Сегодня, 21 сентября, день памяти Мустая Карима. В этот день в прошлом году ушел из жизни великий сын башкирского народа, талантливый драматург и публицист, общественный деятель, кавалер боевых и трудовых орденов, народный поэт Башкортостана. Его произведения стали гордостью российской и мировой культуры.
Биография Мустая Карима хорошо известна многим и в повторении вряд ли нуждается.
Сам же Мустафа Сафич за три десятка лет до кончины сказал о себе в стихотворении "Минувшему - благословенье!":
На прошлое свое я не в обиде:
Я больше радости, чем горя, видел,
Благодарили больше,
Чем ругали,
Друзьями был богаче,
Чем врагами.
Нужда - как приходила - проходила,
Она меня насквозь не прохватила,
За мною не бежала черной тенью,
Мгновения мне наносили раны,
Но годы даровали излеченье,
И я забыл те раны,
Как ни странно, -
Минувшему я шлю благословенье!
Коль виноват был раз - не обессудьте:
Сто раз добро творил во искупленье...
Простите прегрешения мне, люди!..
Минувшему я шлю благословенье!
Настанет час - я вам махну рукою,
Немея... И поймете вы в мгновенье:
В минувшее я ухожу, в былое...
Оставшимся я шлю благословенье...
Грядущему кладу земной поклон.
Уфимцы, жители Башкортостана провожали своего поэта Мустая Карима в последний путь 23 сентября 2005 года. Этот день запомнился многим.
Свое соболезнование выразил тогда Президент Российской Федерации В.В.Путин:
"Российская культура понесла тяжелую утрату. Ушел из жизни яркий, талантливый человек - поэт, драматург, публицист, настоящий патриот и гражданин.
Светлая память о Мустае Кариме навсегда сохранится в сердцах его близких, друзей, всех, кто ценит богатейшее литературное наследие нашей многонациональной Родины.
На прощальном митинге с проникновенными словами к Президенту, Правительству и гражданам Башкортостана, родным и близким Мустая Карима обратился российский певец и депутат Госдумы Иосиф Кобзон:
Я много раз посещал вашу республику. Мое сердце всегда билось радостно, когда я ступал на башкирскую землю. Но сегодня мне очень грустно оттого, что я больше не смогу увидеть этого удивительного человека, которого мне посчастливилось узнать много лет назад. Я имел счастье наблюдать за дружбой выдающихся народных поэтов Расула Гамзатова, Кайсына Кулиева, Давида Кугультинова и Мустая Карима. В этой четверке они все были талантливы, все гениальны, и самым мудрым и скромным был Мустай. Он в основном был молчаливым человеком, но если он говорил, то его устами говорила сама мудрость башкирского народа. Есть такое понятие в Японии - национальное достояние. Там нет званий народных и заслуженных. Так вот, Мустай Карим является национальным достоянием башкирского народа...
Пришла тогда телеграмма и от старого доброго друга Чингиза Айтматова:
"Прощай, Мустай Карим...
Как трудно произносить эти скорбные слова. Я всю жизнь преклонялся перед этим человеком, который был мне не только близким другом, не только великим собратом на ниве литературного творчества нашей эпохи. Он был выдающейся личностью, воплощением гуманизма XX века. Он был достоин выступать от имени башкирского народа, от имени его поэзии и культуры.
И все больше вглядываюсь я в заветную фотографию, дорогую, памятную, висящую у меня в рамке под стеклом, где мы втроем - Мустай Карим, Расул Гамзатов и я...
Да, уходим вслед за нашим XX веком, как улетающие птицы...
Остаюсь пока один...
Прощай, великий сын башкирских собратьев - Мустай Карим.
Преклоняюсь и плачу!
Чингиз Айтматов".
Сегодня в день памяти Мустая вновь прозвучат в его адрес добрые слова. Жаль, что он их не услышит. Обидно, что не будет поэта и на большом празднике - 450-летии добровольного вхождения Башкирии в состав России.
Но давайте поднимем номер газеты "Советская Башкирия" 50-летней давности и прочтем, что сказал Мустай Карим в день 400-летнего юбилея в статье "Мосты и пути":
"Радугу в наших краях называют мостом Салавата. Это название бытовало много веков и до легендарного народного героя Салавата. Оно, кажется, связано с каким-то религиозным понятием. Но у детства нет дела до всяких понятий. Помнится, мы, деревенские мальчики, каждый раз, когда после теплого дождя над лесами и горами поднималась радуга, со страхом и восхищением смотрели на этот высокий разноцветный мост. Мы были глубоко убеждены, что именно по этому мосту ускакал на своем коне Салават Юлаев в мир подвигов и волшебной красоты. Бывали же отважные люди! Мы верили также, что появятся другие богатыри, которым будет доступен мост Салавата.
Игра солнечных лучей с дождевыми каплями прекращалась медленно, угасала радуга и вместе с ней и пылкая детская фантазия. Но это только до следующих дождей...
Об этом я как-то вспомнил, стоя на нашем величественном мосту через Ак-Идель. Далеко внизу играет наша славная река, веками воспетая народом. Но много лет назад, когда я с отцом впервые переезжал ее на пароме, она показалась мне злой и коварной. Чья-то испуганная лошадь поднялась тогда на дыбы и вышвырнула хозяина в холодную воду. Буйные волны его быстро понесли. Вот-вот человек должен был утонуть. Хорошо, что паромщики, громко, но беззлобно ругаясь, вытащили его. Белая река оказалась грозной преградой на пути в город.
Окаймленная двумя реками, Уфа в течение долгого времени являлась крепостью на восточном рубеже нашей Родины. А крепости никогда не бывают гостеприимными. Лишь Октябрь сделал Уфу маяком революции для народов Востока. С высоких гор далеко видны теперь ее яркие огни, далеко слышна ее трудовая и боевая слава.
Когда ночью по мосту, украшенному гирляндой огней, мчатся автомобили, порой кажется, что они идут по той самой радуге, ведущей в сказочный мир моего детства. Той сказке о мечте, о человеческом счастье, о прекрасной жизни уже конец. Она стала явью, самой жизнью, завидной судьбою нашего народа.
Сколько мостов перекинуто теперь от нашей столицы во все концы страны и мира! Сколько прямых дорог идет от сердца башкирского народа до сердец народов страны и мира! Эти дороги и мосты построены нашим народом прочно, на века, навечно. Этому искусству учил его великий русский брат.
По тем мостам и дорогам в трудные дни от друзей шли к нам помощь и поддержка, по ним же посылали и посылаем мы то, в чем нуждаются друзья. В эти дни всенародного торжества по тем же мостам и дорогам приехали к нам наши братья из Москвы и Украины, Казани и Чебоксаров, Чкалова и Свердловска и многих других городов поделить нашу неиссякаемую радость.
Кто ведущий в пути, тому самое почетное место на пиру. Это почетное место по праву положено нашему старшему брату - русскому народу. Четыре века вел он нас по путям суровой истории и привел к счастливому сегодня. А впереди новые пути, впереди прекрасное завтра. Оно, это завтра принадлежит нам. Порукой этому - наша дружба, чистая, как детский смех, горячая, как братское рукопожатие, вечная и незыблемая, как Урал-тау".
На последнем съезде писателей Башкортостана Президент РБ Муртаза Рахимов вновь вспомнил имя Мустая Карима. Он сказал:
- "Берегите родную колыбель - Башкортостан, его достояние, его свободу, его огромный авторитет в общем Отечестве - России", - завещал нам народный поэт, мудрый аксакал Мустай Карим. И лучше этого - не скажешь!
Для Родины не жалей
Ни сил, ни жизни.
Пословица.
Никто не возьмется перечислить всего, что стоит за словом Родина. Но все-таки можно сказать: понятие Родина- это память обо всем, что нам дорого в прошлом, это дела и люди нынешних дней, это родная земля со всем, что растет и дышит на ней. Старое, новое, вечное. Родина наша сильна, велика и богата благодаря дружбе ее народов.
Мы любим нашу Родину. А любить Родину, значит жить с ней одной жизнью. Люди не могут жить без Родины, поэтому мы всегда должны быть готовыми встать на защиту своей Отчизны, а если потребуется, то и отдать жизнь за нее.
Человек не знает заранее, когда придет миг его подвига. Порой кажется, что подвиг1 совершен неожиданно, но это не так. Подвигу всегда предшествует постепенное и незаметное накопление духовных и физических сил. И дорога ему вся жизнь...
Имя нашего земляка Александра Матросова известно не только в Башкортостане, но и далеко за ее пределами. Его подвиг воспет в произведениях различных жанров: в статьях, очерках и повестях, стихотворениях и поэмах. Особенно значительны повести «Александр Матросов» Павла Журбы и «Орел умирает - на лету» Анвара Бикчентаева, поэмы «Александр Матросов» Семена Кирсанова и «В полный рост» Евгения Евтушенко.
Писатели глубоко раскрывают характер Матросова, Для показа изменений в психологии героя она ставят его в критические ситуации. Матросов был инициатором группы колонистов, которые, найдя подземный ход в старом монастыре, хотели организовать побег. Когда все было готово к побегу, пришло известие о вероломном нападении на нашу Родину фашистской Германии. Анализируя поведение Александра Матросова в данной ситуации, критики отмечали: «Душа Александра стала точкой приложения прямо противоположных сил: с одной стороны, прежняя тяга к «воле», и с другой стороны, пробуждающееся чувство ответственности перед коллективом». До этого он, возможно, и не задумывался о своей причастности к великой Родине, а в этот день в нем зарождается чувство гордости и ответственности за свою страну. И в критический момент, когда нужно было сказать «да» или «нет», потенциальные силы Матросова, связанные с общественным началом, как убедительно показывают П. Журба и А. Бикчентаева, берут в нем верх, и он связывает свою судьбу с судьбой Родины.
Александр Матросов ясно осознает, что судьба Родины и его личное благополучие зависят от предельного напряжения физических и духовных сил таких людей, как он сам. В его сознании начинает преобладать общественное начало, а поступками двигать интересы всего народа. И он всю душу вкладывает в работу, которую ему поручают.
Как пишет С. Кирсанов: «...И вот утром 23 февраля 1943 года подразделение, где служил Александр Матросов, начало наступление в на¬правлении деревни Чернушки (Локнянского района Псковской области). Стремясь любой ценой остановить продвижение наших войск, фашистские захватчики создали здесь глубоко эшелонированные оборонительные рубежи. Деревня была опоясана трехрядным кольцом проволочных заграждений, а подходы заминированы. На западной окраине деревни находились огневые позиции минометов, а на восточной - дзоты. Наши бойцы вклинились в расположение противника, но попали под яростный огонь, который фашисты вели из дзотов, Но наступление продолжалось, и наше подразделение совсем близко подошло к деревне. Неожиданный огонь вражеского пулемета из замаскированного третьего дзота, прикрывавшего подступы к деревне Чернушки, приостановил наступление. Матросов видел, как от вражеских пуль погибали наши бойцы. Жгучая ненависть к врагу и нестерпимая боль за пролитую товарищами кровь переполняли его сердце. Он понимал: если дзот не уничтожить, подразделение не прорвется в Чернушки. И, попросив разрешение у старшего лейтенанта Артюхова, Матросов, в зимней шапке-ушанке, в надетом на нее сверху стальном шлеме, в белом маскировочном халате, словно пропал в снегу. Виден был только его след; и чернели зажатый в руке автомат да две гранаты на поясе, за спиной. Дзот все ближе и ближе. Матросов привстал на колено и метнул гранаты в дзот. Оранжевые вспышки озарили темную амбразуру. Но когда поднялся, снова услышал оглушительный треск вражеского пулемета.
Плотно прижавшись к земле, он лежал недалеко от дзота. В магазине автомата патронов осталось совсем мало, и теперь он бил по вражеской амбразуре короткими очередями. Гитлеровцы отвечали беспрерывным огнем, пули ложились то на одном краю поля, то на другом. Вражеские пулеметчики нащупывали опасного для них стрелка: это напоминало неравную дуэль между двумя противниками, один из которых - советский солдат, лежавший в открытом поле, второй - шестеро фашистов, укрытых за толстым накатом бревен. Это был поединок между доблестным героем Красной Армии и презренными гитлеровскими захватчиками, между жизнью и смертью.
Никому не дано знать, что в такую минуту думает человек. Возникают ли в его голове мысли о доме, о семье, о друзьях, лежащих под вражеским огнем, или о сохранении собственной жизни? И какая из них сильнее - та, что заставит его спрятаться в укрытии, или та, что поднимет с опаленной земли и бросит вперед на врага во имя победы, во имя спасения боевых товарищей и выполнения своего воинского долга? Это тайна, которую люди, умирая, уносят с собой. Но даже самую сокровенную мысль нетрудно прочитать в действиях человека. Вот почему смело можно сказать, что в ту решающую минуту Матросов думал только об одном - о своих друзьях и выполнении военной присяги.
Многие солдаты и офицеры видели, как Maтpocoв все ближе и ближе подползал к темной амбразуре, из которой неистово вел огонь вражеский пулемет. Вот он на мгновение задержался, затем стремительно бросился вперед и своей грудью закрыл огнедышащую амбразуру вражеского дзота. Пулемет умолк...
Так 23 февраля 1943 года в 11 часов 10 минут в бою у деревни Чернушки отдал свою жизнь за Родину мужественный девятнадцатилетний комсомолец верный сын советского народа Александр Матросов.
Во всей художественной литературе о Матросове в раскрытии духовною облика героя важнейшую роль играет изображение самого подвига, который был подготовлен глубокими душевными переживаниями советского человека, его высоким чувством патриотизма. Этот подвиг восхитил весь мир. «...Героический поступок лишь тогда оправдан, когда он достигнет цели, - утверждает трижды Герой Советского Союза генерал-полковник авиации Иван Кожедуб. - Но чтобы совершить такой подвиг, надо быть подготовленным к нему всей своей жизнью, опытом, практикой, трудом, силой воли. Человек недисциплинированный, нетребовательный к себе, к своим товарищам и подчиненным, не привыкший к труду, не научившийся стойко переносить трудности и не обладающий отличным знанием своего дела, - такой человек не может совершить подвига ни ратного, ни трудового не только в военное время, но и в мирные дни».
Имя Александра Матросова, как и имена других героев, дорого всем россиянам. Его подвиг вызывает чувство восхищения необыкновенной силой мужества и воли, доблести и героизма, вдохновляет молодежь на новые патриотические дела во славу Родины. И тем дороже это имя нам, его землякам, людям, живущим в той республике, откуда вылетел на подвиг орел Башкортостана - Александр Матросов. И сегодня еще есть люди, знавшие его живым, молодым, горячим, честным, страстно преданным Отчизне. Нам дорог каждый факт биографии героя, каждое произведение, повествующее о нем. Ибо без памяти о прошлом не может быть подвига сегодняшнего.
«Чувство родины – вся моя жизнь, мое дыхание, биение моего сердца»
Когда же Пугачёва Салават
Губами жаркими поцеловал,
Я знаю, что тебе, мой русский брат,
Еще дороже я и ближе стал.
Мустай Карим.
В Салаватском районе в одном из аулов два века назад родился величайший сын Башкортостана, полководец и поэт Салават Юлаев.
Салават Юлаев был человеком, достойным любви целого народа. Очень впечатлительный и вместе с тем необыкновенно деятельный, с поэтической и вместе с тем мужественной душой, он еще в детстве верховодил среди сверстников. И, как в сказке, Салават рос не по дням, а по часам. Хотя он был и невысок ростом, но силой обладал фантастической. Никто не мог равняться с ним по ловкости и умению владеть оружием. Да что там! Он хаживал один на медведя и на спине приволакивал его в аул. Речи он говорил такие, что поражались его уму и знаниям мудрые старики аксакалы. Песни сочинял такие, что сердца юношей вскипали от ярости.
- Сын Юлая будет выдающимся богатырем-батыром, - говорили про него его сверстники.
-У него судьба самого знаменитого певца на Урале, - утверждали люди, понимавшие толк в поэзии.
-Салават вырастет великим человеком, - предсказывали старцы.
А их любимец все пытал соплеменников: готовы ли они выступить за желанную свободу?
- Только позови! Хоть умрем - так в бою за родину, а не на плахе, не в цепях, - отвечали ему.
- А что говорят русские мужики?
- А все то же, что и мы: не слаще, говорят, вашего живем...
Один лишь отец, влиятельный и мудрый Юлай Азналин, укрощал пыл нетерпеливого сына:
- Поторопиться в таком деле - погубить и себя и дело. Умей ждать, умей копить ненависть и силу, умей выбирать время для решительного удара.
И вот по Уралу разнеслась весть о «народном царе» Пугачеве.
Хоть и раньше, рассказывают те же полулегендарные истории, Салават был наделен умом и силой необыкновенными, а тут он почувствовал в себе мощь, которая позволяла ему побороть сто человек разом. Такой красноречивой и мудрой стали его речь и песни, что он мог говорить с целым народом. После Салаватовых песен его сподвижники шли в бой, не чувствуя боли от ран, не боясь смерти, и даже безоружные отнимали оружие у врага.
Дружба Пугачева и Салавата была примером для всех бойцов. А екатерининские генералы только поражались единству войска, в котором были представители всех народностей Урала и Поволжья.
Русские, башкиры, татары, марийцы, мордва, чуваши одинаково сильно любили свою единую Родину-мать и так же сильно ненавидели угнетателей - помещиков и заводчиков.
Башкирский полководец продержался дольше всех пугачевцев. Он еще мстил за своих русских друзей, когда Пугачев и его соратники были уже казнены.
Лишь в ноябре 1775 года Салавата, после разгрома его отряда, настигли в лесу.
Настолько был популярен Салават-батыр среди народов Урала, что Екатерина II долго не решалась расправиться с ним. Но все же расправа совершилась. У Салавата и его отца выдрали ноздри, наложили на лица клейма и отправили на каторгу.
Салават Юлаев еще долго жил в неволе, до глубокой старости томясь в далеких от родины краях.
В памяти народов бесстрашный сын Башкортостана сохранился двадцатидвухлетним джигитом. Он, народный трибун, современник и ровесник Марата и Робеспьера, остался выразителем народных чаяний и спустя многие годы после восстания.
И сегодня мы видим Салавата только таким: бессмертный воин и поэт мчится на боевом коне с громогласным кличем: «Алга!», «Алга!»-значит «вперед!»
«Нам с русскими одна судьба дана…»
(посвящается 450-летию присоединения Башкортостана к России)
Одной дорогой мы идём всегда,
И друг без друга нам не весел пир,-
В дни грозных битв и мирного труда
Мы всюду вместе, русский и башкир.
Мустай Карим.
450 лет тому назад в 1557 году, вскоре после покорения Казани Иваном Грозным, Башкортостан добровольно присоединился к Русскому государству.
В глазах башкир Россия была силой, способной отразить нападения кочевников, сохранить самостоятельность Башкортостана. Одно за другим башкирские племена стали слать к Белому царю, как они прозвали Ивана Грозного, послов. Об этом говорят башкирские летописи. Например, такая. Вождь племени Тати-гасбий созвал людей.
- Согласны ли быть подданными Белого царя? - спросил он. Народ ответил:
-От всей души приветствуем и соглашаемся.
Народ обрел могучего друга и защитника - великий русский народ, с которым пришел к Октябрю. Путь этот был трудный и сложный.
В первый же год совместного существования башкирские конники участвовали в боях плечом к плечу с русскими воинами. На какую бы границу ни звала башкирских джигитов единая Родина-мать, они отзывались немедля. Против какого бы общего врага ни приходилось воевать: против ливонских немцев или крымского хана, польско-шведских интервентов или французского императора, - всадники с Урала вносили ощутимую лепту в победу России.
Особую славу заслужили башкиры в Отечественную войну 1812 года.
Французские генералы в своих мемуарах с ужасом вспоминали о бесстрашных наездниках, вооруженных луками и саблями, и называли их «северными амурами».
Прославленные герои Отечественной войны, Денис Давыдов, Сергей Глинка, Андрей Раевский и другие с уважением и признательностью вспоминали о своих башкирских соратниках по оружию. Многие башкиры были удостоены высоких наград за храбрость, среди награжденных были и женщины-башкирки.
А сами башкиры, возвращаясь домой, пели песни, обращенные к любимой родине:
Уничтожив врагов, точно диких зверей,
Мы с победой вернулись к тебе,
Да, славны боевые традиции уральских джигитов, чьи кони прогарцевали по мостовым поверженных европейских столиц - Берлина в 1760 году и Парижа в 1814 году.
Исподволь крепла дружба простых людей России и Башкортостана, та дружба, о которой мы и говорим сейчас. И те и другие научились видеть, что, помимо зарубежных врагов, есть у них самый страшный и беспощадный врат - русский царизм.
Неспроста так быстро поняли друг друга Салават и Пугачев.
Неспроста протянулись тысячи невидимых нитей между сердцами беглых русских крепостных и башкирских крестьян.
Башкиры многому научились у русских. Руки вчерашнего скотовода стиснули рукоять плуга, сработанного рязанским мужиком, и он узнал вкус хлеба.
Великий русский язык проник в башкирскую степь, - и дети темного в прошлом народа стали выходить к свету передовой культуры.
В Башкортостане много деревень не только башкирских и татарских, но и русских, украинских, мордовских, марийских, чувашских...
Ребята далеких башкирских аулов прочитали на родном языке стихи Пушкина. А школьники других национальностей с увлечением прочитали в переводе на русский язык книги башкирских писателей.
Одно солнце над головой, одна земля под ногами. И нет радости более великой, чем та, которая возникает от ощущения дружеских плеч народов всей нашей страны.
Да, верно сказал народный поэт Башкортостана Мустай Карим:
Нам с русскими одна судьба дана.
Четыре века в подвигах и славе
Сплелись корнями наши племена.
Публикую в сокращенном варианте свой очерк «Родная земля и в горсти мила» о Мустае Кариме из своей книги «Следы во времени». Очерк написан лет десять назад.
…Мустай Карим родился недалеко от Уфы, в селе Кляшево, что по Старочишминской дороге, в крестьянской семье. У его отца было две жены и, как он позже вспоминал, долгое время не знал, кто его настоящая мать: все время думал, что он сын старшей матери, которая его воспитывала, а оказалось, что сын младшей матери. Прежде всего с семьей, с уроками воспитания Мустай Карим связывает истоки своего последующего творчества.
На родине Мустая Карима. Село Кляшево Чишминского района. Фото Сергея Синенко
Он не раз говорил о том огромном влиянии, которое на него оказала и поэзия Александра Пушкина, и творчество Габдуллы Тукая, но, всегда подчеркивал – люди, с которым его сталкивала жизнь, оказали влияние ничуть не меньшее, а может быть, и большее. Друзья, родственники, семья, соседи по улице и деревне – весь этот мир, в котором растет и зреет личность – разве его воздействие может быть слабее прочитанных книг?!
Для Мустая Карима, по его признанию, главным жизненным авторитетом долгие годы являлась его старшая мать, которая его воспитывала. Воспитывала раскованно, не придираясь к мелочам. Карим спросил как-то свою родную столетнюю мать, кого она считает самым благородным человеком из всех, встретившихся ей в жизни. Та ответила – твою старшую мать. Именно она стала героем повести Карима «Долгое-долгое детство» (на театральных сценах она идет под названием «И судьба – не судьба»).
Центром жизни в селе Кляшево была школа. Здесь была и библиотека, и читальня, и клуб. Так вышло, что в школу Карим поступал целых три раза. В первый раз в 1926 году учеба не началась из-за того, что не набралось достаточно желающих учиться. В следующем году он заново пошел в первый класс, но проучился всего полтора года.
Из первых воспоминаний школьных лет: кузнец Аглям с соседней улицы привел сына Гильмутдина в класс и сказал так: «Учитель, мясо и сало твои, а кожа и кости мои». То есть, делай с сыном что хочешь, лишь бы он хорошо учился…
Карима опекала старшая мать. Когда она привела его в школу, то сказала учителю: «Махмут, если с головы моего мальчика хоть один волос упадет, тебе не сдобровать».
В третий раз он поступил в первый класс в 1930 году. В одном классе учились дети разных возрастов. Мустай, 1919 года рождения, сидел неподалеку от своего двоюродного брата, родившегося в 1914 году. Вместе с Мустаем в школу пошла и младшая сестренка, шестилетняя Салиса. Ее посадили на первую парту, Мустая – на последнюю. Сестренка писала палочки и бегала показывать тетрадку Кариму – он был для нее большим авторитетом, чем учитель.
Мустай Карим среди родственников. Фото 1939 г.
В 1932 году Мустай закончил первую ступень и поступил в только что открывшуюся на селе школу колхозной молодежи – неполную среднюю. Учился он хорошо. Как вспоминал позднее, ему просто стыдно было плохо учиться – стыдно перед учителями, сверстниками и родителями. И еще одно правило было усвоено со школьной скамьи – не быть выскочкой: «никогда не старайся показать себя, пусть тебя другие заметят». Он всегда старался отойти на задний план, стушеваться, что особенно видно на коллективных фотографиях: голова Мустая едва видна в последнем ряду. («Человек должен всегда занимать свое место, каким бы оно ни было – большим или маленьким»).
М. Карим. Фото 1939 г.
Отношение к религии в доме было умеренным: обряды соблюдались, уразу (пост) в доме держали, но для детей делали послабления. Во время уразы Карим вставал до восхода солнца и наедался на весь день толокняной каши, но днем все равно хотелось есть. Тогда старшая мать, нарушая ритуал, кормила его, приговаривая: «Твою уразу можно узелком завязать».
В каждом сельском доме было свое отношение к Богу, со своими оттенками: у соседей через дом Бог был злой и карающий («Бог тебя покарает», «Бог накажет»), а в их доме Бог был милосердный и добрый («Бог даст», «Бог поможет», «Бог помилует»). «Сейчас думаю, как хорошо, что у нас был добрый Бог, от него и пошло мое воспитание», – вспоминал Мустай Карим.
Как-то его пригласили на встречу со студентами. Задавали, в общем то, обычные вопросы, например, считает ли он себя счастливым человеком? Мустай Карим отвечал, что счастье – не есть постоянное ощущение, а, скорее состояние душевного равновесия, когда дело, которым занят, увенчалось успехом и чувствуешь свою необходимость, когда начинаешь ценить не только большие радости, но и малое счастье.
Старое кладбище в Кляшево. Фото Сергея Синенко
«Хорошо помню трудный 1934 год, – вспоминает Мустай Карим. – Поздней осенью в грязь и слякоть я с товарищами пошел в поле собирать остатки подсолнечника. Было холодно, шел дождь со снегом, мой бешмет промок до нитки. Продрогшие, мокрые и голодные возвращаемся мы с поля. Вхожу в дом, где пахнет горячей пшенной кашей. В комнате уютно, тепло, мирно; вокруг стола сидят родители, братья и сестры. Знаю точно, в тот миг я был счастлив…».
В 1935 году Карим поступил на педрабфак имени Нуриманова. Проучившись два года, был принят на факультет башкирского языка и литературы пединститута. В общежитии рабфака тринадцать человек жили в одной комнате, ели из общего котла. В столовой в первый год обучения питание тоже было бесплатное. Кроме того, студентам давали бесплатные билеты в драматические театры – башкирский и русский.
«Слова «Человек человеку – друг, товарищ и брат» были для нас духовной ориентацией, по-другому говоря, идеалом, – вспоминает Мустай Карим. – Мы были так воспитаны: если что-то не сделаешь или же сделаешь не так, то нарушится гармония мира. Мы подспудно чувствовали, что от нашего поведения зависит всеобщее благоденствие.
У нас был идеал справедливого человеческого общежития. Я верил в него и до сих пор верю. В человеческом обществе должно быть справедливое разделение богатства, земли и труда. Идеал должен быть в каждом обществе. Как горизонт. Если горизонт закрыть – мир погибнет…»
Кляшево. Старинный каменный лабаз. Фото Сергея Синенко
Мустай Карим вспоминал, что незадолго до начала войны, во время обучения на последних курсах факультета языка и литературы педагогического института, он увлекся философией и даже думал связать с нею жизнь. Имена Платона, Аристотеля, Конфуция, Вольтера, Гегеля, Канта, Фейербаха завораживали, уносили в волшебный мир древности. Самих трудов, правда, в то время читать было не обязательно, главным считался учебник, где воззрения древних сначала разжевывались, затем с точки зрения марксизма вскрывалась их лженаучность, и, в конце концов, все они разносились в пух и прах. Студентов тогда не посещали, почему же такие великие люди только и знали, что «ошибочно полагали», только и делали, что «приходили к неверным выводам». Именно философия заворожила Карима тайными глубинами смыслов. По предмету он прочитал несколько книг, даже начал читать толстый том Гегеля, очень старался хоть что-то понять, но так ничего и не понял. Несмотря на это, возникла мечта – стать философом. И вот подошло время экзаменов.
На улице в Кляшево. Фото Сергея Синенко
Преподаватель философии Николай Александрович Маслин, выслушав ответ Мустая, не задумываясь поставил ему пятерку, но в конце спросил: «Кем думаешь стать?» Окрыленный успехом, тот отвечал в полной уверенности, что его слова преподавателю понравятся – «Философом, как и вы».
Маслин долго молчал, потом отрезал: «Философа из тебя не выйдет».
«А сами пятерку поставили», – не растерялся Мустай.
«Пятерку поставил правильно, – ответил преподаватель. Тому поставил, что в твоей голове имеется. Она у тебя не пустая бочка, напротив, очень даже полная. Но в бочке только одна дырка должна быть и только одна затычка. А у тебя сразу несколько дырок, больших и маленьких. Ты все затычки сразу вынул, и я даже понять не смог, какая тут струя главная. Я сюда ладони подставил, туда подставил. У философа пусть голова будет и не до краев полна, но дырка должна быть только одна. И струя, когда одна, покажется обильной. Ты ведь стихи пишешь. Вот и будь поэтом. Можешь сразу на пяти струнах играть, а хочешь – на всех семи. Мысли и чувства раздавай щедро, не скупись, не жалей».
1919, 20 октября Рождение Мустая Карима (Мустафы Сафича Каримова) в селе Кляшево Уфимского уезда Уфимской губернии (ныне Чишминского района Республики Башкортостан).
1932-1935 Обучение в Школе коммунистической молодежи с. Кляшево.
1935 Поступление на педагогический рабочий факультет (подготовительный) Башкирского педагогического института им. К.А. Тимирязева в г. Уфе.
Первая публикация стихотворения в газете «Йэш тезеусе». Совместно с М. Хакимовым написана пьеса «Пора сенокоса».
1937 Окончание педрабфака, поступление на факультет башкирского языка и литературы Башпединститута.
1938 Выход в свет первой книги стихов «Отряд тронулся» (совместно с Вали Нафиковым).
1938 Начало работы в журнале «Пионер».
1939-1941 Консультант Союза писателей. Совмещение работы с учебой в Башпединституте.
1939 Принят в Союз писателей СССР.
1941 Выход в свет второй книги стихов – «Весенние голоса».
Окончание Башпединститута.
1942, май-август Участие в боях на Брянском фронте в качестве начальника связи артиллерийского отряда. Звание – младший лейтенант.
1942, 25 августа Ранение в грудь под г. Мценском. Более 6 месяцев находился на излечении, был трижды оперирован.
1943-1946 Корреспондент фронтовой газеты «Советский воин» на Третьем Украинском фронте.
1944 Награждение орденом Красной Звезды.
1945 Награждение орденом Отечественной войны II степени.
1947 Участие в работе 1-го совещания молодых писателей СССР.
1949 Награждение первым орденом за творческую работу – «Знак Почета».
1951-1962 Работа Председателем правления Союза писателей БАССР.
1952 Избрание делегатом XIX съезда ВКП(б), а в дальнейшем – делегатом восьми последующих съездов КПСС.
1953 Избрание депутатом Верховного Совета БАССР.
1955 Избрание депутатом Верховного Совета РСФСР 4-го созыва и всех последующих созывов включая 11-й (1985 г).
1958 Участие в конференции писателей Азии и Африки в Ташкенте.
1962 Избрание Секретарем Союза писателей РСФСР.
1963-1971 Избрание заместителем Председателя Президиума Верховного Совета РСФСР.
1963 Присвоение звания Народного поэта БАССР.
1967 Присуждение Государственной премии РБ имени Салавата Юлаева.
Присуждение Государственной премии РСФСР имени К.С. Станиславского.
1971-1973 Издание в Уфе первого собрания сочинений на башкирском языке в 5-и томах.
1972 Присуждение Государственной премии СССР за книгу стихов «Годам вослед».
1977 Присуждение международного почетного диплома имени Г.Х. Андерсена.
1979 Присвоение звания Героя Социалистического Труда за работу в литературе.
1983 Издание в Москве собрания сочинении на русском языке в 3-х томах.
1984 Присуждение Ленинской премии за произведения «Долгое- долгое детство» и «Не бросай огонь, Прометей!»
1995 Награждение писателя десятым по счету орденом – «За заслуги перед Отечеством» III степени».
1999 Присуждение Международной премии имени М. Шолохова.
Школьницы из Кляшево на фоне Дома культуры, где планируется создать музей знаменитого земляка. Фото Сергея Синенко
В воспоминаниях некоторых людей даже трагическое прошлое очень нарядно. Бьют в тарелки красные оркестры, среди букетов красных знамен несут по улицам красные гробы - любят наделять прошлое яркими красками и громкой музыкой, украшать прошлое цветами. Нередко, чтобы перебить ими могильный запах. Легче писать о прошлом с восклицательными знаками, но жизнь учит, что все они со временем превращаются в многоточия.
Мустаю Кариму хорошо запомнился первый день Великой Отечественной войны и последующая ночь, когда он разносил повестки по городу. Он вспоминает, как легко тогда молодежь отнеслась к войне: сверстники боялись только одного, что этой войны на всех не хватит, что кто-то не успеет на ней повоевать.
От этой наивности поколение Мустая Карима излечилось очень скоро. Война, с которой оно столкнулись лицом к лицу, оказалась огромной трагедией. Первой ее частью стали города и села, оставленные врагу – оказалось, что на войне нужно учиться не только выигрывать, но и проигрывать сражения.
«…Я ухожу, товарищи, на фронт.
Чтоб стариков текла спокойно старость,
Чтоб нашим девушкам краса осталась.
Чтобы наш Урал всегда стоял могучий,
Чтобы над Белой не сгущались тучи.
Товарищи, я ухожу на фронт
За ту весну, что навсегда настанет,
За светлый сад, который краше станет,
За маленького сына моего
И Родины любимой торжество».
На войне он стал связистом артиллерийского дивизиона, там испытал первый страх, первые ранения, первые победы. На фронте понял – чтобы победить врага, нужно победить личный страх и трусость.
Можно ли доверять людям, которые говорят, что не знают чувства страха, что на войне под пулями и артиллерийскими обстрелами они никогда ничего не боялись? Мустай Карим рассказывал, что первый раз настоящее чувство страха испытал в 1942 году. Бой шел на картофельном поле и ему казалось, что все пули и снаряды, летевшие со стороны противника, нацелены прямо в него. «Я лежал на земле, а страх полностью заполнил мое сознание, полностью мной овладел, – вспоминал Мустай Карим. – И через шестьдесят лет не забуду этого чувства, да и не стыжусь его. В тот момент я думал, что никакая сила не заставит меня подняться с земли, но прозвучала команда, и я, преодолевая страх, поднялся с земли и вместе с другими, такими же как я молодыми, необстрелянными, пошел навстречу врагу, навстречу смерти. Главным был не сам страх, а его преодоление».
Позднее Мустай Карим написал об этом своем первом бое такие стихи:
Меня спросили как-то между дел:
– Ты от каких печалей поседел?
И хоть подвоха нет в вопросе этом,
Но как мальчишка, медлю я с ответом.
Я вспоминаю самый первый бой:
Страх охватил меня…
А ведь когда-то,
Казалось мне, что я храбрец, герой,
Когда касалось дело мелких схваток.
Ближе к концу войны, когда Карим уже являлся военным корреспондентом, он получил задание перебраться на правый берег Днестра, где на узком плацдарме наши батальоны вели бои в окружении. С противоположного берега река легко простреливалась. Как только лодка отплыла от берега, вокруг появились фонтаны брызг. Боялся ли тогда? Вспоминал, что да, боялся. Мог ли тогда повернуть лодку назад? Мог, но все же не повернул. В той ситуации никто бы и не осудил, но чувство долга заставило страх преодолеть…
О боях под Мценском в 1942 году Карим написал стихотворение «Три дня подряд».
… Тяжелый снег идет три дня.
Три дня подряд,
Три дня подряд.
И ноет рана у меня
Три дня подряд,
Три дня подряд…
… Тяжелый снег идет три дня.
И рана ноет у меня
А с ней осколок заодно,
Он превратился в боль давно
Его сырой рудой нашли
В глубинах залежей земли.
…Горячей кровью налитой
Гремел рассвет. Потом затих,
И два осколка мины той
Попали в нас двоих.
Один в сержанте Фомине
(Лежит в могильной глубине);
Другой – достался мне.
Двенадцать лет он жжет меня…
Тяжелый снег идет три дня…
В своем стихотворении Карим упомянул о сержанте Фомине, а после публикации этого стихотворения на русском языке стал получать письма – вдовы, матери, дети, внуки спрашивали: не об их ли муже, сыне, отце или дедушке идет речь? А если так, то просили Мустая Карима написать о последних днях жизни Фомина, о том, как он воевал, как погиб, где похоронен. Но что он мог ответить на эти письма?! Его Фомин был из беспризорников, воспитывался в детском доме. А письма, между тем, продолжали идти – несмотря на десятилетия, прошедшие после войны, все не могли успокоиться сердца…
Мустай Карим - сотрудник фронтовой газеты «Советский воин». Фото 1945 г.
Есть ли место поэзии на войне? Отвечая на этот вопрос, Мустай Карим вспоминал такой случай. После тяжелого ранения в 1942 году перенес три операции, шесть месяцев лечился в госпиталях. Когда его, наконец, признали годным к службе, то вручили ему соответствующие бумаги и направили в Москву, в резерв.
Он ехал на поезде и вдруг услышал однажды откуда-то чистый и полный задушевности голос. В коридоре, задумавшись, стоял солдат, смотрел в окошко и пел. Слова и мелодия были незнакомы, но чужая, неведомая мелодия тронула его иссушенную в окопах душу. Позднее вспоминал, что грусть этой песни сливалась с его собственной тоской. Светлолицый, с печальным взглядом паренек, полный то ли тоски, то ли страсти, словно от всего мира отрешенный, пел о прекрасном создании, о Роз-Мари: «В стране золотой, Объятой мечтой И нежным сном, В весеннем свете Я девушку встретил. Как свет зари, Прекрасна ты, Роз-Мари…»
Роз-Мари, – это имя ему ни о чем не говорило. Но Роза или, как было записано в документах, Рауза – это его любовь… В Москве, после визита в кадровую службу, он шел по улицам без цели и вдруг, рядом с метро «Маяковская», остановился в изумлении – на стене висела афиша: «Оперетта «Роз-Мари». Вскоре он сидел в театральном кресле. После долгих месяцев окопной жизни и госпитальных страданий душа вкушала неземное зрелище. Вскоре на сцене запели ту песню, которую он слышал в поезде: «Твой взор зовет и манит. Таит пусть этот сон обман, Так много чар в твоем прелестном взгляде. Прекрасней ты всех в Канаде!»
Из пронизанного музыкой зала он не торопился уйти. С сожалением смотрел на опустевшую сцену. В ушах продолжала звучать мелодия: «Цветок душистых прерий, Твой смех нежней свирели…». Песню эту он продолжал вспоминать и на фронте, и спустя много лет после войны, вспоминает ее иногда и сейчас.
Мустай Карим говорил, что некоторые из стихов той поры возникали как непосредственный отклик на события. Во время боев на Украине, когда было захвачено большое село, оно казалось вымершим, несмотря на то, что все дома были целы. Оказалось, что отсюда в Германию, в рабство, фашисты вывезли всех молодых девушек. В числе их была и дочь хозяйки дома, где он остановился на постой – об этом она рассказывала с плачем. Слова женщины потрясли, вскоре было написано стихотворение «Плач рабыни-невольницы».
Удушлива земля… Ни ветерка тут.
Взлететь не могут птицы в небеса.
На эту землю стороны проклятой
Я слезы лью… Горька моя слеза.
…Мой милый брат! Крик журавлиный слыша,
Ах, если б слезы, небеса колыша,
По капельке стекли у ног твоих!
Свою сестру – рабыню из неволи.
Брат, вызволь! Брат, к тебе взываю я!
Есть крылья у тебя, и есть раздолья
Родной страны, есть верные друзья.
Удушлива земля… На сердце – тучи.
Не могут птицы в небеса взлетать.
Так сколько же слезам моим горючим
На эту землю мертвую стекать?
Мустай Карим с женой Раузой. Фото 1946 г.
День Победы он встретил в Вене, столице Австрии. Помнит необыкновенную радость, необъяснимое чувство того, что остался жив, что скоро вернется домой к родным и близким. Но в тот счастливый день стал свидетелем большого горя. Узнав о победе, немолодой, тихий и смирный солдат Тупольцев, упал на землю, зарыдал. «– Что с тобой? – спросили его. – У меня погиб сын. – Когда? – В 1942 году. Пока шла война, я думал, что разделю его участь. А вот, видишь, он молодой и цветущий погиб, а я остался жить. Несправедливо это».
Мустай Карим не считал себя военным писателем, таким, к примеру, как Константин Симонов или Василь Быков, но страшные события наложили отпечаток на всю послевоенную литературу. О войне им позднее была написана жесткая и честная повесть «Помилование».
…Память культуры создается не просто как объем текстов, но и как определенный механизм их порождения. В связи с творчеством Мустая Карима много говорилось о формах, близких фольклорному повествованию. Менее отчетливо звучала мысль о родственности его художественного мышления притчевой традиции (мне, например, особенно близко это – С.С.). Притча проявляется у Мустая Карима и как форма мышления, и как способ организации ткани художественного текста.
Наиболее отчетливо такая притчевость проявляется в миниатюрах, имеющих сжатый сюжет и обладающих мощным подтекстом. Действительно, многие из рассказов-миниатюр Карима близки притче уже потому, что моралистичны, повествование в них тесно связано с идеей, выраженной в заключительном афоризме или выводе. Например, в миниатюре «Кошачья память» Мустай Карим вспоминает о незначительном вроде бы, эпизоде, связанном с древними поверьями.
«Наверное, около пятнадцати мне было, с тех пор и помню. Отец, налив молока в блюдце, поставил перед кошкой. Только кошка, зажмурившись, разок языком черпнула, отец повернул ее за шкирку и щелкнул по лбу. Создание это, открыв глаза, внимательно посмотрело на хозяина и продолжило свое занятие. Отец даже шаловливых своих детей пальцем никогда не трогал, а тут смирной твари ни за что досталось.
– Зачем кошку щелкнул, отец? Что она сделала?
– Ничего не сделала. Пусть видит, что ест.
– Что за беда, если не видит…
– Пусть видит. Тут свой смысл есть. Тебе тоже знать не грех…»
И мальчик услышал от отца древнюю легенду об ангеле, который на том свете подсчитывает после смерти каждого человека все его хорошие и дурные деяния. По преданию, этот ангел расспрашивает о человеке его родню, соседей и друзей, которые раньше него прибыли на тот свет, расспрашивает всех, кто его знал, а затем подводит итог и решает, куда человека отправить – в рай или в преисподнюю.
Если злых и добрых дел одинаково, ангел зовет в свидетели домашних тварей. «Как хозяин за тобой смотрел?» – спрашивает ангел у лошади. «Не бил, не стегал, лишней клади не клал, в дальний путь не гонял, в голоде не держал», – отвечает та. Тот же вопрос собаке. «В тепле жила, сыта была, уважали меня», – отвечает та. Доходит очередь до кошки. «Сыта была, душа в довольстве жила?» – спрашивает ангел. «Душа унижена была, всю зиму на печи держали, и, чтобы хоть какую еду передо мной положили, такого не видела», – отвечает на это кошка».
А далее притча Мустая Карима переключается на современную жизнь. Он размышляет о людях, которым делал в жизни добро, но которые, не помня этого, начали уже «вроде той кошки, свидетельствовать обо мне и против меня». Он вспоминает, как с началом перестройки в середине восьмидесятых годов разом изменились настроения и нравы людей. «Вся эта свара не обошла и меня. Они тут же нашлись – те, кто укорял меня во всяческих, выдуманных ими самими, грехах, кто с трибуны бросал в меня камни и грязь, кто сурово учил меня правильно жить. И те, кому я помогал до этого, тоже не молчали, тоже этой песне подпевали. В оторопь меня это не ввергло, потому что притчу о кошке уже знал. Не из рода лошади или собаки были эти «разоблачители», а всего-то подобием кошки. Следовало, оказывается, в свое время таких по лбу щелкать, чтобы они глаза открыли, и в эти глаза внимательно посмотреть…»
Вспоминая о своей матери, уже ушедшей из жизни, Мустай Карим в миниатюре «Назидание-завещание» размышляет о тех нравственных заветах, которые она оставила после себя. Как-то раз, разговаривая с сыном, она, вдруг вспомним что-то, опечалившись, сказала ему: «Детей и близких своих никогда не проклинай, даже если вина их большая, не проклинай. Потом сам терзаться, каяться будешь». И вспомнила давнишний случай, который надолго запомнился Мустаю Кариму.
В войну почти всех мужчин забрали в армию. В доме у матушки Минзифы, старшей сестры матери Мустая Карима осталась только сноха Гульхылыу и малые дети. Шарифуллу, сына Манзифы, забрали в трудовую армию.
Единственной надеждой для всех осталась корова. Молоко парное или в виде катыка сноха возила в Уфу на продажу, а на вырученные деньги покупала муку, из которой варила похлебку-затируху. И вот сноха стала хитрить. Сначала она пропускала молоко через сепаратор, как говорили в деревне, душу из него выдаивая, а потом, вскипятив, бросала в белую водянистую жидкость кусочек масла с мизинец величиной. На молочной глади появлялись золотые масляные кружочки – молоко казалось густым и жирным.
Не знала об этом матушка Минзифа, но однажды заглянула в приготовленный для города бидон и все поняла. Стала выговаривать снохе.
– Может, ты чьих-то малюток последней пищи лишаешь! Голую воду за молоко выдаешь. Господь такого не простит!
И матушка Минзифа с криком – «нет моего согласия, нее пущу!» – встала на пути у снохи. Но задавленная нуждой, вконец отчаявшаяся женщина оттолкнула свекровь, да так, что та перелетела через порог и упала в сенях. Не оглянувшись, сноха зашагала дорогой в город.
– Мое на тебя проклятие! Пусть рука у тебя отсохнет! – прокляла ее вслед матушка Минзифа.
Это проклятие сбылось, и очень скоро. После полудня в деревне стало известно, что на станции Юматово сноха на четвереньках пробиралась под поездом, зацепилась за что-то, состав тронулся, сноху стало затягивать под колеса. Снохе отрезало руку и ее увезли в уфимскую больницу. Через месяц эта женщина с заткнутым за пояс пустым рукавом вернулась домой.
Когда война закончилась и Шарифулла, сын Манзифы вернулся в деревню, между им и женой случались раздоры, но свекровь со снохой жили в душевном согласии. Однорукая сноха ухаживала за оглохшей и ослепшей свекровью до последнего ее дня. «Так общее раскаяние сблизило этих двоих, – говорит Мустай Карим. – Должно быть, одна каялась, что на мать своего мужа руку подняла, другая убивалась, что своим проклятием ввергла законную жену своего сына в тяжкие муки. Они – люди простые. Ответ за большую вину и малые свои грехи держали сами, что на них пало, то и несли, на других не валили. Насколько можно и других от мук, которые сами пережили, уберечь хотят. Иначе Минзифа своей младшей сестренке, тоже совсем уже старенькой, такой завет-назидание не сказала бы: «Вазифа, ради Бога, никогда своих детей, своих близких не проклинай!». И это же мне моя мама вместо завета сказала: «Своих детей, своих близких никогда не проклинай. Даже если вина их велика будет, не проклинай».
«Что сделало меня поэтом? – размышлял Мустай Карим во время одной из встреч со студентами. – Потери и мечты сделали меня поэтом. Не думайте, что мы всем довольны. И если тот или иной писатель достиг чего, нельзя считать, что он уже схватил бога за бороду и его больше ничего не волнует. Я, и как писатель, и как человек, тревожусь о судьбе мира. Очень хочу, чтобы я жил, жили наши дети и внуки в мире. Думаю, что войны не будет, но тревога не покидает меня. Чтобы сохранить этот мир, мы сами, каждый из нас должны внести свои усилия и волю. Это сегодня одна из самых важных проблем на Земле».
От поэта часто ожидают свойств прорицательских, провидческих. Наивно, но задают вопросы о будущем, например: «какой будет литература в двадцать первом веке?» или «какой будет поэзия третьего тысячелетия?». Мустай Карим честно отвечает – «не знаю». «Когда я пишу, я постоянно чувствую ответственность перед читателем. – говорит Мустай Карим, – Кажется, если допустишь хоть одно ненужное слово – порядок в мире нарушится, хотя, понимаю, что землетрясения, конечно, не будет. Но каждый, что бы он ни делал, должен чувствовать ответственность перед людьми, как перед гармонией мира. Человек всегда должен идти в гору. Остановился – потянет назад. Без преодоления, без саморазвития человек мельчает. Падение талантливых и способных личностей особенно заметно. А главный стержень человеческой души, это совестливость, на нее нанизываются все остальные человеческие качества. Чтобы стержень этот не заржавел, не испортился, человек должен быть в ладах с истиной и справедливостью.
Литература может и должна участвовать в воспитании нравственности и гуманизма, она может и должна действовать не только на ум, но и на души и сердца. Именно с душой мы обращаемся часто не бережно. Но если книга прибавляет человеку чуть-чуть тепла, добра, терпимости, если от общения автора с читателем ему станет чуточку легче перенести недуг или горе – уже роль писателя можно считать выполненной».
«Как часто посещает вдохновение?» – типичный вопрос студентки филологического факультета. «Жду всю жизнь, когда придет ко мне вдохновение, – отвечает поэт. – Но когда я кладу на стол белый лист бумаги, я испытываю, прежде всего, большую робость, даже страх. И вот написана первая строка. Я начинаю жить в другом мире, в другом измерении».
Выступая перед студентами филологического факультета, на котором он сам когда-то учился, Мустай Карим размышлял о той преемственности, которая связывает поколения, о том потенциале, который несет в себе молодость, о тех старых преподавателях, которых в зале становится все меньше и меньше. «Каждый раз, когда иду к вам, – говорил поэт, – я всегда волнуюсь. Волнуюсь потому, что неравнодушен к вам, как и вы ко мне. Я рад, что эта встреча происходит в моем родном гнездовье, откуда я и мои товарищи по учебе ушли на фронт. И я думаю, мы не подвели свой родной дом. Наши крылья были опалены на войне, но не надломлены.
Я шел к вам и с радостью и с грустью. Когда-то в годы ранней юности я бегал на занятия по этим улицам. А сегодня шел к вам медленной походкой, и разные мысли проносились в моей голове. Что я увижу здесь? Увижу ль тех своих родных преподавателей, кто когда-то учил меня? И вот сейчас, всматриваясь в этот ярко освещенный актовый зал, я с грустью говорю сам себе: «Увы, Мустай, увидел очень немногих». Все вы понимаете, жизнь есть жизнь и ничего тут не поделаешь. Но вместе с этим чувством вошла в мое сердце и радость: «А студенты остались!». Они те же: дерзкие и ищущие, ленивые и талантливые. Правда, не такие, как мы. Еще в Древней Греции старики сетовали: «Какая нынче молодежь пошла, не похожая на своих отцов». Отсюда часто возникала извечная проблема отцов и детей.
Когда молодой Александр Сергеевич Пушкин уезжал в свою первую ссылку, отец с гневом кричал ему с крыльца: Ты опозорил нас! Время показало, что вовсе не опозорил, а наоборот, прославил своим творчеством не только своего отца, но и в целом все Отечество наше.
Пройдет двадцать-тридцать лет, некоторые из вас тоже будут ворчать, что молодежь на вас не похожа. А почему, собственно, она должна быть на нас похожа? Если она во всем повторит нас, то не будет общественного прогресса, движения вперед. По-моему, это даже замечательно, что дети наши в чем-то и не похожи на нас. Это вполне естественно, ибо человеческий идеал бесконечен. Молодежь – это наши дети и внуки. Это немного и мы сами. И если мы их в чем-то упрекаем: в черствости, бездушии, пассивности – это значит, что мы их недостаточно учили, мы недоглядели. Значит, мы сами немало в этом повинны».
Мустай Карим с поэтом Михаилом Дудиным Фото 1979 г.
«Как отношусь к своим званиям и наградам? – размышлял Мустай Карим на встрече с преподавателями и студентами Башкирского государственного университета. – Хорошо отношусь, с благодарностью к тем, кто ценит мой скромный труд. Однако считаю, что эти награды мне даны за работу, а не в аванс, как некоторые любят говорить. Знаете, по-моему, это от лукавого. Если искренне считаешь, что награда дана тебе в долг – не бери. Всегда принимаю награду с тревогой, сомнениями, так как в будущем это накладывает на тебя еще большую ответственность. Считаю, что любая награда – мерило и оценка твоего труда. Главное – не опозорь этих наград и почестей, двигайся дальше, не останавливайся в пути…»
Еще из ответов Мустая Карима на вопросы студентов Башкирского государственного университета.
Вопрос: Кем Вы себя считаете: поэтом, драматургом или писателем?
Ответ: Есть такая шутка, которой мне бы хотелось завершить нашу беседу. Вы спрашиваете – кто я? Я ответил бы так: я немного плаваю, немного летаю, немного хожу. Выходит – гусь.
Мягкий юмор, согревающий многое из того, о чем говорит Мустай Карим, делает его для нас понятней и ближе.
Из книги «Следы во времени» . Уфа, 2004.
Мустай Карим: стихи, монологи, воспоминания
2018-10-21T20:25:56+05:00 Сергей Синенко Башкирия Блог писателя Сергея Синенко Народознание и этнография Фигуры и лица биография,стихи,Уфа РОДНАЯ ЗЕМЛЯ И В ГОРСТИ МИЛА Мустай Карим: стихи, монологи, воспоминания Публикую в сокращенном варианте свой очерк «Родная земля и в горсти мила» о Мустае Кариме из своей книги «Следы во времени». Очерк написан лет десять назад. …Мустай Карим родился недалеко от Уфы, в селе Кляшево, что по Старочишминской дороге, в крестьянской... Сергей Синенко Сергей Синенко [email protected] Author Посреди России
Мустай Карим
Переводы с башкирского
Народный поэт Башкирии.
Герой Социалистического Труда (1979).
Лауреат Ленинской премии (1984).
**************************************************************************************************************
Внимание, молодые поэты!
Если вы пишете стихи и(или) прозу, любите литературу - приглашаем вас на заседания уфимского литературного объединения "УФЛИ".
Уфлийцы активно участвуют в литературном процессе: постоянно обсуждают произведения молодых поэтов и прозаиков, публикуются в газете «Истоки», других местных, российских и зарубежных журналах, издают книги, участвуют во Всероссийских совещаниях писателей, выступают по радио и тв и так далее.
Хотите публиковаться? Хотите общаться с интересными людьми? Быть в курсе новостей литературной жизни Уфы и России? Войти в литературный процесс? Стать литератором?
Тогда приходите на заседания литературного объединения "УФЛИ". Мы собираемся каждую среду по адресу . Остановка транспорта «Гостиный двор».
Наши заседания каждую среду в 19-00.
Айдар Хусаинов,
поэт,
председатель литературного объединения "УФЛИ",
главный редактор газеты «Истоки»
****************************************************************************************************************************
Мустафа Сафич Каримов родился в ауле Кляш, Башкортостан.
На высоком берегу Дёмы, в поселке неподалеку от платформы Ключарево (назовем ее прежним именем, оно милее нынешнего), стоит дом Мустая Карима. Бывало, он выходил на балкончик мансарды и смотрел на родные просторы.Внизу, скрытая тополями, течет река Дёма, там переправа, а на другом берегу раскинулся большой луг - кляшевцы, его сородичи, называют его просто Тугай, то есть луг; через этот луг, оставляя слева тихое озеро Акманай, дорога идет к холмам, за которыми лежит его родной аул Кляш.
Там, на этой переправе, 22 июня 41 года он узнал, что началась война. Потом, через год, промозглой осенью, после тяжелого осколочного ранения в легкие шагал он под проливным дождем через Тугай, чтобы увидеть родных, недавно родившегося сына, которого еще не видел, и снова отправиться на фронт…
Сколько раз шел он этой дорогой от переправы. Туда - в нетерпении, удерживая шаг, стараясь не бежать; оттуда - порою оглядываясь на ходу: о, Кляш, ты уже за холмом!..
Холм этот называется Девичьей Горой. Много событий в его жизни связаны с этим красивым местом. Но два - самые памятные. Как-то июльской ночью двенадцатилетним мальчиком в поисках потерявшегося теленка он забрел туда, и мимо, не заметив его во тьме, прошел богатырь Марагим, неся на руках свою возлюбленную Ак-Йондоз. И потом всю жизнь не мог забыть их лиц - Марагима и Ак-Йондоз - освещенных звездами. Через семнадцать же лет, в 48-м году, такой же июльской ночью, они с Мишей Дудиным, бесценным другом и первым переводчиком, возвращались с Акманая. Вдали вспыхивали зарева, торопящие вызревание хлебов. Остановились на вершине. Миша сказал: «До приезда к тебе я написал поэму о войне, о нас. Не знаю, как ты примешь… Ее герой, поэт Карим, погибает. Есть такое поверье: если про живого человека пройдет слух, что он умер, значит, он будет жить долго. Вот и я хочу обмануть эту костлявую». - «Прочи-
тай…», - сказал Мустай. Дудин читал тихо, напряженно. То осколочное ранение перешло в смертельную болезнь, врачи уже отказались от него… «А что? Может, и впрямь удастся перехитрить костлявую!» - подумал он тогда. Вдруг вспыхнуло сухое зарево, и он неожиданно для себя обнял Дудина. Тот на миг растерялся, а потом тоже обнял его.
Более полувека прошло с того объятия на ночной дороге, почти десять лет нет самого Миши Дудина…
А за Девичьей Горой - Кляш…
В его повести «Деревенские адвокаты» учитель спрашивает: «Вот, дети, скажем, подхватил вихрь кого-то из вас и закинул в далекие страны, как вы найдете дорогу домой?» Сметливый мальчик Нурислам отвечает: «Первым делом я Россию спрошу. Даже если языка не знают, слово «Россия» поймут, направят, куда надо. Когда в Россию попаду, про Уфу спрошу. В Уфе мне дорогу в Кара-Якуповскую волость покажут, а из Кара-Якупова дорогу я и сам знаю». А ведь тот Нурислам
верно схватил: Россия, ее надо держаться, чтобы не потерять свое родное становье.
Через нее они, деревенские ребятишки, и друг друга нашли: Михаил Дудин из деревни Клевнево, Расул Гамзатов из аула Цада, Кайсын Кулиев из аула Верхний Чегем, Давид Кугультинов из хотона Абганер Гаханкин, он сам - из аула Кляш.
Об этом «Не русский я, но - россиянин!».
Стихи немножко громкие - дело даже не во времени, настроение было такое.
Но есть там строчки, которые этот пафос искупают, ради них всё и написано:
С башкиром русский - спутники в дороге,
Застольники - коль брага на столе,
Соратники - по воинской тревоге,
Навеки сомогильники - в земле.
Как точно перевел это место Миша Дудин, слово в слово!
…Кто-то идет через Тугай, еле различимая точка. Он вглядывается, пытается понять: старый или молодой, мужчина или женщина? Слишком далеко, сейчас путник уйдет в сень прибрежных деревьев и исчезнет. Так что если человек идет не к нему, он этого никогда не узнает. Однажды он вот так вглядывался в далекую точку и вдруг подумал: «А может, это смерть идет через Тугай?» И идет она к нему.
В тот же день он написал стихотворение о том, как перед старым певцом предстала прекрасная девушка и сказала, что она - его смерть.
И промолвил поэт:
И в ответ услышал:
Я не чья-нибудь смерть, а твоя,
Я - такая одна.
Не миновать, придет эта красавица и уведет его.
Там его спросят, откуда, дескать, прибыл, и он по-солдатски доложит: «Земля, Россия, Башкортостан, аул Кляш».
Понемногу они вновь найдут друг друга - спутники, застольники, соратники по воинской тревоге, теперь сомогильники - навеки.
Мустай Карии. Времени Своему
Переводы с башкирского
«на высоком берегу дёмы…» . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .261
Берега остаются. Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .263
«чтоб старые слова не устарели...» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . .264
Эту песню мать мне пела. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . .265
в трех образах вижу тебя. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . .267
«Мой край, возлюбленный навеки!..» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . .269
о березовом листе. Перевод М. Светлова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .270
дождь. Перевод А. Недогонова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .273
русская девочка. Перевод Г. Шафикова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .275
луна. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .276
два бокала. Перевод Г. Шафикова. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .278
три дня подряд. Перевод М. Дудина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .279
«Мне первые хлопья ложатся на плечи…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . .280
Цветы на камне. Перевод В. Тушновой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .281
вера. Перевод А. Тверского. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .282
«Я белый лист кладу перед собой…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . .283
«С моей любимой уплывает…» Перевод М. Дудина. . . . . . . . . . . . . . . .285
«всегда тревожно и несмело…» Перевод М. Дудина. . . . . . . . . . . . . . . .286
«три чуда пленили меня…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . .287
в краю моей любимой. Перевод М. Дудина. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .288
«Я немало тайн природы знаю…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . .290
«Я уехал, ты осталась…» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . . . . . . .291
«Говорят, сотворил тебя некогда Бог…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . .292
Грустная песня. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .293
«Ко мне сквозь белый лес…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . .294
«влюбленные, в упреках пыл умерьте…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . .295
«Прервав свой путь, с тобою остаюсь…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . .296
Песня рассвета. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .297
«ночами разговаривают реки….» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . .298
«Первый снег так рано, так нежданно...» Перевод Н. Рыленкова. . . . . . . . .299
«она говорит…» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .300
«давай, дорогая, уложим и скарб, и одежду…» Перевод И. Снеговой. . . . . . 301
«все было взбудоражено вокруг…» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . .303
«ты в этот раз вдоль моря шла ко мне…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . .305
«Какая нынче осень - загляденье!..» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . .306
«любовь моя! неистовой весной…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . .307
«до солнца я с тобой - не до зари…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . .308
из «Монологов Прометея». Переводы Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . .309
Когда грустно. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .309
Когда сгорела агазия. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .309
Пусть время не останавливается. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 310
«Подует ветер - и все больше листьев…» Перевод Е. Николаевской… . . . . . 311
«нам с совестью никак не сговориться…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . 312
«ты говоришь, чтоб я себя берег…» Перевод М. Дудина. . . . . . . . . . . . . 313
«Цвет горя черен, черен, как земля…» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . 314
«а бывает в природе такая пора…» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . 315
«Когда уйду, побегут, наверное….» Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . 316
Хасану туфану. Перевод И. Снеговой. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 317
легенда. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . 318
«в дороге - ноги. в песне - думы…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . 319
обещаний не давай. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . .320
Я с сабантуя возвращаюсь… Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . .323
Карусель все вертится… Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . .325
Хорошо, что я не гармонист. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . .327
девушки вышивают. Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . .329
«Был близким горизонт тогда…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . 331
Птиц выпускаю… Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . . .333
не спеши, старость! Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . .334
«в паре черных…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . . . . .335
«Когда-то на печи мой дед…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . .336
«Случались дни удачные…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . .337
«в начале дня встречает лай меня…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . .338
«земля, зеленая еще вчера…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . .339
«Стареют радости мои…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . . . . . . . . .340
«…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . 341
«долгая жизнь и короткая старость…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . . .343
«услышал я: "Буран на весь Кавказ..."» Перевод Н. Каримова и А. Хусаинова. .344
«друзья, я все чаще терзаюсь, гадая…» Перевод Е. Николаевской. . . . . . . .345
БЕРЕГА ОСТАЮТСЯ
По Белой, басистый и гордый,
Смешной пароходик чадит.
В лаптях,
В тюбетейке потертой
На палубе мальчик сидит.
Куда он - с тряпичной котомкой?
К чему направляет свой путь?
Лишь берега дымная кромка
Да Белой молочная муть
Вдали. И на воду большую
Глядит он и все не поймет:
Совсем неподвижно сижу я,
А круча, а берег плывет!..
Я - мальчик тот, я! И сквозь годы
Кричу ему: - Милый, не верь!
Плывем это мы, а не горы,
А берег все там и теперь!..
Кричу... А в лицо мое ветер,
А палубу набок кренит,
Корабль мой почти незаметен -
Вокруг него море кипит!
Стою... Волны мимо и мимо
Наскоком, галопом, подряд...
Стою... Словно кем-то гонимы,
Дни, месяцы, годы летят...
Сто-ой, дяденька! - вдруг через темень,
Сквозь воды, мне - с палубы той:
Плывем-то ведь мы, а не время,
А время, как берег крутой,
За нами осталось, за нами,
Другим - я не знаю кому...
А сам ты, влекомый волнами,
Что времени дал своему?
И эхо сквозь грохот и тьму
Все вторит и вторит ему:
«Вре-ме-ни-и сво-е-му-у,
Времени своему...»
Чтоб старые слова не устарели,
Я повторяю вновь
И в летний зной, и в зимние метели -
Хлеб, Родина, Любовь.
Беру ль оружье, песню ли слагаю
Иль вспахиваю новь,
Всегда, везде извечный ваш слуга я,
Хлеб, Родина, Любовь!
Не оскорби и малой крохи света,
Не вздорь, не суесловь,
Знай, проклянут тебя стократ за это
Хлеб, Родина, Любовь.
ЭТУ ПЕСНЮ МАТЬ МНЕ ПЕЛА
Эту песню мать мне пела,
На руках меня качая,
Эту песню мать мне пела,
В путь-дорогу провожая.
Мать мне пела эту песню -
Мы давно расстались с нею...
Тем звучит он все слышнее.
«Пламя вырастет из искры -
Знают люди,
Но коль искра улетает -
Пепел будет.
Если капля ляжет к капле -
Будет море.
Если ж капля одинока -
Сгинет вскоре.
Пролагают вместе люди
Путь широкий.
След травою зарастает
Одинокий.
Коль в полях цветы пестреют -
Хвалят люди.
А один цветок на тропке
Смятым будет.
Помни: слава - не находка
На дороге.
На ветру один потухнешь
Без подмоги.
Каплей будешь только в море
Ты живою...
Пусть твой след не зарастет
Глухой травою!»
Эту песню мать мне пела,
На руках меня качая,
Эту песню мать мне пела,
В путь-дорогу провожая...
В ТРЕХ ОБРАЗАХ ВИЖУ ТЕБЯ
Башкирия, я снова вдалеке
Где б ни был, у меня на языке
И в зимнюю таинственную ночь,
Как мать... Кто годы матери считает?..
Ей тысяча, а то и больше лет.
Меж Волгой и Тоболом обитают
Ее сыны, которым счету нет...
Бурлила кровь и страсть моя в душе
У прадеда в любви его и вере.
Да, в предках я существовал уже
Тысячелетие по меньшей мере...
В глазах моих костры отражены,
Что некогда горели на рассвете...
Как дикие степные табуны,
Несутся мысли сквозь тысячелетье.
Я спрашиваю мать: - Дай мне ответ:
Ты счастья не встречала ли в те годы?..
Я все видала... Все: и мрак, и свет,
И слезы, и лучи, огни и воды...
Вот мой ответ: на черноте земли
Начертан он - до твоего вопроса:
Полынью горькой беды поросли,
А радости - сладчайшим медоносом...
Все испытала. Все свершила я...
Оружие брала... Судьбу молила...
Распались горы, высохли моря.
Но племя сберегла я. Сохранила.
Мать. Тысяча ей лет...-
Теперь - к тебе,
Ровесница-жена: - Я жду ответа,
Ты счастлива? Какой ты счет судьбе
Предъявишь? Как ты прожила полвека?..
Я счастлива ль?.. Все время недосуг
Печаль и радость по местам расставить.
Сгущались тучи, чтоб исчезнуть вдруг,
Снега ложились, чтоб потом растаять...
Восходит солнце... И лучи я пью:
Вот утолить по свету жажду мне бы!..
Поднявшись из глубин, я мысль свою
Ввысь устремляю, к солнцу, к звездам, к небу...
Крылатая, витаю в облаках
Надежд, любви, что жизнь извечно красят.
Порой меня охватывает страх:
Вдруг жизнь мою глаза чужие сглазят...
Ну, дочь моя, скажи мне ты теперь:
Ты крепко ль держишь счастье - дар и чудо?
Как опознать мне счастье, коль потерь
И горестей не знала я покуда?!
Ты в спутники мне дай свои порывы
И выдержкой своею награди!
Сам говорил ты: «Счастье - впереди!»
И я спешу, я быть хочу счастливой...
Башкирия, я снова - вдалеке
От звезд твоих, но неразлучен с ними.
Где б ни был, у меня на языке
Всегда твое единственное имя...
И в зимнюю таинственную ночь,
Земля, ты не перестаешь мне сниться,
Являясь мне в трех образах, в трех лицах -
Как мать моя, жена моя и дочь...
Мой край, возлюбленный навеки!
За то, что часто я в пути,
Как ветер, мчусь, теку, как реки,-
Не осуди меня, прости.
Перед тобою виноватому -
Мне, сыну, не поставь в упрек,
Что на клубок Земли наматывал
Я нити длинные дорог...
Зато - как скоры здесь свиданья,
Как тесен мир дорог и встреч!
Нет, не сумели расстоянья
Разлукой между нами лечь,-
Все потому - что водопады
Твои в груди моей гудят.
Все потому - что звездопады
Твои в глазах моих горят!
Когда в чужих краях студеных
Из проруби я воду пил,
Я видел там, в глубинах темных,
Лик той, которую любил...
Знай, для корней моих ты - влага,
Для листьев - свет, суть бытия...
Я без тебя убог. Ты - благо,
Ты - сила! Без тебя - ни шага
Не сделать мне, земля моя!
О БЕРЕЗОВОМ ЛИСТЕ
Взгляни на глобус:
Вот он - шар земной,
На нем Башкирия
С березовый листок величиной.
Всего лишь навсего
Не больше
Обыкновенного листка,
Береза же - великая Россия -
Так зелена, так высока!
Веками тот листок
Сорвать с березы
Пытались и огонь,
И ливни, и морозы,
Заморские далекие ветра,
И заморозки
С самого утра.
И сколько гусениц
К ней прилипало встарь?
«Религия»,
«Покорность»,
«Государь!».
Но зеленел листок
Среди ветвей,
Питаясь соком
Матери своей.
Но, бури и ветра
Преодолев,
Крепчает листьев
Радостный напев.
Пускай на глобусе ты кажешься листком,
Горячим занесенным ветерком,-
Башкирия моя! Твой сын простой,
Я восхищен твоею широтой!
Родной моей, единственной, великой
Простерлась ты от Ика до Яика,
И у тебя такие горы есть:
Вершин достичь - орел сочтет за честь!..
Я с детства так люблю -
Твой сын -
И гордость гор, и красоту долин,
И золото земли,
И серебристость вод,
Но всех дороже мне
Родной народ!
На глобусе страна не велика -
Размер обыкновенного листка.
А если в глубь веков заглянешь ты -
Узришь народного величия черты.
По тропам нашей радостной земли
Чредою поколения прошли,
И славу их вздымал за веком век,
И горе их - на дне башкирских рек.
Они - история!
Они ушли в века,
И подпись их -
На скалах след клинка.
«Повинного не рубит сабля»,-
Так издревле в народе говорили,
Но наши предки в битвах не ослабли,
Ни перед кем колен не преклонили.
Народ мой не был рабски покорен,
Пусть был он нищ - не нищенствовал он,
Носил он саблю только потому,
Что не хотел надеть суму.
Носил он саблю с древнею резьбой.
Но не ходил к соседям на разбой.
Кто покорить хотел страну мою,
Тот падал сам, поверженный в бою.
Он у врагов не спрашивал имен,
Убить врага - таков у нас закон!
И все, что близко мне,-
Всю радость наших дней -
Завоевал народ богатырей!
Мальчишка бежал под летним дождем
С открытою головой.
Вровень с плакун-травой.
Вырос. И тысячный дождь оросил
Пашню в его труде.
С распахнутым воротом он стоял
Без шапки на борозде.
В годы засухи вместе с землей
Он жаждал испить дождя.
Каждое облачко он хотел
Жадно вдохнуть в себя.
И вот сегодня пашню его
Небо поит дождем:
Дышат поля, мокнет земля,
Ивы шумят над прудом.
. . . . . . . . . . . . . . . . . .
Солдат на фронте дождю не рад:
Дьявольская беда!
Насквозь промокла его шинель,
По пояс в окопе вода.
«Заштопать бы чертову в небе дыру!» -
Но дождь проливной глух.
Солдат впервые за много лет
Выругал дождь вслух.
Вдруг треснула туча, и молний блеск
Прошел сквозь разрядов дым.
Солдату почудилось: свет такой
Он видел над полем родным.
Ему показалось: от слез дождя
На Белой волна дрожит.
А сын Ильгиз, как в детстве отец,
Сквозь дождь босиком бежит.
«Дома мне быть бы»,- подумал он...
А дождь по брустверу бьет...
Мокрой шинелью накрылся солдат:
«К лучшему! Пусть идет»
РУССКАЯ ДЕВОЧКА
Глотая пыль, глотая гнев и горечь,
В поту соленом, в гари и пыли,
На вспененных конях, с жарою споря,
Мчим на закат, пылающий вдали.
У дома, развороченного танком,
Чадит бревно последнее. И там
Стоит девчушка, черный чад глотая,
Взгляд устремив опустошенный к нам.
Вдруг встрепенулась: «Наши, наши, наши!..»
Махнула нам рукой издалека
И улыбнулась. Средь золы и сажи
Была улыбка детская горька.
Была душой России та девчушка,
Цветком, что никогда не отцветет.
Ее улыбка - днем была грядущим,
Который к нам через Берлин придет.
Памяти Сагита Мифтахова
Небеса и землю на ходу
Прожигая, шел огонь на запад.
Тишина настала, как в аду,
Темнота... Золы и гари запах...
Поле боя... Поздняя луна
Поднялась над битвою вчерашней.
Тьму пронзив, пытается она
Отыскать кого-то среди павших.
Комиссар седой в траве лежит.
И луна над мертвым задержалась.
Лик ее бесстрастие хранит,
Не присущи слезы ей и жалость.
Силясь что-то вспомнить, замерла
Над погибшим... А потом и скрылась...
Пеленою серой замела
След ее предутренняя сырость.
Комиссар... Он много лет назад
Был красивым, молодым, влюбленным...
Ночь была тогда... Расцветший сад...
И невеста в том саду бессонном.
Сад и нежность. Ночь - и рядом друг,
Нежностью дышал весенний воздух.
«Счастье... Счастье... Счастье...» - все вокруг
Повторяло: травы, птицы, звезды...
Протекла ли вечность - или миг?..
Времени исчезло ощущенье...
И сиял над ними лунный лик:
Что в нем? Одобренье? Восхищенье?..
Разгадать ли?! Вечно холодна,-
Что над полем брани, что над садом,-
На любовь и смерть глядит луна
Тем же самым тусклым, мертвым взглядом...
ДВА БОКАЛА
На стыке лет, в чаду горящих дней,
Нас двое на холодном дне окопа.
На трассы пуль, на сполохи огней
Взирая в небо воспаленным оком,
Бокалы дважды наливали мы -
По самой сладкой и по самой горькой.
И выпили до дна, заели коркой
Сухого хлеба из своей сумы.
Бокал мы первый пили за страну
И за любовь к земле благословенной,
За матерей, за их благословенье,
И за невесту каждый пил свою.
Второй бокал был горек, словно яд
Презрения и гнева к супостатам.
Мы выпили его за боль утрат,
За нашу месть, за скорую расплату.
Бокалы дважды поднимали в час,
Когда уходит старый год из жизни.
Мы дважды поклялись своей Отчизне
Быть беспощадными... И не сомкнули глаз.
ТРИ ДНЯ ПОДРЯД
Тяжелый снег идет три дня.
Три дня подряд,
Три дня подряд.
И ноет рана у меня -
Три дня подряд,
Три дня подряд.
Тяжелый снег идет три дня.
И рана ноет у меня.
А с ней осколок заодно,
Он превратился в боль давно.
Его сырой рудой нашли
В глубинных залежах земли.
Руду тяжелую купил
«Король», что ненависть копил,
Что в Руре мину отливал,
А на Днепре в меня стрелял.
Горячей кровью налитой,
Гремел рассвет. Потом затих.
И два осколка мины той
Попали в нас двоих.
Один в сержанте Фомине
(Лежит в могильной глубине),
Другой достался мне.
Двенадцать лет он жжет меня...
Тяжелый снег идет три дня.
Придет весна. Опять в снегу
Весной ручей заговорит.
Не стихнет ненависть к врагу -
Ведь кровь металл не растворит.
А раны старые горят.
В Париже третий день подряд
О новых войнах говорят.
И снег идет три дня подряд.
Мне первые хлопья ложатся на плечи,
Стою на чужом берегу
И вновь вспоминаю далекий тот вечер,
Черемуху в первом снегу.
В тот вечер к губам твоим липли снежинки
И я прикасался тайком.
Дорогою счастья бежала тропинка,
Покрытая первым снежком.
Мой путь был нелегок, далек и тревожен,
Немало прошел я дорог!
Но губ твоих жарких милей и дороже
Найти ничего я не мог...
ЦВЕТЫ НА КАМНЕ
Ты пишешь мне в печали и тревоге
Что расстоянья очень далеки,
Что стали слишком коротки и строги
Исписанные наскоро листки,
Что дни пусты, а ночи очень глухи
И по ночам раздумью нет конца,
Что, вероятно, в камень от разлуки
Мужские превращаются сердца.
Любимая, ты помнишь об Урале,
О синих далях, о весенних днях,
О том, как мы однажды любовались
Цветами, выросшими на камнях?
У них от зноя огрубели стебли,
Перевились в колючие жгуты,
Но, венчики пахучие колебля,
Цвели все лето нежные цветы.
Когда бы сердце впрямь окаменело
Среди боев без края и числа,
Моя любовь, которой нет предела,
Цветами бы на камне расцвела.
В день вашей свадьбы грянула война,
И, наскоро простясь, пошел он в бой,-
Тебе оставив только гору горя,
Но и надежд твоих не взяв с собой.
И ты ждала, и верила, и знала:
Уходит ночь - и будет вновь светло.
Весть о смерти получала,
На третий раз
Ты встретила его.
Я белый лист кладу перед собой
Бумаги чистой
И черный карандаш, что к ней судьбой
Навек причислен.
Карандаши придется очинить,
Берясь за дело.
Но не спеши, рука моя, чернить
Лист этот белый!
Бумага белая! Огонь ли, лед -
Что в ней таится?
Она - судьба ребенка, что вот-вот
Сейчас родится...
На белом - черный карандаш подряд
Чего ни чертит!..
Недаром - всё на свете, говорят,
Бумага стерпит.
И радостную весть, и всякий вздор,
И труд ученый...
На белом пишет смертный приговор
Тот стержень черный.
Мольбу о снисхожденье пишут здесь,
Отмену срока:
Помилованье в этом мире есть -
Не так жесток он...
Указ о мире. О войне приказ -
Все черным, тем же,
И смотрит мир, не отрывая глаз,
На кончик стержня...
Любимая!.. Здесь белый снег в тиши
Замел все снова...
По белому ты черным напиши
Одно лишь слово:
«Люблю...»
С моей любимой уплывает
По Белой белый пароход.
Он сердце больно разрезает,
А не волну вечерних вод.
Волна вскипела и умолкла,
И солнце скрылось за рекой.
Тот пароход увез надолго
Мою любовь и мой покой.
В тревожном, трепетном смятенье
Поют над Белой соловьи.
Не привыкай, душа, к терпенью
Ни в ненависти, ни в любви!
Степные сонные озера
Гниют без ветра в камыше.
Живая мысль потухнет скоро
Лишь только в дремлющей душе.
Застыли шорохи и шумы,
Растаял след. И тишина.
В моей душе вскипают думы,
Как в бурю белая волна.
Всегда тревожно и несмело,
Когда в дорогу провожать,
Ты говоришь, что не успела
Мне слово нужное сказать.
В нем все - горенье и надежда,
Любовь, согретая в груди,-
Все то, что было прежде,
И все, что будет впереди.
И я хочу, чтоб ты сказала
В последний час, в душе храня,
То, что несказанным осталось
И самым нужным для меня.
Три чуда пленили меня
Навсегда, без сомненья:
и женщина - третье чудо.
Три тайны ввергают
В раздумье меня и смятенье:
и женщина - третья тайна.
Но тайна земли вот уже на исходе...
Сдается -
И небо мелеет,
И дно уже видно его.
Лишь женщина
Непознанною остается -
Навеки - как высшее чудо
И как волшебство.
Сармасан - река в Башкирии.
В КРАЮ МОЕЙ ЛЮБИМОЙ
Я побывал в краю моей любимой.
Его весну я долго в сердце нес.
Здесь детство с милой пробегало мимо
Веселых подрастающих берез.
Быть может, я иду сейчас, ступая
В ее когда-то промелькнувший след.
Здороваясь с березами, не зная,
Что им, как ей, наверно, столько ж лет.
Земля в цвету. Седой дымок тумана
По берегам окутал валуны.
Спасибо вам, долины Сармасана
Цветы в лугах, свет солнца и луны.
Тебе, земля, и вам, поля и горы,
Сердечное спасибо и привет.
В ее душе - твои, земля, просторы.
В ее глазах - твои тепло и свет.
Ну, здравствуй, юность! Протяни мне руки,
Веди меня зеленою тропой,
Сквозь столько лет тревоги и разлуки
Я наконец-то встретился с тобой.
Как будто мне семнадцать. Я не чаял,
Какие грозы встретятся со мной,
Я не успел притронуться к печалям,
Я не коснулся радости земной.
Как будто я еще в воде не плавал,
Не умирал и не горел в огне.
Я как роса в лесу на переправе,
Я как птенец...
Хотя известно мне,
Что розовая мальва, как ни жаждет,
Цвести весною дважды не вольна,
Что ветер не воротится, что дважды
Одна не разбивается волна.
Я это знаю. А на склоне горном
Звенит ручей. Живой водой бежит.
И порослью, и дружной и упорной,
Подлесок под березами шумит.
И ласточки щебечут. Воздух светел,
Когда б умел, я ласточке ответил,
А девушки проходят, я заметил,
На берег Сармасана мимо ветел,-
Какие, чьи по ним горят сердца?
В моей груди огонь такой же властный.
Он не потухнет, если я горю.
Ну что же, здравствуй, юность!
Здравствуй,
Девичья юность мира! -
Я немало тайн природы знаю:
Как родится туча грозовая,
Как зерно, набухнув, прорастает,
Как металл к металлу прирастает.
Отчего синице не поется
За морем - не скрыто от меня,
Отчего влюбленным удается
Видеть звезды среди бела дня...
И поэтому с природой вместе
Плачу я и вместе с ней смеюсь...
Тайнами - по совести, по чести -
Я делюсь со всеми, не таюсь...
Но особой тайною отмечен
Человек... Я знаю, отчего
Род людской непреходящ и вечен,
В чем секрет бессмертия его,
И делюсь той тайной в тишине
Лишь с одной. И лишь наедине.
Я уехал, ты осталась,
И дорога далека.
Плачешь, верно? Ты ведь малость
На слезу у нас легка.
А ведь было - без печали,
Рядом мы, и ночь в упор;
Был я молод и отчаян
Всем громам наперекор.
От любви хмелел до дури,
Путал с полночью рассвет,
Не слыхал бы, если б буря
Расколола белый свет!
Я один. Не половина,
Лишь на четверть только я,
По колено вязну в глине,
Груз тоски своей неся.
В думах сердце оголилось!
Тень распалась на траве,
Тучка в небе разделилась,
И сквозь слезы вижу - две.
Я уехал, ты осталась,
Расстояний груз несу...
Вот и я, как оказалось,
Тоже легок на слезу...
Говорят, сотворил тебя некогда Бог
Из кривого ребра.
Говорят, у него не нашлось
Под рукою другого добра.
Ерунда! Это - я, я тебя сотворил
Из воды, из огня,
Из надежды, из песни печальной
Творил тебя день изо дня...
Только так, только так цену радости
Можно узнать на веку...
Дни, недели и годы... Всю жизнь
Я тебя создаю и творю,
Чем успешнее труд мой -
Тем крепче под власть подпадаю твою.
Чем твой облик и дух совершенней -
Тем робость сильнее моя.
И в смятенье пред взором твоим я стою,
О пощаде моля...
Сотворил тебя я и тебе подчинил
Все свое существо.
Но, тебя одержимо творя,
Я творю и себя самого...
ГРУСТНАЯ ПЕСНЯ
Ты сгорела... Уж не оттого ли
Пепел лег на волосы мои?
Пепел лег на волосы мои,
И в душе моей все больше боли,
Горечью душа полным-полна,
Тайна в ней моя погребена,
Промолчать придется поневоле.
И в слезах моих все больше соли...
Рассказать о пепле горьком том
Не смогу: напрасная забота...
И об одиночестве своем
Рассказать - ведь тоже нужен кто-то.
Ко мне сквозь белый лес, сквозь белый дым
Ты шла... Цвел на ветвях весенний иней.
Каким невероятно молодым
Казалось солнце в выси светло-синей!
Ночь скрылась. И еще не родились
Под небесами ветры ранней ранью.
Я в этот час душой рванулся ввысь,
Я глянул ввысь, не пряча ликованья.
Какая синь! Какая глубина!..
И - вдруг смутился, увидав, как стыла
И угасала бледная луна,
Которую случайно ночь забыла.
Прошедшим днем иль нынешним - захочешь?
А ты - кто?
Солнце - зарожденье дня?
Или луна, отставшая от ночи?
Влюбленные, в упреках пыл умерьте,
Боль не несите сердцу и уму.
Запомните: размолвка - четверть смерти,
А испытанье смертью - ни к чему.
Смотрите, расстояниям не верьте
И времени - его известна прыть…
Разлука - это половина смерти,
Со смертью же - рискованно шутить.
И все ж вовек не разгуляться бедам,
Пока любовь горит и греет свет…
Умрет любовь - и мы погибнем следом.
От смерти ж - никакого средства нет.
Прервав свой путь, с тобою остаюсь
Я в эту ночь.
Заботы с сердца смел рукою: пусть
Уходят прочь...
Входя к тебе, оставил у ворот
Излишек лет.
Безумен, юн. Я - еще я, я - тот,-
Сомнений нет.
С тобой... Пускай дороги отдохнут
От ног моих.
Я остаюсь... Пусть звезды отдохнут
От глаз моих...
От зова моего покой степной
Отвыкнет пусть...
Пусть отдыхает тишина... С тобой
Я остаюсь.
Заря, своим явленьем не спеши
Рвать тишину...
Ты слышишь, как в безмолвье две души
Слились в одну?
Пусть разум, страх, не знающие сна,
Спят в этот час...
Пусть не смыкает лишь любовь одна
Сегодня глаз.
ПЕСНЯ РАССВЕТА
Ты спишь. Как спокоен твой сон и как тих
На раннем рассвете.
Огонь разгорается в жилах моих
На раннем рассвете…
В который уж раз не свожу с тебя глаз
На раннем рассвете.
Пишу тебе песню в который уж раз
На раннем рассвете.
Куда бы я ни был заброшен судьбой,
За что бы ни стал я в ответе,
Одной лишь тебе поклонюсь,
Преклонюсь пред тобой
На раннем рассвете,
На раннем рассвете,
На раннем рассвете.
Ночами разговаривают реки,
Когда на скалах тучи отдыхают,
И сердце с сердцем говорит ночами,
Когда шаги людские затихают.
Но почему!.. Ведь реки точно так же
И днем текут, спеша вперед в волненье.
Сердца людей и утром бьются так же,
Но утром мы не слышим их биенья.
Ты слышишь? Разговаривают реки,
Торопят волн взволнованных признанья.
Так, видно, повелось на белом свете,
Что ночь - пора любви у мирозданья.
Первый снег так рано, так нежданно
Выпал на поля.
Он сойдет, лишь улыбнется солнце,
Сердце веселя.
Ведь хранит еще дыханье лета
Теплая земля.
И меж нами снег порошей легкой
Выпал невпопад.
Чтобы он растаял, нужен только
Ласковый твой взгляд.
До зимы далеко. Два сердца,
Как одно, стучат.
Она говорит:
Ты все спешишь - беги, беги!
Ты все уходишь... Мимо, мимо...
Как вал морской, как ток реки,
Судьбой от берега гонимый.
Ты - от меня. А мне все ждать,
Оберегать огонь ночами...
Корабль уже в пути. Опять
Темно и пусто на причале.
Я говорю:
Да, я не заводь, а поток,
Вода, летящая под ветром...
Но нет потока, чтобы мог
Отринуть берег свой заветный.
И пусть я кораблям сродни
И, как они, кружу по свету,
Я, как они, включив огни,
Вхожу в свой порт в потоках света.
Иду. Сокровищ полон я
От верхней палубы до днища.
В них - вся любовь, тоска моя -
Нам хватит лет на тыщу!..
Давай, дорогая, уложим и скарб, и одежду,
Оставим наш город и этот ветшающий дом,
Где в красный наш угол уже не мечта и надежда -
Все чаще садится тоска и печаль о былом.
И время, как тень, все длиннее у нас за спиною,
Вся прошлая жизнь, где забот и обид - без конца,
Где столько могил за кладбищенской длинной стеною
И столько утрат захоронено в наши сердца.
Чем день истомленней, чем сумерки к вечеру ближе
И тени заметней - тем глуше и тише река,
Ведь к ночи и волны ленивей и медленней лижут
Прибрежный песок, не стремясь сокрушить берега.
Давай соберемся чуть свет и уедем отсюда
В какой-нибудь сказочный город - ведь есть города!
Клянусь, я веселым, я праздничным спутником буду,
Скажу: посмотри, нам сияет другая звезда!..
У нового города памяти нет и не будет,
Той памяти горькой, впитавшейся в вещи, в черты...
Пусть здесь остается без нас и о нас позабудет
То время, когда обо мне так печалилась ты.
Останется наше далекое, доброе детство
На кончике тропки лесной, где и солнце и тень.
И молодость наша останется с ним по соседству,
У старых ворот, там, где встретилась ты мне в тот день.
Послушай! Постой! Повтори, мне покуда не ясно -
Как ты говоришь? Мы уедем, и сменим жилье,
И молодость бросим, и в городе новом, прекрасном
Останемся жить? Только как же нам жить без нее?
Как жить без нее?.. Повторил я последнюю фразу,
И стало мне грустно, и стало мне холодно сразу.
Нет-нет, не теперь, мы еще поразмыслим над этим...
Наверное, мы никогда никуда не уедем.
Все было взбудоражено вокруг:
Весна, ручьи в их говоре, полете.
Мир ярок был. И жизни моей звук
Мужал на юной, на высокой ноте.
И я пришел к тебе, чтоб принести
Любовь мою. Сказать о ней хоть слово.
Рванулся - и не смог произнести,
«Кругом ручьи»,- всего лишь я сказал,
На эту новость и ушли все силы.
Ты засмеялась, глядя мне в глаза,
Ты голову в молчанье опустила...
Тянулись к солнцу сильных трав концы,
Окрепло лето, и плоды созрели.
Мужчиной стал я, жаркие рубцы
От многих ран на мне уже горели.
Слова другой судьбы и жизни новой,
И не сказал... Как вынес! Смог смолчать?
На чем во мне споткнулось это слово?
«Смотри, поспели ранние плоды»,-
Едва сумел произнести неясно.
С надеждой мне в лицо глядела ты,
И медленно надежда эта гасла.
Спалила лето изморозь. С собой
Последний лист пустой рассвет уносит,
И над моею жизнью и судьбой
Все холодней, все явственнее осень.
И я пришел к тебе, чтобы сказать
В прощальный час раскаянное слово...
Как хорошо, что я стерпел опять,
«Какой сегодня белый-белый дым,-
Я прошептал,- и в инее березы...»
Стою и вижу: по щекам твоим,
Белым-белы, дрожа, сползают слезы...
Ты в этот раз вдоль моря шла ко мне.
Пустынный берег будто не кончался.
Ты по песку ступала в тишине -
И в золото он тут же превращался.
И чайки свои сизые крыла
В тумане золотом в тот час купали.
Едва ракушки в руки ты брала,
Как сразу в них жемчужины сверкали.
Ты гривы волн движеньем легких рук
Ласкала тихо, наклонясь к прибою...
Вот ты коснулась их - и море вдруг
Все золотом зажглось перед тобою.
И солнце украшеньем золотым
Не в небе - на груди твоей горело...
Один лишь раз я видел мир таким.
Сон или явь?.. Кому какое дело!
От моря лесом уходила ты,
Вилась тропинка золотая следом...
Зажглись тоскою золота кусты...
Да, это осень... Нет сомненья в этом...
Какая нынче осень - загляденье!
Земле куда от зелени деваться?..
Шиповник вспыхнул во втором цветенье,
Любуешься - не можешь оторваться!
Нас восхищало необыкновенно
Природы всемогущей повеленье,
И даже песню славы вдохновенно
Сложил я в честь осеннего цветенья...
Той осенью от радости шалея,
Седой мужчина вдруг влюбился страстно.
Мы, умники, смеялись громогласно,
Юродивый рыдал, его жалея...
Любовь моя!.. Неистовой весной,
Когда кусты стояли в белом дыме,
Я на коре, манившей белизной,
Единственное
Нацарапал имя.
Горящим углем в бешеный мороз
Его на льду - не в озорстве - я выжег.
Его я ветром на море нанес
И высек молнией на скалах рыжих.
На белизне листа его пишу
Всегда - жизнь тяжела или легка мне...
О, только б мне - судьбу о том прошу!
Не написать его на черном камне...
«До солнца я с тобой - не до зари -
Останусь, что ты там ни говори...
И правды от тебя не утаю:
Я не уйду, пока не утолю
Любовной жажды, жгущей все сильней!..»
Так пел джигит возлюбленной своей.
Мне не грозите, беды и вражда,
И не стращайте, голод и нужда!
Болезнь, не торопи меня, поверь -
Уходят страхи, а не дни, теперь...
Не испугаюсь никаких я ран,
Ты плеть свою не заноси, обман!
Тщеславие, ты задержись в пути -
Мой разум сладким ядом не мути.
Достану, коль заставит жизнь меня,
Горящий уголь прямо из огня!..
В небытие тропы не проторю -
Пока я жажды жить не утолю...
* ИЗ «МОНОЛОГОВ ПРОМЕТЕЯ» *
КОГДА ГРУСТНО
Остановимся здесь, Агазия, хотя бы на малость.
Мы разложим костер и огонь разведем у реки.
Высечь пламя смогу: еще искра живая осталась,
Еще искра жива - испытаниям всем вопреки.
Не тревожься пока - я еще не дошел до предела,
Не устал, притомился немного, вот ноги гудят.
Да, по правде сказать, сам я бодр,- суета одолела,
Окружают интриги, сломить меня, видно, хотят.
Афродита ревнива - как будто сменила личину,
Зевс совсем измельчал, занимает его чепуха.
Сам - брюзгой становлюсь...
А Гефест - он все ищет причины
Прегрешений, чтоб сто оправданий найти для греха.
На людей я смотрю - и свои умножаю печали:
Позабыли и меру и честь, и, боюсь, навсегда.
Косят сено на кладбищах, свято хранимых вначале,
И на склоны Олимпа свои выпускают стада.
Остановимся здесь, Агазия, дождемся рассвета,
Мы разложим костер и огонь разведем среди тьмы.
У текущей воды мы с тобою испросим совета,
Наберемся ума у плывущего пламени мы.
КОГДА СГОРЕЛА АГАЗИЯ
Все глухо без тебя, темно и немо -
И рядом, и вдали.
Как будто вдруг земля лишилась неба,
А небеса - земли.
Сломались крылья дней... Угасло пламя...
Гнездо разорено...
И плачут звезды - небо их слезами
Теперь озарено.
Цепь моего терпенья - на пределе...
Взываю к небесам:
Молю, не плачьте, звезды!
Я сдерживаюсь сам.
ПУСТЬ ВРЕМЯ НЕ ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ
Остановись, мгновенье!..
Ты прекрасно...
Провидцем значусь и считаюсь богом...
Нет, я ребенок, ищущий дорогу.
Перед рассветом, сбросив мрака бремя,
Поэту вняв, остановил я время -
На миг остановил, и ввысь я глянул
И глянул вниз - и в тот же миг отпрянул:
Там, скорчившись, вселенная застыла,
За миг лишь стала старой и бескрылой.
Мир безобразный был мной обнаружен,
Когда был ход, черед и лад нарушен.
Опасно вечности часы качнулись...
Но люди в ту секунду не очнулись;
Но люди крепко спали в утомленье
И не заметили того мгновенья...
Подует ветер - и все больше листьев,
Срываясь, улетает от ствола.
Проходят годы - и все меньше близких
Друзей сидит у моего стола.
Как ветры годы... И не жди пощады
От их хлопот: тревожное родство!..
Иные имена остаться б рады,
Да опадают с сердца моего.
Иные - сорок заморозков встретят,
Но, и замерзнув, не слетят с ветвей.
Как ни терзает ветер, как ни треплет -
Они к березе приросли своей...
Чем больше лет, чем больше лет проходит
Тем меньше за столом сидит друзей...
Быть может, солнце места не находит,
Скудея, смотрит в сторону зимы?
Или умнее делаемся мы,
Чем больше лет проходит?
Нам с совестью никак не сговориться,
Настроены мы с ней на разный лад:
Когда отважен я - она боится,
Встревожена - когда чему-то рад.
Свой счет ведет всему: казнит и лечит...
Ошибки и ответы, гнев и страх -
Чет у меня, а у нее - все нечет,
Все - разно: на часах и на весах...
Когда я не заносчив, моя совесть
Так гордо свою голову несет!
Когда я возгоржусь, она, расстроясь,
Беспомощная - места не найдет.
Я у вина, когда мы с ней в разладе,
Беру взаймы веселья забытье.
Иль на плече любимой, о расплате
Не думая, спасаюсь от нее.
А если день когда-нибудь настанет,
Что неизбежно все придет к концу?..
Судьба наедине меня оставит
Вдруг с совестью моей лицом к лицу -
Любимая уйдет, вино прольется...
Вот тут-то мне спасенья не дано:
Как отвечать мне по счетам придется?
Испить какую чашу суждено?..
Ты говоришь, чтоб я себя берег
Для нашей жизни. Ты всегда в тревоге,
Но я всю жизнь, как конь, не чуя ног,
Скакал на скачках по степной дороге.
А смерть придет - я смерть не обвиню.
Не первый я, и некуда мне деться.
Вот мне тогда упасть бы, как коню
На состязаньях, от разрыва сердца...
Цвет горя черен, черен, как земля,
Приходит, наши волосы беля.
Земля, она сама черным-черна,
Но белизну цветов поит она.
Коль одного тебя гнетет беда,
Не говори, что вся земля седа.
А бывает в природе такая пора -
Ветер стихнет, но листья трепещут,
Солнце сядет, вполнеба чернеет гора,
Но лучи отсеченные блещут.
Приоткрой мне, природа, секреты свои,
Чтоб потом, без меня - хоть вначале -
От меня отсеченные песни мои
Шелестели б, светили, звучали.
Когда уйду, побегут, наверное,
За мной стихи мои с причитаньем:
«Не оставляй нас!»
О дети верные,
Благодарю вас сейчас, заранее.
Мальчишкой, помню, едва завижу я,
Что запрягает отец,-
Лечу за ним и кричу обиженно:
«Возьми меня тоже, возьми с собою!»
Отец отъедет, и остановится,
И на колени подсадит - ладно!
И едем, едем... Но у околицы
Он скажет: «Хватит, беги обратно».
Стихи мои! Вас в ладью дубовую
Под поздний парус с собой возьму я,
Но у ворот кладбищенских снова я
Ссажу вас, верну вас в юдоль земную.
Безгрешны, безвинны вы, птицы певчие,
Судьба не дала мне заветней дара...
За все грехи свои сам отвечу я,
Один я, один. Одному и кара.
ХАСАНУ ТУФАНУ
К чему красота соловью,
Узоры и жар оперенья?
Затянет он песню свою,
И всех обожжет его пенье.
Поэту чины - для чего?
И кто с ним сравняется в чине,
Коль властные строки его
Владыки на память учили?
Перед старым певцом, когда песню слагал он, предстала
Вдруг прекрасная девушка... Взором его обняла...
Тонкий стан наклоня:
Я твоя,- она тихо сказала
И косынкою шелковой шею его обвила.
Ты явилась, когда отгремели мои водопады
И погасла заря моя... Кто ж ты, живая душа?
Не живая душа я, а смерть: приготовиться надо
Тебе в путь невозвратный,
Которым уйдем не спеша...
И промолвил поэт:
Смерть красивой такой быть не может!
В этом я убежден, жизнь узнавший сполна...-
И ответила девушка:
Зря тебя это тревожит,
Я - не чья-нибудь смерть, а твоя,
Я такая одна.
В дороге - ноги. В песне - думы... Хочешь,
Прислушайся!.. Я по земле иду.
И днем - по солнцу и по звездам - ночью
Свой путь определяю на ходу.
Обжег в пути мне губы встречный ветер,
И пыль годов я в волосах ношу.
В дверь постучав, вхожу в дома под вечер,
Но только тучи рано или поздно
Закроют солнце в серый день тоски,
И слепнут звезды,
Слепнут даже звезды,
И в мгле вселенской не видать ни зги...
Когда кусок пути, что мне назначен,
Тот, что зовется жизнью, прохожу,
В глаза людей, как в звезды, я гляжу
И слышу: так держать, и не иначе!..
И в ясный день, и вечером морозным,
Чернее сумрак или зной лютей,
Я путь определяю не по звездам,
А - как по звездам - по глазам людей,
По радостным, печальным и серьезным...
Гляжу в глаза, чтобы с пути не сбиться,
Чтоб в песне не солгать, не ошибиться.
ОБЕЩАНИЙ НЕ ДАВАЙ
Деревья спят, укутанные в иней.
Качнет их ветер - и на тьму волос
Слетает снег сыпучий, бело-синий.
И, как всегда, не медля, не спеша,
В свой срок на землю новый год приходит...
Глядим назад - и, замедляя шаг,
Глядим вперед - с надеждой, не дыша:
В свой срок на землю новый год приходит.
На площади, где елка до небес,-
Дворцы, мосты из льда блестят и светят...
По тем местам в мир сказок и чудес,
В мир волшебства проходят наши дети!
Мосты из льда! О, как блестят и светят
На площади, где елка до небес!
На ветке справа - высится звезда,
На ветке слева - примостилось солнце,
А с ветки рядом - погляди сюда! -
Вот-вот ракета в небо понесется.
Картонные здесь скачут кони. Серый
Проходит заяц, обнимая волка.
Смешалось все. Исчезло чувство меры -
Свои законы здесь диктует елка!
Потеха детям!..
Мне ж, по правде, жаль:
Дворцы растают. Облиняют кони.
Засохнет ель: на площади едва ль
Она свои пустить сумеет корни...
Мои мечты, как прежде, легкой стаей
Уж на картонных не летят конях!
О, я тогда лишь силу обретаю,
Когда не в снежных облаках витаю,
А землю ощущаю на корнях...
Все заковал, заколдовал мороз,
Деревья спят, и замер сумрак синий.
Дохнул мороз - на темноту волос
Ложится иней. Да, ложится иней.
Далекий друг! Жду пожеланий добрых
Я от тебя - сегодня, как вчера...
Ты знаешь, друг, как твой привет мне дорог!
Не обещай добра - желай добра.
Желай добра!.. Пускай ни до, ни после -
А точно в срок - дождь над полями льет.
Сын болен мой... Пусть все ему на пользу,
Пусть все на исцеление пойдет!
Будь добрым в пожеланиях... Но только
Меня ты обещаньями не тешь:
Та ель красива. Но ведь корни елки
В лесу, где пень еще на срезе свеж...
Не говори мне: в будущем году, мол,
Приеду, одолею даль и высь...
Не обещай! Но если ты задумал -
Нежданно и негаданно явись...
Настало время говорить об этом!
Ведь обещания давал и я
Своей земле, твердил, что будет спета
Однажды песня лучшая моя...
Но где ж она?.. Я не держал ответа
Пред родиной...
Любимую свою
Я тоже обещаньями окутал
И детям обещал, что подарю
Всем - по луне! Да, обещал, без шуток,
Но до сих пор под звездами стою
В таком же отдалении как будто...
Не обещай! Довольно обещаний!
Их запросто давали мы вчера:
Ведь обещанье часто - обнищанье
Души, когда ей действовать пора!
Мечты все наши, замыслы, надежды
Отныне больше - как бывало прежде -
Уж на картонных не летят конях...
Да, лишь тогда мы силу обретаем,
Когда не в смутных облаках витаем,
А землю ощущаем на корнях!
Я С САБАНТУЯ ВОЗВРАЩАЮСЬ...
Я с сабантуя возвращаюсь. Зной
Пошел на спад. И день идет к пределу.
Я невредим. И все мое - со мной,
Лишь где-то шапка с головы слетела.
Что шапка! Голова была б цела.
Все остальное - дело наживное...
Потешились мы за день - ну, дела! -
Над кем-то - я, а кто-то - надо мною.
На столб пытался влезть...
Не выйдет, друг, -
Сказала моей прыти моя сила.
Под «Барыню» - меня толкали в круг,
Под «Лапти» - сам плясал, хоть не просили.
Кто побойчей, тот на майдан спешил
С соперником схватиться... Я в запарке
С повязкой на глазах людей смешил -
Горшки крошил, размахивая палкой.
Науку понял важную весьма:
Себе под стать всяк друга подбирает,
Те - с браги набираются ума,
Те - пьют айран, последний ум теряют.
Я с сабантуя не спеша иду
Пешком домой - и удивляюсь встречным:
Все дружно поздравляют на ходу:
С прошедшим праздником тебя!
С прошедшим!..
И умный и дурак, и стар и млад -
Все поздравляют,
Местный и нездешний
С прошедшим праздником! - твердят
И вторят: - С сабантуем прошумевшим!
К лицу ли вам приличья нарушать?
Вы времени не тратьте бесполезно!
Минувшим счастьем можно ль утешать?
С прошедшей жизнью поздравлять уместно ль?
Нам радоваться ль радости былой?
На солнце, что зашло, уж не согреться,
Поздравьте с миновавшею бедой,
С утихнувшей, с прошедшей болью сердца...
Я возвращаюсь... Шапки нет как нет.
Что шапка! Мы о шапке не заплачем...
О, я еще на сабантуй чуть свет
Помчусь хоть раз на скакуне горячем!
КАРУСЕЛЬ ВСЕ ВЕРТИТСЯ...
Карусель все вертится и вертится...
Что-то там темнеет, что-то - светится...
Вертится - способна душу вытрясти:
Ползающий, скачущий, летающий -
Всякий - молчаливый и болтающий
Мчится на одной и той же скорости.
Жаба надувается от гордости.
Простаки застыли в удивленье:
Не отстать улитке от оленя!
Мышь и слон,- да это чудо просто,-
Гляньте - одинакового роста!
Все равно - кто толще или тоньше -
Мчится с быстротой одной и той же...
Что-то впереди готово вырасти.
Карусель построена на хитрости.
Мальчик скачет на коне - далеко ли?
Девочка сидит на быстром соколе.
Он коня подхлестывает прутиком,
Эй, кто там! Свидетелями будьте-ка,
Что вот-вот догонит он подругу!
Он уж ей протягивает руку...
Карусель спешит, бежит по кругу...
Девочка со смехом оборачивается,
Будто бы на веточке покачивается...
К взгляду взгляд, ладонь к ладони тянется...
Что-то с ними будет? Что-то станется?..
Два бутона рядышком вздуваются...
Шаг меж ними... Только все ль сбывается?
Только есть шаги такие в мире,
Что и моря-океана шире:
В них - дорога от земли до солнца,
Время в них, что вечностью зовется,
Коль летишь ты на коне крылатом,
А она на соколе куда-то...
Карусель ведь кружится и кружится,
Что-то возникает, что-то рушится.
Ведь не все, как хочется, устроено:
Карусель на хитрости построена.
Стоп! Земля!.. Все остальное - мелочи:
Мальчик, дай скорее руку девочке
И держи!.. Пускай вам в счастье верится!..
Шар земной все вертится и вертится...
Ты смотри держи ее, не выпусти!
Шар земной построен ведь на хитрости...
ХОРОШО, ЧТО Я НЕ ГАРМОНИСТ
Дёма с Белой, заливая всходы,
Полою водой встречают май...
Буйство сердца, словно эти воды,
Перехлестывает через край.
Молодость пришла - с грозою вместе,
Молодость пришла в сиянье дня.
За лучи хватаясь, в поднебесье
Я взбираюсь - не достать меня!
А на горке пляшут - свету рады -
Девушки... Ну что за волшебство!
Что за счастье - быть достойным взгляда,
Девичьего взгляда одного!..
На крыле лебяжьем, на высоком,
Имя вывожу любви своей...
Я - могущественнее пророка,
Может, только Бог меня сильней!
Голубые звуки в небе чистом
Плавают, тревожа даль дорог...
Почему не стал я гармонистом?!
Я сыграл и спел бы, сколько смог,
Разбудив поля и даль дорог!..
Воды возвратились в берега.
Отгремели грозы... И по праву
Осень гонит листья, как пурга,-
Зеленеют лишь вторые травы...
В сумерках - деревья в серебре.
В очаге дымок струится тонкий...
Внукам сказки шепчут те девчонки,
Что вчера плясали на горе.
И уже привет не долетает
Из страны, что юностью зовем.
Ветер с крыльев лебедей сметает
Свой покинув водоем,
Лебеди скрываются за горкой.
«В добрый путь!» - кричу под ветра свист.
Хорошо, что я не гармонист.
Я б сыграл - да и заплакал горько.
ДЕВУШКИ ВЫШИВАЮТ
Вышивают по холсту под вечер девушки
На приданое узор красы невиданной...
Сватали сестру зимой... «Да где уж ей,-
Мы сказали,- молода еще...» - не выдали...
С первопутком, вот увидите, бедовые
Вновь объявятся назойливые сваты,
С языка их потекут слова медовые:
«Лебедь есть у вас, у нас - охотник знатный...»
Вышивают - над холстом они склоняются,
Песней шелковой узор течет по ткани,
С разноцветными узорами сплетается...
Медленно струится песня, сердце раня:
«Под мостом туман седою мглою стелется,
Погощу денек-другой, не дольше месяца,
Маленький еще совсем я... Я беспомощный...
Весь мой мир - полати низкие под кровлей.
И в том мире одиноко я до полночи
Все слезами обливался, сердце - кровью...
Тихо плакал я: вот-вот они появятся -
На конях, гуськом летящих, с колокольчиком.
В семь сторонок за красавицей красавицу
По одной умчат по снегу да по кочкам...
Тихо плакал:
Скоро вечер тот растает,
Эта песня не вернется тоже, значит...
Песню девушки поют...
И знать не знают
Соловьи, что мотылек так горько плачет...
Вечера не повторяются... Но, радуя
И печаля, песни в должный срок воскреснут.
Сколько гор я одолел, чтоб снова надвое
Мое сердце рассекла вдруг эта песня:
«Под мостом туман садится мглистым вечером...
Быть не буду я вам в тягость, добрым людям...
Может, я и загощусь, да не навечно же,
Загрустите - а меня уж и не будет...»
Я теперь совсем большой... Большой -
всё знающий,
Целым миром я владею - без границы.
Знаю верно я, не только вечер тающий,
Но и жизнь вся - никогда не повторится...
И не только тихо плакать бы теперь мне,
А причина есть - рыдать вовсю да мучиться.
Но не плачу я; есть у меня терпенье
И под стать терпенью - есть еще и мужество.
Я не плачу... Ясен мир неповторимый,
Росы блещут в ранних травах, полных света,
Жаворонок надо мной поет незримый,
На лучах зари покачиваясь где-то...
Был близким горизонт тогда,
И небо низким было...
Был снегом - снег,
Водой - вода,
Зима - зимою стыла.
И были четкими слова
И ясными - порывы.
И правда - что всегда права,
И ложь, что вечно лжива.
Огонь - огнем. И дымом - дым.
И все - не в половину:
И золотое - золотым,
И глина - только глиной.
И белым - белое... Спеша,
Зима листву снимала...
Что видели глаза - душа
На веру принимала.
Но ширятся день ото дня
Границы мирозданья:
Растут сомненья у меня,
Растет мое незнанье.
Бывает правда - неправа,
И есть неровность в круге,
И недосужие слова
Родятся на досуге...
Тяжел бывает снег сырой
С дождем наполовину,
И в чистом золоте порой
Тускнеют крохи глины...
Гляжу задумчивее я
В могучих рек теченье,
Постичь пытаясь бытия
И сущность, и значенье.
ПТИЦ ВЫПУСКАЮ...
Все завершил. Покончил с мелочами,
И суета осталась позади...
И вот сейчас с рассветными лучами
Птиц выпускаю из своей груди.
Идущие на бой во имя чести!
Вам - первый дар, всем прочим не в укор:
Для вас, взгляните, в дальнем поднебесье
Орел могучий крылья распростер.
Те, кто в пути! Вам - бодрым и усталым -
Шлю журавля сквозь ветер в ранний час.
Кукушку, чтобы долго куковала,
Больные, выпускаю я для вас.
Влюбленные! К вам соловей, неистов,
Рванулся - петь все ночи напролет.
Томящиеся врозь! Вам голубь чистый
К надеждам старым новые несет.
Отчаянных, и робких, и недужных -
Всех одарю я, всех вас птицы ждут...
Нет только ничего для равнодушных,
Пускай без птиц - как знают, так живут.
Всё завершил. Покончил с мелочами,
И суета осталась позади...
И каждый день с рассветными лучами
Птиц выпускаю из своей груди.
НЕ СПЕШИ, СТАРОСТЬ!
Еще не проглотил я первого глотка,
И первая стрела еще не долетела
До цели... Не расцвел орешник мой пока,
И свить гнездо моя кукушка не успела.
Ты, старость, не спеши! Еще одну спою
Я песнь любви... Еще нарадуюсь я вволю,
Еще я обречен рыдать от сладкой боли,
Кататься по земле и участь клясть свою.
Ты, старость, не спеши, ведь это же -не в бой!
Не рвись, чтобы потом не пожалеть об этом:
Еще я не готов поставить пред тобой
Из золота кувшин, наполненный шербетом.
Ты, старость, погоди, не надобно спешить!
Для встречи у меня еще не все готово:
Вот красный угол - в нем перины нет пуховой, -
И негде посадить, и нечем ублажить...
Ты, старость, не спеши, не торопись в мой дом,
Еще ведь предстоит мне, став мальчишкой снова,
Свой выбор совершив меж сердцем и умом,
Такое сотворить - в чем каяться потом.
О старость, не спеши, не торопись в мой дом, -
Поверь - оно к добру: не приходить без зова!
В паре черных
Кожаных сапог
Ох, как много
Я прошел дорог!
Путь завершив земной,
В окоп последний свой -
Пару черных
Кожаных сапог
Вы положите ног.
Вдруг случится,
Что когда-нибудь
И свой продолжу путь...
Когда-то на печи мой дед
Вздыхал: беда, - просвета нет!
О времена, о времена...
Теперь я сам, попав впросак,
На старом пне - ропщу, простак:
О времена, о времена...
Нет у тревог моих границ,
Пред думами - хоть падай ниц...
А внуки прыгают... У них
Пока нет жалоб никаких.
Случались дни удачные,
Не скрою:
Успех делам сопутствовал
Но если уж по правде,
Между нами, -
Мне более везло
С моими снами.
Я сны смотрел,
Не пряча наслажденья...
Но сладок сон,
Да горько пробужденье...
Я просыпался,
Радостью объятый,
Но в явь шагнуть
Бывало страшновато...
Ах, если б все
Наоборот случилось!
Проснувшись в страхе -
Встретить явь, как милость,
И, перейдя
Незримую границу,
Возрадоваться
Солнцу, травам, птицам!
В начале дня встречает лай меня
Собак остервенелых.
Меня терзают на исходе дня
Сомненья то и дело.
Счет не годам, а дням ведет моим
Кукушка в темной чаще.
Напоминает ворон - недвижим -
О смерти, всем грозящей.
Ну, что ж! Собаку палка или кость
Угомонить сумеет.
Сомненья же - надежда, редкий гость,
Глядишь, преодолеет.
Кукушка вдруг со счета средь ветвей,
Глядишь, собьется...
И ворон лишь над головой моей
Не шелохнется.
Расулу Гамзатову
Земля, зеленая еще вчера,
Вдруг пожелтела, постарев до срока.
Не говори - «прошла моя пора...»
Ну, что такое осень для пророка?
А тайна мирозданья велика,
Ее не разберем мы по крупицам...
Пусть в желтизне лишь одного листка
Сто красок неразгаданных таится...
Стареют радости мои,
И обновляются тревоги...
На изнурительной дороге,
Душа, об отдыхе моли!..
Добро, содеянное мной,
На дно уходит. А всплывают
Мои ошибки: так бывает
Нередко на тропе земной.
Мир косо на меня глядит:
Не задержался ль я на свете?
Меня обходит даже ветер,
Волос моих не шевелит,
А теребит ковыль в степи...
И это, старина, стерпи.
Альфие (в день ее рождения)
В полдневный жар в долине Дагестана
С свинцом в груди лежал недвижим я...
М. Лермонтов
Земля в дыму. А в небе раскаленном
На косогоре я лежал зеленом
Орловщины -
не чуя рук и ног.
Нет боли... Лишь в груди железо тлело.
Лежал я, оглушенный тишиной.
И колыбельную мне мама пела -
Ту, давнюю, - склоняясь надо мной.
Но песня прервалась. На небосклоне
Увидел тень я черного крыла:
Лоб гладя мой холодною ладонью,
Смерть мне шепнула: я к тебе пришла...
Земля в дыму. А в небе раскаленном
Катился солнца огненный клубок.
На косогоре я лежал зеленом,
Ни шелохнуться, ни вздохнуть не мог.
Но черных крыльев белый луч, нездешний,
Коснулся вдруг, густой прорезав дым.
И смерть моя пропала в мгле кромешной...
«Оставь его! Ведь ты распорядиться
Способна запросто его судьбой...
Ведь мне еще лишь предстоит родиться -
На свет явиться - стать самой собой...»
И отступила, вняв твоей мольбе...
Хоть лет с тех пор немало миновало -
Я все живу -
благодаря тебе.
Долгая жизнь и короткая старость...
Думалось, этого хватит вполне.
Ведать не ведаю, сколько осталось -
Дольше, чем нужно, не надобно мне.
Мера важна. И бессмыслен избыток,
Коль через край наливаешь вино:
В землю уйдет он, желанный напиток,
В землю уйдет, пропадет все равно...
Жизнь через край... Нет, дожить
до мгновенья
Я не хочу, и на этом стою,
Чтоб от своей же шарахаться тени,
Чтобы о тень спотыкаться свою...
Услышал я: «Буран на весь Кавказ...»
Снега могилы ваши застилают,
Кайсын, Расул...
Я думаю о вас
В полночный час моих воспоминаний.
Кайсын, ты старший брат, Расул, ты младший брат,
Я средний брат, но мне не быть меж вами,
Хотя и рвусь к вершинам, где лежат
Могильные два камня под снегами.
Кавказ далек. Не в силах все равно,
Не одолею страшной той метели...
И место мне готово уж давно
С любимой рядом над замерзшей Агиделью.
Она там ждет, она зовет меня.
И тихий снег пошел в начале дня.
Друзья, я все чаще терзаюсь, гадая:
Так что же оставлю вам - вас покидая?
Оставлю вам Солнце без шрама и трещины
И Землю, что тоже вам мною завещана.
Оставлю - и старым и малым в угоду -
Горячий огонь и текучую воду...
И Землю, и Солнце, и воду, и пламя -
О прочем - извольте заботиться сами.
Классный час в 5 Д классе. Классный руководитель
Ваничкина Е.А.
ЧТО ТАКОЕ ТОЛЕРАНТНОСТЬ.
Цель : расширять представления учащихся о дружбе различных народностей в Башкортостане, познакомить с понятием толерантность.
Задачи : - сформировать между детьми дружеские взаимоотношения
Научить детей помогать друг другу, уважать и ценить отношение между собой;
Воспитывать уважение к людям разных национальностей.
ХОД кл.часа.
1
Учитель . При нято кем-то просто и мудроПри встрече здороваться:
«Доброе утро!»
Доброе утро солнцу и птицам
Доброе утро улыбчивым лицам.
Ребята! Сегодня к нам пришли гости, поздоровайтесь.
Алсу! поприветствуй гостей по-башкирски.
(Алсу здоровается по-башкирски)
Яна! Ты кто по национальности? (тататрка), поприветствуй всех.
(Яна здоровается по- татарски)
Вероника! А ты кто по национальности? Поздоровайся со всеми.
(Вероника здоровается по –русски)
Артур Х . Яна маму рисовала,
А в бассейн пошла Алсу.
На футбол- Кирилл с Артуром,
Я им мячик принесу.
Спасибо, Артур!
2.Учитель
. Ребята! Вы знаете, что в нашем классе учатся ребята разных народов.Но в нашей республике их гораздо больше. А вы знаете, что в Иглинском районе живут немцы, латыши, мордва, чуваши, марийцы и мн. другие. У каждого народа есть свой язык, свои обычаи, своя культура и традиции. И чаще всего в праздники разные народы встречаются и поют песни, выступают на концертах, приглашают гостей.
В нашей стране издавна жило много народов, и народы стремились жить в дружбе и согласии. Ведь в единстве наша сила. А что такое единство?(ответы д.)
Это значит, быть вместе, это значит, жить дружно. Жить одной дружной семьей.
Катя
: С Настей, Машей и ЗаринойМы в Башкирии живем.
Языки мы изучаем,
Песни разные поем.
Мы из детства. И не знаем
Кто татарин, кто армян.
Но мы всей душою любим
Свой родной Башкортостан!
3.И в нашей стране всегда народы жили в мире и согласии. Не так давно (1995 г.) появилось новое слово-понятие «толерантность». Давайте разберемся.
Толерантность- в переводе с немецкого- терпимость к чужим мнениям, верованиям, поведению.
Толерантность- в переводе с китайского - принимать других такими, какими они есть и быть великодушными по отношению к другим.
Дима:
Мы всюду вместе, русский и башкир.
(Мустай Карим)
Иными словами, быть толерантным, значит, дружить, уважать друг друга, терпимо относится к традициям разных национальностей.
Значит, мы- большая, многонациональная семья. А как живут в большой семье? Давайте спросим у ребят из многодетных семей.
Маша, Зарина, Арсений, Женя! Как вы живете в своих семьях?
(ответы детей).
4.Игра с пословицами..
Во все времена, у всех народов высоко ценились дружба, верность и преданность. “Кто не ищет дружбы с близким, тот себе заклятый враг”,- писал Шота Руставели в двенадцатом веке. Нет народа, у которого не было бы легенд и пословиц о дружбе. А вы, ребята, знаете пословицы о дружбе? (
Друзья познаются в беде. Не имей 100 рублей, а имей 100 друзей. Хороший друг ближе брата.)Обратите внимание на доску. Здесь написаны пословицы. Но, по-моему, в них что-то перепутано. Помогите разобраться.
Молодцы! Справились с заданием.
5. Посмотрите на флаг нашей республики. В центре флага цветок курая.
В Государственном флаге Республики Башкортостан зеленый цвет означает свободу, вечность жизни; белый - миролюбие, открытость, готовность к взаимному сотрудничеству народов Республики Башкортостан; синий - ясность, добродетель и чистоту их помыслов. Цветок курая - символ дружбы, семь его лепестков, расположенных в центре белой полосы, символизируют семь родов, положивших начало единению народов, проживающих на территории Республики Башкортостан.
Яна Б.
Когда я слушаю курай,
То радость льется через край
Неприхотлив и невелик
Курая песенный родник.
Тростинку срежу я в лесу
Домой с собою унесу
И только дуну в свежий срез
Как зашуршит уральский лес
И зажурчит наверняка
В ней мелодичная река
Держу курай, в родном краю
И песни звонкие пою.
Россия – страна, где проживает на протяжении уже 1000 лет, много разных национальностей. Как называют страну, республику, где проживает много национальностей? (ответы детей)
Правильно, многонациональной. Скажите, а можно разные народы, живущие на одной земле, в одном городе или селе, назвать одной большой семьей?
6.Практическое задание.
У каждого на парте листок с флагом Башкортостана. Раскрасьте полоски флага в зеленый и голубой цвета, цветок курая раскрасьте- желтым.(Звучит музыка)7.Я объявляю о начале ПРОЕКТА.В единстве – сила.
Каждый из вас готовит проект- о своей семье (о национальности, о языке, о традициях, о членах семьи, об истоках семьи, с фото и т.д.)
8.И в заключении нашего разговора о народах, о толерантности, создадим
«Ковер Дружбы» – это наше первое творческое дело по укреплению нашей Единой Семьи.А добро всегда побеждает какие-то неприятности, зло. (Кладем в стакан по 1,5 ложки соли).
Масло, или добрые слова на родном языке помогают нам лучше понять друг друга – (наливаем по 0,3 ложки масла растительного).
Все хорошо перемешиваем. Это – вечный дар – чистая вода – она дается нам на века нашими предками, нашими прабабушками и прадедушками, бабушками и дедушками, папами и мамами. И мы передаем ее из поколения в поколение. Вода. (Наливаем ее, хорошо перемешиваем, чтобы получилось тесто такой консистенции, как на блины).
Для того, чтобы наша дружба между народами стала крепкой, положим сюда клей ПВА (2 ложки).
А раскрасим наш ковер разноцветными квадратиками. Каждый приклеивает квадратики любого цвета.
(Звучит веселая музыка)Получился красивый «Ковер», похожий на солнце– наш «Ковер Дружбы».
Артур Х . Яна маму рисовала,
А в бассейн пошла Алсу.
На футбол- Кирилл с Артуром,
Я им мячик принесу.
А Зарина-молодчина дома нянчит двух сестер.
Дима папе помогает, ремонтирует забор.
Мы друг другу помогаем и родителям не раз.
Познакомьтесь с нами гости –это наш любимый класс.
Катя
: С Настей, Машей и ЗаринойМы в Башкирии живем.
Языки мы изучаем,
Песни разные поем.
Мы из детства. И не знаем
Кто татарин, кто армян.
Но мы всей душою любим
Свой родной Башкортостан!
Дима
: Одной дорогой мы идем всегда,И друг без друга нам не весел пир,
В дни грозных битв и мирного труда
Мы всюду вместе, русский и башкир
.(Мустай Карим)
Яна Б.
Когда я слушаю курай,
То радость льется через край
