Японские хокку (трёхстишия)

Путешествие в страну восходящего солнца.

Цель урока : познакомить с жанром хокку,

с поэтами- представителями этого жанра,

уметь определять тему и идею трёхстишья,

воспитывать любовь и уважение к культуре

разных народов.

Название Японии. (Нихон - ни-солнце, хон-корень, основа) . «Путь гор» - таково одно из толкований древнего имени этой страны - Ямато. Действительно, Япония - это, прежде всего, страна гор. Но страна огнедышащих гор больше известна как Страна восходящего солнца.

Сами жители записывают имя родины двумя иероглифами. Именно здесь рождается новый день. Именно отсюда начинает светило свой каждодневный путь.

Весь мир давно признал: у японцев существует культ красоты. Когда-то предки современных японцев верили, что любой элемент природы имеет душу и является божеством. Именно поэтому многие праздники и символы Японии связаны с природой.

Символом японского императорского дома являются большие хризантемы огику . Им посвящен осенний Праздник Хризантем.

Этот цветок изображен на гербе страны, на монетах и ордене Хризантемы - высшей награде Японии.

Символом японца является бамбук . Склонившийся под тяжестью снега бамбук символизирует выносливого и гибкого японца, который противостоит невзгодам и приспосабливается к самым неожиданным трудностям.

С конца марта японцы с нетерпением ждут, когда зацветет японская вишня - сакура. Японцы любуются сакурой уже много веков, собираясь в ее пышных бело-розовых садах. Эта традиция называется ханами. Цветение сакуры в Японии считается символом обновления , потому что лепестки не знают увядания: свежими они опадают на землю.

Осенью в Японии проходят также праздник любования луной и праздник любования кленовыми листьями.

Каждый образованный человек в Японии должен уметь красиво, каллиграфически, писать и владеть мастерством стихосложения. Одним из самых распространенных жанров японской поэзии является хайку (хокку), появившийся в ХVІІ - ХVІІІ вв.

Хокку (или хайку) - лирическое стихотворение, форма японской поэзии.

Хокку состоит из трех стихов: первый и последний стих хокку - пятисложные, а второй стих хокку - семисложный. Всего в хокку 17 слогов .

Содержание хокку.

Это лирическое стихотворение, отличающееся предельной краткостью и своеобразной поэтикой. Оно изображает жизнь природы и жизнь человека на фоне круговорота времен года. Многие хокку строятся на приеме, который называется со-сложением : имеются два объекта, и хокку представляет динамику их отношений.

Пример №1.

Старый пруд.

Лягушка прыгает.

Всплеск воды.

Тема - философский взгляд на природу;

Два объекта - пруд и лягушка.

В японском языке существует выражение " цивилизация сосновой иглы ". Оно обозначает способность наслаждаться красотой одной хвоинки. Как в капельке росы отражается солнце, так и в одном цветке, в одной ветке отражается природа.

Мастера японской поэзии были лаконичны . Они призывали: всматривайтесь в привычное - увидите неожиданное, всматривайтесь в некрасивое - увидите прекрасное, всматривайтесь в простое - увидите сложное, всматривайтесь в частицы - увидите целое, всматривайтесь в малое - увидите великое!

Авторы хокку ставили перед собой задачу не описать, а передать свое настроение, переживание в данный момент времени.

В хокку есть недосказанность , намек, недоговоренность. Авторы надеются, что читатели поймут и оценят и изображение реального мира, не требующее никакого другого толкования, и подтекст.

Основные черты хокку:

1. Лаконичность (3 строки);

2. Внимание к деталям;

3. Недосказанность, подтекст.

Басё — философ, поэт, влюбленный в природу. Он жил в конце XVII столетия. Его жизненный путь необычен.

Сын мелкого самурая, учителя каллиграфии, Мацуо Басё с детских лет был товарищем в играх княжеского сына. После ранней смерти своего молодого господина Мацуо ушел в город, принял постриг, освободившись этим от службы своему феодалу. Однако монахом не стал, жил в скромном домике в бедном предместье Фукагава, близ города Эдо. Хижина эта со скромным пейзажем описывается поэтом. Он изучает творчество китайских поэтов. Вскоре к нему начинают стекаться многочисленные ученики, которым Басё передает свое учение о поэзии. После того как сгорела его хижина, он начинает многолетние странствия, во время которых и умирает.

Его поэзия, по свидетельству исследователей его творчества, была для поэта не забавой или игрой, а высоким призванием его жизни. Он читал, что она облагораживает и возвышает человека.

Пример №2.

Гляжу - опавший лист Опять взлетел на ветку: То бабочка была. Жанр данного стихотворения - хокку (трехстишье);

Тема -

Образы - лист - бабочка ;

Состояние - опавший - взлетел (смерть - жизнь);

Недосказанность (подтекст): Может быть, глядя на бабочку поэт мечтает о вечной жизни и возможности возрождения.

Пример №3.

Ночная тишина.

Лишь за картиной на стене

Звенит -звенит сверчок.

Жанр данного стихотворения - хокку (трехстишье);

Тема - философское восприятие природы;

Образы: ночь -сверчок;

Состояние: тишина - звон

Недосказанность (подтекст): ночью поэт не спит, что-то его тревожит. Интересно: переживания приятные или не очень?

Еще один известный японский поэт - Исса Кобаяси (1763 - 1827)

Сын крестьянина, Исса рано лишился матери. Новый брак отца не принес счастья никому. На фоне неблагоприятной обстановки в семье в возрасте 13 лет Исса уехал в Эдо (нынешний Токио) на заработки. В возрасте 25 лет он начал изучать поэзию.

Жизнь поэта была трагична. Всю жизнь он боролся с нищетой. Его любимый ребенок умер. Поэт рассказал о своей судьбе в стихах, полных щемящей боли.

Его поэзия говорит о любви к людям, и не только к людям, но и ко всем маленьким существам, беспомощным и обиженным.

Исса был последним крупным поэтом феодальной Японии. Он оставил после себя около 20000 хокку.

Пример № 3.

Наша жизнь - росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь - и все же ...

Жанр - хокку (трехстишье);

Тема - философская (смысл жизни);

Образы - жизнь - росинка;

Состояние выражено через частицы - пусть, все же;

Идея - жизнь каждого человека коротка по сравнению с вечностью, однако и ее прожить стоит достойно. Надо добавить, что стихотворение было написано в тоске об умершем ребенке.

Пример № 4.

Тихо, тихо ползи

Улитка по склону Фудзи,

Вверх , до самых высот!

Жанр - хокку (трехстишье);

Тема - философская (через наблюдение за природой);

Образы - улитка - священная гора Фудзи;

Состояние: тихо ползет вверх;

Идея: смысл жизни в медленном и трудном приближении к истине.

Что вы узнали о японцах и Японии?

Как вы поняли, что такое хокку?

Сколько в нём слогов?

Назовите его основные черты?

Каких поэтов Японии вы узнали?

Попробуйте сами сочинить хокку. Не бойтесь, не сомневайтесь в себе. Посмотрите вокруг и творите.

Может быть вам поможет совет Ильи Эренбурга:

“Почти каждый образованный японец сочинил в жизни несколько хокку. Конечно, из этого не следует, что в Японии миллионы поэтов… часто это только дань обычаю; но даже машинальные жесты накладывают на человека свой отпечаток. Можно от скуки напиться, можно почитать детективный роман, можно написать хокку… автор если и не возвысился, его сочиняя, то, во всяком случае, не принизил при этом своего человеческого образа”.

Домашнее задание

Прочитайте и проанализируйте хокку (2-3 по выбору)

Мацуо Басё, Кобаяси Исса

ЯПОНСКИЕ ТРЕХСТИШИЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Японское лирическое стихотворение хокку (хайку) отличается предельной краткостью и своеобразной поэтикой.

Народ любит и охотно создает короткие песни - сжатые поэтические формулы, где нет ни одного лишнего слова. Из народной поэзии эти песни переходят в литературную, продолжают развиваться в ней и дают начало новым поэтическим формам.

Так родились в Японии национальные стихотворные формы: пятистишие танка и трехстишие - хокку.

Танка (буквально «короткая песня») была первоначально народной песней и уже в седьмом-восъмом веках, на заре японской истории, становится законодательницей литературной поэзии, оттеснив на задний план, а потом и совершенно вытеснив так называемые длинные стихи «нагаута» (представленные в знаменитой поэтической антологии восьмого века Манъёсю). Эпические и лирические песни разнообразной длины сохранились только в фольклоре. Хокку отделилось от танки много столетий спустя, в эпоху расцвета городской культуры «третьего сословия». Исторически оно является первой строфой танки и получило от нее богатое наследство поэтических образов.

Древняя танка и более молодое хокку имеют многовековую историю, в которой периоды расцвета чередовались с периодами упадка. Не один раз эти формы находились на грани исчезновения, но выдержали испытание временем и продолжают жить и развиваться еще и в наши дни. Такой пример долголетия не является единственным в своем роде. Греческая эпиграмма не исчезла даже после гибели эллинской культуры, а была принята на вооружение римскими поэтами и поныне сохранилась в мировой поэзии. Таджикско-персидский поэт Омар Хайям создал замечательные четверостишия (рубай) еще в одиннадцатом двенадцатом веках, но и в нашу эпоху народные певцы в Таджикистане слагают рубай, вкладывая в них новые идеи и образы.

Очевидно, краткие стихотворные формы - насущная потребность поэзии. Такие стихи можно сочинить быстро, под влиянием непосредственного чувства. Можно афористически, сжато выразить в них свою мысль так, чтобы она запоминалась и переходила из уст в уста. Их легко использовать для похвалы или, наоборот, язвительной насмешки.

Интересно отметить попутно, что стремление к лаконизму, любовь к малым формам вообще присущи японскому национальному искусству, хотя оно великолепно умеет создавать и монументальные образы.

Потеснить танку и на время вырвать у нее первенство смогло только хокку, еще более короткое и лаконичное стихотворение, зародившееся в среде простых горожан, которым были чужды традиции старой поэзии. Именно хокку стало носителем нового идейного содержания и лучше всего сумело откликнуться на запросы растущего «третьего сословия».

Хокку - лирическое стихотворение. Оно изображает жизнь природы и жизнь человека в их слитном, нерасторжимом единстве на фоне круговорота времен года.

Японская поэзия является силлабической, ритмика ее основана на чередовании определенного количества слогов. Рифмы нет, но звуковая и ритмическая организация трехстишия - предмет большой заботы японских поэтов.

Хокку обладает устойчивым метром. В каждом стихе определенное количество слогов: пять в первом, семь во втором и пять в третьем - всего семнадцать слогов. Это не исключает поэтической вольности, особенно у таких смелых поэтов-новаторов, каким был Мацуо Басё (1644–1694). Он иногда не считался с метром, стремясь достигнуть наибольшей поэтической выразительности.

Размеры хокку так малы, что по сравнению с ним европейский сонет кажется монументальным. Оно вмещает в себе считанное количество слов, и тем не менее емкость его относительно велика. Искусство писать хокку - это прежде всего умение сказать многое в немногих словах. Краткость роднит хокку с народными пословицами. Некоторые трехстишия получили хождение в народной речи на правах пословиц, как, например, стихотворение поэта Басё:

Слово скажу

Леденеют губы.

Осенний вихрь!

Как пословица оно означает, что «осторожность иногда заставляет промолчать».

Но чаще всего хокку резко отличается от пословицы по своим жанровым признакам. Это не назидательное изречение, короткая притча или меткая острота, а поэтическая картина, набросанная одним-двумя штрихами. Задача поэта - заразить читателя лирическим волнением, разбудить его воображение, и для этого не обязательно рисовать картину во всех ее деталях.

Чехов писал в одном из своих писем брату Александру: «…у тебя получится лунная ночь, если ты напишешь, что на мельничной плотине яркой звездочкой мелькало стеклышко от разбитой бутылки и покатилась шаром черная тень собаки или волка…»

Такой способ изображения требует от читателя максимальной активности, втягивает его в творческий процесс, дает толчок его мысли. Сборник хокку нельзя «пробегать глазами», листая страницу за страницей. Если читатель будет пассивным и недостаточно внимательным, он не воспримет импульса, посланного ему поэтом. Японская поэтика учитывает встречную работу мысли читателя. Так удар смычка и ответное дрожание струны вместе рождают музыку.

Хокку миниатюрно по своим размерам, но Это не умаляет того поэтического или философского смысла, который может придать ему поэт, не ограничивает масштаб его мысли. Однако дать многостороннее изображение и пространно, до конца развить свою мысль в пределах хокку порт, конечно, не может. В каждом явлении он ищет лишь его кульминационный пункт.

Некоторые поэты, и в первую очередь Исса, поэзия которого наиболее полно отражала народное мировоззрение, любовно изображали малое, слабое, утверждая за ним право на жизнь. Когда Исса заступается за светлячка, муху, лягушку, нетрудно понять, что тем самым он встает на защиту маленького, обездоленного человека, которого мог стереть с лица земли его господин феодал.

Таким образом, стихи поэта наполняются социальным звучанием.

Вот выплыла луна,

И каждый мелкий кустик

На праздник приглашен,

говорит Исса, и мы узнаем в этих словах мечту о равенстве людей.

Отдавая предпочтение малому, хокку иногда рисовало и картину большого масштаба:

Бушует морской простор!

Далеко, до острова Садо,

Стелется Млечный Путь.

Это стихотворение Басё - своего рода смотровая щель. Прильнув к ней глазом, мы увидим большое пространство. Перед нами откроется Японское море в ветреную, но ясную осеннюю ночь: блеск звезд, белые буруны, а вдали, на краю неба, черный силуэт острова Садо.

Или возьмем другое стихотворение Басё:

На высокой насыпи - сосны,

А меж ними вишни сквозят, и дворец

В глубине цветущих деревьев…

В трех строчках - три плана перспективы.

Хокку сродни искусству живописи. Они нередко писались на сюжеты картин и, в свою очередь, вдохновляли художников; подчас они превращались в компонент картины в виде каллиграфически выполненной надписи на ней. Иногда поэты прибегали к способам изображения, родственным искусству живописи. Таково, например, трехстишие Бусона:

Цветы сурепки вокруг.

На западе гаснет солнце.

Луна на востоке встает.

Широкие поля покрыты желтыми цветами сурепки, они кажутся особенно яркими в лучах заката. С огненным шаром заходящего солнца контрастирует восходящая на востоке бледная луна. Поэт не рассказывает нам подробно, какой при этом создается эффект освещения, какие краски на его палитре. Он только предлагает по-новому взглянуть на ту картину, которую каждый видел, может быть, десятки раз… Группировка и выбор живописных деталей - вот в чем основная задача поэта. В колчане у него всего две-три стрелы: ни одна не должна пролететь мимо.

Эта лаконичная манера иногда очень напоминает обобщенный способ изображения, которым пользовались мастера цветной гравюры укиёэ. Разные виды искусства - хокку и цветная гравюра - отмечены чертами общего стиля эпохи городской культуры в Японии семнадцатого - восемнадцатого веков, и это роднит их между собою.

Льет весенний дождь!

По пути беседуют

Зонтик и мино.

Это трехстишие Бусона - жанровая сцена в духе гравюры укиёэ. Двое прохожих беседуют на улице под сеткой весеннего дождя. На одном соломенный плащ - мино, другой прикрывается большим бумажным зонтом. Вот и все! Но в стихотворении чувствуется дыхание весны, в нем есть тонкий юмор, близкий к гротеску.

Часто поэт создает не зрительные, а звуковые образы. Вой ветра, стрекот цикад, крики фазана, пенье соловья и жаворонка, голос кукушки каждый звук исполнен особого смысла, рождает определенные настроения и чувства.

В лесу звучит целый оркестр. Жаворонок ведет мелодию флейты, резкие крики фазана - ударный инструмент.

Жаворонок поет.

Звонким ударом в чаще

Вторит ему фазан.

Японский поэт не развертывает перед читателем всей панорамы возможных представлений и ассоциаций, возникающих в связи с данным предметом или явлением. Он только будит мысль читателя, дает ей определенное направление.

На голой ветке

Ворон сидит одиноко.

Осенний вечер.

Стихотворение похоже на монохромный рисунок тушью. Ничего лишнего, все предельно просто. При помощи нескольких умело выбранных деталей создана картина поздней осени. Чувствуется отсутствие ветра, природа словно замерла в грустной неподвижности. Поэтический образ, казалось бы, чуть намечен, но обладает большой емкостью и, завораживая, уводит за собой. Кажется, что смотришь в воды реки, дно которой очень глубоко. И в то же время он предельно конкретен. Поэт изобразил реальный пейзаж возле своей хижины и через него - свое душевное состояние. Не об одиночестве ворона говорит он, а о своем собственном.

Воображению читателя оставлен большой простор. Вместе с поэтом он может испытать чувство печали, навеянное осенней природой, или разделить с ним тоску, рожденную глубоко личными переживаниями.

Не мудрено, что за века своего существования старинные хокку обросли слоями комментариев. Чем богаче подтекст, тем выше поэтическое мастерство хокку. Оно скорее подсказывает, чем показывает. Намек, подсказ, недоговоренность становятся дополнительными средствами поэтической выразительности. Тоскуя об умершем ребенке, поэт Исса сказал:

Наша жизнь - росинка.

Пусть лишь капелька росы

Наша жизнь - и все же…

Роса - обычная метафора бренности жизни, так же как вспышка молнии, пена на воде или быстро опадающие цветы вишни. Буддизм учит, что жизнь человека кратка и эфемерна, а потому не имеет особой ценности. Но отцу нелегко смириться с потерей любимого ребенка. Исса говорит «и все же…» и кладет кисть. Но само его молчание становится красноречивей слов.

Вполне понятно, что в хокку есть недоговоренность. Стихотворение состоит всего из трех стихов. Каждый стих очень короток в противоположность гекзаметру греческой эпиграммы. Пятисложное слово уже занимает целый стих: например, хототогису - кукушка, киригирису - сверчок. Чаще всего в стихе два значащих слова, не считая формальных элементов и восклицательных частиц. Все лишнее отжимается, отсеивается; не остается ничего, что служит только для украшения. Даже грамматика в хокку особая: грамматических форм немного, и каждая несет на себе предельную нагрузку, иногда совмещая несколько значений. Средства поэтической речи отбираются крайне скупо: хокку избегает эпитета или метафоры, если может без них обойтись.

Иногда все хокку целиком - развернутая метафора, но ее прямое значение обычно скрыто в подтексте.

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела…

О, с какой неохотой!

Басё сложил это стихотворение, расставаясь с гостеприимным домом своего друга.

Было бы, однако, ошибкой в каждом хокку искать подобный двойной смысл. Чаще всего хокку - конкретное изображение реального мира, не требующее и не допускающее никакого другого толкования.

Поэзия хокку была новаторским искусством. Если с течением времени танка, отдалившись от народных истоков, стала излюбленной формой аристократической поэзии, то хокку стало достоянием простого люда: купцов, ремесленников, крестьян, монахов, нищих… Оно принесло с собой простонародные выражения и жаргонные слова. Оно вводит в поэзию естественные, разговорные интонации.

Местом действия в хокку стали не сады и дворцы аристократической столицы, а бедные улицы города, рисовые поля, большие дороги, лавки, харчевни, постоялые дворы…

«Идеальный», освобожденный от всего грубого пейзаж - так рисовала природу старая классическая поэзия. В хокку поэзия вновь обрела Зрение. Человек в хокку не статичен, он дан в движении: вот уличный разносчик бредет сквозь снежный вихрь, а вот работник вертит мельницу-крупорушку. Та пропасть, которая уже в десятом веке легла между литературной поэзией и народной песней, стала менее широкой. Ворон, долбящий носом улитку на рисовом поле, - образ Этот встречается и в хокку, и в народной песне.

Канонические образы старых танок уже не могли вызвать того непосредственного чувства изумления перед красотой живого мира, которое хотели выразить поэты «третьего сословия». Нужны были новые образы, новые краски. Поэты, так долго опиравшиеся только на одну литературную традицию, обращаются теперь к жизни, к реальному окружающему их миру. Старые парадные декорации убраны. Хокку учит искать скрытую красоту в простом, незаметном, повседневном. Прекрасны не только прославленные, много раз воспетые цветы вишен, но и скромные, незаметные на первый взгляд цветы сурепки, пастушьей сумки, стебелек дикой спаржи…

Внимательно вглядись!

Цветы пастушьей сумки

Увидишь под плетнем.

Хокку учит ценить и скромную красоту простых людей. Вот жанровая картинка, созданная Басё:

Азалии в грубом горшке,

А рядом крошит сухую треску

Женщина в их тени.

Это, наверно, хозяйка или служанка где-нибудь в бедной харчевне. Обстановка самая убогая, но тем ярче, тем неожиданней выделяются красота цветка и красота женщины. В другом стихотворении Басё лицо рыбака на рассвете напоминает цветущий мак, и оба они одинаково хороши. Красота может поражать, как удар молнии:

Едва-едва я добрел,

Измученный, до ночлега…

И вдруг - глициний цветы!

Красота может быть глубоко скрыта. В стихах хокку мы находим новое, социальное переосмысление этой истины - утверждение красоты в незаметном, обыденном, и прежде всего в простом человеке из народа. Именно таков смысл стихотворения поэта Кикаку:

Вишни в весеннем цвету

Не на далеких вершинах гор

Только в долинах у нас.

Верные жизненной правде, поэты не могли не видеть трагических контрастов в феодальной Японии. Они чувствовали разлад между красотой природы и условиями жизни простого человека. Об этом разладе говорит хокку Басё:

Рядом с цветущим вьюнком

Отдыхает в страду молотильщик.

Как он печален, наш мир!

И, как вздох, вырывается у Исса:

Печальный мир!

Даже когда расцветают вишни…

Даже тогда…

В хокку нашли отзвук антифеодальные настроения горожан. Увидев самурая на празднике цветущей вишни, Кёрай говорит:

Как же это, друзья?

Человек глядит на вишни в цвету,

А на поясе длинный меч!

Народный поэт, крестьянин по происхождению, Исса спрашивает детей:

Красная луна!

Кто владеет ею, дети?

Дайте мне ответ!

И детям придется задуматься над тем, что луна на небе, конечно, ничья и в то же время общая, потому что красота ее принадлежит всем людям.

В книге избранных хокку - вся природа Японии, исконный уклад ее жизни, обычаи и верования, труд и праздники японского народа в их самых характерных, живых подробностях.

Вот почему хокку любят, знают наизусть и сочиняют до сих пор.

| |

Мацуо Басё. Гравюра Цукиоки Ёситоси из серии «101 вид луны». 1891 год The Library of Congress

Жанр хайку произошел от другого классического жанра — пятистишия танка в 31 слог, известного с VIII века. В танка присутствовала цезура, в этом месте она «разломилась» на две части, получилось трехстишие в 17 слогов и двустишие в 14 слогов — своеобразный диалог, который часто сочинялся двумя авторами. Вот это первоначальное трехстишие носило название хокку , что буквально означает «начальные строфы». Затем, когда трехстишие получило самостоятельное значение, стало жанром со своими сложными законами, его стали называть хайку.

Японский гений находит себя в краткости. Трехстишие хайку — самый лаконичный жанр японской поэзии: всего 17 слогов по 5-7-5 мор Мо́ра — единица измерения количества (долготы) стопы. За мору принимается время, требуемое для произнесения краткого слога. в строке. В 17-сложном стихотворении всего три-четыре значимых слова. По-японски хайку записывается в одну строку сверху вниз. На европейских языках хайку записывается в три строки. Рифмы японская поэзия не знает, к IХ веку сложи-лась фонетика японского языка, включающая всего 5 гласных (а, и, у, э, о) и 10 согласных (кроме озвонченных). При такой фонетической скудости никакая интересная рифма невозможна. Формально стихотворение держится на счете слогов.

До ХVII века на сочинение хайку смотрели как на игру. Серьезным жанром хай-ку стал с появлением на литературной сцене поэта Мацуо Басё. В 1681 году он написал знаменитое стихотворение о во́роне и совершенно изменил мир хайку:

На мертвой ветке
Чернеет ворон.
Осенний вечер. Перевод Константина Бальмонта.

Отметим, что русский символист старшего поколения Константин Бальмонт в этом переводе заменил «сухую» ветку на «мертвую», излишне, по законам японского стихосложения, драматизировав это стихотворение. В переводе оказывается нарушено правило избегать оценочных слов, определений вообще, кроме самых обыкновенных. «Слова хайку» (хайго ) должны отличаться нарочитой, точно выверенной простотой, трудно достижимой, но ясно ощущаемой пресностью. Тем не менее этот перевод правильно передает атмосферу, созданную Басё в этом хайку, ставшем классическим, тоску одиночества, вселенскую печаль.

Существует еще один перевод этого стихотворения:

Здесь переводчица прибавила слово «одиноко», которое отсутствует в японском тексте, тем не менее включение его оправданно, так как «печальное одиночество осенним вечером» — это главная тема этого хайку. Оба перевода оцениваются критикой очень высоко.

Однако очевидно, что стихотворение устроено еще проще, чем это представили переводчики. Если дать его буквальный перевод и разместить в одну строку, как записывают хайку японцы, то получится такое предельно краткое высказывание:

枯れ枝にからすのとまりけるや秋の暮れ

На сухой ветке / ворон сидит / осенние сумерки

Как мы видим, в оригинале отсутствует слово «черный», оно только подразумевается. Образ «озябший ворон на оголившемся дереве» по происхождению китайский. «Осенние сумерки» (аки-но курэ ) можно трактовать и как «позднюю осень», и как «вечер осени». Монохромность — качество, высоко ценимое в искусстве хайку; изображено время дня и года, стирающее все краски.

Хайку — менее всего описание. Нужно не описывать, говорили классики, а называть вещи (буквально «давать имена вещам» — на-о нору ) предельно простыми словами и так, словно называешь их впервые.

Ворон на зимней ветке. Гравюра Ватанабэ Сэйтэя. Около 1900 года ukiyo-e.org

Хайку — не миниатюры, как их долго называли в Европе. Крупнейший поэт хайку конца ХIХ — начала ХХ века, рано умерший от туберкулеза Масаока Сики писал, что хайку вмещает в себя весь мир: бушующий океан, землетрясения, тайфуны, небо и звезды — всю землю с высочайшими вершинами и глубо-чайшими морскими впадинами. Пространство хайку безмерно, бесконечно. Кроме того, хайку иcпытывает тяготение к объединению в циклы, в поэти-ческие дневники — и часто длиною в жизнь, так что краткость хайку может превращаться в свою противоположность: в длиннейшие произве-дения — собрания стихотворений (правда, дискретного, прерываю-щегося характера).

А вот течение времени, прошлое и будущее х айку не изображает, хайку — это краткий момент настоящего — и только. Вот пример хайку Иссы — наверное, самого любимого поэта в Японии:

Как вишня расцвела!
Она с коня согнала
И князя-гордеца.

Мимолетность — имманентное свойство жизни в понимании японцев, без нее жизнь не имеет цены и смысла. Мимолетность тем прекрасна и печальна, что природа ее непостоянна, изменчива.

Важное место в поэзии хайку занимает связь с четырьмя временами года — осенью, зимой, весной и летом. Мудрецы говорили: «Кто видел времена года, тот видел все». То есть видел рождение, взросление, любовь, новое рождение и смерть. Поэтому в классических хайку необходимый элемент — это «сезонное слово» (киго ), которое связывает стихотворение с временем года. Иногда эти слова с трудом распознаются иностранцами, но японцам они все известны. Сейчас в японских сетях отыскиваются подробные базы данных киго, некоторые насчитывают тысячи слов.

В вышеприведенном хайку о вороне сезонное слово очень простое — «осень». Колорит этого стихотворения — очень темный, подчеркнутый атмосферой осеннего вечера, буквально «сумерек осени», то есть черное на фоне сгущающихся сумерек.

Посмотрите, как изящно Басё вводит обязательную примету сезона в стихотворение о разлуке:

За колосок ячменя
Я схватился, ища опоры...
Как труден разлуки миг!

«Колосок ячменя» прямо указывает на конец лета.

Или в трагическом стихотворении поэтессы Тиё-ни на смерть маленького сына:

О мой ловец стрекоз!
Куда в неведомой стране
Ты нынче забежал?

«Стрекоза» — сезонное слово для лета.

Еще одно «летнее» стихотворение Басё:

Летние травы!
Вот они, воинов павших
Грезы о славе...

Басё называют поэтом странствий: он много бродил по Японии в поисках истинных хайку, причем, отправляясь в путь, не заботился о еде, ночлеге, бродягах, превратностях пути в глухих горах. В пути его сопровождал страх смерти. Знаком этого страха стал образ «Костей, белеющих в поле» — так называлась первая книга его поэтического дневника, написанного в жанре хайбун («проза в стиле хайку»):

Может быть, кости мои
Выбелит ветер... Он в сердце
Холодом мне дохнул.

После Басё тема «смерть в пути» стала канонической. Вот его последнее стихотворение «Предсмертная песня»:

В пути я занемог,
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям.

Подражая Басё, поэты хайку перед смертью всегда слагали «последние строфы».

«Истинные» (макото-но ) стихи Басё, Бусона, Иссы близки нашим современникам. Историческая дистанция как бы снята в них благодаря неизменности языка хайку, его формульной природы, сохранявшейся на протяжении всей истории жанра с ХV века до нынешнего дня.

Главное в миросозерцании хайкаиста — острая личная заинтересованность в форме вещей, их сущности, связях. Вспомним слова Басё: «Учись у сосны, что такое сосна, учись у бамбука, что такое бамбук». Японскими поэтами культивировалось медитативное созерцание природы, вглядывание в предметы, окружающие человека в мире, в бесконечный круговорот вещей в природе, в ее телесные, чувственные черты. Цель поэта — наблюдать природу и интуитивно усматривать ее связи с миром человека; хайкаисты отвергали безо́бразность, беспредметность, утилитарность, абстрагирование.

Басё создал не только стихи хайку и прозу хайбун, но и образ поэта-странника — благородного мужа, внешне аскетичного, в нищем платье, далекого от всего мирского, но и осознающего печальную сопричастность ко всему, происходящему в мире, проповедующего сознательное «опрощение». Поэту хайку свойственна одержимость странствиями, дзен-буддийское умение великое воплощать в малом, осознание бренности мира, хрупкости и измен-чивости жизни, одиночества человека во вселенной, терпкой горечи бытия, ощущение неразрывности природы и человека, сверхчувствительность ко всем явлениям природы и смене времен года.

Идеал такого человека — бедность, простота, искренность, состояние духовной сосредоточенности, необходимое для постижения вещей, но и легкость, прозрачность стиха, умение изображать вечное в текущем.

В конце этих заметок приведем два стихотворения Иссы — поэта, который с нежностью относился ко всему малому, хрупкому, беззащитному:

Тихо, тихо ползи,
Улитка, по склону Фудзи,
Вверх, до самых высот!

Укрывшись под мостом,
Спит зимней снежной ночью
Бездомное дитя. 

Не слишком мне подражайте!
Взгляните, что толку в сходстве таком?
Две половинки дыни. Ученикам

Хочется хоть раз
В праздник сходить на базар
Купить табаку

"Осень уже пришла!"-
Шепнул мне на ухо ветер,
Подкравшись к подушке моей.

Стократ благородней тот,
Кто не скажет при блеске молнии:
"Вот она наша жизнь!"

Все волнения, всю печаль
Своего смятенного сердца
Гибкой иве отдай.

Какою свежестью веет
От этой дыни в каплях росы,
С налипшей влажной землёю!

В саду, где раскрылись ирисы,
Беседовать с старым другом своим,-
Какая награда путнику!

Холодный горный источник.
Горсть воды не успел зачерпнуть,
Как зубы уже заломило

Вот причуда знатока!
На цветок без аромата
Опустился мотылёк.

А ну скорее, друзья!
Пойдём по первому снегу бродить,
Пока не свалимся с ног.

Вечерним вьюнком
Я в плен захвачен... Недвижно
Стою в забытьи.

Иней его укрыл,
Стелит постель ему ветер...
Брошенное дитя.

В небе такая луна,
Словно дерево спилено под корень:
Белеет свежий срез.

Желтый лист плывет.
У какого берега, цикада,
Вдруг проснешься ты?

Как разлилась река!
Цапля бредет на коротких ножках
По колено в воде.

Как стонет от ветра банан,
Как падают капли в кадку,
Я слышу всю ночь на пролет. В хижине, крытой тростником

Ива склонилась и спит.
И кажется мне, соловей на ветке...
Это ее душа.

Топ-топ - лошадка моя.
Вижу себя на картине -
В просторе летних лугов.

Послышится вдруг "шорх-шорх".
В душе тоска шевельнется...
Бамбук в морозную ночь.

Бабочки полет
Будит тихую поляну
В солнечных лучах.

Как свищет ветер осенний!
Тогда лишь поймете мои стихи,
Когда заночуете в поле.

И осенью хочется жить
Этой бабочке: пьет торопливо
С хризантемы росу.

Цветы увяли.
Сыплются, падают семена,
Как будто слезы...

Порывистый листовой
Спрятался в рощу бамбука
И понемногу утих.

Внимательно вглядись!
Цветы пастушьей сумки
Увидишь под плетнем.

О, проснись, проснись!
Стань товарищем моим,
Спящий мотылек!

На землю летят,
Возвращаются к старым корням...
Разлука цветов! Памяти друга

Старый пруд.
Прыгнула в воду лягушка.
Всплеск в тишине.

Праздник осенней луны.
Кругом пруда и опять кругом,
Ночь напролет кругом!

Вот все, чем богат я!
Легкая, словно жизнь моя,
Тыква-горлянка. Кувшин для хранения зерна

Первый снег под утро.
Он едва-едва прикрыл
Листики нарцисса.

Вода так холодна!
Уснуть не может чайка,
Качаясь на волне.

С треском лопнул кувшин:
Ночью вода в нем замерзла.
Я пробудился вдруг.

Луна или утренний снег...
Любуясь прекрасным, я жил, как хотел.
Вот так и кончаю год.

Облака вишневых цветов!
Звон колокольный доплыл... Из Уэно
Или Асакуса?

В чашечке цветка
Дремлет шмель. Не тронь его,
Воробей-дружок!

Аиста гнездо на ветру.
А под ним - за пределами бури -
Вишен спокойный цвет.

Долгий день на пролет
Поет - и не напоется
Жаворонок весной.

Над простором полей -
Ничем к земле не привязан -
Жаворонок звенит.

Майские льют дожди.
Что это? Лопнул на бочке обод?
Звук неясный ночной...

Чистый родник!
Вверх побежал по моей ноге
Маленький краб.

Нынче выпал ясный день.
Но откуда брызжут капли?
В небе облака клочок.

Будто в руки взял
Молнию, когда во мраке
Ты зажег свечу. В похвалу поэту Рика

Как быстро летит луна!
На неподвижных ветках
Повисли капли дождя.

Важно ступает
Цапля по свежему жниву.
Осень в деревне.

Бросил на миг
Обмолачивать рис крестьянин,
Глядит на луну.

В чарку с вином,
Ласточки, не уроните
Глины комок.

Здесь когда-то замок стоял...
Пусть мне первый расскажет о нем
Бьющий в старом колодце родник.

Как летом густеет трава!
И только у однолиста
Один-единственный лист.

О нет, готовых
Я для тебя сравнений не найду,
Трехдневный месяц!

Неподвижно висит
Темная туча в полнеба...
Видно, молнию ждет.

О, сколько их на полях!
Но каждый цветет по-своему -
В этом высший подвиг цветка!

Жизнь свою обвил
Вкруг висячего моста
Этот дикий плющ.

Одеяло для одного.
И ледяная, черная
Зимняя ночь... О, печаль! Поэт Рика скорбит о своей жене

Весна уходит.
Плачут птицы. Глаза у рыб
Полны слезами.

Далекий зов кукушки
Напрасно прозвучал. Ведь в наши дни
Перевелись поэты.

Тоненький язычок огня, -
Застыло масло в светильнике.
Проснешься... Какая грусть! На чужбине

Запад, Восток -
Всюду одна и та же беда,
Ветер равно холодит. Другу, уехавшему на Запад

Даже белый цветок на плетне
Возле дома, где не стало хозяйки,
Холодом обдал меня. Осиротевшему другу

Ветку что ли обломил
Ветер, пробегая в соснах?
Как прохладен плеск воды!

Вот здесь в опьяненье
Уснуть бы, на этих речных камнях,
Поросших гвоздикой...

Снова встают с земли,
Тускнея во мгле, хризантемы,
Прибитые сильным дождем.

Молись о счастливых днях!
На зимнее дерево сливы
Будь сердцем своим похож.

В гостях у вишневых цветов
Я пробыл ни много ни мало -
Двадцать счастливых дней.

Под сенью вишневых цветов
Я, словно старинной драмы герой,
Ночью прилег уснуть.

Сад и гора вдали
Дрогнули, движутся, входят
В летний раскрытый дом.

Погонщик! Веди коня
Вон туда, через поле!
Там кукушка поет.

Майские дожди
Водопад похоронили -
Залили водой.

Летние травы
Там, где исчезли герои,
Как сновиденье. На старом поле битвы

Островки...Островки...
И на сотни осколков дробится
Море летнего дня.

Какое блаженство!
Прохладное поле зеленого риса...
Воды журчанье...

Тишина кругом.
Проникают в сердце скал
Голоса цикад.

Ворота Прилива.
Омывает цаплю по самую грудь
Прохладное море.

Сушатся мелкие окуньки
На ветках ивы...Какая прохлада!
Рыбачьи хижины на берегу.

Пестик из дерева.
Был ли он ивой когда-то,
Был ли камелией?

Праздник встречи двух звезд.
Даже ночь накануне так непохожа
На обычную ночь! Накануне праздника Ташибама

Бушует морской простор!
Далеко, до острова Садо,
Стелется Млечный Путь.

Со мной под одною кровлей
Две девушки... Ветки хаги в цвету
И одинокий месяц. В гостинице

Как пахнет зреющий рис!
Я шел через поле, и вдруг -
Направо залив Арисо.

Содрогнись, о холм!
Осенний ветер в поле -
Мой одинокий стон. Перед могильным холмом рано умершего поэта Иссе

Красное-красное солнце
В пустынной дали... Но леденит
Безжалостный ветер осенний.

Сосенки... Милое имя!
Клонятся к сосенкам на ветру
Кусты и осенние травы. Местность под названием Сосенки

Равнина Мусаси вокруг.
Ни одно не коснется облако
Дорожной шляпы твоей.

Намокший, идет под дождем,
Но песни достоин и этот путник,
Не только хаги в цвету.

О беспощадный рок!
Под этим славным шлемом
Теперь сверчок звенит.

Белее белых скал
На склонах каменной горы
Осенний этот вихрь!

Прощальные стихи
На веере хотел я написать -
В руках сломался он. Расставаясь с другом

Где ты, луна, теперь?
Как затонувший колокол,
Скрылась на дне морском. В бухте Цуруга, где некогда затонул колокол

Бабочкой никогда
Он уже не станет... Напрасно дрожит
Червяк на осеннем ветру.

Домик в уединенье.
Луна... Хризантемы... В придачу к ним
Клочек небольшого поля.

Холодный дождь без конца.
Так смотрит продрогшая обезьянка,
Будто просит соломенный плащ.

Зимняя ночь в саду.
Ниткой тонкой - и месяц в небе,
И цикады чуть слышный звон.

Монахини рассказ
О прежней службе при дворе...
Кругом глубокий снег. В горной деревне

Дети, кто скорей?
Мы догоним шарики
Ледяной крупы. Играю с детьми в горах

Скажи мне, для чего,
О, ворон, в шумный город
Отсюда ты летишь?

Как нежны молодые листья
Даже здесь, на сорной траве
У позабытого дома.

Камелии лепестки...
Может быть, соловей уронил
Шапочку из цветов?

Листья плюща...
Отчего-то их дымный пурпур
О былом говорит.

Замшелый могильный камень.
Под ним - наяву это или во сне? -
Голос шепчет молитвы.

Все кружится стрекоза...
Никак зацепиться не может
За стебли гибкой травы.

Ты не думай с презреньем:
"Какие мелкие семена!"
Это ведь красный перец.

Сначала покинул траву...
Потом деревья покинул...
Жаворонка полет.

Колокол смолк в далеке,
Но ароматом вечерних цветов
Отзвук его плывет.

Чуть дрожат паутинки.
Тонкие нити травы сайко
В полумраке трепещут.

Роняя лепестки,
Вдруг пролил горсточку воды
Камелии цветок.

Ручеек чуть заметный.
Проплывают сквозь чащу бамбука
Лепестки камелий.

Майский дождь бесконечный.
Мальвы куда-то тянутся,
Ищут дорогу солнца.

Слабый померанца аромат.
Где?.. Когда?.. В каких полях, кукушка,
Слышал я твой перелетный крик?

Падает с листком...
Нет, смотри! На полдороге
Светлячок вспорхнул.

И кто бы мог сказать,
Что жить им так недолго!
Немолчный звон цикад.

Хижина рыбака.
Замешался в груду креветок
Одинокий сверчок.

Белый волос упал.
Под моим изголовьем
Не смолкает сверчок.

Больной опустился гусь
На поле холодной ночью.
Сон одинокий в пути.

Даже дикого кабана
Закружит, унесет с собою
Этот зимний вихрь полевой!

Уж осени конец,
Но верит в будущие дни
Зеленый мандарин.

Переносный очаг.
Так, сердце странствий, и для тебя
Нет покоя нигде. В дорожной гостинице

Холод пробрал в пути.
У птичьего пугала, что ли,
В долг попросить рукава?

Стебли морской капусты.
Песок заскрипел на зубах...
И вспомнил я, что старею.

Поздно пришел мандзай
В горную деревушку.
Сливы уже зацвели.

Откуда вдруг такая лень?
Едва меня сегодня добудились...
Шумит весенний дождь.

Печального, меня
Сильнее грустью напои,
Кукушки дальний зов!

В ладоши хлопнул я.
А там, где эхо прозвучало,
Бледнеет летняя луна.

Друг мне в подарок прислал
Рису, а я его пригласил
В гости к самой луне. В ночь полнолуния

Глубокой стариной
Повеяло... Сад возле храма
Засыпан палым листом.

Так легко-легко
Выплыла - и в облаке
Задумалась луна.

Кричат перепела.
Должно быть, вечереет.
Глаз ястреба померк.

Вместе с хозяином дома
Слушаю молча вечерний звон.
Падают листья ивы.

Белый грибок в лесу.
Какой-то лист незнакомый
К шляпке его прилип.

Какая грусть!
В маленькой клетке подвешен
Пленный сверчок.

Ночная тишина.
Лишь за картиной на стене
Звенит-звенит сверчок.

Блестят росинки.
Но есть у них привкус печали,
Не позабудьте!

Верно, эта цикада
Пеньем вся изошла? -
Одна скорлупка осталась.

Опала листва.
Весь мир одноцветен.
Лишь ветер гудит.

Скалы среди криптомерий!
Как заострил их зубцы
Зимний холодный ветер!

Посадили деревья в саду.
Тихо, тихо, чтоб их ободрить,
Шепчет осенний дождь.

Чтоб холодный вихрь
Ароматом напоить, опять раскрылись
Поздней осенью цветы.

Все засыпал снег.
Одинокая старуха
В хижине лесной.

Уродливый ворон -
И он прекрасен на первом снегу
В зимнее утро!

Словно копоть сметает,
Криптомерий вершины треплет
Налетевшая буря.

Рыбам и птицам
Не завидую больше... Забуду
Все горести года. Под новый год

Всюду поют соловьи.
Там - за бамбуковой рощей,
Тут - перед ивой речной.

С ветки на ветку
Тихо с бегают капли...
Дождик весенний.

Через изгородь
Сколько раз перепорхнули
Крылья бабочки!

Плотно закрыла рот
Раковина морская.
Невыносимый зной!

Только дохнет ветерок -
С ветки на ветку ивы
Бабочка перепорхнет.

Ладят зимний очаг.
Как постарел знакомый печник!
Побелели пряди волос.

Год за годом все то же:
Обезьяна толпу потешает
В маске обезьяны.

Не успела отнять руки,
Как уже ветерок весенний
Поселился в зеленом ростке. Посадка риса

Дождь набегает за дождем,
И сердце больше не тревожат
Ростки на рисовых полях.

Погостила и ушла
Светлая луна... Остался
Стол о четырех углах. Памяти поэта Тодзюна

Первый грибок!
Еще, осенние росы,
Он вас не считал.

Примостился мальчик
На седле, а лошадь ждет.
Собирают редьку.

Утка прижалась к земле.
Платьем из крыльев прикрыла
Голые ноги свои...

Обметают копоть.
Для себя на этот раз
Плотник полку ладит. Перед Новым годом

О весенний дождь!
С кровли ручейки бегут
Вдоль осиных гнезд.

Под раскрытым зонтом
Пробираюсь сквозь ветви.
Ивы в первом пуху.

С неба своих вершин
Одни лишь речные ивы
Еще проливают дождь.

Пригорок у самой дороги.
На смену погасшей радуге -
Азалии в свете заката.

Молния ночью во тьме.
Озера гладь водяная
Искрами вспыхнула вдруг.

По озеру волны бегут.
Одни о жаре сожалеют
Закатные облака.

Уходит земля из под ног.
За легкий колос хватаюсь...
Разлуки миг наступил. Прощаясь с друзьями

Весь мой век в пути!
Словно вскапываю маленькое поле,
Взад-вперед брожу.

Прозрачный водопад...
Упала в светлую волну
Сосновая игла.

Повисло на солнце
Облако... Вкось по нему -
Перелетные птицы.

Не поспела гречиха,
Но потчуют полем в цветах
Гостя в горной деревне.

Конец осенним дням.
Уже разводит руки
Каштана скорлупа.

Чем же там люди кормятся?
Домик прижался к земле
Под осенними ивами.

Аромат хризантем...
В капищах древней Нары
Темные статуи будд.

Осеннюю мглу
Разбила и гонит прочь
Беседа друзей.

О этот долгий путь!
Сгущается сумрак осенний,
И - ни души кругом.

Отчего я так сильно
Этой осенью старость почуял?
Облака и птицы.

Осени поздней пора.
Я в одиночестве думаю:
"А как живет мой сосед?"

В пути я занемог.
И все бежит, кружит мой сон
По выжженным полям. Предсмертная песня

* * *
Стихи из путевых дневников

Может быть, кости мои
Выбелит ветер -Он в сердце
Холодом мне дохнул. Отправляясь в путь

Грустите вы, слушая крик обезьян!
А знаете ли, как плачет ребенок,
Покинутый на осеннем ветру?

Безлунная ночь. Темнота.
С криптомерией тысячелетней
Схватился в обнимку вихрь.

Лист плюща трепещут.
В маленькой роще бамбука
Ропщет первая буря.

Ты стоишь нерушимо, сосна!
А сколько монахов отжило здесь,
Сколько вьюнков отцвело... В саду старого монастыря

Роняет росинки - ток-ток -
Источник, как в прежние годы...
Смыть бы мирскую грязь! Источник, воспетый Сайгё

Сумрак над морем.
Лишь крики диких уток вдали
Смутно белеют.

Весеннее утро.
Над каждым холмом безымянным
Прозрачная дымка.

По горной тропинке иду.
Вдруг стало мне отчего-то легко.
Фиалки в густой траве.

Из сердцевины пиона
Медленно выползает пчела...
О, с какой неохотой! Покидая гостеприимный дом

Молодой конек
Щиплет весело колосья.
Отдых на пути.

До столицы - там, вдали, -
Остается половина неба...
Снеговые облака. На горном перевале

Солнце зимнего дня,
Тень моя леденеет
У коня на спине.

Ей только девять дней.
Но знают и поля и горы:
Весна опять пришла.

Паутинки в вышине.
Снова образ Будды вижу
На подножии пустом. Там, где когда-то высилась статуя Будды

В путь! Покажу я тебе,
Как в далеком Ёсино вишни цветут,
Старая шляпа моя.

Едва-едва я добрел,
Измученный, до ночлега...
И вдруг - глициний цветы!

Парящих жаворонков выше
Я в небе отдохнуть присел -
На самом гребне перевала.

Вишни у водопада...
Тому, кто доброе любит вино,
Снесу я в подарок ветку. Водопад "Ворота Дракона"

Словно вешний дождь
Бежит под навесом ветвей...
Тихо шепчет родник. Ручей возле хижины, где жил Сайгё

Ушедшую весну
В далекой гавани Вака
Я наконец догнал.

В день рождения Будды
Он родился на свет,
Маленький олененок.

Увидел я раньше всего
В лучах рассвета лицо рыбака,
А после - цветущий мак.

Там, куда улетает
Крик предрассветный кукушки,
Что там? - Далекий остров.

Японская культура довольно часто причисляется к «закрытым» культурам. Не сразу, не с первого знакомства открываются европейцу своеобразие японской эстетики, непривычное очарование японских обычаев и красота памятников японского искусства. Хокку, или хайку, как вам нравится - национальная японская форма поэзии, жанр поэтической миниатюры, просто, лаконично, ёмко и достоверно изображающий природу и человека в их нерасторжимом единстве. Открыв один раз сборник хокку, вы навсегда останетесь пленником японской поэзии.

Едва-едва я добрёл,

Измученный, до ночлега…

И вдруг — глициний цветы!

Басё

Всего три строчки. Несколько слов. А воображение читателя уже нарисовало картину: усталый путник, который много дней был в пути. Он голоден, измучен, и вот, наконец, ночлег! Но наш герой не спешит войти, потому что вдруг, в одно мгновение, он забыл обо всех невзгодах на свете: он любуется цветами глициний.

Из сердцевины пиона

Медленно выползает пчела…

О, с какой неохотой!

Басё

Вот так чутко японец относится к природе, трепетно наслаждается её красотой, впитывает её.

Может быть, причину такого отношения надо искать в древней религии японского народа — синтоизме? Синто проповедует: будь благодарен природе. Она бывает безжалостной и суровой, но чаще — щедрой и ласковой. Именно синтоистская вера воспитала в японцах чуткость к природе, умение наслаждаться её бесконечной переменчивостью. На смену синто пришёл буддизм, подобно тому как на Руси христианство вытеснило язычество. Синто и буддизм — разительный контраст. С одной стороны — священное отношение к природе, почитание предков, с другой — сложная восточная философия. Парадоксально, но эти две религии мирно уживаются в Стране восходящего солнца. Современный японец будет любоваться цветущей сакурой, вишней, осенними клёнами, полыхающими огнём.

Пугливо вздрагивают по вечерам

Красавицы вишни.

Исса

Японии очень любят цветы, причём предпочитают простые, полевые с их робкой и неброской красотой. Около японских домиков часто сажают крошечный огородик или клумбу с цветами. Знаток этой страны, В.Овчинников, пишет, что надо увидеть Японские острова, чтобы понять, почему их жители считают природу мерилом красоты.

Япония — страна зелёных гор и морских заливов, мозаичных рисовых полей, сумрачных вулканических озёр, живописных сосен на скалах. Здесь можно увидеть необычное: бамбук, склонённый под тяжестью снега, — вот символ того, что в Японии соседствуют север и юг.

Ритм своей жизни японцы подчиняют событиям в природе. Семейные торжества приурочиваются к цветению сакуры, к осеннему полнолунию. Весна на островах не совсем похожа на нашу, европейскую, с таянием снегов, ледоходами, разливами. Она начинается с буйной вспышки цветения. Розовые соцветия сакуры восхищают японцев не только своим множеством, но и недолговечностью. Лепестки настолько непрочно держатся в соцветиях, что при малейшем дуновении ветерка на землю струится розовый водопад. В такие дни все устремляются за город, в парки. Вслушайтесь, как лирический герой казнит себя за то, что сломал ветку цветущего деревца:

Камнем бросьте в меня.

Ветку цветущей сливы

Я сейчас обломил.

Кикаку

Первый снег — тоже праздник.

В Японии он выпадает не часто. Но когда он идёт, в домах становится очень холодно, так как дома японцев — лёгкие беседки. И всё же первый снег — праздник. Открываются окна и, сидя у маленьких жаровен, японец пьёт сакэ, любуется снежными хлопьями, которые ложатся на лапы сосен, на кусты в саду.

Первый снег.

Я бы насыпал его на поднос,

Всё бы глядел да глядел.

Кикаку

Заполыхали осенней листвой клёны — в Японии праздник любования багряной листвой клёнов.

О, кленовые листья.

Крылья вы обжигаете

Пролетающим птицам.

Сико

Всё хокку — обращение. К кому?

К листьям. Почему именно к кленовым листьям обращается поэт? Он любит их яркие краски: жёлтые, красные — обжигающие даже крылья птиц. Представим на миг, что поэтическое воззвание было бы обращено к листьям дуба. Тогда родился бы совершенно иной образ — образ стойкости, выносливости, ведь листья дубов до зимних морозов крепко держатся на веточках.

В классическом трёхстишии должно быть отражено какое-то время года. Вот Исса заговорил об осени:

Крестьянин в поле.

И дорогу мне указал

Сорванной редькой.

О скоротечности печального зимнего дня Исса скажет:

Клюв свой раскрыв,

Запеть не успел крапивник.

Кончился день.

А здесь вы, без сомнения, вспомните знойное лето:

Дружно слетелись

К спящему комары.

Время обеда.

Исса

Задумайтесь, кого ждёт обед. Конечно, комаров. Какая ирония.

Традиционное японское хайку - это 17-сложное стихотворение, записываемое в один иероглифический столбец (строку) и состоящее из трёх ритмических частей по 5-7-5 слогов, первая из которых - теза, вторая - антитеза, третья - катарсис, или озарение. Переводы хайку, сочинённые на других языках, принято записывать в три строки. Однако не все трёхстишия, в переводе, имеют такое чёткое построение (5+7+5). Почему? Переводчик должен донести авторскую мысль и в тоже время сохранить строгую форму. Не всегда это удаётся, и в этом случае он жертвует формой.

садзарэгани аси хаинобору симидзу канна

Маленький краб

Побежал по ноге.

Чистая вода.

Басё

Средства художественной выразительности этот жанр выбирает крайне скупо: мало эпитетов, метафор. Нет рифмы, не соблюдается строгий ритм. Как же автору удаётся создать образ в немногих словах, скупыми средствами. Оказывается, поэт творит чудо: он будит фантазию самого читателя. Искусство хокку — это умение сказать многое в нескольких строчках. Прочитав стихотворение, представляешь себе картину, образ, ПЕРЕживаешь его, ПЕРЕосмысливаешь, додумываешь, творишь.

Ива склонилась и спит.

И кажется мне, соловей на ветке -

Это её душа.

Басё

Японское искусство красноречиво на языке недомолвок. Важные принципы поэзии хайку - недосказанность,или «югэн», многозначность и послечувствование. Красота — в глубине вещей. Чтобы суметь её заметить нужен тонкий вкус.

Автор хайку не называет чувство, а вызывает его, подталкивая читающего к развёртыванию своей цепочки ассоциаций. При этом созданный образ должен сам срезонировать с сознанием (или подсознанием) читающего, без объяснений и разжёвывания. Эффект, вызываемый хайку, сравним (по мысли Алексея Андреева) с эффектом недостроенного моста: перебраться по нему на «противоположный берег» можно лишь достроив его в своём воображении.

Японцы не любят симметрии. Если ваза на столе будет стоять посередине, её автоматически сдвинут на край стола. Почему? Симметрия как законченность, как завершённость, как повторение неинтересна. Так, например, посуда на японском столе (сервиз) будет обязательно с разным рисунком, разного цвета.

Часто в финале хокку появляется многоточие. Это не случайность, а традиция, принцип японского искусства. Для жителя Страны восходящего солнца важна и близка мысль: мир вечно изменяется, поэтому и в искусстве не может быть завершённости, не может быть вершины — точки равновесия и покоя. У японцев есть даже крылатая фраза: «Пустые места на свитке исполнены большего смысла, чем начертала на нём кисть».

Наивысшее проявление понятия «югэн» — философский сад. Это поэма из камня и песка. Американские туристы видят в нём «теннисный корт» — прямоугольник, засыпанный белым гравием, где в беспорядке разбросаны камни. О чём думает японец, всматриваясь в эти камни? В.Овчинников пишет, что словами философский смысл сада камней не передать, для японца это выражение мира в его бесконечной изменчивости.

Но вернёмся к литературе. На непревзойдённую высоту поднял жанр великий японский поэт Мацуо Басё. Его стихи знает наизусть каждый японец.

Басё родился в семье небогатого самурая в провинции Ига, которую называют колыбелью старой японской культуры. Это необыкновенно красивые места. Родные поэта были образованными людьми, и сам Басё уже в детстве начал писать стихи. Необычен его жизненный путь. Он принял постриг, но настоящим монахом не стал. Басё поселился в маленьком домике у города Эдо. Эта хижина воспета в его стихах.

В ХИЖИНЕ, КРЫТОЙ ТРОСТНИКОМ

Как стонет от ветра банан,

Как падают капли в кадку,

Я слышу всю ночь напролёт.

В 1682 году случилось несчастье — сгорела хижина Басё. И он начал многолетнее странствие по Японии. Росла его слава, появилось множество учеников по всей Японии. Басё был мудрым учителем, он не просто передавал секреты своего мастерства, он поощрял тех, кто искал свой путь. Истинный стиль хокку родился в спорах. Это были споры людей, воистину преданных своему делу. Бонте, Керай, Рансэцу, Сико — ученики знаменитого мастера. Каждый из них обладал своим почерком, подчас весьма отличным от почерка учителя.

Одно из самых великих стихотворений поэта — «Старый пруд». Это веха в истории японской поэзии.

фуруикэ я

кавадзу тобикому

мидзу но ото

* * *

Старый пруд!

Прыгнула лягушка.

Всплеск воды.

(Перевод Т. П. Григорьевой)

Не только полная безупречность этого стихотворения с точки зрения многочисленных предписаний этой кратчайшей и сверхлаконичной формы поэзии (хотя уж кто-кто, а Басё никогда не боялся нарушать их), но и глубокий смысл, квинтэссенция красоты Природы, спокойствия и гармонии души поэта и окружающего мира, заставляют считать эту хайку великим произведением искусства. Здесь не место говорить о традиционной для японской поэзии игре слов, позволяющей создавать в 17 или 31 слоге два, три, а то и четыре смысловых слоя, поддающихся расшифровке лишь знатоками, а то и лишь самим автором. Тем более, что Басё не очень любил этот традиционный приём — марукэкатомбо. Стихотворение прекрасно и без этого. Многочисленные комментарии к «Старому пруду» занимают не один том. Но сущность аварэ — «грустного очарования и единения с Природой» великий поэт выразил именно так.

Странник! — Это слово

Станет именем моим.

Долгий дождь осенний…

Басё ходил по дорогам Японии, неся поэзию людям. В его стихах — крестьяне, рыбаки, сборщики чая, весь быт Японии с её базарами, харчевнями на дорогах…

Бросил на миг

Обмолачивать рис крестьянин,

Глядит на луну.

«Каждое стихотворение, которое я когда-либо писал в своей жизни, - это моё последнее стихотворение». Мацуо Басё

Во время одного из своих путешествий Басё умер. Перед смертью он создал «Предсмертную песню»:

В пути я занемог,

И всё бежит, кружит мой сон

По выжженным лугам.

И всегда строки хокку — это путь к собственному творчеству читателя, то есть к лично твоему внутреннему решению темы, тебе предложенной. Стихотворение кончается, и вот тут начинается поэтическое постижение темы…