Информации.
Вальтер Скотт начал свой творческий путь с поэзии. Первые литературные выступления В. Скотта приходятся на конец 90-х годов XVIII века : в 1796 году выходят переводы двух баллад немецкого поэта Г. Бюргера «Ленора» и «Дикий охотник», а в 1799 году - перевод драмы И. В. Гете «Гец фон Берлихинген».
Первым оригинальным произведением молодого поэта стала романтичная баллада «Айвенго» (). Именно с этого года Скотт начинает активно собирать шотландский фольклор и, как результат, в 1803 году выдает двухтомный сборник «Песни шотландской границы». В сборник вошло несколько оригинальных баллад и множество проработанных южношотландских легенд. Третий том сборника вышел в 1803 году . Всю читающую публику Великобритании более всего покорили не его новаторские по тем временам стихи и даже не его поэмы, а прежде всего первый в мире роман в стихах «Мармион » (на русском языке впервые появился в 2000 году в издании «Литературные памятники»).
Наиболее удачными среди них являются «Пуритане» и «Роб Рой». В первом изображено восстание 1679 года , которое было направлено против отреставрированной в 1660 году династии Стюартов ; герой «Роб Роя» - народный мститель, «шотландский Робин Гуд». В 1818 году появляется том «Британской энциклопедии» со статьей Скотта «Рыцарство».
Если обобщить события романов Скотта, то мы увидим особенный, своеобразный мир событий и чувств, гигантскую панораму жизни Англии, Шотландии и Франции, в течение нескольких веков, с конца к началу XIX века .
В творчестве Скотта 1820-х годов, при сохранении реалистичной основы, имеет место существенное влияние романтизма (особенно в «Айвенго» - романе из эпохи XII века). Особенное место в нём занимает роман из современной жизни «Сент-Ронанские воды» (). В критических тонах показано обуржуазивание дворянства, сатирически изображается титулованная знать.
В 1820-х годах был опубликован ряд произведений Вальтера Скотта на историческую и историко-литературную тему: «Жизнь Наполеона Бонапарта» (), «История Шотландии» ( -), «Смерть лорда Байрона» (). Книга «Жизнеописание романистов» ( -) дает возможность уточнить творческую связку Скотта с писателям XVIII века , особенно с Генри Филдингом , которого он сам называл «отцом английского романа».
Романы Скотта распадаются на две основные группы. Первая посвящена недавнему прошлому Шотландии, периоду гражданской войны - от пуританской революции XVI века до разгрома горных кланов в середине XVIII века и более позднему времени: «Уэверли» (), «Гай Маннеринг» (), «Эдинбургская темница» (), «Шотландские пуритане» (), «Ламмермурская невеста » (), «Роб Рой» (), «Монастырь» (), «Аббат» (), «Сен-Ронанские воды» (), «Антиквар» () и др.
В этих романах Скотт развертывает необыкновенно богатый реалистический типаж. Это целая галерея шотландских типов самых разнообразных социальных слоев, но преимущественно мелкой буржуазии, крестьянства и деклассированной бедноты. Ярко конкретные, говорящие сочным и разнообразным народным языком, они составляют фон, который можно сравнить только с «фальстафовским фоном» Шекспира. В этом фоне немало ярко комедийного, но рядом с комическими фигурами многие плебейские персонажи художественно равноправны с героями из высших классов. В некоторых романах - они главные герои, в «Эдинбургской темнице» героиня - дочь мелкого крестьянина-арендатора. Скотт по сравнению с «сентиментальной » литературой XVIII века делает дальнейший шаг на пути демократизации романа и в то же время дает более живые образы. Но чаще все же главные герои - это условно идеализированные молодые люди из высших классов, лишенные большой жизненности.
Вторая основная группа романов Скотта посвящена прошлому Англии и континентальных стран, преимущественно средним векам и XVI веку : «Айвенго» (), «Квентин Дорвард» (), «Кенильворт» (), «Карл Смелый, или Анна Гейерштейнская, дева Мрака» () и др. Здесь нет того интимного, почти личного знакомства с ещё живым преданием, реалистический фон не столь богат. Но именно здесь Скотт особенно развертывает своё исключительное чутье прошлых эпох, заставившее Огаюстена Тьерури назвать его «величайшим мастером исторической дивинацяи всех времен». Историзм Скотта - прежде всего внешний историзм, воскрешение атмосферы и колорита эпохи. Этой стороной, основанной на солидных знаниях, Скотт особенно поражал своих современников, не привыкших ни к чему подобнаму.
При оценке Скотта надо помнить, что его романы вообще предшествовали работам многих историков его времени.
Для шотландцев он - больше, чем просто писатель. Он возродил историческую память этого народа и открыл Шотландию для остального мира и в первую очередь - для Англии. До него в собственно Англии, особенно в её столице Лондоне , шотландской историей почти не интересовались, считая горцев «дикими». Произведения Скотта, появившиеся сразу же после Наполеоновских войн , в которых шотландские стрелки покрыли себя славой при Ватерлоо , заставили образованные круги Великобритании в корне изменить своё отношение к этой бедной, но гордой стране.
Статья основана на материалах Литературной энциклопедии 1929-1939 . Шаблон:Ссылки
|
||||||||||||||||||||||||||||
В 10 м часу вечера Вейротер с своими планами переехал на квартиру Кутузова, где и был назначен военный совет. Все начальники колонн были потребованы к главнокомандующему, и, за исключением князя Багратиона, который отказался приехать, все явились к назначенному часу.
Вейротер, бывший полным распорядителем предполагаемого сражения, представлял своею оживленностью и торопливостью резкую противоположность с недовольным и сонным Кутузовым, неохотно игравшим роль председателя и руководителя военного совета. Вейротер, очевидно, чувствовал себя во главе.движения, которое стало уже неудержимо. Он был, как запряженная лошадь, разбежавшаяся с возом под гору. Он ли вез, или его гнало, он не знал; но он несся во всю возможную быстроту, не имея времени уже обсуждать того, к чему поведет это движение. Вейротер в этот вечер был два раза для личного осмотра в цепи неприятеля и два раза у государей, русского и австрийского, для доклада и объяснений, и в своей канцелярии, где он диктовал немецкую диспозицию. Он, измученный, приехал теперь к Кутузову.
Он, видимо, так был занят, что забывал даже быть почтительным с главнокомандующим: он перебивал его, говорил быстро, неясно, не глядя в лицо собеседника, не отвечая на деланные ему вопросы, был испачкан грязью и имел вид жалкий, измученный, растерянный и вместе с тем самонадеянный и гордый.
Кутузов занимал небольшой дворянский замок около Остралиц. В большой гостиной, сделавшейся кабинетом главнокомандующего, собрались: сам Кутузов, Вейротер и члены военного совета. Они пили чай. Ожидали только князя Багратиона, чтобы приступить к военному совету. В 8 м часу приехал ординарец Багратиона с известием, что князь быть не может. Князь Андрей пришел доложить о том главнокомандующему и, пользуясь прежде данным ему Кутузовым позволением присутствовать при совете, остался в комнате.
– Так как князь Багратион не будет, то мы можем начинать, – сказал Вейротер, поспешно вставая с своего места и приближаясь к столу, на котором была разложена огромная карта окрестностей Брюнна.
Кутузов в расстегнутом мундире, из которого, как бы освободившись, выплыла на воротник его жирная шея, сидел в вольтеровском кресле, положив симметрично пухлые старческие руки на подлокотники, и почти спал. На звук голоса Вейротера он с усилием открыл единственный глаз.
– Да, да, пожалуйста, а то поздно, – проговорил он и, кивнув головой, опустил ее и опять закрыл глаза.
Ежели первое время члены совета думали, что Кутузов притворялся спящим, то звуки, которые он издавал носом во время последующего чтения, доказывали, что в эту минуту для главнокомандующего дело шло о гораздо важнейшем, чем о желании выказать свое презрение к диспозиции или к чему бы то ни было: дело шло для него о неудержимом удовлетворении человеческой потребности – .сна. Он действительно спал. Вейротер с движением человека, слишком занятого для того, чтобы терять хоть одну минуту времени, взглянул на Кутузова и, убедившись, что он спит, взял бумагу и громким однообразным тоном начал читать диспозицию будущего сражения под заглавием, которое он тоже прочел:
«Диспозиция к атаке неприятельской позиции позади Кобельница и Сокольница, 20 ноября 1805 года».
Диспозиция была очень сложная и трудная. В оригинальной диспозиции значилось:
Da der Feind mit seinerien linken Fluegel an die mit Wald bedeckten Berge lehnt und sich mit seinerien rechten Fluegel laengs Kobeinitz und Sokolienitz hinter die dort befindIichen Teiche zieht, wir im Gegentheil mit unserem linken Fluegel seinen rechten sehr debordiren, so ist es vortheilhaft letzteren Fluegel des Feindes zu attakiren, besondere wenn wir die Doerfer Sokolienitz und Kobelienitz im Besitze haben, wodurch wir dem Feind zugleich in die Flanke fallen und ihn auf der Flaeche zwischen Schlapanitz und dem Thuerassa Walde verfolgen koennen, indem wir dem Defileen von Schlapanitz und Bellowitz ausweichen, welche die feindliche Front decken. Zu dieserien Endzwecke ist es noethig… Die erste Kolonne Marieschirt… die zweite Kolonne Marieschirt… die dritte Kolonne Marieschirt… [Так как неприятель опирается левым крылом своим на покрытые лесом горы, а правым крылом тянется вдоль Кобельница и Сокольница позади находящихся там прудов, а мы, напротив, превосходим нашим левым крылом его правое, то выгодно нам атаковать сие последнее неприятельское крыло, особливо если мы займем деревни Сокольниц и Кобельниц, будучи поставлены в возможность нападать на фланг неприятеля и преследовать его в равнине между Шлапаницем и лесом Тюрасским, избегая вместе с тем дефилеи между Шлапаницем и Беловицем, которою прикрыт неприятельский фронт. Для этой цели необходимо… Первая колонна марширует… вторая колонна марширует… третья колонна марширует…] и т. д., читал Вейротер. Генералы, казалось, неохотно слушали трудную диспозицию. Белокурый высокий генерал Буксгевден стоял, прислонившись спиною к стене, и, остановив свои глаза на горевшей свече, казалось, не слушал и даже не хотел, чтобы думали, что он слушает. Прямо против Вейротера, устремив на него свои блестящие открытые глаза, в воинственной позе, оперев руки с вытянутыми наружу локтями на колени, сидел румяный Милорадович с приподнятыми усами и плечами. Он упорно молчал, глядя в лицо Вейротера, и спускал с него глаза только в то время, когда австрийский начальник штаба замолкал. В это время Милорадович значительно оглядывался на других генералов. Но по значению этого значительного взгляда нельзя было понять, был ли он согласен или несогласен, доволен или недоволен диспозицией. Ближе всех к Вейротеру сидел граф Ланжерон и с тонкой улыбкой южного французского лица, не покидавшей его во всё время чтения, глядел на свои тонкие пальцы, быстро перевертывавшие за углы золотую табакерку с портретом. В середине одного из длиннейших периодов он остановил вращательное движение табакерки, поднял голову и с неприятною учтивостью на самых концах тонких губ перебил Вейротера и хотел сказать что то; но австрийский генерал, не прерывая чтения, сердито нахмурился и замахал локтями, как бы говоря: потом, потом вы мне скажете свои мысли, теперь извольте смотреть на карту и слушать. Ланжерон поднял глаза кверху с выражением недоумения, оглянулся на Милорадовича, как бы ища объяснения, но, встретив значительный, ничего не значущий взгляд Милорадовича, грустно опустил глаза и опять принялся вертеть табакерку.
– Une lecon de geographie, [Урок из географии,] – проговорил он как бы про себя, но довольно громко, чтобы его слышали.
Пржебышевский с почтительной, но достойной учтивостью пригнул рукой ухо к Вейротеру, имея вид человека, поглощенного вниманием. Маленький ростом Дохтуров сидел прямо против Вейротера с старательным и скромным видом и, нагнувшись над разложенною картой, добросовестно изучал диспозиции и неизвестную ему местность. Он несколько раз просил Вейротера повторять нехорошо расслышанные им слова и трудные наименования деревень. Вейротер исполнял его желание, и Дохтуров записывал.
Когда чтение, продолжавшееся более часу, было кончено, Ланжерон, опять остановив табакерку и не глядя на Вейротера и ни на кого особенно, начал говорить о том, как трудно было исполнить такую диспозицию, где положение неприятеля предполагается известным, тогда как положение это может быть нам неизвестно, так как неприятель находится в движении. Возражения Ланжерона были основательны, но было очевидно, что цель этих возражений состояла преимущественно в желании дать почувствовать генералу Вейротеру, столь самоуверенно, как школьникам ученикам, читавшему свою диспозицию, что он имел дело не с одними дураками, а с людьми, которые могли и его поучить в военном деле. Когда замолк однообразный звук голоса Вейротера, Кутузов открыл глава, как мельник, который просыпается при перерыве усыпительного звука мельничных колес, прислушался к тому, что говорил Ланжерон, и, как будто говоря: «а вы всё еще про эти глупости!» поспешно закрыл глаза и еще ниже опустил голову.
Стараясь как можно язвительнее оскорбить Вейротера в его авторском военном самолюбии, Ланжерон доказывал, что Бонапарте легко может атаковать, вместо того, чтобы быть атакованным, и вследствие того сделать всю эту диспозицию совершенно бесполезною. Вейротер на все возражения отвечал твердой презрительной улыбкой, очевидно вперед приготовленной для всякого возражения, независимо от того, что бы ему ни говорили.
– Ежели бы он мог атаковать нас, то он нынче бы это сделал, – сказал он.
– Вы, стало быть, думаете, что он бессилен, – сказал Ланжерон.
– Много, если у него 40 тысяч войска, – отвечал Вейротер с улыбкой доктора, которому лекарка хочет указать средство лечения.
– В таком случае он идет на свою погибель, ожидая нашей атаки, – с тонкой иронической улыбкой сказал Ланжерон, за подтверждением оглядываясь опять на ближайшего Милорадовича.
Но Милорадович, очевидно, в эту минуту думал менее всего о том, о чем спорили генералы.
– Ma foi, [Ей Богу,] – сказал он, – завтра всё увидим на поле сражения.
Вейротер усмехнулся опять тою улыбкой, которая говорила, что ему смешно и странно встречать возражения от русских генералов и доказывать то, в чем не только он сам слишком хорошо был уверен, но в чем уверены были им государи императоры.
– Неприятель потушил огни, и слышен непрерывный шум в его лагере, – сказал он. – Что это значит? – Или он удаляется, чего одного мы должны бояться, или он переменяет позицию (он усмехнулся). Но даже ежели бы он и занял позицию в Тюрасе, он только избавляет нас от больших хлопот, и распоряжения все, до малейших подробностей, остаются те же.
– Каким же образом?.. – сказал князь Андрей, уже давно выжидавший случая выразить свои сомнения.
Кутузов проснулся, тяжело откашлялся и оглянул генералов.
– Господа, диспозиция на завтра, даже на нынче (потому что уже первый час), не может быть изменена, – сказал он. – Вы ее слышали, и все мы исполним наш долг. А перед сражением нет ничего важнее… (он помолчал) как выспаться хорошенько.
Он сделал вид, что привстает. Генералы откланялись и удалились. Было уже за полночь. Князь Андрей вышел.
Военный совет, на котором князю Андрею не удалось высказать свое мнение, как он надеялся, оставил в нем неясное и тревожное впечатление. Кто был прав: Долгоруков с Вейротером или Кутузов с Ланжероном и др., не одобрявшими план атаки, он не знал. «Но неужели нельзя было Кутузову прямо высказать государю свои мысли? Неужели это не может иначе делаться? Неужели из за придворных и личных соображений должно рисковать десятками тысяч и моей, моей жизнью?» думал он.
«Да, очень может быть, завтра убьют», подумал он. И вдруг, при этой мысли о смерти, целый ряд воспоминаний, самых далеких и самых задушевных, восстал в его воображении; он вспоминал последнее прощание с отцом и женою; он вспоминал первые времена своей любви к ней! Вспомнил о ее беременности, и ему стало жалко и ее и себя, и он в нервично размягченном и взволнованном состоянии вышел из избы, в которой он стоял с Несвицким, и стал ходить перед домом.
Ночь была туманная, и сквозь туман таинственно пробивался лунный свет. «Да, завтра, завтра! – думал он. – Завтра, может быть, всё будет кончено для меня, всех этих воспоминаний не будет более, все эти воспоминания не будут иметь для меня более никакого смысла. Завтра же, может быть, даже наверное, завтра, я это предчувствую, в первый раз мне придется, наконец, показать всё то, что я могу сделать». И ему представилось сражение, потеря его, сосредоточение боя на одном пункте и замешательство всех начальствующих лиц. И вот та счастливая минута, тот Тулон, которого так долго ждал он, наконец, представляется ему. Он твердо и ясно говорит свое мнение и Кутузову, и Вейротеру, и императорам. Все поражены верностью его соображения, но никто не берется исполнить его, и вот он берет полк, дивизию, выговаривает условие, чтобы уже никто не вмешивался в его распоряжения, и ведет свою дивизию к решительному пункту и один одерживает победу. А смерть и страдания? говорит другой голос. Но князь Андрей не отвечает этому голосу и продолжает свои успехи. Диспозиция следующего сражения делается им одним. Он носит звание дежурного по армии при Кутузове, но делает всё он один. Следующее сражение выиграно им одним. Кутузов сменяется, назначается он… Ну, а потом? говорит опять другой голос, а потом, ежели ты десять раз прежде этого не будешь ранен, убит или обманут; ну, а потом что ж? – «Ну, а потом, – отвечает сам себе князь Андрей, – я не знаю, что будет потом, не хочу и не могу знать: но ежели хочу этого, хочу славы, хочу быть известным людям, хочу быть любимым ими, то ведь я не виноват, что я хочу этого, что одного этого я хочу, для одного этого я живу. Да, для одного этого! Я никогда никому не скажу этого, но, Боже мой! что же мне делать, ежели я ничего не люблю, как только славу, любовь людскую. Смерть, раны, потеря семьи, ничто мне не страшно. И как ни дороги, ни милы мне многие люди – отец, сестра, жена, – самые дорогие мне люди, – но, как ни страшно и неестественно это кажется, я всех их отдам сейчас за минуту славы, торжества над людьми, за любовь к себе людей, которых я не знаю и не буду знать, за любовь вот этих людей», подумал он, прислушиваясь к говору на дворе Кутузова. На дворе Кутузова слышались голоса укладывавшихся денщиков; один голос, вероятно, кучера, дразнившего старого Кутузовского повара, которого знал князь Андрей, и которого звали Титом, говорил: «Тит, а Тит?»
– Ну, – отвечал старик.
– Тит, ступай молотить, – говорил шутник.
– Тьфу, ну те к чорту, – раздавался голос, покрываемый хохотом денщиков и слуг.
«И все таки я люблю и дорожу только торжеством над всеми ими, дорожу этой таинственной силой и славой, которая вот тут надо мной носится в этом тумане!»
Ростов в эту ночь был со взводом во фланкёрской цепи, впереди отряда Багратиона. Гусары его попарно были рассыпаны в цепи; сам он ездил верхом по этой линии цепи, стараясь преодолеть сон, непреодолимо клонивший его. Назади его видно было огромное пространство неясно горевших в тумане костров нашей армии; впереди его была туманная темнота. Сколько ни вглядывался Ростов в эту туманную даль, он ничего не видел: то серелось, то как будто чернелось что то; то мелькали как будто огоньки, там, где должен быть неприятель; то ему думалось, что это только в глазах блестит у него. Глаза его закрывались, и в воображении представлялся то государь, то Денисов, то московские воспоминания, и он опять поспешно открывал глаза и близко перед собой он видел голову и уши лошади, на которой он сидел, иногда черные фигуры гусар, когда он в шести шагах наезжал на них, а вдали всё ту же туманную темноту. «Отчего же? очень может быть, – думал Ростов, – что государь, встретив меня, даст поручение, как и всякому офицеру: скажет: „Поезжай, узнай, что там“. Много рассказывали же, как совершенно случайно он узнал так какого то офицера и приблизил к себе. Что, ежели бы он приблизил меня к себе! О, как бы я охранял его, как бы я говорил ему всю правду, как бы я изобличал его обманщиков», и Ростов, для того чтобы живо представить себе свою любовь и преданность государю, представлял себе врага или обманщика немца, которого он с наслаждением не только убивал, но по щекам бил в глазах государя. Вдруг дальний крик разбудил Ростова. Он вздрогнул и открыл глаза.
Сэр Вальтер Скотт (англ. Walter Scott) - всемирно известный английский писатель, поэт и историк, шотландец по происхождению. Считается основоположником жанра исторического романа. Обладал феноменальной памятью.
Биография
Родился в Эдинбурге в семье адвоката Вальтера Скотта (1729-1799), его мать, Анна Резерфорд, была дочерью профессора медицины Эдинбургского университета. В семье из 12 детей выжило шестеро, Вальтер был 9-м по счёту ребёнком. В раннем возрасте переболел детским параличом, что привело к атрофии мышц правой ноги и пожизненной хромоте. Несмотря на физический недостаток, уже в раннем возрасте он поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью. Детство Скотта тесно связано с Шотландскими границами, где он проводил время на ферме своего деда в Сэндиноу, а также в доме своего дяди близ Келсо.
В колледже Скотт увлекся альпинизмом, окреп физически, и приобрел популярность среди сверстников как отличный рассказчик. Он много читал, в том числе античных авторов, увлекался романами и поэзией, особо выделял традиционные баллады и сказания Шотландии. В 1786 года Вальтер Скот поступил учеником в контору отца, а с 1789 по 1792 гг. изучал право, готовясь стать адвокатом. Вместе со своими друзьями организовал в колледже «Поэтическое общество», изучал немецкий язык и знакомился с творчеством немецких поэтов.
В первые годы самостоятельной адвокатской практики Вальтер Скотт ездил по стране, попутно собирая народные легенды и баллады о шотландских героях прошлого. Он увлекся переводами немецкой поэзии, анонимно опубликовал свои переводы баллады Бюргера «Ленора». В 1791 году он познакомился со своей первой любовью - Вильяминой Белшес, дочерью эдинбургского адвоката. Скотт пять лет пытался добиться взаимности Вильямины, однако девушка держала его в неопределённости и в конце концов предпочла ему Вильяма Форбса, сына состоятельного банкира, за которого и вышла замуж в 1796 году. Неразделённая любовь стала для молодого человека сильнейшим ударом; частички образа Вильямины в последущем не раз проявлялись в героинях романов писателя.
Романы Скотта распадаются на две основные группы. Первая посвящена недавнему прошлому Шотландии, периоду гражданской войны: от пуританской революции XVI в. до разгрома горных кланов в середине XVIII, - а отчасти и более позднему времени ["Уэверли", «Гай Маннеринг» (Gay Mannering, 1815), «Эдинбургская тюрьма» (The Heart of Midlothian, 1818), «Шотландские пуритане» (Old mortality, 1816), «Ламермурская невеста» (The bride of Lammermoor, 1819), «Роб Рой» (Rob Roy, 1817), «Монастырь» (The Monastery, 1820). «Аббат» (The Abbot, 1820), «Воды св. Ронана» (St. Ronan’s Well, 1823), «Антиквар» (The Antiquary, 1816) и др.]. В этих романах Скотт развертывает необыкновенно богатый реалистический типаж. Это целая галерея шотландских типов самых разнообразных социальных слоев, но преимущественно типов мелкой буржуазии, крестьянства и деклассированной бедноты. Ярко конкретные, говорящие сочным и разнообразным народным языком, они составляют фон, который можно сравнить только с «фальстафовским фоном» Шекспира. В этом фоне немало ярко комедийного, но рядом с комическими фигурами многие плебейские персонажи художественно равноправны с героями из высших классов. В некоторых романах - они главные герои, в «Эдинбургской тюрьме» героиня - дочь мелкого крестьянина-арендатора. Скотт по сравнению с «сентиментальной» литературой XVIII в. делает дальнейший шаг на пути демократизации романа и в то же время дает более живые образы. Но чаще все же главные герои - это условно идеализированные молодые люди из высших классов, лишенные большой жизненности.
Вторая основная группа романов Скотта посвящена прошлому Англии и континентальных стран, преимущественно средним векам и XVI в. («Айвенго» (Ivanhoe, 1819), «Квентин Дорвард» (Quentin Durward, 1823), «Кенильворт», (Kenilworth, 1821), «Анна Гейерштейнская» (Anne of Geierstein, 1829) и др.). Здесь нет того интимного, почти личного знакомства с еще живым преданием, реалистический фон не столь богат. Но именно здесь Скотт особенно развертывает свое исключительное чутье прошлых эпох, заставившее Огюста Тьерри назвать его «величайшим мастером исторической дивинации всех времен». Историзм Скотта -прежде всего внешний историзм, воскрешение атмосферы и колорита эпохи. Этой стороной, основанной на солидных знаниях, Скотт особенно поражал своих современников, не привыкших ни к чему подобному. Данная им картина «классического» средневековья («Ivanhoe» - «Айвенго», 1819) в настоящее время сильно устарела. Но такой картины, одновременно тщательно правдоподобной и раскрывавшей такую непохожую на современность действительность, в литературе еще не было. Это было настоящим открытием нового мира. Но историзм Скотта не ограничивается этой внешней, чувственной стороной. Каждый его роман основан на определенной концепции исторического процесса в данное время. Так, «Квентин Дорвард» дает не только яркий художественный образ Людовика XI и его окружения, но вскрывает сущность его политики как этапа в борьбе буржуазии с феодализмом. Концепция «Айвенго», где центральным фактом для Англии конца XII в. выдвинута национальная борьба саксов с норманнами, оказалась необыкновенно плодотворной для науки истории, - она была толчком для известного французского историка Огюста Тьерри. При оценке Скотта надо помнить, что его романы вообще предшествовали работам многих историков его времени. В 1830 году он переносит первый апоплексический удар, который парализовал его правую руку. А в 1832 году, не оправившись после четвертого удара, Вальтер Скотт скончался.
В настоящее время в поместье Скотта Эбботсфорд открыт музей знаменитого писателя.
15 августа 1771 года в Шотландии, в семье эдинбургского адвоката благородного происхождения родился девятый ребенок – мальчик, получивший имя Вальтер. Отец его, Вальтер Скотт, был трудолюбивым и мягким человеком. Его совестливость, совершенно излишняя для адвоката, не позволила сколотить приличное состояние, несмотря на наличие клиентуры из богатых шотландских семей. Анна, мать Вальтера Скотта, была дочерью Джона Резерфорда, одного из выдающихся профессоров медицины университета Эдинбурга.
В полтора года Вальтер заболел, и врачи поставили ему диагноз – полиомиелит. Это заболевание оставило писателю вечную хромоту. Надеясь на лечебное действие целительного воздуха деревни, мальчика отправили на ферму его деда в Сэнди-Ноу. Время пребывания на ферме Вальтер вспоминал с большой долей юмора, так как его там пытались лечить различными народными способами, начиная от травяных отваров и заканчивая пеленанием в свежесодранную овечью шкуру. Мальчику не было еще и четырех лет, когда дед умер, но это событие запомнилось Вальтеру. Запомнились ему и народные песни, и страшные рассказы об ужасных зверствах во время якобитских восстаний. Возможно, именно эти воспоминания раннего детства и толкнули мальчика на серьезное изучение истории.
В возрасте двенадцати лет Вальтер Скотт окончил школу и поступил в колледж города Эдинбург. Он начал посещать библиотеку и буквально утонул в океане книг. Здесь он впервые познакомился с сочинениями величайших умов мировой истории и литературы. В библиотеке Вальтер увидел впервые Роберта Бернса, которого немногим позже и слушал – в доме Адама Фергюсона, своего друга и сына известного философа.
В 1785 году Вальтер серьезно заболел и был вынужден прервать учебу в колледже. Когда юноша выздоровел, отец устроил его в свою контору и нередко посылал в пограничные графства по делам своих клиентов. Это дало Вальтеру возможность объездить почти всю Шотландию, познакомиться с народными преданиями, обычаями, собирать антикварные предметы. В это же время юноша начал увлекаться поэзией немецких романтиков. В 1789 году Вальтер Скотт поступил на юридическое отделение университета, а в 1792 сдал экзамены и получил звание адвоката. Следующим летом он отправился в путешествие по Шотландии с Адамом Фергюсоном. Эту поездку друзья посвятили осмотру старинных кладбищ и развалин феодальных замков.
Литературную карьеру Вальтер Скотт начал в качестве поэта. В 1796 году его первой публикацией стал перевод поэмы «Ленора» Готфрида Бюргера, немецкого поэта. Выбор поэмы был, возможно, связан с тем, что сам Вальтер испытывал первое романтическое переживание, которое грозило перерасти в трагедию. Он влюбился в Вильямину Велшес, приходившуюся дочерью сэру Джону Велшесу. Сэр Велшес был достаточно рассудителен для того, чтобы вручить свою дочь молодому человеку, не имевшему прочной финансовой основы. Сама же Вильямина весьма симпатизировала Вальтеру, что, впрочем, не помешало ей подчиниться отцу и выйти замуж за другого – еще не старого и очень состоятельного банкира. В этот период друзья Вальтера всерьез опасались, как бы молодой человек не сошел с ума от горя.
Вальтер помнил о Вильямине всю жизнь, но любовная горячка прошла, и год спустя Вальтер женился на француженке Шарлотте Шарпантье, дочери шталмейстера военной академии Лиона. Некоторые историки утверждают, что мать Шарлотты была француженкой-роялисткой, вынужденной бежать со своими детьми из революционной Франции в Англию. Оставив дочь и сына на попечение лорда Дауншира, она вернулась на родину и через некоторое время умерла. Поэтому Шарлотта выросла в доме лорда Дауншира, и за согласием на брак Вальтер Скотт обратился именно к нему. Если верить письму Вальтера Скотта к леди Эйберкорн, то молодые люди поженились, движимые обоюдным согласием и вполне искренней симпатией, которую совместная жизнь сделала еще крепче. Вальтер Скотт писал, что этой симпатии не хватает любовного пыла, но полагал, что подобное состояние души человек может испытывать лишь один раз в жизни. Вероятно, своей единственной любовью он считал Вильямину Велшес. Однако Шарлотта, хотя и не была особенно красива, но обладала умом, достаточным честолюбием и жизнерадостным характером, а потому всячески поддерживала своего мужа в его литературных начинаниях.
В 1799 году был опубликован перевод Вальтера Скотта «Гец фон Берлихинген», драмы Гете, а через год увидело свет первое собственное произведение поэта – романтическая баллада, которая известна в России как «Замок Смальгольм» (перевод В. Жуковского). Еще два года спустя, в 1802, Вальтер Скотт издал «Песни шотландской границы» в двух томах. Эти народные шотландские песни он начал собирать еще в юности, но систематизация их заняла очень много времени. В 1803 году вышел третий том «Песен». Его поэмы, посвященные средневековью, – «Песнь последнего менестреля», «Мармион», «Дева озера», «Рокби» – имели огромный успех, сделав имя Скотта знаменитым. В поэмах было все, необходимое для этого, – шотландские пейзажи и сцены охоты, старинные замки и сказочные приключения.
В 1808 году при посещении Лондона, по словам Вальтера Скотта, его буквально замучили восхищением по поводу его таланта. Именовали его не иначе как «первый поэт Англии» и даже предложили в 1813 году почетную и прибыльную должность – придворный поэт-лауреат. Эта должность обязывала сочинять стихотворения на любые торжественные случаи и важные события королевского двора. Скотт от этой чести отказался, и поэтому лауреатом стал Саути. В том же году, будучи на самом пике поэтической славы, неожиданно для всех Вальтер Скотт прекращает писать стихи и берется за романы. Через много лет на вопрос, почему он не пишет стихов, Вальтер Скотт ответил, что его корабль решил свернуть свои паруса после знакомства с гением Байрона.
Вот так Вальтер Скотт в сорок два года принялся за прозу и за восемнадцать лет создал двадцать восемь романов, серию повестей и несколько рассказов. Подобная плодовитость объясняется очень просто – каждый день, при любых обстоятельствах Вальтер Скотт проводил за своим рабочим письменным столом не менее пяти часов.
Первый роман Скотта – «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» – вышел в 1814 году. Этим прозаическим произведением Вальтер Скотт открыл серию романов об истории Шотландии. Позже эти романы будут именоваться «Уэверлевским циклом». Вальтер Скотт оказался настолько хорошим рассказчиком, что многие его романы популярны и в настоящее время. После 1814 года он писал как минимум один роман в год, а часто читатели имели удовольствие знакомиться с двумя, а то и более, романами, издаваемыми за год. Уже вскоре после «первенца» Скотта читатели ознакомились с романом «Гай Маннеринг», в следующем году вышли «Антикварий» и «Пуритане», а через два года – «Роб Рой». Вальтер Скотт буквально оживил историю Англии в своих романах и дал возможность читателям познакомиться со временем рыцарства – в таких удивительно гармоничных произведениях, как «Айвенго», «Монастырь», «Аббат», написанных в 1820 году, «Кенилворт» (1821 год). В своем романе «Квентин Дорвард», вышедшем в 1823 году, Вальтер Скотт описал события во Франции времен Людовика XI.
В 1817 году одному из друзей Вальтер Скотт с юмором писал, что приобрел ферму и теперь является «большим лэрдом» (землевладельцем), а его сын, тоже Вальтер, при известной осмотрительности и расчетливости имеет шанс когда-нибудь стать богачом. На приобретенной земле Вальтер Скотт возвел замок Эбботсфорд в готическом стиле и со всеми положенными элементами средневековой роскоши. Для него теперь это было несложно – ведь слава, пришедшая к писателю, дала ему и огромные доходы.
Для того чтобы упрочить своим детям будущее, Вальтер Скотт становится компаньоном в издательской фирме, которая выпускает его книги. Однако фирма обанкротилась в 1826 году, и в итоге на Вальтера Скотта списали долг невообразимого размера – сто семнадцать тысяч фунтов стерлингов. Попытки друзей занять ему денег и даже предложенная помощь королевского банка были отвергнуты щепетильным Вальтером Скоттом. На предложения подобного рода писатель отвечал, что в делах ему поможет только его правая рука, – и стал работать буквально до беспамятства, с высочайшей самоотдачей, выпуская один роман за другим. Такое напряжение не мог бы выдержать и более крепкий человек – и Вальтер Скотт перенес в 1830 году апоплексический удар. Врачи заявили, что восстановительный период займет несколько лет, и великому романисту больше ни в коем случае нельзя писать, по крайней мере, таки темпами. Но через три месяца Скотт снова сел за работу, а через полгода вышел очередной роман.
За последующие два года Вальтер Скотт пережил еще три удара, но как только мог, снова садился за работу. Его упорство оборвалось 21 сентября 1832 года – Вальтер Скотт умер в своем имении Эбботсфорд в возрасте шестидесяти одного года. Смерть писателя ввергла в печаль всю Англию.
Великий поэт и романист похоронен в Драйбурге, а в его замке ныне находится музей Вальтера Скотта.
Walter Scott; Шотландия, Эдинбург; 15.08.1771 – 21.09.1832
Вальтер Скотт считается одним из величайших шотландских и английских писателей всех времен. Его считают одним из основоположников жанра исторического романа, которым восхищались его современники и последователи. Так именно романы Скотта сподвигли пробовать себя в жанре исторического романа. Ведь этот английский писатель был популярен в России не меньше чем на родине. Его романы переводились буквально за год (что для того времени было необычайно быстро) и пользовались огромной популярностью. Романы В. Скотта не потеряли своей притягательности и для современного читателя. Так «Айвенго» роман, который пользуется огромной популярностью, что позволило ему занять высокое место в нашем рейтинге .
Вальтер Скотт родился в семье профессора медицинских наук Эдинбургского университета. Всего в семье было 13 детей, но выжило только 6. Вальтер также перенес тяжелую болезнь из-за чего навсегда остался хромым. Детство мальчика проходило на ферме деда, где несмотря на физические недостатки он поражал всех своей феноменальной памятью. В восьмилетнем возрасте Вальтер поступает в эдинбургскую школу, а уже через 6 лет в колледж. В колледже он увлекается альпинизмом и много читает. Занятие спортом позволили укрепить тело и практически скрыли хромату. В то же время самообразование в комплексе с феноменальной памятью позволили автору очень подробно изучить историю.
В 21 год Вальтер Скотт успешно сдал экзамены в Эдинбургском университете и стал практикующим адвокатом, со своей юридической практикой. В этом же году он познакомился с Вильяминой Белшес, руки которой он добивался более 5 лет, но которая в конечном итоге предпочла обеспеченного банкира. Возможно имена эта неразделенная любовь и сподвигла Вальтера Скотта к поэзии. Именно в 1796 году выходит первый перевод Скотта баллад немецкого писателя.
Несмотря на неразделенную любовь, которая еще долго проскакивала в образах героинь романов Скотта, уже через год молодой писатель жениться на Шарлотте Карпентер. Их брак продлился до самой смерти жены и был достаточно прочным. Ведь Вальтер оказался порядочным семьянином и хорошим хозяйственником. Тем временем на литературном поприще он покорил всю Англию своими романами в стихах, что сделало его известным поэтом.
Тем не менее, в 1814 году Вальтер Скотт решает попробовать себя в жанре прозы. Его дебютный роман «Уэверли, или Шестьдесят лет назад» был очень хорошо воспринят литературным сообществом. Необычное совмещение вымышленных персонажей с реальными историческими событиями и очень детальное описание эпохи пришлись по вкусу читателю. Это позволило Скотту все активнее писать именно в жанре исторического романа. За время до смерти автора в 1832 году от инфаркта, Вальтер Скотт успел написать 28 романов, 9 поэм и множество повестей.
В наш рейтинг попал роман В Скотта «Айвенго». Этот роман хоть и не считается самым лучшим среди произведений автора, получил заслуженную любовь у читателей еще в 1814 году. На тот момент было продано более 10 тысяч экземпляров романа. Это были действительно заоблачные цифры. Благодаря же наличию «Айвенго» роману в учебной программе некоторых заведений, популярность произведения и сейчас достаточно велика. Это позволяет предположить наличие романа В Скотта «Айвенго» и в последующих рейтингах нашего сайта.
Поэзия:
Романы:
Исторические труды:
(1832-09-21 ) […] (61 год)
Детство его тесно связано с областью Шотландского пограничья , где он проводил время на ферме своего деда в, а также в доме своего дяди близ Келсо . Несмотря на свой физический недостаток, уже в раннем возрасте поражал окружающих живым умом и феноменальной памятью.
Наиболее удачными среди них являются «Пуритане» и «Роб Рой». В первом изображено восстание 1679 года , которое было направлено против восстановленной в 1660 году династии Стюартов ; герой «Роб Роя» - народный мститель, «шотландский Робин Гуд».
Если обобщить события романов Скотта, то мы увидим особенный, своеобразный мир событий и чувств, гигантскую панораму жизни Шотландии, Англии и Франции, в течение нескольких веков, с конца до начала XIX века .
В творчестве Скотта 1820-х годов, при сохранении реалистичной основы, имеет место существенное влияние романтизма (особенно в «Айвенго» - романе из эпохи XII века). Особенное место занимает роман из современной жизни «Сент-Ронанские воды» (). В критических тонах показано обуржуазивание дворянства, сатирически изображается титулованная знать.
В 1820-х годах был опубликован ряд произведений Скотта на историческую и историко-литературную тему: «Жизнь Наполеона Бонапарта» (), «История Шотландии» ( -), «Смерть лорда Байрона» (). Книга «Жизнеописание романистов» ( -) даёт возможность уточнить творческую связь Скотта с писателями XVIII века , особенно с Генри Филдингом , которого он сам называл «отцом английского романа».
Романы Скотта распадаются на две основные группы. Первая посвящена недавнему прошлому Шотландии, периоду гражданской войны - от пуританской революции XVI века до разгрома горных кланов в середине XVIII века и более позднему времени: (), «Гай Маннеринг» (), «Эдинбургская темница» (), «Шотландские пуритане» (), «Ламмермурская невеста » (), «Роб Рой» (), «Монастырь» (), «Аббат» (), «Сен-Ронанские воды» (), «Антиквар» () и др.
В этих романах Скотт развёртывает необыкновенно богатый реалистический типаж. Это целая галерея шотландских типов самых разнообразных социальных слоёв, но преимущественно горожан, крестьянства и деклассированной бедноты. Ярко конкретные, говорящие сочным и разнообразным народным языком, они составляют фон, который можно сравнить только с «фальстафовским фоном» Шекспира. В этом фоне немало ярко комедийного, но рядом с комическими фигурами многие плебейские персонажи художественно равноправны с героями из высших классов. В некоторых романах - они главные герои, в «Эдинбургской темнице» героиня - дочь мелкого крестьянина-арендатора. Скотт по сравнению с «сентиментальной » литературой XVIII века делает дальнейший шаг на пути демократизации романа и в то же время даёт более живые образы. Но чаще все же главные герои - это условно идеализированные молодые люди из высших классов, порой лишённые большой жизненности.
Вторая основная группа романов Скотта посвящена прошлому Англии и континентальных стран, преимущественно Средним Векам: «Айвенго» (), «Квентин Дорвард» (), «Кенильворт» (), «Карл Смелый, или Анна Гейерштейнская, дева Мрака» () и др. Здесь нет того интимного, почти личного знакомства с ещё живым преданием, реалистический фон не столь богат. Но именно здесь Скотт особенно развёртывает своё исключительное чутьё прошлых эпох, заставившее Огюстена Тьерри назвать его «величайшим мастером исторической дивинации всех времен». Историзм Скотта - прежде всего внешний историзм, воскрешение атмосферы и колорита эпохи. Этой стороной, основанной на солидных знаниях, Скотт особенно поражал своих современников, не привыкших ни к чему подобному.
При оценке Скотта надо помнить, что его романы вообще предшествовали работам многих историков его времени.
Для шотландцев он - больше, чем просто писатель. Он возродил историческую память этого народа и открыл Шотландию для остального мира и в первую очередь - для Англии. До него в собственно Англии, особенно в её столице Лондоне , шотландской историей почти не интересовались, считая горцев «дикими». Произведения Скотта, появившиеся сразу же после Наполеоновских войн , в которых шотландские полки покрыли себя славой, заставили образованные круги Великобритании в корне изменить своё отношение к этой бедной, но гордой стране.
