Макияж. Уход за волосами. Уход за кожей

31 октября (18 октября по старому стилю) Церковь празднует обретение мощей , чудотворца. О том, была ли действительно полемика между «иосифлянами» и «нестяжателями», о чем должны задуматься предприниматели, почитающие преподобного Иосифа Волоцкого своим «небесным покровителем», сродни ли богатства Церкви мирским богатствам и вообще должна ли Церковь быть материально богатой, о значении личности и трудов Волоколамского игумена для наших дней беседуем с профессором, доктором филологических наук Владимиром Михайловичем Кириллиным – преподавателем Московской духовной академии и Сретенской духовной семинарии.

– Преподобный Иосиф Волоцкий боролся с ересью «жидовствующих». Этому посвящен самый известный его труд «Просветитель». В чем была опасность этой ереси? Какую угрозу для Церкви, государства и общества она представляла?

– Прежде всего, надо отметить, что ересью учение «жидовствующих» можно признать лишь условно. Потому что умонастроения, которыми «жидовствующие» руководствовались в своих убеждениях и поступках – то конкретно, что мы знаем об этом по отзывам современников (святителя Геннадия Новгородского, преподобного Иосифа Волоцкого и др.) – были совершенно деструктивными по отношению к христианству как системе вероучительных и духовных ценностей. Это был полный отказ от христианской веры, доктринально разработанной Вселенским Соборами и святоотеческими трудами, и отказ от Церкви в ее та инственном и реальном назначении как устроения Божия. Преподобный Иосиф это прекрасно показал в своей книге.

О последствиях распространения и утверждения учения «жидовствующих» в общественном сознании можно говорить только предположительно, в сослагательном наклонении. Но совершенно ясно, что святой игумен Волоколамского монастыря, выступив против этого учения и его сторонников, защищал именно христианскую веру, вековой опыт Православной Церкви, сложившиеся устои русской православной государственности и боролся именно за духовную чистоту народа, за народной жизни.

– Хозяйственная деятельность преподобного имела целью укрепление церковного авторитета и влияния в общественных делах, расширение материальных возможностей Церкви для совершения дел милосердия, для проповеди. Почему же некоторые обвиняют преподобного Иосифа в стяжательстве? И как вы считаете, должны ли монастыри, да и Церковь в целом, быть материально обеспеченными, или лучше сказать – автономными? И если да, то почему?

Преподобный не был стяжателем! Он никогда лично перед собой не ставил задач накопить богатства

– Полагаю, обвиняющие великого Волоколамского подвижника в стяжательстве имеют свои причины и цели. Вероятно, его жизнь и труды, нелицемерно отданные людям – через молитву, через учительство, через духовную и материальную помощь, – ими совсем не поняты и не оценены, а скорее всего известны весьма поверхностно. Но пусть это будет делом их совести! Преподобный же совсем не был стяжателем! То есть он никогда лично перед собой не ставил задач накопить богатства, стать владельцем огромных средств и имущества и наслаждаться собственным благополучием. Сохранившиеся биографические свидетельства о нем и его собственные литературные труды вполне показательны: он лично был способен на жертву ради ближних, он видел свой христианский долг по отношению к людям в служении им и , он всегда стремился помочь страждущим. Для этого нужны были средства.

Но Спаситель наставляет нас еще о любви к ближнему и о милосердии. Конечно, когда я нуждаюсь, мне и доброе слово дорого. Но важнее, конечно, реальная помощь. Вот такую реальную помощь Церковь как общественный институт вполне в состоянии оказывать. Да, собственно, мы и немало примеров знаем благотворительного вмешательства Церкви в жизнь людей.

Монастырь преподобного Иосифа в годы голода открыл для народа свои закрома, раздав весь хлеб; завел дом призрения, собрав в нем брошенных родителями детей; монастырь преподобного Сергия Радонежского в Смутное время стал цитаделью народного сопротивления иностранной интервенции, самозванству, бесчинству самоволия; в годы Великой Отечественной войны нищая Русская Православная Церковь нашла средства помочь своей стране в борьбе с фашистской Германией.

Богатства Церкви необходимы: их есть на что тратить – на дела милосердия, весьма разнообразные

И сегодня наша Церковь небезучастна по отношению к жизни людей. Забота о нищих, больных, пострадавших от катастрофических бедствий, терроризма, работа с , просветительские труды, восстановление храмов, разрушенных в годы богоборчества и возведение новых храмов… Это факты. Возможно, кого-то масштабы подобной деятельности не удовлетворяют, и, несомненно, ее нужно расширять. Но без средств ничего не сделать. Так что богатства Церкви необходимы. Их есть на что тратить.

– С именем преподобного Иосифа Волоцкого связывают и миф о полемике между «иосифлянами» и «нестяжателями». Но действительно ли была такая полемика? И в чем тогда суть спора?

– Положение о споре между «иосифлянами» и «нестяжателями», еще встречающееся в отечественной и зарубежной историографии, является очевидной мифологемой. Подобного спора в виде конкретного диспута или полемики внутри Русской Церкви никогда не было. Прежде всего такого спора не было между вождями двух групп (если о группах вообще можно говорить): между преподобным Иосифом Волоцким и преподобным Нилом Сорским. Оба подвижника хорошо знали друг друга и взаимно ценили написанные ими сочинения. Больше того, известно, что преподобный Нил лично переписывал «Просветитель».

Одинаково непримиримо они относились к «жидовствующим», считая их вероотступниками, врагами Церкви и государства (напомню, что некоторые из «жидовствующих» были втянуты в борьбу за престолонаследие между внуком великого князя Ивана Васильевича III Дмитрием Ивановичем и сыном Ивана Васильевича Василием Ивановичем). Разве что преподобный Иосиф был менее терпим к «жидовствующим», не верил в искренность их раскаяния и настаивал во время соборных прений 1504 года на смертной казни для них. Именно последнего не могут простить Волоколамскому игумену, при этом, правда, совсем не принимая во внимание жестокости эпохи рубежа XV–XVI веков в целом, особенно применительно к европейским порядкам. Кстати, замечу, что у преподобного Иосифа имелась правовая основа в виде «Судебника» 1497 года, который предписывал смертную казнь за семь видов преступлений, среди которых указывались, в частности, крамола (измена) и церковная татьба (воровство).

Оба подвижника одинаково относились к проблеме стяжания-нестяжания

В сущности, одинаково оба подвижника относились и к проблеме стяжания-нестяжания. О преподобном Иосифе я уже говорил. Скажу несколько слов и о святом Ниле. Он вовсе не отрицал опыта монашеского общежития и общежительных монастырей, владеющих имуществом и землями. Он сам много лет был в числе братии богатейшего Кирилло-Белозерского монастыря, да и основанный им на реке Соре скит был подчинен этому монастырю. Но при этом преподобный Нил считал, что молитвенному деланию более способствует уединенный образ жизни, основанный на личном труде. Как можно судить по собственным писаниям двух великих современников, для них обоих затворническое молитвенное самоуглубление и полное отрешение от мира было оправдано только духовной пользой для церковного народа; равно и открыто обращенное к миру подвизание общиной было для них духовно плодотворным только при условии непрестанного индивидуального молитвенного стояния внутри себя.

О какой-то борьбе можно говорить только применительно к более позднему времени уже среди последователей Иосифа и Нила. Да и то условно, поскольку первые, «иосифляне», под стать своему учителю, были более деятельны и активно вмешивались в жизнь общества за оградой монастыря; вторые же, «заволжские старцы», вслед за Нилом сознательно устранялись от жизни в уединение скитов, и их влияние на общество было менее заметным. Ключевые же позиции в Церкви, естественно, оставались ее более динамичным служителям. Но в этом не было разделения.

– Какой главный урок может извлечь наша Церковь из не столько столкновения «иосифлян» и «нестяжателей», сколько разного видения ими монашеского служения?

– Мне представляется, что для нашей Церкви был и остается весьма духовно питательным опыт и ее видимого, и ее сокровенного служения народу. Так вообще-то было в истории Православной Церкви всегда. В разных народах в разные времена в своем служении Господу среди многих выделялись исключительные личности того и другого склада, за теми и другими шли люди, о тех и других народ Божий хранит благодарную память, тех и других чтит в своих молитвах, благодаря тем и другим преодолевается в народе рознь и… тем самым сохраняется единство.

– Почему преподобный Иосиф стал покровителем православного предпринимательства и хозяйствования? Какой посыл это имеет для самих бизнесменов?

Преподобный Иосиф обогащался духовно, в жизнь вечную. А каковы мотивы и цели трудов наших бизнесменов?

– Я бы вообще избегал разговора о специализации святых угодников Божиих в их молитвенной помощи нам грешным. У Господа-то, на Небесех, все они едины и равны. Но так решают люди: один святой от зубной боли помогает, другой – в деторождении, третий – в торговых делах, путешествиях и т.д. Хотя ясно, что помощь мы получаем именно от Бога и лишь по молитвам Его и наших святых. Что же касается преподобного Иосифа Волоцкого как покровителя предпринимательства и хозяйствования, то скажу следующее. Преподобный был предпринимателем и хозяином не для себя лично, а для Бога, Церкви и людей. Вот главная цель его молитвенного и деятельного служения. На этом поприще он обогащался. Но обогащался духовно, в жизнь вечную. А каковы мотивы и цели трудов наших бизнесменов? Тут очевидно расхождение. Да и скептическая русская поговорка вспоминается: «От трудов праведных не наживешь палат каменных!» Полагаю, глядя на образ Преподобного, нашим бизнесменам стоит об этом крепко подумать.

– В чем значение богословия преподобного Иосифа Волоцкого?

– Ничего нового преподобный Иосиф в богословие христианства не привнес. Но он был последователен и тверд в своей верности богословию Вселенских Соборов и святых отцов. Для русской же богословской мысли его значение архиважно. Так как он стал первым русским мыслителем, который на страницах своей книги «Просветитель» системно изложил все православное вероучение – о Боге Творце и Троице, о Сыне Божием Иисусе Христе, о Святом Духе, о Пресвятой Богородице, о Втором пришествии Спасителя, о Церкви, церковных святынях, обрядах, судебном праве. И в течение последующих 200 лет русские церковные писатели опирались на текст «Просветителя», находя в нем аргументы и подражая ему. Полагаю, уже это одно весьма ценно.

22 сентября православная церковь чтит память Иосифа Волоцкого. Интеллигентная публика больше знает его по противоборству иосифлян и нестяжателей. Патриарх Кирилл в духе нашего времени объявил этого святого покровителем православного предпринимательства и хозяйствования. Но самым громким деянием Иосифа все-таки была борьба с ересью жидовствующих.

Где-то в 1460 году в монастырь Рождества Богородицы под Боровском пришел молодой человек по имени Иван Санин. Он родился в 1439 году в селе Язвище под Волоколамском. Его прадед Саня, литвин по происхождению, получил это Язвище в вотчину за службу московскому князю. Ивану с детства не нравилась суета мира, он мечтал о монашестве. И уже побывал в тверском Савином монастыре, но ему там не понравилось. Миряне в трапезной так матерились, что юноша решили: нет, прочь отсюда. Тамошний старец Варсанофий Неумой посоветовал: а ты иди в Боровск, к Пафнутию.

Пафнутий Боровский – одна из самых славных фигур русской святости. Этот внук татарского баскака, принявшего православие, был прост, как дитя, но при этом любого видел насквозь. Он как раз рубил лес, когда Иван Санин явился в его монастырь. И, конечно, сразу увидел трудный характер пришельца. Возможно, увидел и все его будущее… Пафнутий принял Ивана, постриг его под именем Иосиф. Житие говорит, что Санин стал любимым учеником, что, умирая, Пафнутий завещал ему игуменство. Может и так. Но стоит отметить, что перед смертью прозорливый старец предупредил своих чад: «По отшествии моем в монастыре Пречистой будет смутьянов много, чувствую – душу мою смутят и среди братии раздор поднимут».

Так и случилось. В 1477 году Иосиф стал игуменом, и это обернулось затяжным конфликтом. Дело в том, что при Пафнутии монастырь был особножительный, то есть – каждый монах имел свою келью, какое-то хозяйство, мог есть и носить, что хотел (до известного предела). А Иосиф задумал ввести общежитие. Об этой форме монашества я рассказывал в связи с Сергием Радонежским , который и ввел ее на Руси: все имущество общее, пища и одежда одинаковые, работы разверстаны поровну. Такой коммунизм не всем по душе, но является высоким идеалом для некоторых.

Сам Пафнутий вел дела так, что фактически у него в монастыре было общежитие, но – разумное, мягкое. Иосифу же был важен принцип. Он был по натуре борец, ни с кем не хотел договариваться. Наткнувшись на сопротивление монахов, он просто ушел, отправился странствовать по русским монастырям. Исследовал их устройство. В частности, больше года провел в Кириллово-Белозерском монастыре (см. ), который в те времена был образцом общежития. Вернувшись Боровск через два года, Иосиф обнаружил прежнее сопротивление своим инновациям. И решил начать дело с чистого листа, ушел навсегда.

Собственно, он уже знал, куда направляется: в родные места. Волок на Ламе был ключом системы водных путей центральной России. За эти места шла давняя борьба между Тверью, Москвой и Новгородом. Но когда Иосиф в 1479 году пришел сюда, спор был давно уже решен в пользу Москвы. В Волоколамске сидел младший брат Ивана III князь Борис Васильевич. К нему и обратился Иосиф за поддержкой в создании новой обители. Князь с жаром схватился за эту идею. При возведении первой деревянной церкви монастыря (Успенской), точно Ленин, лично таскал бревна.

Этот монастырь с самого начала был задуман как богатый, влиятельный, аристократический. И при этом – социально ориентированный. Таким он и стал. Князь Борис сразу же выделил ему сельцо, чтобы богомольцы ни в чем не нуждались. Вскоре пришли и крупные вклады от постригающихся в монастыре землевладельцев. Если ты не хотел быть монахом, то – все равно добровольно вносил: на помин души и просто ради бога. Иосиф умел заставить расстаться с деньгами, недаром патриарх Кирилл в 2009 году объявил его покровителем православного предпринимательства и хозяйствования.

Уже в 1486 году деревянную Успенскую церковь сменила новая, каменная, стоимостью в 1000 рублей. Деньги по тем временам огромные. Хорошая церковь из камня стоила рублей 200. Но Иосиф считал, что на богоугодное дело скупиться нельзя, понимал: деньги приходят к деньгам, если их тратить с умом. И без счету тратил на строительство и украшение храмов, на книги, церковную утварь. Но также и – на приобретение земли. И в результате в голодное время монастырь мог кормить ежедневно до пятисот человек. Иосиф делом показывал, как надо устраивать жизнь в православном царстве. Наставлял землевладельцев: не доводите людей до нищеты, а то – как они вас будут содержать.

Вообще, мыслил социалистически. В неурожайные годы требовал установить твердые цены на хлеб. Все это не от какой-то особой к любви к ближнему, тут скорей теория, принцип, идейность. Иосиф строил царство социальной гармонии в отдельно взятом монастырском хозяйстве. А его преемники превратили монастырь в эксплуататора, вытягивающего из работника последнее. В 1594 году волнения крестьян Иосифо-Волоцкого монастыря пришлось подавлять уже силой оружия.

Это что касается достижений хозяйства. Но основным увлечением жизни Иосифа была все же духовная брань: поиск врагов и борьба с ними. Как он начал свою карьеру игумена с конфликта в Пафнутьеве, так и закончил – конфликтом с архиепископом Серапионом, который его даже отлучил от церкви (но последнее слово все-таки осталось за Иосифом: архиепископ Серапион был сведен с престола и сослан). А между этими конфликтными точками была целая жизнь борьбы. И главным деянием этой жизни стала расправа над жидовствующими и связанная с ней победа над нестяжателями, считавшими, что монастыри не должны владеть землями. В этом нестяжателей, разумеется, поддерживал Иван III, желавший прибрать монастырские земли к рукам. Так что Иосиф уж заодно победил и великого князя.

Некоторое представление о жидовствующих можно получить из книги Иосифа «Просветитель». В ней сказано, что в 1470 году из Киева в Новгород приехал «жид по имени Схария, и был он орудием дьявола – был он обучен всякому злодейскому изобретению: чародейству и чернокнижию, звездочетству и астрологии». В Новгороде этот Схария «прельстил сначала попа Дениса и соблазнил его в жидовство; Дионисий привел к нему попа Алексея». Потом «прибыли из Литвы и другие жиды – Иосиф Шмойло-Скаравей, Мосей Хануш». И пошло…

Сразу следует обратить внимание на то, что попы Алексей и Денис были сторонниками Москвы. Через некоторое время после взятия в 1478 году Новгорода Иван III пригласил их – одного протопопом, а другого попом – в свои столичные Кремлевские соборы: Успенский и Архангельский соответственно. Скорее всего, именно поэтому Иосиф и назначил обоих в зачинщики ереси: для драматургии ему нужны были крупные фигуры, переносящие заразу в столицу. По версии «Просветителя» оба протеже Ивана еще в Новгороде «захотели обрезаться по вере жидовской, но жиды им этого не разрешили, говоря: если проведают об этом христиане, то увидят и разоблачат вас; держитесь своего жидовства втайне».

Хитрые, умные, изворотливые – так и теперь еще многие воспринимают евреев, хотя это, конечно, преувеличение. Более здравое описание: слишком заметные, суетливые, не умеющие подстроиться под нравы туземцев, да еще и – жаждущие пострадать. Создавая свой сценарий явления ереси в России, Иосиф одновременно закладывал основу антисемитизма, столь характерного для некоторых кругов в РПЦ. А заодно оформлял архетип, который и теперь циркулирует в коллективном бессознательном русского народа. В этом и состоит непреходящее, можно так выразиться, значение «Просветителя».

Справедливости ради надо сказать, что ересь открыл отнюдь не Иосиф, но – архиепископ Новгородский Геннадий. Это поучительная история. Для лучшего ее понимания надо иметь в виду два обстоятельства. Первое: Иван III, захватив Новгород, сразу же приступил к ликвидации его традиционных свобод, освоению богатств, массовым репрессиям и переселению жителей в Подмосковье. Для республики это были буквально последние времена. Но – и это второе обстоятельство – то были последние времена и по календарю. 1 сентября 1492 года люди ждали светопреставления, ибо, если считать от сотворения мира (см. ), наступал 7000 год, последний по выкладкам науки того времени. И реальные новгородские события оправдывали в эти ожидания: потеря независимости, репрессии, грабеж.

Прежде новгородцы сами избирали себе архиепископа, а теперь его стали присылать из Москвы. Первым таким был Сергий, посланный в Новгород в 1482 году. Для тех задач, которые ставил великий князь, он совершенно не годился. Это был мистик, отнюдь не чиновник. Мероприятия по изъятию ценностей проводил со скрипом. А вскоре ему начали являться призраки местных святых и упрекать за промосковскую политику. Сергий задумался, хуже того – «впал в изумление» (сбрендил) и потерял дар речи. Все это буквально. Многие были уверены, что архиепископа свели с ума волшебством. Не исключено. В общем, пришлось его отозвать. И что характерно: как только повредившийся владыка покинул берега Волхова, психическое состояние его нормализовалось, речь вернулась, видения прекратились. Оставшиеся 20 лет жизни духовидец провел на покое в Троице-Сергиевой лавре.

А в Новгороде его сменил Геннадий. Ростовский летописец сообщает, что Геннадий дал Ивану Васильевичу 2000 рублей за то, чтобы стать архиепископом. Великий князь, мол, нуждался в деньгах. Это – конечно. Но еще больше князь нуждался в человеке, который будет выколачивать средства из ушлого новгородского клира. Приехав в город весной 1485 года, Геннадий велел составить полный реестр церквей и попов епархии и наложил на них особую подать. Которая не вся доставалось великому князю, святитель Геннадий и сам нуждался. В его житии говорится, что после того, как собор 1503 года запретил брать мзду за поставление в священники, Геннадий «стал брать мзду за поставление еще более прежнего». За что и был сведен с кафедры. Но это не помешало ему стать святым. Все-таки это именно он изобличил еретиков.

Началось с того, что Геннадию как-то вдруг стало ясно, что и в Новгороде, и во Пскове, его все ненавидят, а кое-кто уже строчит доносы в Москву. И тут он решил провести отвлекающую операцию. Крикнуть: держи вора! Повод быстро нашелся: в 1487 году какие-то пьяные попы, поругавшись, как-то не так отозвались о каких-то иконах. Поступил донос, началось следствие. Некто поп Наум признался, что прельщал прихожан «жидовским десятисловием». То есть – учил десяти Моисеевым заповедям. А там ведь не только «не убий» и «не укради». Там еще, например, и «не сотвори себе кумира» (иконы), и «помни день субботний». Ну как не жидовство? Признания Наума оказалось достаточно для того, чтобы Геннадий отослал в Москву сообщение: попы здесь проповедуют богомильскую ересь. Процесс пошел.

Давайте все же разберемся в том, что такое жидовствующий? Читая «Просветителя», узнаешь, что это человек, который жаждет освободиться от крайней плоти, не признает Иисуса Христа богом, не верит в Троицу и второе пришествие, презирает иконы, мощи, монашество… Однако на соборах 1488, 1490 и 1504 гг., созванных против еретиков, обвиняемые были, во-первых, совершено разных убеждений, а во-вторых, не признавали за собой никакого жидовства, и вообще – еретичества. Кроме, пожалуй, псковского игумена Захария, который три года сам не причащался и другим не давал – на том основании, что иерархия, мол, продажна. Но ведь это никакое не жидовствование. Такая ересь на Руси всегда называлась стригольничеством. Именно так Геннадий и определил ересь Захария. Но после разъяснений Иосифа, стригольников начали обзывать жидовствующими.

Иосиф скорей теоретик, к тому же подключился к борьбе с ересью только в 1493 году, когда она уже перешла в плоскость высокой московской политики. А вот Геннадий был практик. Его доносы в Москву наполнены деталями, из которых можно понять, в чем, собственно, состояло то, что он называл ересью. Например, он рассказывает, что какие-то горожане привешивают кресты на шеи воронов и отпускают. А вороны «садятся на стерво и на кал и крестом по тому волочат». Еще он сообщает о каком-то пьяном, помочившемся на икону. Еще о попах с реки Ояти, давших мужику нательный крест с изображением мужского и женского половых органов.

Конечно, здесь наблюдается иконоборчество. Но какое отношение это имеет к евреям? Уж если искать здесь ересь, то – богомильство (как изначально и определил Геннадий), которое отмечалось в Новгороде еще в 11-м веке. Именно богомилы презирали крест, как позорное орудие казни Слова, отвергали иконы как идолов, мощи как вместилище демонов. Через павликан богомилы восходят к Маркиону, который отделял Ветхий завет от Нового, еврейский закон от Христовой благодати. И учил, что еврейский бог зол, а обещанный им Мессия – Антихрист, который придет, чтобы силой отдать землю под власть иудеев. Богомилы тоже считали, что этот бог зол, называли его Сатанаиилом, а церковь, в которой ему поклоняются, соответственно, сатанинской. За такие взгляды богомилов (по-западному – альбигойцев, катаров, тамплиеров и так далее) всюду жгли без пощады. Но никому не приходило в голову называть людей, отвергающих бога евреев, – жидовствующими.

Вернемся, однако, в Первопрестольную, где Иосиф обвиняет в ереси уже самого митрополита Московского Зосиму. Как он его только ни называет – и головней содомского огня, и пагубным змием, и обжорой, и пьяницей, и злобесным волком, и свиньей, и новым Арием, и первенцем сатаны. Да за что же, господи? Ведь Зосима всего лишь не хотел «жечь и вешать» (как того требовал Геннадий) тех несчастных, которых вынудили признаться в ереси, не хотел бессмысленной крови. Как царедворец, он видел всю политическую подоплеку игры вокруг ереси (напомню, что жидовствующими позже объявят тех, кто поддерживал претензии на престол сына Елены Волошанки Дмитрия, а схватку за власть выиграет Василий, сын Софьи Палеолог). У Зосимы были известные недостатки, он, например, страшно пил, но ни еретиком, ни свиньей он не был. Тем не менее, в 1494 году интригами Иосифа и Геннадия митрополит был сведен с престола. И это еще легко отделался.

Иосиф требовал казни еретиков. Свою непримиримость он обосновывал Библией: «Ведь так поступали и пророки, и праведники, и благочестивые цари в Ветхом Завете: если видели они, что кто-нибудь отступил от Господа Бога-Вседержителя, то либо мечом убивали его, либо молитвой низвергали. Так, великий Моисей велел посечь мечом отступников от Бога-Вседержителя, поклонявшихся золотому тельцу. Величайший из пророков, Илия, сделал так, что небесный огонь спалил двух пятидесятников, отступивших от Господа Бога, а четыреста человек он собственноручно изрубил мечом». В ответ Иосиф получил полное иронии письмо из Кириллова монастыря: «В Судный день каждый получит от Бога по своим делам. Если же ты требуешь, чтобы брат убивал согрешившего брата, то скоро дойдет и до празднования субботы, и до всего, что в Ветхом Завете, что ненавистно Богу».

Эти заволжские старцы (нестяжатели) были, как видно, тонкими психологами. Намек прозрачен: Иосиф по своему мироощущению и по своим приемам сам в душе иудействующий. К этому стоит добавить: как, собственно, и любой человек, слишком проникшийся Ветхим Заветом (а Иосиф, судя по «Просветителю», им пропитан насквозь). Речь, собственно, не об идеологии, но – о мироощущении, о нетерпимости к иной вере, о том изуверстве, которое демонстрируют Моисей, Илья и наш Иосиф. Все это понятно: христианство – религия бога евреев, адаптированного для язычников. В основе лежит тот же бог и те же мифы, что и у иудеев. А мифы (истории) это как раз то, что транслирует настрой, мироощущение, как бы заражает.

Людям, которые не интересуются иудейскими мифами (и чаще всего просто не знают их), это все равно, они так и остаются язычниками (или двоеверами). А вот те, кто вникает в мифы, в их дух и стиль, постепенно перерождаются, впитывают в себя дух иудейской религии, становятся в какой-то степени иудеями (ведь не зря же написано, что Авраам стал отцом всех верующих). Нет, конечно, они не становятся настоящими евреями, не принадлежат к избранному народу телесно. Но они принадлежат к этой благодати через Церковь, которая является телом Иисуса Христа, сына еврейского бога. И в этом смысле являются евреями, хотя и – неполноценными. Таким, собственно, и был Иосиф Волоцкий – идеологически борец с жидовствующими, а психологически – почти иудей. Это белозерские старцы очень точно подметили.

Данная статья является предисловием к книге с одноимённым названием, вышедшей в мае 2011 года. Книга затрагивает одну из наиболее популярных и болезненных тем истории русской святости – спор заволжских старцев-нестяжателей с последователями преподобного Иосифа, радевшего о монастырских землевладениях. В предлагаемой статье даётся лишь обозначение заявленной темы, поэтому всем, интересующимся данным вопросом предлагаем прочесть и саму книгу.

Преподобный Иосиф Волоцкий и преподобный Нил Сорский, «иосифляне» и «нестяжатели», – тема, которая занимает умы, начиная с ХVI века и кончая сегодняшним днем.

При жизни святых такое противопоставление было необходимо самим правителям Московской Руси. Стремительный рост монастырского землевладения тревожил великокняжескую власть, остро нуждавшуюся в свободных землях для раздачи служилым людям. И здесь для нее гораздо более выгодной была проповедь заволжцев-нестяжателей, говоривших, чтобы «у монастырей сел не было, а жили бы чернецы по пустыням, а кормили бы ся рукоделием» в полном отрешении от мира. Однако для преподобного Иосифа была совершенно очевидна неразрывность Церкви и государства, когда культурная, грамотная Церковь является помощницей христианского государства. Не должно быть раздвоения духовной и материальной сторон, а необходимо «симфоническое» согласие, предписанное IV Вселенским Собором. Государственное процветание мыслилось им, как идеал и норма, в единении с просвещенной церковной иерархией.

Но прошло немного времени, и эти взгляды преподобного Иосифа были объявлены корыстными и ошибочными. Для господствовавшего антирелигиозного большинства выгодно было поддерживать то, что разрывает связь Церкви со всем мирским. Отсюда и возникло превозношение «чистого евангельского христианства» преподобного Нила Сорского.

Еще более популярной стала эта тема во второй половине ХIХ веке, когда проявился совершенно четко курс на разрушение Православия. Именно тогда было сформулировано и закреплено представление о преп. Иосифе Волоцком и его последователях, «иосифлянах», как о консерваторах и формалистах, а о преп. Ниле Сорском и его последователях, «нестяжателях», как о либералах критическо-нравственного направления (В.И.Жмакин и др.).

ХХ век, время безбожное и богоборческое, вычеркнув из учебников имена людей Церкви, не смог уничтожить интереса к выдающимся деятелям Средневековья. Однако даже серьезным ученым-исследователям в обстановке атеистической пропаганды невозможно было удержаться в рамках объективности: все, что касалось церковной истории, должно было преподноситься со знаком «минус».

В результате такого политизированного, конъюнктурного подхода оказались замутненными и искаженными порой до неузнаваемости образы двух великих святых, ярчайших звезд русского Православия.

Новый всплеск интереса к названной теме происходит уже в наше время. Во множестве публикаций мы встречаем эти знакомые нам имена. Причем, если речь идет об одном святом, то через несколько строк, в качестве уже ставшего обязательным противопоставления, упоминается второй.

Однако теперь используют ярлыки полуторавековой давности несколько в других целях. Люди отказались от векового безбожия, снова приняли Православие в сферу своих «жизненных интересов». Только «вдруг» оказалось, что оно никак не вписывается в наше представление о том, что жить надо, как теперь принято говорить, «комфортно», счастливо и беззаботно. И здесь православная вера оказалась очень неудобной и даже трудной. А нельзя ли ее как-нибудь приспособить к нашему образу жизни, чтобы не была она такой обременительной?

Но тут нас ждет горькое разочарование. Достаточно открыть Евангелие, чтобы понять всю безплодность этих попыток. Везде только: «оставь все, возьми свой крест и следуй за Мной» (см.: Мф. 10,38; 16,24; 19,21; Мр. 8,34; 10,21; Лк. 9,23; 14,27, 18,22).

И здесь выручают все те же околоцерковные писатели, теперь уже нового поколения. Оказывается, по их мнению, не надо нам строго держаться «консервативных» взглядов преподобного Иосифа Волоцкого, когда у нас есть не менее великий, но более «удобный» старец – критически настроенный «либерал» преподобный Нил Сорский, вроде бы позволяющий нам слегка перестроить Православие по своему вкусу.

Но так ли все обстоит на самом деле? Задумаемся хотя бы над тем фактом, что обычно реформаторы тут же приходили к отрицанию монашества, женились и жили достаточно вольно, не связывая себя уже никакими строгостями. А жизнь преп. Нила Сорского – от вступления в монашество и до самой кончины – это совершенное отречение от всех мирских благ, по его собственному выражению, «жестокость тесного и прискорбного пути». Кроме того, целью реформаторов является отмена церковной иерархии, но преподобный Нил никогда не рвался к власти и признавал решения соборов и архиереев, безусловно подчиняясь им, не настаивая на своем мнении и тем более не уходя в раскол. Свою позицию реформаторы всегда утверждали на истолкованных в своих интересах или вырванных из контекста словах Священного Писания, однако в сочинениях преп. Нила Сорского не найдено ни единой фразы, которая перетолковывала бы Слово Божие и была бы отступлением от учения святых Отцов. Нет, никак не получается обнаружить в нем либерала, с какой стороны ни посмотри. Никакой свободы (liberalis - лат., «свободный»), а только уже хорошо нам знакомые оковы веры, которыми преподобный Нил добровольно и намертво себя связал.

Получается, что «либеральный» св. Нил Сорский ничем не отличался от своего современника-«консерватора» - игумена одного из богатейших монастырей Руси - св. Иосифа Волоцкого, жизнеописания которого свидетельствуют все о том же: скудное питание, худая одежда, тяжелый физический труд, ношение вериг. Оба они были старцами, оба занимались литературными трудами. Причем преп. Нил Сорский высоко чтил труды преп. Иосифа Волоцкого, а в волоколамском монастыре иноки с вниманием изучали писания сорского подвижника. Не лишним будет упомянуть и том, что те скудные сведения о жизни преподобного Нила, которые мы имеем, стали известны во многом благодаря рукописи ХУ1 века архимандрита Волоколамского монастыря, переписавшего в свой сборник письмо неизвестного о преп. Ниле Сорском.

Преподобный Нил был воспитан в Кирилло-Белозерском монастыре, а преподобный Иосиф некоторое время жил в этой знаменитой обители, устав которой взял за образец для своего монастыря.

Разницу мы обнаружим в устроении их собственных монастырей.

Здесь надо пояснить, что традиционно монашеское житие делится на три вида: первый – когда многие иноки живут и подвизаются вместе (родоначальником общежительных монастырей считается святой Пахомий Великий), второй вид – отшельничество, когда инок живет в полном уединении (основоположником такого жития является преподобный Антоний Великий), третий вид – скитничество, когда инок подвизается вместе с двумя-тремя другими монахами (этот вид традиционно процветал на Афоне).

Преп. Нил Сорский устроил свою обитель по скитскому принципу. Этот тип жительства он считал как бы средним между двумя первыми, называл его царским. Здесь было всего 12 иноков, жили они достаточно обособленно. Принимал к себе преподобный Нил только духовно опытных монахов. Главным предметом и заботой у скитников должно было стать «умное делание», которое преп. Нил изучал и наблюдал на горе Афон.

Монастырь преп. Иосифа Волоцкого был основан на принципах общежития: все общее – труд, молитва, трапеза. Братии было много, придти сюда мог любой человек, желающий вступить на путь монашества. И в том и в другом монастыре был провозглашен принцип совершенного нестяжания. При этом волоколамский монастырь был крупным землевладельцем, а сорская пустынь не имела ни земель, ни крестьян.

Традиционно считается, что преподобные Нил Сорский и Иосиф Волоцкий спорили по поводу земельных владений монастырей. Однако при жизни преп. Нила Сорского до 1508 года они оба ничего не пишут по этому вопросу. Не сохранилось и достоверных свидетельств об их выступлении на соборе 1503 года. В качестве источника принято обычно использовать знаменитое «Письмо о нелюбках иноков Кириллова и Иосифова монастырей». Но письмо это было написано неизвестным уже в 40-е годы ХVI века и по содержанию далеко не безупречно. К примеру, среди участников собора автор называет учителя преп. Нила Сорского - старца Паисия Ярославова, который к тому времени уже скончался. А так часто цитируемая речь преподобного Иосифа на соборе – «Аще у монастырей сел не будет, како честному и благородному человеку постричися?..» - не находит подтверждения в его собственных посланиях. В них нет даже намека на приписываемую преподобному аргументацию. Причем противнику преп. Иосифа Волоцкого Вассиану Патрикееву вообще неизвестна речь волоцкого игумена на соборе. Трудно представить, что он не подверг бы критике слова преподобного Иосифа, будь они действительно произнесены.

Но даже если противостояние на соборе было, мог ли быть преп. Нил Сорский таким ярым противником монастырских имений? Вряд ли. Он прекрасно понимал, что если стяжательность не истреблена как личная страсть, как страсть сребролюбия, то она может существовать, как говорит об этом преп. Иоанн Кассиан, «и при крайней видимой нищете». То есть наличие или отсутствие у монастыря богатых вотчин в принципе никак не отражается на соблюдении каждым отдельным монахом обета нестяжания.

Кроме того, преподобный Нил, как человек образованный и мыслящий, не мог не знать, какую роль сыграло монастырское землевладение и на Руси, и в Греции, где он прожил несколько лет на Святой горе Афон. Ситуация была схожая. Русь находилась под властью монголо-татар, а Греция – под гнетом турок. Так вот, те земли, которыми владели монастыри, были ограждены от произвола «оккупационных» властей. На Руси в силу ханских привилегий и грамот князей церковные земли не платили государственных пошлин и были освобождены от уплаты дани татарам, что позволяло крестьянам выжить в условиях тяжкого ига. Древние святогорские монахи в период турецкого господства не переставали покупать земельные участки, и принадлежавшая им территория сохранила свою абсолютную эллинизацию. Из разных мест прибегали сюда греки, ища спасения от жестокого рабства. Кроме того, монастыри Святой горы получали земельные владения от императоров и князей. И эти земли они ограждали от турецкого насилия, делая богатые подношения турецким султанам. В архивах афонских монастырей веками хранились турецкие фирманы, ограждавшие их от любых притеснений. Таким образом, крестьяне, населявшие монастырские вотчины, получали защиту и помощь, в свою очередь, обеспечивая монахам необходимые доходы. Кроме того, монастырское землевладение было экономически выгодным, поскольку сами монахи за свой труд никакой платы не получали.

К этому можно добавить, что в своей пустыни преп. Нилу Сорскому не удалось осуществить заявленного им высокого принципа – кормиться только трудом собственных рук. Запретив братии принимать даже милостыню, он, в конце концов, вынужден был обратиться за помощью к великому князю Василию Иоанновичу. Ежегодно монахи получали от князя 155 четвертей ржаной муки. Причем «нестяжатели» предлагали всем монастырям пойти по такому пути. Жизнь показала абсолютную утопичность этих планов: Екатерина II, проведя секуляризацию, т.е. конфисковав у Церкви земли, просто закрыла основную массу монастырей.

После кончины преп. Нила Сорского место его на позициях нестяжательства занял Вассиан Патрикеев (ок. 1470 – после 1531), которого только очень с большой натяжкой можно называть учеником преподобного Нила, да и монахом вообще. Монашеский постриг он принял, чтобы сохранить свою жизнь, в монастыре практически не жил, а имел свою «пустыню на Белоозере», откуда вскоре перебрался в Москву. В Москве, находясь в Симоновом монастыре, вел жизнь достаточно вольную, получал яства и вина со стола великого князя, гнушаясь монашеской трапезой. В полном противоречии с уставом ел и пил, когда хотел и что хотел.

Вассиан стал доверенным лицом великого князя Василия III. Он был знатного происхождения, являлся родственником князя. До своего вынужденного пострига князь Василий Патрикеев был заметной фигурой в государстве и одним из богатейших землевладельцев, но теперь, будучи иноком, Вассиан уже никакой опасности в сфере политической для московского князя не представлял. О его роли при дворе так говорит писарь Михаил Медоварцев: «А блюлся есми, господине, преслушать князь Васьяна старца, потому что он был великой временной человек, у великаго князя ближней и яз так и государя не блюлся, как его блюлся и слушал».

Свою славу в истории, в том числе в истории литературы, Вассиан Патрикеев приобрел писаниями против преп. Иосифа Волоцкого и его последователей - «иосифлян». Причем Вассиан не обладал особыми талантами и дарованиями, и если бы не была так известна и значительна личность преп. Иосифа Волоцкого, вряд ли бы мы знали «выдающегося русского публициста ХVI века» («Литература Древней Руси». Биобиблиографический словарь). Нападая на преподобного Иосифа, Вассиан, с одной стороны, хотел угодить великому князю, которому насущно необходимы были земли для раздачи в качестве поместий, а с другой стороны, стремился ослабить влияние на князя Волоцкого игумена, высокий авторитет которого мешал Вассиану единолично властвовать при дворе.

Сочинения Вассиана Патрикеева обычно называют полемическими. Однако полемики никакой не было. Великий князь просто запретил преподобному Иосифу отвечать Вассиану и устно и письменно, чему преподобный полностью подчинился. Таким образом, «Прение с Иосифом Волоцким», написанное Вассианом Патрикеевым в форме диалога, не может считаться документом, свидетельствующим о полемике лидеров двух партий. При этом сочинения Вассиана отличает резкость, страстность, в его речи сквозит гордость, презрительность, что лишний раз показывает, насколько далек он был от монашеских, да и христианских идеалов вообще и от взглядов своего учителя, в частности. Только высокое покровительство оберегало князя от ссылки под строгий надзор с формулировкой «за безпокойную гордость и сварливость, несвойственную монашескому сану, за низкие средства и бездоказательные изветы».

То же самое можно сказать и еще об одном яром ненавистнике «иосифлян» - князе Андрее Курбском (1528-1583), бежавшем в Литву и прославившемся своими сказаниями, в которых больше лжи, чем правды. Он называл себя учеником другого известного представителя партии «нестяжателей» - преп. Максима Грека (+1555). Перейдя на службу к литовскому князю, Курбский получил крупные земельные владения вместе с Ковельским замком, будто начисто забыв, что нищета – идеал-то общехристианский. Хотя это и неудивительно. Мы почему-то никак не относим лично к себе слова Христа, сказанные не одним только апостолам, а народу: «Тако убо всяк от вас, иже не отречется всего своего имения, не может быти Мой ученик» (Лк. 14,33). Как верно заметил уже в ХХ веке священномученик Иларион Троицкий: «У нас есть весьма распространенный среди мирян предрассудок, будто аскетизм – специальность монахов». Добавим – есть и был.

Об исторической объективности князя Курбского свидетельствует такой пример: Вассиана Патрикеева по строгости жизни он уподоблял ни больше, ни меньше, как преп. Антонию Великому и св. Иоанну Крестителю. Комментарии, как говорится, излишни.

Следующее противопоставление двух великих святых, которое возникло сравнительно недавно, - по поводу монастырского устава. Сейчас принято восхищаться Уставом преподобного Нила, как высокодуховным, и уничижать Устав преподобного Иосифа, как приземленный, «бытовой». В защиту Устава преп. Иосифа Волоцкого можно привести фразу, написанную еще в VI веке преп. Венедиктом Нурсийским: «Этот Устав написали мы, чтоб соблюдающие его могли достигнуть чистоты нравов или показать начатки христианского преспеяния. Для тех, которые желают востечь на высшия степени совершенства, есть наставления Святых Отцев». В таком духе и написал свой Устав преп. Иосиф Волоцкий – игумен крупного общежительного монастыря. Устав наставлял в иночестве внешнем, а для внутреннего совершенствования каждый пользовался советами своего старца, руководствовался житиями древних подвижников и святоотеческими писаниями, которые постоянно читались и в храме, и за трапезой, и в келиях. В монастырской библиотеке имелось богатейшее собрание книг, в связи с чем преподобному Иосифу не было нужды переписывать в своем Уставе поучения великих учителей монашества.

Устав преп. Нила Сорского – это руководство для пустынников, испытавших себя в монастыре, утвердившихся в духовной жизни и удалившихся в пустынь в поисках безмолвия и уединения. С одной стороны, им уже не нужны подробные наставления, касающиеся внешнего образа жизни и поведения, хотя они тоже присутствуют в Уставе. С другой стороны, монаху не всегда могут быть доступны книги, а общение со старцем ограничено, поэтому преподобный Нил последовательно изложил все ступени внутреннего самоусовершенствования в строгом соответствии с учением Святых Отцов. Преп. Нил не отвергал важности внешнего делания иноков, но, в первую очередь, он хотел напомнить им, что ограничиваться этим нельзя, что очень важно и существенно подвижничество внутреннее, которое необходимо соединять с внешним.

А вообще говоря, так ли важно «внешнее» монашество, и нужно ли это? Оказывается, да. Поверим опыту святителя Василия Великого, утверждавшего: «Если же внешний не благоустроен, не доверяй благоустроению и внутреннего человека».

Таким образом, никаких преимуществ ни один из этих уставов перед другим не имел. Они были созданы применительно к разным условиям жизни в монастыре, адресованы людям, совершенно разным по монашескому опыту, ничем друг другу не противоречат и вполне могут дополнять один другой. И, конечно же, большой ошибкой со стороны исследователя или читателя является попытка на основании только устава делать выводы об уровне духовной жизни в каком-либо монастыре.

Что же касается самого образа монашеской жизни, то тут преимущество на стороне общежительных монастырей. Как отметил преп. Венедикт Нурсийский: «Киновиты, живущие в одном монастыре по общему уставу, - род иночества самый благонадежный». Не все избирают пустынножительство как усиленный подвиг после долгого пребывания в общежительном монастыре. Бывает, что пустынь привлекает отсутствием всякого контроля и возможностью жить по своей воле, хотя иногда и кажется, что эта воля согласна с волей Божией. Святые Отцы разрешают уходит в пустыню только монаху, совершенно очистившемуся от страстей, а это мало кому удавалось и удается. В истории русского монашества пустынножительство так и осталось подвигом редким, исключительным.

Еще одно противопоставление позиций преп. Нила Сорского и преп. Иосифа Волоцкого, изобретенное образованными, но не просвещенными умами, – это отношение к «писаниям».

Из книги в книгу, от автора к автору перекочевывает фраза из письма преп. Нила Сорского: «Писания многа, но не вся божественна суть. Ты же, истинная известне испытав от чтения, сих держися», которая толкуется как призыв к критическому разбору всех писаний. Тут, прежде всего, еще раз надо напомнить, что нигде, ни в одной строке сам преподобный Нил не отступил от святоотеческого толкования Священного Писания и Священного Предания. Мог ли он учить этому других? Конечно, нет.

Он был очень строг по отношению к содержанию текстов, если случалось так, что в результате переписывания или попытки осовременения теряли смысл старые тексты. К примеру, составляя свой «Соборник житий греческих святых», преподобный Нил отдавал предпочтение более древним, классическим образцам житий. Он стремился достичь наибольшей ясности смысла повествования, для чего сравнивал разные списки, избирая наиболее доступные для понимания выражения. Но если все же не мог найти такого текста, который бы его устраивал, оставлял в своей рукописи чистое место, не дерзая что-то писать по собственному разумению: «а яже невозможна, сия оставлях, да имущие разум больше нас, ти исправят неисправленная, и недостаточная наполнят».

«Соборник» преподобного Нила долгое время считался не сохранившимся, а обнаружили его среди книг библиотеки Волоколамского монастыря. Два тома «Соборника» - автограф преп. Нила Сорского – были дополнены иноками обители словами и поучениями о нестяжательстве, подкрепляющими взгляды преподобного Нила. Добавим: и взгляды преп. Иосифа Волоцкого.

Следует также учитывать тот факт, что наряду с житиями святых во все времена имели хождение так называемые апокрифы, создаваемые на темы из Священного Писания, но содержание которых было нередко так далеко от божественного, что приходилось их запрещать, поскольку они порождали (и в наши дни это тоже происходит) всевозможные ереси и секты. Кроме того, бывали случаи, когда неизвестный монах подписывал собственное сочинение небезупречного содержания именем кого-то из святых Отцов. Вероятнее всего, что преп. Нил Сорский предупреждал своего корреспондента об осторожном отношении именно к такого рода писаниям.

Неверно истолковано и само понятие «испытывать писания». О себе преподобный Нил пишет так: «Живя уединенно, испытую Божественные Писания, по заповеди Господней, и их толкование, также и Апостольские предания, жития и учение св. Отцев и внимаю им». Слово «испытывать» в данном случае означает «изучать, узнавать». Вообще в церковно-славянском языке оно не имеет того оттенка, который придается ему в русском языке «убеждаться исследованием, пробовать, разбирать», и уж тем более «подвергать сомнению или критическому осмыслению».

Здесь позиция святых Отцов совершенно определенна и незыблема. Вот как пишет преп. Симеон Новый Богослов о такого рода «испытании»: «…нам повелено не пытать разумом догматов Писания… Кто испытывает, тот не имеет твердой веры». Предупреждают святые Отцы и об опасности следования собственному вкусу: «Из сказанного нами никто да не берет и не выводит чего-либо отдельно и, отложив в сторону все прочее, да не удерживает неразумно это одно в руках своих» (преп. Исаак Сирин).

Святой Василий Великий в своем кратком поучении наставляет, как надо изучать Божественные Писания таким примером: «…будем в отношении к учению Господню, каково в обучении отроча, которое не прекословит, не оправдывается пред учителями, но верно и благопокорно принимает уроки».

Безусловно, преп. Нил Сорский все это знал, ведь в его «Уставе скитского жития» содержится много цитат и из св. Исаака Сирина, и из св. Симеона Нового Богослова, и из св. Василия Великого. Возможно ли, - зададимся таким вопросом, - чтобы преподобный Нил, решившись сам стать наставником монахов, отверг наставления великих учителей монашества? Невозможно это даже помыслить. Ведь предупреждают нас, что отступление от святоотеческого учения «ведет к гордыне и затем ввергает в погибель», и, как показывает история, именно это порождает протестантизм и всевозможные ереси и секты.

Возьмем лучше другие строки из письма преподобного Нила: «…не ведаем Божественного Писания и не стремимся изучать его со страхом Божиим и смирением». Не про нас ли, нынешних, это сказано, когда на фоне полного «религиозного одичания», по выражению старца Иоанна Крестьянкина, что ни голова – то своя вера? Надо бы нам вот эти самые слова преп. Нила Сорского почаще цитировать, а главное, помнить и знать - что «испытание» писаний должно начинаться со страха Божия и смирения, а не с собственных умствований и критических настроений, чтобы «не носиться в вихре вредительных помыслов» (преп. Симеон Новый Богослов).

С другой стороны, преп. Иосифу Волоцкому часто приписывают слова: «Всем страстем мати - мнение. Мнение – второе падение», выводя отсюда в противовес «свободомыслию» преп. Нила Сорского запрет личных мнений преп. Иосифа Волоцкого. Однако мы не найдем этой цитаты ни в «Просветителе», ни в текстах других писаний, автором которых является преподобный Иосиф. Этой фразой заканчивается все то же «Письмо о нелюбках», причем с конкретным указанием: «якоже святии отцы рекоша». А коль скоро так было сказано святыми Отцами, авторитет которых незыблем, то предостережение об опасности собственных мнений одинаково принимали и ему подчинялись и преп. Иосиф Волоцкий и преп. Нил Сорский.

За долгие века имена двух великих святых Русской Церкви успели обрасти мнениями, домыслами, преданиями различной степени достоверности. Кто только не использовал и не использует это мнимое противостояние в качестве аргумента! Тем интереснее попытаться разобраться, где правда, а где ложь, и заодно выяснить, что навсегда осталось в прошлом, а что нужно сохранить для будущего. Это и является целью издания настоящего сборника. Нисколько не претендуя на полноту картины, мы объединили здесь статьи, которые отражают взгляды наших современников.

Прежде всего, это два видных церковных иерарха – митрополит Сурожский Антоний (Блум, 1914-2003) и митрополит Волоколамский и Юрьевский Питирим (Нечаев, 1926-2003).

Митрополит Питирим (Нечаев) – доктор богословия, профессор Московской Духовной академии, долгое время возглавлял Издательский отдел Московской Патриархии. В 1989 году стал игуменом возвращенного Церкви Иосифо-Волоцкого монастыря. Он известен как глубокий знаток Священного Писания и истории Церкви.

Митрополит Антоний (Блум) возглавлял Западно-Европейский экзархат. Он вырос в эмиграции и всю жизнь провел за границей. Богословского образования не имел, однако за свои труды получил звание почетного доктора богословия Московской и Киевской академий. Известен как выдающийся проповедник и мудрый пастырь.

Еще один из авторов – Вадим Валерианович Кожинов (1930-2001), литературовед, публицист, историк. Он обладал энциклопедическими знаниями, как ученого его характеризует исключительная научная добросовестность. Его работы посвящены проблемам истории и культуры русского народа.

Владимир Михайлович Кириллин, профессор Московской Духовной академии – автор многих трудов по истории древнерусской литературы, один из авторитетнейших специалистов в этой области. Его отличает широкий научный кругозор и стремление донести до нынешних читателей сокровища древней книжности.

Историк, кандидат наук Елена Владимировна Романенко посвятила себя углубленному, подробному исследованию жизни и трудов преп. Нила Сорского и истории Нило-Сорской пустыни с древних времен до наших дней.

Хотелось бы пожелать читателям, чтобы главным итогом прочтения этой книги было чувство благодарности нашим великим святым: одному - за пример жизни, отделенной от всего мирского, другому - за пример жизни, где все мирское подчинено духовному. Несомненно, и то и другое очень трудно и почти нереально, но недостижимость идеала не означает, что к нему не надо стремиться.

Елена Васильева, архивариус монастыря.

До сих пор не смолкают споры в отношении роли преподобного Иосифа

«Преподобный видел в Церкви замечательный инструмент передачи народных богатств от богатых бедным, - говорит Патриарх Московский и всея Руси Кирилл. - Как сказали бы сегодня экономисты, он видел в Церкви инструмент перераспределения материальных благ и считал, что именно Церковь может взять от богатых и передать бедным. А потому всякие обвинения преподобного Иосифа в стяжательстве — это надуманные обвинения», - убежден Патриарх.

Преподобный Иосиф вырос в дворянской семье Саниных, владевших селом Покровское (Язвище) в 18 верстах от Волока на реке Ламе. Покровское было вотчиною его прадеда, Александра Сани, выходца из Литвы, которую он получил от святого благоверного великого князя Дмитрия Донского за верную службу. Сын Александра, Григорий, был человеком благочестивым, он любил повторять:

«Дал бы нам Бог Царство Небесное, а Рай - то наше Отечество, которое мы погубили и снова получили в дар от Господа чрез Его воплощение».

От доброго древа - добрые плоды: сын Григория Иван и его супруга Марина были горячо верующими людьми; они вымолили у Бога ребёнка, который родился 12 ноября 1440 г., в день памяти Иоанна Милостивого, в честь которого и был наречён. Счастливые отец и мать всегда называли его меж собой «дитя молитвы».

С самого раннего возраста и до смерти жизнь Ивана, будущего созидателя великой Волоцкой обители, была связана с монастырями.

Его дед Григорий в зрелые годы стал иноком Герасимом, бабушка - инокиней Ириной, перешли в монашество его отец и все три брата - Вассиан, Акакий и Елеазар.

Мать приняла схиму во Власиевском женском монастыре под именем Марии. Путь самого Ивана в обитель начался в 8 лет, когда его отдали в ученье к старцу Арсению Леженке в Волоколамский Крестовоздвиженский монастырь. В то время грамоте на Руси учились по Библии и богослужебным книгам: в первый год мальчик выучил Псалтырь, а ещё через год освоил Священное Писание, «чтец бысть и певец». Он рано ощутил склонность к иночеству: мир за монастырскими стенами, полный грехов и соблазнов, его не манил. Иван принялся за поиск духовного наставника и вскоре ушёл под духовное руководство старца Варсонофия Неумоя в обитель св. Саввы на Тверской земле. Там его ждало ужасное разочарование - насельники обители были заражены грехом сквернословия. Старец Варсонофий сказал Ивану: «Не удобно ти чадо, в здешних монастырех жити, но иди к преподобному Пафнутию в Боровск».

Игумен Боровского монастыря, воспитанный священноиноком Никитой, который в свою очередь был «учеником чудного отца, святого чудотворца Сергия Радонежского», Пафнутий «во всём искусен был как подобает пастырю, о пастве заботясь, и во всём примером был стаду, и всегда неправды уклонялся, правде прилежал, беспрестанно работал Господу день и ночь: днём в монастырских службах прежде всех находил работу, ночь в молитвах проводил». 20-летний Иван Санин прибыл в Боровск вечером 13 февраля 1460 г. и застал угодника Божия за работой: игумен, одетый в такую же худую рабочую ряску, как и все, рубил дрова и вместе с другими монахами сносил их в поленницу. Но лишь раздался благовест к вечерне, братия направилась к храму. Иван упал в ноги Пафнутию, моля взять его в число спасающихся, а тот сказал, когда Иван не мог его слышать:

«Этот юноша имеет духовную силу и создаст обитель сильнее нашей». В тот же день преподобный Пафнутий облек Ивана в иноческий образ и нарек Иосифом.После пострижения старец протянул стоящему перед ним на коленях молодому монаху свои четки: «Вот, чадо, меч духовный. Рази им невидимых врагов».

Иосиф был молод и крепок, поэтому его первое послушание проходило в пекарне. Не всякий мог выдержать столь тяжкий труд, ведь «ядущих было множество»!

Кормили всех: иноков, наёмных работников, тех, кто пришёл ради пользы душевной, нищих, странников и просто «мимоходящих». Многие уносили хлеб с собой. Во время голода монастырь кормил до тысячи человек в день!

Через три года прозорливый Пафнутий перевёл Иосифа в монастырскую больницу, где тот с кротостью и терпением ухаживал за недужными, «чисте всем работая, яко Христови самому». Навык скоро пригодился - отец Иосифа тяжело заболел: тело покрылось струпьями, как у многострадального Иова, ноги не слушались, руки тряслись, он не мог удержать чашку или ложку, не мог даже повернуться с боку на бок без посторонней помощи. Пафнутий благословил Иосифа взять Ивана Григорьевича к себе в келью, где сын лелеял отца 20 лет, из которых последние 15 тот был уже монахом Иоанникием. Умирая, благодарный родитель сказал: «Не я был тебе отцом, но ты мне».

18 лет провел Иосиф в послушании у Пафнутия Боровского, но не только физический и молитвенный труд были его уделом. Он много читал, всё глубже проникаясь богоданным смыслом святоотеческих книг. Обладая исключительной памятью, мог цитировать обширные отрывки, держал Святое Писание, по выражению преподобного Досифея (Топоркова), «памятью на краи языка», был «старцем не по годам, а по мудрости». По заслугам игумен Пафнутий благословил Иосифа управлять монастырем.

Иосифу Волоцкому не было и сорока, когда сразу после преставления преподобного Пафнутия в 1477 г. великий князь Иван III утвердил его в сане игумена. Лучшей кандидатуры нельзя было найти.

Иосиф «в потребах служения манастырскаго искусен бе паче всех сущих тамо. И возрастом умерен и лицем благообразен, по древнему Иосифу, браду имея окряжену и должиною мерну, тогда темнорус, в старости же сединами сияя», - такой его словесный портрет оставил нам Досифей.

Новый игумен сразу предложил братии строжайший общежитский устав по образцу Афонского, который знал досконально: рассказы об Афонских старцах и их Жития дошли до нас, переписанные рукою самого Иосифа. Но подначальным устав не понравился. Видя это, Иосиф решил уйти, дабы не вызвать «бунта»: «Видев же яко не согласуют ему нравы сущих ту, оставляет начальство». Он поехал на Русский Север, где на глухой речке Соре, подвизался в скиту после возвращения с Афона знаменитый наставник «умной молитвы» Нил (Николай Майков). На Белоозере Иосиф пробовал выдать себя за простого инока: таскал воду, прислуживал на поварне, однако образованность и повадка скоро обличили его как высокое духовное лицо. Он снова двинулся в путь: посетил Савватиеву пустынь и снова был удручён тамошними порядками; побывал в Калязинском монастыре, поклонился святым мощам Сергия Радонежского в Троице-Сергиевой лавре. Из лавры заехал в Москву к Борису Васильевичу Кутузову, другу своего детства, который в то время был окольничим великого князя. У Кутузова состоялась очень важная для преподобного Иосифа встреча с настоятелем Чудова монастыря архимандритом Геннадием, будущим архиепископом Новгородским - скоро им предстояла совместная борьба со страшной ересью.

Набравшись опыта, Иосиф решил построить монастырь по собственному замыслу и уставу в родных краях, «сущу близ достоаниа отец его». С образом Божией Матери «Одигитрия» письма Дионисиева, которым благословил его когда-то преподобный Пафнутий, и с единомышленниками Герасимом Чёрным, Кассианом Босым, родными своими братьями Акакием и Вассианом, Иосиф прибыл к князю Борису Васильевичу Волоцкому, тепло относившемуся ко всей семье Саниных.

Перед прибытием Иосифа в Волоколамск, в лесу на северо-восток от города случилась буря, вырывавшая с корнем деревья, в результате чего образовалась обширная поляна, как будто свыше было расчищено место для новой обители.

В центр поляны ударила крестообразная молния. Иосиф с братией водрузили крест на том месте и прикрепили к нему образ Пресвятой Богородицы - благословение преподобного Пафнутия.

Так у слияния речек Сестры и Струги в 1479 г. возник Волоколамский монастырь. Первая деревянная церковь была заложена 6 июня, а 15 августа уже завершена, за 5-6 лет построился каменный храм в честь иконы Божией Матери «Одигитрия», который «вельми чудно» расписал в 1488 г. прославленный живописец Дионисий. В мае 1506 г. на пожертвования князя С. И. Бельского и Б. В. Кутузова были сооружены тёплая церковь в честь Богоявления, кирпичная трапезная и хлебня. Сбылись предсказания преподобного Пафнутия при постриге юного Иосифа: тот создал свою «сильную обитель».

Правда, «сильной» она стала не сразу: в первое время монахи бедствовали. Выручал волоцкий князь, снабжавший «брашном и питием». Он же пожаловал монастырю первые земельные владения в октябре 1479 г., имевшие широкий правовой иммунитет и освобождение от главного налога - дани. После смерти князя Иосифу стал покровительствовать его наследник, Фёдор Борисович. В апреле 1498 г. он пожаловал обители право без пошлины держать на озере Селигер 10 ловцов рыбы, а в марте 1500 г. передал земли в Ржевском уезде. В том же месяце обитель получила от князя Фёдора двор в Волоке Ламском. Последними жалованными грамотами, полученными обителью в период игуменства Иосифа, были грамоты великого князя Василия III от 17 февраля 1515 г. об освобождении от большинства налогов монастырских владений. Всего за период игуменства Иосифа монастырь получил 27 земельных вкладов, 10 из них - от удельных князей. Это позволило в дальнейшем активно формировать монастырскую вотчину: при Иосифе монастырь совершил 21 покупку и произвел 10 обменов земель. Оказал поддержку обители, прилежавшей к Новгородской епархии, и архиепископ Геннадий.

Монастырь, управляемый советом старцев, процветал. Однако напрасно другой великий подвижник, заволжский старец Нил Сорский, упрекал Иосифа Волоцкого в «стяжании». Богатство собиралось Иосифом «не для себя - для Церкви Христовой». Оно не имело места в жизни иноков. Ктитор «киновиа Пречистыа богородица близ града Волока Ламьскаго» ввёл устав, в котором обобщил всё лучшее из практики русских общежительных монастырей. К богослужению следовало являться по первому благовесту и занимать в храме только своё место, менять его и разговаривать во время службы возбранялось. После литургии все шли в трапезную, безмолвно вкушали простую еду и внимали душеспасительному чтению.

Есть и пить отдельно от других воспрещалось, хмельное зелье нельзя было даже держать в стенах монастыря.

Иноки носили ветхую одежду и обувь из лыка, принадлежавшие всем и никому, кротко снося зной и холод. Многие налагали на тело железную броню, вериги, колющие власяницы. Спали мало, сидя или стоя. Все тяготы неслись строго с благословения настоятеля. В свободное от молитв время монахи обязаны были участвовать в общих работах. Женщинам и детям в обитель ходу не было. Многие могут понять этот запрет как оскорбительное отношение к женщинам и детям. Это не так. Весной этого года я встречалась с архимандритом Новомосковского Свято-Успенского мужского монастыря Лавром. В беседе он сказал: «У нас ведь тут не венчают, не крестят новорожденных, только отпевают покойников...» Я спросила: «Почему?» «А чтоб не смущать молодых монахов, - ответил владыка. - Зачем им это? Увидят красивую девушку-невесту, ребёночка подержат - и себе такого захочется, чтоб семья, детишки. Монахам и так трудно, зачем их растревоживать, я их берегу. Пусть о жизни вечной думают, им это больше подходит...» Иосиф Волоцкий тоже заботился о душевном состоянии иноков, поддерживал их мудрыми советами и усердной молитвой Богу о спасении вверенных ему душ. Во всём он был примером- прежде всех приходил в храм и после всех покидал его, на общих работах трудился как последний из братии, носил ту же одежду, что и все, изнурял себя постом и бдением. Но никто никогда не видел его унылым или усталым.

Во время одного из обходов монастыря он заметил человека, крадущего зерно из монастырской житницы.

Вор хотел бежать, но Иосиф остановил его. Поняв, что тот пошёл на преступление, чтобы накормить голодающую семью, игумен сам насыпал ему мешок жита и отпустил, пообещав помогать и впредь.

Если поселяне нуждались в семенах для посева, лишались домашнего скота, земледельческих орудий, Иосиф всегда давал им нужное. В голодные годы люди сотнями стекались к обители и получали пропитание.

За прегрешения волоцкий игумен наказывал строго: назначал сроки епитимий от года до 15 лет, обязательные молитвы до 1 тыс. на день, пост 5 дней в неделю, обязательную милостыню. Он был духовником князя Бориса Волоцкого, крёстным отцом и духовником его сына, князя Ивана Рузского, духовником удельного князя Юрия Ивановича, великий князь Василий III при посредничестве Иосифа примирился с князем Юрием Ивановичем, а Иоанн III просил у преподобного прощения за покровительство «жидовской ереси».

Ересь эта впервые обнаружилась в 1471 г. в Новгороде. Архиепископу Геннадию поступил донос на священников Григория и Герасима, которые «поругалися святым иконам». Вскрылись и другие случаи глумления над святынями: «...а что пакы безъименних, ино и числа нет, кое резаны, а не весть». Стало известно также, что немцовский игумен Захария своим постриженикам воспрещал причащаться, и сам не причащался. Встревоженный Геннадий пишет митрополиту Геронтию, епископам Ростовскому и Суздальскому Нифонту, Пермскому Филофею, Сарайскому Прохору и другим иерархам Русской Церкви. В феврале 1488 г. великий князь и митрополит поручили Геннадию провести расследование. Со стороны мирских властей участвовали княжий наместник Яков Захарьин и его брат Юрий. В это время к архиепископу прибрёл с повинной некий поп Наум: он заявил, что хочет перейти из ереси обратно в Православие, выдал ещё четырёх еретиков и предоставил владыке «тетрати» жидовствующих. Из них узналось, что те кощунствовали над иконами, не признавали святых отцов и постановлений Вселенских Соборов, глумились над непорочным зачатием Девы Марии, не признавали в святой Евхаристии Тела и Крови Иисуса, не верили в Воскресение и Вознесение Христа, отрицая Его Божественную сущность: «Христос Иисус был не более, как пророк, подобный Моисею, а не равный Богу и Отцу». Непризнание божественной природы Иисуса Христа и отрицание связанных с этим догматов, свидетельствует о том, что мировоззрение еретиков основывалось на иудаизме. Выяснилось, что сия апостасия занесена на Русь неким Схарией, прибывшим в Новгород в свите луцкого князя Михаила Олельковича из Литвы. Дело пошло успешно, и из Литвы прибыли ему в помощь Иосиф Шмойло-Скаровей и Моисей Хануш. Профессор Иерусалимского университета гебраистики М. Таубе считает, что их целью было обратить русских в иудаизм из мистических побуждений, «тщательно скрытых от их ничего не подозревающей аудитории».

На допросе у Захарьиных сын попа Григория Самсонка сознался, что к ереси причастен и московский дьяк Фёдор Курицын, один из влиятельнейших политиков в окружении великого князя, в 1482 г. вывезший из венгерского королевства некоего «угрина Мартынку», сыгравшего большую роль в формировании московской ереси, а также потопопы Алексей и Дионисий, которых Иван III в 1480 г. забрал из Новгорода в Москву и поставил на высокие должности. Дело приобрело государственное значение. Новгородский владыка вкупе с главным искоренителем ереси Иосифом Волоцким потребовали созыва Собора. Митрополит Геронтий умер, его заместил ставленник Курицына, игумен Симонова монастыря Зосима, которого Иосиф называл «злобесным волком»: «Осквернил он святительский престол, одних уча жидовству, других содомски скверня - Сын погибели, он Сына Божия попрал, похулил Пречистую Богородицу и всех святых унизил; икону Господа нашего Иисуса Христа и пречистой Его Матери и иконы всех святых называет болванами». Иосиф умолял верных обличать Зосиму, прекратить всякое общение с ним, не принимать от него благословения. Многие вняли преподобному Иосифу, и вскоре Зосима сложил с себя омофор (Курицына в это время в Москве не было).

Но всё равно Собор 1490 г. ощутимых результатов борьбы с ересью не дал. Только состоявшийся усилиями Иосифа Волоцкого Собор 1504 г. стал решающим. В нём приняли участие авторитетные лица Церкви, в том числе заволжские старцы Паисий Ярославов и Нил Сорский, перед лицом грозной опасности забывшие прежние разногласия с Иосифом. Ряд «Слов» в иосифовом «Просветителе», в том числе и жёсткие слова о еретиках, были переписаны рукой Нила Сорского.

Непримиримые в поисках формы идеального монастырского устройства, Нил и Иосиф пришли к полному единению в вопросе борьбы с еретиками.

По мнению известного учёного И. С. Лурье, «сотрудничество в составлении «Просветителя» позволяет скорректировать наши представления об отношениях этих двух святых XV века». Согласно соборному решению, ересь жидовствующих была предана анафеме, а еретики подлежали отлучению. В Новгороде еретиков провезли по городу на конях, посаженными задом наперёд, в берестяных колпаках и с надписью на груди: «Се сатанино воинство». В конце экзекуции колпаки были сожжены на головах осуждённых, а сами они разосланы по дальним монастырям на покаяние. Архиепископ Геннадий понял, что ересь привилась среди клирошан потому, что они были плохо образованы богословски и сосредоточил усилия на просвещении подчиненного ему духовенства, начиная с училищ.

Московские еретики, опирающиеся на поддержку невестки великого князя Елены Стефановны (Елены Волошанки), вдовы Ивана Ивановича Молодого, почти не пострадали. Иван III медлил с наказанием, открыв Иосифу Волоцкому, что знал «которую ересь держал Фёдор Курицын».

На пиру, при свидетелях Иван III спросил Иосифа: не грех ли казнить еретиков? Тот убеждал, что не грех, а обязанность высшей власти - преследовать еретиков.

Однако Иван III по-прежнему бездействовал. Иосиф обратился к его духовнику, архимандриту Андронникова монастыря Митрофану, и к соправителю - великому князю Василию, и в их лице нашёл сильную поддержку. Казнь состоялась. Брата Фёдора Курицына Ивана Волка, Ивана Максимова, Дмитрия Пустосёлова сожгли в специально построенных деревянных срубах. Некраса Рукавова по урезанию языка отослали в Новгород, где сожгли вместе с юрьевским архимандритом Касьяном, братом Иваном Самочёрным и другими, остальных разослали по монастырям.

В это время возобновились нападки на Иосифа Волоцкого по обвинению в «стяжании». Вопрос даже обсуждался на Соборе, который вынес решение: «Не смеем отдать церковного стяжания: оно принадлежит Богу и неприкосновенно». Преподобный Иосиф близко к сердцу принимал несправедливые укоры: «И нецыи неправе смысляще, во много время при животе отца хулами облыгаху и многи беды подвизахуся ему навести».

В последние годы жизни он тяжело болел, почти ослеп. Перед кончиной Иосиф принял схиму.

8 сентября 1515 г., приобщившись Святых Христовых Таин, преподобный Иосиф преставился, предсказав братии: «Вот вам знамение: аще получу от Бога милость, то обитель сия ничим же скудна будет». И слова его сбылись.

Сегодня мощи и вериги святого покоятся в Успенском соборе Иосифо-Волоцкого монастыря и доступны для поклонения. Московский Собор 20 декабря 1578 г. причислил Иосифа Волоцкого к лику святых. 14 июня 2009 г. возле обители открыт бронзовый памятник преподобному Иосифу, прожившему свою жизнь «не для себя - ради Церкви Христовой».

Преподобный Иосиф Волоцкий почитается в лике преподобных, память его совершается 9/22 сентября и 18/31 октября

Специально для Столетия

Святой Иосиф Волоцкий Стяжательный нестяжатель

ИОСИФ ВОЛОЦКИЙ.

День рождения 14 ноября 1440святой Русской Церкви, почитается в лике преподобных, память совершается 9/22 сентября и 18/31 октябряЖИЗНЕОПИСАНИЕ

Происходил из дворянской семьи, находившейся на службе удельного князя Бориса Волоцкого. Отец его владел селом Язвище в Волоцком княжестве. Иван первым в семье принял постриг, но позднее перешли в монашество все три его брата и отец. С восьми лет учился грамоте у старца Арсения в Волоцком Крестовоздвиженском монастыре. Около 1459 года в возрасте около 20 лет вместе с товарищем Борисом Кутузовым, из того же сословия решили принять монашество.

Санин сначала направился в Саввин монастырь в Твери , но быстро покинул его и перешёл в Боровск в обитель Пафнутия Боровского, отличавшуюся своими богатствами, где прожил 18 лет, под руководством Пафнутия. Пафнутий отличался праведной жизнью и большим трудолюбием. По легенде, когда Санин явился в монастырь, игумен был занят рубкой леса, а незадолго до смерти он показывал монахам как надо восстановить прорванную плотину. В обитель пришёл и престарелый отец Санина, который жил с ним в одной келье и за которым Иосиф ухаживал 15 лет.

В 1477 году, умирая, Пафнутий назначил преемником Иосифа. Назначенный, после смерти Пафнутия, настоятелем этой обители, он пытался ввести строгий общежительный устав; встретив сильный отпор со стороны иноков, оставил монастырь и два года странствовал в сопровождении Герасима Чёрного. Недовольный жизнью нескольких монастырей, в которых побывал, Иосиф вернулся в свою обитель, братия встретила его настороженно и просила у великого князя московского Ивана III другого игумена, но тот отказал. Тогда Иосиф основал на родине во владениях Волоцкого князя в 20 км от Волоколамска , у слияния речек Сестры и Струги в 1479 году Иосифо-Волоколамский монастырь (иногда называют просто Волоколамским монастырём). Иосиф с самого начала пользовался поддержкой удельного князя Бориса. 1 июня он вернулся в родное княжество, князь сразу выделил строителей и первая деревянная церковь была заложена 6 июня, а 15 августа завершена. Каменный храм был завершен за 5-6 лет, расписывал его Дионисий . Монастырь, руководимый Иосифом, отличался особой строгостью поведения.

Игумен Иосиф был талантливым церковным писателем. Он является автором книги «Просветитель» и нескольких посланий. Он занимал активную жизненную позицию и участвовал в обсуждении актуальных для того времени вопросов отношений церкви и государства. Во время мятежа удельных князей Бориса Волоцкого и Андрея Углицкого в 1480 году против их брата Ивана III, он выступил перед Иваном как посредник от имени своего покровителя Бориса.

Обличитель ереси жидовствующих, Иосиф Волоцкий призывал светские власти преследовать и казнить отступников от православия и тех еретиков, кто «прельщает» православных еретическими учениями:

В книге «Просветитель» и ряде посланий Иосиф Волоцкий, дискутируя с другим подвижником, духовным лидером «нестяжателей» Нилом Сорским , доказывал законность монастырского землевладения, отстаивал необходимость украшать храмы красивыми росписями, богатыми иконостасами и образами.

Требования казней еретиков и обогащения церкви встретили сильное противодействие среди ряда светских и духовных лиц. Монах и церковный писатель Вассиан Косой (князь Василий Патрикеев) в «Слове ответном» и «Слове о еретиках» критиковал иосифлян с позиции милосердия и нестяжательства, апеллируя к заповедям евангельской любви и бедности, а самого Иосифа именовал «учителем беззакония», «законопреступником» и «антихристом» . Заволжские старцы, отвергавшие монастырское землевладение и отличавшиеся от ортодоксального монашества образованностью и гуманизмом, на соборе 1503 года сделали заявление о том, что церкви неприлично владеть землями, а в «Ответе кирилловских старцев» возражали Иосифу Волоцкому относительно предания еретиков смерти: «нераскаявшихся и непокорных еретиков предписано держать в заключении, а покаявшихся и проклявших свое заблуждение еретиков божья церковь принимает в распростертые объятия» . При этом они ссылались на заповедь «Не судите, да не судимы будете» и на рассказы о прощении Иисусом грешников. В ответ Иосиф Волоцкий заявил, что заволжских старцев самих научили еретики.

Иосиф Волоцкий был канонизован в 1579 году. Мощи и вериги святого покоятся в Успенском соборе Иосифо-Волоцкого монастыря и доступны для поклонения. 14 июня 2009 года около монастыря открыт бронзовый памятник преподобному Иосифу.

7 декабря 2009 года по благословению патриарха Кирилла Иосиф Волоцкий был объявлен покровителем православного предпринимательства и хозяйствования.

http://www.people.su/45786

"Ересь жидовствующих" (иначе Новгородско-московская ересь ) — идейное течение, охватившее часть русского общества в конце XV века, в основном Новгорода и Москвы.

Как следует из названия ереси, предполагается, что в мировоззрении еретиков присутствуют значительные элементы иудаизма. По меньшей мере, непризнание божественной природы Иисуса Христа и отрицание связанных с этим догматов, а также следование некоторым обрядовым предписаниям иудаизма.

Несмотря на обилие исследований и публикаций по ереси, согласного мнения о её природе, происхождении и месте в русском средневековом обществе — нет. Зачастую его связывают с протестантскими и реформаторскими тенденциями в русском обществе, видят в этом движении начало русского Ренессанса . Советская историографическая школа (А. И. Клибанов , Я. С. Лурье , А. А. Зимин и др.) видит в движении антифеодальную направленность и расценивает его как реформационно-гуманистическое. Другая тенденция — сравнивать это движение с распространёнными в своё время мистическими сектами богомилов или мессалиан . Митрополит Макарий видит в мировоззрении жидовствующих чистейший иудаизм.А. Л. Юрганов находит его вполне ортодоксальным. Академик Д. С. Лихачёв по поводу ереси жидовствующих пишет: «По-видимому, ереси эти не имели какого-либо законченного и упорядоченного учения… Вероятнее всего, это даже была не ересь, сколько движение вольнодумцев. Это было по всей вероятности гуманистическое течение» . О. Георгий Флоровский , считает ересь жидовствующих тоже лишь вольнодумством: «Всего вернее, что еретического сообщества не было вообще. Были известные настроения, именно шатание умов, вольнодумство» . Профессор Иерусалимского университета гебраистики М. Таубе считает, что целью Схарии было обратить русских в иудаизм из мистических побуждений, «тщательно скрытых от их ничего не подозревающей аудитории»

http://ru.wikipedia.org/wiki/%C5%F0%E5%F1%FC_%E6%E8%E4%EE%E2%F1%F2%E2%F3%FE%F9%E8%F5

Нестяжание (произвольная нищета ) — один из трёх монашеских обетов, которые даются при пострижении . Монах, уповающий на Царство Небесное, странник в этом мире, поэтому он отрицается не только земных богатств, но даже минимального имущества . Гарантии его безопасного существования не в обильных запасах, а во Христе. В нём монах обретает лучшее и нетленное богатство: «Господь есть доля моя» (Плач. 3:24). «Имуществом, богатством, сокровищем инока должен быть Господь наш Иисус Христос», — пишет свт. Игнатий (Брянчанинов) . Склонный же к стяжательству монах «в имуществе видит средства уклониться от влияния превратностей». Но «делается сердце вещелюбца жёстким и чуждым всякого духовного ощущения» .

«Нестяжание есть отложение всех житейских забот, отчуждение печали»,- пишет преп. Иоанн Лествичник .

В притче о богатом юноше Христос говорит ему: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение твое и раздай нищим; и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною» (Мф. 19:21). В словах Господа не завет, а совет: «Если хочешь быть совершенным…». И есть выбор. Однако огорчённый юноша не решается сделать его: «Трудно богатому войти в Царство Небесное…» (Мф. 19:23).

Нестяжание — это не простая моральная заповедь, а условие совершенства, к которому должен стремиться инок. Тогда он становится гражданиномЦарства Небесного . Однако одного отказа от обладания имуществом недостаточно. Истинное нестяжательство состоит в отчуждении сердца от всего земного. Пристрастие ко всему вещественному оказывается хуже обременённостью обширным имением.

В историографической традиции нестяжателями принято называть духовно-политическое течение в Русской Церкви конца XV, первой половины XVI века.

Этот термин был введён русскими либералами -славянофилами во второй половине XIX века , для иноков заволжских монастырей, выступавших за ограничение монастырского землевладения.

Впервые его использовал историк канонического права А. С. Павлов , назвав так Вассиана Патрикеева .

Русские либеральные историки находили в учении и взглядах нестяжателей своих духовных предшественников, и это отразилось на их трактовке мировоззрения северного монашества. Впоследствии их взгляды были подвергнуты критике. В частности, Фери фон Лилиенфельд по этому поводу писала:

«Сегодня мы видим, как серьёзно отразилось на исследованиях историков XIX и XX вв., занимавшихся „иосифлянами“ и заволжскими старцами, их собственное видение правильного решения проблем российской действительности в области отношений государства и церкви, церкви и государства с точки зрения того, как эти проблемы ставились в современной России. Историческое видение исследователей не в последнюю очередь зависело от их отношения к вопросу, ставшему предметом бурных дискуссий в России на рубеже XIX и XX вв., о смысле или бессмысленности монашества как такового в „современном“ обществе. <…> Эта дискуссия, как в России, так и во всей Европе была в значительной степени определена различными полюсами существовавшей шкалы ценностей: „либеральный“ — „консервативный“, „прогрессивный“ — „регрессивный“. Постоянно ставились вопросы: кто же из двух „глав школ“ прав в решении животрепещущих проблем современности?»

— Ф. фон Лилинфельд. "О некоторых причинах приостановки исследований о Ниле Сорском и его роли в истории".

Тогда же стало принято объяснять позицию нестяжателей исключительно религиозно-нравственными побуждениями. Другой не оправданной тенденцией стало сближение взглядов Вассиана Патрикеева и его учителя, преподобного Нила Сорского . Начиная с В. И. Жмакина, Нила Сорского стали считать идейным вдохновителем нестяжателей, а князя Вассиана его ближайшим учеником и верным последователем. Взгляды преподобного Нила практически по всем вопросам были резко противопоставлены взглядам Иосифа Волоцкого . Сорский подвижник был представлен как носительлиберальных идей , его взгляды сближались со взглядами еретиков жидовствующих и даже в их среде находили источник идей преподобного. Большинство историков, как этого времени, так и, впоследствии, русского зарубежья противопоставляли духовную свободу «нестяжателей» и строгое послушание и дисциплину «иосифлян», истинную духовность одних и обрядовое благочестие других. И если о нестяжателях говорили с нескрываемой симпатией, то в иосифлянах видели консерваторов, сторонников внешней обрядовой веры, служивших верной опорой самодержавия. В итоге сформировалось упрощённое «двухпартийное» представление о русском монашестве XVI века.

Победа иосифлян в трудах историков русской эмиграции представлялась как трагическое событие в русской истории, приведшая в итоге к революции (Н. А. Бердяев , И. К. Смолич). Более взвешенную оценку даёт о. Георгий Флоровский , который видит в этих течениях «столкновения двух правд: правды общественного служения и правды внутреннего делания, совершенствования человеческой личности». Флоровский справедливо пишет, что «Нил Сорский только из аскетико-созерцательной традиции древней и византийской Церкви и может быть понят до конца». Не противопоставляет их иВ. В. Зеньковский в своей «Истории Русской Философии».

В свою очередь советская историография настаивала на классовой сути происходивших процессов, связав взгляды нестяжателей с интересами боярства и нарождающегося дворянства (И. У. Будовиц), либо же связывая иосифлян с дворянством, а их оппонентов с боярами (Н. К. Гудзий.).

Однако высказывались и иные точки зрения. Н. К. Никольский резко отделил Вассиана Патрикеева от его учителя, обвинив князя в защите своих «сословных интересов». М. С. Боровикова-Майкова связала нестяжательские идеалы заволжских монахов с его аскетическими идеалами и «умной молитвы». Считая мистическое учение Нила основой общественно-политческого учения, отмечает, что сам преподобный остался в стороне от политических страстей и вряд ли одобрял действия своих учеников.

Позже Я. С. Лурье указал на отсутствие значительных противоречий во взглядах преподобных Нила Сорского и Иосифа Волоцкого, доказал факт их совместной работы над «Просветителем».

Святой Евстафий Солунский

Фрагмент росписи жертвенника кафоликона монастыря Ватопед .1312 год

Безусловно, проблема монастырского хозяйства, обременяющего братию не свойственными монахам заботами, была не нова, и обнаруживается, прежде всего, в Византии. Византийские монастыри с древнейших времён обеспечивались значительными земельными пожалованиями, которые предназначались для содержания многочисленного монашества империи. Значительный рост монастырского землевладения наблюдается в эпоху македонской династии. В XIV веке, во времена подъёма сербской государственности, активно раздаёт монастырям земли сербская знать. Особыми привилегиями пользуются крупные афонские монастыри: сербскийХиландар и русский Пантелимонов . Принимали земельные пожертвования и монастыри на Руси, в том числеКиевский Печерский монастырь преподобного Феодосия . Это обычная практика в государствах, в которых знать православна. Однако такое привилегированное положение влечёт за собой ряд неприятных моментов, связанных с обмирщением монашествующих. Поэтому голоса против крупного землевладения монастырей раздавались и на востоке. В частности, активно против значительного монастырского землевладения выступал архиепископ Фессалоник Евстафий Солунский . Он требует ограничения монастырского землевладения, как наносящего большой вред тем, кто на словах решил принять иноческий образ. Малым монастырям вообще не стоит иметь земли. Монастыри должны быть лишены независимости. Подчиняться монастыри должны своим епархиальным владыкам с одной стороны и светской власти с другой. Ибо в монастырях, которые не подчинены светским надзирателям, монахи вынуждены сами заниматься делами и «вместо псалтыри держат в руках весы несправедливости и фальшивые монеты; их пальцы приспосабливаются к обману крестьян». Скорое почитание солунского владыки на Афоне и в Македонии говорит о популярности его взглядов среди монахов. Начавшееся в начале XIV века «монашеское возрождение », связанное с именем преподобного Григория Синаита , по новому поставило вопрос о целях монашеской жизни и, соответственно, о монастырских имуществах. По меньшей мере, неизвестны факты владения землёй парорийских обителей преподобного Григория или Килифариевского монастыря преподобного Феодосия Тырновского , ученика Григория Синаита.

В рамках настоящей статьи важен взгляд на монастырское землевладение одного из представителей этого движения Киевского митрополита Киприана , ученика преподобного Феодосия Тырновского, занимавшего кафедру русской митрополии в конце XIV — начале XV века. В ответах на вопросы, данные, очевидно, игумену Серпуховского Высоцкого монастыря Афанасию , Киприан пишет: «Села и люди держати иноком, не предано есть святыми Отци». Однако «послежде по малу въ разслабление прииде вещь, и начаша манастыре те и скиты держати села и стяжания». «А еже сего страшнейши, яко повнегда черньцам начатии селы властоватись, и мужеъ и женвмъ судити, часто хождения въ них творити и о нихъ печаловатися. <…> Но аще бы мощно, сице: бытии селу подъ манастыремъ, еже николиже черньцу не бытии въ немъ, но мирянину некоему богобоязниву приказати и тому печаловатися бы о всякыхъ делех; въ манастырь же бы готовое привозилъ житом и иными потребами». «Пагуба черньцем селы владети…»,— заключает святитель. Иными словами, святитель утверждает, что владение сёлами не заповедано отцами церкви, но этот обычай утвердился по немощи, «расслаблению». Инокам не стоит самим заниматься управлением хозяйством, которое доставляет им многие соблазны, а привлекать для этих целей благочестивых мирян. В другом документе митрополит последовательно отстаивает церковные имущества. В настольной грамоте Новгородскому Архиепископу Иоанну, Киприан определяет: «А что погосты и сёла и земли и воды и пошлины, что потягло къ церкви Божьи, или купли, или кто дал по души памяти деля, а въ то ни один христiанинъ не вступается, а кто вступится, того не благословляют божественные правила».

Кирилло-Белозерский монастырь

На деле устроителям обителей приходилось сталкиваться не только с духовными искушениями, но и со вполне материальными проблемами. Климатические условия русского севера сильно отличаются от плодородных и густонаселённых земель юга. Область Заволжья и Вологодского края имеют неплодородные земли, холодный климат, короткий сельскохозяйственный период и редкое население. Прокормиться за счёт одной только милостыни, которая поступала в монастырь крайне не регулярно, было невозможно. Это, по мнению ряда исследователей делало неизбежным вотчинное хозяйство крупного русского монастыря. Действительно, прокормиться рукоделием в таких условиях было довольно сложно, и зачастую насельники вновь устроенных монастырей попросту голодали. Н. К. Никольский первым с практической стороны обратил внимание на вопрос о возможности нестяжательского идеала в условиях Русского Севера. Никольский, на основании деловых бумаг Кириллова монастыря пришёл к выводу, что и преподобный Кирилл не только не выступал против приобретения населённых земель, но и сам приобретал их. Сохранились 24 купчие, подписанные рукой самого преподобного. Приобретали земли и преемники преподобного игумены Христофор, Тихон и Кассиан. Известные случаи отказа преп. Кирилла от сел связаны не с принципиальным их отрицанием, а с большой удалённостью предлагаемых вкладов, что предполагало бы долгие отлучки монахов из монастыря и погружение их в мирскую жизнь.

Преподобный Нил Сорский.Икона. 1908 год .

Безусловную важность в истории нестяжательства имеют взгляды авторитетного среди заволжского монашества преподобного Нила Сорского . Согласно «Письму о нелюбках», памятнику полемической литературы середины XVI века, на соборе 1503 года старец Нил выступил не только против монастырского землевладения, но, и, по сути, вообще против общежительных монастырей: «Нача старец Нил глаголати, чтобы у монастырей сёл не было, а жили чернецы по пустынем, а кормили бя ся рукоделием». Однако этот поздний документ содержит очевидные анахронизмы и, по всей видимости, написан по чьим-то смутным воспоминаниям и противоречит учению самого преподобного. Другим источником взглядов преподобного Нила являются писания Вассиана (Патрикеева), но они страдают полемической заострённостью и тоже поставлены под сомнение. Однако известны и не раз опубликованы произведения самого Нила. Это «Устав скитской жизни», «Предание ученикам», а также четыре послания. Дополнительный материал дают переписанные и откорректированные старцем житийные сборники, глоссы на полях переписанных им житий.

Как следует из «Предания», преподобный Нил различает условия общежительного монастыря и скита. Если в общежитии допустимо (и необходимо) заниматься тяжёлым, в том числе и земледельческим трудом, то в скиту нужно ограничиться минимально необходимым, делать то, «что возможно под кровом». «Если в общежитиях при необходимости под открытым небом труды — гнать, например, упряжку волов пахать и иные из своих тяжёлых работ — похвальны, как говорит божественное Писание, то для живущих особо это заслуживает укора». Таким образом, для общежития допустимы сельскохозяйственные работы, в частности преподобный говорит о вспашке поля. Но занятие земледелием предполагает и обладание землёй. Следовательно, Нил Сорский не выступает против монастырского землевладения в принципе. При этом он ссылается на Писание (Цитирует апостола Павла: «Не работающий да не ест» (2 Фес. 3,10)) и святых отцов. Не отрицает он и наёмный труд, в том числе для скитского устройства: «Работающему у нас, если случится кто из мирских, не подобает того, что должно дать, лишать, но больше надо подавать им». Но «стяжания же, по насилию от чужих трудов собираемые, привносить совершенно нам не на пользу».

По необходимости насельники скита могут принимать небольшую милостыню, но не более того. Сами же иноки не должны стремиться давать милостыню, ибо лучшее подаяние от того, кто обязался не иметь ничего излишнего — это слово и наставление. «Нестяжание ведь выше таковых подаяний»,— цитирует преподобный св. Исаака Сирина .

В скит не принимались новоначальные иноки, пострижения там не совершались: принимаемый должен был пройти предварительный искус в общежительном монастыре и только после этого, будучи достаточно опытным монахом, претендовать на скитничество. Таким образом, и в практике скитского жития общежительный монастырь имеет немаловажное значение.

Как видим, Нил Сорский отнюдь не был сторонником уничтожения монастырского общежития и лишения монастырей земель. Но в монашеской жизни он призывал придерживаться «потребительского минимализма», довольствуясь лишь необходимым для пропитания и устройства элементарного быта.

Беспрецедентное для Православной Церкви решениесобора 1504 года о сожжении еретиков вызвало немалое смущение в русском обществе. Иосиф Волоцкий был вынужден выступить с сочинением «Слово об осуждении еретиков» , доказывающим необходимость казней. Однако его доводы не смогли умерить волнений. Отголоски этих споров мы находим в частной переписке кирилловских и волоцких монахов. В письме Нила (Полева) Герману Подольному это упоминается вскользь, письмо посвящено другому спору: монахов в это время разделяет отношение к истории с отлучением от причастия самого Волоцкого игумена его епархиальным владыкой, архиепископом Новгородским Серапионом .

Нил, упрекая Германа за попытки осуждать собор и епископов, приводит его слова: «Нам не подобает судить никого ни верна, ни неверна, но подобает молиться о них, а в заточение не посылати». Это краткое упоминание красноречиво говорит о жарких спорах монахов о казнях еретиков. Примерно в это же время товарищ Нила волоцкий же монах Дионисий Звенигородский учинил подлинный «розыск» еретиков по Белозерским пустыням. «Розыск» дал два случая, которые, Дионисий поспешил представить как доказательство «великой ереси». В одном случае Дионисий в келии нашёл под кроватью крест, в другом случае застигнутый врасплох старец бросил некую книгу в печь. Однако этого оказалось достаточно, и донос был отправлен Волоцкому игумену, а тот доложил великому князю. Вассиан Патрикеев , с 1509 года бывший под покровительством великого князя и живший в Симоновом монастыре в Москве потребовал доставившего донос старца Серапиона на допрос. Допрос был с пристрастием и во время пытки старец умер. Разгневанный князь приказал сжечь Белозерские пустыни волоцких монахов, а самих их доставить в Кириллов под арест. Впрочем, монахи в скором времени были отпущены. Из происшедшего становится ясным факт, что защита еретиков навлекла подозрения в ереси на самих кирилловских монахов.

Продолжение полемики нашло отражение в «Ответе кирилловских старцев». Главный аргумент заволжцев — упрёк в прилежании Ветхому Завету : «Аще жь ветх закон тогда бысть нам же в новей благодати яви владыко христолюбный союз, еж не осудити брату брата».

Кроме «Ответа Кирилловских старцев» этой теме посвящены «Слово на „Списание Иосифа Волоцкого“», «Слово о еретицех от Святого Писания» и другие. В «Слове на списание», атрибутируемом князю Вассиану, автор выступает с критикой карательных мер преподобного Иосифа, призывает не бояться богословских диспутов с еретиками. Автор апеллирует к Иоанну Лествичнику : «Немощнии с еретикы не ядят, сильные же на славу Божию сходятся». Покаявшиеся еретики, по мысли Вассиана, должны быть прощены «Слово о еретицех», документ более поздний, отличается хорошо разработанной аргументацией с привлечением канонических источников. Вассиан различает кающихся и некающихся еретиков, при этом допускает казни, но признает их делом светских властей . Гурий Тушин переписывает «Слово о еретицех», внося в него свои изменения, впрочем, несущественные. Интересным добавлением Гурия является удачное опровержение приведённого в 13-м слове «Книги на еретиков» Иосифа Волоцкого примера епископа Льва Катанского . Иосиф Волоцкий приводит этот пример, не указывая на то, что сам Лев подверг себя испытанию в огне вместе с еретиком Илиодором, но при этом остался невредим. Этот пример будет использован в «Ответе кирилловских старцев» с упрёком волоцкому игумену: «Ты же, господине Иосифе, почто не испытаешь своей святости, не связя Касияна архимандрита своею мантиею, донеле же он сгорел?". В «Слове ответном», документе относящимся, вероятно, ко второй половине 20-х годов, Вассиан опять возвращается к теме отношения к еретикам, настаивая на недопустимости казнить их и светским властям, а ограничиваться заточением в тюрьмах и ссылкой. Таким образом, мнение опального князя по этому вопросу ещё более смягчается.

Вплоть до начала 20-х годов письменные источники ничего не сообщают нам о спорах о монастырских землях. Однако сам фон это молчания показателен. Примерно в 1509 году фактически из ссылки возвращается князь-инок Вассиан (Патрикеев). Селится он в «придворном» Симоновом монастыре и пользуется покровительством великого князя Василия. В августе 1511 года митрополитом Московским становится белозерский постриженик Варлаам , бывший до этого игуменом того же Симонова монастыря. Обоих белозерцев связывают близкие отношения. Между тем опальный князь начинает работу над новой редакцией «Кормчей книги». Сохранились три редакции вассиановой Кормчей, которые указывают на сложную работу над новым сводом канонических правил. Наконец, в феврале 1520 года следует череда хиротоний: епископами становятся белозерцы. По наблюдением Н. А. Казаковой, изменяется состав сборников Гурия (Тушина): в него теперь входят больше тексты, посвящённые вопросам общественной монастырской жизни. Показателен и интерес самого великого князя к устройству афонских монастырей. По его просьбе приехавший с Афона в 1518 году Максим Грек пишет Послание «Об устройстве афонских монастырей»

Максим Грек

Приезжий афонский монах явно сочувствует нестяжательскому идеалу, и в его лице Вассиан находит поддержку. Вероятно, не без помощи учёного грека в Кормчей появляются 24-е правило VI Вселенского Собора и 12-е и18-е правила VII Вселенского Собора с толкованиями Вальсамона . Позже для Вассиана он пишет «Сказание», которое тот включает в свою Кормчую. А в ряде своих полемических сочинений, афонский монах, уже знакомый с реалиями русской жизни, резко ополчается против «жидовского сребролюбия и богомерзкого лихоимства». И это не абстрактные обвинения. В слове «О неизречённом промысле Божием» он обвиняет в этом «святителей Божиих, священников, архимандритов и игуменов», называя праведность лихоимцев худшей праведности фарисеев. Преподобный Максим не выступает против монастырских имений, но его возмущает многостяжание, немилостивое отношение к своим ближним, сребролюбие: «Многостяжание далеко устраняет нас от иноческого завета, делает преступником своих обетов», пишет он в диалоге «Предание о твёрдом иноческом жительстве».

Следует отметить умеренность Вассиана в отношении монастырских имений.

Причиной нового суда были якобы явившиеся «новые вины» Максима Грека. Максим был вновь подвергнут допросу, который вёл епископ Сарский Досифей Забелла . Новый допрос подтвердил прежние «вины» Максима и «выявил» новые. Весь список обвинений представлен в речи митрополита Даниила. Среди них названы непризнание своей виновности, обвинялся учёный грек в волшебстве и чернокнижии «еллинским и жыдовским». Среди новых преступлений названы исправления, внесённые в богослужебные книги, объявленные «порчей» . Этот пункт обвинения затрагивал и Вассиана, руководившего книжной «справой». Осужден был и участвовавший в переводах писец Михаил Медоварцев, обвинённый Даниилом в целом наборе разнообразных ересей. Досифей Топорков , с которым у Вассиана некогда были добрые отношения, утверждал, что тот не признавал несотворённую природу Христа, называя его тварью. «Вдруг» обнаружилось, что Максим выступал и против монастырских стяжаний, а также не признавал русских чудотворцев, которых он называл «смутотворцами». Появляется новый мотив обвинений, которого не было шесть лет назад. Не без оснований А. И. Плигузов предполагает, что суд над Максимом был затеян, чтобы низвергнуть по этому же делу некогда всесильного князя Вассиана. Действительно, по приговору суда, несмотря на новые «страшные» вины Максима Грека, участь его облегчилась, он был сослан в тверской Отроч монастырь под надзор благоволившего ему тверского епископа Акакия . Максим Грек получает возможность писать. Его место в Волоцком монастыре занимает осуждённый вместе с ним Вассиан. В скором времени Вассиан умирает, как утверждает Андрей Курбский , «от рук презлых осифлян».

На фоне нарастающей конфронтации отношение к преподобному Нилу в Волоколамском монастыре долгое время продолжает сохраняться почтительным. Лестные характеристики волоцких пострижеников прослеживаются вплоть о 30-х годов XVI века. Но и после этого сочинения преподобного Нила переписываются в Волоколамском монастыре. Правда, теперь они не подписываются. Возможно, переломным моментом в отношении к Нилу Сорскому оказался суд над Вассианом Патрикеевым в 1531 году . Во всяком случае, именно на суде Досифей Топорков припоминает сказанные некогда князем Вассианом слова, противопоставляющие учение Нила и Иосифа: «Как твой Иосиф писал… мой де старец Нил не обыскивал, не писал». В среде белозерских монахов тоже не просматривается принципиального антагонизма. Именно в этот период постриженик Кирило-Белозерского монастыря преподобный Корнилий Комельский пишет монастырский устав, в основу которого ложатся уставы преподобных Нила и Иосифа. Тем не менее инокам обоих монашеских корпораций вскоре было запрещено общение.

Суд над Вассианом и Максимом Греком не стал конечной точкой нестяжательского движения. И если полемика на время утихла, то в самих скитах продолжали обсуждать насущные проблемы монашеской жизни. Признанным лидером «второй волны» нестяжателей становится старец Порфириевой пустыни Артемий . Артемий, постриженик Корнилиево-Комельского монастыря, поселился в Порфириевой пустыни по благословению преподобного Корнилия. Из послания старца царю Ивану Грозному известно, что в Корнилиевом между Артемием и братией были какие-то несогласия относительно монастырских имуществ. Было ли это причиной ухода Артемия в пустынь утверждать оснований нет. Среди насельников Порфириевой пустыни старцы Исаакий (Белобаев) , Порфирий Малый, Савва Шах, известные своими нестяжательскими взглядами. Четыре года здесь провёл Феодорит Кольский , — просветитель лопарей.

Возобновление полемики приходится на 40-е — 50-е года. Во многом она связана с реформаторской деятельностью круга митрополита Макария . В преддверии собора светские власти возвращаются к идее ограничения монастырского землевладения и ищут опору в среде нестяжателей. Среди реформаторов эти идеи поддерживает протопоп Благовещенского собора и духовник царя Сильвестр и Алексей Адашев . Однако ещё до собора сам вдохновитель реформ митрополит Макарий пишет молодому царю послание, в котором защищает монастырское землевладение.

Свои взгляды Атремий изложил в послании Ивану Грозному, написанном им весной 1551 года . Само послание не сохранилось, но упоминание о нём есть в другом письме Артемия к царю. Из текста становится ясно, что Артемий, выступая против монастырского землевладения, и допуская изъятие монастырских земель , тем не менее, не поддерживал насильственной секуляризации . Как предполагает Плигузов, Артемию принадлежит и приписываемое Вассиану Патрикееву «Прение с Иосифом». По меньшей мере, документ звучит радикальнее вассиановской программы, и именно здесь прозвучало, приписанное Вассиану, «Велю князю…».

«Стоглав » так и не коснулся церковных земель. Исключением стала так называемая 101 глава, которая ставит под контроль государства передачу земель монастырям, ограничивает возможности приобретать земли. Но изымаются только земли, полученные церковью незаконно в период после смерти великого князя Василия III..

Тем не менее ряд представителей нестяжателей в это время выдвигаются на высшие церковные должности. В начале 1551 года епископом Рязанским был поставлен белозерский монах Кассиан собор , созванный по делу о ереси Матвея Башкина . В рамках соборного суда были осужден и ряд белозерских монахов-нестяжателей. Осужден был старец Артемий, еретичество которого хоть и не было доказано, но его влияние на формирование ереси стало очевидным. Осуждены были старцы Порфирий Малый и Савва Шах, обвинённые в отрицании чудес святых, а так же Исаакий (Белобаев). Суздальский епископ Афанасий попытался обвинить в ереси и неугодного ему Феодорита Кольского, связав его с еретиками. Однако его усилия успехом не увенчались. Впоследствии ему удалось добиться ссылки принципиального игумена в Кирилов монастырь.

В январе 1554 года из Новоезерского монастыря в Москву на суд был доставлен Феодосий Косой и его товарищ Игнатий, которым вскоре удалось бежать из под стражи и укрыться в Литве . В Литве Косой развернул активную пропагандистскую деятельность. Его еретическое учение в основном известно по труду инока новгородского Отенского монастыря Зиновия «Истины показание к вопросившим о новом учении». Еретики, жившие в белозерских скитах, разделяли многие взгляды нестяжателей, но их позиция была куда радикальнее. Феодосий Косой в итоге пришёл к полному отрицанию монашества. Артемий, тоже бежавший в Литву, полемизировал со своими бывшими товарищами. Известны 9 посланий, написанных им в Литве в защиту Православия.

http://ru.wikipedia.org/wiki/%CD%E5%F1%F2%FF%E6%E0%F2%E5%EB%E8

культура искусство общество общество Иосиф Волоцкий и Нил Сорский