Вопрос о генезисе эпоса, получившего распространение практически у всех народов Северного Кавказа, очень сложен, поскольку эти народы принадлежат к различным языковым группам. При этом, хотя многие сюжеты и мотивы сказаний почти идентичны, а имена героев схожи (Ацамаз – у осетин, Ашамез – у адыгов, Ачамаз – у чеченцев и ингушей; Сослан – у осетин, Сосрук – у балкарцев, Сеска Солса – у чеченцев и ингушей), у каждого народа эпос имеет специфические черты, присущие только этой версии, значительно разнясь как по деталям, так и по отношению к героям эпоса. Это объясняется тем, что народные сказители вносили в предания черты и образы, поверья и представления, характерные именно для своего народа. Нередко тот или иной герой встречается лишь в конкретном эпосе (таковы Цвицв у абхазов, Тлепш у адыгов, Уархаг у осетин), однако эти герои зачастую имеют функционально соответствующие им аналоги в других эпосах. Наиболее изученными являются осетинский и адыгский варианты сказаний о нартах.
Исследователи полагают, что эпос начал создаваться в 8–7 вв. до нашей эры, а в 13–14 вв. разрозненные сказания стали объединяться в циклы, группируясь вокруг какого-либо героя или события.
Из-за отсутствия письменных источников невозможно восстановить полную картину того, как происходило развитие и формирование эпоса. Лишь отрывочные данные, содержащиеся в трудах Геродота и Мацеллина, а также в хрониках Армении и Грузии, позволяют судить об историко-культурной среде, в которой зарождались сказания о нартах.
В.О.Миллеру и Ж.Демюзилю путем вычленения древнейших пластов эпоса и последующего лингвистического и историко-культурного анализа удалось показать, что у истоков его были, по-видимому, племена североиранских скифо-сарматов и аланов, населявшие территорию нынешнего юга России в I тысячелетии до нашей эры, а также племена, создавшие кобанскую культуру Центрального Кавказа (бронзовый век). Детали, характеризующие быт этих племен, описание которых можно найти у историков и географов древности, встречаются в нартских преданиях либо в художественно переработанном, либо почти в том же виде, в каком были зафиксированы еще римлянами и греками. Даже имена старейших героев сказаний (Уаерхаег, Ахсартаег, Уырызмаег, Сырдон) имеют иранское происхождение. Исследователи указывают на ряд сюжетных параллелей между нартским эпосом и кельтскими и скандинавскими легендами.
Позднее, в 13–14 вв., эпос испытал значительное влияние татаро-монгольской культуры. Имена Батрадз, Хамыц, Сослан, Елтаган, Сайнаг, Маргудз имеют монгольское и тюркское происхождение. Однако, как отмечает В.И.Абаев, несмотря на тюркское происхождение имен некоторых героев, а также отдельные совпадения в сюжетах и мотивах, сказания, относящиеся ко второму пласту эпоса, абсолютно оригинальны.
Относительно происхождения слова «нарт» ученые не пришли к единому мнению; часть из них усматривает сходство с иранским словом «нар» (мужчина), осетинским «нае арт» (наш огонь) и древнеиндийским корнем «нрт» (плясать). В.И.Абаев полагал, что слово «нарт» восходит к монгольскому корню «нара» – солнце (многие герои эпоса связаны с солярным мифом). Слово «нарт» образовано из этого слова с добавлением суффикса «-т», который является указателем множественного числа существительных в осетинском языке. По тому же принципу до сих пор образуются осетинские фамилии.
Впервые о существовании нартского эпоса упомянуто в книге Ю.Клапрота Путешествие на Кавказ и в Грузию (1812). Однако первые записи, сделанные В.Цораевым и братьями Д. и Г.Шанаевыми, относятся к 1870–80-м. Русский перевод двух сказаний был опубликован академиком А.Шифером в 1868. Эпосом заинтересовался также В.Пфафф, который издал несколько сказаний в переводе на русский язык.
Представитель «исторической школы» в русской фольклористике В.О.Миллер (1848–1913) был первым, кто занялся научным изучением осетинского фольклора, в частности, в 1880–90-х он опубликовал нартские сказания на осетинском языке, снабдив их русским переводом и комментариями.
Французский историк и филолог Ж.Дюмезиль (1898–1986) в 1930 издал книгу Легенды о нартах , куда были включены все вышедшие прежде сказания, причем как осетинские, так и кабардинские, черкесские, балкарские и карачаевские, чеченские и ингушские варианты.
Огромный вклад в изучение эпоса сделал советский ученый, лингвист, исследователь мифологии и фольклора иранских народов В.И.Абаев (1900–2001). В частности, он был научным консультантом фундаментального издания Нарты. Осетинский героический эпос , куда вошли расположенные по циклам тексты (с вариантами) на осетинском языке, в том виде, как они были записаны у народных сказителей, а также максимально близкие к оригиналу переводы на русский язык.
Кроме того, на русском языке издавались переводы и литературные обработки сказаний о нартах, выполненные Ю.Либединским, В.Дынник, Р.Ивневым, и поэтические переложения фрагментов эпоса А.Кубалова, Г.Maлиева и др.
В нартских сказаниях действительность переплетена с художественным вымыслом. Здесь отсутствуют описания исторических событий в их хронологической последовательности, но действительность находит отражение в именовании местностей, где разворачивается действие отдельных эпизодов, а также в именах некоторых героев. Так, армянский историк Мовсес Хоренаци передает легенды об аланской царевне Сатаник (5 в.), в которых можно обнаружить отдельные сюжеты из нартских сказаний о Сатáне.
В имени Сайнаг-алдара, выступающего то союзником, то противником нартов, исследователи видят трансформацию титула хана Батыя – Саин-хан («славный хан»), а в названии чудовища Хъандзаргаса, взявшего в плен многих нартов, искаженное слово «Хъан-Ченгес» (Чингисхан).
Помимо этого, упоминаются Черное море, Кумская равнина и такие народы, как печенеги и терские тюрки.
Многие мотивы сказаний являются отражением обычаев и верований, бытовавших у алан, либо скифов-сарматов. Так, предание, повествующее о том, как пытались умертвить одряхлевшего Урызмага, – связано с обычаем скифов убивать в ритуальных целях своих стариков. Шуба Сослана, сделанная из скальпов врагов, – отзвук описанного еще Геродотом обычая скифов скальпировать убитого в бою врага, с тем, чтобы потом украшать скальпами уздечку коня или шить из них плащи. В переодевании Сослана в волчью шубу перед битвой также видится воспроизведение древних верований, согласно которым облачение в шкуру животного-тотема способно придать отвагу и силу.
Согласно преданиям, нарты принадлежали к трем родам (фамилиям). Каждый род в эпосе наделен особыми, характеризующими его чертами: Бората – славились богатством, Алагата – умом, Ахсартаггата – храбростью. По замечанию Ж.Демюзиля, разделение нартов на три фамилии соответствует трем социальным функциям, наличествующим у самых разных народов: хозяйственной (Бората жили в нижней части села и владели несметными богатствами), жреческой (Алагата занимали среднюю часть, в их доме происходили пиры, там же убивали стариков, там же хранилась уацамонга, волшебная чаша нартов) и военной (Ахсартаггата, поселившиеся в верхней части, были смелы и воинственны).
Представители родов состоят в родственных отношениях: они женятся и выходят замуж друг за друга, однако зачастую и жестоко враждуют, что также характерно для людей, живущих обычаями военно-дружинного строя.
Уклад жизни героев характерен для военно-племенных сообществ. Поэтому основой сюжета в большинстве случаев является подвиг, совершенный тем или иным героем во время охоты или военного похода, традиционным является сюжет о сватовстве и об отмщении убийце отца. Один из распространенных сюжетов – спор нартов о том, кто из них самый лучший, решается по-разному: иногда надо рассказать о подвиге, иногда одолеть соперника в бою или в пляске. Немалое место занимают богоборческие мотивы и напрямую связанные с ними сказания о гибели нартов.
По замечанию В.И.Абаева, эпос в том виде, в котором он сохранился, находится на пути к гиперциклизации, когда отдельные циклы начинают сливаться в непротиворечивое повествование эпического характера, а герои оказываются связаны между собой генеалогически. Выделяется четыре основных цикла.
Главными героями являются сыновья старейшего нарта Уархага. В сказаниях цикла исследователи находят отражение древнейших тотемических верований. Так, имя прародителя нартов Уархага они возводят к древнеосетинскому слову «уарка» – волк. Мотивы, содержащиеся в других сказаниях (волк приходит к умирающему Сослану, шуба Сослана – из волчьих шкур), подтверждают гипотезу, согласно которой волк когда-то считался животным-тотемом, и от него вели свой род герои-богатыри.
Входят сказания, которые считаются сильно видоизмененными преданиями об этногенезе. Урызмаг и Сатáна, как это часто бывает в легендах о происхождении того или иного народа, – единоутробные брат и сестра. Сатáна выступает в роли матери-покровительницы всех нартов.
Сказания в цикле группируются вокруг рожденного из камня богатыря Сослана. Характер сказаний, по мнению Ж.Демюзиля, позволяет утверждать, что герой воплощает в себе черты солнечного бога, а сам цикл является отражением солярного культа.
Главный герой – Батрадз, как продемонстрировал Ж.Дюмезиль, несет в себе черты грозового божества.
Помимо того, в эпосе встречаются и менее крупные циклы, например о Сырдоне – хитреце-трикстере (шуте), о музыканте Ацамазе, о Тотрадзе, сыне Албега, и др.
Большинство сохранившихся сказаний осетинского нартского эпоса (кадаг) известны в прозаическом варианте. Однако в прошлом сказания имели поэтический строй, и сказители исполняли их в сопровождении осетинской лиры – фандыра. Сказания имели особую ритмику и мелодику, рифмы для кадага не характерны. Если у осетин сказания исполнял один сказитель (это могли быть как мужчины, так и женщины), то у адыгов исполнение – исключительно мужская прерогатива, кроме того, существует несколько вариантов исполнения эпоса: и единственным исполнителем, и исполнителем в сопровождении хора. Повествуя об отдельном герое, сказитель использовал особую, характерную именно для этого героя мелодию.
Построение повествования линейное, без ответвлений от основной сюжетной линии. О событиях рассказывается без каких-либо морально-этических оценок, при этом возникает ощущение реальности происходящих событий. Описания лаконичны, эпитеты и сравнения довольно просты, на первый план выдвинута сюжетная динамика.
Для описания героев зачастую применяются формульные выражения: о красавице – «золотые косы – до щиколоток», о всаднике-великане – «конь – величиной с гору, сам – величиной со стог сена» и т.д.
Для сказаний характерна парность определений и образов, например об отчаянном крике говорится «крик орла и вопль сокола», в паре употребляются и ассонирующие имена – «Ахсар и Ахсартаг», «Кайтар и Битар».
– близнецы, сыновья Уархага. Ахсартаг женится на Дзерассе, дочери правителя водного царства Донбеттыра. Впоследствии Ахсартаг убивает своего брата Ахсара, от раскаянья кончает с собой. Дзерасса возвращается в подводное царство и там производит на свет двух близнецов, Урызмага и Хамыца, которые, возмужав, возвращаются на родину отца и выдают свою мать Дзерассу замуж за деда Уархага.
Это сказание весьма напоминает латинскую легенду о вскормленных волчицей близнецах Ромуле и Реме, причем не только в том, что один брат-близнец убивает другого, но и в том, что, по-видимому, в первоначальных тотемических вариантах мифа матерью Ромула и Рема была волчица, и только позднее ей была отведена роль кормилицы. В нартском сказании встречается не мать-волчица, а волк-прародитель, о чем свидетельствует имя Уархага. Возможно, сюжетное сходство этого сказания с легендой о Ромуле и Реме является отражением имевших некогда место контактов скифских племен с древними италийцами.
Любопытным в данном сказании является также удвоение близнечного мотива, который сам по себе характерен для многих мифологических систем, а также указание на генеалогическую связь героев эпоса с подводными обитателями.
Небожитель Уастырджи домогался любви красавицы Дзерассы. Не добившись ее, пока Дзерасса была жива, Уастырджи проник в склеп, где лежало ее тело, затем пустил туда своего коня и пса. Так родилась Сатáна, а также конь, первый в конях, и пес, первый во псах. Когда Сатáна подросла, она обманом женила на себе своего брата Урызмага. Сказание, как отмечают ученые, несет отпечаток древних мифов, повествующих о происхождении людей, именно в таких мифах прародителями человечества являются брат и сестра (Кронос и Рея, Зевс и Гера). Эта гипотеза подтверждает и то, что герои происходят от сверхъестественных существ.
Высокое положение, занимаемое Сатáной в нартском сообществе, роль хозяйки и советчицы во всех делах, предпринимаемых ее мужем, спасительницы нартского племени, которая избавила нартов от голода (предвидя трудный год, она сделала большие запасы в своих кладовых), позволяют сделать вывод, что связанные с нею сюжеты зародились еще во времена матриархата. Сатáна – и волшебница, которая может принять иной облик, и вещунья, которая способна увидеть все, что происходит на свете. Она первая сварила любимый напиток нартов – ронг, она же дала им пиво. Сатáна стала приемной матерью двух самых известных героев нартского эпоса – Сослана и Батрадза.
Под стать супруге ее муж Урызмаг: во многих сказаниях он предстает полным чувства собственного достоинства, сдержанным и рассудительным седобородым старцем.
Сатáна и Урызмаг присутствуют в том или ином виде во всех циклах.
Идеальный брак этих героев бездетен. Существуют предания, в которых говорится о 16 сыновьях, погибших от руки Урызмага. Виновником смерти семнадцатого, отданного без ведома отца на воспитание родственникам матери Донбеттырам, также по стечению обстоятельств оказался Урызмаг. Этот сюжет еще более сближает героя с мифологическим отцом-прародителем Кроносом, пожиравшим своих детей.
Наряду с вышеупомянутыми основными сказаниями, относящимися к циклу, существуют и другие: сказания о приключении Урызмага в пещере одноглазого великана (очевидно сходство с приключением Одиссея в пещере циклопа), о сыне, явившемся из царства мертвых на помощь Урызмагу, о последнем походе Урызмага.
(Созрыко, Сосруко) – герой-богатырь, появившийся из оплодотворенного пастухом камня. Небесный кузнец Курдалагон закалил Сослана в волчьем молоке. Но корыто из-за происков хитреца Сырдона оказалось короче, чем следовало, и хотя все тело героя стало булатным, колени остались незакаленными. Сослан – один из любимейших героев нартского эпоса. Существует много сказаний, связанных с его именем. Помимо сюжетов о рождении и закаливании, к основным относятся сказание о сватовстве к красавице Бедоху, ставшей его женой; сказание о путешествии Сослана в страну мертвых в поисках выкупа за вторую жену, дочь Солнца; сказание о битве Сослана с великаном Мукарой, которого он победил хитростью – попросил неделю просидеть на морозе в яме, а когда великан вмерз в лед, Сослан отрубил ему голову; сказание о шубе, сшитой для Сослана из скальпов, бород и усов убитых им врагов; сказание о поединке Сослана с Тотрадзом, сыном Албега, с которым герой смог справиться, только надев шубу из волчьих шкур, испугавшую коня Тотрадза; сказание о смерти Сослана от колеса Балсага, которое, подученное Сырдоном, проезжает по незакаленным коленям Сослана, и тот погибает.
Как отмечали Ж.Дюмезиль и В.И.Абаев, происхождение героя из камня указывает на то, что в Сослане есть черты солнечного божества, о чем говорит и его женитьба на дочери Солнца, и его борьба с замерзающим во льду великаном, но особенно гибель из-за колеса Балсага (в некоторых сказаниях – колесо Ойнона, отождествляемого со святым Иоанном, который непосредственно связан с солнечным культом).
Имя героя имеет тюркское происхождение, при этом впервые оно отмечено в 13 в., так, Давид Сослан, осетинский вождь, являлся мужем прославленной грузинской царицы Тамары.
родился из нарыва на спине своего отца Хамыца, куда его перенесла мать, женщина из рода волшебников-бценов. Батрадз родился железным, но, закалившись в семи котлах с водой (либо в море), стал стальным. Живет герой в основном на небе, среди небожителей, на землю раскаленной стрелой спускается по зову нуждающихся в его поддержке нартов.
С именем Батрадза, помимо рассказов о рождении и закаливании, связаны сказания о мести Батрадза за смерть его отца Хамыца; о спасении Батрадзем Урызмага, которого хотели погубить из-за того, что он стар; о победа в нартской пляске над великаном Алафом, искалечившим в пляске много нартов; о битве за крепость Хыз, которую Батрадз сокрушает, попросив нартов выстрелить им вместо стрелы (в позднейший вариантах – вместо пушечного ядра); о победе в споре, кто лучший среди нартов; о битве Батрадза с небожителями и его захоронении в склепе Софии (стального Батрадза невозможно было взять никаким оружием, тогда бог сделал так, что от нестерпимой жары высохли все родники и море, и докрасна раскаленный Батрадз умер от жажды).
В образе Батрадза исследователи усматривают черты дохристианского грозового божества, подтверждение чему – его битва с уже христианизированными божествами грома – Уациллами (Уацилла – отождествляется со святым Илией). Этот мотив свидетельствует о вытеснении языческих божеств после принятия аланами в 6–10 вв. христианства.
В сказаниях о Батрадзе имеются некоторые параллели с былинами, повествующими о богатыре Святогоре. Так, решив помериться силой с богом (Батрадз утверждает, что мог бы всю землю поднять на себя), герой видит на дороге мешок, в который вошла вся тяжесть земли. Не осилив ее, Батрадз понимает пределы собственного могущества.
Исследователи указывают на то, что имена Хамиц и Батрадз имеют явно монгольское происхождение и свидетельствуют о влиянии, которое оказал тюркско-монгольский эпос на эпос о нартах.
–музыкант, под звуки свирели которого начинают таять ледники, выходят из укрытий животные, расцветают цветы. Услышав игру Ацамаза, его полюбила красавица Агунда. Однако, не желая это показывать, девушка насмехается над Ацамазом, и тот разбивает свою свирель. Агунда собирает обломки, по которым ее отец ударяет волшебной плеткой, и обломки срастаются. Небожители, узнав о неудаче Ацамаза, берутся выступить в качестве сватов. На свадьбе Агунда возвращает Ацамазу свирель. Как отмечает В.И.Абаев, эта женитьба – вариация весеннего мифа, а сам Ацамаз выступает воплощением солярного божества.
– ловкий пройдоха, хитрец и острослов, он же – злокозненный чародей, способный перевоплотиться в женщину, старика или в предмет, в эпосе его неоднократно называют «погибелью нартов». Сырдон – сын Гатага, водного божества, и Дзерассы. Жил Сырдон под землей, вход в его жилище напоминал запутанный лабиринт, и никто не мог найти его дом. Только когда Сырдон украл у Хамыца корову, тот разузнал, где находится дом Сырдона, и убил его семерых сыновей. Скорбя по сыновьям, Сырдон из кисти старшего сына, на которую натянуты жилы его сыновей, изготавливает арфу (фандыр). Игра фандыра так понравилась нартам, что они разрешили Сырдону стать нартом.
Благодаря необычному происхождению, Сырдон наделен даром провидения. О проделках Сырдона существует множество анекдотических историй. Но его проделки зачастую имеют роковые последствия: из-за него покинула Хамыца мать Батрадза, колени Сослана остались незакаленными, а затем погиб сам Сослан. В некоторых вариантах сказаний Сырдон является виновником гибели нартов. Именно он подстрекает нартов вступить в борьбу с богом.
На сходство образа Сырдона и скандинавского бога Локи указывал Ж.Дюмезиль. Образ Сырдона относится, по-видимому, к древнейшим в эпосе. Это культурный герой с чертами трикстера, поэтому комические свойства сочетаются в нем с демоническими. Он выступает то в роли спасителя нартов и провидца, предостерегающего нартов от дурных поступков, то старается им навредить – особенно заметно это в его противостоянии Сослану, которого он упорно пытается погубить. Борьба Сырдона с героем, воплощающим черты солнечного божества, закономерна, если учесть хтонический характер этого образа.
Мотивы богоборчества часто встречаются в нартском эпосе: гибель Сослана в столкновении с колесом Ойнона (Балсага), война Батрадза с небожителями и в особенности гибель нартов, наступившая из-за того, что нарты, победив всех врагов, решили помериться силой с богом. В наказание бог послал им семилетний неурожай. Но нарты не смирились, и тогда им на выбор было предложено либо плохое потомство, либо всеобщая погибель. Нарты предпочли последнее.
Существуют и другие варианты предания, однако, как считают исследователи, богоборческие мотивы в осетинском нартском эпосе отразили борьбу дохристианских языческих верований с принятым аланами христианским вероисповеданием.
Береника Веснина
«Взятый в целом нартовский эпос поражает богатством и разнообразием сюжетного материала. Если не считать античной мифологии и эпоса, то вряд ли где-либо еще можно найти такое богатство» (В.И.Абаев)
Многие народы Кавказа – осетины, адыги (кабардинцы, черкесы, адыгейцы и др.), абхазы, чеченцы, ингуши, балкарцы, карачаевцы – ведут свое происхождение от мифического народа богатырей нартов. Соответственно, до сегодняшнего дня сохранились и различные варианты преданий о древних нартах, как в форме прозаических сказаний, так и в виде поэтических текстов. Ученые единодушно признают, что наиболее полные предания о нартах сохранили осетины. И сам термин «нарт» по их мнению вошел к другим народам Кавказа именно в осетинском оформлении.
По мнению исследователей осетинский комплекс сказаний о нартах начал формироваться примерно в 7-6 вв. до н.э. Естественно, что процесс трансформации этих преданий длился на протяжении многих веков, включая и христианскую эпоху. Кроме того, в нартском эпосе можно встретить и античные сюжеты и сюжеты, свойственные многим другим народам Ближнего Востока и Европы. В общих чертах, ученые считают, что «ядром нартского эпоса послужил древний аланский цикл, восходящий некоторыми элементами еще к скифской эпохе и непрерывно обогащавшийся за счет контактов с другими народами, в том числе с нардами Кавказа». Однако, вопросы генезиса нартского эпоса не являются темой данного эссе.
Любой древний эпос рассматривается наукой как мифологизированное восприятие народом своей истории вплоть до рождения этого народа и происхождения мира. Но какой бы мифологизации и культурной трансформации не подвергался бы эпос, он все равно продолжает оставаться историческим источником, а не сказкой, порождением народной фантазии. Главный вопрос заключается в том, насколько много (или мало) в данном конкретном эпосе можно выделить исторических «зерен», отделив их от «плевел». В данном эссе я и пытаюсь найти в нартском эпосе такие «зерна», но относящиеся не к официальной истории аланов, осетин, а к проблематике альтернативной истории.
Из-за недостатка времени я не стал анализировать весь комплекс преданий о нартах, сохранившихся у разных народов Кавказа. Тот, кого данная тематика заинтересует, сам может продолжить более полноценное исследование. Я лишь остановился на двух темах очень популярных на форуме ЛАИ. Для работы я воспользовался наиболее полным сводом сказаний о нартах, а именно осетинским эпосом. Он изложен в издании «Сказания о нартах. Осетинский эпос», М., «Советская Россия», 1978. Перевод Ю.Лебединского (электронную версию можно найти ). При цитировании текста в скобках приводится название конкретного сказания, использованное в указанном издании.
О комплексе религиозных верований древних нартов однозначно судить сложно, именно в силу его составного характера. В тотемическом плане нарты вели свое происхождения от волка, в плане космическом считали себя сыновьями Солнца. В историческом (мифологическом) аспекте среди прародителей нартов были и подводные люди донбеттыры (о них ниже). В пантеоне нартов присутствуют и христианские святые: Елиа (св.Илья), Уастырджы (св.Георгий), Йонон (св.Иоанн). Причем эти небожители появляются уже в самых ранних сказаниях, сюжеты которых относятся к до-христианской эпохе. Т.е. это следы явной трансформации таких сказаний в более поздние уже христианские времена.
В различных сказаниях можно встретит обращение героя к Богу или к Богу богов. Есть и некоторые варианты такого обращения:
«Сослан, раньше чем приступить к еде, сказал по обычаю: – Жив Бог» («Сослан и гумский человек» ).
Но не этот вопрос заинтересовал меня в первую очередь. Помимо безымянного бога в нартском эпосе присутствуют небожители – «дауджыта», которые являются такими же постоянными героями сказаний, как и нарты. В их пантеон входят: Сафа, покровитель домашнего очага (можно предположить, что это аналог славянского Рода, поскольку он явно старший среди небожителей), повелитель громов Уацилла, одноглазый Афсати, властитель благородных зверей, Фалвар, властитель домашних животных, небесный кузнец Курдалагон, повелитель ветров Галагон, владыка вод Донбеттыр. К небожителям также относятся и аналоги христианских святых. Как и в античной мифологии, эти небожители такие же как люди. Но их взаимоотношения с нартами гораздо более простые, зачастую даже панибратские.
« У нарта Урызмага родился сын, и раскатом грома дошла эта весть до небесного Сафа.
– Кто устроит пир в честь новорожденного, тот может взять его на воспитание! И немедля Сафа привел на шелковой бечеве белого вола в селение нартов . К дому Урызмага подошел он и крикнул:
– Долгих лет желаю я новорожденному! Право воспитать его принадлежит мне!
И он немедля зарезал вола и устроил пир для нартов. Мальчика назвали Айсаной. После пира Сафа взял его к себе в небесное жилище ». Стал Айсана подрастать. Друзья Сафа пришли любоваться на него. Вместе пришли Уастырджи и Афсати, вместе – Тутыр и Уацилла. Ногбон пришел вместе с Елиа. Выбежал к ним навстречу мальчик и по старшинству помог гостям слезть с коней».
«И сказал Урызмаг: «…Пусть долго живет на свете друг мой Сафа , который воспитал для нартов такого отважного юношу»! («Айсана» )
«Вместе с небожителями Никкола и Уастырджи не раз гостил Афсати у нарта Аца, и поклялись тогда в вечной дружбе нарт Аца и небожитель Афсати . Много подарков предлагал Афсати своему другу. От всего отказывался Аца, и только золотую вечную свирель принял от друга . Теперь эта свирель была в руках Ацамаза». («Ацамаз и красавица Агунда»)
И подобные формулировки встречаются в нартском эпосе неоднократно. Более того, в паре сказаний есть конкретный временной показатель, который используется для того чтобы подчеркнуть древность эпохи:
«В те давние времена, когда нарты были в полной славе, когда море было им по щиколотку и широко была открыта им дорога на небо , жил в почете нарт по имени Дзылы». («Нарт Дзылы и его сын» )
В то время нарты с небожителями ели и пили за одним столом. Позвала Шатана к себе в дом Курдалагона, он быстро явился на зов ее. («Как рожден был Сослан и как его закалили» )
Кстати, небесный кузнец Курдалагон из всех небожителей является наиболее общительным. Более того, он постоянно помогает нартам, используя свое кузнечное мастерство. Чаще всего эта помощь выражается в создании различных магических артефактов: чудесной свирели, выкованной из небесной стали фатыг (свирель играет сама), колокольчиков и бубенцов, звенящих на разные голоса, обладающие магическими свойствами оружие – меч, стрелы и т.п. Все эти артефакты вручаются именитым нартам, героям и переходят, как правило по наследству.
Самой вершиной кузнечного мастерства Курдалагона стала операция по «закаливанию» Сослана, т.е. превращение поверхности его тела в стальной панцирь («Как Сослан закалил себя »). В результате этого Сослан становится самым могущественным из всех нартов. Он по первому зову приходит на помощь своим сородичам, он несокрушим в битвах. И здесь нужно отметить одну техническую особенность. Во время боя стальной панцирь Батрадза так накаляется, что он вынужден прыгать в море или другой водоем, чтобы остудить тело и только после этого продолжает схватку. Эта слабость и сыграла в конце концов роль «ахиллесовой пяты» в гибели Батрадза. Следствием такой операции стало и то, что Батрадз после этого, вероятно, не смог оставаться на земле. Хотя в эпосе причина этогоуказана не конкретно:
«Возмужал Батрадз, и таким доблестным мужем он стал, что пребывал на небе и долгие годы не показывался в нартском селении».(«Батрадз и Тхыфырт Мукара» )
Кстати, в сказании «Как Батрадз закалил себя » нарт ведет себя по отношению к небесному кузнецу Курдалагону просто фамильярно. Он запросто появляется в его небесной кузне и требует закалить свое тело. А после «операции» вместо благодарности проявляет хамство:
«А Батрадз поднялся к Курдалагону и сказал ему: – Если ты как следует не закалил меня, горе твоему очагу! Я голову сорву с твоих плеч! – И тут Батрадз положил ногу свою на наковальню Курдалагона и ударил по ней молотом: по стальному звону узнал Батрадз о том, что он закален хорошо…»
Возможно, такой характер взаимоотношений между нартами и некоторыми небожителями не более чем отражение национальных черт характера кавказских народов и на это не следует обращать особого внимания. Тем не менее, за тканью сказочных эпизодов иногда можно различить и любопытнейшие детали. Так в одном из сказаний упоминается способ, которым Курдалагон путешествовал между своим небесным жилищем и землей:
« Семь дней и семь ночей пировали гости Уархага, а когда кончился пир, вскочил Курдалагон на гребень огненной бури и, словно крылатый Пакундза, умчался в небеса. («Рождение Ахсара и Ахсартага» )
Правда, знакомое описание «колесницы богов», которое можно встретить и у других народов мира. Однако, это не самое интересное описание летательного аппарата в нартском эпосе. Есть и более детальное в сказании «Как Сослан женился на Косер». Там есть несколько очень любопытных и именно технических моментов, поэтому я привожу здесь достаточно обширную выборку из текста этого сказания.
«Вошла в свою летающую башню красавица Косер. Поднялась она на башне в небо. Тогда собрались нарты, чтобы посмотреть на это диво, и она такое слово сказала им:
И опустила красавица Косер свою башню на землю, к людям.
– Тот, чьи это стрелы, пусть подойдет сюда, – сказала Косер. – Он будет моим суженым.
Обрадовался Сослан, рванул двери башни и вошел в нее.
– Подожди, безумец, подожди! – закричала Косер. – Не сумеешь ты управлять моей башней!
Но не послушал ее Сослан. Рассердилась Косер. Послала вверх свою башню , а сама выскочила из нее на землю. Сослан же не заметил, что Косер выскочила из башни, обежал он всю башню и нигде не нашел ее.
«Значит, обманула эта коварная», – в гневе подумал Сослан. А башня все летит вверх и уносит Сослана.Долетела башня до самого неба и остановилась . Что делать тут Сослану? Разгневался он и спрыгнул с вершины башни на землю. Камнем полетел он вниз – чем ближе к земле, тем быстрее. Достиг земли и со всей силы своего полета стремительно пробил ее насквозь».
« А Косер, пока Сослан был в преисподней, находилась на земле. Дошел слух до нее, что вернулся Сослан, и подумала она: «Кто его знает, может быть, он обиделся на меня?» Велела она своей башне спуститься вниз, вошла в нее – и опять повисла башня между землей и небом.
« И там же, наверху, между землей и небом, помирились нарт Сослан и красавица Косер. А потом велели они башне крутиться и спустили ее вниз на землю.
Сколько пожили они среди нартов, никто не знает, но красавица Косер привыкла жить одна в своей летающей башне между небом и землей и никак не могла ужиться с нартами. … Так разошлись Сослан и красавица Косер. Красавица Косер села в свою башню и поднялась в небесное лоно, а Сослан остался жить с нартами».
Согласитесь, для народной сказочки слишком много технических деталей, вплоть до знакомства с законом ускорения свободного падения.
И еще на одной принципиальной теме, отраженной в нартском эпосе хотелось бы остановится, а именно, на происхождении производящего хозяйства и металлургии. Этот сюжет, пусть и в сильно мифологизированном виде, описан в сказании «Чем небожители одарили Сослана ». Сослан был воспитанником Сафы. Вот Сафа созвал на пир небожителей, а Сослан на нем присутствовал и им прислуживал. И небожители по своей доброй воле решили одарить юного нарта. И вот что получил он в качестве даров: от Уастырджи меч фаринк, изготовленный Курдалагоном, домашний скот от небесного покровителя скота Фалвара, хлебные зерна от повелителя громов Уациллы, соху от Курдалагона, осенний ветер от повелителя ветров Галагона (т.е. технику обработки зерна) и водяную мельницу от повелителя вод Донбеттыра. Т.е. достаточно полный набор земледельческих технологий и скотоводства. И еще в одном сказании («Нарт Дзылы и его сын »), еще в более аллегорической сказочной форме развивается сюжет о том, что нарты получают от небожителей зерно и скот.
Есть в нартском эпосе еще один очень интересный момент, о котором хотелось бы упомянуть. Речь идет о подводных жителях донбеттырах, владыка которых сам Донбеттыр относится к небожителям. Достаточно насыщенный информацией сюжет приведен в сказании «Меч Ахсара »:
«Быценаги (подводные жители) охотились, а тут вдруг на небе раскрылись ворота, и упал оттуда обломок небесной руды прямо на голову старшего из быценагов и пробил ее насквозь. Быценаги унесли этот обломок небесной руды к себе под воду. Ахсар узнал об этом и задумал отобрать у них этот обломок».
«…братья же Ахсар и Ахсартаг разыскали ту кладовую, где быценаги хранили свою руду. Нашли они обломок небесной руды, спрятанный быценагом, и отнесли небесному кузнецу Курдалагону. Из этого обломка сделал себе Ахсар обоюдоострый меч – такой, что от удара его любой камень, любой металл пополам распадались, а сам меч не тупился».
После этого Ахсар истребил быценагов. Причем ему помог советом один из донбеттыров. Т.о. в эпосе четко различаются подводные жители быценаги (их природа из сказания не ясна) и подводные люди донбеттыры. Более того, в следующих двух сказаниях «Яблоко нартов » и «Красавица Дзерасса » описывается как брат-близнец Ахсара Ахсартаг попал в подводный мир. Он опустился на дно моря и оказался в подземном жилище донбеттыров. «Стены дома – из перламутра, полы – из голубого хрусталя, и утренняя звезда светит с потолка». («Красавица Дзерасса »). Вполне конкретное описание помещения с искусственным покрытием стен и прозрачным (хрусталь) полом и источником искусственного же освещения. Здесь в подводном жилище Ахсартаг женится на дочери владыки Донбеттыра красавице Дзерассе.
Впоследствии Дзерасса волшебным образом (после смерти и в результате непорочного зачатия!!!) рождает Шатану. Образ Шатаны – самый яркий женский образ в нартском эпосе. Она и самая мудрая из женщин, к которой за советом и помощью обращаются все нарты. Она обладательница сильнейших магических способностей и владелица магических артефактов. Шатана является матерью Сослана. Аналогичное описание жилища донбеттыров есть в другом предании, где Урызмаг (сын Асхартага) спускается в подводное жилища, расположенное внутри скалы на небольшом островке в море. «Сел Урызмаг, огляделся и видит, что пол под его ногами из голубого стекла, перламутром выложены стены и утренняя звезда горит в потолке». («Безымянный сын Урузмага »)
Т.о. в мире нартов, помимо них и других народов, живет еще одна человеческая раса, во много раз превосходящая тех же нартов в уровне технического развития. Эта раса «дауджыта» имеет свои поселения как в воздушном, так и в подводном пространстве. «Дауджыта» благоволят к нартам, обеспечивают их культурно-экономическое развитие, постоянно покровительствуют, снабжают отдельными техническими изделиями (как правило, очень могущественными), берут изредка мальчиков на воспитание и в отдельных случаях даже вступают в брак с нартами. Владелица летающей башни красавица Косер, бывшая недолгое время женой Сослана, вероятно, тоже относилась к этой расе. Хоть в эпосе об этом прямо и не говорится, но указывается, что «красавица Косер привыкла жить одна в своей летающей башне между небом и землей и никак не могла ужиться с нартами». Кстати, исследователи отмечали, что нарты никогда не вступали в противоборство с «дауджыта». Конфликты происходили только с христианизированными небожителями: Елия, Уастырджы, Ойноном. И причиной гибели нартов послужило то, что они решили померяться силами с Богом (но не «дауджыта», вспомним, что Батрадз даже угрожал небесному кузнецу Курдалагону).
Здесь уже упоминались разные артефакты изготовленные небожителями и поступившие в распоряжение нартов. Таких образцов «технологий богов» в эпосе упоминается достаточно много. Например, Шатана владела магическим зеркалом, способным передавать информацию не только о событиях, происходящих за многие километры, но и о событиях недавнего прошлого. Есть в эпосе упоминания боевых артефактов, имевших автоматизированную (кибернетическую?) природу. Например, неуязвимый шлем Бидаса, который перед боем сам одевался на голову воина. Или непробиваемый панцирь Церека, принадлежавший мифическому богатырю Цереку. Он также сам одевался на тело в случае боевой тревоги. Хотя про самого Церека упоминаний в «Сказаниях о нартах» нет.
Есть описания и других волшебных предметов: «Есть здесь, в пещере Кандзаргаса, волшебная кожа. На ней можно уложить все богатства мира. Есть у него волшебная веревка – что ни обернешь ею, все теряет тяжесть и делается легким, как мотылек. Обладает еще Кандзаргас двумя пружинными крыльями. Что ни положишь на них – все унесут они через горы и леса туда, куда ты захочешь» («Симд нартов »).
В нескольких сказаниях упоминается, что предки нартов говорили на хатиагском языке. Почти все его забыли. Но у Шатаны сохранился железный сундук с сокровищами предком. Открыть его можно лишь обратившись к нему на хатиагском языке. Это легко сделал Батрадз (а он рос и воспитывался на дне моря у донбеттыров). Такой же сундук имел и семиглавый крылатый великан Кандзаргас. Его Батрадз открыл тем же способом («Симд нартов »). Можно, конечно, все это отнести на счет богатой народной фантазии. Но, как говорится, «сказка ложь…».
Один из самых распространенных сюжетов осетинского эпоса – борьба нартских героев с великанами, в которой нарты, естественно, выходят победителями. Как уже упоминалось, нартский эпос – произведение «многослойное». Он неоднократно перерабатывался и адаптировался в течение всего периода своего существования. Поэтому и образы великанов в эпосе не очень конкретизированы. Я попытался провести простейшую классификацию персонажей великанов по материалам «Сказания о нартах».
Общее название для великанов в нартском эпосе – «уаиги». Но этим словом обозначали разных человеческих существ огромного роста. При первом приближении можно выделить три типа великанов – уаигов:
– фантастические великаны,
– мифические великаны,
– исторические гиганты (племена и отдельные рода и семьи).
Я специально использовал два синонима (великаны и гиганты) для разделения, прежде всего, по хронологическому признаку. Т.е. под великанами я подразумеваю более древних и более крупных существ. Еще раз подчеркну: разделение очень условное и не претендующее на какое-либо методологическое обоснование.
Первый тип персонажей – фантастические великаны, самый немногочисленный, они присутствуют всего в паре сказаний. Фантастическими я их назвал потому, что они в эпосе отображены как многоголовые существа. Так В сказании «Симд нартов » упоминается: «Много лет назад семиглавый крылатый уаиг Кандзаргас за дальние горы унес одного из предков твоих по имени Уон и сделал его своим пастухом». В сказании «Доля старшего и доля младшего » упоминаются 9-ти и 12-тиглавые уаиги. Но они скорее являются аллегорическими изображениями препятствий. Т.е. герой должен победить этих чудищ (преодолеть препятствия), охраняющих мост или ущелье, чтобы достичь своей цели. Можно предположить, что данный тип уаигов является сильно мифологизированным воспоминанием об очень древних временах, когда на земле жили люди огромного роста. И развитие этого сюжета можно обнаружить в сказаниях, где встречается второй тип уаигов.
Это мифические великаны и они представлены в эпосе более многочисленными образами. В сказании «Сослан ищет того, кто сильнее его » герой встречается с семьей великанов людоедов. «Пошел Сослан по берегу реки и пришел к какому-то дому. Переступил через порог Сослан и видит: сидит у очага женщина, и так она велика, что между зубами ее ласточка свила гнездо ». Здесь же упоминается и уаиг-пахарь, одноглазый и однорукий, который и спасает Сослана, спрятав у себя во рту. Естественно, это очень гиперболизированный образ уаига. Однако от фантастических великанов он отличается тем, что эти мифические великаны показаны как ведущие такой же образ жизни как и обычные люди. Иногда даже этих великанов привязывают к конкретной местности: «Спустился Сослан по кровавому следу вниз, в ущелье, и видит – лежит на дне ущелья убитый олень, а возле него стоит человек. А человек этот ростом не меньше башни». И был он родом из страны Гум («Сослан и гумский человек »). Локализовать сегодня географическое положение земли Гум вряд ли возможно, но для древних сказителей она наверняка имела определенное место в известном им мире. Название местности встречается и в сказании «Сослан и сыновья Тара ». Сослан опять встречается с огромными великанами, которые живут в стране Балга на берегу моря и богатой степными пастбищами . «Но вот приблизилась к нему туча, и увидел он, что это не туча, а всадник скачет к нему. Конь под всадником ростом с гору, а сам всадник на коне – как стог на горе. От дыхания всадника и коня его туман поднимается над степью. Глубокую борозду по земле оставляет его сабля. И то не вороны над тучей, а комья земли и куски дерна взлетают над головой всадника из-под копыт его коня. «Так вот каков Мукара, сын Тара! – подумал Сослан». Мукара в эпосе тоже называют термином «уаиг».
Сравнительный рост мифических уаигов показан также в сказании «Нарт Сослан и уаиг Бызгуана »: «Уаиг Бызгуана вскочил со своей постели, выскочил во двор и увидел Сослана. А Сослан ростом ему по щиколотку ». Конечно, такую информацию не следует воспринимать как всерьез описывающую рост древних великанов. Но на мой взгляд, это отраженное в народной памяти воспоминание о тех древнейших временах, когда на земле существовали великаны, чей рост был несравнимо большим (не 2,5 – 3 метра), чем у обычных людей.
И в подтверждение этого предположения я приведу достаточно обширный отрывок из одного любопытного сказания «Нарты и кости Уадмера ». В нем говориться, что двенадцать именитых нартов поехали на охоту. На какой-то равнине они заночевали в пещере. Утром оказалось, что это череп. А вокруг во множестве разбросаны кости. «Здесь и огромные человеческие, и лошадиные, и собачьи, и кабаньи…». «Соскочил Сослан со своего коня, выбрал человеческие кости, потом собрал лошадиные и тоже положил их отдельно, подобрал и собачьи кости, и кости кабана. Из человеческих костей сложил он скелет великана и сказал:
– А теперь я буду просить Бога, чтобы предстало перед нами это чудесное существо таким, каким оно было в свое время!»
«И он стал просить: – О Бог богов! Оживи этого человека, только чтобы не было у него ног ниже колен и чтобы глаза его ничего не видели. Сразу после этих слов череп заколебался, потом приросли, к нему все остальные кости, покрылись они мясом и кожей, и человек ожил. Только не было у него ног ниже колен – потому не мог он ходить, и не было глаз – и потому он ничего не видел. Зашевелился великан, сел, потянулся». Начали нарты общаться с великаном. Вот отрывок из этого диалога:
«– Жалкая у вас участь, если вы живете такой никчемной пищей! Скоро, видно, ваша погибель придет. Огонь у вас есть?
– Есть,– ответил Сослан и спросил:– А вы чем кормились?
– Мы кормились охотой и соком земли , – ответил великан.
– А как же вы добывали сок земли?
Засучил тут великан свой рукав до самого плеча и запустил руку в землю. Выгреб он полную горсть земли и сказал Сослану:
– Подставь свою ладонь.
– Подставил Сослан свою ладонь, сжал великан в кулаке землю, и жирный сок земли закапал в ладони Сослана и сразу наполнил их». Сослан вылизал то, что наполнило его ладони, – и сок земли, подобно жирному мясу, сразу ударил в его сердце. И так насытился сразу Сослан, что показалось ему, будто он объелся.
– Теперь тебе не захочется есть целую неделю, – сказал великан.
– Только пить будешь время от времени. Сослан спросил великана:
– А ты из какого людского рода?
– Я из уадмеров, – ответил великан ».
« Тогда снова помолились нарты. – О, Бог богов! Преврати его снова в то, чем он был. – И тут же исчез уадмер, только череп его величиной с большую пещеру остался лежать посредине равнины».
Из этого сказания видно, что для древних великанов огромного роста существовало даже отдельное наименование, отличное от термина «уаиг». Возможно, древние жители Кавказа находили в земле человеческие черепа, во много раз превышающие их собственные. И это послужило причиной формирования таких вот мифов.
И заканчивая пассаж о мифологических великанах следует упомянуть о наличии в нартском эпосе хорошо нам знакомого сюжета о циклопе. В сказании «Урызмаг и кривой уаиг » рассказана история совершенно аналогичная истории об Одиссее и циклопе Полифеме. Впрочем в этом как раз нет ничего удивительного, поскольку нам хорошо известно о существовании тесных культурно-экономических связей между Кавказом и античным миром.
И, наконец, третий тип уаигов, который я назвал историческими гигантами. Причиной этому послужило предположение о том, что судя по сведениям, приведенным в нартском эпосе, эти уаиги жили рядом с людьми уже в исторические, а не в незапамятные времена. Сюжеты о них являются самыми многочисленными в «Сказаниях о нартах». Чтобы не утруждать читателя многочисленными цитатами, я приведу лишь ряд умозаключений, к которым можно прийти при знакомстве с этим источником.
Во-первых, можно предположить, что рост этих уаигов был не столь огромен как у мифических великанов. Скорее всего, в среднем он достигал 3 метров. Прямых указаний в эпосе на это нет. Но по косвенным данным, (например, то что нарты сидели с уаигами за одним столом и т.п.), такое предположение мне кажется вполне вероятным. Основная масса уаигов жила довольно далеко от земель нартов. Несколько раз упоминается, что нарты, отправляясь в поход на уаигов, проводили в пути дни, а то и недели. В одном сказании «Нарт Урадз и уаиг Ахсуалы » говориться, что уаиг Ахсуалы похитил красавицу и унес ее в страну Сеха (Сехские степи), где был его замок . Там он заточил ее в высокую башню. Сам уаиг жил охотой. В другом сказании «Нарт Сидамон » упоминается уаиг Схуалы, который убил на горе Уарпп нарта Бцега. Нарты отправились в поход, чтобы отомстить. Уаиг жил очень далеко, только на восьмой день нарты достигли степей Кирмыза , где бились уаиг и Бцега. Схуалы имел свои стада, но время проводил на охоте. Обычной смерти он не боялся. Этот фактор свойственен многим сильным уаигам и упоминается в других сказаниях. У Схуалы была жена и богатырский конь.
В сказании «Нарты и черноголовые уаиги » говорится о целом племени гигантов: «Черноголовые уаиги были могучими насильниками . Это, беспощадное и здоровое племя победило всех людей, что жили по соседству с ними. Непобежденными остались одни только нарты – удалой народ». Когда старших нартов не было в селении, уаиги напали, разграбили нартские дома и башни и увели в плен их девушек. Когда старшие нарты вернулись и узнали о несчастье, они отправились в ответный поход. И, опять-таки, в неблизкий: «Разгневались нарты и снарядили большой поход в Страну черноголовых уаигов. Ехали день, ехали два, неделю, две недели». Они напали на укрепленное селение уаигов и семь дней сражались, но не могли их победить, поскольку убитые уаиги утром оживали. Здесь мы опять сталкиваемся с приписыванием гигантам волшебных свойств. Победить нартам помог небожитель Уастырджи.
С другой стороны, в разных сказаниях упоминается об отдельных семьях уаигов, которые жили по соседству с нартам, иногда даже на ближайшей горе («Батрадз и заносчивый сын уаига Афсарона »). В этих сказаниях приводятся основные, так сказать, характеристики уаигов. Отмечается их огромная сила и, одновременно, глупость. Впрочем, такие характеристики гигантов можно встретить в мифах разных народов мира. Равно как и еще одну черту, то что гиганты были каннибалами. В сказании «Как Батрадз спас именитых нартов » рассказывается как именитые нарты отправились на охоту. Погнались за оленем, который увел их за семь гор (что, в общем-то не рядом). Там они наткнулись на башню, «сложенную из огромных валунов». В ней жили семеро уаигов. «Услышав зов нартов, выбежали они и обрадовались: горная мелкота, как называли они людей, сама явилась к ним. Пригласили они нартов в свое жилище, усадили их в ряд возле очага, сами же переглянулись, и трое принялись строгать шампуры, а четверо начали разводить огонь». И еще одна цитата из того же сказания: «А другой уаиг ему ответил: – … Наши старшие и раньше лакомились мясом горных человечков»…
Т.е. можно сделать такое заключение: еще в исторические времена на одних территориях (и на соседних тоже) рядом с обычными людьми обитали племена и отдельные семьи людей гигантского роста. С людьми они находились чаще всего в состоянии вооруженного нейтралитета. Но при первой же возможности нападали и грабили. Кончилось это тем, что более многочисленные и лучше организованные люди победили и истребили племена гигантов. Об этом прямо говорится в сказании «Гибель нартов»: «Всю жизнь провели в битвах доблестные нарты. Силу многих насильников сломили они. Уаигов истребили до последнего и даже вступили в борьбу с духами земными и небесными».
«Сказания о нартах», как и любой другой древний эпос, может быть богатейшим источником информации о древнейшем прошлом человечества. Ветхий завет, по мнению ученых, начал формироваться как единый эпос в 14-12 вв. до н.э. Но события, описанные в «Книге Бытия» начинаются от сотворения мира. Большинство событий нартского эпоса укладываются, по сути дела, в период жизни четырех поколений основных героев. Но было бы наивным предполагать, что в таком историческом эпосе отражена жизнь народа на протяжении всего лишь пары веков в лучшем случае. Можно смело предполагать, что такая картина является результатом формализации разновременных преданий. И осколки информации о событиях стародавних времен просто вписываются в канву канона произведения и сопрягаются с главными персонажами. Это, как я полагаю, результат недостаточной сохранности информации о далеком прошлом, имевшейся в распоряжении к моменту формализации эпоса. Например, в сказании небожители одаривают Сослана зерном и домашними животными, земледельческими технологиями. А ведь Сослан относится уже к четвертому поколению нартских героев. И предыдущие поколения имеют и домашний скот и земледельческую культура и орудия из металла. Т.е. попытки установления какой-либо научно обоснованной хронологической шкалы на основе эпоса совершенно бесперспективны. Эпос предоставляет нам отдельные крупицы информации о событиях древности, неопределенных во времени, а порой и в пространстве. Однако, такие крупицы бывают порой чрезвычайно интересными.
И в конце этого маленького эссе я хотел бы упомянуть некоторые из них. Так, например, В сказании «Батрадз и чаша нартов Уацамонга » есть странный эпизод: «Шесть колосьев произрастало до этого времени на стебле ячменя ». Но владыка хлебов Хор-алдар из мести за своего сына Бур-хор-али, убитого Батрадзом оставил «на ячмене только один колос, а пять колосьев уничтожил навеки». Это произошло только потому, что в защиту ячменя выступил Уастырджи. Что может означать такая странная фраза, только ли мифическую аллегорию?
В сказании «Как Хамыц женился » описывается народ карликов, ведущих свой род от донбеттыров. «–Происходим мы от донбеттыров , – сказал маленький охотник. –Принадлежу я к роду Быцента, и живем мы постоянно под землей ».
« – Это хорошо, – сказал маленький охотник. – Мы бы тоже охотно породнились с нартами. Но должен ты знать: мы вспыльчивы и нетерпеливы и беспощадно мстим за обиды. Всего две пяди наш рост , а в обхват и того меньше, но наша сила, наше мужество и другие наши достоинства в испытаниях не нуждаются. Есть у меня сестра, и мы бы выдали ее за тебя замуж, но вы, нарты, любите надо всем насмехаться, мы же от насмешек заболеваем, а от упреков умираем».
Кстати, невеста Хамыца оказалась в облике лягушки, которая только ночью возвращалась в человеческий облик и обладала волшебными способностями. Весьма знакомый сюжет, но причем здесь карлики?
«Часто уходил в походы нарт Урызмаг. И вот однажды был он долго в отъезде и не встретил никого и не нашел ничего» («Урызмаг и Харан-Хуаг »). Т.е. земля была не густо заселена!? Тогда, по идее, это должно относится ко времени после потопа.
«Унесли Саууая и бросили в расщелину ледника. Подобрали его волки, и волчица выкормила его своим молоком. Не по дням и часам, а по мгновеньям вырастал Саууай, и вот скоро стал он охотиться» («Саууай »). Саууай как бы выпадает из основной последовательности нартского эпоса. Тем не менее, как мы знаем, некоторые современные народы Кавказа (те же чеченцы) до сих пор связывают свое мифологическое происхождения с волком. К тому же данный мотив имеет прямую аналогию с древнеримской мифологией.
И напоследок, хотелось бы отметить пару интересных моментов, связанных с представлениями нартов о Боге. В сказании («Смерть Батрадза ») говорится: «После того как зло нартов – Сырдон – натравил Батрадза на духов земных и небесных, начал с ними Батрадз жестокую войну. Где только ни настигал он их, там уничтожал и калечил. Собрались тут все духи и дауаги и пришли жаловаться Богу:
– Нет нам житья от Хамыцева сына Батрадза! Пошли на него погибель! Или пусть останется он, а нас не станет. А если останемся мы, пусть погибнет он.
– Не знаю я, как вам помочь, – ответил Бог. – Помимо моей воли появился он на свет, и нет в моих руках погибели для него ».
И подтверждение такой странной «слабости» Бога мы встречаем в сказании «Гибель нартов», где указывается причина гибели этого народа. Из-за своей гордыни они перестали молиться Богу и бросили ему вызов. Бог предложил им несколько выборов. Первый – искоренить их род или оставить плохое потомство. Нарты выбрали первое. Второй – вечная жизнь или вечная слава. Нарты выбрали второе. Но Бог их не уничтожил, они сами легли в могилы, чтобы подтвердить свой выбор. И в этом сказании есть интересный эпизод: «Когда перестали они поминать Бога, прислал он к ним ласточку:
– Лети от меня к нартам и спроси их, чем они обижены. Прилетела ласточка, села на молодое деревцо, что росло на нартском нихасе, и защебетала по-хатиагски :
– Я к вам как посредник прислана. Человек, которому вы поклонялись , прислал меня, чтобы спросить вас: «Что я сделал, нарты, такое, из-за чего вы обиделись?»
Древний язык, который нарты почти все забыли, является языком Бога? А сам Бог также имеет человеческую природу? Однако, это уже вопрос теологический и упомянул я эти эпизоды лишь для того, чтобы еще раз подчеркнуть, насколько удивительная информация содержится в древних эпических сказаниях.
P.S. Приношу свои извинения за возможные неточности в вопросах истории нартского эпоса. Как я уже оговаривался, эссе писал буквально «на бегу», но, надеюсь, читатели не окажутся разочарованы.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .
Сказания о нартах. Осетинский эпос. Издание переработанное и дополненное. Перевод с осетинского Ю. Либединского. С вводной статьёй В. И. Абаева. М, «Советская Россия», 1978. Оглавление и скан в формате djvu »»
Народный эпос как особая форма отражения и поэтического преобразования объективной действительности в сознании людей подлежит истолкованию. Подлежит истолкованию и эпос о нартах. Что скрывается за его образами, мотивами, сюжетами? В прошлом веке возник спор между двумя направлениями в изучении народно-эпических произведений, в частности русских былин: мифологическим и историческим. Отзвуки этого спора слышатся и по сей день. Спор идет о том, что по преимуществу отражено в народных эпических сказаниях, мифы, то есть образно-поэтическое осмысление и «объяснение» явлений природы и народной жизни, или реальные исторические факты, события, личности. В другом месте, на материале древнеиранской религии и мифологии, мы попытались показать, что не существует такой альтернативы: либо миф, либо история. То и другое, и миф и история, сосуществуют как в религиозных системах, так и в народном эпосе .
Сочетание мифологического и исторического в эпосе — это не нечто случайное или эвентуальное. Оно закономерно и неизбежно. Оно является следствием того факта, что создатели эпоса — народные певцы и сказители — располагают, с одной стороны, известным инвентарем традиционных мифологических, фольклорных образов, сюжетных схем, мотивов; с другой стороны, они — дети своего века и своей национальной и социальной среды с ее конкретным историческим опытом, с ее конкретными событиями, конфликтами, бытовыми и психологическими реалиями. Эта действительность властно вторгается в мифы, и именно поэтому всякий народный эпос — это не только собрание мифов и сказок, но и ценный исторический источник. Конечно, отделить миф от истории не всегда просто. Можно иной раз принять историческое за миф или мифическое за историю. И тут возможны и разногласия и споры. Но это будут уже не принципиальные споры между двумя разными «школами», а второстепенные расхождения в истолковании отдельных элементов памятника.
Нартовский эпос дает благодарный, материал для двухаспектного комплексно-экзегетического подхода. В нем многообразно и причудливо сочетаются и переплетаются мифы и история.
При разборе отдельных циклов мы отмечали, что первооснову каждого из них составляет та или иная мифологема: тотемический и близнечный мифы в цикле Ахсара и Ахсартага; миф о первой человеческой паре в цикле Урузмага и Шатаны; миф о солнечном и культурном герое в цикле Сослана; грозовой миф в цикле Батраза; весенний (солнечный) миф в цикле Ацамаза. Сравнение с мифологией других народов, в частности индоиранских, скандинавских, кельтских, италийских, позволяет выявить мифологический субстрат и в тех случаях, где он был завуалирован позднейшими переосмыслениями и наслоениями.
Хороший пример — кровосмесительный брак Урузмага и Шатаны. Можно было бы усмотреть здесь отголосок эндогамных обычаев, существовавших в прошлом у некоторых народов, в том числе иранских. Однако привлечение сравнительного мифологического материала убеждает, что такое решение было бы слишком поспешным. В древнейшем религиозном и мифологическом памятнике индоиранских народов, Ригведе, брат и сестра, Йама и Йами, становятся родоначальниками людей. Сами они родились от божества Гандарвы и «водной женщины» (аруа yosa). Вспомним, что Урузмаг и Шатана также родились от «водной женщины», дочери владыки вод, Донбетра. Во всех вариантах сказания об Урузмаге и Шатане повторяется один мотив: Шатана активно добивается брака, Урузмаг сопротивляется. И то же самое в эпизоде с Йамой и Йами.
Если мифологическая основа нартовской эпопеи не вызывает сомнений, то столь же, бесспорна ее историчность. Мы видим на каждом шагу, как сквозь традиционные мифологические схемы, модели и мотивы проступают черты истории, конкретной истории конкретного народа.
Историчность нашего эпоса состоит, во-первых, в том, что в нем — в большинстве сказаний — отражен определенный общественный уклад. Нартовское общество еще не знает государства. Для него характерны черты родового строя (фамильная организация) с заметными пережитками матриархата (образ Шатаны). Страсть к военным походам в поисках добычи говорит в той стадии родового строя, которую Энгельс называл военной демократией. Мы знаем, что этот уклад был как раз характерен для сарматских племен.
Из конкретных событий аланской истории в эпосе ярко и драматично отразилась борьба между язычеством и христианством. По духу и содержанию своему наш эпос — эпос дохристианский, языческий. Хотя в нем фигурируют Уастырджи (св. Георгий), Уацилла (св. Илья) и другие христианские персонажи, но христианского в них — только имена, образы их идут из языческого мира. Вместе с тем в эпосе, как мы пытались показать, получила отражение борьба христианства с язычеством. Сослан, Батраз — это герои языческого мира, погибающие в борьбе с новым богом и его слугами. Капитуляция Батраза перед св. Софией (Софиайы зæппадз) — это капитуляция языческой Алании перед византийским христианством. Историческая эта капитуляция происходила, как известно, между V и X веками. В X веке христианство, во всяком случае номинально, восторжествовало во всей Алании, и была создана аланская епархия. В эпизодах смерти Батраза и Сослана нартовский эпос выступает как эпос «уходящего язычества».
Явственный отзвук нашли в нартовских сказаниях алано-монгольские отношения.
Сохранили ли сказания память о каких-либо конкретных исторических личностях?
Имя Батраз — Батыр-ас — «богатырь асский» представляет монгольский вариант грузинского Ос-Бакатар — «богатырь осский (осетинский)». Так называет грузинская хроника осетинского предводителя (XIII-XIV вв. н. э.), который воевал во время монголов с Грузией, и в частности взял крепость Гори, что в некоторых нартовских сказаниях приписывается именно Батразу. Как можно думать по некоторым осетинским преданиям, его настоящее имя было Алгуз. Почему эпос сохранил имя этого героя в монгольском оформлении? Вероятно, потому же, почему сербы своего национального героя Черного Георгия называли по-турецки: Карагеоргий; а испанцы героя борьбы с маврами Де Бивара — по-арабски: Сид.
Если от нартовских героев перейти к их врагам, то и тут распознаются некоторые реальные фигуры. О Сайнаг-алдаре, под которым скрывается монгольский Саин-хан, то есть Батый, мы уже говорили.
В цикле Батраза фигурирует некое чудовище Хъандзаргас, который держит в плену многих нартов, в том числе прадеда Батраза, Уархага. Весьма вероятно, что Хъандзаргас — это искаженное Хъан-Ченгес, то есть Чингисхан .
В названии враждебного нартам народа Агур распознается тюркский этнический термин Огур .
Говоря об историчности нартовского эпоса, нельзя обойти молчанием еще одну их особенность: реализм; реализм в изображении социальной и бытовой обстановки, в обрисовке характеров . Кажется странным говорить о реализме там, где мы не выходим из царства вымысла, фантастики. А между тем это так: нартовский эпос глубоко реалистичен. Трудно убедить простого горца в том, что нартов не существовало в действительности. Он готов согласиться, что многие подвиги и приключения нартовских героев — вымышлены. Но чтобы самих этих людей, — таких живых, таких рельефных, как бы высеченных из цельных глыб, можно было бы выдумать «из головы», — этого он никак не может допустить.
Живописными красками рисуют сказания картину быта и нравов нартовского общества.
Происходя в тотемическом плане от волка, в космическом плане — от солнца, нарты остаются верны своей двоякой природе: как дети волка они больше всего любят охоту, войны, набеги и походы за добычей, как дети солнца они любят буйную радость жизни, — пиры, песни, игры и пляски.
Пытаясь на основании сказаний определить, в каких занятиях по преимуществу проводили время нарты, мы приходим к выводу, что таких занятий было два: с одной стороны, охота и экспедиции за добычей, с другой — шумные и обильные пирушки с десятками зарезанных животных и с огромными котлами, полными ронга и пива, пирушки, обязательно сопровождаемые бурными плясками. Пляски упоминаются особенно часто и притом не как случайный, а как существеннейший элемент нартовского быта, как серьезное и важное занятие, которому нарты отдавались от всей души . Весьма возможно, что танец имел ритуальное значение. Иначе непонятно, как могли, например, нарты плясать, когда войско агуров окружило их и готово было уже ворваться в селение.
Что касается нартовских «балцов» и «хатанов», то относительно их характера заблуждаться не приходится: это были хищнические, «волчьи» походы, главная цель которых заключалась в том, чтобы угнать чужой скот, в особенности лошадей.
Виднейших нартов мы видим нередко озабоченными тем, не осталась ли где-нибудь не опустошенная ими область. Самый факт, что такая область где-либо сохранилась, был достаточным мотивом, чтобы отправиться туда в поход.
Этот своеобразный быт и психология, отраженные в древнейших слоях нартовского эпоса, не заключают в себе ничего случайного. Это — быт и психология той эпохи и того уклада жизни, в которых родился наш эпос. Нужно перенестись в это общество с его военно-дружинной организацией, с его вечно беспокойным и бурным образом жизни, с его постоянными межплеменными и межродовыми войнами и столкновениями, с его культом удальства и хищнических «подвигов», чтобы отнестись к нему с требуемой объективностью и определить его место в истории развития ранних общественных форм. Разумеется, ни гомеровское общество, ни общество Нибелунгов, ни русское былинное общество, где повсюду уже выступает государство как оформившийся институт, не могут быть поставлены в один исторический ряд с нартовским обществом. Из европейских эпосов только древнейшие ирландские саги дают нам картину, типологически близкую к обществу нартов.
Врагами нартов и объектами их удальства выступают, с одной стороны, великаны, «уайуги», с другой — алдары, малики, то есть князья, владетели, феодалы. Если первые идут из сказочного фольклора и символизируют, по-видимому, грубые и непокоренные силы природы, с которыми приходится бороться человеку культуротворцу, то борьба с алдарами хранит смутный отзвук каких-то реальных исторических событий. Противопоставление нартов алдарам, — это противопоставление военно-родовой демократии уже оформившимся феодальным порядкам у соседей.
Опустошая владения алдаров и угоняя их скот, нарты выступают, говоря современным языком, как экспроприаторы эксплуататоров.
Следы сословного деления, которые можно, по некоторым вариантам, усмотреть в самом нартовском обществе, надо отнести за счет позднейших наслоений, так как они плохо гармонируют со всем укладом жизни по древнейшим сказаниям. В некоторых случаях имеют место и очевидные недоразумения. Так два-три упоминания о рабах совершенно неосновательно выдвигаются как доказательство классового деления у нартов. Рабства, как социального института, мы в сказаниях не видим, а существование отдельных рабов из захваченных во время набегов пленных вполне совместимо с родовым строем . Имеется множество исторических свидетельств, что в чисто родовых обществах Осетии, Ингушетии и Чечни пленников нередко обращали в рабство, если не представлялось возможным выгодно их продать .
Если брать не отдельные, выхваченные там и сям упоминания, а общее впечатление, которое производит нартовский мир в наиболее архаичной части эпоса, то перед нами, несомненно, родовое общество, да еще с яркими пережитками матриархата. Народ в целом образует боевую дружину, внутри которой если и есть какая-либо иерархия, то это иерархия старшинства и военного опыта.
Из чисто военной, дружинной организации нартовского общества вытекает еще одна особенность нартовского быта: презрение к дряхлым старикам, неспособным уже участвовать в походах «балцах».
Презрение к старикам вытекало из убеждения, что нормальная смерть мужчины — это смерть в бою.
Материальная культура нартовских воителей вполне отвечает той эпохе, о которой сигнализирует их общественный и хозяйственный быт. Перед нами — железный век в его начальный, романтический период. Кузнечное дело окружено сияющим ореолом, так же как в гомеровской Греции, в скандинавской мифологии, в Калевале. Как все, что казалось прекрасным и священным, оно перенесено с земли на небо. Небесный кузнец Курдалагон, родной брат Гефест и и Вулкана, является одной из центральных фигур эпоса. Он не только кует героям оружие, он закаляет самих героев. Его отношения со смертными — и тут сказалась большая архаичность нашего эпоса — несравненно интимнее, проще и патриархальнее, чем у богов-кузнецов на Западе. Он частый участник нартовских пиршеств. Виднейшие нарты подолгу гостят у него: Батраз, Айсана, сын Урузмага и др.
Железо и сталь встречаются в сказаниях на каждом шагу. Железными оказываются не только оружие и орудия. Мы встречаем железнокрылых волков и ястребов с железными клювами. Железные ворота обычны, но есть даже целый замок из железа, построенный Сосланом для дочери Солнца. Наконец, стальными оказываются даже некоторые герои: Батрадз во всех вариантах, а некоторых также Хамыц и Сослан.
Наряду с железом весьма популярно золото. Оно фигурирует и как украшающий эпитет (золотые волосы, золотое солнце), и как материальный (золотое яблоко, золотые чаши, золотой «кумбул», то есть шишак).
Медь шла на котлы, а также служила, по уверению некоторых сказаний, материалом для починки разбитых в бою черепов в небесной кузнице. Серебро не популярно в эпосе.
Неоднократно упоминаются слоновая кость, перламутр, стекло.
Вооружение нартов составляют: меч (кард), цирхъ (разновидность меча или, может быть, секира), копьё (арц), лук (æрдын, сагъадахъ), стрелы (фат) , щит (уарт), кольчуга (згъæр), шлем (така). Упоминание в некоторых вариантах ружей и пушек лежит целиком на совести позднейших сказителей-модернизаторов. Оружие мыслится нередко, как одушевленное. От жажды боя оно испускает синее пламя. Знаменитый «Цереков панцырь» при крике «бой» сам выскакивает к герою.
Все материальные реалии, не связанные с боевыми подвигами, охотой и пиршествами, даны в эпосе очень смутно и бегло. Часто нарты выступают как пастухи, реже как земледельцы. Но в описании этих сторон хозяйственной жизни нартов нет той яркости и конкретности, как в вышеуказанных. Разводят нарты и мелкий и крупный рогатый скот, но особенно дорожат конскими табунами.
О земледелии у нартов еще меньше материала. В одном сказании юному Сослану, присутствующему на пиру богов, небожители дают дары: железный плуг, воду для вращения мельниц, ветер для веяния зерна. Здесь перед нами, очевидно, опыт мифологической интерпретации начатков земледелия.
Хлеб в сказаниях почти не упоминается. Фигурируют только традиционные три культовые медовые лепешки, которые Шатана приносит в жертву богам на священном холме Уаскупп, когда обращается к ним с молитвой. Но так как нарты — большие любители пива, то они, надо полагать, должны были (хотя бы с этой целью) доставать ячмень. Другой любимый напиток нартов — «ронг» изготовлялся из меда. Это, конечно, не означает, что нарты (аланы) занимались пчеловодством. Они могли получать мед путем обмена у соседних (славянских?) племен.
Много бытовых черт рассыпано в описании и истолковании судьбы людей в загробном мире (сказание «Сослан в царстве мертвых»), но относить их все к нартовской эпохе весьма рискованно, так как в эту картину откладывался, по-видимому, и последующий опыт, народа.
Если о трудовой деятельности нартов сказания дают очень мало материала, тем ярче, красочнее и богаче изображены в них досуги «детей солнца». Судя по сказаниям, эти досуги сплошь заполнены пиршествами, плясками и играми. По выражению одного сказания, «бог создал нартов для веселой и беззаботной жизни». Презрение к смерти как-то очень естественно и просто сочеталось у них с любовью к жизни и ее радостями. После тягот и опасностей войны, далеких набегов и охоты они всей душой отдавались разгульному веселью. Захватив богатую добычу, нарты ничего не откладывали на черный день. Весь добытый скот немедленно шел на всенародное угощение. Устраивать щедрые и обильные пирушки для всего народа было, по всей видимости, делом чести для виднейших нартов, которое они делали при всякой возможности. Неумение и нежелание делать запасы и откладывать на черный день приводило к тому, что нарты легко переходили от одной крайности к другой: за неумеренными всеобщими пирушками следовал нередко столь же всеобщий голод, доводивший «сынов солнца» до полного истощения. Сказаниям, описывающим нартовские пиры и веселье, противостоят другие сказания (таких не меньше), с описанием всеобщего голода и истощения. Нет, однако, никаких указаний, чтобы в период такой депрессии нарты падали духом или изменяли своим привычкам. При первой возможности, после первого же удачного «балца», эти неукротимые люди вновь предавались своему необузданному веселью.
О размахе предстоящего пиршества можно было судить уже по пригласительной формуле «крикуна» («фидиога»). Ни одна душа не могла уклониться от участия на пиру. «Способные ходить — приходите сами, — кричал фидиог, — кто ходить не может, того несите». Кормящим матерям рекомендовалось захватить с собой младенцев вместе с колыбелями. Столы тянулись на расстояние полета стрелы. Изобилие яств было истинно «фламандское». Под тяжестью мяса ломились столы. В громадных котлах ронг и пиво лились через край. Талантливый осетинский художник Махарбег Туганов в своей замечательной картине «Пир нартов» с тонким знанием реалий и блестящей интуицией передал, как должны были пировать нарты, эти фламандцы железного века.
Кульминации своей достигало пиршество, когда начинался знаменитый нартовский пляс — «симд». Этот старинный своеобразный и стильный массовый танец даже сейчас, при хорошем исполнении, производит впечатление внушительное. Помноженный на нечеловеческую мощь и темперамент нартовских титанов, он, по уверению сказаний, сотрясал землю и горы и являл из ряда вон выходящее зрелище. Даже боги с небес взирали на богатырский пляс с изумлением, к которому примешивалась изрядная доля страха.
Кроме хороводного симда, в сказаниях описываются сольные танцы, требовавшие от исполнителя виртуозного искусства и ловкости. Надо было проплясать по краям финга , не задев ничего из стоявших на нем яств и сосудов и не сронив с финга ни одной крошки. Надо было далее сплясать на краях большой чаши, наполненной пивом, без того чтобы чаша хоть чуть пошатнулась. Надо было, наконец, проплясать, имея на голове кубок, полный до краев ронга, и не пролить ни одной капли. Безупречное исполнение таких номеров было под силу только лучшим танцорам, состязание между которыми составляло одно из любимых зрелищ нартов. Состязание между двумя знаменитейшими танцорами, Сосланом и сыном Хиза, служит завязкой известного сказания о сокрушении крепости Хиз и женитьбе Сослана.
Наряду с пляской очень любили нарты то, что мы назвали бы теперь спортивными играми. Характер этих игр-состязаний был, разумеется, боевой, а размах — чисто нартовский. Стрельба из лука и испытание мечей были наиболее обычными из этих игр. Резвость коней испытывалась на славных нартовских скачках, в которых иногда принимал участие сам небожитель Уастырджи. Упоминается также игра в альчики.
Вообще одной из характернейших черт нартовских героев был настойчивый и беспокойный дух соревнования. Быть лучшим всегда и во всем — такова была idée fixe виднейших нартов. Несколько нартовских сюжетов имеют своей завязкой один и тот же постоянно волновавший всех вопрос: «Кто лучший среди нартов?» С этого вопроса начинается, по ряду вариантов, рассказ об Урузмаге и циклопе. Этот же вопрос стоит в центре внимания, когда красавица Акола (или Агунда, или Уадзафтауа и др.), выбирая себе жениха, последовательно отводит одного за другим всех претендентов, находя в каждом какой-нибудь недостаток, пока не останавливает свой выбор на Ацамазе (по одним вариантам), или Батразе (по другим). Вокруг этого же вопроса разгораются страсти во время спора нартов за чашу Уацамонга . Наконец, решению этого же вопроса посвящен известный рассказ о том, как старики нарты вынесли три нартовских сокровища, чтобы присудить их достойному.
В последнем рассказе пальма первенства достается Батразу. И очень интересно для суждения о народном идеале человеческого совершенства, какие именно качества обеспечили Батразу первое место среди нартов. Этих качеств было три: доблесть в бою, воздержанность в пище и уважение к женщине.
Другие сказания и варианты прибавляют еще ряд черт, дающих в совокупности представление об идеале нарта. Через весь эпос проходит прославление щедрости, гостеприимства и хлебосольства. Всякий удачный «балц» нартов неизбежно влечет за собой пиршество для всего нартовского народа. Ореол, которым окружена супружеская пара Урузмаг — Шатана, в значительной, огромной степени объясняется их неограниченным хлебосольством. До сих пор в устах осетина имена Урузмага и Шатаны являются синонимом высшего гостеприимства и хлебосольства. Нет большего комплимента, чем назвать хозяина дома Урузмагом, а хозяйку — Шатаной.
Высоко развито у нартов чувство родовой солидарности и чувство товарищества. Эти черты теснейшим образом связаны с военно-дружинной организацией нартовского общества и из нее вытекают. В условиях, когда род означает дружину, естественное чувство кровной близости между членами рода возрастает во много раз благодаря совместному участию в военных и охотничьих предприятиях с их опасностями. Ряд сказаний имеют сюжетом спасение одних нартов другими в минуту смертельной опасности.
Жажда подвигов и презрение к смерти — неотделимые качества истинного нарта. Когда бог предложил нартам на выбор вечную жизнь или вечную славу, они без колебания предпочли скорую гибель со славой вечному, но бесславному прозябанию.
Воссоздавая в эпосе о нартах некую идеальную эпоху своей собственной прошлой жизни, народ считал одной из особенных черт этой эпохи величайшую интимность, простоту и близость отношений между миром людей и мифом богов. Действительно, эти отношения отличаются в эпосе исключительной патриархальностью и непосредственностью.
Сказания не просто описывают случаи общения богов с людьми, а подчеркивают, что это общение было в порядке вещей, что оно было обыденным делом. «Нарты были сотрапезниками богов», — говорится в ряде сказаний. Один из вариантов сказания о гибели нартов начинается так: «Когда нарты были еще в полной силе, когда для них был открыт путь в небеса»… Открытый путь в небеса — вот мечта о золотом веке, воплощенная народом в нартовском эпосе. Нартовские боги — это то же люди, с той же психологией, с теми же слабостями. Они легко и часто обращаются с нартами, а виднейшие нарты подолгу гостят на небе.
Если, с одной стороны, нарты дружат с богами, то, с другой, они являются также большими друзьями природы, зверей, птиц, растений. Мир богов, мир людей и мир природы — три мира во времена нартов дышат еще одной жизнью и понимают язык друг друга. Мы помним, какое чудное действие оказывала на всю природу игра Ацамаза: звери пускались в пляс, птицы пели, травы и цветы являлись во всей пышной красе, глетчеры чаяли, реки выходили из берегов. Преследуя колесо Балсага, Сослан ведет разговор со всеми деревьями и благословляет березу и хмель за оказанную услугу. К умирающему Сослану сбегаются звери и слетаются птицы, и он дружески беседует с ними, предлагает им отведать его мяса. С трогательным благородством даже такие хищники, как ворон и волк, отказываются от предложения Сослана. Любимица нартов — ласточка служит постоянным посредником между ними и небожителями. Она же, по некоторым вариантам, летит к Сослану вестницей опасности, угрожающей его матери, а также приносит нартам весть о смерти Сослана. Много и других черточек, рисующих интимную близость и взаимопонимание между нартами и природой, рассыпано в нартовских сказаниях.
Вообще, когда мы в нашем многовековом эпосе отводим в сторону позднейшие наслоения и влияния, то восстанавливаемое в древнейшей части эпоса нартовское общество по своему быту, мировоззрению, идеалам производит впечатление цельное, и, в своей цельности, покоряющее.
Как живой встает перед нами нартовский мир, мир суровых воителей и беспечных плясунов, «детей Волка» и «детей Солнца», могучих, как титаны, и наивных, как дети, жестоких с врагом и бесконечно щедрых и расточительных дома, друзей богов и друзей природы. Как ни своеобразен и далек от нас этот мир, вступая в него, мы не можем противостоять впечатлению реальности, жизненности, которые сумел придать народный вымысел этому сказочному, фантастическому миру.
Нарты, это — образ чудесного легендарного мира, воссозданный с такой могучей простотой и пластической силой, что он становится нам близок и понятен, и мы отдаем невольную дань поэтическому гению создавшего его народа.
Вачар — «торговля».
Любопытно, что суждения о феодальной структуре нартовского общества основываются главным образом на записях братьев Шанаевых. Между тем относительно этих записей можно с несомненностью утверждать, что они неоднократно подвергались кабардинскому влиянию. Это влияние сказалось не только на содержании, но и на форме сказаний. Мы находим там совершенно не свойственные осетинским вариантам длинноты, чуждые осетинскому эпическому стилю эпитеты, как «снежнобородый», «железноглавый» и т. п.
Относительно нартовских стрел узнаем, что они имели трехгранные железные наконечники, æфсæн æрттигътæ (æрттигъ из æртæтигъ «трехгранный»), такой же формы были наконечники стрел у скифов. Типичное оружие находимое в позднескифских погребениях, — это длинные прямые железные мечи и железные трехгранные наконечники стрел.
Сегодня многих ученых легенды и мифы стали интересовать как материал для выяснения того, какими же знаниями обладали наши далекие предки. О том, что "Нартский Эпос", несет в себе скрытый смысл и является источником сведений по самым вопросам, написано уже немало статей. В этой, речь пойдет о сугубо прикладных знаниях, искусно спрятанных в строчках одного из самых известных его сказании - «Как Сослан женился на Бедухе», а точнее эпизода с танцевальным поединком.
*Состязание между двумя знаменитейшими танцорами, Сосланом и сыном Хиза, служит завязкой известного сказания о сокрушении крепости Хиз и женитьбе Сослана… Пляски упоминаются особенно часто и притом не как случайный, а как существеннейший элемент нартовского быта, как серьезное и важное занятие, которому нарты отдавались от всей. Наряду с пляской очень любили нарты то, что мы назвали бы теперь спортивными играми. (В. И. Абаев «СКАЗАНИЯ О НАРТАХ», М.: «Советская Россия», 1978, вводная статья).
Самой знаменитой картиной на эту тему является масштабное полотно Махарбека Туганова «Пир нартов». Художник писал: «Я выбрал тот момент из сказания, где Сослан и Челахсартаг соревнуются в танце: в начале на столе, потом на чаше с пивом. Мне однажды довелось самому увидеть такой танец-соревнование. Один на голове держал полную чашу с пивом и во время танца не пролил не одной капли. Молодежь Осетии всегда упражнялась в таких искусных танцах».
Поиски сюжетов о молодецкой удали, связанных с котлами и чашами, привели к целому ряду интересных находок. Так Агусти Алемань в своей книге «Аланы в древних и средневековых письменных источниках» приводит такие строки: «… аланский витязь, звавшийся Фаран-дже, который похвалялся своим искусством в обращении с мечом и чашей…»
. Это фрагмент из записанной в 16 веке истории курдов - Шараф-наме (Сказание о войске, ведомом царем Искандаром Победоносным, чтобы освободить Барда" и изгнать русов). Захват русами города Бердаа, описанный в нем происходил в 943 или 944 году. Было бы крайне наивно полагать, что «искусством обращения с чашей» авторы называли умение красиво пить алкоголь. Упомянутый рядом меч, обстановка боя да и само участие в важном сражении множества лучших из лучших, явно свидетельствуют о том, что речь идет о каком-то редком и весьма ценном ратном навыке.
На настоящий момент наиболее широко известными воинскими искусствами, где используются мечи, копья, чаши и котлы являются боевые искусства Шаолиня. Монахи-воины во время специальных представлений демонстрируют публике удивительные свойства человеческого тела, использую именно эти предметы.
Недалеко от входа в монастырь туристов встречает старинный котел для варки каши.
Стоя на подобной кухонной утвари монахи годами оттачивали своё мастерство.
Большие ёмкости с водой, зерном или песком издавна использовались здесь во время ежедневных изнуряющих тренировок.
Впечатлившие Туганова танцы с чашами на голове, и по сей день являются обязательным этапом обучения юношей в Шаолине. Стараясь не уронить пустую миску, молодые люди удерживают базовую стойку и тренируют всевозможные удары.
Ношение пиалы с жидкостью на голове исстари считалось лучшим способом вырабатывания королевской осанки и плавности передвижений у девушек не только на Востоке.
На греческих и этрусских вазах, к примеру, можно встретить изображение так называемого «танца с корзиной на голове».
К этрусской культуре относят и этот сосуд с танцующими на стенках фигурами.
На одной из греческих ваз запечатлены два танцующих сатира.
Вроде бы ничего не значащий факт, ведь вакханалии невозможно было представить без вина и танцев. Но обратите внимание на ногу, занесенную над чашей.
В музей Чернуски - одном из самых старых музеев Парижа, хранятся вот такие глиняные китайские статуэтки, изображающие танцующих на котле акробатов.
Датировка относит их ко времени Империи Хань (206 до н. э.-220 н. э.)
На греческих вазах можно найти массу подобных сюжетов, но ни одна из фигур не стоит на бортике чана. Все гимнасты демонстрируют свое мастерство либо на мебели, либо прямо на полу, сосуды же кое-где изображены стоящим рядом.
Подобным же образом изображались акробаты и в сюжете «Пляски среди мечей».
На Кавказе, как известно, и по сей день одним из самых известных танцев является «Танец с кинжалами».
В греческом искусстве связка «танец-чаша-голова» прослеживается, а вот «танец на котле» характерен лишь для более ранней этрусской эпохи. Позднее же на изображениях сосуды лишь присутствуют рядом с танцующими.
В отличие от этого, китайская культура сумела сберечь до наших дней не только комплекс физических упражнений, связанных с котлами и чашами, но и, что самое главное, подробнейшее объяснение того, как и зачем люди обучались подобным танцам. Информацию об этом можно найти в книгах одного из ведущих китаистов России, доктора исторических наук, профессора А.А. Маслова.
Он стал первым европейцем, который прошел обучение в Академии ушу монастыря Шаолинь, и является посвященным последователем шаолиньской традиции в 32-м поколении.
Одна из цикла его статей о шаолинцюань называлась «Искусство легких шагов»
. В ней автор и рассказал об упражнениях, удивительным образом напоминающих чудесный танец могучего нарта.
Сначала выдержки, описывающие сам процесс тренировок:
*Выберите любую кругообразную поверхность, немного возвышающуюся над землей. Шаолиньские монахи использовали большой монастырский котел. Боец с отяжеляющими мешочками на ногах бегал по кромке
, нанося удары по мишеням и блокируясь от нападений монахов, стоявших на возвышениях. Укрепив на ногах грузы в 2-3 кг, бегайте по песку, внушая себе, что ноги едва касаются земли, не оставляя следов. Тренируясь в горах или на пересеченной местности, перепрыгивайте с камушка на камушек, с бугорка на бугорок, не задерживаясь, как бы летая над землей. После первого этапа занятий шаолиньские бойцы проходили испытания. Они должны были пробежать по раскатанному листу тончайшей рисовой бумаги, не порвав ее, и пройти по песку, оставив на нем едва заметные углубления
.*
Об этом же рассказывается в книге Красулина И. А. «Жесткий цигун: управление жизненной энергией в практике боевых искусств»: *Занимайтесь долгое время до тех пор, пока следы на бумаге будут еле видны. Тогда уберите бумагу и ходите по песку, не оставляя следов, так чтобы ни одна песчинка не сдвинулась.
Тогда это будет совершенным искусством.
То же самое можно обнаружить и в книге Попова А.П. «Кулак семьи Хун. Основы ушу Хунгар»: *На начальном этапе тренировки монахи использовали большой монастырский котел, который заполнялся до верха водой. Когда это упражнение было освоено, воду из котла выливали, а к поясу и к ногам прикрепляли мешочки с песком. Еще позже котел заменяли широким решетом, наполненным железными опилками. По мере освоения упражнения постепенно уменьшали количество железных опилок в решете. Когда монах мог ходить по краю пустого решета, это считалось важнейшим этапом в овладении искусством облегчения тела.
*
Вот как объясняет необходимость подобных занятий А.Маслов:
*Судьба поединка во многом зависит от умения быстро и уверенно передвигаться независимо от поверхности под ногами, количества противников и любых неожиданностей. Недаром в старину говорили: «Новичка узнаешь по заносчивости, старательного ученика - по силе удара, а мастера - по легкости передвижения».
Чтобы овладеть ею, в Шаолине разработали удивительное искусство «облегчения веса тела», или просто - «легкое искусство». Его секреты дошли и до наших дней. Владеющие ими способны стоять на листе бумаги, натянутом над землей, не прорывая его, или, например, без труда ходить по бревнам, плавающим на воде, так, чтобы они не скрывались под ней. В монастыре «легкое искусство» начинали преподавать с первых недель занятий, но первых успехов в нем можно было достичь лишь через шесть-семь лет.*
Сегодня искусство облегчения тела - одно из известнейших мягких внутренних искусств Шаолиня.
Овладевший им гибок и легок. В канонах отмечается, что по-настоящему владеющих этим искусством очень мало.
*Ян Баньхоу, как и некоторые мастера «внутренних» стилей, владел удивительным искусством «приподнимания тела» (тифан шу), заключавшемся в регулировании веса собственного тела, - он мог облегчать его или даже приподниматься на несколько сантиметров над землей. Даже в самый дождливый день он приходил в гости без малейших следов грязи на подошвах. Как объяснял сам Ян Баньхоу, он просто «передвигается на несколько цуней над землей, так как очень не любит грязь»…
Дун Хайчуань (1797-1882) - патриарх багуачжан расставлял по окружностям хрупкие фарфоровые чашечки и, переходя по ним, выполнял полный комплекс своей школы, не расколов ни одной.* (А. А. Маслов «Тайный код китайского кунфу»)
Родиной древних боевых искусств считают Индию. Буддистские тексты повествуют о том, что, после того, как в 527 году нашей эры в тибетский монастырь Шаолинь пришел индийский основоположник дзэн-буддизма Бодхидхарма, он научил монахов управлять энергией тела - непременному условию для полетов.
Пользовались левитацией и сам Будда, и его наставник маг Саммат, которые могли часами оставаться висящими в воздухе. Рассказы о парящих индийских йогах и по сей день продолжают будоражить умы ученых. В середине 80-х в Вашингтоне состоялись первые соревнования «летающих йогов. В среднем йоги поднимались на 60 см в высоту и перемещались на 1,8 м по горизонтали. Человек, неподвижно сидящий в позе лотоса, медленно поднимался над землей, на несколько минут зависал в воздухе, а потом так же медленно опускался на землю. Искусство левитации сохранилось до наших дней не только в Индии, но и в Тибете. Считается, что левитировать может лишь тот, кто достиг высокой ступени своего духовного развития. В индийских Ведах можно найти даже практическое руководство по левитации, в котором детально описано, каким образом человек может привести себя в необходимое состояние, чтобы суметь оторваться от земли. Но за прошедшие века значение многих древнеиндийских слов и понятий оказалось утраченным, поэтому перевести эту бесценную инструкцию на современный язык невозможно. Левитация сама по себе не является целью йоги. Это лишь побочный эффект практики. Среди перечня основных сиддх (мистических совершенств) известный специалист-индолог профессор Р.Л. Томпсон приводит, дошедшее до нас еще из Вед, понятие: лагхима (лёгкость) - способность к левитации или антигравитации, посредством которой становится возможным "получать освобождение от усталости, истощения и преодолевать гравитацию
" (С.Ч. III, "Ашта Сиддхи"). Сюда входит также и умение создавать громадный вес.
Левитации хорошо знали не только на Востоке, но и в Европе. Как правило, люди взмывали в воздух, пребывая в состоянии религиозного восторженного экстаза. Так свидетелями полетов монахини-кармелитки святой Терезы было более 230 священнослужителей. Величайший богослов римско-католической церкви Франческо Суарес за всю жизнь левитировал дважды. Иосифа Деза в состояние левитации могла приводить даже самая обычная музыка.
Из Индии через Китай «искусство облегчения веса тела» достигло и берегов Японии, где оно известно как Карумидзюцу. Благодаря нему ниндзя совершали высокие прыжки, уходя от ударов меча и нанося удары ногами сверху, ловко передвигались по деревьям, цепляясь за самые тонкие ветки. Японцем был и владевший этим навыком Уэчи Камбуна (1877-1948), основоположника третьего магистрального направления окинавского каратэ Уэчи-рю.
*Рассказывают, что как то раз после тренировки Уэчи Камбун попросил свою жену принести шесть хрупких фарфоровых чашек. Расставив их по прямой линии на расстоянии 25 см друг от друга, мастер попросил самого маленького и легкого ученика, весившего менее 50 кг, встать на чашки и пройти по ним. Ученик медленно поставил ногу на чашку, но едва начал переносить на нее вес тела, она тут же раскололась. «Существует искусство облегчения веса тела - «лёгкое искусство» - объяснил Уэчи. Всё зависит от силы вашего волевого посыла: захотите - врастёте в землю, захотите - окажетесь привязанными за макушку к небу и станете подниматься вверх, забыв о своём весе».
С этими словами мастер заменил разбитые чашки, легко вспрыгнул на фарфоровые пиалы и начал быстро передвигаться по ним.
* (Маслов А. А. «Тайные коды боевых искусств Японии»). Надо сказать, что в молодости Уэчи Камбун десять лет обучался стилю кунг-фу Пангай-нун в южной провинции Китая.
Невозможно не заметить, что и в Китае и в Японии «Искусство облегчения веса тела» тесно связано с образом чаши, котла, решета, корзины и, наконец, хрупкой чашки. «Искусством легких шагов» называют они хождение по тончайшим фарфоровым чашечкам
. Неискушенному в восточных единоборствах современнику трудно представить, что передвижения на стенках котла являются лишь самым первым этапом освоения этой таинственной техники, что в принципе человек может стоять, а тем более танцевать на пустой чашке. Отсюда и постоянное неосознанное стремление подменить нартский «танец на чаше» более понятным «танцем на котле», или хотя бы «танцем на большой чаше пива». Хотя, судя по всему вышесказанному, лучшие из нартов, должно быть, умудрялись танцевать и на самых крохотных чашечках. Именно это могло приводить в восторг всех присутствующих на пиру.
Подтверждение этому можно найти в самых разных вариантах рассказов об этих состязаниях.
Сказания о нартах известны многим народам Кавказа: адыгейцам, кабардинцам, черкесам, абхазам, убыхам, осетинам, балкарцам, карачаевцам, чеченцам, ингушам, некоторым народам Дагестана, а также хевсурам, сванам и рачинцам. В своей книге «Происхождение нартского эпоса» М. Ч. Джуртубаев пишет, что в кар.-балк. языке: *слово аякъ имеет два значения - «чаша» и «нога»; поэтому выражение аякъ ал означает «взять чашу» - и «быстро двигаться; плясать» (букв. «передвигать ногами»);
аякъ ала билмейме означает «я танцевать не умею» (букв. - «я не умею передвигать ногами») - и «я не умею брать чашу»).
Опять перед нами тесная спайка понятий «танец», «нога» и «чаша». Вспомните танцующего сатира, с зависшей над сосудом ногой. Это отголосок всё той же древней традиции. Как известно сатиры были мистическими созданиями, отличавшимися фантастической выносливостью, как в битве, так и за праздничным столом. Виртуозно танцуя и играя на двойной флейте, они дополняли всегда веселящуюся и поющую свиту Диониса. Кому, как ни им было знать все тайны удивительных плясок.
Странный танец на котле является завязкой и в известной осетинской сказке «Золотой муравей и мышь»: * Золотой муравей и мышь жили вместе. Однажды они варили кашу, а когда каша сварилась, решили сплясать на краю котла
.*
В мифологии муравей зачастую является символом чего-то крайне маленького, атома мирозданья, песчинки. Поэтому-то в сказке это его качество, вполне могло переплавиться в обозначение легкости того, кто, танцуя на краю котла, почти ничего не весит.
А.В.Дарчиев в статье «Батраз-муравей» подробно анализирует мотив превращения славного нартского витязя Батраза в золотого муравья, соотнося его образ с грозовым божеством. Одним из участников разбираемого им сюжета «О молодом герое Арахцау» является опять же Сослан - «солнечный» герой Нартиады. Золото же с древнейших времен у многих народов сопоставлялось с солнцем.
Далеко на Востоке в японской мифологии можно найти аналогичную смысловую связку: «танец на котле» и «солнце» в истории о солнечной богине Аматэрасу. Чтобы выманить её из грота, богиня радости и веселья Амэ-но удзумэ исполняет танец на котле, во время которого она «приходит в священную одержимость». Только чан в сказании перевёрнут, и поэтому танец сопровождается грохотом, который и привлекает внимание Аматэрасу. А гром, как известно, атрибут грозового божества, которое, в свою очередь, всегда выступает покровителем воинов
. Причём в имени богини др.-япон. элемент «удзумэ» происходит от «удзуси» или «одзоси» («сильный», «мужественный»). Очевидно, что перед нами та же знакомая связка «танец-котел-воин-солнце», хотя танцует вроде бы женский персонаж.
Надо сказать, что в нартском эпосе тоже присутствует замена персонажа в сюжете связанном с танцем на чаше. Так у адыгов, есть сказание о том «Как Бадыноко и Сосруко стали друзьями». В ней Бадыноко (архетипичный культурный герой адыгской Нартиады) превзошел Сосруко в аналогичном танцевальном поединке:
* Войдя в кунацкую, он стал плясать, как плясал Сосруко, на маленьком треногом столе, уставленном напитками и яствами, стал плясать по краям чаши с приправой и ни капли не пролил. Он соскочил с треногого столика и пробил земляной пол, уйдя по колена в землю. А когда он вырвался из земли, то из-под его черкески поднялся такой ветер, что нарты свалились со своих скамей и опрокинулся огромный котел с наваром из бычьего мяса.*
Этот замечательный эпизод искореняет всякое сомнение в том, что схожесть шаолиньских упражнений и нартских танцев простое совпадение. Для того, чтобы убедиться в этом, нужно просто обратить внимание на следующее за «Хождением по котлу» упражнение «Искусство высокого прыжка» из шаолинцюань:
* Это упражнение преподавалось с детства и позволяло совершать удары ногами в высоких прыжках, а также молниеносно подниматься после падений. Выкопайте в земле яму глубиной в 30-40 см, достаточно широкую, чтобы там могли стоять два человека. Выпрыгивайте из ямы. Постепенно углубляйте яму, доведя месяца через три её глубину до 1 м. Затем прыгайте с грузом 5-10 кг на плечах.*
Два аналогичных упражнения (хождение по котлу и выпрыгивание из ямы), следующих одно за другим, в описании двух совершенно на первый взгляд не связанных комплексов движений, никак не могут быть случайным совпадением. Перед нами сохранившиеся звенья какой-то древней системы укрепления и развития человеческого тела.
Каким же образом одни и те же сведения могли попасть когда-то и на Кавказ и в древнюю Индию? На сегодняшний день напрямую Индию с нартским эпосом связывает единая языковое пространство, поскольку древний санскрит как и осетинский язык относятся к индоиранским или арийским языкам - восточной ветви индоевропейской семьи языков, восходящей к единому предку («праиндоиранскому языку») и связанной происхождением с миграциями древних индоиранцев. Надо сказать, что ученые единодушно признают, что наиболее полные предания о нартах сохранились у осетин.
Официальная точка зрения говорит о том, что эпос начал создаваться в 8-7 веках до н.э. Хотя учёные РАН изучавшие «Нартский Эпос» в 2013 году, сделали заключение, что в нём содержится описание реальной цивилизации существовавшей на рубеже 11-10 тыс. до н.э. Существование праиндоиранцев определяют в хронологических рамках 3-2 тыс. до н.э. Греческий язык, как индоевропейский обособленный язык - 3 тыс. до н.э.
Другой связующей нитью с Индией могут оказаться скифы. По одной из недавно выдвинутых версий, родовое имя Будды Шакьямуни (623-543 до н. э.) переводится как «сакский мудрец» или «мудрец из племени саков» (шаков). А саки, как известно, были одним из скифских племен, оставивших неизгладимый след в культуре как Кавказа, так и Китая. Наивысшего расцвета Скифское царство достигло в IV в. до н.э. при царе Атее. Нет никаких сведений о том, что скифам было известно «Искусство легких шагов», хотя одной из реликвий скифского царя был именно легендарный медный котел, отлитый из наконечников стрел. А золотая чаша была одним из четырех священных предметов, упавших, согласно легенде, с неба на скифскую землю.
Что же касается нартов, то неоспоримым доказательством того, что лучшие из них владели «Искусством облегчения веса» является сам текст Нартиады. В описании удивительного танца рассказывается не просто о том, что не было задето ничего из посуды, стоящей на столе. В подобных архаичных текстах каждое слово имеет громадное значение. В сказании сказано, что ни одна капля жидкости не была пролита на стол. И более того! Ни одна крошка не шелохнулась на столе! Именно так:
… иунæг къус, иу къæбæр нæ фезмæлын кодта Сослан йæ бынатæй.
(осет. фезмæлын - сдвинуться)
Теперь попробуйте провести простой эксперимент. Насыпьте у края стола крошки и поставьте бокал с жидкостью. Начните размеренно хлопать по поверхности стола и понаблюдайте, что будет происходить. Жидкость пойдет кругами и рано или поздно начнет выплескиваться через край, а крошки то и дело подпрыгивая, медленно начнут ползти в сторону уклона. Все хорошо знают, какой звон может раздаться, если стукнуть кулаком по накрытому для застолья столу. Подскочит и звякнет вся посуда, находящаяся на нем. Представьте, что будет, если на столе станет прыгать в танце взрослый мужчина. Даже если у вас дубовая столешница, законов физики никто не отменял. Крошки всё равно будут подпрыгивать!
Отсюда сам собой напрашивается вывод: чтобы жидкость не проливалась, а крошки не шевелились, танцующий на столе должен почти ни иметь веса!
Именно это и описывается в сюжете с танцем Сослана! И именно поэтому он вскочил для танца на стол. Как бы легок он не был в танце на земле, это было бы крайне мало очевидно для окружающих, поскольку её поверхность гасит любой удар. Видна была бы лишь ловкость и быстрота движений. Для того же, чтобы показать отсутствие веса, и как следствие, тяжелого удара при приземлении, необходимо было прыгать на упругой поверхности заполненной близкорасположенными предметами. И что это, как не накрытый для нартского пира стол! Просто попробуйте представить на минуту, что прямо перед вами среди дымящихся блюд по краешкам чаш кружит в танце могучий невесомый воин, и вы поймете, с каким замирание сердца следили нарты за этой удивительной пляской. И каким грозным соперником в бою предстаёт тот, кто овладел подобным навыком!
Поэтому все разговоры о невоспитанности нартских героев теперь можете смело выбросить на свалку человеческой невнимательности, глупости и неуважения к слову предков.
Дочь Солнца пришла к Солнцу и пожаловалась:
- Сегодня меня обидел нарт Сослан.
Солнце очень рассердилось, оно позвало Колесо Барсага и велело ему:
- Мою дочь обидел нарт Сослан, пойди и отплати за нашу обиду.
Колесо Барсага сказало:
- Отплачу Сослану за вашу обиду. Только где мне его найти?
Солнце сказало:
- Я стану следить за ним, и, когда найду его в подходящем месте, скажу тебе.
Вот как-то раз нарт Сослан отправился в поход и уснул в одном месте. Увидело его Солнце спящим и сказало Колесу Барсага:
- Спит он в степи, так иди отплати за нашу обиду.
Колесо Барсага спустилось с небес на землю и покатилось. Приблизилось к Сослану и прокатилось по его голове. Колесо Барсага было из чистой стали, и от головы нарта Сослана посыпались искры. Крикнул вслед Колесу Сослан:
- Мерзкий прислужник, далеко тебе не уйти!
Принялся Сослан преследовать Колесо, и оно вкатилось в ольховую рощу. Кричит нарт Сослан роще:
Начала ольховая роща опутывать ветвями Колесо Барсага, но так и не смогла его удержать.
Нарт Сослан добежал до ольховой рощи, поблагодарил ольху и сказал:
- Да станут люди готовить из тебя краску!
Колесо Барсага вкатилось в буковую рощу. И опять крикнул Сослан роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!
Стал бук опутывать ветвями Колесо Барсага и чуть задержал его, но Колесо опять вырвалось. Добежал нарт Сослан до буковой рощи и поблагодарил бук:
- Да станешь ты приносить людям сладкие плоды - и с тех пор на буке растут орешки.
А Колесо Барсага вкатилось в ореховую рощу. И опять Сослан закричал роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!
Опутал ветвями Колесо Барсага орешник, и нарт Сослан стал догонять его, но Колесо Барсага опять вырвалось. Добежал нарт Сослан до орешника и поблагодарил его:
- Да станешь ты приносить людям вкусные орехи - и с тех пор растут на нем орехи.
Вкатилось Колесо Барсага в березовую рощу. И Сослан кричит березовой роще:
- Задержи этого мерзкого прислужника!
Березовая роща оплела Колесо гибкими ветвями, точно веревками, и задержала его. Нагнал нарт Сослан Колесо, подмял его под себя, придавил коленями, и у Колеса Барсага из горла хлынула кровь.
Испугалось Колесо Барсага, стало просить прощения у нарта Сослана:
- Никогда больше этого не сделаю, прости меня!
Нарт Сослан взял с него слово и отпустил.
Поблагодарил Сослан березовую рощу:
- Пусть даже на далекое расстояние ищут тебя люди на вертела для шашлыков, посвящаемых богу!
Нарт Сослан отправился домой, а Колесо Барсага поднялось на небеса. Поднялось на небеса, пришло к Солнцу и пожаловалось:
- Прокатилось я по голове нарта Сослана, но ничем ему не повредило.
Тогда Солнце сказало Колесу:
- Выше колен он из стали, и не сладить тебе с ним, если не прокатишься по его коленям.
И опять Солнце стало следить за Сосланом. Пошел Сослан в поход, долго ходил, а потом уснул где-то в степи, и Солнце опять велело Колесу Барсага:
- Уснул он в степи, иди к нему и на этот раз прокатись по его коленям Колесо Барсага спустилось с небес, нашло Сослана и прокатилось по его коленям. Обе ноги ему отрезало. Сослан успел еще открыть глаза, но подняться уже не смог. Лежит Сослан, сокрушается.
Прошло время, и явился волк. Завыл-запричитал волк:
- О наш постоянный кормилец, наш благодетель, ведь только благодаря тебе, нарт Сослан, мы и жили!
Сослан сказал ему:
ног.
Волк отказался, и за это Сослан поблагодарил его:
- Когда будешь нападать, пусть будет у тебя мое сердце, а когда будешь убегать, пусть оно будет подобно сердцу девицы.
Тут явилась лисица. И лисица тоже с воплем и плачем приблизилась к Сослану:
- О наш постоянный кормилец и благодетель, кто теперь нас будет кормить?
Нарт Сослан и ей сказал:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.
Лисица тоже отказалась и, сокрушаясь, отошла в сторону. Поблагодарил и ее нарт Сослан:
- Да будешь ты самой умной среди зверей.
Нарт Сослан и ему сказал:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.
И ворон отказался, и его поблагодарил нарт Сослан:
- Где бы на земле ни был твой корм, чтобы ты его видел с высоты.
Тут ворона прилетела. И она сокрушалась так, словно была огорчена. Сослан и ей говорит:
- Довольно горевать, подойди поближе и насыться мясом моих
ног.
Ворона приблизилась и стала клевать Сослановы ноги.
Тогда Сослан проклял ее:
- Да будет падаль твоим единственным кормом и чтобы люди тебя гнали прочь!
Похоронили Сослана в склепе, как он и велел. Каждый день его навещала жена.
Сырдон и нарт Сослан издавна враждовали между собой, и каждое утро Сырдон приносил в склеп ослиный помет и бросал Сослану, мол, вот тебе еда. Так вот и глумился над Сосланом.
Как-то жена опять навестила Сослана, и тот сказал ей:
- Сырдон не дает мне покоя, глумится надо мной, принеси-ка мне наш большой фыдис.
Жена принесла ему фыдис. И когда наутро Сырдон пришел глумиться над Сосланом, нарт Сослан ухватил его фыдисом и затащил к себе в склеп. А затащив, стал его давить и бить, и у Сырдона из горла пошла кровь. Испугался Сырдон и стал просить у Сослана прощение:
- Никогда больше не приду к тебе, отпусти меня!
Отпустил его Сослан. С тех пор Сырдон даже близко к склепу не подходил.
Нарт Сослан, хотя и умер, но, заслышав тревогу, даже в Стране мертвых не мог усидеть. Если в Нарте случалась тревога, Сослан выскакивал из склепа и спрашивал:
- Что за тревога? - и из Страны мертвых помогал нартам. Как-то пастушок мимо кладбища гнал телят и захотелось ему увидеть нарта Сослана. Возле склепа Сослана он закричал: - Тревога!
Выскочил Сослан из склепа и спрашивает: - Что за тревога? А пастушок отвечает:
- Хотел я тебя увидеть, вот и закричал, а тревоги никакой нет. Тогда Сослан сказал:
- Йе уаууай, даже пастушата стали надо мной глумиться, - и с того дня до этого дня больше не показывался.
