, ещё выпил и поплыл назад. Другим разом Тёркин налаживал телефонную связь. Он с катушкой проводов шёл вслед за своей ротой. В трубку просил парней из Тулы помочь им огнём по немцам. Вдруг рядом с ним упал снаряд. Васька упал на землю и ждал взрыва. А не было почему-то взрыва. Посмотрел, понял, что взрываться не будет и поссал на этот снаряд. А затем Васька увидел немецкого офицера, который приближался к нему. Немец его не видел. Тогда Васька его штыком проткнул. Немец успел ранить Ваську. И вот парень лежал, истекал кровью и видел, как по той позиции, где он сам лежал, Тула стала бить огнём. Вот же было бы обидно от своих же и погибнуть. Повезло. Подошли наши танки. Парни-танкисты увидели Ваську и помогли ему. Иначе помер бы Васька. Васька размышляет, что вот было бы здорово получить медаль. Он тогда бы приехал домой и в сельсовете похвастался бы ею. А потом пошёл бы на любую вечеринку, и все девчонки были бы его. - Вот зачем мне медаль нужна, пацаны, - сказал парням Васька. – Мне даже орден не нужен, я согласен на медаль. По прифронтовой зимней дороге шёл одинокий Тёркин. Он догонял свой стрелковый полк. Его нагнал грузовик. Выглянул шофёр: - Залазь, пехота. Подвезу. Едут, курят, общаются. Видят впереди перекрытую дорогу колонной транспорта. Холодно всем. Васька спрашивает, есть ли у кого-то гармонь. - Да есть, - отвечает танкист. - А чья она? - Убитого командира. Дали парни Ваське гармонь. Тот начал с грустной мелодии. И вдруг, как будто теплее всем стало от музыки. Сразу другие парни начали подтягиваться на звуки гармони. Про трёх друзей-танкистов Васька спел. И потом как-то стало веселее. Присмотрелись два танкиста к Ваське: - Слушай, а это мы тебя тогда нашли всего в крови и в санбат отвезли? - Может и меня, - ответил Васька. И тогда парни сказали, чтобы он забрал себе гармонь и своих друзей ею развлекал. Зимой в избе на печи лежала старуха. В трёх верстах был слышен бой. Дед-хозяин сидел у окна. Затем взял пилу и принялся её точить, чтобы не бездельничать. - Дед, да она нормальная. Нужно развести её. Тащи разводку, - сказал деду Васька Тёркин. Всё сделал, как нужно. Отдал пилу деду. Увидел на стене неработающие часы. Снял, отремонтировал. - Хочешь, бабка, я скажу, где у тебя сало спрятано? – вдруг спросил Васька. Бабка подорвалась и пожарила солдату сало с яйцами. Васька сел с дедом, выпили, поговорили о жизни, о войне. Дед ведь тоже когда-то воевал, тоже был солдатом. - Ты мне, парень, скажи: побьём мы немца? - Побьём, отец, - ответил Васька и пошёл воевать. Один солдат-бородач потерял свой кисет. (Кисет – это мешочек для табака). Расстроился мужик. Сначала семью потерял, а теперь и кисет. Тёркин видел всё это и чтобы поднять бородачу настроение, рассказал свою историю о меховой шапке. Достал её из мешка как доказательство. А на голове ещё одна есть. - Как-то привезли меня раненного в санбат. Шапка где-то спала. А как же я зимой без шапки? Никак. Говорю девчонке, которая перевязывала меня, что мне плохо без шапки. Так она мне свою дала. Я её храню, как память. Солдаты размышляли, что на войне холостому лучше. Так он не думает о жене и детях. Васька отдал бородачу свой кисет. - То, что ты семью потерял – это ведь не твоя вина, - сказал Васька. – И потерю кисета тоже можно пережить. Хотя, согласен, обидно. А вот потери Родины никак нельзя допустить. Пошёл однажды Васька в разведку, и довелось ему врукопашную биться с немцем. Сильным, ловким и сытым. Васька понимал, что преимущество на стороне немца. Колотили друг друга будь здоров! Приблизились они. А у немца изо рта чесноком воняет. - Ах ты ж сука фашистская! И ударил его Васька незаряженной гранатой. Немец упал, но был жив. Васька понимал, что немца лучше не убивать, а к своим привести – чтобы допросить его. Автор пишет, что на войне солдат должен делать то, что ему приказывают. Он даже влюбиться не может без разрешения, даже портянки поменять. Наши парни сидели по окопам. И тут слышат: летит немецкий самолёт. Парни приникли к земле. Кроме одного. Достал солдат винтовку, прицелился в самолёт и попал! Самолёт пошёл к земле. Сразу позвонил генерал из штаба с вопросом: «Кто стрелял?». Вот так Васька Тёркин получил орден. Это он стрелял. Как-то довелось Тёркину несколько дней лежать в госпитале. И увидел он там самого обычного мальчишку. А уже героя. Спросил Васька, откуда парень. Подумал, может быть, земляк. - Я из-под Тамбова, - сказал парень. А Васька был из Смоленска. И так ему обидно стало, что в его родном Смоленске нет героя. И тогда Васька твёрдо решил получить орден. И получил! «Но все эти награды – ерунда, - размышлял Васька. – Главное, чтобы Родина была». Война шла уже второй год. Тёркин у реки стирал своё бельё, разлёгся на траве. Хорошо ему! Позвали к генералу. Генерал наградил Тёркина орденом, похвалил за сбитый самолёт и разрешил на неделю съездить в отпуск домой. - Да мне недели мало, товарищ генерал. Немцы там, где моя деревня. Но я местность хорошо знаю. - Понятно. Значит ты мне нужен. А в отпуск другим разом пойдёшь. Деревня Борки стояла за болотом. И вот в этом болоте летом шёл бой. Парням худо было, но Тёркин шутил, подбадривал ребят. Там много полегло наших парней за никому неизвестные Борки. Но главное, что эти Борки были частью Родины. Любого солдата на войну провожала хотя бы одна женщина – мать, сестра, жена, любимая девушка или дочка. Письма от них всегда грели душу солдату и напоминали, ради кого им стоит воевать. А жёны во время войны стали такими хорошими. Хотя до этого могли быть чёртовыми ведьмами. От таких солдаты на войне спасались. Уж лучше пусть пули над головой свистят, чем такая жена под боком. Война ведь рано или поздно закончится, и тогда солдат вернётся к своим женщинам. А вот у Васьки Тёркина не было такой женщины, которая бы его любила. И автор обращается к девчонкам, чтобы они полюбили такого хорошего парня, как Васька. На войне каждый солдат мечтает хорошо выспаться. И когда он в отпуске оказывается дома, то попадает словно в рай. Там можно спать на чистой тёплой постели, в одном белье, там можно есть 4 раза в сутки. И со стола, а не с колена. И без винтовки, лежащей всегда рядом. И ложку в сапог можно не прятать. И вот в подобном раю оказался наш Васька Тёркин. Только как-то не спится Ваське в такой постели. Надел свою боевую шапку и сразу уснул. А на следующий день Васька решил вернуться к своим боевым товарищам. Сел на проходящий грузовик, приехал в роту. - Ну, парни, как вы тут без меня? Зима. Очередной бой возле села. Лейтенант повёл за собой в атаку парней. Но очень скоро его подстрелили. И тогда Васька Тёркин повёл ребят за собой. Село взяли. А Ваську тяжело ранили. Лежал он на снегу, и пришла к нему смерть. - Ну что, дружок, отвоевался? Пойдём со мной, - сказала она ему. - Хера тебе! Я ещё живой, - ответил ей Васька. Смерть начала его уговаривать сдаться и покориться ей. Но Тёркин отказывался умирать и продолжал держаться. - Да тебя уже не найдут. Сдавайся. И тебе сразу станет тепло. Чесслово. - Не-а. Маловато я пожил. Я ещё хочу. Мне ещё немца нужно победить. Но надежда уходила, и тогда Васька попросил смерть, чтобы она в День победы над немцами разрешила ему побыть среди живых. - На таком условии забирай меня. - Не. Не пойдёт, - ответила смерть. - Тогда вали на хер! И тут Васька увидел, как ребята из похоронной команды шли. Васька крикнул им, пацаны удивились, что он ещё жив и понесли его в санбат. Смерть какое-то время шла рядышком, а потом поняла, что ей ловить здесь нечего и ушла других жертв искать. Из госпиталя Васька пишет письмо парням из своей роты. Пишет, что соскучился и хочет поскорее снова к ним присоединиться. Когда Тёркин вернулся к своим, то кое-что изменилось: появились новые люди. И среди них был Тёркин. Но не Васька, а Иван, рыжий. И тоже шутник, и тоже герой, и тоже с орденом, и тоже на гармони умел играть. Тогда старшина сказал, что у каждой роты будет свой Тёркин. Помните деревню, где в хате деда и старухи Васька чинил пилу и часы? Те часы немец снял со стены и с собой забрал. Наши парни из разведки подошли к этой хате. Дед с топором был готов защищать свой дом, но услышал русскую речь и обрадовался парням. А потом в одном из них узнал Ваську Тёркина. Уже офицера! Васька пообещал из Берлина привезти деду с бабой двое новых часов. Наступило время, когда советские войска начали отвоевать ранее отданные земли. Васька с парнями подбирался к родной Смоленщине. И в сердце у него от этого щемило. Впереди был Днепр. Парни переправились через реку. И родная Васькина деревня осталась позади. Васька рассказывает историю об одном весёлом солдате, с которым вместе служил. Он раньше был весёлым, пока не узнал, что нет у него больше семьи – ни жены, ни маленького сына. Когда наши отряды проходили возле Смоленска, отпросился тот парень у командира в короткий отпуск домой сбегать. А не узнал солдат своей деревни – стёрта с лица земли. Вернулся он в отряд уже бездомным. Плакал всё время. Но не он один был в таком положении – у многих солдат была такая же ситуация. И они вставали и шли дальше на Берлин. По дороге встретили какую-то старуху, которая из-за границы шла домой. Васька сказал, что негоже солдатской матери идти в такую даль. И дал ей лошадь, корову, овцу. - А если по дороге спросят, откуда у меня скотина? – спросила старуха. - Скажи, что Васька Тёркин снабдил. Тебя везде пропустят. И вот советские войска уже в Германии. Наши парни мылись в бане. Один солдат хорошо попарился и пошёл одеваться. На гимнастёрке у него были ордена и медали. - В военторге купил? – троллят его парни. - Это ещё не все, - ответил он им. Вот такие, друзья, военные истории об обычном советском солдате Василии Тёркине.

О произведении

Совпадение имени главного героя с именем героя романа писателя XIX века П. Д. Боборыкина оказалось случайным .

Красноармеец Тёркин уже тогда начал пользоваться определённой известностью у читателей окружной газеты, и Твардовский решил, что тема перспективна, и её необходимо развить в рамках произведения крупной формы .

22 июня 1941 года Твардовский сворачивает мирную литературную деятельность и на следующий день уезжает на фронт. Он становится военным корреспондентом Юго-Западного , а затем 3-го Белорусского фронта . В 1941-1942 годах вместе с редакцией Твардовский оказывается в самых горячих точках войны. Отступает, оказывается в окружении и выходит из него.

Весной 1942 года Твардовский возвращается в Москву. Собрав разрозненные записи и наброски, он снова садится за работу над поэмой. «Война всерьез, и поэзия должна быть всерьез» - пишет он в своём дневнике . 4 сентября 1942 года началась публикация первых глав поэмы (вступительная «От автора» и «На привале») в газете Западного фронта «Красноармейская правда» .

Поэма получает известность, её перепечатывают центральные издания «Правда », «Известия », «Знамя ». Отрывки из поэмы читают по радио Орлов и Левитан . Тогда же начали появляться известные иллюстрации, созданные художником Орестом Верейским . Твардовский сам читает своё произведение, встречается с солдатами, посещает с творческими вечерами госпитали и трудовые коллективы .

Произведение имело большой успех у читателей. Когда в 1943 году Твардовский хотел закончить поэму, он получил множество писем, в которых читатели требовали продолжения. В 1942-1943 году поэт пережил тяжёлый творческий кризис. В армии и в гражданской читательской аудитории «Книгу про бойца» принимали на ура, но партийное руководство раскритиковало её за пессимизм и отсутствие упоминаний о руководящей роли партии. Секретарь союза писателей СССР Александр Фадеев признавался: «поэма отвечает его сердцу» , но «…надо следовать не влечениям сердца, а партийным установкам» . Тем не менее, Твардовский продолжает работу, крайне неохотно соглашаясь на цензурную правку и купюры текста. В итоге поэма была завершена в 1945 году вместе с окончанием войны. Последняя глава («В бане») была закончена в марте 1945 года. Ещё до окончания работы над произведением Твардовский был удостоен Сталинской премии .

Заканчивая работу над поэмой, Твардовский ещё в 1944 году одновременно начинает следующую поэму, «Тёркин на том свете». Первоначально он планировал написать её как последнюю главу поэмы, но замысел вырос в самостоятельное произведение, в которое также вошли некоторые не прошедшие цензуру отрывки из «Василия Тёркина». «Тёркин на том свете» был подготовлен к печати в середине 1950-х и стал ещё одним программным произведением Твардовского - ярким антисталинским памфлетом . 23 июля секретариат ЦК под председательством Н. С. Хрущёва принял постановление, осуждающее Твардовского за подготовленную к публикации поэму «Тёркин на том свете». Во время кампании по «разоблачению Сталина», 17 августа 1963 года поэма была впервые опубликована в газете «Известия ». В военное же время поэму (точнее, её отрывки) заучивали наизусть, передавали друг другу вырезки из газет, считая её главного героя образцом для подражания.

Критика и художественные особенности

Как такового сюжета в поэме нет («На войне сюжета нету» ), но он построен вокруг связующей идеи военной дороги, по которой Тёркин вместе со всей советской армией идёт к цели. Недаром центральной главой большинство критиков считает главу «Переправа». В начале поэмы хорошо заметна преемственность с предыдущим произведением Твардовского - утопической поэмой «Страна Муравия», которая также начинается с рассказа о дороге, по которой предстоит пройти герою. Роль авторских отступлений в повествовании также очень важна. Своеобразный диалог автора с главным героем занимает значительное место в тексте поэмы .

Тёркин в поэме выступает как собирательный образ, воплощающий лучшие черты, присущие советскому солдату . Окружающие Тёркина герои безымянные и абстрактные: сослуживцы бойца, генерал, старик и старуха, Смерть - словно позаимствованные из народной сказки (фактически это полное переосмысление поэмы «Аника-воин » с противоположным исходом: даже служащие Смерти ангелы - принявшие будничный вид похоронной команды - на стороне Воина [ ]). Язык поэмы, несмотря на внешнюю простоту, - образец узнаваемого стиля поэта. Он питается от народной, устной речи. Интонационно богатый текст произведения пересыпан фразами, звучащими, как поговорки и строки частушек («Хорошо, когда кто врёт весело и складно», «Молодец, а будет много - сразу две. - Так два ж конца…»). Автор передаёт точным и взвешенным слогом речь Тёркина, лирически возвышенное описание природы и суровую правду войны .

Выбор в качестве размера поэмы четырёхстопного хорея не случаен. Именно такой размер характерен для русской частушки и хорошо соответствует повествовательному ритму поэмы. Критики также считают, что в поэме «Василий Тёркин» отчётливо ощущается влияние русских народных сказок, в частности, «Конька-Горбунка » Ершова .

Отличительной особенностью произведения, напоминающего сказание о народном герое, стало отсутствие идеологического начала. В поэме нет обычных для произведений тех лет славословий Сталину. Сам автор отмечал, что ритуальное упоминание о руководящей и направляющей роли партии «разрушало бы и замысел, и образный строй поэмы о народной войне». Данное обстоятельство впоследствии создало большие проблемы для публикации и задержало издание окончательного варианта поэмы .

Секрет творчества Твардовского не только в лёгкости ритма и виртуозном использовании разговорного языка, но и в безошибочном чутье писателя, позволившем удержаться на правильной стороне в пропагандистской войне, не поддаваясь соблазну лжи. В книге сказано столько правды, сколько позволяли обстоятельства.

Оригинальный текст (англ.)

The secret of Tvardovsky’s, beside his easy rhythms is his virtuosic command of colloquial Russian and his unerring tact in staying on the “right” side of the propaganda line of the moment without telling outright lie, while also propounding as much of the truth as was at all possible under the current circumstances.

Культурное значение

Поэма «Василий Тёркин» - одно из наиболее известных произведений, созданных во время Великой Отечественной войны, прославляющее подвиг безымянного русского солдата. Поэма издавалась большими тиражами, переводилась на многие языки, вошла в школьную программу СССР и России и была хорошо известна любому школьнику .

Твардовский, сам прошедший фронт, впитал в язык поэмы острые и точные солдатские наблюдения, фразы и поговорки . Фразы из поэмы стали крылатыми и вошли в устную речь.

О произведении Твардовского высоко отзывался