Александр Галин
Современная история в двух действиях
Действующие лица
Николай Михайлович Чмутин,
Людмила – его дочь,
Леонид – ее муж,
Нина Ивановна Воронкова,
Роза Александровна Песочинская,
Диана Владимировна Барабанова.
Действие первое
В комнате полумрак, только чудом проникший сквозь тяжелую штору солнечный лучик играет в подвесках бронзовой люстры. Картины в тяжелых рамах. Если б не было нескольких хитроумно запрятанных предметов современного быта: телевизионного экрана, впаянного в стену, проигрывателя, телефона, совершенно незаметных в антикварной меблировке, – можно было бы предположить, что в этой квартире доживает свой век старый аристократ. Вполне могла открыться дверь, и вошел бы седой дряхлый слуга, например, тушить свечи. Два мрачно темнеющих бронзовых подсвечника стоят у стены. Но свечи в них не горят. Входит Николай Михайлович Чмутин, высокий худой старик. Небрит. В носках. Рубашка выпущена наружу. Что-то странное с первого взгляда обнаруживается в нем. Похоже, он только что встал после дурного сна. Некоторое время старик стоит у двери с таким видом, будто впервые попал в эту комнату. Что-то бормочет, а что – не разобрать. Прошел по комнате, и стало ясно, что за день он сюда не раз заходил, но, как и сейчас, видимо, без всякой цели. Остановился. Прислушался. Подошел к окну и раскрыл штору. В комнату пробилось закатное солнце.
Чмутин. Гуля-гуля-гуля… Гуля-гуля-гуля… Здравствуй, здравствуй, дурачок. А я тебя ждал. Где же тебя, басурмана, носило? Поешь хлебушка… Не хочешь… Водички попей… Блюдце не разбей только, а то меня заругают. Не бойся… Третий день мы знакомы, а ты все меня боишься. Не трону я тебя. У меня ведь в Курске была голубятня. Пристроил таким же буркачам, как ты, над сараем пирамидку. Улица Максима Горького, дом семнадцать. Рядом церковь, напротив пожарной команды. Внизу река Тускарь течет… За ней поля без конца и края. Я во втором домоуправлении кровельщиком работал. Тоже вроде птицы жизнь на крышах провел. Сверху мне все видно было. В каком доме свадьба, в каком похороны. Другие, которые на земле жили, успели добра накопить… И с моей специальностью можно было зарабатывать. Прибился к артели, поездил по деревням, вот тебе и круглая сумма. Некоторые ребята, что у меня выучились, до сих пор по России кружат. А я коммунальные дома латал, государственные. Они ведь второпях строились, после войны… Кому-то надо было за этими инвалидами присматривать. Стали новые ставить, а их сносить… радуются люди, а мне жалко… Ты, значит, москвич, столичный житель, а я курянин. Летал бы, как другие птицы, в теплые края, обязательно познакомился с моими голубями. Попросил я соседа своего, Василия Ивановича, их подкармливать, так он неделю назад умер. Дочь его мне написала. Друг мой, электрик Василий Иванович, умер, а на целых три года моложе меня. Я думаю все, кто их там-то покормит? На церковный двор если догадаются полететь, там старушки богомольные…
Телефонный звонок.
(Берет со стола лист бумаги и карандаш. Поднимает трубку.) Пожалуйста, говорите… Людмилы нет еще. Подождите. Вы мне продиктуйте, что надо передать, – я для них записываю. (Пауза.) Помедленнее говорите. (Записывает.) Кто разговаривает со мной? Махлаков из управления. Товарищ Махлаков, проверьте. «Люда, помоги: сделай четыре купейных до Симферополя». Правильно? Вешайте трубку. (Положил трубку и подошел к окну.) Народ из учреждения едет. А я с работы пешком. За день от земли отвыкнешь, ног под собой не чувствуешь. Я ведь не ходил по улицам, а бегал. Жена никак поспеть за мной не могла. Так за спиной сорок с лишним лет и проходила… Потом умерла… И вот как я один остался, так совсем дурным сделался… Не ел почти ничего. Желания не было. Дочь привезла к себе, положила в больницу для нервных людей. Доктор сказал – вы человек здоровый, только надо хотеть жить. Сказать легко…
Телефонный звонок.
Ты, дружок, не улетай… подожди. (Вновь берет со стола бумагу и карандаш. Поднимает трубку.) Пожалуйста, говорите. Да, это Николай Михайлович. Нет, Людмила еще не пришла. Утром? Ничего не говорила. (Пауза.) Кого приведете? Какие женщины? Почему нельзя по телефону? Так, что ей передать. Какие женщины? Хорошо, вешаю трубку. (Записывает.) Леонид сообщил – придут женщины. (Вернулся к окну.) Улетел… надоело стариковскую галиматью слушать. (Подошел к старинным стенным часам.) У них половина третьего. Часы здесь тоже мебель. Сколько на моих? Восемнадцать тридцать две. (Прошел по комнате. Остановился.) Ну что, Василий Иванович, продолжим партию? Посмотрим, что ты надумал со вчерашнего вечера. (Выходит. Возвращается с доской, на которой расставлены шахматы.) Как ты мне говорил, Василий Иванович? С кем сражаться будешь? С тобой, больше не с кем. Твой ход, сосед. (Делает ход. Переходит на другую сторону.) Та-а-ак. Подожди… Василий Иванович, дай-ка я свою дамочку отсюда уберу. Это у тебя их – гарем, а у меня всего одна. Что ты на это скажешь? (Переходит на место отсутствующего Василия Ивановича.) А скажу я, Николай Михайлович, вот что… скажу я, кто черными играет, у того и мысли черные… вот что я скажу.
МХАТ имени Чехова показал премьеру спектакля "Ретро" в постановке Андрея Мягкова. Театр сделал вид, что с времен появления пьесы Александра Галина, то есть за двадцать с лишним лет, в мире и в театре ничего по сути не изменилось.
Так получилось, что со времени прихода во МХАТ имени Чехова Олега Табакова (то есть больше полутора лет) несколько ведущих народных актрис и актеров этого театра не получали новых работ. А старые спектакли меж тем один за другим из репертуара исчезают. Господин Табаков – и как дальновидный руководитель, и как практикующий актер – знает, что актеры должны непременно выходить к зрителю, играть на сцене, ну в крайнем случае, если им уж очень хочется, даже режиссировать иногда имеют право. Пусть не самые лучшие на свете пьесы. Но только не бездельничать.
Главное достижение "Ретро" состоит в том, что над пьесой Александра Галина поработали народный артист Андрей Мягков в качестве постановщика и три замечательные мхатовские народные артистки – Наталья Тенякова, Анастасия Вознесенская и Раиса Максимова. Они играют трех одиноких пожилых женщин, которым предложили посвататься к вдовцу. Старик этот приехал в Москву из деревни, тоже страдает от одиночества и от чужой ему городской жизни. Охотно общается он разве что с залетающими уличными птицами, хотя живет в хорошей квартире с дочерью и зятем. Дети хотят женить его исключительно из благих побуждений, чтобы отвлечь от грустных стариковских мыслей. По стечению обстоятельств все три пенсионерки – эксцентричная экс-балерина, строгая экс-медсестра из психушки и сердобольная мать семейства – заявляются одновременно, отчего конкурс невест превращается в недоразумение. Жениха играет народный артист Владимир Краснов, приглашенный Табаковым из родного Саратова для укрепления мужской труппы, дочку с мужем – Дарья Юрская и Игорь Верник.
Принято считать, что такие житейские театральные истории об одиноких стариках и их современных детях не могут устареть. "Ретро" проходит по ведомству лирических комедий – это когда вам все время смешно, а потом непременно должно стать грустно, потому что речь идет о неизбежном. Тут ни прибавить ни убавить: играй себе, как написано, используй бытовые зарисовки и не мудрствуй лукаво, а то хуже будет. Роль режиссера сводится к диспетчерской: следить, чтобы актеры говорили громко, выходили на сцену вовремя и друг друга не перебивали. И вообще – должен же быть кто-то, кто сидит на репетициях, подбадривает там участников или ругается с ними. Кто подписывает афишу и отдельно от других выходит на аплодисменты. Со всем этим Андрей Мягков, судя по всему, справился отлично. Так что если вы считаете, что самый правильный театр (или "настоящий МХАТ") – это когда на сцене горит яркий свет, стоит много мебели, а артисты в приличных костюмах честно, то есть в меру таланта и профессиональной формы, целый вечер разыгрывают немудреную, умело сколоченную пьесу с антрактом, а в конце спектакля торжественно уходят под музыку вверх по лестнице со свечками в руках,– в этом случае спокойно ступайте на "Ретро" и получайте удовольствие.
Есть, впрочем, одно обстоятельство, которое мешает забыться и получать удовольствие. Пьесе Александра Галина все-таки двадцать с лишним лет. Но театр настаивает, что действие происходит сегодня: в руках у молодой героини появляется мобильный телефон и русское издание Cosmopolitan, упоминается "Рамстор" и интернет. С арифметикой, правда, выходит нескладно – например, получается, что героиня, которая "еще застала гимназии", должна была бы уже разменять десятый десяток. А ее играет моложавая и полная жизни Наталья Тенякова. Ну да это все мелочи, важнее другое.
Конечно, проблема одинокой старости не стареет и от состояния общества почти не зависит. Но тип героя и тип драматургического конфликта со временем меняется, да еще как. Герой Игоря Верника, дипломированный историк, спекулирующий мебелью, сегодня попросту не существует – он растворился, эмигрировал или стал богатым капиталистом и не станет искать среди престарелых клиенток жену для тестя из деревни. "Ретро" написано на закате борьбы с вещизмом, но по нынешним меркам – вещица примитивная и лакировочная. Вы меня уверяете, что она написана сейчас? Но это значит, что ее писал слепой и глухой человек. И ставил, значит, такой же. Теперь и старики знакомятся иначе, и с родителями обращаются не так. И разговаривают люди по-другому, и о другом говорят. В конце пьесы отец возвращается в деревню. В 79-м он бежал обратно к природе из большого советского города. Его особенно не удерживали – даже завидовали обретению свободы. А теперь он куда едет? Помирать без электричества и пенсии? Вполне возможно, что год, когда написана пьеса Галина, кажется создателям спектакля идиллическим временем. И если бы они поставили "Ретро" именно как ретро, как лирическое воспоминание, вот тогда можно было бы обсуждать, насколько это современная постановка и о чем ее появление свидетельствует.
Триумфальное шествие мелодраматической комедии «Ретро» по сценам советских театров пришлось на самый конец застоя. Театры можно понять. В произведении Александра Галина есть все, что необходимо репертуарной пьесе, - занимательная фабула, бенефисные роли, ностальгический трепет, искрометные репризы. И смех, и слезы, и любовь. Мало того, в «Ретро» можно без труда обнаружить общественно-политический пафос. История о том, как зажиточные молодые люди решили женить своего старика-отца, устроив ему смотрины престарелых невест, заставляла зрителя задуматься о таких социальных язвах, как вещизм, стяжательство, отсутствие у некоторой части молодежи духовных интересов. Недаром живое воплощение этих неприглядных качеств, в прошлом историк, а ныне торговец антикварной мебелью Леня, и является в пьесе инициатором авантюрно-матримониальной затеи. Чуть позже у героев вроде Лени появится в драматургии куда более привлекательный имидж, а перестроечная пьеса Владимира Арро «Смотрите, кто пришел» и вовсе станет гимном прагматичным дельцам. Но в 1979 году (год написания пьесы) высокий уровень жизни и духовность были так же несовместимы в сознании интеллигентных людей, как пионерский галстук и нательный крест.
Понятно, что с течением времени крепкая сюжетная основа «Ретро» (образцовой «хорошо сделанной пьесы» советской поры) никуда не делась, зато социальный пафос безнадежно поблек. И у постановщика были две равноценные возможности - поставить «Ретро» в духе ретро, то есть воскресить на сцене еще незабытые зрителями приметы позднего застоя, или вообще по возможности устранить следы времени. Сделать что-то вроде арбузовской «Старомодной комедии», только не на двух, а на нескольких исполнителей. Андрей Мягков пошел другим путем. Он поместил незатейливый сюжет в современный контекст, отчего конфликт человечных стариков и циничной молодежи неизбежно стал восприниматься как противостояние доброго советского и недоброго постсоветского времен, а спектакль в целом оказался исключительно богат на курьезы. Как только престарелые героини начинают вспоминать, сколько лет им было в годы войны, критик замирает и начинает производить в уме нехитрые арифметические операции. По пьесе барышням к семидесяти, но с поправкой на минувшие двадцатилетие - почти девяносто. Думать в этом возрасте о замужестве по меньшей мере экстравагантно. Об идеологическом антагонисте стариков, Лене, и говорить не приходится. Дельцы-кустари советского замеса перевелись еще во времена кооперативов, и почему это реликтовое существо все еще чувствует себя хозяином жизни - решительно непонятно. В общем, ретро у Мягкова не получилось, но драматургической публицистики - тоже. Зато в полной мере название пьесы отозвалось в постановочных приемах популярного артиста. В финале герои, взявши в руки свечи, уходят вверх по белой лестнице, а противостояние духовности и бездуховности настойчиво подчеркивается в музыкальном оформлении спектакля. Первую символизируют мелодии и ритмы современной эстрады, вторую - неподвластная времени классика.
Но все это, в конце концов, не так уж важно. Понятно, что подобные пьесы ставятся не ради режиссерских концепций, а для того, чтобы задействовать в репертуаре пожилых участников труппы, по естественным причинам оставшихся без ролей. Это типичный спектакль для стариков. Вы смотрели «Соло для часов с боем»? Если да, путь на «Ретро» вам заказан. С выдающимся спектаклем Анатолия Васильева опус Мягкова лучше не сравнивать. Как только Анастасия Вознесенская, играющая невесту-балерину, пускается в пляс, невольно вспоминаешь даже не плясавшую, а просто вскидывавшую ножку и разбивавшую бокал с шампанским Ольгу Андровскую и опускаешь очи долу. Даже выдающаяся актриса Наталья Тенякова (еще одна невеста, по имени Диана) нет-нет да сбивается на дурное комикование. Дарья Юрская в роли жены дельца Лени, Людмилы, весь спектакль недвусмысленно виляет бедрами, отчего-то полагая, что именно так следует создавать на сцене образ стервы. Сам Леня (Игорь Верник) не столько играет, сколько блистает фирменной телеулыбкой. Лучше других выглядят Дмитрий Краснов (старих-жених) и Раиса Максимова (невеста-медсестра), но и они при воспоминании о великих мхатовских стариках в незатейливой пьесе Освальда Заградника немедленно тускнеют.
Настоящей режиссуры уровня Анатолия Васильева Мягков предложить, понятное дело, не может, но и в играх со временем он тоже терпит поражение. Сидишь и ждешь, вот сейчас на сцену ворвется юный Олег Табаков, чтобы порубать шашкой все эти антикварные доски. Ан нет. Не выскочит. Наш бесконечно талантливый и беззастенчиво прагматичный современник давно уже не играет в одноименном театре. Он сидит (и вполне заслуженно) в кабинете худрука МХАТа, из окон которого отлично видать, какой нынче год на дворе.
Во МХАТе им. Чехова пьесу Александра Галина "Ретро" поставил актер Андрей Мягков. Это его вторая (не считая студийных) режиссерская работа - первая состоялась во МХАТе в 89-м году.
И это второе вхождение "Ретро" в Камергерский переулок - однажды Александр Галин уже приносил его сюда, но пьесу в Художественном театре отвергли, поставили в Малом, а через двадцать с лишним лет, после того как "Ретро" обошло многие страны мира и было "сдано" в архив, неожиданно растрогало до слез.
Причин тому несколько. Описанная простая человеческая история (в антикварных декорациях и с деталями в биографиях персонажей, остроактуальными именно двадцать лет назад) если в театре и позабылась, то в жизни повторяется с завидной цикличностью: дети вырастают, начинают говорить с родителями на разных языках, родители стареют, в старости приходят к одиночеству; молодые пытаются им помочь, но те не понимают их стараний. Это в общечеловеческом смысле. А в данном конкретном случае дочь (Дарья Юрская) и ее муж (Игорь Верник) решают поженить ставшего вдовцом отца (Владимир Краснов) и приглашают без его ведома на смотрины трех старушек (Анастасия Вознесенская, Раиса Максимова и Наталья Тенякова). Драматург, конечно, сгущает краски. Старушки у него приходят все сразу, отчего тоска старика становится еще беспросветней - три месяца как остался один, не ел почти ничего - жить не хотелось, а тут такой конфуз... Но потенциальные невесты не только не обижаются, но и под разными благовидными предлогами возвращаются в квартиру к старику, изо всех сил стараясь ему понравиться. Тенякова читает Пушкина. Вознесенская танцует и обещает научиться готовить. Максимова поет. Дальше начинается мхатовский "Мишин юбилей" - герой задумывает увезти к себе в деревню всех претенденток. Старушки ничего друг против друга не имеют и согласны - так они соскучились по общению. Во втором акте все входят во вкус, возвращаются к жизни, устраивают романтический вечер при свечах с шампанским, ананасами и мороженым, и... рай нарушают своим приходом дети. Финальная мизансцена была бы неутешительно надсадна и без их участия. Совершается ритуальное шествие со свечками по лестнице (художник Александр Боровский) - восхождение к небесам, которое трактовать можно то ли как путь в счастливую жизнь, то ли - в загробную, потому что одиночество неискоренимо, они совсем никому не нужны, их забыли, а они живы...
Можно долго рассуждать о достоинствах и недостатках актерской режиссуры. Но здесь подробная детальная работа Андрея Мягкова не глушит спецэффектами, не шокирует невероятными трактовками, не сражает наповал внешним рисунком, а разбирает историю по существу, что сегодня большая редкость, оттого и дорогая. К тому же актеры играют так, будто для каждого из них все происходящее - дело глубоко личное; и не учили они наизусть чужие слова, а рассказывают их от себя самих. Это первая главная роль во МХАТе для приглашенного Олегом Табаковым в Москву из Саратова народного артиста Владимира Краснова, сыгранная с ювелирной точностью. Это единственная на сегодняшний день роль Анастасии Вознесенской во МХАТе. Это очередная яркая краска у Натальи Теняковой. И это, возможно, новая страница в биографии Андрея Мягкова - в его мхатовском актерском репертуаре теперь ведь остался только Чехов...
Все мужья по раскладу одного из персонажей Александра Галина делятся на интеллигентных и хозяйственных. Изредка встречаются мутанты - интеллигенты с хозяйственной жилкой. Сегодняшняя театральная афиша условно дробится по схожему принципу: спектакли для души и кассовые постановки. На последние смело можно отправляться в расчете приятно провести время, развлечься и с чистой совестью забыть на следующий день. Палитра первых включает в себя все цвета радуги, и "Ретро" может стать одним из них.
В программке к спектаклю драматург Александр Галин написал: "Пока, слава Богу, есть люди, которым мои пьесы интересны. Но с годами их будет становиться меньше. Наступит момент, когда я, возможно, останусь один". Александра Михайловича хочется уверить в обратном: именно Галин, пьесы которого стабильно репертуарны и зрительски востребованы, один не останется никогда. В силу разных причин. Во-первых, он как-то так умудряется писать свои пьесы, что их не надо переделывать спустя 20 лет. А наша жизнь, как известно, за эти годы встала с ног на голову. Многие актуально-сиюминутные произведения минувших десятилетий с легкостью упали в корзину, они никому сегодня не интересны. Галин разве что пройдется по отдельным словам и фразам, добавит упоминания "Интернета" или "фракции" - и все. И уже другой зритель смеется и плачет абсолютно так же. А во-вторых, низкий поклон режиссерскому театру, жесткому, рациональному и конструктивному, составившему театральную славу ХХ столетия, но не им единым жива публика. И, честно признаться, современному критику все труднее ощутить себя просто зрителем, если, конечно, для кого-то из критиков такая постановка вопроса актуальна. И подчас усталые от обилия сценических событий мозги отказываются разгадывать очередную режиссерскую шараду, глаза - наблюдать за виртуозными, но бесстрастно-марионеточными актерскими трюками. Хочется чего-нибудь такого, чтобы задействованным оказалось старомодное понятие "душа" - сантимента, простоты, эмоциональности, непосредственности. В общем, какого-нибудь "ретро". В нем же первые позиции занимают драматург и актеры.
Чеховский МХАТ нынешнего сезона уже приблизился к подобному настроению в спектакле "Ю" по пьесе О.Мухиной. Галинское "Ретро", поставленное актером Андреем Мягковым, довело его до предельно высоких нот. Еще помнится спектакль Малого театра самого начала 80-х. Там публика тоже аплодировала любимым актерам - И.Любезнову, Г.Деминой, М.Овчинниковой, Е.Солодовой, Н.Подгорному, наслаждалась сценической "жизнью", но не забывала отмечать (согласно времени) ударные реплики, растаскивая их на цитаты. "Мой сын не умеет зарабатывать деньги, я вырастила честного человека..." "Здесь собрались интеллигентные люди, почему никто не пьет?.." "Разве можно было в наше время назвать женщину "членом коллектива"?.."
Сегодня бурных оваций все это не вызывает. Зритель, конечно, смеется, но как-то грустновато: времена изменились, не затронув сути. Вообще, спектакль Мягкова смикшировал комические эпизоды в угоду сантименту. А галинская пьеса отчасти спроецировалась на мхатовскую актерскую ситуацию, судьбу актеров, в "Ретро" занятых. Все они как нельзя лучше вписываются в определение "уходящая натура", столь популярное с недавних пор внутри нынешнего МХАТа. Мягков, и сам блистательный актер, по-актерски же эту пьесу и срежиссировал. Растворил унылый "быт" в отчасти гротесковой театральности, подарил актерам эффектные "выходы" и "номера", но не забыл и о традиционном мхатовском переживании. Спектакль получился словно бы с двойным дном: давно знакомый сюжет наложился на конкретные примеры конкретных актерских судеб.
Галинские диалоги, монологи и реплики так же странно двоятся. Актеры, безусловно, создают "характеры", но так же безусловно порой говорят "от первого лица", вставляя незапланированные фразы, импровизируя, даже дурачась. Профессорская дочь, ретро-интеллигентка Барабанова (Наталья Тенякова) с чувством процитирует пушкинский стих и тут же, без перехода, лукаво-восторженно выпалит: "А как Юрский это читает!" Карикатурно-богемная бывшая балерина в вуалях и перьях Песочинская (Анастасия Вознесенская), давно перешедшая в иную весовую категорию, нелепо "станцует", обыгрывая свои недуги, а потом, тяжело прислонившись к лестнице, скажет: "Мы живы, нас просто забыли". И привычно потянется к фужеру с шампанским. "Женщина из очереди" - медсестра Воронкова (Раиса Максимова) то и дело будет обиженно поджимать губы, сетуя на то, что ее в очередной раз "обошли". И эта сценическая обида тоже покажется весьма человеческой. Что ж, театр - дело жестокое, многих ломает.
Но, впрочем, театра здесь все-таки больше. В квартире Леонида (Игорь Верник), напоминающей роскошный антикварный салон (сценография Александра Боровского), бушуют страсти нешуточные, невольно спровоцированные овдовевшим стариком Чмутиным (Владимир Краснов). Правда, в этой лавчонке у него - свое, особое пространство: где-то на верхотуре, под крышей, куда прилетает к нему единственный собеседник - белый голубь. Птичка - символ, птичка - душа. Всех, отошедших в мир иной. К чести режиссера, водевильный сюжет со сватовством оказался не более чем одним из мотивов, вписанных в долгую жизненную драму Чмутина и его семьи, от которой осталась лишь нервно-взвинченная дочь Людмила (Дарья Юрская). Внезапный эмоциональный всплеск застарелых обид в разгар сватовства потому и не удивляет своей спонтанной нелогичностью. Все обитатели дома давно находятся на грани нервного срыва, просто теперь настал черед эту грань сломать.
Пьеса "Ретро",
репертуарный чемпион Галина и
современной ему драматургии,
зачастую в спектаклях завершалась
благостно-надуманным финалом. Здесь -
не так. Мягкову, видимо, чужды
прекраснодушные мечтания. Ни в какую
деревню старик с "барышнями" не
уедет. Квартет "уходящей натуры"
с горящими свечками в руках медленно
поднимется по крутой лестнице куда-то
ввысь и, кажется, не столько просто
уйдет в закулисное пространство, но
растворится, исчезнет, "пройдет".
Останется только белый голубь - шумно
забьется в оконное стекло
опустевшего, несмотря на присутствие
молодых хозяев, дома...
На третьей странице программки драматург Александр Галин говорит о 70-х буквально следующее: "Тогда люди, заплатив небольшую сумму, приходили на спектакль, чтобы посмотреть нечто абсолютно правдивое". И вот вам правдивая пьеса "Ретро", как раз из 1979 г. - чего ж добру пропадать.
Это прямо-таки клад для любого академического театра. Четыре из шести ролей - возрастные, сюжет состоит в том, что молодая пара пытается женить старика-отца. Для этого в дом приглашают трех невест преклонных лет; дамы приходят не по очереди, как было задумано, а все сразу. Старик жениться не хочет, а хочет ехать в деревню и разговаривает с голубями; божий человек. Начинается, понятно, комедия со слезой: старость не радость, у молодежи - никаких идеалов etc.
Галин, надо отдать ему должное, ловкий драматург. Его герой - разом и гоголевский Подколесин, и Агафья Тихоновна, и фонвизинский Стародум. Сюжет спроворен крепкими швами, как на фабрике "Большевичка", роли - сплошь бенефисные. Есть про вечное - тема "отцы и дети", одиночество стариков и т. д. , есть про актуальное: в конце 70-х на сцене честные люди могли жить только на зарплату или пенсию, зато нечестные скупали у старушек антиквариат и потом бессовестно продавали втридорога, а заодно обставляли квартиры с неподобающей интеллигентному человеку роскошью; таков галинский персонаж Леонид, бывший дипломированный историк, ныне спекулянт.
Я не знаю, как писать о людях, которые думают, что за 20 лет ничего не изменилось: высмеивать их жестоко, жалеть - высокомерно. Могу сказать, что Андрей Мягков поставил по-своему добротный спектакль. Даром что сцена - малая, сейчас видно, что МХАТ: всякий шкаф, стол, комод - многоуважаемый, и это оправдано сюжетом. Видно также, что режиссер заботился об артистах: все выходят по очереди, монолог так монолог.
Актеры, играющие галинских пенсионеров (Владимир Краснов, Анастасия Вознесенская, Раиса Максимова и Наталья Тенякова) , работают не то чтоб хорошо, но на совесть, особенно по контрасту с Дарьей Юрской, которая изображает стервозность своей героини вихлянием бедер и не может произнести ни одной фразы без истерических нот.
Видна и кое-какая забота о зрителях: и без того донельзя доходчивая пьеса иллюстрируется образцово наглядно: в финале все старики зажигают свечи и поднимаются по лестнице туда, где бьется за оконным стеклом белый голубь, символизирующий, естественно, духовность.
Действие, однако же, перенесено в наши дни: молодые пользуются мобильной связью и читают Cosmopolitan. То есть, по спектаклю, вся эта история страшно актуальна сегодня. То есть такое ощущение, что Александр Галин и Андрей Мягков не то что на улицу не выходят, но даже не смотрят в зрительный зал, где вообще-то больше половины публики - люди совсем не бедные, по Галину, стало быть, исключительно бездуховные.
Не хочу сказать, что Галин и Мягков считают эту публику дурой; мне кажется, они о таких вещах просто не думали. Равно как и о том, что главным развлечением критиков на их спектакле будет подсчет того, сколько же лет невестам, если они еще помнят гимназии (навскидку - около 100).
Удивительные, кстати, бывают рифмы. Перед просмотром пьесы зрителей зачем-то заставили прослушать прошлогодний хит "Убили негра". У этой песни, если помните, вполне оптимистичный финал: негра воскресили; "ну и что, что зомби, зато он встал и пошел. Зомби тоже могут играть в баскетбол". В этом смысле, может, и галинские персонажи на что-то еще годятся.
Александр Галин
Современная история в двух действиях
Действующие лица:
Николай Михайлович Чмутин .
Людмила - его дочь.
Леонид - ее муж.
Нина Ивановна Воронкова.
Роза Александровна Песочинская.
Диана Владимировна Барабанова.
Действие первое
В комнате полумрак, только чудом проникший сквозь тяжелую штору солнечный лучик играет в подвесках бронзовой люстры. Картины в тяжелых рамах. Если бы не было несколько хитроумно запрятанных предметов современного быта: телевизионного экрана, впаянного в стену, проигрывателя, телефона, совершенно незаметных в антикварной меблировке, можно было бы предположить, что в этой квартире доживает свой век старый аристократ. Вполне могла открыться дверь, и вошел бы седой дряхлый слуга - например, тушить свечи. Два мрачно темнеющих бронзовых подсвечника стоят у стены. Но свечи в них не горят.
Входит Николай Михайлович Чмутин, высокий худой старик. Небрит. В носках. Рубашка выпущена наружу. Что-то странное с первого взгляда обнаруживается в нем. Похоже, он только что встал после дурного сна. Некоторое время старик стоит у двери с таким видом, будто впервые попал в эту комнату. Что-то бормочет, а что - не разобрать. Прошел по комнате, и стало ясно, что за день он сюда не раз заходил, но, как и сейчас, видимо, без всякой цели. Остановился. Прислушался. Подошел к окну и раскрыл штору. В комнату пробилось закатное солнце.
Чмутин. Гуля-гуля-гуля… Гуля-гуля-гуля… Здравствуй, дурачок. А я тебя ждал. Где же тебя, басурман, носило? Поешь хлебушка… Не хочешь… Водички попей… Блюдце не разбей только, а то меня заругают. Не бойся… Третий день мы знакомы, а ты все меня боишься. Не трону я тебя. У меня ведь в Курске была голубятня. Построил таким же буркачам, как ты, над сараем пирамидку. Улица Максима Горького, дом семнадцать. Рядом церковь, напротив пожарной команды… Внизу река Тускарь течет… За ней поля без конца и края. Я во втором домоуправлении кровельщиком работал. Тоже вроде птицы, жизнь на крышах провел. Сверху мне все видно было. В каком доме свадьба, в каком похороны. Другие, которые на земле жили, успели добра накопить… И с моей специальностью можно было зарабатывать. Прибился к артели, поездки по деревням - вот тебе и круглая сумма. Некоторые ребята, что у меня выучились, до сих пор по России кружат. А я коммунальные дома латал, государственные. Они ведь второпях строились после войны… Для расселения народа. Кому-то надо было за этими инвалидами присматривать. Стали новые ставить, а их сносить… конечно, радуются люди, а мне жаль… Ты, значит, москвич, столичный житель, а я курянин. Летал бы, как другие птицы, в теплые края, обязательно познакомился бы с моими голубями. Попросил я соседа своего, Василия Ивановича, их подкармливать, так он месяц назад умер. Дочь его мне написала. Друг мой, электрик Василий Иванович, умер, а на целых три года моложе меня. Я думаю все, кто их там-то покормит… На церковный двор если догадаются полететь, там старушки богомольные…
Телефонный звонок. Поднимает трубку. Берет со стола лист бумаги и карандаш.
Пожалуйста, говорите… Людмилы нет еще. Подождите. Вы мне продиктуйте, что надо передать, - я для них записываю. (Пауза.) Помедленнее говорите. (Записывает.) Кто разговаривает со мной? Махлаков из управления. Товарищ Махлаков, проверьте: Люда, помоги, сделай четыре купейных до Симферополя. Правильно? Вешаю трубку. (Положил трубку и подошел к окну.) Народ из учреждения едет. А я с работы пешком. За день от земли отвыкнешь, ног под собой не чувствуешь. Я ведь не ходил по улицам, а бегал. Жена никак поспеть за мной не могла. Так за спиной сорок с лишним лет проходила… Потом умерла… Скоро второй год как я вдовец. И вот как я один остался, так совсем дурным сделался… Не ел почти ничего. Желания не было. Дочь потом привезла к себе, положила в больницу для нервных людей. Доктор сказал: вы человек здоровый, только надо хотеть жить. Сказать легко…
Телефонный звонок.
Ты, дружок, не улетай… Подожди.
Старик вновь берет со стола бумагу и карандаш. Поднимает трубку.
Пожалуйста, говорите. Да, это Николай Михайлович. Нет, Людмила еще не пришла. Утром? Ничего не говорила. (Пауза.) Кого приведете? Какие женщины? Почему нельзя по телефону? Так что ей передать? Какие женщины? Хорошо, вешаю трубку. (Записывает.) Леонид сообщил: придут женщины. (Вернулся к окну.) Улетел… надоело стариковскую галиматью слушать. (Подошел к старинным стенным часам.) У них половина третьего. Часы здесь тоже мебель. Сколько на моих? Восемнадцать тридцать две. (Прошел по комнате. Остановился.) Ну что, Василий Иванович, продолжим партию? Посмотрим, что ты надумал со вчерашнего вечера.
Выходит. Возвращается с доской, на которой расставлены шашки.
Как ты мне говорил, Василий Иванович? С кем сражаться будешь? С тобой, больше не с кем. Твой ход, сосед. (Делает ход. Переходит на другую сторону.) Та-ак. Подожди… Василий Иванович, дай-ка я свою дамочку отсюда уберу. Это у тебя их гарем, а у меня всего одна. Что ты на это скажешь? (Переходит на место отсутствующего Василия Ивановича.) А скажу я, Николай Михайлович, вот что… скажу я, кто черными играет, у того и мысли черные… вот что я скажу.
Входит Людмила. Останавливается у двери. Отец, увлеченный игрой, ее не замечает.
Думай, Василий Иванович… думай. Твой ход. А я пока отдохну… Третий месяц живу барином. Муж Людмилы - специалист по старой мебели. Обстановка у них из красного дерева. Старинная работа, ручная… прежних мастеров. Одна кровать занимает половину комнаты. Зять говорил, Григорий Распутин на ней почивал. Хоть вдоль ложись, хоть поперек. Место есть, а детей нет. Чмутины на мне кончились. Долго думаешь, сосед, тебе ходить…
Заметил дочь. Молчание.
Людмила. Опять мыл полы?
Чмутин. Пыль подтер.
Людмила. Ты выходил сегодня?
Чмутин. В магазин спускался…
Поднимает доску и направляется к двери.
Людмила (вслед). В холодильнике должна быть минеральная, принеси.
Я не нарушаю законы. Мне иногда даже нравится их исполнять. Как законопослушный пешеход, в очередной раз победив себя и дождавшись зелёного света светофора, я перехожу улицу и втайне любуюсь собой и своей гражданской зрелостью; в день заполнения налоговой декларации я стараюсь меньше смотреть в зеркало, зная, как опасен для пишущего человека нарциссизм, но когда приходит наконец счастливый для меня час отправляться в сберкассу и платить налоги, – тут я уже не могу справиться с собой: мне трудно сдержать радость и гордость, я стараюсь не спешить, я наслаждаюсь исполнением этого, одного из самых трудных для россиян (как, впрочем, и для остальных жителей планеты), гражданского долга… Поэтому, закончив свою новую пьесу «Парад» и желая строго следовать закону, я решил написать что-то вроде предуведомления о том, что пьеса эта – исключительно для зрителей, маркированных знаком «18+». Своим обращением я как бы наношу этот греховный знак на титульную страницу пьесы, хотя моя пьеса и не содержит того терпкого, двусмысленного и пряного обещания, на которое этот знак намекает. Пьеса целомудренна и чиста. В ней нет ни любимой мной с детства русской матерщины (моё курское вольное детство на улице Весёлой, приучившее меня к ней, из жизни не вычеркнуть), ни горячих и буйных страстей, ни тайных плотских утех. И хотя есть кому в этой пьесе и обронить крепкое словечко, и эксгибиционистски наглядно исполнить на сцене супружеский долг, но одними героями движет пресноватый и безобидный долг родительский, другими – дружба и благородство, ну и так далее. Правда, имеются некоторые комические обстоятельства и вытекающие из них неожиданные, абсурдные перипетии, связанные с карнавальной атмосферой гей-парада в Амстердаме, куда попадают мои герои, а это, по совокупности, конечно, «тянет» на «18+». Поэтому я хочу попросить директоров театров, администраторов, капельдинеров, охрану, пожарных последовать моему примеру и подробно ознакомиться с Федеральным законом Российской Федерации от 29 декабря 2010 года № 436-Ф3 «О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию», а также Федеральным законом Российской Федерации от 29 июня 2013 года № 135-Ф3 «О внесении изменений в статью 5 Федерального закона “О защите детей от информации, причиняющей вред их здоровью и развитию” и отдельные законодательные акты Российской Федерации в целях защиты детей от информации, пропагандирующей отрицание традиционных семейных ценностей», – и, ознакомившись с данными законами, строго руководствоваться их духом и буквой и не пропускать на спектакли по этой моей пьесе российских граждан, не достигших восемнадцатилетнего возраста. Должен обратиться и к будущим режиссёрам. Если вы решите дать моей пьесе сценическую жизнь, прежде чем репетировать, найдите тексты этих законов, не поленитесь и внимательно вчитайтесь в них. Но я умоляю вас, не инсценируйте эти законы, не вводите их прямо или опосредованно в действие, не придумывайте для них «параллельную жизнь», или что-то в этом роде.
Не надо беспокоить их тихое кладбищенское существование. Наши законы не живут долго, а некоторые умирают сразу же после рождения. Да что говорить! На моём веку менялись и умирали не только законы – поменялся сам общественный строй, который они призваны были сторожить; и, похоже, я опять становлюсь свидетелем таких перемен. Глядишь, и через пару лет возраст гарантированного целомудрия поднимут до двадцати одного года или выше, а то возьмут и от греха подальше объявят таковым всю человеческую жизнь…
И всё же главная наша с вами ответственность заключается в соблюдении не только подобных законов. И пьеса, и спектакль имеют свод законов собственных, и я знаю – конечно, именно они, дорогие мои режиссёры, будут вас интересовать в первую очередь. Скажу по секрету: меня они интересовали всегда, беспокоят и постоянно преследуют и сейчас. Я долго искал этот сюжет, придумывал и додумывал его, потому что в нём, как мне кажется, угадывается, неподвластное нам, скрытое от глаз, всегда фрагментарное, лишённое окончательной формы и формулировок, тайное движение жизни. О нём в нашей советской и постсоветской цивилизации лучше других сказал Сергей Есенин, словами, и по сей день отдающими грохотом артиллерийской канонады: «С того и мучаюсь, что не пойму – Куда несёт нас рок событий». Этот неведомый и безжалостный «рок», к которому тянутся в пьесе мои слепые предчувствия и предвидения, не обращает внимания на возрастные категории граждан. Он и был моей скрытой целью и моим основным законом. Вы спросите: а почему «скрытой»? А потому, что я не хочу показаться слишком «серьёзным» автором: ведь я писал «человеческую» комедию, которой чужды надутая многозначительность, пафос, авторитеты, репутации и так далее.
Скворцов
Лариса – его жена
Виктор – их сын
Долорес
Карина
Марина
Балкон номера гостиницы в Амстердаме. В больших окнах отражаются небо, крыши и верхние этажи зданий на другой стороне канала. С набережной поднимается праздничный гул толпы, музыка оркестров.
Только что проснувшийся Скворцов , в трусах и босой, выходит на балкон. Ему за сорок, красивый, сильный, с рельефным атлетическим телом. В ослабевшей руке звонящий, видимо, разбудивший его телефон. Сквозь пьяную дрёму, прищурясь, смотрит на экран, с трудом пытаясь понять, кто звонит.
Скворцов (по телефону) . Да, Лид… Ну да, я уже в Амстердаме… Лидок, а зачем кому-то говорить, где я?.. Рустама Ильдаровича я наберу. Всё, привет… Всё, всё, никаких дел. Ты услышала? Меня ни с кем не соединять. Я в понедельник буду на месте, вот и соединишь. Давай-давай, не скучай. Всё! Я на выходные пропал с радара.
Выключает телефон, оставляет его на небольшом столике, возле которого стоят два кресла. Идёт к балконным перилам, какое-то время наблюдает за происходящим внизу.
Чему вы так радуетесь, болезные! (Кричит.) Аллё! Мужики! С какого хрена вы там беснуетесь?
В распахнутую балконную дверь выглянула Лариса , в наскоро накинутом на мокрое тело гостиничном халате. Под стать мужу, красивая, статная. Торопливо вытирает полотенцем волосы.
Лариса . Господи, это ты орёшь? Я в ванной услышала…
Скворцов . Ларис, ты глянь на них!
Лариса . Проснулся наконец?
Скворцов (смеётся) . Лариска, туда посмотри. Вон на мосту два мужика мне руками машут – к себе зовут. Слушай, они меня за своего приняли, что ли? (Кричит вниз.) Ребята, я не по этой части.
Лариса . Не трогай их.
Скворцов (кричит) . Ребята! Как у вас праздник называется? День гомосека?
Лариса (выходит на балкон) . Ты что! Прекрати! Это тебе не Россия! Если там кто-то русский понимает – позвонят в полицию. Тебе это нужно?
Скворцов . Пацаны, у вас День дровосека сегодня?
Лариса . Ну пожалуйста, успокойся уже. Идём в номер.
Скворцов (жене) . Лариска, нет, ты посмотри…
Лариса . Что я буду смотреть, мне надо ещё собраться. Пойдём, Коленька, у меня к тебе разговор есть.
Скворцов . Ларис, ну хоть поцелуй мужа… (Целует её, потом отстраняется.) Чего ты, как не родная?
Лариса . Родная, родная.
Скворцов . Я скучал…
Лариса . И я скучала.
Скворцов . Принеси, что там есть в минибаре.
Лариса . Колька, я серьёзно, нам надо поговорить, пока Вити нет. Я ждала, когда ты в себя придёшь. Оденься.
Скворцов . Там мужики по улице в трусах ходят – и ничего, а я на своём балконе. (Смеётся.) А на баб посмотри!.. Или это мужики плывут? Глянь!
Лариса . Господи! Ты оставишь их в покое или нет?!
Скворцов . Слушай, а вообще это у них государственный праздник, что ли? Типа как у нас красный день календаря?
Лариса . Откуда я знаю! Прошу тебя, пойдём!
Скворцов (остаётся у перил) . А чего праздновать! Делов-то! Ну кинул палку товарищу, и что, по этому поводу хороводы водить? (Кричит вниз.) Ну чего вы машете мне? Чего вы машете? Лариска, ты глянь, какие они упорные! Сюда смотрите, дровосеки!
Неожиданно поднимает жену на руки.
Лариса . Что ты делаешь, прекрати!.. Колька! Ну прекрати!..
Скворцов, с женой на руках, ходит вдоль перил.
Скворцов (кричит) . Ребята, сюда смотрите! Смотрите, какая у меня баба!
Лариса (наконец освободилась) . Ты доиграешься!
Скворцов . Чего ты! Боишься, что ли? (Обнимает её.) Давай покажем болезным, как это делается. (Кричит.) Дровосеки, сюда смотрите!
Демонстративно целует жену.
Лариса (сопротивляется) . Ты что!
Скворцов . Я что, не имею права? Я собственную жену три месяца не видел.
Лариса . Совсем с ума сошёл? Пусти!.. Что ты делаешь?!
Скворцов . Тихо… Ларис…
Лариса . Больной, что ли?!
Скворцов . Ларисочка, ну расслабься…
Лариса . Ты дождёшься, нас арестуют!
Скворцов . За что арестуют? За то, что мы с тобой нормальные?
Лариса . Всё, пусти!
Скворцов . Ну, Ларис!.. Это же круто! Пусть наша нота протеста прозвучит.
Лариса вырвалась, оттолкнула его.
Лариса . Ты меня ни с кем не спутал?! Думаешь, я могу на глазах у всех?!
Скворцов . Ты же артистка, вы на глазах у всех целуетесь.
Лариса . Я была артисткой, а не шлюхой! Одичал там совсем!..
Скворцов (смеётся) . Ух ты, ух ты, «та-а-ам»! Звонила мне, звонила… «приезжай в Амстердам» – и динамишь! Я думал: «Ей там без мужа невтерпёж»… Или я чего-то не так понял?
Лариса . Так, так.
Скворцов . Я думал – прилечу, она мне песню споет. Ларка! (Поёт.) «Казаки, казаки… Едут, едут…»
Лариса (оборвала) . Я не пойму, ты не протрезвел ещё, что ли, казак?
Скворцов . Лариска, ну пойдём в номер… (обнимает её) нам надо как-то завершить…
Лариса . Ты услышишь меня наконец? Пока Витьки нет, давай поговорим.
Скворцов . Поговорим, дай в себя сначала прийти… Мне бы выпить чего-нибудь, голова гудит… В минибаре… чего там есть, принеси.
Лариса достаёт из кармана халата телефон.
Лариса . Сам иди и возьми. И оденься наконец!
Скворцов . Ни о чём тебя нельзя попросить… Вы, бабы, тут на Западе совсем расковались, все из себя раскованные такие, – местных ребят можно понять.
Скворцов выходит.
Лариса (по телефону.) Витя! Ну вот отец проснулся… А чего ты иронизируешь? Он ночь не спал: сначала в Москву летел, потом сюда… Плохо тебя слышу… У нас тоже тут какофония. Ну всё, мы тебя ждём и пойдём обедать. Ты с кем?.. Ну конечно, вместе с ним заходи. А девочки с вами?.. Пригласи их всех с нами обедать. Ну пока. (Выключила телефон, вошедшему Скворцову.) Колька, ну прошу, оденься: Витя придёт не один.
Скворцов . Сейчас… Слушай, для кого они ставят этот минибар? (Показывает бутылочки.) Ну что это такое?! Какие-то мензурки для лилипутов!
Выливает одну за другой бутылочки в стакан.
Лариса . Ну зачем столько? Можно с тобой поговорить наконец?!
Скворцов . Мне надо как-то мозги пробить, я чуть-чуть.
Лариса . Поставь, я прошу.
Скворцов отпил, поставил стакан на столик.
Скворцов . Ну что тут у вас? Давай.
Лариса . Всё у нас на бегу. Не мог прилететь хотя бы на несколько дней?
Скворцов . Лариска, да я еле вырвался! Вообще я не пойму, зачем вам надо было в этот хренов Амстердам? И мне зачем?
Лариса . Ты прилетел к семье и спрашиваешь зачем?
Скворцов . А что, нам нельзя было в Лондоне встретиться?
Лариса . Вите нужно было в Амстердам… Его друзья сюда поехали.
Скворцов . И что?
Лариса . Ну… это выглядело бы нехорошо: друзья едут на этот парад, а он демонстративно остался на кампусе, потому что он из России. Получается, что он как бы против этого всего…
Скворцов . Давай со мной по-русски. Кампус!.. Как этот кампус по-нашему?
Лариса . По-нашему тоже кампус.
Скворцов . Нет у нас такого слова.
Лариса . Все слово «кампус» понимают.
Скворцов . Кто «все»? (Берёт со стола телефон.) Подожди. Я сейчас бате позвоню, спрошу про кампус.
Лариса . Да чёрт с ним, с кампусом!
Скворцов . Сейчас… У него позавчера сердце хватануло, я его в больницу отвёз, так он оттуда сразу дёру дал… Сейчас…(В телефон, изменив голос.) Товарищ Скворцов? Это вам из приёмной английского премьер-министра звонят. (Хохочет.) Чего «слушаю»! Это я, батя… Да, Колька. Виктор Викторович, как сердчишко?.. Ну молодец. Я чего ещё звоню, вопрос к тебе: ты слышал такое слово – «кампус»?.. Нет, не камбуз. Я знаю, что есть камбуз… Ну да, да, типа кухни на корабле… Кампус, буква «сэ» на конце… Да не камбуз! Услышь: кампус ! «Скотина», «сволочь» с какой буквы начинаются?
Лариса . Других слов нет, что ли?
Скворцов (Ларисе) . «Снегурочка» тебе подойдёт? (В телефон.) Да, кампус. Ты такое слово знаешь?.. Правильно, нет у нас такого слова. Спасибо, батя… Как там мать?.. Ну дай ей трубку… Да, мамуля, я в Европе… Я только на выходные… Да, Лариса рядом… Тебе тоже привет передаёт…
Лариса . Да, и ей привет, и отцу.
Скворцов . Заеду к вам во вторник. Давайте. (Выключил телефон.) Кампусов у нас нет.
Лариса . Ну хорошо, нет кампусов.
Скворцов . Кстати, чтоб ты знала: меня просто наждаком по ране дерут за этот ваш кампус. Всё напряглось, ребята в Москве борзеют не по дням, а по часам.
Лариса . Я смотрю телевизор, читаю. Я в курсе, не надо меня пугать.
Скворцов . Я не пугаю. На мне теперь ваш Лондон, как пятно: семью спрятал в тылу врага… Надо вам дома показаться…
Лариса . А теперь послушай меня…
Скворцов . Скоро День города, губернатор нас собрал, просил на мероприятие прийти с женами и детьми. Когда мы потом остались вдвоём, спросил: «Твоя всё по заграницам?» Я мямлю: «Сын учится, поехала к сыну…» И он, знаешь, так кисло поморщился… Надо, говорит, показать жену и сына на Дне города. И тихо так, не под запись: «На тебя уже доброхоты телеги пишут – и мне, и в «контору»… Так что Витьку обязательно надо привезти.
Лариса . Коля, послушай, не надо Витю туда везти.
Скворцов . Почему? Я ему из Москвы позвонил – он обрадовался, сказал, в любой момент прилетит, сказал, хочет товарища взять с собой. Я сказал – нет проблем! Милости просим.
Лариса . Ну вот ты, прежде чем ему звонить, со мной бы посоветовался. Выслушай меня наконец.
Скворцов . А чего это ты так говоришь: туда! Не «туда», а «домой»… Сейчас установка: бизнесу пора определиться, с кем он. Наглядно. Понимаешь? Отец у меня теперь почётный казачий атаман.
Лариса . Я смотрю, ты уже совсем двинулся на этих казаках. Ты на них, извини, денег тратишь больше, чем на собственного сына.
Скворцов . Говорю тебе: времена другие.
Лариса . Хорошо, об этом потом. Я против, чтобы Витя туда летел.
Скворцов . Почему?
Лариса . Витя сильно изменился… Я не знаю даже, как с тобой на все эти темы говорить…
Скворцов . Какие темы?
Лариса . Это… Ты должен сам всё увидеть, я уже голову сломала…
Скворцов . Про что ты?
Лариса . Господи, уже и времени-то на разговор нет. Понимаешь, я тут узнала, что у него появился новый друг на кампусе… Витя хочет, чтобы он к нему переехал… Я с ним познакомилась… Очень странный. Очень… Я тебя только прошу, ты не лезь сразу к Вите с вопросами по этому поводу… присмотрись сначала…
Скворцов . С какими вопросами?
Лариса . Хотя, может, и надо тебе прямо его спросить, по-мужски… Не знаю.
Скворцов . Да про что ты, я нить потерял! Случилось с Витькой что?
Лариса . Понимаешь, этот его друг, будущий сосед, он… вызвал у меня опасение… Он наполовину мексиканец. Мать у него русская, уехала, нашла себе здесь мексиканца. Красивая… Этот друг мне показывал её фотографию… Отец у него знаменитый музыкант. Сейчас живёт здесь, в Амстердаме. Он дирижёр с мировым именем… Уже давно с ней разошёлся. Она нашла себе какого-то богатого египтянина, уехала к нему с сыном в Лондон…
Скворцов . К чему ты мне всё это рассказываешь?
Лариса . Сейчас поймёшь. Почему Витя так подружился с ним – я не знаю… Может быть, на почве того, что оба по-русски говорят… Очень странный молодой человек… очень… Мне показалось, что он не в ту сторону смотрит…
Скворцов . В смысле?
Лариса . В смысле девочек… Вернее, он совсем на них не смотрит. Так мне показалось… Я не знаю…
Скворцов . Та-а-ак…
Лариса . Наверняка я не могу этого утверждать, но я подумала, зачем моему сыну такой сосед… Он и старше его.
Лариса . Я, конечно, хотела с Витькой поговорить, но у меня язык не поворачивается. Тем более я ни в чём не уверена… Понимаешь, во всём остальном этот его друг, он очень хороший, очень воспитанный, слава богу, не наркоман, начитанный… вежливый… Прекрасный парень… Но ужасно странный…
Скворцов . Витька с ним прилетел сюда?
Лариса . С ним… Когда Витя мне сказал, что хочет в Амстердам на этот парад, – тут я в первый раз испугалась. Я испугалась по-настоящему, я знаю, чем этот Амстердам славится! Я спросила: «Сынок, почему Амстердам?» – «Я должен!» Но с таким выражением сказал… очень враждебно. И взглянул исподлобья.
Скворцов . Подожди, а что ты мне раньше не сообщила? Ты слова мне не говорила про это.
Лариса . Про это?! По телефону говорить такие вещи про сына?! То ты мне твердишь: будь осторожна, эфэсбэшники всех прослушивают… – теперь: почему не сообщила!
Лариса . Больше мы с ним про это не разговаривали, а позавчера, накануне вылета сюда, встретились в городе. Он пришёл вот с этим своим другом, и с ними были две девушки. Наши, русские. Одна, по-моему, по уши в Витьку влюблена. Но не могла же я её спросить, спят они или нет… Ну вот… так что, может быть, я всё это себе напридумывала, а на самом деле всё у Витьки нормально. Понимаешь?.. Я присмотрелась – и тот мне показался вроде ничего, нормальным… Может, потому что они с девушками приехали…
Скворцов . Ё-моё, так пугать человека! Я аж протрезвел. У деда атамана – внук дровосек!
Лариса . Я не про Витю говорю, а про его соседа. Сплюнь!..
Скворцов . Тьфу, тьфу, тьфу!
Лариса . Я их по театру знаю, они знаешь какие! Положит глаз – и всё!
Скворцов . Ты что хочешь сказать: если он на меня глаз положит, то что? Да ты, мать, рехнулась, Витька – нормальный мужик. Ты вспомни, каких он девок домой таскал!
Лариса . Ты только Вите не сболтни лишнего. Ты присмотрись к его другу… Осторожно только. Я уже ничего не понимаю: они и сюда с этими девушками прилетели. Гостиница у них, оказывается, давно была заказана, какой-то студенческий приют, что ли…
Скворцов (берёт стакан) . Ну ты меня развеселила!..
Лариса . Поставь стакан!
Скворцов . Успокойся, я глоток только.
Лариса . Всё! Хватит! Пойдём, надень брюки хотя бы.
Скворцов (поставив стакан) . Лариска, брюки я облажал в самолёте, их надо выбросить. На меня цыплёнок упал, весь в масле, прям туда, куда не надо. У меня в сумке шорты.
Лариса . Ты что, только шорты взял с собой?
Скворцов . Жара же.
Лариса . А в чём ты в ресторан пойдёшь?
Скворцов . В шортах. Сядем где-нибудь на канале. Посмотри, там все в шортах.
Лариса . А назад ты в чём полетишь?
Скворцов . Ну куплю здесь какие-нибудь джинсы себе.
Лариса . Подожди, о какой ты сумке говоришь? Ты с одним портфелем прилетел.
Скворцов . Как с портфелем? Я с сумкой улетал. Ты её никуда не сунула?
Лариса . Я никакой сумки не видела.
Скворцов . Стоп! Я что, её из багажа не забрал?
Лариса . Как не забрал?
Скворцов . Кретин! На бухарезе попёр сразу к такси: привык, что по России со мной помощник летает… Ёлы-палы! Сел в машину, поехал в отель… Кретин!..
Лариса . Там что-то важное?
Скворцов . Да нет, всё важное в портфеле. Портфель здесь?
Лариса . Здесь. А что в сумке?
Скворцов . Ну там бельё, пара рубашек, шорты… вам с Витькой подарки… Надо позвонить в аэропорт.
Лариса . Витя сейчас придёт позвонит. Надень брюки.
Скворцов . Да не надену я их! Ну чего, я обоссанный, что ли?
Лариса . В трусах, ты считаешь, лучше? Девушки придут.
Отдалённо слышен дверной звонок.
Там в дверь позвонили, или мне показалось? (Прислушалась.) Да, звонят! Это они. Господи… Родители!.. Мама в халате, папа пьяный, в трусах – День города просто!.. Я побежала в ванную. Иди в спальне надень второй халат, открой им. Пусть они пока побудут здесь, на балконе: я себя в порядок привести должна. Пойдём.
Идёт в номер, Скворцов следует за ней. Через короткое время на балконе появляется Долорес . Он в сверкающем платье и с такой же сверкающей сумкой через плечо, на высоких каблуках, в женском парике. В руках подарочный пакет и букет цветов. Звучит увертюра к «Травиате»: это рингтон его телефона. Долорес достаёт телефон, смотрит на дисплей, бросает телефон назад в сумку. Телефон не умолкает, Долорес упорно не отвечает. В дверях балкона появляется Виктор . На нём только обтягивающие шорты; лицо и тело в ярких радужных полосах.
Виктор (задержался в дверях балкона, громко, в номер) . Папа, да не волнуйся, никто на тебя не смотрит, мы уже на балконе. (Выходит на балкон, Долорес.) У тебя телефон надрывается.
Долорес (измученно) . Он же понимает, что я не хочу с ним разговаривать, – и продолжает звонить! Я ему сказал: уйди из моей жизни. Исчезни! Он – звонит! (Не выдержал, достал телефон, выключил. Взял паузу, справился с собой.) Викто р, у тебя такой молодой отец!
Виктор . Не старый.
Долорес . Мой тоже не старый, но, по сравнению с твоим, он дедушка. Ты знаешь, что у тебя отец вылитый Марлон Брандо?
Виктор . Не знаю.
Долорес . Можешь мне поверить. (Подходит к перилам.) Смотри, как отсюда всё видно, внизу такого впечатления не было. Кажется – просто весь мир там!..
Виктор (громко) . Пап, ты скоро?
Скворцов (в балконных дверях, прикрывается шторой) . Ну подожди… Мать сказала, чтобы я этот чёртов халат надел, я его найти не могу. (Прищурясь, смотрит на сына.) Витька, тебя прям не узнать, ты чего это так раскрасился?
Виктор . Пап, здесь… карнавал. Познакомься, это Долорес. (Долорес.) Подойди, не бойся.
Скворцов . Девушка, девушка, подождите. Витька, ну я же без штанов!
Виктор (смеётся) . Папа, сегодня весь Амстердам без штанов.
Скворцов . Девушка, вы меня извините… Я тут загорал на балконе…
Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]
Шрифт:
100% +
Николай Михайлович Чмутин,
Людмила – его дочь,
Леонид – ее муж,
Нина Ивановна Воронкова,
Роза Александровна Песочинская,
Диана Владимировна Барабанова.
В комнате полумрак, только чудом проникший сквозь тяжелую штору солнечный лучик играет в подвесках бронзовой люстры. Картины в тяжелых рамах. Если б не было нескольких хитроумно запрятанных предметов современного быта: телевизионного экрана, впаянного в стену, проигрывателя, телефона, совершенно незаметных в антикварной меблировке, – можно было бы предположить, что в этой квартире доживает свой век старый аристократ. Вполне могла открыться дверь, и вошел бы седой дряхлый слуга, например, тушить свечи. Два мрачно темнеющих бронзовых подсвечника стоят у стены. Но свечи в них не горят. Входит Николай Михайлович Чмутин, высокий худой старик. Небрит. В носках. Рубашка выпущена наружу. Что-то странное с первого взгляда обнаруживается в нем. Похоже, он только что встал после дурного сна. Некоторое время старик стоит у двери с таким видом, будто впервые попал в эту комнату. Что-то бормочет, а что – не разобрать. Прошел по комнате, и стало ясно, что за день он сюда не раз заходил, но, как и сейчас, видимо, без всякой цели. Остановился. Прислушался. Подошел к окну и раскрыл штору. В комнату пробилось закатное солнце.
Чмутин. Гуля-гуля-гуля… Гуля-гуля-гуля… Здравствуй, здравствуй, дурачок. А я тебя ждал. Где же тебя, басурмана, носило? Поешь хлебушка… Не хочешь… Водички попей… Блюдце не разбей только, а то меня заругают. Не бойся… Третий день мы знакомы, а ты все меня боишься. Не трону я тебя. У меня ведь в Курске была голубятня. Пристроил таким же буркачам, как ты, над сараем пирамидку. Улица Максима Горького, дом семнадцать. Рядом церковь, напротив пожарной команды. Внизу река Тускарь течет… За ней поля без конца и края. Я во втором домоуправлении кровельщиком работал. Тоже вроде птицы жизнь на крышах провел. Сверху мне все видно было. В каком доме свадьба, в каком похороны. Другие, которые на земле жили, успели добра накопить… И с моей специальностью можно было зарабатывать. Прибился к артели, поездил по деревням, вот тебе и круглая сумма. Некоторые ребята, что у меня выучились, до сих пор по России кружат. А я коммунальные дома латал, государственные. Они ведь второпях строились, после войны… Кому-то надо было за этими инвалидами присматривать. Стали новые ставить, а их сносить… радуются люди, а мне жалко… Ты, значит, москвич, столичный житель, а я курянин. Летал бы, как другие птицы, в теплые края, обязательно познакомился с моими голубями. Попросил я соседа своего, Василия Ивановича, их подкармливать, так он неделю назад умер. Дочь его мне написала. Друг мой, электрик Василий Иванович, умер, а на целых три года моложе меня. Я думаю все, кто их там-то покормит? На церковный двор если догадаются полететь, там старушки богомольные…
Телефонный звонок.
(Берет со стола лист бумаги и карандаш. Поднимает трубку.) Пожалуйста, говорите… Людмилы нет еще. Подождите. Вы мне продиктуйте, что надо передать, – я для них записываю. (Пауза.) Помедленнее говорите. (Записывает.) Кто разговаривает со мной? Махлаков из управления. Товарищ Махлаков, проверьте. «Люда, помоги: сделай четыре купейных до Симферополя». Правильно? Вешайте трубку. (Положил трубку и подошел к окну.) Народ из учреждения едет. А я с работы пешком. За день от земли отвыкнешь, ног под собой не чувствуешь. Я ведь не ходил по улицам, а бегал. Жена никак поспеть за мной не могла. Так за спиной сорок с лишним лет и проходила… Потом умерла… И вот как я один остался, так совсем дурным сделался… Не ел почти ничего. Желания не было. Дочь привезла к себе, положила в больницу для нервных людей. Доктор сказал – вы человек здоровый, только надо хотеть жить. Сказать легко…
Телефонный звонок.
Ты, дружок, не улетай… подожди. (Вновь берет со стола бумагу и карандаш. Поднимает трубку.) Пожалуйста, говорите. Да, это Николай Михайлович. Нет, Людмила еще не пришла. Утром? Ничего не говорила. (Пауза.) Кого приведете? Какие женщины? Почему нельзя по телефону? Так, что ей передать. Какие женщины? Хорошо, вешаю трубку. (Записывает.) Леонид сообщил – придут женщины. (Вернулся к окну.) Улетел… надоело стариковскую галиматью слушать. (Подошел к старинным стенным часам.) У них половина третьего. Часы здесь тоже мебель. Сколько на моих? Восемнадцать тридцать две. (Прошел по комнате. Остановился.) Ну что, Василий Иванович, продолжим партию? Посмотрим, что ты надумал со вчерашнего вечера. (Выходит. Возвращается с доской, на которой расставлены шахматы.) Как ты мне говорил, Василий Иванович? С кем сражаться будешь? С тобой, больше не с кем. Твой ход, сосед. (Делает ход. Переходит на другую сторону.) Та-а-ак. Подожди… Василий Иванович, дай-ка я свою дамочку отсюда уберу. Это у тебя их – гарем, а у меня всего одна. Что ты на это скажешь? (Переходит на место отсутствующего Василия Ивановича.) А скажу я, Николай Михайлович, вот что… скажу я, кто черными играет, у того и мысли черные… вот что я скажу.
Входит Людмила. Останавливается у двери. Отец, увлеченный игрой, ее не замечает.
Думай, Василий Иванович… думай. Твой ход. А я пока отдохну… Третий месяц живу барином. Обстановка у них из красного дерева. Старинная работа, ручная… Прежних мастеров. Одна кровать занимает половину комнаты. Зять говорил, Григорий Распутин на ней почивал. Хоть вдоль ложись, хоть поперек. Место есть, а детей нет. Чмутины на мне кончились. Долго думаешь, сосед, тебе ходить… (Заметил дочь.)
Молчание.
Людмила. Опять мыл полы?
Чмутин. Пыль подтер.
Людмила. Ты выходил сегодня?
Чмутин. В магазин спускался… (Поднимает доску и направляется к двери.)
Людмила (вслед). В холодильнике должна быть минеральная. Принеси.
Старик выходит. Возвращается с бутылкой и стаканом. Людмила жадно пьет.
Налей еще. (Пьет.) Напротив школы ремонтируют дорогу. Жара, грохот, дышать нечем. Голова раскалывается. (Пауза.) Кто звонил? Ты записал?
Чмутин. Записал. (Берет со стола лист.)
Людмила (ложится на софу). Папа… я вчера накричала на тебя. Эту вазу подарили мои ребята. Лучше бы ты разбил блюдо…
Молчание.
Ладно, не обижайся…
Чмутин (читает). Во втором пищеторге для Леонида информация. Звонить или зайти в десять. Твоя портниха переносит примерку на среду.
Людмила. Она не сообщила, почему?
Чмутин. Переверзев достал Леониду места на Таганку. Это куда? В тюрьму?
Людмила. В театр.
Чмутин. Здесь телефон директора, не разобрал я, какой базы, тот все объяснит про эту Таганку. Мужчина спросил типографию. Гриша… (Замолчал.)
Людмила. Какой Гриша?
Чмутин. Гриша оставлен тебе в буфете…
Людмила. Груши?
Чмутин. Правильно… Опять мужчина спросил типографию. Родион передал. Ореховая гостиная по адресу Петровская линия, сорок. У тебя завтра возьмут интервью. Подготовь ответ от своего лица, директора спортивной школы, на вопрос: кто из питомцев вышел в чемпионы-мастера и о ком можно писать. Махлаков из управления: Люда, помоги, сделай четыре купейные до Симферополя. Леонид сказал, что сюда придут женщины. (Пауза.) Какие женщины?
Молчание.
Людмила. Всё?
Чмутин. Балерина какая-то, я не разобрал…
Людмила. Ну хорошо… ты покормишь меня? Какое сегодня меню?
Чмутин. Холодный борщ.
Людмила. Как мама делала? Умница… Папочка, давай помиримся.
Старик пошел к двери.
Принеси сюда, ладно? Мне надо позвонить. Дай телефон. Сил нет подняться.
Старик вернулся. Подал телефон.
Спасибо. Воду дали? (Пауза.) Горячую воду дали?
Чмутин. Нет.
Людмила. С ума сойти… третий день нет воды. Каждое лето нам устраивают эту пытку.
Старик хотел что-то сказать, но не решился. Выходит.
Ты хотел что-то сказать? (Пауза.) Папа!
Молчание.
(Набирает номер.) Алло… Ваня? Позови Леонида. (Пауза.) Это я… (Торопливо.) Нет, не говорила. Почему-почему? Не знаю… да не успела… Что ты кричишь там? Прекрати! Прекрати, я сказала. (Положила трубку.)
Через некоторое время звонок.
(Помедлив немного, сняла трубку.) Да, это Люся… Что? Не слышу ничего. Ну, хватит! Я и так вся вымотана. Только что вошла. Ты ему что-то сказал? Он говорил про какую-то балерину… Хорошо, дома все расскажешь. Приезжай быстрее. (Положила трубку).
Старик осторожно вносит наполненную тарелку.
Папа, сколько раз можно говорить – есть поднос.
Старик повернулся и так же медленно вышел.
Куда ты пошел? Поставь, раз уж принес. (Поднялась, прошла по комнате. Без удовольствия посмотрела в громадное старинное зеркало. Села за стол.)
Входит отец. На этот раз с подносом, расставляет тарелки.
(Мягко.) Так ведь удобнее и быстрее. А где твоя тарелка?
Чмутин. Я не хочу.
Людмила вышла, вернулась с тарелкой.
Людмила. Садись ешь… положи сметаны побольше.
Чмутин. Поем я… не беспокойся…
Людмила. Опять ты в носках! Рубашка наружу… У тебя что, нет другой рубашки?
Чмутин. Мне и в этой хорошо.
Людмила. Леонид подарил тебе три прекрасные сорочки. Где они?
Чмутин. С чужого плеча не ношу.
Людмила. Что за глупость. Он не чужой…
Молчание.
Честное слово, ведешь себя хуже ребенка. Я сейчас подберу рубашку и галстук. Я не помню, туфли у тебя есть приличные?
Молчание.
Почему ты не бреешься? Ты что, бороду отращиваешь? Пойди и приведи себя в человеческий вид… К нам могут прийти гости.
Чмутин. Хорошо, я посижу на кухне.
Людмила. Что ты прячешься?
Чмутин. Не знаю, о чем говорить с вашими гостями.
Людмила. Не обязательно говорить. Можно послушать.
Чмутин. Поеду-ка я в деревню.
Людмила. В какую еще деревню?
Чмутин. В Тонину.
Молчание.
Людмила. Нет, папа, я тебя не отпущу… Ты будешь теперь жить в Москве. Это решено.
Чмутин. Не надо было мне сюда приезжать. Вы молодые… Зачем вам старый человек в доме. Отправьте меня. Там я работу найду… (Пауза.) Не будешь больше?
Людмила. Нет…
Старик собрал посуду и направился к двери.
Подожди, папочка, давай спокойно обо всем поговорим.
Чмутин (вернулся). Что разговаривать? Я уже туда настроился.
Людмила. Почему ты не хочешь жить с нами? Тетя Тоня ведь старше тебя.
Молчание.
Я тебя понимаю… Сидишь целыми днями в пустой квартире… Что же делать – мы же работаем…
Чмутин. Тоня еще когда писала… крыша в двух местах прохудилась. Приеду – покрою наново.
Людмила. Папа, пойми… я тебя забрала, потому что ты… за тобой надо смотреть. Ты плохо слышишь… Все время разговариваешь вслух. Тоня, наверное, сама чуть жива… не знаю, как вы там будете вдвоем…
Чмутин. Как-нибудь…
Молчание.
Людмила. Нет! И разговора быть не может! Пока была жива мама, я за вас не волновалась.
Чмутин. Ты всегда считала меня дурачком. Зачем ты внушила матери, что я испортил ей жизнь?
Людмила. Кто тебе это…
Чмутин. Она сама…
Молчание.
Людмила. Что она тебе сказала?
Чмутин. Позапрошлым летом ты путешествовала на юг. Заехала показать мужа. Мы неделю готовились, а вы ушли спать в гостиницу.
Людмила. Мы не хотели стеснять вас.
Чмутин. Что же, у нас не нашлось бы места для дочери? Мы гостей пригласили. Люди пришли на тебя посмотреть. Василий Иванович принес баян…
Людмила. Я хотела встретиться с подругами…
Чмутин. Люди сидели, потом ушли…
Молчание.
Людмила. Ну-ну… Я слушаю.
Чмутин. Утром ты повезла мать по магазинам. Накупила тряпья. Вспомни, что ты ей говорила тогда?
Молчание.
Долго она не ложилась вечером. Обновы примеряла. Над каждой тряпкой плакала… Душу вы ей отравили.
Людмила. Папа, давай не будем. Мать проходила всю жизнь в одном платье. Если бы я не купила костюм, ее не в чем было бы положить в гроб.
Звонок, Людмила вышла. Входит Леонид. Немолодой щеголеватый человек.
Леонид. Воду дали?
Людмила (входит). Нет.
Леонид (Чмутину). Добрый вечер.
Старик молча собрал посуду и вышел.
Людмила. Ты голодный?
Леонид. Спасибо, я пообедал… Так! Ну, что нового?
Людмила. Он хочет уехать к тете Тоне в деревню.
Леонид. А ты что?
Людмила. Ну подумай, куда он поедет? Тоня сама еле ходит. (Пауза.) Он мне отец все-таки…
Леонид. Я понимаю, что тебе его жалко…
Людмила. Да, жалко… Ты бы отправил свою мать в таком состоянии?
Леонид. В каком состоянии? Ты тоже не преувеличивай… Он передвигается без посторонней помощи. Здоровый человек.
Людмила. Я тебя просила – не издевайся над ним.
Леонид. Мы с ним вторую неделю не разговариваем. Я его не трогаю.
Людмила. А почему вы не разговариваете?
Леонид. Все темы исчерпаны. Как починить кран на кухне, мы выяснили.
Людмила. Когда мы приехали к ним в Курск, ты был вежлив, предупредителен. Может, ты думал, что у него есть деньги?
Леонид. Оказывается, я хотел ограбить своего тестя?
Людмила. Ты можешь не орать! (Подошла к двери, выглянула в коридор.)
Леонид. В общем, слушай! Я сегодня объездил пол-Москвы. Поднял на ноги всю свою клиентуру. На меня смотрели как на идиота. Все привыкли, что я занимаюсь старой мебелью, а не старушками.
Людмила. Никто тебя не заставлял! Это твоя идея.
Леонид. Интересно, для кого я это делаю?
Молчание.
Людмила. Ну и что ты нашел?
Молчание.
Леонид. Если тебе это не очень нужно… стоит ли городить огород?
Людмила. Я уже не знаю, что нужно!
Леонид. Старушки, в общем, не фонтан. Я искал в основном одиноких, с площадью. Если бы он был членом-корреспондентом, я бы поехал по другим адресам. В общем… увидишь сама. Сегодня придут три барышни.
Людмила. Сколько?
Леонид (достал записную книжку). В девятнадцать часов Роза Александровна. В прошлом балерина. Она хочет интеллигентного человека. Я ей сказал на всякий случай, что Николай Михайлович художник… занимался изделиями из металла. Она была в восторге. Роза Александровна с легким сдвигом в сторону. (Улыбнулся.) Посмотришь, как она одевается.
Людмила. Ты что, шутишь?
Леонид. А какая нормальная женщина за него пойдет? Ничего. Он будет толковать про свое, она про свое. На восемь назначено Нине Ивановне… Она работала в психиатрической лечебнице.
Людмила. Он не сумасшедший!
Входит Чмутин с подносом.
Что такое, папа?
Чмутин. Ему поесть.
Леонид. Спасибо, Николай Михайлович, я сыт.
Старик вышел. Молчание.
Людмила. Ты, конечно, всем рассказал, что у нас за жених.
Леонид. Да, я повесил объявление. «Одинокий сумасшедший ищет спутницу жизни». Не волнуйся, я давал вам прекрасные характеристики. Дочь в прошлом велосипедистка. Тонкая женщина…
Людмила. Двадцать лет назад я была тонкой.
Леонид. Я говорил о твоем уме.
Людмила. На самом деле я дура?
Леонид. Мы сегодня не в форме? Да?
Людмила. Да…
Молчание.
За что он меня ненавидит?
Леонид. За то, что ты живешь со мной.
Людмила. При чем здесь ты?
Молчание.
Как мать могла жить с ним? Он занимался своими голубями. Она ходила по двору зачуханная. Этот двор мне снится до сих пор… Я не знала, как вырваться оттуда… И вот опять…
Молчание.
Леонид. Все наладится. Он будет жить рядом. Ты будешь его навещать…
Людмила. Как я устала, если б ты знал…
Леонид. За три месяца? Я каждый день общаюсь с такими, как он. Все похожи друг на друга… Боятся умереть, проклинают родственников… Попадаются такие персонажи… жуть… Думаешь, в пятьдесят надо отчаливать. С другой стороны, прожить такой исторический отрезок, видеть столько ужасов и оставаться при полном уме!
Людмила. Ну и что эта Нина Ивановна?
Леонид. Ей все равно, интеллигент или хозяйственный. Лишь бы был хороший человек. Кстати, чтобы ты знала на будущее, мужья встречаются двух видов: интеллигентный и хозяйственный. Я думал, к какому отнести Николая Михайловича. По умственным и имущественным данным, он, скорее, интеллигент.
Людмила. Он не нищий, деньги мы будем ему давать.
Леонид. Будем-будем… Женщины понимают, что за ними стою – я.
Людмила. Ты хозяйственный?
Леонид. Я интеллигент с хозяйственной жилкой. Третья соперница – Диана Владимировна. Работает ночным вахтером. У этой тоже ничего нет, кроме воспоминаний.
Людмила. Когда она придет?
Леонид. В двадцать один ноль-ноль. Ровно по часу на каждую претендентку. Как это будет выглядеть? За десять минут до конца сеанса я возьму невесту под руку. «Уже поздно, могу вас подвезти». Отвожу ее и встречаю следующую. Самое интересное, как отнесется к браку наш Ромео.
Людмила. Нет, не надо… это ерунда… все.
Леонид. Что мы теряем? Надо же что-то делать! Не волнуйся. Все, что потребуется, я скажу ему сам.
Людмила. Хорошо. А если он не захочет?
Леонид. Давай попробуем. Расписывают их без испытательного срока… Мало ли что может случиться с такими молодоженами. Зови отца.
Молчание.
Времени у нас не осталось. Роза Александровна уже в пути.
Людмила. Поговори с ним ты без меня.
Леонид. Ну, относись к этому с юмором.
Людмила. Как ему об этом сказать? Он подумает – мы хотим от него избавиться.
Леонид. Ты же хочешь, чтобы он был рядом! Жил наконец по-человечески, в столице. Не мешай мне. Все, что от тебя требуется. Позови его.
Людмила медленно пошла к двери.
Подожди! Принеси какого-нибудь вина, сядем за стол.
Людмила. Этих женщин… надо угощать?
Леонид. Одна из них станет твоей мачехой.
Людмила. Кошмар.
Леонид. Поставь что-нибудь дефицитное, чтобы остальным не было обидно. Свадьба, ничего не поделаешь, придется потратиться.
Людмила. Какая свадьба?
Леонид. Роза Александровна мечтает снять зал в «Национале». Пригласить труппу Большого театра.
Людмила вернулась. Села в кресло и заплакала.
Послушай. Ты совсем перестала понимать юмор?
Людмила. Подожди. Сейчас я его позову.
Леонид. Что ты плачешь?
Людмила. Просто так… Дай платок.
Леонид подал платок.
Разговаривай с ним по-человечески.
Леонид. Я знаю, как с ними говорить. Зови-зови!
Людмила вышла. Леонид достал бумаги, очки. Входит Старик. Останавливается у двери.
Чмутин. Людмила сказала… вы хотели со мной посоветоваться. Я слушаю…
Леонид. Николай Михайлович, почему мы с вами никак не можем подружиться? Допустим, что я далек от совершенства. У вас свои привычки – у меня свои. Люда сказала, что вы собираетесь уезжать. Из-за чего? Не понимаю. Почему? Вспомните, из-за какого пустяка мы поссорились последний раз. Вы решили взять на себя уборку квартиры. Спасибо вам за это – Людмила действительно устает. Я попросил вас быть поосторожнее с мебелью. Сказал, что не надо ее протирать – я всегда это делаю сам. Вас это оскорбило. Вы перестали сюда заходить – сидите на кухне, как Золушка. Этим креслам и стульям цены нет… они мне по-настоящему дороги… это мое увлечение. Имею я право на такую слабость? Может быть, нам с вами действительно противопоказано жить вместе. Допустим. Есть выход и из этой ситуации. Давайте подумаем о Людмиле. Поверьте, она страдает больше, чем мы. Она стала нервной, вспыльчивой. Вы уедете в деревню, а с каким настроением здесь останется она? Будет думать, как вы и что вы? Ведь это уже было. Когда умерла Надежда Васильевна, я первый сказал ей: хватит мучиться – привози отца сюда… (Снял очки, спрятал бумаги.)
Чмутин. Какой вам нужен совет?
Леонид (улыбнулся). Речь шла о семейном совете. А где Людмила?
Молчание.
Николай Михайлович, вы ведь хорошо выглядите. Вам и шестидесяти не дашь.
Чмутин. Мне семьдесят два года.
Входит Людмила. На подносе коньяк и закуска.
Леонид. На вид вам сорок – сорок пять. Не больше. Люся, папа выглядит твоим старшим братом.
Людмила. Спасибо!
Чмутин. Говорите, что вам от меня нужно.
Леонид. Я говорю, вы отлично сохранились. В глубинке люди гораздо крепче, чем в центре. Свежий воздух, грубая пища… Давайте сядем за стол по-семейному.
Людмила. Садись, папа.
Леонид. Возьмите рюмочку…
Чмутин (садится). Каждый день здесь праздник.
Леонид. Ну почему у вас такой мрачный вид, Николай Михайлович? Мой директор старше вас, высох до кости – натуральный антиквариат. Представьте себе, недавно женился. Она на сорок лет его моложе… Вот это мужчина! Я на вашем месте не хоронил бы себя. Правильно я говорю, Люда?
Молчание.
Николай Михайлович, приезжаю сегодня к одной старушке оценивать мебель. Она мне говорит: «Помогите». Она пенсионерка. Ей тоже нужен пенсионер. (Пауза.) Вы пойдите в Парк культуры и отдыха. Там целые коммуны. Они ходят, прицеливаются друг к другу. Можно будет духовно общаться. Рядом человек вашего поколения. Зовут ее Роза Александровна. В прошлом балерина. Подарки поклонников. Раньше ведь приходили к женщине не с бутылкой вермута, как сейчас. Ей приносили колечко с камешком. Или вот еще одна знакомая – Нина Ивановна. У нее брат в деревне. Свежие продукты. Она в прошлом медицинская сестра. Если надо сделать укол, не придется ждать в очередях. В вашем возрасте главное – здоровье. Вы знаете… мне пришла в голову мысль… Люся, как ты на это смотришь?
Людмила. Что?
Леонид. Я говорю… мысль мне пришла…
Людмила. Папа, я работаю, Леонид работает… Ты целыми днями один. За тобой надо кому-то ухаживать. Ты стал заговариваться. Совсем не спишь. Думаешь, мне легко на это смотреть?
Леонид. Николай Михайлович здоровый мужик. Вполне может работать – сторожить что-нибудь. Не говоря о семейной жизни…
Людмила. Прекрати…
Леонид. Серьезно. Давайте мы вас женим.
Молчание.
Хотите, я сегодня приведу невесту? Не одну, а несколько – на выбор.
Молчание.
Людмила. Папа! (Пауза.) Ответь же что-нибудь.
Чмутин. Я хочу тишины. Дайте мне спокойно дожить.
Леонид (весело). Мы же предлагаем вам женщину, а не патефон. Надо будет, она помолчит. Надо – скажет что-нибудь. Будете доживать в Москве.
Чмутин. Отправьте меня в деревню.
Леонид (Людмиле). Теперь его заклинит на сельском хозяйстве. (Чмутину.) Знаете что? Я сегодня пригласил… своих старых подруг. Посмотрите сначала. Может, какая и приглянется, а потом поговорим.
Чмутин. Что вы от меня хотите?
Звонок.
Леонид. Вот и Роза Александровна. Не выдержала – пришла на пятнадцать минут раньше.
Людмила. Он так и не побрился!
Чмутин. Что вы надумали?
Леонид. Ничего страшного. Просто посидите с нами. Людмила, иди открывай!
Людмила вышла.
Николай Михайлович, Москва – центр культурной жизни…
Чмутин. Кто это пришел?
Леонид. Спокойно, спокойно. Что вы так разволновались? Это женщина. Она не кусается. Я не знал вашего вкуса. Мы начнем с балерины.
Входят Людмила и Нина Ивановна – крупная, просто одетая женщина с продуктовой сумкой.
Что такое?
Молчание.
Нина Ивановна. Здравствуйте.
Леонид. Здравствуйте. (Пауза.) Нина Ивановна, вам назначено на восемь часов.
Молчание.
Людмила. Проходите, пожалуйста.
Нина Ивановна (проходит). Я шла от дома пешком. Думала, уже восемь.
Молчание.
Людмила. Это мой муж…
Нина Ивановна. Мы знакомы с Леонидом Ивановичем.
Людмила. Я дочь… вот мой отец…
Нина Ивановна. Очень приятно… Ничего, что я не сняла туфли? У вас такая роскошная квартира.
Людмила. Ничего.
Нина Ивановна. Очень приятно…
Молчание.
Людмила. Что ты сидишь, папа? Познакомься…
Чмутин. Зачем?
Людмила. Просто так! Познакомься.
Нина Ивановна. Нина Ивановна.
Молчание.
Леонид. Очень приятно… Дорогая моя, вы поторопились.
Нина Ивановна. Я не вовремя? Вы ужинали…
Леонид. Да, понимаете, ужинали…
Людмила. Мы очень рады. Проходите. Садитесь с нами.
Нина Ивановна. Спасибо. Леонид Иванович, я именно так и представляла вашу жену. Сразу видно, женщина ничем не болеет.
Леонид. Так… Люся, что же мы стоим? Николай Михайлович, Нина Ивановна пришла… так сказать… к вам.
Людмила. Вы извините, папа не успел переодеться.
Леонид. Ничего-ничего. Нина Ивановна свой человек. Людочка, я должен помочь тебе на кухне. Мы вас на минуту покинем.
Людмила. Папа, надеюсь, Нине Ивановне не будет с тобой скучно!
Леонид под руку выводит жену. Старики сидят в напряженном молчании.
Нина Ивановна. Если вам надо одеться, вы идите. Я одна посижу.
Чмутин. Я одет.
Нина Ивановна. Правильно. Вы у себя дома.
Молчание.
Жарко на улице. Днем было жарко и сейчас тоже. В такую погоду я стараюсь не выходить из дому.
Молчание.
У вас, кажется, кроме дочери, детей нет?
Чмутин. Нет.
Нина Ивановна. У меня из родственников только брат. Сколько вам лет?
Чмутин. Семьдесят два.
Нина Ивановна. Мне шестьдесят семь. В такую погоду… к вечеру… так устаешь… что сон не идет.
Молчание.
А вы как спите?
Чмутин. Плохо.
Нина Ивановна. Надо спать. Ночью организм отдыхает.
Чмутин. А он у меня не устает.
Молчание.
Нина Ивановна. В следующий раз вы ко мне зайдете.
Чмутин. А зачем мне к вам заходить?
Нина Ивановна. Я ведь сразу не могу решить, подойдете вы мне или нет.
Чмутин. Не подойду. Нечего и решать. (Подошел к окну, потянулся, достал с подоконника блюдце.) Мне воды налить надо… птица прилетает.
Нина Ивановна. Какая птица?
Чмутин. Голубь.
Молчание.
До свидания.
Нина Ивановна (растерянно). До свидания.
Входят Людмила и Леонид.
Леонид. Так! Николай Михайлович, вы поступаете в распоряжение Людмилы. Нина Ивановна, позвольте отобрать у вас его на несколько минут.
Нина Ивановна. Пожалуйста.
Людмила. Папа, пойдем.
Чмутин. Куда?
Леонид. Николай Михайлович, идите-идите. Вам надо переодеться… Побриться… ради такого случая.
Нина Ивановна. Не стоит беспокоиться. Мне уже пора.
Леонид. Нина Ивановна, что такое? Я только на минуту спущусь вниз – забыл закрыть машину. Николай Михайлович, там, в спальне, я приготовил костюм и туфли. У вас какой размер обуви?
Звонок.
Так! (Пауза.) Как все интересно складывается! Люда, кто это может быть?
Людмила. Ты откроешь? Я не знаю, кто там…
Леонид. Я тоже не знаю.
Нина Ивановна. У вас должны быть гости?
Леонид. Нет-нет… кроме вас мы никого не ждали.
Людмила. Открыть?
Леонид. Люся! Как же ты забыла – к тебе собиралась прийти Роза Александровна!
Людмила. Забыла…
Леонид. Николай Михайлович, не стойте! Идите!
Чмутин. Никуда я не пойду!
Леонид. Наденьте костюм – видите, сколько гостей!
Звонок повторяется.
Нина Ивановна, Роза – старая подруга нашего дома… меня нянчила с пеленок.
Нина Ивановна (Леониду). У меня к вам вопрос.
Леонид. Людмила…
Людмила. Пойдем, папа!
Чмутин. Дай мне денег на билет. Я поеду к Тоне.
Людмила. Ты всех задерживаешь!
Чмутин. Куда ты спрятала чемодан?
Леонид. Дорогой тесть…
Чмутин (дочери). Я просил, чтобы он со мной не разговаривал! А то я отвечу! Пусть из меня клоуна не делает!
Людмила. Какого клоуна? Пойдешь ты или нет?
Чмутин выходит. Людмила за ним.
Нина Ивановна. У него тяжелый характер.
Леонид. Да нет… просто любит пошутить. Шестьдесят лет – здоров как бык. В ванной стоят гири… бросает, как мячики. (Быстро.) Какой вопрос?
Нина Ивановна. Он знает, зачем я пришла?
Леонид. Конечно. Он в здравом уме и памяти. А что такое?
Нина Ивановна. Мне показалось… Я ему не понравилась.
Леонид. По-моему, наоборот. Поверьте, я его лучше знаю. Вы сначала приглядитесь друг к другу.
Нина Ивановна. Да, мы торопиться не будем.
Звонок.
Леонид. Медлить тоже не следует.
Нина Ивановна. Хорошо. Встречайте гостей.
Леонид. У нас не дом, а проходной двор. Еще кто-нибудь может прийти.
Нина Ивановна. Мне остаться?
Людмила. Конечно. Привыкайте к нашей семье.
Нина Ивановна. Мне кажется, я уже привыкла.
Леонид. Вот и хорошо. (Выходит.)
Нина Ивановна с удовольствием рассматривает комнату. Видно, что в таких домах ей приходилось бывать нечасто. Прячет свою старенькую сумку под стол. Достает зеркальце, но, услышав шаги в коридоре, быстро прячет его. Входят Леонид и Роза Александровна – прямая, тонкая старушка в замысловато закрученной шляпке. На ней белое платье послевоенной моды, на плечах кружевная накидка, в руках ридикюль и китайский зонтик.
Роза Александровна. Вы не сказали, как я выгляжу.
Леонид. Как всегда, изумительно.
Роза Александровна. Ну! Где же мой старичок?
Леонид. Роза Александровна, разрешите вам представить нашу… близкую… Нину Ивановну.
Роза Александровна. Вы собрали всех родственников, чтоб на меня посмотреть. (Нине Ивановне.) Очень рада. Надеюсь, что мы с вами подружимся.
Нина Ивановна. Я тоже надеюсь.
Роза Александровна. Можно я вас поцелую?
Нина Ивановна. Очень приятно.
Целуются.
Роза Александровна. Леонид, простите, я запамятовала ваше отчество…
Леонид. Роза Александровна, вы же всегда звали меня по имени.
Роза Александровна. Не может быть, мужчин я величаю по имени-отчеству.
Леонид. А меня можно просто по имени…
Роза Александровна. Не рано ли? Дайте мне взглянуть сначала на вашего отца. Или он тесть? Я все перепутала. Поверите, до сих пор не могу прийти в себя.
Леонид. Это ваше дежурное состояние.
Роза Александровна. Интриган! (Нине Ивановне.) Представляете! Приехал сегодня этот молодой человек, налетел как вихрь, все за меня решил…
Леонид. Не надо, дорогая. Не выдавайте наших семейных тайн. Нина Ивановна обо мне бог весть что подумает.
Нина Ивановна. Плохого не подумаю.
Роза Александровна. Ах, какое зеркало! (Подошла к зеркалу.)
Молчание.
Леонид (тихо). Она немного со смуром. Близко к вашему профилю.
Нина Ивановна. Приятная женщина.
Леонид. Изумительная.
Роза Александровна. Я привыкла к большим зеркалам. У меня когда-то было свое, от пола до потолка. Мне подарил его Виталий Давыдович Шамардин. Вы, конечно, слышали о нем?
Леонид. Ну, еще бы! Нина Ивановна тоже слышала. Правда?
Нина Ивановна. Очень может быть.
Роза Александровна. Это был крупнейший инженер, строитель мостов. Таких мужчин сейчас нет. Голова – вот такая… Рост – два с половиной метра, в машине он сгибался пополам. Сколько премий и наград получил… Какой это был благородный человек…
Нина Ивановна. Я помню, у нас лечился один инженер, но он строил электростанции.
Роза Александровна. Это совсем другой инженер. Он, напротив, был небольшого роста. Звали его Александр Петрович Стеблов.
Нина Ивановна. Я уже не помню, как его звали. Помню, что инженер.
Роза Александровна. Сашенька Стеблов… Стебелек, как его звали близкие друзья. Боже мой, какие стихи он мне писал, какие письма… Он хотел назвать плотину моим именем. Плотина – Роза! (Пауза.) Вот уже много лет прошло, как он умер. (Леониду.) А где же хозяйка этого милого дома?
Леонид. Моя жена приводит в порядок квартиру.
Роза Александровна. У вас так чисто. Неужели она сама все убирает? Я за всю жизнь ни разу не взяла веник в руки. Дома меня невозможно застать, я бываю на всех премьерах… Боже мой! Какое прелестное бюро! Здесь ваша жена хранит любовные письма?
Леонид (подошел к бюро). Любовные письма в нем когда-то хранила княгиня Барятинская. Сейчас тут нечто вроде бара… Моя жена здесь держит напитки. Вот уже несколько лет я пытаюсь понять, где прячется ключ.
Роза Александровна. Вы не написали ей ни одного пылкого письма?
Леонид. А она мне не ответила.
Роза Александровна. Женщине необходимо получать письма. А какая мука ждать его… читать по ночам, везде носить с собой. Нет. В наше время мужчины писали.
Леонид. Телефонная связь была в зачаточном состоянии, сейчас любят по проводам.
Роза Александровна. Разве сейчас любят? Смотришь по телевизору или на сцене. Приходишь в ужас! С женщиной говорят как с кавалеристом. Разве раньше можно было назвать женщину «членом коллектива»? Вчера смотрела пьесу. Какая-то птицеферма… Встает на трибуну работница и говорит: «Члены нашего женского коллектива». Ей почему-то аплодируют… Если уж коллектив чисто женский, я бы сказала – наши амазонки.
Внимание! Это ознакомительный фрагмент книги.
Если начало книги вам понравилось, то полную версию можно приобрести у нашего партнёра - распространителя легального контента ООО "ЛитРес".
